17. О царственных страстотерпцах
Июль, 2006 г .
проповедь
прот. Анатолий Гармаев
Поздравляю вас, братья и сестры с праздником святых страстотерпцев царственных! Сегодняшний день – он двойной по чувству. С одной стороны – велика скорбь и горестное сердечное раскаяние за содеянные события и вообще содеявшиеся события. А с другой стороны, именно чрез эту жертву, которую царь Николай вместе со своей семьей принес Господу за весь народ-отступник. Именно ею приобретена возможность нашего нынешнего с вами свободного во Христе и в Церкви жительства. И одновременно ею обрелись сразу в небесных обителях семья семи человек, которые отныне или даже с тех времен и доныне и далее будут предстоять за всех искренних и верных чад Христовых.
Можно ли вообще измерить или как-либо нам с вами лично пережить то, что должно было пройти и пережить царю? Поставленный на престол огромного государства, великой державы и в дни, когда был поставляем действительно чтимый народом и торжественно принимаемый всякий раз, где бы он не появлялся, столько фанфар, столько парадов, столько искренней веры и искреннего припадания особенно простого народа к нему пережил он за время своего царствования.
И, практически, не только по причине своей должности, но и по причине действительно искренней любви и преданности царю какой-то части народа, он, практически, купался в этой славе, в этом величии, в этом превозношении его, как государя России, Российской Державы. Но идет время, и меняется ход истории. И иное в том же народе, особенно в народе более светском, т.е. уже приближенным к свету царского двора, в народе вельможном, в народе дворянском и боярском, и в народе интеллигентском, который тоже, прежде всего был тем более из дворянского звания, начинает проявляться та апостасийная сила зла и отвержения, которая отвергает сначала Духа Божия и затем Самого Бога вообще, начинает отвергаться от Помазанника Божьего.
Именно так, именно через некоторое обращение к видимому и внешнему просвещению происходило искажение и удаление народа Российской Державы от царя. Допетровского периода Русь хоть и в нищете, в некотором смысле, или же не столько в нищете, сколько, в наверное – это была не нищета, это была иная культура, нежели культура запада. Культура простоты быта, начиная от простой деревенской избы и кончая царскими деревянными, тоже деревянными палатами. Это была культура простоты одежд, хоть и необыкновенно красиво расшитая даже у самых простых крестьянок праздные одежды, но будничные одежды были очень простыми не только в народе простом, но и в царском, и боярском, и дворянском чине и звании.
И, самое главное, это была культура, воспитанная на божественных текстах, прежде всего, на Псалтири и Евангелии, и далее, на богослужебном содержании. Это просвещение, богослужебное просвещение и составляло, собственно говоря, просветительскую, просвещенную культуру всего народа державы Русской.
Но «прорубается окно в Европу». И начинает входить в жизнь Русской Державы совсем другая культура, которая вся обращена против сердца к умственному просвещению и чувственному переживанию следствия. Появляется собственно эстетика. Но эстетика уже извращенная и искаженная в самом основании, духовном основании своем. И человек, увлекаясь этою западною культурою, начинает незаметно для самого себя из поколения в поколение, оказывается, изменяться в своих внутренних устремлениях от человека внутреннего к человеку внешнему. И жизнь, ее сосредоточие начинает перемещаться из жизни сердца верующего и совестливого в жизнь ума просвещенного и в искусствах искусного.
И, прежде всего, это начинает быть не в простом народе, а в дворянском, боярском, звании и кругах, оттуда исходящих интеллигентских. И, в конечном итоге, в кругах действительно все более вращающихся при царском дворе. И неудивительно, что при этом предательстве, внутреннем предательстве сердца и воцарения ценностей рассудочно-просвещенческой жизни и жизни, осуществляющейся и самоутверждающейся через способности, а не через нравственное в человеке, начинает ваяться совершенно новый, для России новый человек. Неизвестный доселе, особенно для 15-16 и даже для 17 не вполне известного человека.
Но уже в 17 веке начинающий воцаряться – это человек внешний, который уже не распознает Духа Божьего. И не жизнь по Духу ценит, а жизнь по внешнему избытку и достатку. По внешней власти и внешней славе, по внешней, пред людьми выставленности и принятости людьми. Искажение ценностей, отпадение от ценностей духовных и нравственных и переход к ценностям больше внешне культурным, просветительским, и, наконец, в итоге, ценностям, момонтским, т.е., денег и власти, начинает совершаться в России. И в результате, к 17 году Господь отлагает Свое покров от назревающей язвы. Язва вскрывается и проливается на поверхность истории. Гной российского народа, накопленный в самых высокопоставленных слоях его общества, выливается со всею мерзостью на всю поверхность земли русской.
Что другое, кроме как дерзость, злобу, желание власти, чинов, званий, желаний богатства, желаний разбойного и себеугодного жительства, а, соответственно, через это, что, кроме крови мог принести это, пролившийся гной на землю русскую?
И полилось море крови. И при этом крови, прежде всего, невинной, крови, прежде всего, христианской. Кто непротивлением отвечал на зло? Прежде всего, христианское сердце. Кто со смирением и окаянством, а внутри него покаянием встречал эти кровавые события злобы. Прежде всего, христианское сердце. Кто погибал под этими расстрелами, муками, страшными концлагерями? Прежде всего, христианское сердце.
В каком же устроении можно было принять всю эту, разверзшуюся злобу по всей земле. Сначала злобу в виде этих сплетен и слухов, охуждающих всё доброе на земле, всё православное и всё, царю принадлежащее, а потом и в откровенное небрежение, озлобление и ненависть, и уничтожение, и уничижение.
Как можно было это всё принять, как можно было к этому относиться, чтобы сохраниться при этом христианином? А, собственно, и не было такой проблемы – сохраниться христианину. Может быть, у кого-то она была, кто стоял на границе между христианином и этим апостасийным человеком того времени. Но у тех, кто были христианами, иного просто не могло быть. Исполненные Духа Божьего и христианской нравственности, люди просто действовали из нее так, как они действовали. Вообще не видя со стороны себя и не относясь к себе никаким образом. Просто живя так, потому что по-другому не могли жить. Поступая так, потому что по-другому не могли поступать. И поэтому тысячами шли на каторги, десятками и сотнями тысяч были расстреливаемы и поставляемыми на расстрел. И прощались с родными и близкими тоже по-христиански, без всяких истерик, без всякого желания мести, как это иногда бывает в каких-либо семьях: «Я ухожу на погибель, но ты за меня отомсти». Ничего этого не было.
Что за настроение должно было быть в людях? Христианских настроений, приносимой жертвы. Как можно было перенести всё это предательство всех, самых близких по службе и по положению людей? Генералов, министров, сановников, всего двора и всего государственного аппарата. Все, которые до этого на всех приемах выражали крайнее почитание, оказалось всеязвою, в большинстве своем и отвергли, отпали, отошли. Мало того, ринулись растерзывать и раздирать и власть, и имущество царское.
Какая должна была быть пережита скорбь и боль в сердце человека? Но удивительно, мы бы подумали за себя … Да, нам, наверное, свойственно было бы эти события переживать, как боль за себя, за попрание себя, за предательство к себе переживаемое. Но во всех записках, дневниковых записях, во всех словах сохраненных людей царя и царственной семьи, нигде не слышится ни капли горечи за себя. Везде великая скорбь за самих этих людей, которые так апостасийно начали себя вести. Страшная боль за народ, который оказался во власти таких чиновников, таких дворян и таких водителей из министров и генералов.
И великое покаянное чувство к Господу за всех и за вся, творящееся на Руси с чувством, что он в ответе за каждого, за все сто с лишним миллионов народу. Ничего о себе, ничего за себя. Всё о них, всё за них. В этой скорби и в этом горе за народ свой как можно было дальше идти на это попрание, которое производили люди над ним? Царя Николая к этому последнему, внутреннему устроению сердца его, правильному расположению приготовил и благословил прп. Серафим Саровский.
Мы не знаем, что он и как бы он смог пронести эти события, если бы не было этого благословения, если бы оно наперед бы этих событий не поставило бы его в правильное расположение сердца. И тогда, когда эти события начали быть, сердце уже было приготовлено к ним. Душа и личность царя Николая были готовы принять эти, опрокидывающие события.
Во что же был приготовлен царь? По всей видимости, именно в этом тайном письме прп. Серафима, а затем в словах блаженной Паши Саровской царь Николай услышал, что он должен сделаться жертвой за народ. И эти слова действительно прозвучали в его слове, а потом в дневниковой записи: «Если требуется за мой народ сегодня принести жертву, я буду этой жертвой». И вот это чувство жертвенного агнца тогда оправдывало все преужасные действия по отношению к нему. Если он – жертвенный агнец, то тогда по отношению к жертвенному агнцу ничего другого не могло быть, кроме как привести его на заклание, приготовить костер, потом надо было зарезать этого агнца, возложить на костер, поджарить, а потом его кровью и его освященным мясом накормить людей. И если агнец действительно агнец, то он на это, собственно говоря, и идет. Ничего другого он и ждет от событий внешних. Более того, когда эти события начинают подтверждаться одно за другим, то именно так разворачиваются события закалая его. Вот уже и нож, вот уже разъяренные жрецы.
Но тогда агнец всё это естественно приемлет, потому что он на это и пришел, он для его сейчас действует, и живет для этого. И чем более эти события подтверждают жертвенность самого явления, тем более они воспринимаются как жизнь агнца.
Удивительно, что царь Николай к этому приуготовил и всю свою семью. И даже младший сын его, 14-летний Алексий, к тому моменту как раз вошедший в свой отроческий, старший подростковый возраст, казалось бы, по законам нынешних подростковых возрастов должен был бы отвергать своего отца и мать, называя их обоих предками, устремляясь от них как раз ко всем этим генералам и тем самым разным министрам, которые ему-то уж точно бы пообещали бы какую-нибудь власть да какое-нибудь звание при дворе в новом правительстве. Ничего подобного даже близко нет в его отношениях с отцом и матерью. Ничего раскольного, ничего, не совпадающего по ценностям. Это удивительно.
Когда глядишь сегодня на наших подростков и видишь, как далеко по ценностям они не совпадают со своими родителями, тогда начинаешь невольно останавливаться перед тайною, как же царю Николаю удалось воспитать своих детей так, что младший из них, причем, мальчик, остается по ценностям совершенно един с отцом и матерью не только по своим …, но и по тому почитанию отца и матери, через которые приходит и присутствует в семье это дивное единодушие.
Ни в то время из уже детей даже очень благочестивых семей не было такого примера и образца, тем более в наше время вообще близко такого нет. Где есть тот мальчик, который был бы по духу един с отцом? Нет таких сегодня. По чувственности едины, да, по ценностям, тянущим для себя и на себя, да. Но так, как это было во взаимоотношениях между царевичем Алексием и его родителями – такого нет.
Видимо, если бы не было этого единства нравственного, могли ли бы дети царя принять так же единодушно вместе с отцом себя, как жертву. И если ты действительно в это встал, несмотря на то, сколько бы тебе лет не было, что дальше уже просто ведь, да? Можно все эти события легко проходить, потому что ты на то и пришел, ты для этого сейчас в этих событиях и входишь и тайна этих событий для этого, чтобы ты был жертвой – они и происходят. И по-другому и иной характер эти события иметь не могут.
Видимо отсюда тайна этого удивительного мира, спокойствие духа у всей семьи до самого последнего момента, до ее расстрела. И, по всей видимости, подобное настроение переживало еще немалое количество людей, особенно среди священства и епископата Церкви тогдашней, которые попали под этот каток истории и были ввергнуты в тюрьмы, концлагеря и там проходили их, тоже себя поставляя жертвой за народ.
Таково было, по видимому, одно из настроений христианских, высочайшее или высшее из настроений, которое позволило пройти эти события, не возгреваясь в сердце своем ни в злобу, ни в досаду о несостоявшихся планах, мечтах, ни, тем более в ненависть ко всем этим событиям.
А что же было вторым настроением, которое привело великий сонм новомучеников и исповедников российских через эти кровавые обстоятельства и вывело сегодня в торжествующую Небесную Церковь? Этим расположением было расположение христианской кротости и смирения пред любыми событиями, в которых смирения ищут и находят всегда волю Божью. Во всех событиях, какие бы они ни были, именно смирение находит волю Божью, кротость доставляет сердцу благостный мир и обезпечивает то и другое глубина покаянного окаянства.
Вот четыре настроения и расположения, каковые доставляют сердцу тот христианский образ его устроения, без которого через эти события человек, проходя, все равно должен был бы пережить либо страх перед ними, по причине того, что он не научился любить волю Божью. Если ты смирением встречаешься в Промыслах Господним, если ты в событиях, на тебя наезжающихся, всегда, не сами эти события, они могут быть всякими разными, приятными или неприятными, добрыми и злыми, жизнедающими или наоборот, убивающими. Сами события могут быть разными. Но если ты смирением живешь, ты всегда, в любых событиях встречаешься с волей Божьей. К ней ты обращен прият и приемлешь, а воля Божья всегда святая, всегда премудрая и всегда любящая.
И значит, даже за самыми несправедливыми событиями, даже за самыми убийственно уничижительными событиями, ты будешь все равно воспринимать саму святую, премудрую и любящую волю Божью. Т.е., всегда будешь воспринимать отеческую десницу Господню, которая тебя врачует этими, может быть, пренеприятнейшими для тебя событиями.
Наехала на тебя сестра, ни во что тебя поставил брат, плюнул самый близкий, и, казалось бы, для тебя дорогой человек тебе прямо в лицо, да еще в самый неподходящий момент, когда ты, как раз от него ждал противоположного. И если ты еще не христианин, то ты наткнешься на само событие. А если ты христианин, т.е., исполнен смирения, которым ты сквозь всякое событие ты имеешь отношение с волей Божией, то нет для тебя самого события. Есть для тебя прежде сама воля Божья, которая всегда остается любящей, премудрой и святой.
И потому Церковь будет всегда исполнена навстречу Ему благоговения и живого, прямого, детского общения со своим Отцом Небесным. Разве не это переживал и делал на земле митрополит Иосиф, находясь в концлагере. Помните, этот удивительный случай, описанный в его жизнеописании? В бараке он был – митрополит – был поставлен на обмывание и вытирание плевательниц. И вот сто человек барак. И каждое утро он должен был – все уходили на работу, на труды тяжелые, а он по своей старости, ему уже было под восемьдесят – грузный, большой – не мог выйти на те работы и тогда ему определили такое, скажем, от Бога послушание. Мыть плевательницы за всеми зеками, убийцами, в том числе верующими и неверующими, в общем, за всеми, кто в это время в бараке находился. При этом, надо было вытирать плевательницы руками, выбирать плевательницы надо было руками, таков был приказ, и вытирать затем тряпкой. И вот он делает это. Берет очередную плевательницу и сам Богу плачем буквально такими словами: «Господи, если Тебе хочется, чтобы Твой митрополит вымывал эти плевательницы руками, я буду делать. Такова Твоя святая воля».
Из своего воспоминания, сказав такие слова, он переживал глубокое утешение, и мир единения со своим Отцом Небесным. Вот так чадо Его, восьмидесятилетнее в высочайшем звании, какое может быть только на земле – митрополита – беседует с Отцом Небесным, выполняя ужасные, низменные, так поставлена была ситуация, в низменном действии. И как верный сын своего Отца выполнял это дело, нисколько не досадуя и не злясь, и не оскорбляясь. Хотя разумея, насколько уничижительным было это само занятие.
Так ведь это можно было делать только, будучи действительно чадом Отцу своему Небесному. Обретается это тремя добродетелями. Смирением, которое всегда обращено к воле Божьей. И поэтому мимо всех событий, ни на что не натыкаясь, благоговея перед всяким промыслом Его. Кротостью, которой стяжается всегда благодатный мир в сердце. И причиною обоих этих добродетелей – покаянное окаянство. Покаянное пред Богом, а окаянство самого себя перед людьми и перед Богом тоже. И вот этим христианским настроением и расположением сердца, через эти ужасные события прошел великий сонм новомучеников и исповедников российских, начало которому положила царская семья.
И удивительно, что им вполне было свойственно первое настроение, а базою для него все равно было настроение второе. И поэтому, исполненные обоих расположений христианских, они совершали свой земной подвиг любви к народу, ради наших сегодня с вами этих мирных дней, когда вот так вот мы с вами можем без всяких страхов и гонений со стороны окружающих властей или же вообще окружающих людей, стоять, молиться, жить, как мы сегодня живем в нашей православной Отраде, радуясь Богу, благодаря Его, благоговея перед Ним. Правда, всё еще не имея смирением встречать обстоятельства и натыкаясь то родительством худым на детей своих, то вдруг друг на друга на всякие разные характеры и проявления. Но, тем не менее, все-таки учась христианскому расположению, христианскому порядку и характеру жизни и идя в сегодняшних наших путях в Царство Божие.
И пусть искренность этого расположения нашего к Богу сегодня исполнится величайшею благодарностью тем, которые в великом сонме прославленных новомучеников российских составили первый начаток их. От которых, собственно, и пошло всё остальное. Где-то прямо связанное с ними, где-то, может быть, с ними не связанное, но через Христа и через православный характер и образ жизни непременно пребывающих во единой Церкви с ними.
И с этим и будем просить и молить их о поддержании и нас с вами, и в укрепление и развитие нас с вами в таковой же порядок внешней нашей жизни и в такой, который совершается из внутреннего расположения вернохристианского и верноподданнического нашего отношения и к Богу, и к царю, а если его нет, то к христианской власти.
Аминь.
21. О новомучениках российских
08.02.2009
проповедь
прот. Анатолий Гармаев
Поздравляю вас, братья и сестры с воскресным днем, с праздником святых новомучеников российских, их же память ныне совершаем! Всех причастников с принятием святых Христовых Таин!
День сей, наверное, будет постепенно у верных чад Христовых постепенно входить в жизнь, как один из важнейших праздников, праздников церковных, но и праздников гражданских. Ибо тот действительно гражданин, кто в Церкви свое гражданство слышит. Но тогда для него новомученики российские, которые в числе десятков миллионов положили свою жизнь за веру Христову, оставшись неразделившимися со Христом. Т.е., попали в рай и пребывают сейчас в раю именно те из них, которые в дни гонений и страшных насилий, которые совершались над ними, издевательства и мученичества всякого, ни на йоту не пережили ни досады, ни раздражения, ни злобы на своих гонителей, ни, тем паче, каких-либо обид и саможалений.
Ибо те, кто это всё пережили и тем самым вольно ли невольно обнаружили присутствие в себе деятельного самоугодия, по ним сегодня мы будем служить панихиду, как об усопших в годины гонений. Они за Христа страдали, но остаться верными Христу не могли по причине того, что в сердце и в характере осталось еще и самолюбие и самоугодие, которое в эту минуту, когда их брали в тюрьмы, когда их пытали, когда их мучили, до коего-то момента не трогали их. И они оставались верными Христу, т.е., исполненными сердечного настроения любви даже к гонителям своим, даже к изуверским распинателям своим. Они остались мирными в сердце и благословляющими их на это изуверское пытание их веры.
Но не останавливались палачи. И в своей настойчивости они добивались самого главного: чтобы человек, мучимый за Христа в какой-то момент или с какого-то момента ответил бы злобой. Или вдруг бы, пожалев самого себя, ответил бы неожиданно обидою. Весь расплакался, распластался бы и начал бы просить пощады. Они этого искали. Им не важно было, верит человек во Христа словесно или не верит? Важно было, что он бы по сердцу своему показал, что он, будучи верующим во Христа, с этого момента больше уже не верит, ибо он отгнал любовь ко Христу. И признаком этого будет его озлобление или его распластанное, униженное, саможалеющее прошение пощадить его и даровать ему жизнь.
Когда же они этого добивались, то мы знаем по фактам истории, они, бывало, и отпускали, потому что удовлетворились. Кто мог так удовлетворяться? Только исполненный духа злобы. Он бдел и смотрел, чтобы явилось какое-либо проявление иного духа в этих, противных ему, христианах. Дух любви, дух благословения своих ненавистников вдруг бы превратился бы в то же самое, что и ненавистники. На злобу человек ответил бы злобою или же бы ответил саможалением.
Когда же они этого добивались, то дальше больше делать было нечего с этим человеком, он отпал от Христа, он предал Его, он изменил духу любви. Вот это совершалось и происходило с теми, миллионы которых тоже, будучи верующими и тоже до какого-то момента исповедующими себя христианами, но с какого-то момента уже дальше не могли быть таковыми и погибли. Они тоже погибли, как и те остальные, прославленные до конца. Прославившие, вернее, Христа до конца. Они тоже погибли, они тоже были расстреляны, замучены. Но по смерти не попали в рай. По Страшном Суде они будут в раю. Кто-то из них будет раньше по причине наших сегодня с вами молитв, благодаря нашей сегодняшней панихиде, которая не только нами, но и во всей Церкви будет сегодня служиться. И какая-то часть тех, кто в малости согрешили против Бога, потеряв дух любви, они будут нами вымолены и раньше, чем Страшный Суд придет, взойдут в райские обители. Ныне же в райских обителях те из них, кто ни на йоту не согрешил тогда, когда был мучим.
Исходя из этого, сегодняшний день – день начала подготовки к Великому посту, который неожиданно для нас совпадает с днем прославления новомучеников российских. Они, Своим пребыванием в пытках и издевательствах дают нам конкретный пример, чего надо держаться, когда мы с вами сейчас идем земными своими путями. Если для них стояла страшная задача: в откровенных издевательствах, сопровождавшихся еще и физическими пытками страшного, изуверского характера, остаться любящими своих изуверов, то тем паче для нас с вами, проходя через какие-то простые и земные события, где кто-то наступил на нашу, пусть даже и любимую мозоль. Кто-то проехался по нашему самолюбию, кто-то не угодил нашему самоугодию, кто-то еще как-то унизил нас или же оплевал нас. Что это по сравнению с тем, чем были испытываемы новомученики?
А если мы сегодня даже этих простых заушений не выдерживаем, и сразу возбраняемся каким-нибудь саможалением, обидой или же какими-нибудь досадой, злобой, то как же мы тогда сможем в серьезных уже, реальных испытаниях, от которых решится участь, быть ли нам в раю или в аду? Как мы в тех испытаниях себя поведем? Откуда мы возьмем силы, если сегодня их не имеем? Если малейшая зацепка внутри семьи уже нас возбраняет против мужа и жены, против детей или родителей. Если малейшее нестроение в отношениях между сотрудниками, сослуживцами и собратьями в общине тут же возбуждают в нас какую-либо досаду, раздражение или же обиду. Как же тогда мы сможем исповедать Христа своей любовью к ближним, когда нас будут откровенно уже стирать с землей, смешивать с землей.
И если мы сегодня не имеем сил из любви послужить просто своему близкому человеку, как же мы тогда там сможем служить тем, которые будут изуверски нас мучить? А служить им – это значит, благословлять их изуверские действия. Не отторгать их, не избегать от них. Кстати, в этом особенность. Нередко светский человек с удивлением спрашивает: «Почему эти христиане, будучи в преимущественном большинстве, не могли восстать на своего мучителя и скрутить его, чисто физически?»
Сегодняшнюю православную Сербию, которую мы знаем, что она, буквально несколько лет претерпела страшное испытание на веру, на как раз носительство духа любви ко Христу и, значит, способности благословлять своих мучителей, мы встречаемся с таким страшным случаем. Двое изуверов хорватов явились в деревню и поставили под ружье тысячу мужчин и женщин. И заставили их стать в очередь, Чтобы один за другим подходить к бочке, над которой склоняться, они бы отсекали им головы, а кровь бы собирали в эту бочку, чтобы потом эту бочку с кровью их преподнести своему президенту, негодяю католику, хорвату. Двое всего против тысячи. И эта тысяча кротко шла, стоя в очереди и отдавала свою жизнь. Они могли бы скрутить этих двоих – не скрутили.
Корреспондент, который это событие потом рассказывает, свидетелем которого был, он с возмущением и удивлением на этих странных христиан рассказывает об этом эпизоде и не может понять, почему, как, из-за чего они так могли делать? Духом любви исполненные, совершенно уповающие на Бога-Вседержителя, знают, если события так складываются, значит так угодно Богу.
Можно, конечно, восстать и, разъярившись, уничтожить этих двоих. А можно остаться духом с Богом. Если Он – Любовь, то тогда и самим остаться в любви. И тогда предать себя на то, что Бог благословляет. Вот вам конкретный пример. Это не придумка богослова, это реальный факт жизни, который произошел буквально несколько лет назад в Сербии. В православной Сербии, в православном народе.
Что, по сравнению с этим, все наши обиды друг на друга, раздражения, недовольства и, главное, не способность послужить тому, который отказывается служить. Это явный признак какого-то странного, искаженного младенчества во Христе. Да, младенчества уже верующих людей, но крайне искаженного, извращенного в своих каких-то внутренних основаниях нашего пребывания в вере.
И вот сейчас мы с вами стоим пред возможностью этим Великим постом от этой всей извращенности своего самолюбия и самоугодия освобождаться. И для этого распознать по очень ясным признакам свое самолюбие. Признаки эти простые. Чувства, в которых выказывается иной, злой дух, чем дух любви.
Научитесь в эти дни Великого поста, а до него, в эти три недели, три эти седмицы приуготовления к нему, научитесь хотя бы скорбеть по поводу возникающих этих проявлений духа злобы, нечистого духа в нас. И если ты замечаешь досаду и раздражение, начни Иисусовой молитвой скорбеть к Богу. Искренне. Замечаешь саможаление и, отсюда возникающую обиду на другого, начни срочно скорбеть. Не сливайся с нею, с саможалением и с обидою, но начни скорбеть Иисусовой молитвой к Богу по поводу того, что ты носишь в себе эти страшные начатки зла, смешанного с твоим добром.
И надо будет еще особенно обратить внимание на то, что приносится из детства. К сожалению, действительно детство у многих, скорее всего, не вполне исполнено любви родительской. Не добранное в любви. И поэтому сыновство недополучило своего. Мало того, еще и сверх того могли быть нанесенные со стороны родителей обиды, замешавшиеся на сердце детском.
Помни только об одном. Когда человек взрослеет, то в своем сыновстве он постепенно отходит от родителей, как более старший и более способный, чтобы ему доглядеть родителей своих в старости их. Значит, восходит в своей силе большим, чем они сами. Но если он при этом, выходя за пределы своей семьи, за пределы отношений со своими родителями понесет свою недобранность любви по отношению ко все окружающим людям: соседям, друзьям, сослуживцам, старшим, особенно к старшим по чину и званию и по сану, то тогда он будет изматывать их и изматывать сам себя. Он будет требовать от них родительской любви. Но они же ему не родители, они ему граждане. Значит, с ними, как с гражданами надо относиться как гражданин, как сотрудник, как друг, как сосед, как соплеменник, как земляк, как сослуживец, как соклассник.
Но разве есть в этих отношениях какие-либо недоимки? Ведь это те граждане, с которыми ты сейчас пришел в отношения, повзрослев. Они в твоем детстве не присутствовали. Они не обязаны были чего-то там, в детстве додать. Это родители не додали. Почему же ты свою сыновнюю недостачу сейчас протаскиваешь сквозь семью и, вынося ее за пределы семьи, обращаешь ее ко всем встречным-поперечным. И от всех требуя того, что недодали тебе родители. И ко всем имея при этом притязания, а не получая по притязанию, претензию, а не получая на заявленную претензию, еще и ожесточение и мстительность. Они-то в чем виноваты перед тобою?
И если мы с вам вспомним, что мы еще и христиане, то тогда мы с вами должны уразуметь совершенно очевидно, что сыновстве, в котором мы все рождаемся, в конечном итоге должно быть сочетано с Сыновством Христа. Ради этого сочетания нашего сыновства с Сыновством Христа Господь отдает Себя в причастии нам. И, вступая в нас, хочет наше сыновство преобразить в Свое Сыновство. Значит, своим сыновством ты должен соединиться с Сыновством Христа. И в этом уже сыновстве быть сыном Отцу Небесному. В Нем, во Христе. Но для этого тебе надобно прежде исполниться Духа Святаго, ибо вне Духа ты не обретешь Христа.
И поэтому, как гражданин, тебе необходимо в отношения не как сын с ними, недополучивший чего-либо от родителей и поэтому, как бы, имеющий право теперь требовать. Поэтому, нахальничать или же грубить, или же резко и дерзко отвечать своим гражданам, согражданам, сослуживцам или начальникам своим, в Церкви своим духовникам.
Выходя за пределы семьи, ты должен уже выходить, исполненный праведности, т.е. Духа Святаго по совести своей. И тогда твои отношения с сослуживцами будут праведными. Значит, тогда за пределами семьи для человека церковного, ищущего праведности и святости во Христе, нет никаких вообще причин для проявления своих сыновних недостач.
Соответственно, за пределами семьи тебе должно быть с людьми сторонними, не твоими родителями, по праведности совершенно исполняющим десять заповедей Господних, а по святости, по причастию совершенно исполняющим заповеди блаженств. Но если ты таков за пределами семьи, в семью ты каким придешь? Тоже таким же. Более того, ка ты сможешь выйти за пределы семьи, не будучи в семье, не приготовленный в семье праведностью? Значит, уже в семье тебе необходимо разрешить все свои отношения с родителями, все свои недостачи.
Ты недополучил любви? Но вот есть Господь, Который ни в чем не ограничивая, Свою Любовь тебе даст. Только ты перестань требовать это от родителей, а начни искать это, брать это от Христа. А прежде Христа начни исполняться этим у Духа Святаго. Но тогда тебе надо будет пробудиться в совести, ибо Духа Святаго только совесть приемлет. Ну так начни ходит по совести. И, исполняя заповеди Господни, ты будешь участником Духа Святаго. Ему будет удобно к такому тебе прийти. И Он исполнит тебя праведности. А, исполнив праведности, укажет тебе Христа и поведет тебя ко Христу, и в причастии даст тебе Христа. Дух Святый даст Христа. И тогда, исполненный Христа и исполненный святости, ты сможешь с родителями быть не только по заповедям. Кстати, по отношению к родителям пятая заповедь говорит о почитании их, несмотря на то, что какие бы характеры их не были. И какую бы любовь они к тебе не проявляли. Даже, если они проявляют к тебе и проявляли ненависть, заповедь «Чти» все равно остается.
Чем же тебе ее исполнить? Духом Святым и исполнишь. Праведностью. Если и здесь не хватает, не достает, потому что уж так круто родители с тобой обходятся или обходились. Но тогда Господь есть, Который в заповедях блаженств дает то, чего невозможно выполнить человеку праведному. Ибо Господь так прямо и сказал: «Я пришел не отменить закон праведности, а пришел его исполнить. Там, где закон праведности не досягает и не возмогает, там Я тебе дам силы, которыми ты возможешь. И поэтому через любые характеры своих родителей и через любое обращение их с тобою, ты сохранишься в заповеди почитания их, а через Меня, – говорит Господь, – в заповеди любви к ним».
Но тогда ты ничем не будешь за них цепляться. Ничто в них тебя не зацепит, и ничем своим ты не зацепишься за что-либо их. Эту-то чистоту обращения со своими родителями, чистоты исполнения заповеди почитания родителей, а, в конечном итоге, выходя за пределы семьи почитания всех старших, тебе необходимо исполнить в своей жизни.
Фарисей мог ли так жить? Нет. Он слишком высоко себя ставил, высоко себя ценил. Ему не до этих возможностей ходить по заповедям Господним по заповедям, тем более, Христовым. Но мытарь, как нам пример, он как раз всё это исполнил. И мог так ходить.
Новомученики российские в дни страшных гонений и испытаний, в которых окончательно решалась их судьба и последующая их участь, показали себя тоже христианами, исполненными праведности и святости вместе. И поэтому в страшных, ужасных унижениях, которые они претерпели, ничем на зло в ответ злом не возбранились. И никаким саможалением по отношению к себе не исполнились.
Подражая им, надобно уже сейчас выправлять все свои отношения со всеми близкими за пределами семьи, со всеми ближними нашими.
Аминь.
22. О новомучениках
07.02.2010 г.
проповедь после Евангелия
прот. Анатолий Гармаев
Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
Сегодня третья неделя нашей подготовки к Великому посту. Неделя, в которой Церковь воспоминает о Страшном Суде. Мы же с вами еще раз обратим наше внимание к самому строю этих подготовительных седмиц. Что значит подготовка? С одной стороны да, преподается содержание. Мытарь, фарисей, потом блудный сын, сегодня – Страшный суд, следующую неделю или воскресенье – изгнание Адама из рая.
Картина в сознании создается достаточно отчетливой. Одно только в этом надо еще уразуметь или обратить внимание, что, как особенно в мытаре и фарисее речь идет не о верующих и неверующих, но везде идет речь о верующих. Не идет речь о ходящих в церковь, в храм и не ходящих в храм. Но везде идет речь о ходящих в храм.
И поэтому, предлагая это евангельское содержание, Церковь его предлагает не для тех, которые за пределами Церкви и на службах не стоят и Евангелие вообще не читают, и для тех, которые читают, якобы показывая им разницу их жизни. Одни читающие, другие не читающие, одни живущие церковной жизнью, другие не живущие. Нет, читается это именно в Церкви. Люди, не живущие в Церкви – они вообще об этом не подозревают и не знаю, что там в Церкви у нас читается. Значит. Всё, о чем идет речь, назначено для людей церковных. И поэтому, о фарисее, как отрицательном примере, говорится о человеке, который с особой ревностью с большим желанием и, казалось бы, с искренностью совершает вся церковные обычаи.
Это не некто, кто безчинствует, даже, будучи церковным человеком. Или это не тот человек, который аккуратно ходит в храм, исполняет посты и молится, а при этом за пределами этих, чисто духовных церковных действий живет безчинно, предаваясь всему своему характеру, и отдаваясь своим хотениям. Нет, речь идет о человеке, который везде старался исполнить церковный порядок. Он и в храме очень ревностный, и за пределами храма со всеми домашними, ближними и с работниками на работе он тоже весь старательно церковный. Вот о каком идет речь человеке.
Тогда естественно возникает вопрос: «А, собственно, в чем же тогда разница у них, между фарисеем и мытарем. И тот, и другой церковные, и тот и другой ревностно исполняют заповеди Божии, и тот, и другой не только служат Богу, но и стараются Ему еще и угодить.
И вот в этом угождении мы видим, что как раз они и отличаются между собою. Фарисей угождает внешними служениями. Поэтому об этом и говорит, что я и пощусь, и молюсь, и заповеди соблюдаю, и с людьми очень аккуратен, и милостыни подаю, и о всяких разных пекусь нуждающихся. Он всё время говорит о внешнем своем угождении Богу. А мытарь являет человека, который себя видит и наблюдает неугодным Богу. И оттого, что он неугоден, видя внутреннее свое, он скорбит и плачет Богу, что н не может ему угодить. Эта искренняя горечь, скорбь, слезы покаянного сердца о том, что он во внутреннем своем, в своих движениях духа, в своих движениях сердца, помыслов своих и в желаниях и хотениях воли своей не угождает Господу. И искреннею верою, искреннею своею живою совестью жаждущий угодить Тому, кого любит, он плачет, что он этого не делает.
Т.е., разница между фарисеем и мытарем не во внешней жизни, она у обоих церковная. А в том, и даже не в том, что один хотел угождать, а другой не хотел угождать. Оба хотели и хотят угождать. Но разница в том, как они угождают. Фарисей угождает всеми внешними поступками и проявлениями, а мытарь? Мытарь даже не сознает, угождает он или не угождает? Он сердцем просто чувствует, что искренне любит Бога, но не таков, чтобы быть с Ним близко и едино. И это искренне сердечное зрение самое себя не есть, собственно сознательно рефлексивный взгляд, который есть у фарисея.
Кстати, фарисей – это и есть тот наш современный христианин, который одновременно еще живет рефлексией. Слово-то такое, нашли же вот ныне. Точно соответствует, что ум, зная о том, как надо жить, умом же себя и духом гордости подвигает так жить и умом же себя испытует и исследует, такую ли он жизнь ведет, какую знает? Это и есть в чистом виде рефлексия.
Совсем иное разумение себя, которое, в конечном итоге, ведет в самоукорению и к покаянию – это зрение самое себя, совершающееся от совести. И от совестливого разума, и от живой сердечной веры, а не от веры умной.
Потом блудный сын, который не просто, как это бывает. Есть работники и рабочие, которые что-либо получили за свою работу и это растратили. Или не тот, который, как сегодня, в кредит взял у кого-либо и это растратил. Это, пребывающий в самых близких отношениях с тем, от кого взял. Это сын взял у отца. Причем, взял не просто заработанное и не просто занятое в кредит, в наем, в долг, а взял то, что ему причитается, потому что отец по отцовскому своему чувству специально трудился, дабы иметь что дать сыну. Как его наследство. И вот это от отца приуготовленное, законно данное сыну, сын взял и расточил.
Надо ли нам, людям уже церковным, приводить пример блудного сына? Мы ведь уже призванные, мало того, мы уже и откликнулись на это призывание, откликнулись, пришли уже, мало того, мы уже проверены, что мы откликнулись надолго, может быть насовсем? И большинство из нас, здесь присутствующих, в церковной жизни пребывает не три, и не пять лет, а восемь, десять, и пятнадцать, и двадцать лет уже есть. И тридцать лет есть пребывающие.
Может быть, это не нам эта притча о блудном сыне? А тем, которые только-только воцерковляются, которые проходят катехизацию, катехизический свой период и первые свои год-два-три церковной жизни и поэтому, конечно же, их надо просветить. Рассказать им о том, что вот есть возможность быть и стать блудным сыном. Т.е., будучи призванными потом взять и вернуться на своя же.
Но Церковь, почему-то настойчиво, из года в год предлагает и поставив в устав, причем неизменный, неизменную часть устава, ежегодно дает чтение именно этой притчи. Многие другие части евангельского чтения они, в силу подвижности богослужебного круга прочитываются раз во много лет. Весь богослужебный круг проходит полностью за пятьсот с лишним лет. Т.е. мы даже за свою жизнь, конкретную, личную не проходим весь богослужебный круг, который предложен церковью для людей, а только часть его узнаём.
Соответственно, всю полноту богослужебного круга может узнать только лишь наш род, если он верующий. Вот в роду, как род мы можем действительно иметь весь богослужебный круг. А каждому поколению внутри рода из всего содержания богослужебных речений достается какая-то, скажем, если измерять семидесятилетний период жизни человека, то достается где-то восьмая часть. Если при том мы семьдесят лет с самого рождения всё время ходим на службы. Вот мы восьмую часть только всего богослужебного круга можем задеть своею семидесятилетнею жизнью.
А вот о блудном сыне, несмотря на это, читается каждый год. Эта настойчивость Церкви ведь о чем-то говорит, она что-то, да значит? Соответственно, видимо, речь идет о каждом из нас с вами, независимо от времени пребывания в церковной жизни в каждом возможно и есть, и действительно испытуем и открывается блудный сын.
Т.е., мы все, независимо от того, какая мера нашей церковности, отчасти, видимо, неблагодарны не только своим родителям кровным, но и Отцу Небесному, не только Отцу Небесному, но и тем более Сыну Его, Господу нашему, Иисусу Христу, Который, собственно и совершил страшное деяние нашего искупления, спасения. Но неблагодарны не только Сыну, но и Духу Святому, Который, собственно, и совершает наше с вами постоянное пребывание в Церкви. Это Его помощью ты было хотел совершить что-то худое, и вдруг на каком-то этапе не совершил. Ты уже был на краешке пропасти, ты готов был уже шагнуть и начать грешить. И, тем не мене, все-таки остановился. Тебе кажется, что ты сам остановился. Но ты не подозреваешь, что эту остановку катившегося к пропасти и уже на краю пребывающего человека, человеку самому сделать невозможно. Ты уже катишься. Ты уже хочешь грешить, ты уже намыслил эти грехи. И вдруг остановился. Это происходит по причине того, что в этот момент подоспел Дух Святый, и Он тебя удержал, Он придал тебе, твоим силам силу остановиться. Он твоему сознанию придал силу сознать, что ты делаешь?
И так в любом, твоем добром каком-либо движении, которое имеет какую-либо внутреннюю борьбу с худым в тебе, ты увидишь, что, практически, поддерживать эту борьбу с худым сам по себе ты не можешь, даже будучи совестливым очень человеком. Ты и совестлив-то только потому, что Дух Святый поддерживает твою совесть и Его присутствием она еще как-то жива. Более того, способна бороться с худым в тебе, укорами иметь силу и власть останавливать тебя, удерживать тебя. Это всё не просто сила твоя собственная. Это непременно присутствие и участие Святаго Духа. Даже у людей еще не верующих или людей просто, далеко от Церкви и живущих, и языческих даже людей, но живущих по совести не просто они от своей только лишь совести совершают свою правдивую жизнь. Когда естеством законное творят, как говорит апостол Павел, то это не просто от самих людей совершается.
Всегда пекущийся о всем человеке на всем земном шаре Господь, Духом Святым в заботе сопровождает каждого человека. И малейшее его движение правды, малейшее его движение искренней совести и нравственного чувства, Дух Святый поддерживает настолько, насколько это возможно, насколько сам человек по духу своему не противится Духу Божьему. И, порою, вот пася, т.е., Дух Святый пасет каждого человека в этой пастьбе, порою, малейшую щелочку, в которой человек позволяет достичь до себя Духа Святаго, Дух Святый блюдет ив малейшую щелочку проникает, как луч солнца, как солнце. Вот яркий пример, если уж солнце светит, то любая щелочка, даже маленькая, оказывается, через нее проникает свет.
И вот это постоянное присутствие солнца за пределами комнаты, а комната вся зашторена и закрыта, казалось бы, а, тем не менее, через эти щелочки лучики какие-то пробиваются, мы видим и знаем что на улице всё залито солнцем. А в комнате темно, но лучики через щелочки всё равно проникают. Так и у язычника или у неверующего и далеко нецерковного человека Дух Святый все равно через что-от проникает к его совести и поддерживает ее.
Поэтому, если что доброе человек совершает, он не без участия Духа Святаго это делает. Ибо настолько тяжело отпадение человека, которое совершилось, настолько в духе человек отложился от Бога, а значит, возгордился сам в себе, что преодолеть это глубокое повреждение самому человеку невозможно. И если бы не было помощи Духа Святаго, то никто бы из людей не смог бы совершать ничего доброго. Тем более, обильно доброго. Ну а тем паче, для человека церковного, который на призыв уже Духа Святаго откликнулся и по Его благодати уже начал жить, конечно же Дух Святый участвует в нас.
Так вот мы с вами пребываем в церковной своей жизни, как блудные сыновья можем быть совершенно неблагодарными по отношении к нему, Ему, Духу Божьему неблагодарны.
И вот теперь сегодня Страшный Суд. Картину Страшного Суда Евангелие сегодня описало, как явление Господне будет происходить, а перед этим какие знамения будут совершаться в мире. Знамения не просто некой радости, а знамения страшных потрясений, которым будем сотрясаться всё человеческое общество. Пойдут народы на народы, будет сотрясаться вся природа: глады, моры, землетрясения. Будут подвигаться все звезды: солнце, луна, всё будет, в конечном итоге, приходить в распадающееся движение. Вот какое знамение перед Страшным Судом.
Вот, я всего лишь напомнил содержание. Только ли содержанием живет сейчас человек? Если бы это было так, то тогда Церковь есть собрание разумных людей, имеющих у себя некое учение и с помощью этого учения сознательно себя подвигающих в порядок жизни. Т.е., это некоторое философическое общество, которое выработало или же восприняло от Господа учение церковной православной жизни и теперь, опираясь на это учение сознательно, от себя, сами устраивают свою жизнь на земле.
Так некоторые и предполагают, будто бы Церковь таковой и является. Так, почти так живут реально сегодня протестанты. Они в основном-то подвигаются учением и убеждением своей веры в Духа Святаго. На самом же деле Церковь, будучи православной, она живет не речениями евангельскими и трудами святых отцов и вообще она может этим не жить. Яркий пример тому немало простецов, очень простых людей, которые, практически, учений Церкви не знали. Семинарий не кончали, воскресных школ не проходили, книг тогда тоже особо не было, не достигали до них книги. Так жили только лишь, Евангелие звучало в Церкви, да проповеди. И то не во всякой деревне проповедь была.
А Мария Египетская в своей пустыне вообще ничего этого не имела. И до своего ухода в пустыню тоже не имела никакого прикосновения ни к какому содержанию церковной жизни. И тем не менее, именно она поставляется нам в пример и образец церковного человека. Именно простые люди, совсем необразованные, мало что читавшие и мало что знающие, вообще ничего не знающие о церковных учениях, поставляются нам в пример не только подвижников, но и святых угодников Божьих. Большинство прославленных святых, особенно пустынножительных. Вернее, многие. Не большинство, но многие действительно не образованные вообще в ту меру, в какую мы с вами сейчас образованы в церковных учениях.
Поэтому, если бы Церковь жила церковными учениями, то вот ни Марии Египетской не было бы, ни простых людей церковных не было бы, тем более прославленных простецов не было бы. Значит, Церковь живет прежде всего, не содержаниями трудов святых отцов и даже не содержаниями Евангелия. церковь реально и действительно, конкретно живет общением со Святым Духом. И уже во Святом Духе живым общением с Господом нашим, Иисусом Христом. И уже в Нем и через Него – живым общением с Отцом Небесным. Никто не знает Отца Небесного, кроме как Сын, и кому Сын хочет открыть. Значит, Отца Небесного реально познать ты в Сыне только можешь. Но и Сына никто не может знать, если ему не откроет Сына Дух Святый.
И поэтому, вся жизнь человека, собственно церковная, начинается именно с отношений со Святым Духом. Не от человеков так, но Сам Бог так поставил и так положил. И поэтому Сам Дух Святый, Он первым пасет нас, Он или через Него Отец небесный предуведе нас. А потом, участием Святаго Духа, таинственным участием Святаго Духа, мы с вами, будучи еще далеко неверующими, совсем неверующими, однако были уже сопровождаемы Духом Божьим и предуставляемы, предуготавливаемы ко образу Сына, как сегодня мы слышали в апостоле. И только приуготовленные уже к образу Сына, к образу Христа, во образ Христа, но не ведающие об этом ничего, мы были призваны тем же Духом Святым. И Им же, от призванности сейчас вспомоществуемся в следующую степень нашего воцерковления – это в избранных. И Им же, Духом Святым после избранничества, после вхождения уже как верные в лоно церковной жизни, Духом Святым мы будем дальше препровождаемы до степени оправданных. И уже от оправданных далее до высшей степени истинных христиан уже и прославленных.
Это всё делает Дух Святый. И поэтому Ему нужно просто искреннее сердце, живая потребность нашего духа в общениях со своим Творцом. Живое желание и чувство жизни именно в Боге по Духу Божьему. И вложенность нашего собственного духа в жизнь Духа Божьего. Это единение в Духе Святом с Богом, как потребность, как жизнь, как необходимость, как счастье, как утешение. Так значит, когда нас сейчас Церковь приготавливает к Великому посту, то, с одной стороны да, подается содержание. Но не содержанием основа приготовления совершается. Она совершается непременным сопровождением нас и участием в нашей жизни Самого Духа Святаго. Его благодать, Его промысле, Его участие в событиях нашей жизни, внешней и особенно в событиях нашей внутренней жизни составляет основные моменты, этапы нашего приготовления к Великому посту.
И вот мне хочется сейчас еще и еще раз обратить внимание именно на эту сторону нашей жизни. Не ту, которая возрастает в нашем сознании, как умножаемое знание о жизни в Церкви, а ту, которая реально с нами совершается и происходит на уровне нашей души, т.е. воли, сердца, ума. В движениях нашего духа, искреннего по творению и совсем не искреннего, а схваченного разными узами после грехопадения.
И мы рождены в двойственном состоянии духа. И вот это двойственное состояние духа – оно каким-то образом сейчас живет. Мы вот уже две целых седмицы прожили, приготавливаясь к Великому посту и при этом что-то происходило с нашим духом. Проявлялась его двойственность. С одной стороны ревность о Господе, об отношениях со Святым Духом, т.е., та самая духовная ревность, ревность о Духе новом, Духе Божьем, Который познал и постиг всякий из нас от начала своего воцерковления. А с другой стороны, узы духа, которые как узы дьявола горделивости, самостности, индивидности нашей, узы самоугодия, которые только своего хотят и на своем настаивают. И свое получив, радуются, а свое не получив, огорчаются или же приходят вообще в отчаяние и соответственно, злобу, агрессию, раздражение, досаду. Или узы мира, которыми мы носимся в ценностях мира сего за моду современную, за деньгами, за вещами, за ценностями мира с его ценностями богатства, славы и власти.
Вот эти разные движения духа, они ведь сейчас совершались. Мы отмечали их, замечали мы это или нет? Сегодня в апостольском слове звучит слово блюдите себя, како живете. А авва Дорофей в своих поучениях постоянно говорит о том, чтобы каждому человеку надобно наблюдать самое себя. Святые отцы постоянно говорят о необходимости испытывать свою внутреннюю жизнь, т.е., наблюдать не просто внешние поступки свои, но особенно смотреть, а что за этими поступками стоит внутри нас. Ведь любой поступок чем-то же вызван? Непременно в каждом поступке и в нашем поведении, свойственном нам и в нашем характере присутствует какое-то движение духа, какой-то характер души нашей и какая-то привычка тела. Мы ведь цельно присутствуем в каждом своем поступке. Всеми тремя составами: духом, душою и телом. И делаем это личностно, согласившись так делать. И более того, даже настаивая на воем характере и на своих поступках. И отстаивая да еще и оправдываясь, что мы не только хорошо сделали, но мы и право имели сделать и что мы еще и на будущее будем так делать.
Ну вот, как-то мы прожили эту неделю. И если Дух Божий сопровождает наше сейчас приготовление. То в неделю мытаря и фарисей Церковь, по велению Духа Святаго, помните, благословила сплошную седмицу. Не для того, чтобы мы сознанием своим что-то там соображали. Что это, зачем это, почему так? А для того, чтобы мы опытно просто прошли седмицу без среды и пятницы.
Помните, мы с вами говорили, что фарисей, который очень старательно исполняет посты и навык среду и пятницу хранить, он невольно споткнется о сплошную седмицу, и будет чувствовать некое неудобство: вроде бы среда и пятница, надо бы поститься, а вот Церковь не разрешает, не благословила. А ему очень хочется опять угодить Богу, опять показать себя, что он вот лучше всех это делает. Конечно же, ему хочется все-таки, несмотря на то, Что есть общее благословение, обязательно среду и пятницу соблюсти. Пусть другие, они, вон тот мытарь, он пускай сплошь кушает, но я все-таки очень хочу угодить Тебе и поэтому все обычаи Церкви, особенно постовые, я все равно соблюду. Я буду поститься. И вот постится.
Но если и не будет поститься, то все равно где-то внутренне смущается от этого. Т.е., оказывается, опытное прохождение этих седмиц – оно что-то делает с нами. У нас внутри что-то происходит. Мы не просто сознанием размышляем над этими седмицами. Мы реально что-то переживаем во всех трех своих составах. И, в конечном итоге, как личность каким-то образом согласившись с одним из, то ли с духом своим, то ли с душою своею, то ли с плотью, в конечном итоге, так или эдак поступали.
И вот в неделю блудного сына седмица снова стала обычной, так как и должно быть, дабы мы в среду воспоминали предательство Иуды, а в пятницу шли пред Распятием Господним, весь день проводили бы перед Распятием, и поэтому постились бы. И в то же время эта седмица не просто простая. Прожитая нами с вами седмица не относится к рядовым седмицам года. Она приготовительная, т.е., она открывает нам предмет покаяния. Если приготавливаемся к посту Великому, то значит сейчас приготавливается возможность покаяния. Значит, открываются нам предметы покаяния. В первую седмицу открывалось нам наше фарисейское присутствие в Церкви. Равно открывалось мытарево присутствие в Церкви, так, чтобы мы могли мытарево поддержать и обнаружив фарисейское в мытаревом умножиться в некотором чувстве покаяния и скорби за, то что фарисейское носим.
Т.е., в нас открывшийся для нашего взора фарисей, станет предметом нашего мытаревого покаяния. В нас мытарь будет скорбеть и каяться, что он фарисей. Если мы так переживали первую седмицу, значит, мы с пользой ее прошли. Мы действительно жили в том содержании жизни, которое давалось на этой седмице. Оно реально давалось. Ибо Дух Святый, сопровождая нас, побуждал нас в наших внутренних движениях, не в уме, а в сердце, в воле, в духе прожить от мытаря, отлагаясь от фарисея. Прожить от мытаря, т.е., мытарем прожить, отлагаясь от фарисея. Отлагаясь началом покаяния, началом скорби по Богу.
А потом мы вошли и Духом Божьим были введены в только что прожитую седмицу блудного сына. И не мы сами по сознанию размышляя над евангельской притчей, а Дух Святый нас непосредственно вел всю седмицу. Это надо разуметь. Церковь – это непосредственное водительство Духом Божиим. Это ты идешь не один и не сам, и не просто сознанием своим, но с тобою совершает дальше преображение и изменение Сама благодать Святаго Духа, Сам Дух Святый. В Котором и с Которым всегда присутствует и Господь наш Иисус Христос, любящий и пострадавший за нас, и Отец Небесный, Который благоволил нас вернуть в Царство Свое.
Так вот, Дух Святый эту неделю открывал тебе тебя. В какой части тебя? В части блудного сына. И вот мы можем оказаться на очень разных этапах, ведь блудный сын сначала получил наследство, потом весь разгорелся, распыхтелся в мечтах, что теперь с этим наследством делать? Потом сочетался со всеми своими заграничными планами. Поразительно, что у блудного сына еще никакой Европы и евро уровня не было тогда, когда эта притча прозвучала. Никакой Америки не существовало в том виде, в каком она есть сейчас.
А, тем не менее, блудный сын, получив наследство отцовское, устремился своими мыслями куда? За пределы своего Отечества. Там он, в заморских странах решил, что там жизнь по-настоящему жизнь, а здесь у отца – не жизнь. Там он сможет свое наследство прилично использовать, а здесь у отца, где ему использовать? Ему тут негде использовать.
Смотрите, еще не было ни Европы сегодняшней, ни американских ценностей и радостей, которые сегодня предлагает Америка, а характер и обращенность от Отечества куда-нибудь за пределы Отечества уже был свойствен блудному сыну. И вот он на этом этапе, когда мечты его от большого наследства в руках разгорелись до невозможности, он, глянув на свое Отечество , решил, что здесь делать нечего с этим наследством, а уж точно его реализовать можно где-нибудь за океаном. И бросился вон за океан.
Вот третий этап его блудного падения. Потом была заокеанская жизнь. Она, наверное, была очень яркая, пока он кутил, пока растачал это наследство – много времени прошло. Наконец, всё расточил. Наступил следующий, пятый этап. Нищеты, незнания, что теперь, как быть? На этом ли этапе он вдруг вспомнил про свое Отечество? Нет, он не вспомнил про него. Он начал искать там же, в заокеанских странах, каким образом ему все-таки там выжить и какую-нибудь удачу свою поймать? И вот он бегает и ищет, где бы ему вкусить, где бы ему поднаняться. В конечном итоге, нанялся.
Начался шестой период. Он нанялся, он работает. Но видит ужасное обращение с ним. Вроде бы он должен уже грести заработанные деньги, а хозяин его обманывает. Вроде бы он пытается их вызволить, он уже претензии предъявляет, а хозяин его бьет. И до того уже запугал и забил, что, в итоге, начинается седьмой период, что он уже никакого голоса в защиту себя и справедливости не подымает, а от голода он вынужден, согласившись со своей участью вместе со свиньями вкушать из их корыта. И это тоже период, это тоже время. Он долго, видимо, так вот кушал.
Пока, наконец, на восьмом этапе его жизни он вдруг воспомянул про отца своего. И заскорбел. Какое-то время он колебался, скорбел и этою скорбью наполнялся сил, чтобы оторваться от этой жизни. Еще надо было как-то убежать же? И вот, на девятом, видимо, этапе, он, в конечном итоге, убежал. Миновал всех полицейских, которые, наверное, ловят и не дают выскочить за границу уже обратно в Отечество свое. Наконец, пройдя все таможни и все границы, прибежал к отцу.
И на десятом этапе только оказался воспринятым отцом и посаженным за пир, за стол, за радость отцовскую. Вот из этих десяти этапов Дух Божий нашего блудного сына, т.е., свойственного нам самим показывал на этой седмице.
Мы на этой седмице имели возможность в себе встретиться с блудным сыном. Вопрос только, на котором из этих этапов? На этапе ли, когда мы взяли наследство и теперь не знаем, что с ним делать или на этапе, когда расточаем это наследство? Или на этапе, когда расточили, а теперь ищем, где бы все- таки свою удачу снова вернуть?
Как же могло происходить у нас с вами сейчас узнавание в себе блудного сына? Попущением Божьим. У свт. Феофана Затворника, в его книге «Путь ко спасению», самые основные действия благодати Святаго Духа, которые открывают человеку его блудного сына, т.е. состояние его духа, в самых важных элементах действования открыты. Поэтому я сейчас не буду подробно останавливаться на этом, отправлю вас к этой книге. Тем более она у нас с вами достаточно изучена. Но как-то опыт показывает, что именно эти страницы, где описываются узы духа, а потом описываются состояния души, которая схвачена греховными покровами сердца и коренными возбудителями греха. Они чаще всего просто забываются. Особенно содержание про узы духа забываются. И вот много нас сейчас здесь стоит, слушая всё это, но многие ли из нас помнят вообще три вида уз духа? Хотя я сейчас только что напоминал. Но еще и вспомнить-то мы можем, а вот как благодать Божья открывает эти узы духа человеку – это описание мы помним? А как она сокрушает эти узы духа? Это описание мы знаем? А ведь это программное содержание нашего училища.
Но и опыт показывает, что большинство из нас кое-как до экзаменов доносят, а многие даже и на экзамены не приносят. Именно эти главы не читали. А уж после экзаменов мало кто вообще это помнит. Тем не менее, каждый год, именно в неделю, седмицу блудного сына Дух Божий с нами совершает всё то, что свт. Феофан Затворник описал относительно состояний духа человеческого и трех видов уз и что с ними делает благодать Божия, открывая человеку эти узы.
И относительно нашей души, которая схвачена греховными покровами сердца – их шесть, и четыре вида коренных возбудителей греха. Это наша душа. Ну а что происходит с телом и плотью – тут уж в других творениях святых отцов обильно описано и рассказано.
Так вот, блудный сын – это человек, который эту седмицу блудного сына почувствовал вдруг, что он предался падшему человеку в себе. Познание своего падшего человека и происходило эту седмицу. При этом мы с вами живем три вида жизни. Может быть, помните, мы с вами говорили вчера о жизни плоти или жизни земной и о жизни духа или жизни небесной за гробом. Но она сейчас тоже сейчас совершается у нас с вами в таинствах.
Так вот, либо человек живет, будучи душою живою, либо живет плотью наружу весь, либо живет духом внутрь себя, будучи душою. Ну и, соответственно тогда. Третий вид жизни – это тогда жизнь самой души. Она-то чем исполнена? Мы можем жить духом, но тогда в таинствах мы идем праведностью и святостью. Либо мы можем жить плотью, но тогда мы яко животные, хотя и церковные. Либо мы живем просто душою, которая растерялась и от того и от того живет. И того, и другого в ней достаточно. И не очень-то разбирается. От духа она чем живет? Благодатностью духа или наоборот, поврежденностью духа. А от плоти она чем живет? Плоть разгулом плоти или же воздержанностью плоти? Чем душа жива? Ведь и в плоти есть два начала: одно греховное, а другое естественное, от Бога по творению.
И вот сама душа, будучи волею, сердцем и умом, во всех трех этих составах своих чем-то живет от плоти, чем-то живет от плоти. А чем? Ведь это надо не просто уму показать, не рефлексивно в себе это увидеть, не через учения в Церкви и книжки в себе разглядеть. Это надо реально, опытно в себе пережить. И вот это реальное опытное переживание Дух Святый нам сейчас предоставлял. И каждый из нас с вами тем или иным характером сейчас прожил эту седмицу.
У тех, которые больше плотские, возбудилась плоть попущением Духа Божьего. Плоть возбудилась и люди были совершенно плотские. Ели, спали, опять ели, а между тем исполнили какие-нибудь плотские удовольствия. В том числе и ремесленные, трудовые и всякие разные. С плотскими удовольствиями всегда связаны еще и разные прикладные призвания. Могли увлеченно заниматься различными рукоделиями, ремесленными трудами, работами еще чем-то, вообще не вспоминая ни о чем духовном.
Духовный человек напротив больше склонялся к духовным делам, но и здесь чем он больше в духе-то жил? Духовные дела – это всё, что связано с Богом. Это молитвы, это богослужения, это чтения, размышления, т.е., богомыслие, но и здесь как он прожил это время. Дух фарисейский или же дух мытаря? Он, молясь, мытаревским плачем молился? Кстати все молитвы – они имеют мытарево настроение. И утренние, и вечерние молитвы – все исполнены мытаревым движением и мытаревым настроением духа.
Так вот это настроение пробуждалось в нем, когда он читал утреннее и вечернее правило? Или он молился как фарисей? Молился, потому что он духовен, но молился как фарисей, отмечая при этом, ка кон хорошо молится. И поэтому выделывая свою молитву: то вслух, то про себя, внутренне всё время ее духом интонируя, выкрашивая, делая ее красивой перед Богом, выхваляясь перед Богом.
Либо мы эту неделю прожили как душевный человек, но душевный ближе к плоти – это чувственный. И поэтому ничего не могли с собой сделать: в чувственных удовольствиях в основном пребыли. То веселились, то шутки-прибаутки друг другу говорили, то поддевали друг друга. То в разные ссоры входили. У каждого свой характер еще. Один нагулялся эту неделю в досаду, другой в истериках, третий в обидах, четвертый еще в чем-то. И всё, что свойственно нашей душе – то и проявилось.
Если проверить себя через греховные покровы сердца, то которые из них были больше всего свойственны человеку – они были выражены как раз эту неделю. Если проверить себя через коренные возбудители греха: чувственность, человекоугодие, земность, то мы увидим, в чем мы есть. Это и увидим. Попущением Божьим было именно то, что тебе свойственно. Было ярко, сильно, с властью, так что ты ничего с этим сделать не мог.
И при этом не только внутренне такие разные состояния были, а еще и внешне же благодать Божья как-то открывала тебе. Например, самолюбие человеческое, когда благодать начинает побивать и открывать человеку его самолюбие, то она в делах, в которых он особенно так светился и радостно их делал, во-первых, дела удачно происходили, он чувствовал мажор всегда в них и успехом всегда как-то внутренне славился сам перед собою. Некое такое ралстно честолюбивое движение по самолюбию.
Что делает тогда благодать Божья по отношению к этому блудному сыну в неделю, седмицу блудного сына? Она побивает его успехи. То, в чем он, казалось бы, был успешен, вдруг обнаруживается, что это всё неправильно, не так. То, где он хотел достичь результата – вдруг раз, сокрушилось, результат не получился.
Если человек живет весь самолюбием, что он будет в эти минуты делать? Вдруг опадет. Был в мажоре – вдруг опал. А опал, тут же накручиваются разные мысли, вообще, тем я занимаюсь или не тем? Мое ли это дело или нет? Вообще у меня назначение может быть вообще более высокое? А я тут прозябаю. И еще какие-нибудь мысли еще более унылого порядка. И вообще я никчемный, я вообще ничему не свойственный и всякое такое.
Т.е., вот вся мешанина внутренней неразберихи человека, которой он живет, но которая вроде бы была как бы обратною, она была как-то. Человек вроде был собран в деле, живой, энтузиаст, а оказывается, от самолюбия. И вот это сейчас могло быть открыто. Или отказывается от самоугодия по духу.
Дух самоугодия – это устроение всякого удобства жизни. Только, казалось бы, отремонтировал под евро уровень. Пришел со службы в субботу вчера – соседи сверху залили, ладно бы кухню, залу залили. Ладно бы просто водой. Нет, туалетом. И тут это самоугодие – оно придет вообще в такую досаду и такую вообще обиженность. Ну и прочее, по отношению ли к евро уровню, или по отношению к хорошему воспитанию наших детей, либо по отношению к ожиданиям от мужа и жены, ожиданием сотрудников, друзей, знакомых, мало ли чего мы по самоугодию ожидаем друг от друга. И вот эти ожидания вдруг сокрушились. И мы эту неделю имели возможность попереживать от того, что вот, наши ожидания побились. И тем самым Дух Святый открывает нам наши эти ожидания. А ожидания оказываются самоугодия.
Т.е., вот эта седмица – эта была реальная седмица сопровождения Духом Божьим нас самих в приуготовлении к посту, т.е. открывался еще раз предмет покаяния. Более того, открывалась вообще сама возможность покаяния. Готовы мы к нему или нет? Или наоборот, вся эта седмица вообще без всякого покаяния. Как пробка, сделались как просто глухая пробка. А то может быть вообще кто-то пережил себя камнем? Каменное состояние сердца, каменное состояние души и духа именно на этой неделе, на этой седмице.
Поэтому, наблюдайте, смотрите. Церковь, а значит, Дух Божий, дыханием и благословением Господа нашего Иисуса Христа и благословением Отца Небесного ведет нас сейчас реально, не просто через сознание и знания евангельских слов, но в жизнь опытно. И поэтому слова блюди внутренне свое или же наблюдай испытуй внутренне свое – это важнейшее действие, какое надобно сейчас делать и в них надо научаться правильно жить в Церкви, ибо иначе ты к покаянию можешь и не прийти. И в итоге потом, весь пост будет у тебя такой же, как седмица блудного сына. Да не будет так.
Аминь.
О новомучениках
07.02.2010
Проповедь при Кресте
прот. Анатолий Гармаев
Поздравляю вас, братья и сестры с воскресным днем и с великим праздником нашим, всей Церкви, и сугубо чтимым праздником в нашей общине, новомучеников и исповедников российских!
Сегодня Церковь празднует их собор. Тысячи умученных христиан. Из них 1600 прославленных в нашей российской Церкви, по поводу которых вчера на паремиях в апостольском послании говорилось как о людях, которые веру свою явили, как исповедничество до последнего так и мученичеством до смерти.
И многие, – говорит апостол Павел, – которые в пустынях, в горах, охуждаемые и ничего не значащие для сего мира, на самом деле имеют столь великое значение в Церкви, что весь мир одного из них ничего не стоит. Так и новомученики и исповедники российские – они в своем подвиге верности Христу, большинство из них не просто были на месте расстреляны, а в пытках были истязаемы для того, чтобы поклонились бы безбожной власти, и отреклись бы от Христа и исповедовали бы себя атеистами.
И, тем не менее, перед этим выбором, перед этой жестокой необходимостью они остались верными Христу, и пошли, просто пошли на смерть. Хотя. Вчера мы говорили, что человеку, живущему по плоти, из инстинкта самосохранения очень трудно даже просто себя сдержать в приличном поведении, тогда, когда ему грозит смерть, приставили пистолет к нему, к его лбу или же граната разорвалась рядом или пули начали свистать вокруг него. И человек, который весь живет плотью, он приходит в такой трепет от предчувствия смерти, что даже может сойти с ума. Уж не говоря о тех, невероятных попытках избежать ее и ценою любого худого поступка. Вплоть до предательства родных, близких, предательства друзей, товарищей, предательства Отечества – всё готов предать, лишь бы свою жизнь сохранить.
А тут вместо этого наоборот, как раз свою земную жизнь кладет человек на эшафот, для того, чтобы восторжествовать в жизни со Христом. И жизнь со Христом, ее объявляет как жизнь этим своим поступком. А жизнь земную, в плоти, во временном его жительстве здесь на земле, объявляет за ничто. И несмотря, что он может быть молод. Часть новомучеников российских очень молодыми, юношами и девушками пострадали за Христа. Но большая часть в зрелом возрасте, т.е. еще впереди очень много лет жизни и много возможности реализации самого себя. А, тем не менее, всё это вменяя в ничто, полагает свою плотскую жизнь ради жизни во Христе, которая сразу открывается, как только он здесь погибает в мученической смерти. Он умер, он замучен до смерти, расстался со свою плотью и только теперь началась абсолютная, совершенная, полная жизнь его со Христом, во Христе и в Его Небесном Царстве. Вот эту-то жизнь и исповедовали наши новомученики и исповедники российские. Эту-то соединенность с Господом и не только полагали, но и реально переживали как жизнь, как ту подлинную жизнь которая и ради которой и стоит вообще пройти эту временную нашу земную жизнь.
Она-то, собственно, временная жизнь для того, Чтобы мы смогли. Преодолевая ее, как не жизнь, восстать в жизнь со Христом в таинствах Его Церкви, как уже свою, собственно подлинную жизнь.
И вот сегодняшним праздником мы с вами, приступая в этот день к памяти новомучеников российских, в молитвах реально сочетаясь с ними и соединяясь с ними духовно. Они на небе, мы здесь на земле, но мы едины, мы одна Церковь, мы одно Тело Христово. И вот это молитвенное единение, в духе совершающееся единство небесной и земной Церкви. Если ты ради этого сейчас здесь на службе, ради этого вслушивался и в стихиры, и в тропари богослужебные о них и это именно пережил, то это и есть начало нашего тоже, собственно исповедничества. Ибо придет время, придется и тебе тоже встать перед выбором или плоть и жизнь земная, которая на самом деле не вполне жизнь, а во многих частях по страсти и вообще и не жизнь. Или жизнь небесная, которая в таинствах Церкви совершается, тебе доставляется, особенно в причастии. И которую ты будешь потом жить вечно, после того, как расстанешься с земной жизнью и с плотью.
Что ты выберешь? Но вот, сегодня ты выбираешь причастие. Т.е. Значит жизнь Царства Небесного, жизнь со Христом и во Христе и ради причастия оставил все свои земные дела на воскресный и субботний день, хотя в прежние годы в субботу совсем по-другому проводил время. Не в храме. И воскресный день с утра тоже, что тебе до храма было? Но сейчас ты всё это оставил. Ради ли только службы? Нет. Тот, кто причащался сегодня, ради причастия. А ведь ради причастия надо было эту седмицу попоститься, надо было приготовиться. Надо было приготовиться к исповеди, надо было читать канон. Т.е., надо было приложить какой-то дополнительный труд, оторвать время свое.
И вот те, кто причащались, у вас хватило на это сил, желания и жажды быть едино с Богом. Ну, у кого сил не хватило, тот и не причащался. Остался при своем, но и сегодня ну хотя бы чисто сознательно исповедует память их. Поэтому да, почитает, уважает их, но нравственно, сознательно и поэтому сегодняшний день как-то особенно выделил для себя из многих воскресных дней, как сугубый день памяти новомучеников и исповедников российских.
Правда, быть с ними едино в причастии как-то не хватило ни ревности, ни сил. Значит, такая еще пока такова еще мера любви к Церкви единой, которая небесная и земная одна. Может быть больше пока еще притяжение к Церкви земной. Но и в земной Церкви, сегодня, приготавливая нас к Великому посту, Церковь говорит, что надо, но быть тоже борцом. В земной Церкви нельзя оставаться не воином. Правда, как младенцы мы с вами приходим на службу и получаем утешение от того, что побыли на службе. Душа как-то умиряется, успокаивается, хотя мы ничего, может быть, не слышали из ее содержания. Ни стихир, ни тропарей, ни кафизм. Так, некоторые фразы, некоторые слова. Единственно только лишь возгласы священника слышны были, может быть даже и произносимые ектеньи дьякона тоже были слышны, и то, может быть, не все прошения услышаны. Но, во всяком случае, это хотя бы слышали.
Но ради этого ты бы пришел на службу, чтобы только услышать возгласы священника да дьякона? Ради этого бы у тебя сил прийти на службу не хватило бы. А ты ведь пришел. Пришел и стоишь, и простоял целую службу. Особенно вчерашнюю, которая по полному чину. Тот, кто до конца достоял – это ж чего ради? Не ради же возгласов? Оказывается, ради утешения. Да, ты ничего не понимал в содержании. Оно до тебя не доходило. Но ты при этом утешился. И хотя ты очень устал, хотя в следующий раз, ты думаешь, что больше не пойдешь на такую долгую службу, лучше где-нибудь в городе храм найдешь, где короче все будет, но, тем не менее, какое-то еще чувство глубокой утешенности и оживленности в душе ты пережил, и несешь, и вынес его из службы и по этой причине ты, странное дело, наступит следующий праздник, где тоже будет полный чин службы и ты на него придешь, потому что было зачем прийти вчера и сегодня. Именно за этим же ты придешь и потом. А это, оказывается, просто благодать, которую ты обрел здесь на службе, которая тебя остудила в твоих страстях, придала жизнь и душе твоей, и ты, в утешении некотором будучи, в чувстве некоторой оживленности теперь можешь провести еще целую седмицу впереди.
Это младенческое состояние пребывающих в Церкви людей. Потому что вообще-то, по мере того, как ты будешь возрастать, Церковь тебе предложит уже большую пищу. Она, правда, всё время звучит, но ты ее не воспринимаешь. А большая пища, оказывается – это содержание церковного богослужения. И ты с какого-то времени начнешь вдруг слышать это содержание. Хотя вот вчерашнюю службу и сегодняшнюю ты еще очень-то слышишь. Спроси тебя сейчас хотя бы одну мысль или одну фразу о новомучениках российских вчерашних стихир и канонов, вспомни. Для проверки себя про себя сейчас произнеси. Даю тебе полминутки, сделай это.
И может оказаться, что ты растерянно обнаружишь, что ничего не только не вспомнишь, но даже вспоминать нечего. Ты просто этого не слышал. Но ты вчера вечером стоял на службе? Но так это и есть состояние блудного сына. Просто ты как-тоне обращал на это внимания, а сейчас Церковь специально обращает твое внимание на то, что ты на самом деле блудный сын, пребывающий на какой-то из этих десяти ступеней его отпадения от Бога. Правда, последние две ступени уже при падении опять. Девятая и десятая ступень – это, девятая – воспоминания об отце своем, об Отечестве, а десятая – это возвращение в отечество и встреча с отцом.
Но вот восемь ступеней – это вообще безпамятство об Отечестве, об отце. Некая еще продолжающаяся надежда, что удастся состояться там, в заморских странах, в ценностях западного мира.
Вот в таком состоянии если ты духом пребывал всю эту седмицу, то, скорее всего даже на молитвах пребывая, ты не очень понял, что, оказывается, все молитвы утренние и вечерние имеют мытарево настроение. Как мы молимся утром и вечером в утренних правилах, так может молиться только мытарь.
Может ли так молиться фарисей? Содержанием таким, конечно, не только молится, но еще и красуется перед Богом. Может быть и ты красовался. А то, может быть, ты и вообще даже и не мытарь, и не фарисей. Т.е., фарисей хоть понимает, о чем он молится и очень этим гордится. А ты прочитывал как пулеметную очередь утреннее и вечернее правило и закрывал книжку, вообще не помня, о чем ты читал.
Может быть, ты уже давно там утренние и вечерние правила читаешь. Но, может оказаться, что ты вообще и не мытарь и не фарисей. Ты просто не читаешь никаких правил. Ты тот самый, отпавший совершенно от Церкви, хотя считающий себя церковным человеком, который в Церковь ходит, даже причащается и к причастию приготавливается, но повседневные молитвы утренние и вечерние не читает давно уже. Или читает так, одну-две и закрыл, и пошел. Или, придумали Серафимово правило. Прочел Серафимово правило и пошел. Даже не подозревая, что правило Серафима больше, чем утреннее правило. По своему объему, по своему труду, который надо там производить. И если ты действительно возьмешь то правило, которое дал Серафим своим чадам, ты не в состоянии будешь его нести. А то, что называется в обиходе Серафимовым правилом, это даже и не фарисейская уловка, потому что фарисей-то наоборот. Очень старается. Он не только общее правило прочитает, он еще и Серафимово прибавит, он еще и кафизму прочитает, он еще и Евангелие три главы прочитает. Вот кто такой фарисей. Ты разве так делаешь? Давно уже, наверное, нет. Но значит тогда ты и не мытарь, и не фарисей. А кто же ты? Блудный сын – вот кто ты.
И вот эту встречу с собою, как с блудным сыном, должно произвести в каком же настроении? Не в фарисейском. Потому и начинается подготовка к Великому посту именно с недели мытаря и фарисея, чтобы напомнить нам о мытаревом настроении. И дабы мы вслед за этим напоминанием нашлись бы сами в себе в этом настроении мытаря и уже им начали бы возрастать к Великому посту. Так, чтобы за эти три седмицы, придя к Прощенному воскресению, к изгнанию Адама из рая, мы бы вполне уже как Адам плакали бы о том, что мы изгнаны на землю из рая и не сподоблены Царства Небесного. Но это и есть плач мытаря. Плач мытаря – это и есть плач Адама, или Адама – это и есть для нас плач мытаря.
И для того, чтобы именно с этим мытаревым плачем о своих грехах, о своем состоянии особенно, грехи – это одно, это внешнее проявление, а вот твое состояние – это более ужасно. Грехи, в конечном итоге, можно будет исповедать, а вот состояние свое, принадлежность и приверженность страстям, погруженность в них – это как преодолеть? Ведь на это приходится полагать сугубые и специальные труды. Это не просто прийти и покаяться, а надо трудиться всю последующую жизнь, чтобы в состоянии измениться. И поэтому, вот состояние мытаря обрести – вот задача. И в этом состоянии мытаря войти в Великий пост, как плачущий Адам, который со дня начала Великого поста оказывается лицом изгнанным из рая, но скорбящим об этом и жаждущим возвращения опять в рай.
Противоположностью этому настроению является настроение фарисея, который вообще ни о каком рае не помышляет. Он помышляет только о себе, который совершенно, как-то вот, живет церковной жизнью. И противоположностью этому является настроение блудного сына, который от рая отказался и, будучи изгнан из рая, вообще о нем не помышляет. О всех восьми ступенях своего пребывания в заморских странах он о рае и не помышлял. Т.е., о своей Отчизне и о своем отце.
И вот ты, очень даже может быть, как раз такой человек. Да, ты весь из себя церковный. Даже ты временами мытарь. Но о рае ты не помышляешь. Разве что, книжку иногда встретишь «Загробная жизнь», ты прочитаешь ее, да если услышишь, где проповедь и где какие слова о загробной жизни. Немножко так осечешься, но вообще-то ты живешь вообще в безпамятстве о какой-то загробной жизни и, тем паче, Царстве Небесном. Но тогда это точно состояние блудного сына. Где еще и как ты можешь проверить этого своего блудного сына? Ну вот, очень просто, ты мог проверить это как раз на службе.
Вот вчера одно состояние блудного сына – это когда вообще не слышание ни одной стихиры и ни одного тропаря. Другое состояние блудного сына – это не слышание кафизм, третье состояние блудного сына – это не слышание канона во время утренней службы. Канон читается – ты ничего не слышал из него. Ну и четвертое, крайнее состояние – это когда ты не слышишь даже возгласов и прошений дьяконских. Это тоже состояние блудного сына. Оно связано с какими-то внутренними нестроениями. Можно так сказать, что если у тебя не слышание кафизм, то у тебя нет отношений со Святым Духом. Если у тебя не слышание канонов, значит у тебя нет отношений со святыми, которые прославляются в этом каноне и с Матерью Божией, Которой посвящен канон. Ну и тем паче, с Самим Господом.
Если ты не слышишь тропарей и стихир, значит ты не имеешь отношения с живой Церковью. Стихиры всегда, каждый воскресный день, в субботу или же любую службу посвящаются каким-то событиям, которые реально происходят в Церкви. А ты не подозреваешь об этих событиях. Поэтому ничего и не слышишь.
Это все равно, что вокруг нас очень много разных людей, дорогих, близких, знакомых и у всех происходят какие-то памятные даты. Именины, дни рождений, еще что-то. И очень может быть, что ты вообще не помнишь ни одной даты и ни в каком их торжестве не участвуешь. Разве что они сами позвонят. Или же кто-то тебе напомнит. Тогда ты скажешь, а, действительно так, юбилей. Или там день рождения, там именины. И тогда ты весь радостный, искренне вполне прибежишь, и подарки подаришь, поучаствуешь, на трапезе побудешь, всё будет. А от себя ты бы и не вспомнил.
Так же и в церковной жизни. Ты приходишь на службу, и даже уже, придя на службу, где уже все торжествуют и радуются событию, которое празднуется сегодня в день, а ты ничего не слышишь в стихирах, которые произносятся. Т.е., ты подобен тому гостю, который пришел на именины и так радуется, что вкусная еда, что ни одного поздравления вообще не слышал. Люди там вставали, поздравляли, что-то там говорили, а потом ты вышел с этой трапезы, сам тоже один раз поздравил, но поздравив, как бы сделал свой долг и потом опять ринулся кушать, пить, есть. И, уйдя с этой трапезы, немножко качающийся, веселый, чуть пьяненький, еще какой-то, очень счастливый и радостный, но ничего не помнишь и вообще даже не помнишь, кто-либо чего-либо говорил или нет?
Говорили что-то, но ты был занят едой и питьем. Вот подобным образом, может быть, мы с вами стояли на службе вчера, да и сегодня так могли стоять. Но при этом мы же прибежали на службу. Как младенцы мы покушали, благодать утешила нас, мы покушали, мы даже пьяненькие отсюда вышли немножко, как это бывает с именин выходим.
Значит, у нас нет реальных отношений с самой Церковью, с Ее событиями, которые происходят. Каждую службу – это какое-то событие в Церкви. Но вот это всё состояние блудного сына. На разных ступенях его отпадения от Отечества и от Отца. Правда нам, когда мы слушаем притчу о блудном сыне, мы ее слушаем, как фарисеи. Мы вылавливаем из нее то, в чем мы соответствуем, и как хорошие, мы думаем, ах, какие мы. Но все-таки, да, вот блудный сын – это блудный сын, а мы, все-таки хорошие.
Но если ты будешь как мытарь, пробудившийся мытарь, внимать богослужению, то оно станет для тебя помощником в твоем покаянии. Ведь ты внимаешь богослужению, не будучи в раю, тем более, не в Царстве Небесном. Ты внимаешь богослужению, пребывая здесь, на земле, изгнанный из рая.
Адам, будучи изгнанным, все время плакал, всю свою жизнь плакал, пока не вернулся опять в рай. Тогда только утешился. И то это произошло после Воскресения Христа, не после его смерти, а после Воскресения Христа. Что, не было у него каких-т о утешительных моментов в жизни на земле? Были, конечно, но ка бы он не радовался земным событиям, всегда чувство окаянства в своей изгнанности и своего недостоинства для рая он имел в себе и поэтому всегда радость его была соединена с печалью.
Радость земным событиям. А печаль от изгнанности из рая. И вот это-то мытарево настроение и должно постепенно в себе взращивать. И Церковь помогает это делать. Не только напоминанием о блудном сыне, сегодня о Страшном Суде, а дальше и вообще об изгнании из рая. Но и особенно благодатным присутствием Святаго Духа в нашей жизни каждый час и каждый день этих трех седмиц.
И вот сегодня мы с вами вступили в седмицу масленую. Воспомянувшие о Страшном Суде, а значит введенные в седмицу, где нас будет сопровождать Страшный Суд. Но по состоянию сознания сегодняшней Церкви большинство людей, наполнивших сейчас церковную ограду, о Страшном Суде только слушают во время службы и проповеди, а выходят из храма все, отданные масленице. С вожделением, как ее масляно провести. И при этом представление о масляной седмице сегодня ну настолько далекий вообще от церковного характера и строя, и вообще, от какого-то бы ни было мытаревого настроения, что просто поражаешься. Насколько же Церковь вроде бы живет церковно внешне, но совершенно не подозревая и даже не чувствуя ее внутренний характер и строй жизни.
И поэтому эту предстоящую масленицу собирается справлять так же и начали в итоге справлять, во что скатилась вся Церковь, в значительной мере Церковь в последнее столетие перед революцией.
Как же справлял православный русский народ масленую седмицу за сто лет до революции 17 года? Есть такая книжка «Народная Русь» называется. Автор ее – Коринфский. Это тысяча с лишним страниц. В ней описываются все обычаи и традиции народа и радость народной души, которую имел народ русский на Руси в течение каждого месяца всего года. Это тысяча с лишним страниц описывают последовательно месяц за месяцем все 12 месяцев. Правда, не по месяцам, а по церковным событиям и по природным событиям. Зима, весна, лето, осень. А внутри них – церковные события.
И что вы думаете описывает Коринфский на этих тысяча с лишним страницах? Как ярко, как сильно, как глубоко жил русский народ, когда совершал изо дня в день, из месяца в месяц разные гадания, разные заклинания, разные языческие празднования. И это в христианской традиции. В обличьи христианских традиций, но языческие праздники. Причем, Коринфский описывает языческую суть, языческое содержание и, восторгаясь, рассказывает об этом прямо вот взахлеб.
И вот, мы приходим на седмицу масленую, и он описывает, как русский народ православный церковный праздновал масленицу. Этому посвящено порядка восьми страниц мелкого шрифта. Сначала описывается масличное веселье, потом дальше он переходит к веселью широкому, потом к веселью еще одна степень, слово забыл. И, наконец, заканчивает разгулом веселья. Тон всей статьи постепенного восторженного подъема от широкой масленицы к широкому веселью, дальше еще к одному веселью какому-то, и, наконец, к разгулу веселья. Говорит: «Вот как торжествовала Русь в разгуле веселья масленицы».
Ну и чтобы показать, как это хорошо и ка это прекрасно, он говорит, что эта седмица в году вообще была самая яркая в жизни вообще народа. «Что, – говорит он, – выше неба и что шире масленицы может быть?» И затем вспоминает разные народные поговорки про масленицу. Две только приведу только лишь, но они очень яркие, характерные для того, как это делал народ на Руси.
«О масленой неделю пируешь, а потом семь недель опохмеляешься». Чтобы эту поговорку привести, Коринфский описывает, как эту масленую пировали. «Водка, – говорит, – лилась рекой. Кто только не пил, от мала до велика. Какое только лишь веселье не происходило. Начинали с малых чарочек, а в итоге заканчивали обильным поением». И он называет это: «К концу масленицы это был разгул веселья. Кто только не был пьян, а кто не был пьян – тот дурной, тот не наш. Пили на масленой, а с похмелья ломало на Радоницу». Радоница – это после всего Великого поста, после Пасхи вторая седмица. «Пили на масленой, да так пили, что с похмелья ломало на Радоницу». И это он произносит, как торжество народных обычаев.
К великому сожалению сегодняшняя наша православная жизнь ничем не отличается от жизни 200 лет назад. Сто лет – это советского периода, который вообще безбожный, там вообще никакой и масленицы даже не было, а перед этим еще сто лет вот такого разгула похмельного веселья.
И вот то, что сейчас в Церкви тоже праздную – это то же самое. Оно, конечно, может быть не вполне имеет еще такой характер. Потому что, чтобы дойти до такого характера, все-таки Коринфский пишет свою книгу уже в начале 1900 года. Т.е. сто лет уже пришло к такому результату. Дореволюционные сто лет. А мы же сейчас в церковной своей жизни только-только возродились в церковной жизни. Но мы так возродились, что масличную мы празднуем так же, как вот, по тем же самым смыслам и в том же самом содержании, как описывает Коринфский. И похоже, что через 50-60 лет мы тоже будем в таком состоянии. Внутри Церкви. Это речь идет о церковном народе.
Там, кстати, описывается, как они приходили в храм, а после храма начиналось вот это. И при этом про храм так очень небрежительно и чуть-чуть. А что начиналось после храма – очень широко и с большим пафосом.
Но ведь это мы так и живем с вами. Если же мы вслушаемся в жизнь самой Церкви, то, оказывается, это две седмицы уже мытаревого настроения, т.е. восстанавливающегося покаяния. Мытарь кается за свое фарисейское в себе, мытарь кается за свое блудного сына в себе, мытарь кается за такую широкую масленицу, которая в себе, в нас тоже хочет этого. Ни о каком Страшном Суде не помышляя, хочет этой широкой масленицы. Мытарь кается об этом, он это обнаружил. Если кто сейчас всё это слушая, радуется, надо же, какая была ужасная Русь, а я не такой. Начни каяться, что как раз ты попался как фарисей: «Я не такой». Он именно так и стоял, и говорил: «Вон, мытарь, весь из себя никчемный, а я-то и то делаю, и это делаю».
Сейчас может быть мы с вами тоже подумали: «а мы вот не такие, мы так масленицу никогда праздновать не будем». И уже тем, что мы подумали так, мы уже не мытари. Но куда от этого убежишь? Вольно или невольно, если мы, действительно, фарисеи, а мы все фарисеи. Мы же все закончили школу, половина из нас институты закончили – значит, мы точно все фарисеи, мы воспитаны фарисеями. Мы точно себя ценим. Фарисей – это ценящий себя. И значит, мы не могли сейчас не пережить эту мысль. Мы пережили ее. Не восхититься – мы восхитились собою. Не порадоваться, что мы не такие, а они вот какие – мы порадовались собою.
Так вот, это всё непременно произойдет, куда от этого денешься? Но дело не в этом, что это происходит, а дело в том, что ты об этом каяться будешь. Мытаревым настроением ты это заметишь. Ты об этом заскорбишь, ты об этом заплачешь где-то в глубине сердца своего, до глаз твоих не докатится это твое покаяние, но где-то в глубине сердца затомится, заскорбится покаяние твое. И оно и будет твоим мытаревым настроением, которое постепенно, внутри тебя накапливаясь, будет приближаться изо дня в день еще предстоящих семь дней к Великому посту. И когда ты в понедельник обнаружишь себя за пределами рая, реально обнаружишь себя, как мытарь, как Адам изгнанный, ты начнешь там плакать и каяться. И это будет для тебя Великий пост. Пост твоего личного покаяния, пост твоего личного желания вернуться снова в рай, пост твоего личного восстановления в твоем единении с Богом.
И тогда, хотя бы отчасти, хотя бы чуть-чуть ты с Богом соединишься в Пасху, когда ы причастии ты переживешь это причастие, как утешение возвращенного, в раю восстановленного, пускай всего лишь на один час только самой пасхальной службы. Но восстановленного в раю.
Да, потом это потихонечку растеряется, но ты к этому шел, ты в этом был и ты это пережил. И так из года в год всё больше и больше, по чуть-чуть, буквально по доле капельки, даже не по капле, а по доле капельки, но ты именно это будешь переживать. Ради этого есть смысл положить тебе жизнь земную 70 лет, другому 80, третьему – 90. А иначе зачем вся жизнь?
И еще очень важный момент. Как же тогда провести эту седмицу? Очень просто. Церковь-то не только говорит о покаянном уже чувстве мытаревом, но его Дух Святый ведь сопровождая нас, Он уже побуждает в нас это. Только ты своим сознанием к этому повернись, внутренним своим смирением в это себя поставь. Кротостью своею это в себе, мытарево настроение в себе полюби. И тогда Дух Святый, Который сопровождает тебя ежеминутно нигде, никогда не оставляет тебя от любящего Отца, исполняющий Небесного Отца любовь, Дух Святый всегда с тобою. И Он поддержит малейшее дыхание твое. И тогда вопрос: а эти дыхания – это же поступки? Это дыхания Духа Святаго и дыхание правды к Богу – это же поведение? Что тогда в нашем поведении и в наших поступках должно быть? Должно быть встречным к Духу Божьему, встречным ко Христу Пострадавшему за нас, встречным к Отцу Небесному, Который ждет нас в Царстве Своем.
И Церковь сегодня говорит, если мы внимательно слушали Евангелие, мы услышали о том, какой разговор сложился между Господом и стоящими справа на Страшном Суде и Господом и стоящими слева от Него на Страшном Суде. Господь сказал одним, что вот вы Меня напоили, накормили, одели. А стоящим слева сказал, что Я алкал – вы Мне не дали, Я жаждал – вы Меня не напоили, Я был наг – вы Меня не одели. Это Он говорит, слева стоящим. И те, и другие с удивлением спросили? «Господи, когда это было?» Справа стоящие спросили: «Когда мы Тебя накормили?» А слева стоящие спросили: «Когда Ты к нам приходил, а мы Тебе не дали?»
А Господь тем и другим сказал: «Это вот когда ты давал конкретным людям нуждающимся, или ты не дал конкретным людям, нуждающимся, вот в этот момент ты Мне или дал или Мне же не дал». В то же время те, которые слева стояли, они как фарисеи говорят: «Господи, ну, это не честно, если бы Ты Сам пришел, разве мы бы Тебе не дали? Откуда нам было знать, что людям давать – это все равно, что Тебе давать. Ты же нам об этом ничего не сказал? Если бы Ты сначала хотя бы пришел, мы бы порадовались Тебе, всё Тебе бы дали, последнее свое Тебе бы отдали, а потом бы Ты сказал: «Вот так поступайте и со всеми меньшими, т.е., с обычными людьми, тогда бы мы пошли и так бы делали, но Ты же так не сделал, Ты же к нам не пришел?»
Помните этот возглас со стороны слева стоящих? Они же этот упрек, укор Господу сказали. Действительно, это как раз фарисеи стояли там слева. Фарисей так именно и говорил: «Господи, если бы Ты мне Сам явился, я бы, конечно, для Тебя бы всё сделал, но вместо Тебя же явилась эта замарашка, этот негодяй и эта падла. Им я ничем не обязан. Ты бы хоть чем-нибудь намекнул бы, что и этому тоже надо дать – я бы дал».
О чем это? Это говорится, значит, не только о том, Чтобы ради Христа я готов сделать то, другое, третье. Вроде тоже есть такая поговорка, что вот, кто-то другому говорит: «Ну, ты, поделись тем, что тебе досталось от еды, от денег, поделись. А ты говоришь, чо я ради. Мне и так самому не хватает. А тот, который тебе говорит, он говорит: «Ну, ты ради Христа это сделай». «А, ради Христа, ладно, ради Христа я сделаю».
Т.е., оказывается, когда ты, до твоего сознания достучались, то ты да, действительно готов сделать. А по естеству, когда просто тебе сказали: «Ну, вообще, подай этому, он нуждается». По естеству твоего сердца ты, оказывается, не готов.
Так вот, когда говорит Господь, что вы Меня накормили, напоили, Он говорит не в том случае, что кто-то подсказал вам. Вам подсказали, Что это ради Меня сделайте. И вы сделали, и поэтому вы теперь с правой стороны теперь стоите на Страшному Суде. Нет таких слов. Говорится о каком-то совсем простом событии в нашей жизни, но часто нами с вами вообще не узнаваемо. Просто кто-то пришел и сказал свою нужду. Или же перед нами явилась эта нужда видимо, мы наткнулись на нее. И никто нам не говорил, сделай ради Христа. И Он Сам не просил, тоже не подсказывал нам, ради Христа подать.
И если ты откликнулся просто от своего сердца, мало того, откликнулся очень искренне, так что ни о чем не пожалел и ни в чем не посчитался прежде, чем отдать. Все ли отдать или половину отдать, или может лучше это придержать, а это отдать. Вот так вот не посчитался, а от чистого сердца, просто от состояния сердечного отдал.
Этим самым ты поставил себя на Страшном Суде по правую сторону. Но тогда мы скажем: «Тогда и все язычники будут стоять на правой стороне». Ан вот и нет. Чтобы поступить в такую искренность и сердечную жертвенность не ради Христа только, не по сознанию ради Христа, а от сердечного устроения ради Христа, надобно быть чистым по духу, свободным от духа самолюбия, самоугодия и ценностям мира сего. В духе надо быть чистым. Да, в душе сегодня неверующие люди и многие язычники, и других вер люди по душе удивительные могут быть, и даже и по совести очень живые. И нам могут быть примером высоким, недосягаемым.
И, тем не менее, они таковы по душе, по нравственному своему качеству. А по состоянию духа своего они все равно остаются схваченными. Ибо освободить от схваченности может только Христос. Но для этого надо быть крещенным. И при этом освободить от схваченности в самом центре духа. А чтобы так поступать от чистоты, не просто от искренности души, а от искренности духа поступать, надо быть в духе освобожденным. А это значит, не просто крещенным, это надо быть, надо пройти всю аскетику церковной жизни, которая направлена на умаление человеческого духа перед Господом. Смирение – это же умаление тебя пред Господом и стяжание в этом случае Духа Святаго.
Надобно в этом быть. И тогда твое искреннее участие в любом человеке, даже безсознательном воспоминании ради Христа или не ради Христа, является поставляющим тебя на Страшном Суде по правую сторону. Но это только православные, не только крещенные, но в православии в аскетике воспитанные люди, свободные по духу. И поэтому по естеству свободного духа, по благодати очищенного от страстей и от уз, способны поступать совершенно чисто, когда кого-либо накормили, кому-либо дали пить, т.е. это удел все-таки православных людей. Даже не католиков, и даже не протестантов.
Хотя мы знаем удивительные вообще богадельни в протестантском мире, удивительные дома-приюты, дома для престарелых, дома для больных разных хронических заболеваний. И всё это делает протестантская Церковь. Очень много удивительного, того, чего мы даже близко с вами сделать не можем. Но и это тоже не вполне от жизни духа. Это вполне от жизни души, богатой очень, обезпеченной силами, но не духа.
Но может быть тогда мы с вами, ничего такого делать не умеющие и даже обычную богадельню – и ту обслужить не можем. Маленькую нашу богадельню – и ту не можем обслужить, но зато мы какие-то вот православные. Да нет же, и это тоже не пройдет. Видите как?
Очищаться в духе, а значит знать опыт сокрушения духа, знать опыт смирения духа, знать опыт кротости духа, знать опыт радости духа. Духа, исполненного благодати. А, соответственно тогда, знать покаяние православное, т.е. покаяние, которое совершается именно в духе человеческом, но по действию благодати, а не само по себе. Это возможно только в православной традиции при содействии, реально содействии Духа Святаго. А Дух Святый содействует именно традиции православной.
Получается, что для того, чтобы на Страшном Суде стоять по правую сторону, а не по левую, хотя фарисей, всё, казалось бы исполнив, оказался всё равно по левую сторону. Для этого надобно, во-первых, действительно откликаться и понуждать себя откликаться на всякую нужду человеческую, а далее второе, важнейшее – делать это от искренности сердца. Т.е. искренности духа. Не из самолюбия, не из фарисейской гордости, что я непременно достигну этого совершенства и буду такой. Нет. А из постоянно умножающегося чувства своего недостоинства перед Богом.
А если ты из года в год, живя в Церкви все больше и больше чувствуешь, что ты действительно совершаешься всё лучше и лучше, и становишься в конечном итоге, уже близким к совершенству по благословению: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный», и ты именно это свое совершенство отмечаешь. Вот уже на единицу совершил, вот теперь на две совершен, вот теперь уде на три совершен. Если ты так живешь, то ты будешь по левую сторону на Страшном Суде. Потому что по состоянию духа ты гордый человек. Самодостаточный и занимающийся постоянной самооценкой. И вне самооценки вообще себя не переживаешь. Не знаешь, что такое жить вне самооценки.
Поэтому, что такое ныне, а в нем присно и во веки веков – ты не знаешь. Вот это признак спасающегося человека, идущего к Страшному Суду или не идущего. Поэтому, эту седмицу, значит, соответственно, она масленая, т.е., почему-то Церковь благословила. У всех в сознании сразу на этой седмице есть, и есть, и еще раз есть масло, сметану, творог, молоко. Как-то у всех такое сознание. Да не это благословлено. Благословлено на этой седмице не вкушать мясного. Сегодня мясопустная неделя, т.е. неделя, день последний вкушения мяса. Вот что сегодня. Это только благословлено, всё остальное ничего, всё остальное – это выдумка человеческая.
Если мы из скоромного мясное убираем, то что остается? Молочное остается. Но нет сугубого благословения Божьего и тем более церковного, что теперь неделя сугубого вкушения молочного. Поэтому ешьте как можно больше. Катайтесь как сыр в масле. Вот вам Церковь благословляет. Да не правда. Ничего подобного. Мясного не вкушать, вот что благословлено. Ну а тогда что делать с молочным? Ну а с молочным, оно просто есть как есть. И в меру, насколько твое мытарево настроение позволяет тебе молочное вкушать или же если ты по болезни нуждаешься в молочном, ну ешь, кушай. Но при этом обратите внимание, опять сплошная седмица, опять нет среды и пятницы. Бедный фарисей, он опять натыкается на невозможность исполнить своего совершенного служения Богу. Хотя все-таки попытка и желание исполнит его совершенно будет. Фарисей сейчас очень внимательно слушает, как же мне нужно будет сырную седмицу проводить, чтобы теперь, оказывается не благословлено так широкая масленица. Интересно, что тогда благословлено? Так, чтобы это было угодно Богу и мне бы послужить. Благословлено не есть мясо, ну так я его и не буду есть. А еще чем мне послужить? Однако, я знаю по опыту своему, я наверное так буду вкушать, что почти не вкушать чего? Молочного.
Вот, чтобы не было такого фарисейского отношения, Церковь говорит относительно молочного: «Вкушай по потребности, как тебе надо, вообще ни о чем не думая. Ни о совершенстве своем церковном, ни о грехах своих в связи с молочным, просто живи сейчас по естеству. Вот сколько тебе хочется молочного, столько кушай. Какого хочешь, такого кушай. Но всегда апостольское помни, что не переедай». Равно как по поводу вина сказано: «Не упивайся». Или еще по-другому сказал апостол Павел: «Всё нам позволено, но не всё полезно». А польза может быть как организму, так и душе, так и, в конечном итоге, польза нашего спасения.
Вот, чтобы это правдивое настроение все-таки обрести, Церковь дает нам всегда отправной точкой богослужения. Поэтому, как проводить масленую седмицу, давайте посмотрим, а что предлагает Церковь в богослужебном чине этой седмицы? А в богослужебном чине этой седмицы Церковь предлагает немного-немало, постовые службы. Правда, не широкий пост Великий, т.е., не широкое богослужение со всей полной пения богослужебного, со всей полнотой настроения покаянного. Но по всему чину и порядку содержательному чисто постовое богослужение. В среду и пятницу нет литургии ни Иоанна Златоуста, ни Преждеосвященных даров. Нет причастия. А вместо этого служба Великого поста со всем чином содержательным без пения постового, но со всем чином содержательным Великого поста. А значит, соответственно, со всеми коленопреклоненными молитвами Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота…»
Вот, оказывается, не широкая масленица, где купайся, как сыр в масле, а покаянная постовая служба. Это же не просто там в календаре написано, я буду только помнить, что в календаре, а в это время среду и пятницу буду заниматься своими делами. Нет же, Церковь приглашает. Если она учиняет в среду и пятницу такие службы вечер вторник, среда – утро, вечер четверг – утро пятницы – это значит, что она предлагает нам дела свои отложить, занятия веселые отложить, сыр в масле тоже отложить и прийти на службу. И стоять, и совершать поклоны Ефрема Сирина, вот что она предлагает.
Разве это похоже на ту масленицу, которую описывает Коринфский и которою жило огромное количество народа на Руси до революции. Не похоже вообще ни капли. А что еще помимо этого? И вот в главе у Коринфского в противовес такой пьяной и широкой масленице, разгулу пьяному, в противовес описывается, а при этом, при том, как народ вот так праздновал широко масленицу, а при этом, далее пишет Коринфский, царь и патриарх изволили делать вот что.
Давайте теперь и мы с вами, как искренние хрситаине вслушаемся и вчитаемся в эти, всего лишь десять строчек из восьми страниц мелкого шрифта. Десять строчек, в которых описывается, что в это время, во время пьяного разгула народа православного, что делали в это время царь и патриарх. А он дальше пишет, что вот, в сегодняшний день, воспоминания Страшного Суда на площади Кремля перед Успенским собором устраивался специальный помост и на него выносилась большая икона Страшного Суда. Царь выходил из своих царских палат в окружении своей свиты, патриарх выходил из своих патриарших палат в Кремле в окружении своей свиты, и все приходили на этот Страшный Суд и там прочитывался еще раз чин Страшного Суда, который описан в Евангелии и множество разных молитвенных прошений о нашем спасении. Говорилась проповедь. И вот исполненные этим содержанием, царь и патриарх расходились.
Что дальше происходило в течение всей седмицы? Дальше так как предстояло Прощеное воскресенье, надо было со всеми примириться, а сделать это за раз в одном чине богослужебном невозможно, то поэтому в распорядке царской жизни было следующее. Он начинал всю седмицу ездить по важнейшим монастырям с тем, чтобы примириться там, попрощаться, прощения попросить. По-церковнославянски написано – попрощаться. Попросить прощения у всей братии ведущих монастырей. Где-то и положить в монастырскую суму от себя по царской щедрости. Так происходило до четверга включительно. Царь объезжал монастыри.
Представляете, какая была там атмосфера, когда встречали царя, когда принимали его просьбу о прощении, когда сами просили у него их простить, что там происходило. В каком настроении пребывал весь народ иноческий и сам царь со всею своею благочестивою свитою. А последние два дня он для такого же прощения уже шел к своим придворным. В пятницу он шел к патриарху. В субботу патриарх шел к нему. Они приходили друг к другу и просили прощения. В субботу после патриарха шел к своей царице и просил у нее прощения. И к своим детям, у них просил прощения. И только после этого приходил в воскресенье уже на сам чин Прощенного воскресенья.
Еще там, в этой главе маленькая буквально строчка о том, что некоторые люди применяли ради испрашивания прощения какие-нибудь принесенные с собою дары в народе, в том числе блины. Приносили блины и с блинами просили прощения. Вот и всё. Всё остальное – пьяный разгул.
Так вот, оказывается, благочестивая часть России, отправляясь от церковных богослужений и пребывая в них, потому что, кстати, царь посетил все службы масленичной седмицы, приходя в монастырь, он, естественно, там участвовал в службе и после службы просил прощения у всех.
Всю седмицу царь пребывал на службах масленицы. Из них среда и пятница, великопостные службы, по 8 часов в день. Вот масленица благочестивого народа. И вслед за царем так делали и благочестивые люди, как среди дворян, так и среди простого народа, городского и крестьянского. И не удивительно, что после того, как грянула революция. И те, кто справляли все предыдущие годы широкую, пьяную, разгульную масленицу, ринулись уничтожать всех православных, расстреливать, бичевать – это же они это делали?
Другая часть народа, следуя крестным страданиям Христа и принимая эти мученические условия, как их собственный крестный путь, прошли его в муках без единого ропота в сердце, без восстания и возмущения на Бога и на своих распинателей, а всех благословляя. И по возможности, если кому удавалось, сильно не переживая ни трусости, ни страха, ни трепета телесного.
Хотя по воспоминаниям новомучеников от этого почти никто не избавлен, так или иначе телесный трепет перед муками и перед смертью все переживают, но своею верностью и преданностью Богу, верностью и благоговением, покаянием перед Богом, они все-таки оказываются выше этих своих телесных переживаний.
И вот этот народ, который, видимо в годы пьяной масленицы, тем не менее, следуя за царем и патриархом тоже совершали образ масленицы так, как совершали первые люди государства, они-то и составили тот православный народ, который был великою жатвою для Неба. И Господь пожинал эту жатву, когда страшными насилиями широкая масленица уничтожала православных христиан.
Поэтому, когда мы сейчас с вами входим в жизнь масляной седмицы, памятуйте обо всем этом и как-то внутри себя еще раз определитесь, с чем, с плотью ли своею, либо с ухом своим, в духе, с фарисейским ли настроением духа, т.е. своей горделивостью, либо с мытаревым настроением духа. И тогда, войдя в свою душу, и, в конечном итоге, установившись в душе, имейте поддержку отдуха, где мытарево настроение стяжает благодать Божью и благоговение к покаянию, отправляясь или отлагаясь от тела, которое, к сожалению, будет своими страстями стягивать нас к себе. И этот внутренний труд и будет, собственно, масленой седмицей.
Будешь ли при этом, одновременно внутренне так склоняясь к покаянному чувству внешне при этом двумя руками скатывать блины и макать их в сметану и засовывать за обе щеки или нет? Вывод очевидный.
Ну и второе, приходя друг к другу и прося прощения, примиряясь друг с другом, вспоминая все события ссор и раздоров с кем-либо, иди опять же от мытарева сокрушения. Иди примиряться от мытарева сокрушения, а не от фарисейской заносчивости. Вот я иду примиряться, а ты что? Да нет же. Ты согрешил, ты идешь, каешься, ты просишь прощения. И если тебя при этом спустят с лестницы, ты будешь катиться по этой лестнице, плача, что так мне и надо. Что я еще другое заслужил? А если ты еще при этом почувствуешь в себе фарисейское возмущение: «Я к нему пришел прошения просить, а он, видите ли, нахамил мне, надерзил, да еще и с лестницы спустил».
Если ты это вдруг в себе заметишь и об этом тогда, уже, скатившись с лестницы там ляжешь, распластаешься на земле крестом и будешь плакать, что бы не только спущен с лестницы поделом, но еще и катясь с лестницы, имел еще и фарисейское возмущение, что тебя так спустили. И об этом будешь там, на земле уже, плакать, скорбеть. Потом уже в этом настроении будешь ползти к Господу, и просить у Господа прощения: «Да, человек меня не простил, но Ты меня, Господи, прости. Поделом меня спустили, поделом мне наговорили, поделом мне оплеух надавали вместо ответных блинов, но Ты меня, Господи, прости».
Вот, собственно, настроение православное этой предстоящей седмицы. Так вот давайте, насколько это будет получаться – пойдем в нее, следуя царю-батюшке и патриарху.
Аминь.
Беседа о новомучениках и исповедниках,
о подвижничестве
04 февраля 2013 г .
беседа
прот. Анатолий Гармаев
с 43.00 мин. по 61.52 мин.
А у нас, братья и сестры, я забыл вчера сказать и очень скорблю, пожалуйста, донесите всё это до всех, кого сейчас здесь нету, в ближайшее воскресенье, следующее воскресенье – это праздник новомучеников и исповедников российских. С какого-то времени, с позапрошлого года мы этот праздник стали праздновать, как наш двунадесятый, но только он духовный праздник. Не широкого празднования, но духовный. Т.е., значение этого праздника для нас в «Отраде» очень большое.
Я думаю, что оно должно было бы быть таковым и для всей Церкви. Недаром, видите как, вот благословением священноначалия постепенно сначала произошло соборное прославление святых новомучеников российских. Хотя каких-то там двадцать лет назад вообще даже боялись об этом говорить. О том, что просто был трепет перед светской властью, которая вообще на дух даже и близко не допускала каких-либо разговоров даже просто про, как они называли, врагов народа. Все священномученики ими причислены во врагов народа, по отношению к которым у них сразу возникало ярое отношение – уничтожить, убить, прекратить, запретить и всякое такое. Ну, и понятно, что если 70 лет такого настроения в массах народных было, то разговоры какие-либо пришедшие из западной зарубежной Церкви, оттуда шел разговор. Потому что они первыми прославили новомучеников и они настаивали на том, чтобы это произошло бы и у нас тоже. И когда эти разговоры к нам начали проникать через разные круги, тихонечко, то, конечно же, они производились нами, я вот помню это всё. В Москве когда возникал такой разговор – мы это говорили с оглядкой – не слушает ли кто-нибудь? Очень тихо между собой и очень выборочно, с кем можно говорить, а с кем боялись говоорить.
Тем не менее, смотрите, дальше как события разворачиваются? Совершается Архиерейский собор, первое прославление новомучеников и дальше из года в год всё новые, и новые и теперь в последние годы прямо по тысяче новомучеников прославлены за один год. Это же какое торжество!
Наконец, появляется впервые учрежденный праздник в календаре – день памяти новомучеников и исповедников российских. Просто день памяти. А вот с какого-то года, года два или три назад уже такое постановление и благословение Патриархии о том, чтобы это стало празднованием для всей России. Не просто днем памяти, а празднование. Но вот, я помню, мы с радостью это восприняли и начали тоже. Сначала просто богослужение установили, как празднование, хотя без трапезы тогда было еще, а потом уже в прошлом году или позапрошлом уже и трапезу учинили, празднования. Ну и вот теперь этот праздник у нас утвержден, как праздник с полным чином празднования, только в варианте духовном.
И поэтому памятуйте, что мы всем сейчас обязаны новомученикам российским. И тем, что так свободно сейчас живем в Церкви. И что сейчас изменился вообще весь строй жизни страны в сторону православия, церковности.
Конечно, одновременно с этим вошло что-то ужасное в плане развала самой страны, развала всех нравов, но с другой стороны. Тут две стороны, с одной стороны механизмы по развалу страны идут мощные, и куча народу ловятся на это и себя отдают в этот развал, сами пляшут, сами живут этим развалом. А с другой стороны, Церкви дана совершенная свобода. Церковь сейчас может утверждать себя и жить, хотя, конечно, тоже, к сожалению, далеко не все идут за этой свободой так, как это подобает, потому что да, и Господь сказал, что и не многие пойдут этим путем. И действительно, не многие идут. Ну, тем не менее, в условиях всеобщей какой-то массовой церковности, внешней хотя бы.
И вот в этих условиях, где ты. Пожалуйста, можешь идти в разврат – всё для тебя есть, ну прямо всё, чего только нету, всё для тебя есть. И одновременно ты можешь идти во всякую внешнюю церковность.
с 61.52 мин. по 95.11 мин.
Вопрос. Что входит в минимум подвижнической жизни?
Минимум подвижнической жизни я пытаюсь вам все время навязать, получается так вот. Два по три, вот это минимум подвижничества. Два по три, что это такое? Прости., отдай, уступи, не объясняйся, не пререкайся и не укоряй. И всё это должно быть снабжено чем? Молитвенностью. Не просто молитвой, молитвенностью. Настроением молитвенным. Вот если вот этот минимум ты имеешь – это есть минимум подвижничества.
Но для того, чтобы этот минимум иметь, оказывается, надобно поститься, надо, оказывается, ущемлять свою плоть. Потому что, если ты не будешь этого делать, то ты не сможешь не пререкаться. Ты все равно будешь пререкаться. Не будешь поститься, оказывается, ты не сможешь не объясняться. А уж не укорять – это вообще запредельным будет для тебя.
Т.е., почему пост нужен? А потому, что он связан с молитвенностью. Что эти два по три без молитвенности могут делать и безбожники же тоже. Сколько хороших людей неверующих и коммунистов могли два по три выполнять это правило. Более того, им было это в нравственном плане кому-то из них это свойственно. Они такие радушные, великодушные и вообще, хорошие и добрые люди по естеству своему нравственному, что они не пререкались, не объяснялись, никогда не укоряли. Сколько таких людей. Я знаю десятки. Были неверующими совершенно.
Но вот если эти два по три не подкреплено молитвенностью, то тогда это ничто для спасения. И тогда это не есть подвижническая жизнь. А вот, значит, если это скрепляется молитвенностью, т.е. орошается и напитывается молитвенностью, а, оказывается, молитвенность удержать без чего нельзя? Без поста. Речь идет о подвижнической жизни, о действиях подвижнических. Вот действия подвижнические – это пост. Поэтому пост, молитвенность, меж собою соединенные и два по три. Всё. Вот вся программа подвижнической жизни. Но это в том минимуме, который вообще необходим. Если ты в этот минимум не встанешь, то тогда никакого подвижничества у тебя нету, одно только лишь внешнее наведение пудры на щеки, краски на глаза да на губы, маникюры на пальцы. Вот что такое твое православие.
Вопрос. А пост имеется ввиду воздержание?
Да, воздержание, пост – это воздержание. Это не просто смена еды, такая-сякая. Воздержание именно, да. Опять же, ради той же молитвенности. Видите тут какая связь? Вот эту связь внутри надо уловить. Тот, кто уловит, тот уже начало подвижничества подхватил. Ак то этого не уловил тот много говорит о подвижничестве, ли вообще говорит о подвижничестве, но ничего в этом не понимает.
Поэтому, печалуйтесь, когда у вас что-то такое начинает внутри вас на дыбы вставать. Это ужас, это просто катастрофа. А уж если еще и рот разинулся и хай пошел, то это вообще всё, конец всему. Т.е., всему чему? Церковному. Стоит православный, а изо рта столько змей, да еще таких шумных, шипящих, кричащих, обзывающихся, обвиняющих, укоряющих, пререкающихся, объясняющихся.
Если нарисовать карикатуру, то это будет вот такой вид, что вот стоит сестра или брат. Помните, эти французские всякие реверансы в танце? Или вы, наверное. Ничего этого не знаете, вы это не застали. Это мое поколение знает все эти разные реверансы, приседания в танцах, когда парами танцуют, то друг перед дружкой, ножку за ножку сзади и приседают, потом кланяются и так дальше. Всякое такое. А тут, если карикатуру нарисовать, то вот, стоит сестра или брат и вот и объясняются. Ты ему говоришь, а он тебе объясняется. Что он при этом делает? Приседает, и туда, и сюда, и всяко плечиками и так, вот объясняется. А потом ты начинаешь ему говорить еще что-то такое, а он тут начинает пререкаться с тобой. Т.е. Он и ножку вперед, и ручку вперед и еще что-то такое. И вообще, такой танец. И тебя еще подхватит, и захочет с тобой какую-то мазурку сплясать. И за руку тебя дергает и тащит в пляс, и еще что-то такое. Это пререкается.
А уже если стоит брат или сестра и укоряет еще в ответ. И потом идет и после этого разговора внутри весь живет этими укорениями, то это что такое? Это в танце он еще и гримасничает. И так улыбнется, и так улыбнется, потом еще возьмет, плюнет в тебя. И такие танцы были. А еще хлеще было, это когда хватает партнера и перекидывает через себя. Вот сегодня мы в ускорении так делаем. Вот, кто укоряет, вы так делаете.
Это всё к вопросу, что такое минимум подвижнической жизни. Осваивайте ее все-таки. Возможности для нее же есть сейчас. Смотрите, всё открыто. Мало того, каждый день напоминание, аж даже до мозолей. Кто-то даже меня видеть уже не может все время только об этом и говорим. Ну, так видьте. Не только видьте, а еще и любите. Не только любите, но исполняйте, делайте так. И особенно не судачьте, не иронизируйте и не оскверняйте это всякими разными насмехательствами в своих комнатах по поводу таких бесед и вообще по поводу таких тем, которые, я задаю вам их, конечно, порою, может даже неразумно много. А вы потом берете и очищаетесь от этого своими насмехательствами. Шутками, прибаутками в комнатах. Кто-то умудряется из этого извлечь какие-то характеристические слова, т.е. переделывает подвижническое слово на какое-нибудь такое, обзывательское и подвижническим словом обзывают друг друга. Такие вещи тоже, к сожалению, ходят, я смотрю. Не делайте так, не хорошо.
Вернемся к празднику новомучеников и исповедников. Мы об этом ведь всё. Т.е., благодаря их подвигу, их этому Христовому характеру, а иже Христовы суть, плоть свою распяли со страстьми и похотьми. Вот они это сделали. Помните, что они имели возможность встать в ружье – не встали, имели возможность устроить мощное противление, как во времена Минина и Пожарского, однополчане же, можно было устроить, сорок миллионов замученных православных – это же огромная армия. Они же могли встать мощною стеною против там каких-то десятка тысяч этих революционеров. Что такое десять тысяч или сорок тысяч революционеров по всей России и сорок миллионов православных? Они бы просто массой бы своей задавили. Если бы не были христовы суть. Но, будучи Христовы суть – они сочли, лучше распять себя на этих мученических страданиях, нежели устраивать ответное ополчение. Правда, те, кто это все-таки устроили, ответное ополчение же было, помимо этих сорока миллионов мучеников и исповедников российских было же огромное мощное ополчение в виде белогвардейских движений различных. Начиная с белогвардейской армии и кончая различными движениями из деревень, из городов, поднявшихся против большевизма и революции. Вооруженное тоже было. Но Бог сулили, чтобы Россия претерпела до конца эти ужасные безбожные гонения безбожия, египетский плен за свое предыдущее расцерковляющееся православие. Со времен раскола старообрядческого началось мощное расцерковление православия. И оно, в конечном итоге, привело к такому состоянию народа, что в итоге, Господь попускает в наказание безбожие на 70 лет.
Ну и поэтому, конечно, ополчения все потерпели крах, хотя они же были отборнейшие войска наши были. Деникинцы, колчаковцы, врангелевцы, все под этими выдающимися полководцами, же, ничего не смогли сделать, бежали буквально. В итоге вынуждены были в основном эмигрировать. И, казалось бы, там, в эмиграции, за границей они хотели всем своим патриотическим и церковным чувством и радением, и ревностью они хотели сохранить веру и православие в ее исконных формах и видах за границей, чтобы потом, когда кончатся все эти годы смуты, революционные, они вернутся и вернут весь этот, увезенный с собой, как они говорили, багаж православия.
Но и этому не суждено было быть. Всё это рассыпалось. Ни одно православное движение никакое не состоялось, е совершилось. Удержалась только сама суть Церкви. Церковный порядок жизни – он и удержался. И поэтому заграничная церковь православная – она до сих пор жива, а все остальные обычаи, традиции православной жизни, которые старалась удержать заграничная Церковь, ничего не сохранилось. Всё ушло либо в песок, либо рассыпалось прямо на глазах у всех ревнителей, к великой скорби. Посмотрите сейчас эти воспоминания, дневники. Сколько там слез, сколько там горечи, просто. Друг дружку предают, оставляют, кидают, обычаи все топчут, перешагивают, увлекаются всякими, то французскими ценностями, то итальянскими, то еще какими-то. То ударяются в разную философичность. То богословие становится каким-то оторванным и снятым богословием. Сколько горечи сейчас в этих воспоминаниях.
И вот дневники остались, а люди умерли. Вместе с ними умерло всё то, что они, казалось бы, хотели сохранить, потом к нам сюда ввернуть и как бы обогатить нас здесь в России. Но ничего этого не произошло.
Т.е., получается, и ополчение было, более того, и ревнители православия были, которые, не вступая в это ополчение просто сразу погрузились на пароход и уплыли, и ухали на поездах, уехали, спасая, как бы они полагали, что спасают православие. Там, за границей они его спасут. А реально-то спасли православие кто? Те, кто остались здесь, в России, остались верными своей Церкви, хотя ее тоже колыхало с разных сторон. И обновленчество, и живоцерковники, и декларация патриарха Сергия, сколько всего. И неожиданная эта осечка патриарха Тихона с на год введенным новым стилем. Здесь тоже всё потрясающего чего было в самой Церкви. И, тем не менее, имея возможность так же уехать за границу, так же убежать, но никуда не ушли, они решили остаться здесь, они до конца понесли крест Христов, ибо Христовы суть, вот в чем дело.
А иже Христовы суть – плоть распяли со страстьми и похотьми. А где это можно было сделать? Только здесь, в России. Как это можно было сделать? Только оставшись верными своей Церкви, своему священноначалию, которое да, при этом разодрано в разные два лагеря. Да, которые, непонятно вообще, куда бежать, кто из священноначалия вообще реально жив, как церковное лицо, а кто не церковен уже. Кто уже обновленец, кто не обновленец, кто остался верен Христу, кто предал – ничего было непонятно. Такая смута была, казалось бы.
Одно только могло удержать и спасти – верность Церкви. Какая бы она не была, чтобы там с нею не происходило. Кто бы там ее не возглавлял. Но Церковь в своем устроении, да, внешнем, да иерархическом, но она свята. И ты остаешься верен ее чину церковному. Да, могут в этом чине мы знаем из истории Церкви в разные исторические периоды в этом чине на место того или иного чина становились самые разные люди. Сколько патриархов-еретиков побывало на престоле патриаршем там и сям, и в Константинополе и у нас в России. Сколько всяких разных предательствующих из священноначалия епископов, и епископов, и митрополитов побывало на разных престолах, чинах. Всё было. Но чин и чинопорядок Церкви оставался незыблемым, Господь его хранил и держал.
И вот верным быть Церкви в ее иерархическом устроении, чинопорядке этого, таковые только могли остаться в России. И они остались. И второе, они остались с той Россией, которая пошла на распятие. И они это внутренне слышали, чувствовали. Каждый раз, когда стук в дверь, открываешь дверь – а там трое в тужурках, понимаешь, что для тебя началось распятие. Ты понимаешь, что это не только у тебя. Это сейчас там, сям, у соседей, еще у других тоже самое сейчас происходит. Это Россия идет на распинание. Ты наконец это начинаешь чувствовать. А потом, когда ты вдруг окажешься в одной камере с двадцатью такими же, ты понимаешь, что это всеобщее. А когда ты вдруг попал на каторгу, и там видишь, что там 800 человек таковых, а то вот в сибирской каторге – там 2000 было на одной только каторге, православных только одних. Истово православных, не считая всех там преступников, политических и т.д. две тысячи народу.
Ты точно знаешь, что это Россия, не ты один, а вся Россия, верная своему Христу и верная своей Церкви, она пошла на распятие, ибо Христова суть. Вот что начинаешь вдруг это слышать. Мы-то об этом слушаем сейчас, об этом рассказываем, в книгах читаем, а там-то это люди реально пережили. И то это каждый раз переживали со всё большею очевидностью, переходя сначала из первого ареста – отпустили, второго ареста – на год задержали в тюрьме, третьего ареста – два-три года в тюрьме. И вот этот переход от одного ареста к другому, из одного срока тюремного в другой срок. Наконец, после тюрьмы – каторга. Из одного срока каторги в другой срок каторги. Это же было всё большее и большее переживание откровения, что такое Христова суть и какой масштаб эта суть имеет в России. Пережить этот масштаб можно только опытно. И вот они это пережили, они через этот опыт прошли.
И особенно те, кто, Владыка Онуфрий сколько раз, пять раз был арестовываем на разные сроки, потом, в итоге, сослан на каторгу, а потом еще оттуда был отправлен на Соловки и там уже, последнее откровение – это уже мученичество. Откровение мученичества – высочайшее откровение, которое Господь может даровать Своему чадо, он, пережив его, уже идет ко Христу и со Христом теперь торжествует оттуда.
Кто спас в итоге Россию? Ставшие в ополчение – не смогли спасти, хотя это лучшие патриоты нашей России. Сколько из них – кадровых офицеров, дворян. Офицерство было сплошь дворянское же? Из других сословий не мог никто быть офицером, только дворяне были офицерами. И всё это офицерство дворянское, исполненное высочайшего патриотического чувства долга стояния за Россию, за Отечество. Сколько их было? Не спасли.
Сколько захотело спасти за границу и уехали, чтобы спасти православие там, оставаясь за границей – не спасли. А те, которые Христовы суть, здесь остались .они-то и спасли. Чем? Своими мучениями, своею смертью и затем торжеством на небе и оттуда уже прекратили этот семидесятилетний плен, потому что по их предстательству и молитвам, в итоге, плен был прекращен. Господь изменил гнев на милость и случилось совершенно невероятное для атеистов событие, когда вдруг раз, и буквально за полгода рухнула громадная династия коммунистов, коммунистической власти, буквально за полгода.
Я помню, когда мы все жили в этом советском государстве, вообще не думая, что можно вообще его сдвинуть с места. Это, казалось, такая махина и такая мощь в мире существует, что против нее Америка пытается что-то такое сделать, и Америка ничего сделать с этим не может, с коммунизмом и с коммунистической державой. Она же была вторая в мире после Америки по своей военной мощи, экономической мощи, по своему социальному устроению и прочему всему.
Ну как можно такую взять и свергнуть? Мы и полагали, что это на века, это навеки будет так. Мало того, мы были в этом воспитаны. И вдруг это за полгода рухнуло. Да так, что вообще ничего не осталось. Я помню эти полгода с удивлением, я слышу одно известие, другое известие и не верится. Вот не верится, и всё тут. Или же верится, ну да, но это эпизод, маленький, там точка где-то. Эта там точка, это там точка. А то, что это рушится громадная махина, вообще никто не вверил. А она рушилась на наших глазах. И рухнула.
Конечно, тот, кто не пережил этого, молодежь, наверное, вам трудно это представить даже? Но вот, поверьте просто, пережившим всё это на опыте своем, на своих ужасных безбожных ошибках в жизни, в которых мы же побывали же во всём этом тоже. Искренне там носились с идеями коммунизма.
Но, милостью Божией, вот не приросли к ним. И в итоге, не приобщились. А в это время, пока тут всё это безбожие, вся эта махина разворачивалась, оказывается, все эти семьдесят лет стояли перед престолом Божьим наши новомученики и исповедники российские и склоняли гнев Божий на милость, чтобы в итоге эта махина рухнула. И она рухнула, по их молитвам, по их предстательству. А приняты были эти молитвы Господом только по причине, что они положили свою жизнь за нас всех, они пролили кровь, они на каторгах перенесли все эти ужасные испытания и страдания.
И поэтому Господь их слушал, к их просьбам и предстательству за нас внимал. В конечном итоге, внял. Я думаю, что это не те, кто эмигрировали за границу, спасая православие, вымолили, нет, конечно. И даже не это удивительное патриотическое большинство наше, которое встали в ополчение. И не они тоже вымолили. И даже не их подвиг, когда они погибали в этих белогвардейских своих сражениях за Россию. Хотя и это тоже причисляется, наверное, Господом за некоторую лепту за то, чтобы мы сегодня имели эту жизнь свободную.
Но, все-таки, основной подвиг, к которому прислушался Господь, произвели и сделали новомученики и исповедники российские. Это ты должен слышать всеми фибрами своей души. Это ты доложен знать всею глубиною своей личности. Потому что, индивид, конечно, ничего этого знать не будет. Он и сейчас может меня и не слушает. А личность это не может не знать, личность не может к этому не открыться, личность не может не внять всему этому и это внятие пробудится, восстать на свою индивидность, на всю эту мерзость индивида. И, поднимаясь в их церковность своею церковностью, идти подвижническим путем сейчас, чтобы не постыдилась молитва и подвиг новомучеников. Потому что, все-таки, в конечном итоге, свобода сегодняшней церковной жизни, вымолена ими, дана нам за их кровь и смерть.
А вот удержать, остаться в этой жизни, сохранить церковную жизнь, как подвижническую жизнь – это же дело уже наше с вами. Если мы с вами не двинемся делать то же, что они делали, быть такими, как они, то никто же за нас это сделать не может. Кроме нас больше никого нет на Руси здесь. Веруют только одни, кто может это сделать, это те, кто сейчас в Церкви и церковно верующие. Церковно верующие, а не просто православные. Которые слышат подвижничество, как свою жизнь. Да, очень трудно к ней идут, да, приходят, падают и отваливаются, спят на молитве, еще что-то такое делают. Но, пробуждаясь, все-таки идут в подвижническую жизнь. Идут, лезут, ползут, друг дружку подтягивают. Ищут, как сказал сейчас отец Мардарий, духовников, потому что без духовников нету Церкви.
Если таковые сейчас есть, то тогда только они и могут не постыдить всё то, что сделали мученики и исповедники российские. Но это мы с вами. Кто еще, больше никого же нет? Все, кто сейчас в церквах ищут подвижническую жизнь. Больше никого нету, кроме таковых людей, на которых и лежит вся возможность оправданий подвига новомучеников.
Поэтому, они свое сделали, они совершили этот подвиг страданий своих, взошли к престолу Божьему так близко ко Христу, что Господь мог их слушать, внимать их молитвам за нас и, в итоге, по их молитвам даровать нам сегодняшнюю нашу жизнь.
Ну и чтобы потом в итоге не получилось бы так, что, пройдет время, Господь соберет всех новомучеников там, в райских обителях, откроет им небеса и обратит их взор к нам, на землю. И скажет: «Вот вы пострадали, вы были поставлены при Престоле Моем, вы семьдесят дет у Меня вымаливали народ в России. Вымолили, Я им дал эту свободу, дал им построить и Церковь, и всё, а вот теперь посмотрите, какой результат». И они с ужасом будут смотреть, что здесь носятся и крутятся по всей России православные расцерковленные люди, устраивают фестивали, банкеты, смотры, выставки, все это наполняя православным содержанием и внешними православными формами, побрякушками. Иконы все понавешали на браслетах у себя на руках, еще что-то такое понаделали. И во всем этом блеске профессионального мастерства торжественно радуются и веселятся на своих православных банкетах.
И Господь повернется ко всем новомученикам и скажет: «Вы ради этого вымаливали у Меня и упросили Меня открыть им свободу? Смотрите, что они с этим сделали? Я воздерживался, Я долго не отвечал на ваши просьбы. 70 лет категорически не отвечал, потом еще 15 лет постепенно склонялся. Наконец, склонился. Чего ради? Посмотрите сейчас, что там происходит?»
И они оттуда, с небес увидят личину православия, торжествующе буйствующую, живущую на земле. Вот, чтоб этого не произошло. А ведь это может произойти. Во всяком случае сейчас видно, что в это всё склоняется немалое число людей. И даже верные соблазняются такою возможностью жизни.
Поэтому, постыдятся или не постыдятся новомученики и исповедники российские в ближайшие 10-15-20 лет – зависит от нас с вами. Надо, чтобы не постыдились. Но тогда это значит, что и нам тоже надо будет отдать кровь. Другого же нету способа? Ну так начни хотя бы с малости подвижнической жизни своей. А что это такое? Еще раз: два по три, которые держатся молитвенностью, а молитвенность держится твоим воздержанием, постом. Вот и всё. Хотя бы это делай. Этого уже будет достаточно, чтобы церковность удержалась бы.