Беседа 1
Протоиерей Анатолий Гармаев
Файл: 01. Беседа 27.11.2015 г. Христос, вера, Имя (2 ч. 12 мин.)
Сегодня у нас 27 ноября, вечерняя беседа. Тема ее: «Христос, вера, имя». Когда мы говорим о Христе, то мы знаем, что в Евангелии Христос сказал, в истории, будучи здесь, на земле, Христос совершил, сделал, и после Своего Вознесения с тех пор до ныне и дальше Он совершает, делает. И вот эти три сказал, совершил и совершает. Нам было бы хорошо сейчас еще раз внимательнее для себя услышать, всмотреться, вслушаться в это. когда мы говорим дальше о вере, то вера, речь идет о той самой вере, которая знаема только по Богу, т. е. та вера, которая открывает нам Самого Бога. Потому что слово вера используется еще и в разных других значениях, чисто человеческих уже, когда человек другому говорит: Я тебе не верю. Или: Я верю в своего друга, свою жену, мужа, в своих детей. Вот это человеческие уверения и удостоверения друг в друге. Равно есть люди других религий, которые говорят, что, а мы верим в своего Бога, в Аллаха, в Будду, в Вишну, Кришну там, в других богов, и тоже говорят: верю. Но если эта вера не открывает им Христа, значит она не Божья, она не от Бога, потому что Бога никто открыть не может, кроме как Сам Бог если открывает. А мы с вами как творения Божии, люди, тем более по грехопадении отпавшие от Бога, знать Бога не можем, и в том удостоверяет нас огромное количество на земле людей иных верований, которые верят в кого угодно и в каких угодно богов, но при этом знают конечно и о христианах и о христианском Боге, и даже более того, ездят к нам посмотреть на наши церковные реликвии, и даже дивятся и изумляются и прочее, но при этом не открывается им Христос. Знать о Нем знают, так же как мы знаем о том, что у мусульман есть Аллах, а у буддистов есть Будда, а дальше мы не идем. Так вот, люди иных верований – они дальше, чем просто знание о Христе и о христианах и о христианской истории – дальше идти просто не могут, они и не не идут, они просто не могут, потому что им нечем для себя открыть то, что неведомо для человека, Бог человеку не открывается, неведом, если не захочет открыться. И поэтому если мы вдруг с вами ведаем Христа, то тогда это означает, что Сам Бог открылся нам, Он призвал нас. Вот мы об этой вере будем говорить, поэтому «Христос, вера, имя» – тема наша, то в теме веры мы говорим о той вере, про которую говорит апостол Павел в своих посланиях, о той вере, о которой говорится в Евангелии и вообще и в трудах Святых Отцов, и которая от Бога, потому что она открывает Бога человеку.
И наконец, имя. Имя – мы будем говорить о том самом имени, которое в этом ряду – Христос, вера, имя, естественно, имеет отношение к первым двум: к вере и к Самому Христу. Соответственно, это имя Христа. Только оно есть в трех значениях: это имя Самого Христа, затем имя, про которое говорится, что именем Моим многое будете делать: чудеса творить, бесов изгонять, – именем, т. е. имя, которое имеет силу Божию, Божественную, и им совершатся и будут совершаться и совершались мы знаем, и будут продолжаться совершаться чудеса. И наконец, третье имя – это имя, которое мы принимаем на себя и уже ходим с этим именем. Как сказано в Исходе: Да не возьмеши имени Моего всуе, а во Второзаконии сказано: Да не приимеши имени Моего всуе, т. е. значит, мы с вами принимаем, берем имя Христово на себя и называемся христианами, вплоть до того, что когда мучеников мы знаем, спрашивали имя твое, он говорил: христианин. – Мы тебя спрашиваем твое имя. – а он опять отвечает: христианин. – Как тебя назвали родители? – Как назвали, не знаю, потому что я уже давно назван Самим Богом, я христианин, и все тут. Ну и это то самое имя, которое мы носим с вами, возьмеши, приимеши, – сказано в Священном Писании имя. И носишь его не всуе, т. е. не напрасно, ибо добавлено: Не очистит Бог приемлющаго имя Его всуе. И это прибавлено в обоих случаях: и в Исходе, там, где сказано: да не возьмеши имени, и во Второзаконии, где сказано: Да не приемлеши Имени Моего всуе, и дальше добавлено: Не очистит бо Бог приемлющаго имя Его всуе, т. е. не очистит – это значит не совершится таинство на человеке, если он имя носит всуе. Ну и мы только что вот сегодня буквально память праздновали святителя Григория Паламы, и о нем в тропаре звучат такие слова: Яко Павел неизреченных услышав, и сосуд быв избранен, ты понесл еси Христово имя, несозданно проповедал еси высоце и просто едино Божество в имени Его, т. е. понесл еси имя, как христианин, Христово, а в то же время и прославил Божество, получается, в Его имени. Ну вот, об этом имени мы с вами будем сегодня тоже говорить. Вот собственно говоря, о чем сегодняшняя беседа.
Итак, первое. Христос и в Нем Христос сказал, Христос совершил, и Христос совершает. Давайте вчитаемся в Священное Писание, в котором Христос сказал: Меня гнали, будут гнать и вас, и всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит Богу. И то сделают вам за имя Мое, потому что не знают пославшего Меня. Значит, веруют в других богов и не имеют ту веру, про которую мы говорим, и которая есть у нас. Поэтому не знают пославшего Меня. За какое такое имя? За то, о котором заповедь в Исходе и во Второзаконии: Не возьмеши имени Господа Бога твоего всуе, не приимеши имени Господа Бога твоего всуе, не очистит бо Господь приемлющаго имя Его всуе. Потому что носящий имя Господа есть ветвь на лозе, которую как приносящую плод, Отец Мой очищает, чтобы более принесла плода. Кто пребывает во Мне и Аз в нем, тот приносит много плода. И плод сей, первое: да любите друг друга. Второе: и да радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна. И третий плод: тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода. Прославится Отец Мой в вас, если принесете много плода. И дальше говорит Господь: до ныне вы ничего не просили во имя Мое. Просите теперь и получите, чтобы радость ваша была совершенна. И здесь Он это говорит в том смысле, что все, что вы будете просить у Отца Моего во исполнение этих трех плодов, даст вам Отец Небесный. При этом если вы будете просить во исполнение этих трех плодов способные совершить эти плоды – даст вам Отец Небесный. Если вы будете просить во исполнение этих трех плодов с искреннею верою и упованием на Бога, что и малость и немощь сил ваших тем не менее Бог вам даст совершить эти плоды, то даст вам то, что вы просите, и вместе с тем, что даст, что просите – придаст еще и сил совершить это, ибо оно, совершаемое вами, будет совершаться во исполнение трех, одного из трех плодов. Первый плод: да любите друг друга, второй плод: да радость Моя в вас пребудет, и будет совершенна, и третий плод: да прославится Отец Мой, и радость Моя в вас пребудет, и радость эта в том, что прославится в вас Отец Мой теми плодами, которые вы испросите во Имя Мое. Это и есть то, о чем говорит, когда говорит Господь: Как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они будут в Нас едино, да будут едино, как Мы едино, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет и Я в них. И апостол добавляет к этим словам Евангельским: как мы носили образ перстного – он есть Адам, будем носить и образ Небесного, который есть Господь с неба. И опять Евангелие: О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам, и через то вы будете теми, про которых сказал: Я познал Тебя, Отче праведный, и сии познали, что Ты послал Меня, познали, т. е. не просто мы прочитали в учебнике, не просто узнали в Евангелии, а познали, т. е. совершилась на нас благодать веры и благодать веры и благодать плода, плод совершился, таинство совершающее в нас плоды Божии, Божественные образования или преобразования. Я в них и Ты во Мне, да будут совершенны во едино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня. Познает мир. По житиям святых мы видим, что там, где люди мира вдруг познают, видя христиан, особенно мучеников, вдруг познают, что Ты послал Меня, они тут же в этот же момент начинают исповедовать себя кем? Христианами. Вот это-то неожиданное отправление от своего язычества и исповедание себя христианами, когда человек, потрясенный поступками и действиями христиан, вдруг себя сознает христианином, и есть познал. И да познает мир, что Ты послал Меня, и возлюбил их, как возлюбил Меня. И вот это познание, что сейчас на этом мученике или на этом святом праведнике, или на этом юродивом совершается вот это дивное обетование Божие, любовь Божия к этому человеку, и он вдруг познает, что это Бог его любит, и поэтому он так – кидают его в огонь – он не горит, сдирают с него все мясо до костей – а он вновь становится живым и здоровым – он вдруг познает саму любовь Божию. Человек мира, язычник вдруг открывает для себя любовь Божественную, и он так ее открывает, что он тут же ее хочет, и отсюда, из этого хотения этой любви Божией он тут же говорит: И я христианин, режьте меня, колите меня, рубите меня. Вот о чем идет речь, да. Посмотрите еще раз: Я в них и Ты во Мне, да будут совершенны во едино, и да познает мир, который не знал Тебя, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня. А как познает? Раньше об этом сказал. Вот, есть чрезвычайное познание, о котором мы только что сказали, а есть постепенное познание, о котором подробно говорит святитель Феофан Затворник в своей книге «Путь ко спасению». Но об этом же говорит и Сам Господь. Раньше об этом сказал: Дух истины наставит вас на всякую истину, ибо не от себя говорить будет, но что услышит, и Я пошлю Его к вам, Он от Отца исходит. Т. е. значит то, когда говорит, что услышит, значит услышит у Отца, в Отце услышит, Он от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне, нету другого действия Святого Духа на земле к людям, кроме как одного единственного – свидетельствовать о Самом Христе, не о Мухаммеде, не о Боге и не о Кришну, Вишну и не о разных бесах. Дух Святый одно только дело делает на земле, больше никакого дела нету – свидетельствует о Христе. Его пошлет Отец во Имя Мое, Он научит вас всему. Все, что имеет Отец, есть Мое, Он, Дух прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам. В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне и Я в вас. Кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам. Это последнее вот это – явлюсь ему Сам – мы с вами потом увидим удивительным образом сказывается как раз в делателях Иисусовой молитвы, где в самом имени Господа осуществляется это обещание или обетование Божие: и явлюсь ему Сам. И поэтому делатели Иисусовой молитвы, начиная с Иоанна Кронштадтского обширно, ярко, сильно, глубоко, прямо говорят: имя Христово несет в себе Самого Бога. Но несет не в смысле написанное имя, не в смысле звучащее имя, а то самое имя, к которому доходит человек, делатель молитвы, в глубинах своего духа, и там, в глубине духа, ему в имени Христовом, которое он произносит: Господи, Иисусе Христе, помилуй меня – в имени Христовом Бог Сам открывает Себя, потому что Он здесь обещал, вот Иоанн 14 глава, 20 стих – Господь обещает делателю Иисусовой молитвы я возлюблю его – говорит, и явлюсь ему Сам. А для этого просите и будет вам, чего ни пожелаете. А молитва Иисусова как раз это и делает, она все время просит: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного. Только чтобы желание ваше было оправдано Отцом Моим, живите по слову Моему. Когда слова Мои в вас пребудут. А для этого вы сами пребудете во Мне, потому что кто не пребудет во Мне, тот извергнется вон, как ветвь и засохнет. Иуда, который не Искариот, говорит Ему: Господи, что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру? Иисус сказал ему в ответ: Кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое, и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим. Вот как разворот идет. Сначала просто сказал: явлюсь ему Сам, а тут разворачивает, что кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, т. е. заповеди Его. Но соблюдет слово Мое – это же слово Бога, нельзя человеку понять слово Бога без Бога. Прочитать слово Божье – Евангелие можно. Понять чисто рассудочно, логически – можно, но понять, что вкладывает в это слово как действие Сам Бог – нельзя, это можно услышать только тогда, когда это слово в тебе оживет и начнет действовать, начнет быть действуемо Самим Богом, т. е. Его благодатью, т. е. Духом Святым. И поэтому тот, кто любит Меня, во-первых, любить можно тоже опять же тем, который свидетельствует о Нем, значит Духом Святым, никак по-другому ты не сможешь любить Бога, потому что Бог для нас недостижим, непостижим, один только, кто может открыть нам Бога – это Дух Святый. И поэтому, если ты не пребываешь в Духе Святом, то любить Христа ты не можешь. Поэтому Он не сказал: все любят Меня – не сказал так. Он сказал: кто любит Меня, т. е. тот, кто стяжал Святаго Духа и по действию Духа Святаго любит Меня, тот – дальше говорит, – соблюдет слово Мое, опять же соблюдет слово – т. е. в поступке, в действии будет совершать то, что Бог в это слово вложил. Но тогда это можно совершать это только действием Святаго Духа, ибо никто не знает, о чем говорит Евангелие, когда говорит: Возлюбите друг друга. Ну, по-человечески возлюбите – мы знаем. Сообразить, развернуть, как это возлюбить – мы сможем, но это будет все человеческое. А Божье – как это возлюбить? Соблюсти слово Божие можно только Богом, а значит, Святым Духом. Поэтому, тот, кто любит Меня, т. е. уже удостоверен Духом Святым в том, что Я у него есть Бог – тот соблюдет слово Мое, потому что Дух Святый уже действует в нем. И читающий или слушающий Мое слово слышит, как его совершать по благодати. И Отец Мой возлюбит его, потому что Дух Святый его совершает таковым, что Отец может его любить. Потому что не имеющего Духа Святаго Отец просто не видит, как сказал святой Амвросий Медиоланский, сказал, что тех, которые не в Духе Святом, для Отца и невидимы. А в другом месте взял еще и сказал еще хлеще, еще крепче: до них и Богу дела нет. А если ты в Духе Святом любишь Меня, то тогда этим же Духом соблюдаешь его слово, и тогда Отец Мой возлюбит Его, и дальше смотрите: Мы придем к нему, а в данном случае это совершителю молитвы в глубинах своего сердца и духа своего, и обитель у него в его сердце сотворим. Не любящий Меня не соблюдает слов Моих, хотя и при этом говорит Мне, что я же, Господи, я же всю жизнь Тебе говорил: Господи, Господи, я даже дела чудные совершал именем Твоим, я бесов изгонял, я людей исцелял именем Твоим. А в ответ: не знаю вас, т. е. человеки уверены, что они делают для Бога и по Божьи, но не подозревают, что они это делают по-человечески, своим человеческим разумении и из человеческого своего опыта, не стяжав Святаго Духа и не по благодати совершая Его Евангельское слово. И поэтому они будут удивлены: Господи, как же так, я же все делал, я Евангелие наизусть знаю, я этим Евангелием только и совершал все свои поступки, вымерял, выправлял. Как же Ты говоришь: не знаю вас. Помните, юродивые девы, опоздав стяжать Духа Святаго, начали стучаться в закрытые двери, а за дверями было безмолвие. Они стучали еще сильнее, и был один ответ: не знаю вас. А на Страшном Суде будет: отойдите от Меня, проклятые, а эти проклятые будут вопить: Господи, ну мы же все делали. Да, кто-нибудь, может быть подскажет им в этот момент: вы делали, но только вы делали от себя, по-человечески. А как же тогда надо было делать? А надо было сначала стяжать Святаго Духа, а уже по этому и после этого уже делать то, что вы делали. Дух Святый вас бы научил это делать по Божьи, а не просто по-человечески. Вот почему в Церкви и невозможно быть истинно, если ты не занят прежде всего стяжанием Святаго Духа. Слово же, которое вы слышите, не есть Мое, но пославшего Меня Отца. Сие сказал Я вам, находясь с вами. Дух Утешитель, Которого пошлет Отец во имя Мое, напомнит вам все, что Я говорил вам. Если бы достаточно было бы нам читать Евангелие, Святых Отцов и исполнять его, понимая по-человечески, что там надо делать, то не надо было бы никакого Утешителя Духа посылать нам. Того достаточно, что были апостолы, имели общение со Христом, после этого оставили нам Евангелие, по Евангелию прожили какое-то количество народу церковного, как Святые Отцы, оставили нам свои труды, и мы теперь, изучая эти труды Святых Отцов, изучая Евангелие, запросто можем следовать за Христом. Зачем нам Дух Утешитель? Примерно таким-то образом, к сожалению, сегодня живет немало церковного народа, особенно выдающиеся, так называемые совсем уж высоко ученые богословы, закончившие разные семинарии и академии и не подозревающие о том, что надо стяжать Духа Святаго. Им кажется, что они все знают, потому что все богословие изучили, и достаточно, чтобы его теперь исполнять, но не подозревают, что исполняют по-человечески. И отсюда мы увидим, что во всей истории 2000-летней истории христианства происходят страшные распри между ученым как раз таким бездуховным богословски ученым богословием и реальными подвижниками, стяжателями Духа Святаго. Одни, богословствующий, но не стяжающий Святаго Духа, не может услышать, что и чем, что делает и чем живет простец, но живущий стяжанием Святаго Духа, и не понимает, зачем надо для этого такие какие-то аскетические условия, какие-то аскетические действия, какую подвижническую жизнь – зачем? Достаточно сидеть, пройти весь курс семинарии, пройти весь курс академии, самому какую-нибудь написать докторскую диссертацию по богословию, написать хорошие статьи об этом и на этом опираясь, жить себе как бы якобы истинный христианин, не подозревая, что из-за этого истинного христианина не больше получается, кроме как истовый христианин. Но настоящего христианина-то там нету. К сожалению, в таком положении находятся не просто ученые богословы. Сегодня находятся в таком положении к сожалению, почти большая часть церковного народа, которые пребывают в своем православии через школьное богословие, ну небольшой объем знаний христианских, но они единственные становятся опорой для человека, никакого стяжания Святаго Духа как бы и не надо – а что, я все знаю, мне достаточно, и обычаи церковные знаю, и хожу, и причащаюсь, и исповедуюсь, но ты же юродивая дева. – Кто сказал? – А что – ты мудрая дева? – Не могу сказать. – Ну так разберись, ведь это же сказано конкретно – были юродивые девы, а были мудрые девы, мудрые вошли в общение с Господом, а юродивые же не вошли, но и те и другие были не просто христиане – девы были, и не просто девы, а были в Церкви. Мало того, еще же юродивые говорят, что Господи, мы же столько всего делали, мы именем Твоим чего только ни делали, мы для Тебя только вон чего столько наделали, как же Ты говоришь: Не знаю вас. – А в ответ будет молчание. Видите как. Вот это надо услышать. Поэтому еще раз смотрите, давайте еще раз это прочитаем. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему, и обитель у него сотворим. Не любящий Меня, не соблюдает слов Моих, т. е. это значит, не имеющий Духа Святаго, а значит, не стяжавший и не знающий подвижничества. Слово же, которое вы слышите, не есть Мое, но пославшего Меня Отца. Сие сказал Я вам, находясь с вами. Опять сказал, что слово Мое не есть Мое. как же так – не Мое, когда это Евангелие же, это Евангельское слово, как же это не Твое? А Господь говорит: да, ты слушаешь, ты читаешь Евангельское слово, как Мое слово, но чтобы его услышать, надобно иметь того, кто от Отца послан, и который тебе откроет не только то, что от Меня в Евангелии написано, но и то, что Отец хочет и вкладывает в это слово, а это делает Дух Святый. И если ты этого Духа Святаго не стяжал, то тогда Евангельское слово ты читаешь, как Мое слово Христово, но на самом деле ты не знаешь, что имеет в виду Отец Небесный в этом слове, потому что ты Духа Святаго не имеешь. Сие сказал Я вам, находясь с вами. Дух Утешитель, которого пошлет Отец во имя Мое, т. е. в реальное и в действительное совершение и исполнение тебя как христианина – Он напомнит вам все, что Я говорил вам. А теперь все сказанное, а нами читанное или услышанное, познается нами, если будет с нами действие Духа Святаго. Слово Евангелия будет исполнено благодати, т. е. силы Божией, а сердце и дух наш благодатью будут очищены и приуготовлены к восприятию благодатного же слова. Тогда они, которые попросят Отца во имя Его Сына, Христа, т. е. во исполнение славы Отца в тех, кто носит Имя Христа и присутствием Духа Святаго свидетельствуют, и будет свидетельствовать просимое, то дастся им от Отца во имя Его, Христа. Вот что сказал Христос, это Христос сказал.
Ну вот, так как это уже есть выписанное в виде текста, я бы хотел и предложил бы вам всем мы его распечатаем этот текст, а вы его возьмите и еще раз прочитайте, потом придет время, еще раз прочитаете, а потом пройдет время – опять прочитаете. А кто более ревностный, то возьмите, выучите наизусть и выучив наизусть, все время с собой носите. Есть одна удивительная семья, у которой я гостил, они давно уже так как-то идут теми благословениями проповеди, которые идут у нас через сайт, они не здесь, не в Волгограде. И они попросили какого-то такого содержательного благословения им на исполнение правды жизни христианской. Я благословил им к вечернему правилу присоединить 17 главу Евангелия от Иоанна. Отец их спросил: Батюшка, благословите, а на какое время? Я не помню, что я сказал. Когда я через год был у них в гостях, вечером мы стали на молитву, они по обыкновению всей семьей, двое взрослых и семеро детей, они уже дети достаточно взрослые – стали читать, прочитав вечернее правило, дальше наизусть папа, потом подхватывая мама, потом подхватывая еще один и второй ребенок, прочитали Евангелие 17 главу. Я говорю: Вы до сих пор читаете? – А мы так поняли. И благословившись, мы теперь так делаем, каждый вечер звучит 17 глава Евангелия. То, что мы сейчас с вами читали, многое из этой самой главы. Поэтому я вам и говорю: выучите, и попробуйте его применять всегда в своей жизни, ну, не просто выучив, носите его, а время от времени так вот наизусть возьмите и читайте сами себе вслух или же про себя, или же еще глядишь – так сядете друг с дружкой побеседовать, и спросят вас: Что сегодня на рынке или какая погода? – А вы ему начните: Меня гнали, будут гнать и вас, и всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит Богу. Он скажет: Ты про погоду чего-нибудь знаешь? – А вы продолжайте: Все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают пославшего Меня, и дальше – 20 минут подряд. Если он ваш – не убежит, если не ваш – убежит. А вдруг скажет ему жена: этот не наш – мой муж – и убежит от меня. Да нет, если ты будешь сначала про себя долго-долго это читать, то когда вслух ему прочитаешь – не убежит уже больше. Равно как и муж вдруг скажет: а вдруг этот не наш – моя жена. Но ты долго-долго сначала читай про себя, а потом однажды вслух начни за чаем читать ей – не убежит. Это Христос сказал.
Второе – Христос совершил. Из множества, что совершил Господь, мы остановимся на самом главном: на трех действиях, которые сделал Господь, будучи на земле. Он воплотился, и поэтому мы празднуем праздник воплощения, как главизну праздников всех в Церкви. Второе: Он взошел на крест и пострадал за нас во искупление наше от грехов и умер. И третье: Он воскресил, воскрес, чтобы воскресение Свое даровать уже нам в каждом таинстве причастия. И поэтому сейчас давайте остановимся на первом Его действии, где Он воплотился. Для этого мы сейчас будем выдержки брать из книги протоиерея Георгия Флоровского «Догматы и история». Свято-Владимирское братство, 1998 года издания книжка.
Мария обрела благодать у Бога. Она была избрана послужить тайне воплощения. Этим предвечным выбором и предназначением Она была в какой-то мере отделена от человечества, выделена из творения. Можно сказать, что Она поставлена превыше всей твари. Она является представительницей рода человеческого, но в то же время превосходит его. В этом Божественном избрании заключено противоречие: Мария выделена из человечества еще до воплощения, как будущая Мать воплотившегося Господа, Она находится в особых и неповторимых отношениях с Богом, со Святой Троицей, ибо то, что происходит с Ней, не просто историческое событие, но исполнение предвечного решения Божия. В Божественной икономии спасение (икономия – т. е. забота Бога о людях). В Божественной икономии спасения у Нее свое особое место. Через воплощение человек вновь обретает единство с Богом, разорванное и уничтоженное грехопадением. Освященное человечество Иисуса стало мостом через пучину греха, а человечество дала Ему Дева Мария. Само воплощение открыло для человечества новый путь, дало начало новому человеку. В воплощении рожден последний Адам, Человек с большой буквы воистину, но больше, чем просто человек, второй человек – Господь с Неба. И Мария, как Мать этого второго Человека, непосредственно участвует в таинстве искупительного новотворения мира. Разумеется, Она входит в число искупленных, Она в первую очередь обретает спасение, Ее Сын, Ее Искупитель и Спаситель, как и Искупитель всего мира. Однако лишь для Девы Марии Искупитель мира – Ее Сын. Он Ее ребенок, которого Она выносила и родила. Иисус рожден не от крови, не от хотения плоти, не от хотения мужа, но от Бога. И тем не менее Он, Христос, в самом прямом смысле есть плод чрева Марии. Его сверхприродное рождение, образ и источник нового бытия, нового духовного рождения всех верующих. Слышите – Его сверхприродное рождение – образ и источник нового бытия, нового духовного рождения всех верующих, которое есть не что иное, как усыновление Богу причастие освященному человечеству второму Человеку, последнему Адаму. Образ рождения Бога от Девы Марии – есть образ второго рождения нас с вами. Как сказано в Церкви, что было два рождения: первое рождение, первый Адам и второе рождение, второй Адам. Но точно также и у нас с вами тоже два рождения: первое рождение – это мы от родителей родились по крови, и второе наше рождение, которое в крещении совершается вот уже как рождение духовное. И вот это второе рождение – оно по своему совершению есть исполнение образа рождения Христа от Девы Марии. Это надо услышать. Потому что иначе мы с вами к самому таинству крещения относимся как к некоторой процедуре, которая совершилась у нас в жизни. Да, необходимая, да, очень важная, да, очень значимая и всяко разно объясненная, но мало кто из нас в этом и слышит, и несет в себе свое крещение как образ рождения Христа от Матери Божией. Мать второго Человека несомненно входит в новую жизнь Своим особым путем. И не будет слишком смелым сказать, что для Нее искупление было некоторым образом предвосхищено в самом воплощении. Дух Святый найдет на Тебя, и сила Вышняго осенит Тебя. Это истинное Богоявление в полноте Духа и благодати. Вот мы на это, это слово запомнить, потому что оно нам еще потом много раз понадобится. Это истинное Богоявление, т. е. явление Бога, в полноте Духа и благодати. Бог явился во чреве человеческом. А так как мы будем в дальнейшем еще говорить о множестве разных других явлений Бога, в том числе и явление в имени Его и троекратном явлении, то для нас это место очень важное – Богоявление, явление Бога. Это истинное Богоявление, в полноте Духа и благодати, которое совершилось в Пресвятой Богородице. Бог никогда не использует человека, как это делает мастер, используя свое орудие. Каждый человек есть живая личность. Святая Дева не превратилась в инструмент, когда была осенена силой Всевышнего. Тоже есть такое как бы недалекое восприятие воплощения, как некое Матерь Божия послужила средством для искупления человечества. И к сожалению, я даже это встречал в некоторых книжках, так, ну школьного богословия, где прямо так и написано, что Она послужила неким предвечным замыслам Бога об искуплении человека, ну, т. е. Она как некий инструмент, который – ну, отработал свое – да и ладно. Нет, категорически нет, и вообще не так. Разумеется, особое положение Святой Девы – не Ее личное достижение и не награда за заслуги, и не аванс в предвидении Ее будущих заслуг и добродетелей, т. е. с одной стороны, мы действительно говорим о том, что Матерь Божия сугубо приуготовлена. Помните это бесчадство Иоакима и Анны, в конечном итоге до 90 лет, практически, когда уже заматорела утроба Анны, т. е. очевидно, что не могла она уже более ни рожать, ни воспринять ничьего семени, но даже не в этом дело, а в том глубочайшем покаянии, в слезах, искреннем плаче к Богу за какие-то свои грехи. При этом никто из них же не предполагал, ни Иоаким, ни Анна о том, что они будут как раз предродителями Самого Христа, Самого Мессии, Которого шесть тысяч лет ждал Израиль, и вдруг на конце этих лет вот эта чета начнет себя чувствовать, что они наперед чувствовать будут всегда, что они вот как раз и есть те самые, через кого сейчас явится Матерь Божия, и Она даст Мессию. Они вообще даже близко этого не предполагали, более того, все события жизни удостоверяли их совершенно в обратном. Ведь Израиль полагал, что если дети рождаются, то тем самым жизнь родителей оправдана, а если дети не рождаются, значит, родители грешат какими-то тайными грехами, за которые Господь их наказывает и не дает им детей. Это было абсолютное верование Израильского народа, и поэтому когда у них, им уже 17, а они еще не родили, уже 20, а они все еще не родили, 30 – а они все еще не родили, ну Израиль, хотя и видит их благочестивую жизнь, однако стал явно подозревать, что они что-то там делают, грешат как-то так не угодно Богу, Бог знает, и поэтому не дает им детей, наказывает их. И в конечном итоге постепенно складывалось к ним очень жесткое отношение, вплоть до того, что однажды, уже когда правда, совсем уже в древнем возрасте, в 90 лет, когда Иоаким принес очередное приношение в храм, то священник обругал его прямо тут на пороге храма и не принял его приношение, обругал, потому что гнушался, не терпел, у него уже накопилась за эти многие годы досада на эту чету, что они еще тут ходят, нам тут все портят, всякую атмосферу якобы. И конечно, при таком поношении со стороны всего народа, да плюс внутреннем искреннем веровании, что если нету детей, значит, они грешат – они что делали? Они плакали и просили Господа открыть им их грех: Господи, чем не угодили, Господи, чем погрешаем, Господи, чем оскорбляем Тебя, открой нам, прости нас, не открываешь, но тем не менее даешь знать, что оскорбляем – прости нас, помилуй нас, и с утра до вечера, вплоть до удалялись в пустыню и там плакали, в комнатах закрывались от людей, плакали, и так до самой старости. Такое приуготовление было Пресвятой Богородицы, чтобы в этих сердцах, которые покаянием очищены были от всего, поношением были вообще от всяких каких-то там притязаний и замыслов о себе самих были бы полностью принижены до земли всякими поношениями людскими, и плюс искренним своим покаянием были бы верны Богу до конца и до предела, ведь они ни разу Бога Самого не охудили, никакой претензии к Нему никогда не сказали, даже вообще не возникло у них этого, т. е. до такой меры глубины и чистоты, верность Христу и Богу, вернее Богу своему. И вот, после такого приуготовления родителей, когда они уже совершенно чисты, в них начинается зачатие и явление 9 месяцев развивается младенец Матерь Божья. Какой же Она чистоты должна была тогда явиться. И несмотря на это, когда мы так говорим, тем не менее надо совершенно точно знать, что ни за какие личные ее достижения, ни за какие награды, заслуги и не награда Ей за подвиг Ее родителей это воплощение Христа в Ней, и не аванс в предведении будущих Ее заслуг, которые Она потом совершает уже руководя апостолами – нет ничего этого. Ничто из этого не стало причиною этого выбора Божественного именно Девы Марии.
Ну вот, если вы это очень хорошо, глубоко в себя возьмете, то вы тогда, вы вдруг легко вздохнете, потому что вдруг окажется, что мы сплошное, тройное накопление всяких разных: Господи, но ведь у меня такие достижения перед Тобою. Господи, но мне нужна Твоя награда, потому что у меня такие заслуги перед Тобою, я вон что наделал, там все сделал, я такой вообще, я такой-сякой, и Господи, я еще и обещаю Тебе вперед еще много чего понаделать, все это, и поэтому Ты меня люби, поэтому Ты держи меня Своим верным, и потому дальше награждай меня и награждай, возвышай, повышай, умножай во мне благодать Свою, и в конечном итоге сделай меня чудотворцем, ясновидцем, еще чем-то, прозорливым, пятым, десятым. Но если уж не так, то тогда все у меня устрой, в моем доме все будет, пусть все по Божьи. Но если даже не это, то уж все в моей душе все будет мирно, поэтому, потому что я вот такая или я вот такой перед Тобой. Все это, если ты это то, о чем мы сейчас читаем про Матерь Божью, всерьез положишь в сердце своем, ты вдруг легко вздохнешь, потому что у тебя все это слетит, и ты будешь ходить, как искреннее, верное чадо Божие, которое не знает вообще, что заслужило ли вообще чего-либо. И тогда каждый раз, когда Господь тем не менее вдруг давать будет тебе какое-то Свое благословение или какое-то Свое присутствие, ты будешь удивляться, благодарить и искренне чувствовать: Господи, я же недостойный или недостойная, а мне это дается. Милость Твоя Господи, ты вдруг ее измеришь, она вдруг для тебя окажется явной, и благодарность, которую ты начнешь переживать – она станет тогда искренней, той самою благодарностью, которая является путем оправдания нашего к Богу или в земной нашей жизни. Так вот, ничего этого, ни этих трех никаких, Матерь Божья, за Матерью Божьею не было усвоено, потому что это свободный, – дальше пишет протоиерей Георгий – это свободный дар Божий в прямом смысле гратия гратис дата, т. е. совершенно свободный дар. Этот выбор предвечен и абсолютен, хотя и не безусловен, он обусловлен тайной воплощения. Мария занимает особое место в мироздании не просто как Дева, но как Дева Матерь. По человеческому этого просто быть не может, матерью не может быть дева, а дева не может стать матерью, пока она не перестанет быть девою. Матерь Божия есть Дева-Матерь, будущая Мать Господа. Ее роль в воплощении двойственна. С одной стороны она обеспечивает непрерывность человеческого рода. Ее Сын по Своему второму рождению – сын Давидов, сын Авраама и всех праотцев, родословие которых мы читаем каждый раз перед Рождеством, праздником Рождества Христова, там трижды по четырнадцать, да, отцов, которые являлись отцами в роду Христа. По словам священномученика Иринея Лионского Иисус возглавил Собой длинный список человечества, собрал в Себе все народы, распространившиеся от Адама, и воспринял в Себя древнее создание. Но с другой стороны, Он показал новое рождение, Он стал новым Адамом. Это все фразы из священномученика Иринея Лионского. В непрерывности рода человеческого произошел резкий разрыв, истинный переворот в самой сути бытия, и начинается этот переворот с самого воплощения, с Рождества второго Человека.
И вот, помните, мы с вами обратили внимание на слово Богоявление. И вот по отношению к Матери Божией, смотрите – применяются опять те же самые практически слова: звезда, являющая солнце – Матерь Божия, заря таинственного дня, т. е. являющегося дня, таинственного дня, из Тебе бо возсия, т. е. явилось солнце правды, Христос Бог наш. Христианская мысль всегда движется в пространстве не обобщенных идей, но в пространстве личности. Для Нее, – Матери Божией – тайна воплощения является тайной Матери и Сына. Материнство Богородицы – страж Евангельской конкретности. На традиционной восточной иконе Богородицы мы всегда видим Деву с Младенцем, это икона воплощения, т. е. все иконы, на которых Матерь Божия держит в руках Младенца – это иконы воплощения Христа. И разумеется, никакая икона, никакой образ воплощения невозможен без Богоматери. Итак, Благовещение есть спасения нашего главизна, и еже от века таинства явление, Сын Божий Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует. Архангел объявил и провозгласил Божественную волю, но Дева не молчит в ответ, Она отвечает на призыв Бога, отвечает с верой и смирением: се, раба Господня, да будет Мне по слову Твоему. Она приняла решение Бога и откликнулась на Его зов. Этот ответ человека Богу чрезвычайно важен. Как Ева по слову ангела пала и бежала от Бога, Ева в раю, преступив Его заповедь, так Мария из речи ангела приняв благое обетование, т. е. благословение, что родится от Нее Бог, была послушна этому слову. И вот с момента, когда это было как обещание Ей сказано, до момента, к моменту, когда Она приняла и согласилась, это обетование превращается в благословение. Идет согласие – обетование превращается в благословение. И хотя одна ослушалась Бога, преступив благословение Божье, да, другая Ему повиновалась, так Дева Мария стала заступницей за деву Еву, и как через деву род человеческий подвергся смерти, деву – Еву, так через Деву же с большой буквы он спасается, потому что непослушание одной девы уравновешено послушанием другой. Здесь мы тоже остановим свое внимание, запомним эти слова, потому что они имеют огромное значение для нашего с вами церковного послушания и для нашего с вами правильного восприятия благословения.
Процитируем также восхитительный отрывок из проповеди митрополита Филарета Московского. Вот, что он говорит: Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное Да будет, – слово Творца производило в мир твари. Слово Творца производило, слово производило. Да будет, – сказал Господь, и стало так. Но в сей беспримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла Свое кроткое и послушное: буди, – едва дерзаю выговорить, что тогда сделалось. Тогда слово твари низводит в мир Творца. Смотрите, какая страшная на деле-то связь между да будет – Божественное, когда творил мир. Да будет, – и стало так, и этим: Буди по слову Твоему. И тоже сказала – и стало так, и совершилось. Причем когда Бог творил мир, совершилось творение целой вселенной и всего, что мы сейчас имеем тварного в мире, а в этом послушном Буди по слову Твоему, буди – тоже совершилось, совершился Сам Христос и целая христианская история, и целые христианские народы, и неслыханный сонм святых угодников Божиих, это буди – низвело на землю сугубое благословение Божие. Если тогда сугубое благословение Божие сотворило землю, то здесь на эту самую землю слово Матери Божией: Буди по слову Твоему – низвело Божественное благословение на совершение великого, страшного, если еще и говорить об Апокалипсисе, который разворачивает вообще грандиозную картину того, что начало совершаться, то вот это все начало с этого момента: да будет, буди по слову Твоему. Почему я сейчас обращаю на это особое внимание, почему я выделяю это место из книги проповедей Филарета? Потому что это Матери Божией: Буди по слову твоему – имеет прямое отношение к нашему: да будет благословенно или благословите. По-гречески: да будет благословенно, а по-русски: благословите. И с этого момента начинается явление Божественного в твоей жизни, и оно может иметь грандиозные масштабы. Весь твой род может быть искуплен одним твоим этим: благословите. Или тем более греческое: да будет благословенно. Вот, к сожалению, вот эта глубина, эта ясность сейчас как-то невольно утрачена в суете нашего церковного жительства, и мы не вполне так говорим. А еще хуже, когда мы говорим: Батюшка благословил, давай, давай мне вытаскивай все эти коробки с едой, это все мое. – Как твое? – Батюшка благословил, все, давай. Вот эти коробки с порошками стиральными тоже давай. – А кто тебе сказал давать? – Батюшка благословил, а коль благословил, значит все давай. Т. е. вот в этом каком-то таком житейском что ли потребительском использовании слова благословил и благословение исчезла эта великая тайна этого слова – Буди по слову Твоему. И сейчас мало кто имеет эту силу и власть Божественного присутствия и участия, которое начинается с момента, как ты говоришь: Благословите, и тебя благословляют. И это очень важно. И поэтому само по себе благословение есть явление страшное, которого кстати, все другие народы других религий никто этого не знает и не ведает. А оно страшное, потому что твоим благословите низводится в твою жизнь, а значит на землю и вокруг тебя само благословение Бога, Бог начинает быть на земле через тебя и с тобою. Вот ведь что происходит. Но если ты так этого не слышишь и так это не делаешь, то тогда ничего не происходит, ты говоришь: благословите, – тебя благословили, а ты пошла воровать эти самые, этим словом благословение сверх меры – благословите две коробки, ты забрала пять, благословили кусочек хлеба – ты взяла всю буханку. Ну и еще какие-то разные такие нюансы использования для себя, для своей земной жизни и своего земного какого-то существования, опять же использование этого благословения не для освящения земных богатств, а для привлечения к одной доле земного богатства, сверх еще три доли. И в итоге благословение оказывается просто инструментом, с помощью которого ты дальше уже начинаешь закручивать земные же процессы, земные взаимоотношения, земные предметы, малость одного предмета умножать прибавлением к нему массы других предметов, и в общем-то обеспечиваешь себе земную жизнь, делаешься богатым, богатой или удобно устроенным, устроенной, еще что-то такое. А еще когда кто-то вдруг поперек встанет и говорит: нет, не дам, – благословение, – ты говоришь, а он говорит: ну и что, не дам. И ты тогда начинаешь яриться и вообще начинаете драться, сначала словами, а потом и реально. А потом еще расходитесь, а ты еще и ходишь с постоянным осадком на это: вот такой-сякой или такая-сякая. Т. е. ясно, что в этом что-то такое страшное ушло из жизни, божественно-страшное ушло из жизни. Чем же оно подавилось? Да нашим самочинием, которое обеспечивает просто свою самость, самостную жизнь, удобство земной жизни и умножает ее. Поэтому, так как этого сейчас очень много, так как это практически все сплошь, то поэтому я сейчас обращаю ваше внимание на начало происхождения этого слова: благословите или по-гречески вообще удивительно: буди благословенно. Здесь некий нюанс, но очень важный нюанс в разнице этих двух ответов.
Божественная Мариам изрекла Свое кроткое и послушное – Буди. Едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось. Слово твари низводит в мир Творца, – говорит святитель Филарет Московский. И здесь Бог изрекает свое слово: Зачнеши во чреве и родиши Сына, Сей будет велий, воцарится в дому Иаковли во веки. Но запомни: любое твое, от тебя попрошенное и сказанное: Благословите, и принятое – делает то же самое, только иного масштаба, но по сути то же самое – Христос сходит в этом благословите или да будет благословенно – Христос сходит и совершает с тобою же Свои дела. Ибо ничто, – говорит Господь, – не спасительно без Меня. Ничесоже не совершите доброго без Меня. Но там, где в благословите Я схожу к вам, то все будет уже со Мною, и тогда оно принадлежит уже вечности, – слышите? А ты всего-то навсего попросила: благословите мне переставить стол отсюда туда, и тебя благословили, и твое переставление стола ушло в вечность. Только это надо слышать, в этом надо жить, отсюда та удивительная кротость, какая-то дивная тишина смиренности в характере людей, которые живут в этом пространстве – благословите.
Но что опять дивно и непостижимо, – продолжает дальше святитель Филарет, – самое слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии: Како будет сие? Самое слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии Како будет сие? Потребно было Ее смиренное буди, чтобы воздействовало Божие величественное: Да будет. Что же за сокровенная сила заключается в сих простых словах: Се раба Господня, буди Мне по глаголу Твоему, и производит столь необычайное действие? Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Марии Богу волею, мыслию, душою, всем существом, всякой способностью, всяким действием, всякой надеждой и ожиданием.
И мы теперь, когда знаем уже историю мучеников Российских, мы знаем силу этого удивительного Буди. Потому что в тот момент, когда в 12 ночи вдруг стук в дверь, они открывают, на пороге трое в куртках кожаных: собирайтесь, – и священник ли, староста ли храма, к кому пришли, либо просто мирянин, но верующий, на которого был донос, и теперь за ним пришли, он спокойно говорит своей матушке: собери мои вещи, – и этим он говорит: Да будет, буди по слову Господи, Твоему, а слово Господа прозвучало из уст этих трех в кожаных куртках: собирайтесь. И он воспринял это, также, как Матери Божией было сказано: Зачнеши. А тут – собирайтесь. И человек веры воспринял это от Бога, да, сказанное этими палачами. И да буди, – сказал он, и сказал матушке: собери мне вещи. Матушка собрала, он взял, попрощался со всеми, и все слышали и чувствовали, что он прощается навсегда. Вот, мы сколько раз уже все это прочитывали за целым рядом разных житий новомучеников. За эти 20 лет много прочитали ведь да, днями Великого поста и не только днями поста. И везде одна и та же картина. И вот тогда этот новомученик, так благословившись, идет и совершает дивные чудеса Божьи, т. е. в момент, когда начинают его пытать, он не трусит, он не начинает извиваться на полу и кричать: Отпустите меня, я все вам подпишу, я вам всех выдам или я все вам, от всех отрекусь, от Христа отрекусь, – не начинает крутиться перед ними, хотя бывали и такие. Но тот, который сказал: Да будет, – он уже имеет какую-то особенную силу Божественного схождения в него, держащее его все последующие поступки, и тогда когда мы начинаем читать дальше, что ну ладно, там одного сразу расстреляли на третий день после этого. А ведь других угнали на три года, а кого-то после трех лет добавили еще пять лет, а кому-то к пяти годам добавили еще 10, и кто-то же вышел вообще из концлагерей спустя 20 и даже 25 лет – чем он там прошел и пробыл все это ужасное время, при этом нисколько не повредившись своей душою, нигде не раздосадовавшись, нигде не озлившись, нигде не начав в ответ плеваться, ругаться и защищаться, пререкаться, объясняться, укорять, – ничего этого нигде не начал делать. Это он делал только одним этим: Буди благословенно, в момент, когда сказали: собирайтесь. И это его буди благословенно – совершило страшное, низвело Божественную силу в такую меру, что 25 лет он прошел через все концлагеря и вышел, в итоге кем? Он проживал свои последние годы – старцем. На котором это явление Божественной силы продолжало действовать так, что люди начали стекаться к нему и получают от него руководство, потому что эта сила действовала в нем теперь всегда. Вот, что такое благословите, вот что такое да буди благословенно. И конечно, когда мы сейчас видим сплошь и рядом, как мы благословляемся, и тут же мы начинаем меж собой ругаться. Ну ты же только что благословилась? – Нет, что-то там начала отстаивать – все, ругань пошла. Отстаивать начала. Какая же сила в тебе? Это и есть Божественное схождение Христа, который теперь в тебе такие ужасные движения духа производит – крики разные, наезды друг на друга – это действие духа, это действие Христа в тебе совершается после твоего благословите? Очевидно, что нет. Но значит, ты сказал – благословите – на самом деле ничего не совершил или не совершила внутри себя, потому что ты не знаешь, что это такое. Ты не умеешь еще этого делать, ты в это как-то не научен и образа этого не имел. Но разве теперь после сегодняшней нашей с вами беседы ты можешь так говорить, что ты совсем об этом ничего не знаешь? Не можешь. Поэтому счастливы те, которые убежали раньше, чем сейчас все это прозвучало – они так могут сказать и ругаться, а вы уже не можете.
Устами Марии, представительницы человечества, – продолжаем дальше читать, – весь род человеческий откликнулся на искупительное решение Божественной любви. Весь род человеческий Ее устами откликнулся, и теперь продолжает этот отклик производить: благословите, буди благословенно – это же повторение того же самого. Весь род человеческий, который припал ко Христу – он сейчас продолжает совершать это. Весь – скажете вы, но только не мы, – скажете вы. – Да нет же, и вы теперь, и теперь и вы тоже. Ибо в себе, т. е. в Марии, в своей личности Мария представляла все человечество, покорное и радостное принятие искупления, так прекрасно выраженное в Песни Богородицы, было актом свободным. Разумеется, эта свобода не предполагает инициативы, т. е. она, не Матерь Божья пришла и сказала: Господи, пришли Гавриила, я созрела. – Не было инициативы. Эта свобода не предполагает даже инициативы, это такое кроткое хождение в любви Божественной, как чада Божьего, которое точно знает, что оно любимо, и что Бог всегда назирает, и что, что бы не послал Бог сейчас тебе в событиях – мимо Бога не происходит, более того, оно и есть благословение любящего Бога. Да, оно неприятное для тебя, да, оно наказующее, да, оно даже так заужающее твою жизнь, что ты даже едва живешь. Но это любовь Божья так тебя пестует во что-то, что Богу очень надо в тебе вырастить. И если ты так это слышишь, то тогда ты как по жизни будешь идти без этой отсебячинной инициативы. Но все то, что тебе Бог уже благословил: призвание твое, конкретные события, в которые ты уже введен, место работы, семью, людей, с которыми ты уже есть и которые еще будут. Везде и всюду ты во всей полноте своих дарований, возможностей и инициативностей служишь и делаешь, потому что ты внутри уже совершившегося благословения. Однако, это подлинная свобода, хотя и не предполагает инициативы, однако, это и есть подлинная свобода, свобода любви и поклонения, смирения и доверия, свобода соработничества. Вот то, чего сейчас современный православный мир никак не может уловить, не может понять, единицы, к сожалению, это знают опытно. Мария – соработница домостроительства спасения, – сказал священномученик Ириней Лионский. Это и есть та самая человеческая свобода. Благодать Божия не может быть так сказать, механически наложена на человека, она должна быть свободно принята в смирении и в послушании. Здесь появляется второе слово, на которое мы обратили в прошлый раз внимание, вернее, третье. Первое –Богоявление, второе – это да буди, благословите и буди благословенно, а третье – это послушание. И это тоже очень важно вот потому что именно с воплощения, т. е. у нас этого праздника известие Матери Божией начинаются собственно христианские важнейшие действования, потому что их совершила сначала Матерь Божия, и Она же кстати, потом эти Свои три действия Она совершает с каждым, кто Ее чадо. А мимо Нее никто не может быть в Церкви Христовой, потому что Господь Ей благословил собирать Церковь на земле. И поэтому Она до сих пор и до скончания века Она собирательница Церкви. Но тогда Она через что собирает? Она приуготавливает людей к исполнению Ей уже знаемых опытно действований, т. е. христианских собственно, затем наставляет на эти действования, затем поддерживает, оправдывает, когда мы правильно делаем, то Она оправдывает это своим благодатным присутствием и участием и в конечном итоге потом закрепляет различными обстоятельствами, в которых мы это все должны удержать в себе. И таким образом Она выращивает собственно говоря, чад Христовых на земле. Ну и по житиям святых мы знаем, что нет ни одного святого, который бы стал подвижником мимо Матери Божией, именно Ее участием он и стал подвижником. Особенно это видно на монашеском составе людей церковных.
И дальше уже протоиерей Георгий Флоровский пишет: Внутренний опыт Богоматери сокрыт от нас. По самой природе этого опыта он недоступен никому другому. слышите – т. е. при том, что Матерь Божия дает нам эти три действия, в то же время Она это так совершает, как никто никогда не может узнать, т. е. мы никогда не узнаем уж всей глубины тайны этого Ее Да буди, благословите, буди благословенно, – не узнаем, никто не узнал и никто не узнает. И равно мы никогда не узнаем, что такое, Ее, Матери Божией послушание, потому что это тайна Ее, Пресвятой Богородицы. Но часть этой тайны, той, другой и третьей Она как раз и дает всем Своим чадам. И этой части оказывается, достаточно, чтобы ты сделался истинным христианином, будучи мирянином, будучи монахом, истинным подвижником, будучи там мучеником, юродивым и еще кем-то, неважно кем, истинным человеком во Христе. Этой малой части от Матери Божией достаточно оказывается. Это тайна личности Пресвятой Девы. И Церковь, говоря о Марии, избегает догматических определений на этот счет, т. е. невозможно это как-то определить и в какие-то слова ввести. Она, Церковь, прибегает к языку молитвенной поэзии, языку антиномичных образов и метафор. Нет ни причины, ни нужды полагать, что Пресвятая Дева сразу реализовала всю полноту, все богатство благодати, данной Ей от Господа.
И дальше вот протоиерей Георгий говорит, что вот начально совершив ту дивную правду отношений с Богом, которые Она совершила в этих трех действиях, Она дальше всю Свою жизнь до смерти или до Успения – Она возрастает в этой совершении этих трех действий, т. е. они в Ней не сразу во всей полноте совершились, хотя при этом это такая величина, что часть от Нее только делает нас уже подвижниками и святыми для Бога, для рая. А тем не менее, даже в этой своей начальности Матерь Божия оказывается, восприняла малость, а затем возрастала всю Свою жизнь. Слово полнота относится к Марии, это была полнота для Нее. Она была полна благодати. И это была особая благодать, благодать Матери Божией, Девы, Матери, Невесты Неневестной. Кстати, каждый раз, когда ты имеешь благословение или говоришь: Да буди благословенно, – ты имеешь некоторую долю благодати. Мера этой доли у всех разная. Двоим дается одно и то же дело. Оба подошли и спросили благословить, а мера благодати, тем более полноты у обоих будет разная. И в этом кстати, и это не становится у христиан нормальных, не становится причиной зависти и взаимной распри или же там подглядываний: что это у тебя больше, как это так, на каком основании? – Ничего этого не происходит у нормальных христиан, у ненормальных – да, сплошь и рядом, мы только об этом, на этом и осекаемся, да. Но это ненормально, это так не должно быть. Разумеется, у Матери Божией, у Нее Свой, духовный путь, личное возрастание в благодати. Но ведь и у каждого из нас с вами тоже свой духовный путь. Все значение тайны спасения открывается для Нее постепенно, и Она участвует дальше в крестной жертве: И Тебе самой оружие пройдет душу. Яркий свет возсиял только в Воскресении. До этого и Христос не был еще прославлен. И после Вознесения мы видим Пресвятую Деву посреди апостолов в центре растущей Церкви. Несомненно одно впечатление, если можно так выразиться, – от ангельского посещения благовестия о чудесной тайне и исполнение ее Пресвятая Дева всю жизнь хранила в Своем сердце. Да и могло ли быть иначе. Повторим еще раз суть Ее опыта от нас сокрыта. Но если мы вовсе откажемся от поиска благочестивых догадок, не будет ли это предательством самой тайны, потому что евангелист Лука говорит: а Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем. Вся Ее внутренняя жизнь была сосредоточена вокруг этого события, ибо тайна воплощения несомненно и тайна Ее личности. Ее положение в этом мире уникально и исключительно, и Своими личностными качествами Она должна соответствовать ему. В этом самая суть Ее особого совершенства, называемого приснодевственностью. Мария есть Дева. Девство здесь не просто физическое состояние, это в первую очередь особое внутреннее мирочувствие, без которого телесная девственность не приносит никакой пользы. Оно прежде всего отрицает любой эротический элемент душевной жизни, т. е. это целомудрие или эта девственность отрицает любой эротический элемент душевной жизни, любые чувственные и себялюбивые желания и страсти, любое рассеяние ума и сердца. Телесная девственность есть лишь внешний знак духовной целостности и чистоты. И только чистые сердцем – сказано – Бога узрят. Девственность есть свобода от страстей, составляющая сущность духовной жизни. Свобода от страстей и влечений, свобода от власти помыслов, неудобопревратность ко злу по выражению преподобного Иоанна Дамаскина. Душа Марии подвластна одному Богу, стремится только к Нему, все Ее помыслы и желания направлены, привлечены, притянуты по слову преподобного Иоанна к предметам, достойным желания и привязанности. Она не знает страсти, Она хранит девственность ума, девственность души и девственность тела. Это всецелое обращение к Господу, полное посвящение себя, всей своей жизни Богу. Быть подлинно рабой Господней и значит быть Приснодевой, не имеющей плотских стремлений. Какой трепет и изумление охватывает нас при мысли, что творение так приблизилось к сущности Божества. К счастью, богослов в своих поисках руководствуется не только логикой и эрудицией, его, действительного богослова, ведет вера. Вера просвещает разум. Знание, память о прошлом оживает в непрерывном церковном опыте веры. Кафолическое богословие следует за учительным авторитетом Церкви, за ее живой традицией. Православный действительный богослов сам живет в Церкви, в Теле Христовом, ибо Церковь – то мистическое тело, где можно сказать, не прекращает действовать тайна воплощения, потому что каждый раз, когда мы говорим: благословите или: Да буди благословенно, – мы восстанавливаем заново еще и еще раз это воплощение. Христос уже с нами, Христос уже в нас, что кстати и обещано только что прочитанным, что сказал Христос, да, нам. Не прекращает действовать тайна воплощения, раскрывая все новые и новые свои грани в таинственных и особенно в молитвенном опыте каждого. В небесной, истинной, соборной и вселенской Церкви тайна нового человечества предстает как реальное новое бытие. И здесь, в живом единстве мистического Тела Христова личность Пресвятой Девы является во всем блеске и славе. Церковь торжествующая есть прежде всего Церковь молящаяся. Ее бытие, живое участие в служении Христа, в Его заступничестве и искупительной любви. Соединение со Христом, составляющее цель бытия Церкви, да и каждого отдельного христианина, есть прежде всего причастие Его жертвенной, Христа, любви к человечеству. И здесь огромная роль принадлежит Той, Которая уникальным образом связана с Искупителем, уникально – это узами материнской любви. Матерь Божья становится Матерью всех живущих, всего христианского рода каждого рожденного и возрожденного в духе и истине, т. е. не по факту совершившись, там в крещении или же там в хождении в храм, исполнении порядка жизни, а по реальности как раз исполнения этого благословите, да буди благословенно. Там, где эта реальность совершается, там происходит то, о чем здесь говорится. Еще раз прочитаем: Матерь Божья становится Матерью всех живущих, всего христианского рода. Ну только разумейте, да, всего, да не всего. Каждого рожденного и возрожденного в духе и истине – вот о ком говорится, когда речь идет о всего христианского рода. Поэтому не всякий, просто ходящий и не просто всякий благословите – а потом ругающийся, относится к этому числу, потому что он не возрожден в духе, и даже ни о чем об этом не думает и ничего для этого не делает. Но тогда к нему эта фраза не относится. Вершина материнской любви в самоотождествлении с ребенком проявляется здесь во всей полноте. Церковь немного говорит в догматах о тайнах своего собственного бытия, а тайна Марии есть тайна Церкви. Мать Церковь и вместе Матерь Божья, они вместе дают рождение новой жизни и неразрывно присутствуют в каждой жизни истинных христиан, т. е. тех, которые ищут этого возрождения в духе, а значит трудятся подвижничеством для стяжания Святаго Духа. Или тогда в его жизни каждого из нас с вами две матери пествуют нас с вами: одна мать – это Церковь, а вторая матерь – это Божья, Пресвятая Богородица. И обе они Предстоятельницы. Церковь призывает к себе верующих и помогает им врастать духовно в эти тайны веры, тайны их собственного существования и тайны из личной, духовной судьбы. Еще раз – Церковь призывает к себе верующих и помогает им врастать духовно в эти тайны веры, тайны их собственного существования и тайны их духовной судьбы. В Церкви они учатся созерцать живого Христа, вместе с торжествующим собором. Созерцать живого Христа. Где ты будешь Его созерцать? Когда ты придешь к созерцательной молитве: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, и в имени Христовом ты начнешь созерцать самого Христа, потому что Он в подтверждение или в оправдание твоих трудов, по молитвенному деланию, как обещал, явит Себя. Я – говорит, явлю Себя Сам. Они учатся созерцать живого Христа вместе с торжествующим собором, Церковью первенцев, написанных на небесах, потому что Апокалипсис прямо говорит, что к таковым относятся те, чьи имена записаны на небесах. И при этом поклонятся им. И в этом сияющем славою соборе они различают ослепительный Лик Пресвятой Матери Господа. Они – т. е. истинные христиане, т. е. мы с вами, кто стяжает хоть чуть-чуть, хоть немножко, но все-таки именно в эту сторону идет стяжание благодати, хранение ее, удержание ее в себе, и от нее уже тогда совершение всех своих расположений, поступков и действий. И в этом сияющем славою соборе, т. е. и мы с вами в него тоже должны войти, они, т. е. и мы с вами тоже. Различают ослепительный Лик Пресвятой Матери Господа и Искупителя, Лик, полный благодати и любви, сострадания и милосердия, Лик, честнейший Херувим и славнейшая без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшая. Вот, о чем идет речь, когда мы пошли ко второй части, сначала Христос сказал, а теперь Христос совершил, первое – Он совершил воплощение, а в этом воплощении правдиво восприняла это воплощение сама Матерь Божия. И тогда мы сделаем из этого очень важный для себя нравственный вывод. Матерь Божия в воплощении есть образ послушания. Первое: т. е. в этом образе послушания четыре элемента, да, четыре состава, чтобы теперь нам с вами правильно вообще это слово использовать, а то к сожалению, сегодня в Церкви послушанием стали называть дело. Дали тебе какое-то дело, и люди ходят и говорят: вот у меня послушание. Какое? – А вот рыбу почистить, а вот там кучу перевернуть, а вот там дом построить, вот там сшить что-то, еду приготовить – вот мое послушание. Это ли имеется в виду, когда мы говорим о церковном слове послушание? Церковное слово послушание имеет в себе 4 элемента, 4 состава, и они все начинаются как раз с поступка послушания Пресвятой Богородицы, образ этого послушания из этих четырех элементов Она нам открывает. Какие же эти четыре элемента в послушании? Первый элемент: в благой вести архангела Гавриила благословение Отца Небесного. Благая весть архангела Гавриила есть весть Отца Небесного. Второй элемент: Дух Святый найдет, – сказано. Значит, послушание не может быть без этого элемента. Дух Святый найдет на всякого, кто в послушании послушанием овладевает. Третье – вера: Се раба Господня, будет мне по слову твоему, – вера, верою сказаны эти слова, тою самою благодатною, от Бога дарованною верою, не просто человеческою: Я верю тому, я верю другому. И четвертый элемент – Христос воплотившийся, – родишь Сына и назовешь Его Иисус. Во всяком послушании четвертый элемент – родившийся Христос. Ты спросишь: как это – я получила послушание суп варить. Ну, во-первых, так сейчас говорят, – суп варить называют послушанием. Но ясное дело, что для тебя и непонятно: как же так это я сварила суп, и что – Христос вошел в суп, если ты называешь суп и варку супа послушанием, то тогда четвертый элемент послушания туда войти никак не может, и ты совершенно права и говоришь: что за ерунда, что вы мне тут лапшу на уши вешаете? У меня конкретное послушание – сварить суп – я сварила – вон все едят, где тут Христос? Так вот, Матерь Божья тихо и кротко, ничего не говоря против твоего такого возражения, смотрит и ждет, когда ты наконец созреешь до настоящего послушания, в котором не суп называется и не варка супа называется послушанием, а схождение Христа в твое действование при варке супа называется послушанием. Вот ты когда варишь суп и сварила суп, ты при этом результатом как плод имеешь в себе Христа? До супа ты не имела, а теперь по окончании супа ты имеешь результат – суп, и все едят. Но ты имеешь еще и плод – Христос, Который в тебе – ты это получила или получил, кто если помогал варить этот суп, шинковал, там братья сейчас шинкуют. Закончилось твое послушание обретением Христа? Потому что это четвертый элемент, важнейший элемент послушания, а вовсе не варки супа. Но сегодня произошла страшная, какая-то ужасная подмена в сознании людей, поэтому вся Церковь сегодня разные человеческие действия называет послушанием, вообще ничего помимо этого ничего не добавляя и ничего не имея в виду. Но на самом деле тебе дали дело в послушание Церкви, а вот послушание Церкви в этом деле надобно еще совершить, и оно имеет четыре элемента. Первое – должен быть кто-то, кто принесет тебе благословение Отца Небесного. А этим кто-то оказался вот этот брат. Как? Ну понятно, если бы явился архангел Гавриил, я понимаю, что это благословение Отца Небесного, но вот этот чукча, который дает мне благословение: сделай то, сделай это – что, через него идет благословение Отца Небесного? И опять Матерь Божия тихо и кротко, ничего не возражая, молча, присутствует и ждет, когда наконец, эта сестра или этот брат созреет. И может быть, пусть не сегодня, пусть не через два года, но хотя бы через 15 лет своей церковной жизни наконец, она согласится, что, да, через этого чукчу, который велит тебе сделать так и сделать эдак, и он поставлен старшим по кухне на данный день у тебя, – идет благословение Отца Небесного. Но это же знает только вера. А если ты возмущаешься, что этого быть не может – ну ты просто свидетельствуешь, что у тебя нету этой веры, вот поэтому у тебя и возмущение. Слышите первое, первый элемент какой? Тебе говорят, а это значит – Отца Небесного благословение тебе говорят. Но это надо не умом сообразить, а надо услышать верою, потому что умом сообразишь до первой же зацепки, потом все твое возмущение покажет, что ты соображал или соображала умом, тут будет стоять такой трамтарарам после этого. А если ты верою это примешь, то не будет никакого трамтарарама, и потому что второй элемент сразу после этого приходит: Дух Святый найдет на тя. Слышишь ты это или нет? Если ты скажешь: Буди благословенно, тебе говорят поперек твоему, а ты говоришь: Буди благословенно, – сразу начинается второй элемент: Дух Святый найдет на тя. Но если Дух Святый начинает находить на тебя, а тебе надо всего лишь навсего нашинковать капусту для супа, то следующее действие – вера: се раба Господня. Чья раба? Господня. Кто для Господа? Раба, раб, се раб, поэтому шинкую, пол мою, ведро выношу, дом строю, крышу чиню, еще что-то, се, раб Господень. И это сказать может Господень – только вера, действительно сказать, т. е. сказать с силою, потому что перед этим был второй элемент послушания – какой? – Дух Святый найдет на тя, ибо этим Духом-то только ты и можешь сказать: Я раб Господень, или я раба Господня. Поэтому я так кротко и тихо пошел и начал делать, да еще и влагаясь всеми своими дарованиями, всею своею ответственностью, всеми своими знаниями и самым лучшим желанием лучшего качества в том, что тебе сказано сделать. И тогда плодом, итогом что ли твоего такого послушания будет четвертый элемент – какой? Христос войдет в сердце твое, и ты будешь действительно христианин или христианка. И не постыдишь в имени, которое ты носишь, Самого Христа, а в Нем, во Христе, не постыдишь кого? – кто дал тебе это послушание? – Отца Небесного. Соединяете с первыми словами, которые Господь сказал. Ведь все это, прежде чем Матерь Божия явила вот на сем, сказал, оказывается Господь, и все, что мы с вами читали сейчас о том, что сказал Господь – все это уже содержится в этих поступках Матери Божией, в этих четырех элементах: послушание, которое должно нам с вами осваивать, как людям Церкви. И только в этом случае, если мы осваиваем послушание, как действование Церкви или как характеристику человека, как церковного, как христианина, то в этом случае мы действительно становимся членами Церкви. В противном случае мы рядом с Церковью и не в ней, хотя и крещенные, ходим там на службы в храм, да, но в лучшем случае мы на периферии Церкви ходим. Ну, ладно, если мы еще имеем устремление все-таки в центр Церкви идти, а если не имеем даже и устремления, если даже все эти четыре элемента послушания нам уже сейчас кажутся: ой, ну, батюшка нагрузил, еще и это теперь? Ну нет, точно пора уже потихонечку удалиться из этого зала. Не в упрек, а в то, что внутренне ты вдруг оказываешься отказывающимся от такого церковного делания. Ты почему-то оказывается, не хочешь, или в тебе что-то есть, которое возмущается на один из этих четырех элементов: на тот или иной, другой, или на два сразу. Но тогда кайся, очищайся от этого.
Вот четыре составных христианского послушания. Полноту и совершенство образа имела и знает только Матерь Божия. Ей же Господь и благословил преподать этот образ людям Его, Христа Церкви. Ибо собрание верных в Церкви – это собрание тех, кто вышел на путь к недостижимому, но искомому образу церковного послушания, трудится над его освоением и возрастая в нем, осуществляется, как носящий достославное, преобразующее и всесильное имя Христово, а через него и в нем Самого Христа, так чтобы в конечном итоге когда-нибудь вместе с апостолом Павлом сказать: Не я, но Христос во мне. Но тогда давайте еще более конкретизируем ситуацию – как же тогда это послушание узнаваемо совершается в нашей реальной жизни? Чтобы уже эту тему как-то так до конкретики довести. Вот, первый элемент, как он производится. Первый элемент – это податель благословения. У Матери Божией это был кто? – Архангел Гавриил. А у нас? А у нас податель этого благословения Отца Небесного есть первое: лицо свыше, ну у Матери Божией это архангел, а у нас, мы знаем по житиям святых отцов, это бывали: ангел являлся и говорил что-то делать, святой во сне вдруг приходил и велел то-то и то-то сделать, Матерь Божья Сама являлась во сне там, этой девочке – Казанской иконы Божией Матери, чтобы, явилась и сказала: иди, скажи, иди откопай. А те не послушались. Она еще раз явилась, т. е. вот видите, т. е. лицо свыше. Или же вплоть до того, что даже и Христос может явиться тебе в тонком сне и сказать, и повелеть тебе, значит, должно быть лицо свыше.
Кто еще может быть этим подателем благословения Отца Небесного? Лицо, наделенное властью этого свыше благословения. Кто такое это лицо, которое наделено реальною властью благословения свыше? Это в первую очередь апостол – правильно? Вслед за апостолом он кому это передал, право такого благословения? Это епископ, а епископ это передал кому? Священнику. Есть еще какое-нибудь лицо, которому в иерархии это право вышнего благословения передано? Нету. Диакон уже не имеет этого. Значит, вот три лица – они имеют это вышнее благословение, т. е. это право подаяния этого вышнего благословения. Поэтому лицо, наделенное властью вышнего благословения – это апостол, вслед за ним епископ, и затем священник. Кто еще может быть податель благословения – третий вид? Это лицо, исполненное благодатным даром благословения. Кто такие? Старец и старица, да, исполненные благодатным даром благословения. Четвертый есть состав лиц, которые имеют эту способность. Это лицо, Богом поставленное в чин благословляющих. Кто такие? Родители, отец, мать, правильно? Благословение отца, матери имеет такой же характер. Более того, если ты не исполняешь именно свыше поданного материнского или отцовского благословения, то будет плохо тебе по жизни. Другое дело, что не всегда мать или отец дают свыше благословленное, но есть такие особые моменты, конечно, в этом смысле удивительной учительной книгой для нас, где точно можно увидеть, где благословение отца и матери является благословением свыше, эта книга является какая? Учительная книга об этом свыше благословении родительском? Это Библия, весь Ветхий Завет, именно в тех местах, где раскрывается образ родителей в их обращениях со своими чадами. Внимательно почитайте, там вы увидите, что да, конечно, не всякое слово матери или отца является вышним благословением, но есть моменты, когда материнское и отцовское является вышним благословением, поэтому, ну, из опыта жизни родов, народов православных давно известно, что нарушение этого благословения в итоге кончается плохими делами, да.
А кто еще в семье имеет такое право благословения по отношению к кому? Если родители по отношению к детям, то муж по отношению к кому? К жене. Жены, усвойте это пожалуйста. Хотя очень не хочется усваивать, но это так, муж обладает этим по чину поставлен в эту способность благословлять. Поэтому и недаром вот такое некоторое для современных людей, для меня когда-то тоже было некоторое недоумение: как это в старых церковных книгах взаимоотношения с духовником описываются, и в основном описываются в отношении мужа, отца семейства с духовником. А чтобы женщина общалась с духовником – почти нету. А оказывается, очень просто: если муж и отец является лицом, поставленным в чин благословляющего, то достаточно ему получить это благословение от духовника, он приходит домой и говорит: вот такое наше благословение, давайте делать так, и все дети, как благословение отца, а жены как благословение мужа, принимают это благословение духовника и живут так, как сказано. Надо бегать жене дополнительно: я подожди, сначала уточню, все ли ты правильно сюда донес? Потом только буду выполнять. Или дети: Нет, папочка подожди, мы сначала выясним у духовника, это ли он благословил, – такое есть? Не должно быть, хотя такое к сожалению, есть, вот ведь как. Кто еще является поставленным в чин благословляющих? В Отечестве кто таковой? Царь, помазанник, не любой царь, не Путин, помазанник, тот, на котором есть сугубое помазание Божие, которое совершилось в Церкви и совершено в этом чине помазания, царь – помазанник Божий. А еще кто в наших делах, в обычных будничных событиях, на работе, на участке? Старший трудового участка, любой начальник. Любой старший или начальник в делах земных. Но это такой старший, который пребывает одновременно в двух иерархиях благословений, не просто любой начальник, а пребывающий в двух иерархиях благословений, одно – свыше от священника, епископа, и второе – от начальников, восходящих в иерархиях земных благословений к помазаннику Божию. Т. е. две иерархии: одна иерархия благословения восходит к священству, епископам и апостолам, а вторая иерархия восходит к царю, помазаннику, а соответственно от него иерархия вниз спускается – это все исполнительные органы, исполнительные начальники, которые выполняют высшее повеление. Вот, когда сейчас читаешь эти документы царского времени, то там везде и всюду звучит: высшим повелением благословлено или санкционировано вот то-то и то-то, и поэтому Синод там принял, или же поэтому министерство приняло то-то и то-то, и дальше все идет, выполняет со всеми остальными, высшим благословение царским. Вот, начальник, имеющий эти два, две иерархии благословений, как высшего благословения и восходящего к царю, так и благословения священника данного здесь духовника – таковой является поставленным в чин благословляющего. Ну вот, а ныне у нас царя нету, значит, одно из этого, одно из этой ветви чина благословляющего нет. Остается тогда некоторая неполнота, но хотя бы первая ветвь должна быть, т. е. должен быть начальник, который благословляется у священства. И поэтому конечно, отрадно было видеть, когда в прошлом году заступила на должность губернатора женщина, и я помню, значит на празднике в Свято-Духовом монастыре вдруг она выходит к Владыке и просит у него благословения на должность при всех вот так вот да, только что избрана, только что вступила, приехала специально на праздник к Владыке и попросила благословения на вступление в должность. Вот как. Он ее благословил, она после этого взошла в правительство России. Сначала была губернатором Волгограда, а теперь она сейчас в России где-то там. Вот что такое благословение?
Теперь давайте посмотрим конкретно, это все о первом составе послушания, да, это внешний податель благословения Отца Небесного. Второе – Дух Божий, да, найдет на тя, как он реально здесь происходит? Это тот самый Дух Божий, который приуготавливает, призывает и затем оправдывает нас в наших житейских делах. Кого предуведе, того Дух Святый, предуведе Отец Небесный, того Дух Святый предустави, т. е. приуготови, кого предустави, того призва в церковную жизнь, кого призва, того оправда, если он конечно, следует стяжанию Святаго Духа, и Духом Святым, Дух Святый же и оправдал правильность его жизни. Вот, как сказывается на нас участие Духа Святаго.
Третье, а третье – вера. Се, раба Господня, – сказала Матерь Божия да, верою сказала. Как же это у нас? Вера, благодатью предуставления заложенная, в призывании явленная, в подвижничестве поддержанная, оправданная и взращенная, совершает все твои дела, в которых ты возрастаешь в послушании. Вместимо – нет? Не знаю. Ну наверно, если внутренне слушать, то наверно, услышать, да. Вера, благодатью предуставления заложенная. Ясно, да. В призывании явленная. В подвижничестве поддержанная тобою, да, поэтому ты подвижник, ты не мимо аскетических действий Церкви живешь. Затем в подвижничестве же дальше оправданная и взращенная в тебе, что и есть собственно говоря, развитие христианина. Но это вот, это действие развития – оно же совершаться должно в каждом каждый день, на каждом участке и в каждых твоих обращениях, – правильно? Верою ты должен совершать все. И тогда четвертый элемент: Христос действующий тогда получается, по слову Своему, когда в тебе явится Христос действующий по слову Своему. А по какому такому слову? А вот, мы его в самом начала читали, оно такое обширное, большое, и все про действие, т. е. там же все сплошь действия Христа. Просите и получите. Кто пребывает во Мне и Аз в нем, тот приносит много плода, и плод этот тройной. Первый плод – Да любите друг друга, второй: Да радость Моя будет в вас, и третий: Прославится Отец Мой Небесный в ваших делах. И дальше, и много-много. Т. е. четвертое явление послушания – это Христос, совершающийся в Своих словах, т. е. слова Христовы будут на тебе совершаться реально. И тогда прославится Отец Небесный тобою, конкретным человеком. И как это будет дивно. Но как только начнется прославляться Отец Небесный тобою, как тут же случится первое, что Господь сказал: Меня гнали, и вас за это будут гнать. Более того, даже будут убивать, и этот убивающий будет думать, что он тем служит Богу. Ну вот, теперь дальше выбирай – пойдешь ты по этому пути или нет. Но если в тебе есть хотя бы начаток послушания, т. е. один из этих четырех элементов, то пойдешь. Все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают пославшего Меня. Это кто такие? Неверующие, коммунисты, язычники или еще кто-то? Да нет, это же наши же с вами, вот соседки, соседи, они устроят нам эту жизнь тесную, почему? Потому что еще не познали Отца Небесного, такого послушания еще не познали. Ну тогда тем более потерпи на них, помолись за них, вымоли их. А ты скажешь: Ну они же меня успеют убить за это время – не беспокойся, у тебя же Господь есть, Он все видит и не даст тебе быть убиту до того момента, когда ты вымолишь Его. А вымолишь – вместе пойдете дальше. Вот и все просто, хотя конечно, густо больно всякими искушениями да бедствиями. Но зато по Божьи и зато в послушании со всеми его четырьмя элементами, которые, образ которых дает нам Матерь Божья. Ну вот. значит, поэтому мы с вами сейчас услышали, что Христос сказал, затем начали слушать, что Христос совершил, а Он совершил воплощение, об этом мы узнали, и через это Он совершил главный способ церковного жительства – это послушание, Он дал нам этот образ через Матерь Божию, этот образ послушания. впереди у нас еще два: это два совершения Христа, это Его крестная смерть, и третье – Его воскресение. Ну время уже много, поэтому я думаю, что мы на этом пока закончим сегодня, а дальше если кто желает, то соберемся еще и послушаем дальше.
Беседа 2
Протоиерей Анатолий Гармаев
Файл: 02. Беседа 04.12.2015 г. Христос, вера, Имя (1 ч. 29 мин.)
Добрый вечер. Сегодня 4 декабря, вторая беседа по теме «Христос, вера, имя». Мы начали первое из этих трех, Христос, и на прошлой беседе мы раскрыли, что Христос сказал. Потом перешли к тому, что Христос совершил на земле, и затем надо еще третья подтема – это что совершает в Своей Церкви ныне и в будущем. Ну вот, что совершил – мы прошлый раз подробно остановились на воплощении Господнем, в котором Он воплощаясь в утробе Пресвятой Богородицы, явил первое в Ее самом, как тот самый дивный образ первого человека от земли, от людей, который вошел в церковь как человек церковный, совершенно, абсолютно высоко церковный. И в силу этого вошел в Церковь абсолютно церковным действованием. И этим церковным действованием было как раз послушание, которое мы внимательно рассмотрели, благодаря трудам протоиерея Георгия Флоровского, который раскрывает сам подвиг Пресвятой Богородицы, а из него мы уже с вами вывели нравственный вывод, как раз этот самый образ послушания, каковой явила Матерь Божья. И оказывается, он не совпадает с тем образом послушания, который сегодня к сожалению, в некотором роде и процессом иссякания что ли обрелся, как результат некоего осушения что ли и вообще исчезновения самого образа послушания. И то слово, которое мы сейчас называем действия в Церкви – оно оказалось прилеплено в основном к самим делам и служениям, которые человек совершает, и эти дела и служения, которые мы получаем в Церкви, мы называем послушанием. Да, при этом в монастырях еще и говорят о том, что при этом надобно иметь делание. Но это делание тоже оказывается в значительной степени у сегодняшних людей не совпадает с тем деланием, которое явила Матерь Божия. Где-то совпадает, а где-то нет. И именно тем, что мы имели возможность, вот благодаря протоиерею Георгию Флоровскому вглядеться в поведение и поступок, и действования самой Пресвятой Богородицы, мы сейчас можем очевидно говорить о том, что хотя бы в сознании своем мы восстановили образ действительного послушания, который имеет в себе да, и внешнее, т. е. дело и служение, которое тебе дается, но не в нем суть, а то внутреннее, второе – это внутреннее, которое собственно говоря и есть действительно послушание, и через которое и внешнее тоже становится послушанием. Да, если этого внутреннего и в той мере, в какой оно было явлено Матерью Божьею, не совершается в сегодняшнем человеке, не только в монашествующем, в иночествующем, но и в христианине-мирянине, потому что Евангелие и Матерь Божия не для монахов собственно только, Она же для всех, и тем более, и сами монахи тоже являются из мирян, из семей, и поэтому если семья не будет нести в себе этот образ, Пресвятою Богородицею данный нам и теперь Ею же в нас взращиваемый и поддерживаемый, развиваемый, то тогда и неоткуда взяться и монахам или инокам, потому что суть монашества – это иночество. К сожалению, мы где-то говорили уже один раз, что сегодня монашество потеряло иночество, сразу постригают в монахи, минуя само иночество как делание, как некий этап приуготовительный и основополагающий. При этом, когда инок становится монахом, то иночество его никуда не исчезает, оно не остается как бы в предыдущем этапе, он теперь вошел в новый этап монашества – нет, иночество входит в монашество, как его суть, как его внутренняя особенность уклада и образа жизни.
Ну вот, сегодня мы переходим ко второму деянию Господнему, которое Он совершил на земле для нас, это Его крест. Сама тема оказалась настолько емкой, что похоже, что мы с вами будем ею заниматься два занятия – сегодня и в следующую пятницу, тем более, что как-то видно, что для современного человека крест все больше и больше становится самым неясным что ли для нашего собственно житейского, жизненного исполнения и совершения своего христианства, и мы много сейчас о кресте знаем, но мало что из этого делает нас крестными христианами. И поэтому вот сегодняшнее наше начало беседы об этом деянии Божьем мне думается, может быть, как-то послужит нам в восстановлении своего действительного и верного отношения с крестом Господним, и с Господом на кресте. Ну, начнем мы несколько издали, потому что без этого и не уразуметь того, о чем, что сделал Господь. Начнем с момента изгнания Адама из рая на землю. Ну, как-то это всем уже хрестоматично, ясно, просто, мы все это знаем как азбуку. И тем не менее я задам вопрос: изгнание на землю – что это? и отвечая на этот вопрос, что это, скажу следующее: Это вот что. Человек попадает в заключение, в тюрьму, которой становится теперь земля и вся его земная жизнь. Небо сокрывается от него упавшими на душу кожаными ризами. Жизнь в кожаных ризах, земная жизнь в сознании человека становится в итоге единственной для них жизнью, как бы другой и нет. Завершается эта жизнь для него смертью, после смерти, после его смерти уже и нет ничего. А смерть может наступить в любой момент его жизни, только жизни какой? Ясно, земной. И точно наступит, наступит в старости, т. е. в конце жизни, опять же какой? – Земной. Потому что мы с вами, ну слава Богу, так по несколько все-таки образованные в православии, знаем, что есть еще другая жизнь во Христе, а соответственно, отсюда выходящая за пределы смерти как жизнь на небе. Но если все-таки человек после изгнания на землю оказывается в земной темнице, и в жизни которой принадлежит только земле, а соответственно которая заканчивается смертью, то тогда что еще появляется у человека? Тем не менее при всем при этом появляется некое отчаянное стремление преодолеть этот конец, преодолеть эту смерть, и смерть сделать одним из актов жизни же. И вот это преодоление человек находит в религиозном решении этой трагедии. Поэтому в разных религиях появляется жизнь души за гробом. И только православие, т. е. Сам Господь открывает человеку большее, абсолютное – после жизни за гробом у нас с вами рай и ад, затем следует Суд, сего называют Страшным, на котором человек восстанавливается в полноте трех своих составов: тела, души и духа, потому что по смерти земной он тела лишается и оставляет его здесь, на земле, а по Страшному Суду восстанавливается снова в трех составах своей природы и вводится уже в жизнь, в жизнь уже вечную.
А вот помимо религиозных людей на земле, и помимо православно верующих есть верующие в науку, которые уповают на ее достижения. И тогда важнейшим достижением для них науки является достижение чего – бессмертия. Они чают, что наука это им даст, они внимательно и очень напряженно следят за достижениями науки именно в этой области. Из этих трех видов выходов из трагедий смерти только Христос приносит людям жизнь, и при этом вечную. Ну вот, так сказав, мы ну, во-первых, для неверующих, т. е. для нерелигиозных людей, а соответственно для неверующих мы фактически ничего не сказали, потому что жизнь вечная – это для них пустой звук. Для религиозных людей, но которые в иных религиях, жизнь вечная – это нечто совсем иное, чем то, что жизнь. вечное пребывание может быть в разных религиях действительно существует. Но это пребывание во всех религиях очень разное. Ну например, в восточных религиях это вечное пребывание смен земной жизни и жизни за гробом, опять земной жизни и опять жизни за гробом – это некий такой кругооборот души, постоянно происходящий, за счет которого она как бы восходит в некое совершенство, чтобы в конечном итоге соединиться с нирваной, т. е. войти в нирвану, а на самом деле исчезнуть в ней. Нирвана – это явление вечности, в котором личность исчезает, растворяется в ней, исчезает просто. Для других за гробом жизнь каким-то иным образом происходит, поэтому там их, ну в языческих верованиях, религиях там душу надо все время питать, кормить, поэтому надо на кладбище приносить там разную еду и потом наблюдать, съели они или не съели, унесли или не унесли, а в гроб надо положить с ними обязательно множество их яств, приятностей, которые были при их жизни, а в египетских верованиях и вообще надо положить всех живых, которые были с ними, если умер фараон, то вместе с ним в гробнице закладывали всех его жен, всех слуг, всех детей, всех вместе, оставляли только одного наследника, которому надобно было. И в итоге гробница поглощала вместе с одним сразу порядка ста и тысячи человек народу. Но зато они были с ним вместе там, за гробом, они его там продолжали утешать и всякое такое. Т. е. такие всякие разные разнообразные варианты вот вечных, вечного бытия, которое усваивали люди по своей сумеречности религиозного сознания. И только Христос в вечном предлагает и действительно дает нам жизнь. Но увы, и для нас с вами православных, которые в это верят, которые в этом убеждены, потому что и начитаны, и образованы православно. Однако, если так всерьез спросить, то это большое внутреннее недоумение. Что значит, во-первых, жизнь, потому что, что такое жизнь здесь, мы понимаем. Даже мы где-то имея опыт благодатного чувства после того или иного таинства, тоже слышим эту благодатную жизнь. Но что такое жизнь, которая превыше даже этих благодатных наших переживаний, которая есть собственно жизнь, а здесь еще не жизнь, а преджизнь – так говорит весь опыт православия – мы никак не можем уразуметь. Более того, оказывается, это и иные святые прямо говорят, что это уразумению не подлежит. Когда мы слышим разные откровения тех, которые были восхищены в ту жизнь, которые кстати, еще предваряющая как бы жизнь, потому что это еще не есть жизнь в Царстве Небесном, жизнь вечная, потому как она откроется только после Страшного Суда. Но восхищенные на разное небо – третье, седьмое, или же просто восхищенные в рай и ходившие по раю возвращаются оттуда, до коих-то пор рассказывают подлежащее рассказу, т. е. нами воспринимаемое, а дальше замолкают и говорят: дальше невозможно рассказать, можно только пережить.
Итак, только Христос приносит людям жизнь, и при этом вечную. И теперь вопрос: как? Ну, сделав такое предварение, что мы ничего не понимаем в этих двух словах: жизнь, да еще вечная, но к чему все-таки есть некое какое-то глубинное дыхание или стремление нашего естества. Мы задаемся этим вопросом: все-таки а как Христос нам это дарует, как и чем? Через что Господь дарует нам то, над чем бьется вся совершеннейшая наука и в чем абсолютного выхода не дает ни одна из религий? Восток дает нирвану, но это не жизнь, для личности это смерть, это ее абсолютная самоликвидация, личность исчезает в нирване, совершив правда, при этом для этого много аскетики и подвижничества. Когда читаешь различные описания восточной аскетической практики, поражаешься тем дерзновением и той какой-то решимой ревности, с которой они ввергают себя в различную пучину аскетики. Через что же Господь нам дарует? Ну вот, да, совершив личность исчезать в нирване, совершив для этого много аскетики и подвижничества, при этом своим согласием, своим стремлением и своими трудами, которые на деле обернутся в итоге, увы, вечными муками. Личность исчезнет, а то, что останется, ввергнется в муку навечно. Как это преодолеть? Преодолеть непреодолимое для науки, т. е. власть тела, влекущего человека к смерти. Непреодолимого для всех религий мира, безбожное пребывание за гробом, т. е. пребывание за гробом без Христа, без Бога. До креста Господнего и весь ветхозаветный народ непреодолимо подлежал аду. И это преодоление мы видим, совершил только Господь и совершил на кресте. Но при этом, и сегодня все мы подлежим: первое – смерти, второе – грешники подлежат все аду, третье – праведники и святые подлежат раю, который еще не есть жизнь Царства Небесного, которое преддверие этого Царства, и четвертое – и все ждут Страшного Суда, после которого, после него только вечная жизнь.
Когда мы все это начинаем сознавать, разуметь, мы видим, что в основе этого, этой непреодолимости лежит грех, его глубина, его сила, с которой поврежденный человек ввергся в это несчастье и теперь непреодолимо в нем пребывает. Грех – это произволение самого человека. Бог не создавал человека грешным, равно как и не создавал ангельский мир грешным. Но Бог дал тем и другим свободное произволение. И вот по этому свободному произволению оказывается, и возможен грех, т. е. возможно отступление от Бога. И оно и произошло, сначала в ангельском мире, а потом по наущению дьявола и в мире человеческом. В итоге грех, как произволение человека совершает пять следствий или пять оброков греха. Первое – отсекает человека от Бога. Второе – становится причиной наказания, первое из них – это изгнание из рая, а потом множество подобных наказаний, которые переживает человек в своей земной жизни, как отдельный человек, так и целые православные народы. Третье – помрачает, грех помрачает человека, умножаясь и поражая всю природу человека. Немножко подробнее остановимся на этом. Помрачает человека, умножаясь и поражая всю природу: а) погружает в желания плоти, б) закрывает созерцание рая, которое кстати, у Адама еще было, по изгнании из рая он был определен Богом жить прямо напротив рая и в ходе своего жительства постоянно видел и созерцал рай, и этим напоминанием приходил и поддерживался в своем покаянии. А у нас к сожалению, это созерцание рая полностью утрачено, никто из нас его не созерцает, мы даже вообразить его с трудом можем, и то, только прочитав различные описания, приведя их на память и в памяти еще перепутавшись в них, потом вычленяя из них что-нибудь такое, которое особенно на как-то так уяснило или же восторжило, и с трудом удерживает еще в своей памяти – вот что мы, к сожалению, по отношению к раю делаем. И в конец, даже и памятование о нем исчезает. И только у религиозных людей пробуждается, остается и живет некоторая потребность рая. Но из-за средостения греха лукавый враг рода человеческого получает возможность подставить людям вместо рая свои обманывающие грезы. И только явление, ну эти обманывающие грезы там это вот множество всяких разных представлений о жизни за гробом, причем хорошей, прекрасной, дивной, которую мы видим в разных религиях, и особенно сейчас много появилось различных европейских всяких сказаний о загробной жизни, где и откровения, и конкретные там опыты пережиты разными людьми, которые пережили клиническую смерть и побывали кто там, кто сям, и общались с разными дивными белыми и светлыми с крыльями существами и еще с чем-то, вот да, ну что на самом деле есть всего лишь навсего обманывающие грезы, потому что это не собственно православный опыт. И только явление благодатной веры вновь проясняет человеку духовное зрение, и тогда тяга к раю обретает искомое реальность и действие, она становится действительным и реальным стремлением. Итак, первое – это закрывается созерцание, т. е. погружает человек в плоть, в желания плоти, второе – закрывается созерцание рая. Третье – помрачение приводит к тому, что погружает человека в дела земные, как в жизнь всепоглощающую и единственно потребную, как будто бы другой жизни у человека и нет. Дела земные становятся для него жизнью, украшает эту жизнь еще и религиозность, но не противоречит ей, а подтверждает ее и более того, оправдывает. Т. е. человек в своей религиозности ходит в храм, молится дома, постится, но исполняет это как некую религиозную потребность. А полную жизнь-то свою, дня, недели и месяца и года, вообще живет в совсем других иных потребностях, которые к религиозному порою практически никакого отношения не имеют. И в этих других потребностях он и не вспоминает ни о Боге, ни о молитве, ни о своей религиозности. И это, ну, становится некоторым таким нормальным состоянием современного человека православного. Если для протестантов это тем более норма, т. е. они таковы изначала, их религия, их традициональная религиозность – она так устанавливает образ жизни таковым, что есть разные потребности у человека, в том числе и религиозная. Каждой потребности есть свое место, время, исполнил потребность – переходи к другим. И они между собою не пересекаются, как потребность кушать не пересекается с потребностью работать, потребность работы не пересекается с потребностью отдыха и потребность отдыха не пересекается с религиозными потребностями помолиться или сходить на службу, все само по себе все достаточно просто, главное, чтобы ты все это умел как-то правильно соотнести и в распорядок дня ввести, и как-то неутомительно себе устроить. Как дополнительно к остальному земному прибавляющееся переживание, еще одной религиозной, теперь уже радости, религиозного вдохновения, воодушевления и даже дерзновения, когда особенно выполняются все предписания поста, молитвы и времени на них по обычаям той или иной религии, в том числе и православной. Вот это делает с нами помрачение греха, грехом, поглощает желания плоти, закрывает созерцание рая и погружает в дела земные, как в жизнь. Четвертый оброк греха или следствие греха – он делает человека закостенелым, т. е. преданным и верным чему? Опять три: первое – своему сознанию, которое с младенчества формируется окружением и кристаллизуется в человеке, как его сознательные позиции, т. е. когда даже естественным свойствам природы и жизненных призваний придается акцент самодостаточности и превосходства. Ну, естественные свойства природы – это наше добро, наша правда, наше нравственное чувство, но им придается значение самодостаточности. Я вполне правдив, или – это моя правда, или: я добрый человек, или: я добро знаю вот таким. Тем более, когда речь идет о жизненных призваниях, призвания сыновства, супружества, родительства, делается самодостаточным для человека. Он им живет, потому что он хочет быть матерью, отцом, хочет быть мужем, женою, стал им, и теперь доволен и счастлив. К этому он еще имеет религиозное разное исполнение религиозных потребностей и в полнее все хорошо. Но религиозные потребности не влияют на оказывается, на самодостаточность в этих жизненных призваниях, и более того, даже не трогают его превосходство над другими, когда он видит, что у него семья хорошая, а у других разваливается. И он чувствует свое превосходство над всем остальными и радуется этому превосходству, и особенно сильнее еще отдается своей семье, не подозревая, что он даже с религиозными настроениями идет в сильнейшую рознь таковым превосходным состоянием. И когда естественное в человеке делается причиной в итоге заносчивости, а в словах появляются различные окончания с тремя буквами «изм» – это же «изм» в других словах становится их началом. Коммунизм, коммуна – изм, т. е. утверждается, что выше, больше нету. Коммуна – да, хорошо, но когда добавляется коммунизм, то уже появляется некий фактор торжества, как окончательности, высоты и совершенства. Но это же «изм» в других словах становится их началом, например измена, изменение, измазать, измучить и другие, ну тут целый ряд еще можно, если посмотреть. Но в итоге национальное, что свойственно естеству, перерождается произволением человеческим в национализм, национальное, когда на нем делается акцент и самодостаточность. Патриотическое превращается в патриотизм, общественное – в социализм, интенционализм, общечеловеческое превращается в глобализм, телесное – в культуризм, культура в модернизм и так далее. Ну, при этом мы увидим, что в общем-то сейчас в современном мире все явления, заканчивающиеся этим окончанием «изм» – они торжествуют, они в цене, они в общем-то становятся неким таким увлекательным фактором для человека.
Ну вот, это мы сказали с вами о том, что человек делается закостенелым в своем сознании и кристаллизуется в своих некоторых сознательных позициях. А второй вид закостенелости – это человеческая натура, которая уже относится не к сознанию, а ко всему остальному, трисоставному бытию человека – это телесному, душевному, духовному, в смысле духа человеческого, натура, т. е. тем искажениям нашей природы человека, которые вносят в нее, в природу со своей стороны, узы духа, покровы сердца и возбудителей греха, это по святителю Феофану Затворнику. Вот, наш опыт как-то усвоения этих трех основ натуры что ли, показывает, что очень трудным мы это все как-то узнаем, как некое знание еще можно усвоить, и как-то им через это знание себя разглядывать и обнаруживать в себе что-то такое, но что это все и есть собственно говоря формирователи нашей натуры, а это той натуры, про которую говорят: натуру не изменишь, или натура до старости вот да, или горбатого могила исправит такое, вот последняя поговорка, которую достала Лидия Георгиевна, это кто помнит? Кто жить не научился, того и умирать не научишь – это все про натуру. Кто жить не научился, того и умирать не научишь – какая сильная поговорка. Вот так русский народ мог говорить. Так вот, это все как раз об этих трех источниках или об этих трех установителях вернее натуры человеческой, это узы духа, три, покровы сердца, три уровня и пять покровов, и возбудители греха, которых четыре. Мы останавливаться на них не будем, мы много говорили об этом в проповедях и в разных других беседах и у самого святителя Феофана Затворника этому посвящено чуть ли не 100 страниц или 50 страниц в книжке «Путь ко спасению». И эта натура, которая в итоге делается несдвигаемой основой характера. Если человек не припадет к Богу с болью за свою натуру и характер, никто и не может ничего в нем изменить. Значит, и теперь третье в этой закостенелости – это усвоенным навыкам и привычкам греха, закостенелость – это преданность, верность усвоенным навыкам и привычкам греха, греховного сознания и греховной жизни, т. е. страстям и жизни по ним. И наконец, четвертое – всем этим человек вступает в итоге в царство тьмы, бесовского присутствия, влияний, искушений извне и в целом в жизнь, где торжествует дух мира, дух льсти, лукавства, дух различных идолослужений, так называемых современных ценностей культурных, общественных государственных и материальных. Это целая фактически сегодня огромная область жизни, в которой собственно и живет наш сегодняшний человек, и мы как православные, имея православную религиозность, однако не мимо этой жизни и не мимо этой субкультуры живем, а к сожалению, часто и погружаясь в нее и из нее имея что-то для устроения своей собственно жизни. Речь не идет о том, чтобы мы совсем все оставили земное, ушли из городов, там поселились на земле, убежали в пустыню, спрятались в пещерах. Речь идет о том, чтобы мы уразумели в себе силу этого греха, который формирует в нас такую завязанность на царство тьмы, уразумели глубину этой завязанности, уразумели непреодолимость, мы же об этом начали говорить – о непреодолимости греха человеком. И поэтому все сегодняшние какие-то попытки человеческие, которые предлагает нам например, или наука во всяких разных психологических своих занятиях и откровениях и открытиях, или же различная человеческая деятельность, вроде бы казалось бы религиозного характера, тем не менее однако, они ничего в этом плане сделать нам не могут, потому что непреодолимость остается все равно, качеством всех этих четырех оброков греха.
И наконец, есть еще пятый оброк, который, в котором эта непреодолимость сказывается и живет в нас. Личную, семейную, общественную, в том числе народную энергию человека эта преданность греху всю направляет в греховные стремления, и в них разогревает, разомлевает, разъяряет, до откровенного беснования, до фанатизма, психоза или до страстного услаждения, до потери всех человеческих границ и норм. Это и в области таких, как ну понятных нам всем, – блуд, зрелища, пьянство, наркотики, но это и в области например разных социальных явлений – коммунистический угар, фашизм, войны, мародерство, бандитизм, стихийные увлечения музыкой, спортом, наукой, образованием и так далее, модой, интернетом, религиозными различными движениями, каких много в истории. Бедствия, трагические события на одном конце земли и беспечный пир при этом и веселье на другом. Предметом великой скорби становится степень, глубина и масштаб пораженности людей земностью и пороком. Это не только почти 7 миллиардов неправославных на земле, которые кстати, и не собираются быть православными, знают о православии, но не подвигаются вообще даже ни на йоту, но многие из них просто даже интереса к этому не имеют никакого, так только лишь достояние православной культуры – готовы в качестве туризма поехать посмотреть, но не для того, чтобы знакомиться с внутреннею жизнью этой культуры православной, с самим православием. И это и есть один из моментов страшнейшей закостенелости, т. е. непреодолимости своего удержания вдали от Христа, вдали от Бога. Но среди и православных в истории Церкви мы видим сплошная борьба за людей, за власть, различные подставы, интриги, обман, нескончаемое корыстолюбие. Если читать жития Святых Отцов, то мы поражаемся, насколько всего этого так много было в истории. Только что мы с вами закончили чтение жития святителя Иоанна Златоустого. Сколько же возни всякой разной вокруг него, и эта же возня внутри церковного народа, в самом храме, в самих отношениях его с православным его окружением с императрицей, с императором, взаимные распри, непрощение. А сколько всего этого в различных монастырях, в приходах, когда мы читаем жития, то чего только там не происходило и не происходит. А какие различные исторические перепады вообще и события просто трагического характера совершаются внутри самого православного народа, когда начинаешь читать историю Церкви. Непрощение, подозрительность, взаимное обвинение, расколы, ереси, самообольщение. При этом смотрите – в старости у верующих какими только чертами характера не встречаются люди, ладно, миряне, но и монашество чем только ни приводит в недоумение. Ладно, просто живущего в монастырях, но и даже те, которые приняли, принявшие сугубую подвижническую жизнь, и даже отшельничество, пустынничество – каких только взаимных подозрений, наветов друг на друга не встретишь в житиях святых или особенно в истории Церкви. При этом поражает в одних людях инертность, с которою люди при всем этом присутствуют, в других сильнейшая сопротивляемость греха, из которой они готовы отстаивать свой грех, свои греховные интересы, в третьих – готовность даже и на самоубийство, лишь бы только остаться при своих греховных стремлениях, правда, которые не состоялись, не реализовались в итоге, коль они не реализовались – то тогда и жизни конец. Это же фактически стояние за себя греховного, это и есть та самая непреодолимость греховного оплота внутреннего в человеке, за который человек стоит даже до самоубийства. Более того, даже великие на одре смерти, и вот Ефрем Сирин о том же. Ужасен и весьма худ страстный навык, он как бы неразрешимыми узами связывает мысль, и узы сии всегда кажутся мне вожделенными, потому что сам хочу быть так связанным, мои навыки опутывают меня сетями, и я радуюсь, что связан, погружаюсь в самую несносную глубину, и это веселит меня. Это достойно рыдания и плача, в этом позор и стыд, что связан я своими хотениями, могу одним мановением сокрушить узы и освободиться от всех сетей, но не хочу того сделать, будучи одолеваем своими слабостями и произвольно раболепствуя страстям, как обычаям. Еще ужаснее извлекают у меня слезы стыда, что не выхожу из под воли моего врага, связываюсь теми узами, какие он налагает на меня, и умерщвляя себя теми страстями, какие его радуют, могу сокрушить узы, но не хочу, могу избежать сетей, но не спешу. Что горестнее этого плача и рыдания? Какой другой стыд тягостнее сего, ибо утвердительно скажу, что это самый горький стыд, когда человек выполняет хотения врага. Более того, даже мы знаем, великие на одре смерти плачут о себе, испрашивая у Господа прощения и даже не зная, положили ли они начало покаянию. Какая-то неподъемная и неуемная бездна греха во всем человечестве и в каждом отдельном человеке в этих пяти оброках греха.
Мы открываем книгу святителя Игнатия Брянчанинова, его аскетические опыты, 2 том, страница 330. Добродетели и общественные, и частные, истекающие из падшего человеческого естества, утратили по вочеловечении Бога свое значение. Они заменены великим делом Божиим, верою в Того, Егоже посла Бог. В этом великом деле Божием заключается и спасение, как засвидетельствовал Сам Спаситель. Он сказал: Се, же есть живот вечный, т. е. спасение, да знают Тебе, единаго истиннаго Бога, и Егоже послал еси Иисус Христа. Знают Тебя, т. е. Отца Небесного, и Егоже, которого Он послал, Ты послал, Отец Небесный, Иисус Христа. Добродетели христианина должны истекать из Христа, из обновленного Им человеческого естества, а не из естества падшего. Как падение наше состоит не в истреблении добра из естества нашего, – это отличительный признак падения отверженных ангелов, а в смешении нашего естественного добра с неестественным для нас злом. Т. е. из естества ангелов, когда они отпали от Бога, добро исчезло совершенно, потому что ангелы односложны, они только дух. И поэтому когда, поэтому в одном составе своем – в духе они изменились от добра на зло, то добро совершенно ушло из них, потому и бесовский мир невосстановим назад. Однако, у человека же произошло смешение нашего естественного добра с неестественным для нас злом. То падшее естество наше имеет свойственные ему добрые дела и добродетели, т. е. дела естественные. Совершают их язычники, магометане и все разные люди на земле, чуждые Христа. Добрые дела и добродетели эти, как оскверненные примесью зла после грехопадения, недостойны Бога, препятствуют общению с ним, противодействуют нашему спасению. Слышишь? Добрые дела нашего падшего естества препятствуют. У нас же сейчас развилось очень большое такое сознание вообще в целом в православии, что как раз добрые дела-то они способствуют как некое некоторое начало, из которого в итоге явятся и Божьи дела. Святитель Игнатий прямо наоборот говорит: отвергнем это мнимое добро, или правильнее сказать, это величайшее зло. Отвергнем деятельность падшего нашего естества, предадимся деятельности, заповедуемой нам верою во Христа, престанем проводить жительство по указаниям нашего падшего разума, по влечению нашего падшего сердца, начнем проводить жительство по указанию Евангельских заповедей, по требованиям воли Божией, жительствуя так, спасемся. Явление толерантности, против которого так сегодня активно восстала Церковь, никто в обществе не восстал против этого явления, а Церковь восстала, тем не менее, к сожалению, восставая против толерантности в ее социальном значении, с которым она сейчас внедряется в жизнь мира и человечество, мы православные, к сожалению, не подозреваем, что на самом деле эта толерантность пронизывает полностью и нас с вами. Это неразличение дел падшего естества с делами благодатно-добродетельными и смешение падшего естества с добродетельными делами, т. е. с благодатью, с благодатными делами – оно свойственно всем нам, не только по факту жизни, но и по тем внутренним устоям, в которых мы держимся такой позиции, мы держимся своего падшего естества, мы в нем переживаем некоторую радость, некоторую жизнь и жизненность, и торжество этой жизни и жизненности откровенно защищаем. Но тогда отсюда и рождаются всякие разные в итоге взгляды в сознании нашем на эту смешанность нашего бытия. И тем не менее святитель Игнатий продолжает: Те, которые дают добрым делам падшего естества, незаслуживаемую ими высокую цену, впадают в величайшую душевредную погрешность. Они впадают, не понимая того, в уничижение и отвержение Христа. Часто слышится от них вопрос: отчего не спастись язычникам, магометанам, лютеранам и всем подобным, явным и прикрытым врагам христианства. Между ними много ведь самых добродетельных людей. Очевидно, что вопрос и возражение являются от совершенного незнания, в чем собственно заключается погибель и спасение человечества. Потому что в другом месте святитель Игнатий говорит, что спастись нельзя, если ты не знаешь своей погибели, ведь надо же из чего-то, от чего-то спасаться. Но если ты не знаешь, что ты гибнешь, зачем тебе спасаться? А если ты спасение имеешь, как некую идею, а при этом не подозреваешь меру своей гибели, то тогда энергии к спасению у тебя тоже неоткуда взять, ты отсюда и не имеешь никакой ревности к спасению, и все твои церковные предложения, которые говорят тебе в пользу ревности к спасению – они для тебя как-то неузнаваемы, и они фактически не восприняты, невостребованные. Очевидно, что таким вопросом и возражением, т. е. что мол вот и другие народы имеют добрых людей, и добрые свойства, что таким вопросом и возражением уничижается Христос. Выражается мысль, что искупление и искупитель не были необходимостью для человечества, что человеки могут удовлетворить своему спасению собственными средствами, тем более, что у нас их в богатстве падших талантов и одаренностей множество. Короче, этим вопросом и возражением отвергается само христианство. Добродетели падшего человеческого естества имели свою цену подобно постановлениям ветхозаветным до пришествия Христова. Они приводили человека в состояние, способное принять Спасителя. Свет прииде в мир, – сказал Богочеловек о Своем пришествии к человекам. И возлюбиша человецы паче тьму, нежели свет, беша бо их дела зла. Это Он говорит о людях, которые Его встречали, и среди которых было немало очень хороших людей, но в падшем естестве. Всяк бо делаяй злая, ненавидит света и не приходит к свету, да не обличатся дела его, яко лукавы суть. Творяй же истину, грядет ко свету, да явятся дела его, яко о Бозе суть соделана. И дальше святитель говорит: Свойственно возлюбившим грех отвергать Христа, потому что Христос повелевает оставление возлюбленнаго грешником греха. Свойственно любителям добродетели притекать и прилепляться ко Христу, потому что исполнение, т. е. полнота возлюбленнаго им добра есть Сам Христос.
И дальше пример Корнилия, про которого в Деяниях апостольских рассказывается о том, как апостол Петр Корнилия в итоге огласил и крестил. Молитвы и милостыни Корнилия, вот он этим был особенно как-то выделяем, т. е. живя среди в общем-то языческого мира, тем не менее, он имел ну, про себя очень сильное моление к Богу Единому, и очень много занимался милостынями, он почти многое из своего имения раздавал. Молитвы и милостыни Корнилия были так сильны, что милосердый Господь призрел на них, но они сами собою не доставили спасение Корнилию, они соделали его способным уверовать во Христа, а вера во Христа – она доставила ему спасение. Вот точная оценка добру падшего естества. Тогда имеет цену это добро, когда оно приводит ко Христу. Когда же оно, удовлетворяясь собою, когда человек доволен в этом добре своими делами и своими свойствами, тогда оно отлучает от Христа и тогда оно делается величайшим злом, отнимает у нас спасение, даруемое Христом, спасение, которого оно само собою, это падшее естество, никак подать не может. Сколько же душепагубна погрешность тех, которые, ослепляясь гордостью и самомнением, дают своим добрым делам, делам падшего естества несвойственную им цену. Разбойник и хищник – тот, – говорит преподобный Макарий Великий, – кто не входит дверьми, но прелазит инуде. Таков и тот, который без оправдывающего Христа оправдывает сам себя. Входить дверьми, а про дверь Господь что сказал? Что есть дверь? Он сказал: кто есть дверь – Аз есмь дверь, т. е. значит входящий дверьми, значит входит Христом в жизнь, а прелазящий инуде, т. е. влезающий не Христом – любыми другими какими-то ценностями и талантами – тот есть враг Христов. Все святые оставляя свою правду, искали правды Божией и в ней обрели святую любовь, сокровенную от естества. В ней обрели святую любовь, сокровенную от естества, сокрытую от естества. Сокровенную от естества, растленного падением. Естественно, будучи растленно падением, имеет и правду растленную. От ног до головы, – говорит Евангелие, – несть в нем, в падшем человеке, целости. И дальше святитель: Зло, поразившее нас, по объяснению отцами слов пророка, не частное, но во всем теле, объяло всю душу, овладело всеми силами ея. Не осталось в естестве нашем никакой частицы, не поврежденной, не зараженной грехом, никакое действие наше не может обойтись без примеси зла. Здесь он приводит пример, как вода, смешанная с уксусом, уже становится кислой в любом случае, и попробуй отделить, уже не отделяемо. Оправдится человек токмо верою Иисус Христовою. Чтобы усвоиться искупителю живою верою, требуется всецелое отвержение души своей, т. е. не только греховности, но и праведности. Какой же праведности? Праведности падшего естества. Стремление к удержанию за собою оскверненной грехом правды падшего естества есть деятельное отвержение Искупителя. В образе мыслей, мудрований, допускающем достоинство собственной правды человеческой пред Богом по явлении христианства непременно существует богохульное понятие, оквашивающее весь этот образ мыслей, – квасить, оквасиваешь, т. е. делающее непригодным, оквашивающее весь этот образ мыслей. Понятия о необходимости Христа для спасения – Он не нужен. Понятия равновесное отвержение от Христа. Апостол Павел отрекся, при этом пример апостола Павла – он отрекся своей праведности, вменив ее за уметы, т. е. за сор, да Христа приобрящу, – говорит великий Павел, – не имый моея правды, яже от закона, но яже верою Христовою, сущею от Бога правду в вере. Ища же оправдитися о Христе, обретохомся и сами грешницы. Ищущие оправдиться во Христе обнаруживают себя грешниками, или же обнаруживающий себя грешником, верою обнаруживающий, конечно же ищет Христа. И невозможно искать Христа, если ты не обнаружишь себя грешником. Кстати, то состояние, в котором мы часто сейчас бываем, когда ну и как-то вот я смотрю там по разным интернет-форумам и особенно по разным конференциям, особенно связанным с например вопросы катехизации народа, много разных вот высказываний, наблюдений священников, которые прямо говорят о том, что сегодня фактически исчезло покаяние. При этом все говорят про грехи на исповеди. Т. е. это о чем речь? Это о том, что себя грешником люди перестали исповедовать, перестали себя таковыми для себя открывать. Но ведь открыть себя таким грешником в ту глубину, в которую ты будешь искать Христа и будешь каяться тогда – это можно только по вере, но значит, это исчезновение покаяния говорит об остывании и исчезновении веры. И это сегодня трагично. А причина – ну вот, из всего этого сегодняшнего чтения мы видим, что причина одна и та же, это некая крайняя преданность своему падшему естеству и усвоение всей своей жизни законов этого падшего естества. И вот сегодня такая активная вот такая деятельность церковная, которая, ну и социальная и миссионерская, катехизическая, юношеская, молодежная и прочее, и в том числе ремесло, рукоделие, которого сейчас очень много в Церкви, и образовательная деятельность обширная такая вот, со всем сегодняшним увлечением своей талантливостью, многознанием, образованностью, творческой энергией, силою и желанием вообще быть вместе, как-то вот – она становится некоторым моментом отхода и отпадения от самого спасения. И дело не в том, что это не о том речь шла, что это плохо, сама эта деятельность, но то плохо, что в этой деятельности человек, к сожалению, свое служение делает единственным бытием своим в Церкви, рядом с этим служением еще некоторые отправления молитвенных потребностей домашних и богослужебных, и все. а дело спасения начинает исчезать до такой степени, что даже человек просто не узнает предлагаемых Церковью дел спасения, или же периодов спасения, таких как например сейчас многодневный пост, и тем более, когда будет Великий пост. Мы обнаруживаем, что оказывается, в дни поста многодневного жизнь многих людей православных, деятельно захваченных различными церковными служениями – она ничем не отличается от жизни до поста, жизни в посту, и жизни после поста. Но это признак, что у человека исчезает тогда внутренняя вообще жизнь спасения. И это опасно. Не то плохо, что занялись этими множеством деятельности – они нужны и хороши, тем более, это есть наше служение миру. Но то плохо, что в этой деятельности может исчезнуть и исчезает у какой-то части людей вообще сама потребность спасения. Ища же оправдитися о Христе, обретохомся и сами как грешницы. Вот эта утрата своего чувства грешного человека, утрата своей глубины греховной пораженности и этой схваченностью этими пятью оброками греха, этой непреодолимостью греха в нас – эта утрата этого чувства приводит к тому, что теряется покаяние. Но покаяние теряется, как признак потери веры, значит теряется вера. Но с потерей веры исчезает вообще не только дело спасения, но даже и сама тема спасения тоже исчезает в сознании человека. Потому что нет возможности приступить к Христу и усвоиться Ему, не признав себя от искренности сердца своего грешником, и грешником погибшим, – говорит святитель Игнатий, не имеющим никакого собственного оправдания, никакого собственного достоинства. Грешником слышите – погибшим уже. И отсюда та сила и жажда спасения, которая рождается оттуда, из этого внутреннего переживания своей погибели, рождается как сильнейшая ревность к спасительным делам в Церкви, твоим личным спасительным делам. Вси бо согрешиша и лишении суть славы Божия, оправдаеми туне благодатию только Его, избавлением, еже о Христе Иисусе. Это вси бо согрешиша и лишены суть славы Божия – это апостол Павел, послание к Римлянам.
Итак, в некотором таком своде что ли всего опыта церковного, который делает здесь святитель Игнатий Брянчанинов, относительно падшего естества, относительно этой непреодолимости в нас этих пяти оброков, мы видим, насколько для простого человека, любых человеческих, в том числе и религиозных институтов, невозможно ничего сделать с этим средостением греха в нас. Эти пять образований греха или греховных образования, как монолит сидящих в человеке, чем и как сдвинуть, свергнуть, разрушить, и человека из этого всего ужаса его положения и жизни как освободить? Никак, кроме как Голгофой Самого Господа нашего Иисуса Христа, Голгофой Самого Бога, на кресте один раз во всей истории человечества, не просто и не одни только страдания Христа мы видим. Голгофа, да, крест, страдания, но не только страдания. И вот здесь об этом речь, тут мы с вами как раз подходим к основной теме нашего, наших бесед – это что сделал Христос? Он принес нам крест. И страдания Христа не есть вся полнота креста. Последнее слово Господа – свершилось. Что свершилось? Свершилось страшное, невмещаемое человеческим сознанием, великое как для всего народа Божьего, так и для каждого отдельного христианина. На кресте рушится самая твердыня греха, монолитное распадается, несдвигаемое катится в обрыв безвозвратного, но всегда плененное получает свободу, напоенное смертным ядом получает жизнь. Никогда не знавшее после изгнания из рая божественной радости, обретает к ней путь. Живущие в стихиях духа времени вводятся в царство света и дня. А теперь вопрос: как, через что это свершилось? Ну, первое – что это? мы знаем – это искупление. Тот, кто не был грешен, пострадал за тех, кто согрешил, вину за грехи принял на Себя Тот, на ком этой вины не было. Страдания, как наказание за преступление понес невинный, так за всех пострадал один. А что же все? все теперь свободны от наказания? Правосудию Божию в жертву принесен один и не просто принесен, а Сам Себя отдал, и не за одного себя, как бы согрешившего, но за вину всех, потому что не как просто человек, но как Бог сделал это, объяв вину всего человечества. И Бог, приняв это искупление вины, удовлетворился, у него теперь нет правосудного гнева на все человечество, оно теперь невинно – человечество перед Ним, Богом. Т. е. грешащее и продолжающее грешить человечество в глазах Божиих теперь невинно, потому что вся вина бывшая, сегодняшняя и будущая уже Христом на кресте искуплена. Грешишь ты дальше – греши, все сокрыто искуплением Христовым. Так это или не так? Хотя поначалу вроде бы к ответу мы уже пошли, что действительно искупление совершил один за всех, и совершил же. Но если внимательно вглядеться в содеянное, а тем более в наше восприятие этого некоего такого взгляда, то мы обнаружим, что такой взгляд совсем далеко уведет нас от тайных креста Господня. Еще отчетливее мы это увидим на примере. Один из двух друзей совершил преступление, преступника арестовали, отдали на суд, но предстал перед судом друг его и объявил, что преступление совершил он, а подсудимый невиновен. И так, как никто в действительности не видел, кто совершил преступление, только улики сходились к одному, то суд с облегчением принял это свидетельство друга и отдал его на 12 лет в тюрьму. Ну, это реальный исторический факт, в фильме там каком-то мы видели это все, и в книжках это описано. Правосудие для суда совершилось, преступник свободен, судьи, вечером придя домой, уже забыли об этом деле, потерпевшие тоже удовлетворены, слушавшие об этом деле и знавшие о нем, тоже поставили для себя на этом точку. Все успокоились. А мы, мы знающие, что на деле произошло? А сам преступник, а друг, сидящий теперь в тюрьме 12 лет. Из настоящего совершившегося он действительно выкупил своего преступившего закон друга, приняв его вину на себя. А в последующем, в будущем друга своего? Освободил ли он от способности совершать преступления? Это может произойти, если для преступника этот поступок друга сделается нравственным потрясением, и это потрясение тогда переродит его. По самой глубине дружбы, по ее настоящей сути поступок друга преследует именно эту цель. Если без нее, без этой сути дружбы тогда поступок не идет дальше простого участия в друге. Выручил друга – ну и выручил. Масштаб конечной выручки огромный – целых 12 лет. Но так же, как и кто-то за близких бывает же своих, продает дом, и все деньги от него отдает за ближних своих. Или кто-то на работе уступает очень и очень выгодное и престижное место другому близкому ему человеку. Слышите? Как по мере рассказа только что предельно напряженное восприятие поступка – 12 лет тюрьмы, начинает гаснуть, падает в нас и делается неким таким знакомым, известным и вроде бы нормальным. Но так же может погаснуть и потрясение в преступнике, которого друг освободил от тюрьмы. Пройдет время, успокоится острота события, и погаснет сила потрясения. Тогда можно этому преступнику вновь взяться за свое. Кто и когда не возьмется в этом случае за старое? И если мы всерьез зададим этот вопрос, – а действительно, может ли быть, чтобы не взялся за старое? Тогда и когда в преступнике откликнется во всей силе нравственного подъема всколыхнется навстречу этому поступку его друга в нем самом преступнике тоже друг. По глубине, близкой к той, по глубине дружбы, близкой к той, из которой друг взял вину друга на себя, по той сути дружбы, по которой такие взаимные поступки делают дружбу вечной, вневременной и внеисторичной, т. е. не подлежащей распаду ни при каких обстоятельствах, даже возникающих, если эти обстоятельства возникают между собою. Например, предательство одного другим, другой прощает. И потрясение от этого прощения возрождает утраченное в предательстве, предатель всколыхивается внутри себя навстречу другом, пусть даже после смерти того, кого он предал насмерть. И прощение, как глубинный поступок друга, принадлежит вечности, становится явлением вневременным, внеисторичным. Но и пробуждение друга в предателе, которое он вдруг пережил и которое совершившись по глубокой сути принадлежит тоже вечности – оно по Богом данному естеству вневременно, внеисторично, говорят еще – оно подлинно.
Если мы теперь вернемся ко Христу и зададимся вопросом: это ли сделал для нас и за нас Христос, отдав Себя на казнь в крестных страданиях? Да, – ответим, – это, чтобы нам пережить потрясение, чтобы нас обрести друзьями, чтобы то, что в творении Адаму, а значит всем нам, уже даровано, вложено в нас, и теперь может восстать в нас, как принадлежащее вечности, как вневременное, внеисторичное, то нравственное начало и богатство человека, через которое мы и могли бы вновь назвать себя: я – человек, т. е. я то же, что Адам до грехопадения, я равно он, я – образ Божий, от Бога я, и поэтому встреча с Богом, Который за меня пошел на крест – это действительно для меня встреча. До нее я много знающий и читавший о Нем, на кресте, на деле не знал Его, теперь только, в потрясении узнав, только что здесь будет раньше – потрясение, от того, что для меня и за меня сделано, и потом и поэтому Бог, или сначала Бог, а потом потрясение от того, что Он для меня сделал. Кто пережил это, тот не может этого разобрать, так же как тайну пробуждения друзей никто из них в последовательности рассказать не может, не потому что не хватает ума, а потому что последовательно принадлежит времени, оно исторично, а тайна встречи друзей в этих перипетиях, когда один взял вину за другого, или один простил другого, и умер – эта тайна сама по себе в другом пространстве, она вне времени, вне истории. И теперь после этого еще раз вернемся к себе и ко Христу, зададимся вопросом: кто из нас не читал Евангелия и главы о крестных страданиях Христа? Наверно, здесь таких нету. Читал, – скажут все, и читал при этом у всех четырех евангелистов. Но тогда спросим: а кто не стоял на Богослужениях Страстной Пятницы или седмицы Великого поста Крестопоклонной, или праздника Воздвижения Креста Господня, или изнесения честных древ креста? Мы ответим: Все стояли и много раз. И тогда следующий вопрос: кто не слышал евангельское: вы, друзья мои, вы бесценное сокровище славы Божией, вы, народ Божий, род избранный, люди, взятые в удел помилованы, возлюбленные, – все слышали, а кто-то и не один раз. И тогда еще один вопрос: при всем при этом кто, когда пережил потрясение до глубины души, до самой сути себя такого, какими называет нас в только что сказанных словах, называет нас Бог? Кто потрясение пережил? Пережил – это значит, оставил грех – раз и навсегда, перестал грешить. Я уж не говорю о том, что кто-то бы получил свободу от греха, тем более полную свободу. И после этих напряженных вопросов вернемся еще раз к самому начальному вопросу. Помните его? Это ли сделал для нас и за нас Христос, отдав Себя на крестную казнь? Мы ответили полчаса назад: да, это. А что мы ответим теперь? И давайте вернемся к словам святителя Игнатия Брянчанинова. Помните, он сказал: те, которые дают добрым делам падшего естества незаслуживаемую ими высокую цену, впадают в величайшую душевредную погрешность. Т. е. он говорит о том, что одним только нравственным потрясением мы не обретаем в себе Христа, хотя даже и его мы с вами практически-то никто и не пережил. И себя для Христа не обретаем одним только нравственным напряжением. Тем более, что большинство из нас, если не все, вообще того и не имеют и не имели в опыте. Более того, если бы возможно было одним только нравственным потрясением обрести себе Христа, тогда вопрос: зачем нужны все освящающие действия Церкви, зачем нужны такие события нашей встречи с Богом, либо с Духом Святым, либо со Христом, либо с Тем и другим непосредственно – такие события, как таинства, особенно покаяния и причастия – зачем тогда вся церковная жизнь, Богослужения, подвижничество, если бы нравственным потрясением можно было бы Христа обрести? И все-таки, вопрос, на который так убедительно мы ответили вначале, и по поводу которого теперь так заколебались – мы поставим еще и еще раз. И вновь вернемся к первому утвердительному ответу, вернемся к утвердительному ответу: да, для этого пришел Христос и пострадал на кресте. Только это «да», будет относиться к двум моментам нашей жизни, первый момент – нам уже поведал святитель Игнатий. Еще раз прочитаем его. Это о Корнилии сотнике. Не на лица, – пишет святитель, делая выдержку из Евангелия от Иоанна, – не на лица зрит Бог, но во всяком языце бояйся Его и делаяй правду, приятен Ему есть. И дальше святитель: эти слова произнес святой апостол Петр по поводу призванного Богом к вере язычника, сотника Корнилия. Стремление к истинной добродетели приуготовило и соделало Корнилия способным к принятию спасения. Так должно разуметь слово приятен. Корнилия соделало способным к принятию спасения. Что соделало? – Стремление к истинной добродетели. Так должно разуметь слово приятен, – по объяснению великого учителя Церкви святого Иоанна Златоустого. Корнилий, хотя был язычником, но оставя идолов, молился прилежно Единому истинному Богу, и подавал обильную милостыню. Однажды во время молитвы предстал ему ангел Божий и сказал: Корнилие, молитвы твоя и милостыни твоя взыдоша на память пред Богом, и ныне посли в Иоппию мужей и призови Симона, нарицаемого Петра, той речет тебе глаголы, в нихже спасешися ты и весь дом твой. Это Деяния апостольские. Молитвы и милостыни Корнилия были так сильны, что милосердый Господь призрел на них, но они сами собой не доставили спасения Корнилию, зато они соделали его способным уверовать во Христа, а уже вера во Христа доставила ему спасение. Вот точная оценка добру падшего естества. Тогда имеет цену это добро, когда оно приводит ко Христу. Поэтому на наш вопрос: это ли пришел сделать Господь, т. е. дать нам это нравственное потрясение – мы отвечаем: да, это. Но не только это, ну, т. е. только это и это распадается на два момента: один, который совершается до нашего серьезного церковного жительства и церковного труда, а второй такой же момент – когда мы переживем это нравственное потрясение, он приходит как результат и следствие долгой, напряженной церковной жизни, не просто удовлетворение религиозных потребностей человека, православного вероисповедания, а верного призванию христианина и в нем возрастающего верного Церкви и в итоге верного Христу. Но об этом тогда в следующей беседе. Спаси Господи.
Беседа 3
Файл: 11.12.2015 г. Христос, вера, имя (3-я беседа) 2ч. 31 мин.
Сегодня у нас 11 декабря, третья беседа по теме «Христос, вера, имя». Ну вот, немножко восстановим содержание предыдущей беседы, с одной стороны для закрепления, с другой для некоторого углубления и дополнения. Что вспомним мы из прошлой второй беседы? Три реальности, что каждый из нас много знает и начитан о кресте Господнем и о Его страданиях. Второе – что каждый много раз был на богослужениях, посвященных кресту, и третье – что все мы не раз слышали личное, живое обращение Христа к нам: Вы, друзья Мои, народ Божий возлюбленные. Мы понимали, что после этих слов Господь вместо нас и за нас пошел на крестную казнь и принял смерть. И это Его личное обращение к нам и последовавший за этим Его личный поступок за нас, из одного в Нем исходит – из стремления быть с нами и нас иметь с Собою там, в Его царстве, где вечная жизнь, т. е. из желания нашего спасения. Вот только вопрос: спасения от чего? Мы говорили в прошлый раз – от земной тюрьмы, земного заключения, земных, нами непреодолимых оков греха, вспомнили, чем мы отвечаем на этот страшный поступок Божьей или Божественной любви. Мы отвечаем начитанностью, каково, да, – Господь совершает реальный поступок, избавляет нас от страшного наказания, которое должно закончиться смертью для нас. Но Он это все делает вместо нас, и мы на этот Его поступок отвечаем начитанностью про все это, а в ней, в этой начитанности, отвечаем равнодушием, религиозной исправностью быть на всех службах о кресте, а в ней преданностью земной, пусть временной, но очень насыщенной событиями и делами жизни. Первое – начитанностью, а в ней равнодушием. Второе – религиозной исправностью, посещать все богослужения, особенно связанные с крестом, а при этом в этой исправности в общем-то преданности всем земным делам и событиям. Где уж тут в этих делах и событиях жизни нашей земной, где уж тут до жизни вечной? Еще чем мы отвечаем? Мы отвечаем разумением, что да, так общался Христос, обращался Христос к нам, как к друзьям, но не поняли, что это было обращение лично к нам, тем более не услышали, что это Его личное обращение, удостоверяющее перед Его крестным поступком, как глубоко близки и дороги мы Ему. После этого обращения к нам Он пошел вместо нас на казнь, на искупление нас, на смерть. Но к сожалению, ничто не дрогнуло в нас, не всколыхнулось. Он говорит нам, начитанным: друзья Мои, другой момент: дети Мои. Мы, не обращая внимания, остаемся занятыми своими делами и заботами, правда, когда нам надо, мы кидаемся к Нему, а когда не надо – то и не до Него. На кресте раскинув руки Свои, Он хочет собрать нас, как народ Божий, святой. А мы собираемся в храмы, как просто религиозный люд, религиозный народ, для исполнения религиозного долга, а в нем тех или иных наших религиозных потребностей. Т. е. Он пошел на казнь, а мы приходим на службу Его казни со своими религиозными потребностями, думая о самих себе и для себя. Он говорит нам: Возлюбленные, – а нам нечем ответить Ему, нечем даже встрепенуться. Мы вспомнили на прошлой беседе, что никто из нас не пережил ответное: и я хочу быть другом Твоим, или: да, Господи, я Божий, я Твой, или: я люблю Тебя. Мы знаем об этом в своем книжном сознании, но никто из нас этого не пережил. Мы стали на прошлой беседе искать, почему мы такие, стали понимать, разуметь, да, что схвачены оковами, оброками греха, что их пять, какие – мы назвали. Какие пять? Если перечислить теперь от конца вперед, это первое – устремленность человека своими силами или энергией в греховный строй жизни, жизни личной, семейной, общественной. Второе – это закостенелость в сознании, закостенелость в натуре и навыков привычной жизни, т. е. в целом, во всем нашем земном характере. И по нему погруженность во тьму, в дух времени, по всему многообразию земной жизни. Третье – это помрачение всей природы человека, т. е. погружение в плоть, потеря созерцания рая, жизнь вся в земных делах. Четвертое – это прохождение земной жизни в постоянных наказаниях, меньших или больших, и в силу этого неясность завтрашнего дня. И наконец, пятое – это удаленность и даже отсеченность от Бога, так что вся наша религиозность – это густые сумерки, в которых рассвет едва-едва намечается, но и тот периодами затягивается густыми тучами земности и нечувствия духовного. Вот пять этих оков греха – это постоянное непреодолимое состояние нашей природы и нашей земной жизни. В них первая причина, почему мы такие.
Вот где-то, мы как это узнать, где мы такие, как проявляемся? Ну, например, очень много людей говорят, что я вообще-то не грешу, имея под этим, что я же не убиваю, не краду, я безгрешный. Я его спрашиваю: значит, вы безгрешный? – Ну, как сказать, я вообще-то не грешу. Как достучаться до него, что грешит? Ну вот, чаще всего докуда-то еще можно как-то так сказать, что вот это делать, это делать, там где-то самолюбия неужели нету у вас? – Есть. Где-то гордость, неужели гордости нету? – есть. А ведь это же грехи. – Да? Вот не знал, да. Ну ладно, хорошо, пусть грехи. Но дальше никуда не идет разговор, дальше – я безгрешен, все равно я безгрешен. Да, это грехи, но с кем это не бывает? И вот, пробиться сквозь это «с кем это не бывает», «я безгрешен» – практически невозможно. Это и есть вот непреодолимость по этим пяти оковам греха. Или человек христианин, вполне нормальный, много лет уже, 20, 30 лет в Церкви, причем очень такой, ну дисциплинированный в церковной жизни человек. Ну вот, об одном только печалуется, что нету покаяния, т. е. я знаю, что такое покаяние, потому что в опыте было, но давно очень, сейчас никогда такого или почти такого хотя бы близко почти не бывает, не пойму почему. Ну, потому что пять оков греха, и вы в них сидите и как-то не отдаете себе отчета в том, что в них сидите, вы отстранены от Бога внутренне. Рай для вас закрыт внутренне, хотя вот когда Господь Адама изгнал из рая, Он же посадил его прямо напротив рая, так чтобы в итоге Адам видел бы рай и не просто памятованием о нем, а реальным созерцанием рая он бы еще и еще раз приходил бы в память, что он совершил, и потому Адам, прожив свои 900 с лишним лет на земле, все время прожил их плача. Но мы никто сейчас не то, что не созерцаем рай, мы даже не помним о нем. Это состояние непомнящего – оно настолько глухое и настолько крепкое, что мы даже нащупать его не можем, мы просто знаем, что мы рай не знаем, про рай мы можем сказать: не знаем, не созерцаем, не чувствуем. А про себя – чем это мы так не чувствуем, и что это на нас такое лежит – сказать ничего не можем, потому что добраться до этого и увидеть это, восчувствовать это невозможно, человек поглощен этою своею такою вот непреодолимостью падшего состояния.
И вот, эти вот пять оброков греха есть первая причина, почему мы такие, потому мы и не можем ответить Богу: да, мы друзья Твои, потому и так спокойно и равнодушно можем прочитать, и все прочитать, и даже доклад сделать о кресте, о крестном страдании Господнем и даже праздник прославить, ни екнув сердцем даже. Эта причина как бы фундаментальная. О непреодолимости этого нашего собственными силами говорит преподобный Ефрем Сирин, чьи слова были зачитаны на прошлой беседе. К этому можно добавить и слова апостола Павла: Злое, которого не хочу, делаю, не я делаю, но живущий во мне грех, в членах моих иной закон, делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек. Кто избавит меня от сего тела смерти? Это в послании к Римлянам, стенание некоторое апостола. Вот первая причина, почему мы такие. Но следующий вопрос тогда – такие, а какие? Уточним еще раз. Господь, когда собирал Своих учеников, проходил мимо них, просто звал по имени и говорил: следуй за Мною. И те, побросав дела и даже отца своего, шли за Ним, навсегда оставив все, что было у них до этой встречи с Господом. Оставив все и оставив навсегда, все и навсегда. А мы с вами, мы такие? Мы думаем, что с вами теперь до конца жизни будем религиозны и православны. Но вопрос: оставив все и оставив навсегда? Ну, на прошлой беседе святитель Игнатий Брянчанинов говорит нам о нашем естестве, которое нравственное по природе, т. е. по творению своему в природе своей нравственно, но оно, – говорит он, – после грехопадения Адама стало падшим, т. е. поражено теперь гордостью, самонадеянностью и самомнением. Те, – говорит он, – которые дают добрым делам падшего естества незаслуживаемую ими высокую цену, впадают, не понимая того, – слышите опять: впадают, но не понимая того, т. е. это пять оброков греха, которые держат человека изнутри, поэтому человек не может даже этого понять, слышит, но не понимает, не понимая того, в уничижение впадают, во что? В уничижение и хуже того – в отвержение Христа. Еще раз закрепите это, это неожиданная может быть для многих мысль, и с другой стороны, страшная мысль, сказанная святителем, и к сожалению великому и горечи нашей, это самая главная правда, которая есть, т. е. придающие своему падшему естеству незаслуженную цену в силу отмечаемого в себе какого-либо добра и добрых поступков, впадают в уничижение и отвержение Христа. Очевидно, что отстаивая какое-то значение нашего падшего естества в деле спасения, они полагают, что искупление и искупитель не были необходимостью для человека. Поэтому естественно, что человек, который впадает в такое ценение своего падшего естества и ценение своих как бы добрых поступков – он в принципе в эти моменты, во всяком случае, когда он совершает, как ему думается добрый поступок – он не нуждается во Христе. Ну, в лучшем случае, просто благословится перед добрым поступком, да в конце доброго поступка еще раз помолится, но в ходе самого доброго поступка человек вполне достаточен сам для себя и в общем-то, совершая и исполняя его, вполне доволен тем, что он сделал, не подозревая, что в этот момент он как раз занимается откровенным отвержением Христа, т. е. он просто себя манифестирует, как не нуждающагося в Господе. А чтобы свою религиозность как-то подтвердить, он помолился до, и помолился после дела, но в ходе самого дела он был добр вполне и достаточно, и не надо было ему никого больше. Но ведь это же и есть мы с вами. Кто из нас при этом отдает себе отчет в том, что он унижает Христа, мало того, еще и отвергает Его. Но святитель именно это говорит. Во всяком случае, добавим мы к этому, наше добро не останется без учета в глазах Божией милости и оправдания, больше того, сегодня в наши дни разворачивается великий соблазн, в который ввергается множество людей Церкви. Это земная деятельность церковных людей, два основных рода такой деятельности. Первый род – совершают активные люди Церкви, т. е. ее актив. Они сегодня разворачивают масштабное служение в самой Церкви и вне ее дела и служения. Понятно, что в то и другое люди вкладываются своим естеством. Ну, чем же еще его делать? У нас кроме естества ничего нету, мы есть естество. Поэтому дела все свои мы делаем своим естеством – талантливым, одаренным или не очень талантливым, образованным, профессиональным или не очень образованным, профессиональным, но своим естеством, добрыми свойствами талантами и одаренностями. Тем более в наше время усиленные современным образованием и профессионализмом. Это и богослужения, и внутрихрамовая деятельность, это различные служения вне храма. Религиозный же служит тому, чтобы во всех этих делах, религиозность наша служит тому, чтобы не уклоняться от православного содержания, и замечать, где мы явно грешим, чтобы в исповеди и причастии успокоить свою совесть. Мы сознаем, что в нашем естестве коренится грех, но чем больше мы в Церкви и чем активнее в ней служим и живем, или чем дольше мы служим и живем, мы все дальше уходим от мысли и чувства, что от нашего естества нам нужно спасаться. Как-то наоборот, мы все больше приходим в действия нашего естества, мы все более оспосабливаемся в нем, усовершаемся со все возрастающей квалификацией всей нашей деятельности, в том числе и богослужебной. И от этого при этом мы получаем много радостей, вдохновенных порывов и удовольствий, взаимно приветствуя друг друга в успешности всего, что происходит. И не замечаем, не отдаем себе отчета, что чем дальше или больше простора для деятельности нашего естества, тем дальше мы уходим от дел спасения, потому что не в делах естества спасение. Спасение нужно как раз от естества, не естеством спасение, а от него, от естества спасение. Спасение естеством – в этом заблуждении находится сегодня весь протестантский мир, фактически тоже происходит и в католическом мире. Потому постепенно стираются между ними границы, появляется общность взглядов, так называемый диалог церквей, к одному образу сходится постепенно стиль и образ жизни, и за всем этим уже давно стоит один и тот же дух мира и дух времени. Ну вот, едешь по Германии – там явное так вот говорят: вот это поселок католический, а это все остальные городки – это протестантские вот. Но какая разница между ними, – спрашиваю. – Ну, в католическом более красиво: цветы, посадки, газоны, все более аккуратно, все более тщательно. В протестантском мире ну по сравнению с нашей Россией – тоже прямо идеально, но по отношению к католическим городкам – чуть хуже, – говорят они. А я этой худости так и не заметил, потому что я все восторгался разницей между нами, нашей Россией и Германией вообще в целом. И поэтому разности уже между ними там особой так я-то не заметил, но они ее видят. И вся разница. И во всем внутреннем строе и порядке жизни – тоже мало разницы, тем более вся жизнь общеевропейского стандарта, общеевропейского уровня и вся очень сближенная между собою вся, ну вот весь массив собственно самой будничной жизни. Но то же сближение с тем западным христианством будет происходить и у нас с вами, если мы за делами падшего естества потеряем дело спасения от него. А что именно от него нужно спасаться, святитель Игнатий – помните – говорит следующими словами: зло, поразившее нас, нечастное, т. е. не в отдельных частях нашего естества, но во всем теле, объяло всю душу, овладело всеми силами ея. Требуется всецелое отвержение своей души, т. е. не только греховности, но и праведности падшего естества. Слышите? Не только греховности, но и праведности падшего естества. Обратите внимание: греховность и падшее естество. Святитель Игнатий говорит, что это не одно и то же. А в практике нашей церковной жизни это как раз – мы думаем – одно и то же. Оно бессознательно утверждается тем, что мы худо-бедно как-то обращаемся со своей греховностью, и ради этого исповедь, ради этого причастие, молитвы, посты. Но в нашей практике церковной почти нет – подумайте, действительно ли это так: нет брани с падшим естеством. С грехами мы еще как-то обращаемся худо-бедно, а с падшим естеством, кто вообще полагает, что надо тоже что-то делать. Мы не отделяем одно от другого. Падшее для нас – это значит греховное, поэтому и надо воевать с грехом. А что значит воевать с чем-то в естестве, которое есть падшее, само естество наше падшее? В том-то и дело, что в естестве нужно воевать не с чем-то, а с самим естеством, которое уже падшее. Грехи, которые мы производим – они рождаются из естества падшего. Падшее естество – это первопричина, корень наших грехов. Управляясь с грехами, мы остаемся при их причине, источнике, т. е. занимаясь грехами, мы причину эту не трогаем, она остается при нас. Вот пример. Хилые и ослабленные организмом люди легко заражаются разными инфекциями. Когда они лечатся от микробов, т. е. от инфекции, но ничего не делают со своим организмом, тогда скоро снова заражаются инфекцией. Но когда они занялись своим организмом – закалкой, оздоровлением с помощью воды и воздуха, физическим трудом, тогда инфекция уже не может их поразить. Таким хилым и ослабленным организмом является наше падшее естество. Все нравственные силы, силы духовные в человеке ослаблены, хилые, не способные восстать и тем более побеждать начала и власти миродержителей тьмы века сего. И неспособны не то, что воевать, но различать, распознавать в себе точные причины греха. Бедный я человек, – восклицает даже апостол Павел. Святитель Игнатий Брянчанинов приводит к этому и два места из слов пророка Исаии: нечисти вси мы, якоре порт нечистыя, вся правда наша. Порт нечистый, т. е. портки, одежда, да, или потрянки – еще отсюда, от этого слова, порт нечистые, вся правда наша. Вся правда наша яко порт нечистый, одежда нечистая. И другие слова, в русском переводе эти слова звучат так: Все мы сделались как нечистый, а вся праведность наша – как запачканная одежда. И вслед звучат следующие слова пророка Исаии: и нет призывающего имя Твое, которое положил бы крепко держаться за Тебя. Поэтому Ты сокрыл от нас лице Твое и оставил нас погибать от беззаконий наших. Ну вот, это Исаия, 64 глава, 6, 7 стих. Чтобы в наших богослужениях появилось призывание имени Твоего, и положил бы каждый крепко держаться за Тебя, нужно что-то еще помимо чтения и пения богослужебных молитв. Чтобы мы в своих богослужениях когда стоим там, начали действительно призывать имя Твое, – здесь же прямая речь идет самого пророка, он обращает непосредственно лично свой возглас к Богу. Чтобы призывание имени Твоего, или положил бы каждый крепко держаться за Тебя, – лично говорит пророк, – чтобы мы также заговорили на богослужении, что-то должно с нами произойти, нечто другое, нечто иное, чтобы помимо просто чтения и пения богослужебных текстов. А вот другие слова Исаии: От ног до головы несть в нем, в падшем человеке, целости. Сам же святитель добавляет к этому: Душепагубна погрешность тех, которые, ослепляясь гордостью и самомнением, дают своим добрым делам, делам падшего естества несвойственную им цену.
В таком случае что же нужно нам помимо чтения и пения богослужебных молитв, помимо церковных служений наших и дел? После прошлой беседы была воскресная проповедь в храме 6 декабря, в которой речь шла о деланиях, т. е. есть служения церковные и дела. Но если они не сопровождаются деланиями, тогда в этих служениях и делах мы даем простор своему естеству, оправдываясь тем, что все особенно наши служения имеют уже церковное православное содержание. И искренне отдаваясь своему естеству и тому содержанию, которое исполняем или над которым работаем, ничего не делаем в сторону падшести естества. А что нам еще, – мы говорим, – надо? Мы же содержание православное имеем, форму, обряд, чин весь богослужений или же каких-либо иных церковных действований – мы делаем совершенно согласно преданию Церкви. И выходя на какие-либо разные дела или служения свои житейские, мы помолились вначале и помолились в конце, мы и благословились на них – что еще нам надо? А о том, что все это делается естеством, да еще и падшим, мы и не подозреваем, мы же не отдаем себе отчета в этом, никто об этом не думает. А это уже не служебные дела, если мы начнем смотреть в сторону падшего естества, то это уже не служения дела, а внутрь делания. Когда пророчества говорят, что наступят времена, когда храмы будут полны народа, а благодати в них не будет, – речь идет как раз о том же самом, т. е. все будут служить, а падшее естество не будет нуждаться в благодати. Но благодать-то дается не на исполняемые внешние пение и чтение или же различные церковные дела и служения – не на это же благодать дается. Благодать дается на внутреннее совершение человека благодатью, но это собирание или стяжание этой такой благодати или вообще благодати – занимается этим стяжанием делание, а вовсе не пение и чтение, и тем более не действия катехизации, лекций, занятий – это может делать вообще неверующий человек, но очень начитанный. Сейчас как раз современные учителя, которые сейчас, ну приказом директора поставлены на преподавание уроков основ закона Божьего, основ православной культуры – они съездили на разные курсы, будучи достаточно талантливыми и одаренными, но неверующими и нецерковными, однако так очень с интересом повернутыми в сторону Церкви. Вот, согласились, тем более приказ директора. Две недели слушали, слушали эти курсы, обложились потом методичками, и давай себе преподавать, и преподают. И порою благодаря своим талантам и в общем-то блестящим каким-то навыком преподавательским, даже и блестяще преподают, так что дети, рот разинув, сидят и слушают. Чем преподает этот преподаватель? Ясно, что не по благодати он совершает это. Потому что внутренне он, есть даже некоторые, которые даже и некрещеные. А чем слушают дети, разинув рот преподавателей, часть которых вообще никаких отношений с Церковью, ни дома, нигде не имеют, наибольшая часть? Естеством. Кто отдает себе отчет в этом? Так вот там, где у церковного человека появляется, а это именно не просто у православно-религиозного, а именно у церковного человека появляется делание, т. е. он начинает трудиться внутренне над стяжанием благодати – тогда только начинается собственно говоря, быть оправданное перед Богом бытие человека, т. е. оправданное – это значит, было ради чего Господу приходить на землю. Но если постепенно вот пророчества говорят, что будет невостребованность благодати у народа, стоящего в храмах, потому что все, увлекшись разными делами и служениями вот да, в том числе и профессионально совершаемым богослужением, а стоящие, молящиеся в храме, будут стоять просто из своих религиозных потребностей или же из религиозного долга, который тоже относится просто к естеству человеческому, то тогда невостребованность благодати приведет к тому, что благодати там не будет, хотя служба будет совершаться лучшим как бы внешним образом. Деланий, которыми стяжается благодать, в народе не будет. Вся жизнь людей будет во внешних церковных служениях и делах. Но это будут служения и дела падшего естества, правда, с хорошим знанием церковных учений, профессиональным исполнением устава и чина богослужений и иных внецерковных служений, которые будет выполнять Церковь. Это будет тоже состояние, в котором Господь, кстати, уже это было на земле, застал на земле всю религиозно-житейскую жизнь Израильского народа. Падшее естество, – говорит святитель Игнатий, – удовлетворяясь собою, отлучает нас от Христа, тогда оно делается величайшим злом, отнимает у нас спасение, даруемое Христом, спасение, которого оно само собою подать никак не может. Тем более оно не будет ничего делать в сторону тех, которые хотят от него же спасаться. И это при том, что все содержание церковной жизни и внешние обряды, и чин, – будут сугубо православными. Все сказанное касается меньшей части церковного народа. Помните, мы начали с того, что два рода людей, да, в Церкви сейчас. Так вот, сейчас речь идет о первой части людей, т. е. это их число меньшая часть, это служители Церкви, ее актив из числа мирян. Большая же часть стоящих в храме людей заняты вторым родом деятельности, как ведущей в их жизни. Это гражданская работа ради денег или ради самореализации, для кого-то ради Отечества, для кого-то ради благотворения на нужды Церкви, это гражданская работа и семья. Все, сказанное выше о соблазнах для служителей Церкви, ее актива, не в меньшей, но в большей степени относится к основному составу церковного народа сегодня. Соблазн в жизни утверждения деятельности падшего естества равновелик для того и для другого рода людей в Церкви. А для кого-то и много больше велик.
Вот и старец преподобный Паисий Святогорец говорит о том же. Сердце, – пишет он, – плененное суетным миром, душу держит истощенной, а ум помраченным. Находящийся в таком состоянии, если и кажется человеком, по сути является духовным выкидышем. Жестко? – Да, но правда. Это Паисий Святогорец, преподобный. Увы, у современных многих людей все дело спасения, т. е. практика, а не знание, знаем-то мы очень много, практика наша спасительная свелась только к исповеди, на которой и вспоминают люди о грехах и как-то их еще исследуют. Вся остальная церковная жизнь, тем более служение, дела, работа, семья, дом и прочее – все имеет другое, свое содержание. Там свои подъемы и спады, устроенность или неустройства, лад или неладность, но не только не обращают к борьбе с грехом, тем более с падшим естеством, но так и устраивают наш день, неделю и год, что о грехах мы чаще забываем, увлеченные делами и общениями дня.
Как же воевать тогда с падшим естеством, если мы в нем и от него все наши дела и общения делаем? Вот и действительно, встает этот серьезный и в общем, довольно трудно осязаемый что ли вопрос: как же с падшим естеством воевать? И тогда вопрос: а откуда мы этот вопрос-то можем задать? Если мы из самого же падшего естества зададим о нем же самом, то где дело закончится? Там же, где задали, там и закончится. Поэтому сам по себе вопрос вот даже если кто-то сейчас слышит этот вопрос для себя каким-то значимым, невольно приходит в некоторый трепет и беспокойство за себя самого, значит, он очевидно, где-то не в падшем естестве это делает, потому что иначе вопрос бесполезен, или же он просто самообман. Вот и зададимся теперь вопросом: что в такой нашей жизни может изменить или к ней прибавить присутствие креста Господня? Т. е. церковный взгляд наш, если мы все-таки не от падшего естества и не совсем от него зададимся, забеспокоимся этим вопросом, то наше церковное сердце невольно повернется в сторону креста. Не крест ли дает нам ответ, не крест ли дает нам возможность двигаться в своей жизни к спасению, как реальности? Он ведь, крест Господень, время от времени появляется в нашей жизни, благодаря богослужениям, особенно богослужениям Страстной Седмицы. Услышим ли мы восклицания Господни, которые Он обращает к нам – псалом 29, стих 10. Он говорит: кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление? Т. е. в падшее наше естество, – кая польза? И чем и откуда услышать Евангельское Господа: Вы – друзья Мои, народ Божий, возлюбленные, когда падшее естество себя в этих словах очевидно, узнать не может. А религиозность наша, натыкаясь на эти слова, приносит нам только одно недоумение и растерянность. Разве о нас слова эти? Вот и вывод, который выходит из прошлой беседы нашей, что мы сердцем и опытно не знаем, что сделал Христос, дав нам крест, и Сам взойдя на него прежде, претерпев страдания и смерть на нем. Знаем умом, а жизнью не знаем. И даже когда в нашей жизни появляются крестные обстоятельства: беды, скорби, болезни, нестроения, мы говорим друг другу: это наш крест, его нужно нести. И словами этими утешаемся, но только словами. А как и к чему применить свой жизненный крест, тем более для своего спасения, мы ответить не можем, мы не знаем, потому что не знаем, от чего нам надо спасаться. По сути, обо всем этом была как раз прошлая наша с вами беседа. Я немножко просто вам ее напомнил, может быть, чуть-чуть другими словами и с более глубоким обращением к самому факту вот нас, нашего естества падшего и креста Господня. А теперь мы пойдем дальше.
Нам нужно теперь и сегодня уяснить для себя следующее: вероятно, святитель Игнатий подвел нас к тому, что одним из элементов, от чего нам надо спасаться, есть само падшее естество. Будучи сами в нем и будучи им, мы не можем сами себя извлечь из него. Господь пришел, чтобы сделать это с нами. И тогда: что же он такое, если первое: с такой силой и властью влагает в нас, вернее, первое: с такой силою и властью влагает нас в себя и второе: как крест Господень и Господь на кресте преодолевает эту силу и власть. И третье: чем и как мы обретаем это искупление, совершенное Господом? Т. е. вот получается, три вопроса, на которые нам надо ответить. Господь пришел сделать с нами что-то. А что? Что же это такое? Первое: то, которое с такой силою и властью влагает нас в себя, т. е. наше что-то в нас, второе: как крест Господень и Господь на кресте преодолевают эту силу и власть, и третье: чем и как мы обретаем это искупление, совершенное Господом, Он же за нас совершил искупление, не мы себя искупили. На кресте Господь завершает Свой подвиг любви по отношению к нам одним словом: Совершилось. Это было последнее слово Господа. Для нас вопрос: что совершилось? И как нам теперь войти в это совершилось Господа? Ну вот, давайте попробуем теперь искать эти ответы. В поисках ответа на первый вопрос: что такое падшее естество, которое с такой силою и властью взяло нас в себя? Найдем у святых и в богослужебных текстах другое его наименование. Святые называют его тлен и смерть, где смерть есть неотрывное завершение тлена, и даже свойство его.
Обратимся к статье протоиерея Георгия Флоровского «О смерти крестной». После многих слов от Святых Отцов протоиерей Георгий делает такой вывод. Человек в раю не только согрешил, но и впал в тление. Апостол добавляет, послание к Римлянам: в рабство тления. Разумные существа, сотворенные из небытия, погибли, – говорит святитель Афанасий Великий, – и через тление снова разрешились бы в небытие, если бы не Господь. Это-то разрешение, к слову сказать, в небытие, т. е. в нирвану, хитрым образом исповедует Восток. Читаем дальше. Тление есть некое помрачение образа Божия в человеке. Это мы читаем статью Георгия Флоровского, хотя при этом в собственном смысле слова и смерть, и тление относятся ведь только к телу, а не ко всему человеку. Равно как в мире растений и животных смерть есть прекращение их органической жизни. Из житейского опыта мы тоже можем сказать и о человеке. Выходит, в смерти разлагается только тело, только тело и может распадаться, т. е. тлеть. И все же, разница в том, что человек не есть только тело, не есть только органика. Поэтому, так пойдемте. Дальше сплошь буду читать сейчас из статьи протоиерея Георгия. И тем не менее, умирает все же не тело человека, а целый человек, ибо человек органически сложен из души и тела, и ни душа, ни тело в раздельности не образуют человека, но потому что тело без души есть труп, а душа без тела есть призрак. Как ни таинственна связь души и тела, непосредственное сознание свидетельствует об органической целостности психофизического состава человека. И потому разлучение души и тела есть смерть самого человека, прекращение его целостного, собственно человеческого существования. Поэтому так это переживается нами, поэтому так это сильно потрясает нас известие о том, что там приближается смерть. Потому смерть и тление тела есть некое помрачение образа Божия в человеке. Именно об этом говорит Дамаскин в своем замечательном погребальном каноне: Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида. Заметьте, Дамаскин говорит не о теле человека, но о живом человеке, наша богообразная красота, – говорит он, это не тело, но человек. Именно он есть образ неизреченной славы Божией, даже под язвами прегрешений. Не природе души, – говорит Афинагор, – самой по себе, не природе тела, отдельно не даровал Бог самостоятельного бытия и жизни, но только людям, состоящим из души и тела вместе. Многие из древних отцов высматривали образ Божий не только в душе, но именно в целостном составе человека, прежде всего в его царственном достоинстве, в его призвании и господству над природой, что связано именно с полнотой его психофизического существа. В то же время в страхе смерти, пусть часто малодушном и темном, как раз и сказывается некий глубокий метафизический трепет, не только греховная привязанность к плоти мира. В страхе смерти сказывается пафос человеческой цельности. Древние отцы указывали на соединение души и тела в человеке как на образ и аналогию нераздельного богочеловеческого единства природ во Христе, ну помните, да, догматику. Христос есть богочеловеческая личность. В ипостаси личности пребывает в Нем два естества: Божеское и человеческое. И поэтому нераздельно богочеловеческое единство природ во Христе. Аналогия, – дальше говорит протоиерей Георгий, – аналогию можно обернуть и о человеке по аналогии можно говорить, как о единой ипостаси в двух природах – ипостаси человека личности, ипостась или личность, да, в личности человека две как бы природы – телесная и душевная. Именно в двух, а не только из двух. Человек в двух природах своих пребывает, а не из двух природ. В смерти если не распадается, то надламывается эта двуединая человеческая ипостась. Отсюда правда плача и рыдания. Таким образом, свободным движением воли мы вступаем сами в общение со злом, и к нашему составу примешалась в итоге некая отрава порока. Но человек не только согрешил, но и впал в тление, и потому Бог – Слово нисходит и становится человеком, воспринимает наше тело, чтобы – дальше уже святитель Василий Великий, – людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление и оживотворить их от смерти. В деле спасения нужно было, чтобы тело свергло с себя тление, облекшись в жизнь, иначе оставалось бы тленным по общему закону тел. Но теперь имеет ризой жизнь и уничтожена в нем, после прихода Христа, уничтожено в нем тление. Так говорит святитель Афанасий Великий: Слово плоть бысть, чтобы упразднить и погасить тление в человеческом составе.
Ну вот, так встретившись с словами протоиерея Георгия Флоровского, теперь спросим: а откуда тление? Святые Отцы отвечают: от первородного греха, от которого расстроилось все естество человека, и от последующих грехов, какими продолжается это расстройство. Архиепископ Серафим Соболев пишет: Первородный грех тесно связан с нашими личными грехами, так же как связаны между собою причина и следствие. Омраченное сердце мое грехом избавлением Твоим омый – молимся мы на службе в день Пятка сырной седмицы. Омраченное сердце мое грехом избавлением Твоим омый. Гордость и непослушание были причиною падения ангелов и первых людей. За гордость, – говорит преподобный Кассиан Римлянин, – человек оставляется без помощи Божией. Гордость есть столь великое зло, что только она одна делает Бога нашим врагом. Гордость есть источник всех грехов и преступлений. По словам святых иноков Каллиста и Игнатия, гордость есть корень и мать всех зол и причина всего для нас прискорбного. По предсказанию Спасителя, существенно поврежденная наша воля гордостью и непослушанием, будет перед вторым Его пришествием проявляться в таких чудовищных размерах, что Господь второй раз остановит всемирное нечестие гибелью мира уже посредством огня. Итак, от гордости и преслушания первородным грехом вошло тление в человеческий род, и дальше личными грехами это тление умножается. Но для нашей личной церковной практики слово тление мало что дает. Ну, мы с этим словом встречаемся, то в каноне покаянном, то ко причащению в молитвах вот, слово тление – что оно нам дает для нашей личной церковной практики? Мало что дает. Но, глядя вот на просто реалии окружающего мира, мы знаем тление умерших животных, растений. Как мы это знаем? Ну вот, в холодильнике лежит рыба, тлеющая да, тухнущая, тухлость, тухлятина, затхлость, вещи лежат долго в одном месте и начинают гнить – затхлость появляется. Это практически мы осязаем. А что такое наше собственное тление, при том, что мы сами живые ходим, бегаем? Мы так явно ощущаем это – нет? После того, как мы открыли холодильник и срочно захлопнули, мы это явно знаем, да. Вот эту самую тухлость, затхлость знаем, как человеческий, в то же время знаем, как человеческий труп сразу подвергается тлению, знаем как омертвевшая кожа, части тела начинают гнить, тлеть. Все, что было живым, умерло, то и начинает сразу тлеть, подвергаться тлению. И тогда вопрос: а как же может подвергаться тлению живой человек? Если тление порождается грехом, а мы знаем опытно, что грехом порождаются болезни, значит тление живых людей можно отождествить с болезнями? Да, так Церковь и рассматривает болезни, как тление организма, вызванное грехом. Правда, у всех болезней есть и своя физическая причина: заразился, простыл, ударился, отравился, неправильно питался и так далее. Но все равно, мы явно знаем, что за всем все же стоит частный грех, или накопление грехов, такое тление нам опытно, как болезнь, знакома. Если же тление есть основа падшего естества, т. е. естества, подвергшегося тлению, мертвенности, естества, которое поражено началом смерти, в себе несет уже развивающуюся мертвенность. На примере болезни мы знаем, что если мертвенность начинающуюся, – тление организма не остановить, то дело может действительно закончиться физической смертью. Но тогда соответственно и мертвенность естества, если оно уже есть, а оно уже есть с рождения и даже нашего зачатия – если ее не остановить, то она тоже приведет к смерти естества. Вопрос: какой смерти – физической? Да, нередко и физической. Но прежде физической произойдет смерть нравственная. А прежде нравственной смерти произойдет, а Святые Отцы говорят, что с грехопадением Адама уже произошла смерть духовная. Только праведники, эти единицы людей из всего ветхозаветного народа сохранили в себе какую-то жизненность. При этом это такая нравственная и духовная смерть, такое тление, при котором как и от физического тления начинается дурной запах, а в конечном итоге для большинства людей и непереносимый запах, так и при тлении нравственном и духовном от человека исходит трудно переносимый и даже непереносимый запах. Явственно это слышим и непереносим этот запах для ангелов. В житии великомученицы Екатерины, как от нее отворачивается оживший на иконе Господь и говорит Матери Своей Богородице, что от Екатерины идет непереносимый смрадный запах. И это при всей ее физической красоте, уме и образованности. Это от чего может идти такой запах, тогда как Сама Матерь Божья обращает Сына Своего к достоинствам Екатерины и прежде всего к ее девству? Что это за тление естества, которое издает такой запах, который слышат ангелы и все небожители, а мы с вами не слышим. Хотя правда, часто и слышим, потому что блудная страсть, например, сильно разыгравшаяся в человеке, начинает издавать явный физический запах, на который как мотыльки на свет, летят часто такие блудодеи. Подобно же Святые Отцы говорят, что имеет запах и чревная страсть, она тоже, если слишком человек ей предается, то люди, утонченные уже постом, они слышат физически исходящий от человека жирноядящего запах, который неприятен для них. А людям, которые наоборот, так же и едят, как этот человек, наоборот этот запах приятен и возбуждает даже еще усиление аппетита собственного. Ну т. е. такие вещи, не знаю, вам знакомы – нет, но в мире церковном это где-то может быть известно.
Святой Ефрем Сирин очень подробно и много на трех-четырех страницах описывает и перечисляет свойства или же признаки этого тления, и все само тление это описывает. Давайте послушаем его. Начальное нравственное и духовное здравие Адама, его красота, приятная Богу, изменилась в тление. Он был цветоносным деревом, а стал смрадом. Смиренномудрие подточилось гордостью. Истина похитилась ложью. Благоговение, которое было свойственно Адаму, омрачилось тщеславием. Кротость отнялась гневом. Долготерпение истощилось раздражительностью. Мир нарушился ссорами. Дружба заменилась враждою. Взаимная любовь пресеклась памятозлобием. Славословие уступило место шутливости. Служение расслабилось ленью. Псалмопение заменилось празднословием. Снисходительность заменилась суровостью. Нестяжательность – сребролюбием. Бедность – обогащением. Вера упразднилась неверием, боголюбие похитилось любовью к удовольствиям. Скромность подавилась беспутной смелостью, страх Божий заменился трусостью и душевным страхом, боязнью опрофаниться. Душа уязвилась парением мыслей. И много-много еще других перемен благоуханного на зловонное. Я вам прочитал всего лишь одну треть странички, а там три-четыре страницы перечисление.
А вот еще одно описание тленности, которое дает святой Ефрем Сирин немного другими словами. Все мы домогаемся чести, все славолюбивы, все любостяжательны. – Это рассказывается, что такое тленность. Все расслаблены, все сонливы, все непрямы, в пустословии сильны, на молитву ленивы, охотники до шуток и немощны для безмолвия, готовы роскошествовать, а в воздержании унылы, в любви холодны, в гневе горячи, на доброе ленивы, на злое прилежны. Поэтому кто не прольет слез, кто не восплачет о нашем состоянии, доведенном до полного расслабления. Спрашивается: теперь мы узнаем свое естество? Добротное оно? Но именно в этом естестве мы как бы отлагаясь от него на время или не показывая себя такими, мы одни из нас поем со сцены рождественские и пасхальные и прочие богослужебные песнопения, а другие из нас в этом время сидящие в зале или перед телевизором, или видеоплеером, слушаем, хлопаем в ладоши, этим естеством как бы отложившись от его тленности как бы, служим в храмах чтецами, певцами, алтарниками, священниками, отложившись от тленности как бы. А на деле? Не оставила же она нас – тленность, и мы ее не оставили. Что еще мы делаем мы в этом и таком естестве? Ну, выступаем с докладами на православные темы, пишем статьи, книги, другие из нас читают все это написанное. Духовное образование устраиваем, самообразованием занимаемся, книжки читаем церковные, детей воспитываем, семью воцерковляем, сами ходим на службы, в таинствах участвуем, благотворительностью занимаемся. У кого денег поменьше, тот милостыню подает. На работу ходим, общественными делами занимаемся, людям служим, Отечеству, бизнесу своему, увлечения имеем, отдых на курортах, кино смотрим, театр, интернет. Вот наша жизнь в этом самом тлении. При этом, что делаем мы со своей тленностью, с нею самою? Ну, что-то делаем, а что именно? Что-то приносим на исповедь, книги читая или слушая проповеди, что-то узнаем в себе. При этом ахаем и охаем, даже скорбим иногда к Богу об этом. Как при этом мы воспринимаем и как сознаем нашу православную жизнь? мы ее сознаем как религиозную жизнь, достаточно деятельную, достаточно активную. Больше того, мы полагаем, что Господь для того и пришел на землю, чтобы нам вместе с нами такую нашу жизнь устроить. И радуемся, что сейчас свободные времена, Господь благословил строительство храмов и такую широту и богатство нашей с вами жизни и устраиваем эту жизнь, радуясь, что Господь нам новые времена даровал, простор для церковной жизни открыл, ешь, пей, веселись, душа, трудись, служи, живи религиозной жизнью, при этом все по своим возможностям, а каждому по его религиозным потребностям. Узнаете? Это же все осталось, да, мы эти лозунги как бы идеологические со всех зданий своих сняли, но в сознании-то это же все сидит, мы так и продолжаем жить. Все по своим возможностям, а каждому по его религиозным потребностям. Собственно говоря, весь приход, стоящий в храме – это и есть осуществляющий это реально. И вдруг открываем Апокалипсис: имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою, и так вспомни, откуда ты ниспал и покайся, и твори прежние дела. А мы чуть раньше словами преподобного Ефрема Сирина как раз и перечисляли эти дела, которые были в нашем естестве, но в тлении превратились в смрад. Читаем дальше. Апокалипсис, 3 глава. Знаю твои дела, ты ни холоден, ни горяч. О, если бы ты был холоден или горяч, но так как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих, ибо ты говоришь: я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня (с большой буквы у Меня) золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться, чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть. Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся. Се стою у двери и стучу, если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам. И еще говорит Господь: теперь уже посмотрим словами святого Ефрема Сирина. Поелику Сам Я приходил за долгое время и всех звал на брак, а этот, пренебрегая Моим зовом, не приготовил себе одежды для брака, то повелеваю вам наказать несчастного за то, что пренебрег Моим Царством. Свяжите несчастному руки и ноги и бросьте его в печь огненную, чтобы мучился в век века. Здесь, на земле наслаждение, там, за гробом – мучение. Здесь корыстолюбие, там, за гробом – наказание. Здесь смех, там плач, здесь холодность, там – казнь. Здесь пренебрежение у тебя в характере, там вечный огонь для тебя готов. Здесь у тебя сплошные наряды, там червь неусыпающий. Здесь – посмотри, твоя надменность, там унижение. Здесь в твоих делах хищение, там скрежет зубов. Здесь у тебя все облито золотом, там тьма и мрак. Здесь твои нерадения во всех делах твоих и служениях, там никому не прощаемые проступки. И вновь и вновь взывает к нам Ефрем Сирин. Поэтому, братия мои, когда мученики покажут язвы своих страданий и мучений, а подвижники покажут свой подвиг, свое воздержание, терпение, свои скорби, свои нестяжательность и свои слезы, тогда чем похвалятся беспечные и ленивые, без пользы погубившие жизнь свою? Подлинно, горе им, что были беспечны, горе им, что были небрежны. Приидите же друзья мои, приидите потрудимся, приидите припадем к Нему, к Господу, без стыда будем плакать и проливать пред Ним, Господом нашим, слезы день и ночь в молитве своей, в псалмопении своем, чтобы даровано было нам просвещение души к уразумению козней врага, противника нашего, которому ненавистно все прекрасное, ибо он ставит нам на пути преткновения, соблазны, вред, рассеянность века сего, плотское удовольствие, надежду на долговременность настоящей жизни, боязнь во время подвига, леность в молитвах, сон и плотское успокоение во время псалмопения. Но сколько он рачителен, сколько мы, увы, беспечны. И чем больше он злоухищряется, тем больше мы небрежем, хотя знаем, что дни наши сокращены, время течет, и Господь славы грядет в благолепии красоты Своей и со страшною силою Царствия Своего воздать каждому по делам его.
Все, что сейчас прозвучало – оно об одном и том же, чтобы мы услышали, для чего пришел Господь на землю, почему главным делом Его были не чудеса, и даже не евангельская проповедь о спасении, а самое дело спасения. Этим делом спасения был крест, страдания на нем и смерть. Ради этого, ради креста и предваряя крест и предваряя собственно сам этот крест, были все Его чудеса, было собирание учеников и множество следующих, последовавших за Ним людей, была проповедь и наставления о спасении. Само же дело спасения совершилось Господом уже на кресте. Крест же и открыл, из какого тления искупал нас Господь, от какого тления греха Он спасал нас. Без креста нам бы и не узнать было бы всю глубину и непреодолимость нашего повреждения, помрачения, поражения тлением. Не узнать было бы и той участи, которая ожидает всех, кто от тления не омылся и из тления не восстал, будучи тленным, т. е. нравственно и духовно гниющим, не выздоровел, не стал здоровым, не вошел во свет, не оделся в одежды брачные, не стал солью, не нашел еще в здешней, земной жизни Царства Божия внутри себя. Все это без креста как можно было бы узнать? Может быть, поэтому мы с вами все это ведь знаем, сейчас здесь никого нету, кто бы не читал об этом, не слышал об этом, или же не знает и даже кто бы об этом не говорил другим и близким своим. Но фактически в себе самих реально мы этого не знаем. Знают только те, которые пережили крест Господень, потому что никак по-другому это все, состав тления в той мере, в какой вот он сейчас звучит, и даже да, распознать, услышать в себе, пережить в себе, можно только лишь пережив крест Господень, т. е. пережив Христа на кресте. Ну, мы знаем, что да, Церковь именно об этом печется, она ради этого задает крест пять раз в году, и особенно на Страстной Седмице. Начиная с четверга, Тайной Вечери, это приближение уже, где собственно говоря, уже таинственно совершается сам крест, дальше особенно Страстная Пятница, а перед этим весь практически Великий пост, приуготавливающий или вводящий нас как раз в крестное следование Христа, предкрестное следование Христа на крест и в конечном итоге сам крест Христов. Это все для того, чтобы мы с вами пережили Христа на кресте. Но вот, это же надо, этой задачей же надо озадачиться. И причем не умом, а тем самым откликом сердца, которое на Его слова – вы друзья Мои, – может как-то откликнуться, хоть чем-то, не просто начать соображать, думать, рассуждать, что это такое Господь сказал и как это я должен на это отвечать, а реально откликнуться, так же реально, как бывает же у кого-то же кто-то есть, имеет в друзьях кого-то, и когда он вдруг издали, попав в какую-то беду, вдруг звонит или говорит или же просит, или присылает тебе письмо, и ты откликаешься волнением ума? Нет, сердца же, ты же сердцем откликаешься, да еще так и с такою силою, что подхватив волею всего себя, бежишь, летишь к нему навстречу, чтобы там помочь, поучаствовать, либо в горе, либо в радости его. Вот такого отклика ждет Церковь наша на всех этих великопостных седмицах, особенно на Великой Пятнице. Ради этого пробуждения и отклика из года в год зовет нас Церковь трудами Великого поста и вводит, и вводит нас, ну, увы, к сожалению, чем дальше мы сейчас живем, казалось бы, вот уже в свободном пространстве для вероисповедания своего, тем все меньше и меньше людей в храме днями Великого поста. Но дни же Великого поста, богослужения Великого поста, они приуготавливают человека на этот отклик, они омывают его от этого тлена, от этой поврежденной упакованности в эти пять оков греха, непреодолимых для нас, но преодолимых для богослужебных стояний наших. Тленность, не омываемая нами, но омываемая в богослужебных поклонах и молениях Великого поста. Но кто это сейчас знает, кто к этому стремится, кто, пережив это, ну допустим, в училище мы всегда держали Великий пост, кто пережив в училище так Великие посты, потом после него продолжая здесь быть, продолжает ходить на все великопостные службы, как минимум, хотя бы задаваемые у нас здесь, да. А кто ходя, имеет внутреннюю некоторую тоску и жажду и ожидание, когда же наконец придет это время, и вот уже сейчас мы с вами вступив и идя в днях Рождественского поста, предвкушал бы пост Великий. Кто так устраивается в своей жизни церковной? Если это будет, то тогда конечно же, ты как-то хоть худо-бедно, но будешь омыт, будешь истрясен, отрясен, для того чтобы откликнуться навстречу Господу на кресте перед тобою висящему.
Ну вот, теперь давайте кратко подытожим сказанное. Если Господь пришел на землю, чтобы спасти человека от греха, проклятия и смерти, – так говорит Церковь, – от греха, проклятия и смерти, слышишь ли ты теперь, от какой бездны греха и тления нужно было спасти нас? Дальше: разумеешь ли ты теперь, что от проклятия сам собою не спасаем был человек. Здесь, на земле, проклятие наложило как раз эти пять непреодолимых оков или оброков греха. Ну вот, еще раз перечислим их, что сделало проклятие с нами. Оно отсекло человека от Бога. Второе: ввергло человека в царство князя тьмы в земную жизнь, в череду наказаний за грех. Третье: помрачило тлением и закрыло для нас созерцание и даже памятование о рае. Помрачило тлением и даже памятование о рае – и то перекрылось. Четвертое: сделало человека закостенелым. О, несмысленные и косные сердцем, – воскликнул даже Господь. Пятое: повергло в жизнь греховных устремлений. Все это, все пять проклятие сделало с нами в жизни земной. За гробом оно заключило рай для праведников и ад сделало невольным пристанищем для праведников, пока не пришел Господь, пока Он смертью Своею не разрушил власть ада над праведниками, власть самой смерти, так что в час смерти Его и гробы отверзлись, и многие тела усопших святых воскресли, а по воскресении Его вышли из гробов и вошли во святой град и явились многим. – Повествует евангелист Матфей. До этого проклятие, наложенное Богом на род человеческий, заключило ад, и далее его никому, даже праведникам, нельзя было подняться на небо. Вот что пишет о проклятии архиепископ Серафим Соболев, откроем его книжку. В течение долгого времени ветхозаветные люди продолжали находиться под проклятием за нарушения не только Божественного закона в раю, но и закона, данного уже Моисею для народа, ибо в нем было написано: проклят всяк человек, иже не пребудет во всех словесех закона сего, еже творити я. – Тот человек, который не пребудет в исполнении закона. Но люди, не имея внутренней возрождающей благодати, не могли исполнить ветхозаветный закон, и следовательно, оправдаться им пред Богом, как учит о сем апостол Павел. Почему по его словам елицы бо от дел закона суть, под клятвою суть. Таким образом, с момента грехопадения в раю все люди находились под клятвою, ибо над ними тяготело проклятие от неисполнения Божественного закона, повлекшее за собою лишение людей внутренней возрождающей и спасающей благодати Святого Духа и удаления их от Бога, а вместе с этим последовало их удаление и от святой блаженной жизни, так как она невозможна без благодати. По уничтожении же крестной смертью Христа проклятья вместо последнего тотчас снизошло на людей благословение Божие. Самыми первыми испытавшими на себе спасительное действие этого благословения, были все умершие с верою, ожидавшие пришествия Христова и бывшие в аду, но это благо им было даровано от Бога, опять же в силу крестной смерти Спасителя. Тотчас, после нее Господь явился им с проповедью о спасении, как об этом свидетельствует апостол Петр в первом своем послании говоря: Умерщвлен убо быв плотию, ожив же духом, о нем же и сущим в темнице духовом сошед проповеда. Конечно, не для одной только проповеди явился после Своей смерти Господь во ад. По учению Церкви Он освободил всех пленников ада, явивших в своей земной жизни веру в грядущего Мессию, именно их, и ввел их вместе с Собою в рай. Но благодать Святаго Духа даруется нам опять в силу той же крестной смерти Христа. Сей Дух Святый Своею благодатью и совершает наше спасение. Благодатию есте спасены через веру и сие не от вас, Божий дар, – говорит апостол, послание ко Ефесеем. Иначе сказать, эта благодать Святаго Духа делает нас близкими Богу, новыми и святыми людьми, и благодатными сынами Божиими. Она же делает нас и наследниками будущей небесной славы, являясь сейчас для нас, как учит апостол Павел, залогом этой славы, что тоже нашего будущего небесного наследия со всем его райским блаженством. Все эти блага, проистекающие от благодати Святаго Духа, стали возможны для нас опять в силу той же крестной смерти Христа. В своем послании к Колосянам тот же апостол писал: И вас, иногда сущих отчужденных и врагов помышленьми в делах лукавых ныне же примирив в теле плоти Его смертью Его, представити вас святых и непорочных и неповинных пред Собою. Таким образом, по учению Священного Писания крестная смерть Господа, уничтожив первородный грех, а значит и тлен, уничтожило и проклятие, как первое следствие этого греха, и даровало нам благословение Божие с указанными величайшими спасительными для нас благами благодати Святого Духа. Так как это проклятие заключило небо даже для праведных людей, души коих после смерти все без исключения сходили в ад, то Христос Спаситель тотчас после Своей крестной смерти сошел во ад, чтобы извести оттуда души праведников в райские обители.
Теперь обратимся к Святым Отцам. Вот Василий Великий говорит: Ясно, Давид пророчествует о сошествии во ад Господа, Который вместе с другими душами избавил и душу самого пророка, чтобы она не оставалась во аде. Погребается, – рассуждает святой Григорий Богослов о Христе, – но и восстает, нисходит во ад, но возводит из него души. А святой Кассиан учит: проникший во ад Христос, сиянием Своей славы рассеял непроницаемый мрак тартара, разрушил медные врата, сокрушил железные вереи и святых пленников, содержащихся в непроницаемом мраке адском, из плена возвел обоих на небеса. Но плодом крестной смерти Христа было не только снятие проклятия с душ праведников, заключенных в аду. В творениях Святых Отцов мы находим учение об уничтожении крестной смертью Христа проклятья и в отношении к живущим истинно верующим людям. Уничтожение сего проклятия и дарованием нам Божественного благословения выразилось, как нами было сказано выше, в ниспослании людям благодати Святаго Духа, и в нашей способности к Его восприятию. Святой Иоанн Златоуст говорит: Чего же ради Дух Святый не пришел прежде, пока не отошел Христос, разумеется, на крест и на смерть, т. е. в ветхозаветное время чего ради не пришел? Понеже клятва не была еще истреблена, потому что клятва не была еще истреблена. Еще грех первородный не был разрушен, еще вси мучению повинни были, сего ради и не пришел Дух Святый тогда. Святой Афанасий Великий: Слово благоволило приять человеческое рождение и создание Свое, расслабленное грехом, тлением и смертью, восстановить в Себе в обновленном образе. Посему сотворил Он отменение клятвы на древе, чтобы соделать спасение всего человека. Итак, по учению святого Афанасия, мы в силу снятия с нас проклятия на кресте, как рожденные от Святого Духа в крещении, обновляемся и можем в этом обновлении доходить благодатью Святого Духа до подражания Богу вплоть до обожения. Ничто иное, но только крестная смерть Христа уничтожила проклятие, наложенное на нас Божественным правосудием, даровало всем истинно верующим людям благословение Божие и сообщает нам крещенскую возрождающую благодать Святаго Духа. Слышите? К сожалению в сознании сегодняшней Церкви этого вообще нет. Мы говорим: крещение, крестились, крещенные мы теперь, заново рожденные для того, чтобы теперь начать жить церковной жизнью. Но что крещение даровано смертью, крестной смертью Христа, мы почти этого в сознании своем не имеем. Для нас крещение – это таинство, а крестные страдания Страстной Седмицы – это другое, совершенно не имеющее как бы отношения. Но здесь изводя из слов Святых Отцов архиепископ Серафим Соболев многократно – я это делаю выдержки, а тут он много пишет об этом, что именно крестная смерть Христа стала началом таинств Господних. Более того, она лежит в основании всякого таинства. Сила таинства в кресте Господнем. Не было бы креста – не было бы таинств, или таинства не имели бы свою силу. Сила таинств в кресте. Поэтому и говорит, что крестная смерть Христа уничтожило проклятие, наложенное на нас Божественным правосудием, даровало всем истинно верующим людям, (что такое истинно верующие, мы потом с вами будем дальше смотреть, особенно по трудам святителя Игнатия Брянчанинова), даровало всем истинно верующим людям благословение Божие и сообщает нам крещенскую возрождающую благодать Святаго Духа. Слышите – не просто написал: и сообщило нам в крещении благодать Святаго Духа. Нет, написал: и сообщает нам возрождающую благодать Святаго Духа, крещенскую благодать, сообщает нам, т. е. то, что совершилось в таинстве крещения в пространстве времени, оно совершилось, там у кого за полчаса, у кого за полтора часа, и как бы на том и закончилось, таинство завершилось, я вышел крещенный. Церковь говорит: нет, таинство началось и будет с тобой постоянно присутствовать, как возрождающая сила благодати Святаго Духа, таинство крещения с тобою всегда. Что же нам надо сделать и как нам надо начать жить, и какой образ жизни принять как иной образ, как церковный именно уклад, в котором эта истина была бы, ну реальностью сердечною нашею, а не просто умным знанием? И вот, вглядываясь в общем-то в характеры и жительство людей первых христиан, чувствуешь, что похоже, что они были такими, как их описывают Деяния или же история, именно по этой причине, что они жили в этой крещенской возрождающей благодати всегда, до самой смерти и после смерти. А через нее, через эту благодать и благодатное обновление, или нравственное совершенство с его райским блаженством – вот куда выводит благодать крещения. Но она есть благодать крестной смерти Христа. Эта благодать креста – в благодати крещения. Как это теперь пережить, как это не просто в памяти или в сознании своем закрепить – как это донести до сердца? И тогда начинаешь совершенно по-другому смотреть на все великое деяние Церкви, которое создало богослужения и богослужебный годовой круг. Если мы по нему пойдем всерьез так, как это Церковь хочет, как она нас с вами хочет повести там, то мы все это должны пережить именно в богослужениях годового круга. И не просто праздновать отдельно Пасху, отдельно Рождество, не просто ходить отдельно постом Рождественским, отдельно постом апостольским, Успенским, и совсем отдельно постом Великим. Оказывается, все эти действия Церкви, которые она нам сообщает как праздничные богослужения и попразднства, так и посты, сугубые многодневные, так и однодневные в неделе – оно все устроено для того, чтобы мы это все пережили. И пережили бы силу креста в крещении, и силу благодати крестной, в крещенской благодати во всех действиях и делах и событиях нашей повседневной жизни, и это преображающее и изменяющее нас действие силы крестной смерти Господней делало бы нас новым народом, иным, не тем, которым мы были до крещения.
Обращаясь теперь, ну вот теперь давайте обратимся к богослужебным книгам. Мы видим, что последние, так же как и Священное Писание и святоотеческое учение Отцов Церкви свидетельствует, что избавление наше от проклятия есть плод святой же крестной смерти Христа. Крестом Твоим, – говорится в одной из стихир Октоиха, – упразднил еси, юже от древа клятву. На древе крестнем волею пригвождься, всех нас свободил еси клятвы законныя. Замечательно, что наши предки учились истинам православной веры посредством именно богослужений святой Церкви. Вот это замечание очень важно сейчас для нас, потому что сейчас идет два страшных искушения, по поводу которых возможно и сказаны эти слова Господни в Евангелии, что и будут такие искушения, что даже и верные соблазнятся. В последние времена будут такие искушения, что даже верные соблазнятся. В чем заключается сейчас эти два искушения? Первое из них, о котором идет речь, это что настолько сейчас развернулось образование церковное, настолько велико обилие книжного знания, что люди все свое образование черпают оттуда, из книг. Но это же дома, или в трамвае, в автобусе сидя, читаем мы эти книги, да. В то время как предки наши, т. е. это буквально 200 лет назад люди, тем более в деревне, где вообще никаких книг не было, могли получать это знание, а тем более в монастырях искренне верные, могли получать только из богослужебных звучаний, даже не текстов, потому что и не мог читать, кроме как певцов и чтецов. А весь остальной-то народ на слух же все воспринимал. И жажда к знаниям, которыми мы сейчас тоже все очень живем – она вся с такой жадностью впитывающая в себя каждое слово и мысль, и фразу, была обращена не к книгам как сейчас, а к богослужению. И тогда смотрите: великая разница между словом богослужебным и словом книжным, даже вот просто из богослужения сейчас мы перенесли сейчас в книгу и сейчас читаем по книжке эти октоихные стихиры, то, что как эти стихиры звучат на службе для нашего слуха и как они сейчас звучат для нашего рассудка – разница великая. Там возможность для сердечного разумения, здесь – для рационального восприятия. Там возможность благодатного разъяснения со стороны Бога Самого Святаго Духа, благодатного донесения до нашего сердца сути этой мысли и фразы богослужебной, а здесь кроме как логического нашего движения и умения так доходить умом до самой сути ничего не происходит. В чем же тогда соблазн? Соблазн в том, что человек, воспринимая глубокую порою суть богослужебных текстов, но из книжного знания и по книгам, полагает, что это и есть все, что Бог хочет нам донести. И не подозревает, что на богослужении Бог хочет этими же самыми словами донести нечто совсем иное. Что значит совсем иное? А Он хочет это благодатью донести до нас. А там, где благодать, там, где Божий дар, там не яичница человеческая. И то, что будет донесено благодатью, переживет с тобою, хотя те же самые слова, но совершенно иным образом. И вот, человек, который сегодня образован и доволен тем, что он образован во всем этом книжном, не подозревает и не хочет, и не напрягает себя в богослужении, чтобы иметь эти же слова по благодати. Но тогда чего он не будет делать? Он не будет искать тех церковных собственно действований, которые есть делания, которыми благодать и на службе тоже стяжается, он стоит на службе без каких-либо деланий, т. е. без каких-либо действований внутренних, каковыми бы он стяжал эту благодать. Почему? Он полагает, что он все знает, он же уже начитан, он уже просвещен, тем более, если он еще и певец, и чтец. И не подозревает, что он всего-навсего на дуде игрец – он же не подозревает этого. Он полагает, что он высокие Божественные истины поет, читает, мало того, еще и вещает и говорит, с амвона священник например. Вот, это первое, к сожалению, первый соблазн вот да и многие избранные соблазнятся, ну это фактически сейчас так и происходит. Как много людей, которые были призваны благодатью и пережив благодатный опыт веры, в своем переходном периоде, который идет уже десятый, двадцатый, тридцатый год у них, совсем не заняты ее исканием заново, тем более если она и дается временами – не заняты тем, чтобы ее удержать в себе, потому что некоторые в достаточности уверенности своего образовательного знания книжного и школьного – они и вроде бы ни в чем другом и не нуждаются, как бы все уже имеем. Так идет отпадение в итоге отцовства церковной жизни, отпадение или выпадение из собственно церковного уклада. Ну вот, это первое искушение.
А второе искушение, о котором мы уже говорим с вами второй день – это искушение естеством. Сейчас настолько широко люди живут в Церкви своим естеством и настолько придают именно ему значение, что все практически большая часть, ну 99% сегодня служения, которое совершается людьми в Церкви – они все идут от естества. Но с другой стороны, мы же не можем не от естества делать, мы же не воздух и не эфир, мы естество и должны от естества делать. Но речь-то идет не об этом, а о том, что мы делаем это естество без всяких деланий, мы это делаем, все церковную свою жизнь всю и особенно служения и дела – мы делаем без благодати, мы ее не ищем. Мы не соединяем с нашими внешними служениями и деланиями нашего естества благодать, которую бы стяжали. А ведь чтобы естество падшее стяжало благодать, надо, чтобы падшесть естества была сокрушена. Значит, делание это нечто такое, что сокрушает падшесть естества, тленность естества, падшее или тленное естество делает здоровым, оздоровляет его – вот какие делания должны быть внутри человека вместе, не в параллель, а вместе, сочетаясь с нашими внешними служениями и делами. В чем соблазн, в чем искушение? А в том, что человек полагает, что одними этими служениями, тем более православного содержания, да еще точного и ясного, мы уже удовлетворяем Церковь и Бога, что больше ничего и не надо. А если он еще и делается профессионально, да образованно очень, с хорошим образованием, а еще если еще и с собственными дарованиями, какими-нибудь талантами, которые сегодня еще и выявляются на разных православных фестивалях, олимпиадах и всяких разных смотрах и конкурсах, что-то вообще несовместимые же вещи, слова-то эти и действия эти вообще несовместимы были с православием никогда, теперь они совместимы. На них выявляются человеческие дарования естества, и человек счастлив от того, что он этим естеством что-то такое делает в Церкви. Но из всего сегодняшнего мы очевидно понимаем, что он делает все, что угодно, кроме дела спасения, потому что он делает из естества, которое ослепило его. Это есть тот самый соблазн, про который сказано, что многие, даже верные, соблазнятся, т. е. это значит, что они, увлекшись этим естеством, утеряют свой труд ко спасению и перестанут спасаться, и не спасутся. Но это же будет трагично, если это сегодня так живет 99%,ну это я так примерно прикидываю, а то может быть, еще того больше, 99,5% живет так народа в Церкви. Ну может быть, на самом деле я ошибаюсь, на самом деле живет только 70% так в Церкви, а 30% живет как раз с деланиями. Когда-то же помните, отец Арсений же ошибся тоже, да, помните, он когда в концлагере лежал на нарах и умирал, и он знал, что здесь среди ста народу в этой казарме, ну верующих, верных людей православных, по его подсчетам там то ли трое, то ли пятеро было, он их знал по именам. Случилась с ним клиническая смерть, душа поднялась над телом, поднялась над крышею барака, ну для нее все было видно, и он вдруг обнаруживает не только пять звездочек в бараке, а больше двадцати, т. е. его такое физическое зрение и общение видело только пять. А оказывается, в бараке было больше двадцати живых в вере людей. Так может быть и относительно этих цифр, которые я сейчас говорю, тоже на самом деле не 99, а 70, не один процент живых, а 30 целых. И может быть, здесь целых 100% таких сидит сейчас? Как бы это хотелось. Но ради этого собственно говоря, мы же и собираемся, ради этого мы и молимся друг за друга, ради этого мы сейчас уясняем свое православие, благодаря Святым Отцам и богослужебным текстам. Замечательно, что наши предки учились истинам православной веры посредством богослужений Святой Церкви. Это понятно, ибо богослужебные книги в точности отображают в себе все догматическое учение о нашем спасении, которое мы находим в Божественном Откровении и святоотеческих творениях. Трагедия еще видите, в чем заключается – что вот мы сейчас, ну несколько так как бы побужденные в иное значение богослужебных текстов для нас, нежели книжных, сейчас бросимся конечно на службу внимать теперь богослужебным знаниям, и обнаружим, что не внимается, потому что то, что должно уже внимать – оно уже напиталось и уже занято книжным. Мало того – вот сегодня еще мы слушаем, это тоже занимает нас, мы же сейчас не богослужебно все это слушаем. Единственно только надежда, что может быть, моя просто так вот священническая что ли благодать, не моя личная, а то священническое, из которого я сейчас говорю – она может быть какое-то действие сейчас тоже имеет свое, и вы через то может быть, имеете благодать, плюс ваша личная ревность сейчас побуждается навстречу Богу, личная вера, и она оживляет это слово, стяжая благодать при слушании данной речи моей. Ну, тем не менее вот еще раз скажу, что мы уже настолько испорчены книжным своим знанием, что его настолько много у нас, и мы настолько в нем уже достаточны что ли и пережили себя уже как бы истинными христианами или же точно знающими христианами, что вот прийти сейчас на богослужение и прямо так по-деревенски открыто начать жить словом богослужения сразу не получится, а тем более, если что слышать слово не просто содержательно, а еще и стяжательно относительно благодати, то тогда там надо будет делать делания. Но делания начинаются не на службе, все делания начинаются дома, в житейских обстоятельствах – здесь все делания. А уже на службу ты приходишь с этими деланиями, которые ты освоил, внес, ввел в свою внутреннюю практику, не просто молитву, а молитвенность, не просто слушание слов службы, а слушание покаянное, благоговейное, еще и с сокрушением, да, еще и с вниманием, и еще с чем – пятое? С отсечением помыслов. Но ведь это же все ты на службе не сможешь осваивать, это надо осваивать в своей домашней молитве же. Это надо будет осваивать в житейских обстоятельствах, где тебе надо поддерживать в себе эту молитвенность такую, вот где это все надо осваивать. И тогда отсюда ты сможешь на службу прийти хоть как-то расположенный к благодати, а иначе тебе нечем благодать стяжать. Она стяжается только сугубыми деланиями, не твоими церковными служениями и не делами церковными, которые суть внешние. И это понятно, ибо богослужебные книги в точности отображают в себе все догматическое учение о нашем спасении, как это прекрасно. Вот теперь повернемся к нему и будем там все-таки трудиться, которое мы находим в божественном откровении и святоотеческих творениях. Поэтому они свидетельствуют и о даровании людям после снятия с них проклятия Божественного благословения в силу той же крестной смерти Христа, свидетельствуют, т. е. богослужебные тексты, о даровании людям после снятия с них проклятия. Как это? где это и как это произошло с нами такое дарование, мы вошли в это дарование, вошли в эту силу крестной смерти Христа, мы уже об этом говорили, скажите, как вы услышали, где и когда это произошло с нами? В крещении. Сила крестной смерти Христа совершилась в силе крещения, и оно теперь с нами всегда, лишь бы ты только это сознавал, мало того, ревновал об этом и стоял бы в этом сердцем. На кресте пригвождаемь, Христе Боже, – говорится в одной стихире Октоиха, – нас свободил еси от клятвы, яже от древа, да всем подаси благословение и велию милость. В тропаре в честь праздника Рождества Пресвятой Богородицы мы находим такие слова: из Тебе бо возсия солнце правды, Христос Бог наш, и разрушив клятву, даде благословение. Вещая о ниспослании нам благодати Святаго Духа, святая Церковь воспевает: пригвоздился еси на кресте, Христе, Лоза истинная, и источил еси питие спасения, напаяя всех верных сердца благодатью. В каноне Крестопоклонной седмицы мы встречаем такие слова: освящения подательную благодать даруя нам святый кресте. Эта благодать, как мы видели из Богооткровенных и святоотеческих свидетельств, обновляет, воссозидает нас и дарует нам бесстрастие, т. е. совершенство, разумеется, при неуклонном исполнении нами Божественных заповедей. Любящие Меня, заповеди Мои соблюдут, да, – помните? И опять еще раз и еще раз я вас все-таки обращаю к самой первой нашей беседе, в которой было слово Христа, Христос сказал, и было полчаса целых чтение этих слов, и там среди них много того, что надо сейчас все время держать в своей памяти. Я тогда вам предложил это все себе записать, и даже что сделать? Выучить. Ну только воз и ныне там, никто не двинулся даже с места. Тем не менее, все-таки еще и еще раз повторяю: давайте это все слова перенесем на вышенаписанный текст, и каждому чтобы его вручим, ну желающий каждый получит его и выучит. Это слова Христа, которые Он сказал в Евангелии от Иоанна. Носить их надо с собой.
Следовательно, крестная смерть Христа, даруя нам спасительную благодать Святаго Духа, вместе с нею дает нам и новую жизнь с ея совершенством. Не устали, ничего? Живы, да? Живы. А кто-то боится признаться. Впрочем, в богослужебных книгах мы находим и прямое свидетельство истины, что причиной этой новой жизни являются те же крестные страдания Христа. Так, в первой песни канона на праздник Вознесения Господня мы находим такие слова: состаревшийся, Господи, мир, многими грехами, обновив страстию Твоею, восшел еси к пренебесным. А в воскресном каноне первого гласа Святая Церковь так выражает данную истину: кто Сей Спас, на древе вися, во спасение наше и обновление. Прободенным Твоим ребром, – говорится в воскресном каноне третьего гласа, – каплями боготочныя животворящия крови Христе, смотрительно каплющей на землю, сущих от земли воссоздал еси. Мы ведь все эти слова 20 лет уже слушаем, как минимум, 20 раз мы уже это слышали. Кто это знает? Я не спрашиваю, кто помнит – никто не помнит, не о помнении идет речь. А кто это знает, кто это пережил? Как радостно, что мы сейчас этих слов касаемся. А как будет еще более дивно, если мы этих слов коснемся благодатно на службе. Но ведь это каждая служба такая. Какая красота. – Прободенным Твоим ребром, каплями боготочныя животворящия крови Христе, смотрительно каплющей на землю, сущих от земли воссоздал еси. Ну кто, какой мирской поэт может так сказать, и какая в этом сугубая глубина, говорящая нам о самой сути спасения, вот что такое спасение, вот как оно совершается, вот, что для этого сделал Христос, придя на землю и взойдя на крест. В одной из стихир 8 гласа говорится: страдание претерпел еси, Владыко, яко да безстрастие всем подаси, поклоняющимся Твоим страстем и вольному заколению, и копию, и гвоздем, и трости, яже долготерпеливно хотя претерпел еси, яко да и мне исходатаеши, Господи ради страстей Твоих безстрастие. Креста Твоего древу поклоняемся, Человеколюбче, яко на нем пригвоздился еси, Животе всех, и рай отверзл еси, Спасе, приидите, вернии, – взывает к нам самогласен на целование креста в праздник Воздвижения, – животворящему древу поклонимся, на немже Христос, Царь славы волею руце распростер, вознесе нас на первое блаженство. Наконец, хорошо в известной нам церковной песни – Воскресение Христово видевше, – мы находим такие слова: се бо прииде крестом радость всему миру. А в седальне по полиелеи на праздник Воздвижения креста Господня Святая Церковь говорит нам: креста же древо живота одеяние человеком нося, водрузися на земли, и мир весь исполнися всякия радости.
Ну вот, мы с вами еще раз встретились с деянием Господа нашего, которое совершил Он крестом Своим ради избавления нас от греха и проклятия. Греха, т. е. тления и проклятия. Теперь осталось еще третье, да, от смерти. Но прежде, чем перейти к искуплению от смерти, мы сейчас пока услышали об искуплении от греха и проклятия, сделаем несколько нравственных выводов, таких предварительных, потому что потом дальше последуют еще и другие. Ну вот, на кресте страдание человеческое нес Сам Бог. И невозможное понести человеку, как раз об этом Гефсиманская молитва Христа, помните, да, до кровавого пота, человеку невозможно было понести. Тем не менее возможно было понести Богу, и Господь его понес. Когда же перейдем к нравственным выводам, увидим, мы сделаем сейчас четыре вывода и на том сегодня закончим беседу нашу. Первое: ну вот, муки мучеников и страдания скорбящих, переносимые верою – не есть ли это тоже, что Христос, на кресте страдающий? Ибо человеческому нашему страдающему придает жизнь, и даже радость, и даже торжество присутствие в страдающих благодати Христа Бога. Но это возможно по вере, и поэтому верою переносимые муки мучеников и страдания скорбящих низводят страдающего Христа и к нам тоже по благодати. Вера это делает. Верою Христос в них, верою они претерпевают все, потому что верою они, простые люди, но люди, несущие в себе, имеющие с собою Бога, Его благодатью. Позови Христа, и Он сойдет к тебе. Положись на Него, и Он неизъяснимо подхватит тебя в твоих скорбях и лишениях. Молись Ему, и Он ослабит твои телесные и душевные муки. Это именно и совершали новомученики, и в этом именно участии Божием в них они как раз и удостоверялись и жили в тюрьмах, лагерях, концлагерях, и по 5 лет, и по 10, и даже по 20, жили, выживали, и вышли оттуда дивными старцами и старицами. Верою получая себе подлинное и в силе присутствие Божие, подвижники совершали, несли кресты своей жизни, как добровольно взятые, так и налагаемые премудрым Промыслом Божиим, подвижники. Добровольно взятые – это как это? это как раз подвижники пустынь, да, отшельники, это и те из мирян, которые тем не менее, несли, будучи мирянами, а тем не менее, брали на себя какие-то сугубые подвиги деланий, стяжаний благодати Святаго Духа. Удивительный пример описывается в одной греческой книге, как раз житие, по-моему описывается жизнь ученика преподобного Иосифа Исихаста, Харалампия – по-моему, это в его книжке о нем. Там описывается его сосед, семья христианская, отец которой, семья была многодетная, отец которой трудился на работе весь день, по вечерам был со своей семьею, а ночью, каждую ночь становился на молитву, и 5 часов проводил, выходя в сад, так чтобы никому не мешать, и никто бы его не видел, проводил там 5 часов на молитве. Потом немножко спал, вставал и опять шел на работу, и так всю жизнь, отец семейства. Ну вот, откуда это взять такую силу? Вот верою человек имел такую силу. А вот налагаемые кресты премудрым Промыслом Божиим – это тогда что? Это скорби, которых ты не ждал, не чаял, но они пришли на тебя, это болезни, это вот тюрьма, лагерь, концлагерь, за то, что ты верующий. А нужно для этого взять, взяв крест, слиться со Христом верою и нести крест, облегчаемый ощутительным участием и действием Его благодати. Вот первый вывод, который нам открывает причину и новомучеников Российских, и всех людей, которые дивным образом ну, правда, сейчас очень мало в нашем окружении таких, но они как-то все-таки есть, время от времени кто-нибудь как залетная птичка сюда залетает иногда и встречаешься с ним и удивляешься, причем успевает какая-нибудь сестра налететь на него, а он отвечает необыкновенною улыбчивостью и прощением, и какой-то кротостью, и еще каким-то благословением на эти все нападки и наезды – откуда это? От того, что в своей жизни, он, видимо, несет кресты и несет именно так, благодатно. Я знаю одну такую маму, у которой, к сожалению, прожила жизнь так не хорошо, не очень хорошо, и поэтому дети сейчас вообще ужас что, и муж неверующий, и пьет, и дерется, и всякое такое, а она поразительно, а причем одна из дочерей ее бесноватая, которая рушит иконы дома, временами, когда нападает бес с большой силою, то бьет саму маму. И поразительно, как она это несет, и какая она дивная сама по себе, вообще ни одного, ну, несколько раз она была у меня, ну с просьбой там помолиться, сказать, пожалиться немножко может быть. Но при этом никогда, никому, ни о ком, никакого упрека. По свидетельству ее подруги, она говорит, что она и дома такая, никому в ответ никакого пререкания, ни укорения, ни злобы, ни ответной драки, ни ссоры вообще ничего от нее нету. Ну это и видно, потому что она вот несет крест. Чем? Благодатною силою содействующего ей Христа, Который в этот момент Своим крестом в ее кресте. И она знает точно крест Христов в своем кресте. Ну это вот первый вывод, который нам помогает как-то увидеть окружающих нас людей, увидеть подвижников Божиих и может быть, хоть как-то нам с вами развернуться в их сторону тоже, внутренне правдиво развернуться.
Второй вывод. Когда начнет грех восставать против креста, наш грех восставать против креста ропотом, досадами, обидами, саможалением, гневом, ну, против какого креста? – Ну, например, против характера наших ближних, неприятного, неудобного, тяжелого для нас вот, против обстоятельств, которые мы вдруг не ожидали, а они вдруг упали, правда, всего лишь на полчаса, но все нам поперепортили. Это же крест, маленький, но крест. И вот, когда начнет при этом грех в нас восставать гневом, раздражением, унынием, и разной печалью, малодушием, осуждением, других укорением – тогда побивать это восстание воспоминанием о Христе, невинно приявшем крест и волею Своею за нас вступившим на него, и вспомнить при этом и о себе, несущем крест за содеянные свои грехи. Если Христос невинно взошел на крест ради нас, и ты вспомнил вдруг это, что он страдает, что Он несет крест, а ты тоже сейчас сподобился креста, и несешь его, этот крест за свои реальные грехи. Да, может быть, не прямо сейчас вот, как причины и следствия, но за те грехи, которые ты понаделал раньше и прежние, да, в которых ты может быть и каялся, но в которых ты не изменился после покаяния. Ты от грехов омылся, а от причин, т. е. от самого тленного своего естества, которое порождает эти грехи ты нисколько не освободился, ты продолжаешь в характере быть тот же самый, тленный и в падшем своем естестве. И тогда такие кресты, которые сейчас у тебя есть, они оправданы, они твои, они тобою должны быть понесены. Вспомни об этом, и тогда может быть, и глядишь, твой этот ропот на крест – он начнет гаснуть. Начни побивать мыслью о справедливости креста по отношению к тебе, и о малости того, что вынужден ты нести сам, и о множестве того, что за тебя сейчас тоже несет Христос. Он через Промысел Божий, исходящий от Отца Небесного, был вознесен на крест, не сделав ни одного греха, но весь, и всегда был любовь ко всем. А ты кроме себя и не любил, может быть, никого. И задетый в своем самоугодии и самолюбии теперь, от того, что чувствуешь, что на тебя как бы крест уже упал, столько согрешил против ближних своею злобою на них и нелюбовью, даже отвержением, гнушением, что теперь, когда Промыслу Божию угодно тяжестью креста дать тебе очищение от греха, искоренение от его источник, причин, т. е. от тленности твоего естества, тебе остается и нужно благодарить Христа и Отца Небесного, ради того, чтобы по смерти быть с ними, как понесший крест, в котором, в твоем кресте, Господь соразделяет Своим крестом твой крест. Услышь это, и тогда ропот твой начнет гаснуть, ропот твоего греха. Это второй нравственный вывод, да.
Третий нравственный вывод. Покаянием надобно искать примирения со Христом, чтобы Он, искупивший твои грехи, сошел бы с креста, как уже исполнивший искупление за тебя, и затем простивший тебя и теперь сходящий к тебе, чтобы утешить твой плач, успокоить твою разъединенность с Ним и принять тебя в един состав с Собою. И ты сердцем ощутишь через это покаяние это схождение Христа, прощающего к тебе, ощутишь покой, мир и тишину после недавнего плача, душа успокоится, и жизнь обновленная, обнаружит себя облегченным вздохом и тихой улыбкой, тебе станет и будет хорошо.
И четвертый нравственный вывод. Если крестом Господь ссекал пять оброков греха или оков греха, т. е. проклятия, освобождая тебя от проклятия, значит и твоими страданиями, скорбями, болезнями незримо для тебя участвующим в тебе Господом рассекаются в тебе те же пять оброков греха. Незримо для тебя рассекаются эти оброки проклятия, само это проклятие, оброки греха. И будучи первое: ты разделен с Богом, теперь возвращаешься к Нему. Второе: будучи заслуживший наказание, теперь через Христа верою получаешь искупление Его и прощение. Третье: будучи помраченный во всех составах своих, поглощенный плотью и удаленный от рая, даже от памятования о нем, теперь высвобождаешься из нее, из этой помраченности для отношений с Богом, потерявший даже памятование о рае, вновь начинаешь обращаться к нему, погруженный в дела земные, освобождаешься от плененности ими. Четвертое: ты, будучи закостенелый в своем сознании, оживаешь навстречу заповедям. Будучи закостенелый в натуре, т. е. в характере, пробуждаешься понемногу к добродетелям, и в каких-то из них схваченный греховными привычками и навыками, чувствуешь уже готовность и желание жить по совести и жить по вере. Весь было преданный духу времени в ценностях современной жизни, теперь ищешь и готовишься жить по Божьи и церковно в укладе хотя бы религиозно-церковном, в укладе Церкви, а не мира. И пятое: ты, будучи в личной, семейной и общественной своей жизни энергиями своими немало направленный в греховные устремления, где ты разогревался, разомлевался и разъярялся в них, то теперь страданиями крестными во многих стремлениях прежних стал угасать, чтобы освободилось место в душе для Богу угодных стремлений, которые частью обращены уже в Царство Небесное, частью в царство Божие, которое внутри тебя, частью, хотя и остаются земными, например, в устроении семьи, Отечества, Церкви, ее церковной жизни, но имеет уже от тебя труды святые, ради очищения от тлена. Частью и продолжает быть движениями жизнью и даже творчеством естества, но уже в разряде прилагаемых дел, по слову Господа: держитесь прежде всего Царствия Божия, все остальное приложится к нему, т. е. часть твоих творческих уже дел перешло, было в приоритете, а теперь перешло в разряд прилагаемых.
Вот этими четырьмя нравственными выводами на сегодня пока и закончим нашу беседу с тем, чтобы на следующей беседе, которая совершится у нас с вами не в пятницу, а в среду, потому что в пятницу святитель Николай. В среду половина восьмого, и она будет посвящена уже о искуплении нас от смерти, т. е. это целая огромная тема, раскрывающая величайшее из деяний, какие сделал Господь для нас и продолжает делать в каждой Евхаристии и в каждом таинстве причастия. Но как это, что это – об этом и будем говорить в следующей беседе. Спаси Господи. Все уставшие отдыхайте, все вдохновленные, живите, все худо-бедно, но дожившие до конца беседы, ободряйтесь.
Беседа 4
Файл: Христос, вера, имя 4-я беседа
Добрый вечер, мы продолжаем нашу сегодня беседу, сегодня у нас 4-я беседа по теме «Христос, вера, имя». Мы сейчас в подразделе «что сделал Христос», первое – воплощение, дальше главное, ради чего собственно и пришел Господь на землю – это исполнить крестные страдания и смерть на кресте. Собственно, сам по себе крест с его страданиями и смертью Господа – это центральное вообще, что сделано Господом, центральное, что сегодня составляет для нас с вами начало нашей жизни и собственно, саму жизнь христианскую, и благодаря которому и приближаясь к кресту реально, человек тем ближе, чем больше начинает жить и оживать, как христианин. Без креста нет Христа, Того Христа, Который пришел. Без креста нет в силу этого и христианина. И самое главное – без креста нет спасения, т. е. нет в итоге Царства Божьего, а в нем нет вечной жизни. Ну вот, поэтому конечно, сейчас этой теме – крест Господень – мы сейчас посвящаем, сегодня уже получается, третью беседу, и сегодня мы-то уже не закончим ее, еще будет четвертая. Только после этого мы перейдем с вами уже к третьему делу, которое Господь совершает – воскресение.
В прошлой третьей беседе нам нужно было уяснить, что такое падшее естество, о котором так убедительно и так ясно в общем говорит и пишет святитель Игнатий Брянчанинов. Что стоит за этими словами? Стоит как реальное явление в людях, в нас, как узнать его в себе – падшее естество, почему оно для нашего времени соблазн такого масштаба, что даже в Евангелии Господь похоже, именно о нем пророчествует, что им даже верные соблазнятся, т. е. в нем проводя свою жизнь, казалось бы, правильную православную жизнь, тем не менее, уйдут от спасения или жить будут вроде бы церковно, но мимо спасения. Значит, об этом мы говорили уже на прошлой третьей беседе. Похоже, что о людях, которые будут жить ближе к последним временам, и похоже, что это о нас идет речь, как о людях, все больше отдающих себя жизни в падшем естестве. О таких так горько плачут Богу и святые угодники, так скорбят о нас. Вот плач преподобного Серафима Сирина. Кто не прольет о нас слез, кто не будет о нас плакать? Говорю же это любви вашей, возлюбленные и боголюбивые братья, не как человек достойный, неукоризненный в жизни и соблюдший чистоту, но как человек, который в великой скорби и печали сердца размыслил сам с собою, что нас ожидает и о чем мы нерадим. Нечист я, братие, нечестив в своей жизни, но печаль объемлет всегда сердце мое при мысли о страшном будущем Божьем суде, ибо все мы постоянно небрежны и думаем жить в этом суетном мире в век века, т. е. бесконечно. Потребуется тем не менее отчет у нас возлюбленные. В ужас прихожу и трепещу, и снедаюсь скорбью, ибо вижу нерадение о нынешнем, даже огласительном нашем учении, и не могу снести этого, подобно пророку, который говорит: Видех неразумевающия и истаях.
Ну вот, прежде чем теперь перейдем к теме смерти, напомним содержание прошлой беседы. Проклятие Адам услышал, как предупреждение: вкусишь – смертию умрешь. И дана была заповедь: от древа познания добра и зла не ешь от него. Но грех совершил Адам, преступив заповедь. В этом преступлении, преслушании в жизни Адама появился змей и потерялся Бог. Так происходит в любом грехе – появление и потеря. Появился змей, и потерялся Бог. В итоге перемена жизни. Одна жизнь – единение с Богом, другая – в общении со грехом. Грех появился в природе человека, как постоянный соблазн жить с ним и им. Этот соблазн стал тлением человеческой природы, естество стало тленным, подверженным тлению, доступным для растления извне и поддерживаемым в тление самим человеком, от себя самого. Желанием греха человек растлевает сам себя. Но так как все его желания – это собственная его жизнь, то идя за своими желаниями, он не считает, что он растлевает себя и не слышит, не чувствует, что с каждым грехом он в своем естестве, т. е. в самом себе умножает тленность естества. Со стороны могут видеть, сам же человек не видит. Вот прямой живой пример – Ангелина, вот она сейчас не видела, что она сделала, и она не увидит этого. Совесть, как островок от Бога, может подсказывать, человек будет не в силах ее слушать. Итог мы видим сейчас на детях, подростках, молодежи, растлеваемых телевизором, интернетом, наркотиками. Мы видим и на взрослых, на пьющих взрослых, на пьяницах, для которых жизнь греха – это жизнь греха, это запой, а запой для них – это жизнь, в котором человек непреодолимо живет, и с какого-то времени уже другую жизнь себе не представляет. Но еще раньше детей и пьющих взрослых началось растление Богом данной природы у всех людей, и происходит и продолжается у каждого из нас. Ну вот, помните, мы на прошлой беседе как раз преподобный Ефрем Сирин, которого мы зачитывали, сказал нам об этом. Возьму отдельные фрагменты из его слов. Вот, как это происходит – обратите внимание на точные слова, которыми преподобный Ефрем раскрывает нам действия, как это происходит. Благоговение омрачилось тщеславием, т. е. Адам имел добрые от Бога свойства, но они в итоге стали меняться на плохие, и характер Адама изменился. Этот характер, теперь измененный, несем в себе мы, причем после Адама множеством поколений еще и умноженные в грехах. Но для нас сейчас очень важно именно, как это происходит. Благоговение омрачилось тщеславием, долготерпение истощилось раздражительностью. Вдумайтесь, остановитесь на словах, как верно они сказаны. Про первое сказано: омрачилось, про второе сказано: истощилось. Если ты сейчас уловишь эти слова, то ты сможешь наблюдать за собою продолжающиеся эти действия, ты сможешь тогда их останавливать, хотя бы как минимум на сегодняшний момент имея в некоторой степени свое благоговение, уже испорченное тщеславием, ты дальше уже не будешь его, благоговение свое омрачать, потому что омрачение благоговения приводит к тому, что тщеславие закрепляется. Да, тщеславием омрачается, но омрачается благоговение, и зная, что долготерпение, которое свойственно было Адаму, и свойственно отчасти, может быть тебе, хотя бы как малость терпения, уж не долго, но малость терпения – оно истощается – чем? Раздражительностью. Значит, ты сможешь останавливать теперь себя. А дальше – взаимная любовь пресеклась – чем? Памятозлобием. Служение расслабилось леностью. Псалмопение заменилось празднословием. Смотрите – пресеклась любовь, расслабилось служение и заменилось псалмопение. Ну так останови эти действия, не живи ими дальше, и хотя бы как минимум, нынешнее, хотя бы остаток добрых качеств ты сумеешь сохранить. В итоге истина похитилась ложью, кротость отнялась гневом, светоносное древо, каким был человек, стало смрадом. Но эти последние движения соблазна так сокрыты в нас и неуловимы для нашего сознания, что отследить их, т. е. похитилось, отнялась, стало, – мы уже не можем. И много-много еще других перемен благоуханного на зловонное, как пишет сам преподобный, которое он приводит в своей книге, и если из разных мест этой книги собрать, то получается, где-то 4 страницы одного только перечисления. Все перечисленные состояния нашей души узнаваемые. Движения, какими состояния эти сформировались, мы не все можем отследить, а то богозданное, что было и потом переменилось в смрад, в грех, в жизнь в этом грехе, в смраде, то Богом нам данное, теперь едва улавливается словом. Смотрите: благоговение, долготерпение, псалмопение, оно словом все-таки улавливается, но едва улавливается, но почти совсем неуловимо в опыте, редкость или совсем неизвестное в нашей жизни. В жизни после грехопадения прародителей – это Адама и Евы, родителей наших и рода нашего и нас самих теперь всегда тленной, в жизни, всегда теперь тленной после грехопадения. Потому что той жизни, которую имел Адам в единении с Богом, мы теперь не имеем. Счастливы те из нас, кто услышали в себе зов к ней. Сама по себе религиозность наша еще не дает этого зова. Благодаря религиозности мы многое узнали о себе, но о себе и в себе – это разные вещи. Тем более, что узнать в себе тленное – как-то проще, оно вот тут, везде в нас, порой куда ни ткни – там опять оно же будет. А вот в себе узнать Богом вложенное, доброе – поди, найди.
В прошлой беседе мы остановились на другом явлении, которое началось с грехопадения Адама, это второе явление, это проклятие, грех, проклятие, третье – смерть, помните, да. Второе – это проклятие, прозвучавшее как предупреждение после преступления прародителей, оно вошло в силу. Оно прозвучало как предупреждение: съешь, вкусишь – смертью умрешь. Но оно еще не было проклятием, оно было только лишь предупреждением. Когда же совершил Адам это, то предупреждение вошло в силу и стало проклятием. Непреодолимую, вошло в силу, непреодолимую для человека. Оно закрыло человеку рай непроницаемой завесой в его земной жизни. Но оно не закрыло, т. е. не заключило рай человеку, оно же и закрыло, и заключило рай человеку и после его смерти, оставив его пленником ада, т. е. все праведники Ветхого Завета оставались в аду. Оно отсекло человека от Бога, так, что в своей религиозности он в томлении и поисках Бога мог натыкаться в своей земной жизни на разных богов, которые все оказывались подставой, суть бесами. Но он не имел уже инструмента распознать в них противников Бога. Удовлетворяясь встречей с ними, предавался той религиозной жизни, которую они ему диктовали, и это все действия проклятия. К этим двум третье – это помрачение природы, тленность сделались непреодолимыми и необратимыми для человека. Все усилия иных религий вели и ведут только к одному – ко все более глубокому общению со змием. Характер человека в помраченной природе закостенел, стал костным, помните восклицание Господне: О, несмысленные и косные сердцем. А попытки преодолеть эту косность в самых изощренных религиозных опытах, ну например, в восточных, буддийских и индуистских культах, достигая до границ Богом данного естества, ввергают это естество в итоге в мистику змия, в демонические общения и в энергии сатаны. Человек, правда, этого не видит, не слышит и не знает. А по косности своей люди этих религий и знать не хотят. Даже не столько по ней, косности, сколько по тому, что жизнь вне Бога стала для них жизнью. И порой обаяние этой жизни и характеров восточных людей просто сбивает с толку. Ну, если кто когда-нибудь хотя бы в видео видел лучших вот, лучшие характеры восточных людей, то наверно, вы понимаете, о чем идет речь. Вряд ли кто из вас видел верховного ламу тибетского. Поразительной красоты, душевной обаятельности человек, умница обыкновенный, образованнейший. Все обо всем, какую тему ни возьми сегодняшнюю – обо всем знает по самой сути, и все может объяснить, все может сказать со своей стороны, со стороны буддийского верования. Неудивительно, что его поездки по Америке просто поразили всю Америку, и после этого за ним толпами вот ходят и бегают люди. Но таких обаятельных людей в восточных народах очень много, не говоря там о Тибете, о индийце – это почти миллиард народа, и среди них очень много удивительных и приятных людей, особенно среди вот глубоко верующих в индуистских религиях. И кто из них может сказать, что он живет демонизированными энергиями?
Ну вот, и наконец, пятое следствие проклятия – это непреодолимое стремление к устроению земной жизни, т. е. личной, семейной, общественной, и в этом стремлении к полной жизни именно на земле. Следствие проклятия – это вот стремление жить полной жизнью на земле. Развитие этой жизни, ну, научно-техническое, культурное, религиозное в том числе развитие, государственно-социальное, так называемые прогрессы, движение от строя к строю, от цивилизации к цивилизации. Даже загробная жизнь так видится в сознании, что она либо обслуживает земную жизнь – например реинкарнацией, или является прямым материальным продолжением земной жизни, потому и чем пользовался человек в жизни, то надо положить ему в могилу, или в гробницу, помните, та, все предметы у фараонов, все, чем они пользовались в земной жизни – все клали в гробницу с его смертью. Ну ладно, у одной династии фараонов только так было, а у другой же было – еще и всех людей и всех животных живых – всех надо было туда в гробницу, начиная с жены, но оставляя только лишь наследников. А так все остальные – слуги, люди, все окружение, часть родни все оказывались в гробнице и замуровывались заживо, потому что они должны были сопровождать по верованию самого народа, должны были сопровождать его в загробной жизни. Но то же самое делаем и мы с вами тоже, когда мы на могилке оставляем там какие-нибудь продукты, дабы когда мы уйдем, они пришли и покушали бы. А потом еще и некоторые ходят и проверяют – покушали или не покушали, и правда, там вроде бы ничего нету, – значит приходили, как хорошо. В следующий раз принесем еще. Ну и крайности этого – что обязательно там на могилке надо выпить и оставить четверть водки и им тоже, чтобы они тоже вместе с нами выпили. Ну, это все одно и тоже, это ничем не отличается от верований фараонских династий. Ну мы, правда, не дошли до такой уж степени, но в ту сторону движемся, если мы так делаем. И все такое верование и такая религиозность – это все следствие проклятия, т. е. проклятие отсекло от Бога. И невозможно человеку в своем падшем естестве Бога найти. Внутренней завесою Бог закрыт от человека. Все эти следствия стали жизнью человека, жизнью каждого из нас. В своем падшем естестве мы другую жизнь не знаем, а ту, которую знаем, боимся потерять. На устроение этой жизни мы бросаем все свои силы, любим эту жизнь, наполняем ее произведениями своих талантов, делаем богатой своими дарованиями, и когда нас сопровождает успех и успехи этой жизни, чувствуем себя счастливыми, строим семью, боремся за свое Отечество, осуществляем свои личные планы, свои земные мечты и удивляемся: а что в этом плохого? Дело в том, что речь не идет о том, что плоха сама земная жизнь – не об этом мы и не об этом сейчас слово. Речь эта идет о том, что для большинства из нас она не занимает своего прилагательного места. Господь сказал прямо: держитесь Царства Небесного, все остальное приложится к нему. Но там, где грех и проклятие, там даже религиозная жизнь становится прилагательной к земной. Так обстоит дело во всех религиях мира, но в наше время так обстоит дело похоже, и в православной религиозности. Больше того, все Евангелие от начала до конца занято только одним по отношению к нам. Все Евангелие занято только одним по отношению к нам, чтобы земная жизнь вся стала прилагательной к жизни Царства Божьего и Царства Небесного. Но вот, у нас с вами Евангелие есть, есть немалое число людей, которые стали христианами, т. е. пошли за Евангелием. А перемена земной жизни в прилагательное к Царству Небесному не происходит. Евангелие и религиозная жизнь с Евангелием в руках продолжает прилагаться к земной жизни и существовать параллельно или же в удовлетворении некоторых земных наших нужд. Поэтому собственно говоря и религиозная жизнь нам нужна для утешения, мы приходим в храм. Второе – чтобы земные дела свои поправить, поэтому заказываем молебны, свечки ставим. И вообще вычитываем там массу разных правил, чтобы только земная наша жизнь, которая является для нас важной, центральной и приоритетной – чтобы она устроилась. А где здесь Царство Небесное – мы об этом вообще даже не думаем. Много ли мы помним вообще о Царстве Божием, которое внутрь нас. А кто последний раз об этом помнил? Когда? В чем дело? Грех и проклятие, даже с Евангелием в руках, даже с православно-религиозной жизнью, не преодолеваются людьми, нами, каждым из нас. И не преодолеются, – говорит святитель Игнатий Брянчанинов, – пока не откроется нам в своей реальности крест Христов.
А вот слова протоиерея Александра Шмемана в книге «Водою и Духом», книга о крещении. Грех не может быть исправлен, смерть не может быть искуплена людьми. Мир сей в его человеческом исполнении осужден. Он проявляет себя как тупик, ему нечем жить, ему нечего предложить, кроме бессмысленной смертной жизни и абсурдности самой смерти. Но согласиться с этим, не оскорбиться этим может тот человек, – говорит отец Александр, – для которого откроется реальность креста Христова. Не символика только, а жизненная его реальность. Тогда откроется, что крест выявляет грех и содержание всякого греха, как отречение от Бога, грех как отречение от Бога. А само отречение как закон мира сего, беззаконный закон. Но в таком случае мир сей и есть отречение от Бога, и посему мир сей есть грех, отречение от жизни и следовательно смерть. Но опять же, не узнать этого в жизни, в опыте, ни тем более согласиться с этим, о том, что мир есть отречение от Бога и мир есть грех, и открыть для себя иную жизнь невозможно, пока не произойдет встречи со крестом. После всего сказанного мы можем заявить, что по большому счету благая весть Евангелия – это собственно говоря крест Христов. Здесь, на кресте, мы услышали: Совершилось, т. е. цель достигнута, сделано то, ради чего Бог пришел на землю. Совершилось нечто, что без Него, Бога, не могло совершиться. Ни великие из людей, ни целый народ, ни человечество, ни за краткий период времени, ни за всю историю человечества со всеми его усилиями не могли совершить, – Бог совершил. Все предыдущее повествование о грехе и проклятии было сделано нами только для одного, чтобы увидеть грандиозный масштаб тления, греха и второе – увидеть непреодолимую бездну проклятия, которую навлек человек сам на себя. Обреченность человека и человечества в его собственных силах, малых, немощных перед такой махиной его падшего состояния, тленного и проклятого, и вместе с тем и хуже того, изгнанного и отданного в жизнь царства тьмы, стихии князя мира сего, в дух мира, дух времени, благодаря которому создаются обман и иллюзия жизни, как будто бы жизни, и жизни как бы полнокровной, даже счастливой. Масштаб этого обмана, бесконечная широта и глубина его открываются в последнем, итоговом результирующем слове Господа: Совершилось. Искупление совершилось, совершилось Богом. Если бы не Господь это сказал, если бы не Бог это сказал, то масштаб того, из чего извлек Бог нас, мы бы не могли узнать. Но именно потому что Сам Вседержитель, Всесовершенный, Сам пребывающий Тот, Кто вне времени и вне истории, который все объемлет и все сотворил – Он приходит, чтобы нечто совершить, то тогда то, что надо было совершить и то, из чего нас надо было извлечь и избавить – оно сопредельно масштабу Бога. Потому оно для человека неизменяемо, и потому 7 миллиардов народа на земле, которые сегодня находятся в этом состоянии падшего естества и живут же, и живут самозабвенно, и живут, не чая и не ища ничего другого – оно оказывается непреодолимым. Но оно столь же непреодолимо для нас самих в нас, православных людях. И сегодня об этом особенно как-то для нас актуально говорится, что во-первых, мы едва-едва только вошли в церковную жизнь, ну у каждого за плечами там 3-5, 10, 15, 20 лет церковной жизни. При этом мы вошли из жизни, в которой не было Бога, т. е. в которой в падшем, жизнь падшего естества была вполне достаточна, и в ней мы были вполне довольны. И вот если сейчас посмотреть нашу сегодняшнюю жизнь, уже после 15-20, а то и 30 лет церковной жизни, то мы обнаружим, что этого вполне достаточно, и что мы вполне довольны, у нас остается много, более того, может оказаться, что и вообще на все 90% мы сотканы из такового человека, прежнего. Но в этом человеке мы не нуждаемся в Боге, в этом достаточны, в этом мы довольны, мы в Боге не нуждаемся. Мы нуждаемся, оказывается, в своей религиозной жизни именно в том, в той части себя, которая составляет всего лишь эти 10%, ну примерно так, вот там мы в Боге нуждаемся, там, оттуда мы идем в храм, там мы совершаем еще что-то религиозное, даже и там совершаем свои даже некоторые подвижнические движения, и даже ищем монастырского уклада, и даже монастырского или монашеского жительства. Что это действительно так – открывает нам отношение к кресту. Мы вдруг обнаруживаем при встрече с крестом в том объеме, как мы сейчас разворачиваем в наших беседах, мы обнаружим, что он в таком объеме у нас не присутствует в нашей жизни крест. В таком значении крест для нас не открыт, и такого креста мы фактически-то в общем не знаем. Но если мы только начинаем об этом узнавать, если только он для нас разворачивается, для нашего сознания, то это означает, что для нашего опыта жизненного и для нашей собственной жизни, крест тем более раскрывающий масштаб нашего падшего естества, тоже не открыт, тем более не открыт. А значит, даже сейчас как-то умом воспринимая то, о чем мы сейчас говорим про падшее естество, про грех, тленность и проклятие – оно берется пока только умом, только сознанием и только внешне. А в собственно в нашу жизнь оно еще не входит, потому что войти, видение своего падшего естества может только через крест, но для этого сначала должен войти в нашу жизнь крест Господень, в жизнь войти, а не только в сознание. Если мы пойдем дальше, после последнего слова Господнего на кресте: Совершилось, что последовало за этим? В видимых событиях последовало вот что, – Евангелие от Матфея: И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу, и земля потряслась, и камни расселись, и гробы отверзлись, и многие тела усопших святых воскресли и выйдя из гробов по воскресении Его, Христа, вошли во святой град и явились многим. В то же время эти события были некоторым пророчеством того, что произойдет в последующем, т. е. каждое из этих явлений как бы природы, однако оказалось, реально пророчеством последующих событий. Завеса в храме – образ плоти Христовой. Итак, братие, имея дерзновение входить во святилище посредством крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, т. е. плоть Свою, будем держаться исповедания упования неуклонно, ибо верен обещавший, – послание к Евреем апостола Павла. Имея дерзновение входить во святилище посредством крови Иисуса Христа, т. е. если раньше в Ветхом Завете во Святая Святых мог входить посредством крови жертвенной только первосвященник, в нашем случае патриарх, и то только раз в году, то теперь в это Святая Святых посредством крови в каждом причастии входят все, мы все с вами входим во Святая Святых. Так вот, теперь имея такое дерзновение, путем новым и живым входим, который Он, Господь вновь открыл нам через завесу, т. е. через плоть Свою, будем держаться исповедания упования неуклонно, ибо верен обещавший. Вот одно значение слова завеса, и явления завесы. Его плоть поругана, и завеса храма раздирается сама собой. Поскольку Господь сказал: Се оставляется вам дом ваш пуст, то и дом разрушился. Вместе с раздранием церковной завесы в час смерти Христа Спасителя последовало землетрясение и распадение камней. Свидетельствуя о Божественном достоинстве распятого, знамения сии служили так же знаком того, что после смерти Господа на земле должно произойти великое потрясение и переворот в человечестве, великое нравственное обновление живущих на земле. Распадение камней служило указанием на сокрушение окаменевших сердец человеческих, изменение их свойств и расположений благодатью Христовою. Господь устами пророка Иезекииля так возвещает о сем людям: И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам, и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное, вложу внутрь вас дух Мой, Божий и сделаю то, что вы будете ходить в заповедех Моих. Когда Господь наш Иисус Христос вступил в область смерти, царство его начинает разрушаться, гробы отверзаются, тела усопших восстают, тем самым подтверждают, что Иисусу Христу дана всякая власть не только на земле, но и на небе, что Он имеет ключи ада и смерти, и что непременно наступит тот день, когда все, находящиеся, находившиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и услышав, оживут. В прошлой беседе мы много узнали об этом важнейшем событии, крестной смертью Христа плотность и непреодолимость проклятия вместе с завесой в храме раздирается надвое сверху донизу, спадают оковы, отверзаются врата сердца человека, и потоки благодати устремляются к духу человеческому, чтобы отпавшего вернуть к Богу, расторгшего отношения простить, и вновь усыновить, впадшего в оковы освободить.
Напомню слова святителя Иоанна Златоустого. Чего же ради Дух Святый не пришел прежде, чем не отошел Христос, т. е. разумеется на крест и смерть. Понеже, – говорит он, – потому что клятва не была еще истреблена, еще грех первородный не был разрушен в период Ветхого Завета, еще вси мучению повинни были, сего ради не пришел тогда. Слово Христа, которое мы слышим на кресте, – совершилось, – предшествуется Его крестными страданиями, ими преодолевается тление, и теперь это преодоление может быть даровано человеку. Страдания претерпел еси, Владыко, яко да безстрастие всем подаси, – стихира 8 гласа. И в Великую Субботу перед плащаницей мы склоняемся перед Его крестными страданиями: Твоими бо страданиями имамы безстрастие, избавльшеся тления. Как через это, как через что смерть Христа имеет такую силу сотрясения и отрясения необъятного тления, греха и рассечения бездны проклятия? Задавшись этим вопросом, попытаемся ответить на него: как и через что? Потому что это была смерть невинного? – Нет. Объяснение, что невинный вознесен на крест, и поэтому грех искуплен, тление омыто, а проклятие распалось – нет, нет объяснения, не объясняет. Может быть, тогда другое объяснение – жалость и сострадание человеку со стороны Бога – тоже не объясняет, потому что жалость и сострадание и сейчас дается и действует в промыслах Божьих, но прежде в промыслах Божьих наше реальное собственное воцерковление – это все-таки крест Господень, который разворачивается и раскрывается для нас с вами в таинстве причастия. И причащаясь каждый раз тела и крови Господних, т. е. того, что на кресте было распято и на кресте было пролито – этого причащаясь, мы входим с вами в отношения, реально входим в отношения с самим крестом Господним. Правда, мы этого, к сожалению, не слышим, мы так как-то не живем в Церкви. И поэтому не прониклось не то, что сознание, вернее, не то, что наше внутреннее бытие, сердце наше не прониклось этим, но и сознание даже наше это не содержит, потому что мы бы, если бы все проникновение произошло бы, мы не смогли бы после причастия так самозабвенно отдаваться своему падшему естеству, мы же продолжаем в нем жить и после причастия, практически не меняясь почти ни на йоту порою, а то еще и замечаем, что с годами все более соскальзывая и обмирщаясь в жизнь мира сего, ну, т. е. в отреченность от Бога и в грех. Жалость и сострадание к человеку есть сейчас как промысел Божий, но он не объясняет того, что было сделано крестом и на кресте. Может быть, тогда любовь объясняет? Нет. И любовь не объясняет. Может быть, потому что Бог на кресте сделал и совершил наше искупление? Да, Бог, но что такое привносит Бог в смерть, что невозможно то внести человеку? В Свою смерть, в смерть нашу, потому что Он же освобождает нас от смерти Своею смертью. Что в эти явления смерти Бог вносит, чего не может никто из нас с вами внести? Масштаб? Нет. И вносит ли, или изначально уже имеет как Богочеловек, и поэтому имея вначале, изначально и умирает не как человек. Чтобы наши недоумения сделались еще более выпуклыми, прочтем подобное же вопрошание, которое возникало у исследователей при встрече с жизнью праведного Иоанна Кронштадтского. Обратимся к книжке, книге, большой книге митрополита Вениамина Федченкова и в ней это вопрошание о праведном Иоанне прочитаем. Где же причина такого громаднейшего влияния протоиерея Иоанна на народные массы? В чем секрет его служения? Не в такте, но в личной святости нужно искать секреты жизни отца Иоанна, секреты его успеха среди народа, – скажет кто-нибудь из людей. Не склонен я, – пишет Мещерский, – разделять это мнение. И далее он, Мещерский, приводит страницы изречений из дневника отца Иоанна о его духовной непрестанной борьбе с искушениями дьявола и со страстями. Т. е. это вопреки личной святости, если она объясняет – нет, говорит, не объясняет, потому что смотрите, сколько искушений дьявола и сколько страстей. По мнению других, – продолжает Мещерский, – факт поразительного непреодолимого влияния отца Иоанна на народные массы нужно объяснять его нервозностью. Глаза его особенно горят, каждая черта его лица напряжена, движения его порывисты, голос резок и выразителен, его заразительность, если так можно выразиться в это время, т. е. во время богослужения, достигает самых громадных размеров. Иные указывают на благотворительность, привлекающую к нему бедноту. Об этом и сам автор записок дома, говоря о доме трудолюбия, но теперь он же пишет совсем иное, то же самое, что и я отметил выше. Отец Иоанн начал свою деятельность, будучи простым бедным священником, как начинает свою деятельность большинство наших пастырей. Чем же он стал тогда привлекать к себе сердца людей? Очевидно и не в благотворительности только отца Иоанна нужно искать секреты его жизни, а в чем-то другом, без чего была бы невозможна и та широкая благотворительность. Это скорее всего есть тот религиозный подъем духа, каким полна его душа, тот дар чудодейственной молитвы, каким он обладает, без которого было бы невозможно то удивительное самоотвержение, каким отличается его служение людям. Очевидно, должно быть нечто такое, на чем зиждется все: и благотворительность, и религиозность, и дар молитвы и исцеления – где же? Где скрытый фундамент всей деятельности отца Иоанна? По моему глубокому непоколебимому убеждению весь секрет жизни отца Иоанна, – пишет Мещерский, – заключается в его истинной, живой, деятельной вере во Христа Спасителя и Его учение, в полное проникновение этим учением. Из этого бесконечно глубокого источника он почерпает и свою удивительную любовь ко всем людям и дар молитвы, и дар врачевания различных недугов. Итак, вера – ответ. Но в следующих же строках автор дневника пишет гораздо большее: отец Иоанн может сказать вместе с апостолом Павлом, что теперь не я уже живу, а живет во мне Христос, его душа как бы погрузилась в дух Христа и перестала существовать отдельно, его жизнь стала не его жизнью, а жизнью во Христе, как он и сам ее называет. Вот, казалось бы, ответ. Итак, теперь уже не вера лишь, а Христос, живущий в нем, это не одно и тоже, это много, много больше и выше. Кем я славен, – приводит автор записок слова отца Иоанна, – любезен добрым людям, привлекателен, досточтим – этим ли? Нет, Господом, вот Кем, во мне пребывающим. Истина, но это не только ведь живая вера, это сила Божия, это сама благодать. Теперь, – заканчивает Мещерский, – нетрудно понять и причину влияния на людей, и секрет жизни отца Иоанна, так в живой вере в Христа Спасителя и в Его учении нужно искать секреты жизни отца Иоанна. О, если бы мы сердцем поняли, что только им живем, и движемся, и существуем, т. е. Христом. Но мы многое знаем и понимаем, однако достигнуть силы влияния отца Иоанна не смеем даже и помышлять. Нужно еще добиться этой силы. И силы самой веры, и силы подвига в молитвах, и силы в непрестанном подвиге борьбы с грехом и дьяволом – через это достигнуть еще и освящения, и святости. А тогда вселится в человека благодать Святаго Духа все освящающего, а где благодать, там и Христос Господь Бог, живущий с Отцом и Духом, живый и действуяй. От этого вселения Бога и проистекла в отце Иоанне сила влияния на людей. Он постоянно говорил всем, что ясно сам видел. Все в нем творит Сам Господь, а не он. Итак, не вера, как наше человеческое еще настроение или наше усилие, а Божия благодать, как дар Божественный, посылаемый не только за веру, но непременно и за святость жизни. Поэтому можно сказать и так, как мы говорили: причина влияния отца Иоанна была в его святости, а святость – от Духа Святого. И наоборот, Дух Святой пребывал в отце Иоанне за его святость, за исполнение им заповедей. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое. И наоборот: кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему сам, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим. Я во Отце и Отец во Мне, Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела, которыми мы прославляем Отца. Конечно, можно сказать и так: верующий в Меня, дела, которые творю Я, он сотворит, и больше сих сотворит. Но почему? Не за свою лишь веру, а говорит непосредственно затем Господь: потому что Я к Отцу Моему иду. А это для чего? Я, – говорит Господь, – умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек. Вот цель дела Христова – послать Духа Святого, и Он творит чудеса. Потому чудеса всегда почитались и как признак святости, а не одной лишь веры, хотя бы и пламенной – вот где секрет влияния отца Иоанна.
И вот, подобно этому вопрошанию, и как бы ответам по ступенечкам, сначала один, другой, и все не удовлетворяют, но постепенно одно к другому нанизывает автор, приходит к итоговому ответу, который удовлетворяет уже все и вбирает в себя все предыдущие ступени ответов, и объясняет эту удивительную силу влияния отца Иоанна на народные массы. И вот таким же образом мы сейчас с вами подходим, подойдем к вопросу о кресте Господнем, потому что все-таки мы много сейчас сделали, но мы еще не знаем и не открыли для себя силу самого креста. Здесь Иоанн Кронштадтский влияет на массы, а мы говорим о кресте, который влияет на массы. Сила Иоанна Кронштадтского, а мы говорим о силе креста. И теперь мы вновь вернемся к вопросам о смерти Христа. Значит, Мы отвечаем: не невинность – тайна Его креста, не сострадание, не любовь, и даже не просто потому, что Он Бог. Но что-то в Боге, чем Он от начала Своего воплощения был и в страданиях, и в смерти им же и оставался, и это делало Его страдания и смерть иными, чем если бы страдал и умер кто-то из людей, пусть даже и выдающийся. Ну вот, нам надо теперь тогда обратиться к Самому Христу, если то, что как Бог Он совершал на кресте, было в Нем всегда и с рождения Его и во всей жизни Его земной, то что это и как это? Вот, вид и характер Христа по свидетельству очевидцев. Но прежде чем мы прочитаем характер Христа, маленький текст, раскрывающий характер Матери Божией, потому что человечество Свое Христос взял от Нея. Дионисий Ареопагит, который был учеником апостола Павла и был свидетелем, вернее, был очевидцем событий, которые произошли, особенно после воскресения и вознесения Христова – он пишет к апостолу Павлу: исповедую пред всемогуществом Божьим, пред благодатью Спасителя и пред славною честью Девы, Матери Его, что когда я был введен пред Лице благообразное Пресвятейшей Девы Иоанном Богословом, главой евангелистов и пророков, который жительствуя во плоти, сияет как солнце, на небеси, то облистало меня столь великое и безмерное Божественное сияние, не только извне, но еще более просветившее внутри. И исполнился я такого предельного и разнообразного благоухания, что немощное мое тело, ни дух, не могли понести таковых и толиких знамений и начатков личного блаженства и славы. И изнемогло сердце мое, изнемог дух мой во мне от ее божественной славы и благодати.
Теперь мы можем обратиться к виду и характеру Христа. Тело Богочеловека имело необыкновенную стройность и красоту, как воспел о Нем пророчески святой псалмопевец Давид: Ты прекраснее сынов человеческих, благодать излилась из уст Твоих. Но телесная красота Богочеловека не производила на женский пол такого впечатления, какое обычно производит на него мужская красота. Напротив, тело Христово исцеляло все страсти – и душевные, и телесные. Оно всеобильно преподавало Божественную благодать всем взиравшим на него и прикасавшимся к нему, и не только женщинам, но и мужчинам. От него исходила сила, – свидетельствует Евангелие, – и исцеляла всех. Это от Луки, и Марк говорит. И которые прикасались к Нему, исцелялись. Это-то Божественное тело, о котором Сам Господь засвидетельствовал: Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную. А мы причащаемся той самой плоти и крови, к которой прикасалась кровоточивая, которую теснила толпа, которую, в которой кормили Его Его ученики рыбой там и медом. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь, пребывает во Мне и Я в нем. Ум Его – трезв и ясен, взор Его проницателен и решителен, суждения Его точны, то же чудесное спокойствие, с которым Он является в начале Своей общественной деятельности, сохраняется у Него до конца Его жизни. Взгляд Его кроток и с важностью совершенного человека. Глаза Его небесного цвета, проницательные и живые, Он строг в обличениях, ласков и кроток в увещаниях, приятен и вместе важен в поучениях. Почти никто не видел Его смеющимся, зато многие видят Его плачущим. Руки Его очень приятны, говорит немного, но разговоры Его основательны. Одним словом редкой красотою Своею Он превосходит всех сынов человеческих, и в Нем видна истина без всякой лести. Это из описания, из письма, найденного неожиданно в императорской публичной библиотеке, которая относится к тем временам, древние архивы. Вид его выражал важность. А вот другой автор: Вид Его выражал важность, мудрость, кротость и милосердие, наконец, Он во всем походил на Божественную и непорочную Свою Матерь. Пилат, – сохранилось его донесение кесарю. Я, помимо донесений, узнал бы Его. Из донесений, которые мне давались, – говорит он, – я помимо донесений узнал бы Его, когда Его в первый раз увидел, так Он резко отличался от Своих слушателей. Золотистый цвет Его волос головы и бороды отбрасывал какой-то особенный цвет и на Его лицо. Никогда я не видал взгляда и лица, которые дышали бы таким миром. Сияние и величие Божества, сокрытые во плоти, – говорит блаженный Иероним, – просвечивало на Его лице и придавало Ему привлекательность, которая покоряла всех, кто имел счастье созерцать Его.
И вот, теперь пойдем с вами уже к тому, что происходило на кресте. Вот, о Его невинности. Многие были распяты, но никого из них не боятся демоны. Увидев же одно крестное знамение распятого за нас Христа, демоны приходят в ужас, потому что другие распятые умерли за собственные грехи, а Он умер за грехи всего мира. Пророк Исаия: Не сделал греха, и не было лжи в устах Его. Пилат, осудивший Его, говорит: Я при вас исследовал, и не нашел человека сего виновным ни в чем. И еще: невиновен я в крови праведника сего. И разбойник говорит на кресте: мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И тогда Иисус сказал: Ныне прославился Сын Человеческий, Спаситель признал крест Свой собственной Своею славой. Вот, и теперь об этой славе. И плевали Ему в лице и заушали Его. Через что обретается сама эта слава? И другие ударяли Его по ланитам – сие ли воздаете вы Господу, – звучит Второзаконие, – народ глупый и несмысленный. Исаия восклицает: Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим, лица Моего не закрывал от поруганий и оплеваний – пророчество, да. Спаситель как бы говорит нам: предвидев, что Меня будут бить, не уклонил Я ланиты Своей, потому что мог ли бы сделать учеником готовыми на смерть за истину, если бы убоялся сего Сам? Он, Сын Божий, прежде Сам терпеливо пострадал от людей, чтобы мы не стыдились ради Него терпеть подобное. Истязание, которому Пилат приказал подвергнуть Господа Иисуса Христа, было не иудейское, а римское. Это бичевание, очень часто применявшееся у римлян. Осужденных били ременными плетями, к концам которых прикреплялись острые костяные иглы или куски свинца. Перед бичеванием с истязуемого снимали одежду и нагого привязывали к низкому столбу, таким образом, чтобы тело было в согнутом положении. Били не только по спине, но и по груди, лицу, даже по глазам. Присутствовавшие при бичевании, – говорит церковный историк Евсевий, – приходили в ужас, видя, как растерзывали тело до самых нервов, так что члены истязуемого лежали совершенно разбитые и были видны даже внутренности. Пилат же приказал бичевать Господа Иисуса Христа своим солдатам, потому что в это время не было под рукою как раз самих истязателей профессиональных. Орудиями в данном случае поэтому служили не прутья – обычная принадлежность ликторов, т. е. палачей, а бичи из ремней солдатских. 14 день Нисана, день, в который Христос Спаситель был истязуем, был весьма близок к весеннему равноденствию, когда происходили римские игры, к числу которых и принадлежала игра базиликуса. Часть игры заключалась в том, чтобы взять по жребию одного из воинов, облечь его в багряницу, дать ему палку, трость, как скипетр и провести его по всем выгравированным стадиям игры, до того места, которое отмечено буквой «В», базиликус или василевс. Измучить его там среди насмешек и глумлений и заколоть насмерть. Теперь же Царь Иудейский оказался у них в когтях, именно в этот момент, когда эти игры активно происходят. И нет нужды прибегать к жребию, игра была уже сыграна, потому что этому узнику предназначалась другая смерть. Отсюда и глумление, и издевательство, и побои были удвоенны в своей ярости. Облекши, воины прежде Его в порфиру, и на главу Его возлагают венец, и не подозревают о том, что венец этот был тайною, потому что служил разрешением грехов, отменением приговоров – вот начало нашего подступания к тайне креста, страдания Христовы, в том числе этот венец, тем более служил разрешению грехов и отменению приговора, т. е. проклятия. Адаму произнесено осуждение: проклята земля за тебя, терние и волчцы произрастит она тебе. Посему Иисус приемлет на Себя терние, чтобы уничтожить осуждение, принимает на Себя терние, чтобы уничтожить осуждение. Для того погребен и в землю, чтобы проклятая земля вместо проклятия приняла благословение. Тогда наконец, он, Пилат, предал Его им на распятие, земной судья вынес смертный приговор судье живых и мертвых, Богу. Беззаконным осуждением Иисуса Христа на смерть, Пилат не избежал сам опасности, которой сам страшился, потому что через четыре года при императоре Калигуле он был вызван в Рим для разбора жалоб, принесенных иудеями. Он не сумел там оправдаться, и был заточен в Виене в Галлии, где в итоге покончил жизнь самоубийством. Не многим была участь и другого судьи Иисусова – Ирода Антипы, подстрекаемый Иродиадой, он добивался власти над всей Иудеей, но безуспешно, Ирод также окончил в той же Галлии, на Лионе, куда был отправлен в ссылку. Образ суда над Иисусом Христом со всею точностью выражает, как премудро промысел Божий управляет деяниями человеческими, – пишет святитель Иннокентий Херсонский, как он не нарушая свободы человеческой, приводит в исполнение свои судьбы Божьи посредством тех самых лиц, кои противятся казалось бы, сему исполнению. По-видимому, все происходило случайно, т. е. по видимости, т. е. по внешному. Каждый действовал по своей воле, даже по своим страстям, самым противоположным. Сребролюбивый Иуда получает сребреники, честолюбивый Синедрион отмщает за оскорбленную гордость, прихотливый Ирод хочет видеть чудо, человекоугодливый Пилат страшится кесаря, грубые воины предаются насмешкам. Но между тем запечатлеваются видения и пророки, приводится правда вечная, истребляется помазание, город и святилище иудейское предобручаются разрушению.
И вот теперь, пройдя через эти страдания докрестные, мы выходим к самому кресту, как к славе. Не стыдись исповедать крест, потому что ангелы хвалятся им, говоря: знаем, кого ищете – Иисуса распятого. Разве не мог сказать ты, ангел: знаю, кого ищете – моего Владыку? Нет же, напротив того, с дерзновением говорит: знаю распятого, потому что крест есть венец, а не бесчестие. Смотри же, не отрекись когда-либо во время гонения, не в мирное только время веселись о кресте, но и во время гонений имей ту же веру. Но тогда если ту же веру, а значит, ту же силу, которую ты испытываешь от креста во время гонений, которая тебя спасет, тогда ты и в мирное время должен иметь и стяжать ту же самую силу и ту же самую веру. Потому что если ты сейчас веселишься о кресте, как неким мирным образом, а потом в гонениях от тебя потребуется какое-то другое уже отношение с крестом и его сила к тебе, то ты там постыдишься. За тебя распят безгрешный Иисус, а здесь уже второе значение креста, если первое – это слава его и сила, то второе – это долг наш перед крестом. За тебя распят безгрешный Иисус, и ты ли не распнешься за Того, Кто за тебя распят, не милость оказываешь, потому что сам получил ее прежде, напротив того, воздаешь за милость, возвращая долг распятому за тебя на Голгофе. Т. е. мы продолжаем с вами испытывать сам крест, в чем его сила. В славе? – Да, в славе. В том, что мы долг отдаем Тому, Который за нас уже совершил прежде нас это искупление? – Да, и долг, но не только это. Вот апостол: Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, т. е. для мира сего, погибает в грехе, и в отречении Бога мир сей, для погибающих, т. е. для мира сего юродство есть, сумасшествие. А для нас, спасаемых, сила Божия. Не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира. Ну вот, в этих словах уже опять начинается тайна, которую мы нам не раскрыв для себя в своей жизни креста Господнего, мы в эту тайну проникнуть никак не можем. Ум что-то пытается ухватить, что-то пытается там как-то как некое значение для себя взять, но ведь даже если и раскроется для ума, этого недостаточно, чтобы по жизни идти и совершать в себе и в своей жизни силу креста.
Казнимые такими же крестными страданиями и тех, кто были подвергаемы этой казни на кресте, с мучениями их могло сравниться только их бесчестие. Наименование крестоносца, т. е. обреченного на эту казнь или назначенного на эту казнь, было выражением крайнего презрения со стороны судий из всего народа. За тяжкое преступление жестокий господин приказывал надеть на раба крестообразное ярмо, и в таком позорном виде наказанного водили по улицам, это означало, что отныне он становился жертвой всеобщего и постоянного презрения. Христос, – пишет Афанасий Великий, – не принял смерти Иоанна Крестителя, которому отсекли голову, не принял смерти и пророка Исаии, который был перепилен пилой, чтобы и в смерти Своей сохранить без разделения целым тело Свое, и через это отнять повод у тех, которые захотели бы раздирать на части Церковь Его. Тот, Кто висит на кресте, виден всем. Крест был избран, чтобы показать, что Христос будет так славен и превознесен, что со всего мира Он будет виден, и к Нему стекутся народы, и познают Его, и поклонятся Ему. Нет ни одной страны, где бы страдания и величие славы искупителя не были известны, на кресте Спаситель распростер Свои руки и объял тем всю Вселенную, и к Нему собирается великий народ, составленный из всех племен, осеняющий свое чело этим великим и высоким знамением креста. Так же, как четыре оконечности креста соединяются в середине, Божией силою держится таким же образом высота, глубина, долгота и широта, т. е. все творение видимое и невидимое. Вися на воздухе, Христос, – это еще третье значение, как покоритель воздушных сил, – вися на воздухе, Христос покорил воздушные силы. Он, как говорит пророк Исаия, – весь день держал простертыми руки Свои на древе для людей, чтобы победить непокоряющихся и призвать к Себе верующих. Той же частью креста, которая находилась в земле, Спаситель покорил царство преисподней. Господь пригвожден на древе, чтобы так же как в раю человек был прельщен древом сластолюбия, так и ныне был спасен древом, чтобы то, что было причиной смерти человека, сделалось теперь орудием его спасения. Христос пришел для того, чтобы на Себе понести наши смертные грехи и наши проклятия, но как Он мог вместо нас принять на Себя проклятие, и послужить удовлетворению за наши смертные грехи перед Богом, если бы не принял смерти, подобающей проклятому. А эта смерть и это и есть крест. Ибо в писании сказано: проклят всякий, висящий на древе. Следовательно, не без причины принял такую смерть Господь. Будучи вознесен на крест, Он очистил воздух от всякого диавольского и демонского нападения, как и Сам сказал: Я видел сатану спадшим с неба, как молнию. Таким образом, Он очистил и возобновил непроходимый на небеса наш путь, который проходит каждый человек после своей смерти. Ныне суд миру сему, ныне князь мира сего изгнан будет вон, и когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет. И теперь, когда ты осенишь лицо твое крестным знамением, к тебе не может более подойти близко ни один из нечистых духов, потому что он увидит пред собою меч, который причинил им смертельную рану. Если мы приходим в ужас, видя места, где казнят осужденных, подумай, какие мучения будут испытывать дьяволы и бесы, видя оружие, которым Христос разрушил все их могущество, поразил главу змия.
Ну вот, когда мы слышим такие слова, мы невольно начинаем вспоминать разный опыт, что вот человек, у которого начались всякие разные видения бесовские, он в страхе от них начинает креститься, а видения спокойно продолжают быть. Или человек видит, как на него начинают нападать, или по нему там начинают толпы этих всяких бесовских сущностей лазить и бегать, он начинает их крестить, а они еще более весело начинают лазить и бегать по нему, т. е. Ну и плюс из своего опыта иногда мы можем знать, что когда кто-либо просыпается от того, что он весь стянут и чувствует, что он не может поднять руки, он тем не менее пытается понять, осеняет себя крестным знамением, но ничего не происходит. И тогда возникает вопрос: а как же так? Тут только что мы слышали, что крест имеет силу, а оказывается – нет. И тем не менее, крест имеет силу, но для человека, который эту силу принял, воспринял эту силу. Для человека, который к этой силе не имеет никакого отношения – ты хоть сколько ни крестись – это просто размахивание руками. Поэтому-то и задается вопрос: что это такое, как это воспринять силу креста Господня? Чем мы это можем сделать? Да, верою, но как, какою? И возникает тогда еще один вопрос: А что есть сама по себе эта сила? Вот мы сейчас над этим работаем, мы спрашиваем еще и еще раз спрашиваем сила креста – вот какие следствия из нее, от ее действия произошли, мы уже много сейчас узнали. Но как, каким образом она совершает эти действия по отношению к человеку, эта сила креста, и что она такое? Дважды претерпевший бичевание, израненный ударами палки, которой вбивали в священную главу Его длинные иглы тернового венца, оскорбленный, поруганный в синедрионе, у Ирода и в претории, Он выходил, по-человечески говоря, уже полумертвый, под тяжестью ноши. Он два раза падал, неся крест, тогда Он несомненно был побуждаем страшными ударами бича, подымался, потому что бич заставлял подняться. Это подтверждается и тем, что воины, видя Его полное изнеможение, заставили нести крест Симона из Киринеи. Первосвященники же иудейские сказали Пилату: не пиши: Царь Иудейский, но, что Он говорил: Я – Царь Иудейский. Пилат отвечал им: что я написал, то написал, по-церковнославянски: писах, писах. Поскольку Господь, что сказал, то сказал. А Он сказал: Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею, сказал, что Ему, Христу, Богу, должно пострадать, дабы войти в славу Свою. И вот пригвоздившие Его ко кресту тем самым возвели Его на престол, оставалось провозгласить нового царя, и Пилат, язычник, посредством трехязычной надписи торжественно провозглашает Его Царем. Все, видящие Меня, – говорит Псалтирь, – ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: Он уповал на Господа, пусть избавит Его, пусть спасет, если Он угоден Ему – 21 псалом. Пронзили руки Мои и ноги Мои, можно было перечесть все кости Мои, а они смотрят и делают из Меня зрелище. Исполнилось пророчество Давида о Мессии. Кости Мои рассыпались, буквально в переводе говорится: все кости Мои вывихнуты. Вывих суставов у повешенного на кресте – явление вполне обычное. Можно было бы перечесть все кости Мои, – говорит псалом, все Его кости были действительно видны, когда Его оставили висеть на кресте, при растяжении тела кости сильно выдаются. Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил? Ответа не было. Он заключался этот ответ в наших грехах, Господь, по замечанию святого Киприана Карфагенского для того вопросил Отца, чтобы мы вопросили самих себя и познали свои грехи и немощи. Для чего оставлен Господь? Чтобы нам не быть оставленными Богом. Оставлен Он для искупления нас от грехов и вечной муки, оставлен для того, чтобы показать величайшую любовь к роду человеческому, оставлен для доказательства правосудия и милосердия Божия, для привлечения нашего сердца к Нему, для примера всем страдальцам. Помните, друзья мои, народ Божий, возлюбленные. Или другое из богослужения: Что сделал Я вам, дети Мои? Полный смысл этой молитвы и есть, и должен быть для нас тайной. Связь между Иисусом Христом и Его Отцом неразрывна, Они суть едино. Но для того, чтобы искупительная жертва до дна испила чашу человеческих скорбей, непостижимая воля Божия требовала, чтобы Иисус на Голгофе не чувствовал радости единения Своего с Отцом, для выражения Своей тяжкой скорби Он употребил изречение 21 псалма: Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня? – В котором древние учители Церкви видели пророчество о страдании Христа. Тут стоял сосуд, полный уксуса. Воины, напоив уксусом губку, и наложив на иссоп, поднесли к Его губам. И в жажде Моей напоили Меня уксусом, – читаем у пророка Давида. Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: Совершилось, и преклонив главу, предал дух. Раздается Его последний возглас, возглас победы, заставивший сотника уверовать, что перед ним Сын Божий. Отче, в руки Твои предаю дух Мой – совершилось, т. е. Исполнилась цель, закончился подвиг, выполнено повеление Отца Небесного, вся история человеческого рода должна служить изъяснением последних слов Спасителя на кресте, но только вечность вполне раскроет то, что тогда совершилось. Апостол Павел говорит, что на кресте расторгнуто рукописание грехов человеческих, оно расторгнуто в ту самую минуту, когда Господь изрек: Совершилось. Он Сам сказал, что никто не может взять жизни Его против Его воли. Я, – сказал Он, – Сам отдаю ее, имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее. Он предает ее Сам во исполнение Своего великого дела, склоняя главу, Господь повелевает смерти совершить ее дело. И стоял народ и смотрел. Теперь, когда мы с вами подымем взоры горе, пред взорами нашими Господь, распятый за нас. Когда низведем взоры в себя, пред взорами нашими темная, необъятная бездна нашей греховности, – говорит святитель Игнатий Брянчанинов. Господь мой, Господь мой, даруй мне уразуметь значение креста Твоего, привлеки меня к кресту Твоему судьбами Твоими, – слышите – судьбами Твоими, т. е. нашими жизненными обстоятельствами, нашими жизненными путями привлеки меня, чтобы познать мне крест Твой. Возжги во мне любовь креста Твоего, – это молитва святителя Игнатия Брянчанинова, – сподобь меня отречься у подножия креста Твоего, от порочных пристрастий к миру и ко мне самому, открой очи мои, как открыл Ты их блаженному разбойнику, чтобы я усмотрел в Тебе Господа и Бога моего, пошли плач в сердце мое, чтобы я мог постоянно плакать у креста Твоего, пошли молитву в сердце мое, чтобы я, распятый на ней, одесную Тебя пребывал постоянно, устремленный к Тебе всем существом моим и упоенный памятованием Тебя, забыл даже о существовании мира и греха. Упоенный памятованием. Истекшей из ребр Твоих водою очисти скверны души моей и тела. Руки Твои, распростертые на кресте, да примут меня, овцу заблудшую в объятия Божества Твоего. Допусти меня к Твоей дивной трапезе, напитав Твоею всесвятою плотью, напоив Твоею всесвятою кровью, исполни Твоим Святым Духом, соедини меня с Собою воедино навеки.
После этой молитвы Господу и тем более после нее, вернемся и мы к своим вопросам: как и чем Господь спасает нас от греха, проклятия и смерти. Мы теперь знаем: вольными страданиями и крестом. От греха человек искуплен, от тлена, тленности омыт, от проклятия выведен свободным навстречу раю и Богу, в смерти теперь для него начинается собственно жизнь, и опять, и опять вопрос: как это, как это может быть? Помните – вопрос и недоумение Матери Божией на возглашение архангела Гавриила: как это может быть, если я мужа не знаю. И мы сейчас опять и опять, хотя много уже что услышали, тем не менее продолжаем все равно задавать этот вопрос: А как это может быть?
Обратимся теперь тогда к святым. Святые Отцы Церкви свидетельствуют, что только крестная смерть Господа Иисуса Христа и ничто другое избавляет нас от смерти. Ну, он согласен. А что это значит? Святой Григорий Богослов учит: Христос крест претерпел, о срамоте нерадив. Не радея о том, что Он посрамляется на кресте. Крест претерпел, о срамоте не думая, не радея. Чтобы Своими страданиями истребить грех и смертью умертвить смерть. 10 вопросов – как это? умом можно объять, а как это опыта нашей жизни, церковной нашей жизни – как это? Владыка наш Христос, – говорит святой Симеон, Новый Богослов, – смертью Своею разрешил узы нашей смерти и воскрес, чтобы уничтожить силу и действо дьявола, имевшего власть над нами посредством нашей смерти и нашего греха. Вот тут что-то может быть, ну известно, как-то в опыте где-то слышно, и тем не менее, совсем не до конца. Святой Афанасий Великий вопрошает: зачем нужна была смерть, вернее, вопрошает словами некоего неверующего человека: Зачем нужна была смерть Христа, когда Господь мог оставить ее – смерть, действие, остановить, ее смерти, действие, одним Своим повелением? Мог же сказать, повелеть? Не было бы в Боге правды, если бы когда сказано Богом, что умрешь, человек бы не умер. Отвечает святой Афанасий на эти слова: коль уже прозвучало в раю предупреждение, и если вдруг Адам тем не менее вкусив, не впал бы в смерть и в проклятие, то тогда зачем было это предупреждение? И не было бы в Боге правды, если бы услышав, что умрешь, человек не умер бы. И вот, маленькое начало ответа: к тленному телу человеческому надо было привить Божественное нетление, чтобы сделать человека бессмертным. К тленному телу человеческому – да, мы уже много об этом знаем, – Божественное нетление – да, мы теперь тоже об этом много знаем. Здесь стоит одно слово, которое страшное слово. Надо что сделать? – Привить. И вот здесь начало ответа для нас с вами уже, как мы можем узнать на себе силу креста. Как можно для нас раскрыться тайна Христа? А только тогда, когда мы научимся прививать к себе Божественное нетление к своему человеческому тлению. Но опять же – мы разве можем это сделать? Мы разве можем Божественное взять и сделать с ним, с божественным что-то в себе, да еще и тленном? Значит, привитие должно произойти, но опять же не нами. И опять вопрос, хоть уже начало ответа. Но опять вопрос: а как это? И дальше святитель Афанасий продолжает: Если бы повеление Божие только не допускало бы смерть до тела, оно все равно тем не менее по общему закону тел оставалось бы смертным и тленным, потому что оно уже таковым сотворено. А чтобы не было этого, – смотрите дальше, – облечено тело в бесплотное Божие Слово, т. е. в Самого Христа, Божие Слово – это и есть Сам Христос. Чтобы не было этого, т. е. тления, облечено наше тело в бесплотное Божие Слово, т. е. во Христа, тело наше облечено во Христа, где, когда начинается это облечение во Христа тела нашего, с какого момента? С причастия? – Нет, с крещения. С крещения мы начинаем облекаться Божественною силою Самого Христа, в крещении начинается сама тайна креста, сила крещения, которая совершается в человеке, и совершает его – это сила креста же. Тайна крещения, которая начинает быть с человеком – это тайна креста. Слово знало, т. е. Господь Слово, знало, что тление не иначе могло быть прекращено в людях, как только непременною смертью, поэтому человек умирает. Если бы человек не умирал, то представьте себе распадение и растление человеческого естества продолжалось бы бесконечно, и во что бы тогда это превратилось? А что такое растление? Помните – благоговение омрачилось чем? Тщеславием, и теперь это тщеславие продолжалось бы, если бы смерти не было, мы бы продолжали жить, и оно продолжалось бы веками умножаться, это тщеславие, омрачая наше благоговение – от благоговения ничего бы не осталось. И так во всем. И Господь пресекает это растление нашего естества смертью, поэтому Святые Отцы все говорят о том, что смерть – это есть первое благодеяние Божие после грехопадения, без этого благодеяния Божьего мы бы с вами окончательно бы своими грехами и устремлениями в этот мир сей ушли бы от Бога совсем, ну что сегодня к сожалению, делает 7 миллиардов народа на земле.
А вот теперь сказав так про людей, святой Афанасий говорит: умереть же Слову, т. е. Христу как бессмертному и Отчему Сыну, было невозможным. Для сего-то самого приемлет Он, Оно на Себя тело, которое бы могло умереть, чтобы ради обитающего в нем Слова, пребыло нетленным, и чтобы наконец во всех прекращено было тление благодатью затем следующего воскресения. Т. е. положив сначала предел растлению смертью естественною для нас, Господь тем не менее в Своих дивных промыслах о человеке, продолжая сопровождать человека в его земной жизни, не просто выгнал из рая, а сопровождает со всею отеческою любовью, Он учреждает некое орудие, через которое досмертное тленное тело облекается в нетленного Самого Христа. Этим орудием становится Сам Крест Господень, на котором и совершилось собственно говоря, тело Христово, распятое и пострадавшее и кровь Христова, пролившаяся – они же там обрелись, там совершилось это таинство – на кресте. Мы приемлем страдания Христовы вместе с Его телом, мы приемлем страдания крови вместе с Его кровью. И святостью, и чистотою Его тела и Его крови, и Им Самим, Который присутствует весь в теле и крови Своей, мы облекаемся в своем теле в Него, или Им приемлемся в Его заботу, в Его любовь. Наше тело после воплощения Христа, Его смерти и воскресения, имеет уже бессмертную оболочку, но это имеется в виду это те, которые, на которых совершилось таинство крещения, и затем обновляются в таинстве покаяния, и укрепляются, или утверждаются в этом новом своем бытии в таинстве причастия. Наше тело после воплощения Христа, Его смерти и воскресения, имеет уже теперь в таинстве, во всех этих трех таинствах – уже бессмертную оболочку, оно уже привито к Божеству. У Адама такого тела не было. Поэтому о нас, о Христе говорят: новый Адам, а о нас говорят, как о новом народе. Ну и опять мы в некотором смысле тоже недоумеваем, ну, слыша эти слова, как совершенные, как уже совершившиеся на нас, мы сравнивая с ними себя самих, видим, что ничего у нас не совершается. И тогда что мы из этого извлекаем? Мы извлекаем из этого – какое же значение тогда великое имеет таинство Христово, таинства Церкви? Таинства, в котором в каждом из них совершается крестная сила и крестное таинство креста Господнего. И нигде, ни в одном из этих таинств, всех семи, какие мы знаем, нигде нету иной силы, кроме креста, нету иного таинства, кроме таинства самого креста – оно все совершает. И если мы не замечаем на себе каких-то особых изменений, а тем более, когда мы сейчас видим, что по статистике только 2% крещенных только в России ходят в храмы и причащаются, а остальные-то 98% и даже первое причастие не пережили после крещения, то мы видим, что на них ничего не происходит – таинство совершилось, крест вошел силою своею таинством своим в таинстве крещения, а люди бегают без храма и без службы, и сил у них никаких нет туда пойти, даже убеждаешь, даже тянешь, даже родных своих грозишь, что надо идти – не идут, нету сил – когда-нибудь, а потом. И действительно пойдут, когда совсем обессилят, уже лежат больные перед смертью, обессилели – тогда только пойдут, когда силы свои кончились окончательно. А силы вот самого крещения только-только чуть-чуть открылись.
Значит, ответ на наш вопрос лежит не только в тайне и таинстве креста, оно еще лежит в тайне и в таинстве совершающегося в нас самих после принятия таинства, после крещения. Но тогда, мы потом в следующем разделе, где будем говорить о вере, пойдем к святителю Игнатию Брянчанинову и услышим от него, ну для нашей сегодняшней практики крещальной, просто катастрофические слова. Он говорит, чтобы таинство было, крещение так пережито, чтобы оно дало силу креста, необходимо перед этим пройти два этапа подготовки и один глубже другого. И без этих этапов подготовки, без этих этапов, которые позволяют тебе, человеку, открыться навстречу кресту Господню в таинстве крещения, человек воспринять крест и силу креста не может. И тогда после этого, когда мы читаем эти слова, которые написаны полтора столетия назад, почти 150 лет назад, нам сейчас понятно, почему такое количество народу, и в том числе и мы с вами такие бессильные в своих движениях благодати. А мы никто не проходили эти первые два важных приготовления к таинству. Но это вот потом. Значит, мы сейчас делаем маленький нравственный вывод для себя, что многое зависит от нас самих. Вот, ну а дальше вопрос: А что именно? Вот об этом мы будем потом говорить, а сейчас мы пока продолжаем вглядываться в сам крест. Только на одном кресте умирают с распростертыми руками, – указывает святитель Афанасий. Посему Господу прилично было и крест претерпеть, и распростреть руки, чтобы одною рукою привлечь к Себе ветхий народ, а другою – званных из язычников. Тех же и других в итоге соединить в Себе. Это и Сам Он изрек, давая разуметь, какою смертью искупит всех. Ибо говорит: Когда вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе. Есть и еще одна причина, – говорит он, – которая указывается в Божественном откровении, в святоотеческих творениях для объяснения необходимости крестной смерти Христа. Она состоит в том, что Господу надлежало очистить воздух от бесов для беспрепятственного восхождения на небо душ людей, почивших в истинной вере во Христа. Говоря об этом, святой Афанасий приводит слова апостола Павла о господстве в воздухе князя бесовского, действующего в сынах противления, т. е. в людях мира сего, и препятствующего такому восхождению. Если бы у нас по словам святого Иоанна Златоуста, были духовные очи, то мы пришли бы в трепет и ужас от того множества бесов, которые наполняют воздух, и от одного этого ужаса погибли бы.
Мне на заре своей церковной жизни довелось иметь общение с одним мальчиком, ему было тогда 12 лет, мать его, которая ходила на мои занятия, вернее, 2 раза посетила их, она мне его привела с великим беспокойством, что с какого-то возраста, т. е. с 8 лет, а ему уже было 12, у него вдруг открылось какое-то зрение, и он теперь не может спокойно спать, не может спокойно ходить среди людей, т. е. ему стали видна какая-то часть этого бесовского мира – не весь, а часть, потому что потом и в итоге я позвал ее, они пришли к нам в воскресенье, т. е. значит домой. Я пришел с литургии, матушка уже была дома, она в ближний храм сходила, и сидят вот два посетителя – мама и сын. Ну вот, они уже беседуют, уже многое что рассказали, и вот его звали Виктор – где уж он сейчас, не знаю, уж много лет. Он говорит, что вот у вас тут и рассказывает нам, что у нас там в комнате творится. А мы уже сколько – года три уже церковные люди, причем очень активные такие церковные люди, вокруг в комнате сплошные иконы, везде кресты, все освящается святым, крещенской водой. Правда, это коммунальная квартира двухкомнатная, в одной комнате мы, а в соседней – соседи, но тем не менее. И много чего он понарассказал конечно, ну он же прямо тычет пальцем: вот это, а тут это. А матушка говорит: а что тут у меня на плече? А что там? – спрашивает мама Виктора. А матушка говорит, что у меня такое чувство, что тянет из меня что-то такое, ну вот она немножно приобнажила это плечо, там серое пятно, и из-за этого пятна она постоянно все время жаловалась, что она временами совсем обессилевает, а чувство, что будто бы из этого кто-то что-то тянет. И Виктор подходит к ней и пальцем, говорит: ой, тут лучик, и пошел по этому лучику и зашел за шкаф, там шкаф и книжные полки, между ними там пространство – один метр, темнушка такая некоторая. Он заходит в эту темнушку и говорит: ой, вот на пупике этих батареек, батарейки эти фонарные, ну крупные большие тогдашние еще. Вот на эти пупики – отсюда идет туда вглубь, в эту темноту. Туда заходит в эту темноту, и вдруг оттуда кричит: Ой, вот он, вот он. Я только что после причастия, ну такой весь безмятежный, уверенный в своей православной силе и прочем, начитанный в книгах, иду и говорю: покажи мне, где вот он. Он говорит: Вот он, вот он. Я говорю: какой он? – Ну вот, ужасный мохнатый страшный, шевелится и скалит зубы. Я тут со всею радостью и давай его крестить, я же причастник да, и поэтому крещу раз – во имя Отца и Сына и Святаго Духа. А мне пришлось Виктора немножко отодвинуть, потому что там тесно. Потом говорю: Виктор, иди. Он сзади стоит, подходит, говорит: Ой, что вы с ним сделали? Я говорю: а что с ним сделалось? – Он сделался как высохший лист и прикреплен теперь к стене. Я спрашиваю: матушка, у тебя-то что? – Отпустило, – говорит, ой, отпустило. Ну это просто маленькая такая вот живая иллюстрация, которая вот реально нам с матушкой знакомая. После этого конечно, Виктора я повел в храм, к батюшке, там дальше уже батюшка с ним занимался, и немножко угасла эта его способность видеть, немножко восстановился сон, немножко восстановилось уже внутреннее, бывшее истерическое такое уже состояние, потому что он уже был нервический весь, ладно, там более-менее в виде спокойных образов там в воздухе что-то витает, но когда такие всякие рожи страшные, мохнатые и прочее, конечно очень тяжело ему было.
Так вот, Иоанн Златоуст говорит, что если бы мы имели духовные очи, то мы пришли бы в трепет и ужас от того множества бесов, которые наполняют воздух, и от одного этого ужаса погибли бы. Когда мы читаем разные вот жития святых, и особенно синодики монастырские, вернее, не синодики, а эти патерики монастырские, где описывается жизнь монашеская и лучших монахов данного монастыря, не святых, но монахов. И там мы вдруг часто встречаемся, что оказывается, храм во время богослужения монахов древнего времени весь наполнен там бесами, они там ходят, гуляют между монахами там, отмечают и мешают им там молиться. Я-то думал, что если храм, значит там бесам нет места – ничего подобного, вот есть место. В Свято-Духовом у нас был такой вот ужасный случай, там один наш иконописец закончил жизнь свою самоубийством, обуреваемый вот бесами. Ну а я тогда преподавал как раз в Свято-Духовом монастыре на втором этаже, и оттуда иногда заходил в храм, когда он был открыт, и там либо сторож оставлял открытым, потом он закрывал приходил, потому что уборщицам надо было там убраться, а потом сторож приходил и закрывал храм, а он со двора закрывался. Я захожу, иногда заходил в храм, тут зашел, а он уже в полумраке, уже все выключено, все погашено, и только лишь от луны некоторый свет. И вдруг у меня начали волосы дыбом подыматься, я еще не понял, в чем дело, но начали подыматься волосы дыбом, вдруг смотрю: у алтаря прямо у самых икон алтарных в углу огромное чудище стоит до потолка, Свято-Духов монастырь – там четырехметровый же потолок – прямо до потолка, мохнатое, страшное, прямо циклоп какой-то ужасный. Я весь оторопел, чуть не поседел, оттуда вышел – никому ничего не сказал, только Владыке сказал. Ну вот, такие вот вещи тоже видите как в храме. Т. е. да, место святое, да, и нет такой власти что ли, святое место не дает такой власти бесам над людьми, но это не значит, что они не могут там быть. Потому что вводит в эти святые места все равно этих бесов – мы сами, люди вводят своим греховным устроением. Поэтому так Иоанн Златоуст говорит: Слава Богу, что Господь наложил кожаные ризы и не дает нам возможность видеть весь этот мир. Правда, при этом мы потеряли и видение рая тоже, да. Господь, по учению святого Афанасия, пришел низложить дьявола, и очистить воздух, и открыть нам для восхождения на небо согласно с апостольскими словами, новый путь, его же обновил есть нам завесою, сиречь плотию Своею, что могло совершиться только смертью Христа, и притом в воздухе, т. е. смертью на кресте. Свидетельствуя истину дарования нам смертью Христа бессмертия, святая Церковь в одной из стихир Октоиха говорит: Владыко, претерпев на древе смерть, ея же ради безсмертие объят род человеческий. Ради этой смерти Господней род человеческий объяло бессмертие. Тебе умершу плотию, Всесильне, еяже ради безсмертие объят род человеческий, Тебе умершу плотию, Всесильне. Впрочем, что может быть лучше того свидетельства в пользу данной истины, какой выражается в словах пасхального тропаря: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ. Теперь нам немножко приоткрывается, о чем идет речь. И сущим, т. е. живым ко Христу, во гробех живот даровав. Т. е. живым ко Христу, даже если и умершие, во гробех, живот даровав.
И теперь поразившее меня, и вообще поразительно конечно, некое откровение, которое приводится у Святых Отцов. Смерть Христова, как свидетельствует Божественное откровение, уничтожила и второе следствие первородного греха – самую смерть в нашем теле. Временно она продолжает еще действовать в нас, но истинно верующие во Христа умирают уже не потому что над ними действует сила проклятия, а потому умирают, что они должны воскреснуть, подобно Христу, для победы над смертью и восприятия бессмертной, блаженной жизни, что совершится при втором пришествии Господа и всеобщем воскресении мертвых. Т. е. истинно верующие потому умирают, что они ищут воскресения своего и Христова, во Христе совершающегося. И ожидая этого воскресения по Страшном Суде, они устремляются за пределы смерти. И тогда смерть для них как все равно, что мы перешли вот сейчас, с улицы сюда вошли, через порог перешагнули – то для истинно верующих и смерть. Как мы стремились с улицы скорей сюда войти в тепло и свет, а на улице темно, так и истинно верующие – они из жизни земной, как из темной улицы стремятся войти за порог смерти, за гроб. И это делает с истинно верующими сила и тайна, и таинство креста. И тогда конечно, вот с особым умилением теперь уже читаешь те повествования, в которых описывается смерть угодников Божьих, еще и не прославленных, но угодник Божий умирает с дивным настроением, с дивным каким-то устремлением куда-то туда за гроб, в то время, как обычные люди очень страшатся смерти, трясутся перед нею, и в конечном итоге все-таки так или иначе переживают это явление смерти в своей собственной жизни. А они – нет. Потому что оказывается, что своими отношениями с крестом они выросли в ту меру, в которой смерть воспринимают как переступаемый порог из тьмы в свет, из смерти в жизнь, где тайна креста начинала их оживлять, и эту свою оживляемость они теперь в окончательную полную жизнь устремлены и уходят от нас, благословляя нас: не плачьте, не рыдайте.
Ну вот, и теперь на этом завершая больше такую вот святоотеческую именно по творениям Отцов из богослужений часть, закончу маленьким повествованием святителя Николая Сербского, который написал повесть о христианской любви и называется эта повесть «Кассиана». Вот такая книжечка. Девушки трудились в монастыре как пчелы, – ну это послушницы монастыря и инокини, – мыли церковь, копали огород, пасли овец и коров, кормили птиц, скотину, убирали помещение, шили, вязали, ткали, готовили еду. Глядя на них, приехавшие в монастырь няня и Юлия, поспешили присоединиться к этим труженицам, а Юлия – это как раз будущая Кассиана, монахиня Кассиана, это ее монашеское уже имя, поспешили присоединиться к этим труженицам, но отец Каллистрат, игумен этого монастыря, по-доброму остановил их. Вам, – говорит он, – не надо работать, отдыхайте. Большинство этих женщин и девушек из деревни, они приучены к тяжелой работе, из деревни монахини и послушницы. А для вас достаточно того, что вы поститесь и ходите в церковь. По вечерам разговаривайте с ними, пока будете здесь жить, от них многому может научиться и даже ученый человек, в их душах есть святыня. Этот последний совет Юлия приняла к сердцу, начала вступать в разговоры с этими простыми женщинами, она приходила к ним, стыдясь своего горба – она была горбата, причем горб был такой большой, что почти ее саму не видно было за ним. Так как чувствовала, что они жалеют ее. Это сознание ожгло ее, но действительно она многому научилась от них, особенно искренней вере и страху Божию. Теперь они вместе с няней хотели причаститься на великий Богородичный праздник, но отец Каллистрат сказал им: няня может причаститься, а ты, Юлия, дочь моя, должна поститься с покаянием, шесть недель, и это для тебя благая епитимия, ты знаешь, за что. Юлия покраснела и ничего не ответила, а няня сразу проговорила: а мы будем вместе поститься шесть недель, святый отче, и вместе причастимся, как я могу оставить Юлию одну поститься. А старец ответил: она бы не одна постилась, не одна, есть еще кое-кто, кто составит ей компанию. И благодушно рассмеялся, ибо старец Каллистрат постился постоянно. С этого времени открылся у Юлии покаянный плач, она много плакала, особенно по ночам. После Успения народ разъехался по домам, в монастыре остались только девушки труженицы и больные. В один из дней Юлия позвала няню: Пойдем, я тебе что-то покажу. Она подвела ее к могиле с небольшой надписью на плите, обросшей мхом. Смотри, что написано на этом мхе, на этом камне: монахиня Пелагия. Няня, могут ли разве монахини жить в мужском монастыре. – Давай спросим отца Каллистрата, сердце мое. Каллистрат объяснил им, что во время турецкого ига постепенно исчезли женские монастыри – это Сербия, да, которые процветали когда-то во время сербского царства. Поэтому в некоторых мужских монастырях часто жила какая-нибудь старица-монахиня. – А разве я не могла бы быть монахиней? Мой горб ведь делает меня уже старицей. – Это, чадо, не для всякого, но только для тех немногих, которые могут вместить, а могут вместить те, которые возненавидели себя ради любви Христовой. – А я, отче, и ненавижу свое тело, и презираю его, и испытываю отвращение к нему. – Это, дитя мое, не главное, и этого недостаточно, а главное – возненавидеть душу свою, по слову Господа: Кто не возненавидит и душу свою, не может быть Моим учеником. Девушка склонила голову и сказала: С вашей помощью, отче, я хочу потрудиться, чтобы возненавидеть и душу свою. Прошло три года, и он ее постриг.
Ну вот, на этом мы сегодня закончим, чтобы в следующий раз пойти уже собственно к самому таинству креста Господня.
5. Беседа: Христос. Вера. Имя.
25.12.2015г.
прот. Анатолий Гармаев
Тема: «Таинство Креста»
О чем была прошлая, четвертая беседа? Попробуем вспомнить о ней, но не прямо, а через практические выводы. Практические, т.е. выводы, которые нам открывают, что делать, как жить? Таких выводов, похоже, сегодня шесть приведу.
Первый. Человеку свойственно жить тем Отечеством, в котором он родился. Если всем народам так и свойственно жить, то православному Отечеству, особенно русскому, было свойственно жить еще и Отечеством небесным. Т.е., в благочестивых семьях России еще ребенком человек уже жил в окружении не только людей, но, порой, в некоторых семьях, больше и сильнее в окружении ангелов, святых, с Матерью Божией, Господом. Они были с ним здесь и они же ждут его там. И главное осуществление человека, впитанное с молоком матери – это как раз жизнь Царством Небесным и в Царстве Небесном.
Так, судя по некоторым историческим сведениям и жили какие-то семьи в России. Очевидно, что не все, очевидно, что не во всех столетиях, но именно все-таки факт таких семей и такой жизни, отразился потом, в конечном итоге, на тех дивных святых русской земли, которых в обилии дала наша Россия.
Мы этого с детства не имели. И с молоком матери впитали жизнь совсем другую, земную, т.е., в своем естестве нашем личном начали жить с младенчества тленной частью естества. Никто богоданную часть естества нашего из людей в нас не поддерживал. Лишь только может быть Небо, одно только Небо поддерживало. Оно по предуведению Отца Небесного, участием Святаго Духа в тайне нас взращивало нашу принадлежность Небу, Богу, Христу, Троице.
Начало святости – оно влагало от себя в нас, в то же время побуждало в нас то, что как естество Адама уже в нас было. Было, есть, в той неповрежденной, но сокрытой под проклятием части нашего естества, влагало и побуждало принадлежность нашу Отечеству Небесному, Царству Божию.
Т.е., с одной стороны, уже участвуя в нас по предуведению и по предуставлению, поддерживало те составы наши, ту долю нашего естества, которое способно было бы в последующем, вот в нынешнее время к восприятию и к восприимчивости святости. С другой стороны это невозможно было бы, если бы не влагалась бы святость уже сразу, изначально. Святость не есть наш удел, она не принадлежит самому человеку, она есть присутствие Божественного в людях. Духа Святаго присутствие. Живое, где-то предваряющее – это значит, по благодати, а где-то непосредственно Самим участием Святаго Духа. В зависимости от того, у кого какое духовное призвание.
Вот эти два момента – они-то и составляли это предуставленное наше формирование, которое происходило, видимо, в каждом из нас, ибо иначе неоткуда было бы взяться нам сейчас в Церкви. И мы, собственно, церковный народ именно по этой причине, что что-то в нас, в естестве нашем приуготавливалось и приуготовлено, как живое восприятие Бога, а делалось это и совершалось от непосредственно доли, крошечной, но все-таки, святости, уже содействующей в нас нам. Но, правда, в тайне. Поэтому большинство из нас, до поры, до времени, до своего возраста. Когда мы вдруг начали неожиданно воцерковляться, мы даже не подозревали об этом. В падшей части своего естества отдаваясь всем перипетиям нашего современного мира, а то и, порою, даже вместе с ним отвергая и Церковь, и церковность, и Бога. Атеизируясь, и тем не менее.
Нам же теперь нужно самим в себе помочь из этих самых греховных черт и наклонностей помочь выйти навстречу Небесному Отечеству. С момента, когда благодать Божья, как призывающая, ввела нас в церковную жизнь, дала образ этой церковной жизни на протяжении в течении, практически, большинство из нас трех лет имели живое побуждение благодати. Теперь же, когда мы уже давно в Церкви, и благодать уже давно сокрыта в нашем сердце и теперь нам надо самим помогать ей выйти навстречу Небесному Отечеству.
То добрать нам надо самим, чего не сделали по отношению к нам наши родители. Т.е., мы не вышли из тех семей, в которых дети изначально больше живут в окружении Неба. И, прежде всего, всей глубиной себя обратиться к тем из русского Отечества, кто Отечеством Небесным жил так сильно, что за Него отдал жизнь свою. Отдал жизнь ради того, Чтобы быть со Христом, чтобы поступать подобно Ему, чтобы слово Его, совет, заповедь, как верный сын Его – исполнить. И тем не погрешить перед Отцом Небесным, сделать при этом в обстоятельствах, когда нападают одновременно два врага – внешний и внутренний. Где внутренний – это внушения падшего естества, а внешний – это вся, соблазняющая нас, обстановка, события и люди, которые побуждают нас на грех.
Если так, тогда воспитание свое (сами уже относительно себя) мы начнем с мучеников русских, прежде всего с тех, на ком, собственно говоря, была воспитана наша Русь и кто в этих благочестивых семьях в древней Руси входил уже в жизнь людей с самого детства – это мученики Борис и Глеб. С внимания к их житию, в некотором благоговении перед их образом, в некотором живом обращении к ним, как ныне действующим и живущим. И с Неба зрящим нас и откликающимся на всякого, кто желает быть с ними. И для этого, с одной стороны надобно с какой-то особой любовью и проникновением знакомиться с их житием. И не раз прочитать, а обращаться ни единожды в течение своей жизни через год, через два, потому что каждый раз мы будем обращать внимание на какие-то новые стороны их бытия и жизни их святости, каковых мы не отметили и не заметили в первом чтении, ни во втором даже, и в третьем.
С другой стороны тем свойством сыновства – это подражанием или же уподоблением благоговеть и уподобляться им. И этим уподоблением своим, тем более глубоко и в глубь себя и их глубоко вбирать и в свой характер и в свой нрав. Ну а третий – живым своим обращением к ним и с ними в живой Церкви земной и небесной, быть всегда участниками их благословения ныне.
Подобным же образом и вслушиваться в примеры и образ иноков Сергиевым Пересвета и Осляби, русских.
Затем русских князей, например, Александра Невского, Даниила Московского и множество тех князей, которых чтит Россия, Русская Церковь и которые возведены в сан святых. И это тоже поразительно, почти ни один народ не знает такого числа руководителей своих в числе святых – это русские князья, которые к смерти подошли, в том числе тоже, в иноческом чине. Т.е., прожив земную жизнь вполне как бы в гражданстве своем, а, те мне менее, однако, отошли от земной жизни в чине иноческом, приняв схиму и даже большую схиму. Т.е., став через то гражданами Неба еще здесь, на земле и ушли уже как свои к своим.
Поэтому конечно, соответственно и сегодняшнее наше такое внимание к совсем недавним мученикам, практически нашим современникам – это мученикам и исповедникам Русской Церкви ХХ столетия, которые по образу жизни, фактически, ничем не отличаются от нас. Разве что мы в более соблазнительных обстоятельствах сейчас живем, чем они.
Но, тем не менее, мы по характеру своему и построению своему недалеко от них ушли и они недалеко от нас. Одно только их отличает: они в обстоятельствах гонений оказались верными сынами Божьими. Ясно, что уподобляться им, для этого и об этом благоговеть перед ними, а соответственно, имея не просто расположение к ним, а любовь к ним, как старшим чадам Церкви, небесной тем более. Внимать их житию, по крохам буквально и собирать детали буквально их жизни, особенно жизни в тюрьмах, к концлагерях. Собирать по крохам их весточки, пускай даже и под цензурой казарменной, т.е., тюремной, конечно же, они скудные в плане именно их внутреннего устроения, расположения, потому что писали только то, что может быть пропущено из тюрьмы на свободу. И, тем не менее, какими-то отдельными моментами, какими-то отдельными фразами или, особенно, теми письмами, которые были переданы не через цензуру тюремную, а непосредственно через посетителей их. Мы можем собирать их образ внутреннего бытия в этих тюрьмах, в этих концлагерях. Тем более, те повествования, которые от свидетелей собрали авторы целый ряд книг, которые сейчас выходят. И, конечно же, не прочитывать их как некую потрясающую историю судьбы человека, а прочитывать, как собратий им. Как старшим братьям по вере, как жаждущим уподобляться через старших братьев Самому Господу и быть со Христом. Вот этим благоговением, этим расположением и любовью к ним и собственной любовью к гражданам Неба, и ко Христу, и к Матери Божьей читать и вникать в эти книги. Тем самым поставляя новомучеников в окружение своей реальной жизни сегодняшней. Т.е., они становятся тогда нашим окружением.
При этом это делать не только со стороны святых, которые помогают нам в земной жизни, как например, свят. Николай, преподобные, или наши небесные покровители, чьи имена мы носим. Как-то больше сформировалась именно сейчас такая традиция отношений со святыми, с гражданами Неба, когда мы в нуждах своих земных имеем обращение к ним, молимся по причине того, что какие-то нестроения надо наладить в своей земной жизни здесь. Мы тогда к ним обращаемся. Ну, а такое обращение, которое сейчас в основном-то и закрепилось и в сознании, и в навыке современных церковных нас людей, оно не уподобляет нас им. Не уподобление им и вообще внимание к ним, как к старшим братьям, за которыми мы, как братья и сестры идем их же путем и туда же, куда они идут и вместе с ними хотим быть там, где они будут – это нотка, или этот акцент оказывается не ведущим. Если ты просто обращаешься по разным нуждам, то, понятное дело, что обратился – нужда исполнилась, ты и рад. Поблагодарил, даже благодарственную службу отслужил или молебен. Ну и всё, на том всё кончилось. Кончились твои отношения с ним. При этом, в этой нужде мы, обращаясь к ним, ведь не имеем-то реального отношения к их характеру, тем более к их подвигу духовному, тем более к их подвигу жизненному, которым они, совершив Господень путь земной, оказались сейчас на Небе. Мы к этому вообще никакого отношения не имеем, когда мы просим о том, чтобы, допустим, святитель Николай помог нам в житейских нуждах. Мы имеем в акценте свою житейскую нужду, верим, что святитель может помогать и обращаемся к этому его дару помощи нам, но не к нему самому, как прошедшему земной путь, как путь Господень. И поэтому, даже читая его житие, при таком отношении к святителю, мы его читаем, как некие такие поражающие, удивляющие события, которые с ним происходили и были и ничего более.
Я хочу здесь еще раз отметить большую, практически на 180 градусов большую разницу между первым отношением, как к тем, кому мы уподобляемся и с кем мы хотим быть едино там, в Небесных обителях и отношением как к помощникам нашим в земной жизни или же, как свидетелям Неба на земле, т.е., совершителям разных чудес и подвигов своей земной жизни.
Вторая сторона отношений к святым, которое сейчас преимущественно сидит в сознании большинства нас, людей сегодняшней православной Церкви, фактически не помогает в нашем личном воцерковлении. Где-то еще в вере может быть. Возгревает, подогревает, поддерживает отчасти, но эта вера не деятельная. Мы об этом сейчас будем говорить, когда мы выйдем в тему «Вера» и особенно в тему «Имя». Мы ведь христиане, носим Имя Христа. И вот, кто такие, которые Именем Моим будут совершать чудеса? Или же, кто такие, кто Имя Мое несут и проносят по жизни не всуе, не растрачивая и не позоря его? Кто такие, как это надо так жить, чтобы Имя было оправданно не только перед людьми, но оправданно, прежде всего, перед Небом? Перед самим Богом.
И тогда мы обнаружим, что, оказывается, иметь святых, как помощников своих или же, как являющих чудеса, а значит, как в некотором роде побуждающих нашу веру, совсем недостаточно. Мало того, вообще ничего не дает. Хуже того, даже становится некоторым обманом, самообманом, когда человек полагает, что он будто бы такой живой христианин. На самом деле теплохладный. Но это всё тема следующих наших бесед.
Сегодня мы просто отметим это т факт и эту реальность эту разницу отношений к святым. Поэтому такой вот вывод, первый вывод, что нам надобно менять свое отношение к святым и это изменение как раз возникает именно в этом случае, если мы в нашем земном православном Отечестве ясно слышим свое гражданство Отечеству Небесному. И мы граждане Небесного Отечества. Но тогда оно здесь начинается, но бытие его будет там, после смерти. В итоге надобно формировать в себе человека Божьего, который выполняет три завета.
Верит в Небесное Отечество и ради Него живет – первый завет. Второе – в Отечестве земном возделывает Небесное Отечество. Т.е., это имеется ввиду: строит храмы, монастыри, устраивает в них, соответственно жизнь, богослужения, дальше устраивает церковную общину, устраивает Церковь в своей семье, обезпечивая при этом свою земную жизнь своими собственными трудами. Это второй завет, второе благословение. И третье, он защищает земное Отечество ради жизни в нем. Вот три завета.
Первый – это верить в Небесное Отечество и ради Него жить, второе – в Отечестве земном устраивать Отечество Небесное и третье – защищать земное Отечество ради действующего в нем Отечества Небесного. Вот это первый вывод.
Правда, не знаю, вы ловите, откуда я вдруг его извел? Вроде бы в прошлых беседах мы ничего, казалось бы, об этом не говорили. И как можно в этом выводе узнать предыдущую четвертую тему? Не буду сейчас вам открывать этого секрета. Надеюсь, что вы, озадаченные этим вопросом, обратитесь к четвертой беседе, сами ее еще раз прослушаете с поиском ответа на этот вопрос.
Второй вывод. Мы обратили внимание в той беседе на слова преподобного Ефрема Сирина, в которой заключены действия. Помните, слова, обозначающие сами действия. Те действия, которыми мы сами наращиваем в себе падшее естество. И этим мы занимаемся каждый день и на дню в каждой встрече с каждым человеком. Из многих, которые преподобный Ефрем Сирин приводит в своих беседах и они заключены в его книгах, мы выделили некоторые. Но и те можно разделить на три рода: действия постепенные, которые постепенно наращивают в нас падшее естество, потом действия, которые сразу действенные, и действия скрытые.
Давайте вспомним их и из них выделим еще раз каждый из них.
Первый род: постепенные. Три их было на прошлой беседе названо. Это
1. Омрачаем свое естество в падшее;
2. Истощаем свое богозданное естество до замещения его падшим. Если мы свое Божье истощаем, то на его место (свято место пусто не бывает), оно начинает заполнять нас. И, наконец,
3. Расслабляем свое естество божественное. А в эту расслабленность нашего естества тогда легко входит падшая часть. Она начинает размножаться, как плесень в долго лежащем хлебе.
Второй род действия – это те, которые действенные сразу.
1) Пресекаем свое богозданное естество.
2) Заменяем одно на другое. Т.е., естество нравственное заменяем на падшее и разные проявления.
3) Уязвляем. Т.е., всё, что у нас живое еще остатки какие-то живого нравственного начала, они все уязвляются, обессиливаются, изчезают или и более того, просто переходят в ту самую тлен или гниль, которые в конечном итоге, и становятся нашим характером, нашей вот такой непостоянностью. Нашей неверностью, нашей способностью опаздывать, дела не доделывать, вообще являться каким-нибудь таким, по поводу которого всем остальным приходится морщиться, а мы ему говорим: «Не хотите, как хотите, а я буду такой или такая». Т.е., это уязвление своего естества.
Ну и третий вид – это которые скрытые. Действия по отношению к своему естеству
скрытые. Но из-за которых наше естество всё более разворачивается и развивается в тленное, в падшее.
I. Похищается – одно действие. Тайно, скрыто от нас – похищается всё доброе в нас. Затем из года в год –
II. Отнимается, а мы и не обращаем внимания и не отдаем себе отчета и третье –
III. Превращается. Было добрым – стало непойми каким. Был честным – стал лживым, был совестливым – стал лукавым, был ответственным – стал небрежным и т.д. при этом как-то, вот ка бывает, когда долго кто-то нас не видит годами, потом встречаемся, и он говорит: «Ой, как ты изменился». А мы удивляемся, мы вроде бы и не изменились. Нам кажется, что мы и ничего, мы такие же, как три года назад. А человек со стороны видит, что изменились. «Ой, как сильно», – говорит. А нам кажется, что нет. Вот это и есть то самое скрытое, незаметное для нас самих. Безотчетное для нас извращение нашего естества в его тленности, падшести.
Ну вот, и еще раз я хочу просто напомнить вам те примеры, которые преподобный Ефрем Сирин приводит и всё-таки это следует еще и еще раз самим себе напоминать, как-то отдавать себе отчет в своем порядке и характере жизни. Что чем?
Что омрачаем, например.
Омрачаем благоговение, – говорит Ефрем Сирин. Вопрос тогда: чем же омрачаем, кто помнит? Вот и не запомнили. А кто ради того, чтобы все-таки вспомнить, взял и послушал еще раз беседу. Все-таки неделя или полторы недели прошло, было время. Ревности не хватило. А ревности, Чтобы покушать то, что не докушали хватило? Хватило. А доспать, когда не доспали за эти полторы недели хватило ревности? Хватило. А дело, которое недоделали – доделать хватило? Хватило. А додать какую-нибудь бяку кому-нибудь, которому вы так и не до конца сказали ее, хватило? Догнали, додали ему эту бяку свою? Вот ведь какие мы. Это и есть. Т.е., мы с вами живем какими-то такими действиями, в которых или через которые наше естество теряет свою возможность. Мы ему просто не даем, богозданному естеству нашему жить в нас в открытую.
Да, тот, кто записал, видите, вот записали, что оказывается, благоговение мы постоянно омрачаем тщеславием. Теперь попробуй каждый вспомнить, сколько на дню за эти полторы недели ты тщеславился? Ну ладно, это можно вспомнить и как-то в этом каяться. Но дело же не в этом, чтобы покаяться в этом тщеславии. А дело более глубокое, Ефрем сирин предлагает что сделать? Посмотреть и увидеть, и заболезновать, что, оказывается, этими фактами тщеславия, которыми ты прожил какие-то минуты и моменты этих полутора недель, ты благоговению своему не дал быть. Мало того, ты его омрачил. А омраченное благоговение – оно уже не может благоговеть так, как оно, будучи не омрачено было бы? Значит ты, практически, этим своим тщеславием гасишь всякое свое искреннее отношение со святостью. Гасишь просто. Всяким фактом тщеславия. В этом же суть, об этом. Почему это вывод практический мы сегодня делаем? А потому, что слишком серьезны эти указания, которые были на прошлой беседе взяты от преподобного Ефрема Сирина для нашего спасения. Слишком серьезно.
За этими, как я сказал бы, простыми перечислениями, стоят очень важные навыки, правдивой жизни перед Богом. Ладно, перед Богом, но и еще правдивой жизни нас с вами, занятых собой так очень сильно, правдивой жизни перед самими собой.
А второе действие было такое – истощаем. А что истощаем, кто помнит? Помнит, не кто заглядывает в тетрадочку, а кто помнит? Заглядывающий в тетрадочку, конечно, хорошо, что хоть в тетрадочку записали, но помнит? Истощаем да, действительно, долготерпение. А вот чем? Раздражительностью, да. Долготерпение, как свойство, оно дано. Оно есть в нас. Мы родились с ним. И вместо того, чтобы в нем развиваться, мы уже с самого младенчества начав раздражаться, что сделали с этим свойством? Истощили его. Теперь дальше следующее действие.
Расслабляем. Что расслабляем? Не заглядывая никуда. Только заглядывая в свою память. Еще больше, в свою сердечную заботу о правдивой жизни перед Богом. Расслабляем свое служение. Это же очень серьезно – служение расслабить. Служение по своим важнейшим жизненным призваниям, например, служение жены-мужа, служение матери-отца, служение сына-дочери. Ну и, в конечном итоге, служение гражданина. Я уж не говорю о служении христианина, где в служениях ты, как христианин исполняешь свои христианские обязанности. Расслабляем все эти служения. Вопрос, чем? Ленью, да. Служение расслабляем ленью. Кто с этим не знаком? Все. В каком-нибудь из этих служений, где-нибудь, да как-нибудь, да когда-нибудь всё равно эта лень присутствует. Ну ладно, она присутствует, но мы в ней каемся, мы там ее отмечаем, мы как-то боремся с нею. Но кто отдает себе отчет, что, оказывается, всякий раз ленясь, ты делаешь еще что-то очень серьезное по отношению к себе самому. Ты, оказывается, расслабляешь уже имеющийся у тебя дар. Дар-то у тебя есть? А он расслабляется тобою же самим. Дар служения, дар ответственности, дар способности все дела доводить до конца. Дар способности делать качественно, в срок и до конца. Дар способности в деле служить ближним. Дар способности делом любить ближних, служением своим любить ближних. И, наконец, дар способности служением своим спасение обретать. В служении своем иметь все необходимые еще и делания, которые спасают тебя при совершении служения. Вот ведь как. Богатство-то дара служения какое? И оно вот всё расслабляется тем, что ты ленишься. Так вот мы сейчас настолько мы вот как-то внешне живем в христианской своей жизни, что, конечно же, здесь все сидят, кто, замечая в себе лень – об этом сокрушается. Но я более чем уверен, среди них я первый, и вы все тоже наверняка, дальше этого мы не идем. Мы не сокрушаемся в том, что, оказывается, каждый раз, поленившись, мы свое служение что сделали? Расслабили, вот этого же мы не отмечаем, об этом же мы не скорбим? И тогда получается, что пришли на исповедь: «Господи, прости, ленился (ленилась)». Батюшка: «Прощаю, разрешаю». Поднялись и пошли. А с чем пошли? Мы же пошли с расслабленным служением, с ним же мы ничего же не произвели? Мы даже не обратили внимания на него. И когда каялись, мы вовсе не из сожаления, что мы служение расслабили, каялись. Мы не ради возвращения служения в его первичное начало, в начальную силу, мы не для этого каялись. Мы каялись просто потому, что обязанность есть замечать свои грехи. Вот она лень, вот мы ее заметили, покаялись и пошли. В итоге, способность делать это действие расслабления своего служения – она-то осталась при нас, мы же в нем-то не каялись? Кстати, во всех этих действиях, которые мы сейчас перечисляем, мы в них-то и не каемся. И потом мы задаем вопрос: «А что такое покаяние? А как это так каяться, чтобы слезы даже были?» да понятное дело, если ты каешься только лишь о внешних следствиях твоих действий. Лень – это же следствие твоего расслабления. Тщеславие – это следствие твоего омрачения. Или же раздражительность – это следствие твоего истощения.
Сами эти действия – мы их не замечаем, отчета в них не отдаем, в них мы не каемся. Соответственно, тогда мы и не радеем о том, что при этом меняется. Т.е., само наше богозданное естество нравственное о том, чтобы оно не изменилось, а оно бы развивалось или хотя бы устоялось и удержалось – об этом мы даже не радеем. Но если всего этого у нас в душе нету, то тогда откуда будут покаянные слезы? Печаловаться не о чем же? Отметить, что мы делаем там раздражаемся, ленимся и тщеславимся – это умом можно спокойно отметить. Это можно даже чувством отметить. Но е чему это? В связи с чем? Откуда это радение заметить это и принести на исповедь? Не понятно.
Естественно, что тогда, если поначалу, как-то по благодати призывающей Господь дарует нам образ вообще покаяния, Сам открывал нам причину покаяния, т.е., радение о богозданном естестве, а через него, радение о пребывании с Господом или желание восстановить свои отношения с Господом, вот это причина нашего покаяния была. А мы вместо этого замечаем, что мы это прерывали все время какими-то там греховными делами и поэтому мы каемся в этих греховных делах, чтобы восстановить свое естество и свои в естестве отношения с Богом.
Это было дано всем по благодати. Но кто это в себе удержал? И если мы сегодня в себе отмечаем, я, как священник, я сейчас вижу же, что, практически, все люди, имеющие возраст 10-20 лет церковной жизни, они не каются. Те какие-то горечи и слезы, которые приносятся иногда время от времени вдруг у человека раз в три года. А так он из неделю в неделю приносит всё время покаяние. Но там нету слез, там нет покаяния. Там есть некоторая скорбь, там есть некоторое внимание к своим грехам, там есть сознание, осознание своих грехов, но нет покаяния, потому что у него нету радения о своем естестве, о себе, богоданном, о себе, Адаме первом. Нету этого радения.
У него нет любви к Богу до такой степени, чтобы каяться от того, что он взял и оскорбил Бога или же как-то огорчил Бога. Нету этих ощущений, потому что он просто занимается осознанием своих грехов и их приносит.
Вот ведь что происходит? Важно это? Важно.
Давайте еще вспомним остальные действия. Мы сейчас перечислили действия постепенного утверждения в нас падшего естества. Через них, через эти действия мы делаемся тлеными, растлеваем сами себя. Т.е. тех, какими нас сотворил Бог. Он сотворил нас благоговейными. Но мы получается, не ценим благоговение. При этом, оно же есть в нас. Более того, оно и есть, собственно, мы.
Так же, ка и долготерпение это тоже есть мы, изначально мы и есть долготерпение. И настолько то и другое нам сейчас уже не ценно и даже мешает жить, что мы ищем что-то с этим достоянием сделать. Поразительно, как-то незаметно сами для себя или же от кого-то переняв, все-таки нашли, что с этим достоянием божественным в нас самих делать и что мы теперь делаем, что мы нашли? Первое, надо омрачить, второе, что надо сделать? Истощить, да? И настолько в этом изощрились и утвердились, что противоположное, чем мы это делаем, стало для нас жизнью. Т.е., противоположная добродетель, благоговению, например, что противоположное? Тщеславие. Оно стало для нас жизнью. Слаще стало. Смотрите что. Тщеславие – слаще, раздражительность – естественнее, как бы, а ккак еще по-другому? Она, эта злыдня, как мне еще с ней обращаться? А с этим как мне еще быть, кроме как раздражительностью?
Мы предаемся им, живем и надмеваемся над благоговением, над долготерпением, торжествуем над ними и тем всё больше омрачаем одно и истощаем другое. Так, что они в нашей душе совсем одно скрылось во мраке, другое исчезло. Это происходит почти так же, как в свои школьные годы. Помните? Когда нам было 10-14 лет. Тогда мы начинали, например, с кем-то дружить. Потом бросали их, предавали, перебегали к другим. Особенно среди девочек это очень так распространено. Ну и среди современных ребят тоже сейчас как-то так. И, перебежав к другим, вместе с ними насмехались над теми, кого бросили. И жили, не обращая на них внимания.
Вот подобным же образом мы сейчас делаем всё со своим добродетелями естества.
Другой род действий, который действенные сразу. Этим родом действий мы, как ненужное режем то, что Бог дал. Причем, режем на месте, сразу. Пресекаем любовь, уязвляем душу, заменяем что? Кто помнит? Заменяем псалмопение. Это опять преподобный Ефрем. Что чем заменяем? Чем любовь пресекаем? Памятозлобием. Любовь постоянно пресекаем памятозлобием. Наиболее свойственное, характерное нам действие памятозлобия – это укорение. Причем, укорение, особенно в наших всяких разговорах друг с другом. Не прямо этому человеку, когда мы его укоряем и из памятозлобия ему говорим: «Вот ты такой-сякой». Памятозлобием укоряем его на месте. Нет, чаще всего происходит совсем другое. Его между нами нет, а мы про него разговариваем. И что мы делаем при этом? Мы постоянно укоряем его в наших беседах и разговорах. Из чего мы это делаем? Из памятозлобия. Откуда можно вынуть это укорение? Из памяти своей злобы по отношению к нему.
И вот это вот перемывание косточек и есть, собственно говоря, пресечение в себе дара любить. Обращайте внимание, кто, сколько этим занимается? Особенно там, где были или есть супружеские отношения. Сколько жена про мужа там-сям, по телефону или где угодно всякого разного говорит. Сколько муж про свою жену. Те, которые сейчас у нас здесь половина сидит без мужей и без жен уже, зато имеют предмет своих таких памятозлобных укорений и перемываний косточек своих близких, сидящих здесь рядом. О ком только чего только мы в памяти своей не носим худого и не разговариваем об этом. Причем, это для нас жизнь. Смотрите, мы же можем за этим проводить. Некоторые вот, слава Богу, сейчас здесь, в этой аудитории нету таких уже. Но кто-то из нас же был таким. А кто-то еще остался, но, правда, уже убежал отсюда и там, где-то, уехав к себе, там занимается. Бывало, три часа сидят вдвоем за чаем и все три часа перемывают косточки всем подряд. Было же это у нас в «Отраде»? Было. Сейчас этого нету, конечно. Уж такого, по три часа, но по тридцать минут может и бывает. У кого-то тридцать минут не бывает, но уж три минуты уж точно поперемывают. Зато в такую сласть, что потом весь день носит эту сладость еще в своей памяти.
И никто не подозревает, что в этот момент он занимается самым ужасным действием – он пресекает дар любить. Дар любить пресекает. Об этом, о том, что мы пресекаем, мы каемся? Нет ведь. О том, что мы памятозлобствуем, укоряем, да, все, практически приносят это на исповедь. А кто приносит, что он пресекает дар любви?
А вот душу уязвляем чем? Не глядя в записи. Хорошо, хоть записали несколько человек. Большинство не записали. Но тогда, наверное, запомнили, сразу же как-то, услышав это от преподобного Ефрема Сирина, ужаснулись, что же мы это делаем, оказывается, уязвляем душу. Ну что может быть еще более печальное, грустное вообще, болезненное, как уязвлять свою душу. Вопрос: чем? Парением в мыслях. Вот ведь чем. Оказывается. как? Мы невольно удивимся. Такое любимое наше занятие, такое вообще какое-то воздушное, такое какое-то космическое, какое-то такое вообще обоготворяющее занятие и вдруг уязвляет душу, вот ведь как. Преподобный говорит: «Уязвляет». Не просто обессиливает, не просто изменяет – уязвляет. Т.е., делает неспособным на действия, на поступок. Когда тебя уязвили в ногу, ты же не сможешь уже ни ходить, ни бегать. Уязвили тебя в руку – ты этой рукой не можешь уже что-либо делать. А если тебя уязвили в спину? Вон, Анатолий Анатолиевич знает, что это такое? Всё, лежит. Тут надо столько поступков сделать – уязвлен. А если кого уязвили в голову, так это вообще – пиши пропало. Вот что делает парение в мыслях. Слышите? Кто это знает?
Если мы этого не знаем, если мы сейчас удивляемся этому, мы даже не можем как-то соотнести со своим опытом, то это говорит только лишь о том, что насколько душа уже уязвлена. И в этом уязвлении уже привыкла такой уязвленной жить без всякой способности на добрые поступки. Что в этой теплохладности, которая есть мерзость перед Богом, мы вообще даже как-то с удивлением сейчас слушаем всё это. Как это, парение в мыслях, такое сладкое занятие и вдруг оказывает такое жестокое действие по отношению к нашей деятельной способности совершать заповеди Божьи.
Ну а псалмопение – это тоже дар Божий, с которым душа рождается. Мы его заменяем. Чем? Причем, речь идет же о действии, которое скрыто происходит. Замена псалмопения, сама замена, происходит скрыто от нас, т.е., мы не сознаем, что мы это делаем. А чем? Празднословием, да. Празднословием мы заменяем псалмопение.
И я просто из своего опыта скажу, что, когда, я помню, давно-давно впервые из жития прп. Сергия вдруг услышал, что он, работая в огороде, всё время пел псалмы. Потом про прп. Серафима Саровского. И всё недоумевал, как это, работая псалмы петь? Как-то не складывалось в душе, не понятно было, как это можно делать? Потом прошли годы, я замечаю, что не ложится это в мою душу. Хотя, то одно, из жития в житие постоянно встречаясь с этими образцами. Но если в житиях о них говорится, значит житие призывает меня вернуть эту свою способность, а я ее даже не узнаю. Она мне даже кажется какой-то странной. Как это, псалмы всё время пели? Не понятно. И только-только в последние годы, это уже тридцать с лишним лет прошло моей церковной жизни, я начинаю вдруг чувствовать, как некоторую внутреннюю необходимость в этом, как некоторое желание самой души. И вдруг натыкаюсь на то, что я их не помню. Подхватить в храме могу, за кем-то запеть могу, тут за трапезой запою, даже сам запою, а в трудах не вспоминаются мне псалмы. Хотя желание уже родилось. И только всего лишь на это, на рождение желания, ушло тридцать с лишним лет церковной жизни. Ужас!
Чем же я тогда занимался всё это время? А вы, интересно, чем занимаетесь? А очень просто, ответ простой. Чем я занимался? Действие само. Какое преподобный говорит действие? Чем я все время занимался, этим действием всё время я заменял. Я всё время заменял псалмопение чем? Празднословием. Или еще хлеще, я постоянно занимался уязвлением своей души во время работы, т.е., парил в мыслях. Да, я действительно именно эти, скрытые действия уничижения своего естества я как раз носил в себе постоянно. И до сих пор ношу. Поразительно, и в них не каюсь же, и не печалуюсь даже об этом. Где уж там до покаяния. Где уж там до плача. Вот ведь о чем идет речь. Это же второй род действий, которые действуют сразу, они на месте сразу запрещают доброе состояние.
А вот третий род действий – он происходит совсем безсознательно, ускользая от нашего внимания. Мы уже называли их. Похищается, а что? Преподобный сказал что похищается? Безсознательно, постоянно в нашей жизни похищается истина. А отнимается что? Постоянно, безсознательно, без всякого отчета отнимается в нас кротость. И превращается наша цветоносная душа в противное ей. Вот теперь вопрос, чем? Кто помнит?
Итак, похищается истина чем? Безсознательно, безотчетно, но постоянно? Ложью. Похищается ложью истина. Даже мало мальской, даже чуть-чуть, истина похищается, вкус к истине похищается, жизнь истинная похищается. Ну, начало просто элементарную правду, вместо лжи скажи правду. Боязно, страшно, не охота, удобнее солгать, нежели сказать правду. А о том, что похищается истина, ты как-то особенно и не болезнуешь об этом. Ну и ладно, ну и что, зато удобнее жить. Ну тогда это же и есть жизнь падшего естества. Падшее естество устраивается удобно в земной жизни. И оно устраивает всю свою земную жизнь удобным, комфортным образом. Но тогда приходится для этого что делать? Заниматься всякими уловками, лукавством, а значит грехом.
Отнимается кротость чем? Гневливостью. А кто из нас, если внешне может быть и не брызгает слюной, то внутри-то все время вспрыгивает какой-нибудь акт гневливости. Отнимается. А что отнимается при этом? Кротость отнимается. И превращается наша светоносная душа во что? Преподобный такое слово нашел. Прямо, не в бровь, а в глаз. В смрад. Превращается наша светоносная душа в смрад.
При этом все эти скрытые от нас действия падшего естества для нас, увы, дороже. Мы, это собственно и есть они. В них наша жизнь. Жизненность нашей самости. Вот такой второй вывод. Более, чем печальный.
Я, правда, рискую, что если мы так будем дальше двигаться и делать такие выводы, то наша аудиотрия быстро начнет сейчас редеть. Кому охота так всерьез встречаться с реальностью самих себя. Я надеюсь, что уж вы то не будете редеть. Беседа сегодня пятая, планируется порядка десяти. Дойдете до десятой? Хватит пороху?
Третий вывод.
И вдруг мы при все при этом узнаем: приблизилось к нам Царствие Небесное. Слышите, какое чудное известие? Но кто ему обрадовался? И вообще, кто понял, о чем известие? Ведь вот беда какая? Точно так де, ка во времена, когда это было сказано, это кто первый об этом сказал? Иоанн Предтеча же сказал. Вышел к народу и сказал: «Приблизилось Царство Небесное». Много обрадовалось? Да никто не понял. «Вот стоит среди вас Тот, которому я даже шнурки не могу развязать», Царь Царства Небесного. А кто начал Его искать? Да никто, все искали Иоанна Предтечу. Потому что он явно показывал реальные чудеса, удобства земной жизни обещал.
И, те мне менее, нам сейчас возвещается: «Приблизилось Царство Небесное». На землю пришло в Лице Самого Его Царя.
…Ну, я правда, рискую, что если мы так будем дальше двигаться и делать такие выводы, то наша аудитория быстро начнет сейчас редеть. Кому охота так всерьез встречаться с реальностью самих себя? Но я надеюсь, что уж вы-то не будете редеть. Беседа сегодня пятая, планируется порядка десяти – дойдете до десятой? Хватит пороху?
Третий вывод. И вдруг мы при всем при этом узнаем – приблизилось к нам Царствие Небесное. Слышите, какая чудная, чудное известие. Но кто ему обрадовался? Вообще, кто понял, о чем известие-то? Ведь вот ведь беда какая. Точно так же, как во времена, когда это было сказано, да, это кто первый об этом сказал? Иоанн Предтеча же сказал, вышел к народу и сказал: приблизилось Царство Небесное. Много обрадовалось? Да никто не понял. Вот стоит среди вас Тот, Которому я даже шнурки не могу развязать, Царь Царства Небесного. А кто начал Его искать? Да никто, все искали Иоанна Предтечу, потому что он явно показывал реальные чудеса, удобства земной жизни обещал. И тем не менее, мы, нам сейчас возвещается: приблизилось Царство Небесное, на землю пришло в лице Самого его Царя. Христос пришел, Сам Царь, и позвал, и показал жизнь Своего Царства, и темницу земную, тление и оковы, лежащие на нас, проклятие и пять оброков греха сокрушил искуплением Своим, страданием пред крестом и смертью на кресте. А воскресением Своим ввел нас в жизнь Своего Царства, искуплением вывел из темницы, и воскресением ввел в Царство Свое Небесное.
В прошлой беседе мы узнали нечто важное, важнейшее для нас, узнали, что все Евангелие о Царстве Небесном, о его Царе и о том, как нам привиться к Небесному Царству, Царству Божию, и как привить к нему нашу земную жизнь – об этом все Евангелие. Мы узнали из беседы прошлой, что все три рода действий, которыми мы наращиваем в себе падшее естество, нужно заменить двумя действиями: привиться и привить, привиться к Царству Небесному и к нему привить свою земную жизнь. Мы узнали, что Евангелие только об этих трех и повествует: о Царствии Небесном, о Царе и о том, как привиться и привить, собственно больше в Евангелии ничего другого нету. О Царствии Небесном Господь много сказал и показал, о царских Его действиях, которыми нас Он освобождает из темницы земной, Евангелие говорит ясно и подробно. Действий этих важнейших три: крещение Христа, крест Христа, воскресение Христа. Ну, для того, чтобы правда, все это было, еще и воплощение, да, Бога в человека. Но собственно, важнейшие действия, которые совершает дальше Христос ради нашего с вами введения в Царство Свое – это три: Его крещение, Его крест и Его воскресение. И еще два добавил к ним – какие? Он освятил брак, и дальше ученикам Своим дал власть освящать и разрешать, прощать и разрешать. Из них и вышли затем семь таинств Церкви. Дал власть – это хиротония. Освящать, дал власть освящать – это какие таинства? Первое из них сразу за крещением – миропомазание, елеосвящение или елеопомазание и еще какое? Освящающее действие? Венчание, три освящения – миропомазание, соборование или елеосвящение и венчание. Дал власть разрешать – какое таинство в итоге родилось? Исповедь, покаяние, да, таинство покаяния или исповеди. И наконец, важнейшее – дал крещение и причастие тела и крови, т. е. крест и воскресение. Он и пришел на землю – Царь и первосвященник, чтобы совершить эти действия. Все остальное Евангелие о том, дальше уже важнейшее со стороны нашей о том, как нам привиться к нему, Его Царству, и как к нему, Его Царству привить нашу земную жизнь. Как нам привиться к Нему, затем к Его Царству, и как к Нему и Его Царству привить нашу земную жизнь? привиться и привить – это есть то, что нам надо делать вместо действий утверждения падшего естества. Вот, о чем идет речь, вот для чего мы так тщательно остановились на примерах преподобного Ефрема Сирина.
Пойдемте дальше. Четвертый вывод, который выходит из прошлой беседы. Привиться и привить мы не можем сами от себя. Если Царь и первосвященник Царства Небесного Сам не обнаружит нас, если не приготовит к гражданству в Своем Царстве, если не призовет, затем не научит и не введет в Царство, то мы, сидящие во тьме или в земной тюрьме и заключенные в оковы проклятия и смерти, т. е. в своем падшем естестве, ничего сделать не можем, потому что все, о чем говорится привиться и привить – оно относится к Божеству, к Богу, к Божественному. Человек, как творение, не может этого знать в своем падшем естестве. После совершившегося проклятия закрылось небо для нас, и мы от себя совершить это не можем, потому что мы даже знать об этом не можем. Конкретным примером для этого – 7 миллиардов народа на земле, которые там что-то слышали о православии, что-то знают о Христе, но никаких подвижек в эту сторону вообще никто из них не имеет, кроме как чисто туристических – съездить да посмотреть, да понарассказать, какие они там удивительные – вот и все. Еще более конкретным этим примером невозможности от себя двинуться в сторону Царства Небесного и тем более к Царю – это наши совсем близкие, родные, знакомые, сотрудники по работе, которым мы не только говорим уже много раз, но прямо перед ними все время ходим, раздражаем даже их своими церковными делами и действиями, но вообще никаких подвижек с их стороны в сторону нашу узнать, чем это мы так живы, что это с нами такое случилось – даже этого нет. Прекратите так жить, и вообще ослабьте такую жизнь, и вообще что вы так живете, когда можно жить вперемежку на светский манер, – это мы слышим от них. А внимание к тому, чем это мы так зажили, что это нас так позвало и что нас так движет – к этому внимания много ли от тех, кто рядом с нами? И мы убеждаемся, что, да, как бы мы с вами ни призывали, ни пытались научить, – вот ничего невозможно сделать. И теперь мы точно знаем, что пока Бог Сам не вмешается, и ничего сделать нельзя. В этом своем падшем естестве, которое проклятое и заключено внутрь себя и в земную жизнь, мы даже не подозреваем о существовании Царства Небесного. Если всерьез, то мы вроде бы об этом много знающие и читавшие, и более того, может быть, сами рассказывающие – на деле, если внимательно посмотреть – мы ничего не подозреваем даже о Царстве Небесном, как той реальности, о которой возвещает нам Евангелие, возвещает нам Церковь. И о нем сами по себе ничего не знаем, кроме как некоторых религиозных опытов, которые каждый пережил. Почему я могу так говорить? Да потому что, если бы мы знали, то религиозный опыт имел бы силу двигать нас в сторону Царства Небесного. И тогда сами слова – Царство Небесное – были бы для нас ключевыми словами нашей жизни. Мы бы о нем все время бы собирали новые и новые сведения, мы бы в него все время вникали, худо-бедно, но хотя бы раз в неделю, но вникали, у нас было бы целеустремленное движение души к нему, к Царству Небесному. Но я, видя вас и зная самого себя, могу точно сказать, что ничего подобного у нас с вами нет. А это означает, что Царство Небесное нами жизненно не узнано, оно позвало нас, оно ввело нас в свое гражданство, но нами не воспринято, как наша необходимость, как наша жизнь. И поэтому мы можем вполне очевидно говорить, что мы о его существовании практически целыми днями не подозреваем даже, мы так можем прожить день, что вообще не вспомнить о нем. Ладно день – год можно прожить. А может быть, сейчас кто-то здесь и тему о Царстве Небесном вообще слышит в первый раз, а сам уже 15 лет в Церкви, ну так всерьез первый раз слышит. И о нем сами по себе ничего не знают. Сидя в тюрьме и оковах, и иной жизни не зная, мы жизнь во тьме, т. е. жизнь тюрьмы и жизнь в оковах принимаем собственно за саму жизнь, да еще и радуемся ей, и к ней приспосабливаем все наши дарования естества, чтобы жить – так уж жить, жить деятельно, мало того, еще и успешно, жить самореализуясь – это в тюрьме-то? – Да, ну а коль другой жизни нету – так давайте здесь хотя бы поживем, но все-таки живем один раз, так уж тогда уж всласть и на всю катушку, жить самореализуясь, жить, устраиваясь в этой жизни и устраивая ее, эту жизнь. Когда открылась нам церковная жизнь, мы и ее всю теперь поворачиваем и повернули на обслуживание своей жизни в тюрьме, чтобы ею теперь освятить и уютной сделать свою тюремную камеру, содержанием православия насытить и разнообразить жизнь тюрьмы, и себе и соседям по камере тоже дать некое разнообразие, благодаря содержаниям православных книг, житий, еще чего-либо. И все это мы делаем для того, чтобы обустроиться в жизни в тюрьме, забыв вообще о каком-то порыве выйти из нее, мы же совсем не собираемся из нее выходить, более того, когда вдруг осознаем, что скоро смерть или же смерть неминуема, то мы полагаем, что да, эта жизнь в тюрьме закончится, надо же, а мы ее не хотим заканчивать, мы боимся теперь, что жизнь тюрьмы наша закончится, а она вроде бы так обустроилась, так уже хорошо, успешно происходит.
Когда же кто из нас наконец, уразумел, что церковная жизнь и Евангелие происходит не только в камере тюремной, но больше и реально совершатся как раз за окошком, там, на свободе, тогда, кто так уразумел – тогда мы вдруг ринулись делать подкоп, другие побежали пилить решетки на окнах, третьи – давай изучать обстановку, чтобы устроить себе побег. Но не поняли, что это высвобождение из этой тюрьмы по-другому делается. Как это по-другому? Ангел Господень пришел к Петру в темницу, и упали оковы с его рук, и двери темницы раскрылись, и стража заснула, и взял ангел Петра за руку, и вывел его. Из прошлой беседы мы узнали, что Сам Царь, священник и пророк, каким является Иисус Христос, вместе с Ним Матерь Его и все слуги Его, и все люди, граждане Царства Его – они сделают и делают, и уже сделали все то, что ангел сделал с Петром. А что же тогда нам делать? Сидеть в тюрьме и ждать? Нет. Нам нужно делать три дела. Первое, важнейшее – чаять свободы и жизни в Царстве Небесном и уповать на Христа, развивать в себе это чаяние и им отсекать действия падшего естества. При этом поразительно – мы ведь каждое утро, когда мы читаем Символ веры, мы прямо заканчиваем его, да: Чаю жизни будущего века, т. е. мы вроде бы это слово постоянно применяем. Но оно у нас проскальзывает, как дождь за окном, как тень прошедшего человека. Оно не становится нашим движением, оно не становится тем более, нашей жизнью. Тогда понятно, почему и откуда все действия по наращиванию падшего естества свободно могут в нас существовать, и без всякого отчета утверждаться в нас, как будто бы мы есть сами эти действия, все три рода, все три вида. И только чаяние вот свободы и жизни в Царствии Небесном, упование на Христа, что Он все для этого делает и сделал, и развитие этого чаяния в себе, не просто прочитывание его как часть Символа веры – оно порождает в нас силы действовать против действий наращивания падшего естества. Вот, что нам надо делать, сидя в тюрьме.
Второе – верить, что Он, Христос, сделает, делает и уже сделал. Но верить не просто вот тою праздною верою, которою мы говорим, что верим, но да, верим в содержание Символа веры, верим в учение Церкви, верим вообще в мировоззрение церковное, верим, имеем сами такое мировоззрение. Ну и что из этого? Задача стоит – верить действенно, до явственности, до яви в наших поступках, в наших словах, реальных словах, за которые мы отвечаем, до нашей жизни, т. е. образа жизни, т. е. до церковного уклада – верить, вот второе действие.
И наконец, третье действие, которое нам надо делать, хотя и сидим в тюрьме – это свою жизни прививать к Царству Небесному всем тем, что сказано Господом в Евангелии, прививать к Царству Небесному свою жизнь. Но для этого Господь много сказал в Евангелии, что и как делать. Еще нужно себя привить к Нему, так как это делали все подвижники Церкви – вот тогда нам нужны жития подвижников. Тогда нам нужны труды подвижников, их советы, их наставления. И как учит нас делать то и другое сама Церковь, всем своим церковным укладом – богослужениями годового круга, постами, молитвами, светлыми или же чистыми седмицами, сама Церковь проповедями своими, вообще строем самой церковной жизни, где есть общественные молитвы и молитвы личные, домашние, где есть посты, поддерживающие молитвенность и молитвы, укрепляющие потребность поста – это все надо пережить, это все в Церкви есть, это все она дает, другое дело, чтобы ты это все не просто уразумел, а ты это имел бы в опыте, а в опыте, который становится жизненным твоим опытом, ты жаждешь этого опыта, повторения этого опыта, ты жизнью своею хочешь так жить. Т. е. значит, это и есть все вместе, свою жизнь прививать к Царству Небесному, и всем тем, что сказано Христом в Евангелии, это делать. Вот четвертый вывод.
Теперь вывод пятый. Если жизнь мирян заключается в том, чтобы земную жизнь прививать к Царству Небесному, то монашеская жизнь – это себя прививать ко Христу. Конечно, и мирянская жизнь несет в себе это же, но монашество или же иночество – это и есть особая стезя, в которой человек собственно Самому Христу прививать себя взялся. Если этот труд подвижнический не улавливают иночествующие или монашествующие, тогда монашеская жизнь, продолжая быть земной, ничем иным не будет, как тем же, что делают миряне, т. е. прививанием земной жизни к Царству Небесному, а привитие себя Христу станет на второе место, как это и у мирян происходит. Только внешний образ этой жизни монастырской в монастыре будет отличаться от образа жизни в миру, но делание будет то же самое – прививать эту жизнь к Царству Небесному. Об этом и говорится, когда говорят, что мир войдет в монастырь. Если же дело инока или монаха дальше следующее – себя прививать ко Христу, тогда этим деланием является что? Келья, этим важнейшим деланием для иноков является келья, в условиях монастыря, но келья, в ней суть монашеского, иноческого делания, не монастырь есть иноческое делание. В монастыре все то же, что и за его воротами, разве что одеты в другие одежды, да семьи нет, да богослужения составляют основу жизни, но собственно иноческое делание и жизнь есть все-таки келья. Отсюда кому трудно себя прививать ко Христу, те преимущественно в монастыре живут вне кельи. В келью только отдохнуть. Для кого прививать себя ко Христу есть ведущее делание, тот будет искать келью, но и келья невозможна без выхода из нее, что-то все равно выносит монаха из кельи, со временем он начинает это слышать в себе – выносит наше естество. Разные потребности естества – их в основном немного. Их три: потребность деятельности, потребность участия в ближних и прикладные потребности, к которым относятся такие, как рукоделие, кулинария, ремесла, пение, иконописание, интеллектуальные потребности там разные, писать, говорить, размышлять, рассуждать на церковные темы. А собственно, ведущих потребности всего три: деятельной потребности, участие в ближних и прикладные. Эти потребности входят в устав монастыря, не только по причине необходимости себя обслужить, а еще по причине одного из периодов жизни инока, в котором есть непреодолимость стремлений падшего естества. Потому что по нынешним временам вообще почти нету тех, которые способны закрыть себя в келье, потому что слишком еще живы и слишком еще активны либо все три эти потребности, либо какие-то из них. Но зато поэтому и монастырь, монастырь в общем-то по всем внешним параметрам есть те же самые потребности, что и в миру, эти все три потребности – они же и есть потребности мира, они же и есть в монастыре, только осуществляются они в подрясниках, внешний вид другой, без жен и мужей, т. е. нету семьи, да плюс еще и вперемежку с большим участием в богослужениях, и то, в некоторых монастырях умудряются эти богослужения тоже резко сократить, и присутствовать больше в потребностях, нежели в богослужениях, потому что богослужений у некоторых из монашествующих столько же, сколько у мирян – раз в неделю. Но зато здесь, вне кельи, в жизни естества монах вдруг натыкается, или для него обнаруживаются его страсти и греховные черты, наклонности характера. Это встреча в себе с тем, что оскорбляет Христа, лишает его Святого Духа, в этом случае для ищущего быть в духе со Христом, это страдание, причиняет страдание. Оно возвращает его в келью. Не привитый ко Христу не может прививать себя вне кельи к Его Царству, к царству Святого Духа, где Дух свидетельствует о Царе Царства, о Христе. Без кельи привитие себя в монастыре к Царству Небесному, которое есть суть монастырских послушаний – такое привитие будет несовершенным или совсем даже и худым. Итак, если из кельи монаха выводят монастырские служения, три потребности естества: деятельное общение с собратьями или с людьми и прикладные призвания, и если монах хочет расстаться со своим естеством по Евангельскому слову: раздай все имение и следуй за Мною, – тогда он оставляет келью и уходит куда? В пустыню уходит, делаясь уже тогда отшельником, оставив потребности естества и вступив в открытую брань и преодоление греха, тления и проклятия в естестве своем, т. е. его падшей части. Если монах оставляет келью, чтобы жить в укладе монастырских служений, послушаний, то он живет, как мирянин, только в условиях монастыря, а по нынешним временам в восстановленных монастырях имея еще и льготу – ему не нужно, как у мирян, зарабатывать деньги на свою жизнь, потому что он на полном довольстве монастырском, не нужно даже обустраивать свое жилье, и житейские свои нужды, потому что все обустроено. А если где какой ремонт требуется, то вызовут фирму какую-нибудь из города, она приедет и все устроит, отремонтирует. Выходы из монастыря, или даже оставление монастыря могут быть, если три потребности естества становятся самодовлеющими. Ну например, какой может быть выход? Монахи вышли на приход и живут теперь на приходе, в миру. Или к трем потребностям добавляется еще и желание женитьбы, замужества или досматривание детей, родителей. Хуже, если выносит из монастыря четвертая потребность – потребность развлечений, развращающая потребность, потребность развлечений – это развращающая потребность. Т. е. естество выводит человека из монастыря. Так обстоит дело с монахами, с иноками, потому что все-таки основа монашества – это иночество, не освоив иночество, вот всего этого, оставления своего естества, не получив этот опыт, как это делается и что и по отношению к чему трудится человек – он не становится иноком. Не став иноком, сразу став монахом, он тогда и не подозревает вообще, что делать со своим падшим естеством. А то, что делается, к сожалению, там вычитанное из книжек, некоторое такое борение, оставление падшего естества – оно на самом деле не есть брань с ним.
Что же у мирян? Напротив, у мирян эти же потребности естества не пускают их в монастырь, удерживают от монашеской жизни. Даже пребывая в этих трех потребностях, страшно думать пойти туда, и в такой образ жизни, где трем потребностям, да плюс еще семейной жизни либо мало места, или для последней и совсем места нет. Для мирян три потребности естества и семья есть норма, потому что их таково призвание, и они естественно, что по своему призванию живут не в монастыре, а в этих потребностях. Место монастырской кельи у них зато в этом случае занимает какое явление Церкви? Если у монахов и иноков келья – она является в итоге критерием и лакмусовой бумажкой вообще на то, соответствует он своему призванию монашескому, иноческому, то у мирян такой проверкой или же таким критерием что ли вот да, является какое явление? Является пост. У иноков келья, а у мирян это пост, который делает то же самое, что делает келья. Что делает келья по отношению к естеству, к трем его потребностям? Их уменьшает, отсекает даже, да, ну совсем отсекает – это уже пустыня, а келья их значительно сокращает, потому что все равно келья в монастыре он выходит для этих потребностей в монастырские послушания, там живет в монастыре, отчасти из них приносит в свою келью. Келья не совсем отсекает, а отсекает совсем пустыня. А пост что делает для мирянина? То же самое – сокращает все три потребности, все три сокращает. Запомнили их все три – какие? Деятельная, общение с ближними и третья – прикладные разные способности, прикладные разные призвания. Это работа, служение, это всякие разные реализации себя в обществе, общественные реализации. Пост все это на время поста сокращает, поэтому у мирянина место кельи занимает пост.
Помимо монахов и мирян в человеческой жизни есть еще мир сей. Если мирян в монастырь в монашество не пускают три потребности естества и семья, то в мир сей их уводит из состава мирян четвертая потребность какая? Развлечение. Если у мирянина, а мы этим словом называем именно церковного человека, появляется четвертая потребность, то он, осуществляя ее, точно убежал из мира, как монах убежал в мир, так мирянин убегает в мир сей. Что это такое – развлечение? Ну, просто некоторые примеры их приведу, так-то их много сейчас, разнообразие развлечений для современных церковных людей, которые их выводят в мир сей, очень много. Среди них: церковные концерты, пасхальные, рождественские, вообще концерты в течение целого года, православные театры, рестораны, бани, сауны, кино, телевизор, интернет, сотовые телефоны новейших марок, суперуровень домашней обстановки, личного транспорта, и так далее и так далее. Это все развлечения, т. е. то, без чего можно было бы обойтись. Скромное простое жительство, которое было свойственно на Руси даже князьям, искренне верным Церкви, – оно есть образец и пример. Но когда мы начинаем вглядываться в эту скромную обстановку, в скромный порядок и одевание, и еду даже, которую имели христиане вот в этих благочестивых семьях, в том числе даже и княжеских, то мы, конечно, сегодня очень стыдимся порою своим квартирам, своим транспортом, своим вообще, своему антуражу своей жизни. Через развлечения укореняются в людях мира сего две похоти и гордость житейская. А две похоти какие? Похоть очей, похоть плоти и гордость житейская. Развлечения же есть начало и следствие всех страстей, в том числе, развлечения есть как раз начало и следствие всех страстей. С одной стороны, они есть начало, а с другой стороны, закрепление этих развлечений в нашей жизни как нормы, есть следствие страстей. Так через эту четвертую потребность люди, считающие себя мирянами, на деле давно живут в разряде людей мира сего. Вернуть их обратно в разряд мирян может какое явление? Пост. Иноков возвращает в разряд иноков келья, а мирян в разряд мирян возвращает пост, посты же и хранят мирян мирянами. Ну вот, это пятый вывод. Это вывод из темы о кресте Господнем, да, о крестных Его страданиях и о том, что крестом Господь нас выводит из власти падшего естества.
Шестой вывод. На земле Царство Бога – это Царство, где живет Святой Дух, где Святой Дух ведет нас ко Христу и открывает нам Христа. Он открывает нам Его каким? Он Его открывает нам распятым. Вот, беда сегодняшней Церкви в том, что практически вся Церковь обращена ко Христу до Его распятия, Евангельский Христос до Его распятия – вот к Нему обращены все. А до Его распятия какой Христос? Это Христос, Который что делает? Исцеляет, совершает чудеса, наставляет, научает, собирает учеников. Мы к этому Христу обращены. Но ведь потом-то реально произошли же события крестные. И сейчас-то мы с вами обращаемся уже ко Христу, Который прошел через эти крестные страдания, Который уже осуществил, мало того, Он еще и сказал последнее Свое завершающее слово – какое? Совершилось, т. е. важнейшее, главное совершилось, не до креста, а на кресте – вот ведь что. Кто имеет отношения с этим Христом, с Христом распятым? Дух Божий в земной жизни ведет нас именно ко кресту. Надо это помнить, почему собственно говоря, падшее естество в итоге в истории, потом мы подробно об этом будем говорить в теме «вера». В конечном итоге падшее естество вывело из отношений со Святым Духом тех, в которых Дух Святой ведет ко кресту. Падшее естество не собирается жить никаким крестом. Падшему естеству крест не нужен. Поэтому падшее естество в своей религиозной обращенности ко Святому Духу будет искать того Святого Духа, который ко кресту не выводит. И в результате образовалось целое сословие, огромное сословие таких вот, мимо креста живущих людей, это сначала образовались католики, а потом вообще все эти вот торжествующие в падшем естестве, очень оспособленные, очень уверенные и талантливейшим образом, гениальнейшим образом устраивающие свою земную жизнь – это кто? – Протестанты. Но самое поразительное – что сейчас к их числу, ладно бы к католикам, а то прямо к протестантам прибавляется изо дня в день все больше и больше число каких людей? В нашей стране? – Православных, которые не хотят никакого креста, и Христа на кресте обходят мимо. Хотя при этом вроде бы на Страстной Седмице вот в день святой пятницы в общем-то все, большая часть мирян приходят к плащанице, всегда приходят. Но придя, как бы некий долг отдав что ли своему какому-то внутреннему глубокому чувству правды этого прихода, этому долг отдав, дальше все – сразу Пасха, сразу радость, не имеющая никакого отношения к самому кресту, радость-то она другая, не та, которая во кресте началась. Радость Пасхи ведь и Пасха вообще начинается с креста Господня, а вовсе не как некое самостоятельное празднование Воскресения Христова. И тогда, если мы с вами к кресту пришли по долгу, перед каким-то внутренним правдивым чувством, а потом сразу вошли в пасхальную радость, которая не имеет никакого реального отношения к кресту, то тогда естественно, что крест, как явление нашей жизни христианской, исчезает из нашей жизни, из жизни. Из жизни, из наших традиционных действий, обрядов, есть, мы обязательно придем на Страстной Седмице к кресту Господню. Из нашего сознания о том, что есть крест Господень, крест свой, что надо нести крест, что болезни – это крест, что обстоятельства плохие – это крест, – это все в нашем сознании есть. Но в какую меру это есть наше крестоношение? Более того – что христианская жизнь земная – это есть собственно говоря, отношения с Христом на кресте. И тогда отношение к кресту Господнему, в котором начинается и есть заложено начало Пасхи. И тогда, чтобы быть воскресшим, надо начинать с креста, и тогда всю свою жизнь как раз обращать в сторону креста своего. И не пытаться сразу скинуть этот крест с себя, потому что мы этим к сожалению, постоянно занимаемся, а как-то осваиваться хотя бы чуть-чуть, прежде чем скинуть, хотя бы немножко освоиться с этим крестом, хотя бы немножко его поносить, а уж потом ладно – там скинуть. Святитель Николай, скинь с меня крест – он скинул. Но ты даже еще и не успел и освоиться-то с этим крестом, ты уже сразу возопил. А ты попробуй не возопить. Как говорит преподобный Порфирий удивительно в этих своих беседах, его спрашивают: Геронда, что у тебя болит? А он говорит: Все болит, дитя мое. Геронда, но ты же всех исцеляешь, смотри, какие чудеса ты совершаешь, почему ты не попросишь Господа, чтобы Он тебя исцелил? Как же я могу Его попросить, дитя мое, когда это моя жизнь, моя любовь к Нему, эти мои «все болит». Как же я могу Его попросить об этом? Чтобы я Его оставил. Не могу, – говорит. Вот ведь как. Но ведь наше сегодняшнее-то сознание, которое идет мимо креста и ищет Духа Святаго, совсем не ведущего ко кресту – это ведь сознание-то когда каких людей? Это протестантское сознание. Слышим мы призыв Христа, ищем общения со Христом, беды свои изливаем Христу, но Христу-то претерпевшему уже крест. Вся жизнь мирян, о которой говорит нам Евангелие – это привитие себя к Царству Небесному, но через Христа распятого. Поразительно, а вот иудеи это очень четко знают, они когда говорят о нашем Христе, то они не называют имени Христа, они говорят: это их кто? – Распятый, вот кто точно это знает – это иудеи. А мы с вами – нет. Через Христа распятого мы просим то или иное, тем более, наше привитие к Его Царству Небесному и отношения с Евангелием. Через крест, через страдания и смерть Христа, через Христа, претерпевшего за нас и вместо нас страдания и смерть. В кресте и во Христе претерпевшем крест, в этом сила, та самая сила, которой и возможно преодолеть и преодоление в своем естестве падшей его части: греха, тлена, проклятия и в конечном итоге смерти. Другое дело, что мирянин не может для обретения этой силы, для сокрушительной борьбы с падшим естеством заключить себя в келью, это дело иноков, хотя к сожалению, сегодня мало кто в монастырях этим тоже занят. Это может сделать только инок, а в итоге инок – тот, который мужает в совершенство, т. е. монах. Поэтому для мирянина келья – это пост, пост в условиях его мирских, семейных и общественных забот. Постом он обретает свою для него возможную меру отношений со Христом на кресте. Постом он прививается ко Христу распятому, к Его претерпевшему страдания телу и к Его пролитой на кресте крови. Помните возглас из алтаря: Приидите, ядите, сие есть тело Мое. Какое тело? На кресте страдавшее. Примите, сия есть кровь Моя. Какая кровь? На кресте пролитая. Это мы слышим? Мы же этого тела и этой крови причащаемся, именно этого, не Христа воскресшего, а Христа распятого, потому что здесь. в этом теле и в этой крови сила, которой преодолевается падшее естество. И из этой меры привития себя ко Христу идет в свою мирскую жизнь мирянин, чтобы прививаться уже к Царству Небесному, потому что только для этого Господь взошел на крест, только для этого пролил кровь и дал нам Свое тело и кровь во вкушение, чтобы приявший дальше прививался бы к Царству Небесному, потому что Он ждет нас там, в Царстве Небесном, Он ждет нам, Он готовит нам или приготовил нам и уже дал нам вечную жизнь, не земную. Земная – она уже у нас есть. Что это такое и как это делать, говорит мирянину Евангелие. Что для этого нужно – учит его Церковь, учением, уставом жизни или обязанностями христианина, куда входит богослужение, таинства, молитва, пост, как важнейшие из дел христианина. А вот как это делать, рассказывают ему жития святых, труды Святых Отцов и живое руководство Церкви в лице священников, в их слове, проповеди, в их наставлении, отдельному мирянину личным. Во всем сказанном личный крест мирянина – это прежде всего его пост, в котором кстати, каждый из нас свободен, брать или не брать, нести или не нести. Вместе с силою Христа в его пост входит крест Христов, постом, постясь, мирянин несет крест Христов. Бремя Мое благо, – укрепляет нас в этом Сам Господь. Поэтому неудивительно, что в последние времена, в наши уже времена самое такое непроизвольное что ли борение с церковными обычаями – это борение с обычаями чего? Поста.
До вознесения Христа люди имели чудеса непосредственно от Него, но потом были страдания и крест. И мы теперь после вознесения Христа на небо обращаемся ко Христу, Который для нас уже совершил самое главное – искупление. Обращаться ко Христу, Который был до Его страданий, мы уже не можем, потому что Христос не тот же. Можно это конечно, игнорировать, убрать из своей памяти, из своей чуткости религиозной, что к сожалению, в наше время и происходит. В нашем религиозном сознании события креста лежат как события, связанные со Христом или произошедшие с Ним, но события, лежащие в жизненном ряду Самого Христа Господа. Поэтому обращаемся мы к Нему, молимся Ему, к Тому, Который был на земле, Который собирал учеников, совершал чудеса, говорил, наставлял, т. е. к Тому, о Котором большая часть Евангелия. И не отдаем себе отчета, что крест, страдания и смерть воспринимаем как некие события с Ним, а Его Самого продолжаем удерживать в своем сознании вне этих событий с Ним. Но ведь не так же теперь, реально не так. После этих крестных страданий к нам приходит, откликается на наши просьбы Христос, совершивший искупление нас. Возьмем пример такой: человек, которого посадили в тюрьму на 20 лет, через 3 года неожиданно вышел из нее. Друг за него заплатил огромную сумму и выкупил его из тюрьмы. Выйдя на свободу, как он теперь будет обращаться со своим другом? Как с тем, которого он знал до тюрьмы, или с тем, который его выкупил? Ну вот, и делайте выводы. Если мы этого не помним, то тому причина не что иное, как потребительская религиозность наша, самоугодие, тленность. Что другое в нас может крест относить к событиям со Христом, а не к Нему Самому? Тогда и сам крест ценить как орудие защиты нас от всякой злобы, мы ведь имеем крест как необходимость, да? Но как что? Как средство защиты от всякой злобы, защиты нашей земной жизни, защиты нашего уюта, удобства, безмятежности ее, кресты на дверях на окнах нарисуем, кресты во всем доме развесим, освятим квартиру крестами. И тогда крест для нас опять же защита чего? Все той же удобной жизни в своем каком естестве? Падшем естестве, и только. Почему ты, – услышим мы однажды, – от возлюбившего тебя отвратился? Почему ты не помнишь, что ради тебя Я смирился, обнищал, ради тебя на земле гонения претерпел, злословие принял, поругание, заплевание, насмешки, раны. В этих словах Господь ничего не говорит о событиях перед крестом. Почему ты не помнишь, что теперь Я – Тот, Кто с беззаконными вменился, позорною смертью на кресте умер, погребен был, почему ты не помнишь, что все это со Мною было, что все это Я претерпел. Отец Небесный для всего этого Меня к тебе послал, смиренным и кротким послушанием Я принял это благословение Отца и совершил его на кресте. Почему ты обращаешься ко Мне, как будто ничего этого со Мною не было? Но теперь Я Тот, с Которым все это было, и Который повеление Отца Небесного совершил. Не укоряю тебя, но любовь и сострадание к тебе говорят во Мне с тобою, ты не сможешь иметь части со Мною, если будешь искать Меня мимо того, что любовь Отца совершила во Мне для тебя. Ради тебя Я страдал, умер и погребен был. За тебя и ради тебя, Того, Кто ходил по земле, творил чудеса, собирал и учил учеников – уже нет. Есть Тот, Кто страдал, был на кресте, умер за тебя, – не просто помни, знай это, чтобы днесь как и разбойнику, быть со Мною в раю. Это звучит теперь вот уже почти 2000 лет. И тогда еще и еще раз вопрос: может ли быть для нас Христос вне креста? Только ангелы Его знают вне креста, теперь уже видят Его и пребывают с Ним там, на небе, да святые и это видят только на небе. Это именно и передают нам побывавшие в раю и возвращенные на землю. Для чего их возвращают, если кого-то и возвращают? Для того, чтобы доносили здесь, на земле свои что? Кресты. Чтобы несли свой крест, видя перед собою крест Христов, здесь пока поставим, здесь пока мы поставим многоточие. Мы подошли невольно к тайне и таинству креста. Позже уже, в самой теме в сегодняшней беседе побудем в этом подольше и побольше. Итак, это было четвертый вывод, т. е. шестой наш практический вывод из прошлой четвертой беседы.
Переходим к сегодняшней теме. Сегодня наша тема «таинство креста». Откроем для этого книгу протоиерея Александра Шмемана «Водою и Духом» и ею начнем сегодня тему. Сейчас я буду довольно большие выдержки зачитывать из книги, но для нас очень важные.
Современный человек, даже если он христианин, рассматривает смерть как явление полностью биологическое. Он не слышит христианского благовестия о разрушении и уничтожении смерти, потому что на биологическом уровне после смерти Христа со смертью нашею действительно ничего не произошло. Смерть человеческая наша не была ни разрушена, ни уничтожена, мы продолжаем умирать. Она остается все тем же непреложным естественным законом, при этом поразительно – одинаковым для всех, как для святых, так и для грешников – все всё равно умирают, как для верующих, так и для неверующих. Она остается одним и тем же органическим принципом самого существования мира, т. е. это явление после проклятия в раю. Христианское Евангелие кажется несогласующимся со смертью, как ее понимает современный человек. И поэтому он спокойно отказывается от Евангелия и возвращается к старому и гораздо более приемлемому дуализму: смертности тела и бессмертию души. Это, кстати, одно из таких, очень серьезных следствий, за которые билось падшее естество, и в котором оно победило сейчас современный православный мир. Значительная часть, если не сказать, что почти все православные, живут этим дуализмом. В сознании у нас два аспекта: смертность нашего тела и бессмертие нашей души. И вот, между этими двумя явлениями мы с вами и пытаемся как-то осуществлять свою православную жизнь и встраивать в нее свои православные обычаи. И современный человек получается, что не понимает, что то, к чему он стал слеп и глух, является фундаментальным христианским видением смерти, при котором биологическая или физическая смерть не есть полная смерть, ни даже ее основная сущность. Не в этом христиане или в христианстве называют смерть, не в этом смерть. А если она не в этом, то тогда то, что есть как физическое явление – оно и будет, и есть и собственно говоря, как бы христианин идет мимо этого, он не об этом вообще. Хотя когда мы сейчас перейдем к протоиерею Георгию Флоровскому, то увидим, что и об этом тоже, но совершенно иным особым христианским образом, чего, к сожалению, мы с вами тоже не имеем, что надо возвращать нам сейчас, восстанавливать в себе. Ибо в христианском понимании смерть есть прежде всего духовная реальность, к которой можно быть причастным и будучи живым, и от которой можно быть свободным, даже лежа в могиле, т. е. духовная реальность, которая вот ты живой, а эта духовная реальность смерти – она с тобою. И вот ты уже умер, а твоя духовная реальность, ты свободен от смерти – она как раз с тобою, ты мертвый в могиле, а ты свободен от смерти. Вот об этой реальности духовной идет речь. Смерть – это отделенность человека от жизни, т. е. от кого? От Бога, от Христа, Который есть единственный податель собственно жизни. Та физиологическая, биологическая жизнь не есть жизнь, ей живет сейчас весь падший мир, все семь миллиардов народа сейчас на земле. Но жизнь, собственно жизнь, есть та, которая имеет продолжение свое в вечности, но тогда этой жизнью является для нас Христос, Который Сам есть жизнь. Смерть в этом случае противоположна не бессмертию, т. е. физическая наша, т. е. та реальность смерти, которая не физическая смерть, а смерть, о которой идет речь в православии – она противоположна истинной жизни. Физическая смерть противоположна бессмертию, а собственно смерть духовная противоположна истинной жизни, которая была свет человеков. Вот от этой истинной жизни человек волен отказаться, и таким образом умереть, так что самое его бессмертие земное станет в итоге вечной смертью, чего сейчас ищет наука, медицина, массы народу бегают там, и даже не гнушаются для этого использовать останки абортированных младенцев, чтобы свое бессмертие приблизить. Но жизнь, которую дает Христос, эту жизнь такой человек отверг. Но такое отвержение и есть первородный грех, та самая первоначальная вселенская катастрофа, о которой мы знаем не из истории, не разумом, а посредством того религиозного чувства, той таинственной внутренней веры, которую дает Бог благодатью Своею призывающей, присущей человеку, которую не может разрушить никакой грех, если ее Бог дает, то грех не может ее разрушить, которая всегда и везде вызывает в нас, как в православных истинных христианах, жажду спасения. Таким образом, полная смерть представляет собой не биологический феномен, а духовную реальность, чье жало есть грех, отвержение человеком единственно истинной жизни, данной ему Богом. Вот есть полная смерть. Грех вошел в мир и грехом смерть. Нет другой жизни, кроме жизни в Боге, тот, кто отвергает ее, умирает, потому что жизнь без Бога и есть смерть. Тогда что же есть жизнь? неожиданный ответ на этот вопрос дает нас авва Евагрий, это удивительный подвижник III века, пустынник, который имел удивительный дар как-то вот собрать опыт пустынников, он многих видимо обошел, со многими имел близкие беседы, и этот опыт обобщить, систематизировать и изложить в своих трудах. В итоге эти его труды, как некая аскетическая психология и психотерапия – они составили основу вообще монашеского жительства всех последующих веков. И вот, он говорит: Жизнь есть молитва, которая единственная достигает Бога, общения с Ним лицом к лицу с Богом. А самым мощным противником молитве является – как вы думаете, что? Чревоугодие, – говорит он, даже не гордость. Вот что он по этому поводу пишет. Обратимся к книжке, которую написал схиархимандрит Гавриил, настоятель Крестовоздвиженской пустыни близ швейцарского города Лугана, известный патролог, богослов, автор целого ряда книг, переведенных на многие европейские языки. И одна из этих книжек вот сейчас у нас в России, она называется «Объядение, лакомство и чревоугодие».
Существование, как жизнь даровано человеку свыше, и только в силу этого может продолжаться. Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Поэтому напрасно, – пишет он дальше, – утверждают, что сначала хлеб, а затем слово, как это часто можно слышать сегодня. Но ни роды плодов питают человека, но слово Твое сохраняет верующих в Тебя, – звучит Второзаконие. Человек живет в собственном смысле слова, лишь постольку, поскольку он беседует с Богом, верующим сердцем слышит Его слово и отвечает на него послушанием. По Еваргию естественная, т. е. соответствующая творению жизнь – это прежде всего деятельность ума, т. е. это значит молитва. Молитва есть восхождение ума к Богу, завершающееся в доверительной беседе с Ним, причем без всякого посредника, как с отцом. Это означает для ума двигаться разумно, т. е. в соответствии со своим тварным предназначением, которое заключается именно во взыскании Бога словом. И по страсти неразумной части души, начиная властвовать над умом, не позволяет ему двигаться разумно. Страсти неразумной части души, начиная властвовать над умом, не позволяют ему двигаться разумно. Эти страсти есть: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, памятозлобие, и прочие страсти, и ум, одебелившись ими, не может молиться, как должно. Молитва – это всецелая любящая открытость Слову (с большой буквы), и в то же время готовность к ответу, поэтому только в молитве может полностью раскрыться сущность человека, т. е. жизнь вопреки смерти, его собственная наделенность Логосом, разумом, может раскрыться. Ничто так не противно искусителю, как человек, который молится. И враг будет употреблять все доступные средства, чтобы воспрепятствовать ему, прежде всего возгреванием в нас страстей, греха и тленности, среди которых первейшую называет преподобный Еваргий – это чревоугодие. Достаточно знать, нам достаточно знать, что страсти, которые есть смерть, представляют собой противоестественное одебеление или расслабление человеческого духа, его тленность. И первая из них – это чревоугодие. Страсти приводят к замыканию человека в себе самом, делают его нечувствительным и отчуждают от Бога, т. е. приводят к смерти, смерти духовной. Но тогда молиться – это значит жить, и значит приступать к нематериальному нематериально, т. е. не опосредуя молитву какою-либо тварной сущностью или даже ее мысленным образом. Такая молитва не имеет ничего общего с враждебным отношением к плоти и тварному бытию вообще, она вообще живет мимо тварного, ибо в ней имеется в виду непосредственная встреча с Богом в личном отношении между человеческим «я» и Божественным «Ты». Не имеет ничего общего с враждебным отношением, т. е. к нашему падшему естеству – это речь идет о той молитве, которой деланием человек все-таки достигает молитвы мимо падшего естества, всею своею очнувшейся, пробудившейся личностью, которая знает Христа непосредственно когда ты знала, сейчас вернулась в это знание, и теперь из него непосредственно к нему обращаясь, имеет отношения с Ним. И тогда все делание молящегося человека – оно как раз заключается в том, чтобы не обращать внимание ни на какие движения падшего естества, не замечать, что оно есть. А что при этом тогда в чревоугодии? В нем, как в смерти, лежит кризис человеческой личности, в его изначальной форме. Запомните эту фразу – она чрезвычайно важна для нас в последующем – в ней, в чревоугодии, в этой страсти, как в смерти, лежит кризис человеческой личности, в его изначальной форме, кризис, как падение в смерть, во власть смерти и смертности. Именно он скрывается за многообразными проявлениями чревоугодия в нашей повседневной жизни. И вот, дальше авва Евагрий разворачивает в этой книжке разнообразие вот этих проявлений чревоугодия. Я вам их просто зачитаю, и то не все, потому что все – вы устанете. И вы поразитесь – оказывается, мы даже с вами казалось бы, уже много лет занимаемся с этим самым – борьбою с чревоугодием, вообще не подозревали о таких разных его проявлениях, какие он здесь выделяет, на которые как только мы о них прочтем или услышим, мы сразу их узнаем, мы оказывается, и не отдавали себе отчета в этом. Ну вот, 15 видов он называет, проявлений чревоугодия. Первое проявление – когда чревоугодие обнаруживает однообразие пищи. Это мы можем обнаружить только чревоугодием. Второе проявление – когда оно начинает вдруг проявляться в стремлении к переменам в трапезе. Ну, я вам перечисляю просто главки, а там в самой главке все эти подробности там колоритно описаны. Третье – это воспоминание о том, чего в посте нету, или было, а теперь по деньгам, по средствам или по образу жизни нету – воспоминание. Четвертое – это о том, что очень трудно так жить – по-христиански, имея посты или еще какие-то там обязательства постные. Пятое – это разные помыслы о том, что вообще-то и вредно, и к тому же какие-то постовые действия совсем и бесполезны для нас, и вредны для здоровья, и надо бы наверное, послабить пост. И пора бы вернуться поститься так, как все вокруг постятся – что вы так поститесь? Надо вот как все. Шестое тут как тут: смотри – у тебя уже телесные болезни, похоже, что это они от поста. Поэтому давай-ка ты сокращай пост. А по некоторым телесным болезням вообще тебе поститься не надо, надо и молочное пить и есть, и мясное даже надо обязательно подкрепить, иначе ты из болезни не вылезешь. Ладно бы это, а дальше еще седьмое проявление чревоугодия – это мнимые болезни, когда чревоугодие вдруг для того, чтобы ты оставил пост – оно начинает вдруг тебе нашептывать, что у тебя там болит, тут заболело, в желудке там что-то недомогание началось, там где-то в заднем проходе там что-то не так и неудобно – ничего этого на самом деле, – пишет авва Евагрий, – нету, но чревоугодие это придумывает, и ты это начинаешь явно ощущать, что у тебя вроде бы что-то такое есть, из-за чего тебе надо послабить пост. Потом подкатывается такой помысел: но ведь есть же исключения, и ты как раз и есть то самое исключение, когда можно не поститься, или можно сократить пост, или можно поститься только вот три дня, а дальше не поститься, или только в конце поста попостись, а дальше не надо. Одно из важных проявлений чревоугодия – это беспорядочность питания. Чревоугодие устраивает это. Еще одно проявление против поста – это забота о будущем. Двенадцатое проявление чревоугодия – это скупость. Ты читаешь эти разные жития святых, и видишь, что они один из приемов борьбы с чревоугодием – это все, что у них на столе, они раздают нищим. Денежки, которые ты подсобрал, удерживает, вроде бы можно их использовать для еды, а они берут и раздают нищим. И когда ты это прочитываешь, у тебя возникает некое побуждение делать как они, и вдруг появляется скупость, неохота. Потом еще есть такое хитрое проявление, это как что вообще-то тот пост, которым ты сейчас занимаешься, вообще который сейчас тебя зовут в Церковь – оно вообще-то противоречит Писанию. И вот тебе куча всяких разных фраз из Ветхого Завета, где просто вообще этот пост может быть оставлен. И так постясь, ты просто противоречишь Священному Писанию. А еще есть такие помыслы, которые говорят, что ты постишься что-то сверх меры. И наконец, завершающий, кульминационный помысел, который воюет с постом – это говорит: ты достиг цели, ты такой постник, что теперь Господь тебя ждет в раю, поэтому пора помирать. Это тем, которые уж до конца продолжают держать пост, допостились до полного оскудения, и они действительно уже, ну по причине дистрофии уже не возвращаемы в здоровое состояние, должны умереть, но зато они умирают с великим торжеством: я достиг цели. А по поводу таких там, в другом житии рассказывается такая история: некто вел такую очень подвижническую жизнь, умер, и вдруг его бесы прямо устремляют в ад. Он кричит Богу: Господи, я же тебе такую подвижническую жизнь принес и даже умер от раковой болезни, столько пострадав. А Господь говорит: Я тебе дал врачей, а ты по гордости отказался от них, поэтому ты принадлежишь аду. Вот как, да, вот это тоже помысел чревоугодия. И вот, сказав о том, что чревоугодие есть в действительности кризис человеческой личности, он дальше пишет: однако кризис означает не только разделение, переломный момент, но, обратите внимание, какой дивный авва Евагрий: он пишет, что кризис – это еще и решение. Если человек оказывается в кризисе, то не за тем, чтобы быть приговоренным к чему-либо, а для того, чтобы стать способным к новому, свободному решению, поэтому история человечества не заканчивается грехопадением в раю, а скорее только начинается заново именно с грехопадения, под знаком всегда возможного провала. В качестве кризиса человеческой личности чревоугодие выступает не концом, а своего рода переходной стадией, исход которой всегда остается открытым.
Ну и как некоторый вот вывод, и практический вывод из этой мысли, удивительной, авва Евагрий предлагает различные антипомыслы против помыслов чревоугодия. Некоторые из них я приведу ради иллюстрации. Антипомыслы. Причем эти антипомыслы он извлекает из Священного Писания и побивает ими помыслы чревоугодия. Например, помысел чревоугодия. Против помысла, который жалуется на обыкновенную пищу и на сухой хлеб, говорит: лучше кусок сухого хлеба и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, но с раздором. Это Притчи. Против помысла, который возникает у монаха в душе или у мирянина, когда он отправляется к своим родственникам по плоти, и там чтобы так там получить накрытый блюдами стол. Говорит: Встаньте и уходите, ибо страна сия не есть место покоя. Это из пророка Михея. Против помысла, который напоминает об удовольствиях трапезы, заставленной всякой всячиной, и при этом еще и хвалит ее, говори: Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом, тьму почитают светом, и свет тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое горьким. Ну вот, против помысла, который утверждает: труден путь христианской жизни, весьма тяжел, плоть он губит стеснениями, а душе не приносит пользы, – тогда говори: Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, но печалью, но после наученным через него доставляет мирный плод праведности. Обращаясь к Господу в случае болезни тела, ослабленного частым постом и к собственной душе, исполненной дурными помыслами невоздержания, говори: О Господи, Ты знаешь все, вспомни обо мне и посети меня, и отомсти за меня гонителям моим, не погуби меня по долготерпению Твоему, Ты знаешь, что ради Тебя несу я поругание. Против помысла, рисующего перед нами сильную немощь, которая может возникнуть от поста и связанных с ним болезней и убеждающего нас поесть вареной пищи, говори: Когда я немощен, тогда и силен. Ну и так далее, тут на все. А вот еще, против помысла, который во время праздника зажаждет пресыщения вином, – говори: И не упивайтесь вином, от которого бывает распутство, но исполняйтесь духом, назидая себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу. И наконец, на все разные помыслы чревоугодия говори: Пасха Господня есть исход от порока, а Пятидесятница Его есть воскресение души. Праздник Божий – прощение взаимных обид, злопамятный же обретает скорбь. Пятидесятница Господня есть воскресение любви. Этими словами, – говорит авва Евагрий, – побьешь все свои чревные помыслы.
Возвращаемся снова к протоиерею Александру Шмеману, книжке «Водою и Духом». Только теперь, когда все это сказано, мы можем постигнуть решающее значение добровольной смерти Христа, Его желания умереть. Человек умер, потому что он возжелал жизни для себя, и в себе, потому что другими словами, он возлюбил себя и свою жизнь больше, чем Бога, потому что он предпочел Богу нечто иное, его желание, вот это предпочтение и есть собственно говоря, кризис личности. Его желание есть истинное содержание греха, и поэтому действительный корень его духовной смерти, ее жало – это самое желание. Но жизнь Христа целиком и полностью соткана из Христа желания спасти человека, т. е. из желания падшего естества, а из Христа желания спасти нас от него, освободить от смерти, в которую он сам превратил, т. е. человек сам превратил свою жизнь, вернуть его к той жизни, которую человек утратил в грехе. Христовое желание спасти – это проявление той совершенной любви к Богу и человеку, того полного послушания Божьей воле, отказ от которых привел человека к греху и смерти. И таким образом, вся жизнь Христа истинно бессмертна. Послушание Отцу же Небесному, да? В ней, в этой истинной бессмертности нет смерти, потому что в ней нет желания иметь что-либо, кроме Бога, потому что вся Его жизнь в Боге и в любви к Нему, Его жизнь, т. е. Христа, в Боге и в любви к Нему, к Отцу Своему Небесному. И поскольку Его желание умереть – Христа желание есть не что иное, как конечное выражение и исполнение Христова, Его любви и послушания, а Его Христа смерть, есть не что иное, как любовь и желание разрушить одиночество человека, его отделенность от жизни, разрушить тьму и отчаяние смерти, поскольку она есть любовь к тем, кто смертен, в Его смерти – смерти нет. В Его Христа смерти – смерти нет. Его смерть, будучи высшим проявлением любви как жизни и жизни, как любви, отнимает у смерти ее жало греха, и поистине разрушает смерть, как воплощение власти сатаны и греха над миром. Он не уничтожает и не разрушает физическую смерть, поскольку Он не уничтожает этот мир, частью которого она является, эта самая физическая смерть, и в котором выступает принципом жизни даже роста. Но Христос делает несравненно больше. Отняв жало греха у смерти, уничтожив смерть как духовную реальность, наполнив ее Собою, Своею, Христовою любовью и жизнью, Он превращает ее, бывшую самой реальностью отчуждения и извращения жизни, превращает в сияющий и радостный переход в Пасху, в более насыщенную жизнь, в более крепкое единение, в более сильную любовь. Ибо для Меня жизнь, – говорит апостол Павел, – есть Христос, и смерть есть приобретение. Он говорит здесь не о бессмертии своей души, как противоположность физической смерти, но о совершенно новом значении и силе смерти, смерти как сопребывания со Христом, смерти, ставшей в этом смертном мире знаком и силой победы Христа, но тогда это смерть какая? Крестная. И тогда в жизни человека – это ношение своих крестов, как смерти чего? Падшего естества. И тогда, именно через то и наши события с нами, которые называем мы крестами Господними – они становятся действительно крестами Господними. Если они не просто из претерпения болезней, скорбей, еще чего-то, что знакомо всем семи миллиардам народа на земле, а есть борение против падшего естества и торжество Пасхи. Если твоя болезнь становится отложением падшего естества и торжеством или началом торжества Пасхи, тогда ты несешь крест, тогда твоя болезнь есть крестная болезнь, а без этого она просто болезнь, как у всех остальных людей, и неверующих, и в иных верах пребывающих. Для тех, кто верует во Христа и живет в Нем, смерти больше нет, т. е. падшего естества, тленности, проклятости. Поглощена смерть победою, и в каждом гробе заключена ныне не смерть, а жизнь. Итак, с физической смертью человека ничего не произошло, и праведники, и грешники – все умирают. Но изменился характер смерти у тех, и у других. У грешников смерть остается физическим исходом их бытия на земле, а у праведников смерть становится переходом – разница великая – исход и переход. Ну и когда мы в общем-то встречаемся в житиях, или же может быть, реально с тем, как умирают благочестивые люди, и видим их эту радость, с которой они вдруг идут навстречу своей смерти, этому часу и моменту самой смерти, то мы видим, что это совершенно другая смерть. И эту перемену характера смерти дает нам таинство тела и крови, тела Христа, в котором Он претерпел страдания и смерть. К сожалению, мы настолько уже так как-то привыклись и обвыклись ходить к таинству причащения и причащаться, что мы практически не подозреваем даже уже о том, чего мы причащаемся.
Начен от вечера четвертка, даже до погребения. Самых рече воздыханий сердечных испусти сто девять. Крови капли из тела Моего истече двести двадцать пять тысяч, где-то примерно 2 литра. Воинов вооруженных 118. К ним же прилучились бесчинных людей 230, яко быти всех 348. Три воина ведоша Мя на распятие и пакости различныя деяху Мне. За власы браду терзаша и влачим бех семьдесят семь раз. Поткновен и падах на землю, начен от вертограда до архиерея Анны, седмижды. Дланями по устам, ланитам потерпех ударений сто пять. Пястьми в лицо двадцать. Порыван, удручен от начала страсти до конца 707 раз. Сильных ударений имех 1199. Егда возложиша на Мя тернов венец, удариша Мя тростию и палицею со всей силы 40 крат. От тех ударений пять остий тернового венца пронзоша Ми кость до мозгу. От прободения венца тернового истече крови три тысячи каплей, где-то около 30 миллилитров. А ран бяше в главе терновным венцом прободенных тысяча. Егда от претора веден бых на Голгофу, нося крест и падах на землю пять крат, тогда приях ударений смертных двадцать одно. И подкошен бых от земли за власы и усы 23 раза. На земле лежа донележе прибит ко кресту и поднесен, плевотины в лице приях семьдесят три. Тогда и в выю приях ударений 25, в лицо и в уста удариша Мя пястью пять крат. От сих ударений крови из уст и из ноздрей много истече. Великих ран было 72, ударений великих в перси и главу приях 38, обаче три болезни тогда во страдании Своем имех. Первая болезнь – яко не видех кающихся, и аки бы кровь Моя всуе проливается. Яко не видех кающихся, и как бы кровь Моя всуе проливается. Вторая болезнь, тягчайшая Матери Моей, стоящей у креста и горце плачущей. Третья болезнь, егда унзе нози Мои и руце на кресте, распеншии Мя пригвоздиша Мя, яко сбытися речение пророка: Изочтоша вся кости Моя.
Что же в таком случае для нашего спасения теперь телесная смерть Христа? Если отец Александр Шмеман говорит о смерти человеческой нашей, людей, то обратимся к протоиерею Георгию Флоровскому, где он говорит о телесной смерти Самого Христа. Духом вечным Самого Себя приносит Он Богу, приносит кровь Свою во очищение грехов человеческих и совершается через страдания. Христос совершается через страдания. С кровью Своею, как с кровью Нового Завета проходит Он небеса и входит в самое святилище за завесу. За претерпение смерти увенчивается славой и честью, и садится одесную Бога навсегда. Через смерть Христа открывается жизнь, открываются силы и возможности будущего века. В крови Иисуса открывается путь новый и живой, путь в тот вечный покой, каким почил Бог от дел Своих. Почему и когда задается часто вопрос: зачем Христос избрал дело спасения таким способом – причастием крови и тела? Вот здесь мы видим этот ответ: ибо не было и нету другого способа спасти нас с вами, кроме как сделать причастниками Его крестной крови. Именно это и дано нам теперь в повседневную жизнь в Церкви. Так крестная смерть в итоге становится жертвоприношением, это не только жертва. И вот тут удивительный момент разницы между тем и другим. Приносить жертву – не значит только жертвовать. Даже с моральной точки зрения смысл жертвы не в одном только отречении или отказе, но в жертвенной силе любви. Жертва есть не только пожертвование. Жертва больше посвящение, есть приношение и дар, если это дело любви. А вот совершающая сила жертвы есть именно любовь, но в таком случае жертвоприношение есть нечто больше. Жертва, как совершающая сила, совершаемая от любви, есть благое, доброе дело, но оно свойственно всем людям. Христос же совершает эту жертву не просто как человеческую жертву, Он совершает ее как жертвоприношение. Жертвоприношение есть больше, чем свидетельство любви, потому что оно есть еще и священнодействие. Крестное жертвоприношение есть жертва любви, но чьей? – Божественной любви. Поэтому это именно тем, что это делает не просто человек, а делает Бог, эта жертва становится священной, она является освящающей, она становится священнодействием. На кресте умирает не человек, во Христе нет особого человеческого лица, есть всецелая полнота человеческой природы, но нет человеческой ипостаси. Страдал и подвизался подвигом терпения не человек малозначащий, но воплотившийся Бог, – говорит святой, святитель Кирилл Иерусалимский. Смерть по человечеству, но смерть внутри ипостаси Слова, Слова воплощенного, и потому смерть воскрешающая. Сила крестной смерти не в том, что эта смерть неповинная, но в том, что это смерть Богочеловека. В этом страшное и преславное таинство крестной смерти, на Голгофе не просто жертвует Собою, но священнодействует воплощенное Слово. И приносит в жертву Свое человеческое естество, от зачатия уже воспринятое Им, Богом, в нераздельное единство Его Божественной ипостаси, и в этом восприятии восстановленное во всей первозданной непорочности и чистоте. Любовь Христа не есть только сострадание и милосердие к падающим и обремененным. Христос предает Себя не только за грехи мира, но и ради нашего прославления. Он предает Себя не только за грешное человечество, но за Церковь, которая началась потом с Пятидесятницы, чтобы очистить эту Свою Церковь, освятить ее, чтобы соделать ее святой, славной и непорочной. И тогда сила жертвоприношения, как священнодействия в его очищающем и освящающем действии. И сила крестной жертвы в том, что она есть путь славы, в ней прославляется Сын Человеческий и Бог прославляется в Нем. Первосвященническая молитва Господа была о славе и жизни. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им. В этом исполнение Им жертвы. Так надлежало Христу пострадать и войти в славу Свою.
В крестном таинстве две стороны – это сразу и таинство скорби, и таинство радости, таинство позора и славы. Это таинство скорби и смертной тоски, таинство оставленности, таинство страдальческого уничижения и позора, но днесь Владыка твари и Господь славы на кресте пригвождается, заплевания и раны приемлет, поношения и заушения. В Гефсимании и на Голгофе Богочеловек томится и страждет, пока не исполнится великое таинство смерти. Пред Ним, Христом, открывается вся ненависть и ослепление мира, все противление и тупость злобы, оледенение сердец, вся немощь и малодушие разбегающихся учеников, открывается вся неправда человеческой лжесвободы. И Он все покрывает всепрощением скорбящей и страждущей Своей любви, и молится о распинающих. Сия глаголет Господь иудеом: людие Мои, что сотворих вам или чим вам стужих? В этих страданиях и скорби совершается спасение мира. Язвою Его мы исцелехом. День крестного поругания – это день безумства и позора. Вместе с тем этот же день есть день радости и славы. Резко об этом говорит Златоуст: Днесь, – говорит он, – совершаем мы празднество и торжество, ибо Господь наш на кресте пригвожден гвоздями. Ибо древо крестное есть вечно славимое древо, истинное древо жизни, им же тля разорися, имже смертное потребися сетование. Церковь празднует крестные дни, крестные дни празднует. Празднует их как торжество, и не только торжество необоримого смирения любви, но торжество нетления и жизни. Якоже жизнь твари, Твой крест предлежащий, вселенная целует, Господи, ибо самая смерть Господа на кресте есть разрушение смерти, отмена смертности и тления – умираеши и оживляеши мя. И не только потому что крестная смерть есть победа над смертью, что венчается воскресением. Воскресение уже открывает или проявляет крестную победу. Воскресение совершается уже в самом успении Богочеловека. И сила воскресения есть именно крестная сила, непобедимая и неразрушимая, и Божественная сила честного и животворящего креста, сила вольной страсти и смерти Богочеловека. На кресте Господь возносит нас на первое блаженство. Блаженны нищие духом. На кресте возносит нас Господь на первое блаженство. И крестом приходит радость всему миру. Всякое деяние и чудотворение Христово, – говорит Иоанн Дамаскин, – конечно, весьма велико, Божественно и удивительно. Это все то, что мы читаем в Евангелии до креста. Но всего удивительнее честной крест Его, ибо ничем иным, как только крестом Господа нашего Иисуса Христа упразднена смерть, разрешен прародительский грех, ад лишен своей добычи, даровано воскресение, устроено возвращение к первоначальному блаженству, открыты врата ада, естество наше воссело одесную Бога, и мы соделались чадами Божьими и наследниками. Все это совершено крестом. Смерть Христа или крест облекли нас в ипостасную Божию мудрость и силу. Главное – это смерть во ипостаси Слова. Смерть воипостасного человечества. Смерть вообще есть разлучение, и в смерти Спасителя разлучаются Его пречистая душа и тело, но не разделяется единая ипостась человека, не расторгается и не нарушается ипостасное единство. Иначе сказать: разлучающиеся в смерти душа и тело Его остаются соединенными через Божество Слова, от которого они равно не отчуждаются. Ибо Христос, будучи личностью Божественною, имел, был личностью единою, имел только Божественную личность, и не было в Нем человеческой личности. Но в этой Божественной личности Он имел две природы – человеческую и Божескую. И человеческую природу имел во всей полноте человечества нашего, т. е. в полноте тела, души и духа. А личностью во Христе был не человек, а Бог. И поэтому это не изменяет онтологического характера смерти, но изменяет ее смысл. Это смерть нетленная, и потому в ней побеждается тление и смерть, в ней начинается воскресение. Самая смерть Богочеловека оказывается воскресением естества человеческого. И крест оказывается животворящим, оказывается новым древом жизни, имже сметное потребися сетование. Об этом Церковь с особой силой свидетельствует в богослужении Великой Субботы – этого по преимуществу крестовоскресного дня. И далее Иоанн Дамаскин: хотя Христос и умер, как человек, и святая душа Его разлучилась с пречистым телом, Божество Его осталось не разлученным с обоими: и с душой, и с телом. И таким образом, одна ипостась не разделилась на две ипостаси. Ибо и тело, и душа с самого начала равно имели бытие в одной ипостаси, – ипостаси Слова, хотя во время смерти душа и тело разлучились друг от друга, однако же каждая из них сохранилась, имея единую ипостась Слова. И хотя душа разлучилась с телом по месту, однако пребывала соединена ипостасно через Слово.
Таким образом, таинство креста является основой и силой, и славой четырех таинств Церкви: крещения, покаяния, причастия тела и крови, елеосвящения. Без креста и крестной смерти Господа нет этих таинств. А так как наша жизнь в Церкви – это прежде всего участие в таинствах ее, то через таинства у нас совершается видимым и ощутимым для нас образом прикосновение ко кресту Господню, и ко Христу на кресте, и не только прикосновение. Но и обретение силы креста. Если конечно, мы это сознаем, особенно через сегодняшние, пусть нынешние настоящие беседы, для кого-то из нас эту связь креста с таинствами. Сознательное прикосновение ко кресту в таинствах последующей нашей церковной жизни будет иметь продолжение, если вместе с таинством в нашу жизнь начнет входить крест Христов. Это-то вхождение креста в жизнь христианина, и производит в нем те перемены, которые мы видим в подвижниках и в святых, в преподобных, мучениках, особенно наглядно и видимо в юродивых. Это те перемены, которых так боится падший мир, и от которых непроизвольно, подсознательно, но увы, настойчиво уклоняется тот христианский народ, который преимущественно в себе самих держится своего падшего естества, потому что естество наше подсознательно, т. е. тайно чувствует и даже знает, сколь для него опасно не собственно таинство Церкви, а крест в таинстве. Если избегать креста в таинстве, если силу креста не допускать до себя, если таинство принимать в укрепление земных смыслов жизни, в утверждение земных радостей и удовлетворения внешне религиозных потребностей, тогда ни одно из таинств не страшно для падшего естества. Можно совершенно спокойно любое из них принимать, можно креститься, прослушав две огласительные беседы, а можно и вообще без всяких огласительных бесед креститься. Можно на исповедь пойти, почитав книжки о исповеди и о грехах, и потом где-то сознавая свои грехи рационально, все их исповедать. И ничего, не страшно. Можно причащаться, едва выскочив с трамвая, готовясь к причастию или не готовясь. В обоих случаях все равно одинаково радуюсь факту, что вот же – причастился. Можно пособороваться, т. е. помазаться семь раз маслом и ходить в недоумении: почему это с нами ничего не происходит? Столько вроде бы говорят о соборовании, столько оно само содержанием чина нам обещает, но что-то ничего из этого не видно на опыте, ни нашем, ни других. Можно вообще прожить всю жизнь, исправно при этом выполняя все церковные предписания, а в итоге оказаться в числе юродивых дев, или в последние времена стоять в тех храмах, про которые старцы предупреждают, что ходить в них нельзя, а ты будешь ходить и не будешь понимать, зачем такое предупреждение, тогда как вроде бы все совершается в храме как положено, и даже очень старательно, благочестно, профессионально, строго даже по уставу, – откуда тебе будет знать, что и совершители богослужения, и пользователи его, стоящий народ в храме, не будут иметь отношения с крестом, и не будут искать его, и не ради таинства креста будут жить в христианстве, и поэтому не будут бояться ни одного из таинств, и свободно, и легко их принимая, будут полагать, что все в порядке. При таком равнодушии ко кресту три конфессии христианские будут отличаться между собою видимым образом одно от другого, а невидимо они будут одно и то же. Отсюда и возможность и диалога церквей, и прочие движения на сближение. К счастью нашему, пока еще все у нас не так, и у нас есть возможность не просто идти к Евангелию, а идти к кресту в Евангелии, отсюда к кресту в таинствах Церкви, и от них и через них к кресту в своей собственной жизни.
Итак, таинства. Ну вот, к ним мы подойдем тогда в следующий раз, в следующей беседе. И увидим, как крест присутствует в каждом из этих таинств, собственно говоря, нет таинства, если нет креста. Спаси Господи.
6. Беседа: Христос. Вера. Имя
30.12.2015
Сегодня у нас 30 декабря, 6-я беседа в цикле «Христос, вера, имя». Сегодня тема наша: «Таинство, крест и воскресение». Обратимся к книге протоиерея Александра Шмемана «Водою и Духом». Среди таинств важнейшим является таинство крещения, каковым мы входим с вами собственно в церковную жизнь, которую каким этим таинством посвящаем себя Богу, или в нем, в этом таинстве себя Богу посвящаем, и с этого времени обретясь уже в силе таинства, силе, которая подается в таинстве свыше, причем в силе, которая не просто так разово что ли участвует в нас, а сила, которая открывается теперь всегда присутствием своим с нами. И этим уже расположенные и открытые навстречу Царству Небесному, идем в жизнь, целью которой является привить и свою жизнь Царству Небесному, в этой своей жизни привить себя Царству Небесному, а внутри всего этого привить себя и Самому Царю, т. е. Христу. Вот таких три привития должно совершиться. До крещения это было невозможно, потому что религиозность человеческая ничего не может знать о Боге, потому что после грехопадения закрылась способность человека действием проклятия на живое, прямое общение с Богом, поэтому и неудивительно, что все народы мира, имея в общем-то достаточно живую религиозность, тем не менее не знают Бога, не знают Христа. Дух Святый только знает Христа, Он же и может открыть человеку, но открывает это опять же не от Себя и не Сам, а по предуведению Отца Небесного. И тогда таковые призываются, приуготавливаются, призываются, – приуготавливаются сначала, а потом призываются уже собственно к хождению в вере. Ну вот, и началом этого хождения является таинство крещения. Мы с вами сейчас будем знакомиться с таким таинством, с которым я более, чем уверен, практически все сидящие здесь, не знакомы, ну что-то там слышали, что-то там знают, что-то там читали, но так, каково оно в действительности и каково значение этого таинства, фактически к сожалению, сегодняшний церковный народ ничего не знает, ну, разве что кроме тех, кто заканчивали сугубые духовные школы, особенно семинарии, хотя и там, я думаю, что в той полноте, вернее, в той глубине, какую должно иметь, нести в себе это сознание этого таинства, даже и там в семинариях это вряд ли преподается, ну, я так знаю эту тему, как она дается, ну и а во второй еще и вряд ли кто усваивает ее так. Это не значит, что мы с вами сейчас вот такие хорошие, что мы сейчас и будем знать, и усвоим ее так. С первого захода ничто не усвоится. И опять еще и еще я всякий раз рекомендую к нашим беседам прибегать через какое-то время, второй, а то потом еще и третий раз. Один батюшка, который сейчас через сайт слушает наши беседы в другой епархии, он мне говорит, я его спрашиваю неделю назад: ты слушаешь беседы? Он говорит: Батюшка слушаю, но они настолько серьезные, что мне приходится и по пять раз каждую из них слушать. – по пять раз. Священник, причем уже опытный, протоиерей, плюс благочинный, и поэтому, т. е. отсюда, ну для него понятно, что для пастырского служения знать действия Христа в мире, которые Он нам дал и дает, и дарует, чрезвычайно важно для того, чтобы пасти свое стадо. Но стадо, которое не откликается, потому что оно ничего не подозревает и не ведает обо всем этом – это что же за стадо такое? Поэтому я к такому стаду, как к вам обращаюсь, чтобы вы тоже были не с первого раза как бы уже знающие и ходящие в некотором таком чувстве, что – а я знаю, я слушал, я слышала. Ну, слишком серьезные откровения неба, которые даны нам в церковной нашей жизни, чтобы так легко и так безмятежно говорить о том, что будто бы мы что-то там усвоили. Не только два-три раза слушать, но и размышлять, не только размышлять, но и искать отклик живой и в опыте своей жизни, не только искать, но и становиться в реалии своего жизненного пути, чтобы что-то из услышанного уже применять в своей жизни, и выходить реально и действительно на собственно путь Господень.
Итак, что говорит отец Александр, протоиерей Шмеман о таинстве крещения. Учебники богословия, – пишет он, – определяли таинства, как средства получения благодати, но как-то забывали сообщить, что в конечном счете благодать есть не что иное, как дар Царства, провозглашенного, явленного и данного нам Христом, как возможность познать это царство и возможность жить им. Ну, книжка написана давно, в начале практически прошлого, ну, где-то там, 20-30 годах прошлого двадцатого столетия, но как она актуальна и как она относится прямо вот к нам сегодня и к нашему сегодняшнему времени. Они, – учебники, – забывали сказать, что каждое таинство по своей природе и функции есть действительный переход в это царство, каждое таинство. Что благодать, которую оно сообщает нам, есть реальная сила, преобразующая нашу жизнь, делающая ее одновременно участием в Царстве Божием. И паломничеством к нему, что чудо благодати всегда состоит в том, что оно заставляет наше сердце любить, желать и надеяться воспринять новые сокровища, заключенные в ней. Чудо благодати состоит в этом, и нам надобно уметь переживать это чудо. Мало того, подхватывать, становиться на него и опираясь на это чудо благодати, т. е. значит, на эту силу, совершать свою жизнь навстречу Царству Божию. Таким образом, таинство есть переход, есть путь, начальное славословие раскрывает и объявляет его конечное назначение, этого пути. Конечное назначение – Царство Божие.
Пасхальное крещение и крещальное празднование Пасхи. Ну вот, древняя Церковь, ну, мы знаем, помните, что приготавливала к крещению 2-3 года, и завершающими этапами приготовления был как раз Великий пост, и Страстная Седмица. И в Великую Субботу совершалось само крещение, и из баптистерии, т. е. из крещальни народ крещенный в окружении всей общины, которая участвовала в подготовке самих крещаемых, все эти 2-3 года каждому желающему покреститься приставлялся из общины уже опытный член общины, задача которого была вводить в церковную жизнь свое крещальное чадо – катехумена, и приготовить его к этому таинству. Потом после крещения он же, оставаясь ему крестным родителем, крестным отцом или матерью, продолжает еще в течение двух или трех лет вводить его уже в самую церковную жизнь, уже вглубь таинств, потому что церковная жизнь – это таинства прежде всего, и вот вглубь таинств уже вводить уже после крещения, потому что до крещения вход в таинства еще не открылся для него. И поэтому, ну вот, настолько эти два-три года подготовки к крещению были столь серьезными, что выход, погружение в купель и выход из купели сопровождались реальной, видимой переменой самих крещаемых людей, так, что для всей общины уже из года в год было великою радостью наблюдать воскресение Христа, совершающееся вот в крещенных, потому что входил в купель один человек, а выходил из нее совсем другой, настолько другой, что невольно все восклицали: Христос воскресе, этот возглас – Христос воскресе, – которым начинается крестный ход или начинается богослужение пасхальное, – оно возникло не из-за того, что мы по чину сейчас этот возглас имеем, а оно возникло, как живая реакция на реальность выходящего из купели крещенного человека, потому что по-другому ну невозможно воскликнуть и сказать. Отчасти этот эффект что ли, действие благодати, переживают священники, вот я на своем опыте могу сказать, что люди, которых я крещал, при том, ну как-то подготовить их особой такой возможности не было, кроме тех четверых, которых два года мы готовили в начале, 20 лет назад к крещению – такой опыт был. Ну а так в основном другой народ крещали просто – пришел креститься человек, – ну вот, поговоришь с ним немножко, а потом в ходе самого крещения объясняешь ему каждый этап крещения. И после того, как он уже выходит из воды или же после обливания, у нас в то время еще 15-20 лет назад приходилось обливать, купелей еще не было – после обливания дивишься глазам – сияют глаза. Не просто взгляд радостный, глаза сияют, чистые, ясные и сияют. Ну вот то, что сейчас осталось от того, что переживали люди древней Церкви, когда вот целиком человек преображался, и не просто глазами сиял, а весь, всем обликом своим сиял, так что восклицали: Христос воскресе! А в ответ те, которые не успели так сказать, уже вторично говорили: Воистинну воскресе! Это было подтверждение. И вот это в итоге, так как к крещению подготавливалось сразу какое-то количество людей до 10-30 человек, то вся эта процессия с крещенными, которые в белых одеждах в знак крещения, обновления, выходили из баптистерии и шли в храм. И вот этот переход и есть тот самый крестный ход, который мы сейчас совершаем перед самим богослужением Пасхи, помните, да, мы после полунощницы выходим из храма, храм закрывается, а мы вокруг храма ходим крестным ходом, а потом перед храмом уже начинается первые возгласы: Христос воскресе! Ну они идут больше по чину и по нашей некоторой памяти о том, что мы сейчас в торжестве и радости Пасхи. А тогда это была реальность торжества, связанная именно с вновь крещенными, в которых явление Христа было столь очевидным и воскресение во Христе их в крещальной купели столь явным, что по-другому невозможно было говорить, кроме как – Христос воскресе! А другие – Воистинну воскресе! Так вот, пасхальное крещение и крещальное празднование Пасхи, – слышите? – пасхальное крещение и крещальное празднование Пасхи – было величайшим из торжеств ранней Церкви. И собственно говоря, Пасха была прямо связана с крещением, крещение задавало ту радость Пасхи и ту реальность воскресения Христова, которая сейчас осуществляется на крещаемых, а когда-то теперь осуществится вот в нашем уже воскресении перед входом нас уже, но не в храм, а в Царство Небесное из рая, в раю это будет совершаться во время Страшного Суда, этот же самый переход, но только переход уже в Царство Небесное, уже на вечную жизнь. И при этом в самом крещении это совершается тоже не символически, это совершается реально, так же как и наше воскресение из рая, воскресение, т. е. обретение вновь в теле – воскреснуть, значит восстановиться в теле, снова воссоединиться со своим телом и сделаться снова полным человеком, и во Христе обретясь, в эту радость нового гражданства своего – Небесного Царства, затем войти в само Царство Небесное на жизнь вечную. Вот это тоже реально совершится. Поэтому отсюда такая радость самого пасхального торжества, каждый раз, когда праздник Пасхи празднуется в храме. А храм для нас сейчас, да, в некотором роде он символическое осуществление этого празднования, но по причине того, что благодать присутствует там реально, то она тоже реальна, но по самому окружению оно символично. А вот когда из рая в Царство Небесное – там уже будет полная действительность, и реальность нашего вхождения.
Мы снова обращаем на это внимание, – говорит отец Александр, – потому что хотя и невозможно по-видимому вновь ввести крещение в Пасху, хотя сейчас уже издано крещальное, уже в виде книг, крещальная литургия, т. е. и уже какая-то часть людей, и мы в том числе в нашей общине, совершали крещальную литургию, одну, по-моему, даже в самую Пасху даже. Хмельницкого, да? Ну вот, Андрей Хмельницкий в саму Пасху, крещальная литургия была. Хотя и вновь по-видимому, – говорит отец Александр, – невозможно ввести крещение в Пасху, но на самом деле возможно, и опыт уже этот есть, и не только у нас, тем более, если книга уже издана и я думаю, что немало священников уже и применяют ее. Связь между крещением и Пасхой, пасхальный характер крещения остаются ключом к пониманию не только крещения, но и всей полноты самой христианской веры. Приведенная выдержка напоминает нам, что этот пасхальный характер крещального богослужения в совершении крещения самою Церковью, т. е. при участии народа Божьего, как событие, в котором Церковь сознает себя переходом, Пасхой (Пасха – в переводе переход) из мира сего в Царство Божие. Соучастницей решающих событий смерти и воскресения Христовых. Помните, мы на прошлой беседе не один раз уже и читали, и слушали, и говорили о том, что воскресение Христово совершается в самой смерти Христа на кресте. Оно не есть последовательное событие после креста и крестных страданий Господних и смерти. Оно не есть некое дополнительное что ли или же еще одно событие к крестным страданиям. Нет, воскресение совершается в самой смерти Христа. Сегодня мы об этом будем еще и еще раз более глубже говорить. И поэтому крест Христов не есть просто страдания и смерть. Крест Христов – это уже есть воскресение. Как это и почему – об этом будем говорить, и как к этому подойти, чтобы это переживать нам с вами, а переживать это никак по-другому невозможно, кроме как самим это все пережить – где? Не в самой Страстной седмице, там практически это не удается сегодняшнему человеку. И даже не в самой пасхальной службе – тоже не удается, и даже не в таинстве причастия тела и крови – тоже это не всегда, практически это не удается. Это удается только тогда, когда ты само крестное воскресение переживаешь в своей реальной жизни, где у тебя в твоей жизни начинают быть крестные события и обстоятельства – болезнь, тесноты, скорби, горе, нестроения, и всякое такое, что в жизни начинает быть тебе тесным, но в смысле тебе тесным – кому тесным? Тесным твоему падшему естеству естественно. Смирению разве может быть что-нибудь тесно? Нет. Кротости может что-нибудь вообще на земле что-нибудь тесно? Нет. Но так как мы с вами далеки от этих таких Христовых устроений, потому что Господь, это же Господни устроения: Я есмь кроток и смирен сердцем, – сказал Господь, да, – вот от этого устроения мы с вами далеки, то вот эта далекость наша – она-то и обнаруживается в этих страданиях, которые мы переживаем где? На кресте своей будничной жизни. Поэтому там, где страдания, там точно крест, но тогда крестом, который нас распинает, что является? А те самые обстоятельства, в которых у нас страдания начинают быть. Причем поразительно – обстоятельства могут быть одни и те же для двух людей, один из них страдает, а другой счастливо ходит в этих же обстоятельствах. Поэтому обстоятельство всегда крестно для конкретного человека, оно определенное именно, тем более, что допустим, отец и мать, беспутный сын, отцу как бы и до фени, он вообще не понимает, что там происходит с сыном – переживает и сострадает и сын своим беспутием является крестом для кого? Для матери. Она вся из себя переживает. Так вот, в этих крестных обстоятельствах, когда мы начинаем или в болезнях или тем более сейчас в раковых болезнях например, да, вот болезнь, которая становится крестом, – мы встречаемся с возможностью креста Христова в своем кресте. И вот там, где ты переживешь себя в этих болезнях как Христос на кресте, тогда для тебя открывается самая сила крестного страдания, и эта сила потом, или это откровение, которое ты пережил в жизни – оно затем вдруг подхватывает то, что ты переживешь в причастии. Пережитое после этого в причастии подхватит то, что ты переживешь в покаянии. Соответственно, это все усилит и укрепит тебя в проживании твоих продолжающихся крестных событий твоей жизни. И они для тебя будут уже носимыми крестами, ибо бремя Мое легко, – говорит Господь, – есть. Крестное бремя легко. Чем более ты будешь в этом проникаться силою креста Господнего, тем легче будет для тебя крест. Но если для тебя крест легче и легче, то тогда можно менять кресты. И тогда вступает в дело Промысел Божий, который хочет тебя видеть как можно ближе к Себе, к Господу там, на небе. И тогда, а кто ближе всего на небе будет у Господа? Тот, который понес какой крест? Очень тяжелый, да. А отсюда тогда знай, что если ты начинаешь с легкостью переносить кресты, то кресты будут меняться в какую сторону? Отсюда тогда понятно, почему такою великою жатвою и радостью всего неба была жатва 20-го столетия – мученики, исповедники Церкви Русской. И какие же чудные поднимались на небо те, которые уходили из земли после десяти лет лагерей, концлагерей, да, а которые ушли после 15 лет? А которые 20 лет лагерей прошли, да еще вышли на свободу, да еще здесь будучи уже старцами, окормляли народ, и потом уже как старчики такие вот блаженные, отходили на небо. О, какая красота шла на небо! Но для того, чтобы в такой красоте явиться на небо, надо было сменить не один крест, и все в сторону большей тяжести, чем сейчас сначала. Ну а для начала хотя бы переживем крестную силу наших сегодняшних маленьких совсем крестиков, которые лежат на нас в виде обстоятельств нашей сегодняшней жизни. Не кидайтесь на свой крест словами: Дура, ты что тут такая-сякая, или ты здесь что тут мне наделал? Уйди отсюда, не хочу с тобой жить, вообще все надоело мне. – Это вы кому говорите, чему вы говорите так? Кресту говорите. Да кто же так делает? Христианин разве может так делать со своим крестом? Не дура – спаси тебя Господи, что ты дура. Спаси тебя Господи, что ты на мою голову свалился. Какая радость – Господи, благодарю Тебя, такое падла на мне теперь лежит. Вот так на самом деле должно быть – грубо, жестко, правда, да. Но реально-то так должно бы быть. Потому что, ну, что такое – те, которых мы так называем, из своего обихода по сравнению с теми, которые свалились на мучеников и исповедников Церкви Русской, когда их там в 12 ночи забрали, увезли в тюрьму и там давай мутузить. Ну, ладно там, в этой так, потом в другой тюрьме – так, а еще и по ходу, пока перевозили в концлагерь – еще как с ними обходились, кто-то из них же и не доехал, из-за этих всяких утеснений. А в концлагере какие издевательства переживали. Что по сравнению с этим твои сегодняшние, пусть очень неприятные для тебя и очень как бы вредные, ты готов их обзывать какими угодно ругательными словами люди, которые на самом деле твои близкие, твои ближние, твои собратья, так что как-то вот правильно ко всему отнеситесь, потому что не пережив в этих обстоятельствах жизни креста Господнего в своих крестах, ты никогда не узнаешь, что такое таинство причастия.
Надлежащее совершение крещения есть реальный источник, и отправная точка всего литургического обновления и оживления. Пасхальное крещение или крещальная Пасха есть реальный источник и отправная точка всего литургического нашего обновления, которое совершается во всех последующих литургиях. Но важно, чтобы ты в них переживал и знал то, что пережито тобою в крещальной литургии, или после крещения сразу в следующей литургии. Именно здесь Церковь открывает себе самой свою истинную природу, постоянно обновляет себя, как сообщество крещенных людей. Вспомним, что где бы и когда бы ни совершалось крещение – где бы и когда бы, мы всякий раз оказываемся, по крайней мере духовно, накануне Пасхи, где бы и когда бы. Летом совершается крещение, а оно совершается духовно накануне Пасхи – помните об этом. В самом конце Великой святой Субботы, в самом начале той единственной ночи, которая есть ночь пасхального торжества, и которая каждый год поистине вводит нас в Царство Божие. Ну вот, чем дальше мы сейчас будем знакомиться с крещением, тем больше вы будете переживать чувство сожаления, что крещение-то было, а мы же ничего этого там не пережили. И наше крещение было, но не связано было с литургией, и то, что сейчас происходит в литургии, у нас никак не связано, не то, что в опыте – в сознании даже не связано с крещением. И это сожаление пусть станет той причиною, по которой мы начнем просить Господа: теперь Ты соедини в самих таинствах – литургии, Евхаристии – соедини таинство Евхаристии с самим крещением во мне, которое уже совершено, и которое я уже ношу в себе. Господи, Ты соедини, дай мне теперь все этого от воспринятого сознанием пережить реально в своем опыте – то, о чем мы сейчас будем с вами знакомиться.
Крещальное таинство целиком совершается в духе и совершается Духом, т. е. Святым. Так, что на каждом из его трех этапов – предкрещальном помазании маслом освященным, самом крещении и следующем таинстве миропомазания именно Святой Дух совершает и исполняет каждое священнодействие. Человек воссоздается Святым Духом в предкрещальном помазании, чтобы умереть со Христом в крещальной купели и возродиться Святым Духом в само крещение. Это и есть то, что произошло с Христом на кресте. И затем получить Самого Святого Духа, как новую и бессмертную жизнь в Царстве Божием – третье действие миропомазание. Итак, первое действие – предкрещальное помазание – это воссоздание Святым Духом, затем второе действие – собственно само крещение – это смерть со Христом и восстание, воскресение со Святым Духом и затем в третьем – миропомазании – получение Самого Святаго Духа как новую бессмертную жизнь в Царстве Божием. Каждое действие, каждый дар предполагает последующий, исполняется в нем, так, что полный смысл этих чинопоследований открывается только при рассмотрении всей последовательности этих священнодействий.
И вот, немножко на самом помазании. Ну, вы наверно, мало кто из вас помнит, а так наверно не знаете, из чего состоит сейчас чин крещения. Ну, отречение от сатаны, потом исповедание своей верности Христу и затем вот начинается уже приготовление к таинству крещения, а для этого сначала помазывается маслом, причем маслом помазывается не только сам человек на всех деятельных сторонах своей души, т. е. лоб – это ум, глаза – зрение, уши, там ноздри, рот, душа, руки, ноги, но помазывается еще и сама вода, приготавливаемая к освящению в крещальную воду. Так вот, а после этого уже идет само крещение, сразу же, после этого. Смысл предкрещального помазания елеем – как воссоздание человека через отпущение грехов и исцеление прекрасно выражены в молитве епископа Серапиона Тунуитского, IV век, относящиеся к помазанию елеем крещаемых. Вот, о чем молится священник в этот момент: Владыко, Человеколюбче и душелюбче, благоутробный и милостивый, Боже истины, призываем Тебя, следуя и повинуясь обетованиям Сына Твоего Единородного, рекшего: Имже отпустите грехи, отпустятся им, и помазуем сим елеем помазания хотящих получить Божественное возрождение, и молим Тебя, дабы Господь наш Иисус Христос их исцелил и им силу даровал, и явил Себя в помазании и очистил их душу, тело и дух от всякого греха и беззакония, и диавольского побуждения. Смотрите – он говорит, священник молится, чтобы помазуемые и хотящие получить. Народ сейчас стоит на крещении, ничего не понимая, что там происходит, хотящие креститься, а всего этого, о чем сейчас здесь идет речь в этой молитве, не подозревающие даже. Трагедия сегодняшнего вхождения в таинство. И даровал Своею благодатью отпущение грехов, якоже умерев для греха. – Мы вспоминаем таинство креста Господня, вот на кресте Господь умертвил грехи и тление, и проклятие человека. Да пребудут в праведности и в помазании их воссоздав, и в воде очистив, и в духе обновив, даруй им побеждать отныне все силы сопротивныя и ложь мира сего, – в том числе способность не ходить духом мира. К ним приступающую, – ложь мира сего, – к ним приступающую, и сопричти их стаду Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа. У святого Иоанна Златоуста такие слова: Когда вы приходите ко святому просвещению, очами телесными вы видите воду, а очами веры вы созерцаете Духа Святаго. Только вникнув в таинство воды, мы начинаем теперь понимать, почему, для того, чтобы спасти человека, мы должны сначала его погрузить или окунуть в воду.
В отличие от гуманистических идеологий, которые прославляя и возвеличивая человека, фактически подчиняют его миру сему, сводят его к коллективному, безличному и абстрактному человечеству, слово Божие всегда имеет своей конечной целью именно личность. Как если бы весь мир был создан для каждого отдельного человека, и спасение каждого в глазах Божьих было бы более ценно, чем весь мир. Чадо света, наследник – два основных определения принадлежности к Церкви. Люди стали рабами и поэтому детьми тьмы. Христос вызывает к жизни новую расу людей, самим принципом существования которых является то, что они видели свет, получили его и претворили его в свою жизнь. В Нем была жизнь, – говорит апостол Иоанн, – и жизнь была свет человеков. И в молитве молится в ектении священник: О еже быти ему, т. е. крещаемому, сраслену и причастнику смерти и воскресения Христа, Бога нашего. Таинство крещения. Вводит причастность смерти и воскресения Христа, не символически, не умозрительно, а реально фактически. Вода, как смерть и вода же, как воскресение, не естественно и не магически, но лишь постольку, поскольку крещаемый желает в вере, надежде и любви умереть со Христом и воскреснуть с Ним из мертвых, ибо смерть и воскресение Христа стали для него решающими событиями его собственной жизни. Вот с какими настроениями, желаниями должен подходить человек к крещению. К сожалению, мы когда сейчас видим эту практику современную, да и каждый из вас уже наверное, не одного человека так привел к крещению, мы его вели, толкая сзади, лишь бы покрестить, и покрестили. А он и в храм даже не пришел на следующий день. А если и пришел, то потом через неделю, через месяц, через год бросил ходить – результат нашего лишь бы покрестить. Оказывается, видя как постольку – поскольку сам крещаемый желает умереть со Христом и воскреснуть с Ним из мертвых, при этом желает в вере, желает в надежде, и желает в любви – вот сколько чего должно иметь желая подходящий к крещению. Не с бухты-барахты и не из трамвая, и не из того, что мы очень прямо хотим, чтобы покрестился и все тут.
В православной Церкви не существует поклонения Святым Дарам самим по себе и ради них самих. Совершение Евхаристии, литургии – в единении и в преобразовании участвующего в ней человека. Подобным же образом и вода освящается для того, чтобы являть собою отпущение грехов и избавление спасения. Отпущение грехов, избавление от проклятия и смерти, и спасение от греха и смерти. Для того, чтобы быть тем, чем предназначена быть вся материя, т. е. путем к конечной цели – обожению человека, познанию Бога и соединению с Ним. Поэтому когда священник молится, он молится такими словами: Явися, Господи, на воде сей, – он просит Господа благословением Отца Небесного и действием Самого Святаго Духа совершить воду в воду крещальную. Помните, ну кто были студенты, наверно тут правда, почти никого нету, но тогда, когда мы как студенты училища, крещали кого-либо, то одно из самых радостных событий было для всех остальных, кто присутствовал в этот момент – после крещения всем ринуться в крещальную воду, и не было большей радости, причем кто в чем был, тот в том и в воду входил. И такая радость у всех, прямо вот, ну казалось бы, мы целое лето все купаемся, каждый день, да по 2-3 раза, и вроде бы все барахтаясь, тоже радовались. Но та радость, которая происходила каждый раз после крещения при входе в крещальную воду всех участников того или иного летнего лагеря, – она конечно, непередаваемая, просто поразительно, как люди радовались. И вот, теперь священник, чтобы такая радость была пережита, молится вот о чем: Явися, Господи, на воде сей, и даждь претворитися в ней крещаемому, во еже отложити оба ветхого человека, тлеемого по похотям прелести, облещися же в нового, обновляемого по образу Создавшего его. Слышите – речь идет все время об освобождении от плена падшего естества, выхода из него, исхода из него. Да быв сраслен подобию смерти Твоея крещением, общник и воскресения будет. И сохранив дар Святаго Твоего Духа, и возрастив залог благодати, примет почесть горнего звания и сопричтется перворожденным, написанным на небеси, в Тебе, Бозе и Господе нашем Иисусе Христе. Это к тому, что мы уже на прошлой беседе говорили, что все таинства Церкви в центре своем имеют смерть и воскресение Христа, и силою этою крестною, собственно говоря, совершаются все семь таинств церковных. Этою же силою крестною смерть и воскресения, которое прямо в самой смерти уже совершается у Христа, – этою самою силою человек и проходит все обстоятельства жизни, как крестные. Проходя же крестные обстоятельства, он тем самым идет по пути Господнему и доходит именно ими – этими крестными обстоятельствами – доходит до Царства Небесного потом, после Страшного Суда. Не прошедший этого пути или сидевший на обочине и радовавшийся, что он религиозно-православный человек, но живет при этом в делах мира сего радостно и счастливо, а при этом ходит там в храм, что-то такое делает – таковой, – все святые говорят: не будет иметь части в Царстве Божием, либо его надобно еще вымолить, после того, как он попадет во ад. Т. е. речь идет о чем-то очень серьезном, о чем-то очень важном, которое называется «Христианская жизнь и звание христианина».
Почему крещение совершается в подобие смерти и воскресения Христа, и каково истинное значение этого подобия? Ибо только теперь мы можем понять, что подобие – человек сотворен в образ и подобие. В образе мы сразу рождаемся, а подобие надо еще обрести. Вся жизнь земная и есть обретение подобия, т. е. восхождения в уподобление Христу, чтобы свойства Христа стали твоими свойствами. Подобие, прежде чем оно исполнится в обряде, оно лежит в нас самих, в нашей вере во Христа, в нашей любви к Нему, и поэтому в нашем желании того же, чего желал Он. Веровать во Христа означает и всегда означало не только признавать Его, не только получать от Него. Сегодняшнее православие в основном только этим и занимается, да? Но прежде всего отдать себя Ему, отдаться Ему. Невозможно веровать в Него и не принять Его веру как свою веру, Его любовь, как свою любовь, Его волю, как свою волю. Ибо нет Христа вне этой веры, любви и воли. Только через них мы можем познать Его, Христа, ибо Он и есть эта вера, и послушание, любовь и воля. Веровать в Него, во Христа и не веровать в то, во что веровал Он, не любить Того, что любил Он, не желать того, чего желал Он – значит не веровать в Него. Отделять Его от содержания Его жизни, ожидать чудес и помощи от Него, не делая того, что делал Он, называть Его Господом и преклоняться перед Ним, не выполняя воли Его Отца – значит, не веровать в Него.
И вот, вдруг Господь, – помяни, что ради тебя Я умер позорною смертью, помяни, что ради тебя Я погребен был. Я сошел с небес, чтобы тебя на небо возвести. Я смирился, чтобы тебя возвысить. Я обнищал, чтобы тебя обогатить, я понес бесчестие, чтобы тебя прославить. Я был изранен, чтобы тебя исцелить. Я умер, чтобы тебя оживить. Ты согрешил, а Я грех твой на Себя взял. Ты виноват, а Я казнь приял. Ты должник, а Я долг за тебя заплатил. Ты на смерть осужден, а Я за тебя умер. И ко всему этому любовь Моя, милосердие Мое Меня к тебе привлекло, не мог Я терпеть, чтобы ты страдал в таком злополучии.
И вновь мы возвращаемся к книге протоиерея Александра Шмемана и читаем дальше. Мы спасены не потому, что веруем в Его сверхъестественную власть – не такой веры хочет Он от нас, а потому что мы принимаем всем нашим существом и делаем своей ту волю, которой наполняет Его жизнь, которая и есть Его жизнь и которая в конечном счете заставляет Его погрузиться в смерть, чтобы уничтожить ее. Но тогда к нам применимы слова апостола Павла, слова столь простые и в то же время столь непостижимые для современного христианина. Вы умерли, – говорит апостол, – и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Послание к Колоссянам. Поэтому, – говорит дальше отец Александр, – невозможно знать Христа и не желать испить ту чашу, которую испил Он, и креститься тем крещением, которым крещен Он. Другими словами – не желать той последней встречи и сражения с грехом и смертью, которые побудили Его положить Свою жизнь за спасение мира. Таково это таинство, дар смерти и воскресения Христа каждому из нас, дар, который и есть благодать крещения. Этот дар каждый из нас может и должен получить, принять, усвоить и полюбить. В крещении истинно реализуется смерть и воскресение Христа, как Его смерть за меня, Его воскресение за меня, а поэтому моя смерть во Христе и мое в Нем воскресение.
Теперь откроем другую книгу, уже протоиерея Георгия Флоровского и у него прочитаем о крещении, о таинстве крещения. Христианская жизнь начинается новым рождением – водой и духом. Разве вы не знаете, что все мы, – говорит апостол, послание к Римлянам, – крестившиеся во Христа Иисуса, крестились в смерть Его и спогреблись Ему через крещение в смерть, чтобы и нам ходить в обновлении жизни, как Христос восстал из мертвых, славою Отца. Ибо мы срощены с Ним в подобии смерти Его. Почему так много у святых обращено внимания на таинство крещения? А потому что тот, который усвоил это содержание, эту реальность таинства – он же теперь после крещения всю свою жизнь ее именно и осуществляет, ею, этим содержанием и этою реальностью опыта своего и живет. И потому он и называется верным, что он этому опыту, этому содержанию крещения, а значит смерти и воскресения Христа, верен. Вот, откуда тогда и является собственно говоря, сила церковной жизни и сила образа и характера поведения и действования христианина. Если все бы это было у нас с вами, тогда и невозможно было бы слышать: ой, у меня нету никаких сил молиться, я только лишь одну только – Господи помилуй, – говорю и ложусь спать. Или: у меня молитва – это только одна молитва Серафима Саровского. Этого ничего не было бы и не могло бы быть в принципе, как не может быть у человека, который покушал и не может встать. Мы покушали и спокойно бегаем. Но если мы не кушаем день, два, три, то мы действительно лежим. Но стоит нас немножко покормить, и еще покормить и еще покормить – и мы уже будем бегать. Так значит, если бы у нас с вами было все это крещальное реально, то так лежать и говорить: ой, нету сил помолиться, нету сил попоститься, ой не могу больше приготовиться к причастию, ой, у меня захватили дела, ой, я вся в поражении перед суетою дня – ничего бы этого не было бы. А если это все есть, причина этому только одна – крещения с нами нет. Оно совершилось, но мы не вошли в него. Оно исполнилось, но мы не усвоились ему. И теперь задним числом необходимо принести и приносить покаяние о том, что мы так обошлись с этим таинством и обходимся, потому что теперь оно должно сопровождать нас каждый день, каждый час, каждый миг нашей жизни. Только в этом случае мы действительно христиане, потому что мы действительно крещению усвоились, не просто оно совершилось над нами.
Святой Григорий Нисский говорит, что в крещении две стороны. Крещение есть и рождение, и смерть. Обычное рождение – ну, от мамы, папы – вводит в смертную жизнь, начинается и кончается тлением, т. е. падшим естеством. И нужно было изобрести иное и новое рождение, которое вводило бы в бессмертную жизнь, в крещении присутствием Божественной силы рожденное в тленном естестве, т. е. в падшем, преобразуется в нетление. Апостол, когда говорил подобием смерти Его, говорил о подобии или уподоблении. Но это подобие означало для него полноту реальности. Это в послании к Римлянам апостол говорит о подобии. Это подобие означало для него полноту реальности. Подобие есть нечто большее, чем знак или воспоминание. Смысл уподобления в том, что в каждом может и должен вообразиться, как говорит апостол, – Христос. Ибо Христос – глава и все верующие суть Его живые члены, и в них осуществляется Его жизнь, все призваны, и каждый может уверовать и ожить в Нем. Так именно раскрывали смысл крещального уподобления древние учители Церкви. Вспомните – только что звучало: Я сошел с небес, Я смирился, Я обнищал, Я понес бесчестие, Я был изранен, Я умер, Я грех твой на Себя взял, Я казнь приял, Я долг за тебя заплатил, Я за тебя умер.
Если подражание бывает в образе, то спасение бывает в самой действительности, – пишет дальше, т. е. приводит дальше слова святителя Кирилла Иерусалимского. Ибо Христос действительно был распят и погребен, и действительно восстал. Святой Кирилл говорит: действительно, Он даровал нам возможность подражательно приобщаясь Его страданиям, приобретать спасение в действительности. Подражательно приобщаясь Его страданиям, ну, т. е. вот из этого всего знания о крещении, но в самом действии и реальности таинства крещения приобретать спасение в действительности. Строго говоря, это не столько подражание, сколько соучастие, уподобление. Христос был распят и погребен, и воскрес действительно, а вы в подобии удостоились сораспяться, спогребстись и совостать с Ним. Нужно прибавить, – говорит дальше уже святитель Григорий Нисский, – с особой силой подчеркивает необходимость творческого хранения и закрепления крещальной благодати, которую мы получаем. Ибо в крещении претворяется и преображается не естество, но прежде всего воля человеческая, которая остается при этом свободной. И если в подвиге не очищается душа, крещение оказывается как бы бесследным. Если в подвиге не очищается душа, крещение оказывается как бы бесследным. Об этом же самом говорит святитель Игнатий Брянчанинов, мы будем позже читать и его слова. И он всем своим вот святительским проникновением говорит о необходимости сугубого подвига перед самим таинством крещения. И без исполнения этого подвига он говорит, что само крещение как бы и не совершилось, т. е. оно реально-то совершилось, но человек не усваивается ему, и поэтому действительно мы сейчас видим, что в России, ну 70% населения России крещенные по анкетам, по статистике 70% крещенные, а силу пойти в храм из них имели только 2%. А остальные где? Остальные бьют себя в грудь: я крещенный, я христианин – и все, и на этом весь конец, нету никакой силы, потому что никакого подвига перед крещением никто не совершал. Поэтому оно и оказывается как бы бесследным, претворение не произошло, ничто не изменилось. Претворение сердца человеческого не произошло. В характере человека, и самое главное, в образе жизни ничего не изменилось. Это не подчиняет крещальную благодать человеческому произволу, – говорит святой Григорий. Благодать нисходит, но в богообразном и свободном никогда не действует насилием, и потому не животворит замкнутые души. Ужели ты любовь Мою пренебрегаешь, вместо любви платишь ненавистью, вместо Меня любишь грех, вместо меня работаешь страстям. Но что же ты нашел во Мне достойное отвращения? Ради чего не хочешь прийти ко Мне? Добра ли себе хочешь? Но всякое добро – у Меня. Блаженства ли хочешь? Всякое блаженство у Меня. Красоты ли хочешь? Но что прекраснее паче Меня? По всему поэтому возвращаемся вновь к протоиерею Георгию Флоровскому, он пишет: по всему поэтому крещение есть таинственное соумирание со Христом, соучастие в Его вольной смерти, соучастие и в Его жертвенной любви. И оно может быть только вольным, творческим и только свободным актом со стороны человека. Так, в крещении, как и в живом. И таинственном подобии отображается крестная смерть, и не жаждущий смерти своего падшего естества ничего в крещении не имеет. Крещение есть сразу и смерть, и вместе рождение, погребение и баня пакибытия, срок смерти и срок рождения, – говорит святой Кирилл Иерусалимский. Ибо и крестная смерть есть уже воскресение, путь и врата жизни. Востанием, – говорит апостол, – Твоим хвалюся, смерть бо Твоя живот, или жизнь моя.
Крещение – это крестная смерть и излияние крови. Крещение мученичеством и кровью, которым крестился и Сам Господь, как говорит святой Григорий Богослов. Крестная смерть, как крещение кровью, в этом смысл крестного таинства. Крещение есть всегда очищение. И крестное крещение есть некое очищение человеческого состава, человеческой природы, проходящей путь восстановления в ипостаси Богочеловека. Хотя и крещение наше совершается в воде, но таинственным образом в нем, в этом нашем крещении совершается силою крестившегося Христа Своею кровью на кресте. Это некое омовение человеческого естества в изливаемой Им, Христом жертвенной крови и омовения тела прежде всего, очищения во уготование воскресения. На кресте умирает не человек, нет особого человеческого лица во Христе, есть всецелая полнота человеческой природы, но нет в Нем человеческой ипостаси, ибо ипостасью, т. е. лицом в Богочеловеке был Сам Бог. Это кровавое крещение, Христом совершенное, было и есть крещение всей Церкви. Церковь Твою стяжал еси, силою креста Твоего, – стихира. И крестным крещением Христовым подобает и надлежит креститься всему телу Христову, т. е. Церкви. Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься. Так таинство крещения прямо ведет нас, непосредственно соединяет нас с таинством причащения, а крестная смерть Христа становится, делается навсегда сутью, живой сутью, живой основой этих двух таинств, а вслед за ними и всех остальных таинств Церкви. Завеса раздравшаяся, кровь и вода, излиявшиеся из ребра, кровь – потому что был Он, Христос – человек, и вода – потому что был выше человека. Земля, колеблющаяся, камни, расторгающиеся ради Камня, Который в главу угла, мертвецы, восставшие во уверение, что будет последнее и общее воскресение.
Ну вот, после всего услышанного давайте послушаем одну новеллу Светланы Копыловой, которая уже нам знакома, и еще раз. (звучит музыка)
Немножко помолчим. Похоже, что так же как этот персонаж, жизнь, мы тоже по отношению к крещению и к своей после церковной жизни можем сказать: надо же, я этого не знала, или: я этого не знал. Ну, тем не менее – звонок, смерть бежит срочно, командировка очередной, очередная. Ну вот, теперь я хочу спросить вас: есть ли кто среди вас, поднимите, пожалуйста, руку, кто не крещен? Все крещены. А тогда, кто после крещения причащался один или два раза и больше нет, или совсем не причащался? Тоже таких нет. Тем не менее, в России, вот мы только что говорили, что 70% населения крещены, а после крещения ни разу не пришли в храм, или пришли 1-2 раза, а другая часть приходит, но только за крещенской водой разве что. А больше нужды в храме не имеют. А своего желания ходить, молиться и причащаться у них и подавно нет. Какая этому причина? Среди многих потребностей естества, которыми люди живы, нет у них явной потребности в религиозной жизни. И тогда вопрос следующий: если все причащались, и не один раз, скажите, кто после причастия не начал жить по Евангелию, т. е. не начал деланий ради исполнения заповедей Евангелия или если начал, то бросал? Вон сколько рук. Еще поднимаются. И еще. Те, кто не начал, или те, кто бросал – вопрос: почему у вас так? Я попробую ответить за всех сразу: Это у нас потому происходит, что в житейских трудностях и в узких моментах нашей жизни, мы не ищем сил у креста Господня, у Христа не ищем Его крестных сил, тех сил, какими Он преодолел на кресте страдания и смерть. На это мы можем ответить, что Он ведь был не просто человек, Он ведь был Бог и человек. Да, действительно так. Но если говорить о нас, то тогда ведь после каждого причастия каждый из нас тоже не просто человек, каждый из нас человек и Бог. Но тогда возникает вопрос: а как это услышать? Как на практике пережить? Очень просто, еще раз повторю то, что уже говорил: в жизненных трудностях, в крестных страданиях, в твоей жизни вспомни, что ты не просто человек, а что после причастия ты – человек и Бог. Причем тот Бог – Христос, Который уже был на кресте и преодолел его. Более того – не только был – Он и сейчас в твоих событиях, Он несет вместе с тобою крест Своим крестным страданием, твоих крестов с тобой несет твой крест. Потому с тобой, что ты Его кто? Причастник. Он с каждого твоего причащения все твои кресты жизненные несет вместе с тобою, как Свои кресты. Вникните в это, вникните глубже. А если кому-то не удается вникнуть как нужно бы, тогда давайте прочитаем эту в помощь нам одну притчу, резкую правда, но все же.
В одном селе большевики закрывали церковь. Мрачная молчаливая толпа людей глядела на разорение святыни, на то, как из храма вышвыривают иконы. Нет Бога – Бога нет, вот смотрите, – кричал один комиссар и стал палить из винтовки в церковные стены и лики святых, – видите? Ну, где ваш Бог? Почему Он меня не накажет? – Да уже и наказал, – послышался голос из толпы, – ум у тебя отнял.
Итак, таинство тела и крови. Переходим теперь к нему. Таинство причастия. Вновь откроем книгу протоиерея Георгия Флоровского, это книга «Догматы и история», а в ней статья о смерти крестной. Но прежде чем начнем ее читать, небольшое дополнение к только что пережитому из другой книги – архимандрит Василий, игумен Иверской обители на Афоне, книжка входная, элементы литургического опыта таинства единства в православной Церкви. Если мы предположим, – пишет архимандрит Василий, – что в Церкви существует, в нашей Церкви, реальной существует некий центр, или некий состав людей, который никогда не ошибается, тогда церковная действительность изменится коренным образом, она станет существованием по мирским обычаям. Если мы предположим, что в Церкви существует некий центр или некий состав людей, которые никогда не ошибаются, тогда Церковь станет существованием по мирским обычаям. Произойдет возврат к проклятию закона. Помните, пять оброков греха, пять оброков, которые есть пять проклятий. Произойдет возврат к проклятию закона, исказится вся структура Церкви, утвержденная апостолами, которые создали Церковь устроением Духа. Богословие из таинства, богословие, которое дышит из таинства и производится таинством, которое ясно передано Церкви, станет тогда индивидуальным и интеллектуальным занятием, формированием личного мировоззрения и талантливым или грубым отстаиванием этого мировоззрения, да, христианского, да, православного. И тогда догмат перестанет жить, перестанет быть жизнью и путеводителем в жизни, а жизнь уже не поведет к открытой двери Истины с большой буквы, которая освобождает, чтобы жить, т. е. любить – по Божьи любить. Т. е. тогда догмат и который вышел на самом деле из таинства, при таком восприятии его, как просто мировоззрения, да еще и отстаиваемое мною, перестанет быть жизнью – вот, о чем говорит архимандрит Василий. Особенно во встрече с теми среди нас, кто заявит вдруг свою непогрешимость, для того оставляет свободным Церковь и оставляет верующего свободным, чтобы он почувствовал ходящего внутри него Христа. Еще раз: Церковь оставляет верующего свободным, особенно во встрече с теми среди нас, кто заявляет вдруг свою непогрешимость, для того оставляет свободным, чтобы он почувствовал ходящего внутри нас Христа, чтобы он пережил страх, совершая путешествия по морю нынешнего века, чтобы его сердце сокрушала ответственность, чтобы он возопил к Господу: Учителю, погибаем, – и увидел Его во мраке мира сего, идущего по водам спасти и его лично, и всю Церковь, и чтобы он услышал наконец долгожданные слова Господа: Это Я. Тогда верующего переполняет радость, он ликует от радости новой и неотъемлемой, которую дает Церковь. Это та жизнь и то утешение, которые непрестанно изливаются от присутствия воскресшего Христа, увеличивая и распространяя душу человека, в бесконечном и неизмеримом возрастании. Это таинственное присутствие Богочеловека, которое превосходит любую устойчивую систему управления, всякую вообще власть над миром и саму историю, и всякое закостенелое мировоззрение, даже если оно чисто православное. Это уверение, данное Богом человеку, это восхождение нашего бытия в его измерении, где смертное поглощено жизнью. Авва Исаак говорит: Такова воля Духа, чтобы в трудах рождались те, коих Он возлюбил. Чтобы в трудах рождались те, коих Он возлюбил. В искушениях Он, Христос, дает им окрепнуть, и этим направляет к мудрости. И дальше отец Василий говорит: Каждый верующий призван жить богословски, все тело Церкви богословствует своей жизнью и своим подвигом. Слышите, у нас в нашем образованном времени, как-то, когда мы говорим слово богословие – мы сразу представляем себе книги, знания, учебники, а здесь речь идет о том живом богословии, которое и есть собственно говоря, Церковь, все тело Церкви богословствует своею жизнью и своим подвигом. Таким образом, православная экскафедра, т. е. когда, это католическое, да, когда папа говорит с кафедры – экскафедра, то он все, что он говорит, то непогрешимо есть истина – таков у них догмат непогрешимости. Таким образом, православная экскафедра, т. е. способ, посредством которого Церковь являет свое непогрешимое учение – это по сути благовестие с креста. А для всего тела Церкви, особенно в наше время таким крестом будет ответственность. Ответственность, распространяемая на все тело церковного народа, есть крест, и крест есть каждого личного ответственность в устроении Церкви и ее жизни. В этом смысле, в этом плане есть еще одна притча, я правда, ее не заложил, не знаю, откроется она сейчас или нет. Там, значит, а вот она даже есть. Один работник зашел к барину и говорит: Барин, почему ты мне платишь 5 копеек, а Ивану всегда 5 рублей? – это вопрос к ответственности. Барин смотрит в окно и говорит: вижу я, кто-то едет, вроде бы сено мимо нас везут – выйди-ка посмотри. Вышел работник, зашел снова и говорит: Правда, барин, вроде сено. – А не знаешь откуда? Может быть с Семеновских лугов? – Не знаю. – Сходи и узнай. – Пошел работник, снова входит. Барин, точно с Семеновских. – А не знаешь, сено первого или второго укоса? – Да нет, не знаю. – Ну так сходи, узнай. – Вышел работник, возвращается снова: Барин, первого укоса. – А не знаешь, почем? – Нет, барин, не знаю. – Ну так сходи, узнай. – Сходил, вернулся и говорит: Барин, по 5 рублей. – А дешевле не отдают? – Не знаю. – В этот момент входит Иван и говорит: Барин, мимо везли сено с Семеновских лугов, первого укоса, просили по 5 рублей, сторговался по 3 рубля за воз, я их загнал во двор, и уже разгружают. Барин обратился к первому работнику и спросил: Теперь ты понял, почему тебе платят 5 копеек, а Ивану 5 рублей? – Вот, об этой ответственности говорит архимандрит Василий. Ответственность, которая как крест для каждого члена Церкви, распространяемая на все тело церковного народа. А духовная жизнь всякого верующего, – продолжает он, – которая подтверждает кафолическую гармонию всей общины, – тоже заключена в кресте, Господь на кресте распростер есть длани, и соединил есть прежде разстоящееся. Это причина, по которой Бог у большевика отнял ум. Это стойка любого из нас во взаимных ссорах, мол ты меня слушай, – это уверенность в своей правоте, когда видим, что надо ближнего поправить и этим займемся прежде всего мы сами, где уж там Бог – Его долго ждать и долго до Него стучать, а делать уже надо, иначе будет поздно. Поэтому засучив рукава, мы сразу же ввергаемся в исправление дел наших близких и ближних. Это уверенность в себе, это самонадеянность, все вместе имеют одну причину, один корень, и причина и корень – это наша с вами непогрешимость. Непогрешимость, – дальше продолжает отец Василий, – которой так превозносится Ватикан, и которая по большому счету представляет беду для всей Церкви, – болезнь к смерти. Почему? Потому что является подрывом ее тринитарного основания, на котором зиждется вся екклессиология и духовность. Если предположить, что Церковь воспримет этот догмат непогрешимости и начнет жить сообразно с ним, как живет сообразно с другими догматами, то это будет означать, что она прекратит свое существование. Церковь перестанет жить как Церковь. Поэтому православие не может принять Римско-католический догмат о непогрешимости, не отрекшись прежде этого от себя самой. Средоточие Церкви нашей – это способ бытия, который низводит в Церковь небесное жительство, а нашу надежду, веру и любовь возводит на небо. Здесь все существует по образу Богочеловека, по образу Троицы Святой. В то время как Сын через Свое воплощение совершал таинство нашего с вами спасения, в Нем, во всем по сущности присутствовал и весь Отец, не воплощаясь, но благоволя воплощению Сына, и весь Святой Дух присутствовал по сущности во всем Сыне, не воплощаясь, но содействуя Сыну в совершаемом ради нас неизреченном воплощении. Во Святой Троице ничто не совершается без проведения собрания Трех Лиц. Римский же принцип, согласно которому определения Римского понтифика сами по себе без согласия Церкви законно именуются неизменными, представляют собой противоположность всему тринитарному способу существования, которым характеризуется новое и уникальное бытие живой Церкви. Ватикан не намерен уступать ни уговорам, ни угрозам, на это указывают как многие напряженные конфликты прошлого, так и сегодняшний экуменический обмен любезностями. Однако, и в первом и во втором случае представители православной Церкви перегибают палку, потому что по существу Ватикан не может поступать иначе. Не может поступать иначе, он сам осудил и связал себя грехом непогрешимости, цепями жительства по обычаям человеческим, по плоти. Именно здесь заключена немощь католицизма. Дело в том, что плотские, – здесь уже апостол Павел, – что плотские помышления суть вражда против Бога, ибо закону Божию не покоряются, да и не могут покоряться. Они имеют иную природу. Таким образом, естественной реакцией Ватикана является не уступка, и не обсуждение вопросов, касающихся этой темы, но всегда возникающее ожесточение и настойчивость с упрямством. Так было и на втором Ватиканском соборе, несмотря на все переустройство, которое происходило все время в Римско-католической Церкви, несмотря на изменение ее поведения, догмат о непогрешимости остается полностью неприкосновенным. Скорее, даже он еще более окреп, потому что теперь распространяется на все решения понтифика, а не только на те, которые провозглашены экскафедра. В то время, как люди, принимающие участие в богословских дискуссиях и экуменических конференциях, растрачивают свою энергию, обсуждая в совместных этих беседах тысячу безобидных тем, в то время, как римско-католическое богословие в экуменическом диалоге демонстрирует преизбыток производительности, внося нескончаемые изменения в те или иные выражения, болезнь продолжается. Все ее симптомы налицо. Борьба с нею совершается, потому что в ином месте дело идет само собой независимо от всех конференций. И опять апостол Павел: Наша брань не против крови и плоти, – вот где надо искать иное измерение. Православная позиция – это не просто разновидность социального богословия, лишенного силы и обоняния, жизни и смерти, которые возникают в присутствии единого. За экуменическими любезностями, которые происходят на чисто светском и философском уровне, за подготовкой и стремлениями к взаимоотношениям папства и православия на равных правах, находится то, что представляет наибольший интерес для православного, а значит и кафолического сознания. Это неизбежно возникающая печальная, но спасительная конфронтация, состоящая в том, что причины, по которым не может уступить папство, и причины, по которым не может уступить православие, – находятся в разных измерениях. Эта конфронтация, эти взаимоотношения и их результаты не могут быть урегулированы человеческой волей. Да, апостол Павел: Страшно впасть в руки Бога живаго. Потому что корни этого зла лежат в западном превозношении. Хотя мышление и менталитет католиков находится под влиянием ватиканского юридизма, однако на более глубоком уровне их человеческая природа по существу может дышать легко только в богатом просторе веры, в свободе и утешении, которое поддается Святой Троицей. Таким образом, ответственность православных сегодня намного выше. Трагедия римского католицизма не может оставаться чем-то чуждым для сострадания и заботы православной Церкви, это наша боль, дело, касающееся всех нас лично. И вновь повторим прочитанное. Способ, посредством которого Церковь православная являет свое непогрешимое учение, это по сути благовестие с креста. Ответственность, распространяемая на все тело церковного народа, есть наш крест.
И еще раз вернемся к этим же словам, которые уже были зачитаны, о том, почему события с Ватиканом прямо могут относиться к нам с вами, потому что причина, по которой Бог у большевика отнял ум – это стойка любого из нас в наших взаимных ссорах, мол, ты меня слушай – это уверенность своей правоты, когда видим, что надо ближнего поправить, и этим мол займемся прежде всего мы сами, где уж там Бог, Его долго ждать и долго до Него стучать, а делать уже надо, иначе будет поздно. Эта уверенность в себе, это самонадеянность, все вместе имеют одну причину и один корень, и причина и корень – это наша с вами непогрешимость. Именной ей, непогрешимости, нет дела до креста Господня, она сама в себе достаточна для решения любых обстоятельств нашей жизни. В ней, непогрешимости, самое мощное и самое решительное самовыражение и манифестация нашего падшего естества. Чтобы увидеть лицо в лицо эту непогрешимость, увидеть вблизи, обратимся к самому яркому примеру непогрешимости, который разворачивается и непреодолимо живет на наших глазах вот уже много столетий. Это только что прочитанная и описанная архимандритом Василием непогрешимость Ватикана.
Теперь к протоиерею Георгию Флоровскому. Мы можем теперь перейти уже к самой теме таинства тела и крови. Странным кажется, – пишет протоиерей Георгий, – что Евхаристия была установлена прежде крестной смерти. Вспомните – где и когда? На Тайной Вечери до креста Господнего, там Господь вдруг взял хлеб, преломил, взял вино, благословил. Уже в Сионской горнице Сам Спаситель преподает ученикам Свое тело и кровь. Тело, ломимое, умирающее, но в самой смерти воскрешающее и несущее уже воскресение. Как объяснял святитель Григорий Нисский – Господь не ждет принуждения от предательства, т. е. не ждет этих событий, которые сейчас последуют, принуждения от предательства, не ожидает разбойничьего нападения иудеев, когда они Его взяли, ни беззаконного суда Пилата, всего того, чтобы их злоба была началом и причиной общего спасения людей – не это должно стать причиной. Своим домостроительством Он предупреждает их наступление способом священнодействия неизреченным и необычным, Самого Себя приносит в приношение и в жертву за нас, будучи вместе и священником и Агнцем Божиим, вземлющим грехи мира, делает это прежде, чем наступит крест, Он уже священнодействует. Обратили внимание – для чего? Чтобы никто не сказал, что причиной его крестных страданий и потом тела и крови явилась вражда, что вот Иуда предал, что вот они Его взяли, бичевали, что вот потом Пилат распоряжался, и по этой причине Он оказался на кресте, а оказавшись на кресте, совершилось то, что подает теперь нам в таинстве тела и крови в причастии. Все это исторически видимые события, не являются причиной, – это очень важный сейчас момент, на котором сейчас будет основано дальше все последующее богословие, таинство креста. Не земные события являются причиной, и поэтому в утверждение того, что это так, Господь совершает таинство раньше, чем все это произошло, т. е. уже в горнице Сионской Он уже священнодействует, и священнодействует крестными Своими страданиями и смертью, хотя исторически во времени это все последует потом. Предложив ядомое тело Свое в пищу, Он ясно показал, что жертвоприношение Агнца уже совершилось. Ибо жертвенное тело не было бы пригодно к вкушению на Тайной Вечери, если бы было просто одушевлено. Итак, когда преподал ученикам тело для вкушения и кровь для пития, – говорит святой Григорий Нисский, – то свободной волей домостроителя таинства, домостроителя таинства – тело Его неизреченно и невидимо было уже принесено в жертву. Иначе сказать – уже как бы началось вольное разлучение души от тела – вольное, потому что обратите внимание – это очень важный момент – вольное разлучение души от тела, некая сакраментальная агония Богочеловека. В этом вольное – заключается начало собственно таинства креста, и в этом вольное – лежит сила креста. И кровь, волей изливаемая во спасение всех, становится врачевством нетления, врачевством бессмертия и жизни. Почему на этом основана вся православная жизнь и вся история подвижничества? Оно все какое? Вольное. Все подвижничество вольное, начиная от подвижничества в семье, кончая подвижничеством пустынников и разных лесов, пустынь, ущелий, гор.
Теперь немножко о тлении. Как объяснял Дамаскин, слово тление имеет двоякий смысл. Преподобный Иоанн Дамаскин. Во-первых, оно означает страдательные состояния человека, ну обычные всем нам, такие, как например голод, утомление, прободение у Христа гвоздями и самую смерть, т. е. разлучение души и тела. В этом смысле тело Господа тленно до воскресения. Но во-вторых, под тлением можно разуметь совершенное разложение тела на составные стихии и его разрушение. Это тление в собственном смысле слова или лучше сказать истление – говорит преподобный Иоанн. И вот этого-то истления, тело Господа и неиспытывало, оно пребыло в смерти неистленным, и в этом неистлении уже преображалось состояние славы. Т. е. под истлением он что говорит – это совершенное разложение тела на составные стихии и в конечном итоге, его разрушение. В этом-то неистлении уже преображалось тело Господне в состояние славы. И душа Христа нисходит во ад, так же неотлучна от Божества, неотлучна от Божества. Во аде же с душею, яко Бог. Нисходит обоженная душа Христа, как выражался Дамаскин. Это нисхождение или сошествие во ад, означает прежде всего вступление или проникновение в область смерти, в область смертности и тления. И в этом смысле оно равнозначно самому факту смерти Спасителя. Вряд ли правильно отождествлять тот ад или преисподняя земли, куда нисходит Спаситель, с тем адом, в котором будут мучиться грешники. Нельзя себе представить в одном и том же аду души грешников порочных и нераскаянных и души праведников ветхозаветных, включая сюда и пророков, некогда глаголавших Духом Святым и предрекавших Спасово пришествие, например пророк Исаия, пророк Иезекииль, Даниил, которые Духом Святым жили, Духом Святым прорекали пророчества. Если разуметь, нельзя думать, что они там же, если разуметь под адом место мучений. А Господь сходил именно в тот ад, где были праведники, куда прежде Него нисшел и Предтеча. По силе грехопадения первородного греха весь род человеческий впал в смертность и тление, и даже высшая праведность подзаконная не освобождала не только от неизбежности эмпирического умирания и смерти, но и от того загробного бессилия и немощи, которое определялось невозможностью воскресения, отсутствием силы или возможности восстановления цельного человеческого состава. И в этом смысле все сходили во ад, в преисподнюю тьму, как бы в царство некоего небытия или онтологического тления. Вот это – все сходили во ад – тоже закрепите в сознании, потому что это будет иметь значение потом в последующем воскресении Господнем, которое Он дарует не праведника только, а всем людям, и праведникам, и грешникам. Тем самым царство дьявола, князя века сего, князя смерти и духа, небытия – все сходили в это царство, и были под его властью, были невольно, по силе онтологической немощи, но не собственного нечестия, и потому не приобщались его нечестию и злобе. Праведники не приобщались его нечестию и злобе. В этот ад снисходил Спаситель. И во тьме бледной смерти воссиявает незаходимый свет жизни – это разрушает ад, разрушает смертность. Аще и во гроб снизшел еси, Благоутробне, но адову разрушил еси силу. Господь нисходит во ад, как победитель, как начальник жизни, нисходит в силе и в славе, не в уничижении, хотя и через уничижение, через смерть. Во ад Господь сходит благовествовать или проповедовать содержимым и связанным в нем душам, и силой Своего явления и слова разрешить их, явить им их разрешение. Иначе сказать, сошествие во ад есть воскресение всеродного Адама, потому и стенет ад низу и огорчается. Своим сошествием Христос сокрушает и стирает вереи вечныя и воскрешает этим весь падший род человеческий, упраздняет самую смерть. Смерти держава разрушися и диаволя прелесть упразднися. В этом торжество воскресения, воскресения, т. е. смерть разлучает с телом, в воскресении тело вновь обретается. И это воскресение назначено всем, и верным, и грешникам. Поэтому смерти держава разрушися, и диаволя прелесть упразднися – в этом торжество воскресения. Так самая смерть предлагает воскресение. Аз есмь первый и последний, и живый – Апокалипсис, – и был мертв, и се жив во веки веков аминь, и имею ключи ада и смерти.
С особой силой святитель Григорий Нисский раскрывает органическую связь креста и воскресения. Воскресение есть не только следствие, но плод крестной смерти. Святитель Григорий подчеркивает два момента: нерасторжимость ипостасного единства, в котором соединяется душа и плоть Христа, и во время смертного разлучения, т. е. еще раз вы уловили это – нет, что во время, когда тело Христа осталось на земле, а душа пошла во ад, душою Христос пошел во ад, Он оставался как Божественная личность в соединении со Своим телом, тело не разлучилось с Ним как с личностью. Разлучение с душою не приводило к разлучению с Ним как с Богом. И поэтому при разлучении души и тела, и то и другое оставались в Его Божественном присутствии, т. е. воипостазированность не прекращалась, ипостась, т. е. личность Христа, Божественная личность. И во время смертного разлучения не нарушалась нерасторжимость ипостасного единства. И при этом совершенная безгрешность Спасителя, чья жизнь безгрешна, у того единение с Богом совершенно неразрывно. Слышите? Чья жизнь безгрешна, у того единение с Богом совершенно неразрывно. Какой практический из этого вывод? Откуда в итоге являются у нас с вами поклоняемые что? Мощи святых. Мощи святых говорят об этом, что да, святой умер, да, от него мы наблюдаем только одни косточки, но он причастник тела и крови, и в этом смысле он введен в присутствие личности Христа с Ним, а личность Христа присутствует, единя, объединяя или единя в себе и тело, и душу. И хотя душою святой находится сейчас в раю, а телом здесь косточками своими, но в личности Христа этими косточками он неотрывен от Него, и потому когда мы прилагаемся к косточкам, мы имеем отношения с Кем? С Самим Христом, Которого он причастник, носил в себе и был по этой причине человекобогом. И в силу своего такого человекобожества он, как святой, до сих пор продолжает являть эту славу Бога через свои косточки, мало того, что через большую кость, даже через маленькие крошечки являет. Имей только веру во Христа и обращайся к Нему, ко Христу в этих косточках его. И поэтому чья жизнь безгрешна, у того единение с Богом совершенно неразрывно, всегда, сколько бы веков и времен не прошел, вплоть до того, что в конечном итоге, когда произойдет воскресение мертвых, эта-то неразрывность и привлечет все тела, которые здесь на земле, уже казалось бы истлели, но оказывается, в этом истлении они остаются своими мельчайшими составами неотрывными от самого человека, и вновь воссоединятся с ним. Вот, в чем дело. Но для закрепления еще раз повторю эту фразу: чья жизнь безгрешна, у того единение с Богом совершенно какое? Неразрывно. Положите это глубоко в сердце свое, живите к этому, к этой неразрывности.
В спасении нужно различать врачевание естества и врачевание воли. Здесь тоже очень важные моменты, которые имеют значение для нашей практической жизни. Естество врачуется и исцеляется непреложной силой вседейственной милости Божией, можно сказать, неким насилием благодати. И во Христе все естество человеческое исцеляется всецело и во всем своем объеме, исцеляется от неполноты и смертности. Это восстановление полноты откроется во всеобщем воскресении, в воскресении всех, и добрых, и злых.
А вот второе после естества – это сама воля человека, но воля человека не может быть исцелена силой Божеской, ибо весь смысл и исцеление воли в ее, воли обращении, в творческом ее устремлении к Богу. Воля человека исцеляется только в подвиге и в свободе. Только через подвиг входит человек в ту новую и вечную жизнь, которая открылась во Христе, и входит в нее через вольное – слышите – вольное умирание со Христом, точно так же, как в вольном умирании Христа на кресте явилась Божественная сила – она открыла эту дверь, вольное умирание открыло дверь Божественной силе в воскресении Христа в смерти. И входит в нее через вольное умирание, вечная жизнь входит через вольное умирание со Христом. И снова путь жизни открывается через смерть, через отречение, через умирание. Чего боится, что в нас – падшее естество. Чего избегает падшее естество, и от чего падшее естество устраивает нашу церковную жизнь как можно менее задеваемое для нее самой, чтобы жизнь церковная шла, и все бы порядки церковные, все бы казалось бы исполнялись, но падшее естество было бы ничем не задето, вплоть до того, что даже таинство – в нем так участвовать, чтобы оно не имело никакой власти и силы над человеком. Запросто причащаться, хотя мы, когда читаем про таинства, то там слышим страшное сие таинство, – такие слова. Да не сожгется огнем мое человечество за там грехи, да не в осуждение будет причастие это, а ничего не происходит, нет. Мы, казалось бы, все это нарушаем, и ничего с нами не происходит, хотя в ветхозаветные времена нарушение заповеди не прикасаться к ковчегу завета, – да, было сказано: будет караться смертью, и сколько таких примеров, которые дерзнули все-таки проверить – а действительно ли это действует, взяли коснулись, и тут же умерли смертью. Или же – когда уже апостолы собирали общину, то было положено правило общины: принеси в общину все свое имение и сделай его достоянием всех, – правило, которое было дано Святым Духом, как общинособирательное правило, как земной вход в общину. И что? Двое, муж и жена решили утаить часть имения, но они это же сделали против кого? Хотя принимал апостол, стоял в дверях, в воротах, но на самом-то деле принимал Дух Святый. И от того, что они Духу Святому солгали, утаив, тут же сначала муж упал мертвый, а потом жена упала мертвая. У нас с вами, при том, что мы с вами в таинство влетаем как угодно и откуда угодно – ничего не происходит, никто не помер, даже не шелохнулось ничто. Причина очень простая – падшее естество так уже устроилось, что даже таинство для него оказывается недейственным. Но если оно не действует в плане вот этих страшных упреждений, то оно и не действует и в плане добродетелей, в плане оживления – вот ведь что. И вплоть до того, что будет, наступит время, как пророчествуют святые отцы уже, что наступит время, когда будет совершаться служба в храмах, и таинства будут совершаться, но не будет благодати, потому что падшее естество все так устроит, вот жизнь церковную, что она внешне вся будет благолепнейшим образом выполняться, а потребности в таинстве не будет, потому что эта потребность таинств в таинстве для самого нашего падшего естества ведет к смерти, отречению и умиранию, нету другого способа обрестись в благодати. И мера, насколько ты готов на эти три, настолько благодать будет с тобою. Снова перечитываю: снова путь жизни открывается через смерть, через отречение, через умирание. Каждый должен соединиться со Христом лично и свободно, в признании веры, в избрании любви, должен отвергнуться себя, должен погубить свою душу ради Христа, должен взять крест свой и последовать за Ним. Без этого нет таинства. Но поразительно – человек так умудряется устроить себя в жизни православной, что совершенно спокойно обходится мимо, пролетает мимо таинства, хотя видимым образом его принимает.
Потому само вступление на этот путь должно совершить человеку действенно, так чтобы из действительного события, а таким событием является для него крещение, он вышел бы в силе, действенной для его последующей церковной жизни. Поэтому святитель Игнатий в необходимость серьезному христианину ставит три этапа входа в церковную жизнь. Его аскетические опыты, том 2. Когда ум увидит согрешения свои, количеством подобные песку морскому, то это служит признаком начавшегося просвещения души, признаком ея здравия. Увидеть согрешения в число песка морского. Пришедший в это состояние, святитель Тихон Задонский сказал: познаем грехи наши, се бо есть начало покаяния, покаемся, признаем себя недостойными ничего. Чем недостойнейшими признают себя они, угодники Божии, тем Бог, яко Благ и милосерд, более их удостаивает. Что наше собственное? Только немощь, одно растление, тьма, злость, грехи. Обратите внимание – это все мы читаем в наше время, когда вход в храмы открыт всем подряд, когда крещение не требует от человека никаких признаков веры, кроме одного – желания креститься. Остережемся, – дальше говорит святитель Игнатий, – смертного заблуждения, убоимся сопряженного с заблуждением отречения от Христа. Помните, он в другом месте – это во второй или в третьей беседе, да, мы читали, когда он говорит, что жизнь падшего естества есть уже факт отречения от Христа. Убоимся сопряженного с заблуждением отречения от Христа, убоимся верной утраты спасения, за усвоение мысли ложной, враждебной вере, тем нужнее осторожность в наше время, что ныне с особенным усилием распространяется проповедь о высоте добродетелей и успехов падшего человечества, с открытою целью привлечь всех на поприще этих добродетелей, и этого мирового преуспеяния. Осмеивая всесвятое добро христианства, проповедь эта старается внушить к нему презрение и ненависть. Это к чему презрение? А в том, что мы чем недостойнейшими себя будем признавать, тем Бог, как Благ, более нас будет удостаивать. Это все презираемо. Еще что будет презираемо? А в том, что мы немощь, растление, тьма, злость, грехи, и это именно мы реально видим, и больше ничего в себе не видим, это тоже подвергается презрению. Дела спасения суть дела веры, дела Нового Завета. Этими делами исполняется не человеческое разумение, не человеческая воля, но воля всесвятого Бога, открытая нам в заповедях Евангелия. Христианин, желающий наследовать спасение, должен совершить следующие дела. И вот, он раскрывает два этапа приготовления к крещению, и потом третий этап – собственно само крещение, а после него уже – еще три этапа церковной жизни. Первый этап – уверовать в Бога так, как Бог повелевает веровать в Него, т. е. принять учение о Боге, открываемое Богом же, принять христианство, хранящееся во всей чистоте и полноте в недре православной Церкви. Учение христианское возвещено вселенной проповедью, а принято верою. Возвещено проповедью, т. е. устами человеческими, а принято верою. Будучи учением богооткровенным, оно иначе и не может быть принято, как сочувствием сердечным, т. е. верою. Вера, по естественному свойству своему способна принять и усвоить уму и сердцу то, что непостижимо для ума, и не может быть принято обыкновенным путем суждения. Иже веру имеет и крестится, – сказал Господь, – спасен будет, а иже не имеет веры, осужден будет. Мы слышим: да не в суд и в осуждение – перед таинством причастия, а здесь: да не в суд и в осуждение перед таинством каким? Крещения. И чтобы не в суд и в осуждение, надобно в крещение входить уже с живою чем? Верою. Но тогда ее надо в себе возродить. И поэтому древняя Церковь крещение вела два, а то и три года, сугубыми специальными действиями, причем не действиями образовательными только, там вот занятиями и чтениями книжек – нет, а введением в реальность самой церковной жизни, церковной общины. И там было тщательно разработана поэтапность этого движения, конечно, при одновременном огласительном слове, которое оглашало и говорило, раскрывало, но прежде всего и более всего показывало саму эту жизнь, приобщало к самому таинству жизни, вводило в само совершение благодатного прикосновения. Вот, после того, как это все будет усвоено – первый этап, второй этап, я правда, тут не полностью это зачитываю, потому что тут немножко больше сказано у святителя Игнатия, самое существенное. Второй этап. Уверовавший должен дальше принести покаяние в прежней своей произвольно-греховной жизни, и твердо решиться проводить жизнь богоугодную. Это прежде, чем он войдет в крещение. Невозможно не усвоиться Богу, не пребывать в усвоении Богу, оставаясь и пребывая произвольно в греховной жизни. Но мы с вами вот, помните, потребности естества, да. Три потребности естества, которые свойственны мирянину и в общем, удерживают его именно как мирянина, т. е. христианина-мирянина. А четвертая потребность естества, которая выводит из состава мирян и делает его человеком уже мира сего, хотя православно-религиозным по образу своей жизни. Это какая потребность? Развлечения, потребность развлечения. Когда мы ее перечисляли, то мы там перечислили разновидности этой потребности развлечения около 10 или 15. Ну начиная с откровенных развлечений, там типа телевизор, песни светские, танцы, рестораны, бани в том числе и кончая там разные формы развлечений, которые являются разными гостеваниями, там днями рождения, но православными, среди православных, в православной среде, но вот такими развлечениями. Так вот, святитель говорит: невозможно ни усвоиться Богу, ни пребывать в усвоении Богу, оставаясь и пребывая произвольно, т. е. от себя лично в греховной жизни. Новый Завет всем приступающим к Богу возвещает покаяние в первое условие доступа к Богу. Проповедник, начавший проповедь Нового Завета, великий Иоанн, Предтеча Господень, начал проповедь свою с приглашения к покаянию: покайтеся, – говорил он отверженным человекам, вновь призываемым в общение с Богом, – приближися бо Царствие Небесное. С этих же слов начал Свою проповедь и Сам Богочеловек, – оттоле начат Иисус проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо Царство Небесное. Призвании к вере и покаянию, божественны. Т. е. святитель, тут апостол Павел помните, говорит, что объясняя, раскрывая это: те, которые предуведенные Отцом Небесным, те предуставленные, т. е. приготовленные Святым Духом. Кто предуставлен Святым Духом, тот призван, Духом же. Послушание, поэтому призвания к вере и покаянию божественны. Послушание к этому призванию необходимо для спасения. Оно есть исполнение всесвятой Божией воли. Т. е. это послушание тоже Божественно. Вот второй этап, который надобно освоить, прежде чем креститься. И тогда мы выходим, – говорит святитель Игнатий, – на этап третий. Уверовавшие в Бога – первое, да, второе – отвергшие греховную жизнь для вступления в общение с Богом, теперь вступают в это общение посредством начального христианского таинства – святого крещения. Вот аж когда крещение только. Крещение есть рождение в божественную жизнь. Невозможно вступить в естественное существование, не родившись по закону естества. На фоне конечно, этих всех слов, и сегодняшней беседы, все эти наши вот в Церкви сейчас много очень обсуждений идет по поводу того, сколько же бесед надобно проводить с желающими креститься, чтобы после этого их крестить? Ну это просто какое-то насмехательство. И главное – спор-то весь разыгрался последние несколько лет, там на всех страницах интернета, да плюс еще на страницах журналов христианских и газет – разыгрался по поводу того: четыре беседы проводить или две, уж как спорили, уж сколько статей понаписано по этому поводу. Четыре или две беседы проводить – об этом спорили. В конечном итоге пришли к выводу – отпустить епархиям, как хотят. Поэтому в одних епархиях установили четыре, в других епархиях две, а сами священники внутри епархии установили ноль. Каково? И попробуйте сказать что-нибудь против этого, там кто-то заикнулся, начал было вот об этом немножко, хотя бы чуть-чуть говорить – как его сразу заплевали, забросали – что ты, ты хочешь вообще закрыть дверь всем желающим вообще православно жить. А какой толк от того, что они покрестились, а жить же никто не собирается, 70% крещенных, 2 только захотели жить и то не пойми как. Невозможно вступить в общение с Богом, – говорит дальше святитель Игнатий, – в чем заключается истинная наша жизнь и наше спасение, – не вступив в христианство посредством приготовления и святого крещения. Невозможно. Таково божественное установление. Посредством святого крещения мы переходим в духовное потомство Богочеловека, Который по свидетельству пророка есть Бог крепкий, Властелин, Князь мира, Отец будущего века, Который, рождая нас духовно, уничтожает в нас начало смерти, но чем? – Своею смертью. Падшее естество этого вообще не хочет признавать, оно знает об этом, но жить, опираясь на это знание, не собирается. Уничтожает в нас начало смерти, насажденное рождение по плоти, и дарует нам вечную жизнь, смерть, насажденная рождением по плоти, а крещение дарует нам вечную жизнь, спасение, блаженство в Боге. Святый Иоанн Богослов возвещает об уверовавших в Бога и возрожденных святым крещением: Елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его, иже не от крови, не от похоти плотския, но от Бога родишася. Святое крещение, сделав нас чадами Божьими, восстанавливает нашу свободу, данную нам при сотворении. Вот откуда истинно крещенный легко идет в подвижническую жизнь, потому что он свободен от гирь падшего естества, от тленности, получает некоторое освобождение. Правда, не очищается от тленности, он от грехов очищается, а от тленности – нет, но тем не менее власть тленности гаснет, если истинно крестился. Утраченную нами при падении, восстанавливает силу воли, предоставляет нашей власти или пребывать чадами Божиими, или отвергнуть усыновление. Таковы слова святителя Игнатия.
И вновь возвращаемся теперь к протоиерею Георгию Флоровскому, который говорит: Христианский подвиг есть последование Христу, последование в Его крестном и страстном пути, последование даже до смерти. Но прежде всего это последование в любви, любовь познали мы в том, – говорит апостол Иоанн, – что положил Он душу Свою за нас, и мы должны полагать души свои за братьев. (1-е послание Иоанна). Не может жить во Христе, не может ожить со Христом тот, кто с Ним не умирает. Это не только аскетическая норма, это некий таинственный и онтологический закон духовной жизни, закон самого нашего бытия в Церкви. И теперь мы можем задаться следующим вопросом: что же такое человек? Что такое человек? – восклицает неизвестный автор трактата «Воскресение», который обычно приписывают святому Иустину. Он говорит: Что такое человек, как не животное разумное, состоящее из души и тела. Разве душа сама по себе есть человек? – Нет, она душа человека. А тело разве может быть названо человеком? – Нет, оно называется телом человека. А когда лежит в гробу, то оно называется как? – Труп. Если же ни та, ни другое в отдельности не составляет человека, но только существо, состоящее из соединения той и другого, называется человеком, а Бог человека именно призвал к жизни и воскресению, то Он призвал не часть, но целое, т. е. Он призвал и душу, и тело. Вот, примерно о том же самом Афинагор Афинский. Бог создал человека для вполне определенной цели – вечного бытия. Раз так, Бог наделил самостоятельным бытием и жизнью не природу души в само по себе, и не природу только тела, взятую отдельно, но скорее, людей, состоящих из души и тела, чтобы обеими частями, с коими люди рождаются и живут, достигать им по окончании земной жизни общей цели, душа и тело составляют в человеке единое живое существо. Ну, вот это еще раз подтверждение всего того, что мы уже говорили об этом, да, в том числе на примерах косточек святых угодников. Существом, наделяемым рассудком и разумом, является человек, а не душа сама по себе. Следовательно, человек должен всегда оставаться состоящим из души и тела, иначе получится не человек, а лишь части человека. Для христиан в силу этого смерть не есть нормальный конец человеческого существования. Смерть – это утрата тела, и в этом смысле она – крах и безумие, она, смерть – есть оброк греха, – говорит апостол, она – лишение и извращение, и с момента грехопадения таинство жизни вытеснено теперь таинством смерти. Душа же и дух могут быть частью человека, но никак не самим человеком, – писал священномученик Ириней. Тело без души лишь труп, а душа без тела лишь призрак. Действительно, иногда усопшие являются к нам, как кто? Как призрак, да, и кто пережил это, те пугались. Человек не бестелесный призрак, а труп не есть часть человека. Вот почему отделение души от тела, и есть смерть именно человека, прекращение его существования, его существования как человека. Следовательно, смерть и тление тела можно сказать, стирают из человека образ Божий. В умершем уже не все человечно. По этой причине вечная жизнь сейчас закрыта, Царство Божие сейчас не пускает к себе людей. Точно так же, как когда-то рай, сейчас вот Царство Божие не пускает к себе людей, а святые находятся в раю, но не в Царстве Божием, не в Царстве Небесном, которое откроется после Страшного Суда, и откроется после воскресения, т. е. после воссоединения с чем? С телом. В Царство небесное люди войдут уже полными человеками, т. е. восстановленными людьми. Сейчас в силу того, что они неполные человеки, то они в Царство Небесное, в вечную жизнь в таком виде войти не могут, потому что важной части их нету. Точно так же, как когда Христос не совершиь Своего таинства искупления человека, все праведники Ветхого Завета уходили с земли, но не могли войти куда? В рай, оставались в шеоле ада, правда, для праведников предназначенного, не вместе с котлами там, не вместе с томлением грешников, но ад не пускал их в рай, и только после крестного страдания Господнего и воскресения Его в смерти, ад рушится, рай открывается, но открывается опять не для полных людей, а полные люди войдут уже в Царство Небесное, но после воскресения всеобщего, а значит воссоединения и Страшного Суда. Что-то встает на свое место, да в нашем разумении нашего жизненного пути?
Преподобный Иоанн Дамаскин в одном из знаменитых песнопений чина погребения передает это так: Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида. Он говорит о теле? Нет. Преподобный Иоанн говорит не о человеческом теле, но о самом человеке. Наша красота по образу Божию не есть тело, а человек. По образу Божию тело не может быть красотою. Образ Божий как красота, относится к человеку, а не к телу, но значит, к единению и души, и тела, но конечно, в облике человеческом, в той мере, в какой душа отображается в этом теле. Кстати, это тоже некая причина, по которой православие не гнушается телесностью и телом, не гноит его, а лечит, и бережет его, и занимается им, и благоразумно относится к нему и с ним, в отличие от различных там сект, которые полностью уничтожали свою телесность и тело. Он, человек, воистинну образ неизреченной славы Божией, даже если носит язвы прегрешений. И вот теперь с этих позиций еще раз услышьте то нам всем такое близкое и родное Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, но лежащую безобразну, бесславну, не имущую вида. Т. е. она утратила – Божья красота – свой вид, потому что разделилась душа от тела, и действительно лежит тело в гробу. А образ Божий, который созданная наша красота – по образу Божию, – ее в этом теле уже нету, потому что она относится ко всему полному человеку, она была до смерти и будет после воскресения.
Греховное бремя, в котором человек к сожалению, ходит в земной своей юдоли, состоит не только в нечистой совести и сознании вины, но и в необратимом расколе всей человеческой природы, т. е. души и тела в том числе. Падший человек – более не человек. Он онтологически деградировал. И свидетельством такой деградации стала человеческая смертность, т. е. отделение тела от души. Человеческая смерть – в ней богоприрода человека становится рассогласованной. А причиной этому является греховное бремя, как нечистая совесть и сознание собственной вины. Мы умрем, и будем как вода, вылитая на землю, которую нельзя будет собрать, – Ветхий Завет, 2-е Царств. Естественное состояние, о котором говорит святой Афанасий Великий, есть течение космических циклов, т. е. естественное состояние, т. е. падшее состояние, падшего естества – есть течение космических циклов, цепко засасывающих падшего человека, и этот плен – знак человеческой деградации. Это все астрологические карты, астрологические описания, что с тобой будет. И действительно, когда мы начинаем смотреть эти все астрологические описания нас, мы обнаруживаем прямо точно сходство, но сходство-то чего с этими картами, с этими описаниями? Сходство нашего падшего естества, которое, смотрите как – цепко засасывается течением космических циклов. Надо заниматься тогда этими астрологическими всякими описаниями самих себя, да еще по ним свою жизнь выстраивать? Ну, пожалуйста, Если ты хочешь остаться и закрепиться в своем падшем естестве, то ты этим и будешь заниматься. Но в результате такого засасывания, человек лишился своего привилегированного положения в тварном мире, где он должен был стоять над всем этим, над всеми этими циклами космических движений.
Ну вот, теперь собственно к самому воскресению. Значит, мы с вами идем в теме, да, что совершил Господь? Он совершил Боговоплощение, совершил дальше крест, искупление крестное и совершил воскресение. Воплощение Слова было откровением жизни. Воплощение уже само по себе отчасти оживило человека и воскресило его природу. Не просто обильная благодать излилась на человека в воплощении Господнем, но природа его была – человека – воспринята в сокровенное единение, единение по ипостаси с Самим Богом, что мы теперь имеем каждый раз в таинстве причастия. Однако, кульминацией воплотившейся жизни стал крест, смерть воплотившегося Господа. Жизнь полностью открыла себя в смерти, вот парадокс, тайна христианской веры, жизнь в смерти и через смерть, жизнь из могилы, тайна могилы, чреватой жизнью. И христиане рождаются заново, в подлинную вечную жизнь, только пройдя в крещении смерть и погребение во Христе, они возрождаются со Христом в крестильной купели – таков непреложный закон истинной жизни. Спасение было совершено на Голгофе, а не на Фаворе, и даже на Фаворе говорили о кресте Христовом. И в связи с этим святой Афанасий Великий говорит: покаяние человеческое не выводит из естественного состояния, в которое вернулся человек, согрешив. Т. е. когда мы согрешаем, то мы это делаем от падшего же естества, т. е. тем самым мы обнаруживаем, что мы вернулись к нему, мы впали в него, и оно и через него совершило новый грех, человек совершает новый грех. Поэтому покаяние не выводит из естественного состояния, в которое вернулся человек согрешив, а прекращает только грехи. Ибо человек не только согрешил, но и впал в тление, т. е. грех и тление, да. Итак, Божие милосердие не могло допустить, чтобы однажды сотворенные разумные существа и причастные слову Его, чтобы они погибли, и через тление опять обратились бы в небытие. Следовательно, Слово Бога сошло и стало человеком, приняв наше тело, чтобы людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление, и оживотворить их от смерти присвоением себе тела и благодатью воскресения, уничтожая в них смерть, как солому огнем. И тогда, когда мы после причастия например, или после таинства покаяния тут же прямо же сразу ввергаемся опять в те же самые грехи, да еще и имеем такую, как бы некоторую такую небрежность, мягко сказать, а вообще-то некое нахальство что ли – на исповеди говорить: батюшка, ну что мне десять раз об этом вам говорить, я все равно впаду в эти грехи, я уже двадцать раз впадал или впадала. Когда я это все слышу – прямо скорбью обливается сердце, но ничего сделать невозможно, потому что когда так человек говорит, даже на исповеди – ничем этого не сбить и ничем его не вразумить, ну во всяком случае я не нахожу, ни слов, ни отношений, ни обращений, чтобы человека как-то из этого выправить. Сказать еще можно, я говорю, что ну, не все же так. И тем не менее, семижды семьдесят раз кайся, – глядишь, и понемножку, да все-таки будет какое-то исправление, но на самом-то деле я понимаю, что он все равно мне продолжает говорить или она: ну батюшка, это так, все так, но я все равно согрешаю и буду согрешать, чего мне тогда об этом вам каяться. Тогда как же людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление? Как же оживотворить их от смерти, когда они очередными грехами снова ввергают себя в это, и при этом ничтоже сумняшеся, да еще так спокойно заявляют на исповеди, – ну вот, что сделаешь, я вот такая, я вот такой. В то же время, как Господь, присвоением Себе тела человеческого и благодатью воскресения, уже уничтожил в них смерть – только ты вот обратись и живи так, глядя вперед, забывая задняя, простираясь в предняя и забывая задняя.
И вот теперь мы дальше сейчас подходим к самому таинству крестной смерти, вот куда надо обратиться, чтобы ты всем своим сердцем, всем своим разумением, всем сознанием своим был обращен к этому таинству смерти. К какому таинству, что за таинству? Смерть побеждается не явлением жизни Христа в смертном теле, в Его Бога теле, не тем, что Христос потом явился перед людьми, перед Своими учениками живой в Своем теле, – не этим побеждается смерть, и не появлением Его живым, воскресшим перед учениками является свидетельством Его победы. А побеждается смерть вольной смертью воплотившейся жизни. Слышите? Я просил вас обратить внимание на это слово: вольная смерть. Равно, как и наше вольное следование за Господом. Равно, как воля, а не просто очищенное естество, воля прежде всего. Так вот, вольной смертью воплотившейся жизни смерть побеждается на кресте. Слово воплотилось ради смерти во плоти, – подчеркивает святой Афанасий. Это была вольная смерть, вольная именно Того, Кто Сам есть жизнь вечная. Разумеется, в то же время, это обыкновенная человеческая смерть, Его в человеческом естестве, смерть по человеческой Его природе, Христа. Однако, происходит она внутри ипостаси Слова, воплотившегося Слова, а следовательно, она именно ведет к воскресению. Крещением должен Я креститься, – говорит Господь ученикам прежде всех этих событий, – это крещение – крестная смерть и пролитие крови, крещение мученичества и крови, которым Сам Христос тоже был крещен, – говорит святой Григорий Богослов. Смерть на кресте, как крещение кровью – вот в чем самая суть искупительной тайны креста, как крещение кровью. Крещение – это очищение. А крещение Христа было, можно сказать, – очищением человеческой природы, следовавшей к возрождению в ипостаси воплотившегося Слова. Это было омовение человеческой природы потоком жертвенной крови Божественного Агнца и прежде всего омовение тела, т. е. смыты были не только грехи, но и немощи человеческие, и даже сама смертность. Такое очищение явилось приготовлением к грядущему воскресению, очищение всей человеческой природы в лице ее нового мистического первенца, последнего Адама. Это было крещение кровью для всей Церкви, и более того, всего мира. Еще раз процитирую святителя Григория Богослова. Очищение немалой части вселенной и не на малое время, но целого мира и вечное очищение. Поэтому крестная смерть важна не как смерть Непорочного, но как смерть воплотившегося Господа. Помните, мы на одной из бесед говорили о том, что не невинность Христа является причиной силы крестной, а причиной этой силы является то, что умирает на кресте Сам Господь, но в человеческом Своем естестве. Воплотившийся Господь – вот Кто умирает. Используя удивительно смелую формулировку святителя Григория Богослова, мы, – говорит он, – возымели нужду в Боге воплотившемся и умерщвленном, чтобы нам ожить. В этой нетленной смерти преодолеваются и тление, и смертность, а значит, начинается воскресение. Значит, здесь два момента: вольная смерть и второй момент – смерть Бога, но в теле человеческом. Начинается воскресение. Но при этом победой над смертью крестная смерть стала не только потому, что за ней последовало воскресение, она есть победа сама по себе. Он умирает, давая жизнь, Своею смертью Богочеловека разрушая смерть человеков. Он погребен, но восстает вновь, Он нисходит во ад, но выводит оттуда души. Тайна воскрешающего креста особенно чтится в Великую субботу, день сошествия во ад. Ведь сошествие во ад – это уже воскрешение мертвых. В результате Своей смерти Христос соединяется с умершими, и это дальнейшее распространение воплощения, ад, обиталище тьмы и смертной тени – он скорее место безумной тоски, чем заслуженного наказания, мрачный шеол, место безысходного развоплощения, развоплощения, т. е. утраты тела. Едва тронутое тусклым скользящим лучом невзошедшего пока солнца – Христа, лучом надежд и упования, пока не исполненных, там проявлялась онтологическая немощь души, терявшей в смертном разлучении способность быть подлинной энтелехией своего тела, т. е. жизнь подающей силою, да, энтелехией, бессилия падшей, уязвленной природы. Тело умерло не по немощи естества вселившегося Слова, но для уничтожения в нем смерти силой Спасителя, – говорит святой Афанасий. Великая Суббота есть нечто большее, чем просто канун Пасхи, она благословенная Суббота. По слову святителя Амвросия Медиоланского – сия бо есть благословенная Суббота, – в стихире слышим мы, – сей есть упокоения день, в оньже почи от всех дел Своих единородный Сын Божий. Я есмь первый и последний, и живый, и был мертв, и се жив во веки веков, аминь, и имею ключи ада и смерти. Надежда бессмертия христиан основанно держится этой победой Христа, а вовсе не какой-нибудь природной способностью человека.
Ну вот, в силу того, что время уже много, мы на этом пока сегодня остановимся, хотя впереди еще где-то треть, наверно, этой темы, ну, закончим ее в следующую пятницу, это через пятницу, это получается 8 января, половина восьмого вечера.
7 . Беседа: Христос. Вера. Имя
2016-01-08 Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер. Итак, сегодня мы продолжаем, у нас сегодня седьмая беседа. Сегодня 8 января, второй день Рождества Христова, мы в прошлый раз остановились на чтении книги протоиерея Георгия Флоровского «Догмат и история» главу «Воскресение жизни». Главная мысль здесь была в том, что по человечеству Господь умирает, страдает и умирает на кресте, а по Божеству Своему, как Сын Божий, Он тело, оставленное на кресте, содержит в себе, сходя во ад, и вот это иными словами, если обратно сказать, что тело, страдающее и умирающее на кресте, т. е. страдающее и отделяющееся от души или теряющее душу – оно не потеряло Самого Христа. Личность в своей природе содержит, вернее свою природу содержит в себе, личность содержит свою природу в себе и сама через природу осуществляется. Поэтому природою человеческою является наш дух, душа и тело. А осуществляется в нашей природе наше «я», мы сами, т. е. личность. Но это «я» не может осуществляться, если не будет природы, и природа не может быть человеком, если не будет личности. Так у человека, так сотворен человек по образу Божию, и поэтому когда мы умираем, то мы по человечеству своему, оставаясь со своею душою, тело теряем совершенно, оно истлевает. И так до пришествия Христа было, что тело истлевало совершенно. Но вот с явлением Христа, когда Господь природу человеческую принимая в Свое человечество, т. е. принимая нас в природе, в духе, в душе и в теле, и становясь Сам по природе человеком, однако остается Богочеловеком по личности. И в Нем, помните, да, слова протоиерея Георгия Флоровского – не было личности человеческой, была только природа человеческая, личности не было. Личность же была Его Божеская, т. е. Сын Божий, как личность, как Лицо второе Святой Троицы, воплотился. И в этом заключается, как мы потом дальше увидим, но не сегодня, а в следующей беседе, потому что мы к этой тайне все подходим, и никак не подойдем. В этом заключается та тайна силы креста Господнего, которую Господь после Своей крестной смерти, в самой крестной смерти и затем в совершившемся уже воскресении Он преподает всем людям, приобщающимся к этому таинству Его тела и крови. Здесь сокрыта тайна вообще самой Церкви новозаветной, ибо эта Церковь, в силе совершающаяся на земле. И в силе не человеческой, а в силе Божеской. Эту Божескую силу Церкви дает таинство креста. И поэтому собственно говоря, Церковь вне креста не существует, ее просто не может быть. Она становится простым человеческим деянием, да, очень талантливым, очень одаренным – мы это видим по всем отделившимся от Церкви, ну например, конфессиям, там католической, тем более протестантской. Смотрите, что протестантская конфессия творит сейчас в мире. Все эти, весь евроуровень, вся эта, весь цвет современного прогресса науки, техники, всей культуры, которая сейчас разворачивается как субкультура современного мира, весь этот глобализационный процесс цивилизации, как единой цивилизации всего мира – это все сила прежде всего вот человеческая в протестантизме. Там нет крестной силы, потому что если у католиков крест без Христа, то у протестантов вообще нет креста. И мы видим, какая могучая и талантливейшая, и одареннейшая вообще сила является в людях, лишенных креста, тем более, если брать другие народы, которые вообще исповедуют другую религию, т. е. которые вообще не знают Христа, не знают Бога, а знают только лишь суть бесов и демонов, вот да, которые в облике божеств обманным путем удостоверяют людей в необходимости поклоняться им, и люди других религий, поклоняясь там различным образам божественным, на самом деле за ними поклоняются бесам и демонам, в конечном итоге диаволу. И здесь деяния человеческие, соединенные с деяниями сатанинскими, т. е. незримо за всем этим стоит дух диавола, который мы знаем, или же называем его как дух мира сего, или дух времени. Мы живем, – говорят люди, – по духу времени. Ты несовременный, – говорят кто-то кому-то, т. е. ты не в духе времени живешь, ты несовременный. И только Церковь остается со Христом, но тогда со крестом, но тогда с тайною креста и с тою силою, которую эта тайна креста содержит в себе. Эта сила и есть таинство креста, крестное таинство. Поэтому-то и все святые угодники, начиная особенно с Великого Афанасия, святителя Афанасия Великого, говорят, что все таинства основаны на силе крестной, и крест есть суть и основа всех семи таинств Церкви. Ну и получается, что действительно, Церкви без креста нет, потому что в кресте сила, и поэтому Церковь сильна именно крестною силою. Ну а как мы ее и через что мы ее сейчас можем в себе испытывать – это вот, об этом вся наша забота и вот об этом мы сейчас сильно вникаем в те материалы, которые так Бог сподобил меня как-то подтянуть сейчас, и вот излагать вам, порою большими текстами, но зато мне думается, очень врачующими и приближающими нас к этой тайне. Это приближение к тайне крестной особенно значимо для нас с вами в наше время, учитывая, что, ну первое – мы преимущественно, в общем-то весь народ церковный сегодняшний – это вошедшие в Церковь практически заново, т. е. после 70, а то и для кого-то 90 лет безбожия, фактически имея за собою два, а то и три поколения неверующих наших родных, мы вдруг обретаемся сейчас в вере. И ясное дело, что мы входим в церковную жизнь, не имея ни детских образов веры и жизни верующих людей, ни наставлений таких значительных для нас и заветов наших отцов и дедов, потому что они не были таковыми. И самое печальное, что и вообще и так очень властно и с силою воспитанные безбожным обществом. Более того, большинство из нас при этом безбожном влиянии на нас искренне доверяли всему безбожному атеизму и искренне шли за ним, и ввергая все свои таланты и силы, свое главное, что свою ревность такую невольную, но все-таки по человечеству, по творению человеческому имеющуюся в нас ревность о совершенстве, мы ее всю отдали на совершенство по делам безбожного общества и по ценностям и заветам безбожия, хотя там многое было обращено на нравственное совершенство, и это подхватывая, в этом мы как-то может быть, были отчасти приуготовлены к тому, чтобы, или вернее не приуготовлены, а отчасти сохранились от совсем уж такого откровенного зла безбожия. Именно в этом только лишь некоторое наше преимущество по отношению со всеми остальными людьми, которые сейчас вне Церкви. Т. е. мы, войдя таким образом без всякого наставления и без всякого сопровождения и сопутствия от наших корней, получается, что как бы барахтаемся фактически сейчас в церковной жизни и часто если бы не собственно сама Церковь с ее учением, с ее догматами, с ее порядком жизни, который врагу не удалось сокрушить во все советское время, и все-таки сердцевина церковной жизни, как исполняемого живого предания – оно сохранилось, как не рушили – а сердцевину не разрушили. Поэтому это все нас продолжает вовлекать в правду церковной жизни, и плюс конечно, сами таинства, которые для нас пока безотчетным образом, тем не менее хранят и держат нас в сторону Царства Небесного. Хотя и мы с вами практически об этом, эти слова почти не помним, как опыт показывает сейчас, что мы живем из Евангелия каким угодно содержанием, но почти не живем содержанием о Царстве Небесном. В то время, как Евангелие только о нем и говорит, оно прямо сразу и начинает с того, что – покайтесь, приблизилось Царство Небесное. И дальше разворачивает и раскрывает само, сам образ Царства Небесного в прикровенных притчах, а потом и вообще в заповедях Блаженств, и в конечном итоге в самом подвиге Христовом, Христовой любви, которую Он как Царь Царства Своего совершает здесь на земле, и в конечном итоге восходит на крест и исполняет страсти Свои во искупление нас, затем в воскресение Свое. Это все деяния Царства Небесного. Но мы как-то, а все остальное евангельское есть средства и способы усвоения этому Царству. Мы как-то так не складывали свою жизнь в большинстве своем, и об этом как-то не очень думали. Но вот сейчас с сегодняшней беседы, в которых идет собирание святых угодников, святых отцов и наших современных отцов Церкви в лице протоиерея Георгия Флоровского прежде всего, и затем Александра Шмемана. Но мне думается, нас все-таки выводит на ту правду и реальность силы Церкви, которую мы сейчас пока не вполне разумеем и не вполне по ней идем и живем, но есть надежда, что через это водительство церковное все-таки обретем этот путь, а значит, обретем эту силу, и в ней, в этой силе не утрачиваясь, не обмирщаясь с годами, а наоборот, все более возгреваясь в ревности духовной, будем идти к своему спасению, т. е. собственно в радении о Царстве Небесном. Ну вот, об этом все предыдущие беседы были, и вот сейчас мы продолжаем это наше чтение.
Итак, протоиерей Георгий Флоровский. Да, мы все, – он говорит, слова Иоанна Златоуста, которые следующие сказал, – да, мы все еще умираем прежней своей человеческой смертью. Но – обратите внимание – не остаемся в ней. Умираем по человечески, но не остаемся в ней. И далее уже сам протоиерей Георгий: Произошло исцеление и обновление человеческой природы, а поэтому восстанут все, все будут воскрешены, и всем возвратится полнота их естества, хотя и в преображенном виде. Все, т. е. Церковь учит в лице Святых Отцов, что восприятие человечества Господом было совершено как всего человечества, независимо от того, веруют, не веруют, грешный или же праведный. Отныне всякое развоплощение временно, т. е. наша смерть – это развоплощение, мы теряем тело, и остаемся, уходим с земной жизни, как душа, дух, оставаясь своею личностью половинчатой, т. е. потерявшею, утратившею тело, т. е. мы развоплощаемся в смерти. И вот это развоплощение, – говорит отец Георгий, – оно временно. Мрачная юдоль ада теперь после креста Господня уничтожена силой животворящего креста. Ну вот, это мы отчасти можем переживать и знаем, может быть в опыте, очень пока к сожалению, очень смутно, как то восстановление нашей телесной жизни после таинства, особенно после покаяния или после причастия каждому непременно когда-либо, но хотя бы 2-3 раза в жизни, какая бы она у нас долгая ни была – церковная жизнь, но все-таки есть этот опыт, когда телесность мертвенная наша вдруг обретается в жизнь, и мы, даже болящие, вдруг переживают утешение и ослабление своих телесных болезней. И когда он теряет эту свою утешенность и это пребывание в Господнем искуплении, которое он получил в таинстве, то болезненность вдруг обнаруживается – оказывается, она никуда не уходила, болезнь не отошла. Но твое присутствие в болезни стало иным. Вот это вот преодоление мрачной юдоли ада силою животворящего креста в таинстве причастия тела и крови.
И дальше: Но нам все-таки следует ясно различать, – говорит отец Георгий, – исцеление природы и дальше исцеление воли. Потому что если исцеление природы совершается в каждом таинстве, даже безотчетно для нас с вами, и совершенно незаметно для нас с вами, то исцеление воли – оно, увы, может не совершаться, потому что все зависит от нас самих. Мы можем идти в таинство, вовсе не имея стремления волевого, т. е. к перемене своей жизни и своего волевого устроения. Отец Георгий говорит дальше: Природа исцелена и возрождена, как бы принудительно, могучею властью всесильного и всепобеждающего Божия милосердия. Обратите внимание на это слово милосердие – мы к нему придем на следующей беседе, и в нем в этом слове содержится очень важный момент тайны креста. Всепобеждающего Божия милосердия. Сила крестная в этом Божьем милосердии. Здравие, так сказать, навязано человеческой природе, ибо во Христе вся человеческая природа, т. е. все семя Адамово во всех поколениях земного человечества окончательно очищено от несовершенства и смертности. Только узнается это всеми остальными народами, которые вообще знать не хотят Христа, – узнается это в последний судный день, когда все воскреснет, т. е. когда из ада извлекутся и восстанут не просто православные христиане в телах своих, но восстанет все человечество, которое сегодня пребывает заключенным в ад. Во Христе вся человеческая природа окончательно очищена от несовершенства и смертности. Это проявится во всеобщем воскресении, воскресении всех, и праведных, и грешных. И что касается природы, никто не сможет уклониться от этого царского указа Христа, никто не сможет воспротивиться всепроникающей мощи воскресения, даже те, которые предали себя сатане. Равно как и те, которые сегодня в восточных религиозных культах доходят до величайших демонических мистерий и как они полагают, до высочайших совершенств, Будды к примеру, да, когда уже вообще человек растворяется в нирване, т. е. исчезает как личность. Но даже и они, прежде чем это окончательно с ними произойдет в геенне огненной, они должны будут получается, обрестись в телах. А вот волю человека нельзя исцелить приказом. И вот здесь очень важный момент – что же такое наша с вами жизнь в Церкви? Если Церковь со своей стороны – это явление Божественной власти и силы, силы и власти, и жизни в том и в другом, то войти в эту жизнь и в эту власть и силу человеку возможно только самому. И поэтому хотя и все исполнено Богом и для всего человечества, в том числе и для нас с вами, однако привиться к Царству Небесному, что есть задача всех мирян, а тем более привиться Самому Христу, что есть задача всех монахов или иноков прежде всего, потом монахов, да – это можно только от себя, только приложив свою волю. Человеческая воля, – дальше говорит отец Георгий, – должна сама устремиться к Богу, должно возникнуть добровольное и искреннее чувство ответной любви и приклонения. Слышите – чувство искреннее ответной любви и приклонения. Помните, в беседе, ну это вот помимо наших сегодняшних бесед, была беседа еще о вообще церковной жизни, и в ней о молитве Иисусовой, где святые отцы, особенно Валаама старцы, говорят о том, что при молитве Иисусовой должно быть непременно внутреннее делание, внимание, покаяние, воздержание, благоговение и отсечение помыслов. Так вот, вот эта ответная любовь – она должна быть, это и есть делания любви, как те самые делания, которые как говорится, не имеешь любви, хотя бы имей дела любви. Вот делами любви являются эти делания, этой любви ко Христу, в имени Его совершаемое нами. Должно произойти свободное обращение человека к Богу. Только в таинстве свободы возможно исцеление воли человека, – тоже этот момент очень возьмите, потому что это потом нам, нас подведет уже собственно к самой тайне креста. А свободное движение воли – вот о чем здесь идет речь, да. Только таким, свободным усилием человек входит в новую, вечную жизнь, явленную Христом Иисусом. Духовное возрождение происходит только в условиях абсолютной свободы. В условиях абсолютной свободы, но тогда это условие абсолютной свободы должен дать нам, должно дать само Царство Небесное, а коль в нем глава и Царь – Христос, то значит, должен дать Сам Христос. А Он и дал, потому что творя сотворение человека, было произведено по во образ Божий, т. е. в совершенную свободу. И так, как творила человека любовь Божественная, а любовь – она бесконечна и беспредельна, то соответственно, по любви Господь ни в чем, ни в малейшей йоте не ущемил человека. Если любовь бесконечна, а она есть не ущемление, а ну как бы подтверждение человека, но тогда это подтверждение его свободы. Если бы любовь Божия была бы до границ, то тогда эта свобода тоже была бы до границ. Но так как любовь Божия бесконечна, тогда и свобода, которую дает Господь человеку, созидая его и весь ангельский мир сотворяя тоже в свободе – то эта свобода абсолютна, бесконечна. Поэтому и говорится, что духовное возрождение происходит только в условиях абсолютной свободы, а эти условия уже есть, они уже в самом нашем, в нас самих, в образе Божием нашем, в той свободе, которая нам уже дарована в образе Божьем в нас – она уже есть. Через самоотвержение и посвящение себя Богу во Христе свободного посвящения. Бессмертие получат все, подобно тому, как во всех действует Божий Промысел. Бессмертие получат все, подобно тому, как во всех действует Божий Промысел. От нас не зависит – воскреснем мы после смерти или нет, равно как не зависело от нас наше рождение. Христова смерть и воскресение приносят бессмертие и нетление всем в одинаковой степени, ибо всякий человек имеет то же естество, какое и человек Христос Иисус. Но никого нельзя принудить к желанию. Таким образом, воскресение есть всеобщий дар, а блаженство примут лишь некоторые. Воскресение – всеобщий дар, а блаженство – помните, – заповеди Блаженств, есть собственно говоря, Царство Небесное, – примут лишь некоторые.
И вновь дорога жизни предстает стезей самоотречение и смирения, самопожертвования и самозаклания, т. е. креста. Следует умереть для себя, чтобы жить во Христе. Каждый должен сам совершить личный и свободный акт соединения со Христом, Господом, Спасителем и Искупителем, должен совершить это через исповедание веры. Потом следующая тема у нас будет – помните, общее название бесед наших «Христос, вера, имя», следующий раздел будет вера, через исповедание веры, через выбор любви, через мистическую клятву верности, вера и верность – вот важнейшие два момента, которые мы будем исследовать в следующем разделе. Кто не умрет со Христом, не сможет жить с Ним. Если мы через Него не готовы добровольно умереть по образу страдания Его, то жизни Его нет в нас, – говорит священномученик Игнатий Богоносец. А образ страданий Его – это образ как раз крестной жизни в Церкви, потому что церковная жизнь – это есть жизнь крестная. И мы с вами сейчас имеем две жизни – жизнь мира сего, и в ней, в этой жизни имеем еще жизнь церковную. Ну вот, беда вся в том, что эта церковная жизнь – она больше, будучи религиозной церковной жизнью, а не жизнью веры, – она не вполне крестная, и все более склоняется к тому, чтобы крест вообще убрать из своей религиозной православной жизни. И поэтому, чтобы она религиозно-православная была, жизнь, но не была при этом крестной. И когда говорит Евангелие, что придет Господь и найдет ли веру, то Он этим самым, Евангелие говорит, что найдет ли крестную жизнь христиан православных, тем самым раскрывая некоторую тайну, которая сейчас тайна зла, которая совершается и захватывает все человечество, в том числе и нас, православных с вами, где падшее естество, со властью вступая в свою жизнь, и нами самими в этой власти утверждаемая, входит в некие права, а в этих правах оно изгоняет крест из религиозно-православной жизни. Жизнь становится не крестной. Ну, для примера просто, яркий такой, чтобы далеко не вдаваться, вот – какая-то часть из нас все время ищет усовершить свои бытовые условия, и ради этого очень много усилий предпринимает, настолько много, что уже нету времени для молитвы домашней, утренней, вечерней, нету времени вообще на пост, потому что от поста слабеют силы, а силы нету – заработка нету, и надо вот еще более укрепляться, поэтому надо крепче есть, и так далее, т. е. в итоге вот это бег, гонка за довольствиями мира сего у православных людей приводит к этому довольству, люди получают же эти прекрасные квартиры с дивными условиями существования вот да, и с прекрасными средствами передвижения, и при этом продолжают держать еще и религиозно-православную жизнь, т. е. уходит крест из жизни христианина. Если мы через Христа, – говорит Игнатий Богоносец, – не готовы добровольно умереть по образу страдания Его, т. е. наша жизнь перестает быть крестной, то жизни Его нет в нас. И тогда к словам евангельским: найдет ли веру, – добавляются слова пророческие старцев наших, что будут храмы исполнены всего благолепия, не только внешнего, но и богослужебного, но благодати не будет за невостребованностью, потому что благодать востребуется только самою крестною жизнью за пределами храма, и ты такой, востребовавший крестную свою жизнь благодатью за пределами храма, приходишь в храм, а умножаться или же поддерживаться ею, благодатью, получать ее здесь, а исполнять и совершать опять в крестной своей жизни за пределами храма.
И дальше протоиерей Георгий уже разъясняет: Это не только аскетическое или нравственное указание – такие слова Богоносца, и не просто угроза, это – онтологический закон духовной жизни, закон самого бытия, онтологический – т. е. присущий по существу, внутренне присущий нам. Ведь возвращение здравия человеку обретает смысл исключительно в причастии Богу и жизнь во Христе. Для находящихся в беспросветной тьме падшего естества, для нарочно отрезавших себя от Бога, даже само воскресение должно казаться в итоге безосновательным и излишним. Опять вспоминаем некие пророчества о том, что и в воскресение, в последние времена православные люди веровать не будут. И воскресение придет к тому, что и воскресение будет казаться безосновательным и излишним, и тем не менее, оно придет. Придет как воскресение осуждения – евангелие от Иоанна, 5 глава, 29 стих. Придет как воскресение осуждения. И им завершится трагедия человеческой свободы. Но воистину на пороге таинственного и непостижимого. Апокатастасис – восстановление природы не исключает свободу воли, воля изнутри должна быть движимой любовью. Это ясно сознавал святой Григорий Нисский.
Вот и преподобный Максим. Что же все-таки с теми, кто не повернулся к Богу и остался в этом неповороте или в бесповоротности к Богу остался в этом верен себе? Преподобный Максим вообще не верил в неизбежное обращение упрямых душ. Те, – говорит он, – кто во время земной жизни коснел в угождении плотским страстям, или жил противоестественно, – не смогут вкушать это вечное блаженство. Слово Божие есть свет, просвещающий умы верных, но просвещающий судным огнем, попаляющий тех, которые по любви к своей плоти обитают в ночной тьме этой жизни. Разница здесь между признавать и соучаствовать, потому что признавать – не значит соучаствовать. Это уже дальше разъяснение протоиерея Георгия: Бог действительно будет во всех, но только в святых Он будет пребывать милостиво. Вот слово милостиво – обращайте постоянно на это внимание – когда мы говорим о тайне креста, мы говорим о тайне силы крестной. А это тайна милости Божией. Поэтому здесь сказано: Бог во святых будет пребывать милостиво, т. е. с силою, в нечестивых же – немилостиво, т. е. лишая их крестной силы, хотя при этом условия креста всему человечеству свойственны, но они их не узнают, как крест Христов, а просто страдают от всяких разных бедствий, болезней, горя, нищеты, голода, холода, семь миллиардов сегодня так или иначе как-нибудь, да что-нибудь да переживают. Но они это переживают без силы Господней, и переживают это как отсутствие милости Божией, т. е. немилостиво. И грешники будут отчуждены от Бога отсутствием решительной воли к добру, каковым есть Христос. Мы вновь имеем дело с разделением природы и воли, воскресением вся тварь будет возрождена, т. е. приведена к совершенству и абсолютному нетлению, однако грех и зло коренятся в человеческой воле. Бывает инертная и упрямая воля, и такое упрямство не может вылечить даже всеобщее исцеление, т. е. то, что уже совершено Богом на кресте. Бог никогда не совершает насилие над человеком, а значит причастие Богу нельзя навязать упрямцу. По выражению преподобного Максима не рождает Дух Святой воли нехотящей. Дух Святой не рождает воли нехотящей. Но Он, Дух, лишь желающую волю преобразует для обожения. Ну вот, вспомним из прошлой беседы архимандрита Василия – непогрешимость Ватикана. Вспомним и причину, почему мы привели этот пример, который сегодня, к сожалению, является явлением, распространенным во всем мире, в том числе и у нас, в России. И эта непогрешимость Ватикана – она вошла в Россию с атеизмом. Непогрешимость атеизма, которая просто вообще даже заявив о том, что Бога нет, объявила, что человек непогрешим, человек – это звучит гордо, т. е. он непогрешим. И если Ватикан это произносил религиозно, то советский народ это произнес вообще атеистично, даже вне всякой религии, тем самым вольно или невольно, но атеизм сделав религией.
И дальше протоиерей Георгий: Но мы живем в другом мире, т. е. после пришествия Христа на землю мы живем уже в другом мире, он стал – мир – другим после искупительного Христова воскресения. Теперь жизнь явлена, жизнь Христос восторжествует. Воплотившийся Господь – Он второй Адам в полном смысле этого слова, и в Его лице было положено начало новому человечеству. Теперь несомненно не только окончательное выживание человека, но и осуществление в нем Божией цели творения. Человек сделан бессмертным, он не может совершить метафизическое самоубийство и вычеркнуть себя из бытия. Даже победа Христа не навязывает ему вечную жизнь противящимся существам. Как говорит блаженный Августин: Для твари быть – не то же, что жить. Итак, христиане чают жизни будущего века, ну, т. е. мы теперь еще и еще раз отлагаем безбожие, в том числе и наш период безбожный, равно как и сегодняшнее множество в человечестве как безбожных людей, так и иных религий, и возвращаемся снова в живое православие, т. е. в то православие, которое ищет спасения, ищет осуществления и привития себя к Царству Небесному. Христиане чают жизни будущего века, но им известна и Жизнь с большой буквы – Христос. Чаяние уже сбывшееся, ибо Христос – Жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, – говорит апостол Иоанн в своем послании, – вечную жизнь, которая была у Отца, и теперь явилась нам. Можно сказать, что жизнь вечная предложена человеку, но его дело – принять ее. Начало христианской – это новое рождение водой и Духом. И прежде всего нужно покаяние, внутреннее изменение, сокровенное, но полное, т. е. мы видим, что предваряет с одной стороны все таинства Церкви, да, – покаяние. И помните, в прошлой беседе, читая протоиерея Александра Шмемана, мы вдруг обнаружили, что оказывается, перед самим таинством покаяния, вернее, таинством крещения вот необходимо совершить покаяние, потом обратившись к преподобному Игнатию Брянчанинову, мы вдруг читаем о трех этапах, да, где третьим этапом является крещение, а перед ним оказывается, два этапа подготовки к этому крещению. И второй этап – это как раз уже собственно совершение покаяния. Т. е. с одной стороны, покаяние – есть уже само таинство после крещения, а с другой стороны, именно оно же и приготавливает к первому из таинств – крещению. Т. е. получается, что, это нечто, с одной стороны, это же таинство, почему это таинство – потому что оно незнакомо людям, оно дается человеку Богом, это дар Божий – покаяние. Поэтому и в чинопоследовании вот исповеди – там о покаянии говорится, как о даре Божием. Значит, сами люди, как бы они там ни пытались от себя в чем-то раскаиваться, мы видим много народов, и много примеров всяких разных литературных образов, в которых в разных народах говорится о раскаянии, о плаче такого человеческого покаяния. Но это не то покаяние, которое выводит ко Христу. И если сейчас в Церкви уже говорится о том, что подойти к крещению надобно покаянием, но не человеческим, а уже тем, которое открывает тебе Христа, то тогда мы задаемся вопросом: а откуда оно берется? Ответ на этот вопрос дает нам апостол Павел, помните его слова: кого предуведе, того предустави. А вот кого предустави – того и призва. Так вот, призва – это к таинству крещения. А предустави, т. е. приуготови – это как раз и есть то самое невидимое, неслышимое для нас уже совершающееся с нами таинство, потому что оно происходит от Святаго Духа, но мы этого еще не подозреваем. И оно уже, коль оно от Святаго Духа, то это уже таинство, но не явно совершающееся в нас, и оно приготавливает нас к чему? К покаянию. Т. е. видите – первое следствие Святаго Духа есть покаяние. Первый плод стяжания благодати Святаго Духа есть покаяние. И нам, которые вот были когда-то неверующими, а теперь вдруг вошли в церковную жизнь, и мы действительно помним, что первое, что мы переживали, особенно по дару благодати призывающей – это какое-то необычное действие покаяния. И мы даже сопровождаемые плачем и искренним таким вот раскаянием за совершенную жизнь, причем за ту жизнь, в которой мы абсолютно были уверены, что мы живем хорошо и нормально, и мы хорошие люди, совершая эти грехи. А потом в покаянии мы вдруг не только обнаружили, что это грехи, но еще и искренне, слезно и очень глубоко каялись и плакали по этому поводу. Ну, кто-то один раз может быть пережил такое покаяние, кто-то два, три, больше раз пережил такое прикосновение Божественного покаяния. Ну вот, и тут оказывается, домостроительство Церкви – оно совершается Богом, – не вы Меня призвали, Я вас призвал, – говорит Господь. Символика, да, и прежде всего нужно покаяние, внутреннее изменение, сокровенное, но полное. Символика святого крещения сложна и многопланова, однако, в первую очередь это символика смерти и воскресения Христа. Ну вот, мы в прошлый раз на прошлой беседе об этом очень много читали, сейчас повторяет это отец Георгий Флоровский, потому что это слова апостола Павла. Это таинство воскресения со Христом через соучастие в Его смерти, таинство воскресения со Христом через участие в Его смерти и восстание с Ним, и в Нем к новой и вечной жизни. Ну, у нас с вами таинство крещения настолько непроизвольно произошло, и настолько вообще безотчетно, что мы ничего не знаем о таинстве, даже содержательно. И милость Божия, что мы сейчас еще и еще раз вникаем в него. Даже те, которые может быть, когда-то и читали что-то про крещение, однако, к сожалению, человеческая природа, схваченная падшестью и тленностью, не удерживает этих вот знаний, мы практически может быть, кто 20, кто 30 лет уже в Церкви, кто 10 тем более, как бы заново встречаемся с этим таинством, как с удивлением, что оно оказывается, столь велико и столь значительно вообще, и что-то нечто такое совершилось с нами, которое уже является, ну просто величайшим основанием для нашего спасения. Только пройдя погребение, христиане совоскресают Христу. Если мы с Ним, – говорит апостол Павел, – умерли, то с Ним и оживем. Христос воистину второй Адам, но люди должны родиться заново и соединиться с Ним, чтобы наследовать Его новую жизнь. Поэтому и стоит задача у мирян – привиться к Царству Небесному, а у монашества, иночества прежде привиться ко Христу. Поэтому входят в монашество те, которые уже привиты к Царству Небесному и в нем уже ищут Христа, привиться к Нему, поэтому это следующий этап от мирянской веры, к вере монашеской. Апостол Павел говорил о подобии смерти Христа, однако подобие здесь нечто много большее, чем внешнее сходство, оно не просто символ или воспоминание, для самого апостола подобие заключалось в том, что Христос может и должен изобразиться в каждом из нас. Чем это изобразиться? На лице что ли? Но глядя на наших вот особенно стариц, ХХ века явно видно, что это не на лице, потому что уж дивные наши духовные старицы совсем не очень-то уж и красивые по внешнему виду и лицу своему. Должен Христос изобразиться нашею жизнью с Ним в Его церковном укладе, т. е. самим характером жизни должен изобразиться Христос. Христос – Глава, все верующие – Его члены, и в них обитает Его жизнь. Это тайна всего Христа, т. е. весь Христос – это глава и тело, тайна всего Христа. Кстати, вот сегодня как-то очень в сознании заложилось это по-моему через школьное богословие, что Церковь – это тело Христово, а Христос – это глава, и в итоге мы прямо разделяем буквально – Христос и тело. Но разделяется-то не Христос и тело, разделяется глава и тело, а Христос-то это и есть и глава, и тело. При этом тело обретается во Христа через таинства. Т. е. вот это вот сознание – оно, кстати, если так за ним пойти, у нас к сожалению, нету времени – оно приводит к этому началу обмирщения, к этой потере тайны Христа. Все призваны, и каждый способен верить и питаться верой и крещением с тем, чтобы жить в нем во Христе. Поэтому крещение есть возрождение, новое и благодатное рождение в духе, по слову Кавасилы, крещение есть начало именно блаженной жизни во Христе, а не просто жизни. Т. е. оказывается, в крещении мы уже обрелись в силу совершения новых заповедей, это заповеди Блаженств. И далее: Христа распяли и погребли в действительности, но тебе даровано испытать распятие, погребение и воскресение с Ним в подобии. Это подобие ты должен осуществить в своей реальной жизни, т. е. она должна стать, твоя жизнь – крестной. Это подобие нам нужно совершить в своей христианской жизни, т. е. в жизни верных Христу, и эту верность осуществляя в религиозно-церковном, а кто может, и в последующем церковном укладе жизни. В крещении человек не воскресает на самом деле, но лишь освобождается от природной поврежденности и неизбежности смерти. В крещающемся разрывается дурная бесконечность порока. Он не может воскреснуть, потому что не умирает, и все время таинства пребывает в этой жизни. Крещение лишь тень грядущего воскресения, и проходя обряд, человек лишь предвкушает благодать всеобщего восстания из мертвых. Поэтому мы в общем, слыша, что таинство это открывает нам уже столь великое уже спасение, тем не менее на себе чувствуем, что мы какие-то совсем и не спасающиеся особо-то. Потому что оно открыло нам врата к спасению на путь крестный. Заметим, что святитель Григорий особенно подчеркивал необходимость сохранять и тщательно оберегать благодать, полученную в крещении. Ибо ею изменяется и преображается не только природа, но и воля, которая тем не менее остается абсолютно свободной. И если душу не очищать и не охранять свободным усилием воли, то крещение не принесет плода. Преображение не осуществится до конца, а новая жизнь не воспримется вполне. Ну вот, к сожалению, мы очень поздно узнаем об этом, крещение давно произошло, мы давно с вами в Церкви, а чтобы все это было, т. е. наша способность удерживать благодать крещения – оказывается, должны были быть те два этапа, про которые говорит святитель Игнатий Брянчанинов – два этапа тщательной подготовки к самому таинству крещения. И суть этих двух этапов как раз и заключается в том, чтобы мы были обращены к этому таинству, как к таинству благодати, которую как дар Божий человек бы получил, мы получили его, но скрыто для нас, и который дает нам силу дальше дальнейшего воцерковления. Но вот в крещении, когда мы были, то рядом с нами было очень много народу, – 70% сегодня от всей России крещены, а когда оглянулись назад – то оказывается, в церковную-то жизнь вошли всего 2%,а в церковной жизни остались и сохранялись, и сохраняются сейчас в подвижническую жизнь, а значит в жизнь все-таки худо-бедно, но все-таки аскетического характера в аскетических условиях вообще единицы. Т. е. мы не осуществляем сохранение и удержание благодати крещения. Да мы об этом ничего и не знали. Потому что мы не были подготовлены к крещению так, как сказал святитель Игнатий. И как рассказывает в своей книжке «Водою и Духом» протоиерей Александр Шмеман. Конечно, – дальше продолжает отец Георгий Флоровский, – это не подчиняет крещальную благодать санкцией человека, благодать в крещении нисходит всегда. Она однако, не может быть навязана никому, кто сотворен свободным по образу Бога. Ей требуется согласие и отклик синергийной любви и воли, т.е. синергийной – это навстречу соединяющейся с Богом любви и воли. Благодать не согревает и не животворит замкнувшиеся и упрямые по-настоящему мертвые души, необходимы встречные движения и соработничество.
Давайте в этом месте сейчас обратимся к Евангелию о кресте. От Матфея. Иже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин. Это сказано после слов: Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин. Дальше: Аще хощеши совершен быти, – это на вопрос юноши: что я еще не сделал? – иди, продаждь имение твое и даждь нищим, и гряди вслед Мене, взем крест. Вот послание к Галатам. Крест – оружие победы, почетное знамение христианина. И дальше слова апостольские: Мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распяся, и аз миру. Жестоко слово сие, кто может его слушать, от сего многие от ученик Его, а дальше святитель Игнатий Брянчанинов добавляет: всуе носившие имя учеников, – идоша вспять, и ктому не хождаху с Ним. И ныне наветуются сомнением о великом таинстве те, которые – это святитель Игнатий: И ныне наветуются сомнением о великом таинстве те, которые только носят имя христиан, придерживаются наружных обычаев христианских, а по жизни и сердечному залогу чужды христианства. Ну вот, то же самое справедливым все это справедливо в отношении всех таинств. Все таинства установлены именно для того, чтобы дать возможность верным соучаствовать в искупительной Христовой смерти и этим получить благодать Его воскресения. Т. е. все то, что мы сейчас слышим о таинстве крещения, оно свойственно всем таинствам. Таинствами подчеркивается, демонстрируется необычное, вселенское значение жертвы и победы Христа.
Ну вот, после таинства крещения давайте посмотрим на таинство елеосвящения, т. е. соборования, да, так называется оно. Прежде, чем будем говорить о масле, елей – это масло, о масле соборования, задержимся на освященном масле, которое применяется в таинстве крещения, потому что уже здесь начало всего того, что потом совершается в таинстве соборования. И тогда откроем книжку снова протоиерея Александра Шмемана, где он раскрывает значение елея радования. В древнем мире елей или масло прежде всего употреблялся как лечебное средство. Елей был также источником света и следовательно, радости. И сейчас наиболее торжественная и радостная часть праздничного вечернего богослужения называется полиелеем. Последнее слово связано, как с греческим словом елеос – это милость, встречающимся много раз в псалме 135, так и с освящением Церкви многим елеем – маслом. И наконец, елей, символизирующий исцеление, свет и радость, был знаком примирения и согласия. В ознаменование прощения и примирения Бога с человеком после потопа голубь принес Ною масличную ветвь. И снова совершается то же последование, что и при освящении воды над елеем. Сначала происходит изгнание диавольских сил из елея, – ну это вот вы таинство не знаете, а священники-то все именно это совершают. Происходит таинство изгнания диавольских сил из елея, его как бы освобождение, ну и реальное освобождение, восстановление его истинного назначения, открывающегося в его символике, таково значение дуновения на него и троекратного осенения его крестным знамением. Затем следует анамнез – воспоминание о значении елея в истории спасения, и далее – благодарение. Мы благодарим Бога за елей, и тем самым мы претворяем его в то, чем Бог его сотворил, в дар исцеления, мира, духовной силы и жизни. Вновь творение Божие стало полным и совершенным после того, как священник, поя «Аллилуия» трижды, творит кресты маслом в воде, этим маслом, этим елеем освященным, имеющим свою силу, далее очищается и вода, прежде чем она будет еще и освящена как крестная вода. Вновь и после этого вновь творение Божие стало полным и совершенным. И тут наступает момент, когда все взрывается радостью и благодарением, несет свидетельство Божией славы, являет Его присутствие и силу. Эта полнота не поддается объяснению или определению. Можно только благодарить за нее и превозносить ее в возгласе радости, каковым и является «Аллилуия». После того, как елей освящен, священник берет его, и торжественно поя «Аллилуия», помазывает им воду, т. е. совершает с водою то, что было только что совершено с елеем. Но если с елеем это было совершено дуновением и крестным знамением, то теперь этою силою, которая заключается в елее, очищается вода, для того, чтобы претвориться потом в крестную воду. И эта сила елея обозначается как раз радостью священника, ну тот, кто это знает или что пережил, он действительно, радуясь торжественно, осеняет эту воду елеем. Эта полнота не поддается объяснению или определению. Можно только благодарить за нее и превозносить ее в возгласе радости, каковым является «Аллилуия». Новое творение находится здесь, присутствует в этой теперь крещальной купели – это вода, готовая быть для человека даром новой жизни, света и силы. И после этого священник воздевает руки к небу и возглашает «Благословен Бог, просвещаяй и освящаяй всякого человека, грядущаго в мир, ныне и присно, и во веки веков. И лик, т. е. все стоящие при этом уже верные христиане, т. е. вся община, отвечают этому удивительному возгласу торжественным подтверждением: Аминь. Ну, к сожалению, лика у нас сейчас такого нету, вместо лика только лишь певчие, а то бывает, что и вообще только одна служительница, помогающая священнику, а то и вообще он один. Но с обретением наверно общиножительства, которое сейчас так благословлено нашим Синодом, и о котором так ратует Святейший вот, то может быть и появятся таковые уже крещальные моменты, когда это будет совершать, это «Аминь» будет совершать уже собрание верных, которые были крестными родителями и привели своих крестников, крещаемых или катехуменов к крещению, не за 2-3 беседы, а за 1-2-3 года водительства их к таинству. Елей радования, одним и тем же елеем помазуется вода и тело человека для примирения с Богом, потому что после этого священник поворачивается к человеку и его помазывает этим елеем, прежде чем его погрузить, или как говорят, окунуть в воду. Одним и тем же елеем помазуется вода и тело человека, для примирения с Богом и в Боге с миром. Тот же самый Дух Святой, та же жизнь, разрушение всех ложных раздвоенностей и псевдодуховностей, возвращение к извечной тайне творения. И вот этих вот действий, этого смысла и значения должен желать сам крещаемый. Но для этого он должен быть приготовлен, причем не просто беседами двумя или тремя или четырьмя, а он должен быть приготовлен всею жизнью, потому что он входит в новую жизнь, и он должен иметь об этой жизни не просто словесное представление через книжки или занятия, а реальное вхождение в жизнь данной общины и в ней год, два, три вот уже участвовать во всех ее действованиях и таинствах общинных, т. е. в жизни богослужений, до литургии верных. И увидел Бог все, что Он создал, и вот хорошо весьма. Таково значение масла в крещении.
А вот теперь переходим к самому таинству, еще одному таинству после крещения – это таинство елеосвящения, соборования. Что здесь? читаю молитвы из самого таинства. Обращается священник к Богу: освяти елей сей и сотвори помазующемуся Твоему рабу (или рабам, которых много стоит в храме в этот момент), совершенное избавление грехов его (их) в наследие Царствия Небесного. Молитва на освящение масла. Сейчас я буду читать некоторые слова, о которых вы наверно, вообще ничего не думали и как-то их не улавливали, потому что ну, как-то не совсем так как надо мы стоим на этом таинстве, не совсем за тем, за чем надо мы туда приходим, и поэтому конечно же, наше внимание проходит мимо всех вот важнейших слов этого таинства. Елеем святым дал еси образ креста Его, Христа. Обращение идет к Отцу Небесному. Поэтому елеем святым дал еси образ креста Его, Христа. Во еже быти нам Христову стаду, царскому священию, языку святому, очистивый ны водою и освятивый Духом Твоим Святым. Это центральная молитва, которая раскрывает нам таинство креста в таинстве елеосвящения. Это говорится в первой молитве тайной, молитве священника, которая к сожалению, вслух не возглашается, хотя наверное, надо было ее вслух и возглашать. Елеем святым дал еси образ креста, Христа Твоего, во еже быти нам Христову стаду, царскому священию, языку святому, очистивый ны водою и освятивый Духом Твоим Святым. Буди елей сей елей радования, елей освящения, одежда царская, броня силы, всякого диавольскаго действия отгнание, печать ненаветная, радование сердца, веселие вечное, о велицем имени Твоем елей сей приносим. О велицем имени Твоем елей сей приносим. Обратите опять внимание на эти слова – именем твоим, о велицем имени Твоем. Третий раздел наших бесед будет – имя, т. е. то, чем мы называемся с вами – христиане, да. И вот о велицем имени Твоем, которое мы носим как христиане, елей сей приносим. Елей сей – стихира 4 гласа, – елей сей, якоже быти помазующимся от него в примирении всякия страсти, скверны, в пременении, не в примирении, а в пременении всякия страсти, скверны плоти и духа, и всякого зла, т. е. в уничтожении. Елеем утешаяй присно души и храняй елеем верныя – в каноне таинства, песнь 1-я. Сам и ныне ущедри елеем приступающия к Тебе, – песнь 4-я. Ныне чувствия Твоих рабов знаменав непроходим, неприступен вход сотвори всем сопротивным силам. О какая сила елея. Чувствия Твоих рабов знаменав елеем, непроходим, неприступен вход сотвори всем сопротивным силам. Раба Твоего, или рабов Твоих, познавших своя согрешения, приступльших к Тебе верою, простив, очисти их и чисты сотвори от всякого греха, сохрани прочее лета живота их, ходяща в оправданиях Твоих, яко да и в нем прославится пресвятое имя Твое. Устне его отверзи к славословию имени Твоего. И вот еще добавлю молитву седьмую и молитву четвертую. Призвал грешных в покаяние, якоже мытаря, якоже блудницу, разбойника, великаго Павла, покаянием приемый, Петра, отвергшегося Тебе трижды, покаянием приял еси, Сам, яко Благ и Человеколюбец Бог, прости. Елей сей вчини в цельбу от него помазующимся, в пременение всякого недуга и всякия язи. Пременение – т. е. уничтожение, удаление. И всякия язи, язи, во избавление зол, чающим еже от Тебе спастися. Да востав, поработает Тебе со всяким благодарением. Вот вам крест в таинстве елеопомазания или соборования.
И дальше снова возвращаемся к протоиерею Георгию. Затем и крестимся мы, а значит соответственно, участвуем во всех остальных последующих таинствах, чтобы умереть Его, Христа смертью и воскреснуть Его воскресением, помазываемся же, дабы соделаться с Ним общниками в царском помазании, обожении. Когда же питаемся священнейшим хлебом и пием Божественную чашу тела и крови, сообщаемся той самой плоти и той самой крови, которые восприняты Спасителем, и таким образом соединяемся с Воплотившимся за нас и обоженым, и умершим, и воскресшим.
И наконец, величайшее таинство и торжество Церкви – это Евхаристия. Евхаристия – сердце Церкви. Она – таинство искупления в его высочайшем смысле. Она больше, чем уподобление или простое воспоминание, она есть сама реальность, одновременно скрытая и явленная в таинстве. Евхаристия есть совершенное и последнее таинство, – говорил Кавасила. Нельзя и простираться далее, нельзя приложить большего. Это предел жизни. После же Евхаристии нет уже ничего такого, к чему бы нам стремиться, но остановившись здесь, должны мы стараться узнать то, как до конца сохранить сие сокровище. Т. е. таинства совершились, мы с вами крещены, покаялись, елеопомазались, приняли тело и кровь, побывали в таинстве Евхаристии, и теперь вопрос: как же теперь дальше до конца своей жизни, даже хотя бы при выходе из храма сохранить сие сокровище? К сожалению, этим вопросом сейчас мало из церковного народа задаются. Поэтому, побывав в таинстве или приняв то или иное таинство, побывав на службе, считают, что цель совершилась, и поэтому отсюда некая радость и довольство, и из храма вытекает народ довольный, уже сделанным делом, совершившимся явлением, достигнутою целью, и исполненным долгом. Дальше можно жить. А как жить? И живут так, как придется, как у кого какая, что сильнее в нем действует, не подозревая, что падшее естество тихим сапом постепенно забирает всю нашу жизнь в свои опять пределы. И то, от чего казалось бы таинством в начале своей церковной жизни мы отвратились – оно начинает вновь забирать нас, но какими-то другими путями, тайными средствами, и всем внешне подаваемым для нас соблазнам мира сего. Но чтобы этого не произошло, святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что еще до крещения мы должны были быть заквашены на главную цель земной жизни – это на Царство Небесное. Все святые угодники, о которых мы сейчас касались – они все говорят о том, что надобно держаться силы Царства Небесного, а это крестная сила. А это держаться – оно осуществляется уже по исполнении таинства, таинство ты получаешь в самом храме, а выйдя из храма, ты обретаешься своею жизнью в это таинство, ты осуществляешь эту силу крестную в своей собственной жизни, но тогда эта жизнь должна быть крестной.
Вот теперь в самый раз нам подойти к таинству покаяния. Потому что если оно должно было предварять наше крещение, как явление дара приуготовительной благодати Святаго Духа, тем более, оно даруется как реальное возрождение после крещения и восстановление утрат, которые мы неизбежно все-таки имеем после крещения, и восстанавливает нас вновь в жизнь, и вновь в значение крещения во всю эту полноту, с которой мы так познакомились, – восстанавливает нас таинство покаяния. И оно же является приуготовительным для того, чтобы тело и кровь действительно бы вошли в чистое сердце или исполненное желание и стремление следовать за Христом волю человеческую. И без покаяния ни то, ни другое, ни третье совершить нельзя, потому что все это уже совершается, содержится в самом покаянии со стороны человека. Но не было бы покаяние таинством, как оно не является у всех других народов и у людей нецерковных, если бы не было в этом таинстве Самого Бога и Его крестной силы.
Обратимся теперь к Иоанну Златоусту, подборка его бесед о покаянии. Предваряя само слово покаяние, Иоанн Златоуст останавливается на Иуде, как предателе Господнем. И задает вопрос: что же сделал диавол с Иудою? Иуда раскаялся, – слышите – раскаялся. Согрешил я, – говорит, предав кровь невинную, неповинную. Услышав эти слова, диавол понял, что Иуда вступает на путь к лучшему и идет к спасению, и устрашился такой его перемены. Человеколюбив, – говорит, – у него Господь, когда хотел Иуда предать Его, Он плакал о нем – Христос, когда Иуда хотел предать Его, Он зная об этом, плакал о нем, и многократно вразумлял его прежде этого. Не гораздо ли более примет его теперь кающимся, – спрашивает Иоанн Златоуст. Когда он был неисправим, и тогда влек и звал его к себе Господь. Не гораздо ли более привлечет его к Себе, теперь исправившегося и познавшего свой грех. Для этого-то Господь и пришел на распятие. Что же сделал в таком случае диавол? Смутил Иуду, омрачил чрезмерностью печали, гнал затем после этого, преследовал, пока не довел до петли, пока не вывел из настоящей жизни и не лишил его намерения покаяться. Само Евангелие говорит: раскаялся Иуда. А Иоанн Златоуст говорит: диавол вел к тому, чтобы намерение покаяться исчезло из него. Т. е. раскаяться – не есть еще покаяться, а раскаяться – оно открывает путь к покаянию. Раскаяться есть явление человеческое, а покаяние есть явление уже дара Божьего. А что спасся бы и Иуда, если бы остался жив – это видно из примера его распинателей. Если Господь спас вознесших Его на крест и на самом кресте умолял Отца и просил им, этим распинателям прощения в грехе, то явно, что Он, Христос, со всем благоволением принял бы и предателя Своего, если бы этот принес надлежащее покаяние. Но он не в состоянии был воспользоваться сим врачеством, быв поглощен чрезмерною скорбью. Т. е. по человечеству он переживал это предательство свое, по человечеству винил свое, себя, а человечество – это же падшее естество, и в нем все делает навстречу диаволу. Поэтому нельзя доверять естеству своему даже в делах раскаяния. Иуде недостало веры.
А вот чтобы уверовал, помните, Павел, который гнал христиан и бичевал их, Господь ему явился Сам. Или вот в Евангелии дальше Иоанн Златоуст говорит о блудном сыне. Блудный сын представляет собою образ падших после крещения. А что он означает падших после крещения, видно вот откуда – он называется сыном – блудный, а сыном никто не может назваться без крещения. Слышите – значит все Евангельские образы – они обращены к крещенному человеку. Именно отсюда и через этот взгляд надобно слушать и слышать все Евангельские образы всех Евангельских людей, которые поставляет Господь в притчу, а значит в пример и в наставление, как стяжать Царство Небесное. Он, этот блудный сын, и жил в доме отеческом, и получил долю во всем отеческом имуществе, т. е. в крещении он получил. А прежде крещения нельзя воспользоваться отеческим достоянием и нельзя получить наследство. Таким образом, все это указывает нам на общество верных, т. е. под словом верных имеется в виду крещенных. Но не так крещенных, как 70% в России, а так крещенных, как пошли в храм 2%,как минимум. При том блудный сын был братом жившего честно, а братом не мог быть без духовного возрождения. Когда старший сын, этот брат, огорчился тем, что отец устроил пир, тогда вышел навстречу ему отец и ласково успокоил его говоря: ты всегда со мною, а сей пропал и нашелся, был мертв и ожил, т. е. после крещения утратил жизнь. Бог не только не отвращается от обращающихся, но и принимает их не хуже добродетельных, что не только не подвергает наказанию Бог, но и Сам идет отыскивать заблудших, и найдя их, радуется о них более, чем о тех, которые были в безопасности. Вспоминаем евангельское: не вы Меня призвали, Я вас призвал. Не будем отчаиваться о грехах, ни излишне надеяться на добрые дела человеческие, но и живя добродетельно, будем бояться, чтобы от излишней надежды не пасть, а когда согрешим, начнем и станем каяться.
Ну вот, и теперь уже к самому покаянию. Что же говорит и святой Иоанн Златоуст о покаянии? Покаяние, – говорит он, – есть врачество, истребляющее грех, оно есть дар небесный, чудесная сила, благодатью побеждающая силу законов, почему оно ни блудника не отвергает, ни прелюбодея не отгоняет, ни пьяницы не отвращается, ни идолослужителем не гнушается, ни поносителя не отметает, ни хулителя не гонит, ни гордеца, но всех применяет, потому что покаяние есть горнило греха, т. е. огненная печь, сожигающая грех. И от того, что видите, как оно дар благодатный, дар небесный, т. е. Божий, то поэтому для него ничто все человеческое, ни падшесть нашего естества, т. е. тленность, ни сами грехи, какие бы мы ни совершали, потому что как бы ни грешил человек – что он может сделать против бесконечной любви Божией? Он, конечный, маленький со своими очень большими для него субъективными грехами, но совершенно крошечными для бесконечной любви Божией, тем более для милости Божией. Поэтому и говорит, что нет для покаяния ни хулителей, ни гордецов, ни прелюбодеев, ни пьяниц, никого покаяние не отвращается, лишь бы сам человек с этим покаянием – что бы он там ни совершил – с покаянием бы шел. И вот, на этот момент, конечно, нам бы хорошо вспомнить архимандрита Спиридона, его удивительные книги, в которых он рассказывает весь свой опыт служения в тюрьмах Сибири, в 1900-х годах, начале 1900-х годов, 1906-1914 год, в это время он в тюрьмах Сибири был. И там он приводит удивительные просто примеры покаяния страшных преступников, причем он раскрывает их преступления, он их рассказывает, эти преступления, – помните, да? Просто страшное, просто волосы дыбом, просто мурашки по телу, но то покаяние, с которым эти преступники говорят о своих грехах и каются в них – оно поражает. И несколько раз в разных местах своей книги архимандрит Спиридон говорит о том, что он нигде не видел такой глубины покаяния, как покаяние закоренелых преступников. Вот вам контраст нашему сегодняшнему такому светскому жительству православному, в котором чем дальше мы живем в Церкви, тем слабее вообще даже само чувство некоей вины перед Богом, уж не говоря о покаянии, которое давно уже куда-то исчезло. Жена грешница, погрязшая во всякого рода грехах и беззакониях, повинная в стольких грехах, возжадав спасения от покаяния, проникла на пир святых, т. е. в горницу, где собрались святые. Когда Спаситель возлежал в дому Симона фарисея, пришла эта грешная жена, коснулась ног Спасителя, омывала слезами ноги Его и отирала власами, и Человеколюбец восставляет погребенную в бесчисленных грехах, говоря: прощаются грехи ея. Вот вам сила покаяния, все грехи прощаются. Итак, грешная эта жена получила прощение стольких грехов, а Мария, сестра Моисея, за малый, сестра Моисея, пророка – за малый ропот осуждается на проказу. Итак, получим от Бога врачующее нас покаяние, Его, Божественный дар, потому что не мы Ему приносим его, а Он нам даровал его. Ну вот, вопрос: а что для этого надо? Да, конечно, кто не скажет: получим, конечно, Господи, дай. Но ведь для этого надо же что-то сделать от себя. И когда мы будем отвечать на этот вопрос: что для этого надо, – мы все равно придем к образу нашей православной жизни, не к тому, что мы знаем о православии, не к тому, как мы исправно, хорошо выполняем все предписания церковной жизни и церковного канона, а к тому, как мы реально живем после всех исполнений освящающих действий. Утром помолились – а до вечерней молитвы целый день, – вот как мы этот день проведем, вот где лежит начало нашей правдивости, когда мы обращаемся: Господи, дай нам этот дар покаяния, так кому дай? Мы жизнью своею должны это вопрошание совершать с утра до вечера. Исполнились причастия, вышли из храма, дабы сохранить этот дар, необходимо оказывается, всю остальную жизнь до причастия совершать как прошение: Господи, дай мне дар покаяния, не словами, а самою жизнью, поступками, чувствами, мыслями, и тогда уже исходящими отсюда словами между собою. Вот куда мы придем. И что же тогда истинное есть покаяние? Святитель говорит: Истинное покаяние не то, которое произносится лишь на словах, а то, которое утверждается делами, и исходя из самого сердца, истребляет скверну нечестия. Омойтеся, – сказано, – чисты будете, удалите лукавство от сердец ваших пред очима, очами Моими – Исаия. Что значит это излишество слов в выражении, – вопрошает святитель. Недостаточно ли было сказать: удалите лукавство от сердец ваших, чтобы показать все. Почему же прибавлено: пред очами Моими? Потому, – говорит святитель, – что иначе видят глаза людские и иначе видит око Божие. Человек смотрит на лицо, Бог же смотрит на сердце. Не по виду лишь притворяйтесь кающимися, а покажите плоды покаяния пред очами Моими, которые испытывают тайники сердца. И поэтому, коль это покаяние есть собственно сама жизнь и испрашивание дара покаяния мы производим именно характером самой церковной жизни, самой жизни, то тогда эта-то сама жизнь и становится нашею церковною жизнью. Не только освящающие действия: службы, молитвы, посты, чтение Евангелия и разных Святых Отцов, которому можно уделить какое-то время, а все остальное время жить вообще как-то сами по себе, а в действительности по законам падшего естества. У каждого они своим образом проявляются и у каждого в своих чертах характера удерживают. А надобно церковно жить во всей своей жизни, и не в том собственно Церковь, что мы входим в разные ее действия церковные, а в том Церковь, что мы живем церковно. И тогда в этой-то Церкви, – говорит святитель, – кто входит ястребом, выходит голубем, кто входим волком, выходит овцой, входит змея, я выходит ягненок, – не потому что переменяется природа, а от того, что зло в природе изгоняется. Покаяние – оно тягостное и страшное для грешника, для падшего естества, и оно есть врачество грехов, средство, истребляющее беззакония, иждивение слез, дерзновение к Богу, оружие на диавола, меч, отсекающий его голову, надежда на спасение, устранение отчаяния, оно отверзает человеку небо, оно возводит его в рай, оно побеждает диавола. И поэтому там, где есть покаяние – там естественно, у тебя будут эти наши правила, три по три. Покаянным настроением ты удержишь: первое: утешь, сделай, устрой ближнему своему добрую жизнь, спасительную значит жизнь, во спасение все утешь, во спасение сделай за него и вместо него, во спасение устрой ему жизнь. Из покаянного же устроения и настроения родится и следующие три, – это не пререкай, не объясняйся, не пререкайся и не укоряй. Имея покаянное настроение, разве ты будешь все это делать? Конечно, нет. И из этого же покаянное настроение исходит и третье три: прости, отдай, уступи. И поэтому покаяние становится предтечею в конечном итоге и привлечением к нам тех добродетелей, которые лежат за этими правилами, за этими действиями правил. Если не объясняйся, не пререкайся – ведет к кротости, то прости, отдай, уступи – ведет к смирению, а утешь, сделай и устрой – ведет к любви. Святитель дальше говорит: Покаяние сопровождается смелой надеждой, покаяние соединено с постом, покаяние дает оправдание. Видите – это родительница всех движений и действований, а значит, всех деланий Церкви. Смелая надежда, т. е. упование. Пост, оказывается, естественное и даже непроизвольно будет совершаться, если ты имеешь покаяние, но не там, где ты перед исповедью там вдруг вытащил листочек и пока стоишь в очереди, ты там что-то такое записал, а потом принес и сказал: прости меня, Господи, каюсь. А то покаяние, которое сопровождает тебя всю твою жизнь при выходе из храма и до входа снова в храм, – оно тогда конечно же, порождает естественный пост. Покаяние дает оправдание, т. е. научи мя оправданием Твоим, оправданием Господним является благодать содействующая, она содействует тем действиям, твоими тем деланиям, которые правдивы перед Богом, и если они правдивы, ты увидишь оправдания Господни. Этим оправданием ты будешь поддержан в том, что ты правильно живешь, правильно делаешь, правильно действуешь внутри себя. И поэтому и апостол Павел-то когда говорит о этапах воцерковления, то после того, кого призвал, да, того и дальше что говорит? – Оправдал, т. е. оправданием уже повел его правильным исполнением деланий внутренних церковных, не просто внешней жизни, а деланий. В то же время, – дальше говорит святитель Иоанн, – сатана, зная, что за грехом следует стыд, которые легко может отвратить от него согрешающего, т. е. стыдно грешить, вот истинное совестливое настроение – это грешить стыдно, и только совестливый человек начинает, приступает к греху – он уже волнуется, он уже беспокоится, он уже как бы придерживается, приостанавливается – стыдно. А покаяние сопровождается дерзновением, т. е. раскрыть свой грех, раскаять, – это дерзновение. А в раскаянии, в раскрытии греха – это же устремиться к Богу, к примирению с Ним, и к добродетелям – это тоже дерзновение. Поэтому покаяние связано с дерзновением, – говорит святитель Иоанн, – а грех связан со стыдом. Сатана, зная все это вот, извратил естественный порядок, и в итоге стыд соединил с покаянием, а дерзновение соединил с грехом. Что из этого вышло? А вышло следующее: злодейство диавола это было, в грех он не допустил грешнику стыдиться, в грехе он не допустил грешнику стыдиться. А всенародно дозволяет ему бесчестить себя, потому что знает, что если грешник почувствует стыд, то убежит от него грех. И поэтому всадив в него, в его согрешения дерзновение, дал ему и в этом свободу дерзновенно грешить, а в покаянии наоборот, напротив: заставляет его стыдиться, зная, что стыдящийся не покается, и поэтому даже и совершил человек грех, и хотел бы покаяться, и даже жив им, однако прилученный к покаянию стыд со стороны диавола, запрещает ему идти каяться, он стыдится покаяться, он стыдится даже священника, даже духовника своего, поэтому бегает в другой храм, чтобы там покаяться, а уж тем более, он стыдится всех братьев сестер, да. А в то же время, когда мы говорим о дерзновении, которое естественно покаянию, в покаянии человек дерзновен в отвержение греха и в стремлении примириться с Богом, – то это дерзновение рождало покаяние древней Церкви в каком виде? – Они каялись перед всем, перед всей общиной. Человек выходил на середину, мы сейчас просто выходим, мы тоже выходим на середину, мы просто кланяемся. А потом идем к священнику и там уже потихонечку ему исповедуемся. Вот от этого дерзновения древних остался у нас только вот этот вот поворот к людям, поклон, а на самом деле они-то что делали? Они после этого поклона начинали каяться прилюдно, перед всеми: простите меня, братья и сестры, я согрешил, – и с дерзновением раскрывали самые ужасные тягчайшие грехи свои. Сатана же, – говорит святитель Иоанн, – два зла учиняет: вовлекает в грех и удерживает от покаяния. Причем вовлекает в грех с дерзновением, а удерживает от покаяния со стыдом.
И вот теперь итоговое слово о покаянии, говорит святитель: Господь даровал врачество – покаяние, что оно теперь может давать нам, что может нам делать? Которое может уничтожить и изгладить все грехи наши, только если мы знаем, в чем состоит это врачество, и как им нужно пользоваться. Во-первых, оно состоит из сознания своих грехов и исповедания их. Сознание – это не просто вот умно-школьное что ли, образовательно-рассудочное, книжное сопоставимое со списками грехов. Древние говорили о сознании, как всечеловеческом проявлении и знании самого себя всего, не просто умом, а умом, сердцем и волею. Исходящее от разумной силы души, т. е. от глубины ума, не от рассудка только. Во-первых, оно состоит в сознании своих грехов и исповедании их, во-вторых, из великого смиренномудрия. Об этом мы потом на следующей беседе подробнее скажем. Если ты будешь исповедовать грех как должно, то душа смирится, потому что совесть, терзая ее, делает ее смиренной. Со смиренномудрием должно соединять сокрушенное сердце. Сокрушенное сердце не возмущается, не оскорбляется, но всегда готово терпеть страдания, а само не восстает. Поэтому покаяние истинное – оно выводит человека в своей повседневной жизни на крестный характер ее. Не только ту крестность, которую дает Промысел Божий человеку, который от человека не зависит, а Бог дает, а на ту крестность, которую сам человек воздвигает себе на путях. И это дает ему покаяние. Не умом он, и не начитанностью своею там нанизывает на себя крестные обстоятельства, а покаянием раскрывается ему, ему надлежащее, каждому конкретному отдельному человеку та мера и те виды крестных дел, каковые он берет сам. После смиренномудрия нужны напряженные молитвы и обильные слезы днем и ночью, без которых покаяние поддержать нельзя. А после столь усиленных молитв нужно еще великое милосердие. И опять мы приходим к этому самому слову, которое есть сердцевина креста. И сказано про него: великое милосердие. Этим самым мы сразу подходим к самому таинству креста. Оно в особенности, это великое милосердие, делает сильным врачество покаяния, потому что в этом милосердии как раз сила крестная. Как это – мы на следующей беседе будем говорить об этом. Вот вам таинство покаяния, смотрите, оно тем более содержит в себе крест Господень. И без дарования этого креста Богом для нас невозможно его действительно исполнить. Но без этого покаяния тогда и твоя жизнь-то и не жизнь православная, собственно православная. Она православная по обряду, по знаниям, которые ты имеешь. А так-то по характеру своему она будет не православной, потому что нецерковная жизнь.
Ну вот, на остальных, к остальным таинствам не будем ходить, я думаю, что тот кто кому это важно, он сам потом может исследовать их, это таинство брака, это таинство хиротонии, мы важных четыре сейчас раскрыли – крещение, покаяние, елеосвящение и таинство тела и крови Господней, где везде центром является крест и крестная сила. А заключается она в милосердии. Ну вот, так в некотором роде завершив нашу главную тему – крест и таинства, перейдем к некоторым практическим выводам. Как вы в силах дальше еще поработать? Где-то еще полчаса может быть, если да. Ну, кто не в силах, тот потом даст послушает уже через диск или через сайт по интернету, поэтому можно пойти отдыхать, а кто в силах, то давайте продолжим.
Значит, получается, что из всего этого мы можем сказать, что крест как основа собственно христианской нашей жизни, присутствует минимум трижды, да. Первое – это он присутствует в таинствах, второе – он присутствует в годовом, седмичном укладе церковной жизни. И крест присутствует в нашей повседневной жизни, т. е. в житейских обстоятельствах наших. И там, где крест, там и сила крестная Христа проходить все житейские обстоятельства правдиво перед глазами Божьими. В кресте и мера верности или посвящения Христу. Верный, т. е. посвятивший себя и свою жизнь, и близких своих Христу через крест, в кресте уподобивших себя и свою жизнь Христу. Еще раз: в кресте и мера верности или посвящения Христу. Ну, первый образ верности – это жены-мироносицы, оставшиеся при кресте и юный Иоанн Богослов. Верные, т. е. посвятившие себя, свою жизнь и близких своих Христу через крест, в кресте уподобивших себя и свою жизнь Христу. Ну, это мы развернем потом в следующих разделах веры, верности и особенно в разделе «имя».
Ну вот, если мы посмотрим с вами крест в таинствах мы уже смотрели сейчас да, так подробно разобрали. А вот крест в годовом и седмичном укладе церковной жизни, где вот он здесь есть, ну, во-первых, весь строй годового богослужения – он фактически как раз ведет нас от креста к кресту. Немножко подробно об этом позже, наверно скажем, равно как и поэтому и в годовом круге важнейшее место занимают четыре многодневных поста, которые есть крестная жизнь христиан. Суть поста – это есть собственно говоря, исполнение креста в своей жизни. Затем пост Великий выводит прямо к Светлой Седмице, т. е. к Страстной Седмице и непосредственно к самой пятнице, к распятию Христа на кресте. Церковный год у нас начинается опять же с Воздвижения креста. Правда, предваряясь при этом опять же крестными, совершенно невероятными крестными обстоятельствами в связи с усекновением главы Иоанна Предтечи, 11 сентября праздник. А затем сразу Рождество Пресвятой Богородицы, и после этого Воздвижение. Крестное древо выносится в конце года, в августе перед Успением Божией Матери начинает последний четвертый пост как крестоношение перед Успением Божией Матери, начинается с изнесения древ креста. Видите, т. е. пост и крест, крест и пост – вот основные моменты вот, задающие собственно говоря, суть церковной жизни, а соответственно, церковного года. А все остальные дни – это удержание в себе и в своей жизни как раз этого образа, да. Поэтому каждая седмица всего года опять же в себе содержит то же самое – два дня постных, среда и пятница. И оба эти два крестных постных дня прямо соединены с крестом Господним: среда с Иудою, предательством его, а пятница непосредственно с самим крестом, где Господь вознесен на крест. И вот, это памятование о том и о другом нигде не останавливается и не исчезает. При этом памятуйте, что оно же еще поддерживается самими таинствами, в которые мы постоянно входим в течение всей своей годовой жизни. И далее, после Великого поста и Страстной Седмицы наступает праздник Воскресения. Но мы только что с вами узнали из предыдущих бесед, что воскресение начинается в самом, в самой крестной смерти Христа. И оно потому смерть Христа содержит в себе уже воскресение, что умирает не человек, а умирает Бог. И тело Христа не подвергается тлению, потому что оно остается в личности Христа, оно остается неразрывным от Него, и по этой причине оно продолжает оставаться частью полного Христа, как Богочеловека. И если человеческое тело после отрешения от него души сразу начинает подвергаться тлению, т. е. распаду, то тело Господне не тронуто было тлением ни на йоту, и ни на секунду, потому что оно никогда не отрывалось от Самого Христа. И это и есть начало воскресения, и это уже совершающееся воскресение, которое начало быть в самом воплощении, если вы помните первую тему нашу. Воплощение уже как начало воскресения. Т. е. в обретении Христом человеческого естества уже входит в жизнь Богочеловека Его воскресение, потому что это тело подвергается всяким разным житейским обстоятельствам, Христос в этом теле и голодает, и спит на камнях, и утесняется там толпою, и ходит по жаре, и проходит пешком большие расстояния, и много всего такого производится, и плюс будучи ребенком, трудится у себя дома, помогает отцу Иосифу в разных трудах, т. е. везде Он фактически подвергается некоторому измождению тела, но не измождается, потому что это всегда тело воскресшее, всегда тело нетленное, не подвергаемое тлению, хотя и являет слабости человеческие, вплоть до плача в Гефсиманском саду, где Господь по человечеству Своему страдает невероятно о предстоящих страданиях телесных. И вот это воскресение совершается дальше в день Пасхи, вернее начинается, а является уже открыто в день Пасхи, и становится радостью нашею с вами, и эта радость потом вот совершается в течение всего года церковного. Поэтому среда и пятница в конечном итоге завершаются субботою, воскресением Христа в аду, воскресшего Христа в аду, и торжеством Матери Божией, Которая, приняв от Христа благословение повести все человечество в человечестве верных сынов Ее, повести к Царству Небесному, – торжество субботы. И восходит оно к каждому воскресному дню седмицы, с которого и начинается следующая седмица. С одной стороны, воскресный день – это седьмой день седмицы, который как завершение среды и пятницы, и субботы, а с другой стороны – это начало восьмого дня, т. е. дня невечернего света, вечной жизни, начало Царства Небесного. И поэтому, вступив смертью и воскресением в Царство Небесное, мы с него же как с первого дня седмицы или с восьмого дня седмицы начинаем свой путь в седмице. Ну вот, я думаю, что это все вам знакомо вот да, ну хотя бы содержательно. Надеюсь, что содержание сегодняшних наших бесед, что-то пробудившее живое в ревности души, влагается сейчас теперь в это содержание седмичного и годового хождения за Господом, через пост, крест, субботу, сошествие во ад и воскресение ада, и само воскресение. Видите как. Это каждая седмица года и в течение года в целом за весь годовой круг, из года в год по спирали все ближе и ближе к Богу, если конечно, ты не обмирщаясь, наоборот спускаешься по спирали все ниже и ниже к своему падшему естеству. Да не будет так.
Теперь крест в жизни. Коль ведущим движением или крестным движением в жизни нашей является пост, он есть не только образ, он есть реальность собственно говоря, усвоения крестной силе, а через то усвоение и привитие к Царству Небесному, то давайте остановимся на этом явлении поста теперь. Иоанн Златоуст. Можно ведь и понести, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – труд поста, и при этом не получить награды за пост. Как это? когда от пищи мы воздерживаемся, а от грехов не удерживаемся. Когда мясо не едим, а при этом поедаем домы бедных, т. е. ходим по гостям. Когда вином не упиваемся, а упиваемся злою похотью. Когда весь день проводим без пищи, и в это же время весь день бываем на бесстыдных зрелищах. Вот и труд поста, и никакой награды за пост, когда ходим особенно на зрелища беззакония. Действительно, диавол, ввергнув город в театр, как бы в какую печь, затем поджигает еще и снизу, подкладывая не хворост, как некогда иноплеменник, не нефть, не паклю, не смолу, а что гораздо хуже этого – любодейные взгляды, срамные слова, развратные стихотворения и самые негодные песни и музыки. Ту печь разожгли руки иноплеменнические, а эту печь – театр и зрелища – разжигают наши помыслы, более неразумные, чем иноплеменники. А еще хуже того, что горящие в этом огне даже и не чувствуют этого, потому что если бы чувствовали, то не производили бы того громкого смеха при виде того, что происходит на сцене. Что по сравнению с теми зрелищами, которые были во времена Иоанна Златоуста зрелища сегодняшние – телевизор и особенно интернет с его огромным арсеналом?
И дальше о девстве, тоже как некое, ну, с одной стороны девство тех, которые действительно держат девство в своей жизни, а с другой стороны, во время поста супруги тоже воздерживаются, и в некотором роде девственную жизнь проводят, воздержную жизнь. Господь не заповедал девства, а многие хранят его. Не заповедал нищеты, а многие бросают свое имущество, свидетельствуя делами, что заповеди закона весьма легки. Они не сделали бы больше заповеданного, если бы заповеданное не было бы таким легким. Господь не заповедал девства, потому что кто заповедует девство, тот подчиняет человека необходимости закона и против воли его. Еще раз обратите внимание на явление воли – и против воли его. А кто только советует – тот и оставляет слушателя господином своей воли. Посему-то и Павел апостол говорит: о девстве я не имею повеления Господня, а даю только совет. Видишь – не повеление но совет. Видишь – не заповедь, но внушение. А тут большая разность. Одно – дело необходимости, и совсем другое – дело произволения личного. Не повелеваю, – говорит, – чтобы не обременить, убеждаю и советую, чтобы склонить. Так и Христос не сказал: все пребывайте в девстве, потому что если бы Он повелел быть девственниками всем, эту заповедь сделал бы законом, то и исполнившие ее, эту заповедь, не получили бы той великой чести, какую получают теперь. И преступившие понесли бы самое тяжкое наказание.
Помимо девства дальше идет нищета. Не дал Господь также заповеди и о нищете. Это все явление поста. С одной стороны, мы по святым угодникам видим, что они сначала вроде бы постом сначала это все осваивали, а потом сделали это вообще фактом всей своей жизни. И поэтому явились девственники до конца жизни, явились нищие, которые все раздали, да, даже до юродского образа жизни. Но все это и было порождением поста, которое они усвоили с детства, а постом это все приуготавливается с другой стороны, да. И Господь не дал так же заповеди о нищете, не просто сказал: продай имение твое, но: если хочешь быть совершенным – Евангелие от Матфея – пойди, продай имение твое. Пусть это будет в твоей воле, будь господином своего намерения, не принуждаю, не обременяю, нет, исполняющего Я венчаю, а не исполняющего не наказываю. Что делается по повелению и долгу, то не заслуживает великой награды, а что по произволению и собственной ревности, то доставляет блистательные венцы. Вот, у Златоуста кажется все.
Итак, пост как крест. Теперь заповеди Блаженств. Если ветхозаветные заповеди – это 10 заповедей Моисея, то новозаветные заповеди – это заповеди Блаженств, где блаженны, т. е. исполненные силы, силы крестной, и уже ею, этою силою совершающие последующие действия заповедей, т. е. нищие духом, т. е. на крестный путь ставшие. Плачущие, кроткие, далее жаждущие правды, чистые, милостивые, миротворцы, изгнанные за правду, когда будут поносить вас, радующиеся и веселящиеся, ибо мзда таковых много на небесах. И все это не просто по-человечески совершаемое, потому что и правду, и милость, и нищету можно чисто по-человечески совершать, но это все совершаемое силою блаженств, т. е. крестною силою. Ветхозаветное слово блаженство – это примиренность с Богом, быть едино с Богом, в благословении Божием, в силе Бога. Много раз слово это звучит в Псалтири. Вот некоторые из них: Блажен, кому помощник Бог Иаковль. И отсюда: блажен человек, народ, муж, тот или другой, кому отпущены беззакония, который уповает на Господа, в 31 псалме – кому отпущены беззакония, блажен, в 33-м который уповает на Господа, в 127 – боящийся Господа блажен. В 64 – кого Ты, Бог избрал и приблизил к Себе, и так далее. В Евангелии блаженство – это то, чем и какою силою человек прививается к Царству Небесному и к Самому Христу, Богу, т. е. силою крестною делается благим, Божьим. Если никто не благ, токмо один Бог, тогда тот, с кем Бог, и тем более в ком Бог – тот и делается благим. Вы вкусили, – говорит апостол Петр, – что благ Господь, вы некогда не народ, а ныне народ Божий. Некогда не помилованные, а ныне помилованные, устрояйте из себя дом духовный. И далее поддерживает его апостол Павел: Чтобы Бог наш совершил всякое благоволение благости и дело веры в силе, да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас. А дальше в послании к Титу: Чтобы оправдавшись Его благодатью, мы соделались наследниками вечной жизни. Евангелие от Луки говорит: Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его. Когда сделаешь пир нищим, увечным, хромым, слепым, тогда блажен будешь, что они не могут воздать тебе. Видите, в чем блаженство – блажен будешь, что они не могут воздать тебе. Послание от Иакова: Блажен человек, который переносит искушение. Какою силою? – Крестною. Послание к Римлянам: Угождай ближнему во благо к назиданию, назиданию, которое ведет ко спасению. И Апокалипсис: Се иду как тать, блажен бодрствующий, т. е. исполненный крестною силою.
Что еще собственно составляет нашу христианскую жизнь за пределами храма и за пределами разных освящающих действий? Промысел Божий, причем Промысел Божий имеет три обращения к человеку, одно из которых есть устроение крестного пути, сам Промысел Божий устрояет наш крестный путь. Каким образом? Откроем книгу протоиерея Григория Дьяченко «Уроки и примеры христианской веры». Итак, Промысел Божий. Выбор дел зависит от нас, конец же добрых дел зависит от Божия содействия. Потому что Бог по предведению Своему праведно содействует избирающим доброе правою совестью. А конец дел худых зависит от оставления человека Богом, так как Бог праведно оставляет человека по тому же предведению. В добрых делах к спасению Бог содействует человеку, и без этого содействия нету собственно добрых дел, без Меня не можете творити ничесоже, – говорит, да, Господь. А конец дел худых совершается по причине оставления человека Богом, т. е. все, кто совершает худые дела – они все Богом оставлены. Только поэтому человек может совершать худое дело. Если он Богом не оставлен, то он пересилить Божие присутствие не способен, он будет совершать, хочет, не хочет, а склоняться будет к доброму делу. Но в житейских обстоятельствах, это нередко бывает так, что ты вознамерился там худое дело исполнить, например, надо тебе бежать, а ты хочешь спать и решил поспать. И вдруг кошка прыгает на тебя, и вот не дает спать и все тут. И в конечном итоге помучившись, вскакиваешь и бежишь делать то, что назначено. Промысел Божий? – да, Промысел. Ну такой вот грубый пример. Ну и подобных моментов бывает в жизни немало, там куда-то хотел бежать на зло, а Господь взял и так спутал дела и жизненные обстоятельства, что зло не совершилось, и ты оказался в другом месте, и сам дивишься – надо же как вот Господь сделал и не допустил. А уж тем более, там, где ты доброе наметил, там непременно вот вдруг тебе все начинает стекаться, ты в обстоятельствах не знаешь, как это сделать, а оказывается, тебе надо семь условий сразу выполнить, и ни на одно у тебя нету ни возможностей, ни средств, ни сил. И вдруг они начинают сами эти условия стекаться к тебе, уж на наших-то праздниках мы каждый раз и не один раз видели, правда?
Святитель Кирилл Иерусалимский учит: Божественное Писание и учение истины признают единого Бога, Который хотя над всем владычествует Своим могуществом, но многое также терпит по Своему изволению. Владычествует, а в то же время многое терпит. Он владычествует и над идолопоклонниками, но терпит их по Своему незлобию. Владычествует и над отметающимися Его еретиками, но терпит их по великому Своему снисхождению. Владычествует и над диаволом, но и сего терпит, терпит не по слабости, как бы побеждаем был от него. О, всемудрое Божие провидение! Злую волю оно обращает в средство ко спасению верующих. Вот это надо уметь распознавать, т. е. одно из свойств вообще верующего человека, церковного – это всякое зло, которое тебе кажется злым, нападает на тебя, – распознать как Промысел Божий к добру, и начать испытывать, о каком добре это кажущееся, упавшее на меня зло? И часто оказывается, что это как раз то самое добро, которое есть возможность моего спасения, моему спасительному устроению оказывается, это злое нападение на меня производится, ну как минимум, чтобы я через это нападение научился не объясняться, не пререкаться и не укорять – как минимум, т. е. ведет к кротости в итоге, да. А как максимум – это оказывается, к освобождению или отсечению каких-либо страстей. Ибо как братоненавистное намерение братьев Иосифа, оно обратило в средство собственного своего домостроительства и попустивший им продать по ненависти своего брата, открыло случай к возведению на царство того, кого оно само хотело – Промысел Божий. Равно и диаволу попустило вести брань против людей, дабы победившие удостоились венцов, диаволу и всем бесовским делам попустило нападать на людей, дабы по одержании победы сам он, как побежденный слабейшими, – диавол, большему подвергся посрамлению, а люди более прославились, как победившие того, кто был некогда архангелом. Святой Ефрем Сирин имел в юности небезупречный характер, часто сердился, был нетерпелив – вот интересная особенность, этот дивный Ефрем Сирин. Образ мыслей его был также не совсем крепок, он например, не мог убедиться в существовании Промысла Божьего, но Бог наставил его и исправил. Вот, что об этом говорит сам святой Ефрем: В юности, когда меня тревожило сомнение, я однажды отправился за город, запоздал там и остался ночевать вместе с пастухом овец в лесу. Ночью напали на стадо волки и растерзали овец. Когда пастух объявил хозяевам о случившемся, те не поверили, обвинили меня в краже овец и отправили к судье. В то же время приведен был к судье и другой юноша, обвиняемый в преступлении. Судья отложил разбирательство дела и отправил обоих нас в темницу, где я нашел еще одного, третьего юношу. В темнице я узнал, что заключенные со мною юноши также обвинены несправедливо, и еще более начал сомневаться в Промысле Божием, да. Семь дней провел в темнице, все думая о Промысле Божием, и наконец увидел во сне человека, который сказал мне: перебери в мыслях, о чем ты думал, и что делал, и по себе узнаешь, что заключенные с тобою юноши страдают по заслугам. Пробудившись, я начал внимательно перебирать в мыслях все свои поступки и нашел, что когда-то давно, в том же селении со злым намерением я выгнал из загона корову одного бедного селянина, и она была растерзана зверями. Когда я рассказал сон и вину свою двум юношам, то и они проверили свою прошедшую жизнь и припомнили за собой нехорошие дела. Один вспомнил, что видел тонувшего в реке человека и не спас его, хотя мог это сделать. А другой вспомнил, что присоединился однажды к обвинителям одной вдовы, имевшим намерение лишить ее отцовского наследства. Теперь только я убедился, что Бог все знает, обо всем печется и посылает наказание по заслугам. С этого времени я дал обещание исправить свою жизнь. И действительно, трудами и строгим наблюдением за своими поступками Ефрем уничтожил все худые наклонности своего характера и достиг высокой степени святости. Вот это наблюдение Промысла Божьего, особенно в крестных обстоятельствах, является одним из важнейших свойств христианина, без которого нету подлинного христианства.
Теперь, в каких видах Промысел Божий совершается. В удовлетворении нуждам своих тварей. Не уподобляйтесь им, язычникам, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у Него. Взгляните на птиц небесных – они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш питает их. Вы не гораздо ли лучше их? В покровительстве и сохранении верных Своих. Мы для того и трудимся, и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, и наипаче верных. Бог мой послал ангела Своего и заградил пасть львам, и они не повредили мне, – говорит святой Даниил пророк, – потому что я оказался пред Ним чист, да и пред тобою, царь, я не сделал преступления. Провидение Божие бодрствует беспрестанно. Я, Господь, хранитель его, возлюбленного виноградника, в каждое мгновение напояю его, ночью и днем стерегу его, чтобы кто не ворвался в него. Провидение Божие исполнено благости, все пути Господни – милость и истина, хранящим завет Его и откровения Его. Провидение Божие не иногда непостижимо и таинственно. О, бездна богатства и премудрости и видения Божия, как непостижимы судьбы Его и неиследимы пути Его. Провидение Божие обнаруживается по отношению к верным в руководстве их. Во всех путях твоих познавай Его и Он направит стези твои. Так говорит Господь Искупитель твой, Святый Израилев: Я, Господь Бог твой, научающий тебя полезному, ведущий тебя по тому пути, по которому должно тебе идти. Ничто не успешно без помощи Провидения Божьего. Я насадил, апостол поливал, но возрастил Бог. Посему и насаждающие, и поливающие есть ничто, а все Бог возращающий. В несчастьях. И сказал Иов: Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь, Господь дал, Господь и взял, да будет имя Господне благословенно. В псалме: Знаю, Господи, что суды Твои праведны, и по справедливости Ты наказал меня. В общественных бедствиях, во всем постигшем нас Ты праведен, потому что Ты дал, делал по правде, а мы виновны. И во всяком случае, Притчи: Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои.
Святой Александр Невский перед каждою войною просил Бога о помощи, призывая на помощь Божию Матерь, и святых мучеников Бориса и Глеба. И что же? Борис и Глеб видимо явились его воинам, обнадеживая победою, после этого он брал победу за победою. Но Господь помогает на войне только правой стороне, как и говорит тот же Александр Невский: Враг силен, но не в силе Бог, а в правде.
Великомученик Феодор Стратилат, распятый на кресте, лишенный мучителями глаз, пораженный стрелами из лука в лицо и весь покрытый ранами, – Феодор Стратилат, изнемог духом и уже произнес жалобу на Промысел, но ночью после этого ангел Божий снял его с креста, исцелил от всех ран, и заметил ему: Зачем же ты сказал, что Бог оставил тебя?
Благочестивых людей Промысел Божий не оставляет без взыскания за их прегрешения. Так, Давид за каждый свой тяжкий грех терпел от Бога посещение, между тем, как многие из его современников и за многие свои грехи остались ненаказанными. Что же, ужели Бог менее милостив к праведникам, чем к грешникам? Нет, но те, которые глубоко веруют в Промысел Божий, и как строгие христиане, привыкли к лишениям в жизни, т. е. имеют характер крестной жизни своей, те более способны вынести наказания, чем маловерующие и изнеженные. Последние, скорее, чем они пришли бы от наказания к малодушию. Наказаниями того или другого рода благочестивые люди, как золото в огне, очищаются для Царства Небесного. Господь избавляет верных своих рабов от постигающих их искушений. Святой Антоний Великий после искушения бесовского сподобился увидеть Господа, пришедшего к нему для отгнания бесов. Увидел Его святой подвижник и вопиял: Где был Ты, Иисусе Благий, где Ты был? Почто в начале искушения не пришел исцелить мои раны? И был к нему глас: Антоний, здесь Я был, но ждал видеть твое мужество. Отныне же, поелику ты боролся мужественно, всегда буду с тобою, и буду помогать тебе. Святой Иоанн Многострадальный: я поклонился и сказал: Господи, почто Ты оставил меня быть так жестоко мучимым? Господь отвечал: по сие терпение было это допущено, да искусишься, как в огне, и явишься чист как золото, сверх силы Бог не попускает искушения человеку, чтобы он, ослабевший, не был поруган лукавым змием. Крепким и сильным рабам Господь дает великие и тяжкие дела, а немощным и слабым – малые и легкие. Однажды разгневался отец-язычник на своего сына, отрока Потита, принявшего христианскую веру и запер его в особой комнате, и желая голодом возвратить его опять к язычеству, запретил носить к нему пищу. Долгое время святой отрок пробыл в затворе без пищи, но остался жив, Господь укреплял его, и благодатью Святого Духа лице его сияло, как солнце.
Для чего же Господь попускает праведным страдать от нечестивых? Однажды преподобный Нил Постник, бывший сподвижникам Святым Отцам, в Синае и Раифе избиенным, память которых совершается 14 января, видя избиение и страдание их от варваров, спрашивал: За что они страдают, где, – говорил он, – блаженные Отцы, труды воздержания вашего, где награда за терпение скорбей, где венец многим подвигам? Это ли воздаяние вашему иночествованию? Т. е. помимо того, что они сами на себя подъяли пустынническую жизнь, иноческую, да, крестную, еще и Господь сверх умножил различными страданиями, наведенными сверх того. Или всуе вы текли на подлежавший вам подвиг? Или есть справедливость в том, чтобы за добродетель принимать скорбь, и что убиваемых вас оставил без помощи Промысел Божий? И вот, возимела силу скверна на ваши тела святые, и злоба хвалится, что одолела вас. Так в глубокой скорби задавал себе такие вопросы Нил преподобный, но он к своему утешению, вскоре получил на них разрешение. Чего ради, – сказал ему и бывшим с ним спасшимся от меча злодеев инокам, израненный, едва дышавший старец Феодул, – чего ради смущает вас пришедшая на вас напасть? Ужели вы не знаете, для чего Господь предает подвижников даже Своих сопротивным? Не ради ли того, чтобы величайшими воздаяниями вознаградить претерпевших до конца, как сугубо воздал Иову то, что он погубил. Т. е. это вот нападение, избиение было наградой за их подвижничество. Нам конечно, это невозможно, наверное, принять, еще как-то уразуметь это может быть с трудом можно, но как-то это неподъемное для нас. Но там, конечно, несравненно больше воздает, ибо их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Господь любящим Его. И терпящим до конца. Лучшего ответа на вопрос о причине неповинных страданий, кажется и не может быть. И правду этого ответа удостоверяет то, что этот ответ им дал старец Феодул, не просто они сами как-то друг дружку там убеждали, утешали, но старец открыл, что такова воля Божия, Его Промысел дает вам эти избиения, как награду, через которую вы удостаиваетесь высших венцов. Зачем люди, хотя может быть и не безгрешные, но по всем открытым признакам безвинные, бедствуют иногда чрезмерно тяжко? Нет спора о том, что не все грехи равно тяжкие, и что есть разные степени виновность во грехе одного рода. Но кто из нас может довольно верно взвесить эту тяжесть, довольно точно определить сию степень? Для сего должно положить на весы и поставить в меру не только видимое дело, но и невидимое желание. Не только видимое дело, но и скрытое за этим невидимое желание, какое оно бывает? И сокровенное намерение, и тайную мысль, силу и немощь, познание и неведение, пособие и препятствие, прельщение ко злу и поощрение к добру, невнимательность к неизведанному, и неверность дознанному опыту, закоснение и раскаяние, ожесточение и сокрушение, но кому возможно все сие, разве только единому испытующему сердца и утробы, все это взвесить и соотнести, всеобщему и всеведущему. Так же и для того, чтобы взвесить тягость бедствия, надлежит принять в рассуждение, кроме открытого вида оного, еще и степень чувствительности бедствующего, и скудость, и даже отсутствие, или напротив, обилие противодействующих утешений. И многое для чего нет меры и веса у внешнего наружного зрителя. Как же говорим мы о чрезмерной тяжести бедствия в сравнении с тяжестью греха, разве что наугад или наудачу? Кроме того, нужно принять во внимание, что Бог действует на временную жизнь человека, земную, поврежденного грехом, не только в качестве Судии, чему еще будет особенное время в конце веков, но так же и преимущественно в качестве врача, чему теперь-то и есть время. Иногда Бог определяет человеку меру бедствия и скорби не как отсчитанное воздаяние за дела, но как прием врачества, способный препобедить силу греховной болезни, а это совсем другой расчет. Есть болезненные состояния, которые кажутся маловажными и не угрожающими, но против которых сведущий врач находит нужным употреблять порою жестокие врачебные средства. При том же врач небесный не всегда начинает врачевать болезнь душевную, по ее уже раскрытии, взор Его проницает в глубину души в самой сей душе, невидимою и открывает там тонкий зародыш греха или страсти, или самоволия, или самоугодия, или тонкую примесь зла и нечистоты к добрым склонностям и расположениям, орудиям искушения извлекает наружу, орудием искушения извлекает все то наружу, сии болезненные начала для их уврачевания и для возведения души к высшей чистоте. Ну вот это мы как-то сейчас особенно сильно переживаем, у нас как раз тот самый этап в общине, где Бог извлекает то, чего ты сам не видишь, и ты уже в общем-то и казалось бы, довольный собою, что вроде бы уже и давно в Церкви, и как-то вполне уже устроился, а тут вдруг все окружающие начинают убеждаться, что ой, какая это сестра оказывается злая, а эта какая оказывается жадная, а эта вороватая, а этот брат оказывается немилосердный, а этот брат такой лукавый, а этот еще какой-то. При этом те, кто видит снаружи, они неожиданно для себя удостоверяются, что для самих этих самых сестер и братьев, все, что в них происходит – это тоже некое неведомое раньше. Они и не думали, что они такие. А кто же им это все открыл? А какая-нибудь сестра или какой-нибудь брат. Одна вдруг неожиданно налетела, и так словом сказала, а оказывается, зацепила, это как бывает, что рыбак начинает ловить удочкой в реке, и вдруг поплавок пошел глубоко в воду – какая большая рыба, как здорово! – и давай тянуть, тянул-тянул, и выдернул 42 размера башмак. А он и не предполагал, что в этом водоеме башмаки валяются. Так же и мы с вами сейчас не предполагали, что в нашем характере столько всего всякого ужасного, что сейчас вот то одно, то другое выдергивается, но кем? Нами же самими, вот вернее, друг у друга. И не думали задеть, а задели. И не думали что-то извлечь, а извлеклось, а то, что извлеклось, еще и нас задело, и из нас полезло в ответ. Т. е. вот такой период какой-то сейчас идет, где мы познаем вдруг оказывается несчастная своя. Ну вот, и это делает Промысел Божий, вот истинный христианин в конечном итоге начинает разуметь все это, и тогда в этом разумении обретается у него покаяние, а в этом покаянии тогда начинает быть во внимании три по три. И ими он стяжает три главные добродетели: кротость, смирение и любовь и делает это все тайна покаяния. А тайна покаяния лежит в кресте Господнем, и пока не примешь жизнь свою будничную как крест, и не начнешь именно крестным путем идти, до тех пор и не будет у тебя ничего, о чем я говорю и о чем только что мы с вами прочитали.
Ну вот, и в некоторое еще ваше долготерпение и завершение все-таки этой темы Промысла Божьего обратимся еще к святому Иоанну Златоусту, который завершает эту тему Промысла дивными своими словами. Выслушай следующее, – говорит святой Иоанн, – Фарра, отец Авраама, был идолослужитель. – Вы знали об этом? Да, это так и следовало, потому что откуда произрос бы такой плод веры, если бы Бог пресек бы этот корень? Т. е. можно было Фарру до рождения Авраама убрать из земной жизни, или не дать ему родить. Но тогда откуда бы тогда пришел бы Авраам? И дальше: а что хуже Исава – помните, который похлебку свою продал? Посмотри здесь на другой пример Божественного милосердия. Что безстыднее его нечестия? Не он ли был блудодей и осквернитель, как сказал апостол в послании к Евреем, ни матереубийца, ни отцеубийства ли он, не убийца ли брата, по крайней мере в мыслях, не он ли ненавидим был Богом, как свидетельствует об этом Писание: Иакова Я возлюбил, Исава же возненавидел. Если же он и блудник, и братоубийца, и сквернитель, и ненавидим Богом, то почему он не удаляется из мира Промыслом Божиим? Почему не исторгается, почему не постигает его тотчас же достойная кара? Почему? Подлинно следует указать причину. Если бы Бог погубил его, то мир лишился бы величайшего плода правды. А какого? Послушай: Исав, о ком идет речь, родил Рагуила. Рагуил родил Зару. Зара родил Иова. Видишь, какой погиб бы цвет терпения, если бы Бог наперед предал казни сам корень. Иов, как дивный праведник, оказался третьим в поколениях после Исава. А что же в новозаветные времена? Так рассуждай и о всех событиях, – говорит святой Иоанн, – так Бог показывает долготерпение в отношении к египтянам, произносившим нетерпимые хулы. Ну вот, конечно, что делали египтяне по отношению к Израилю 70 лет – это много чего там написано, и все это ради чего? А святой Иоанн говорит: ради тех церквей, которые цветут ныне в Египте, ради монастырей и избравших ангельское жительство в египетских пустынях. Если бы того Египта не было, то не было бы и этих пустынников. Видишь, – говорит Иоанн, – плоды долготерпения Божьего.
А вот еще дальше дела Промысла. Если бы Бог ускорял спасение наказанием, что часто родители делают по отношению к детям, да, – провинился ребенок, – значит, явно против спасения он что-то сделал – тут же наказание. Если бы так Бог совершал и поступал бы, то тогда Церковь не приобрела бы Павла, апостола, не стяжала бы столь святого и великого мужа. Но Бог терпел его хулы, чтобы показать его обращение. Долготерпение Божие сделало гонителя проповедником, долготерпение Божие превратило волка в пастыря, долготерпение Божие из мытаря сделало евангелиста, чрез долготерпение Божие мы все помилованы, все пременились, все обратились. Когда увидишь, как бывший некогда пьяницей, стал потом постником, когда увидишь, что хулитель стал богословом, когда увидишь, как осквернивший некогда свои уста постыдными песнями теперь очищает душу Божественными песнопениями, тогда прославляй долготерпение Божие, восхваляй покаяние, и смотря на такую перемену, говори: сия измена десницы Вышняго, Бог благ ко всем людям, но преимущественно являет Свое долготерпение согрешающим. При этом смотри: к праведникам Бог везде является строгим, а к грешникам благим. Праведнику же Бог говорит: если сотворит человек всякую правду, и всякую истину, и совратившись, потом согрешит, – не помяну правды его, но во грехе своем он умрет. Не помяну правды его, но во грехе своем умрет. Какая строгость к праведнику, и какое щедролюбие к грешнику. Так Бог употребляет разнообразные и различные средства не Сам пременяясь, но разделяет щедроты Своей благости сообразно нашей пользе. А как? А вот послушай: если Он устрашит грешника, упорно пребывающего во грехах, то приведет ведь его к отчаянию и лишит надежды. А если возьмет и похвалит праведника, то что при этом произойдет? Он ослабит силу его добродетелей, и сделает то, что последний, как человек, уже казалось бы, уже удостоивавшийся своей похвалы, будет после этого нерадив к подвигам, к добродетели. Поэтому-то Он грешника милует, а праведника устрашает. Я говорю это не потому, – говорит святитель Иоанн, – что Бог будто бы враждебно относится к праведникам, для Бога нет ничего вожделеннее праведника, а потому, что как я сказал раньше, грешника Он утешает, чтобы восставить, а праведника устрашает, чтобы утвердить в правде. И первым прощает многочисленные их грехи, как врагам, так и надменным, в последних же строго примечает и маловажное, желая, чтобы не было никакого недостатка в их совершенстве. Давид, мы знаем, согрешил. Жена понесла от него во чреве и никакого обличения в грехе в итоге не последовало. Целитель греха посылается после того, как родился уже зачатый от греха младенец. Помните, пророк пришел Нафан к нему, но уже после всего. Почему же Бог не тотчас привел к исправлению согрешившего? Потому что знал Он, что в увлечении грехом душа грешников слепотствует, что уши погруженных вглубь греха глухи, поэтому Он, Бог и медлит оказанием помощи душе, в которой пока еще пылает страсть, и спустя так много времени дает ему обличение, и при этом в одно мгновение совершается и покаяние, и прощение. Когда Нафан уличил Давида в его преступлении, Давид сразу воскликнул: Господи, прости меня, и тут же Нафан пророк отвечает: И Господь отъял от тебя согрешение твое. О, домостроительство Божие, приводящее ко спасению угрозой, видишь, как скор Бог на спасение, точно так же поступает Он и с другими людьми, медля на погибель и ускоряя на спасение. Вот дела Промысла Божия.
Ну вот, это мы еще и еще раз подытоживая, эти выводы делаем по причине того, что рассматриваем сейчас, как крест присутствует в нашей повседневной жизни. И без этого узнавания креста, согласия на него, даже до таких явлений крестных, порою тяжких, кажущихся несносными, но тем не менее узнавание и согласие на них – оно совершает, приводит нас как раз к постижению самой крестной силы. И тот, кто в своих обстоятельствах житейских постигает поддерживающую силу креста в крестных обстоятельствах, тому тогда открывается и крестная сила таинств, и крестная сила богослужений. Тогда и богослужения становится для него и целительными, и поддерживающими, и поддерживающими, и освящающими, и освящающими, и возносящими, и совершающими его способность дальше в своих жизненных обстоятельствах следовать крестным путем. И это-то действие крестной силы и есть собственно воскресение, которое совершается в таинстве смерти Господа на кресте, а значит в каждом таинстве смерти нашего падшего естества, на которое мы его обрекаем своим собственным доброволием. Еще раз подчеркиваю, да, это два важнейших явления в нашей жизни, от нас доброволие, а от Бога – милосердие. И подчеркиваю, потому что мы к этому придем на следующей беседе, как к важнейшим основаниям вообще спасительного пути человеческого на земле, этими двумя открывается собственно говоря само Царство Небесное, этими же двумя происходит привитие наше Царству Небесному, через все наставления Святого Евангелия. Ну вот, на сегодня пока завершим.
8. Беседа: Христос. Вера. Имя
2016-01-15 Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер, у нас сегодня 15 января, день преподобного Серафима Саровского, служили службу, затем была праздничная трапеза. И вот теперь вечер, потом была тропочка Матери Божией, и теперь вечером восьмая наша беседа. Тема ее: Церковная жизнь не бывает без креста. Мы с вами в предыдущие несколько бесед шли к тайне силы креста, и вообще к тайне силы всех таинств, а отсюда и к той силе, которая составляет тайну православной Церкви, то бишь людей, верных Христу. Что это за сила такая, которая, да, мы теперь ясно разумеем, что это Божественная сила, и сила совершительная в человеке, образ поступков, действований, сила исполнительная в нас заповедей Евангельских, без которой и заповеди будут уже не заповедями, потому что немало людей, которые среди христиан, которые намерились вне Церкви только по своему одному человеческому разумению, правда, иногда бывает, что и разумению очень талантливому и очень богатому по-человечески вот, исполнить Евангельские заповеди, ну, в итоге из этого вышла только лишь одна косая жизнь.
Ну вот, если мы пойдем теперь уже собственно к самой тайне, то наверное вот что из этого выйдет. Мы знаем, что на кресте страдало человеческое во Христе, а при этом милосердовал к людям Сын Божий, потому как и был человек, был вернее Христос Богочеловеком. И в этой милости к нам собственно и заключена сама сила Божия, сила крестная, в милости к людям, к каждому из нас. Это снисхождение Бога, т. е. снисхождение с небес самой любви к падшему человеку. А цель этого Божественного снисхождения, этого снисхождения любви – это вернуть человека в рай, туда, откуда он отпал по грехопадении, вернуть в жизнь вечную, и через то восстановить Царство Небесное в его больше прежней полноте и красоте. Это-то снисхождение любви привело Его, Бога к воплощению в человека. В этом снисхождении сила Бога, Божественная сила, которая уже явилась как милосердие. Наверно, это еще и надо будет как-то не столько умно, сколько опытно сердечно уразуметь и восстанавливая все наше сегодняшнее уже знание о православии, множество различных примеров, которые каждый из нас немало читал, слышал и видел в книгах о святых подвижниках, о святых отцах, и может быть, и встречал по жизни в реальной в своих живых встречах с православными истинными людьми, и как-то вдруг бы услышал, что крестная сила Господня – это есть сила милосердия, которою совершалась Божественная любовь. Божественная сила милосердия Его, Христа пришла к человеку, Христос этою силою, милостью к падшим ходил по земле, участвовал в бедах больных и несчастных людей, исцелял их. Божественным милосердием творил чудеса. Милосердием же Он воспринял вину всякого человека перед Отцом Небесным за грехи их, и волей взошел на крест, страдал, своею волею взошел – тоже обратите внимание на это еще и еще раз об этом, о двух явлениях: первое – это милосердие, а второе – это воля. Страдал и умер один за всех. Милосердием Божьим в смерти Иисуса Христа произошло то великое и страшное, о чем Он возгласил на кресте: Совершилось искупление человечества – оно совершилось. Смертью смерти разрушение, в видимой смерти невидимое воскресение, в человеке на кресте Бог терял тело, а в Боге тело, воипостазированное в Нем как человеческая природа, воспринятая Его Божественною личностью, тело осталось неразлучно с Богом, и потому нетленным. И в этой неразлучности, нетлении и заключался невидимый залог воскресения, невидимый не только людям, но прежде всего невидимый диаволу и всему падшему царству его. В Божественной воле совершилось видимое оставление тела, и был положен невидимый залог воскресения. Был этот залог всего тридневен, а по исхождении этих трех дней перед изумленными ангелами вновь обрелось тело, востал Христос в видимом воскресении, и в течение 40 дней являл Свое воскресение ученикам Своим. Затем по вознесении Христа и снисхождении Святого Духа на апостолов началось великое домостроительство Церкви, невиданное до этого собирание нового народа Божьего, тех из всего человечества, кто способен был и ныне способен, и в будущем будет способен в подобии смерти Христа силою крестной Его, силою крестной Его, т. е. силою Божественного милосердия умирать в падшем своем естестве, и в подобии воскресения Христа, 40-дневием Его пребывания с учениками жить на земле странником среди людей, к Царству Небесному будучи привитым, и дальше и больше прививаясь к нему во все время, какое Господь сподобит жить такого человека на земле. И уже не в подобии, но в реальность тайны Божественного милосердия совершать как свое милосердие Христовое к людям. В этом милосердии Божием тайная сила христиан, особенно и одним только человеческим естеством необъяснимость христианских поступков, и невмещаемая в рамки обычного сознания жизнь святых и Божьих людей. Примеров вот этих удивительных поступков и действований Божьих людей каждый из нас наверное, много наслышан, много знает вот, которые никак не объяснишь простым человеческим естеством. Мы много так сегодня особенно зная общечеловеческую культуру, знаем о дивных поступках таких добрых и очень искренних людей в разных народах, в разных национальностях, религиях, и знаем это в разные времена, мало того, мы видим и в разных книгах восточных немало описаний характеров поступков, удивительных, которые являют люди в человеческом своем естестве. И тем не менее, рядом с ними поступки христиан, которые порою вдруг открываются нам в том или ином повествовании житийном, оказываются совершенно вышеестественными. Как бы ни было велико и прекрасно естество человеческое, которым порою совершают люди поразительные дела заботы, участия, жертвенности друг за друга и за близких своих, а вот христианские поступки исполненные какой-то особенной добродетельности, в которой к добру или в добро входит исполняющая их благость Бога. И вот это исполнение благостью – оно делает тот же самый казалось бы поступок заботы или участия в человеке – делает совершенно невероятным, невозможным, и неописуемым даже в общем-то человеческим словом.
Некоторые старцы рассказывали об авве Григории, патриархе Феопольском, что он особенно отличался добродетелями милостыни, непамятозлобия и даром слез. Три добродетели вместе: милостыня, непамятозлобие и даром слез. Обратите внимание, что это особые добродетели, которыми с одной стороны и стяжается Дух Святый, и которые вместе с тем являют присутствие Святаго Духа в человеке. У него было великое сострадание к грешникам. Великое сострадание к грешникам. Это какая-то удивительная черта именно христианского характера. Все это часто мы испытывали на себе.
Вот другой, несколько совершенно необычный образ жертвенности, связанный с любовью к Богу и с исполнением Его, Бога заветов и заповедей. Жил некто Ефрем, человек милостивый и сострадательный, областной правитель востока. Однажды Ефрем видит во сне неожиданно для себя спящего епископа и над ним, над епископом, поднимался до неба огненный столп. Это сновидение повторялось не раз, и Ефрем пришел в ужас, – явление было страшно изумительно. Он долго раздумывал, что бы это значило, и не мог догадаться, потому что не знал, что у него в числе рабочих был епископ. Да и как можно было узнать епископа в человеке, с неприбранными волосами, в грязной одежде, совершенного простого вида изможденным от терпения, подвигов и работы. Но однажды Ефрем посылает за этим работником, бывшим некогда епископом, чтобы от самого узнать, кто он такой. Увидав его, стал подробно расспрашивать, откуда он и как его зовут. Я, – отвечал он, – один из бедных жителей этого города, не имея средств к пропитанию, я занимаюсь работой, и Бог питает меня от трудов моих. Да живет каждый от трудов своих, – да, Евангельская заповедь. Поверь мне, – воскликнул Ефрем, как бы по вдохновению свыше, – я не отпущу тебя до тех пор, пока ты мне не скажешь всей правды о себе. Тогда тот ответил: Дай мне слово, что при жизни моей ты никому не будешь рассказывать обо мне. – Говорил так епископ, видя, что не может более скрываться. – С этим условием я открою тебе правду о себе, не называя впрочем ни моего имени, ни отечества. – Хорошо, – поклялся святой Ефрем, – не скажу о тебе никому до тех пор, пока Бог продлит твою жизнь. – Я, – начал он, – епископ, и ради Бога оставив свою епископию, пришел сюда, где меня никто не знает, чтобы изнурять себя трудами. От своего труда я добываю себе немного хлеба. Что касается тебя, то подавай милостыню по мере сил. На этих днях Бог возведет тебя на апостольский престол церкви города Феополиса, чтобы пасти тебе народ Его, который стяжал Своею кровию Христос, истинный Бог наш. Еще раз скажу: подвизайтесь в делах милостыни, и за веру православную, ибо такими жертвами благоугождается Бог. Спустя немного времени так действительно и случилось. Ефрем был возведен в сан епископа, а в скором времени по его отшествии был прославлен как святой Ефрем.
Ну вот, дальних примеров мы много можем и читать, и видеть, этой удивительной Божественной силы, которая совершается в людях крестных, т. е. совершителях Евангельских заповедей. А будет удивительно наверно и для нас полезно подойти поближе уже к собственно нашему русскому, российскому народу, и посмотреть – а он-то каков, если уж он действительно тысячелетний избранник Матери Божией и Самого Господа, то естественно, что совершительная сила причастия, а значит крестная сила милости Божией, которая сообщается всякому человеку, искренне воспринимающему таинства Церкви и живущему в Церкви по заповедям Божьим, – эта сила должна была являться во всех русских святых угодниках Божьих. И действительно, когда мы обращаемся к жизнеописаниям преподобных, святителей и русских князей и княгинь, прославленных в Русской Церкви, мы почти во всех прежде всего отмечаем эту силу милосердия. Она поразительно, вот так прямо мы с вами только сейчас читаем и узнаем из книг наших богословов об этой крестной силе как силе милосердия или же любви Божией, как проявляющейся в милости Его, а так она об этом как о заповеди милосердия везде и всюду сказано, и вроде бы мы тоже хорошо знаем, но почему-то знаем как о заповеди, которая наряду с другими. А о том, что она есть собственно говоря центральная, и что в ней осуществляется прикровенно сама сила Божественного креста, и тот, кто Божественный крест несет в себе по причастии таинств Христовых, как живую силу, тот непременно живет и исполняет в своей жизни дела милости, т. е. в характере его появляется это непременное отображение прежде всего, прежде всех остальных добродетелей именно христианского характера, характера Христа. Хотя вот, когда мы обращаемся к религиозности русского народа, то описатели этого характера отмечают прежде всего саму религиозность, т. е. саму обращенность к Богу и потребность Божественного присутствия в своей жизни каждого из русских людей, искренних русских людей, набожность такая. С одной стороны, религиозность – это как бы некое обращение и стремление к Богу и желание быть с Богом, а с другой стороны – вот это удивительное слово – набожность, т. е. раскрывающее уже собственно сам характер внутренней особенности такого бытия что ли перед Богом. Но одно дело – мы говорим: ходить перед Богом, но как это, ну так физически можно представить, что ты ходишь везде и всюду, как бы держа в памяти Бога. Или же ты ходишь, произнося имя Иисусово и имя держа как икону Бога с собою, и перед нею ходя, но когда мы говорим набожность, – что-то еще добавляется в этот образ, такого некоего рационального простого хождения перед Богом, которое делает, раскрывает именно сам характер, саму и освященность человеческой души, обоженность ее начальную, ту мирянскую обоженность, которая появляется в простом мирянине, искреннем и честно живущем по совести в вере в Церкви, набожным становится человек.
Вот немножко прочитаю вам из книги Лосского Николая, нашего выдающегося христианского философа. Основная наиболее глубокая черта характера русского народа есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, и следовательно, такого добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божием. Совершенное добро без всякой примеси зла, и несовершенств – такое добро существует только в Царстве Божием, потому что оно состоит, это царство, из личности, т. е. из таковых людей, вполне осуществляющих в своем поведении две важнейшие заповеди Иисуса Христа: Люби Бога больше себя, и ближнего как себя. Члены Царства Божия совершенно свободны от эгоизма, и потому они творят лишь абсолютные ценности, нравственное добро, красоту, познание истины, благо неделимые и неистребимые, служащие сему миру. Примером может служить поведение князя Дмитрия Святославича Юрьевского. Ростовскому епископу, постригшему его в схиму, он сказал: Господин отец, Владыка Игнатий, исполни Господь Бог твой труд, что приготовил меня на долгий путь, на вечное лето снарядил меня воином истинному Царю Христу, Богу нашему. Эти слова он произнес после пострига. И это вообще удивительный строй вообще жизни русских людей, не только по всей видимости, ну вот в литературе у нас и в исторических источниках осталось именно повествование больше о знатных людях, т. е. о князьях, княгинях, вот да и прославлены именно они прежде всего в Русской Церкви. И мы мало почти ничего не знаем о совершении этого обычая – завершать свою семейную жизнь постригом в монастырях, – ничего не знаем о простых людях, о крестьянах. В то же время монастыри в немалой степени были наполнены именно тоже монахами в старом возрасте, но из числа простых, простолюдин и крестьян. И эта особенность набожности русских людей.
А вот характер поведения, вообще вот такой евангельский характер у великого князя Мономаха. Пишет о нем митрополит Киевский Никифор: Он любил готовить другим пышные обеды, а сам при этом служил гостям. Подвластные ему едят и пьют до отвалу, а он сидит и смотрит, довольствуясь малой пищей и водою. При этом дальше Лосский пишет: При этом надо заметить, что Владимир Мономах был человек мужественного характера, проявлявший выдающуюся храбрость, и на войне, и на опасной охоте. Федотов, один из наших православных писателей пишет: В древнерусской святости Евангельский образ Христа сияет ярче, чем где бы то ни было в истории. Русские святые особенно осуществляют в своем поведении кенозис Христа, т. е. снисхождение Бога на землю. Кенозис Христа, Его зрак раба, бедность, смирение, простоту жизни, самоотвержение, кротость, т. е. везде и всюду в литературе мы отмечаем какую-то особенную любовь русского человека ко Христу, но не просто как вот Христу в некоем таком идеальном образе, и не просто ко Христу как к иконе, а именно в Его чертах характера. Русские люди в своей набожности как-то особенно чтили, любили, именно Христа за черты Его характера, за все эти благостные Его свойства человеческого и Божественного присутствия среди людей, за Его бедность, за Его зрак раба, за Его смирение, простоту жизни, самоотвержение, кротость. Героическое человеколюбие и чудеса святителя Николая так полюбились народу, что он стал в итоге у нас национальным русским святым. А проповеди святого Иоанна Златоустого и святого Ефрема Сирина стали любимым чтением, и при этом в первых привлекал призыв к милосердию – пример святителя Николая, а во вторых – Златоуста и Ефрема Сирина – к покаянию. И вот эти два свойства в набожности людей русских были дорогими свойствами. Мы как-то утратили, похоже, вот эту особенность такого прямого, непосредственного восприятия черт Божественности Христа Богочеловека. Мы похоже, что больше отношения имеем ко Христу через свою образованность, и поэтому потерялась та простая сердечность, та самая набожность, которая была свойственна русскому народу, причем не только простым крестьянам, а и знатным всем, которые были искренними христианами. И такое некоторое отдаление что ли от вот Христа живого Бога в Своем Его милосердном проявлении и силе к людям, от Него отдаление произошло именно в силу того, что просто Его образ переведен у нас в образовательную нашу сферу, и мы отсюда, из образованности своей относимся к Нему и даже в некотором роде утепляемые верою, утепляемые своей религиозностью, тем не менее утепляемся все-таки в этой своей образованности. А когда внимаешь русским людям, которые до XIX века и остаток какой-то XIX и ХХ века, то поражаешься этой какой-то дивной естественности отношения ко Христу, т. е. то, что как раз раскрывает слово набожность. И дальше, когда даже говорят о том, вот сейчас в современном мире о разных идеях и о русской идее, и это уже конечно, звучит неким таким ярким свидетельством того, что это уже некая образовательность человеческая – она так вот начинает уже возводить набожность в идейность религиозную, и тем самым противится и противоречит самой простоте. В этой набожности православного человека одухотворяет вовсе не жажда власти, но настроение примирения и любви. Набожный не разделяет, чтобы властвовать, но ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Ну, Лосский философ, поэтому философским языком, но попробуйте услышать через эти, такие больше умные слова, ту реальность простоты религиозного чувства и веры, которая была свойственна русским людям и простым, и знатным. Разобщенность ищет, чтобы ее воссоединить. Узнаете ли вот в этой фразе заповедь Евангельскую, которая подвигает человека не просто ходить рядом с разобщенными, а устремляет туда, в гущу этой разобщенности и для того, чтобы воссоединить – какая это заповедь, заповедь Евангельская? Ну понятно, что это и жены-мироносицы, и возлюби ближнего – это все да, а конкретно? Миссионерство, ну вот тоже, да но и тем не менее, еще более конкретно. Смотрите: Ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Набожным не движут чувства подозрения и ненависти, напротив, он полон глубокого доверия к сущности вещей. С одной стороны, Николай Лосский говорит вроде бы о подозрении и ненависти – это вроде бы к людям, не будешь же подозревать и ненавидеть какие-нибудь предметы. И вдруг он полон глубокого доверия, и вдруг к сущности вещей. Ну, только философский оборот может так сказать, да, ум. И тем не менее, когда говорится о сущности вещей, т. е. а под вещью имейте в виду, если всякое творение Божие, то тогда понятно становится, что подозрение и ненависть – это отношения, которых бегает набожный, более того, которых набожный не знает, потому что он полон глубокого доверия сущности, а тогда чего – вещей, когда говорит он, т. е. к сущности самого человека как творения, как Божьего творения, как творения, которое было в раю, потом пало, и ради того, чтобы вернуть вновь его в рай, является Господь на землю и совершает Свое милосердное, великую жертву и служение. И это тоже относится к сущности вещей. Доверие к тому, что за этого человека, по поводу которого кто-то там другой завидует или же подозревает, – а набожный об этом человеке имеет отношение как дитя Божьему, павшему, но ради которого уже Господь совершил Свое схождение и искупление, и жертву принес, и в эту жертву уже воспринял, тем более человека Церкви же, да, участника таинства крови и тела – Господь уже воспринял его, и эту его, может быть даже им самим не подозреваемую воспринятость в таинстве тела и крови, воспринимает всякий набожный. И тогда это позволяет ему вообще не видеть его всяких разных дел, которые можно было подозревать и разных дел, которых можно было бы ненавидеть. И оказывается, что ему несвойственно набожному вообще подозрение и ненависть, именно потому что он в каждом человеке, тем более церковном едино сразу видит всю полноту произошедшей сущности спасительного присутствия Бога с нами. Все четыре набожный видит в человеке, причастнике, но чего-то там плохое еще как-то совершающий, но не видящий всего этого, мимо всего худого в человеке, сразу обращается к четырем сущностям, которые он несет каждый из нас. Первое: что он – сотворенный Адам в раю, второе: что он пал, третье: что он, что за него Христос пришел и уже искупил и совершил Свое искупление, и четвертое – что он в таинстве, этот человек в таинстве причастия уже вошел в эту искупительную жертву Христа и воспринят Самим Богом. И вот, всю эту четырехсоставную что ли суть человека слышать и чувствовать в каждом сразу воедино, в одном только лишь акте обращения к нему, вот о какой набожности говорит Николай Лосский. И это он говорит, – свойственно было русским людям, но которые к сожалению, с начала петровских реформ и врывания сюда в Россию европейских идей и образованности – она портила человека русского, и русский человек сегодня совершенно испорченный, тем не менее в глубинах своего духа несет эту набожную способность. И все это я говорю ради того, чтобы еще и еще раз сказать о том, что эта набожность-то как раз и есть одно из проявлений как раз силы Христа, крестной силы Христа, Его милости, которой мы с вами приобщаемся.
Достоевский, – пишет дальше Николай Лосский, – любит указывать на то, как русские солдаты проявляли доброту на войне в отношении к неприятелю. Во время Севастопольской кампании, – пишет он, – раненых французов уносили на перевязку прежде, чем своих русских, говоря при этом: русских-то всякий подымет, а француз-то чужой, его наперед пожалеть надо. Разве тут, – пишет Достоевский, – не Христос? И разве не Христов дух в этих простодушных и великодушных, шутливо сказанных словах? И во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов солдат кормит измученного в бою и захваченного в плен турка, и говорит при этом: человек ведь тоже, хоть и не христианин. Австрийский немец Отто Бергер оказался в плену с 1944 по 1949 год в России. Он говорит, что живя вблизи Можайска, пленные немцы поняли, какой особый народ русский. Все рабочие, особенно женщины относились к нам, как к несчастным, нуждающимся в помощи и в покровительстве, иногда женщины забирали нашу одежду, наше белье и возвращали все это выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам. Доброта русского человека свободна при этом от сентиментальности, т. е. от наслаждения своим чувством и от фарисеизма, она есть непосредственное приятие чужого бытия в свою душу и защиты его как самого себя. И это уже не XV век и не XVII, это наш ХХ, 1944-49 годы пленные немцы встречаются с русским характером в женщинах русских. Где, как, когда могло сформироваться такое вот дивное благочестие набожного человека русского?
Ну вот, к сожалению, сегодня многими гнушаемая что ли книга, даже среди православных так многие прочитали ее, я имею в виду книгу «Домострой», которая немало времени, немалое время какую-то часть людей на Руси, ну которым была доступна эта книга, смогли ее иметь у себя, то в домашнем обращении она стала просто большим учебником и наставником жизни, не имея особо других каких-то книг, не имея других возможностей насыщать свою жажду к наставительным книгам, тогда это вот единственная книга в доме – она конечно, давала, вернее, воспринималась с особою силою, все то, что сегодня мы как жажду чтения обращаем на множество книг – они обращали на одну единственную книгу. И все то великое множество нашего умного желания жить согласно этим книгам они обращали в непосредственное сердечно-волевое исполнение одной простой книги. И тогда получается, что если все силы человеческие, особенно ревнующего жить по Богу и устремленные к одной книге обращались в исполнение того, что в ней написано, то с какой же глубиною надобно было, должно было бы быть исполняемо все то, что сказано и что мы сейчас немножко почитаем из этой книги – тогда будет понятно и неудивительно, почему не только ну знатные люди Церкви, России, но особенно простой народ был так дивно во Христе красив.
Вот глава 10, как в церкви Божии и в монастыри с приношением приходить. В церкви Божии всегда с верой приходи, без гнева и без зависти, и без всякой злобы, и во всякой смиренной мудрости и кротости, и дальше – в чистоте телесной, а дальше – и с приношением, со свечой, с просфорой, с фимиамом и с ладаном, с кануном, т. е. продуктами на канун и кутьей, и – очень важно для нас с вами сейчас – и с милостыней за здравие и за упокой. Смотрите – все стороны человеческого характера, все проявления человеческой души, разные стороны души – все задеты. Еще раз. В церкви Божии всегда приходи с верой, без гнева и без зависти и без всякой злобы. Далее: и во всякой смиренной мудрости и кротости. И далее, слышите, обороты все время человеческого естества: и в чистоте телесной. И далее, деятельно, с приношением, со свечой, с просфорой, с фимиамом и с ладаном, с кануном и с кутьей, и с милостыней за здравие и за упокой. И по праздникам, а по монастырям пойдешь – непременно тоже с милостыней и с приношением. Когда принесешь дар твой к алтарю, вспомни Евангельское слово, если что имеет брат твой против тебя, оставь тогда дар твой пред алтарем и пойди прежде примирись с братом своим, тогда принеси свой дар Богу. Вот Евангельское, которое прямо направляет нас в гущу раздираемых. Ради чего? Только что прочитали у Лосского. Ради того, чтобы их воссоединить их между собою, равно и тем более себя самого с другими. От праведного имения своего делай все это, потому что от неправедного милость твоя неприятна. Сильным сказано было: лучше не грабить, чем милостыню давать от неправедно добытого, т. е. награбленного. Отдать обиженному тобою достойнее милостыни от неправедного. Богу же приятна милостыня от праведного стяжания, приятна милостыня от добрых дел. Еще раз вспомним о том, что это простое наставление, но такое какое-то удивительное оно, не знаю, слышите вы это или нет, какое богатство человеческого устроения вот в этом во всем. И если читали это так, чтобы совершиться в это, а потом коль это сказано о том, как приходить в церковь подступали к таинству причастия, чтобы в таинстве это все обрести, потому что это все свойства и качества, дарованные как раз Божественным милосердием и в таинстве причастия сообщаемые нам – если так подходили к причастию с таковым желанием исполнить прочитанное в книге предыдущей там вечерами недельными, то неудивительно, что таинство становилось действенным в совершении поступков, характеров после него. Как посещать в монастырях и в больницах, и в темницах, и всякого в скорби? В монастыри и в больницы, и в пустыни, и в темницы заключенных посещай, и милостыню по силе подавай. Того, что кому требуется в нуждах их и что попросят, видя бед их и скорбь, и всякую нужду, сколько возможно помогай им, и всех, кто страдает, и нищего, и бедного, и нуждающегося не презирай, и введи в дом свой, напои и накорми, согрей, одень с любовью и с чистой совестью. Их молитвами получишь от Бога милости и грехов отпущение. Поминай и родителей своих покойных подношением в церковь Божию на панихиду и на литургию, и дома поминки по ним непременно устраивай, а нищим милостыню раздавай, и сам Богом помилован будешь.
Ну вот, сам строй писания, речи самой – он прямо в самую сердцевину набожности, а вовсе не в рассудок и не в понимание. Вот попробуй услышать именно этою способностью к набожности, эти слова и это речение само и характер, и строй, и дыхание этой речи. И тем более, если это все воспринималось как с жаждою жить, дабы исполнить всякую правду Божию, что было свойственно как раз людям русским. А если посетит тебя скорбь душевная или телесная, или болезнь, или какой недуг – пожар, потоп, воровство или разбой, или царская опала, или властелина твоего господина гнев, или поклеп какой, или оговор, или большие убытки и всякая неизбывная печаль. – Я поражаюсь, насколько этими простыми казалось бы перечислениями даются каким-то особым оборотом, или же духом вот самого речения даются разные обстоятельства человеческой жизни, в которых сразу они и узнаются, и сразу в них видна и скорбь, которую ты переживешь, когда они у тебя случатся, и та забота, с которою автор этого – Сильвестр – автор этого Домостроя о тебе имеет, и он хочет, чтобы ты во всем этом был утешен, а прежде всего твое утешение было бы в том, что ты не просто хныкаешь в связи с этими событиями, а в том, чтобы ты умел из них восставать и подыматься. И вот, если все это с тобою происходит, или что-либо из этого происходит, – дальше он говорит: от всего этого не отчаивайся, вспомни прежние свои согрешения, и сразу дает, смотрите как: Не сиди в своем унынии, не сиди в своих обидах, не сиди в своих печалях или нестроениях, а вспомни, сразу деятельно займись своим положением, не отчаивайся, а вспомни прежние свои согрешения, вспомни зло, содеянное Богу или людям, и слезы искренние пролей пред милостивым Владыкой и Пречистой Богородицей, и перед всеми святыми, к тихому обратясь пристанищу, к этим духовным наставникам исповедуй свои согрешения и скорбь, с умилением и со слезами, и с сокрушением сердечным. Они могут уврачевать тебя во всяких скорбях и духовную пользу даровать, какой удивительный образ вот христианского бытия в различных скорбях, которые посещают нас обычно по жизни. И насколько мы далеки или же не научены, или же даже научаемые словесно, однако, не можем исполнять их. И что повелят – то исполни для Божественного исправления, ибо они слуги и молитвенники Небесного Царя – это речь идет о духовниках, священниках – что они тебе повелят в твоих таких обстоятельствах – то исполни для Божественного исправления, ибо они слуги и молитвенники Небесного Царя, имеют дерзновение у Господа просить доброго и полезного для душ и телес наших, и оставления грехов наших и жизни вечной для нас.
И не забывает Домострой и обычные нужды человеческие, житейские. А у доброго человека, – говорит, – и у доброй жены, хозяйственной, у смышленых и у разумных слуг их на год вперед все припасено. Если в каком году не уродилось что, или дорого стало, таким запасом хозяин проживет как даром, да еще нуждающемуся да больному и бедному ссудит чего, и поможет, кому как удастся. И видя ваши добрые дела, и милосердие, и любовь сердечную ко всем, и таковую праведность, обратит на вас Бог Свои милости и приумножит урожай плодам и всякое изобилие, и милостыня такая от праведных трудов и благословенных плодов приятна всегда Богу. И молитву так поступающих Бог услышит, и грехи отпустит, и вечной жизнью наградит.
И чтобы тебе не охуждать вдруг такое свое жительство, тут много разных советов, которые помогают избегнуть неправедного пребывания среди людей. И один из них, наиболее такой на мой взгляд по нынешним временам важный совет дается в следующем наставлении: Глупого соседа избегай, глупого соседа узнаешь так: Только пришел он от людей, тут же все пересказывает, значит он и в людях про всех вас домашних все говорит. А если хозяин и хозяйкой любят расспрашивать таковых соседей о пересудах и поклепах, и с ними все обсуждают и насмехаются, и ложь их слушают, – тот хозяин и хозяйка и сами себе, и дому своему, и детям, и слугам есть враги, ревнуют всему лукавому и ненавистному, и всяческой лжи, и всякой вражде, и в этих страстях за скудость ума своего погибают. А всякая добродетель и любовь в таких ссорах враждой завершается, а потом и ненавистью, и душевно, и телесно пострадают они от Бога в этом веке и в будущем. Умные же и рассудительные хозяин и хозяйка сами того не любят, и не допустят оговоров и насмешек, и укоризн, лжи и клеветы, никаких лукавых речей от других не пересказывают, не обсуждают и не слушают, и не насмешничают. И дальше смотрите: Если видишь согрешения брата, и не скажешь, и не обличишь его в этом наедине, потом насмешкою и укоризной обернется это тебе самому, и будешь как язычник и мытарь, и греху его причастен будешь. Вот та самая заповедь, которая, если ты ее воспримешь искренне, то она тебя сразу же обращает и ввергает в гущу разделяющихся, для того, чтобы их что сделать? Соединить, а еще точнее? Какое слово применяет Лосский? Воссоединить. Т. е. восстановить то, что им свойственно. Свойственно Адаму быть в мире со всеми. После грехопадения он стал таким раздирающим все и вся. А начально свойственно. Поэтому это свойство – быть в мире – надобно восстановить. И вот, имеющий заповедь такую, ты будешь подвижен, скор, быстр на такое воссоединение разделяющихся. Но если узнаешь о грехопадении брата и о всяком непотребном деле доподлинно – об этом наедине и втайне скажи ему с любовью. Если послушает тебя и бросит непотребное дело – спас ты душу брата своего. И от Бога получишь награду. Если же не примет слова твоего, или если тебя за то возненавидит – ты свободен от того греха, он сам даст ответ за себя перед Богом, и Бог, видя добрые твои дела и мудрое смирение, разумное наставление и Бога ради терпение, поддат тебе богатую Свою милость, прощение грехов и жизнь вечную. Смотрите – который раз завершается все прощением грехов и жизнью вечною. Если же моему писанию не внемлете, наказа не послушаете и по нему не начнете жить, и поступать не будете так, как здесь писано – сами за себя ответ дадите в день Страшного Суда. А я к вашим винам и грехам непричастен, не с вами моя душа. Я вас на благочиние благословлял и плакал, и молил, и поучал, и писания предлагал. Если же воспримете мое худое учение и грубое мое наказание со всей чистотою душевной, и прочитав, прося у Бога помощи и разума, насколько возможно, как Бог вразумит вас, претворите все это в дело, будет на вас милость Божия, и Пречистой Богородицы, и великих чудотворцев, и наше благословение отныне и до века будет с вами. И дом ваш, и чада ваши, и имения ваши, и богатства, что вам Бог даровал от нашего благословения, и от ваших трудов, – слышите? – От нашего благословения и от ваших трудов, что Бог вам даровал, да будут благословенны и преисполнены всяких благ во веки, аминь.
Если мы без всякой иронии и без всякой предвзятости не просто предположим, а поверим, что именно так воспринимая это слово наставительное, русский благочестивый человек совершал свой христианский характер, то тогда нам будет ясно, о ком идет речь, и какого же строя вообще души тех дивных угодников Божиих, которые прославлены, а еще больше, которые не прославлены и нам неизвестны. И не только среди лучших людей знати русской, но особенно среди народа простого. Во всем этом сказанном, особенно если мы вспомним самое начало нашего повествования о том, что взойдя на крест, Божественная любовь милосердовала к человеку, и тем самым нисходила к нам и совершила дело искупления нашего с вами. И поэтому проявляется прежде всего именно в общем характере человек – это в его милостивом характере. И когда мы обратимся сейчас к Иоанну Златоусту, смотрите, что он говорит: Милующий нищего взаймы дает Богу, – приводит пример из Притч, и дальше говорит: Дадим же взаймы Богу милостыню, чтобы воспринять от Него милосердное воздаяние. Как-то мы настолько сейчас утратили в своем памятовании вечную жизнь как таковую, и Царство Небесное, в котором Господь ждет нас, и ради которого собственно говоря Он и пришел на землю, и ради которого дает нам таинство причастия и вообще все таинства, в которых Он совершает Свою милость к нам. И войти в это Царство Небесное – и есть то самое воздаяние, ради которого Господь пришел. Искреннему человеку, христианину, вот особенно когда мы слушаем сейчас вот Домострой, где каждое наставление заканчивается о том, что Бог тебе дарует в итоге вечную жизнь, а это и есть Царство Небесное, и сказано это с такой заботой самого автора Домостроя, с таким отеческим вниманием к чадам – нам, как к своим чадам, о нашем самом главном, ради чего собственно говоря мы есть, у него его чада, чтобы мы были удостоены вечной жизни, а значит Царства Небесного. И эта-то удостоенность вечной жизни и есть собственно говоря, главное воздаяние Бога, которое Он ищет нам совершить. И тогда вот в свете этого чаяния Самого Господа к нам, слова Иоанна Златоуста принимают тот настоящий действительный характер, какой он вкладывает в эти слова: Дадим взаймы Богу милостынею, чтобы воспринять от Него в итоге милосердное воздаяние. И когда в народе говорят: в Бога богатеть, или же: на небо клади, – то речь идет как раз зачем на небо – чтобы там как-то есть, пить и веселиться что ли там на небе, как в одном из сказаний, кстати, тоже древнем сказании, где не помню конкретно, побывавший на небесах оттуда приходит и рассказывает, как столы там валятся от всяких яств, и как там радостно, весело жить. И если бы там не было дополнительных еще его слов, которые говорят как раз о радости жить со Христом, то опуская вот эти слова о радости жить со Христом, а имея в виду только лишь о том, что там столько яств и там можно есть, пить и веселиться, – то невольно ты по-земному будешь воспринимать эти откровения Царства Небесного. И тогда в Бога богатеть – это значит, сегодня ты раздавай все, что у тебя есть, зато там ты будешь иметь столы у себя заваленные яствами, и будешь там радоваться и веселиться. Но не об этом в Бога богатеем мы с вами. И не ради этого нищенствуешь ты здесь, раздав все свое имение. А ради того, чтобы иметь радость вечной жизни в Его Царстве Божием. Поэтому и говорит святой Иоанн: О, сколь мудро это изречение: милующий нищего взаймы дает Богу. И так, как очерствело сердце всякого после грехопадения, а тем более у нас с вами, живущих после множества поколений безбожного жительства, вот и неискупленности грехов и нераскаянности этих грехов, то поэтому получается, что чтобы восстановить в себе вообще способность восприятия этого Божественного дара милости Божией, крестной милости, нам надобно очистить сердце. И никаким другим образом, кроме как покаяние, этого невозможно сделать, потому и все святые угодники и подвижники Божии говорят, что вообще путь собственно говоря веры начинается с покаяния. Удерживается этот путь умением и способностью удержать в себе покаяние. И закрепляется человек на пути тем, что он сохраняет плоды покаяния, и ими уже совершает весь свой дальнейший путь, продолжая при этом свое покаянное делание. И тогда получается, что сама способность к милости, воспринятая нами от креста Господня, она без покаяния тоже не может быть воспринята. И вот, святой Иоанн об этом говорит, разговаривая с неким человеком, который спрашивает: а разве можно ли, скажешь, спастись покаявшемуся? Вполне, – отвечает, – возможно. Хотя бы я всю жизнь провел в грехах, но если покаюсь – спасусь. Конечно, мы сейчас вдруг так сразу обратившись к этому слову покаюсь и покаяние, не вполне сейчас слышим весомость этого слова, и что стоит за этими словами здесь, в этой уже, святитель провел 10 бесед о покаянии, а мы сейчас уже на восьмой беседе. И если бы мы имели с вами о покаянии все содержание предыдущих всех семи бесед, то тогда мы бы услышали тем объемом вес этого слова, здесь сказанного: если покаюсь – спасусь. Конечно, – отвечает он. – Чем это может быть доказано? – спрашивает. – Милосердием, слышишь? Милосердием твоего Владыки. Это может быть доказано милосердием твоего Владыки. Разве я надеюсь на твое человеческое покаяние? Разве твое покаяние может в самом себе очистить такие скверны, каковые ты навел на себя? Если бы одно только покаяние было, тебе действительно следовало бы бояться, спасешься ты или не спасешься. Но так как с покаянием соединяется непременно Божие милосердие, а для Божественного милосердия меры нет, и нельзя изречь словом Его благости, то тогда твоя злоба имеет меру, а у врачества, которое есть у Бога, меры нет. Твоя злоба, какова бы ни была, есть злоба человеческая, и поэтому, сколько бы ты много ни согрешил – она все равно имеет меру, а человеческое Божие неизреченно, то по этой причине надейся, что оно преодолеет любую твою злобу. Подумай, может ли упавшая в море искра светиться? Как мала искра в отношении к морю, так ничтожен и грех в отношении к милосердию Божию. Да и не так, а в гораздо большей, сильнейшей степени, потому что море, как бы оно велико ни было, все же имеет пределы, а Божие милосердие безгранично. И это-то Божие милосердие и совершало крест, мало того – оно-то раньше креста, уже совершая крест, совершило Боговоплощение. Что же теперь? Омойтесь, будьте чисты, есть ли грех, за который можно было предаваться отчаянию? Сам Бог говорит нам: Не слышу вас, и затем говорит: Омойтесь. Он есть человеколюбивый Отец, Единый, Благий, милосердствующий более всякого отца. Что сделаю тебе? Пощажу ли тебя? Но ты станешь еще беспечнее. Поражу ли тебя? Но этого не терпит милосердие. Что сделаю тебе? Истреблю ли тебя огнем, как Содом, или разрушу тебя, как Гоморру? Изменилось сердце Мое, омойтесь, будьте чисты. Изменилось сердце Мое, т. е. все эти угрозы, которые спрашиваются предыдущие – на то Бог отвечает: изменилось сердце Мое, не сделаю Я всего этого. Но вы омойтесь и будьте чисты. Что Я обещал вам? То, что Бог, принимая кающихся грешников, хотя бы обремененных бесчисленными грехами и покрытых греховными струпьями, так врачует их, что у них не остается ни следа грехов, не остается ни знака, не остается никакого напоминания. В Исаии еще и еще раз говорит Господь: Омойтесь и будьте чисты, удалите лукавства ваши от душ ваших, научитесь добро творити. Какое добро повелеваешь Ты? А вот какое: Защищайте сироту, вступайтесь за вдову, дела милости творите. Приидите и рассудим, – говорит Господь в Исаии. И далее уже святой Иоанн: Сделайте ничтожное, остальное приложу Я, – говорит Господь, не много дайте Мне, Я, Бог, дарую все, приидите, говорит Господь. Куда же пойдем? А Он отвечает: Ко Мне, Которого вы раздражили, Которого прогневали, приидите ко Мне, Который сказал: не слушаю вас, чтобы устрашившись угрозы, утолили вы гнев Мой. Приидите к неслышащему, чтобы Я услышал. Что же Ты сотворишь, Господи? А Он отвечает: Не оставлю следа грехов, не оставлю знака, не оставлю струпа, приидите, рассудим, – глаголет Господь, и говорит: Если будут грехи как багряное, как снег убелю. Неужели нигде нет струпа, нигде нет скверны, и даже еще с цветом чистоты? А Он и говорит: Если будут красны как пурпур, как волну убелю. Неужели нигде нет черноты, нигде нет пятна, как же это будет? Но разве не таковы обетования? Уста бо Господни говорят это – слышишь? – уста бо Господни говорят это. И если милосердие Божие совершало тайну нашего искупления на кресте, и в таинствах Церкви и вообще во всем таинстве церковного жительства нового нашего со Христом жительства совершается как раз дело милосердия Божьего, то тогда понятно и ясно, почему мы на Страшном Суде услышим как раз расставление людей направо и налево не по тому, как мы молились, не по тому, как постились, не по тому, как исполняли церковные обряды, ходили на службы и прочее, даже не по тому, какое подвижничество совершали. Сутью и центром, ради чего все перечисленное должно совершаться, является милующее сердце, сердце, исполненное милости, сердце, исполненное той силы крестной Бога, которая совершает дивные чудеса поступков во святых, и которые так было свойственно русскому народу лучшему из церковных, искренних людей.
И вот, святой Иоанн в это как бы некое завершение что ли этого слова о крестной силе, говорит: Хорошо послужившие в этой жизни, взирая на собственную немощь, и на достоинство взявшего взаймы, говорят: Господи, когда мы видели Тебя алчущим и накормили, или жаждущим, и напоили? Тебя, на Которого очи всех уповают, и Ты даеши им пищу во изобилие. О, великая благость! – восклицает святой Иоанн, Он, Господь, скрывает Свое величие ради милосердия. Алкал, и вы дали Мне есть. О, великая благость! О, безмерная милость! Даяй пищу всякой плоти – Бог, отверзающий руки Свои и исполняющий всякое животно благоволения – Он алкал, – говорит, – и вы дали Мне есть. Не по унижению Своего Божьего достоинства, а по человеколюбию Своему ставшему порукой для бедных. Жаждал, и вы напоили Меня, – кто говорит это? говорит Тот, Кто вливает водное естество в озера, реки, источники. Говорит Тот, Кто в Евангелии говорит: Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Тот, это говорит Тот, Кто сказал: Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Но говорит еще: Наг был и одели Меня, вы одели, мы одели Того, Кто одевает небо облаками, Кто облекает всю Церковь и вселенную. Да, говорит, все вы, говорится в Писании: во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. В темнице был. Ты ли в темнице, изводящий оковы окованныя, изъясни, что говоришь, Господи, потому что величие отрицает говоримое Тобою. Когда видели мы Тебя в такой нужде, когда сделали это? а Он отвечает нам: так как вы сделали это одно одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Не истинно ли изречение: милующий нищего взаймы дает Богу? И вот что, заметь, удивительно – ни о какой другой добродетели не упоминает Он, Господь, кроме дел милостыни на этом Страшном последнем Суде, через который и от которого ты уже окончательно вводишься в жизнь вечную, о которой ты чаял, ради которой ты жил на земле, и в которую ты исполнялся во всяком таинстве церковного своего жительства. Приидите, благословенные, потому что вы целомудренно жили, потому что сохранили девство, избрали Евангельское житие – но умалчивает об этом не потому, чтобы недостойно было упоминания, а потому что эти добродетели все ниже милосердия. Все эти добродетели ниже, – говорит святитель, – милосердия. И повернувшись к другим, стоящим на по левую сторону Суда Страшного, говорит: Идите проклятые во мрак кромешный, уготованный диаволу и ангелам его. Почему, за что? – восклицает святитель Иоанн. – А за то, что алкал, и не дали Мне есть, не сказал, за то, что блудодействовали, прелюбодействовали, за то, что воровали, или лжесвидетельствовали, за то, что нарушали клятву. Нет сомнения – это тоже все пороки, но более простительные, чем бесчеловечие и немилосердие. Почему, Господи, не упоминаешь Ты о других грехах на этом Страшном Суде, на последнем событии, через которое или войду, или не войду в жизнь вечную. А Он отвечает: Не сужу, – говорит, – грех, но сужу жестокость. Не сужу согрешивших, но сужу непокаявшихся. За жестокосердие осуждаю вас, за то, что имея такое великое и сильное врачество ко спасению – милостыню, и силу крестную Моего милосердия к вам, которою заглаждаются все грехи, вы презрели такое благодеяние. Итак, Я поношу жестокосердие как корень зла и всякого нечестия. Хвалю напротив, милосердие, как корень всех благ и одним угрожаю огнем вечным, а другим обещаю Царство Небесное и вечную жизнь.
Вот мы с вами и добрались до тайны креста, до той дивной силы, которую Господь принес с небес на землю, и которою совершив Сам Своим милосердием, теперь дарует нам эту силу во всех Своих таинствах Своей Церкви. И через эти таинства остается только лишь эту силу применять, чтобы она стала твоим характером, она стала твоим оправданием, и она стала бы твоим в итоге вознесением даже из райских обителей в то Царство Небесное, которым будет твоя вечная жизнь. а значит, чтобы в повседневности твоей жизни в тебе жил и действовало бы Божественное милосердие, тобою воспринятое в таинствах Церкви. И тогда бы ты был церковным человеком, именно по тому, что не потому что ты был на службе, дома молился, постился и готовился к причастию, а потому что после службы ты живешь от этого причастия, от этой силы крестной и совершаешь по тому своим сердцем дела милости Божией, которые оказывается, могут такими быть простыми. Кружка воды, кусок хлеба, участие в ком-либо нищем, несчастном, близком или дальном, случайном или же повседневном твоем рядом живущим. И если ты и при этом имеешь вот это милующее еще сердце, т. е. одно дело милосердия дела, – оно исходит еще из сердца милующего, то этим самым ты будешь оправдан. Ну, может показаться, что слишком высок идеал, слишком высоко призвание, и как бы и не по нашим возможностям, каждый из нас знает в общем-то достаточно такое равнодушие своего сердца и жестокосердие своей души. И знает уже, благо, мы имеем уже немалый опыт церковный в своей жизни, насколько оказывается, трудно и непросто повернуться в эту сторону, но тем не менее мы же ради чего-то все-таки остаемся в Церкви. И чтобы это пребывание наше церковное и наше хождение в обрядах Церкви не оказалось бы в итоге напрасным, как это случилось и о чем упреждает Господь в Евангелии о этих женах, т. е. девах юродивых, которые мало того, что все церковное исполняли – они же еще и девы были. А тем не менее, получили ответ: Не знаю вас. Потому что силу Божественную в себе не исполнили. Они же причащались ее, они воспринимали ее, а не исполнили, и жизнь свою не по ней совершали. Вот, чтобы не уподобиться таковым девам, нам надобно все-таки в эту сторону направлять все свои потуги и оставшееся время, вот я так смотрю, по нам в общем-то у половины из нас времени-то не так много земной остается. Это хорошо вон Наде Павловой, радоваться, веселиться, у нее там впереди еще сколько десятков лет жизни, или Павловой, или Борис Борисовичу. А все остальные-то пора всерьез думать, пора. А может быть даже и уже давно пора. Ну вот, и ради этого собственно говоря, сейчас эти беседы наши с вами и некое дальше продолжение. А вы в силах слушать, уже полтора часа прошло, подустали? После больших праздников конечно.
Ну немножко еще давайте завершим, чтобы нам как-то на следующий раз уже пойти к следующему разделу, уже следующий раздел, помните, да, Христос – первый раздел, а второй раздел – это вера, и третий будет раздел – имя. Итак, некоторый такой еще раз взгляд на то, что совершилось в Церкви. Совершилось Благовещение архангельское, и с этого времени Бог явился на земле. С благовестием архангельским Бог воплощается, и мы празднуем это событие в празднике Благовещения. А в Рождестве Бог рождается человеком, и весь мир празднует Рождество Христово. С этого дня, т. е. дня Рождества Христова начинается жизнь Богочеловека на земле. Она продолжается до самого креста, и на кресте земная жизнь заканчивается. Если Господь пришел, чтобы человек, по слову святого Григория Богослова, стал Богом, спросим мы тогда: где и когда это происходит? Ну, мы сейчас можем это вполне сказать, что это происходит как раз в таинстве тела и крови, мы принимаем Христа в себя, и с этого момента носим Его в себе. Земную жизнь Господь прожил, пребывая в естестве человеческом и Себя называя при этом Сыном Человеческим. Теперь мы по причастии тела и крови в таинстве причащения носим в себе Бога и призваны делаться человекобогом. Он Богочеловек, а мы по причастии человекобоги. Господь в земной жизни кроме старости, прошел и прожил все этапы человеческого развития, от младенца до взрослого. И мы теперь с момента нашего первого причастия, после крещения, идем по жизни с Богом в себе. Мы совершенно уподоблены в этом смысле Богу, не просто как в образе уподоблены, не в мысли, мы реально после таинства причастия совершенно подобны, как Христос ходил по земле, уже ходим по земле. Только Он ходил как Богочеловек, а мы ходим как человекобоги. Вот ведь, это же надо уразуметь, мало того, это надо воспринять всем сердцем своим и так ходить, и это в себе носить. Господь родился и человеком жил на земле ради искупления людей, т. е. ради креста родился, ради страданий и смерти крестной. В Его воплощении, затем рождении уже начинается крест ради нас. В умалении Бога, в истощании Сына Божия, творца всего до Сына Человеческого, до Своего творения совершается уже крест Господень. Он терпит людей, – смотрите вот по жизни Христа на земле: Он терпит людей рядом с Ним разных, от крайне злых и грешных до милостиво добрых. Он несет немощи и болезни человеческие и прежде видимого креста уже вступает в милостивую жертву, исцеляет их, воскрешает, тем прообразуя Своими делами будущий Свой крест и его крестную силу. Когда мы с вами читаем Евангелие, и вот наблюдает разные Его чудеса, исцеления, к сожалению, как-то так мы уже книжно это все делаем, что мы совершенно теряем всю целокупную картину или же целокупное бытие Бога на земле, потому что в его начале уже содержится конец, в его конце присутствует начало, и этим присутствием дает воскресение. Вот эту полноту Его крестного пребывания на земле мы не слышим, когда мы читаем о вот, Он исцелил дочь Иаира, вот Он изгнал из бесноватого бесов, вот Он там воскресил Лазаря, т. е. мы совершенно в этом смысле как того времени народ Иудейский, который сопровождал Христа, видел все эти чудеса и дела и совершенно не разумел о том, Кто среди них и в каком качестве Он это все делает. А то, что это совершается, уже совершается исцеление, изгнание и все остальное чудесно совершается как раз как крестная сила Господня, являющаяся в этих исцелениях – люди того времени не разумели этого. Беда вся в том, что и мы с вами тоже этого не разумеем, и в силу этого мы получается, что когда мы читаем о святых угодниках, которые тоже какою-то удивительною Божественною силою исцеляли и сегодня еще продолжают исцелять, когда мы прибегаем в молитвах к ним, или тем более к их мощам, или к маслу, которым мы помазываемся, и мы видим, что это действительно исцеление совершается, или же облегчение – мы не сознаем, что это совершается крестное исцеление, что та же крестная сила, которая явила на кресте искупление всех нас – она совершает эти все чудесные дела. Т. е. для нас сегодня уже знающих всю полноту жительства Христа на земле непростительно воспринимать каждое отдельное событие чудесное от святых, от мощей или от Христа просто как события по нашей сегодняшней нужде. Непременно должно быть восприятие, что совершилось и совершается крестное искупление нас в каждом таком малом событии исцеления. Но как, в это же надо прийти, и поэтому вся собственно говоря церковная жизнь, и весь ход по праздникам в году, от праздника к празднику – это и есть момент, когда Церковь воспитывает в нас именно такое целокупное отношение ко Христу и соответственно, если мы его несем в себе после причастия, то такое же целокупное наше пребывание среди всех близких и ближних нас с вами. Вот, о чем и вот ради чего собственно говоря весь пафос наших сегодняшних бесед.
Я еще раз прочитаю эту фразу: Он терпит людей рядом с Ним, разных, от крайне злых и грешных до милостиво добрых. Он несет немощи и болезни человеческие и прежде видимого креста уже вступает в милостивую жертву, исцеляет, воскрешает, тем прообразуя Своими делами будущий крест и его крестную силу. Но не только в виде некоего внешнего образа, а как той реальности, в которой совершается уже это чудесное действие крестной силы. При этом Он не торопит события, совершенно пребывая в воле Отца Небесного. Очень важный момент – Он не торопит события – почему? Потому что совершенно пребывает в воле Отца Небесного. И тогда не надо Ему Самому торопиться. Когда воля Отца Небесного совершит последующие события, тогда она совершится, а до этого не надо от себя бежать, торопить, гнать обстоятельства. Проходит, ну ладно, там детство, отрочество, но вот Он уже взрослый, вот уже 20 лет – не торопит, вот уже 25 лет – не торопит, вот уже 27 лет – не торопит, потому что пребывает в воле Отца Небесного, в Им, Отца определенных сроках, и от Него, от Отца исходящем Божием Промысле. Он любит и любит всех, с кем ходит, живет в земных обстоятельствах и земных событиях. Любит всех, с кем ходит, с кем живет. Видите – три делает действия и три пребывает состоянии. Терпит, милосердует, любит. Всем трем, чем Он по рождении ходит на земле – всем этим Он восходит на крест, всем тем, всеми этими тремя Он по рождении ходит по земле, и всем этим Он восходит на крест, и пребывает на кресте. Чем ходил, тем и на кресте пребывает – любовью, жертвою и терпением. Он в рождении и во всей земной жизни уже несет крест, так же и на кресте Он все Тот же, Кто рожден и каким жил на земле. Так рождение, будучи уже началом креста, восходит на крест, и в нем дает воскресение. Умирает по человечеству Бог, оставляя на кресте тело, разделяясь человеческою душою с телом, но живет и не умирает Богочеловек, оставаясь ипостасью, или по-другому ипостано неразделенным с телом. В этой неразделенности ипостаси Божественной, т. е. Сына Божьего с телом человеческим, в человеческой смерти Его произошло или повторилось то же, что произошло в Его рождении человеческом. Бог снизошел на землю, и принял зрак раба. Это тогда. Теперь, в акте смерти Бог остался верен в Себе Своему человечеству, и эта верность Его стала заделом воскресения, и вместе с этим сделала в измерениях вечности в принципе невозможной смерть людей. И как в момент, когда Господь после возгласа Совершилось – испустил дух, потряслась земля, разодралась завеса, и многие события земные: вдруг померкло небо, и много всего произошло потрясающего, страшного, так и столь же страшное, столь же потрясающее на самом деле произошло в момент, когда Бог снизошел на землю и родился как младенец. Только это потрясение не было открыто людям, это потрясение было открыто кому? Ангелам, ангелы только увидели это событие, как потрясающее событие, неслыханное, невиданное, невозможное. И мера этого потрясения, которое совершилось на небесах и открылось небесам – она совершенно такая же, которая открылась в момент, когда Родившийся на земле умер на кресте. Но здесь уже потрясение совершилось уже не на небесах, а на самой земле, но сила и мера и размах этого потрясения одинаков, потому что там тогда рождался в человеке Бог, родился, а здесь как человек, умер Бог. И по этой-то причине мы с вами можем сейчас как бы через это услышать, что суть-то произошедшего, т. е. смерти человеческой – была сотрясена и прекращена вообще всякая смерть человеческая, хотя она видимым образом у нас сейчас еще осталась, и мы с вами физически умираем, но в вечности нету у нас смерти – вот что произошло. В Своем Богочеловечестве восприяв все земное человечество по существу, Бог в человеческой Своей смерти делает смерть человеческую с этого времени, по существу невозможной, и тем сокрушает смерть, т. е. физическая смерть осталась при нас, но в вечности, в Царстве Небесном уже нет смерти. И это будет не потом, а уже сейчас это есть. И поэтому в каждом таинстве причастия мы с вами сообщаемся этой бессмертности своей в вечной жизни. И отсюда еще одна тайна силы крестной, тайна силы таинств, причастия тем более – это сокрушение смерти предвозвещено Его, Бога рождением Сына Человеческого, уже в воплощении, а затем в рождении совершается то, что уже никогда и нигде не может совершиться обратно. Поэтому не только на кресте Бог не теряет в Себя воспринятое человечество, но в воскресении явно подтверждает это раз и навсегда произошедшее соединение Божеского и человеческого. И далее в вознесении торжественно воцаряет это Богочеловеческое единство на престоле на небесах одесную Отца.
Вот и святой Августин Блаженный говорит об этом так: Таковы знамения Рождества Твоего, Господи Иисусе, прежде чем морские волны сгладятся под ногами Твоими, когда Ты ходить будешь по морю, прежде чем умолкнут ветры повелением Твоим, прежде чем мертвые словом Твоим восстанут, прежде чем солнце в минуту смерти Твоей померкнет, и земля при воскресении Твоем из гроба потрясется, и небо при вознесении Твоем отверзется – прежде, чем все это и иное чудесное Ты совершишь, прежде сего Ты еще носишься материнскими руками и в то же время открываешься, как Господь всего мира. Царь и Владыка, новорожденный ныне младенец, являет еще в детстве Своем ясное указание на Свои будущие силы и деяния, будущую Его победу над смертью и диаволом, и торжество Его над всем адом. Та власть Его над видимым и невидимым миром, которая дарована будет Его человечеству, и о которой Он в свое время скажет: Дадеся ми всякая власть на небеси и на земли, – эта самая власть уже присутствует в младенце Христе. Некогда Иоанн Богослов узрел в Откровении своем различных зверей и змей, которые выходили из различных мест, – в Апокалипсисе, да, из моря, из бездны, из пустыни, с многими страшными головами и открытыми устами, полными смертоносного яда. Это уже дальше говорит святитель Дмитрий Ростовский на день слова, в слове на Рождество Христово. И которых самый вид был весьма ужасен – все они восстают против одного Агнца, как говорит Писание: Сии со Агнцем брань сотворят. Может быть, взирая на эту борьбу тех змей и зверей с Агнцем, кто-нибудь подумает, что один даже из слабейших зверей тотчас возьмет и растерзает нашего Агнца, лежащего на руках Богоматери, так, что большим зверям не с кем будет уже и бороться. Но смотри на силу Агнца: Он так крепко вооружился против них, что вся та сила звериная внезапно по Его действию падает и уходит в землю, как написано: Агнец победит я, яко Господь Господем есть и Царь царем.
Вот и праведный Симеон Богоприимец, когда на 40-й день принял в свои руки младенца Христа, говорит о Нем неожиданные для всех, и тогда еще не вполне ясные, но страшные слова. Он говорит: Видели очи мои спасение Твое. Он говорит, обращаясь при этом к Богу Отцу, к Яхве, а называя спасение Твое – говорит о Христе, сам ничего не зная о Сыне Божием, о втором Лице Святой Троицы, о которой не знало еще тогда ветхозаветное тогдашнее ветхозаветное время. И далее: Свет, просвещение языков, т. е. язычников и славу народа Твоего, Израиля. Замечательно то, ‒ пишет в 1892 году наш богослов Богословский, ‒ что Симеон на первом месте ставит язычников, а на втором иудеев, и при том для язычников Мессия – Свет, а для иудеев только слава. Ну вот, по толкованию Богословского, значит, для иудеев Мессия не был Искупителем от грехов, не этого они ждали от Него, Он был для них только Царем, и Который народу Израиля завоюет и даст новое положение среди всех остальных народов земли. И дальше Богословский пишет: не предвидел ли уже тогда Симеон, что язычники с радостью примут Евангелие спасения, а иудеи отвергнут. Не предвидел ли он, что Бог отвергнет иудеев за их неверие и призовет язычников на их место. Но, правда, если мы теперь все-таки более так внимательно обратимся к словам святого праведного Симеона, то немножко другое получится толкование. Свет к просвещению языков, ‒ говорит праведный Симеон, и славу народа Твоего Израиля. Свет действительно к просвещению, т. е. для того, чтобы народы неверующие вошли в Церковь. А вот в славу народа Твоего Израиля, ‒ скорее всего здесь речь идет о славе той, которую получают христиане. Народ Израиля – это тот новый народ, который обретается в Церкви Христовой, исполненной крестной силы, силы милосердия и потому творящей дивные чудеса. Имеющий такую веру, которая являет совершенно нового человека по своим поступкам, по характеру своей жизни. И в этой вере его и в этих чудесах, и в этих делах народа Божьего является собственно говоря, слава Отца Небесного. Поэтому здесь речь идет: славу народа Твоего Израиля, ‒ речь идет не о царе Иудейском, не о царской славе иудейского народа, а о славе Царя Небесного, совершающейся в искренних верных христианах. Дальше Симеон: Сей лежит, ‒ говорит праведный Симеон, ‒ на падение и на востание многих во Израиле. Падение означает здесь вечную погибель, вечную духовную смерть, а востание – избавление от греха и духовной смерти. И добавляет дальше праведный Симеон: И в знамение пререкаемое, да откроются помышления многих сердец. Святой Иоанн Златоуст пишет: Знамением этим Симеон называет крест, пререкаемое – это значит, что перед Ним откроются и помышления сердец, и явное поведение, противоречащие одно другому, в одних – преданность, в других – предательство, знамение пререкаемое. В одних верность, в других – неверность, в одних вера, в других неверие, да, исторически все предреченное произойдет позже в свое время, но в мире Божием, не земном, в Божественном пространстве, где не только время любой протяженности объемлется одним взглядом, но и все события, тем более связанные со Христом, есть единое одно событие. Все это произойдет, как один акт рождение и смерть, и воскресение Христа. Как древо со всеми его цветами и плодами заложено уже в маленьком семени, из которого оно выйдет только таким, каким оно уже есть в этом семени, так и в Божьем мире события, связанные со Христом, есть не по ряду идущая последовательность, и тем более не как порождаемая внешними событиями в череде сменяющихся обстоятельств, но как одно и единое событие, заложенное в своем заделе в воплощении и рождении Христа. И в своем конце имеющее то же, что было уже в его начале, т. е. в кресте и в воскресении совершается то же, что в воплощении и рождении. В кресте совершается воплощение, нисхождение, милость, в воскресении совершается рождение, новая и вечная жизнь. Еще и еще раз нам нужно услышать, что в кресте и смерти продолжает быть и жить неразрушаемо, и нерассекаемо само воплощение Христа, воплощение Бога в плоть человеческую. И этою неразрушимостью воплощения в видимой смерти на кресте предается смерти человеческая смерть. Смерть! ‒ восклицает святой Иоанн, ‒ где твое жало? Ад, где твоя победа? Нет больше смерти, ибо физическая смерть, как отделение души от тела, у одних мучительная, у других тихая, у третьих совсем блаженная – это есть событие временное, а в пространстве вечности, в Божественном пространстве есть бесконечно убывающая малая величина, фактически ничто, хотя и в каждом частном случае у отдельного человека становится или значительным, или пустым завершением его нашей с вами земной жизни. Но то же тело, после смерти закопанное в землю, а до смерти в таинстве причастия воспринятое в общение с Христом, в Его и Им данном нам таинстве тела Его и крови – это тело, которое при жизни искреннего христианина вошло в милость Бога, привилось к Его, Бога вечности и соединилось в Нем с вечным Его Небесным Царством, – это тело, получившее залог воскресения в этом выше небес таинстве причастия тела и крови, – это тело воскреснет в последний день, день Страшного Суда, в день оправдания упований, в день узнавания Искупителя в Его сиянии славы, в день ликования блаженств, тех блаженств, что исполнены были в земной жизни верных христиан – нами с вами, как заповеди Блаженств. И теперь в лице этих же христиан, торжествующих в блаженствах славу и силу честного креста Господня. Вот, к какой жизни мы с вами призваны, вот какую жизнь Господь нас просит не проспать. Так в таинстве причастия событий не земного, но Божественного мира пребывает вся полнота милосердия Божия, Его воплощение, рождение, крест, смерть, воскресение, вознесение и великое и страшное Его Второе Пришествие. Вот и на литургии священник перед престолом после громких возгласов: Приимите, ядите, сие есть тело Мое, и пийте от нея вси, сия есть кровь Моя, – молится дальше в тишине алтаря. Слышите? Поминающе, – говорит он, – убо спасительную силу заповедь, т. е. спасительную сию заповедь, т. е. тело ломимое и кровь изливаемая во оставление грехов. И далее: И вся, яже о нас бывшая, крест, гроб, тридневное воскресение, на небеса восхождение, Второе и славное паки Пришествие.
А вот архимандрит Софроний Сахаров. В письме к другу протоиерею Георгию Флоровскому, они были в большой дружбе и много переписывались, – пишет 7 января 1961 года. Пережил великую нужду быть воспринятым Самим Богом и не испепелиться в своем существе от ужаса перед тайной Его бытия и непостижимостью судеб Его в нашем существовании. Это он пишет, перед этим описывая литургию, в которой он переживает в богослужении вот такую близость себя к Богу. Ужас по-славянски соответствует экстазу, исступлению, или в исступлении из всего того, что после Бога. И все же это ужас. Болезненно для всякого нашего существа стоять перед непостижимостью Его сущности. Но и непостижимостью любви Его, и непостижимостью судеб Его, – болезненно, – говорит, – для нашего существа. Так, сокрушая в этой болезненности нам кости, Он, Господь, понуждает нас на непрестанное искание Его. Он принес на землю огонь Божественный, огонь в его всепожирающей силе, а там, за этим пожиганием и не ранее его мы узреваем свет несозданный. В других местах он несколько как бы раскрывая эти свои слова в этом письме, как раз говорит и особенно в своих беседах в монастыре, последних его беседах, которые он в течение четырех лет проводил со своими, со своим братством монашеским, там 26 человек было их. Он как раз говорит о том, что это пожигание, или этот Божественный всепожирающий огонь в своей силе проявляется как раз именно в событиях нашей повседневной жизни. И надобно пронести это присутствие огня в этих обстоятельствах скорби, горечи, которые нами воспринимаются, как болезненное явление, а в действительности это есть в Промыслах Божиих всепожирающий огонь, который если ты верою своею, влагаясь в присутствие при этом рядом с тобой или с тобой, и в тебе Самого Христа, ты будешь позволять Ему, как огню пожигать все то, что не должно войти в Царство Небесное в тебе. И тогда вся твоя болезненность, в вере соединенная с Господом, со Христом, превращается во всепожигающий огонь, и в силу этого всепожирания съедает, сжигает, пожирает буквально скверну, грех и высвобождает тебя из власти проклятия. И в каких-то беседах он, эти беседы – они ну из всех вообще написанных или же сказанных архимандритом Софронием Сахаровым бесед, они наиболее откровенны, т. е. в которых он открывает некоторые тайны пережитого своего духовного опыта отношений со Христом, каковых он не пишет, о которых он не говорит в предыдущие годы, а здесь уже уходя, как некое завещание и предвидя уже свое последнее, последних своих лет и дней существования земного, он открывает эти переживания. И вот, один из моментов этих переживаний как раз вот наиболее такие значимые и важные, как он говорит – это участие Бога всепожирающею силою Своего Божественного огня, которая внешними взглядами и просто самим чисто человеческим существованием, воспринимается просто как скорби, как разные несчастья, которые сваливаются на голову, и которые переживаются порою очень болезненно, не только физически, но и душевно. И только в вере все эти несчастья становятся жерлом Господним, т. е. огненным камином, в котором, огненною печью, в которой ты выплавляешься в чистое золото для восхождения от земли на небо.
У преподобного Макария Великого, – пишет он дальше в своем письме, – есть поразившее меня замечание о том, что не прошедшие множества тягчайших испытаний неспособны к Царству. И это – добавляет – конечно так. Церковь же – это искание Господа, положила нам не в одночасное исполнение, а в повседневность нашей православно-церковной годовой жизни, где будни дел, события и отдыха перемежаются богослужениями праздничными и воскресными. В этих богослужениях постепенно от праздника к празднику, от воскресного дня до воскресного, открывается нам Христос, сначала содержательно, а по мере умения хранить в себе причастие Его тела и крови в буднях или во вседневии постом и молитвой, и разными обстоятельствами скорбными и бедами, т. е. распинанием себя и своего падшего естества Христу, по мере этого сближения с Его распятием, смертью и воскресением нашего сораспинания с Ним, открывается и Он нам, уже не только содержательно, но и реально.
Ну вот, пока на этом наверно, закончим сегодня, хотя тема до конца раскрыться не получилось, не далась да, впереди еще получается еще одна беседа до завершения этого раздела. Ну в следующую пятницу. С Богом.
9. Беседа: Христос, вера, имя
Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер, сегодня у нас 9-я пятницкая беседа, мы переходим к разделу о вере. Тема всех бесед «Христос, вера, имя». Сегодня второй раздел. Слово вера сейчас в наше время заменяется где только не лень, так скажем грубо. В действительности же все-таки надобно четко ее разуметь и в конечном итоге иметь опыт именно той веры, о которой говорят прежде Сам Господь, потом апостол Павел и апостолы в своих посланиях, а затем все святые, в итоге Церковь. Церковь стоит на камне веры, и это означает, что если мы применяя слово вера, поставим как бы на этот камень какие-то другие религии, в которых тоже верят, применяют это же слово верит в Бога, то появляется не только странность, а категорическое противоречие. Как же тогда Церковь наша стоит на камне веры, и на этом же камне веры стоят другие религии? Мало того, еще большая путаница появится, если мы послушаем наших неверующих людей, атеистов, которые, да и мы с вами имели в какой-то период, когда мы так говорили, что применяя это слово: я верю или не верю, я верю, что земля вращается вокруг солнца, хотя при этом совсем недавно, всего лишь 2 столетия назад верили, что солнце вращается вокруг земли. Ну, просто исходя из эмпирического опыта, что видно же, что мы на месте стоим, а солнце вокруг нас крутится, понятно что. А еще раньше вообще верили, что земля стоит на трех китах, а те плавают в океане, в море – тоже верили. Ну и на сегодняшний день фактически многие данные науки, которые мы изучаем в школе и в институтах – они просто принимаются, мы опять применяем это слово: на веру, что это так. В то время, как например, даже само учение об атоме за эти последние полтора столетия изменилось порядка семи раз, начиная от представления об атоме, как некоего образования, как шар пластилиновый, в который влеплены горошины – электроны, а потом вдруг планетарная, и верили, что атом таков. А потом планетарное учение об атоме, когда электроны вращаются вокруг ядра атома, ну и дальше и все новые и новые сейчас взгляды на атом, которые излагаются в учебниках в итоге новой эпохи, и каждому изложению люди того периода, – опять мы применяем это слово – верят, что атом устроен так. Ну и сегодня, когда говорят о теории полей, которые, в которых описание атома имеет совершенно другой вид, уже даже и не корпускулярно-волновой вид, а поля образуют атом, из которого все выходит предыдущее, и как-то объяснимы становятся все предыдущие представления об атоме. Ну и которому из этих представлений об атоме надобно верить? Ну тому, которое современное. Но опыт показывает, что современное – оно в пределах нашего времени – пройдет немного и изменится.
Поэтому в каком значении вера применяется в Церкви? В том исконном ее значении, в каком она позволила Адаму по изгнании из рая остаться все-таки в отношениях с раем. У него живая память о рае сохранялась всю его жизнь, и потребность возвращения в рай составляла его глубину и причину его покаяния. Память о рае, для поддержания этой памяти Господь милосердный, радея о Адаме и зная ужасные следствия, которые последуют за грехопадением и которые проявились уже в первом же поколении от Адама – в Каине, Господь ради сохранения памяти о рае помещает Адама прямо напротив рая, так чтобы он живя, постоянно его созерцал, но уже будучи изгнанным и не имеющим никакой возможности вернуться в него. По мере удаления человечества в поколениях от времени Адама память о рае начинает постепенно гаснуть. Но у Адама была не просто память рая, у него еще и было чаяние возвращения в рай, т. е. само чаяние рая было. Поэтому у него было покаяние. Первое поколение после Адама – 2 сына, Авель и Каин. Авель остается действительно и глубоким реальным сыном своих родителей, а значит, он воспринимает от них ту верность раю и плач о рае, и отсюда жажду рая вместе с родителями. Каин же, восприняв от родителей грех, как основание своей жизни, восприняв от родителей проклятие, как совершенную потерю и утрату памяти о рае, хоть и видел рай, но не придавал ему никакого значения. Он как бы для него перестал быть жизненной реальностью или жизненной необходимостью. Особенностью его бытия была полная погруженность в условия земной жизни, и поэтому не было памятования о рае, тем более не было чаяния о рае, поэтому и не было свойственно ему покаяние, и не был усвоен ему плач о рае. Вместо этого воцаряется в нем падшая тленность, деятельная жизнь греха, которая приводит к убийству Авеля, и совершенная или какая-то глубокая проклятость, так что он при этом, при таком своем, своей преданности, отданности что ли земной жизни, однако, не утрачивает способности слышать Бога, общаться с Богом и еще и отстаивать свою позицию и свое право поступать так, как он поступает перед Богом. Мы видим, что Каин и разговаривает с Богом, и в своем ответе: Я не сторож брату моему, – дерзит Богу, и даже когда Господь тем не менее подтверждая Себя, как Бога Творца любящего, как Творца, не ради греха сотворившего человека, поставляет Свое сугубое благоволение, чтобы никто бы не повторил греха Каина против самого Каина, и полагает, поставляет в Промыслах Своих такое обстояние по отношению к Каину, что никто не сможет поднять руку на Каина, и никогда не произойдет у Каина того же, что он сделал со своим братом, т. е. никто Каина не убьет. И тем не менее, на это Каин тоже не исполняется никакой благодарности, он принимает это как за нечто должное, и как более того, даже необходимое, и просто уверенно живет, из этого извлекает только еще одну эту дерзкую уверенность, тогда совершенно предаться земной жизни и жить всеми земными событиями и земной своей успешностью этой жизни.
После смерти Адама и Евы видимый для них и ради них оставленный в видимости рай, закрылся для людей. И тогда с людьми осталась память о рае. Эта-то память о рае и есть вера, т. е. эта вера в рай, вера в то жительство, которое было у Адама по сотворении его в раю, вера в то, как Адам начал жить после своего творения, вера, которая доставляет в памяти как очевидную реальность утраты, и очевидную реальность бытия того, что утрачено. Оно нами, людьми утрачено, но само по себе в бытии своем рай остает быть и ждет нас. Поэтому мы будем сейчас говорить о вере, которая имеет только одно значение, и только одно отношение. Отношение это к раю и соответственно, к Тому, Кто рай сотворил, и с Кем было у человека в раю общение, т. е. отношения к Христу, к Богу. Соответственно, это памятование об этих отношениях с Богом и памятование о самом жительстве в раю, в пребывании едино с Богом, в этом едино и единении с Богом жительстве – память об этом. Ни о какой другой вере апостолы не говорят, кроме как об этой вере во Христа, как Творца человека, рая и человека и в конечном итоге как Того, Кто в Своей любви и в общении с Собою, а значит и в единении с Собою совершал и сохранял человека в раю. Все остальные применения слова вера будут неправильными, т. е. они некие, правда, они указуют на первое слово вера, т. е. это как бы некое второе слово, которое указует на первое, но которое потеряло, в народах земли потеряло саму первую веру. И поэтому вторая вера или второе содержание слова вера, которое применяется сейчас всеми религиями – оно в себе самом не содержит первой веры, но первая вера уже утрачена. Ну и в итоге вместо рая в этой во второй вере, которую применяют разные народы, и которую мы сейчас правильнее, чтобы нам не путать, было бы назвать религиозностью разных народов и разных религий, тогда есть вера, как память о рае и о Боге и чаяние рая и Бога, а есть религиозность, которая эту память и это чаяние потеряла, утратила, конкретику эту. И тем не менее, желание и жажда Божественного в религиозности сохранилась, и оно свойственно всем людям и будет свойственно до конца жизни людей на земле. Поэтому даже антихрист и зверь, стоящий за ним, будут делать все, чтобы сейчас на земле религиозность распространилась бы и пробудилась бы во всех людях, и атеизм бы совсем ушел с земли. Но в этой религиозности тогда самим предметом этой религиозности становится уже не рай, а самые разные выдумки, какие только лишь подставляют вместо рая бесовские прелести в разных религиях. Поэтому религиозность имеет свой предмет, и этим предметом является очень разное, в разных религиях. Равно как и соответственно, представление о жизни за гробом – тоже все имеют различные подставы, обольщения, данные бесами, и отсюда столь разнообразный религиозный опыт в разных религиях о участи мертвых, о участии живых в судьбах мертвых, и соответственно отсюда и различный чин похорон, различный чин погребения, связанный как раз с этими обольщенными представлениями о пребывании душ за гробом. Ну вот, это все результат религиозности, в которой уже нет конкретики рая и конкретного Бога, а вместо них подставлены представления о жизни за пределами земной реальности, и соответственно, вместо Бога уже суть бесы, которые составляют предмет поклонения в разных религиях.
Мы с вами в предыдущих беседах от беседы к беседе шли к тайне креста Господнего, и отсюда к тайне самого воскресения. И в последней беседе говорили уже о воскресении, т. е. о том, что Господь дал человеку Своим пришествием на землю, в конечном итоге Он дает нам воскресение. В Своем воскресении уже несет наше с вами воскресение. И этим воскресением, тем реальным воскресением, которое Он открывает Своим ученикам через три дня после смерти на кресте, после неожиданного открытия сначала женами-мироносицами, что во гробе нет тела Христа, а потом неожиданной встречи с Самим Христом, являющимся уже живым перед апостолами, и тем самым утверждающим для них Свое воскресение, т. е. восстановление снова в плоти, которую помните, Он в Своем ипостасном бытии с плотью никогда не терял, хотя в человеческом бытии, природы человеческой, душа человеческая у Христа рассталась с плотью, и тело осталось на земле, а душою Господь сошел во ад. Тем не менее, в ипостасном Своем бытии в теле, с телом Он, Господь, не оставляет тело, потому и тело остается нетленным. Как же тогда в этом воскресении, и когда Он воскресает, то Он просто восстанавливает снова связь души с телом только лишь в природе. А как Богочеловек, Он никогда и не терял его, Он всегда был и оставался с ним. И вот эта неутраченность тела в ипостаси Самого Христа, Бога, и составляет начало той тайны воскресения, которая в итоге явно обнаруживается сначала Самим Христом, Он просто восстанавливает связь души с телом или тела с душою, которая Им Самим не терялась. А для нас с вами возвещает нашу теперь уже способность быть воспринятыми в Его ипостасное бытие, которое осуществляет теперь в таинстве причастия, потому что Он входит к нам Сам телом и кровью, для того, чтобы мы себя усвоили Ему, но для этого надо после причастия сделать одно простое действие: Господи, не я, но Ты теперь, моей природой руководи и совершай Сам, что Тебе угодно. Да будет теперь не моя, но Твоя, Господи, воля – вот о чем мы, вот что от нас требуется после причастия, больше ничего. И тот, кто это делает или сделал, тот и восклицает вместе с апостолом Павлом: Теперь уже не я, но Христос во мне все совершает. Поэтому не моя воля, но воля Божья, Твоя воля уже совершается во мне. При этом Ты, Господи, владей всей моей природой человеческою, а я как личность человеческая, т. е. как раз отдаю Тебе всю свою природу, всего себя, вместе с собою, и Ты будь уже во мне. В итоге человек своею волею совершает нечто подобное тому, что имеется или же совершилось в человечестве Христа по отношению к Нему, как к личности Богу, Божьей. Бог природу человеческую только воспринял, но не личность человечества, Сам остался личностью Божескою. И вот эта воипостазированность человеческой природы в Богочеловеке – она теперь нами может быть совершена каждым из нас с вами по отношению ко Христу. Но для этого требуется от нас наше собственное произволение, чтобы мы себя всего со всею своею человеческою природою отдали Богу. Только вот, как возможно отдать Богу то, что грешно, гнило, т. е. тленно и проклято, и подвержено смерти? Как может такое вот греховно-гнилое и смертное физически быть воипостазированно Богу? Конечно, нет, и Бог не примет. Поэтому, чтобы принести себя в дар Богу, надобно очистить себя. И поэтому вся подвижническая жизнь у современного человека или же у людей всех после воскресения Христова – она заключается в том, что целью является себя отдать Богу, дабы не моя уже природа диктовала поступки, а Твоя, Господи, воля совершалась бы в моей природе и через мою природу в моих поступках, в моих действиях, в моем бытии жизни, в укладе жизни. Но для того, чтобы Ты меня воспринял, я должен себя очистить, Господи, и поэтому я вступаю на путь подвижнический, который есть собственно говоря, путь очищения меня как дара Тебе. Я хочу себя принести, как дар Тебе, Господи. Ну вот, и этим принесением себя в дар, а соответственно тогда, очищением этого дара до способности, до возможности, до той чистоты, которая может быть воспринята Самим Богом и занимались все верные на земле, верные – это есть те, которые этим и занимались, или это и совершали в своей жизни. Больше собственно говоря, ничего другого и не требуется. Причем, поразительно, что это можно совершить одномоментно, одноактно. Ярким примером тому является кто? – разбойник, да, он это сделал буквально за 3 часа на кресте, или же три часа провести вместе с Христом, в одном едином порыве и акте, ну побужденным злобою второго разбойника, потому что если бы второй разбойник не буйствовал бы в своем ропоте, то наверно бы не произошло с первым разбойником такого неожиданного поворота ко Христу. Ну вот, откликаясь навстречу Христу и как-то урезонивая, скажем так, второго разбойника, он вдруг исповедует себя совершенным верным. А реально это происходит, что он практически в этот момент одноактно совлачается всего тленного, греховного и проклятого, и смертного. Он отрясается в один момент, в одно мгновение. Ну вот, видите, т. е. то же самое происходит, мы видим, и с многими мучениками, потому что для нас тоже удивительно – что же происходит, когда ладно там, преподобные столько десятками лет подвижничеством добиваются некоей чистоты, потом в итоге предания себя Богу в дар внутри себя самих, и становятся в итоге воспринятыми Христом, и как святые восходят на небо, а многие мученики тоже взошли на небо, да еще вошли в состав стоящих у престола мучеников сейчас в раю, однако, совершили это буквально за какие-то минуты, при этом до этого одни из них были гонителями Христа, т. е. в составе стражи, которая других христиан мучила и привела на казнь, и тут видя, что Господь проявляет через них, вдруг сами шагнули и исповедали себя христианами. Другие прямо из толпы народа, будучи свидетелями, будучи язычниками, но свидетельствуя, вернее, наблюдая это свидетельство Христа и свои силы в мучениках, вдруг объявляли себя тоже христианами и прямо обращались в мученичество. Третьи, даже будучи там – вот сколько жен разных языческих правителей, да, вопреки своим мужьям вдруг объявляли себя христианами, причем тоже в одночасье. А только что прочитанное нами житие Юлиана и Василисы, где сын правителя, юноша, вдруг враз – правителя-гонителя, вдруг враз поворачивается в сторону Юлиана и через него ко Христу исповедует себя перед отцом христианином, да еще с таким дерзновением – просто поразительно. Т. е. это вот и есть акт воскресения, который Господь теперь, после Своего воскресения дарует всякому готовому и действующему.
Ну вот, так немножко восстановив для себя новозаветные уже события воскресения Христа в Его верных, начиная от преподобных, кончая мучениками, или начиная с разбойника и преподобных, потом мучениками, давайте сейчас прямо обратимся к тому времени, когда Господь только-только воскрес и только-только начал Себя открывать воскресшим Своим ученикам. Что Он делает по отношению к ученикам? Фактически воскресением Своим Господь пробуждает или вызывает в жизнь веру учеников. Но тогда несколько неожиданно будет для нас такая заявка, учитывая, что ведь веру свою ученики уже исповедали при жизни Христа. И тем не менее, в последующем сегодняшнем нашем испытании Евангелия, Евангельских событий мы увидим, что немощная была, да, это была вера, которую апостол Петр сказал Христу: У Тебя только глаголы жизни вечной. Или же в другом месте, в другой момент исповедал Христа Сыном Божиим, на что Христос сказал, что не человеческое, но Бог Отец открыл тебе это, не от себя ты говоришь, Петр, но Отец Мой открыл тебе это. Т. е. и сам факт следования за Христом, когда они, все оставив, пошли за Ним, и присутствовали на всех беседах Его, и при всех действиях Божественной силы в Нем, в чудесах, исцелениях и воскресениях – они укреплялись в этой своей вере во Христа, как в Бога. Но почему мы видим, что эта вера тем не менее все-таки остается немощной, и что над нею имеет, или довлеет над нею все-таки человеческое падшее естество? О том, как какую власть падшее естество имеет над человеком, мы с вами много этому посвятили внимания и времени, особенно через святителя Игнатия Брянчанинова на предыдущих беседах, и это падшее естество и эта власть естества оставалась над верою учеников Христовых. И поэтому, хотя они и вроде бы возрастали к моменту креста Господнего в своей вере во Христа, как в Бога, однако с момента взятия стражею Христа эта вера была порушена. Они переживают буквально поражение в своей вере. И настолько всерьез, а будучи людьми простыми и очень искренними, по какой причине они были призваны Самим Христом в Свои ученики, они не могут оправиться от этой порушенности своей веры. И поэтому когда Христос вновь является перед ними живой, Ему приходится произвести целый труд пробуждения этой веры, восстановления этой веры и возвращения этой веры, но правда, теперь совершенно на новых основаниях. И поэтому основания первой веры уже не действенны здесь, здесь действуют основания другие, основания Его воскресения. Ну вот, давайте посмотрим теперь, как это происходит. Воскресением Своим Господь вновь пробуждает или заново вызывает в жизнь веру учеников. Происходит это через страх, колебания, ужас и потрясение. Верить – не верить, узнаю – не узнаю, в явившемся Христа, Он это или не Он. И наконец, вдруг как аккорд, как мажор – поверил, верю, и отсюда, с этой минуты взрыв радости, встреча, ее торжество – воскрес Христос – это так, это действительно так – воскрес. И ко мне пришел, мне Себя возвестил, в радость Свою и в жизнь меня вновь посвятил, меня обрел, со мною был. Вот то ликование, которым в конечном итоге завершается это постепенное восстановление веры в самих учениках Христовых. Здесь встреча с живым Христом, как результат радостного – верю. Верю, и ничто уже не препятствует радости. Верю, и ничто не мешает встрече. Верю, и уже ничто не запрещает жить, жить радостью встреч с Самим Господом. Казалось бы, это и есть верить. Так было с учениками Христа. Вера, которою Господь восстанавливал и воцарял в сердцах Своих учеников постепенным шаг за шагом убеждением в Своем воскресении. Смотрите, Он трижды являлся, всякий раз неожиданно для них, потому что настолько они искренне приняли Его смерть, и что Его теперь нет, что появление Его перед ними было всегда неожиданностью, даже третье появление – все равно неожиданностью. И подтверждал свою реальность, а для этого – смотрите – применил три способа этого подтверждения. Первый: показанием рук и ног, затем ребра Фоме, вкушением рыбы и меда. Этим Он подтверждал Свою физическую реальность, что это Я. Второй способ – возгреванием в них религиозного чувства, той самой веры, которая была до Его креста и до Его смерти, та самая вера, которою они наполнялись, когда были с Ним, Он должен был ее возгреть, это в их религиозном чувстве. Смотрите: Не горело ли сердце наше, когда двое шли в Еммаус, на пути в Еммаус. В явлении, дальше Марии Магдалине, когда Он вдруг воззвал ее: Мария, и когда в ответ она воскликнула: Раввуни, тогда в ее устах это было как раз наименование Бога – Раввуни, Боже мой. Или в явлении ангелов во гробе женам, которое тоже пробудило в них и ужас, и силу религиозного чувства или веру прежнюю, предыдущую. Так вторым способом возгревания в них прежней веры или в религиозном чувстве Господь побуждал их заново в жизнь с Ним. И наконец, третий способ – это через опыт встречи с чудом. Какое чудо Он вдруг являет и в итоге снова возбуждает ту память чудес, которые были когда-то, когда они ходили с ним? Он совершает чудесный лов рыбы, благословляет им чудесный лов рыбы. И первыми пробуждаются самые юные – апостол Иоанн: Это Господь, – и тут же все остальные за ним. И вот это вторая или вера на втором основании – на основании Его воскресения, тем не менее, все-таки не та еще вера, которая откроется после схождения Святаго Духа. Или вера, которая пробудилась в апостоле Павле на пути его в Дамаск. Т. е. мы видим ведь как три основания веры. Первое основание, на котором держалась вера – это явь пребывания с Господом, с Богом, пока Бог был жив, со Своими учениками ходил. Второе основание – Его воскресение, и в этом встреча снова с Ним, как с живым, и вера в Него, но на основании воскресения Христа. И третье основание уже – когда в итоге Христос уходит, возносится, и снова еще остается как некая память о воскресении, и вдруг эту память, т. е. то, что произошло с Адамом, который был изгнан из рая, вернее, был рожден, вернее, сотворен в раю, и затем был удален из рая, и рай удалился от него, и теперь остается у него только память о рае. Здесь только что пережили ученики воскресение Христово и снова веру в Него, и живую веру, а он вдруг удаляется от них. И остается у них хоть и радостная, но память о Нем воскресшем. И радость доставляет им только лишь обетование Господне, Он обещает быть с ними до скончания века. И вот, пережитая только что заново жизнь со Христом в вере в Него в Бога, и теперь по Его удалении сохранившаяся от этого память о Нем воскресшем, и радость от обетований, которые Он дал: Я буду с вами до скончания века – это и составляет то, с чем они идут исполнять благословение Божье: оставайтесь во Иерусалиме, пока не будет дано вам свыше. И вот, через 10 дней, они не знали, сколько надо оставаться, но через 10 дней вдруг происходит схождение Святого Духа и дает им новое основание их веры, третье основание их веры, уже живое, деятельное, действенное, Сам Бог в третьем Лице Своем – Святом Духе становится основанием их веры, побудителем их веры, хранителем их веры, удержателем их веры, той веры, в которой Дух Святый обращает их опять же ко Христу, и уже содержит их в силе, в отношениях со Христом. Вот, что происходит.
В итоге, если мы возвращаемся опять к событиям до вознесения Господнего, вера как отклик на воскресение Христово, фактически эта вера – отклик на призыв Его в Царство Небесное, правда, долгое время остававшаяся смешанной с религиозной с человеческой религиозностью, и поэтому им так трудно было пробиться и восстановиться в ней. Что же тогда немощное есть, немощная вера учеников Христовых до креста Господнего? Идем опять к событиям раннешним. Там, как и весь ветхозаветный народ в то время, преимущественно уже утративший и память о рае, и чаяние рая, настолько утративший, что Иоанну Крестителю, когда он пришел к народу, пришлось звать их к покаянию, – придите, покайтесь, приблизилось Царство Небесное. Как же можно было говорить народу, который находится в религиозной жизни? Ведь ветхозаветный народ был весь при синагоге, весь в религиозных обычаях, традициях ветхозаветных, более того, вожди, т. е. религиозные вожди, тогда других не было, были вожди именно религиозные – они как раз сами со всею тщательностью на виду всех и для всех исполняли все религиозные обряды и всю религиозную жизнь, и жертвоприношения производились, и якобы очищение от грехов, и прочее. Но возглашение Иоанна Крестителя прямо говорит нам о том, что все это совершалось уже при утраченности покаяния, т. е. при утраченности в народе чаяния рая. Памятуем, да, что там, где чаяние рая восстанавливается, оно проявляется, и открывается в нас с вами покаяние. И тогда, получается, что весь этот народ, собственно находился не в вере, потому что ничто их не соединяло внутренне с раем и с Богом в раю. Они находились просто в религиозности, в таковой же, как и все остальные народы, только предметом этой религиозности все-таки оставался Бог. И порядок исполнения этой религиозности был тот, который Богом был назначен, и Богом был благословлен. И поэтому они, имея теперь перед собою переданный из поколения в поколение опыт этих религиозных отправлений, плюс имея перед собою все книги ветхозаветные, которые указывали, как эту религиозность совершать, выполняли все это, не имея никаких живых отношений собственно говоря, ни с Богом, ни с раем. Т. е. а в итоге будучи религиозными людьми, подверженными всему падшему естеству, всей падшести своего естества, и в этой падшести и грехам, и тленности, и проклятию, и смертности физической, т. е. значит замкнутости своей жизни в пределах земной жизни, и соответственно, стремлением всем жизненным своим стремлением обращенным к осуществлению именно земной жизни, до смерти, и страхом перед физическою смертью, как неким завершением их радости и жизненности земной. Вот, в таком состоянии находился практически весь народ Израиля. И из этого состояния надо было их пробудить, и первым, кто приготавливает стези Господни и открывает путь Господу, становится Иоанн Креститель, он проповедует покаяние, т. е. он восстанавливает в них это памятование рая. И те, в ком это восстановление происходило, те, собственно говоря и приняли крещение Иоанново водное, и Иоанново покаяние. Но при этом Иоанн не просто покаяние проповедует, он покаяние проповедует ради Царства Небесного, потому что сам он уже в пустыне, о Царстве Небесном жил, потому что было открыто ему Духом Святым это Царство Небесное, и Духом же Святым был открыт ему Христос, как Мессия, как Царь этого Царства. Поэтому он и говорит, что приблизилось Царство Небесное. А уже сам момент, когда Господь появляется на берегах Иордана, Креститель прямо объявляет народу: стоит среди вас Тот, Который будет крестить вас Духом Святым и огнем – добавляет. Духом Святым, т. е. в покаяние, а огнем, как толкуют Святые Отцы, – это как раз той подвижнической жизнью, теми страданиями крестного пути, которые должно будет пройти человеку ради того, чтобы очиститься, ибо огнем очищается человек, а значит – страданиями очищается. По словом огонь имеется в виду страдания и крестный сам путь. Но выводит на этот крестный путь Дух Святый, поэтому Тот, Который будет вас крестить Духом Святым, т. е. Дух Святый выведет ко Христу, и огнем, а Христос, подхватив, поведет уже Своими крестными путями, путями страданий, очищающими нас окончательно в дар Богу, в полное приношение нас Христу, так, что в итоге не я уже, но Христос во мне. Вот, что происходит на Иордане.
Но пока мы видим, да, еще вот тут надобно что еще отметить – сами ученики как раз и составляли этот ветхозаветный народ, и потому эта схваченность падшим естеством, а соответственно и жизнь религиозностью естества была присуща им, и из нее извлекает уже их Сам Господь, поэтому они фактически, ну так похоже, что минуя Иоанново крещение, непосредственно сразу идут ко Христу и уже с Ним и через Него получают крещение Духа Святаго, а уже в собственных крестных страданиях, которые каждый претерпел из апостолов, в итоге крещение огнем. И тем самым уже как дар Богу, как чистая пшеница и чистая голубица восходит уже в небесные обители и пребывает сейчас в раю. После того, как Господь каждого из них позвал за Собою, они откликаются навстречу к Нему, это начало пробуждения в них собственно веры. Из религиозных людей они постепенно начинают становиться людьми веры. Отклик веры при еще достаточном довлении и самодовлении падшего естества в них, постепенно разогревается, разгорается через переживания веры при виде чудес и исцелений, или например, на воскрешение Лазаря, или на собственный религиозный опыт собственных чудес, когда по слову Христа они исцеляли и радовались, что даже бесы повинуются нам, и мы видим, как постепенно в течение этих трех лет, от события к событию, от свидетельств Божественности Христа к свидетельству разгорается этот огонь веры в них, и особенно конечно, когда сами уже исцеляли и сами уже бесов изгоняли, но в то же время это тот же самый опыт, который имел некоторый человек, не ходивший вместе с учениками, но именем Христовым при этом изгонявший бесов из людей, о ком в итоге Господь сказал: не запрещайте ему. Определение этому религиозному опыту Своих учеников, которые прибежали к Нему с радостью, что даже бесы повинуются нам – определение этому религиозному опыту и их вере дал Господь словами: не тому радуйтесь, что бесы повинуются вам, а тому радуйтесь, что имена ваши записаны на небесах. Он говорит, как бы говорит Господь: Вот этот человек, что не ходит с нами – он тоже изгоняет бесов именем Моим. Но нечто иное должно быть и есть в делах веры, которое Я в вас сейчас пробуждаю в подтверждающее ее иное достоинство, по которой имена ваши записаны, уже записаны на небесах. Но ученики не поняли, о чем это сказал Господь, и не придали этому никакого значения. Уже много событий спустя апостол Иоанн в Апокалипсисе открывает уже не ученикам, их уже не было на земле, а всем последующим, в том числе и нам с вами, что это такое – имена, записанные на небесах. Для нас в разговоре сейчас о вере это очень важно, и поэтому давайте сейчас обратимся, на минутку задержимся на этом, потому что в последующем, да и сейчас уже нам это очень нужно. Вот, в Апокалипсисе: Сардийской Церкви, – говорит Господь, – есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны. И не изглажу имени их из книги жизни, и исповедую имя их пред Отцом Моим, и пред ангелами Его – Отца Моего. Это в 3 главе Апокалипсиса. А дальше: Побеждающему дам белый камень, верному, побеждающему дам белый камень, и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает. В 14 главе: Вот с Агнцем 144 тысячи, у которых имя Отца Его, Агнца, написано на челах. Вот снова 3 глава Апокалипсиса: Се, гряду скоро, побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и напишу на нем имя Бога Моего, и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба, от Бога Моего, и имя Мое новое. Разумейте, что это Господь говорит о нас с вами, что никто не войдет в Царство Небесное, кроме как тот, кто будет, чье имя написано на небесах. Но мы с вами ради того сейчас и живем на земле, чтобы войти в Царство Небесное, мы для жизни вечной живем сейчас, и для этого собственно говоря и тут и в Отраде сидим, и свои труды совершаем, и вообще все, весь образ своей жизни, свое бытие постепенно поворачиваем в бытие церковное, т. е. в уклад Церкви, в тот уклад, который чает жизни будущего века. Значит, это речь идет, если там вот уже так совершится, то это совершится с теми, которые сегодня чают, совершают, будут исполнены и будут вознесены вот во все сказанное в Апокалипсисе. Разумейте, что это о нас, если мы не об этом, если мы просто читаем Апокалипсис, как некую стороннюю книгу о ком-то другом или о ком-то, которые в будущем там будут, но ведь в эти события Апокалипсиса соберутся не просто люди того будущего, которое следующее поколение за нами что ли, да, а люди всех поколений, начиная от Адама, которые сподобились рая. И из рая, если мы с вами хотим быть в Царстве Божием, то мы должны сначала быть в раю, и из рая после смерти мы попадаем в эти события, о которых говорит Апокалипсис. Вы разумеете сейчас это? мне бы хотелось, чтобы вы сейчас не как образовательному учреждению и слушали бы сейчас для некоего своего самообразования данные выдержки из Апокалипсиса, а вы бы слышали непосредственно, прямо обращенные слова ангела к Иоанну Богослову, а им в итоге записанное для нас с вами, и через то к нам обращенное слово о нашей с вами участи, которая должна бы быть, если мы с вами хотим торжествовать, в вере торжествовать, и свою веру в итоге оправдать, тогда это она с вами. Еще раз я последнее просто прочту, чтобы мы восстановили связь: Се, гряду скоро, побеждающего, т. е. всякого верного, всякого труженика и подвижника, побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и напишу на нем имя Бога Моего, и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое, Мое с большой буквы – новое. И дальше апостол Иоанн говорит: И увидел я отверстое небо, и вот конь белый и сидящий на нем, который называется Верный и Истинный с большой буквы Верный и Истинный – Он имел имя написанное, которого никто не знал, кроме Его Самого. Имя Ему слово Божие. На одежде, на бедре Его написано имя: Царь царей и Господь господствующих. Предыдущее – се гряду в 3 главе, а настоящее про Царя царей и Господа господствующих – в 19 главе Апокалипсиса. И показал мне ангел великий город, святый Иерусалим, слава Божия осветила его и светильник его – Агнец. И не войдет в него ничто нечистое, и ничего уже не будет проклятого, но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему, и имя Его будет на челах их, на челах рабов. Вот, чего ради вся наша церковная жизнь, вот чего ради все наше подвижничество, чтобы наше приношение себя в дар Богу, в котором мы бы постоянно изо дня в день, из каждой минуты на минуту твердили бы только одно: Не моя воля, Господи, но Твоя, всего себя во всей своей природе Тебе отдаю, Ты мною совершай жизнь мою. Да будет Твоя воля, Господи, не моя воля. Но для того, чтобы так, чтобы это совершилось, надобно иметь чистоту, и поэтому ничего, – говорит Агнец, ангел и ничего уже не будет – в него не войдет ничто нечистое. А мы для того и трудимся, чтобы войти туда уже очищенными в чистоте; и ничего уже не будет проклятого. Помните, пять оброков проклятия, – все это будет снято. И мы сейчас живем для того, чтобы ничем этим не жить, т. е. не упрямиться в своем характере – один из оброков проклятия, в своем падшем характере не упрямиться, пойти навстречу Христу, пойти навстречу Его заповедям, пойти навстречу Его таинствам. Еще раз прочитаем это последнее: И показал мне ангел великий город, святый Иерусалим, слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец. И не войдет в него, – в этот город, ничто нечистое, и ничего уже не будет в нем проклятого, но престол Бога и Агнец будет в нем и рабы Его. Господи, я рабыня Твоя, я раб Твой, да. И рабы Его будут служить Ему и имя Его, Бога, будет на челах их. Вот это все то, что нам принесло воскресение Господа, уже принесло, уже в каждом таинстве тела и крови мы имеем уже все это, да, в земном измерении времени сейчас, оставаясь еще на земле, но в Боге в Самом, в Его таинстве, которое пребывает за пределами всякого времени, мы уже там, мы уже во всех этих событиях горнего Иерусалима. Вот ради чего мы каждое утро говорим в Символе веры: Чаю воскресения мертвых, и жизни будущего века. Вот откуда после сказанного нами чаю воскресения мертвых, сказанного искренне и сказанного действительно, начинается у нас день. Слышите? Как день в граде Иерусалиме начинается у нас день, исполненный этим чаянием, день, в котором и избираются, и совершаются нами те дела, которые подтверждают это чаяние. И отвергаются, и оставляются, и отводятся на свое место, когда есть какие-то дела нужные, но они на свое место чтобы были отведены те дела, которыми это чаяние не подтверждается или не совершается. И мы еще и еще раз вспоминаем Господне: держитесь прежде всего Царства Божьего, все остальное, что сделает? – приложится к нему. А это все об этом.
Ну вот, после всего сказанного вернемся опять к Евангельским событиям, и остановимся на проявлениях веры у разных людей, современных Христу, где соответственно разности людей мы видим и разность их веры. Мы видим веру, причем смотрите – мы видим веру до крестных страданий, затем веру в дни воскресения Христа, и наконец веру после воскресения Христа, после дней воскресения, после Его вознесения. Итак, вера людей до крестных страданий. Мы, ну для этого я просто сделал что – я из Евангелия выписал все места четырех евангелистов, где звучит слово вера применительно к людям того периода. Ну вот, прочитаем эти выписки, и через это я надеюсь, как-то восстановится перед нами вновь живая картина событий трех с половиной лет Христа на после Его откровения людям. Вот кровоточивая – помните, прикоснулась к краю одежды Его, Иисус сказал: дерзай дщерь, вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова. О какой-то вере говорит Господь, при этом мы с вами видим, что толпы окружали Господа, мало того, прижимались к Нему так, что даже ученики укорять начали: Господи, вот да, что Ты такое говоришь, что кто-то к Тебе прикоснулся, когда мы тут все Тебя так жмем? И тем не менее, вот они же все же чего-то искали от Христа такого же, подобного же, да, но никто не получил, никто в этот момент никто. А одна получила, причем вообще никак себя не заявляя. И вдруг ей говорит Господь причину, почему это произошло, Он говорит: вера твоя спасла тебя. Причем не говорит, что вера принесла тебе здоровье – это евангелист уже говорит, что женщина с того часа стала здорова. А Господь говорит ей не о здоровье, не от болезни спасла тебя вера, а говорит: спасла, т. е. Он уже говорит о чем-то совсем другом, чем просто то, о чем чаяла даже сама эта женщина. Но в то же время, если вера реально ее спасла, значит, в своей вере она тоже имела эту потребность спасения, только она видимо, в этой потребности окончательно пробудилась здесь, соприкасаясь со Христом. Т. е. мы сейчас пока просто отмечаем эти моменты, потому что дальше мы более внимательно серьезно на это посмотрим, ибо это имеет отношения к нам сегодня, к нашей сегодняшней вере с вами. Хананеянка – помните, да, кричала вслед Ему, ну она просила за свою дочь бесноватую, и на жесткий ответ Христа: не должно псам давать еду господ, – на жесткий ответ Христа сказала Ему: Ей Господи, но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина, велика вера твоя, да будет тебе по желанию твоему. В первом случае Он сказал: вера твоя спасла тебя, а здесь говорит: по желанию твоему да будет тебе. Ну, видимым желанием – эта дочь ее исцелилась от беснования. Это ли было последним и окончательным желанием матери? Но говорит Господь ведь: вера твоя, не просто, первой сказал просто: вера твоя спасла тебя, а здесь: велика вера твоя. Ничто в Евангелии просто так не произносится, тем более Господь не впустую говорит слова. Вот за этими словами велика вера – скрывается нечто такое в желаниях этой женщины, которое удостоверяет нас в особом устроении этого человека. Хотя при этом мы говорим все-таки о людях ветхозаветных.
Третий случай. Слепой у дороги стал кричать: Иисус, Сын Давидов, помилуй мя. Иисус спросил: Чего ты хочешь от Меня? Слепой сказал Ему: Учитель, чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя, и он тотчас прозрел. Четвертый случай. Женщина грешница, плача, начала обливать ноги Его слезами – это когда Он был в гостях у фарисея, и мазала миром. Иисус сказал Симону фарисею: ты головы Мне маслом не помазал, а они миром помазала Мне ноги, прощаются грехи ее многие. Женщине сказал: вера твоя спасла тебя, иди с миром. Вот, Евангелие нам приоткрывает, что скрывается за словом спасла. Все святые угодники Божии постоянно говорят о спасении, как от спасения от греха, проклятия и смерти, т. е. от падшего естества своего спастись надобно, – говорит святитель Игнатий Брянчанинов. Здесь вдруг Господь приоткрывает эту завесу тайны: прощаются грехи ее многие, вера твоя спасла тебя, иди, и дальше смотрите – с миром. Ну, по-человечески, если бы это сказал человек, то понятно, это человеческий мир, иди с миром, радуйся, благодари. Но здесь же сказал Бог. С каким миром – Он сказал? А с тем же самым, очевидно, который мы с вами слышим каждый раз на службе, возглашение священника из алтаря: мир вам, мир всем, тем самым он ниспосылает или через него ниспосылается – через священника – Божественное благословение на всех стоящих в храме. Ну вот, это Божественное благословение женщина здесь приняла, иди, – говорит, – с миром. Но для того, чтобы это принятие произошло, нужно было сделать прощение или обмыть ее от грехов, – прощаются грехи тебе. А чтобы это прощение совершилось, нужно было ей иметь веру. И поэтому Он и говорит в итоге: вера спасла тебя, иди с миром. Как это не похоже на некое такое вот, обычаи у бабушек советского периода, которые когда священник возглашает: мир всем, – они вдруг складывают ладошки и ловят этот мир в ладошки, потом размазывают по груди, и такие счастливые стоят, что вот они теперь поймали мир.
Следующий случай. Двое слепых кричали: помилуй нас, Иисус. Говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? – Совсем другой поворот. Ей, Господи. Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их. – Ничего не сказано о спасении, ничего не сказано о прощении грехов, но при этом произошло исцеление. Ну вот, подобным же образом мы увидим, что Евангелие извещает нам, что Господь совершил множество исцелений, настолько великое множество, что апостол Иоанн в итоге, в конце помните, своего Евангелия, говорит, что все книги мира не вместят в себя все то, что сделал Иисус. Так вот, случай скорее всего, случай со слепыми как раз относится к этому множеству исцелений. И совершенно особые случаи – все предыдущие четыре. Дальше: многие пришли к Нему на то место, где прежде крестил Иоанн, и говорили, что Иоанн не сотворил никакого чуда, но все, что сказал Иоанн о Нем, было истинно, и многие там уверовали в Него. Все, что сказал о Нем Иоанн, было истинно, и многие там уверовали в Него, во Христа как Бога, как в Мессию, вернее. Ну вот, это возможно было после Иоаннова крещения, а значит, это возможно было после покаяния, в которое восстанавливался утративший покаяние Израильский народ – водным крещением.
И в этом плане нам сейчас полезно было вспомнить святителя Игнатия Брянчанинова, который когда говорил о крещении, то сказал, написал, что предварять надобно каждое крещение двумя этапами, в которых извещается вера и порождается покаяние. Извещается в первом этапе вера, и порождается в самих крещаемых покаяние. А в практике Церкви существовало, что прежде, чем войти в воды крещения, крещаемый должен исповедать свои грехи, т. е. явить этим исповеданием свое живое покаяние, которое в нем пробудилось, и тогда уже он входит в воды крещения, и крещение имеет тогда силу, т. е. ту силу, которая не просто вводит его в церковную жизнь, она дает ему силу ходить в церковь и церковные службы, и вступать в жизнь таинств, но та сила, которая сохраняется в нем и становится залогом и началом его подвижнической жизни. Даже когда скрывается благодать Божья призывающая в сердце после трех лет действий ее, сила подвижничества никуда не уходит, хотя она притупляется немножко, приуменьшается, но она остается как сила, она движет, она держит человека в Церкви, не просто в Церкви ради религиозных потребностей, т. е. утешений благодатных, а держит человека ради его подвижнического стремления волю свою отдать Богу, себя всего Богу посвятить, а для этого и очиститься, и научиться себя отдавать Богу и стяжать те добродетели, в которых он будет угоден и приятен Богу, и в них, в этих добродетельных одеждах, т. е. венчанных одеждах, как невеста сможет соединиться со Христом, как со своим женихом.
Дальше. Иисус сказал Нафанаилу: прежде, нежели позвал тебя Филипп, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви, Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал, Я видел тебя под смоковницею, увидишь больше сего. Какой новый поворот и оборот веры. Нафанаил сомневался, когда Филипп его звал, тем более, еще Филипп сказал, что вот из Назарета, а он говорит: вообще может ли быть из Назарета что доброе? Иди и сам виждь. И они пошли. И Господь встречает его такими словами: Я видел тебя. А Нафанаил отвечает Ему: Равви, тут же в одно мгновение, пробуждение: Равви, Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Вот, что произошло с Нафанаилом? При этом здесь нет прямого действия Самого Христа, предваряет Христа Филипп, который уже узнал Христа и своею верою возглашает Нафанаилу Христа. И он становится в этом случае для Нафанаила тем же, что и Иоанн Креститель для всего Израильского народа – приготавливать стези Господни. И поэтому когда уже Нафанаил непосредственно встретился со Христом, и Христос его встретил таким, ну в общем, откровением: Я, – говорит, – видел тебя, – то Нафанаил сразу пробуждается навстречу: Равви, Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. А Иисус отвечает ему: ты веришь, потому что Я тебе сказал, т. е. пережил ты потрясение и пробудился в вере, Я сказал тебе всего лишь, что Я видел тебя под смоковницею, тогда увидишь больше сего. Возвещает ему следующее основание веры, которое совершится после сошествия Святаго Духа. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым, когда голубь сходил, отверзлось небо, и Дух Святый сошел на Христа на Иордане. А здесь Господь говорит, что с каждым с вами произойдет тоже. Небо отверзется, и Дух Святый сойдет на вас. И ангел, будете видеть небо отверстым, и ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому, возвещает через это кого? – Лествица, по которой будут восходить и нисходить ангелы Божии к Сыну Человеческому – Кто это будет? Матерь Божия. Он возвещает Нафанаилу Матерь Божью. Ну, понятно, что он не понял ничего, равно как и все остальные ученики тоже ничего не поняли. Равно как и мы с вами, много читая Евангелие, тоже ничего не поняли, и до сих пор не понимаем. И что это происходит сейчас, что небо отверсто, и ангелы Божии восходят и нисходят к Сыну Человеческому – что это производит Матерь Божья относительно нас с вами – мы тоже сейчас не понимаем. Мы это можем как-то сейчас после всех этих слов или же после предваряющих там, прежде знаемых там нами образов и рассказов, и писаний о Матери Божией – все это мы знаем, это все есть, но кто это знает это опытно? Кто это знает как-то в каком-то предведении своем, в вере своей, чуть-чуть зарождающейся. А здесь Господь прямо говорит: вот так. Отныне будете видеть небо отверстым и ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому. Причем утвердительно говорит: будете видеть всегда, Она будет с вами всегда, до самого вашего восхождения на небо.
Следующий, восьмой случай. Иисус сказал Марфе: Я есмь воскресение и жизнь. Помните, когда она, ну возвестила Ему о Лазаре, о своем брате умершем вот да, и Господь ей говорит: Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня если и умрет, оживет, и всякий живущий и верующий в Меня не умрет во век. Веришь ли сему? Она говорит Ему: так, Господи, я верю, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Ну вот, поразительные, дивные слова вообще, открывающие нам саму Марфу, хотя при этом как-то сложилось, что Марфа – это просто кухарка на кухне, но счастливая кухарка – просто к ней почему-то Господь все время в гости приходил. Ну, больше наверное, не к ней, – так думают некоторые, – а к Лазарю, как к другу Своему, а тут заодно и Марфа оказалась рядышком, кухарничала, ну вот, собственно говоря, вся ее роль во всех этих событиях, и вся она в этой кухарности и есть как бы. Потому она и сестру свою все отговаривает от Господа, чтобы она не сидела с Ним рядышком, а пошла бы и готовила вместе с нею еду для Господа и всякое такое, т. е. у нас какого-то другого образа Марфы практически нету. А здесь смотрите, какая Марфа: совсем другая, чем то, что мы с вами как-то имеем, да. Я есмь, – говорит Господь Марфе, – воскресение и жизнь. Ведь Он же не говорил этого многим даже из ходившим за Ним другим ученикам, а Марфе говорит. Никогда Господь впустую слов не говорил, и никогда не говорил слова тем, которые не могли бы этого воспринять. Если Он это говорит, значит, Марфа это могла услышать. И все ее последующее поведение и дальше ее слова последующие говорит о том, что она это услышала. Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня если и умрет, оживет. Марфе Господь сказал. Но сейчас же я вам тоже читаю это все, я же это все озвучиваю вслух, и озвучиваю слова Господни. Вы восприняли эти слова так, как восприняла их Марфа? Разницы нет между тем, что Марфа слышала, и что мы сейчас слышим – те же самые слова. Да, правда, там говорил непосредственно Господь перед нею, но и сейчас мы слышим эти слова тоже, как слова Господа же. Мы же верим, что это Господни слова. Почему же Марфа пережила, а мы – нет. Марфа в итоге воскликнула: Господи, я верую, что Ты – Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Что она вложила в это слово: я верую? Никто из вас сейчас не восклицает, вон даже двое даже уже задремали даже. Остальные в недоумении колупают пальцем клеенку на столе. А все остальные недоумевают – что я к вам прилепился с этими вопросами? Но я для того и говорю, что нету разницы между нами и Марфой. И Господь потому и призвал нас, удостоверяя, что этой разницы практически нет, иначе мы бы не были призваны и не были бы в Церкви. Но мы с вами уже больше, кто больше 20 лет в Церкви. Есть тут такие? Вот двое. А кто больше 10 лет в Церкви? Вон, целых трое. А кто больше 5 лет в Церкви? Все остальные. Видите как. А кто спит и не знает, сколько он времени в Церкви? Все еще спят. Ну ладно. Видите как. И всякий живущий и верующий в Меня, – говорит Господь, – не умрет вовек. Слышите? Веришь ли сему, – задает Он вопрос. Это Он каждому же из нас. Верите ли вы этому? В ответ что Марфа говорит: ей, Господи, верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Так кто из вас сейчас так вдруг воскликнул, от порыва сердца не удержался, и прямо. Ангелина Евгеньевна как сидела так, так и осталась сидеть.
Следующий случай. Иисус говорит: отнимите камень от гроба Лазаря. Марфа говорит Ему: Господи, уже смердит, т. е. после всех этих, после такой встречи и разговора с Господом да, тем не менее вот видите как, она остается все-таки в некоторой схваченности естеством, и в этом естестве относительно Лазаря, все-таки пережив его смерть, продолжает удостоверяться в реальности этого факта. Господи, уже смердит. А Иисус говорит ей: Не сказал ли Я тебе, что если будешь веровать, увидишь славу Божию. И скорее всего, Евангелие не говорит об этом, но скорее всего Марфа воспрянула: Господи, сказал, верую – и повторила наверно, эти слова, но уже относительно уже не себя самой и не Христа только, а и Лазаря в том числе. И вот, при ее уже такой пробужденной в вере, Господь, удостоверяя эту ее веру, вдруг возглашает – Иисус возвел очи к небу и сказал: Отче, благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Кто призывает ко Христу? Отец Небесный. Никто не может, – говорит Господь, – прийти ко Мне, кого если Отец не призовет. И вот это, что Ты услышал Меня, благодарю Тебя, Отче, – Он возглашает по поводу Марфы. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал сие для народа, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь, иди вон. Если бы не было этого разговора с Марфой, и такого неожиданного пробуждения Марфы навстречу: Верую, Господи, что Ты Христос – тогда непонятны были бы эти слова Господни: Отче, благодарю Тебя, и не было бы понятно, почему сказано, что сказал сие для народа, подтверждая тем самым о том, что на примере Марфы – каждый из вас сейчас призван к тому же самому исповеданию, которое исповедала Марфа. И после того, как Он это все в народе как бы приподнял, как бы побудил, как бы восстановил, Он вдруг в подтверждение этого восстановления возглашает громким голосом: Лазарь, иди вон. И вышел умерший, и многие, видевшие, что сотворил Иисус, уверовали в Него. Как удивительно вообще, конечно, очень лаконично слово Евангельское, но как удивительна точность действий Господних, которыми Он не просто являет напоказ чудо Лазаря народу, а являет для того, чтобы многие уверовали, а для этого народ приуготавливает к этому. И выбирает ту, которая может это приуготовление побудить и в народе тоже. И потом, когда мы будем слышать Господню молитву, в которой Он просит Отца Небесного: благодарю Тебя за тех, которых Ты Мне дал, а затем дальше, и тех, которые по слову их, т. е. первых, пошли за Мною, по слову их. А здесь по слову Марфы, по примеру Марфы весь остальной народ пришел в некоторое, пока еще для себя неясное пробуждение или возбуждение, они может быть и не понимали, что происходит, но что-то же происходило, потому что перед этим совсем весь народ знал о том, что иудейский Синедрион ищет Христа, уже ищет, после Лазаря так вообще уже активизировали все свои поиски для того, чтобы уже конкретно убить и Лазаря, и Христа. И вдруг во всеуслышание Марфа возглашает: верую, Господи, Ты – Христос, Сын Божий. Конечно же, вот, что-то произошло и с народом, который слышал все это и видел, и Марию поднявшуюся и побежавшую к гробу Лазаря, и последовал за нею, ведь это были те, которые пришли как-то поучаствовать в беде двух сестер, и уверовали многие видевшие, что сотворил Иисус.
А дальше смотрите. Сотник сказал: Господи, я недостоин, чтобы Ты – это тот самый сотник, который просил за своего сына. Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, вернее, за своего слугу, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой. Немножко возвращаемся назад, после этих напряженных, таких высоких уже событий, возвращаемся назад к сотнику. И говорит сотник: ибо я имею у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди и идет, и другому: приди, и приходит. Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам: и в Израиле не нашел Я такой веры. И сказал Иисус сотнику: Иди, и как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час. К какому из предыдущих случаев относится данная вера сотника? Задумайтесь. Пусть это будет для вас размышлением, благодаря которому усвоится эта разность веры и разность состояния людей, свидетелей Христа в то время.
А вот братья Самого Господа, братья Его Христа, сказали Ему: Выйди отсюда, из Галилеи, и пойди в Иудею. Если Ты творишь такие дела, о каких они слышали от Него и по слухам, то яви Себя миру. При этом они Его выдворяют из Галилеи в Иудею в то время, как Христос Сам не шел в Иудею, потому что там уже искали Его взять. А братья, смотрите, что делают – нечто то же самое, что когда-то с Иосифом поступили его братья. Потому что как-то настолько они не верили в Него, что Он как-то их раздражал. Сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, ибо и братья Его не веровали в Него. На это Иисус сказал им: Мое время еще не настало. Вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит, имея в виду Иудею. Потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы. И сказав, что вас мир не может ненавидеть, тем подтверждает, что они принадлежат миру сему. И говорит о их состоянии, в каком они тогда пребывали, хотя при этом, мы, смотрите – это Его братья родные, которые со Христом прожили 30 лет, правда, один из них, старший, в итоге становится потом апостолом.
Следующий случай, двенадцатый. Много толков было о Нем в народе, одни говорили, что Он добр, а другие говорили: нет, но обольщает народ. Впрочем, никто не говорил о Нем явно, боясь иудеев, многие же из народа уверовали в Него и говорили: Когда придет Христос, неужели сотворит больше знамений, нежели сей сотворил? Видите какая разная молва шла в народе, в разном, по-разному люди откликались на совершающееся на их глазах. Так падшее естество при религиозности, погруженной в это естество, по-своему относится к событиям, и при этом это значительная часть народа разно толковали события, которые видели. Многие пришли не только для Иисуса, но чтобы видеть и Лазаря, которого Он воскресил из мертвых. Ради него многие веровали в Иисуса – ради Лазаря веровали в Иисуса. Т. е. это вера, которая держится на чем? На Лазаре, на чуде с Лазарем, а вовсе не на Самом Христе. Слышите, да – вот вам ключ к различению веры, на чем держится вера, да, вера, но на чем держится? Поэтому когда говорит Господь в другом месте, уже в Своей речи, обращенной к нам, что одно дело – когда построен дом на песке, и другое дело – построен дом на камне, а потом открывает ученикам Своим, что камень этот есть вера. А оказывается, вера может быть песок, а вера может быть камень. И о том, что эта вера во Христа через Лазаря – она совсем песчаная – это показали буквально через неделю последующие события. Услышав, что Иисус идет во Иерусалим, народ взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: Осанна, благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев. Ну вот, в одном из толковании, которое я приводил, богословского, на прошлой беседе, говорится о том, что Израильский народ действительно ждал царя Израилева, как того царя, который самому Израильскому народу даст преимущество перед всеми народами мира, и сделает народ Израиля первым народом в мире. И ради такого царя они ждали Мессию. И тут, смотрите – осанна, благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев. А в это время Синедрион между собою, т. е. вожди народа и возглавители народа беспокоятся, смотрите, – говорят они, – этот из Галилеи уже увлекает за Собою весь народ. Чего они волновались – ну пусть увлекает, подумаешь там, пусть исцеляет, еще что-то. Нет ведь – они же волновались о том, что Он увлекает их как подданных нового царя, а народ-то и рад стараться, он и возглашает это в открытую, тем самым сильно раздражая Синедрион. Они же возглашают: Благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев, – т. е. они уже Его возглашают Царем своим. И это стало причиной крайнего раздражение Синедриона, после чего уже Синедрион точно вознамерился только одно сделать – это уничтожить, и Лазаря, и Христа, и Христа, и Лазаря. Ну вот, еще об этом народе немного Евангелие от Иоанна говорит: Народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек, как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому – когда Христос об этом предвозвещал, Он говорил имя прямо, что вот должно быть вознесену Сыну Человеческому. Как же Ты говоришь, что должно быть вознесено, когда мы знаем, что Христос пребывает вовек? Кто этот Сын Человеческий? Столько чудес сотворил Он пред ними, – дальше говорит евангелист, – и они не веровали в Него, да сбудется слово Исаии пророка: Господи, кто поверил слышанному от нас, – восклицают пророки, да, – Господи, кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня? Потому и не могли они веровать, что как сказал еще Исаия: народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видит глазами и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Впрочем, многие из начальников уверовали в Него, но ради фарисеев не исповедовали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию. Видите, какое разнообразие вообще реакций народа на явление Христа. И Исаия еще за много, за тысячу лет практичеки, да, он открывает причину, почему такая разница и почему многие не уверовали. Потому что ослепили глаза свои, затем – окаменили сердце свое, и потому не видят глазами, и не уразумеют сердцем. И дальше: и не обратятся, чтобы Я исцелил их. В то же время мы с вами сейчас услышали несколько случаев, а их было немало, когда исцеление глаз произошло и растеплились сердца.
Следующий случай. Привели бесноватого к Нему, Иисусу, и спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства, сжалься над нами, помоги нам. Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему, и тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи, помоги моему неверию. Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, и сильно сотрясший его дух вышел. Где мы еще подобное, неожиданное такое восклицание слышим, как здесь. где так же воспрянул вдруг человек, и сразу обрел чаемое, восчаялся в один момент и тут же обрел – разбойник на кресте. И здесь, смотрите – и тотчас отец отрока воскликнул со слезами – со слезами – это речь идет о том, что покаяние сразу же растеплило сердце его. А воскликнул – это значит, воспрянуло все его естество навстречу Богу, а тотчас – говорится о том, что он пробудился в одночасье, но то же самое произошло и с разбойником на кресте, только у разбойника это от страданий крестных, а у отца – от страданий отцовских за сына своего. Стоит среди вас, – говорит Иоанн Креститель, – Тот, Который будет крестить Духом Святым и огнем, т. е. страданиями.
И последняя выдержка о народе. После того, как брением Иисус исцелил слепого, а фарисеи, допрашивая его, выгнали его вон, Иисус, найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия? Он отвечал: а Кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него? Иисус сказал ему: и видел Ты его, и Он говорит с тобою. Он же сказал: верую, Господи, и поклонился Ему. И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы. Вот вам еще один пример человека, который в одночасье вдруг исповедал Христа, так, что видите, как много возможностей открывается для нас с вами, как постепенный, так и поэтапный, постепенный, когда он невидимо произрастает в нас семя брошенное, семя веры, брошенное в нас, огонь веры, запаленный в сердце, невидимо для нас произрастает – один вариант. Другой – поэтапно, когда мы от шага к шагу, от факта к факту идем, как ученики Христовы шли и видя все эти события, и слушая Христа, сами тоже становились в вере своей разгорающимися в сердцах своих. А равно можем так вот в одночасье буквально сразу, встрепенуться только лишь, только лишь услышать слова Господни. Вот я же вам их много сейчас произнес – почему вы не встрепенулись? Возможность-то эта уже же есть, сидите улыбаетесь, да, но не встрепенулись.
Ну вот, и теперь давайте небольшой такой вывод что ли подведем – как же вели себя люди по отношению ко Христу? Ну, видимых поведения три рода. Первый род – это сбегались, звали, просили, кричали, шли за Ним толпами, приветствовали, как Царя Израильского, постилая пальмовые ветви. Вот первая реакция на Христа, первый вид вернее. Второй вид – что делали? Собирались, слушали, приходили, приносили больных. И даже однажды за обилием народа не могли внести больного, а разрыли крышу и прямо спустили перед Господом больного своего. Собирались. Помните, да 4000, не считая жен и детей, или 7000 не считая жен и детей – собирались. Как собирались? В месте, которое отстояло от Иерусалима в двух днях пути. При этом никаких объявлений, указаний – как могли собраться? ведомые каким-то наитием ангельским, да, вот, тем не менее собирались. Слушали, по многу часов, так, что даже за два дня голодали, так что пришлось их потом чудесным образом кормить. А в горницах когда собирались по целую ночь слушали Христа, приходили к Нему со всех концов Иудеи, со всех концов Палестины, из разных городов, шли, приходили, мало того, еще и приносили с собою больных. Вот второй вид поступков людей. И третий вид – становились учениками, правда, тут мы видим три разные меры этого становления, даже четыре. Одни были учениками до слов: отвергнись себя, раздай имение, или же: не имею где главу приклонити. До этого момента были учениками, но когда услышали это, оставили Христа. Другие – до слов о жизни вечной, о Царствии Небесном, чаяли-то и ждали царя Израиля, а тут вдруг Царство Небесное, вечная жизнь, и до этого момента шли за Ним, а потом оставили. Третьи – дольше всех шли за Господом, но опять же до слов о плоти и крови и о вкушении их, чтобы спастись. Когда услышали это, тогда уже совсем все оставили, так что осталось со Христом только лишь 12 Его учеников. Четвертые были учениками до взятия Христа стражей – это даже те самые, которые остались в горнице 12 и которым Господь сказал: Не хотите ли вы тоже Меня оставить? – за всех вместо них ответил Петр: Господи, к кому же нам идти, если у Тебя глаголы о вечной жизни? И тем не менее, когда взяли Христа, стража взяла Христа, то разбежались и эти ученики. И наконец, пятые оставались с Ним – Петр оставался до претории и до момента, когда его уличили трижды: и ты был с Ним – а он отрекся. И наконец, жены-мироносицы и Иоанн юный остались с Ним, Христом, до конца, до смерти и после нее, потому что первыми все равно продолжали, пришли ко гробу опять же те же самые жены, т. е. они и после смерти остались с Ним, хоть и уже умершим. Т. е. видите как – ученики Христовы – разные ученики, хотя практически все они имели благословение Божие: идите проповедуйте и чудесами собирайте народ, и они совершали эти чудеса. И семьдесят было среди них, которые тоже были благословлены Христом и пошли, двое из которых потом стали евангелистами. Но в это время они вот видите как – одни до каких-то слов дошли учениками, другие – до каких-то других, а уж после стражи вообще все разошлись. Т. е. вот вам власть, сила естества человеческого, которое, будучи падшим, до такой степени затмевает сердцу человеческому Бога нашего. Это то, что должно быть преодолено, но видите как – Иоанн предтеча уже предвозвещает, что ничем другим оно не может быть преодолено, кроме как сначала таинством Самого Христа, крещением Духом, а затем уже собственными страданиями, которыми мы должны будем пройти крестный путь за Христом, чтобы в этих страданиях наших Господь огнем нас крестил, огнем страданий крестил. Это предвозвещается. Поэтому и вся наша с вами жизнь – она не может быть мимо всего этого. И потом дальше мы вот на следующей беседе будем слушать уже непосредственно слова Самого Христа – много услышим об этом, об этих путях Господних, мимо которых нельзя пройти, нельзя, ну как сейчас многие так полагают, что вот – милостив Господь, любящий Христос, поэтому ну и живите вы просто, и особенно-то ничего не надо делать, вот, и будешь спасен. Как бы не так.
Ну вот, а теперь после того, как мы увидели, как вели себя люди по отношению ко Христу, зададимся вопросом: а чем реагировали люди на Христа, чтобы такое поведение было? Т. е. чем-то внутренне же они откликнулись да? Чем они реагировали? Подобно же и сейчас – чем мы с вами реагируем на Христа? Или например, на те же самые мощи, вот в Волгоград привезли мощи, главу апостола Луки – сколько народу было, вот чем-то они же отреагировали, да. Потом пояс Богородицы, который при первом приезде в Петербург его сопровождал игумен Ватопедского монастыря, Ефрем, архимандрит Ефрем, а потом вернувшись к братии, сказал, что я нигде не видел, никогда не видел такого живого отклика, как это было в России. Но вопрос: чем же отреагировали у нас в России в наше время на эти явления божественных святынь? Ну вот, наблюдая сейчас за тем, как реагировали люди, очевидцы Христа, мы можем это сопоставить и с нами с вами. Итак, первое, чем реагировали: интересом, послушать, да, и любопытством – посмотреть. Корыстью – получить что-нибудь, и наконец, потолкаться рядом наудачу – может что перепадет. Второй род, чем реагировали – реагировали нуждою – болезнь, одержание. Третье – религиозностью, когда пошли по слову Иоанна – он им сказал, что вот стоит среди, есть Тот, Который есть Мессия. А другие сами пошли, т. е. услышав друг друга, услышав слухи, но тем не менее отреагировали не интересом, не любопытством, и не нуждою, потому что не было ни того, ни другого, но услышали, откликнулись религиозностью и пошли, сами пошли. Ну и наконец, друг друга позвали, убедили, так как Филипп позвал Нафанаила, сами пережив встречу, позвали других, значит, вот третий вариант, чем откликнулись – это религиозностью своею. И четвертый – это верою. Верою, когда Отец Небесный призвал, и пошли, или когда Сам Господь позвал, и пошли, или когда Дух Святый наставил – и пошли. Ну, я сейчас подробности не буду вам сопоставлять за неимением времени – сами это все сделайте и посмотрите, это удивительно в этом смысле конечно, участие Святой Троицы уже в людях, следовавших за Христом. Результат во всех разных реагированиях у всех разный. В первом случае – интерес, любопытство, корысть, наудачу. За душою у этих людей нет ничего серьезного. Понятно, что когда взяли под стражу, то они первые разбежались и сказали: а мы серьезно-то и не верили. Во втором, когда была нужда и она была исполнена, когда Господь по милосердию исцелял или изгонял бесов, и это по всей видимости получали десятки, сотни и тысячи людей, на том все собирание ко Христу у них и заканчивалось, получили свое – больше нет нужды. Оставались только память, может быть, благодарность об этом, за это, уважение, достоинство, т. е. почитание как пророка, как сильного делом, что-то такое было. Нужда даже как память, как благодарность и даже как почитание, не дает силы, даже и не зовет, чтобы следовать за Христом, тем более, в последующем в крещении, а тем более в крещении огнем, в страдании – т. е. ничего этого не дает исполнение нужды, если ты по нужде получил что-либо от Христа, то дальше ничего подвижнического и особо-то из этого не родится.
И вот, в четвертом случае, когда реагировали верою, тогда давайте посмотрим – что же это тогда за такое реагирование. Мы уже в самом начале сегодняшней беседе об этом начали говорить, и я еще раз просто напомню, что под словом вера имеется в виду тот внутренний отклик человека, в котором он вдруг воспоминает как минимум рай, воспоминает Адама в раю и Бога, Творца Адама, воспоминает единение Бога с Адамом, и появляется в нем следующее после памяти особое дарование веры – это чаяние рая, которое появляется в покаянии. Итак, вера имеет шесть разных проявлений. Первое – памятью о рае, в нашем случае сейчас в наше время это теперь память смертная, то, что святые отцы называют памятью смертною. Каин не имел памяти о рае, хотя и открыто общался с Богом, но и бесы тоже открыто знают Бога, и трепещут перед Ним. Но как Каин, не имеющий памяти о рае, не стремился в рай, а весь был посвящен земной жизни, так и бесы, явно зная Бога и видя Его перед собою, вовсе не собираются возвращаться к Нему, потому что исполненные дерзости отложения своего от Бога, они в этом дерзком своем самобытии не имеют никаких потребностей уже возвращения и восстановления в Нем и с Ним, потому-то и духовная дерзость в нас, в людях есть ужасная болезнь, страшная болезнь, которая во многих, кого она поражает, практически не восстанавливаемая и не исцеляемая. Поэтому более всего бойтесь этой дерзости, а началом этой дерзости есть фарисейская закваска, фарисейская закваска – это и есть начало дерзости.
Так вот, возвращаемся, все-таки память о рае – сегодня это как память смертная. А вот следующее проявление веры – это чаяние рая – оно как раз проявляется у нас как покаяние, мы с вами отчета себе не отдаем, почему вдруг покаяние, тот, кто переживал покаяние – он не может сознать вполне, что это чаяние рая, но именно оно, чаяние рая как раз живое чаяние пробуждается покаянием. Иоанн Креститель призывал к покаянию, т. е. пробуждал чаяние рая, более того, уже говорил о Царстве Небесном. Давайте послушаем. В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской и говорит: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Я крещу вас в воде в покаяние, но идущий за мною сильнее меня, я недостоин понести обувь Его, Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата, которою подбирают зерно в гумне и отлагают его от других предметов – лопата в руке Его, и Он чистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Вот, о каком чаянии рая возвещает в покаяние сначала водное, как Иоанново покаяние, Иоанн Креститель, а затем уже возвещает покаяние, которое совершается дыханием Святаго Духа, сходящего от Бога, от Христа, ибо кому Я, – говорит, – пошлю, – тот придет ко Мне, Духа Святаго, Духа истины пошлю вам. И далее Сам Я поведу вас путями Своими, крестными, и буду на них крестить вас огнем. Ну вот, святые отцы об этом огненном крещении много чего написали, жития святых это огненное крещение много рассказало, и мы сейчас с вами когда читаем Дмитрия Ростовского, Четьи-Минеи, мы поражаемся, какие удивительные вообще примеры этого огненного крещения Господь ниспосылает Своим верным.
Третий вид веры, третья степень веры – когда вера откликается на призыв в Царствие Небесное к вечной жизни, она слышит этот призыв. И уже с этого момента не может иным образом жить на земле, кроме как будучи призванной в вечную жизнь, но не здесь на земле, а в Царстве Небесном. И тогда для такой веры все, что мы слышали сегодня из Апокалипсиса, становится живой реальностью, которая нас зовет туда же, это и есть апокалиптический призыв к Царству Божьему, Царству Небесному, на небе в вечную жизнь, где имя, которое даст Бог, будет положено на чело каждого из нас.
Следующая степень – самим чаянием Царства Небесного и вечной жизни. Если предыдущая степень веры – она постоянно памятует о призыве и живет этим призывом, то следующая степень веры уже живет чаянием Царства Небесного, и тогда она выводит уже, эта степень, на огненное крещение. И тогда появляется в человеке пятая степень – чаяние воскресения, т. е. нетления и чистоты от греха, т. е. душевного здравия, чаяние, т. е. исполненное живого, живой силы, значит, жажды и желания, исполненное живой силы добиваться, искать и вкушать эту нетления чистоту, желать душевного своего здравия, т.е. свободы, чаяния свободы от проклятия и смерти, т. е. здравия духовного. И наконец, чаяние целомудрия, т. е. усыновления Святому Духу и Самому Господу, Христу, целомудрия как усыновления Святому Духу и Господу. Ну и наконец, вслед за чаянием воскресения шестая степень веры – это опыт воскресения, непосредственно сам опыт воскресения твоего, который в тебе совершается Господом, и Его собственное воскресение Господь дарует тебе и делает тебя воскресшим – где? В таинствах, в молитвах и в бытии церковном, т. е. в церковном укладе, укладе церковной жизни, опыт воскресения. Ну вот, на этом сегодня пока закончим, в следующую пятницу пойдем дальше к вере учеников и непосредственно к словам Господним о вере, что Он Сам говорит, о истоках, о ее силе, о ее славе, и многом другом.
10. Беседа: Христос. Вера. Имя
Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер, у нас сегодня 10-я, да, пятница, 10-я беседа, мы во втором разделе, разделе веры. В целом наша тема «Христос, вера, имя». И в прошлый раз мы первую беседу начали в этом разделе о вере, и сегодня продолжение. Почему мне так, для меня так важно говорить сегодня об этом, о вере нашей? Ну, во-первых, сейчас перед реальностью церковной действительности, когда много людей, которые, войдя в церковную жизнь и пережив, вот особенно период призывающей благодати, где очень живо и ревностно, исполненная силы началась религиозная жизнь у каждого из нас, но вот уже кто-то 5 лет в Церкви, кто-то 10, кто-то уже и за 20 лет церковной жизни своей, у меня у самого 38-й год уже идет церковной жизни, очень много конечно, со дня крещения, в 29 лет. И мы видим, что в большинстве своем мы – люди, и мы с вами как уставшие путники и порою изнемогающие в силах своих, и временами не очень даже разумеющие, куда идут, и куда движет нас наша жизнь, где мы вообще. При этом, ну наша видимая церковная жизнь так достаточно отчетливо, ясно происходит, тем более в Отраде мы постоянно в церкви, в храме на богослужениях, воскресные дни не пропускаются, праздничные дни тем более не пропускаются, хотя вот уже видно, что если в период студенческой молодежи, которая в училище на 3-5 лет приезжала для обучения, они уже к началу службы заполняли храм, сейчас зайдешь в храм, служба начинается, а в храме стоит немного людей, потом постепенно там где-то уже к утрени начинает собираться народ, а уж на само Евангелие и помазание после Евангелия – тут уж и вся Отрада почти в храме. Но помазались – и опять в храме половина народу осталась, т. е. жизнь как-то она и есть, но она все более принимает такой будничный религиозный характер, где религиозная жизнь живет как потребность религиозная, а потребности мы знаем с вами – они обладают способностью удовлетворяться, при этом они имеют свою регулярность, мы регулярно садимся за стол, но при этом удовлетворившись за столом, накушавшись, мы уже до следующей еды вообще не вспоминаем про пищу, так и с религиозной потребностью происходит. И начинаешь невольно думать: а вера – это и есть религиозная потребность? Ведь то, что было с нами, когда была призывающая благодать, а по благодати конечно вера, – иное отличается от того, что есть сейчас, живая, порою ревностная религиозность отличается от того, что мы переживали в период призывающей по благодати веры. Тем более, как-то вот заставляют всерьез думать и встряхиваться, и отрясаться слова Евангелия о том, что в последние времена придет Христос на землю – найдет ли веру. Хотя при этом старцы и пророчества святых отцов говорит о том, что к тому времени как раз про это время, про которое говорится, что найдется ли вера, говорится, что храмы будут полны народа. Мало того, из учение о Церкви о антихристе видно, что антихрист будет прямо заинтересован в том, чтобы весь народ на земле был религиозен, потому что иначе невозможно поклониться ему как Богу. А так как он будет ждать и искать именно этого поклонения, то соответственно, это поклонение должно быть исполнено религиозным чувством людей. Поэтому, конечно, вопрос веры и религиозности становится для нас очень серьезным, тем более, что святитель Феофан Затворник в своей книге «Путь ко спасению» раскрывая наш путь после периода призывающей благодати, как раз в этот период, во время переходное – от призывающей благодати к содействующей, именно этот период разворачивая и раскрывая по его, по состоянию, в котором пребывает человек в этом периоде, и что ему необходимо делать для того, чтобы выйти из своего греховного состояния и подводит к моменту содействующей благодати, и дальше уже ничего не пишет, т.е. «Путь ко спасению» им как книга завершается на этом этапе, где содействие благодати уже начало быть и дальше как бы святитель Феофан полностью уже отдает нас самой благодати, и дальше она будет уже водительствовать, коли она вступила в содействие. А вот чтобы она вступила в содействие, необходимо человеку в период переходный от призывающей благодати к содействующей научиться действовать навстречу благодати, действовать навстречу Святому Духу. И об этих действованиях он и пишет в своей книге «Путь ко спасению». И вот одна из важных таких глав, правда, небольшая по объему – это различение между душевными и благодатными состояниями, где совершенно очевидно, он говорит, что душевное состояние, которое человек часто принимает за благодать – это есть собственно говоря, религиозность человеческая. А вот благодатное состояние – это уже собственно сама вера, которая не от людей, которая от Бога и которая и приходит по благодати, и благодатью поддерживается, и ею же усовершается, возгревается, усовершается. Поэтому он всею своею книгою «Путь ко спасению» настаивает на том, чтобы труды к удержанию в себе благодатного присутствия были бы свойственны человеку, не просто как некая повседневная реальность, а как тот труд, то подвижничество, которое необходимо всегда совершать, т. е. тот самый подвиг жизни в вере, поначалу в религиозности, но пробивающийся вновь к вере, сокрытой в сердце нашем – чтобы этот труд не останавливался, не опускался бы человеком. И немало приводит даже вплоть до рецептов, как и что надо делать, правда, как я увидел, расспрашивая множество разных людей, большинство людей, доходя до этих глав, где рецептурно расписывается, что надо делать, а оно расписывается поэтапно, буквально побуквенно: А, Б, В, Г, Д, – в одном случае, в другом: А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З, в третьем случае: А, Б, В, Г, – и так далее. И люди, когда доходят до этих мест, они как-то первые два перечня – А, Б, В, – прочитывают, а третьи уже не в силах дальше читать и оставляют книгу, правда, там уже больше и читать нечего как бы, т. е. эти рецепты достаточны счел святитель Феофан, и если их исполнять и по ним в общем-то устраивать свою внутреннюю жизнь, то тем самым мы с вами и сможем подойти к возгреванию чувства решимости следовать за Богом – вот на этом заканчивается книга святителя Феофана, раскрывающая подвижничество. Там третья часть уже – сам весь просто порядок жизни в таинствах Церкви. Т. е. я к тому, что действительно надо различать, где мы остаемся с религиозностью, и при этом с сокрытою собственно самой верою, которая есть действие благодати. И удовлетворившись своей религиозностью, тем более еще и своей человеческою ревностью в ней, мы можем и остаться на том этапе. Но так, как в вере нельзя и тем более в религиозной жизни нельзя и тем более в вере останавливаться на одном месте, так же как и на ледяной крутой горке нельзя останавливаться на одном месте, потому что начнешь сразу катиться вниз – надо все время карабкаться – так и здесь, святитель Феофан говорит, что если не трудиться, то можно совсем обмирщиться, а не заметив этого, прийти уже однажды в такое состояние, из которого восстать уже заново будет невозможно. Ну вот, это все как-то заставляет меня еще и еще раз говорить о вере, с одной стороны, раскрывая ее содержание, а с другой стороны, побуждая вот к тому, чтобы шли к туда, по удержанию ее в себе, по побуждению ее в себе, и дальше развитию ее в себе. Правда, насколько это удается именно в беседах, сейчас удастся это в беседах делать, – не могу сказать, потому что разумное содержание о таком предмете, как вера – не всегда дает возгревание веры. А обилие такого содержания о вере – вера и такая, вера и такая, и в таких движениях, в таких действованиях – вот в итоге как-то и отвлечь собственно от самого сердечного верования. Ну вот, и вот в некотором таком узком что ли прохождении, чтобы и туда не запасть, и это не утратить, – вот сейчас я буду пытаться как-то вот идти в этих беседах, чтобы не преизбыточествовать знаниями о вере, и как-то побуждать живое движение веры, уже в самих беседах совершаемое.
Напомню еще раз важные моменты прошлой беседы о вере. Мы, после прочтения эпизодов из Евангелия, мы прочитали 16 эпизодов из Евангелия, где Евангелие приводит примеры веры людей, Евангельского периода, мы увидели, что здесь собственно говоря, три рода поведения у людей оказалось вот – один род людей просто услышав о Христе, и о Его чудесах, о знамениях вот да, сбегались, кто-то, имея нужду в исцелении, звали, просили Его, кричали даже Ему вослед, чтобы Он исцелил их, и Он исцелял. Много людей шли за Ним толпами, а в конечном итоге при входе Его во Иерусалим на жребяти, на жеребенке, приветствовали Его, как Царя Израилева. Вот первый вид отношений людей ко Христу. Второй род людей, которые побыв во всем предыдущем, и пережив даже на себе самих исцеления, действия Его целительное, не оставили Его, а стали за Ним идти след в след, дабы теперь уже что делать? Чтобы слушать Его. И вот, этот второй род людей – он уже собирался к Нему, слушали Его, внимали Его учению по многим часам. Мы видим, что там, где вдали от Иерусалима, в двух днях даже пути, собиралось 3000 народа, они слушали два дня, не переставая, 4000 народа, 7000 народа, не считая жен и детей, слушали, и не просто час, два, три, как мы с вами беседы слушаем, а слушали полные сутки, двое суток, так, что совсем были голодны, и в итоге в одном из случаев было чудесное насыщение хлебами и рыбами, так, что в итоге от 5 хлебов и двух рыб собрали 12 корзин остатков, а при этом все эти тысячи народа наелись. Ну в общем, помимо этого еще и собирались в горницах, в самом городе, в одной из горниц так много собралось народу, что даже желавшие исцеления своему другу и товарищу вынуждены были залезть на крышу, и спустить через крышу, ну благо, соломенная крыша, дырку сделали и спустили своего товарища больного прямо к ногам, к коленям Иисуса. Люди слушали, внимали. Ну и третий род людей, которые после всех этих слушаний становились учениками Христовыми. И уже следовали за Ним постоянно. Среди них, конечно, в первую очередь – это 12 учеников, которые никогда не оставляли Христа, вторые – это те, которых потом Господь послал как 70 апостолов проповедовать. Третьих, которых тоже посылал, и они возвращались ко Христу и говорили, радовались, что даже бесы нам повинуются, вот да. Ну вот, это в общем, немалое число людей, которые последовали за Христом, сделавшись учениками. Мы видим здесь два рода отклика Христу. В Евангелии эти два рода обозначаются такими словами: первый род – это и многие уверовали, это присутствует как минимум три раза в текстах всех четырех Евангелий: и многие уверовали. А второй род последовавших за Христом – это те, которые пережили на себе личное участие Христа, либо в исцелении, либо в призвании, когда Господь позвал их, либо в беседе, когда Господь беседовал и говорил лично Сам с ними. Там, где мы говорим о первом роде людей, – многие уверовали, – первые из них – это в апостоле, в Евангелии от Иоанна говорится, что об Иоанне Крестителе, который не совершил никаких чудес, но говорил истинно. И многие уверовали по слову его в Того, о Ком он говорил. Какая причина в уверовании? Евангелие говорит: он говорил истинно, т. е. значит, было слово его исполнено силы, хотя при этом никаких чудес, предварительная фраза – никаких чудес он не совершал. И вот, по слову Иоанна Предтечи многие уверовали. В другом случае многие уверовали – говорится о том, когда говорил Господь многому народу, и слушали Самого Господа, не исцеления видя, не знамения Его видя, а просто слушая слово Самого Господа, многие уверовали в Него. Третий раз слово много уверовало, немало уверовало – говорится о начальниках Иудейского народа: И многие из начальников уверовали в Него, хотя и боясь фарисеев, не открывали свою веру, дабы не быть отлученными от синагоги. По всей видимости, это люди тоже на себе они не пережили никакого сугубого такого действия Христа, но при этом видя совершающееся на их глазах, оказались людьми, которые были как-то видимо приуготовлены к тому, чтобы от увиденного уверовать. Ну и вот второй род людей – это те, которые непосредственно на себе пережили то или иное чудесное воздействие Самого Христа, в каком-то тесном и узком их собственном обстоятельстве, – то ли просили за больных детей, то ли сами просили исцелить их, слепого, хромого там, или же у купели 47 лет лежащего. При этом очевидно, что то и другое не просто в чистом виде, что одни вот так, а другие – только так, а скорее всего, услышавшие слово, укреплялись – слово Иоанна, и поверившие во Христа укреплялись какими-то знамениями, пережитыми на себе самих. Те, которые пережили на себе самих, затем укреплялись словом, сказанным Христом в целом всему народу, хотя никаких специальных в этот момент действий по отношению к людям Господь не совершал, но словом Своим умножал их веру, исцеленных людей. Т. е. вот здесь такие внутренние пересечения движений веры переживались людьми. Соответственно, это означает, что и мы с вами вполне можем хранить те и другие действования нашей собственной веры или религиозности, в которых мы откликаемся на Евангельское слово, откликаемся на богослужебное или молитвенное действование, откликаемся на различные действия Промысла Божьего. И поэтому я это говорю к тому, чтобы мы имели навык, который Матерь Божья имела, Она все чудесные явления, совершающиеся со Христом, от момента Его в утробе пребывания, рождения до самого креста, Она слагала в сердце Своем. И это питало Ее, это хранило Ее отношение со Христом. Так этот навык умения хранить в себе эти живые побуждения или пробуждения веры – очень важен для человека. И если ты будешь эти живые прикосновение благодати, тем более, которая дает тебе веру в нынешнее время сохранять, то как твоя жизнь будет устраиваться в мире сем, в этом обилии всяких разных сует, хлопот и впечатлений, где глаза видят и рекламу, и шум города, а кто-то еще до сих пор и телевизор еще включает по два-три раза в неделю, а то и целыми днями. Естественно, что ты хранящий в себе дыхание веры, начнешь ограждать себя от всего того, что тебя рассеивает и увлекает во внешний мир. Навык этот хранения в себе движений веры настолько важен и настолько серьезен, что только одним только этим навыком, кто начинает заниматься – он уже через это только меняет весь, все окружение действования вокруг себя, а соответственно, весь образ своей жизни. Мало того, меняет многообразие разных дел и забот в своей жизни – меняет, потому что он вдруг начинает замечать, что эта погруженность в суету и многозаботность прямо отвлекает сначала, потом умерщвляет эти памятования прикосновений благодатных или памятования веры, и в конечном итоге зачерствляет человека совсем. И мы в этом смысле тогда увидим, что оказывается, великое множество Израильского народа, на деле-то оказывается, и вообще и не уверовали, мы сейчас говорим о тех, которые уверовали, которые пошли, и вроде бы которые исчисляются числом аж 3000, 7000, а если еще при них еще жены и дети, то тогда это наверное, там, где 7000 там наверно все 20000 наверное сидело. Но это и было все, что могло сидеть. Но Израиль – это же не 20000, это сто тысяч народу наверно, а то и больше. И вот все остальные – они были в крайнем ожесточении. И вот, недаром Евангелие вспоминает, Евангелие от Иоанна, Иоанн вспоминает пророка Исаию. Господи, кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня. Потому не могли они веровать, что как сказал еще Исаия: народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Апостол Иоанн приводит эти слова Исаии, характеризуя тот народ Израиля, который присутствовал во времена Христа, который в конечном итоге, особенно в лице своих вождей религиозных, фарисеев и книжников, сильно забеспокоился и восстал против Христа и в конечном итоге привел Его к уничтожению, убил Его на кресте, казнил Его. Это тот самый народ, который составлял большую часть всего Израиля, по поводу которого Господь плакал, глядя на Иерусалим: Иерусалим, Иерусалим. И в конечном итоге пророчествовал о том, что камня на камне не останется от этого града, и действительно, через 70 лет Иерусалим был разрушен, а народ весь был Израильский рассеян по всему, с того времени до буквально нынешних совсем недавних времен Израильский народ, собственно говоря, и не жил в своем Израиле, он жил везде и всюду, где только можно по всему миру рассеянный. И только лишь лет 50 назад он начал вдруг собираться снова в Израиль – тоже кстати, одно из знамений последних времен. Две тысячи лет не собирался, а сейчас начал собираться.
Так вот, для нас очень важно, что смотрите – говорится, что не просто глаза их там ослепли и сердца их окаменели, – не так говорит Исаия, он говорит: народ сам ослепил глаза свои, окаменил сердце свое. Поэтому когда мы говорим сейчас о вере, о тех начатках веры, которые мы пережили и знаем в себе, которые получаем время от времени в своей церковной жизни, особенно после таинств, как важно сохранять эти начатки веры. Но что мы можем вместо этого делать? Мы вместо этого можем ослеплять глаза свои. Когда речь идет о вере, то глаза – это тот внутренний взор, вернее, это взор, который обращен внутрь себя и хранит впечатление веры, т. е. ты причастился, внутренний взор устремляя себя, ты хранишь причастие. Ты можешь не переживать особых каких-то новых состояний от причастия, но ты же видимым образом причастился. И тогда памятованием – это и есть твои глаза, ты устремляешься внутрь себя, удерживая просто память о том, что ты причастник. Поэтому-то и эта традиция церковная, что после причастия как-то стараться не общаться с людьми, а вообще даже и молчать, и даже до конца дня принятого таинства. И слава Богу, что вот как-то мои взывания и благословения в конечном итоге привели к тому, что часть Отрады уже серьезно так хранит, после причастия до 3 часов дня молчат – ну хотя бы так, да, уж там насколько устремляют свои глаза внутрь, т. е. взор памяти своей в причастность свою телу и крови – это дело вот личное, потому что молчать-то можно, но глаза могут при этом не внутрь быть обращены, а наружу, и все замечать да и подмечать. При этом это те же когда вслух воспринимают, что кто-то вдруг на тебя наехал или кто-то по тебе прошелся, или обозвал ненароком так между прочим, а ты уловил этим слухом, что про тебя там что-то такое неприличное сказали – это и есть то же самое глаза, т. е. ты вместо того, чтобы глазами памятования о причастии смотреть внутрь себя, ты вдруг глазами своими, чувствами своими, слухом и глазом обратился весь наружу, глазами весь рассеиваешься на разные события, которые происходят, хотя ты молчишь, а слухом при этом ловишь еще, особенно такие какие-нибудь задевательные для тебя слова. Очень непростой ведь опыт, хранить просто, опыт веры, опыт поданной тебе веры, хранить. И тогда невольно начинается совершенно другая жизнь, правильно? Образ жизни начинает быть другой. А тут сказано: окаменили сердца свои, – как это что это такое? Окаменить сердце свое – это значит совершенно убить веру в себе. Чем можно это сделать? Различным худым отношением к людям. Любое худое отношение к ближнему – это уже признак, что веры в тебе нет, сердце твое окаменело, хотя оно может быть при этом очень распалено раздражением, очень распалено обидою, но оно каменное по отношению к вере, по отношению к Богу. И тем более, конечно, никаких отношений с Богом в этот момент и в помине нет, потому что если человек так реагирует на самолюбием и самостью своею, и самоугодием своим на обстоятельства своей жизни, то понятно, что он в этот момент не имеет веру. Ну и тогда, чтобы так не происходило, чтобы все-таки теплота отношений к людям, и теплота отношений к Богу сохранялась бы в твоем сердце, а теплота отношений к Богу – это просто молитва, хотя бы ты удерживал бы молитвенность, молитву свою. Ты причастился или ты исповедался, у тебя мир на душе, и ты бы этот мир хранил бы хотя бы время от времени воздыханием к Богу. Правда, Серафим Саровский вообще говорит категорично, что до обеда взывай: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. После обеда: Пресвятая Богородице, спаси мя. И по-другому не будь. Ну, мы так никто не делаем. Но хотя бы до обеда вспомни несколько раз эту молитовку, и после обеда к Матери Божией вспомни несколько раз – хотя бы это попробуй внедрить в свою жизнь – это и будет некое потепление твоего каменного сердца. А если ты этого не можешь сделать, то очевидно, что окаменело сердце твое. Но не оно окаменело, Исаия говорит – нет не так, не оно окаменело, оно не окаменевает само по себе, это народ сей окаменил, – говорит, – сердца свои. Чем же мы можем с вами окаменять свое сердце? А очень просто – мы легки на осуждение – это и есть сам же ты окаменяешь свое сердце. Легки на уязвление, на обиду, легки на всякое суждение по поводу того, другого, третьего – там разговаривают двое-трое о каком-то событии – тебе надо непременно вставить свое мнение по этому поводу. Но это же ты окаменяешь свою веру. Это значит, ты это так делаешь. И если перестать, если начать хранить свою веру, то тогда оказывается, что многое, что тебе придется не делать, что сейчас нам свойственно и привычно. И поэтому, когда мы уж обращаемся к нашим правилам три по три особенно: не объясняйся, не пререкайся, не укоряй, – ну как это трудно. Я вот смотрю – мы уже пятый год уже я об этом говорю, три года, как уже кто-то это все-таки пытается так или иначе эпизодами в году это делать, и уже год, как кто-то вообще пытается регулярно это держать, ну, регулярно – это значит, хотя бы в неделю два-три раза вспомнить об этом правиле. Это некая уже недельная регулярность. А все остальное время-то мы так и остаемся. Я например, тех, кто рядом со мной, близко так вот, часто с кем общаюсь – я все время их ловлю: ты опять объясняешься, ну что ты пререкаться опять начал, со мной ты что пререкаешься? А так еще я тебе сейчас замечание делаю, а сам боюсь, сейчас мы с тобой расстанемся, а ты пойдешь от меня, укоряя еще про себя меня. И как это все, от этого уйти? Только одним образом – если ты очень захочешь все-таки удерживать опыт веры в себе, опыт благодатных прикосновений, опыт хотя бы фактов благодатных действований. Ты никаких переживаний в себе и впечатлений благодатных не пережил, не воспринял исповедавшись, не воспринял после причастия, но сам факт-то исповеди у тебя же был, факт причастия был, – памятовать об этом и соответственно этому как-то себя вести, удерживая это памятование. А когда ты вдруг чем-то это памятование вдруг прерываешь – отреагировал, обиделся, раздразился, или там, куда-то вставился, с кем-то пообъяснялся, кому-то пререкался, с кем-то пререкался, то тут же подхватись и начни каяться об этом, восстанавливая, что ты кинул, бросившись в это действие греховное. А ты кинул оказывается, память о том, что ты сегодня причастник, а вчера ты исповедался. Вот почему нам это очень важно, вот, вслушиваться в то, что происходило с Израильским народом, потому что на деле-то когда мы сейчас видим, более внимательно всматриваемся в эти примеры, то мы видим, что собственно говоря, какой народ был 2000 лет назад, такой он и есть сейчас. Какие движения и действования у людей были во времена Христа – таковые они и есть и сейчас, особенно-то ничего и не изменилось в самом человеке. Тем более когда мы говорим вот об этом, об этих способностях, – просто сбегаться к Христу, потому что любопытно или же интересно. Ну вот, например, очень яркий пример сейчас вот – прошли по России святые мощи, вот глава святителя, т. е. апостола Луки побывала во многих городах, потом пояс Богородицы из побывал во многих городах, потом рука Иоанна Крестителя. И мы видим, что как первые посещения святынь в городах приводили в волнение целый город, какие огромные очереди по многу часов стояли вокруг храмов, где находилась святыня. Но вот, уже третья святыня появляется, потом четвертая, а народу от одного раза к другому все меньше и меньше. И вот, уже в последние, когда уже стали просто чудотворная икона появилась у нас в Волгограде, так и вообще я пришел в храм, а там никого нету, так приходит несколько человек, заходят, уходят – уже нет этого наплыва людей. Но так же было и во время Христа, хотя там не просто была святыня, там чудеса совершались, и тем не менее народ постепенно привыкал к ним, а большая часть народа и вообще приходили в злобу и ярость, считая, что это волхование, что это ложь какая-то. Много толков было о Нем, – говорит Евангелие, – в народе, одни говорили, что Он добр, а другие говорили: нет, Он обольщает народ. Впрочем никто не говорил о Нем явно, боясь иудеев. И тем не менее, многие уверовали в Него, потому что кто мог больше знамений совершать, нежели совершил Сей, нежели сотворил Сей? Ну вот, о том, что собирались слушали – тоже это нам известно, мы тоже немало и в начале своей жизни собираемся и слушаем. Но по мере того, как жизнь церковная идет, годы идут, особенно десятилетия – все меньше и меньше мы уже собираемся и слушаем. Бывают периоды, когда и читаем все меньше, а то и вообще периоды, когда перестаем читать. А вот третий род поведения – становиться учениками Христовыми – вот тут-то оказывается, совсем не все просто. Т. е. в итоге оказывается, что ни первый род – сбегаться смотреть и стоять в очередях – несущественен, ни второй, когда мы много читаем или же сбегаемся на разные беседы, встречи с священниками, проповедниками и что-то там вот, у нас в город Волгоград все время кто-нибудь да приезжает из Москвы – вот полные залы народу. Но это оказывается, не столь существенно.
Третий вид отклика – он существенен, это становиться учениками Христовыми. И вот, в прошлый раз мы вдруг обнаружили, что оказывается, и учениками-то Христовыми можно становиться по-разному, т. е. до поры, до времени, быть учениками Христовыми. И напомню просто, да, что 5 случаев до поры до времени. Первые были учениками Христовыми до слов, которые вдруг услышали. Один услышал: отвергнись себя – не смог, оставил Христа. Другой услышал: раздай имение свое – не смог, и оставил Христа. Третий услышал: но Я не имею где главу приклонити, а ты хочешь следовать за Мною. Не имеешь где главу приклонити, – удивился желающий быть учеником, и до этого бывший учеником, но с этого момента оставил Христа. Вот, первый вид учеников, первый род учеников. Второй род – они дошли до слов о жизни вечной, о Царстве Небесном, и пришли в великое недоумение, как-то весь народ Израиля по большинству своему ждали царя Иудейского, царя Израильского, царя земного, который сделает – помните, историки раскрывают нам, что Израильский народ ожидал в Мессии Того, Кто их народ сделает первенствующим народом в мире. И они очень хотели быть такими вот лучшими из всех народов, и соответственно и властными, так что и их чтили, им поклонялись, ну и соответственно, они были бы и богаты через то. И где-то вольно или невольно там внешне может быть, но все-таки какая-то часть учеников Христовых разделяли этот взгляд на Мессию, и вдруг слова о вечной жизни, – а мы смертны, о Царстве Небесном, – а жду царя земного, Израильского. И услышав об этом, пришли в некоторое смущение и оставили Христа. Третьи, их уже видимо было не так много, но тем не менее, горница была заполнена, и вдруг Господь заговорил о плоти и крови, которые будете вкушать, и никто не спасется, если не будет вкушать плоти и крови Моей. И начались возгласы, даже вслух – как это можно слушать. И поднялись первые и в сердцах, обронив ругательства, вышли, остальные заколебались и тоже поднялись и вышли, и в конечном итоге осталось 12 человек. И Господь обращается к ним, оставляя из любви Своей всех свободными: Не хотите ли и вы оставить Меня? И только Петр спас ситуацию, а то может быть и заколебались, и Фома наверное, там как-то невольно пришел в колебание – что же ему делать, на такой вопрос, как ответить Христу на такой вопрос? А тут вдруг Петр говорит: К кому нам еще идти, Ты имеешь глаголы жизни вечной. А Господь удостоверил, что это не сам Петр сказал, что это дал ему или открыл ему Отец Небесный, потому что помните, в Своей молитве к Отцу Небесному Господь как раз просил Отца, чтобы Отец открыл людям Себя, через что? А через то, что Он, Отец послал Сына Своего на землю, и к Сыну Своему привлек Духом Святым верующих в Него, т. е. Духом Святым даровал веру и привлек. Поэтому первый род – те, которых Ты Мне дал, – говорит Он, да, Я их сохранил, вторые – которые по слову первых последовали за Мною, а третьи – это те, которые из мирян, Я их призвал, потому что им открылось, что Отец, Ты Меня послал. Ну вот, и вот Петр вдруг говорит эти слова: К кому же нам еще идти – Ты имеешь глаголы жизни вечной. И Господь говорит, что не сам ты сказал, но Отец тебе открыл. И тем не менее, именно эти же ученики – 12, т. е. это получается, уже остались после трех отпадений остались четвертые, ну и эти четвертые тоже оставили Христа в какой момент? Когда Христа стража взяла, и остался один только Иоанн, юный, да жены-мироносицы, да Матерь Божия рядом последуя Христу, да где-то вдали, еще пятый момент, да, сам Петр тоже, не совсем оставил, но далеко был так, чтобы его не было видно возле креста, и даже последовал даже до претории, в преторию вошел, но там все-таки тем не менее, дойдя до претории, там все равно Его оставил, отрекшись от Него и сказал, что я не был с Ним. И получается, что вот эти пять оставлений, пять в конечном итоге отречений от Христа – они привели к тому, что на кресте Господь был уже только в присутствии всего лишь одного Своего юного ученика Иоанна, да нескольких жен-мироносиц, ну и естественно, что и Матери Божией.
Если мы посмотрим на свою реальную жизнь сегодня, то мы увидим, что оказывается и для нас во-первых, стать учениками Христовыми – это вовсе не есть просто исполнять религиозные потребности свои уже в церковной жизни, более того, это не есть просто как-то внимать проповедям на службах, которые из службы в службу как-то вольно или невольно, но возгревают в нас некую потребность подвижнической жизни, некоторую потребность какой-то духовной ревности ко Христу, но при этом я могу прямо сказать, что это не делает нас учениками Христовыми. Возгревание некоторое происходит во время службы, но выйдя из храма или же прожив данный день, мы как-то невольно погружаемся в свое вот это падшее естество, и оно захватывает нас, и мы начинаем жить им, а не возгреванием ревности духовной. Более того, даже вот придя в Отраду и уже живя вполне так в церковном порядке жизни, видно, что чтобы стать учениками Христовыми, это же Господь говорит – надо начать выполнять слова Мои, – говорит Он. Исполняющий Мои слова. А первейшее из них – это о том, что мы между собою стали бы любящими друг друга. И видно, что мы не становимся, или хотим вроде бы, но не делаем для этого должного внутри себя. Внешне некоторое такое приличие все-таки соблюдать начали, сейчас как-то в Отраде, слава Богу, утихла такая жизнь распрей, как и в любой семье, поначалу на венчании первый круг торжества, радости, вернее, радости от того, что вот повенчались, вот живем неделю, месяц, год счастливые. А потом все равно начинаются какие-то притирки, распри. Так и в Отраде, сейчас правда, все это немножко поубавилось, но не видно, что оно повело нас с вами в ученичество Христу, внутренне-то мы не становимся все равно этими учениками. Внешнее благочестие – оно начинает обретаться, конечно, дело доброе и хорошее, это уже много. Но оно без внутреннего ничто, оно есть тщетная вера. Поэтому получается, что и стать учениками Христовыми не так просто. А уж тем более вот говорить о себе самих: Да, я действительно с какого-то момента вдруг оставил Христа, и вдруг начинаю говорить: я это оставил Христа тогда, когда Господь мне вдруг сказал: не имею, где главу приклонити. Я вдруг сразу вспомнил всех подвижников, которые на земле спали, в пустынях везде жили – я конечно, так не могу, да я и в Отраде-то уже скоро убегу, дальше не могу. Почти таких и нету, чтобы вот до этих слов дошли. А чтобы дойти до слов о вечной жизни и Царстве Небесном – ну, мы даже и не знаем, что это такое – как это дойти до этих слов? Мы просто ну так внешним умом своим рациональным знаем, тем более, что и батюшка все время говорит что-то об этом постоянно – уж даже надоело. Однако, так чтобы дойти до этих слов и вдруг по этой причине оставить Христа – до этого вообще дело не доходит, потому что мы эти слова-то вообще и не слышим, чтобы до них дойти. Идите, – сказал Господь, – проповедуйте Царство Небесное. И Сам начал с этой проповеди: кайтесь, ибо Царство приблизилось Царство Небесное. Иоанн Креститель начал с этого. Но как-то для нас эти слова – нечто все-таки внешнее. Кайтесь, – да, это мы знали или временами иногда вдруг появляется это покаяние, очень редко, все чаще и реже, чем дольше мы в Церкви, тем реже это чувство. А чтобы приблизилось Царство Небесное – то как-то мы этим сильно и не озабочены. И поэтому как-то так всерьез услышать эти слова, и потом сказать: знаете, я настолько всерьез это услышал, что не смог дальше следовать по пути к этим словам, т. е. я шел по какому-то пути Христовому, каком-то внутреннем духовной ревности двигался, и вдруг наткнулся на эти слова, и дальше не смог идти – вот этого же нету ничего у нас, нету этого пути, чтобы потом наткнуться. Хотя мы эти слова постоянно слышим, постоянно читаем, тем более, они постоянно звучат у нас, т. е. они оказывается, где-то во внешнем нашем сознании живут. А чтобы выйти на внутреннее восприятие этих слов о вечной жизни, о Царстве Небесном – оказывается, надо удержать в себе первое действие – то, которое Иоанн Креститель сказал, он начал: покайтесь, ибо приблизилось к вам Царство Небесное. Значит вот – покаяние-то мы знаем. Если удержать в себе покаяние, то оно открывает нам эти слова: приблизилось Царство Небесное. Слова эти становятся тогда в покаянии и в свете покаяния становятся реальностью. Мы начнем чувствовать о реальном приближении чего-то, которое называется Царство Небесное. Но если мы покаяние теряем, утрачиваем, если мы его упускаем, и над ним и к нему не трудимся, то тогда слова Царство Небесное – становятся привычными, но привычными во внешнем сознании, в рациональной памяти – больше ничего. И ничего к жизни нам не дают. Они не есть реальность приближения к нам Царства Небесного. Но тогда может быть, мы все-таки перескочили вот эту и сразу пришли в третье, в третий род учеников, который оставили Христа в горнице, где Он заговорил вдруг о плоти и крови. Мы-то да, не очень так живем Царством Небесным, приблизилось Царство, но зато плотью и кровью-то мы живем, – говорим мы с вами. Тогда я задам вопрос: а как это возможно – реально жить плотью и кровью, не пережив реально приближения Царства Небесного? И тогда, если всерьез, то обнаружится, что плотью и кровью, хотя мы и причащаемся регулярно, мы реально оказывается, и не живем. Для того, чтобы начать жить реально плотью и кровью, надо пережить реальность приближения Царства Небесного. Но для этого надо удержать в себе покаяние, потому что от покаяния и живой опыт приближения Царства Небесного. И тогда уже это Царство Небесное приближающееся – тогда уже осуществляется как раз уже в плоти и крови Самого Христа, которые Он нам дает, а мы Его принимаем. Что сделает реальность принятия плоти и крови? Она заставит нас жить от причастия – вот ведь что произойдет. Не к причастию, как это сегодня вся Церковь, готовясь там, много сил религиозных своих полагая на это, и очень так об этом ревнуют, до детали, до крохотных действий вообще, чтобы все соблюсти, очень переживают: ой, я не до конца покаянный канон прочитала или прочитал, ой, я канон ко причащению не успел вычитать, – очень серьезно запереживает человек об этом, т. е. к причастию – всерьез, а после того как причастились – вообще обо всем забыли, радостные причастники и живем в себе как живется. Но именно от причастия же надобно начать жить, не как живется, а по заповедям Божиим, совершая труд, а не просто радостно, беспечно бегая, и поздравляя друг друга: с причастием, с причастием! – а потом повернувшись на другую сторону, вдруг наткнутся на обидное слово, а повернувшись вперед, вдруг увидят, что кто-то из близких делает не так, как ты хотел – и раздразиться на него. Значит, вот эта реальность плоти и крови оказывается – это жизнь от Него.
Ну и тогда конечно же, если четвертый факт отпадения от Христа произошел, когда Христа взяли под стражу и потом распяли, и Он умер. И посмотрите – насколько вот в течение трех с половиной лет от пребывания Христа с народом, насколько во многих пробудилась, казалось бы, живая вера, тем более, уж в учениках Христовых, но крестная казнь и смерть Христа буквально сокрушили эту веру. Народ в вере своей пережил страшное поражение, настолько серьезное, что даже потом восстановиться в вере в воскресшего Христа – даже ученикам Христовым потребовалось немало трудов. Сегодня мы сейчас подойдем к этому, будем сейчас смотреть, как ученики Христовы встретили Христа, и мы видим, что это было очень непросто, надо было пережить поражение веры, преодолеть и восстать, и восстановиться. Ну вот, если вы помните – в прошлый раз мы говорили как раз о трех состояниях веры, да. Одна вера – это до крестной смерти Христа, вторая вера – в явлениях Христа и свидетельствованиях Его о Своем воскресении, и совсем третья вера – которая явилась уже по сошествии Святаго Духа на апостолов и потом уже через них на весь верующий народ. Это третья вера. Первый род веры, который так обильно был насеян, насажен в Израильском народе во время Христа, потерпел страшное поражение. Что было со вторым родом веры? Ну вот, давайте обратимся теперь непосредственно к вере учеников Христа, и почитаем Евангелие, несколько мест, где Господь является перед учениками. Помните, мы с вами говорили о том, что Ему пришлось, Христу, тремя способами побуждать и восстанавливать в них веру. Но при этом в этом восстановлении не просто восстановилась прежняя вера, про которую мы сейчас много уже сказали, откуда и как она появлялась, а восстанавливалось иное, новое качество веры, веры в воскресшего Христа, после поражения веры. При этом помните, мы обратили внимание, что воскресение не может быть без смерти, и невозможно пережить воскресение, не пережив смерть Христову. Только умерший может воскреснуть. Для того, чтобы нам воскресение пережить, как реальность царства вечной жизни, надобно пережить перед этим событие, которое произошло со Христом – смерть Его. Потому и церковный календарь наш, церковный год ведет нас столь серьезно, тщательно именно в эти два события, сначала крестные страдания и смерть Господня, которые предваряются Великим постом, сугубыми трудами для того, чтобы мы смогли реально войти в это событие, реально войти в это событие, т. е. быть подобными же участниками крестной смерти Христа, какими были Иоанн Богослов и жены-мироносицы, и Матерь Божия, стоять при кресте. И богослужение 12 страданий, 12 Евангелий страданий Христовых – оно прямо так и совершается. Я помню, в Троицкой Сергиевой лавре, каждый раз, когда эта служба совершалась, 12 страстям Господним, то мы входим в храм – полумрак, верхний свет не горит, свечи только, да так впереди только перед алтарем. А посредине храма выдвинут большой крест от земли до потолка, перед ним горят свечи, и мы перед этим крестом все, со свечами в руках слышим Евангелия Страстей Господних. Такое совершение этого богослужения, к сожалению, не во всех храмах сейчас есть, и у нас не вполне так это происходит, а для меня, ну вот, много лет я так именно встречал эту Пятницу Страстную, и до глубины сердца в общем-то хранится память об этих службах, и об этом стоянии перед Страстями Господними. И только после этого, пережив это, как некую, хотя бы малую, но хотя бы приближенную, но реальность, ты можешь тогда пережить не просто воскресение – потом следующим воскресным днем пережить радость своего человеческого ликования по поводу воскресения Христова, что вот наступил наконец, долгожданный день Пасхи. А ты переживешь воскресение Самого Христа. Но чего это стоит для нас с вами, мы можем об этом увидеть на примере учеников Христовых – вот уж кто точно, реально пережили свою жизнь со Христом три с половиной или три года. Вот уж кто точно пережили во Христе Бога, реально пережили. И тем не менее, после поражения веры, они встречаются с воскресшим Христом, и не могут Его узнать, внешне видят, удивляются, поражаются, а внутренне не узнают, не открывается, пораженная вера не может ничего им дать. Если с учениками так трудно было пережить воскресение Христа после Его смерти, которую они точно пережили не так, как мы с вами, то тогда конечно же, наша пасхальная радость – это чисто эмоциональная, да, конечно, религиозная, окрашенная религиозными оттенками, да окрашенная какими-то памятованиями или разумною верою, но совсем не то, или не вполне то, что должно было бы быть. И для того, чтобы это то или вполне то – могло бы быть, – для того и есть Великий пост, труды Великого поста. Но об этом мы потом в теме «имя» будем говорить, уже более подробно, почему именно Церковь учреждает Великий пост ради реальности воскресения Христова. Потому что сейчас сознание большинства, что Великий пост – это ради Страстной Седмицы, Страстных страданий Господних – нет, Великий пост прежде всего ради Воскресения Христова. Т. е. надобно Великим постом пережить личную смерть, личное умирание, чтобы во Христе воскресшем пережить вместе с Ним личное воскресение. И через это личное воскресение услышать воскресение Христа, или в воскресении Христовом услышать опыт личного воскресения, пережить опыт личного воскресения. Вот, во что вводит весь порядок церковной жизни, начиная от недель приготовительных к Великому посту, потом сам Великий пост, Страстная Седмица и наконец, воскресение. Это все как единый акт той реальности, в которую Церковь вводит нас. Но в нее надо войти. Как же в это входили сами ученики Христовы? Вот, шесть выдержек из Евангелия. Сам Иисус стал посреди них. Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои, осяжите Меня. Они от радости еще не верили и дивились. Смотрите: радость – Господь перед ними, живой. Дивились, как же так возможно – умер же. И не верили, в глубине еще не верили, не было еще той новой веры, которая воскресением порождается – еще не было.
Сделалось великое волнение на море, так, что лодка покрывалась волнами, а Он спал. Тогда ученики Его разбудили Его и сказали: Господи, спаси нас, погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные. Это до еще страданий. Потом встав, запретил ветрам и морю. Люди же, удивляясь, говорили, т. е. ученики Христовы: Кто это, что и ветры, и море повинуются Ему? Это выдержки не просто из явлений Христа, но отношений учеников со Христом и их веры к Нему. Был сильный ветер, и море волновалось, ученики увидели Иисуса, идущего по морю и приближающегося к лодке, и испугались, но Он сказал им: это Я, не бойтесь. И тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли. Иисус же найдя молодого осла, сел на него, как написано: Не бойся, дщерь Сионова, се Царь твой грядет, сидя на молодом осле. Ученики Его сперва не поняли этого, но когда прославился Иисус, тогда вспомнили, что так было о Нем написано, и это сделали Ему. Ученики спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его – беса из отрока? И сказал им: Сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста. Он, Христос, учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и по убиении в третий день воскреснет, но они не уразумели сих слов, а спросить Его боялись, и когда был в доме, спросил их, о чем дорогою вы обсуждали между собою? Они молчали, потому что дорогою рассуждали между собою, кто из них больше. Т. е. я прошу прощения, мы немножко об одном хотел сказать, а мы оказывается, еще не прошли этот момент, когда наряду с верой людей еще сейчас рассматриваем веру учеников до крестных страданий Христа, вера учеников – вот она почти такая же, как и у людей, видите, вся где-то исполненная религиозности, а где-то уже и живым откликом на реальность Бога с ними. И эта вот перемешанность впечатлений или же неожиданных откровений, пережитых откровений о Боге, Который рядом с ними и Который эти откровения дает кстати, дыхание Святаго Духа, благодать, благодатные прикосновения. Тем не менее, преимуществует все-таки обычная человеческая религиозность, как и всем остальным людям того Израиля. И вот, эта благодатная уже вера собственно – она не воцаряется в ту меру, чтобы преодолеть например, страстные разные движения – вот идут и спорят между собою, кто из них больше. Вера не преодолевает, она не имеет пока еще той силы, чтобы преодолеть страстное устроение самих учеников. Или же животный испуг от того, что тонут в море, а потом разумное недоумение – кто же это такой, Который и ветры, Которому ветры подчиняются? Т. е. не сердечная вера откликается на это утихомиривание моря, а они глазами видят реальность, что море утихло, видят реальность действий Христа, Который это все сделал, и пока относятся к Нему разумной своею верою, удивляясь, Кто же это такой.
И вот, теперь уже все то, что происходит после того, как Христос воскрес – они пережили поражение в вере, а теперь они двое, шедшие в Еммаус, сказали Ему, рассказывали спутнику, Который – Христос, но сокрытый, рассказывают Ему, как предали Его для осуждения на смерть и распяли Его. Ты разве об этом не слышал, Ты разве не знаешь об этом, – говорят они своему спутнику. А мы-то надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля. Но и некоторые женщины изумили нас – они были рано у гроба, и не нашли тела Его. Тогда Он сказал им: О, несмысленные и медлительные, а в церковнославянском – косные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказали пророки. Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? Когда Он возлежал с ними, то взял хлеб, благословил, преломил, и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его, но Он стал невидим для них. Не горело ли в нас сердце, когда Он говорил нам по дороге и когда изъяснял нам Писания? Затем придя в Иерусалим, они нашли вместе 11 апостолов, и рассказали о происшедшем на пути. Когда они говорили о Сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа, но Он сказал им: Что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая-нибудь пища? Потому что не верили. И сказал им: вот то, о чем Я говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему написанному о Мне в законе Моисеовом, и в пророках, и в псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний и сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Я пошлю обетование Отца Моего на вас, вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше.
Ну вот, в этих страницах, и еще в других, которых я сейчас не привожу, мы видим, как заново рождается вера в воскресшего Христа. И при этом требуется от Господа не просто побудить или возродить ту прежнюю веру, которую они знали, пережили, веруя Ему три года, а заново насадить веру. И вот, их радость – это человеческая реакция. Их удивление – это тоже человеческая реакция. Не верили – это тоже человеческое, хотя вот уже перед ними воскресший Христос. Тем более конечно, когда мы сейчас с вами переходим к своему личному опыту, каждый из нас, то мы это воскресение Христово видим или же участвуем в этом воскресении Христовом всякий раз, когда свершается таинство Евхаристии, реально хлеб прелагается в тело, реально вино прелагается в кровь, реально на престоле за закрытыми вратами и закрытою завесою уже присутствует в храме с нами Христос, воскресший Христос. Затем открываются врата, открывается завеса, открываются врата, износится Христос, является перед нами Он Сам, хотя и Его в руках выносит Христос, но является же Сам Христос перед нами. И оказывается, чтобы пережить эту реальность явившегося Христа, пережить сердцем и в глубинах духа своего, нам надо пережить или произвести нечто тоже, что и пережили, и произвели, и произвелось в сердцах у апостолов, у учеников Христовых, когда Христос являлся и воцарял в них веру. Насколько это непросто и насколько это трудно, мы теперь можем с вами видеть по устроению Великого поста. Он для того и устроен так, как Он устроен, для того и он весь совершается в преимущественно в богослужениях, а не просто в памятовании о том, что Великий пост, и там изменение своего рода пищи. Не в этом собственно говоря, значение Великого поста, и действование Великого поста, а в тех дивных богослужениях, которые совершаются как раз с понедельника по пятницу – не воскресные службы, а с понедельника по пятницу, и в этих дивных службах Преждеосвященных Даров. Но даже и не они, собственно говоря, имеют значение, сколько сам весь ход постовых служб, со всеми их дивным их содержанием, с множеством поклонов, припаданий ко Христу, с молитвой Ефрема Сирина, с чтением Евангелия об этих Страстях Господних, и с постоянным сопровождением апостольским разъяснением. Если это все уразуметь, ну благо, мы с вами здесь все сидим, кто это знает опытно, мы худо-бедно, пусть весь Великий пост не стоим на службах, но во всяком случае, всю первую седмицу, третью седмицу, в значительной мере четвертую, пятую седмицу, мы все-таки стоим на службах, а уж тем более Страстную Седмицу – стоим на службах, т. е. мы знаем этот опыт постовых богослужений. Но, думаю, что даже при этом мы не вполне соединяли, что это опыт, который приготавливает нас к Воскресению Христовому – не к Страстям Господним, а к Воскресению, хотя при этом апофеозом этого нашего приготовления к Воскресению – будут Страсти Христовы и будет Его смерть на кресте.
Ну вот, и тогда видите, получается, что речь идет о пробуждении или воцарении в нас веры за период Великого поста, Страстной Седмицы, и которая в итоге как сказано по плодам узнаете их, т. е. убедится в нас или нас убедит в том, как мы переживем с вами саму Пасху, т. е. Пасха как некий плод. И по этому плоду мы узнаем – действительно ли мы Великим постом приуготовились к воскресению. Неудивительно, что если это действительно так, а опыт Церкви и опыт всех святых и описания самого богослужения говорит, что это именно так, то тогда понятно, почему враг рода человеческого стихиями мира ополчается прежде всего против чего? Против Великого поста. Неудивительно, почему духом времени особенно внедряется в Церковь именно против Великого поста, т. е. он меняет, дух времени, изменяет сам строй и характер исполнения Великого поста, сокращениями самой службы, вообще не хождением на службы великопостные собственно говоря, или же неразумением того, что там происходит, неслышанием того, что совершается, и так далее. Много сейчас, чего сейчас делается духом времени, чтобы Великий пост вышел, ушел из жизни людей. Тогда уйдет Воскресение. И тогда понятно становится, почему именно есть такие пророчества старцев, что именно в Воскресение веровать не будут – да потому что будет нечем. А перед этим будет сильное поражение переживет Великий пост. И тогда о какой же вере идет в этом случае речь? Т. е. Великим постом насаждается в нас вера, та самая, которая насадилась Христом в Его учениках. Ну вот, прошлый раз мы с вами говорили как раз о том, что это насаждение веры именно той, которая начинается с памятования о рае. Вера, в отличие от религиозности, которая как свойство, религиозность свойственна всем народам всего мира и всех религий, в том числе и православная религиозность – она дает некоторую жизнь, обращая к учению религиозному, вводя в освоение порядка религиозной жизни, и сохраняя человека в некотором удовлетворении религиозных своих потребностей. Вера же, которая по благодати – она прямо устремляет человека к жизни за пределами земной жизни. Если религиозность всех религий, в том числе и даже православная, – если говорить именно о религиозности православной, то она обращает человека в жизнь земную, и земную жизнь устраивает. Даже верования разных народов в потустороннюю жизнь, в котором есть чаяние рая, – тем не менее, эти чаяния рая и все судьбы душ после смерти – они все указуют на то, что надобно жить здесь, в земной жизни, и они укрепляют, усиливают просто саму земную жизнь, вплоть до того, что даже самая такая вот казалось бы, такая очень аскетически устроенная вера – это индуистская и буддистская, к примеру как ветвь от индуизма, в которых говорится об этих перевоплощениях душ и о том, что это целое учение о реинкарнации, которое, ради чего оно вообще внедрено – оказывается, для того, чтобы удержать человека в земной жизни, укрепить, усилить его действования религиозные в том числе именно в земной жизни. И только реально православная вера, т. е. та, которая по благодати с самого начала сразу обращает человека в жизнь за пределами земли и больше никуда не обращает. И если и она и освящает православную религиозность, которая вся обеспечивает нашу земную жизнь, то только на первых этапах, на первой половине периодов воцерковления человека, но чем более человек реально воцерковляется, чем более в нем вера начинает по благодати быть и осуществляться – тем более его все чаяния обращены к жизни за гробом, к жизни вечной, к жизни в раю и в Царстве Небесном. Недаром и переживания-то именно живой веры приводят, дают вернее человеку такое сильное волнение – помните, каждый наверно переживал это на заре своего воцерковления – волнение: спасусь ли я? Т. е. буду ли я иметь эту вечную жизнь? ну вот, и мы в прошлый раз как раз говорили о пяти составах вот этой веры, которая как память о рае, порождает покаяние, сразу о рае воспоминали. Потом вернее нет, сначала как память о рае порождает память смертную, т. е. что мы в раю-то имели жизнь с Богом, и не знали смерти, а изгнанные из рая, мы познали смерть. И вот эта вот память смертная как факт, реальность памятования о рае. Затем следующее – это чаяние рая, которое переживается уже как покаяние. Поэтому тот, кто знает опыт покаяния, знает, что он собственно говоря, в самом покаянии как-то особенно о рае не думал, мало того, он может быть первый-то он покаяние, данное нам по благодати – мы в это время даже и ничего особо-то и не знали об учениях Церкви, мы-то с вами. И учения о рае, о сотворении мира, а однако, уже покаяние было. И тем не менее, если сейчас задним числом всматриваться или вслушиваться в то покаяние, то мы обнаружим, что это было именно реальность, в этом покаянии было реальное чаяние рая, реальное чаяние Самого Христа в раю. Но оно было сокрыто, оно как-то прикровенно что ли пребывая в нас, порождало наше покаяние. А дальше. По мере воцерковления и пробуждения вот как раз этой живой веры, и как святитель Феофан Затворник говорит: начинается отклик на призыв о Царстве Небесном и о вечной жизни, начинается живой отклик, не просто знания об этом, не просто рассуждения, размышления умные, разумные, а сердечный отклик. Это уже отклик веры. Затем третье – начинается чаяние самого Царства Небесного, вечной жизни. Сейчас-то мы с вами читаем Символ веры каждое утро и говорим: Чаю воскресения мертвых, и жизни будущего века, аминь. И дальше продолжаем следующие молитвы. И мало кто останавливается вообще на этих словах и мало кто дает себе отчет, как он их прочитал, и как они вообще в нем живут. А оказывается, чаще всего никак не живут. Так вот, четвертая степень уже пробуждения веры – это не просто отклик на эти слова, но уже и жизнь чаянием Царства Небесного и вечной жизни. И наконец, пятое – это чаяние самого воскресения. Так вот, все это совершает в нас Великий пост, если искренне им жить, если ему придавать столь великое значение, что ты ради Великого поста изменишь весь порядок своей годовой жизни. Сейчас же ты не можешь вырваться на службы Великого поста? Ты работаешь, с понедельника до пятницы как раз. А вечером прибегаешь на службу, а там всего лишь вечерня да великое повечерие, правда, тоже имеет конечно значение, но сама-то служба утрени и изобразительные, и часы, эти все собственно великопостные службы – они все утром совершаются. Недаром в некоторых храмах в общем-то настоятели, радея о своей пастве и видя в пастве ответное желание все-таки великопостных служб, взяли и утреню поставили на обычное место, как она есть – по вечерам же мы сейчас в субботу служим утреню воскресную. И сделали, что утреню тоже стали вечерами служить. И при этом и первый час присоединили, а то и вообще часы присоединили. А наутро остались только лишь изобразительны, да вечерня. Такой опыт тоже есть в Церкви. Но потом опыт показал, что к сожалению, священники сделали это, а прихожане откликнулись поначалу, а потом священники остались одни, да двое-трое прихожан, и все, пришлось в итоге вернуть опять на общий порядок, как это все везде, и служить все это утром. Ну а утром оказалось, что как-то и легче бабушкам прийти – вот и бабушки стоят. Правда, всего лишь тоже пять-семь, но все-таки уже не один-три, как это вечером. Т. е. что-то происходит сейчас в нашем народе, это настолько серьезное оскудение в ревности духовной, что человек не выдерживает великопостных служб, но тогда чаяние воскресения мертвых и жизни будущего века тогда будет автоматически прочитываться каждое утро и ничтоже сумняшеся мы будем идти к следующим молитвам, не замечая этих слов для самих себя. Но на то и сегодняшние беседы, что может быть как-то получится, ну для нас с вами значение воскресения Христова для себя поставить в прямую связь с Великим постом, и через это сами службы великопостные сделать чрезвычайно важными, столь важными, что важнее даже само воскресение, потому что только тогда собственно воскресение будет пережито как оно должно быть. Ну вот, и в некоторое подкрепление что ли этих слов я хочу сегодня как дать живой пример, вот да, как некий человек из ислама, будучи мусульманином, сделался православным христианином. Я буду, приведу этот пример, предварив такими словами, что фактически опыт, который мы сейчас услышим – он почти таков же, какой мы с вами проходим в своем воцерковлении. Единственно только лишь, что он вырывался из мусульманских сетей, сердцем своим, которые оплетали его дух и душу, а мы вырывались с вами и продолжаем вырываться сейчас, и многие еще и не вырвались-то, тоже из сетей, но атеистических, или же из сетей духа мира, из сетей духа времени. Мы совершенно подобным же образом, как он в сетях мусульманства сидит, сидел, так и мы до сих пор сидим в этих сетях духа времени. И вырваться нам из этого – все равно, что ему вырваться из мусульманских сетей. Поэтому вот под этим углом зрения мне хотелось прочитать вот эту удивительную повесть, которая им написана. Автор книги Хусейн Селахварзи, книга называется «Мы будем утешены исход от ислама к православию». Родился и вырос в Иране, после эмиграции в Норвегию Хусейн познакомился с западными харизматическими церквами, что привело его к жестокому разочарованию в протестантском варианте христианства. И лишь по Промыслу Божьему ему удалось встретиться с православием и обрести наконец, долгожданную радость жизни во Христе. Ныне Хризостом – это имя дано было ему при крещении, талантливый учений, социолог, прихожанин православного храма в городе Осла, в Норвегии, рассказывает теперь в этой книге историю своего обращения русскому православному читателю. Книга им написана специально по заказу, а он, правда, при этом он какое-то время мучился невольным своим сознанием, что этот опыт его воцерковления надо бы передать всем, тем более, что он там еще читал разные варианты, когда кто-то тоже вырвавшись из мусульманства, написал о своем опыте, правда, в машинописном варианте, его размножили там до 100 штук, эти 100 штук попали к кому-то из мусульман, и там 2000 мусульман в итоге тоже обрелись через эти его записки. И он, радея о своих же тоже, все время думал, что ему тоже надо бы это сделать. Но никак не получалось. Но с какого-то момента вдруг пришло благословение Божие, и легко написалась эта книга. Помнишь в 1984 – совсем недавно. Через 5 лет после исламской революции я, тогда еще подросток, встречался с другом на площади Фирдоуси в Тегеране. Я пришел слишком рано, и чтобы убить время, решил посидеть в кино и посмотреть фильм, все равно какой. Но этим фильмом оказался «Иисус, сын Марии», правда, урезанная цензурой версия Иисуса из Назарета. Помнишь, как я позабыл про весь мир, поглощенный Тобой, – это он говорит Господу: помнишь, поглощенный Тобой, Господи. Несмотря на то, что власти сознательно изуродовали эту ленту, помнишь, Господи, как там, в Иране, я хотел пойти в церковь, и каким духовным огнем зажигалось мое сердце при виде Твоего храма. Помнишь, Господи, как в 1989 я впервые осмелился переступить порог церкви католической, в центре Карач и как разочаровался, не найдя Тебя там. Я не знал, что Ты в Своей безграничной любви хранишь меня для той благодати, которую дает истинно твоя православная Церковь. Я вырос в мусульманском обществе и получил исламское воспитание. Господь так возлюбил меня, что положил начало моему спасению. Он привел меня в обетованную землю христианства, через пустыню духовных томлений и мук. Много раз после крещения я хотел записать эту историю, но всякий раз задача казалась непосильной. Я не знал, с чего начать, что именно и как описывать, и мне никак не удавалось это сделать. Вдохновение пришло, когда я читал книгу о молитве современного русского православного подвижника Софрония Сахарова, преставился который в 1993 году. Какие удивительные встречи, да, – мы тоже во всех своих беседах опираемся на труды Сахарова и на труды Георгия Флоровского, а оказалось, что Георгий Флоровский с Сахаровым друзья были в переписке постоянно и встречались между собой регулярно. А тут вдруг Хризостом – тоже через Сахарова вдруг начал свое воцерковление. Отец ли Софроний подвиг меня в Святом Духе на этот труд, или мое собственное христианское рвение – точно не знаю, знаю только, что на этот раз почувствовал непреодолимое желание писать. Как и все в нашей большой семье, я вырос в бедности. Мама была ревностной мусульманкой-шииткой и к религии относилась очень серьезно, даже будучи старой и немощной, она неукоснительно совершала намаз. Я и сейчас помню, как она вставала в темноте, чтобы помолиться на Мекку. Она была необразованной, не знала Корана, и мусульманской теологии, однако выросла в исламской традиции. Поэтому строго соблюдала все предписания. Она постилась в месяц Рамадана, как этого требует исламская традиция, мама была простая, душевная женщина, ревностная мусульманка, она так любила нас, что не навязывала своей веры. Слышите – так любила нас, что не навязывала своей веры. Совершенно наоборот – все современные наши русские женщины полагают, что я так люблю свое дитя, что непременно он у меня пойдет завтра в храм. А ребенок не хочет. Я его сейчас побью, но в храм приведу, потому что я его очень люблю. А тут смотрите – она так любила нас, что не навязывала своей веры. Но ведь Господь тоже так любит нас, что не навязывает Своей веры. Я всем сердцем знаю, как сильно она любила нас. Ее любовь всегда меня поддерживала. Однажды случилось, – вот он дальше уже пишет этапы его пробуждения в вере, – он спал, видел сон, внезапно проснулся, словно от землетрясения. И я понял, что толчки происходят не вовне, снаружи все было как обычно, толчки происходили во мне самом. Проснулся я с чувством сильнейшего взрыва в душе и по той боли, которую он, взрыв, причинил, впервые осознал, что у меня есть оказывается, душа. Не могу описать муку, которую чувствовал в ту минуту, я видел вблизи войну, я видел в своей жизни вблизи войну и насилие. Но эта боль была совершенно иного рода, ничего подобного прежде я не испытывал, все мое существо наполнила неизъяснимая тоска. Я ощутил власть смерти, смерть как будто коснулась меня. Я чувствовал себя мертвецом, я умер заживо, мне казалось, я совершенно одинок и покинут всеми, я ощущал себя чужим в собственном доме, как будто пробудился в изгнании, в неведомой стране и жизни. Теперь почти 15 лет спустя мне понятно гораздо лучше, что же тогда произошло, мир остался прежним, но Господь в Своем спасительном милосердии пробудил во мне душу. И вот, это пробуждение души и ее осязание вдруг обнаружило, что она, эта душа пребывает в смерти. Вот что он пережил, одновременно и душу вдруг в себе узнал, и тут же узнал, что она в смерти. Мои глаза открылись на истинное состояние мира, на его трагичность и на меня, находящегося в плену смерти. Я изнутри испытал последствия первородного греха, ощутив на себе наследие праотца Адама. После этого адское переживание смерти не покидало меня, я вынужден был еще много лет нести на плечах его гнет. Невольно вспоминается старец Силуан и его переживание себя в смерти, в аду, и в конечном итоге вывод: держи ум в аду. Шло время, я все больше удалялся от друзей и близких, мучительно ощущая свое одиночество. Душа утратила связь с людьми и окружающим, и я понял, что мои отношения с миром были самыми поверхностными. При этом я по-прежнему продолжал жить, и жил как будто играл теперь в пьесе. Я не мог, не смел рассказать кому-нибудь о своих чувствах, потому что сам не понимал, что со мной происходит и почему. Я сохранял все сие в сердце своем. (выдержка из Луки) и продолжал по мере сил жить, словно ничего не изменилось, однако я точно стал иным, не похожим на себя прежнего и на многих окружающих, ощущал себя пришельцем с чужой планеты. Теперь я могу сказать, что тогда я вкусил от древа познания и внезапно обрел знание добра и зла. Я видел солнце и луну, но не радовался их величию, а скорбел, что они садятся или скрываются за тучу. Я смотрел на небо и море, но вместо красоты видел лишь мерзость разложения. Я смотрел на живых существ, но не дивился их разнообразию, а горевал, что они смертны. Я ослушался Бога и вкусил от запретного плода. Это теперь я вдруг точно узнал. Меня изгнали из Едемского сада, древо жизни стало для меня недоступно, в опасной земле, куда меня изгнали, я узнал добро и зло и оказался перед развилками, приходилось решать, куда идти, и не так-то просто было выбрать правильную дорогу.
И дальше у него начинается встреча с исламом, одно дело – мама шиитка, и совсем другое – личная встреча с исламом. То, что раньше казалось мне проклятием, оказалось благословением. Мои глаза открылись, я увидел зло и несовершенство, увидел в себе самом, и увидел в окружающем мире. В глубинах души пробудилась сильнейшая тяга – отыскать добро и совершенство. Я не понимал, чего ищу, знал только, что в моей жизни недостает чего-то существенного, и пока я этого не найду, ничто в мире не насытит мою душу. Я по-прежнему при этом занимался политикой, называл себя социалистом, доказывал, что возможно общество без классового разделения, и что к нему надо стремиться, я обвинял капитализм во всех бедах мира и требовал его устранения. Сейчас мне даже странно и стыдно вспомнить мою тогдашнюю глупость, я хотел спасти мир, а внутренне, на деле умирал от духовной пустоты. Я проповедовал идеологию, в которую сам не верил, пытался убедить людей доводами, которые не убедили меня самого. Я просто притворялся – ведь старые привычки нелегко изменить, но были тут и глупость, и малодушие. Как интеллигент, как интеллектуал, как разумный социалист, я пользовался уважением в своем кругу, и старался при этом в ответ завоевать влияние и престиж, которые мне тогда льстили. И вот, в этих своих жизненных перипетиях он неожиданно встречается с жизнеописанием святых Персидских, но не христианских, а суфистских святых, суфия, исламские мистики. Одним из них оказался Фарид-ад-дин Аттар, один из выдающихся исламских мистиков. Его казнили в 922 году по обвинению в ереси, поскольку он провозглашал: Я есть истинный, т. е. Бог. В жизни духовные поиски Халладжа произвели на меня сильнейшее впечатление, это был удивительный человек, подвижничество и духовность были его главными, даже единственными устремлениями. Он исповедовал ислам, но его идеи очень сильно расходились с ортодоксальным учением. Что он хотел сказать, когда прилюдно возглашал и отстаивал утверждение: Я есть истинный, – за что и принял жестокую смерть. Я же всегда считал истину абстрактным неодушевленным понятием, и спрашивал: что есть истина? Халладж впервые навел меня на мысль, что истина может быть кем-то. Я понял, что возможно, правилен другой вопрос: Кто есть истина? Халладж не дал ответа, однако для меня Халладж открыл мир суфийской традиции. Слово суфизм происходит от арабского суф – шерсть, грубая шерстяная ткань, власяница аскета. Суфизм – течение в исламе, которое в отличие от ортодоксального, основного направления, строится на подвижничестве, и страдании как пути, (тарикат), к конечной цели человечества. Эта цель по убеждению суфиев – единение с Богом. Неизвестно, когда появился суфизм, некоторые исламские учителя и мистики, такие как Аттар, считают, что начало ему положил сам пророк Мухаммед, вдохновив на этот путь Увайса аль-Карани. Другие считают, что его создали через несколько столетий, после смерти пророка благочестивые мусульмане, недовольные тем, что мусульманские правители погрязли в роскоши и мирских интересах. Подобно закону – шариату, путь, т. е. тарикат, подвижничество – путь, т. е. эзотерическая сторона ислама строится тоже на Коране и исламской традиции, однако в отличие от ортодоксального ислама и шариата, занятых по преимуществу общественной и правовой сторонами жизни, суфизм сосредоточен наоборот, на духовной борьбе отдельного человека. Через аскезу суфий очищает душу от страстей, очистившись, он пребывает в Боге и полностью соединяется с Ним. Совершенная любовь к Богу, т. е. любовь без всякого своекорыстного интереса, будь то страх перед адом, или надежда на райские блаженства – таков в теории идеал суфиев.
Потом случайно я наткнулся на мистическую поэму Джалаледдина или по-другому его называют еще Руми. Книга Руми или вторая его книга «Диван» или «Диван» – в переводе «книга», когда я начал ее читать, захватила мою душу. В этих стихах я узнал собственную жажду Божественного, духовного, вечного. Мистические стихии Руми отражались во мне и проявлялись как страстная, личная тяга к Богу, которую я нес в своем сердце. В строках, обращенных к возлюбленному наставнику, я узнавал свою любовь к Вышнему Богу, Которого не знал осязаемо и лично. В Руми я нашел духовного спутника, мне казалось, что и он пережил внутренний перелом. Его стихи выражали мои муки и тягу к чему-то неведомому, лучше, чем я бы выразил сам. Интересно, что Руми в отличие от других персидских поэтов и философов, таких, как Омар Хайям, видит в бои не наказание, а источник жизни. В своей книге он говорит, что боль, которую порождает взгляд, брошенный внутрь себя, помогает пройти сквозь завесу, отделяющую человека от Бога. Ну, для иллюстрации он приводит несколько стихов – Руми: Любовь – это к небу стремящийся ток, что сотни покровов прорвал и совлек, вначале дороги от жизни уход, в конце – шаг, не знавший, где след его лег. Не видя, приемлет ли Бог этот мир, и взор ее самому тлению далек. О, сердце! – вскричал я, – блаженно пребудь, что в любящих ты проникаешь чертог. Руми помогал мне выразить жгучую любовь к таинственному возлюбленному. Я знал, что Он, Бог, есть, но не знал, Кто Он, и незнание терзало меня все больше, я сознавал, что люблю Кого-то, что этот Кто-то лучше и выше всего, что мне ведомо, что Он может подарить мне радость и мир. Я приблизился к этому этапу своей жизни, когда надо было пойти дальше духовных жалоб и найти Возлюбленного. Однако, суфийская литература помогала лишь скорбеть о разлуке, она не объясняла, как ее преодолеть. Язык Корана в корне отличался от того, когда после этого, я обратился, – говорит он, – к Корану. Язык Корана в корне отличался от того, что я читал у Руми и у других суфиев. Там, в Коране, не было ни слова о личной любви Бога к отдельному человеку, или человека к Богу. Книга не помогала мне в познании Бога, не говорила, кто такой Аллах. Аллах милостивый, милосердный – он так говорит Коран: Господь миров, царь в день суда, он тайный, единый, вечный Господь рассвета. Но кто он лично, если вообще кто? Я понял, что Коран не даст мне личной связи с Богом, этот Великий Создатель был скорее силой, чем личностью, да, я не знал, к кому стремлюсь, но чувствовал, что мои любовь и стремления очень личны. Как я могу любить кого-то, кто не поддается определению, как можно любить безличного Бога – такая любовь в лучшем случае была бы безличной любовью, а велика ли ей цена? Еще в одном смысле Коран оставался для меня непонятным. Там утверждается, что эта книга от Бога, данная в подтверждение истинности того, что было, единственное чудо, которым пророк доказывает, что пришел от Бога. Там чудо, произошедшее с Мухаммедом. Однако, эта же самая книга утверждает превосходство почти всех остальных пророков по сравнению с Мухаммедом. Все они, другие пророки, согласно Корану, явились с ясными знамениями, подтверждающими, что они посланы тоже Богом, и эти знамения больше, чем знамения Мухаммеда. Ной, например, пережил потом, Авраам в Коране уцелел в пламени, в который был брошен, и огонь станет для него прохладой. Соломон получил мудрость и знания, Моисей пришел к народу Израильскому со множеством ясных знамений от Бога. Он говорил с Богом на горе Синай и сотворил множество великих чудес. Иисус тоже пришел с ясными знамениями, и говорил про Себя: Я пришел к вам со знамением от вашего Господа, Я сотворю вам из глины по образу птицы, и подую в нее, и станет эта птица по изволению Аллаха. Я исцелю слепого, прокаженного, Я оживлю мертвых с дозволения Аллаха. Я сообщу, – говорит Иисус, – вам, что вы едите и что сохраняете в ваших домах. Поистине в этом знамение для вас, если вы верующие. Читая Коран, я был готов восклицать, как житель Аравии, говоривший о пророке: если бы было ниспослано ему знамение от его Господа, ах, если бы было ниспослано. Однако, как эта религия так быстро распространилась бы по миру, если бы она не была бы самой лучшей? Как и чьей властью она сумела обратить столько народу? Почему иранцы, самый древний и культурный народ в этой части света, приняли ислам? Я думал – наверняка в нем есть что-то замечательное, чего я не вижу по собственному несовершенству, и незрелости. Может быть, это я духовно слеп и не могу охватить истинного ислама? Шли месяцы, но загадка оставалась.
И вот, в итоге ислам не дает ему ответа, не дает удовлетворения во встрече именно личного Бога и личных отношений с Богом, о чем чает и очень томится его душа, и наконец, происходит встреча с Евангелием. Евангельский Иисус оказался совсем не таким, каким я знал Его из Корана и суфийских писаний. Исламская духовная литература изображает Иисуса, хоть одним из посланцев Божьих, но все же обычным человеком. Идея о том, что Он – Бог, и Сын Божий начисто отвергается исламом, как кощунственная. В Евангелии же Он оказывается, Сын Божий и Бог. Христианский Бог в отличие от Аллаха – конкретная личность. Во Христе Господь явил Себя нам как конкретная личность. Бог Корана, создатель всего сущего, но больше нам о нем практически ничего неизвестно. Бог в исламе не является личностью, поэтому человеку невозможно к Нему подступиться. В Евангелии меня сильнее всего потрясло отношение к Богу как к личности. То, к чему стремилась моя душа, и чего я не находил в исламе, – Бог, с Которым можно установить личную связь. Я сам личность, и могу установить связь с Богом, только если Он тоже является личностью. Если евангелисты правы, и Бог действительно воплотился во Иисусе, значит возможны личные отношения между человеком и Богом. У меня появилась надежда. Иисус, Который когда я читал Евангелие, – увидел: был так добр и щедр, что исцелял больных, возвращал зрение слепым, очищал прокаженных, и даже воскрешал мертвых. Еще и Он учил, как власть имеющий. Иногда Он говорил суровые слова, а от Своих учеников требовал полного самоотречения. Кто Он, сказавший, чтобы мы любили Его больше отцов, матерей, сыновей, дочерей, если хотим стать Его учениками? Кто Он – велевший, чтобы мы взяли крест свой и пошли за Ним – только со стороны Бога такие требования справедливы, в противном случае это было бы самый эгоистичный и самый властный человек в истории. Ислам с этого времени и христианство представлялись мне диаметрально противоположными, а не дополняющими друг друга, как это утверждает ислам, кстати, как это утверждает и буддизм. Иисус в Евангелии совсем не тот, что Иса Корана. Лишь один из них может быть настоящим, но Который?
И дальше вот он, уже будучи в Европе, уже в Норвегии, прочитав Евангелие, и озадаченный этими удивительными вопросами, живыми для него, встречается с пятидесятниками, попадает один – второй раз на их собрания пятидесятников, и видит следующую картину: люди внезапно разражались громкими криками, начинали размахивать руками, трясли головой, издавали странные звуки – это называлось у них глаголать языками, хотя на этих языках наверно, никто и нигде не говорит. Экстаз создавала и подогревала эмоциональная музыка. Должен сказать, что я испытал потрясение. В целом смотреть на это было занятно, но я чувствовал, что что-то не так, хотя и не понимал, что именно. Я сидел, в изумлении открыв рот. Мне объяснили, что глоссолалия или глаголание языками – это дар Святого Духа отдельным членам общины, что Святой Дух, Дух Божий снисходит на церковь пятидесятников, так, что одни говорят языками, а другие их понимают и переводят. Я смотрел на них и не мог взять в толк, что они говорят, и что вообще происходит. При этом это были приличные с виду, хорошо одетые мужчины и женщины всех возрастов. У меня не было причин в них сомневаться, или объявлять их сумасшедшими. Однако, я чувствовал в происходящем какую-то изначальную неправильность. Я не мог этого принять и переварить. Встреча с западными харизматическими христианами наполнила меня недоверием, и в конечном итоге неприязнью к христианству вообще. Такой вид духовного самовыражения отталкивал меня от Бога, а он много посещал, так немало побывал на всем этом. И я даже рассердился на Бога и мысленно спрашивал Его: Почему Ты десять раз за одно собрание изливаешь Своего Духа на эту общину, чтобы они говорили этими странными языками, а при этом весь остальной мир Ты забыл? Встреча с пятидесятниками парадоксальным образом заставила меня поверить в превосходство шиизма и суфизма. По сравнению с таким (в кавычках) «христианством» ислам в духовном смысле казался мне значительно глубже и ближе к той трагической реальности, в которой живет большая часть человечества. Я осознал, что так называемый «дух» пятидесятников, сходящий на членов общины, затрагивает лишь внешние, эмоциональные стороны их личности и дальше чувств не идет. Причем даже эта поверхностная духовность достигается серьезными психологическими усилиями за счет музыки, пения и громких звуков. Он эту практику тоже попробовал и даже почти дошел до момента, когда вдруг в нем начало тоже дыхание, движение этого духа. И он тут же отложился от него. Однако, почему я судил Христа по меркам пятидесятников, а не пятидесятников по меркам Христа? Вскоре я понял, что несправедливо судить Иисуса Христа по меркам таких людей. Я осознал, что мой возврат к исламу всего лишь реакция на поверхностную духовность западной харизматической церкви, отвращение к пятидесятникам представлялось мне верным, а вот последствие возвращения к исламу оказалось ошибочным. То, что в церкви пятидесятников нет подлинности и духовной глубины, еще не означает, что истина есть в исламе. – И поэтому немножко побыв в исламе, он в конечном итоге снова начинает, в нем возрождается это глубинное чаяние личного Бога, и начинает мучиться тем, что Его нет. – Знаю, что у меня было трудное прошлое, я пережил войну, преследования, изгнания. Многие люди делали мне дурное, и сам я делал дурное другим. Оплачивал ли я моральный долг Богу и Его творению своими страданиями? Быть может, я проходил через эту нестерпимую боль внутреннюю, чтобы очиститься от тяжкого бремени греха? – Не знаю. Да простит меня Бог, что в отчаянии я много раз укорял Его. Я обвинял Его в несправедливости, в том, что Ему приятно видеть мои муки. – Ведь эта потребность личного Бога уже давала жизнь с личным Богом, он поэтому вот эти вот общение с Богом, Которого он не нашел, и Который как-то Себя не открывает, тем не менее переживались им лично уже. И поэтому он мог и обвинять Его, и говорить Ему, и как-то вот обижаться на Него и так далее. – Я обвинял Его, что Ему приятно видеть мои муки, в том, что Он предал меня, Свое создание, бросал Ему упреки в бессилии и безразличии. Часто я ловил себя на том, что на улице кричу Богу по-персидски, не замечая прохожих. – Какая сила жажды личного Бога – просто поразительно, конечно. Хотя я вам привожу его в пример, как совершенно подобный же, какой мы с вами проходим, однако все-таки мы такой меры жажды личного Бога не пережили. – К пятидесятникам я больше не ходил. Но я начал ходить в другие протестантские церкви, все-таки ища христианского Бога. – А так как там, на Западе, в Норвегии больше всего было именно различных таких вот сектантских церквей, то поэтому вот, не зная православного Бога, вот искал их там. – С кем бы я ни говорил среди них, я слышал одно и тоже, непременно одни и те же слова, слова, которые не трогали сердце и не убеждали рассудок. Они говорили, что наша вера – их вера, т. е. разных сектантов в разных сектах, что наша вера в Иисуса протестантская, спасет нас независимо от дел, и невзирая на то, как мы грешны и несовершенны. Независимо от дел и невзирая, грешны или несовершенны. Что нам нет нужды изнурять себя соблюдением закона, или другими тяготами, или какими-то там разными подвижничествами, ибо Иисус раз и навсегда искупил все наши грехи, что мы должны лишь верить в Него и одно это нас уже оправдывает. Но, встречаясь с Ветхим и Новым Заветом, я увидел, что вопреки мнению протестантов законы Нового Завета казались мне значительно строже ветхозаветных. Если Христос обращает к нам столь строгие высокие требования, почему эти христиане представляют спасение простой задачей, к которой можно не прилагать никакого труда? Если трудно было исполнить Ветхий Завет, то Новый представлялся совершенно неисполнимым. Почему эти христиане считают, что протестанты, что Христос запросто, без труда принимает их в рай, если Он велел нам быть совершенными, как Сам Бог? Я чего-то не понял, или сами христиане неверно понимают свое протестантское христианство. – Когда я это все читаю, меня поражает при том, что он еще не пришел в православие, а поражает, какая глубина осязания тех христианских движений, с которыми он встречается, и глубина этого явственного осязания Евангелия, как невозможного для исполнения. Кто из нас так осязает? Мы запросто читаем Евангелие, мы запросто полагаем, что его надобно делать, надо идти, совершать его. Мы, как-то даже и зная Ветхий Завет и читая что-то в Ветхом Завете, вовсе не видим этой разницы, а он говорит о великой разности. Но совершенно подобным же образом же восклицали же апостолы – ученики-то Христовы то же самое говорили: Господи, – говорили они нам, – как же это возможно, как же нам тогда возможно спастись? А Господь отвечал: никто не может спастись, только Бог если кому даст, но Богу все возможно, – добавлял Он. Только Богу все возможно. Мы эти слова как-то в общем, ну разумно в лучшем случае воспринимаем, как-то можем еще как-то разумно осязать, но так как он, Хризостом, это осязал – я так даже не слышу современных людей наших, что исполнить Евангелие невозможно. Но именно это же и сказал Господь: невозможно, – сказал, только Богу возможно.
И вот, в этих своих муках, страданиях он вдруг встречается с православной Церковью, попав в Грецию – была командировка, его отправили там по работе в Грецию, и вот в Греции он вдруг встречается с монахом Синайской горы, с монахом, насельником монастыря великомученицы Екатерины, в основании горы Синай. Монах прожил у нас три дня и вернулся на Синай. Наши с ним беседы в некотором смысле укрепили мое впечатление от православной Церкви. Дело в том, что перед этим за три дня до монаха он бродил по Афинам, и набрел на какой-то маленький дворик, а в нем оказалась церквушка. Церковь была открыта, он вошел в нее, и на фресках стен увидел святых. Света не было, только горели лампадки, и во свете этих лампадок лики святых. И он вдруг пережил нечто такое, чего он никогда не переживал – он вдруг пережил личные взгляды святых. На него смотрели лично со стен живые святые. Это переживание настолько его захватило, что он стал каждый день, когда заканчивались там его командировочные дела, приходить в этот храм и часами там сидеть. И настолько глубоко вдруг он начал чувствовать, что то, чего он искал – он здесь нашел, они живые, живыми глазами своими смотрят на него и общаются с ним, поддерживая в нем это желание личного Бога. Они, Его нашедшие. Вот это он переживал. Поэтому и говорит он, что наши беседы, – уже дальше встреча была с монахом, – наши беседы в некотором смысле укрепили мое впечатление от этой православной Церкви и этого общения со святыми на фресках. Он, монах, не походил на тех западных христиан, которых я встречал раньше. Во всем его существе, в словах и поведении сквозило христианство, в корне отличное от западного. Он без моих слов увидел, как я страдаю, и увидел, от чего. Подобно иконам, он выказал безмолвное, но глубокое сострадание. Его слова ко мне были исполнены любви, они проникали в самое сердце и умиротворяли душу. Когда по моей просьбе он заговорил о Христе и о христианстве, я почувствовал – он знает, что говорит. Я дивился его словам, потому что еще ни один знакомый мне христианин не говорил так, как говорил он. Он учил, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи. Его мудрость, укорененная в глубокой духовной уникальной традиции, оказалась на удивление действенной. Этот безвестный и бедный монах стал в моих глазах великим человеком, ибо до тех пор никто не говорил мне о Боге, как он. Я был счастлив, ибо собственными глазами увидел того, кто больше Хафиза, Руми, Аттара и Халладжа. Его простые слова и манеры заворожили меня своей глубиной. Монах не был ученым, не был университетски образованным человеком, однако, он обладал знанием, которое было больше всякой учености. Там впереди он описывает свою первую с ним встречу, и удивился он на одеяние монаха, потому что с горы Синай он приехал в Грецию в чем ходил там, видимо никогда не снимая свою одежду. Это была монашеская одежда, чуть ли не 20-летней давности, вся потертая, и такая как лохмотья больше похоже – вот так вот он ходил. И поэтому он говорит о бедности этого монаха. Затем закончив свою командировку, он возвращается в Норвегию, и в конечном итоге пути его ведут к тому, что он приближается к необходимости крещения. В Греции ему приходится по делам служебным приехать еще раз, и здесь он вновь, здесь он встречается с некоторой девушкой, женщиной Евгенией, которая оказалась знакомой этого монаха, и монах тоже еще раз приезжает. Они встречаются в Греции. И в конечном итоге монах Евгений его направляет в сторону крещения. Правда, он при этом переживает массу разных переживаний, и когда уже совсем он пришел к согласию, что надо креститься, начинается сильнейшая брань мистическая против его этого решения. Он видит сон, в котором некий страшный этот, как его – чудовище в общем, эфиоп некий прямо под потолок ростом начинает угрожать ему и страшить, и повелевает ему не ходить в таинство и вообще не прикасаться ни к каким таинствам, прямо конкретные слова: никаких таинств, ни к каким таинствам не прикасайся. И в ужасе он просыпается, весь содрогаясь. Потом вдруг на него нападают там разные неожиданные его собратья по службе, по служению, почему-то они вдруг начинают говорить с ним про то, какие противные все православные и какое вообще ложь это крещение, хотя они ничего об этом не знают, он никому же не говорит, он сам-то переживает вообще и втайне все это несет, мало того, он же знает ясно, как отнесутся его родные к тому, что он примет крещение, и он боится этого, он после того, как крестился – потом вообще боялся появляться у себя на родине, потому что там ему грозила смерть. И ясно, что никто ничего не знал. Тем не менее, эти сотрудники вдруг начинают нападать на него и говорить всякую разную грязь про православие и про таинство крещения. И во всем этом он вдруг неожиданно начинает смущаться и переживать колебания сильные, потому что все это имеет какую-то такую силу, доходит до самого сердца, ударяет прямо вглубь его духа и колеблет его уже. И когда он с этим со всем вдруг однажды Евгений открылся, она вдруг, Евгения ответила мне в самую точку пророчески сказав, там разговор зашел о Моисее: а кто по-твоему был Моисей, он ведь даже человека убил. Господь тем не менее, пришел к нему, потому что Господь так пожелал – понимаешь? Не Моисей, Господь так пожелал, не Моисей пожелал Господа, Господь так пожелал, – говорит Евгения. И по тому, что Он, Господь видел, что Моисей находится в нужном духовном состоянии, а не потому что он был великий человек. Это потом, по Божьей милости он сделался великим человеком. Поэтому, – продолжала она, – крепись, не думай, что лукавый будет спокойно смотреть, как ты приближаешься к Христу. Он будет всячески тебе мешать, потому что ему еще досаднее, когда к Богу приходит человек, воспитанный в совершенно других традициях. Не теряй веры и мужества. Она его убеждает в том, что это не его собственное собственно говоря желание к Христу, оно конечно, в нем есть, но прежде его собственного желания было желание Самого Христа, и поэтому у него появилось желание. И все его эти метания, вернее, все эти его муки, искания личного Бога – они тоже не его собственные, это Господь прежде его нашел, и поэтому он уже Его стал искать. Прежде Господь нашел Хризостома, а уж поэтому Хризостом стал Его искать, хотя еще не ведал, кого он ищет. Это ему говорила Евгения, убеждая его. В итоге слова Евгении наполнили меня любовью и Святым Духом. Они успокоили мятущееся сердце, придали мне мужество. Ну вот, после этого он крестится. И вот, что произошло дальше. Наконец-то я крещен. Теперь я полноправный член Церкви, я обновился. Мое сердце изменилось в святом крещении, и миропомазании. Я чувствовал, как оно преобразилось. Сейчас, несколько лет спустя я по-прежнему дивлюсь этой перемене, никто этого не знает, кроме тех, кто сам подобное испытал. Как это произошло? Как такое вообще было возможно? Один Бог ведает. Дух действует неисповедимыми путями.
И дальше вот он, завершая книгу, пишет гимн Духу: Дух осложняет жизнь чадам этого мира. Дух Святый осложняет жизнь чадам этого мира, если вы чада этого мира, то Дух Святый будет осложнять вашу жизнь, нет Духа – тогда и нет головной боли. Христианство становится тогда безвредным, а жизнь упрощается, если мы отделяем Духа от Церкви и ходим в Церковь без Духа, что собственно говоря и происходит часто у нас с вами сейчас в наше время. Однако, тем самым мы теряем утешение в грядущем мире, т. е. получив такую безобидную церковную жизнь или устроив себе ее такую, да мало того, еще и удобно устроенную в земной жизни, потому что мы просим Бога, а Он дает, мы чаем того, а он, молебен отслужили, а Он нам дал. И когда такая жизнь начинает быть, то мы через такую жизнь, где Духа Святаго уже нет, мы через такую жизнь теряем утешение в грядущем мире, потому что нам никаких утешений уже не надо, они все здесь, на земле получаемы. Но если мы не получаем этих утешений, если нам жить в этом земном мире очень сложно, скорбно и трудно, то тогда через Святаго Духа мы получаем утешение, но в каком мире? – В грядущем мире. Этот мир преходящ. Его утешения лживы и пусты в сравнении с утешениями века будущего. Через наше членство в Церкви Святой Дух, Утешитель, дарует нам утешение в грядущем мире. Именно энергия Святаго Духа оживляет Церковь и делает ее телом Христовым. Без нетварной энергии Бога нет никому спасения и очищения. Без животворящего дыхания Духа мы абсолютно мертвы, хотя и думаем, что в земной жизни очень живы. Однако Святаго Духа нельзя отделить от Его сути, и мы познаем Его именно по Его святому преизобилию. Святой Дух Божий не слаб и не инертен. Бездеятельный дух не есть Дух Божий. Церковь без Святаго Духа мертва, а мертвая церковь не может быть церковью Божиею, потому что Церковь Божия не умрет и не умирает. Вот такой дивный, поразительный опыт. И тем не менее, мне все-таки думается, что мы проходим через все эти же самые этапы, даже уже будучи крещенными, даже уже будучи воцерковленными, тем не менее с момента, когда сокрывается благодать призывающая в сердце человека, и мы в переходном периоде призываемы Церковью в подвижнических трудах идти к благодати содействующей – мы на этом переходном периоде проходим все эти переживания и этапы, которые прошел Хризостом. Другое дело, конечно же – у него какая-то особенная такая вот яркая, живая потребность личного Бога, которая пробуждена Самим же Господом в нем. И он ею через эти испытания проходит соответственно, и сами испытания эти тоже такие, сотрясающие его.
Я не стал читать этих всех его переживаний, особенно самые полгода от момента, когда он уже согласился на предложение Евгении принять крещение, и прошло полгода, как в итоге они устроили ему это крещение. Там столько всяких разных обстоятельств, отвращающих его от крещения было пережито, как снаружи, так и внутри, и через все это надо было ему пройти, и он прошел. Но мы не в такой мере и не за полгода, а за свои кто 5 лет, кто 10, кто 20 лет переходного периода – тоже проходим подобного рода потрясения. Они может быть, менее такие острые, потому что не сжаты во времени. Но они подобны же характера и подобного же рода. И поэтому и остывание веры, и колебание, и вообще нечувствие живой реальности причастия, нечувствие реальности жизни после причастия и непотребность в этом, и всякое остальное – это все как раз тоже состояние сильнейших колебаний, внутренних остываний, отпадений может быть, откатываний назад, через которые надо все равно пробиваясь, восставать и двигаться, и идти, и держаться всего того, о чем мы в начале нашей сегодняшней беседы говорили, т. е. держаться тех опытов веры, которые нам все-таки давались благодатью Святаго Духа.
Ну вот, и в некоторое еще подтверждение я хотел сегодня рассказать путь отца моего, Сергия, только что усопшего, и вчера нами, проводы мы совершили его, его родины, ну это тоже большой рассказ – в следующей беседе тогда, потому что это тоже очень живой, очень реальный, очень трудный опыт воцерковления, обретения живого Христа и удивительной блаженной кончины, которая совершилась с ним, – она стоит, мне думается, того, чтобы об этом рассказать, ибо это тоже опыт человека, который пришел не из ислама, а из буддизма, из ламаизма, правда, не совсем такой прямо посвященный в этот ламаизм, потому что кроме как детских бабушкиных впечатлений у него больше никаких особых таких соприкосновений с буддизмом и не было. Будучи советским атеистом, но с некоторыми живыми религиозными чувствованиями, но не исповедующий деятельно, тем не менее ему пришлось из этого вырываться. И вот этот путь и опыт высвобождения из этих пут ламаизма, конечно, стоит того, чтобы о нем рассказать. Ну вот, а сегодня пока закончим, спаси Господи.
11. Беседа: Христос. Вера. Имя
2016-02-12 Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер, у нас сегодня пятница, 12 февраля, 11-я беседа. Мы с вами находимся в разделе веры, сегодня третья беседа о вере. Итак, верою дается уклад жизни христиан. Ради этого мы вспомним три наставления Господних, из которых увидим сегодня порядок жизни христианский. Первое ‒ Господь сказал: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Второе – Он сказал: держитесь прежде Царства Небесного, и все остальное приложится вам. И третье сказал: отвергнись себя, возьми крест и следуй за Мною. Мы можем сказать, что этими словами Господь положил в уклад христианской жизни, первыми положил приоритеты, вторыми словами – держитесь прежде Царствия Небесного, ‒ положил распорядок, а третьими словами – отвергнись себя, ‒ положил послушание веры. При этом все три – это действия веры, и приоритеты веры, и распорядок – это распорядок веры, и послушание – это послушание веры.
Ну вот, давайте попробуем на этом всем остановиться, чтобы уразуметь для себя, о чем идет речь. Мне хотелось бы сегодня сказать, что к сожалению, все три в современном христианстве своем мы часто либо не вполне разумеем, либо не совсем должным образом исполняем, либо вообще просто переворачиваем. И поэтому в самой практике жизни, т. е. в самом непосредственном церковном укладе, к сожалению, последние наши, вернее, наши все эти 20 с лишним лет христианского жительства в значительной степени как-то из школьного богословия иным образом взято, и устроена жизнь наша несколько не так, как это должно бы быть по преданию самой Церкви, как устному преданию, так и т. е. из уст в уста от прежних поколений наших священников, особенно претерпевших советские гонения, тем не менее, сохранивших уклад церковной жизни; так предания письменного, которое мы имеем в виде трудов Святых Отцов, и Евангелия, так и особенно живого предания Церкви, которое совершается в самой ткани церковной жизни дыханием и действием таинств церковных, в которых Господь непосредственно приходит к нам и благодатью Своею сообщает нам должный порядок как внутреннего устроения, так и особенно конечно из этого исходящего внешнего порядка жизни.
Ну вот, остановимся прежде всего на первом благословении Господнем: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Покаянием человек отлагается от прежнего порядка жизни, соответственно, в его даже и в самом образе церковной жизни при постепенно разворачивающемся в нем покаянии меняются приоритеты самой церковной жизни. И поэтому сегодня мы можем говорить о тех приоритетах, которые бы надо нам иметь, и если для кого-то они окажутся некоторым исправлением прежних приоритетов церковных, то мне думается, что задача будет моя через то и исполнена. Для кого-то это может быть подтверждением того, что он усвоил своих 20 лет церковной жизни и больше приоритетов, и это будет тогда и радостью моею.
Ну вот, начнем с первого приоритета. Митрополит Питирим Нечаев вот что говорит: В древних языках слово покаяние – означает изменение. Покаяться – значит с сожалением осудить свое состояние, и изменить его. Ну, понятно, что мы наверно так все и полагаем. Только одно дело – знать, сознавать, и совсем другое дело – иметь реальности, в реальности своей жизни. И к сожалению, мне, как священнику с 23-летним стажем и как христианину со стажем уже 36-летним, с сожалением можно сказать, что сегодня покаяние как изменение, почти никем не исповедуется, во всяком случае, когда я слушаю исповеди, порою даже очень пространные и в которых казалось бы, человек приносит свои грехи, но за этим произнесением грехов и даже иногда слезами, с которыми человек кается, порою не слышится потребность и стремление к изменению своей жизни. С одной стороны, не слышно, к чему человек стремится и поэтому кается. Он кается, да, одни, кто начитанные и много знают, оказывается, потому что знают, что надо каяться, и в чем каяться, и фактически разумея себя рациональным умом, вполне распознают в себе грехи и распознают в себе неправильные поступки и их приносят на исповедь, потому что знают, что это должно делать. Но когда его спросишь: а вот ты каешься в этом грехе – а ради чего? Ну, ради раскаяния. А ради какой добродетели? ‒ уточняю я. ‒ Не знаю. А ради какой перемены своей жизни? ‒ Я не думал над этим, об этом. ‒ Т. е. в итоге получается, что изменение своих состояний, а соответственно, из этого изменение своей жизни, поступков, оказывается, не стало приоритетом, хотя об этом человек знает, мало того, много читал, более того, наверно и других учит. Но в своей жизни не держит это приоритетом, а держит приоритетом некое внешнее узаконение, что необходимо перед причастием иметь покаяние, и вплоть до того, что даже когда вот я говорю, что таинство исповеди и покаяния, собственно в самой Церкви прямо не связано с причастием, оно не является требованием, необходимейшим перед причастием. Оно просто в строе самой жизни как покаяние, приводит человека к причастию, ибо покаянным чувством надо приходить к причастию, т. е. чувством жажды к изменению, стремления к этому изменению своих состояний. Тогда в причастии эта жажда изменения закрепляется, потому что Господь, входя в человека, доставляет ему то, в чем он хочет измениться. Но если человек идет к причастию, не желая или не думая о каком-то изменении самого себя и вообще не полагая о добродетелях, в которые он хочет устроить себя самого, и не ища своих живых отношений с Богом, то тогда причастие Господу нечего в человеке укреплять. Сам человек этого не ищет. И тогда получается, что искание причастия и постановка перед причастием непременной исповеди является просто неким религиозным христианским долгом, который необходимо человеку отправлять. И когда он это делает, отправляя свой религиозный долг, то он радуется, что он хорошо сделал, и поэтому он ‒ хороший христианин. Поэтому причастившись, веселится, и ‒ ешь, пей, веселись, бегай по жизни, вообще не думая о том, во что он изменился. А оказывается, он не только не изменился, он в своих грехах как-то теперь освободился, он свободно стал жить в своем характере, он легко теперь стал чувствовать своих греховных движениях, потому что он причастник, ему теперь все позволено, он цель достиг, он достиг своей цели, причастился. Но это же чисто внешний порядок церковной жизни. Чтобы увидеть, что причаститься или же тем более прийти на исповедь и покаяться, чисто для исполнения долга, не является приоритетом, ‒ продолжим дальше читать Отцов.
Вот святитель Феофан Затворник. Когда он говорит, так, сейчас, не святитель Феофан Затворник, а сначала обратимся к старцу преподобному Назарию Валаамскому. Аще было намерение и захочешь, ‒ Назарий Валаамский – он наместник Валаамского монастыря, в какое-то время, не помню годы. Аще было намерение, и захочешь причаститься Божественных таин, и если духовник удостаивает тебя оного причащения, то вкусив тела и крови, сохрани мир всю ту неделю и пребудь в посте истинном, в воздержании от обильной и услаждающей пищи и питии. Старайся пребыть в бдении, в любви к Богу, и в прилежных молитвах, в сокрушении сердца, в стенаниях, в сетовании и воздыханиях сердечных и слезах. Внимай прилежно, да не присоединишься к распеншим Христа, да не уподобишься Иуде предателю. Т. е. Иуда предатель был со Христом, однако не был Его учеником, по сути и потому предал Его. И ты теперь, ‒ говорит старец, преподобный Назарий, ‒ причастившись Христа, если отпускаешь себя жить теперь, как ты есть, ‒ то не получается ли, что ты распускаешь себя в своих греховных чертах характера, и не отдавая себе отчета, погрешаешь для того, чтобы потом в последующем опять покаяться. Т. е. как бы возможность покаяния тебе позволяет после причастия свободно жить, не отдавая отчета, что ты делаешь. В то время, как, как раз именно причастившись, тебе надо сохранять мир, ‒ говорит преподобный Назарий, ‒ сохранять мир, и пребыть при этом в посте истинном. Благодари, ‒ говорит, ‒ Бога за неизреченное милосердие, что Он тебя сего удостаивает, при том понимай и сие, что если бы ты имел или имети будеши ангельскую чистоту или святость непорочную и преподобие Иоанна Крестителя, то и тогда без особенного милосердия Божия не можешь удостоиться сего Божественного таинства. Старайся как можно сохранить себя от многоглаголания после причастия, имей упражнение чистое и святое, и это делай не только перед причащением, во благоговении пребудь, но и особенно по принятии оной святыни. Блюдись от всего противного, старайся иметь всегда пребывание со Христом, Царем и Богом, и не удаляй Его от себя. Ты конечно, негодуешь на Иуду предателя, так же и на распенших и пронзивших гвоздями и копием Христа. Внимай же и себе, да не и ты повинен будешь, яко предатель тела и крови Христовой, тем, что ты вдруг ринешься во своя си, т. е. причастившись, будешь есть, пить и веселиться, не отдавая себе отчета, что ты при этом, как ты это делаешь. Тем более, не имея намерения, как-то сугубым образом сохранить в себе Христа принятого, а значит, для этого необходимо быть близким или сродным по своему устроению Самому Господу, т. е. уподобляться Ему, быть подобным Ему. Для этого-то и было все твое приготовление перед причастием, но оно не для того, чтобы иметь целью само причастие, а для того, чтобы после причастия быть подобным Христу, быть сродным Ему. Особенно с силою это подтверждает, в этом нас подтверждает преподобный Симеон, Новый Богослов. Вот небольшая главка из его творений: плоды святого причащения. Христос, Господь за тем пришел в мир, чтобы верующим в Него даровать очищение и избавление от грехов. Очищение грехов дарует Он через святое крещение. Соответственно, и через последующее таинство покаяния, да. А избавление от греха дарует через святое причащение пречистаго тела. Очищение от грехов – через крещение и покаяние, а избавление от греха дарует через святое причащение, пречистаго тела и пречистой крови Своей. Ибо Сам говорит: Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем. Вот, что должно иметь после причастия. Кто же пребывает со Христом, тот творит плоды добродетелей, а не плоды греха и беззакония. Почему, кто после крещения и причащения тела и крови Христовых не приносит добрых плодов, тот посекается, как бесплодное дерево и бросается в огонь. Страшному подлежит осуждению не только тот, кто недостойно, по нечистоте плоти и духа причащается тела и крови Господа, ‒ это мы знаем и об этом мы блюдимся, и в это мы как-то стараемся, поэтому все так старательно, очень тщательно приготавливаются ко причащению вот да. Но, ‒ говорит преподобный Симеон, ‒ но и тот достойно осуждается и наказуется, кто причащается без плода и пользы, обретаемой после причастия. По двум причинам осуждается таковой за свое бесплодие, ‒ видите, двойное осуждение получает. Первое: та, что он это таинство, столь спасительное и благотворное, показывает через самого себя бесплодным и бесполезным, не делая ничего доброго, будто в укор ему, таинству. Вторая: та, что причащается неблагодарно, так как после того не являет никакого благодарения Богу чрез исполнение заповедей Его, потому что Святые Отцы многократно в разных своих трудах утверждают практику свою, или практическое знание, что когда ты имеешь благодарность Богу, то ты непременно имеешь силу к исполнению заповедей Его. Благодарение Богу, искренне носимое в сердце, порождает силу исполнения заповедей Господних. Оно тебя соединяет с Богом, именно соединяет в деятельном твоем совершении Евангелия. Если Христос Господь не оставил ненаказанными тех, которые праздное произносят слово, не тем ли паче осудит Он того, кто столь великое таинство являет бесплодным в себе самом. Кто после причащения не приносит добрых плодов, а напротив, творит грехи и неправды, тому место с неверными, нечестивыми и некрещеными, как видно из слов блаженного Павла. Сколь тягчайшему наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню кровь завета, которою освящен. Видишь, что есть освящение?
И вот, тут еще такая практика, что когда мы очень хотим, чтобы непременно наши близкие, родные там причастились. А чего ради? А ради того, чтобы причастились. Но ведь после причастия не раз мы натыкаемся на то, что нами так вот в некотором, с некоторым усилием приведенный к причастию, особенно из детей наших вот да, после этого кидается в такие уже во своя си, что уже просто волосы дыбом порою. И как часто мне приходилось наблюдать, как в церковной школе вот, дети, ну там по распорядку они должны там причащаться, и вот они подошли к причастию, причастились, служба закончилась, они вылетают из храма – хуже, чем когда дети вылетают в школе из класса, когда двери буквально выхлестываются, и эта орава орущих кричащих детей выносится в коридор, и там начинается просто бесчинство такое, в коридоре. Ну то же самое я наблюдал после причастия, когда дети вылетали из храма. И порою даже хуже и страшнее. И тем не менее в общем-то и воспитатели, и сами священники вполне остаются довольными, что они вот детей причастили. Но ведь мы же имеем молитву перед причастием: да не в суд, в осуждение. Такое поведение детей есть явный признак, что этот ребенок осужден своим поведением, ибо вместо исполнения своей причастности Христу он совершает или открывает, или являет свою причастность как раз всякому злу, которое в нем есть. Но то же самое часто бывает и с нами взрослыми, потому что хотя правда, мы в этом себе отчета не отдаем, потому что причастившись, мы уже рады, что мы исполнили и сделали необходимый долг своего христианского жительства, а то, что при этом придя домой, мы тут же устраиваем ссору, или же вступаем в какие-то разные распри, или же даже в транспорте еще и успеваем уже и нагрешить, и нисколько об этом как-то и не страдаем, а наоборот виним всех вокруг, что вот они еще там подвернулись нам под руку или под ногу, и укоряем других, вместо того, чтобы себя укорять и виниться, что мы непричастны Христу оказались в причастии, а причастны оказались самому худому в себе и греху в себе, не отдавая при этом даже никакого отчета за то.
Кто освящен, ‒ говорит дальше преподобный Симеон, ‒ тот приносит плоды Духа Святого. Но кто верует во Христа и однако же еще обладается страстями греховными, тот пусть поспешит одуматься и всякою возревновать ревностью освободиться от тиранства сих страстей, чтобы потом начать приносить плоды добродетелей.
Теперь давайте посмотрим о втором, другом еще приоритете, значит – это приоритет покаяние, а соответственно, приоритет жизни после причастия, не к причастию собственно жизнь христианская и ревность христианская, хотя она и должна быть, и она и есть, но тем более особенно должна быть ревность и жизнь христианская после причастия. Третий же приоритет – это приоритет молитвы. Святитель Феофан Затворник. Что и как на суде, устремляю взор на уста Господни, из которых готово изойти последнее для тебя решение, или приди, или отойди. Т. е. мы сразу вспоминаем ответ юродивым девам, когда на их стук в дверь: открой, Господи, ‒ в ответ услышали голос: Не знаю вас. Или же, еще более страшный ответ – это на Страшном Суде, когда будет сказано: идите от Меня проклятые, а люди будут вопить: Господи, разве не Твоим именем мы чудеса творили, разве не о Тебе, Господи, мы жили и исполняли всю христианскую свою жизнь? А в ответ будет слово: не знаю вас, никогда вы не были со Мною, отыдите от Меня проклятые, идите в геенну огненную, в муку вечную. Так вот, чтобы это все не произошло с тобою, поэтому говорит святитель: стой, как на суде, том самом Страшном Суде, устремляя взор на уста Господни, из которых ты сейчас услышишь последний приговор, из которых готово изойти последнее для тебя решение или приди, или отойди. И тогда вопи: Господи, помилуй. И дальше добавляет святитель Феофан: существо молитвы, оно, говорит, ‒ в умном предстоянии Господу, но как?‒ Со взыванием к Нему, да, в умном предстоянии Господу, но со взыванием к Нему, в чувстве благодарения или славословия, или сокрушения, или страха, или другого какого чувства, к Господу относящегося, так что коль скоро нет какого-либо Господу чувства, то и молитва не в молитву – вот приоритет. Мы же сейчас как-то усвоили, что приоритетом является просто исполнение молитвы. Надобно вычитать, ‒ мы говорим даже, вычитать утреннее и вечернее правило. Я вычитал или я не вычитал, с грехом пополам, каясь в глаза, едва-едва дойдя до конца, ничего не соображая о том, что читаю, но я вычитал, вот держу себя в этом вычитывании. Почему? ‒ Потому что это приоритет в моей жизни, молитва должна быть непременно, ‒ говорю я. И поэтому я держу этот приоритет, да, отложил все свои дела в итоге. Ох, уже хочу спать, но тем не менее сон отлагаю, потому что приоритетно сначала помолиться, потом ложиться. Утром все-таки стараюсь пораньше встать, чтобы все-таки вычитать молитвы утренние, хотя сейчас многие христиане как-то умудрились в транспорте уже прочитывать утренние молитвы. Кто едет в своей машине, а кто в транспорте общественном читает про себя молитвы, т. е. где здесь собственно сама молитвенность? Где здесь сами чувства, про которые говорит святитель Феофан? И он настаивает: не исполнение собственно молитвы является приоритетом, как читаемой молитвы, а труд над чувствами, какие ты при этом в себе воспитываешь, когда ты молишься. И не случилось ли так, что кто-то из нас с вами уже 10 лет уже в Церкви каждый день утром и вечером молился, кто-то уже 20 и 30 лет в Церкви каждый день утром и вечером молился – это же какая огромная практика была произведена каждым из нас. Чему мы в результате научились? Холодному чувству, отрешенному бубнению молитвы, умению вообще стоять в молитве – да, умением может быть кто-то из нас. Но ведь за это же самое время, если бы мы следовали бы приоритету воспитания в себе самого молитвенного чувства, то это можно было бы многое чего достичь, если бы мы над этим приоритетом трудились. Поэтому и святитель Феофан в других своих письмах говорит о том, что не старайся непременно вычитать весь молитвослов, утреннее и вечернее правило, но лучше, ‒ говорит, ‒ назначь себе время, которое у тебя обычно уходит на это правило – 15 минут или 20, или 30, и в это самое время читай молитвы, не имея задачи все прочесть, но имея задачу иметь внимательность ума и сердечное чувство, которым должно быть наполнено каждое слово молитвы. Мало того, ‒ говорит, в одном из писем говорит прямо категорически: не позволяй себе читать подряд, но непременно добавляй, буквально слово – непременно, прерывай свою молитву, чем? ‒ Собственными своими призываниями к Богу, собственными словами, собственными припаданиями к Нему, порою иногда занимающими в некоторых случаях большую часть времени, которую ты сам себе отвел. Вот как идет труд на молитвенным чувством, собственно над молитвенностью, потому что именно она нужна. Когда кто, ‒ дальше продолжает святитель, ‒ когда кто в чувстве, то ему некогда обращать внимание на внешние положения, как своего тела, так и разных частей его: губ, языка, пальцев. В сердце надо стоять со вниманием, но не перед сердцем, а перед Господом. Если Господа нет во внимании, то и молитвы никакой нет. К этому святой праведный Иоанн Кронштадтский вот что добавляет: думали ли фарисеи, что они лицемерно молятся? ‒ нет, не думали. Они считали себя правыми в самом этом лицемерии. Оно вошло у них в привычку, сделалось так сказать, их природою, и они думали, что тем приносят службу Богу своей такой молитвой. Думают ли нынешние христиане-лицемеры? Это праведный Иоанн Кронштадтский, ‒ что они лицемерно молятся и лицемерно живут? ‒ Нет, говорит, ‒ не думают. Они молятся ежедневно, может быть даже и долго, молятся по привычке, устами, а не сердцем, без сердечного сокрушения, без твердого желания исправления, чтобы только исполнить заведенное правило, и мнят тем самым службу приносити Богу, тогда как молитвою своею они навлекают на себя только гнев Божий. Мы в большинстве своем можем сказать, что практически половину своей церковной жизни мы молились так, что гнев Божий должен быть на нас навлечен. Как же, в чем выражается в таком случае гнев Божий? ‒ Господь, когда так человек упрямо и упорно продолжает делать в своей практике, ‒ Господь его оставляет на его собственное произволение. И оставленный тогда поддержкой Божиею, человек тогда окончательно закостеневает в своем таком молитвовании, и в результате вообще приходит к некоему такому хладному вычитыванию молитв, причем наизусть, а то и еще и бегом на работу или же в транспорте. Иному, ‒ продолжает дальше праведный Иоанн, ‒ иному молитвеннику о себе или о людях, если он молится о них для пробуждения его дремлющего сердца и совести, надо предложить такой вопрос: Нужно ли тебе то, о чем ты в молитвах, не отдавая себе отчета, просишь? Ты вникаешь вообще в то, что там написано, и что ты произносишь устами своими? А ты имеешь желание того, что ты там произносишь? нужно ли тебе, ‒ говорит, ‒ и желаешь ли ты это получить? Я помню сам, как однажды, как-то такой вопрос неожиданно осенился, и я стал более внимательно прочитывать буквально одну молитву из утреннего правила. И вдруг оказалось, что я ни одного из слов, там произносимых, т. е. тех свойств и качеств, которые я выпрашиваю у Бога на день, ‒ я их не собираюсь иметь, они мне собственно говоря, и особо-то и не нужны. А зачем же я тогда это читаю? А потому что я выполняю долг христианский, и очень доволен, что я его выполнил. Это и есть внешнее христианство, это и есть потеря правильных приоритетов, приоритеты утрачены. Как в жизни часто бывает, что человек иное имеет на сердце, а иное на устах. В одно и то же время представляется двуличным так и в молитве. Желаешь ли ты, ‒ задай себе вопрос при этом, ‒ например, искреннего исправления и святого жития себе, которое во всех молитвах как раз и извещается? Сердцу нашему, ‒ заканчивает эту мысль свою Иоанн Кронштадтский, ‒ сердцу нашему как-то обычно лгать в молитве, и в обращении с людьми в своей повседневной жизни. Это столп лжи, ибо всяк человек ложь, ‒ говорит Псалтирь. Христианину надо употреблять все меры, чтобы вырвать из сердца с корнем такую всякую ложь, дабы в итоге насадить в нем чистую истину. Но для этого тогда эту чистую истину надо сделать приоритетом, и реальное чувствование того, что ты читаешь, сделать приоритетом. И не гнаться за тем, чтобы обязательно исполнить все правило, а в это же самое время гнаться за тем, чтобы хотя бы сколько-то из этих слов с искренним сердечным чувством произнести, и к ним еще и добавить свои какие-нибудь прошения от своего искреннего желания, которое совпадает по содержанию с тем, о чем ты просил по содержанию самой молитвы.
Вот еще Иоанн Кронштадтский говорит дальше: Ах, как много в нас своего мудрования, молитва – это ведь доказательство моей разумной личности, моей богообразности, залог моего будущего обожения и блаженства. Я по милости Его, Господа моего, есмь лицо, я имею разум, сердце, имею волю свободную и при своем разуме и свободе могу сердечным обращением к нему постепенно увеличивать в себе Его, Господа бесконечное Царствие, постепенно все больше и больше умножать в себе Его, Христа моего дарования. Молитва внушает мне, что я образ Божий. Но она в то же время напоминает мне и о моем ничтожестве. Нечувствие сердцем истины слов на молитве происходит от сердечного неверия, и нечувствия своей греховности, а это в свою очередь происходит от тайного чувства гордости. По мере чувств своих на молитве человек узнает, горд он или смирен. Чем чувствительнее, пламеннее молитва, тем он смиреннее. Чем бесчувственнее его молитва, тем он гордее. При этом вот эта вот пламенность молитвы не от самого человека, потому что не нам должно возгревать в себе это все, но там, где ты действительно смирен, там Господь приходит благодатью Своею и дает эту самую пламенность твоей молитвы. Но если ты горд, как же придет Господь в это сердце твое, и тогда откуда же может быть пламенность – разве что ты только сам разгорячишь себе сердце, но тогда это будет твоя кровяная горячка – больше ничего. Это относительно вообще нашей молитвы, т. е. где должны быть приоритеты. Помните, да, что приоритет – это приоритет веры, т. е. мы сейчас говорим о делах и настроениях веры, которые задают приоритет при исполнении христианского порядка жизни.
А вот еще один приоритет, который всегда Церковь содержала, но который сегодня к сожалению, совсем утрачен в жизни христиан – это Иисусова молитва, которую все христиане сегодня знают, как умное делание, и как только об этом услышат – как тут же говорят, что это не наше дело, и мы еще не достигли той необходимой меры, и вообще это не нашего времени делание, поэтому оно было раньше, может быть, еще кто-то там делает, но только это не нас касается. Неверие так говорит, бесчувственность духовная так говорит, крайнее самомнительное осязание себя так говорит. Обратимся к старцу Затворнику Гефсиманского скита, Александру. Гефсиманский скит – это скит от все Троицко-Сергиевой лавры. Отец Александр своим чадам всегда советовал более всего заниматься молитвой Иисусовой сердцем и устами. Старайся, ‒ говорил он, ‒ имя Господне произносить устами. Оно очищает и избавляет сердце от страстей. Действительно, вот всяк, кто имел практику, знает, что когда имя Христово начинает звучать в душе, то страсти начинают бежать. Правда, они бегут естественным для них способом – они подхватывают волю человеческую и начинают буйствовать в человеке, и человек, порою подхваченный ими, не управляясь с ними, весь вдруг становится в этих страстях, т. е. сам себя порою не узнает. Но этому должно быть, ‒ говорит вся практика, ‒ но оно бывает недолго, две-три от силы, четыре недели, потом это все смывается, опять же именем Господним, и наступает некая тишина. Правда, потом в последующем еще может повторяться через год-два такое некое очищение от страстей. А дальше уже начинается уже собственно борьба с этими страстями именем Иисусовым, которое произносится в сердце человека. Старец затворник Александр: Молитва Иисусова выше всех деланий духовных, но если кто понудит себя усердно к ней и на опыте вкусит сладость от нее, тот скажет тогда: блажен тот человек, который ею занимается. Ну, к сожалению, я знаю из многих опытов, которые мне доводилось встречать в людях, что хватает людей не надолго, там один занимается ею месяц, другой – два-три, полгода, и потом бросает, говорит, что никаких плодов нету и никакой жизни в ней нету, и поэтому устаю, изнываю и прочее-прочее. А тут еще и обычно наваливается масса разных искушений, которые прямо вот так сбивают человека с этой молитвы или же отводят его и не дают во дне места во времени просто, ‒ настолько все вдруг заваливается делами и необходимыми нуждами, что говорит, что просто нету времени это делать. На самом деле он говорит, что у меня в приоритетах как раз эти самые дела, а молитвы в приоритетах нету. Но когда человек говорит о том, что нет молитвы в приоритетах Иисусовой, то он говорит, что у него нету веры, ‒ я маловерный, или я вообще неверующий человек. Ученик спрашивает его, старца: Батюшка, как же научиться этой молитве так, чтобы положив начало, и после не перестать ею заниматься, потому что начинающие читают эту молитву с трудом и с большой неохотой. Старец: Нужно нудить себя, без самопринуждения ни в чем не успеешь, трудно идти в гору, под гору бывает легче, трудно бывает также слепому, пока он не прозрит, а когда прозрит, радуется и веселится, что увидел свет. Так и молитве, хотя и плохо, и с трудом будем учиться, но со временем, ‒ а это годы – выучимся, если не ослабеем. Зависеть это будет от нашего самопонуждения. Божия же помощь всегда готова к нам прийти. Ученик: опять же говорят некоторые отцы, что беспрестанно молиться – это дело святых мужей и совершенных. Старец: по заповеди Господней и апостольской необходимо всем христианам памятовать о Господе, потому что слова непрестанно молитесь, сказанные апостолом Павлом в послании к Солунянам, сказаны всем христианам, нам надо спасение свое соделывать, подвизаясь в смиренномудрии. А так как совершение молитвы Иисусовой непременно требует и смиренномудрия ‒ это практика сама тебе покажет изнутри, то поэтому он и говорит об этом. И отсюда его таковые слова, но и не только его, еще целый ряд, я уж не буду приводить подвижников нынешнего времени – ХХ столетия, ‒ говорит о том, что без молитвы Иисусовой невозможно спасаться современному человеку. Я приведу вам просто на память некоторые выводы, которые сделали новомученики наши, пребывая в концлагерях и тюрьмах, и те, которые вышли из них. Мне как-то довелось прочитать некоторое количество книг о них и их собственные наставления, то многие из них прямо говорят, что спасла их там молитва Иисусова. Ну, если мы помним об отце Арсении, то наверно, обратили внимание, что он постоянно бормотанием держал эту молитву. Если кто читал книгу о Григории Пономареве, протоиерее, который прошел через концлагеря, 15 что ли лет, или 25 лет и вышел. И удивительные там чудеса участия Божьего проявились на нем и через него, и он там шел тоже с молитвой Иисусовой, она ему помогала удержать себя во внутреннем уповании на Бога и в том должном смирении, через которое он смог не раскиснуть в этих ужасных обстоятельствах. Потому что те, кто унывает или же опадает силами, или же вдруг гаснет в своих чаяниях или же упованиях, тот очень быстро приходит в отчаяние и тогда физически тут же слабеет, силы его покидают, и он не может ни норму там эту трудовую выполнить, ни поспешать за колонной, которая идет на работу. В итоге либо собаки его загрызают, либо расстреливают его как упавшего и не поспешающего, в общем, человек погибает в итоге. Так много погибло верующих.
Еще об одном приоритете мне бы хотелось сегодня сказать, напомнить, о котором говорит с нами старец Паисий Святогорец. Я сейчас буду говорить всем в общем-то известном, но к сожалению, известно-то известном, мы много чего знаем, но в жизненных приоритетах мы не содержим то, о чем я сейчас буду читать. Речь идет о смерти. Старец Паисий Святогорец: Если в человеке живет Христос, то смерть для него – радость. Однако, не дело – радоваться тому, что ты умрешь, потому что устал от жизни. Человек, живущий припеваючи, боится смерти, потому что мирская жизнь приносит ему удовольствия, и он конечно же, не хочет умереть. Поэтому смерти желают немногие. Большинство людей хотят успеть что-то завершить в сей жизни, и поэтому не хотят умереть. Ведь у них в приоритетах находятся их собственные дела – их надо завершить. Однако, Благий Бог устраивает так, что человек умирает, когда он становится зрелым, т. е. у Бога есть приоритет в делах человеческих. Но что ни говори – человек духовный, будь он молодым или старым, должен радоваться тому, что он живет, радоваться и тому, что ему предстоит умереть. У нас же к сожалению, вот эта радость от того, что мы живем – есть, а как только вспоминаем о смерти – так эта радость куда-то девается. Это говорит о том, что нету приоритета, истинного приоритета в духовной жизни, и тогда наша радость – она не о духовном, если при слове о смерти эта радость гаснет. Радость же о духовном – она одинаково звучит как при словах о жизни, так и при словах о смерти. Но тогда это совсем другой приоритет – приоритет духовной жизни, а не душевно-телесной, земной. Не надо только, ‒ дальше говорит старец Паисий, ‒ не надо только добиваться смерти самому, потому что это будет самоубийство. Для человека, умершего миру и духовно воскресшего, в отношении смерти совсем нет тревоги, нет страха или беспокойства, потому что он ждет смерти с радостью. Ну вот, нам, много читающим в Отраде о новомучениках, и тем более, Великим постом, когда каждый день читается за трапезой о ком-либо из новомучеников, мы не один раз уже натыкались на такой момент, когда кто-то из верующих в тюрьме ведет себя совершенно особым образом, безмятежно, хотя остальные перед, особенно моментом, когда там 12 ночи, и начинают греметь ключи, дверь открывается, и выкликают на расстрел очередного, очередную жертву, все очень трепещут и напряженно ждут этого момента, и когда начинается выкрикание троих имен – внутренне трепещут и сильно боятся, хотя речь идет о монахах, речь идет о священниках, и тем не менее, вот они не могут преодолеть этого своего страха. И вдруг на фоне вот такого поведения, мы читаем о ком-нибудь, который, ну например, некто из, то ли архимандрит, то ли игумен – не помню уже, из Нового Афона, который на протяжении всего этого времени в тюрьме шил сапоги, подшивал сапоги, и подшивал другим тоже обувь, и был в совершенном безмятежии, правда, он творил молитву Иисусову. И когда гремели ключи, и выкликались имена, он как бы находился как будто бы на полянке, где птички поют, и он спокойно занимается своим ремеслом. И когда прозвучало его имя, ‒ встал, совершенно спокойный, ровный, повернулся ко всей братии: Простите меня, помолитесь обо мне. Потом снял свои сапоги и поручил их одному из братьев, и сказал, что тебе еще какое-то время пожить, сколько-то дней хотя бы, поноси их, тебе будет это впору. Потом: Господи, благослови, ‒ перекрестился, повернулся к охране и сказал: ведите. И вот тот, кто описывает это, он один из двадцати, который там каким-то чудом, правда, описывает, каким этим чудом он оказался жив, ‒ он говорит, что мы были все конечно, очень поддержаны этим его примером, как в то время, пока его еще не выкликали, так и особенно после того, как он так ушел от нас. Все остальные были этим сильно укреплены. Ну и подобным же образом мы видим, что в разных случаях концлагерей особенно удивительно себя вели люди, исполненные этой совершенной свободы по отношению к смерти, мало того, не просто к смерти, а к некоторому внутреннему вожделению, чаянию встречи со Христом. И помните, святитель Иоанн Златоуст ‒ его последнее слово, перед тем, как его в ссылку отправили, он своей пастве говорит, что для меня Христос – жизнь, а смерть – приобретение, повторяя тем самым слова апостола Павла. И поэтому говорит, что я к этому приобретению Христа, Который жизнь для меня – иду с радостью, поэтому вы, ‒ говорит, ‒ чада мои, не горюйте обо мне, ибо я иду туда, к чему стремился всю свою жизнь, иду к Тому, к Кому стремился всю свою жизнь. И это вот приоритет, Видите как, приоритет духовной жизни, соответственно тогда и в смерти искать жизни и встречи со Христом, есть приоритет жизни, который и должен в себе воспитывать, но он воспитывается как раз более всего, как говорят Отцы, именно молитвою, тем более Иисусовой.
Для человека, умершего миру и духовно воскресшего, в отношении смерти совсем нет тревоги, ‒ продолжает старец Паисий, ‒ страха или беспокойства, потому что он ждет смерти с радостью. Это происходит потому что он пойдет ко Христу и будет радоваться рядом с Ним. Но и находясь в жизни сей, он тоже радуется, потому что и в сей жизни он тоже живет со Христом, и чувствует часть райской радости еще живя на земле. Это и есть духовные или небесные приоритеты. Понятно, что если у тебя таких радостей нету, и ты с ужасом сейчас слушаешь даже обо всем этом, то очевидно, что у тебя приоритеты совершенно точно земные, что ты чего-то такое еще на земле хочешь исполнить и совершить. Такой человек, который живет радостью райской, спрашивает себя о том: существует ли в раю радость выше, чем та, которую он переживает здесь, живя на земле. Люди, о которых идет речь, подвизаются с любочестием и самоотвержением. С любочестием, т. е. с любовью к чествованию Христа. И с самоотвержением ради этого, да, имея перед глазами смерть и ежедневно размышляя о ней, они подготавливаются к ней более духовно, подвизаются с большим дерзновением и побеждают житейскую суету. Вот как. Ну вот, это немножко о приоритетах, хотя так если мы с вами еще более, если вы просто возьмете сейчас эту задачу. Чтобы в своей церковной жизни внедрить: первое – приоритеты веры, второе – помните, да – приоритеты распорядка, и третье – послушание веры, распорядка тоже веры, то вы дальше сможете уже, имея просто здесь, в нашей сегодняшней беседе примеры этих приоритетов, дальше уже сами тоже замечать их, особенно при чтении разных книг, мы же много читаем или же при встрече с разными людьми и видя их образец жизни, замечая сразу же, какими же приоритетами они живут. И тогда, что-то из этого и подхватывать, меняя тогда в себе самом, в своей собственной жизни свои ветхие приоритеты, приоритеты падшего естества.
Второе, это значит Господь, да, и это приоритеты, потому что говорит Господь: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное, покаянием отвергнитесь прежних приоритетов. Второе же Господь сказал: Держитесь прежде Царства Небесного, и все остальное приложится вам. Речь идет о распорядке дня. Значит, тогда соответственно, в распорядке дня, недели и года прежде всего должны стоять дела чего? Веры. Дела святости прежде всего. Как это будет выглядеть тогда в реалиях? Ну практически все наткнулись на такой факт, что когда дело подходит к вечерней молитве, уже сил никаких нет. Но это же означает просто одно – что молитва в распорядке вечернего времени стоит в самом последнем месте, а приоритетно стоят все остальные дела. Мы пришли с работы, или же закончили рабочий свой день, и первым приоритетом стоит – поужинать да, вторым за ним приоритетом, у кого-то к сожалению, до сих пор в разных домах – посмотреть телевизор и особенно новости какие-нибудь, прямо вот аж даже уже с обеда прямо весь горит, чтобы поглядеть, особенно если это сериалы. К сожалению, вот очень много людей подвязаны на телевизоре, а сегодня подвязаны на интернет-общении, и тогда кто-то непременно должен там что-то в контакте посообщаться, в одноклассниках поговорить, еще что-то такое сделать, еще в каких-то там контактных общениях, интернет-общениях. Потом надо еще что-то по дому поделать, потом надо со своими там о чем-то поговорить, особенно если чего-то там надо выяснить. Глядишь – уже время 11 часов, все силы уже рабочего дня давно уже иссякли, остаток сил, который был, тоже закончился, и мы становимся на молитву. Если же мы все-таки поставим в распорядке прежде всего дела веры и дела святые, то придя с работы или же закончив рабочий день, да, конечно же, если у тебя в распорядке стоит ужин – то поужинать, пообщавшись со своими близкими, ты сразу встанешь куда? ‒ на вечернюю молитву, тем более, что в самом молитвослове это учтено, и поэтому вечерние молитвы разбиты на 2 части. Большая часть там 4/5 молитв идет вначале, а потом некоторый перерыв и окончание этих молитв отдельно написано, дополнительно со слов «Владыко, Человеколюбче…» Зачем такой перерыв сделан? А он и для того, чтобы пока свежие силы вечером в первую очередь ты должен за целый день принести покаяние Господу, да, еще до сна может быть у тебя еще 3-4 часа, но день-то весь уже прожит тобою, покаяние за данный день-то уже можно исполнить. И совершив это покаяние, дальше оставшиеся 3-4 часа домашних там дел или еще чего-то сохранятся в негреховном устроении, тем более, что ты уже как-то осознал. А если ты еще имеешь практики, прежде чем, как говорит в одном из своих наставлений святитель Феофан Затворник – прежде, чем становиться на вечернюю молитву, надо тебе сначала испытать свой день с дневником в руках, и записать, что ты должным образом должен был бы делать, а не сделал, имеется в виду из дел веры; что к делам святости ты должен был приложить за данный день, а не приложил. И когда ты это все испытаешь, то после этого и становись на молитву вечернюю – тогда она у тебя будет вполне живая, потому что она имеет покаянный характер, примирительный тебя с Господом и очистительный за весь прожитый день. Ну сейчас я знаю, что в общем-то на заре своей церковной жизни, наткнувшись на такое наставление святителя Феофана, какое-то количество людей делали так с некоторою ревностью и вдохновением. И я такое имел тоже в своей практике. Но потом это куда-то девалось и исчезло, потому что распорядок вовсе не идет за верою. Оказалось, что падшее естество настолько уверенно держит распорядок нашей жизни, что все дела веры постепенно оставляются на потом. И в распорядке дня, недели и года царствуют в основном дела земные, касательно нашей жизни до смерти. А тогда конечно же, и в них буйствует и царствует некая успешность земных дел, соответственно и постоянное попечение и радение о том, чтобы была добрая слава и молва о нас с вами, ну и на все это мы очень стараемся и все свои силы полагаем, понятно, что и успешность, и добрая молва – это вовсе не есть дела веры, а тем более устроенность своей жизни, удобства своей жизни, комфорт своей жизни – это не есть дела веры. Вот, поэтому распорядок веры – он совсем по-другому выстраивает наши дела, поэтому соответственно, и в утреннем правиле например, да, что там произойдет: многие действительно наткнулись на то, что в современном ритме жизни, который сегодня задает реальная цивилизация, просто не в силах бывает пораньше встать, чтобы помолясь, потом бежать на работу. Тем не менее имеет в своем распорядке дело веры и утренней молитвы как первенствующей, как желательной, такой человек – я знаю несколько людей, которые умудрялись на работе так устроиться, что утреннее правило прочитывали на работе, хотя это было порою когда в 11 дня, когда в 12 дня, просто потому что, хотя можно было по дороге это делать, они иногда и делали так по дороге, но потом уловили, что это что-то там, это не есть молитва веры, это молитва долга и обязанностей христианских. Но молитва веры – она требует совсем другого настроения. И тогда у себя на работе находили это настроение. Я знаю даже двух учительниц, которые в Москве это время находили как раз в перерыве обеденном. Все устремлялись в столовую, а они устремлялись в какую-то там под лестницею комнатушечку или же там в уголочек, и там молились сидя, так, что если кто и заглянет туда – ничего подозрительного не обнаружит. И они очень к этому вообще так очень привыкли, и как-то уже спокойно это делали. Знаю и у нас здесь в Волгограде таковых из наших чад некоторых, которые на работе специально выделили удобный момент, удобное время, когда утреннее правило совершали, правда, у одного это происходило в 2 часа дня, но зато оно было степенное и в чувстве исполненное. Видите как. Вот что такое распорядок веры. Понятно, что в этом распорядке тогда тем более должны быть непременно поставлены важнейшие дела – это молитвы, это посты ‒ среда и пятница, да, при этом с постоянным памятованием о том, что это пост, а не просто вегетарианство, потому что по виду-то это же вегетарианство просто, т. е. мы не вкушаем животную пищу, но и вегетарианцы не вкушают. Мы сокращаем объемы пищи в среду и пятницу вместе с вегетарианством – но это делают и люди, ведущие здоровый образ жизни. Где тогда наше вот такое невкушение делается постом? А оно делается постом только в том случае, если мы это делаем ради того, чтобы не быть в среду яко Иуда, а в пятницу не быть вместе с распинателями Христа. Но тогда появляется распорядок веры, потому что удержать это памятование – не быть яко Иуда, не быть распинателем Христа – удержать это может только вера. Но если ты верою будешь держать вегетарианство свое, и оно через это будет становиться постом, то тогда вера же твоя и в среду и в пятницу сделает так, что ты не очень-то будешь там раздражаться, ябедничать, осуждать, еще какие-то там свойственные тебе грехи совершать, потому что ты не в этих грехах и не в своей душевно-плотской естественности греховной пребываешь, а ты пребываешь в вере, и ты худо-бедно, но ее наращиваешь, тем более, если мы с вами 10 и 20 и 30 лет уже в Церкви – за это время каждую среду и пятницу именно занимаясь распорядком веры, мы бы наверное, очень во многом бы успели бы. И точно уже слышали бы себя не Иудами в среду и не распинателями в пятницу, и это было бы основой нашей жизни этих двух дней. Но если это будет основой жизни наших этих двух дней, то оно станет основой жизни Великого поста, и тогда настанет тем самым, что Великим постом приводит нас к воскресению Христову, потому что смерть и воскресение связаны едино у Христа, нету воскресения, если бы не было бы смерти – нечему воскрешать. А тогда эта смерть и смертность Господа мы как раз испытываем и переживаем днями Великого поста. А помогает этому как раз среда и особенно пятница, если ты ее совершаешь верою, и если эти два дня в твоем распорядке находятся в распорядке веры, а не просто некоего внешнего порядка церковной жизни. Вот что такое распорядок. Ну и понятно, что распорядок – это четкое время, памятовать надо, что это действительно, это среда и пятница, а не вторник и не суббота, и не плавающий день, когда я вдруг вспомню, что я сегодня не Иуда, а в другой день я не распинатель. Это именно четко – среда и пятница. Распорядок этот четко, определенный день Пасхи, вовсе не тот, который совпадает с пасхою иудейскою, а именно тот, который православная Пасха, и в распорядке стоит именно как в распорядке веры в определенное время, и соответственно, от нее идут уже остальные дни церковных праздников. Это не случайно и не плавающие дни. Соответственно, тогда и в распорядке дня молитвенные дела тоже стоят в определенное время, и надобно уметь этот распорядок молитвою если для себя определить и держать. И все, кто пробовали – они знают, что как только ты начинаешь заниматься собственно распорядком веры – тут же на тебя начинает нападать все, что только может напасть, чтобы расстроить твой распорядок, особенно если ты вдруг занялся всерьез молитвою, так как мы сегодня слышали, и тем более, если ты к утреннему и вечернему правилу присоединяешь и присовокупляешь еще и молитву Иисусову, не как собственно умное делание – до этого нам далеко, но собственно саму молитву Иисусову искренне совершаешь, то ты вдруг обнаружишь, что на тебя начнут нападать и налетать все обстоятельства, какие только могут до тебя добраться, чтобы только лишь сбить тебя с времени, которое у тебя определено. Ты должен встать на молитву – тебя растащит то, другое и третье, и ты не встанешь в это время на молитву, встанешь позже, но ты будешь точно через это усиливаться в намерении, что уж завтра точно встану, ‒ и завтра не встанешь, тебя снова растерзает или внешнее, или внутреннее. Тогда ты из этого еще более убежденно скажешь, что уж в третий день я точно встану – и встанешь, и вот, с этого дня начнешь держать, чтобы там ни происходило. Но к сожалению, падшее естество настолько властно над человеком, что оно с удовольствием откликается на мешающие обстоятельства, а если этого не происходит, то уже взял их в полон и держишь себя в распорядке, то тогда оно изнутри начинает тебя расслаблять, растаскивать, размазывать, и в итоге ты изнутри вдруг что-то вдруг захотел, как-то вдруг повременил, и глядишь – распорядок опять нарушился. Поэтому, это если так происходит, то это очевидно, что распорядок – это столь важное делание в жизни церковной, что оказывается, против него восстают все силы вражьи, какие только вообще могут быть, все стихии мира как бы налетают на тебя. Но тем более тогда – значит надо держать распорядок веры, распорядок святых дел.
Ну и третье, поэтому и сказано, что ‒ держитесь прежде Царства Небесного, а все остальное приложится. Ну и действительно, получается, что если держаться Царства Небесного, то все остальное будет прилагаться, ну в каком-то остаточном виде. Понятно, что у тебя тогда может быть не вполне будет все блестеть, не вполне все успеется сделать, мало того, придется постепенно и вообще и сокращать количество дел, которые ты вдруг так набрал или набрала у себя в своем жительстве. Распорядок святых дел – он будет вытеснять то, что не нужно совсем, умирять и сокращать то, что нужно, но вполне может обойтись в мере, в своей небольшой мере, и при этом остальное, что действительно нужно, ‒ будет ставить во вторую очередь после святых дел и дел веры. Что это даст? Это даст саму веру, она начнет в тебе быть все более живою, она станет в тебе быть все более жизнью твоею, она начнет обретать все большую силу и власть в тебе, ‒ вера начнет обретать в тебе силу и власть. И глядишь, через это ты начнешь становиться собственно действительным человеком веры, а не просто внешним христианином. Кстати, об этом внешнем христианстве вот, небольшое слово, некоторое слово. Вот что произошло например, с христианством римским и протестантским. Это мы смотрим книгу «Догмат о вере» протопресвитера Михаила Помазанского. Со времени отрыва римской церкви, церкви Запада от восточной, западная стала более земной. Это совпало с началом второго тысячелетия христианства. Церковный Рим удержал при себе имя католического, церковь усвоила его как ее собственное имя, но ослабело тяготение к Небесной Церкви, ослабело чувство близости святых Церкви, древних отцов и учителей ея, как ее духовных вождей. Место такого тяготения занял рассудок. Ну вот, тем более именно западное образование особенно дало большую свободу рассудочному развитию, теперь оно внедрилось у нас, в Россию, и мы тоже сейчас в активном развитии своего рассудочного жительства через образование. Выражением его в итоге явилась схоластика, руководство веры перешло в руки докторов и магистров богословия, что удержалось и до нашего времени. Людская церковная масса продолжала жить своей привязанностью к традиции. Когда же к названному обмелению духа Церкви присоединилось в глазах народа моральное снижение ответственных кругов Церкви, проявился тогда в свое время протест, возникло в итоге протестантство. Выступил Мартин Лютер, но Лютер и его единомышленники сами носили в себе односторонний дух схоластики и рассудочности, и в результате уже в самом протестантизме появляются течения протеста против сухости веры, отрываются группы с мистическим настроением, возникают разные формы пиетизма с жаждой таинственных переживаний религиозных, с ожиданием благодатных озарений, что дошло и до наших дней. Сознание ненормальности, а по существу греховности, потеря единства христианства теперь выражаются отчетливо. Тоску о единстве стремятся заполнить попытками соединения, и на этой почве создалось экуменическое движение. Но если даже отвести наши глаза от его политической стороны, ясно, что оно ведет еще дальше от понятия Церкви Христовой, от идеи единства Церкви, здесь забывается само слово Церковь. Чем шире становится обхват религиозных организаций, призываемых в это движение, тем дальше отходит оно не только от кафолической Церкви, но и от мысли о Царстве Божием, как о Царстве Небесном. И как больно видеть, что православные представители и предстоятели Церкви, вошедшие в это движение, не видят этого конца.
Для нас сегодня это как-то очень актуально, потому что вольно или невольно через эту внешнюю образованность, в том числе и церковную, Церковь начинает скатываться к такому как раз рационализму. Еще одно мне хотелось прочитать вам, т. е. это взгляд человека, который. Мы сегодня люди современные, так называемой западной культуры, которая невольно проникает в наше сознание со всем антуражем современной культуры, живым поневоле в двух духовных сферах, в сфере современного христианского просвещения, и второе – в эпоху Просвещения, начавшегося на западе Европы от конца Средневековья, живем в эпоху рационализма или практического мышления, постепенно отмежевывающуюся от религиозных начал. Наш век – это размежевание или отмежевание, достигло прямого гонения на настоящее христианство. По задачам этой общей эпохи только земные житейские цели сегодня как бы достойны права на общественное внимание и даже на само существование, в том числе на существование земной церкви, на ее развитие, и на ее обширность. Думам же и заботам о вечной жизни нет места даже в такой церкви, как нет места и в совершенствовании в духе евангельском. А для охраны общественной этики и порядка вполне достаточного общего, школьного обучения в том числе и христианского, и полицейской бдительности и конечно, мест заключения для преступников. Таковы принципы этой эпохи – действительность перед нами.
Теперь третье дело веры – это наставление Господне: Отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мною. Вот, по-разному сейчас мы каждый для себя вывели, что значит отвергнись себя, но собственно в самом укладе церковной жизни отвергнись себя, первой ступенью или первого класса – это есть как раз послушание, послушание ну, первое ‒ строю церковной жизни, затем послушание читаемому, в том числе Евангелию, Святым Отцам, Святых Отцов. И третье послушание – это послушание духовникам. Поэтому вот, ну как-то слава Богу, первое послушание строю церковной жизни большинство исполняют и совершают – это весь порядок, календарный порядок церковных праздников, постов, домашних утренних и вечерних молитв, среды и пятницы постных, и это общий строй церковной жизни. Послушаясь такому строю церковной жизни, ты конечно же, отвергаешься прежних своих привычек и навыков жизни. Во всяком случае суббота вечер у тебя уже совершенно не та, которую ты раньше проводил, ты отвергся прежнего образа. Воскресенье утро у тебя тоже сегодня не такое, как раньше у тебя было, ‒ в этом отвержение себя. Беда другая – на заре своей церковной жизни это отвержение большинством из нас взято достаточно уверенно и с ревностью. А по ходу жизни, на пятом, на десятом, на двадцатом особенно году постепенно это послушание строю церковной жизни начинает слабеть, и вместо него мы уже начинаем потакать самим себе – где-то и на службу не пойдем, где-то и придем с опозданием, где-то уйдем раньше, чем служба закончится, и все ради чего? Ради восстающих дел падшего естества. И постепенно начинает падшее естество довлеть над таким послушанием. Тем не менее, его надо держать, потому что это послушание веры, если оно тобою держится, при этом в непросто в том, чтобы исполнить только внешний порядок, но исполнить ревностно, значит, к службе не опаздывать, со службы не уходить, более того, есть еще такое удивительное правило: если ты случайным образом забрел на службу, а там идет литургия, то останься до конца, хотя тебя тут же начинают глодать мысли, что я же случайно, у меня же там дела, мне надо туда-сюда успеть, мне надо там быть. Но ты же каким-то образом оказался на литургии. Ну и конечно же, ты не будешь говорить, что вот нечистая занесла. Значит, что-то же тебя занесло. Ну так и останься верен тому, что тебя занесло. А тем не менее вот, некоторые так прямо и думают, т. е. они так может быть и не думают, но так делают, что ах, занесло меня, ‒ и давай скорее убегать. И тем более, если ты за этим строем церковной жизни начинаешь послушаться и самому богослужению в его содержании, ты начинаешь внимать богослужению. Но тогда придется отвергаться себя, надо научать свое внимание ума удерживать на содержание службы, и отсекать всякие мысли о каких-то делах, о каких-то свершениях дня, завтрашних дел, фантазии, мысли. Тогда придется заняться всерьез своим характером и качеством пребывания на службе, и это тоже послушание службе, в котором есть четкое отречение от себя, отвержение себя. Все мы знаем послушание веры читаемому, потому что, что-то прочитав, многие знают, как подхватывали это прочитанное и с ревностью держали какое-то время. Но вот беда, что в этом послушании, к сожалению, мы не воюем и не восстаем против падшего естества. Как-то вдохновенно подхватываемся прочитанным, но стоять за это прочитанное не умеем, и поэтому порою в итоге оставляем и многое из того, что пробовали, в конечном итоге из нашей жизни, но беда не в том, что это ушло, может быть и слишком перебор, и не надо было столько набирать, но с этим уходом уходит сама ревность удерживать то, что ты подхватил послушанием. Причем это было послушание веры, и начинает вместе с этою ревностью духовною уходить и сама вера, и в конечном итоге ты остаешься уже без ее вспомоществования тебе, с одним только, со своею только внешнею религиозностью, ну благо, хоть она тебя продолжает держать все-таки на службах, но или же в чтении, в читаемом и время от времени все-таки тебя выручает, особенно в периодах тягостных, отчаянных откроешь книжку, глядишь – и утешишься и успокоишься. Но к сожалению, то происходит просто ради утешения, а не для устроения своего церковного порядка, внутреннего порядка жизни, т. е. не устроения своего послушания веры. А надо бы его развивать. И наконец, послушание духовникам – очень важное устроение церковное, которое многое что позволяет удерживать, потому что есть люди, кстати, вот эти три послушания: строю церковной жизни, или читаемому, или духовникам – они не все свойственны каждому человеку, потому что по характеру человеческому, некоторые как раз легче подхватывают одно послушание – допустим, строю церковной жизни – большинство, другие удобнее подхватывают послушание, подхватываются послушанием читаемому, нежели духовникам. И только очень малая часть людей по характеру прямо держит послушание духовникам. Для них это жизненно, оно составляет их жизнь. Характер людей с таким характером к сожалению, я так вижу и знаю мало в сегодняшнем мире церковном. Тем не менее, они есть. И я думаю, что это самые счастливые люди, потому что я отчасти в этом смысле тоже не вполне к ним отношусь, и больше по характеру сам иду послушанием читаемому, и строю жизни церковной. А послушание духовникам, до отъезда в Волгоград всегда было, но с отъездом в Волгоград прервалось, постепенно, не сразу, потому что первые годы я все время ездил в Москву, и как-то постоянно общался и был у своего духовника, у отца Кирилла, но тогда когда он совсем уже заболел, и возможности приехав в Москву, обязательно с ним встретиться, ‒ уже не стало, то и это тоже постепенно как-то выпало из жизни. Хотя некоторая об этом горечь и сохраняется, и есть, могу сказать, что я видел и знаю таких людей, которые и духовников имеют, слава Богу, в здравии и здоровье, и сами живут рядом с ними, и поэтому они как-то в этом плане имеют большую успешность. В чем это заключается? Дело в том, что живое руководство духовника позволяет разные перехлесты падшего естества пресекать вовремя, потому что благословлено например, какое-то одно действие духовное, допустим молитва – человек идет, исполняет, но оно плохо получается у него, он возвращается и говорит, что отче, вот плохо получается. Тогда духовник назначает поправку или же другое, в конечном итоге вместе с ним ищет ту должную меру или ту нужную молитву, в конечном итоге ее находит, и так, что он в итоге ее может уже держать постоянно. Когда же с ним что-то происходит, и он вдруг срывается, то он всегда имеет возможность прибежать к духовнику и сказать, что сорвался, вместе с ним испытать причину этого срыва, потом быть отправленным на покаяние к нему или к другому – неважно уже, покаяние уже можно к кому угодно пойти исповедать грех, но саму причину греха испытать уже возможно только с духовником, который знает тебя. И конечно, такое руководство – оно дает возможность постоянно быть живым в своей жизни веры. В отличие от этого те, кто имеет больше в характере послушание читаемому, прочитанному в книгах духовных Святым Отцам, чаще всего попадаются на разные искушения своего падшего, своей падшей натуры. То вдруг расслабляются и перестают держать прочитанное, то вдруг перебиваются другим прочитанным, а оно оказывается более ярким и более актуальным на данный день, и в итоге у них какая-то такая мозаика церковной жизни получается, в которой постепенно идет с годами особенно 20-30 лет если так жить, то постепенно охлаждение, при котором он даже не замечает этого охлаждения своей веры. Оно начинается с того, что гаснет, опадает сама ревность духовная, а вслед за нею гаснет уже и вера. Поэтому конечно, из этих трех послушаний, которые свойственны характеру человека, послушание духовникам является наиболее ценным. Ну и недаром мы видим, что в Церкви именно это послушание давало наибольшие результаты, т. е. именно послушание старцам и духовникам, аввам, в монашестве там разных пустынь или же на святой горе Афон, в скитническом монашестве – оно дает наибольшие результаты, ну сегодня ярким примером для нас является как раз жизнь Иосифа Исихаста и его послушников, где остались при нем из двухсот прошедших через их общинку и не удержавшихся, потому что не имели послушания духовнику, те девять, которые с ним все-таки с ним сохранились – они все благодаря этому послушанию духовнику сохранились, и все имеют большие плоды этого послушания, в итоге именно они-то и стали в итоге устроителями Афонских монастырей последующих, наиболее таких серьезных, наиболее таких важных, в том числе и Ефрем, который уехал в Америку, 40 монастырей устроил. Видите как.
Помимо вот трех характеров человеческих в послушании есть три характера веры, в послушании веры. Ну, послушание в вере разумное, в разумной вере, затем деятельное и совестливое. Это уже характер веры. Ну, например, многие сегодня в наше время в вере живы, благодаря разумности, начитанности, следованию смыслам церковной жизни, удержанию этих смыслов, способностью размышлять, испытывать, умно испытывать догматы церковные, и вникать и внимать жизнеописаниям Святых Отцов, разумно вникать. Ну вот, такая разумная вера, соответственно дает и послушание этому разумному обретению веры, учениям Церкви, догматам ее, примерам и образцам житий святых, читанным в книгах естественно. Есть же люди, которым более свойственна вера деятельная, поэтому они не столько слушают, не столько читают, сколько подхватывают чуть прочитанное, чуть где-то услышанное подхватывают в деятельности своей деятельною верою, и уже берут сразу в работу. Ну, просто как образец некий такой классический – приведу пример из Лавсаика. Некто пришел к авве из таковых деятельных в вере, и просил авву наставить его на жизнь церковную. Авва начал говорить ему и сказал буквально одну фразу о том, какую молитву и как ее исполнять. Захотел было дальше продолжить, но чадо вдруг остановило и сказало: авва, достаточно, благослови, я пойду это делать. Проходит неделя, месяц, полгода, авва решил, что ну какой бездарный ученик и вообще исчез. Через год вдруг он появляется на пороге пещеры, и говорит: авва, я исполнил то, что ты мне сказал, благослови на второе. Вот результат, т. е. вот характер деятельный. Ну вот, поэтому конечно, таких сейчас не так много, но тем не менее, таковые не нуждаются в обильном чтении, в обильном там слушании чего-либо, но в деятельном очень устойчивые и крепкие в исполнении как раз дел веры.
Ну и наконец, есть еще характер совестливый, в котором люди не столько руководствуются данным заданием что ли или данным благословением, поручением, или же деланием, которое ему дали, сколько движимы как раз своею верующею совестью, живою тою частью совести, которая есть духовная совесть. Потому что, судя по всему, мы сейчас живем в такой век, в котором вообще совесть как-то мало кто слышит. Поэтому больше мы живем различными нравственными отправлениями своей души уже, либо от рождения воспринятыми, либо воспитанными в ходе нашего воспитания, но не столько руководимые совестью в нравственном плане, а вот уж тою части совести, которая руководит отношения с Богом – этого практически сегодня у людей-то и почти и нет. О чем тогда это идет речь? Мы сейчас посмотрим о такой совести слова святителя Тихона Задонского, он как раз ее описывает, и это описание нам сейчас ясно откроет, о чем идет речь. И соответственно, если кто-то имеет какие-то остатки, отголоски такой совести, совести по отношению к Богу и к святым делам, и к святой жизни, то конечно, их надо сейчас поставить в задачу номер один, и учиться послушанию совести в этих отправлениях. Вот что пишет святитель Тихон о совести: Создавая человека, Бог насадил в его душе совесть, чтобы она руководила им, как правило, что ему можно делать, а от чего надо уклоняться. Совесть – это естественный и природный живой закон, а потому она сходна с законом написанным, Божьим. Чему учит наш закон Божий, тоже подсказывает и совесть. Ну вот, в нынешний просвещенный век мы как-то более послушаться закону Божьему написанному или преподанному нам, и через то как-то совсем утратили, что это отображение, закон писанный – есть отображение закона совести как живой руководителя нашего внутреннего. И что древние христиане как раз были более руководимы как раз законом живым, совести, который затем и очищался в покаянии – совесть сама, и укреплялась в своей жизненной силе в причастии. Именно это и должно быть обретаемо человеком в своей жизни церковной. Тогда послушание такой совести становится тем живым послушанием, которое дает живое благочестие, не книжное и не законное, в котором часто мы, держась закона и послушаясь закону, становимся узурпаторами власти в церковной среде, или же какими-нибудь гонителями всех вокруг, которые на наш взгляд незаконное творят, и злыми, и всякими такими, а еще и обижаемся, что вот нас не поняли и не выполняют так, как мы велим. Это законник, который хорошо знает закон Божий. Но если ты пойдешь в послушание совести своей, то совсем по-другому будет складываться все твои отношения с близкими, потому что в этих отношениях с близкими твои отношения с Богом. А совесть, руководящая твои отношения с Богом, тогда естественно, будет руководить твои отношения с близкими, и будет руководить это живым образом, т. е. по совести, совестливо, не деспотично. Поэтому такая живая совесть учит нас знать единого Бога, признавать единого Бога, повелевает нам почитать Бога больше всех созданий, и отдавать Ему единому высокую честь, ‒ направляет к тому нас совесть. Совесть нас учит никого не иметь равного Богу и Ему как верховнейшему Властелину повиноваться, покоряться, слушаться и бояться Его, как праведнейшего Судию. И все это открывает нам не книга, не внешние наставления, а внутреннее дыхание и свет самой совести, живой совести. Как это чудно, если мы это начнем обретать в себе. Собственно говоря, именно это и требуется. Такая совесть не терпит хулителей Бога. Она научает нас слушаться Бога более, чем всякую земную власть. Кстати, это и станет причиной – такая живая пробужденная совесть – причиной особенно в моменты гонений или нападений властных каких-нибудь структур, которые будут требовать от нас там отказаться от православия, или отказаться от Бога или же сократить вообще меру своего православного жительства, или же когда там кто-либо из окружающих нас православных же людей начинает нам говорить, что ‒ что ты так делаешь, зачем ты так живешь ревностно, посмотри как все вокруг давным-давно уже и так не постятся, как ты и так не молятся, столько как ты, и вообще не стараются о каком-то таком благочестии как ты, и вообще все это у тебя выдумка. Поэтому давай как все. И если ты имеешь живую совесть, то она имеет в себе силу стоять за те дела, каковыми она руководит, за те дела веры, каковыми она руководит. Как сама она подвластна Богу и подчинена Ему, так она тебя поставляет и в отношениях к земным властям ‒ выше их слушаться Бога. И если закон писанный Божий и вместе с ним и наша совесть велят любить Бога больше всего, ибо Он есть высочайшее и верховнейшее добро, и источник всякого добра. Совесть учит нас благодарить Бога за все, вот потому что разуму иногда трудно бывает как-то принять, что за добрые отношения к нам – понятно, благодарим. Но когда к нам плохо относятся или же вообще гнушаются нами, или же ни во что не ставят нас, то как же можно за это благодарить, ‒ говорит нам разум, хоть и разум веры, верующий всем учениям Церкви и в том числе и в этих же учениях Церкви, натыкаясь на такие наставления, вдруг приходит в некоторое исступление. А совесть тем не менее, если она будет об этом учить, ‒ она придает в этом силу, они дает в этом жизненность, и не надо никаких внутренних смущений и противлений переживать, благодарить Бога за все, быть благодарными Благодетелю – Богу, и благодетелю – всякому человеку, как худому по отношению к нам, так и ясное дело – к доброму, но прежде к худому по отношению к нам, воспринимая его как благодетеля, потому что его худое отношение с нами укрепляет нашу совесть, делает ее более крепкой, в силе закаленной. Совесть велит вместе с законом всю надежду возлагать на Бога, ибо Он Один все может как Всемогущий. Всякое же создание без Него немощно, и потому и надежда на Него непостоянна и нетверда, если мы живем без Него, без Бога. Совесть повелевает повиноваться и отдавать честь родителям и всем властям, от Бога посланным, запрещает вредить другому человеку, или отнять у него жизнь тем более. Закон велит помогать людям в нужде и подавать просящему, ‒ так и совесть велит. Закон запрещает блудные дела, и от своей совести человек тоже слышит то же самое, и она гремит в нем, чтобы он не осквернял себя нечистотой. Закон запрещает красть, обманывать, льстить, лгать, клеветать, или желать чужого, ‒ то же слышит человек и от своей живой совести. Таким образом, послушанием мы отвергаемся себя, т. е. падшего естества, и всяких греховных, худых привычек, тем более, порядка жизни. В данном случае, когда мы обращаемся в характер веры, либо веры разума, либо деятельной веры, либо веры совестливой.
Теперь, чтобы еще немножко задержаться на деятельной вере, значит, обратимся опять к святителю Феофану Затворнику. Вот, что он говорит: Терпеливо проходи весь порядок богоугодной жизни, молись много, и дома, и в Церкви, особенно молитвою умною, т. е. Иисус-Христовою. Исправляй все дела, на тебе лежащие, т. е. выполняй, исправляй, совершай все дела, на тебе лежащие, исполняй добросовестно, чтобы совесть твоя всегда была чиста перед Богом, людьми и вещами. Ни к чему не будь привязан, и не на чем не опирайся надеждою – ни на своих дарованиях, ни на своем достоинстве, ни на своем внешнем положении, но вменив все это в уметы – в ничто, положи утверждение свое в Едином Боге.
И, наконец, еще третий порядок послушания, т. е. послушанием отвержения себя – это три характера следования за благодатью. Одно – это смирением ожидающие благодатное участие, второе – это покаянием испрашивающие благодатное вспоможение, и третье – подвижничеством стяжающие благодать Божию. Давайте посмотрим примеры, чтобы как-то. Смирением ожидание. Святитель Феофан Затворник: Припомните притчу Господню о квасе, скрытом в трех мерах муки. Квас не вдруг делается заметным, несколько времени остается скрытым, потом уже являет заметные действия, и наконец, проникает все тестом, так и Царство Небесное в нас сначала сокровенно содержится, потом обнаруживается, и наконец, раскрывается или является в силе. При этом обнаруживается оно в начале показанными невольными влечениями внутрь пред Бога – начальное Его обнаружение – это невольное влечение внутрь пред Бога. Тут душа не самовластна, ‒ мы говорим как раз о смирении, да, ‒ смирением ожидающие благодатного участия. Тут душа не самовластна, а подлежит стороннему воздействию. Кто-то берет ее и вводит внутрь. Этот кто-то и есть Бог, благодать Духа Святаго, Господь и Спаситель. Как ни скажи – сила слова одна. Бог показывает этим, что принимает душу и хочет властвовать ею, и вместе приучает ее к Своему властвованию, показывая, каково оно – это властвование. Т. е. это речь идет о невольных влечениях, которые внутрь пред Бога вдруг образуются в человеке. Так совершается отвержение себя послушанием в смиренном ожидании благодатных вспомоществований, да, покаянием, испрашиванием. Царство Божие в нас есть, когда Бог царствует в нас, когда душа во глубине своей исповедует Бога своим Владыкою и покорствует Ему всеми силами. И Бог властно действует в ней и еже хотети, и еже деяти о благоволении. Начало сему Царству полагается в момент решимости работать Богу в Господе Иисусе Христе благодатью Святого Духа. Говоря о Царстве Божием в нас, всегда надобно прибавлять – в Господе Иисусе Христе, благодатью Святаго Духа, в этом печать христианского в нас Царства Божия. И начало этого присутствия Царства Божьего в нас – есть покаяние. Именно им совершает Господь Свое благодатное участие в человеке. Поэтому, когда мы обретаемся в этом покаянии, далее вот, если помните ‒ в предыдущих беседах мы приводили несколько раз Ефрема Сирина, его покаянные испрашивания различных вспомоществований благодатных себе. Вспомните эти удивительные покаянные молитвы Ефрема Сирина. Кстати, вот когда было училище, то в ходе жизни училища давались, вот особенно днями Великого поста, такие советы и наставления духовные, чтобы мы пользовали этот третий том творений Ефрема Сирина и первый том его, где как раз, эти особенно в третьем томе эти молитвы обильно приведены. И их прочитывая, возгревать в себе подобное покаянное испрашивание благодатной помощи, тем самым отвергая себя самих, в покаянии ища изменения своего внутреннего строя.
Ну и наконец, подвижничеством стяжающие следование за благодатью, и тем самым в послушании этому следованию отвергающие себя. Посмотрим примеры, опять святителя Феофана Затворника. Труды подвижничества – это весь порядок богоугодной жизни, перескажу его коротко. После того, как в покаянии положено твердое намерение работать Господу и не оскорблять Его грехами, для успеха в этом и для дальнейшего движения по степеням совершенства христианской жизни требуется изменить внешний образ жизни и внешние свои отношения по требованию данного обета. Требуется изменить внешний образ жизни и внешние свои отношения по требованию данного обета. Связать тело правилами во всех его потребностях, особенно тех, которые больше дают подспорье страстям, благоразумным воздержанием, посильным бдением и трудом, и отстранением раздражения чувств. Кстати, одним из современных способов раздражения чувств являются зрелища. Святитель прямо говорит: отстранитесь от таких рздражителей чувств. Телевизор, интернет, и всякое такое, в том числе, ну на каком-то этапе этом церковной жизни может быть, еще и нужны, полезны православные фильмы, но есть период, когда тебе надобно уже следовать как раз отвержению себя в православном подвижничестве – тогда надобно оторваться и от православных фильмов в том числе. Единственно, что только может быть, иногда ради некоторого отдохновения только раз в год или раз в полгода, что-то там может быть посмотреть, но и то, удерживая себя в подвижническом делании, которое ты обрел, на каком-нибудь пятнадцатом, двадцатом тем более году своего церковного подвижнического жительства. Терять труды подвижничества тем, что ты вдруг с какого-то момента распустил себя в зрелищах – категорически нельзя, потому что потом подняться из них бывает очень трудно, для некоторых характеров просто невозможно. Занимать надобно, ‒ говорит дальше святитель, ‒ неопустительно все силы души по духу начатой жизни. Все силы души надо занимать по духу начатой жизни. Ну, в книге о спасении он более подробно это расписывает, если кто хочет, то может туда пойти, а так-то конечно, я думаю, что мы с вами уже достаточно в церковной жизни, и в общем-то и сам опыт, и сегодняшние просто напоминания через эти беседы о том, что надобно держать, вполне достаточно, чтобы ты как-то смог сам разумно выделить как раз эти движения души или сил души, которые по духу начатой жизни, духовной жизни у тебя уже имеются, как минимум в опыте. И если что-то было, ты потерял – то восстановись. Что это имеется в виду, ‒ он говорит дальше? Ум душеспасительным чтением удерживай, собеседованием и богомыслием. Ум удерживай в духе жизни душеспасительным чтением, собеседованием и богомыслием. Как хорошо, если ты в своем подвижничестве вот это вот собеседование введешь в себя по духу новой жизни, то тогда у тебя все праздные встречи и разговоры, чаепития – все исчезнут. Волю держи благими начинаниями, в исполнение заповедей Божиих, а сердце всяким видом молитвования, церковного и домашнего, для возбуждения и утверждения в нем святых чувств и сочувствия небесному. Старательно держать дух в страхе Божьем, в отрешении от земных благ, и более всего в покое, со стороны живой совести. Так будут в постоянном трении и дух, и душа, и тело во всех силах и отправлениях, а через них и сердце ‒ средоточие всех их. И к этому еще добавляет: человек, по-видимому, действует более сам, при скрытой помощи благодатной. В подвижничестве, да. Он напрягается вниманием и благонамерениями быть в себе, Бога помнить, отгонять пустомыслие и худомыслие, и всякое дело богоугодно совершать, напрягается и трудится порой до утомления. Но успеть в этом ему все равно никак не удается. Это он говорит в том смысле, если ты не соединишь это с невольными влечениями к Богу, Который будет подавать тебе благодать, то такое твое подвижничество только от самого себя – оно имеет определенные пределы, и дальше не дает тебе развития. И в итоге мысли его начинают расхищаться, страстные движения вдруг начинают обретать силу и одолевают его, и в делах оказываются нестроения и ошибки. Все это от того, что Бог еще не являет Своего властвования над его душою. Значит ли это, что надо такое подвижничество оставить? Нет, но не упираться в нем, все-таки имея предыдущее, да – смиренное ожидание благословений благодатных, или же покаянием испрашивание благодатных посещений, а не только подвижничеством своим настаивая на тех или иных действованиях духовных, чтобы в итоге именно все три вида послушания за благодатью, в следовании за благодатью – они у тебя обязательно были, причем из них самое ценное являются – смиренное ожидание и покаянное испрашивание при неопустительном подвижническом от тебя делании. А как только покажется это благодатное участие Бога, а показывается оно при разных влечениях Божественных внутрь себя к Богу, тотчас все внутри приходит в строй в знак, что Царь тут. Пусть всякий припомнит, что бывает у него на душе, когда его вдруг повлечет внутрь, или когда ему захочется помолиться самому, без молитвенника. Вот это и есть то, о чем у нас речь. Тут разумеется, не обыкновенное какое состояние, а такое, какое общее всем и какое бывает у всех, нерадящих о своем спасении. Только оно бывает в разных степенях силы и длительности, а в существе одно и тоже, начиная с легких движений, скоропреходящих, до невозмутимых внутренних предстояний Богу, продолжающихся иногда целые часы. Бог тут сказывает: вот чего ищи, и вот этого держись. Кто поймет звание и взыщет, у того влечения те станут учащаться, и более длиться, пока достигнут постоянного и неизменного водворения в сердце, соединяясь при этом с его подвижническими усилиями. У святых подвижников относительно этого всюду предписывается один закон: не пропускать без внимания этого состояния и не расстраивать его не только чем-либо внешним, но даже и внутренним размышлением, в том числе и даже своими самостийными подвижническими делами. Поэтому и само вот это подвижничество стяжательное – оно ради того, чтобы пережить эти благодатные невольные проявления Бога как Царя в тебе, в твоем внутреннем, и тогда уже соединять те подвижнические действия, которые сподобились такого оправдания Божьего, это и есть как раз то самое оправдание, о котором мы молимся всякий раз на службах: научи мя оправданием Твоим. Т. е. что мы можем от себя делать? ‒ Мы можем подвижничество разное совершать, вычитанное ли, либо благословленное духовником, либо в общем строе Церкви усмотренное нами – мы его подхватываем и начинаем его совершать, но оправдано ли оно пред Богом, ‒ мы же не знаем. И только когда вдруг придет невольное подтверждение Божественное, благодатное, которое кстати, и желательно еще дополнительно испрашивать, либо покаянными взываниями к Нему, либо смиренным ожиданием этого, с упованием на то, что Бог это даст. И тогда наши подвижнические действования и делания будут оправданы этим благодатным вдруг присутствием или этим благодатным осенением. Тогда надобно это соединение нашего подвижничества с благодатным прикосновением удержать, потому что в этот момент нами совершаемое получило оправдание у Бога, благодатным Его участием. Поэтому вот эти молитвы – Научи мя оправданием Твоим, а уж 17 кафизма вся сплошь об этих оправданиях, то как раз это и есть это тройственное соединение, следование за благодатью, где от тебя подвижничество, а затем покаянное испрашивание благодатных прикосновений, и наконец, от Бога в смирении твоем благодатное прибавление к тебе. И все это есть дела веры, которыми мы в послушании веры отвергаемся самих себя, тем самым мы можем исполнить начало благословения Божьего – отвергнись себя, а дальше будет – возьми крест, о чем мы уже много говорили с вами в предыдущих беседах. И последующая, третья будет – следуй за Мною, но это мы будем разворачивать в теме «имя». Наши беседы, помните, да – «Христос, вера, имя», сегодня мы в разделе веры, вот живые дела веры сегодня нами рассмотрены с помощью Святых Отцов.
Ну вот, пока на сегодня закончим, в следующую пятницу мы продолжим тоже еще в разделе веры присутствовать, потому что нам очень важно сейчас узнать, а собственно говоря, вера-то живая – откуда она является в человеке?
Вопрос (Борис Хайдарович): Вот последнее ‒ послушание благодати, послушание совести, комментировать, лучше когда тебе даже плохое говорят, тем самым совесть укрепляется и дает понять, причем оба наверно правильно, может какие-то комментарии, т. е. вот первый значит момент, когда тебя оскорбляют допустим, за твое благочестие, и совесть что-то должна тебе сказать правильно, как поступить. И совесть подсказывает тебе, ну что она допустим должна подсказать? Ну совесть тебе подсказывает так сказать, принять это да, принять и т. е. подсказывает, ‒ надо идти по заповеди, т. е. зло нельзя сейчас совершить тебе, т. е. нельзя в ответ что-то в ответе защититься как-то, а благочестие, богочестие само по себе защитит, т. е. твое благочестие сейчас, ну молчание, смирение там, а больше – сокрушение и благодарность. Это первый момент.
А второй момент – это когда тебя тоже тебя оскорбляют, и не только тебя, но и твою добродетель, твое действие. И тогда ты получаешь, что тебе совесть говорит. Если совесть говорит – надо как-то эту добродетель оправдать, ну во всяком случае при людях, ну как-то, и ты защищаешь это уже праведное действие, защищаешь то, что надо было сделать как-то, какими-то, как-то словесно, т. е. совесть может сказать. И тут вот момент такой, что совесть может с гордостью соединиться, т. е. я правильно делаю, т. е. услышано такое вот? Это я хочу, различение, может быть, какие-то комментарии к этому будут, потому что можно понять по-другому, ‒ тренируется совесть, да, а за ней может тренироваться, что, да.
Протоиерей Анатолий Гармаев: Ну вот видите как – речь была о том, чтобы держаться совести – это навык умения держаться совести. А вот, что она тебе велит, и что она тебе скажет – мы наперед сказать не можем, поэтому сейчас как-то даже вот в самом вопрошании там мы невольно сейчас называем возможные ответы совести уже озвучиваем. Или я сейчас начну говорить, что как вообще могла бы совесть поступить так и так, и так. В итоге вот эти все рецепты что ли, которые мы сейчас озвучим – они засядут в нашей разумной части и сделают нас человеком не совести, а человеком разумной веры, и мы будем уже опираться дальше опять на разумные рецепты. Это к сожалению, и происходит с современным человеком, и часто мы вот в самом задавании вопроса и в самом искушении ответить непременно на то, как могла бы совесть поступить – невольно человека в итоге оставляем в его разумном удовлетворении. Он, получив как бы варианты действий совести, и теперь он будет на них опираться. Но только это варианты-то уже словесные же, вложенные в его разум, и он опирается уже не на совесть, а на этот разум свой. Вот, чтобы этого не произошло, поэтому надо сейчас как-то момент такой, упредиться, что если ты упражняешься в том, чтобы руководствоваться совестью, то ты наперед не знаешь, как она тебя поведет. И вот, дальше когда уже она тебя повела, и ты по ней уже поступил, ‒ уже тогда задним числом ты можешь заняться испытанием, в том числе и совести, что собственно говоря, всегда делали святые угодники Божии, они наперед не веру не упреждали различными там знаниями ее, ни тем более совесть. Или же не совесть не упреждали, и тем более веру не упреждали. Но когда они совершали по ней, руководясь ею, совершали что-либо, то после этого они испытывали самих себя. Этих испытаний есть два, одно испытание – это оно испытывали Божественным законом, т. е. теми самыми как раз знаниями, либо Святых Отцов, либо Евангелия, где смотрели, соответствовало ли поведение, по совести тобою совершенное, закону Божьему, догматам Церкви или же наставлениям Святых Отцов. А второе – еще более важное, существенное – это подтверждение или опровержение благодатное, которого испрашивали, плача, в том-то и заключалось вот это – сказано, стенание, после причастия иди стенаниями, развивайся, раскрывай в себе эту способность припадать к Богу стенаниями, т. е. о чем же тогда стенать? Об оправданиях. Мы стенаем об оправданиях Божьих: Господи, не вем, так ли я поступил, то ли это было, Ты Сам открой мне. И в итоге человек, уже поступив, уже исполнив поступок, да, тем не менее, уединяясь в своей комнате или в келлии, стенает Богу, правдива ли его жизнь. Отсюда кстати, из этого образа и удивительный пример – великого Антония, который уже непосредственно уже перед смертью, уже на одре смерти, восклицал: не знаю, положил ли я вообще начало покаянию, т. е. он не ведает, оправдана ли вся его жизнь. И более того – все святые, чем далее они как-то внутренне шли в этом следовании своей вере и совести, тем более они не уверялись в том, что они правильно поступили: не знаю, Господи, оправдан ли я Тобою, ибо только уже после смерти, представ пред Тобою непосредственно, там только получу ответ, а здесь не могу сказать ни о чем, ни о каком своем состоянии, ни о поступке, ни о помышлении, что оно правдиво перед Тобою, Господи. Т. е. это первое.
Второе касательно самого стояния в совести. Действительно, вот брань падшего естества столь велика, и сама сила и власть падшего естества в нас столь безгранична порою, а тем более поддерживаемая стихиями мира сего, т. е. духами льсти и духами времени, и духами мира, что мы постоянно внутри боримы против чистой совести. И поэтому эти волны, как на маленький островочек постоянно накатываются, желая вообще этот островок, все, что на этом островке снести, а сам островок в итоге утопить и затопить совсем. И это будет переживаться со стороны, как гордости, так самолюбия, так и различных других всяких поражений души нашей, которые свойственны каждому отдельно человеку. У одного это может быть уныние, которое плетет что, какой-нибудь свой звук, в дыхание и движение совести, у другого – это некая злобивость, у третьего – какая-нибудь скупость и скаредность, у четвертого еще что-либо. При этом вплетение происходит сразу двояко: одно – это непосредственно дыханием силы в саму совесть, ее помрачая, делая ее уязвленной или искаженной, а другое – сразу же в ум идет и подает от ума превратный помысел, который сбивает совесть или же направляет ее в иное вообще ее действование. Поэтому-то и вот эта внутренняя брань против таких наваждений или борений падшего естества является главным делом внутреннего подвижничества, и в этой брани тогда важнейшее место занимает Иисусова молитва, если ты сможешь ее держаться, то она в значительной степени тогда является оградой или охраной твоей совести. Почему именно вот то, что мы сегодня читали о Иисусовой молитве – что она как раз является наставницею в этом внутреннем благочестии, она многому чему научает – сама молитва, и умение держаться ее, а в ней имени Христова, и иметь власть и силу в этом имени, и славу Его – это все и позволяет тебе тогда удержаться совести чистой.
Ну вот, тем не менее, значит еще третий момент: если все-таки произошло приражение, и совесть, мы поступили по совести, но по совести нечистой, и тогда не уразумели этого, то тогда внимай окружающим, хороший совет святых, что если ты сам внутри можешь быть обольщен, то снаружи многим многое что видно, и они либо не получив своего, тебе в ответ дадут, скажут об этом, либо так, либо эдак, либо увидев, что ты не исполняешь, не честно поступаешь, или чисто поступаешь – тоже тебе об этом каким-то образом донесут. И тогда уже не смотри на метод и форму, и способ этого донесения, каким бы он ни был, в любом случае попробуй, испытай, что это до тебя доносит. Не реагируй сразу своей нечистой совестью, да еще и тем более способною к оскорблению. Если ты оскорбляешься, то очевидно, что совесть твоя нечистая. Ну и поэтому-то и оказывается, очень к месту наше правило три по три – без них ты вообще ни туды, ни сюды, т. е. испытать свою совесть без этих правил почти невозможно. И когда ты вроде бы хочешь по совести жить, а тем не менее, не можешь выполнить не объясняйся, не пререкайся, не укоряй – тебя все время тянет это сделать, и ты делаешь, то очевидно, что ты в нечистой совести ходишь, где уж тебе там до нее. Но тогда обратись к ней, к ее чистоте, чтобы все-таки это правило держать, и она кстати, позволяет это правило держать. А второе – это прости, отдай, уступи, отдай, центр вообще всех этих девяти правил, в центре всех девяти правил стоит это ‒ отдай. Как это отдай? Отвергнись себя, отдай себя, и все твое, или отдай все твое и самого себя, вот об этом мы сегодня много говорили. А уж тем более, тогда уже третье – это утешь, сделай за него, вместо него, даже если это он обязан делать, а он не делает, а ты возьми сделай за него. И тем более устрой его жизнь и свою вместе с ним, и его вместе с тобою, устрой, так, что тут конечно, без подсказок совести, без ее силы, которой она позволит тебе это делать, не осыпаясь что ли, не расслабляясь, или же не поражаясь, ‒ без нее никак не обойтись, это как раз дело совести. И тогда увидишь, что через эти три по три совесть тебя будет приводить. В первых три: не объясняйся, не пререкайся, не укоряй, ‒ будет приводить к какой добродетели? ‒ К кротости, да. Во-вторых, по три, три, ‒ прости, отдай, уступи, ‒ будет приводить совесть тебя к чему? К смирению. А в третьем: утешь, вместо него сделай, и тем более устрой его жизнь с тобою и твою жизнь с ним – совесть тебя будет приводить к какой добродетели? ‒ К любви. Видите как. А дальше мы на следующей беседе более внимательно посмотрим – оказывается, что эти девять правил – они описывают еще и вместе сообща едино, мало того, они еще и описывают лад и уклад, ну это мы посмотрим там в последующем. Более того, они позволяют тебе испытывать самого себя, если ты это все расположишь в этом, в скажем так, как в таблице Менделеева распределились все эти элементы химические, так все эти правила – 9 правил, если распределить их в квадратиках, квадрата три на три, то там появляются удивительные возможности знать причину, почему у тебя не получается утешать. Оказывается, там прямо в этих трех квадратиках написано, почему не получается. Или: почему у тебя не получается к примеру отдать. Оказывается, там тоже видно, почему. Ну вот, это мы все потом с вами уже внимательно разберем. Заканчиваем, да ну с Богом.
12. Беседа: Христос. Вера. Имя
2016-02-19 Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер. У нас сегодня 19 число, 19 февраля, мы продолжаем наши пятницкие беседы, мы находимся во втором разделе «вера», сегодня по нему четвертая, по-моему, беседа, а вообще по всей теме, это одиннадцатая (?), прошлая была десятая (?) вроде бы. И так, как за это время с прошлого, с прошлой нашей беседы был воскресный день и праздник Сретения Господня, воскресный день 14 февраля, и Сретение Господне 15 февраля, в эти два дня были проповеди, которые тоже раскрывали, особенно воскресная проповедь раскрывала тему веры. Поэтому те, кто будут слушать самостоятельно данный цикл по аудиозаписям, желательно и хорошо было бы, т. е. параллельно с нашими беседами еще и услышать воскресную проповедь от 14 февраля, равно и проповедь на Сретение Господне. Будет еще, а сегодня двенадцатая беседа уже да, двенадцатая оказывается. Равно будет еще в предстоящее воскресенье, послезавтра, на неделю мытаря и фарисея продолжение проповедей первых двух в связи с нынешними современными особенно событиями.
Итак, сегодня продолжаем о вере. Человеку свойственно верить ‒ не верить факту жизни, тому или иному явлению, и соответственно, объяснению этого явления. Поэтому эта человеческая способность или свойство всем хорошо знакома, и из этого складываются кстати, в значительной степени и отношения между людьми, вера в человека открывает возможность сближения с ним, и чем больше мы верим и доверяем данному человеку, тем он ближе для нас. Недаром большие потрясения переживаем, когда вдруг человек не подтвердит эту нашу веру в него, чего только стоят одни только супружеские отношения, где верили друг в друга, а тут вдруг кто-то из них изменил, и порою потрясение бывает столь большое, что даже до развода, потом даже и до к сожалению, вот на всю жизнь некоторой такой злопамятности и ненависти даже к тому, кто изменил. Т. е. отношения веры составляют в некотором роде или разряде наших взаимоотношений между людьми достаточно серьезные основания, без которого порою и невозможно как-то и быть с людьми. Вера тому, во что верит какое-то число окружающих людей, т. е. это уже не столько от себя вера, сколько опора на близких, на друзей, которые во что-либо или в кого-либо верят, и тогда в этом тоже свойстве человеческой общности, где человеку невозможно быть одному, ему необходимо быть в среде людей, и быть единогласным с ними, и потому во что верят близкие, друзья, собственно составляет важную часть жизни каждого из нас. Далее, мы верим в то, во что верит общественная группа, к которой мы принадлежим, или же общество в целом, или в целом все человечество. На этом основано собственно мировоззрение, формирование самого мировоззрения, и мы видим, что определенный исторический период характеризуется своим мировоззрением, и люди данного периода, это мировоззрение усваивая, через него и свою принадлежность подтверждают этому периоду и данному обществу, плюс свое самочувствие, т. е. уверенности и крепости пребывания в этом обществе в этот исторический период, как свои среди своих, или люди своего времени, некие такие вот тоже полагающие основу человеческого бытия, мировоззренческие восприятия, как окружающей реальности, так и себя в ней, как окружающего общества, так и себя в этом обществе. Яркий пример для нас всех – это различные научные взгляды на то или иное физическое или же химическое, или какое-либо иное явление. И по мере того, как предыдущий научный взгляд подтверждается опытом, мы верим в этот взгляд, но потом накапливаются какие-то такие неожиданные факты, в которых не все подтверждается, и когда ученые идут за этими фактами, обнаруживается, что оказывается, взгляд на явление должен быть другим, и открывается новый уровень или глубина этого явления, из которого уже данные видимые явления видятся уже или объясняются совсем иным образом. Яркий пример – это взгляд на строение атома, начиная от когда-то бывшего устроения, когда-то атом представлялся в виде ну, так на примере пластилинового шара, в который вдавлены горошины. Шар – это ядро, а горошины – это электроны. И нынешний взгляд на атом, который конечно, совсем другой, и пережил за последние 150 лет в общем, большую эволюцию несколько разных взглядов на атом, на строение атома. Но каждый раз в свое время народ, люди всего земного шара воспринимали именно тот взгляд, какой имела наука на тот период, и верили этому, потому что утверждала авторитетная наука, т. е. некое собрание людей, которым верили. Тем более, когда утвердилось у нас в Советском Союзе безверие в Бога, но вера в материальность мира и вера в человека, который есть собственно говоря, вершина всего, всей так называемой эволюции, то эта вера подтверждалась именно собранием людей, т. е. всем обществом, которое со всеми своими авторитетами, авторитетнейшими людьми, и с правительством заявляли, что так – больше никак, Бога нет, а есть человек и есть окружающая природа, которую, изучение которой совершает наука, и освоение которой производит человеческая практика. И мы уверенно жили, имея такое мировоззрение и такую веру в науку, и совершенно не веря в Бога.
Третье явление веры – верить во что-то, о чем или о ком говорит, или указует. И тут есть два различные момента указания. Одно ‒ это мистическое наше чувство, а второе – религиозное чувство или религиозная потребность. Ну, мистическое чувство как-то сильно вдруг пробудилось у современных людей, из чего вдруг явилось целое направление в жизни людей – это вот общение с различными биоэнергиями, сама экстрасенсорика, и фактически это явление, общение с бесовскими явлениями и подменами их. Свойственно человеку и такое чувство как суеверие, оно суетная вера, т. е. человек верит в различные приметы, и при этом даже опирается на них в устроении своих ближайших событий дня, недели и даже месяца, гаданием занимается в этом плане, т. е. И наконец, собственно само религиозное чувство, из которого в конечном итоге развивается и раскрывается в человеке религиозная потребность. Религиозное чувство – это чувство неких невидимых сущностей, которые больше человека, сильнее, чем человек, и в конечном итоге обращаясь уже к религиозности своего народа, в каждом народе человек верит в тех богов, в каких верит его собственный народ. Религиозное чувство находит свое удовлетворение в тех богах, каковые исповедует тот или иной народ. Из писаний апостольских мы знаем, что боги, в которые веруют различные религии, есть бесы, и подставляя самих себя и вместо себя различные образы, обоготворяющие то или иное либо видимое явление в мире, природное или же животных, либо невидимое – они совершают, добиваются поклонения людей бесам, через этих различных богов, которые исповедуются в различных религиях. Сама потребность религиозная, исповедовать того или иного бога, поклоняться в основе своей имеет необходимость устроения земной своей жизни, и в этой земной жизни нужду в покровителе, в защитнике, в исполнителе, в совершителе, более сильном, чем сам человек и более сильном, чем достижения человеческой культуры или же науки и техники. Ну и в силу этого с одной стороны, само религиозное чувство имеет потребность в реализации, т. е. общения с мистическими богами, а с другой стороны, необходимость жизненная, земной жизни подкрепляет и подтверждает необходимость этих религиозных обращений, и делает их еще значимыми для земной жизненности. Понятно, что эта вера подтверждается личным опытом, или мнением других, или мнением многих. Ну например, многие религии, в которых чудеса совершались волхвами и колдунами, подтверждались их различными волхованиями и чудесными действованиями. Если же вера не подтверждается ожидаемыми подтверждениями, то тогда она начинает колебаться. Во всех этих видах, мы сейчас рассматриваем как раз явления человеческой веры, которая свойственная человеку после изгнания Адама из рая, и как некая память своих отношений с Богом, которая была в Адаме и сохранилась затем в последующих поколениях – эта религиозность во всех народах, ища Бога, находит его в бесовских явлениях. И собственно, является человеческою верою, соответственно, рождающую при этом человеческую религиозность. И наконец, вера, которую являет уже в человеке Бог, т. е. когда благодать призывающая касается веры человеческой и освящает ее, подхватывает ее, и воскриляет ее, то она непосредственно указует уже тогда собственно Самого Бога. Ну, многие религии, особенно из ведущих религий мира, в том числе православная религия, говорят о том, что Бог в мире один, нету многих богов, Бог один. Но беда вся в том, что не все религии едины с этим одним Богом, потому что они Его просто не знают. Ибо Бога никто никогда не видел, после изгнания Адама из рая, после закрытия видения Бога, которое было свойственно Адаму, в человеке закрылась способность видеть Бога и общаться с Ним, и только в праведниках мы видим еще некоторую возможность общения с Богом, и то не лицо в лицо. Поэтому по мере умножения греха и собственно, укрепления или утверждения в человеке проклятия, которое закрывает возможность человека непосредственного общения с Богом в человеке, то способность видеть Бога, знать Бога в народах сокрылась. И поэтому некое утверждение, что Бог в мире один, не может быть много богов, правильно исповедуемое людьми разных религий, однако не дает им возможность иметь единение с этим Богом и быть едино с Ним, потому что для того, чтобы это произошло, нужно, чтобы Бог открылся этим людям. Когда же Бог открывается людям, мы знаем, во всех, в любых народах, в любых национальностях, в любых религиях, какую бы религию до этого человек не исповедовал – если Бог открывается человеку Своею благодатью, то человек узревает сразу Христа, потому что нет другого Бога, кроме Христа, а в Нем Отца, и от Него, и через Него, от Отца направляемого к нам Духа Святаго. Он действительно Бог один, но едины с ними, только те, кому Бог открылся. И тогда те, кому Бог открылся – они становятся сразу православно верующими, их вера, освященная благодатью, обретает Бога. И поэтому эта вера в то и в того, на кого и во что указует и ведет уже призывающая благодать Святаго Духа. Ну, на примере Самого Господа, и особенно апостолов и святых, мы видим, что эта вера подтверждается вовне различными знамениями, чудесами, а внутри эта вера подтверждается только одним – благодатью. Колеблется же эта вера, когда человек начинает склоняться или опираться на свое человеческое верование. И вот эти различные, мною сейчас перечисленные прежде человеческие веры, верования или веры, способности верить по-человечески, когда они начинают вдруг в человеке преобладать, то вера в Христа начинает колебаться. Он оставляет, сам человек оставляет ради человеческих верований, т. е. своих человеческих чувствований веры во что-либо или в кого-либо, уклоняется от благодатной веры. Ну, пример очень простой – имеющий благодатную веру, глядя на другого человека, какой бы характер у человека не был, какие бы поступки человек ни совершал по отношению к нам, верующим – не будет на него злиться, досадовать, обижаться, раздражаться. Благодать, подхватывая его собственную веру и делая его веру святою или праведною, обращает его к ближнему, к близкому, или в близком к его Божественному достоянию, Богом данной природе его, к естеству, в котором есть добро. Таково свойство благодатной веры – она высвечивает как бы в человеке доброе. Но когда человек отказывает благодати, и склоняется на свое человеческое отношение к другому, он может вдруг заявить: я тебе не верю. Мало того, он может заподозрить, сказать, что я подозреваю, что ты мне изменяешь. Мало того, вдруг еще пережить некие такие потрясения от того, что я-то в тебя верил, а ты оказывается. И в этот момент только что бывший было православный муж или жена, превращаются в обычного неправославного человека, который опирается на свое верование человеческое, по которому он измерял свои отношения с близким человеком, а теперь близкий человек вот как-то так, не так как он ожидал, поступил, то он по-человечески теперь и имеет противоположное отношение с ним. Это есть тот самый момент, когда имевший веру по благодати, уклоняясь от нее в свое человеческое верование, из которого складывал свои отношения с окружающими людьми, друзьями, товарищами, сотрудниками, тем более близкими, ближними, домашними, вдруг теряет с ними и лад, и мир, и добрые отношения.
И наоборот, когда мы видим святых угодников, то мы видим поразительные вот неколеблемость их отношений к ближним. Ну, например, про некоторых старцев мы сейчас читаем или слышим из воспоминаний очевидцев, что старец был настолько благодушен по отношению к людям, что многие его обманывали, пользовались доверием, пользовались его имуществом, даже деньгами, брали у него, забирали у него, а при этом старец нисколько ни на кого не обижался, и вообще даже не вспоминал о том, что что-то было утрачено или потеряно через того или другого. Тем более, вот яркий пример с митрополитом Филаретом, когда он после прогулки по лесу возвращался к себе в келейку, т. е. отдельный домик, и видит перед дверями некоего человека с мешком, но мешок уронил, и из него высыпались вещи, и этот человек торопясь, пытается эти вещи снова положить в мешок. Митрополит Филарет подходит к нему и видит, что он уронил, начинает ему помогать класть эти вещи в мешок, и вдруг обнаруживает, что это его собственные вещи, которые видимо украденные этим человеком, но нисколько не смущаясь, он помог ему все это сложить в его мешок, мешок помог взвалить на плечи и благословив, отправил его дальше. Т. е. это вера в Промысел Божий, вера Богу, Который всегда, и она отсюда этот свет веры, которым живет душа человека, во-первых, доверяет Богу во всех событиях Промысла, во-вторых, людей, которые совершают что-либо худое, видит не как худых, а видит в них нечто доброе, как минимум, как возможность в будущем исправления этих людей. И вот, через эту возможность и проявление этих людей относится к ним в настоящем. Ну вот, эту-то веру мы с вами все и обрели, эта вера и сложилась или же возгрелась в нас с вами, но к сожалению, видите, весь опыт Церкви показывает, и подвижники говорят о том, что если сам человек не поддержит в себе благодатную веру, то она в конечном итоге либо за невостребованностью, либо за постоянным отторжением и отложением человека от нее, в конечном итоге гаснет в человеке, оставаясь при этом в нем и при нем сокрыта в сердце его, но гаснет так, что уже не может ни осуществляться в нем, ни подхватывать самого человека в дела и действования, и чувствования веры благодатной, и поэтому человек по призывающей благодати обретший было эту веру и освятившийся было в ней и ею в своих отношениях к окружающим людям, постепенно вновь омрачается и начинает быть обычным человеком, а по мере своего обмирщения и вообще начинает являть в своих отношениях худые черты характера своего, которые не преодолеваясь, начинают развиваться, и к старости превращают его в совершенно несносного человека, хотя при этом человек продолжает ходить в храм, участвовать в таинствах, но без всякой необходимости для себя самого держаться собственно света веры в себе. А больше держаться самого себя.
Чтобы нам сейчас как-то укрепиться в том, насколько драгоценный дар веры мы имеем, я хочу сейчас обратиться к святителю Василию Великому, коль апостол Павел прямо говорит о том, что дар веры есть дар благодатный, дар Божий, а в Евангелии Господь говорит, что не вы Меня избрали, Я вас избрал, и по этой причине не вы открыли Меня себе, но Я вас открыл для Себя, и тогда открылся для вас, ‒ то это совершилось и произошло, и происходит в нами вот уже 2000 лет действованием Святаго Духа. Господь обещал Своим ученикам, апостолам, что Он, оставляя их, уходит к Отцу для того, чтобы послать им иного Утешителя, Который наставит их на всякую истину, этим Утешителем является Дух Святый. Первое, что делает Святой Дух в человеке, приобретаемом для Господа в Его Церковь – Он подхватывает человеческую веру, освящает ее и делает ее верою благодатною.
Открываем святителя Василия Великого в его удивительной работе «О Святом Духе». Он спрашивает, почему мы христиане? ‒ Всякий скажет: по вере. А каким образом спасаемся? ‒ Благодатью, подаваемой в крещении, ибо чем иначе спастись. Ужели познав сие спасение, утвержденное Отцом и Сыном и Святым Духом, отступим от принятого нами образа учения. Равна, ‒ дальше говорит, ‒ потеря: умереть ли, не сподобившись крещения, или принять такое крещение, в котором недостает чего-либо одного из нам данного. А кто не сохраняет навсегда того исповедания, какое произнесли мы при крещении, кто не содержит его в продолжении всей своей жизни, как безопасного хранилища, тот сам себя делает чуждым обетований Божиих, поступая вопреки собственному своему рукописанию, какое дал в исповедании веры. Т. е. в крещении он говорит о том, что мы с одной стороны, произносим исповедание веры в виде Символа веры, с другой стороны, мы получаем дар благодати, который собственно сама вера становится в нас живой. И вот это исповедание самой веры должно быть совершаемое нами, как нечто важное, драгоценное, потому что оно есть как безопасное хранилище нас в вере, ибо утратившие исповедание, и не идущие по этому исповеданию – они в итоге теряют и саму благодать веры. Ибо если крещение для меня – начало жизни, и этот день, день пакибытия, первый из дней, то очевидно, что всего драгоценнее и то слово, которое произнес я в благодати сыноположения, т. е. обретшись уже как крещенный человек, исповедую Христа как Бога своего. А кто не держится исповедания веры, т. е. обеты крещения не помнит и не держится их, тем самым и сам не вполне живет церковною жизнью, и других, кто держится за то, ругает. При этом у этих людей часто целью нападений служит как раз вера, и у всех противников и врагов здравого учения одно общее намерение – поколебать твердыню веры во Христа, ниспровергнуть и истребить апостольское предание. Посему, когда исповедание веры в Духа предуготовляет нам ублажение за благочестие, а отречение от Духа подвергает осуждению за безбожие, уверяю того, кто отметает Духа, что вера в Отца и Сына обратится для него в тщету. Того, кто отметает Духа Святаго, уверяю, что вера в Отца и Сына обратится для него в тщету, и что он не может иметь всей веры, если не соприсутствует Дух. Ибо не верующий в духа, не верует в Сына, а не верующий в Сына, не верует в Отца. Не может бо рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым. И Бога никтоже виде нигдеже, но Единородный Сын, сый в лоне Отчи, Той нам исповеда. Поэтому неверующий в Духа Святаго не имеет части и в истинном поклонении, ибо не иначе можно поклоняться Сыну, как только во Святом Духе, и не иначе можно призвать Отца, как только в Духе сыноположения, т. е. в том Духе, Которого Господь Иисус Христос посылает нам с небес. И через то образуется все церковное предание. Как Духом Святым совершается содержание церковного предания, так Духом Святым совершается вся практика церковной жизни, а значит, церковного предания, так и Дух же Святый и дает оживление, и слова, и практики Своею благодатью. Потому что оно – предание – есть действие Святого Духа, выраженное в слове, посланиях и апостольских правилах, и в образе, или порядке церковной жизни, как внешней, так и в особенности внутренней. Дальше святитель Василий говорит: Сказано – елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся. И еще: елицы во Христа крестистеся, в смерть Его крестистеся. Это потому что наименование Христа есть исповедание всего. Оно указывает и на помазующего Бога, и на помазанного Сына, и на помазание, т. е. Самого Святаго Духа, как учит нас Петр в Деяниях: Иисуса, Иже от Назарета, Егоже помаза Бог Духом Святым. При том, говоря о крещении, апостол упоминал иногда и об одном духе, ибо говорит: вси во едино тело, единем Духом крестихомся. А с сим согласно и следующее: Вы же имате креститися Духом Святым, и: Той вы крестит Духом Святым. Но на сем основании никто не назовет совершенным крещение, в котором призвано только имя одного Духа. Как же мы ненаказанно можем отторгнуть Духа от Отца и Сына? Вера и крещение суть два способа спасения, между собою сродные и нераздельные, ибо вера совершается крещением, а крещение основополагается верою. А та и другое исполняется одним и теми же именами. Как веруем в Отца и Сына и Святаго Духа, так и крестимся во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Т. е. здесь говоря о том, что в некоторых местах упоминается о том, что действует один Дух как бы, но на самом деле говорит святой Василий: всегда имейте в виду, что с Духом всегда есть Сын, а с Сыном всегда есть Отец, и никогда не бывает Троица раздельна.
На примере Ветхого Завета есть целый ряд прообразований всего того, о чем мы с вами говорим. Море, ‒ говорит святой Василий, ‒ прообразовательно служит крещением, отлучая от фараона, как и сия купель отлучает от мучительства диавольскаго. Помните, фараон гнался за народом Израильским, море расступилось, пропустило через себя народ Израильский, а фараона поглотило. Когда же мы опускаемся в крещальную купель, то телом своим расступаем воду, а выходя из нее, вода, смыкаясь, погребает все наши грехи. Море умертвило в себе врага, ‒ говорит дальше святитель, ‒ и здесь умирает у нас в купели вражда наша на Бога. Народ вышел из моря, не потерпев вреда, а мы восходим из воды крещения, как бы из мертвых ожившие, будучи спасенные благодатью призвавшего нас. Поразительно, ветхозаветные события прообразовали новозаветные, а теперь мы в новозаветных событиях вдруг утверждаемся через ветхозаветные образы с особою силою. Бог за грехи наши отдал Единородного Сына, потому что и Авраам не пощадил собственного сына. Но какое отпущение прегрешений, какое обновление жизни в море, реально само море конечно же, не сделало ни того, ни другого, оно просто пропустило израильтян и спасло от фараона. Но ни отпущения прегрешений, ни обновления жизни море не сделало. Какое там умерщвление греха? Они ведь там не умерли со Христом, а потому и не восстали с Ним. Они не облеклись во образ небесного, не носили в теле мертвости Иисусовой, не совлеклись ветхого человека, не облеклись в человека нового, обновляемого в познании по образу Создавшего его. И вот здесь когда святитель говорит: не носили в теле мертвости Иисусовой, и не совлеклись ветхого человека, в другом месте мы там тоже придем, а тут я к слову просто еще раз скажу: святитель Василий говорит о том, что и жизнь в итоге церковного народа в новозаветное время, и весь наш богослужебный годовой круг тоже имеет в себе те же самые черты, каковые здесь звучат, т. е. перед Пасхою, перед Воскресением совершается Великий пост. Это то самое время, когда человек должен совлечься ветхого человека. И потому Великий пост совершается так долго, что это должно произойти не умозрительно, как через занятие, и не извещательно через проповедь, а должно совершиться практически. Ты должен пережить это совлечение ветхого завета, и пережить в теле своем мертвость Иисусову. Мертвость Иисусова – это безмолвие на страсти. Страсть борит, движет. А ты безмолвен, в тебе мертвость реакции, мертвость отклика на страсть. И это должно быть пережито тобой – когда? Для этого Церковь утверждает целый 40-дневный Великий пост, и сугубые действования во время поста, с помощью которых ты можешь это пережить практически. И тогда переживший, и совлечение ветхого человека, и мертвость Иисусову, ты сможешь пережить тогда Воскресение Христа, в своем собственном воскресении из этой своей мертвенности, обретаясь в благодати Пасхи.
Домостроительство Бога и Спасителя нашего о человеке, есть воззвание из состояния падения и возвращение в общение с Богом из состояния отчуждения, произведенного преслушанием. Помните, мы с вами на пред предыдущей беседе говорили о том, что вера по благодати, а чем отличается от всех остальных наших движений веры, человеческой веры? А тем, что она нам открывает чаяние, вернее, память о рае, и чаяние рая, само чаяние рая переживает с человеком как покаяние. Искреннее покаяние есть чаяние рая, в конечном итоге все более и более раскрывающееся в человеке по мере его церковного, искреннего жительства. И всем святым угодникам особенно это известно, вот их непрестанный плач например – это уже явственное чаяние рая. Поэтому домостроительство Бога как раз заключается в том, чтобы возвратить нам общение с Богом из состояния отчуждения с Ним, и восстановить нас из состояния падения. Для того пришествие Христово во плоти, предначертание Евангельских правил жизни, для того страдания, крест, для того погребение, Воскресение, чтобы человек спасаемый через подражание Христу, восприял древнее оное сыноположение. Весь богослужебный церковный год – он в этом и заключается. И если ты искренне идешь по всем событиям богослужений, постов и праздников церковных, то ты переживешь все то, о чем сейчас мы перечисляем. Посему для совершенства жизни необходимо подражание Христу, т. е. не только показанным в жизни Христовой примером негневливости, смиренномудрия и долготерпения, но и подражания смерти Христовой, как говорит подражатель Христов Павел: сообразуюся смерти Его, аще како достигну воскресения мертвых. И вот это-то сообразование со смертью и совершает особенно сугубо дни поста, а среди них сугубо Великий пост. Остальные же посты года поддерживают пережитое тобою, это спогребение со Христом. И поэтому те, которые полагают, что пост – это просто неядение животной пищи, как-то очень далеко отстоят от собственно говоря, православного исповедания, потому что неядение животной пищи свойственно всем религиям, и везде оно тоже называется постом. Но нигде этот пост не связан со Христом, кроме как в православии, нигде это реально не совершается в благодатном пространстве постовых богослужений, где действием благодати реально совершается и совлачение ветхого человека, и мертвенность к страстям, ибо нечем по человечеству самому нам самим противостоять страстям, кроме как если благодать не будет содействовать нам в этом. И Великий пост как раз – это в этом смысле, особенно в постовых богослужениях, с понедельника до пятницы включительно – как раз и есть та самая благодатная обретаемая в богослужениях мертвенность страстям. И конечно же, печально, что большинство сегодняшнего церковного народа этого опыта просто не ведает и не подозревает, потому что даже Великим постом посещает службы воскресные, субботние, воскресные, но они все по содержанию и по своему устроению такие же, как все в течение всего года все воскресные и праздничные службы. А собственно великопостная служба – это с понедельника по пятницу. В каком же удобном положении находятся все монашествующие, которые получают возможность Великим постом стоять на службах, правда, в тех монастырях, где вместо этих служб не сделали им замену трудами. К сожалению, сейчас немало монастырей, особенно женских, где Великим постом все сестры во Христе пребывают на послушаниях самых разных, а в храме стоит 3 человека. Как же бываем мы в подобии смерти Его, ‒ спрашивает святой Василий. ‒ Спогребшись Ему крещением. В чем же образ погребения и почему полезно такое подражание? Во-первых, нужно, чтобы порядок прежней жизни был пресечен. В крещении это совершается. Но Великим постом это именно тоже совершается, и тогда поддерживается всеми остальными днями поста, в том числе и в среду и пятницу тоже совершается пресечение прежнего порядка жизни. Беда вся в том, что мы все с недоумением сейчас смотрим на меня, внутри недоумевая, а где, когда я пресекаю прежний порядок жизни в связи с пятницей или же со средою? Да, к сожалению, да, не пресекаем, разве что только лишь пресекаем порядок еды, но на самом деле вот что должно быть. А сие, ‒ говорит дальше святой Василий, ‒ по слову Господню, невозможно для того, кто не родится свыше, т. е. памятовать об этом пресечении, более того, иметь силы для этого, и более того, держать это как свой порядок жизни, невозможно, если ты не имеешь благодатного вспомоществования, а значит веры. И поэтому там, где благодать, а значит вера, вера или благодать действуют в тебе, то ты будешь жить своей церковной жизнью, особенно днями поста именно так, как говорит сейчас здесь Василий Великий. Ибо пакибытие, как показывает и самое имя, есть начало новой жизни. Посему до начатия новой жизни надобно положить конец жизни предшествовавшей. Но если следовать этим словам Василия Великого в опыте и в практике, то тогда смотрите, что должно быть – по совершении Великого поста, т. е. пресечения прежнего порядка жизни, и обретения через Великий пост нового порядка, а значит еще нового самочувствия в жизни, благодатного, ты по завершении поста должен бы что сделать с этим новым порядком жизни? По возможности продолжить его, сохранить его. Что же человек делает вместо этого? Он за 10 дней до конца Великого поста уже начинает считать, сколько осталось до конца – 10, 9 дней, 5, 3, 1, ‒ Пуск. Чему он дает пуск? Всему своему падшему естеству. И то, что стеснялось как-то худо-бедно им самим Великим постом, тем более, что как-то растворялось и утеснялось действием благодати Великого поста, вдруг прорывается, будучи несовлаченным и неотсеченным, и утверждает свою власть над человеком, сразу же по завершении поста, или у некоторых людей прямо в день Пасхи. Мало того, что объедаются, они еще и пускаются во все тяжкие. Телевизор начинается, включается, орет теперь весь день, различные хождение, похождения, гостевания друг ко другу, тем более оправданные якобы пасхальными радостями – вот начинаются самым активным образом, со всякими очень богатыми и накрытыми столами и так далее, обильным обсуждением различных событий современной жизни. Т. е. получается, что человек не удерживает того, во что он наставляем Церковью, во что он сам вошел и согласился быть, но побыв, тут же выскочил оттуда, как ошпаренный или ужаленный, и ринулся во своя си. Ну вот, тем не менее, видите как – святой Василий настаивает на том, чтобы пакибытие, как показывает и самое имя, есть начало новой жизни. Посему до начатия новой жизни надобно положить конец жизни предшествовавшей. Подражая в крещении Христову погребению, а мы с вами сейчас уже постоянно думаем и подражая Великим постом Христову погребению, потому что тела крещаемых в воде как бы погребаются. Посему и крещение символически означает отложение дел плотских, а Великим постом это реальное конкретное отложение. Оно есть как бы очищение души от скверны, произведенное в ней плотским мудрованием по написанному: омыеши мя, и паче снега убелюся. Посему-то Домостроитель жизни нашей Господь положил с нами завет крещения, имеющий в себе образ смерти и жизни, и изображением смерти служит вода, а залог жизни подается Духом. А Церковь на протяжении первых нескольких веков своего развития в продолжение таинства крещения совершила само таинство богослужебного года со всеми его дивными постовыми, сменою постового времени праздником, праздника буднями, а в буднях продолжением напоминания этого пакибытия в виде постовых среды и пятницы. И напоминанием обновления новой жизни в виде воскресного дня, который прямо так и называется – воскресенье. И поэтому достаточно ведь только войти в этот день – у нас сегодня что? ‒ Воскресенье, а – день обновления, я сейчас новая, новый. А где же, как я новая, и как я должен быть новым? Ах, вспомнила – вот, что надо делать, ах, вспомнил, ‒ вот каким надо быть. И теперь все воскресенье я согласен с этим словом. Я воскресший в меру, насколько мне далось в моей церковной жизни. И поэтому подтверждая день воскресный своею жизнью, мы совершаем его как обновленные люди, во все остальные дни, недели пожалуйста, будьте, какими хотите, но в воскресенье не должно бы быть такими, как хочу, а надо быть так, как в подражании Христу, насколько это тебе удается, насколько это далось тебе в практике твоей. У каждого, конечно, по-своему, у кого-то совсем чуть-чуть, но это чуть-чуть-то надо же поддерживать, удерживать, более того, дальше развивать. В крещении, ‒ дальше пишет святитель, ‒ предложены 2 цели: потребить тело греховное, чтобы оно не приносило уже плодов смерти, и ожить же духом и иметь плод во святыни. То вода изображает собою смерть, принимая тело, как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь. Сие-то значит, родиться свыше водою и Духом, потому что умерщвление наше производится водою, а жизнь творится в нас Духом. Точно так же и умерщвление совершается в нас Великим постом, а жизнь совершается Духом в это же время, но обильно – в Воскресение, в Пасху. И практика показывает, что если кто так не жил, не живет в Церкви, то пасхальную радость переживают либо эмоционально, ну значит недолго, а если очень эмоционально, то потом еще и устает от этого, и к концу пасхальной седмицы бывает уже совсем обессиленный, как бы выжатый как лимон, не имея никаких сил, все выдал, все свои человеческие силы. Либо переживает это с каким-то человеческим своим естеством, которое есть суть падшее. А должно бы как-то в некоторой тиши удерживая себя самого и в своих поведениях, особенно в эмоциях своих сохранять в себе благодатное обретение Великого поста, и тем более пасхального воскресения. И эту, духовную уже радость нести в мир, но проявляя, тогда уже проявляя ее как добродетели, пусть в той малой степени, в какой ты можешь это делать, но деятельно совершая добрые дела по благодати Божией, которую ты хоть в какой-то мере стяжал. Но тогда получается, что таковая жизнь пасхальная – она будет скромной, не шумной, не яркой эмоционально, и не вопящей все пасхальные радости в пасхальных песнопениях на всю улицу. Опыт показывает, что там, где мы так проводили пасхальные дни, мы к концу совершено оказывались без сил, и благодатных – их теряли сразу, как только первое пасхальное песнопение пропели на всю улицу, и своих человеческих сил – тоже теряли все. Поэтому, ‒ говорит святитель, ‒ ежели есть какая благодать в воде, а ты еще слушай, ‒ Великим постом и в Пасху, ‒ то она не из естества воды, т. е. не из твоего человеческого естества, но от присутствия Духа Святаго. Ибо крещение есть не плотские отложения скверны, но совести благия вопрошение у Бога. Совести благия вопрошение у Бога, ‒ какие чудные слова. Вспомните, что мы в некоторых молитвах так и встречаем, что мы просим, чтобы Духом далось нам прошение к Тебе, Господи, ибо эти прошения, по вере сказанные, а значит по благодати – они приемлются, и чего ни попросите, все будет исполнено. Ясно, что в этих благодатных прошениях, а значит, в вере сказанных прошениях, не может быть никакой скверны и скверного прошения, соответственно, потому и они и будут исполнены Отцом Небесным, если тем более это во славу Сына просится: Если чего ни попросите у Отца Моего, во славу Сына, даст вам, ‒ говорит, да. Но это прошение очевидно присутствует там, где ты в вере просишь, потому что это благодатное прошение. Очевидно, что если ты имеешь какое-нибудь скверное прошение, то обретясь в вере, ты вдруг эту скверность утратишь, потеряешь ее или забудешь ее. Попросив вере нечто благодатное, конечно, ты можешь при этом вдруг раз – вспомнить свое скверное, и после этого вдобавок еще и попросить скверное что-нибудь? Но оно у тебя не исполнится, потому что оно не в вере. Посему Господь, уготовляя нас к жизни по Воскресении, излагает уставы всей Евангельской жизни. Уготовляя нас к жизни по Воскресении, излагает уставы всей Евангельской жизни, чтобы мы по произволению исполняли предварительно, что принадлежит будущему веку по его природе. Чтобы мы по произволению человеческому, согласному с благодатью, с верою, исполняли предварительно, т. е. добродетели и святую жизнь, т. е. то, что принадлежит будущему веку по его природе, ибо пребывая уже в вечной жизни, в райских или в Царстве Небесном, мы уже по природе будем совершать то, что сейчас мы должны по произволению, с некоторым усилием и трудами совершать. Почему, если кто определяя Евангелие, скажет, что оно есть предображение жизни по воскресении, то он не погрешит в верности такого понятия. Духом Святым восстановление наше в рай, вступление в Небесное Царство, возвращение в сыноположение, Духом же Святым дерзновение именовать Отцом своим Бога, соделываться общниками благодати Христовой. Именоваться чадами света, приобщиться вечной славы, одним словом, приобрести всю полноту благословения и в сем, и в будущем веке, когда в себе, как в зеркале отражаем благодать тех благ, какие предназначены нам по обетованиям, и которыми через веру наслаждаемся как уже настоящими. Но разность между благодатью Духа и крещением в воде видна еще и из того, что Иоанн крестил водою в покаяние, а Господь наш Иисус Христос крестит Духом Святым. Ибо Иоанн говорит: аз крещаю водою в покаяние, Грядый же по мне, креплий мене есть, емуже несмь достоин сапоги понести, Той вы крестит Духом Святым и огнем.
В жизни уже самого каждого христианина, после крещения совершается дальше путь его воцерковления. И по призывающей благодати, которая в конечном итоге сокрывается через какое-то время в сердце человека, оставляя теперь место его собственному произволению следовать за нею, и начинается так называемый переходный период к содействующей благодати. Вот этот переходный период-то как раз и есть собственно говоря, период покаяния, тот, который сообщает, о котором говорит Иоанн Креститель, ‒ крещаю, – говорит, ‒ вас в воде в покаяние. И ты, выйдя из воды, покаянием идешь к содействию Святаго Духа. Само же содействие Святаго Духа – это и есть собственно крещение Святым Духом. Совершает это Господь в нашей жизни по мере того, как человек идет и следует за Христом, тем порядком жизни, который совершили и оставили нам в предании Святые Отцы, т. е. порядок церковной жизни. Совершая этот порядок церковной жизни, приобщаясь благодати Христа, мы содействуемы Самим Христом в обретение Святаго Духа. И там, где мы верно исполняем действия к святости, верно совершаем образ церковной жизни, там Господь подтверждает наши собственные действования благодатью, посылаемою Им в таинствах. И когда говорит святитель, что крести нас Святым Духом, то одно – в момент, когда человек выходит из купели крещения, и второе – когда человек идет уже своим церковным путем от жизни в момент, от момента крещения до смерти, воцерковляясь, сопровождаемый Духом Святым. Христос же крестит Духом Святым. А дальше добавляет: И огнем. Те, кто достигают некоторого содействия Святаго Духа, далее могут быть крещаемы и огнем, а это в жизненных обстоятельствах человека это уже те самые скорби, и особенно различные обстоятельства, которые ведут к серьезным испытаниям собственно веры человека. Огонь – это страдания. И претерпевшие огонь – прежде всего это мученики. И крестит своих, верных Себе огнем Господь не в раз в купели, а именно по жизненному пути, когда человек, возрастая как верный, в конечном итоге доходит до той меры и степени своей верности, а значит в жизни в содействующем Духе Святом, что он может претерпевать и страдания, сначала малые, потом все большие, в конечном итоге мученические, которыми умирает здесь на земле, совершает то же, что совершал Господь. И тогда вместе с Господом уже восходит из своей мученической кончины прямо на небо, подхваченный ангелами, возносится прямо в рай. Т. е. так совершается его малое воскресение, предварительное, прообразовательно совершаемое им до Страшного Суда, в котором, на котором уже обретется его полное воскресение, т. е. обретение в теле, в плоти вновь.
И далее еще раз святитель говорит о единстве трех Лиц Святой Троицы. Дух Святый во всем совершенно неотлучен и неотделим от Отца и Сына. Дух и во всяком действовании соединен и неразделен с Отцом и Сыном. Вместе с Богом, Который производит разделение действ и с Господом, т. е. с Богом Отцом, Который производит разделение действ, и с Господом, Который производит разделение служений, т. е. со Христом, сопребывает всегда и Святой Дух, Который полновластно домостроительствует в раздаянии дарований, по достоинству каждого, ибо сказано: разделение дарований суть, а той же Дух. Обратимся к тому, что первоначально создано, ибо чистые, духовные и премирные силы – какие это силы – чистые, примерно созданные силы, в самом начале совершенные Богом – это кто? ‒ Это ангелы, да, ибо чистые, духовные, премирные силы святы, и именуются святыми, как приобретшие святыню по благодати, данной Святым Духом. Служебные духи имеют бытие по воле Отца, приводятся же в бытие действием Сына и совершаются в бытии присутствием Духа. Совершение же ангелов есть святыня и пребывание во святыне. Т. е. совершение или жизнь ангелов или бытие ангелов – есть святыня и пребывание во святыне. Мы это точно исповедуем, точно знаем и верим в это, но как-то никто не дает себе отчета в том, что это совершается по причине присутствующего с ангелами, присутствующей благодати Святаго Духа, а вместе со Святым Духом, и Сына и Отца. Словом бо Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их, ‒ говорит псалом. Дух уст Божиих – это Дух истины, иже от Отца исходит. Посему представляй Трех, всегда Трех – повелевающего Господа, второе – созидающее Слово, и третье – утверждающего Духа. Всегда представляй Трех. Если же утверждение Духа показывает неослабность, неизменность и неколебимую водруженность в добре, что иное означаться будет утверждением духовным, как не совершение в святыне. Поэтому и на службе мы слышим возглас из алтаря: Святая святым, где совершитель или предстоятель – священник или епископ возносит Тело Господне над дискосом, над престолом, с упованием, что называя святым, реально имеет тот народ за спиною, который этой святости ищет, и обретая ее сейчас в причастии, хранит ее и становится в этом смысле сопредельный ангелам. Ангелы всегда пребывают в святыне, и всегда в ней святы. Мы же всегда стремимся к этой святыне, получая ее, удерживаемся в ней. Но этот навык стремления к святыне и удерживаться в ней, ‒ необходимо в себе развить. И собственно говоря, весь путь воцерковления – это и есть как раз развитие в себе этого стремления к святыне и удержания той меры святыни, которую ты в себе имеешь. А обнаруживается это на твоем обращении с кем? С ближними. И поэтому ты очень просто можешь узнать – удержал ты святыню или нет. Если ты удержал святыню – ты же держишь в себе свет. Что высветит свет в твоей этой дурной, вредной сестре или в том негодяе – брате? Что высветит этот свет святыни? Дурность? ‒ Нет. Негодяйство? ‒ Тоже нет. Вот и обнаруживай. А если ты высветил именно то и другое, значит ты уже утратил святыню, хотя ты только что из храма. Искренний как же будет об этом скорбеть, искренний как же будет об этом плакать. Вспомните Досифея, ученика аввы Дорофея, да. Братия из монастыря бегут к авве Дорофею: Авва, иди, там твой опять плачет. Авва Дорофей идет к своему Досифею, а тому было сколько там – 15 или 16 лет что ли. Что ты, Досифей, опять плачешь? Авва, я плохо подумал об этом брате, ‒ и навзрыд. ‒ Ну так покайся, и утешься, и успокойся. Покаялся, ну так и будь теперь покоен. И каждый день: авва, иди, твой опять плачет. Вот она искренность-то какая. Мы так делаем? А ведь призваны же. Но святыня возможна ли без Духа Святаго? Ибо небесные силы, ‒ говорит дальше святитель, ‒ не по природе святы, иначе они не имели бы никакой разности со Святым Духом, т. е. если бы они по природе святы, то по природе свят Сам Святой Дух. Напротив того, они по мере превосходства одной пред другою, силы, 9 ангельских чинов, да, ‒ имеют от Духа известную меру святыни. И поразительно вот – пребывая в этой святыне, не завидуют друг другу, потому что в святыне. А если ты в зависти к кому-нибудь большему, чем ты, значит ты не в святыне, ты потерял ее. Почему они ограничены местом, и бывают видимы, являясь святым в образе собственных своих тел, но святыня, будучи вне сущности, дает им совершенство через общение Духа. Сохраняют же достоинство свое пребыванием в добре, как имеющие свободу в избрании, и никогда не теряющие непрестанного стремления к истинно благому. Видите как. Сохраняют свое достоинство пребыванию в добре, а соответственно, в деятельном исполнении этого добра. Поэтому собственно говоря, человеческая жизнь – это постоянное служение друг другу, а значит, совершение добра, но того добра, которое святынею в тебе совершается. Или того естества твоего, которое, святынею очищаясь, становится естеством чистым. Посему, если отнимем мысленно Духа, расстроятся ангельские лики, истребятся архангельские начальства, все придет в смешение, жизнь их сделается незаконно сообразною, бесчинною, неопределенною. Ибо, как ангелы, не прияв силы от Духа, скажут, как ангелы, не прияв Духа скажут: слава в вышних Богу. Никтоже бо может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым. Слышите – никто, ни народы любых верований не могут сказать, Господа Господом назвать, не имея Святаго Духа. Ни тем более ангелы не могут этого сделать, но на примере других ангелов, которые отпали от Бога, мы видим, как расстроился весь чин отношений среди них, как ужасные сношения сложились в бесовских демонических собраниях, отпавших ангелов. Возвращаемся к святитель: Никтоже бо может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым, и никтоже Духом Божиим глаголяй, речет: анафема Иисуса. Последнее могли бы сказать лукавые и сопротивные духи, отпадением которых доказывается то положение, что невидимые силы свободны, равно наклонны и к добродетели, и к пороку, а потому имеют нужду в помощи Духа. Полагая, что и Гавриил архангел не иначе предсказывает будущее, как по предуведению Духа, потому что пророчество – есть одно из дарований, разделяемых Духом, а не собственная как бы некая данность архангелов. А получившие повеление возвестить мужу желаний тайны ведения, кем, как не Духом Святым умудренный, мог научить сокровенному, потому что откровение таин собственно принадлежит опять же Духу, по написанному: нам открыл есть Бог Духом. Так пишет апостол к Коринфянам. Престолы же и господствия, начала и власти, это ангельские чины – как могли бы проводить блаженную жизнь, если бы не выну видели лице Отца Небесного, т. е. не выну – прямо, непосредственно, если бы непосредственно видели Отца Небесного, а видеть невозможно без Духа. Невозможно, чтобы жизнь умных чинов пребывала сообразною с законом без Духа. Как сказали бы Серафимы: Свят, свят, свят, если бы не были научены Духом? Если хвалят Бога все ангелы Его и хвалят Его все силы Его, т. е. делают это по действию Духа. Если предстоят Ему тысячи тысяч ангелов, ‒ Богу и тьмы тем вящших, то делают это силою Духа, совершают они непорочно дело своего служения. Поэтому вся оная пренебесная и неизреченная стройность, как в служении Богу, так и во взаимном между собою согласии примерных сил, не может быть сохранена иначе, как под управлением Духа, так в созидании Дух Святый присущ тварям, не постепенно усовершаемым, но с минуты сотворения уже совершенным, и сообщает им от Себя благодать к совершению и восполнению каждого существа. В одном из речений, не помню, кого из святых, говорится о том, что ангелы постоянно возрастают, т. е. не остаются в однажды данном даровании святости, а постоянно преизобильный Бог сообщает Свою любовь, а значит, Свою святость ангельским высшим чинам, те, же из любви к меньшим, сообщают это к меньшим, и так постоянно происходит, соответственно тогда все они постоянно возрастают, и никогда не кончится это возрастание. Кто же будет спорить, ‒ дальше продолжает святитель, ‒ против того, что домостроительство о человеке, какие по благости Божией совершены Великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, окончательно исполнены Духом Святым. Пожелаешь ли рассмотреть ветхозаветное – благословение патриархов, помощь, данную в законоположении, прообразование, пророчества ветхозаветные, доблестные подвиги в бранях, чудеса, совершенные праведниками, а потом и все домтстроительство пришествия Господня во плоти – все сие через Святаго Духа. Во-первых, Дух соприсущ самой плоти Господней, став ее помазанием, и неразлучно пребывая с нею по написанному: над Негоже узриши Духа сходяща и пребывающа, Той есть Сын Мой возлюбленный. Помните, в предыдущих беседах, мы следуя по протоиерею Георгию Флоровскому, говорили о том, приводя его слова, что даже когда Господь умер на кресте, то душою отделился от тела и сошел во ад, но Своим естеством Божественным, в Духе Святом совершаясь и совершая само тело, оставался с телом, нигде никогда не разлучался с ним, т. е. в Своей ипостасности не разлучался с телом человеческим. Это и причина нетления Господнего тела, это и причина, кстати, нетления всех святых мощей, всех святых телес человеческих, которые в благодати Святаго Духа, совершаясь в таинстве причастия в жизни, умели сохранять его, и по смерти остаются со своими телами в соединенности через благодать. И эта-то соединенность нами и испытывается, когда если кто с верою, а значит по благодати вступает, прилагается к мощам, то имеет от них и дыхание, и действие благодати, силу Святаго Духа. А значит, все пространство Церкви – это есть пространство, где действует бесконечно и всегда благодать Святаго Духа, и Дух Святый содержит в Себе всех, кто прилагается к Церкви, как тех, которые сейчас входят в нее, так и тех, которые уже ушли как бы с земной жизни, однако остались здесь своими мощами, а в Духе Святом через мощи продолжают сопребывать с нами, и более того, даже через могилки, на которые сказано, некоторые старцы же говорят: приходите ко мне на могилку, и я буду вам отвечать, и буду помогать, чего ни попросите – все сделаю. И это тоже совершается, через могилку содержимую чем и кем? Святым Духом. И дальше святитель говорит, приводит из Деяний: Иисуса, Иже от Назарета, Его помаза Бог Духом Святым. Потом всякое действие совершалось в присутствии Духа. Всякое действие Христа, чудеса, исцеления, воскрешение. Дух соприсущ был и искушаемому от диавола, ибо сказано: воздвиг бысть Иисус Духом в пустыню искуситися. Дух неотлучно соприсущ был совершающему чудеса. Ибо говорит: Аз о Дусе Божии изгоню бесы. Дух не оставил и воскресшего из мертвых, ибо обновляя человека и опять возвращая ему ту благодать, которую вдохнул в него Бог, и которую человек погубил, Господь дунул в лице ученикам, и что говорит при сем: приимите Дух Свят, Имже отпустите грехи, отпустятся Им и Им же держите, держатся. А управление Церкви не явно ли, и непререкаемо ли производится Духом, ибо сказано: Той даде Церкви первее, апостолов, второе, пророков, третье, учителей, потом же силы, таже дарования исцелений, заступление, правление, роди языков. Ибо сей чин установлен с разделением даров Духа. И венец праведных есть тоже благодать Духа, которая обильнее и полнее будет сообщаемая, когда духовная слава разделится каждому по мере доблестных его дел. Посему запечатленные Духом Святым в день избавления и сохранившие чистым и целым приятый ими начаток Духа, сохранившие. Помните, что каждый труд, который мы полагаем в то, чтобы приготовиться к причастию, для того, чтобы по причастии сохранить то, что обрели. Каждый труд, который мы совершаем днями поста, тем более Великого, и потом обретаем что-то в Воскресение Христово, для того, чтобы сохранить то, что обретем. И таковые услышат, и только таковые услышат: Добрый рабе, благий и верный, о мале ми был еси верен, над многими тя поставлю. Вот это о мале был еси верен – это то самое, малость, которую мы имеем, готовясь к причастию, потом причастившись, сохраняем, что обрели. Вступая в Великий пост, обретая Великим постом в Воскресение, в Пасху взяв и получив, сохраняем и этим живем уже, ибо мы уже новые люди, другие. И мы должны так жить, как небесные люди. А подобно и огорчившие Духа Святаго, лукавством начинаний своих, или ничего не приобретшие к данному, будут лишены того, что получили, и благодать отдастся другим. Ну, это произошло в грандиозном объеме с Израильским народом, да, когда благодать от Израиля была отдана нам, язычникам. Или как говорит один из евангелистов – они будут растесаны совершенно, под растесанием разумея конечно же, конечное отчуждение от Духа. Ну вот, сейчас мы упомянули об Израиле, и так не должно наверно останавливаться на этом и ставить точку, ибо всегда обращаясь к благости Божией, и думая о Боге как о Всеблагом, то и воспомянуть надобно, что Божественная благость с Его избранным народом обращается тоже удивительным образом. Сначала отдав на растесание на некоторое время и отойдя благодатью к язычникам, в конце времен Господь говорит, что вновь верну отлученный от Меня народ. И Израиль снова будет возвращен и возобновлен в вере. С одной стороны и собран, а с другой стороны – введен в Церковь, за исключением тех бешеных иудеев, которые воюют с Христом, и которые приуготовят в итоге в конце времен место для антихриста. Растесание сие, т. е. помните да, конечное отчуждение от Духа, растесание сие, как сказал я, ‒ говорит святитель, ‒ есть отчуждение навсегда души от Духа. Ибо ныне Дух, хотя и не имеет общения с недостойными, однако же, по-видимому, сопребывает некоторым образом с теми, которые запечатлены однажды, ожидая их спасения в обращении. Запечатлены в крещении и в миропомазании однажды. И хотя и вроде бы видимым образом нету никакого знака, что Дух Святый обретается с ними, как с недостойными, однако, ожидая их спасения по обращении, пребывает некоторым образом в них, а тогда совершенно отсечется от души, поругавшей Его благодать. Посему там, в аду, не сопребывает уже помощь Духа, т. е. значит, вот это свое носительство приобщенности, т. е. крещения надобно реализовать до смерти. И ежели ты до смерти, будучи крещенным, все-таки не восстанешь снова ко Христу, то тогда в аду уже это сделать будет нельзя. Как же можно представить, чтобы суд совершился без Святого Духа, между тем, как Слово, т. е. Сын, Господь, показывает, что Он есть и награда праведных. Исследуем теперь, каковы наши общие понятия и о Духе, как собранные нами о Нем из Писания, так и занятые из неписанного предания Отцов. Он называется Духом Божиим и называется Духом истины, Иже от Отца исходит, и называется Духом правым, и Духом Владычним. Дух Святый есть главное и собственное Его имя. Его собственное и главное имя есть – Дух Святый. Поэтому слыша слово Дух, невозможно вообразить в мысли естества ограниченного, но должно представить себе сущность умную, бесконечную по силе, беспредельную по великости, неизмеримую временами или веками, неоскудевающую во благах, какие имеет. К Духу Святому обращено все, имеющее нужду во освящении. Его желает все, живущее добродетельно, вдохновением Его орошаемое, и вспомоществуемое к достижению свойственного себе и естественного конца. Свойственного себе и естественного конца – это есть очищение естества от его падшего состава, и в конечном итоге освящение и просвещение до святости. Он усовершает других, а Сам ни в чем не имеет нужды. Он живет без возобновления сил, но есть при этом податель жизни, Он не через прибавление возрастает, но вдруг полон Сам в Себе водружен и вездесущ. Он есть начало освящения, Он есть мысленный свет, доставляющий Собою всякой разумной силе при искании истины как бы некоторую очевидность. Он неприступен по естеству и удобовместим по благости, потому-то и народы разные на земле других религий, не знают Его, потому что Он неприступен по естеству человеческому, тем более греховному и падшему. Но удобовместим по благости, т. е. должна сначала прийти благость веры человека, тогда уже пойдет удобовместимое присутствие и участие Святаго Духа. Хотя все исполняет Своею силою, однако же сообщается одним достойным, и не в одной мере приемлется ими, но разделяет действования по мере веры. Не в одной мере приемлется людьми достойными, но разделяет действование Свое по мере веры людей. А так как вера – это явление человеческое, но воскриленное благодатью, и ставшее теперь совершенно новым движением, т. е. в котором уже открылся Сам Господь Иисус Христос, то эту-то веру, которую ты как человек можешь подвигать, будучи освящена, она подвигает теперь тебя ко Христу. Будучи освященной, она теперь подвигает тебя в стяжание Святаго Духа. И если ты эту веру утратишь, то у тебя сразу исчезают всякие силы на какие-либо действия святые, поэтому ты и молиться не можешь, и поститься не хочешь, и на службу не идешь, весь занятый какими-то там суетными делами своими, которые тебе кажутся более важными и существенными. И вообще жизнь твоя вся погружена в земность, хотя на самом деле ты уже призван в святость. Он прост по сущности, многообразен в силах, весь присутствует в каждом и весь повсюду. Он, разделяемый, не страждет, и когда приобщаются Его, не перестает быть всецелым. Всем достаточно изливает всецелую благодать, которою наслаждаются причащающиеся по мере собственной своей приемлемости, а не по мере возможного для Духа. Т. е. Дух может дать тебе сразу такое обилие благодати, какого ты даже не предполагаешь, лишь бы только ты сам так раскрылся бы навстречу ей. Ну вот, это мы знаем на чрезвычайных случаях посещения благодати у особых людей, имеющих такие дарования своей веры, например, великомученица Варвара, великомученица Екатерина – вот они удивительный дар веры явили, так что сразу обрели всевеликое участие Духа Святаго. Освоение же Духа с душою есть не местное сближение, ибо бестелесный может ли приближаться телесным образом, но устранение страстей, освоение Духа с душою есть устранение страстей, которые привзошли в душу впоследствии от привязанности ее к телу, и отдалили ее от сродства с Богом. Посему, кто очистился от срамоты, какую произвел в себе грехом, возвратился к естественной красоте, через очищение как бы возвратил древний вид царскому образу, тот единственно может приблизиться и к Самому Утешителю. И Он, как Утешитель, как солнце, которым встречено чистое око, в Себе Самом, т. е. Дух Святый – покажет тебе образ Невидимого. В Себе Самом, т. е. обрети только Святаго Духа, и в Нем ты услышишь и Самого Духа, и Самого Христа. А в блаженном созерцании образа увидишь неизреченную красоту Первообраза, чрез Духа восхождение сердец, через Него же руковождение немощных, усовершение преуспевающих. Дух, воссиявая очищенным от всякой скверны, через общение с Собою делает их духовными. Вот и когда мы смотрим в видеофильмах на старцев нашего века, мы видим эту удивительную их благость характера, благость проявлений, в которой как раз видно, что это люди духовные, в них живет и дышит Дух Святый. Но при этом явно видно, что это происходит по причине того, что они отложились от всего страстного. И поэтому страстных движений, стремлений, влечений в их поведении нет, поэтому они такие безмятежные, такие неспешные, такие все исполненные что ли уже жизнью и жизни, и такие благостные. И как блестящие и прозрачные тела, когда упадет на них луч света, сами делаются светящимися, и отбрасывают от себя новый луч, так духоносные души, будучи озарены Духом, сами делаются духовными и на других изливают благодать. Нам, конечно, сидя здесь в Отраде, трудно бы представить было бы живых людей, приобщенных этой святости, и какое счастье, что есть видеофильм, который сохранил хоть в каком-то виде для нас вот образ, живой образ этих людей. И вот сейчас когда я вам все это говорю, а вы это смотрите на видеоэкране и уже не раз, какая-то радость вот подтверждения, получения подтверждения, что были и видимо, где-то еще есть такие старцы, все это сказанное Василием Великим в IV веке, в нашем XXI осуществляющие. Отсюда, от Духа Святаго предвидение будущего, разумение таинств, постижение сокровенного, раздаяние дарований, небесное жительство, ликостояние с ангелами, нескончаемое веселье, пребывание в Боге, уподобление Богу и крайний предел желаемого – обожение. Таковы-то наши понятия о Святом Духе, какие из самых словес Духа научились мы составлять себе, об Его величии, достоинстве и действиях, сложили из самих словес Духа же. Дух в Себе имеет жизнь, и причастники Его живут боголепно, стяжав жизнь Божественную и небесную. Ибо в себе самом содержит все бессмертное ‒ всякий ум, всякого ангела, всякую душу, и по причине благобытия не ищет пременения, ни прехождения, потому что все имеет Сам в Себе Дух Святый. Но не ищет и приращения как совершеннейший. Поэтому и у Него, у Святого Духа, все совершенное: любовь совершенная, радость совершенная, мир совершенный, долготерпение совершенное, благость совершенная. И дальше апостол добавил: на таковых нет закона. Премудрость, разум, совет, безопасность, благочестие, ведения, святыня, искупление, вера, действия сил, дарования исцелений, и все тому подобное. Дух ничего не имеет в себе приобретенного, но все имеет вечно, как Дух Божий, как от Бога явившийся, Его имеющий виновником и Своим источником, из Которого источается – Бога Отца. Но Он и Сам ‒ тоже источник исчисленных выше благ, источающийся же из Бога, в существе Божием пребывает, а из Него источаемые блага – суть действия Его. Да утешается всякая душа, ищущая ведение о Божественном, если у нее такое око, что может искать сего и видеть невидимое для чувства. И если ища сего может обитать у самого искомого. Обитает же, когда ищет с верою, ибо хотя случиться и не найти. Говорит с отцом бесновавшегося в новомесячии: верую, Господи, помози моему неверию. И так с сею целью будем в вере искать познание об естестве Святого Духа ища ведения у Самого искомого. Ибо Дух есть нами искомое, и Он же Сам подает о Себе ведение, т. е. и веру Он же подает. Поэтому тот, кто не имел опыта веры, т. е. не имел действия благодати Духа Святаго – тому все это непонятно, и сделать и осуществить то, что здесь говорится – он тоже не может. Потому послышав, наскучив, подымется и уйдет, и больше никогда не придет, если его вдруг не призовет опять же тот же Дух. А тот, который имеет этот опыт – тот будет невольно как-то удерживаться, и слушать, и слушать, и услаждаться душою даже от самих этих речений, потому что сами слова эти невольно открывают в нем уже сами образы предпережитые что ли, он их не в ясности такой, как здесь описано, имел в себе, но предобразовательно, как-то таинственным образом все-таки касался всего этого, и сейчас слыша, узнает в слове, но при содействии своего тихого опыта благодатного. Святой Дух подает Божественную жизнь взыскующим у Него, Бога. Приемлющие делаются святыми, когда Он низойдет на них, и погибают, когда Он оставит их. Дух всегда есть, Он источник вечной жизни, просиявает же во всех достойных. Дух Святый, вошедши в тело человека, как даровал ему жизнь, даровал и бессмертие, даровал святыню, так воздвиг, когда оно пало. И человек, который дотоле был земля и пепел, по вселении в него Духа приял достоинство пророка, другой – апостолов, а третий даже ангела Божия. Но виднее и яснее будет, каковые силы и естество Духа, если размыслим, как содержит Он святых и всякую разумную природу, и как управляет ими по Своему изволению. Ибо Он даровал Себя всему множеству небесных сил, и всему множеству праведников, и между праведными, великими и малыми, ангелами и архангелами. Поелику же стяжавши Духа в такой мере благо и божественно, то уверовав уже в Него, не бойся взыскать Христа, подателя Духа, ибо никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым. И соответственно, никто не может найти Святаго Духа, если не обратится ко Христу. Ибо подателем Святаго Духа, как Духа Утешителя, наставляющего на всякую истину, является Сам Господь, Христос. И потому великая радость и счастье, что мы с вами как раз и есть те, которые обретены во Христе, Им позваны, и имеем возможность теперь всегда через общение с Ним иметь и стяжание Святаго Духа. Как Един Бог Отец, присно пребывающий Отцом, вечно Сый тем, чем есть, и Един Сын, рожденный вечным рождением, безначально с Отцем сущий Сын истинного Бога, присно сый тем, чем есть Бог Слово и Господь, так Един и Дух Святый, истинный Святый Дух по написанному со Отцем и с Сыном спрославляемый, Который у пророка Давида именуется и Духом уст, о котором знаем, что Он перст Божий, знаем от Господа, сказавшего в Евангелии: Аще ли же о персте Божии изгоню бесы. Вот что сказано и сказано прекрасно, сколько нужно для тех, которые без пытливости веруют в Бога и Слово, и Духа, Единое Божество, единственно достопоклоняемое. И никоим образом да не вводится множество, но да познается каждый в Троице единым Сущим, Един Отец, Един Сын, Един Дух Святый. Поэтому мы помните, в начале сказали, что Бог один, но не все с Ним едины. Иные верования, иные религии не едины к сожалению с Ним, потому что не имеют Духа Святаго, никто им это открыть не может, кроме как Дух Святый, а Святаго Духа они не имеют.
Доказательством единого Божества служит, что ни Отец не творит без Сына, ни Сын без Духа. Единого Божества, т. е. в Троице Единого Божества является то доказательством, что Отец не творит без Сына, а Сын не творит без Духа. А если и вначале все сотворено Духом, и опять обновляется Духом, то ясно открывается одно и то же действование Бога через Сына Духом. И Троица не допускает в Себе отлучения, но по истинному учению Павла разделение дарований суть, а Той же Дух. И разделение служений суть, а Той же Господь, Сын. И разделение действ суть, а Той же есть Бог Отец, действуяй вся во всех. И перечислив все Божественные действия, апостол говорит: Вся же сия действует Един и Той же Дух, разделяй властию, коемуждо, якоже хощет.
Ничто сотворенное не свято в своей сущности, ибо в сущности святое не имеет нужды во внешней святыни. В сущности святое во внешней святыни нужды не имеет. Но таков только Святой Дух, и Сам Бог Отец и Сын. Поэтому все сотворенное имеет нужду во внешней святыни, когда делается достойным привлечь к себе святыню. Но Дух не имеет нужды в святыне, потому что свят в сущности. Служебное не может дать другому свободы и сыноположения, которых само не имеет в своей сущности, но Дух дает свободу и сыноположение, ибо Дух вопиет в сердцах наших: Авва, Отче. Темже уже неси раб, но сын. Ни одна тварь не сообщима так разумной душе, чтобы могла вселиться в нее существенно. Дух Святый вселяется в нее по слову сказавшего: мы храм Божий, и Дух Божий живет в нас. Посему Он – не тварь. Всякая разумная тварь может принять в себя и добродетель, и порок, но Дух ничего в себя не приемлет. Как может тварь дойти до уподобления Богу, не приемля в себе Божия образа? Божий же образ не таков, как человеческий. Образ Божий есть Христос, Иже есть, как сказано, образ Бога невидимого, образ же Сына есть Дух Святой. И причастники Святаго Духа делаются сынами, сообразными по написанному. Помните, апостольское: кого предуведе, того предустави во образ Сына Своего. Т. е. Дух Святый, предуведе Отец Небесный, Дух Святый предуставляет во образ Сына, т. е. сообщает ему то самое духовное начало, которое приуготавливает его в человеке способность узнать Христа. А проявляется эта способность узнавательная Христа, предваряется тоскою по Богу, и неудовлетворенностью никакими другими действованиями земными, в каких бы не искал человек истину – вот он ищет в культуре, в науке, в философии, в различных человеческих обществах, и нигде в конечном итоге не находит искомое, о чем-то гложет его душа. И вот это-то и есть, этим искомым является Господь наш Иисус Христос. Эту тоску или эту жажду Христа, как некую жажду истины раскрывает в нем Дух Святый. И причастники Духа делаются сынами сообразными по написанному, ихже предуведе и предустави сообразных быти образу Сына Своего, яко быти Ему первородну во многих братиях. Счастлив тот, который через эти искания обрелся теперь в Церкви и больше нигде не хочет жить, потому что живет теперь только здесь. А жизнь здесь, хотя и трудна, и связана со многими разными необходимости превозмогания самого себя, воспринимает как собственно жизнь – а как еще по-другому. Разве можно жить, не превозмогая? А если перестать превозмогать, то и жить перестаю. Что это я сегодня вот с утра весь день ничего не превозмогаю? Жизни никакой нету. В итоге когда вот мы во всем этом обретаемся, то получается, что люди, обретшиеся так, живут тем, что устраивают и организуют как личную веру, так и веру близких, других и многих. Верьте тому, во что я верю. Чем же живет тогда православное общество? Общество живет тем, что или занимается тем, что устраивает, организует веру многих, и устраивает все данное общество в эту веру. Устраивает, организует веру многих, и общество устраивает в эту веру. Так живет праведное общество, т. е. нашедшееся в православии. То же делал и Христос, но вера, которую Он пробудил в учениках, потерпела поражение, – мы с вами знаем, да. Только те, в ком вера подкреплялась еще и верностью, преданностью, те остались у креста. И Матерь Божья, чья вера подтверждалась тем, что в предыдущих событиях Она слагала в Своем сердце – тем осталась у креста, в отличие от верных жен-мироносиц и Иоанна Крестителя, Иоанна Богослова. Только в день Пятидесятницы сошествие Святого Духа дало вере такую силу, что ничто человеческое уже не могло ни колебать, ни рушить ее.
И вот продолжая дальше уже нашу беседу, скажем следующее. В итоге любое человеческое и по-человечески обретаемое группирование или еще шире – любое человеческое, и по-человечески совершаемое объединение выводит откуда? Выводит из действия Святаго Духа, а значит, выводит из Церкви. Поэтому брожение и смута вот, которые переживаются временами в Церкви или же в отдельных приходах, или в отдельные периоды церковной истории, в церковных приходах, благочиниях, там и тогда, где и когда начинают быть человеческие приоритеты, или национальные, или групповые, или идейные, или экономические, или душевные, везде идет или готовится поражение веры. Поэтому-то конечно вот и дело христианина, и Святые Отцы постоянно нас настраивают на том, чтобы мы не сбивались на человеческое – оно в любом случае падшее. Тем более, не группировались между собой в разные склочные компании, группы, которые разносят слухи и этими слухами потом живут. Не формировались в разные группировки и партии, размежевываясь между собою в одном приходе, тем более в одном благочинии или в одной церкви. А держась Святаго Духа, держались бы значит веры, ибо в живой вере ничего такого разделительного быть не может, потому что вера – это свет, а в свете нет тьмы. Поэтому даже своего естества держаться не надобно, потому как про него Господь сказал, что свет, который в вас есть, т. е. ваше естество – тьма есть, кольми паче тьма, т. е. страсти. И теперь мы сказав так о Святом Духе, должны сказать и о том противнике Святаго Духа, который действует и живет на земле. Господь, изгнав Адама, изгнал его в то пространство, где действует князь тьмы. Апостол прямо говорит, что действуют духи злобы поднебесной. И поэтому пребывающие на земле и в земной жизни находятся в постоянном и всегда совершающемся влиянии духов злобы поднебесной, т. е. бесов, демонов и самого диавола. И поэтому так или иначе человек оказывается всегда перед реальным фактом – либо он подхвачен духами злобы, либо он подхвачен Святым Духом. В крещении, во всех таинствах Церкви мы идем к тому, чтобы быть подхваченными Духом Святым. Чтобы не быть подхваченными духом злобы, надобно оставаться в этом опыте подхваченности Святым Духом и благодатью, т. е. совершившись в таинстве причастия, надо остаться в нем. Совершившись в таинстве покаяния и омывшись от греха прощением Господним, надо остаться в этой омытости, и не соскальзывать, хотя при этом мы все равно остаемся как люди земные, падшие, и в нас это падшее естество продолжает действовать и быть, но должно всеми силами удерживаться от падений в него, от перехвата им, от соблазна снова ожить им же, падшим. И поэтому весь собственно говоря труд человеческий, по восстановлению себя как живого, а живое мы и то мы можем быть только во Святом Духе и только во Христе. Весь этот труд заключается в том, чтобы преодолевать свое падшее естество, а в нем и через него преодолевать довление и влияние злых духов, которые именно через страсти и через поражение нашего человеческого духа присоединяются к нам и возгревают или же возбуждают в нас различные греховные и движения, и помыслы, и поступки, и весь образ жизни, отданный греху. Как же действует вредный дух, дух злобы? Он действует, как дух времени, как дух, второе – как дух мира, и третье – как дух льсти. Как дух времени вражий дух как живет в нас? Ну, прежде всего, он живет тем, что мы распознаем, кто свои, кто чужие. Само свойство распознавать своих от чужих, и есть признак или свойство духа времени. Есть в нас почва для этого, этою почвой является самолюбие, через которое дух времени легко приражается к нам, легко подхватывает нас, и легко им мы начинаем жить через самолюбие свое. А в самолюбии мы тогда мы начинаем просто распознавать, кто свои, а кто чужие. Господь же, чтобы этого не происходило, положил заповедь какую? Возлюбить ближнего, да, это одно, но большую же положил заповедь: возлюбить врагов своих. Т. е. дух времени-то как раз точно распознает – это, эти мои враги, это мои, а это не мои, это свои, а это не свои. Сидит группа сестер в своей комнате, стук в дверь, заходит другая сестра – вдруг все замолкло, лица сделались белыми, каменными, и ждут пока эта сестра не уйдет. Наконец ушла, ух, слава Богу, – говорят все сидящие, и вновь все зашумело, загудело, чай разливается и все опять. Знакомая картина? Так это и есть действие духа времени, это люди, живущие в духе времени. И тогда на это вдруг Господь, зашла эта сестра, все окаменели, и вдруг с потолка упало прямо на стол: возлюби врага своего, – и засияло, и заблистало. А все ринулись скидывать скорей со стола: ой, что-то такое, сейчас пожар будет. Где ведро мусорное? Скорей, скорей. Наконец, ушла, убрали это в ведро мусорное, эту заповедь, и сестра наконец эта удалилась – все, теперь снова зашумело, загудело, и опять стало хорошо. Это и есть дух времени. Действует он через самолюбие, а самолюбие есть почва для него в нас. А вот сама жизнь этого духа времени активно и многообразно совершается через другое в нас – через наше самоугодие. И тут разнообразие вообще вот, в этом самоугодии избирание среди людей своих и чужих. Причем на разные самоугодные ситуации избирание одних и других. И поэтому на всякое самоугодное желание или стремление, или же образ действований есть своя компания, есть свой круг людей. При этом они у некоторых людей вообще не смешиваются. Сегодня я ради этого самоугодия иду к этим, а завтра к тем. А они между собой встречаются? – Да нет, зачем им встречаться, они даже и не знают друг друга, через меня только знают. Я иногда там оброню что-нибудь про них. И в зависимости от разнообразия самоугодных влечений человека, у него масса разных компаний. Есть люди, которые вообще этим активно настолько живы, что прямо вот говорят, что у меня на всех углах света приятные мне люди. Самолюбием образуется при этом в человеке равный культурный слой. Т. е. обретаясь в одном кругу людей, человек усваивает одно содержание культуры. Например, среди любителей театра значит обретает театральную культуру. Среди любителей живописи обретает живописную культуру. Среди любителей науки обретает научную культуру, среди любителей спорта обретает там про спорт что-то и так далее. Есть некоторые люди, которые настолько как бы даровиты в кавычках, что в каких только культурах не бывают, и из каких только культур не складывают свой культурный слой. Каждому времени при этом свой слой культурный. Культурный слой – это средство самовозвышения над другими. Одни при этом возвышаются своей образованностью, в том числе и церковной образованностью, другие принадлежностью той или иной среде. Ну, мы все знаем свои до церковной жизни, а может быть и сейчас еще в церковной жизни, как кто-то возносится своей принадлежностью к меломанам, другие к любителям спорта, третьи вращаются среди бизнесменов, четвертые среди политиков. Сейчас немало и церковных людей, которые вращаются в той и другой среде и свою принадлежность к этой среде считают, как некое, ну достижение, обретение, и некую жизнь. Это есть жизнь духа времени. Среди знатоков другие обретаются среди знатоков анекдотов, в том числе и церковных. Кто-то становится ходячей церковной энциклопедией. Кто-то, скажу несколько бранное слово – помойкой, в которой собраны все слухи последних дней и месяцев. И при этом это и есть собственно говоря, его собственное культурное образование. Это все действа духа времени. Я уж не говорю о тех явлениях, когда духом времени совершается мода, духом времени складывается ведущие мировоззренческие взгляды на те или иные события, особенно например, политические события или же то, что сейчас формирует телевизор у людей, при этом мы на примере Украины вообще только что видели, на Украине один взгляд на все события, а в России другой взгляд на все события. При этом эти два взгляда настолько конфронтируют между собою, что даже вызывают жесткую, жестокую вражду между собой, когда вдруг люди одного рода, одной родни, живущие в России и живущие на Украине, вдруг рассорились через эту вражду мировоззрений. Это все действия духа времени. К сожалению, очень много людей сегодня, в том числе и церковного, просто полностью поглощены этим духом, и без него просто не могут жить. Немало людей, которые просто говорят, что я вообще не сморю телевизора, кроме новостей, и ставят большое многоточие после этого. Но новости – это же как раз и есть самое концентрированное дыхание духа времени. При этом то, что было новостями сегодня, пройдет 9 лет, оглянись назад – такая пустота. Зачем ты жил этим так сильно 9 лет назад? А жил же. Потому что дух времени подхватывал, он доставлял эту жизненность, это чувство ража, это чувство необходимости, и буквально даже такого обостренного ажиотажной потребности, – прямо с работы добежать, включить, увидеть, после этого успокоиться, после этого уже кушать и ужинать, и спать.
Дух мира посвящает нас земным делам. Дух мира, отрывая нас, вернее, увлекая нас в земные дела, обеспечивая жизненность в земных успехах и в исполнении совершения земных дел, доставляет постоянный отрыв от неба, является одним из мощных противников Духа Божьего, все то, что мы сейчас читали о Духе Святом, о святости – дух мира может совершенно очернить и ввергнуть человека из святости в абсолютную совершенную тьму. Правда, эту тьму человек будет воспоминать как свою жизнь, и увлекаться ею до такой меры и степени, что даже мысль о смерти будет приводить его в ужас, в трагедию, в катастрофу, как будто бы земная жизнь и есть собственно говоря, последняя окончательная жизнь. И поэтому со смертью оно действительно прекращается. Но вот этот ужас сам по себе, который возникает в человеке, или этот страх смерти – он вызван собственно говоря, не тем, что он потеряет и утратит те земные дела, богатства или людей, а тем, что дух мира, который живет в нем и оживляет его в земных событиях и делах – он доставляет ему этот страх. Утрата чего-либо земного, ну рождает сожаление, горевание, еще что-то, но никак не страх перед смертью. То, что ты потерял 1000 рублей из кармана, несоразмерно и не того же качества переживание, как переживание перед смертью, переживание, что ты умрешь. И когда человек вдруг узнает, что он заболел раком, и что врачи ему обещают 2 месяца жизни, то страх перед смертью, который в нем возникает – это не есть страх утраты родных, близких там еще самих предметов, обстоятельств, дел, хотя и есть конечно, этот момент, что вот недоделаны те или иные дела, не совершены те или иные мечты, планы, это все как-то вдруг пробегает перед глазами человека, но суть самого страха перед смертью и переживание ужаса рождается вовсе не утратой и не потерей земных дел и земных предметов, а рождается как раз присутствующим и обостренно оголено действующем в человеке духе мира. это он порождает таковые переживания в человеке. Он же кстати, обнаруживает человека, жившего этим духом. Потому таковой человек и никак не может приобщиться собственно говоря, своему церковному развитию, он не живет в Церкви. Ну, религиозные свои потребности исполняет, но собственно жить церковной жизнью не может, потому что он весь живет духом мира. Потому и когда человек вдруг возжелал посвятить себя полностью Богу и уходит в монашество, то первое, что он должен будет совершить на своем монашеском пути – это отрыв от духа мира, отрыв от мира. Но когда мы смотрим эти действия, которыми должно это произойти, мы видим, что оказывается, это настолько трудоемкое явление, что даже для людей прошлых веков, которые были более одарены в своей способности посвятить себя Богу, оторваться от мира, ‒ оказывались они очень трудными, тем более для современного человека. Почему может быть и сказано, что в пророчествах, что в последние времена, а это значит, в наше время монастыри наполнятся миром, т. е. войдут люди в монастыри, примут монашеский облик, но не в стремлении отрезаться от духа мира, и этот дух мира будет продолжать действовать в монастырях. А для того, чтобы от него оторваться, надо многое что совершить. Ну, как минимум, хотя бы открыть первую главу «Лествицы» Иоанна Лествичника и прочитать о оставлении мира, а потом еде подкрепиться в некоторых других главах там вот это оставление мира укрепляется в других ступенях «Лествицы» и во второй, третьей, и вплоть до четвертой – некоторые действования, которые закрепляют этот отрыв от мира. Ну, когда это все читаешь, и видишь, насколько это все современному человеку даже и непонятно, что-то надо делать, чтобы эту рекомендацию осуществить, человек не может даже внутренне узнать это движение, это действование. Хорошо, если просто чисто внешние какие-то действия там описаны. Но когда речь идет о внутренних действованиях, где идет отрыв собственно от духа мира, ‒ таковых человек современный, даже уже постриженный в монахи, не узнает. Потому и остается книга Лествичника невостребованной для многих из них.
И наконец, третье проявление духа вражьего, князя тьмы, которым он владеет людьми на земле – это дух льсти, дух, который владеет человека через его сердечные покровы, особенно самые те, про которые святитель Феофан Затворник говорит: лежат прямо у сердца или на сердце человека – дух самообольщения, ведущий из них, дух нечувствия, вернее, покров нечувствия. Через эти покровы ‒ самообольщение, нечувствие, настолько человек бывает приобщен духу льсти, что он просто не чувствует благодатных переживаний, недосягаемы для него таинства, хотя он может быть церковным человеком. И не ведает того, что читает в богословии о учениях Церкви, не узнает жизнью, словесно узнает может быть, даже блестящим богословом быть, но в жизни не совершает и не узнает, потому что дух самообольщения, покров самообольщения живет духом льсти в такую меру, что благодатное касание несвойственно ему, и поэтому даже вроде бы и своими дарованиями интеллектуальными вполне осваивая богословие или же учение церковное, и даже произнося их и блестяще как-то ими оперируя, однако жизнью своею не узнает, и не раскрывает их для самого себя, потому что раскрыть эти слова может только Дух Божий, а он живет духом льсти. Ну и дальше святитель Феофан Затворник раскрывает различные формы и варианты, какими помыслами это самообольщение в человеке подкрепляется, подтверждается, и он ими живет, и как-то уверенно с ними шагает по жизни, не ведая того, что он через то Церкви не принадлежит. Хотя при этом внешнюю церковную жизнь вполне исполняет и совершает. Этот же дух льсти фактически держит в своей власти людей всех других религий, и потому через то, коль это дух вражий, дух категорически особой вражды с Духом Святым и с Богом Троицы, то по этой причине этот дух льсти через покров самообольщения в народах других религий активно воюет против православной Церкви. И при этом в этой войне пребывающие, эти народы, уверенно это делают, уверенно в этом присутствуют, и передают из поколения в поколение эту вражду с православием, и неприкосновенность их от своей религии к религии православной.
Ну а через беседу прошлую, мы с вами читали откровение Хризостома, который рассказывал о своей жизни. Я намеренно задержал, удержал несколько страниц, в которых он говорит о том, какую вражду имеет Коран и мусульманство против православия. Сейчас, когда мы говорим уже о противоположном Святому Духу духу времени, и особенно духу льсти, мы можем сейчас в подтверждение этой иллюстрации прочитать эту страничку. Хризостом пишет: Я вырос в религиозной традиции мусульманской, которая категорически отвергает Святую Троицу. Обладатели писания – написано в Коране, обладатели писания – восклицательный знак, не излишествуйте в вашей религии и не говорите против Аллаха ничего, кроме истины. Ведь Мессия – Иса, сын Мариам, только посланних Аллаха, и его слово, которое он бросил Мариам, и Дух Его – все принадлежит Аллаху, а не Ему Самому. Веруйте же в Аллаха, и его посланников и не говорите – три. Удержитесь, это лучшее для вас. Поистине Аллах – только единый Бог, достохвальнее он того, чтобы у него был ребенок. Достохвальнее он того, т. е. выше он того, чтобы у него был ребенок. Ему то, что в небесах и то, что на земле, довольно Аллаха как поручителя. Поэтому не ходите, ‒ говорит Коран, ‒ ни к каким сынам Божьим. И дальше: ислам считает, что Иисус недостоин быть даже рабом Аллаха. Согласно Корану Иса перед Аллахом подобен Адаму, он, Аллах создал его из праха, потом сказал ему: будь, и он, Иса, стал. Воспитанный в такой религиозной культуре, я привык думать о Боге, как монистическом существе, неразличимом в Лицах. Представление о Боге, как о Лицах совершенно чуждо исламской традиции. Ислам отвергает Святую Троицу, во имя Аллаха милостивого, милосердного, скажи: он, Аллах, един, Аллах вечный, не родил и не был рожден, и не был ему равным ни один. Этот стих каждый молящийся мусульманин повторяет 17 раз на дню. Вот на чем основано сознание мусульманское – против Троицы Святой. В приложении в этой книжке добавлено еще некоторое свидетельство других людей, которые тоже из мусульманства перешли в православие. Так, например, некто Баенторо, в православии ставший архимандритом Даниилом. Он пишет: Я должен был окончить школу в 18 лет. Когда мне было 16, начались мои встречи с христианами. Дедушка обычно говорил мне, что христианство – это ложная религия. Так учат мусульман и по сей день. И мне, еще ребенку, дедушка рассказывал, что когда человек крестится, священник дает ему что-то, что называется вода христиан. Но я не понимал, что это такое. Ее наливают в бутылку, берут домой, брызгают на пищу, или пьют. И если нехристианин что-либо из этого съест или выпьет, он будет вовлечен в христианство волшебством этой воды. Я очень боялся этого. Мой дедушка так хотел отвадить меня от общения с христианами. Он говорил мне, что если христианин умрет, то не будет принят Матерью-Землей, потому что он кафир – язычник. Вот почему христианам так трудно умирать. Их надо сначала удушить, потом распять, и только потом похоронить. Я был запуган и не понимал, как это можно быть христианином. Впоследствии наш улем, т. е. мусульманский руководитель, сказал, что Христос не был распят, а христиане выдумали это и исказили Его учение. Все эти обычные мусульманские доводы привели к тому, что я вырос в ненависти к христианам, не понимая, кто и что они такое. Они казались мне чрезвычайно чуждыми.
А вот свидетельство Петра Калугина. Называется глава: «Я казался себе прекрасным человеком-мусульманином, все вопросы решались через призму ислама». И вот, как освобождение от этой призмы произошло. Однажды летним вечером, когда я возвращался домой, в моей душе что-то произошло, стало как-то светло и легко. Я полюбил в этот незабываемый момент весь мир, и каждого человека в отдельности. Дома я не находил себе места от радости, блаженным сном я уснул лишь после полуночи. На следующий день радость моя несколько ослабла, но все же не утихала. Через какое-то время ислам незаметно начал утрачивать для меня интерес, и таким же необъяснимым образом меня потянуло в Церковь. И вдруг после спокойного периода, последовавшего за днями полными чудесной радости, наступило время, когда все мои грехи, копившиеся всю жизнь после таинства крещения, вновь навалились на меня. Я остро почувствовал их, и в этот момент исламская химера испарилась как дым. Я не выбирал православие, Господь Сам привел меня в Церковь. Не было никаких раздумий и мудрствований, все доводы, которые я нашел против христианства, неожиданно потеряли свою силу. Господь предстал моему душевному зрению во всей Своей силе и святости. Первая исповедь, первое причастие навсегда останутся в моей памяти. Я проснулся от тяжкого сна, сплетенного из человеческой мудрости и бесовского лукавства и обрел свободу.
Где, как, когда началось это действование духа вражьего на земле? С самого момента, когда Господь изгнал Адама и Еву из рая. И дальше рождается первый сын у святых родителей. Кто это? Каин. Сразу рождается Каин. Потом рождается второй сын, младший – Авель, но что происходит с Каином, кто такой Каин, как это произошло? Вот мы читаем Ветхий Завет, Каин разговаривает с Богом, и дерзостью ответов заявляет Ему, что у него есть другой закон, поэтому Бог с Его законом не должен теперь к нему приступать, у Каина есть свой закон. Этот закон – его падшее естество и его собственная самость. Бог и совесть ему – не закон. Самость – это значит, он сам себе закон. Он знает Бога при этом, но не чтит Его. Каин же разговаривает прямо с Богом, но не чтит Его и не боится Его. При этом мы тоже знаем, что бесы знают Бога, но они боятся Бога, трепещут перед Ним. Каин же имеет в своем естестве помимо духа, что свойственно бесам, еще и душу, и тело. Поэтому ему есть чем жить, помимо духовных предметов и дел. При этом религиозные обязанности он тоже чувствует и имеет, но как некую вынужденную дань Богу, как некое с рождения полученное религиозное чувство и из этого вынужденность некоторую иметь религиозные отправления, и воспринимает их как некую вынужденную дань Богу. Поэтому-то он так эту дань беспечно исполнил, да, вот, от своих начатков взял самое, что похуже, чего ему не пригодится и принес Богу. Но и в них, в этих религиозных своих отправлениях или в ней, в этой дани, он остается верен себе, т. е. своим земным делам и вещам. А в своем честолюбии чтит себя больше Бога, и больше людей, потому и завидует, когда его честолюбию не оказана Богом признательность. Завидует тому, которому эту признательность Бог выразил – это кому? ‒ Авелю, младшему брату. Бог не его. Это знает Каин, и поэтому равному с ним, брату Авелю, завидует, а на Бога, стоящего выше его, Каина, имеет досаду, имеет ропот. Чтобы удовлетворить задетое честолюбие и снять досаду, он убивает Авеля, равного с ним. Так и во всем человечестве, которое пошло от Каина, честолюбие с равными себе или с меньшими себя, расправляется ничтоже сумняшеся, т. е. без тени сомнения. В этом честолюбии все лицо и повадки самолюбия. А там, где самолюбие, там и самоугодие, младшая ее сестра, которая пристраивается к ней под ее прикрытие. И вот, эти-то три девицы в нас и составляют разнообразие всех падших характеров людей на земле, и однообразие их отношений между собою. Все разнообразие падших характеров и однообразие отношений между собою, т. е. в общем-то все злые отношения между людьми у всех народов все одинаковые. Тех отношений, которые имеют место к сожалению, уже в детях, даже у родных братьях и сестрах, в одной семье, таково человечество каинитов.
Каков же из этого мы можем сделать итог? Три вывода. Первый: Каин сам себе закон, в этом суть самолюбия его и гордости. Второй: Жизнью для Каина является собственно земная жизнь, или по-другому: земная жизнь для Каина и есть собственно жизнь. Он в ней всем собою, чаяниями успеха, дарованиями, развитием, ростом, в этом суть его плотской и душевной жизненности. А там, где плотская и душевная жизненность, там и самоугодие. Такому человеку небесная жизнь не нужна. А Бог если и нужен ему, то не для небесной жизни, а для земной. Поэтому он в конечном итоге склонится к таким богам, суть бесам, которые религиозным содержанием своим не противоречат его земной жизни, еще лучше, если утверждают и укрепляют в смыслах его земную жизнь. Но мы увидим, что практически все остальные религии, кроме православной, ‒ они как раз и являются утверждающими земную жизнь, в том числе и христианские конфессии, отклонившиеся от православия – все утверждают земную именно жизнь. Католичество – утверждает земную жизнь, протестантизм весь поглощен и погружен, и посвящен земной жизни. И мы обязаны сегодняшним прогрессом европейским и американским – именно протестантизму, потому что это, в этой посвященности земной жизни пробуждены все дарования человеческие, и восхищены духом времени, и духом мира восхищено все естество человеческое. И потому так неожиданно, мощно за последние два столетия совершился прогресс. Итак, второй вывод – это жизнь для Каина, для каинистов – это земная жизнь.
Третий вывод. При этом Каин религиозен, но оставаясь сам в себе закон, он и религиозность для себя же утверждает сам. Если люди с каинитским устроением принимают православие, потому что проснулась у них религиозность, или они рождены в православной среде, они и православие делают средством своего самоутверждения, и средством для устроения своей земной жизни. А где самоутверждение, там и честолюбие, т. е. потребность, чтобы чтили, отдавали честь, чествовали. Про таких Господь сказал: в конечном итоге они будут убивать, думая, что тем служат Богу. В то время как о верных христианах апостол говорит: кого предуведе, того и предустави, а дальше – и призва. Мы же можем сказать и вторую сторону – Господь предуведе не только верных, но и тех, кто сам в себе закон. И таковых не призва, и не предустави, и не приготови в образ Сына Своего, потому что там образ самого себя дороже всех других. Предуставлять там и в том человеке нечего. Таковые и остаются в других религиях, не воспринятые и не призванные. А как же те, кто родились среди православных и становятся православными? Православными они становятся по человеческой религиозности. Имея же каинистскую религиозность, т. е. человеческую, потом завтра мы с вами откроем святителя Иоанна Златоустого, который как раз всю эту историю с Каином и последующими его поколениями, разбирает во многих беседах – мы отчасти прочтем и увидим, что он ясно выделяет сынов Божиих, сынов человеческих. Сыны Божьи – это призванные, верные. А сыны человеческие, ‒ говорит Иоанн Златоуст – это люди всех других религий и всего остального человечества, которые не имеют призванности, поэтому остаются человеческими сынами. Они не знают неба, не знают небесности. Поэтому даже те, кто в православии по религиозности своей присутствуют, имея каинистскую религиозность, такие люди, будучи православными, подобны Каину. Они сами себе закон. Земная жизнь у них и есть жизнь, которой они живут, и они не знают и не хотят небесной жизни. Эта утвержденность в земной жизни, при этом соседствует с их религиозностью, но религиозность – она ничего другого, если она человеческая религиозность, как остаток от верования Адамова – она ничего небесного не хочет, но небо низводит на землю, чтобы утверждать земную жизнь. Религиозность у них такова, что Бог нужен им для земной жизни. А как же тогда та религиозная ревность у этих людей или особенно у людей других религий? Мы знаем, что многим людям в других религиях свойственна очень большая религиозная ревность. Ну вот, святитель Игнатий Брянчанинов в одной из фраз говорит, что это ревность гордости, самолюбия и честолюбия. По ней человек реализует себя в религиозной области, и делается религиозным лидером или обнаруживает себя религиозно одаренным человеком. При этом может быть в религиозности очень искренним и честным. Но об этом Господь уже говорит: Свет, который в вас, тьма есть, кольми паче тьма. Такая ревность свойственна и нам, православным. Пророчества говорят, что по причине этой ревности в последние времена люди будут наполнять храмы, но благодати там не будет, потому что она людьми этими не будет востребована. Благодать, как начало небесной жизни. Людям с каинистской религиозностью не нужна. Оставаясь сами в себе закон, они будут стоять в своем падшем естестве с твердостью падшего характера, с упрямством, т. е. недвижностью, неизменяемостью в нем и с убежденностью в своей правоте, т. е. в своем православии, где подо всей православной, даже и образованностью и начитанностью будет торжествовать в них, и в итоге и лютовать, когда придется, когда заденут за живое, ‒ фарисейская закваска. Потому и сказал Господь: бегайте ее. И потому так много внимания Церковь уделяет тому, чтобы мы с вами, вступая в Великий пост, непременно прежде трудились бы именно над тем, чтобы какие-либо приражения фарисейской закваски миновать, преодолеть, очиститься от них, потому что это есть сам в себе закон.
Ну вот, пока на сегодня на этом пока закончим, а завтра, т. е. в следующую пятницу продолжим прямо сразу пойдем к Иоанну Златоусту, о его раскрытии того, что произошло с Каином, и что такое каинистское устроение человека сегодня.
13. Беседа
2016-02-26 Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер. У нас сегодня продолжение наших бесед «Христос, вера, имя». Сегодня 14-я, да беседа. Все-таки 13-я, прошлая была 12-я. Значит, да, сегодня 26 февраля. Мы начнем сегодня с напоминания еще раз о явлении вера, я просто сегодня включу диск «Вера святых», где первая тема – как раз что такое вера. Давайте послушаем его.
Из диска: «Внимательное отношение к событиям и явлениям в жизни приводит нас к мысли о том, что жизнь земная есть только часть какого-то более полного, настоящего бытия, скрытого от поверхностного взгляда. Сегодня многие сознают необходимость веры, но как понять, что это такое. Прежде, чем говорит о религиозной стороне дела, посмотрим на веру в жизни людей. Мы идем в школу учиться, и верим, что учителя нас научат. Идем к врачу с верой в излечение. Как правило, мы верим словам наших близких – почему, и почему верим не всем? Кому можно верить? Есть такое выражение: поверь в себя – а надежна ли такая вера – вера в человека? Апостолу Павлу принадлежат слова: вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. Верят тому, что невидимо и неведомо, тому, что нельзя проверить опытом. То, что мы видели, слышали, наблюдали – это уже знание, а не вера. Знания основываются на опыте или исследовании, а вера – на доверии к свидетельству. Знание принадлежит уму, хотя может действовать и на сердце, вера принадлежит преимущественно сердцу, хотя и начинается в мыслях. А задумывались ли вы когда-нибудь о том, насколько вера обширна и глубока по сравнению со знанием? Даже дату своего рождения человек сам проверить не может. Дети верят рассказам старших, не проверяя ничего. Если бы люди не имели способности верить слову, жизнь стала бы невозможной. Наука с ее логикой основана на вере, каким образом? Исследователи вдохновляются верой в существование искомого закона природы, ученые верят в достоверность показаний его органов чувств. Он верит и в то, что законы мышления согласуются с законами бытия, двигателем всех исследований является вера в существование в скрытой до поры истины. По слову глубочайшего христианского мыслителя – святого Василия Великого: в науке вера предшествует знанию. Общий взгляд на мироздание у всех без исключения основан на вере. Ведь никто никогда не наблюдал, как возник мир, как появились жизни и разумы. Вера может быть обращена к высоким идеалам, или наоборот снижена. Кто-то верит, что материя возникла сама собою по каким-то неизвестным законам, а мы, христиане, веруем в Бога, сотворившего все и разумно установившего законы природы. Обретение цельного взгляда на мир – это дело веры. Вера стоит в центре его душевной деятельности. Ум, чувства и воля зависят от предмета веры. Вера не синтез жизненного опыта. Не умозаключение, не философское построение, это дар, знак расцвета внутренней жизни, природное качество души, заложенное в нее при сотворении. Религиозная вера не может зависеть от рассудочных доказательств, упорно неверующему излишне доказывать, верующему доказательства не нужны. Без веры человек теряет и силу разума, и теплоту сердца. Правда, это заметно не сразу, не всем. Человек, стоящий на пороге духовной жизни, задает себе вопрос: в чем состоит суть веры христианской? Христиане верят, что Иисус Христос является свидетелем важнейших таин бытия и обладателем знаний о жизни, люди не могут овладеть этими знаниями своими собственными усилиями, но постигают их лишь верой в Него. Что же это за тайны бытия, о которых только Христос имеет истинное знание? Тайны невидимых реалий: Бога, ангелов, души человека, таин сотворения мира и конца света, тайна промысла Божьего, ведущего человека и человечество к определенным целям, тайна грехопадения человека, его спасения через боговоплощение, тайна Царствия Божия, как конечной цели земной жизни человека и верного пути, идущего к этой цели, тайна воскресения из мертвых, Страшного Суда и вечной жизни. Многие мыслители, философы пытались найти объяснение этим тайнам. Однако, они опирались на ограниченные силы человеческого разума, их попытки заканчивались различными предположениями и теориями, противоречившими одна другой. В чем же тогда преимущество знаний Иисуса Христа? Оно состоит в том, что Христос очевидец, Бог Сам открывает людям Себя, Христос свидетельствует: Я говорю то, что видел у Отца Моего, никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, Сущий на небесах. Учителям веры своего времени Он говорил: вы от нижних, Я от вышних, вы – от мира сего, Я не от сего мира. Одному из иудейских начальников Он сказал: Истинно, истинно говорю тебе: мы говорим о том, что знаем и свидетельствуем о том, что видели. Затем Он еще раз повторил: Я есмь хлеб, сошедший с небес. Многое другое Он сказал с авторитетом свидетеля, видевшего все тайны неба и земли. Люди дивились Его науке, потому что никогда человек не говорил так, как этот Человек. В повседневной жизни мы скорее поверим очевидцу, чем какому-то теоретику или философу. Были другие учителя веры, которые учение свое приняли от ангелов, очевидцев великих таин. Но чаще люди испытывали ложные видения – им являлись духи зла в облике ангелов. У Христа дело обстоит совершенно иначе: ангелы Его и не учили и не указывали Ему путь, напротив, Он Сам приказывал ангельскому воинству и изгонял злых духов из людей. Ангелы служили Ему, а бесы в ужасе трепетали. Христианскую веру не следует сравнивать с другими религиями, и строго говоря называть религией в языческом понимании этого слова. Наша вера – это личное, единственное в своем роде и полное раскрытие Бога перед людьми ради их просвещения и спасения. Наша вера и жизнь связаны неразрывно, как причина и следствие. Христос сказал: верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем. Наша вера не какая-то одна из разнообразных религий, но вера в Христа и откровение Христово, другого откровения Бог больше не даст до самого конца света. Возникает вопрос: а существуют ли доступная до человека источники веры как откровения? Да, существуют, и таких источников два: первый – это Священное Писание, и второй – Священное Предание».
Протоиерей Анатолий Гармаев: Ну вот, мы прошлый раз говорили о Каине, который слышал Бога, общался с Ним, говорили о бесах, которые знают Бога прямо и трепещут перед Ним, боятся Его. Каин же разговаривая с Богом, не боялся Его, его ответы свидетельствуют о том, что он не боится Бога. Господь спрашивает его: где брат твой? Он говорит: не знаю. Господь еще раз спрашивает его, а он отвечает: что я – сторож что ли ему? Т. е. мы видим дерзость ответов и в этой дерзости впервые у скажем так третьего человека в мире после сотворения, является причиной этой дерзости самость. Т. е. Каин сам себе закон. И вот это явление зла в человеке как раз и стало причиною в итоге со стороны Каина причиною игнорирования Бога. Он знает о Нем, более того, знает Его, но не чтит. И свои дела и действия с Ним не соотносит. Он живет сам по себе, потому что сам себе закон. Ну вот, это-то сам в себе себе закон – и есть суть самолюбия и гордости, которая вселилась в человека после преступления Адама и впервые так явственно и жестко открылась в Каине. И мы прошлый раз отметили три свойства, которыми характерен Каин. Первое – это вот его самолюбие и гордость, сам в себе закон, второе – то, что жизнью для него стала земная жизнь. Не имея отношений с Богом или игнорируя Его и не чтя Его, он отложился от Него, и теперь уже живет, потому что сотворен. И имеет как бы самостоятельный источник своей жизненности. В дальнейшем сегодня, когда мы будем разбирать, вот явления жизни человека вне рая, то мы обнаружим, что оказывается, невозможно так жить сам в себе, от себя самого. Человек сотворен быть едино с Богом и соответственно, отпадая от Бога, он эту потребность или же внутренне скрытую необходимость едино быть, оставляет, имеет в себе и продолжает ее нести, только теперь это едино уже обращена уже не к Богу, а к духам злобы. Но это уже вторая сторона его жизни, вернее внутренняя сторона, скрытая сторона жизни Каина, а видимая и им сама осязаемая жизнь – это земная жизнь, как абсолютная жизнь, другую ему не надо. Ну а третье – все-таки Каин остается человеком религиозным, и в этой своей религиозности имеет отношения к Богу. Но религиозность, которая не почитает Бога, не ищет быть единения с Ним, которая несет то же самое свойство, что составляет суть каинистской злобы, эта религиозность сама по себе, она отчуждена от Бога. И поэтому она не нуждается реально в Самом Боге. Потому что если нам Бог открывает Самого Себя, то является уже вера в то, что в нашей человеческой такой каинистской религиозности являет уже дыхание благодати Святаго Духа, и Дух Святый уже воцаряется в сердце человека, как вера, т. е. как то явление, которое, через которое открывается нам Сам Христос, т. е. открывается нам Сам Бог. И она, вера есть следствие действий Святаго Духа, т. е. Бог Сам Себя во Святом Духе являет человеку в ожившей в нем или же появившейся в нем по благодати вере. Вера же сама по себе открывает во Святом Духе и в благодати Его уже Самого Христа. И соответственно в любом народе религиозном, какой бы религии не коснемся, если появляется вдруг человек веры, то он оставляет богов своей религии. Вера, которая в нем поселяется – она поворачивает его из любой религии, в какой бы он ни был – поворачивает его ко Христу, и он становится христианином. Другого просто нет. У Каина же его религиозность по причине того, что он сам в себе закон, то и религиозность – он ее переживает как достаточную для самого себя, и потому он видя Бога, не нуждается в нем и разговаривая с Богом, отказывается от Него. В то же время, как бы в некотором роде вынужденно или давая, отдавая некую дань Богу, выполняет некоторые религиозные действия, в частности приношения Богу, которые делает очень небрежно и за что в итоге Господь не приемлет его жертву.
Если люди с каинистским устроением принимают православие, потому что после ну в наше время после периода неверия у них проснулась религиозность, они тогда и православие делают средством своего самоутверждения, а где самоутверждение, там и честолюбие, т. е. потребность чтобы чтили и отдавали честь, чествовали, и про таких Господь сказал, что если в этом состоянии человек развивается, то приходит к мере, где будут убивать, что тем самым служат Богу. О верных христианах апостол говорит: кого предуведе, того и предустави, и призва. Мы же теперь можем сказать и вторую сторону: Господь предуведе не только верных, но и тех, кто сам в себе закон, и таковых не призва, и не предустави, и не приготови в образ Сына Своего, потому что там образ самого себя, и он дороже всех других, там предуставлять в душе такого человека нечего. Таковые и остаются в других религиях, или же в наше время вот остаются при своем атеизме. А если мы в каких-то религиях и наблюдаем религиозную ревность, причем очень яркую, сильную, пламенную порою даже, то святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что за этой религиозною ревностью все равно стоит самолюбие и гордость, и от нее и через нее они ревнуют. Ревнуют тогда естественно, о своих богах, которые суть бесы. Пророчества говорят, что по причине этой ревности в последние времена люди будут наполнять храмы, но благодати в храмах не будет, потому что люди религиозные не нуждаются в благодати Святаго Духа. И когда речь идет о к религиозности православной, не вере, а именно религиозности православной, то которая суть та же религиозность, что и у всех других народов, других религий, то получается, что пребывая в внешнем православии по религиозности своей, люди отправляют все необходимые православные обычаи, имеют православное содержание и знание, но не стяжают благодати, и не к ней устремлены, потому что ее не слышат, не знают. Хотя поначалу могут быть и призваны вроде бы благодатью призывающею, но потом фактически обмирщаясь, они доходят до степени, когда оставляют ее совсем, удовлетворяясь своей религиозностью, по которой ходят в храм, исполняют все необходимое внешнее в Церкви, но по характеру своему постоянно обнаруживают каинистское свое устроение. О таковых людях и апостол Павел в послании к Тимофею сказал, что в последние времена люди будут вот такие-такие и такие и перечислил целый ряд свойств и признаков таковых людей. Это мы тогда в конце еще раз к этому вернемся и будем об этом говорить.
Благодать, как начало небесной жизни людям с каинистской религиозностью не нужна. Оставаясь сами в себе закон, они будут стоять в своем падшем естестве с твердостью своего падшего характера, с упрямством, т. е. недвижностью и неизменяемостью в нем, и с убежденностью в своей правоте, т. е. в своем православии, где подо всей православной, даже и образованностью и начитанностью будет торжествовать в них и в итоге и лютовать, когда к тому, когда так придется фарисейская закваска, т. е. сам в себе закон.
Напомнив все это, сегодня пойдем к святителю Иоанну Златоусту, в котором он раскрывает как раз события ветхозаветные, самые первые, в которых действующим лицом является Каин. Итак, толкования или беседы святителя Иоанна Златоуста на Бытие, на книгу Бытия. Примерно так говорит Господь Каину: твое расположение, с каким ты сделал приношение, нисколько не подумав о различии между приемлющим и приносящим, было причиною того, что принесенная тобою жертва отвергнута. Сделав такое приношение, ты сделал грех, и великий грех, так как ты согрешил, то теперь, – говорит Господь, – умолкни, успокой свои помыслы, освободись от напора волн, осаждающих твою душу, укроти волнения, чтобы к прежнему греху не прибавить тебе другого тягчайшего, чтобы не решиться тебе на какое-нибудь неисправимое зло. Не отдайся в плен лукавому демону. Это говорится еще Каину в то время, когда он только-только принес эту свою неправую жертву, еще до убийства Авеля. Согрешил еси своим приношением, теперь же умолкни. Бог уже наперед знал, что Каин восстанет на брата, и этими словами предупреждает его. Как Бог, ведающий тайны душевные, Он, Бог знал сердечные движения Каина. Смотри, как Бог этими словами желает укротить ярость и неистовство Каина и удержать его от предстоящего восстания на брата. Но и после такой заботливости и после такого врачевания Каин не получил никакой пользы. Таковы различия во внутреннем расположении Каина и Авеля, такова, – говорит святой Иоанн Златоуст, – сила зла. Ему надлежало, сознав свой грех, грех неправого приношения или беспечного, позаботиться об исправлении, а он, как пьяный, к первой болезни и ране прибавляет другую язву и не приняв лекарства, предложенного ему с таким усердием, напротив, спеша привести в исполнение задуманное убийство, начинает дело хитростью и лукавством и льстивыми словами обольщает брата. Так в самоугодии звероподобен бывает человек, предавшийся злу, насколько велико и почтенно по своей природе это разумное существо, особенно когда устремляется на делания добра, настолько же оно походит по жестокости на лютых зверей, когда в самоугодии уклоняется ко злу. Эта злая природа – она сокрыта в каждом из нас, и мы все свое каинистское устроение даже в своей некоторой даже живой, яркой как бы религиозности, православной религиозности, тем не менее обнаруживаем тем, что мы натыкаемся время от времени на какие-то такие подъемы или взрывы внутренние, желание отомстить, желание ответить так, чтобы в итоге катился бы в угол, когда нам не угодили или когда нас задели, мы тогда вдруг обнаруживаем в себе такой начаток зла. И бысть внегда быти им на поле, воста Каин на Авеля брата своего и уби его. Ужасный поступок, пагубная дерзость, ненавистное дело, непростительный грех, замысел души зверской. Воста, – говорит на Авеля, брата своего и уби его, самолюбие, удаляя с дороги мешающего ему. О мерзкая рука, о жалкая десница. Впрочем, не руку надобно называть мерзкою и жалкою, но намерение, которому послужил этот член. Поэтому скажем так: о дерзкое, гнусное и жалкое намерение, и чтобы ни сказали, не скажем сего, чего оно заслуживает. Как не оцепенела его рука, как она могла поднять меч и нанести удар. Что же Бог? Так как благость Его безмерно велика, то Он хочет и дерзнувшему на такое беззаконие явить великое Свое человеколюбие, говорит ему: где есть Авель, брат твой? Велико и безмерно снисхождение Божие, спрашивает Бог не потому, чтобы не знал, – нет, Он и с ним, Каином поступил так же, как с отцом его, помните, Адама Он спрашивает: как ты сорвал и ел? Почему спрашивает? Не потому, что Он не знает, а потому что дает время и возможность Каину, вернее Адаму покаяться, а Адам вместо этого указывает на Еву – она мне сказала, и я ел. Что же Каин в ответ на это? И рече, – сказано, – не вем, не знаю. Смотри, какой бесстыдный ответ. Разве ты говоришь с человеком, которого можно и обмануть, или не знаешь жалкий и несчастный, Кто беседует с тобою? И рече: не вем, еда страж брату моему есмь аз. Примечая здесь, как обличает совесть, как он, Каин, понуждаемый так сказать с совестью, не остановился на этом слове: не вем, но прибавил: еда страж брату моему есмь аз. Только что не обличил сам себя. Да если бы у тебя все делалось по естественному порядку и по закону природы, то тебе следовало бы быть и стражем братнего счастья, потому что это внушала тебе природа, и рожденным от одной матери надлежало быть стражами друг друга. А если ты не захотел этого и отказался быть стражем брата, то для чего сделался и убийцей, умертвил того, кто ничем не оскорбил тебя и еще подумал, будто некому и обличить тебя. Глас крови брата твоего вопиет ко Мне от земли, – говорит Бог, – разве Я, Бог, – человек и слышу только голос, который издается устами? Я Бог и могу слышать и вопиющего посредством крови и лежащего на земле. И вот за то, что ты сделал это и привел в исполнение свой злой замысел и от сильной зависти решился на убийство, проклят ты на земле. Как дело гибельное, дерзость вопиющая, преступление непростительное, то сам совершитель его подвергается проклятию: проклят ты, – говорит, – на земли. Он поступил почти так же как змей, послуживший орудием диавольского замысла, как тот посредством обмана ввел в смерть, так и этот обольстивши брата и выведши в поле, вооружил против него свою руку и совершил убийство. Поэтому как змию сказал Господь: проклят ты от всех зверей земных, так и этому потому что он поступил подобно тому. Как диавол, движимый завистью и злобою и не перенося неизреченных благодеяний, дарованных человеку от самого начала, вследствие этой зависти решился на обман, который ввел смерть, так и этот, увидев, что Господь благоволит к его брату, от зависти подвигся на убийство. Поэтому Бог и говорит ему: проклят ты от земли, проклят будешь от той самой земли, яже разверзе уста своя прияти кровь брата твоего от руки твоея. Проклят будешь тою самою землею, которая обагрилась кровью, пролитою так злодейски такою нечестивою рукою. Затем Божественное Писание, яснее определяя проклятие, говорит: егда делаеши землю и не приложит силы своея дать тебе. Т. е. будешь трудиться на земле, но земля в ответ не приложит от себя ничего, чтобы дать тебе. Велико наказание, тяжко бремя негодования, трудиться – говорит – ты будешь, станешь прилагать со своей стороны все старания возделывания земли, напитанные такой кровью, но не получишь плодов от этих великих трудов, какие не употребишь усилия, – все они будут для тебя бесплодны. Да и на этом наказание еще не остановится, но и стеня, и трясыйся будеши на земли. Вот и еще величайшее наказание – беспрестанно стенать и трястись, так как ты – говорит – во зло употребил телесную силу, и крепость членов, за это облекаю тебя на всегдашее стенание и трясение, чтобы не только ты сам имел непрестанный урок и напоминание о своем беззаконном поступке, но и все видящие тебя самым видом твоим, как бы громким каким голосом вразумлялись не отваживаться на подобные дела, чтобы наложенное на тебя наказание внушало всем не обагрять землю такою кровью. Невольно вспомнишь при этом всех пьяниц, и вид их, и всех бомжей, трясясь и стеня. И молодежь на танцплощадках, и всех захваченных компьютерными играми и сидящих часами и днями в интернете и в интернетном общении. Какое стенание и трясание будет у каинитов на земле. Но когда Господь сказал об этом трясении и стенании, Он не только сказал о внутреннем, вернее, о внешнем, о чем я сейчас говорю, но и о том внутреннем, которое будет свойственно таким людям. Таков грех. Доколе он еще не совершен и не приведен в дело, он помрачает мысль и обольщает разум. А когда будет совершен, то открывает нам свою гнусность, и вот кратковременное и безрассудное удовольствие причиняет нам теперь после этого постоянную скорбь, стенание, лишает спокойствия совести, трясение, и покрывает своего пленника стыдом. Человеколюбивый Господь поставил над нами такого судию, с тем, чтобы он никогда не молчал, но будучи неразлучен с нами, непрестанно вопиял и наказывал за преступления. В этом всякий может убедиться самым опытом, так блудник или прелюбодей, или другой подобный грешник не может быть спокойным, хотя бы от всех скрыл свое преступление, имея такого строгого судию, пугается и намеков, трепещет самой тени, боится и знающих, и не знающих о его поступке, и таким образом носит у себя на душе постоянную бурю и непрерывное волнение. У такого человека и сон не сладок, но полон страха и боязни. Ему и пища не вкусна, и сообщество друзей не может развлечь его, и освободить от той внутренней борьбы, нося в себе как будто палача, который терзает и бичует его непрестанно, так он ходит после такого худого дела, терпя, хотя этого никто не знает, невыносимые муки, и будучи сам своим судьею и обвинителем. Но если сделавший такой грех решится как следует воспользоваться помощью своей совести, принести раскаяние в своих делах и показать рану врачу, Врачу с большой буквы, Господу, Который исцеляет, не укоряя, принять от Него врачество решится, и наедине без всяких свидетелей открыть Ему и исповедать все подробно, то он скоро исправит грехи свои, потому что признание в грехах заглаждает их, и тем самым каинистская природа начинает тоже изживаться.
И рече Каин ко Господу, – вот после всех этих моментов, – вящшая вина моя, еже оставитися ми. После сказанного проклятия и после всех, после того, как Каин вдруг уразумел, что грозит это проклятие в его последующей жизни, он вдруг приходит вот в такое неожиданное чувство вины: вящшая вина моя, большая, велика вина моя, – говорит, – еже оставити, если она останется на мне. И святой Иоанн восклицает: вот полная исповедь! Так велик – говорит – грех, учиненный мною, что не могу получить прощение. Вот, – скажет кто-либо: он исповедал грех и исповедал с большою точностью, но пользы от этого никакой, возлюбленный, потому что исповедь не благовременна. Надлежало бы сделать это в свое время, когда можно было приклонить Судью на милость, припомните, что в тот страшный день и на том нелицеприятном судилище, которое ожидает каждого из нас на Страшном Суде, да, каждый из нас сознается в своих грехах, потому что будет иметь их перед глазами. Имея перед своими глазами те ужасные наказания и неизбежные муки, но не получит от этого никакой пользы, потому что пропустил время. Т. е. сейчас если ты знаешь о своих грехах, и никто больше не знает, но только ты, а совесть обличает тебя в этом, и ты покаешься, то тем самым обретешь и прощение, и изменение своей природы. А если не покаешься, то на Страшном Суде откроются перед тобою все твои грехи, и там некуда будет деваться от них. И там вольно или невольно ты начнешь стенать и трястись, но будет уже поздно, потому что там покаяние уже невозможно. Покаяние имеет место, – говорит дальше святитель, – и несказанную силу, пока еще не определено наказание на последнем суде. И рече Каин: вящшая вина моя, еже оставитися ми. Исповедания достаточно, – восклицает святитель, – но не благовременно. И дальше Каин: И рече, аще изгоняеши мя днесь от лица земли и от лица Твоего скрыюся, и буду стеня и трясыйся на земле, и будет всяк обретаяй мя, убиет мя. Смотри, какие трогательные слова, но сказанные неуместно и неблаговременно, не возымели при этом никакой пред Богом силы. Что же человеколюбивый и благий Бог? И рече ему Господь Бог: не тако, не думай, – говорит, – чтобы это так случилось. Нет, нельзя всякому, кто бы ни захотел, убить тебя, но продолжением твоей жизни, Я, – говорит Бог, – и увеличу твою скорбь и преподам урок последующим родам, чтобы вид твой служил для них вразумлением, и никто не следовал твоему примеру. И рече ему Господь Бог: не тако, всяк убивый Каина седмижды отмстится. Т. е. Каин говорит о том, что теперь всякий может меня убить, потому что я так сделал, а Господь говорит: нет, положу таков закон, что никто тебя не убьет. Ну, после видимо долгой длительной беседы, дальше святитель замечает некоторые такие слова: ну что делать? Много уже сказано нами, и мы привели в немалую усталость ваше тело, слушателей моих. Но что делать – видя вашу внимательность и пламенное усердие к слушанию, хочу я и остальное все-таки рассмотреть и объяснить по возможности, что значит седмижды отмстится. Но я опять боюсь, чтобы обилием слов и не помешать вам удержать в памяти сказанное и не показаться вам в итоге в тягость, и вы перестанете посещать мои беседы. Но если не утомились, то потерпите, – говорит. Объяснив предлежащее место, мы окончим слово, когда правда, говорит, – не знаю. Ну, мы совсем в таком положении, хотя вот видите, это было во времена дальние, дальние, далекие. Ну потерпите, да. Итак продолжаем дальше. Для этого говорит Господь, – я полагаю на тебе и знамение, чтобы никто и не убил тебя по незнанию и не подвергся столь тяжкому наказанию. Когда Каин выслушал приговор, то изыде, – говорит Моисей, – от лица Божия. Что значит изыде от лица Божия? Значит то, что он лишился покровительства Божия за свое гнусное дело. Значит то, что он лишился покровительства Божия. И вселися в землю Наид, прямо Едему. И позна Каин жену свою, и заченши роди Еноха, и бе зиждяй град во имя сына своего Енох. Смотри, как люди хотят навсегда сохранить память о себе посредством детей, через наименование мест, которым давали прозвище своих детей. Но по всей справедливости можно сказать, что все это памятники их грехов, и потери той славы, которою пользуясь, Адам и Ева ни в чем этом не нуждались, но были выше всего. Каин построил город, который и назвал по имени своего сына. Потом из сыновей Ламеха один занялся скотоводством, другой взял кузнечное ремесло, третий избрал певницу и гусли. Так начинается человеческая цивилизация. И мы увидим в дальнейшем еще и еще раз, вот как бы мы не восторгались вообще делами человеческими на земле, и тем более вот в нашем ХХ веке, где мы, пройдя советскую школу, в основном-то в общем в этой школе занимались некоторым восторгом от деяний человеческих, изучая историю человеческой культуры, историю развития человеческой цивилизации, и до своего обращения в церковь и церковную жизнь мы как-то этому всему придавали абсолютное и совершенное значение. И в некотором роде остаток этого вот восхищения или же придания такого значения человеческой цивилизации остается в каждом из нас к сожалению. Этот-то остаток – он и тянет нас, продолжая быть в этой отдающем дань этой цивилизации, продолжать искать свою принадлежность ей, продолжать эту принадлежность закреплять различными свойствами, которые эту принадлежность обозначают. Например, культурностью, взятою из как раз современной субкультуры, образованностью, взятою из современного мировоззрения и взгляда на мир, который дает нам нынешнее образование. Родом и видом дел, которые и свойственны сегодняшнему земному жительству, тем более в наше время, где буквально царствуют города, ну вот и а деревня исчезла и практически погибает. И вот эта-то наша не просто дань земной цивилизации, а реальная потребность быть ее участником, более того, членом и частью его, делает нас людьми земли. Сказав земли, я вспоминаю Апокалипсис. Апокалипсис говорит о людях земли, говорит о земле, которая в итоге в своих лучших, а толкования говорят, что земля – это как раз человеческая цивилизация, и в своих лучших сынах человеческой цивилизации, не знающих Христа и не ищущих Царства Небесного, тем не менее, когда жена – Церковь бежит от зверя, земля раскрывается и сокрывает жену, т. е. Церковь, толкуют толковники. Церковь сокрывается землею, т. е. некоторыми периодами цивилизации, некоторыми странами и государствами, где сама страна позволяет Церкви быть в ней, и государственность земная соседствует с Церковью, мало того, даже и когда правителями государства становятся верующие, например, в Византии царь Константин, то и споспешествуют Церкви и утверждают ее, и помогают ей, тем самым получается земля сокрыла жену от зверя, который хотел ее уничтожить. Это я вам напоминаю Апокалипсис, напоминаю, потому что мы об этом уже на проповедях немало уже говорили. Надеюсь, вы это помните. И тем не менее, несмотря на все это, земля остается землей, т. е. цивилизации, помимо тех, которые имеют некоторое расположение к Церкви и даже и совершенно определенное расположение к ней, в другие периоды наоборот, становятся противниками Церкви и носителями как раз всех замыслов зверя, диавола. И на сегодняшний день как раз разворачивается цивилизация на земле таким образом, что она, будучи вся все более и более орудием уже диавола, вся вооружается против Церкви с тем, чтобы поглотить все-таки в конечном итоге Церковь своею пастью зверя. Ну и поэтому для нас сейчас особенно важны сегодня беседы не в смысле просто познания вот истории человечества верующего, сколько в смысле нашей собственной потребности и необходимости спасения, т. е. для этого надо все-таки распознавать, какие события сейчас происходят, что есть земная цивилизация, что есть вообще земность, про которую говорит святитель Феофан Затворник, и из которой должно извлечься, сами мы это сделать не можем, а может это сделать только Сам Господь, и тогда как это, что нам навстречу Господу совершать сейчас, чтобы Он совершитель Своей Церкви, а значит совершитель дела спасения каждого из нас, мог бы это совершить с нами. Потому что мы увидим дальше – носители каинистского настроения в этом совершении спасения не нуждаются, и они вполне разворачиваясь в земных делах, разворачивая свои города и в городах различные ремесла по своим дарованиям, они довольны земною жизнью, более того, успешность этой земной жизни воспринимают как яркую свою жизненность, и в этой своей жизненности земной ни о каком Царстве Небесном вообще даже не помышляют, хотя при этом все знают, и в своей религиозности каинистской бывают и ходят в церковь, участвуют в таинствах, но не воспринимая в них и даже в таинстве тела и крови Христовой, не воспринимая в них откровения о Царстве Небесном. И человек уже многие годы, десятки лет в Церкви, и причащается, и исповедуется казалось бы, а откровение о Царстве Небесном с ним не совершается. И чем дальше, тем более он становится земным, все более обмирщаясь, становится посвященным земным делам и успехам, а когда они не получаются, то страдает от этого, и тем более, еще как-то ловчит, чтобы все-таки устроиться на земле, страшится смерти, потому что с нею заканчивается его земная жизнь, и ни о каком чаянии воскресения мертвых и жизни будущего века вообще не помышляет. А каждое утро же он читает Символ веры, но эти последние строчки Символа веры пропускает просто автоматом. – Верую в воскресение мертвых и жизни будущего века. А собственно, никакого верования, никакого чаяния нет, просто уста произнесли или ум произнес, а ничего этого нет. Ну вот, сегодня мы об этом будем говорить, потому что в теме «вера» это говорит о поражении веры, она была пробуждена призывающей благодатью, мы вошли из атеизма в Церковь, стали верующими людьми, но не удержались в вере и можем остаться в итоге через обмирщение просто в религиозности, яко у всех народов, т. е. с этим самым по религиозности своей смешавшись с ними и сделавшись с ними одно и то же, только по содержанию и по внешнему виду православными. Другие по содержанию и по внешнему виду своей религиозности – мусульмане, третьи по содержанию своей и внешнему виду своей религиозности – буддисты, четвертые индуисты, и так далее. Но все равно религиозны, т. е. не ведают Бога, не ведают Христа. И вот, сегодня это время, в котором как раз это вот равно религиозны – становится центральным событием вообще мировых движений. И все то, что мы сейчас наблюдаем – это схождение религий между собою и в некотором роде конечно, нужное дело в общем-то говорить о том, чтобы ну как-то умирить войны на земле, прекратить какие-либо бедствия, насилие, не только связанные с природой, но с самим человеком, и ради этого собираться на какие-то собрания представителей всех народов и всех религий всего земного шара, и совместно устраивать как-то земную свою жизнь – конечно, это вроде бы дело нужное. Но если бы за этим не стоял замысел зверя, который предполагает, что предполагает в конечном итоге явить на земле антихриста, человека одареннейшего во всех своих, во всех естествах человеческих, естественных дарованиях человеческих, и задача которого будет в итоге – дозавершить это самое объединение человечества во единое человечество, дозавершить эти устремления этого единого человечества к тем самым целям, ради которых сегодня казалось бы, собираются эти собрания. Т. е. даровать всему миру мир, безопасность, даровать некое благоденствие на земле, земное благоденствие, т. е. не благости, а земных удобств в земной жизни – все это даровать человечеству. И через это получить полную признательность со стороны всех людей и сделаться вождем и богом для всех людей. Вот, если бы не это, то конечно же, все эти добрые и мирные собрания разных лучших представителей народов земного шара имели бы абсолютную правду, и правдивость. Но беда вся в том, что за всем этим стоит еще и дух времени, дух мира и дух льсти. Ну об этом чуть позже.
Итак, возвращаемся к святителю Златоусту. Доведши, – говорит святитель, – родословие до Ламеха, Божественное Писание снова возвращается к Адаму и жене его, и говорит: позна же Адам Еву, жену свою, и заченши, роди сына, и именова имя ему Сиф, глаголющи, воскреси бо ми Бог семя другое, вместо Авеля, егоже уби Каин. Роди, – говорит, – сына и именова имя ему Сиф. Т. е. Священное Писание завершает историю Каина, доведя нас до в родословии Каина до Ламеха, а дальше снова обращается уже к Адаму и Еве, и говорит уже о рождении Сифа. И сей, – говорит, – т. е. Сиф, родивши сына, дальше дал имя ему Енос. Потом Божественное Писание, желая нам изъяснить значение сего имени, прибавляет: Сей упова призывати имя Господа Бога. Сей упова призывати имя Господа Бога. С него-то уже блаженный пророк намерен начать родословие, предавая забвению Каина и его потомков до Ламеха. Так как Каин своею злою волею унизил данное ему от природы первенство, он же был первым сыном, т. е. право первородства, то и сам он и его потомство исключаются из родословного списка. А Сиф правотою воли приобретает то, чего не имел от природы – на него переходит право первородства, если не по природе, то за направление воли, и дети его удостаиваются быть включенными в родословие и как этот Енос назван так за то, что призывал имя Господа Бога, так и ведущий от него свой род удостаивается этого же наименования. Т. е. из родословия Священного Писания каинистское племя исчезает. Мы дальше видим, как события разворачиваются трагическим образом, несмотря на то, что Сиф рождается вместо Авеля как начало праведности, тем не менее события в итоге приводят к великому потопу. Т. е. человечество в конечном итоге как праведное, т. е. ветви Сифа, так и неправедное – каинистские ветви смешиваются между собою и не удерживается вот праведное родословие Сифа или праведные потомки Сифа не удерживаются пред искусительным действием греха и каинистского устроения, с одной стороны, а с другой стороны видимо, по какой-то свойственной вообще уже всякому человеку с момента изгнания Адама из рая в результате его преступления, свойственное греховное начало в человеке – оно действует и в праведных родах в том числе. И как каинисты стали соблазном с одной стороны, с другой стороны, и у сифитов нечто внутри тоже откликнулось на этот соблазн, и произошло смешение в итоге. И к нечестию приходит весь человеческий род к моменту всемирного потопа, которым Господь вынужденно наказывает уже и стирает с лица земли все это человеческое отродие, оставляя только лишь одного праведника, который кстати, единственное семя Сифовского рода сохраняет праведность, и уже от Ноя идет следующее родословие, но опять же мы видим, как в этом родословии от Ноя разворачивается с одной стороны Израильский народ, в котором родословие которого Господь удерживает и сохраняет в своем священном зрении, а одновременно с этим разворачивается масса других народов по всему лицу земли, которые в родословие Священного Писания не входят. И только современная наука уже пытается как-то вот это найти следы в Священном Писании, где, как откуда вообще идут ветви там например, народов индийских, народов азиатских, народов африканских, тем более американских и прочих, прочих, вот. Ну и в общем-то так, сейчас слава Богу, благодаря науке эти какие-то объяснения, как что развивалось – сделано, но это все дело, это уже наука, родословие других народов разворачивает наука, а не Священное Писание. Это еще раз говорит о том, что все остальные народы не находятся в священном зрении Бога, а живут самостоятельно от Него, поклоняясь своим богам, которые суть, – говорит апостол, – бесы. Но и это второе развитие человечества от Ноя до сошествия Христа на землю, в конечном итоге тоже приводит к ужасному состоянию не только всего человечества, которое в своем поклонении демоническим и бесовским силам вообще ушло в крайнее нечестие, но и Израильский народ пришел в такое состояние, в котором уже никакого терпения Божьего уже не было. И либо должен был произойти второй потоп, но Господь обещал уже его не совершать. Но вместо этого совершилась крестная милость Христа. Мы еще раз вспоминаем о значении самого креста и крестной смерти Господа. Крестная сила – это сила милости Божественной, ею Господь сходит на землю, ею умаляется и обнищавает как Бог до человека, ею как человек до крайнего обнищания восходит на позорный крест и на кресте пережив страдания и ими искупая грехи наши, умирает, и тем самым являет факт крестно й силы, которая есть милость Бога. Это вместо потопа. Начинается новая эра, новозаветное время разворачивается по всему лицу земли дивная православная вера, разворачивается вера и дивная православная Церковь разворачивается на территориях земли. Но проходит тысяча лет, и тоже мы видим практически падение Византии и вновь обмирщение веры, и если бы не Россия, но к этому времени Господь, тогда уже получается, что благословляет четвертый период, да, где начинается крещение Руси и разворачивается великое царство Церкви, уже у нас на Руси, и идет следующее тысячелетие. Это уже четвертый период. Чем заканчивается этот четвертый период? Опять полным развалом, распадом человеческого естества. Человек приходит в итоге на Руси к революции 1917 года, которая вдруг обнаруживает, что весь этот народ, 900 лет бывший в вере, оказался народом на 2/3 пораженным страшною каинистскою злобою, и внутри себя, не со стороны, не с какой-то интервенции извне, а изнутри себя народ разделился на 2 части, где одни восставшие против других, совершили то же самое, что сделал Каин против Авеля. Народ России каинистского строя восстал против верующих в Церкви и уничтожил, убил множество миллионов верующих людей. И буквально на начале следующего третьего тысячелетия, а значит пятого периода, да, вдруг воссиявает на земле русской торжествуя, прославление мучеников, новомучеников и исповедников Церкви Русской. И они начинают новую эру, только какую? И вот, мы с вами жители оказались этого нового пятого периода, который буквально с 2000 года начался прославлением новомучеников Церкви Русской, и теперь их предстательством совершается последний этап жизни человечества на земле, – так говорит Апокалипсис, так говорят все пророчества, – последний этап, и мы с вами участники этого последнего, этих последних событий. И вот теперь вопрос: какие участники? Две природы в человеке, и в каждом из нас они обе есть, и каинистская, и природа Сифа, и злая, и добрая, в какой, и как мы пойдем с вами? Ну, пока в некотором, когда мы смотрим на отношения сегодняшнего верующего народа к новомученикам и исповедникам Церкви Русской, то некоторая скорбь постоянно разворачивается на сердце, мало того с трибуны Рождественских чтений в Москве несколько лет назад, сейчас не знаю, последнее время звучит-нет, потому что я сам не бываю на Рождественских чтениях, но несколько лет назад игумен Дамаскин в своих докладах прямо говорил, что не находят новомученики должного отклика в сердцах верующих сегодняшнего дня. Не подхватывают современные верующие радость торжества прославления новомучеников. Не обращаются к ним, как к тем, которые своим, своей Голгофой и своим крестным страданием даровали нам сегодняшнюю жизнь, свободную в Церкви и церковную жизнь, мало того, сопутствуют и содействуют нам сейчас в этой жизни в нашем личном собственном воцерковлении, но мало кто этого чувствует, и мало кто обращается к этому их содействию, и тем более не слышит этого торжества, как второй Пасхи, именно Пасхи Российской, которая совершается каждый раз в день прославления святых мучеников, новомучеников и исповедников Церкви, которое происходит каждый раз подвижно, правда, точно так же как и Пасха подвижная, так и вторая Пасха или Российская Пасха новомучеников тоже подвижный праздник, не закрепленный, день воскресный перемещается, ну правда, в пределах одной-двух недель, не закреплен как постоянный, за определенной датой – тоже удивительное соотношение, т. е. сходство с Пасхою. Ну вот, конечно, во всем этом сегодняшнем нашем жительстве, как-то надо разуметь эту реальность, что мы фактически в начале пятого периода. И так же как непросто каждый период начинал свое бытие, – Ной и его жизнь, затем первые христиане, затем первые воцерковленные русские, на Руси люди, все непросто происходило, так и сейчас непросто совершается наше с вами с новомучениками начало жизни, именно с ними, именно через них, именно благодаря им совершающееся сегодня новое следующее третье тысячелетие, а для нас с вами пятый период жизни в священном зрении Бога, т. е. продолжается священное родословие, и мы с вами как раз участники этого священного родословия.
На некоторый момент оставим сейчас толкование на книгу Бытия, и обратимся к святителю Феофану Затворнику, чтобы нам быть в некотором сознании своей задачи, ради чего мы собственно говоря, сейчас обратились к книге Бытия. Святитель Феофан в книге «Воплощенное домостроительство, опыт христианской психологии»: Три зла потерпел отпадший от Бога человек: подвергся проклятию Божию, расстроился в себе самом, и подпал под власть диавола. Три зла такие, которые опять силою своею держат человека в состоянии отпадения от Бога, так что приближение к Богу не иначе возможно, как с устранением этих зол. Ну, об этом мы подробно говорили в предыдущих беседах, особенно среди словами святителя Игнатия Брянчанинова, и потом помните Ефрема Сирина, да. Я бы вообще рекомендовал сейчас по завершении наших бесед я думаю, что они уже скоро к концу уже подходят, может быть, сегодня последняя беседа по второму разделу «вера» и дальше у нас останется третий раздел «имя». А по завершении третьего раздела я бы рекомендовал заново уже в звуковом варианте прослушать эти беседы в свободное время лично для себя или группами собираясь между собой, дабы все-таки обновить все то, что мы с вами услышали по первой, многое сейчас уже утратилось, забылось, но столь важное это содержание, которое подвигает наше отношение со Христом прежде всего, второе – нашу веру и третье – наше имя, которых два, неизменяемых и не стираемых два имени. Одно – это имя христианин, а второе – то, которое записано на небесах. И в связи с этими двумя именами чрезвычайно важно нам знать, как же их удержать в себе, как остаться верными этим именам, потому что мы сейчас видим, как в общем-то если с этой стороны, со стороны таких двух имен посмотреть на события сегодняшнего времени, то понятным становится, почему такое жестокое и очень целевое вот нападение именно на имя человеческое и требование вместо того имени, которое мы с вами сейчас имеем непременно навязать имя другое – компьютерное имя или электронное имя, заменить одно имя на другое имя. Если этого вполне так вот не знать об именах, которые нам усвоены Самим Богом, одно, которое мы сейчас явно носим, а другое, которое неизвестно, но откроется на небе, то тогда понятно, почему такое ожесточение против именно имени и желание навязать нам имя электронное. И с какою силою, с применением всех средств современной цивилизации это сейчас делается и совершается над людьми. Ну, еще раз просто, я к тому, чтобы мы все-таки ревнующие, послушайте еще раз, тем более, я напоминаю, что наши беседы сейчас через сайт слушают в разных местах России, и есть люди, которые уже каждую беседу слушают по 5 раз, есть люди, которые слушают по 3 раза каждую беседу. Ну а мы с вами находимся в царственном положении, нам что – мы непосредственно здесь рядом, поэтому как бы при карманном батюшке, поэтому что нам слышать дважды, трижды, да. Но в итоге-то оказывается, что можем потерять, потому что дело не в том, что я вам что-то тут говорю, а в том, чьи слова, каких святых, каких Отцов Церкви я сейчас произношу, которые чрезвычайно важны именно в наше сегодняшнее время, и которых мы практически, судя по реакции людей слушающих, и в общем-то достаточно знакомых даже с богословием Церкви, слушающих эти беседы, их реакция однозначна, что мы такое православие практически для себя не открыли еще, хотя оно уже заложено в трудах и наших западных богословов, особенно протоиерея Георгия Флоровского, а затем дальше Иоанна Мейендорфа, к которому пойдем попозже, уже в теме «имя». Мало того, оно заложено и в трудах наших святителей и преподобных, которых мы с вами приводили сейчас за это время.
Итак, святитель Феофан говорит о том, что эти три зла в совершенной власти держат человека, и человеку самому вырваться из них нельзя. От всех их, – пишет святитель, – избавил нас Господь Иисус Христос. Что же Он сделал? Первое – Он снял клятву, снял с нас клятву смертью Своею. Второе – Он уврачевал расстройство наше, став для нас силою во спасение. И третье – Он разрушил дела диавола, упразднил его, имущего державу смерти. Господь это уже совершил, т. е. сойдя с небес на землю и навстречу нам идя, совершил эти три избавления, и теперь ожидает от нас встречное движение, чтобы мы теперь усвоили это избавление Его себе. Дело уже за нами. И опыт всей Церкви говорит, что там, где ты навстречу Богу пойдешь усваивать Им совершенное, тогда это станет и достоянием твоим. Но если ты не будешь этого делать навстречу движения, то и не может ничего сделанное Богом быть твоим. Немножко раскрою каждое из этих трех, как святитель раскрывает. Он это раскрывает, приводя выдержки из апостольских посланий. Каждая фраза, которую я сейчас буду прочитывать – она прямое слово из того или иного послания апостола, я их не буду зачитывать, но знайте об этом. Снял с нас клятву смертью Своею, ибо Он жрен за нас, и мы освящены приношением тела Его. Во Христе Бог примирил в Себе мир, и даровал через Него людям дерзновение входить пред Себя. Почему апостолы и умоляли всех от лица Бога примириться с Ним во Христе Иисусе, примириться с Ним – Отцом Небесным во Христе Иисусе. Эта задача примириться с Ним – она осуществляется в усвоение духа сыноположения, тоже об этом будем говорить, когда придем к имени. Сейчас наперед говорю об этом, потому что к сожалению, об этом почти сейчас мало кто говорит, тем более мало кто думает. Но именно духа сыноположения Господь дарует нам Своими таинствами в Церкви. И усвоение этого духа сыноположения как раз и примиряет во Христе Иисусе нас с Отцом Небесным, и делает нас во Христе сынами Отцу Небесному. Но для этого надобно быть усвоенным духу сыноположения, потому и святитель, потому и преподобный Серафим говорит: стяжите Дух Свят, стяжите, потому что одним из отправлений Святаго Духа, действующего по отношению к нам со стороны Христа посылаемого, есть дух сыноположения.
Второе, что сделал Христос – уврачевал расстройство наше, стал для нас силою во спасение, став для нас силою во спасение. Вспомните апостольское, в котором Он говорит к Тимофею, что в последние времена будут иметь внешний образ и облик Христа, т. е. называясь христианами, имея в содержании его Церкви, а силы лишившиеся, обнаженные от силы, нету силы, а облик имеют, и образ жизни христианский вроде имеют, а силы лишившиеся. Что значит лишившиеся силы? Святитель Феофан в другом месте раскрывает, и мы сегодня прочитаем с вами об этом, что лишившиеся силы – они ничего не могут сделать со своим каинистским устроением, оно из них лезет активным образом, мало того, они по характеру таковы, и ничего с этим не хотят сделать и не делают, потому что нет силы. Но как же нету силы, когда Господь уже нам эту силу, для нас эту силу приуготовил, уврачевал уже расстройство наше, став для нас силою во спасение, – говорит апостол в послании к Римлянам. Он уже стал этою силою, преисполняясь которою, мы укрепляемся, и вся можем. А кто может это сказать, подтвердить эти слова своим опытом, что мы, во-первых, исполнены силы, во-вторых, преисполняясь ею, укрепляемся в чем? В вере и в исповедании, и мало того – вся можем. Кто это может сейчас сказать? Вся можем, – а дальше апостол перечисляет плоды Духа Святаго. Кто опытно подтвердит это? И не получается ли, что мы сейчас к сожалению, вольно или невольно должны будем как раз самими собою подтверждать, что мы как раз и есть те, кто образ-то имеем, а силы лишившиеся. Дальше святитель говорит, вернее, выписывает из апостолов: Он, Христос, оживляет нас, мертвых прегрешеньми. Но оживший из мертвенности прегрешений являет добродетели, в поступках являет заповеди. Мы можем это подтвердить своим опытом, что это о нас, что это как раз мы? А ведь именно для этого Господь пришел, чтобы мы подтвердили, и дальше: и освобождает от закона греховного. Но тогда живая совесть ее двумя сторонами, одним как святитель Тихон Воронежский говорит, Тихон Задонский говорит: одним пробуждает наше нравственное начало, а вторым главнейшим пробуждает наше начало веры. Или же являет в нас живое дыхание и движение самой веры. Кто может это подтвердить, что у нас закон совести живет в нас? Т. е. помните, мы говорили о вере, как проявляющейся в трех ее проявлениях: первое – разумном, второе – деятельном, и третье – совестливом, и что именно когда начинаются проявления веры в нас в совестливом ее исполнении, то уже такого человека ничем не удержать от дел Евангельских. Вера его уже не остановима и непреодолима, и не прекращаема. Мало того, ему не надо над собою задумываться и выбирать, как мне поступить – не надо соображать, что сделать, потому что живая совесть в своем дыхании веры дает прямой сразу поступок, сразу расположение должное и нужное. Уже деятельная вера – и та у простецов вполне такова, но если еще и совестливая вера в ней начнет действовать, то нету уже тогда никакого препятствия для исполнения характера христианского. И вообще, – дальше заканчивает это второе действо Христа выдержками святитель: и вообще без Него мы не можем творить ничего истинно доброго. Вот что сделал вторым Своим действием Христос, уврачевав расстройство наше.
И третье – разрушил дела диавола, упразднил его, имущего державу смерти. Осудил сего князя мира и изгнал его вон. Князя мира. В другом месте Евангелие говорит: князь тьмы. Ветхий Завет говорит, что и Адам был изгнан в на землю, туда, где как раз где царство князя. И мы с вами сейчас живем в царстве князя тьмы, мы живем в державе смерти, в державе греха. И мир, который сейчас разворачивается, как та самая человеческая цивилизация, и есть мир князя. Вот этого мало кто соображает сейчас, полагая, что все-таки цивилизация как-то исполнена естества человеческого, доброго естества, но то, что это естество падшее, и что в этой падшести схвачен человек и проклятием, и грехом, и смертью, и тлением, и что из этого он сам по себе не извлекаем, а поэтому все, кто живут вне Христа, живут вовлеченные в это состояние падшее, а за этим падшим состоянием стоит князь тьмы, то все, что сейчас разворачивается как история цивилизации земной, есть собственно говоря история мира под дыханием, под влиянием князя тьмы. Так вот, эту самую державу, – говорит апостол в послании к Евреям, – Господь разрушил. И поэтому если ты вступаешь в Царство Божие в каждом таинстве тела и крови Христовой, то ты становишься уже гражданином иной державы, носителем иного начала. То держава тьмы, а ты держава света. То мир земной и земный, а ты не принадлежишь уже этому миру, ты принадлежишь уже Царству Божию, которое в итоге ждет тебя на небесах, как своего гражданина. Но для этого оно уже здесь тебя соделывает своим гражданином, как человеком, который вот живет в чужой стране и паспорт у него небесного происхождения. Потому всех верующих извлекает из тьмы в чудный свой свет, из области сатанины к Богу, облекая их во всеоружия Божия, яко возмощи им стати противу козням диавольским. Но что на это отвечает наше человеческое естество, и если мы с вами с ним, то что мы делаем с ним вместе в ответ на все это Господне? Обессилевшая свободная самодеятельность человека восстанавливается Божественной благодатью, недостаток исполнения закона восполняется верою во Христа Спасителя, чувство зависимости от Бога и решимость ходить в воле Его воскрешаются в покаянии. Вот чем отличает верный Богу, призванный, а значит, исполненный благодати призывающей, и дальше ожидая в нашем переходном возрасте уже в действиях благодати содействующей. Вследствие покаяния по вере в Господа Иисуса Христа нисходит в человека в таинствах Божественная благодать, которая возрождая его, соединяет с Господом Иисусом Христом, а через Него и в Нем с Богом. Итак, самодеятельность человека обессилевшая восстанавливается Божественной благодатью – первое. Недостаток исполнения закона восполняется верою во Христа. А чувство зависимости от Бога и решимость ходить в Его воле – воскрешается в покаянии. Но человек, увы, – говорит святитель, – пал. И когда человек пал, то подвергся всестороннему расстройству, и сам в себе, и в своих отношениях. Общение с Богом прервано, человек под клятвою не смеет воззреть на небо, свободная самодеятельность связана грехом и страстями, закон, т. е. совесть помрачилась, чувство зависимости, а значит единения с Богом ослабело, и вместе с тем ослабела и решимость ходить в воле Божьей. Воля Божья перестала быть целью человека. До того, чтобы возвратиться к ней, человеку самому уже нет никакой возможности. Его держит в узах греховного рабства князь тьмы, диавол, в царстве которого мы с вами и пребываем, живя на земле. Между тем и по падении человек остался все равно человеком. Назначение его и цель есть то же самое богообщение. Путь к сей цели тот же – какой? Путь какой – хождение в воле Божией, путь тот же – хождение в воле Божьей, к исполнению которой он сам себя должен определить по чувству чего? – своей зависимости от Бога и потребности едино быть с Ним. Смотрите – путь сей к цели тот же – какой именно? – хождение в воле Божьей, к исполнению которой он сам себя должен определить, а откуда он это возьмет? А вот и говорит святитель: по чувству зависимости своей от Бога, и потребности быть едино с Ним. Значит, вот что надо у нас в себе-то и удерживать, и развивать, и лелеять паче всего – эту потребность быть едино с Богом. А в Евангелии, в апостолах эта потребность обнаруживается, говорит Евангелие и апостол – через что? – по тому узнают вас, что вы Мои ученики, какую – что? – любовь вы имеете между собою. Вот эта потребность быть зависимым от Бога, потребность единения с Ним, она удовлетворяясь, обнаруживается видимым образом, в видимом действии веры – это любовь между собою. И говорит: какую имеете любовь между собою, – по тому узнают вас, не просто что имеете любовь, а какую именно имеете любовь, т. е. Божью. И однако же, – дальше продолжает святитель, – из всего этого человек сам собою не может выполнить ни одного из этих требований, их три, но человек не может их ни одно сделать. На всех пунктах необходима ему Божественная чрезвычайная помощь.
Человек в итоге вне христианства, или пребывающий в грехе – одно и то же, т. е. либо пребывающий вне христианства, значит в других религиях, или же в христианстве, но пребывающий во грехе, естественным путем рождения происходя от первого Адама, падшего, и по внутренним нравственным своим свойствам почитается совершенно с ним схожим, т. е. пребывающим где по отношению к Богу? Совершенно с ним, с Адамом схожим. Пребывающим, как в раю, Адам разве в раю сейчас. Мы в раю от него начались разве? Мы начались от него когда? Когда он был изгнан из рая, мы же так начались, тогда только начались, в раю мы не начинались, мы начались после изгнания. Так вот, происходя от первого Адама, – дальше говорит святитель, – падшего, и по внутренним нравственным свойствам своим почитается совершенно с ним схожим, т. е. пребывающим по отношению к Богу в чем? В отпадении, отпал от Бога Адам. Будучи изгнан, в итоге породил нас с вами, тоже таковыми же по естеству своему отпавшими от Бога. Будучи таким образом истым его выражением, смотрите как. Недаром вспомнишь, когда тебя несет, ты точно истое выражение имеешь падшего Адама. Недаром, когда ты говоришь: я справиться не могу, я сейчас тебе дам, или я на тебя обиделась, и никогда тебе не прощу, – истовое выражение да, падшести твоей. Истым его выражением он, человек, называется каким? Ветхим. Как бы столько же существующим, сколько род человеческий. Или ничего в себе нового не заключающим, таким же каковы все исстари, содержа в себе все обретения всех родов до себя. Вот какое мы наследство имеем. Апостол пишет, что мы облекаемся в образ перстного в рождении. И если не отложим сего ветхого человека, то навсегда останемся таковыми, каков перстный. А это значит, ад и геенна огненная на веки вечные. Действия сего подобника Адамова – это кто такие, действия сего подобника Адамова – это кто, подобники Адама? Вы, да, мы же с вами, как ветхого человека, преимущественно греховные. Ему принадлежит прилежное помышление на зло от юности, потому что он зачат в беззакониях и рожден во грехах, даже продан под грех. И дальше эти все слова – это уже выдержки из апостольских посланий: даже продан под грех – послание к Римлянам. Сия, вошедшая в него путем рождения сила греховная властвует в нем с непреодолимостью, живет как господин. – Ну, мы с вами уже много об этом говорили в предыдущих беседах. – Так что все существо человека со всеми членами его есть не что иное, как тело греха, и силы его суть орудия неправды. Об этих силах будем говорить, когда подойдем с вами еще раз к раскрытию тех самых духов злобы, которые действуют в этом мире земном: дух времени, дух мира и дух льсти, орудия неправды, силы его суть орудия неправды. Посему очи его исполнены блудодеяния и непрестанного греха, гроб отверст гортань его. Он не обрезан сердце и ушесы. Нозе его на зло текут, и скори пролияти кровь. Такое основание, ‒ говорит дальше святитель Феофан, ‒ внутренней жизни показывает на иное, некое происхождение по духу, именно от диавола. Ибо исперва диавол согрешил, а потом уже и все люди, кои и бывают грешниками не иначе, как от диавола, почему и называются детьми его. Или в другом месте семенем змия, или в третьем месте прямо называются змиями, порождениями ехидниными, а диавол называется отцом их. По такому родству с диаволом они суть истые преемники духа его, ‒ опять истые. И вот, когда бывает с нами такой момент, когда вдруг нас так задели, по нутру за самое живое, что ты рот открыл и закрыть не можешь, и тебя несет, и в этот момент мы себя обнаруживаем, как истые преемники духа его, духа богоборства, вражды на Бога и противления Ему, явного и тайного. Все святое и Божественное всем им вообще в этот момент не принято. Более того, неприятно ему, а некоторым даже и противно – все святое и Божественное, даже и противно. Богу говорят: Отойди от нас, или: что Вышний? Подумаешь Вышний – не знаю Бога. Духа Божия не принимают, людей Божьих ненавидят и преследуют. Это все фразы, выдержки из апостольских посланий, или же из Исаии, или же из Исхода. Я просто их не зачитываю, чтобы не загружать слух. Вся совокупность таковых людей, порождений диавола, исполненных духом богопротивления и составляет область сатаны мрачную, т. е. человечество со всей его историей, со всеми его достижениями цивилизации, и со всеми его выдающимися достижениями культуры, в которой он живет, имеет свои глубины, ‒ Апокалипсис говорит: имеет свои глубины. Или престол, и как князь мира сего и бог века, всем правит посредством миродержателей тьмы века сего, духов злобы поднебесных. А в других местах и святитель раскрывает, что это дух времени, дух мира и дух льсти, который и есть собственно говоря, воплощение в жизни земного человечества, воплощение как раз демонических сатанинских влияний на человека, и эта область и есть мир, лежащий во зле, ‒ говорит апостол Иоанн, ‒ преисполненный скверн, валяющийся в похотях, ослепленный, ‒ опять повторяю – это все выдержки из апостольских посланий. И в ослеплении буйствующий и преследующий все святое и всех святых, и ревнующих о святости. Вот это буйство в ослеплении, в духе времени это увлеченность разными талантами и дарованиями, и практически какого гения мы ни коснемся, гения культуры – они практически все находятся в явном отпадении от Церкви, а к Церкви их с трудом привлекают их родные и близкие, но только на какой-то определенный маленький период, и то они только лишь касаются Церкви, а в основном-то и тут же и оставляют ее, и тем более особенно вот наши, если говорить о наших деятелях культуры, вот нашей классики всей – практически все в таком трагическом положении по отношению к Церкви в своей жизни пребывали. Мир, одна любовь к которому есть вражда на Бога, и друг коего есть враг Божий. Дух ослепления и упорного буйства, есть прямой дух мира или сатаны. Жалка участь сих людей, она одинакова с миром и сатаною – участь всех этих людей одинакова с миром и сатаною. Будучи естеством чадами гнева, они потом в продолжении жизни собирают себе гнев в день гнева, и откровения праведного суда Божия. Кончина их погибель, и им блюдется мрак темный во веки, т. е. геенна огненная. Ни один из таковых не спасется иначе, как под условием обращения и покаяния, ради веры в Господа Иисуса Христа, действием благодатного возрождения. Веруяй в Господа не будет осужден, а не веруяй уже осужден есть. Видите – опять здесь говорится именно о вере, а не о православной религиозности. Яко не верова во имя Единородного Сына Божия. Потому что имеющий веру, имеет силу. И знак этой силы очень простой, ‒ говорит Господь, да – помните, заканчивается Евангелие от Марка указанием признаков веры: веруйте, ‒ говорит Господь, и дела веры явятся на вас. А какие дела веры? Очень простые, ‒ говорит. Бесов будут изгонять, что смертно испиют, не повредит им, иными языками будут говорить, мертвых будут воскрешать, людей исцелять, ‒ вот простые дела веры. Кто не захочет, или кто не сподоблен их в живой, реальной вере? А в сей вере они и сподоблены. И действительно, когда мы читаем жития святых, мы видим, что и правда, все святые подтверждают, что они и сподоблены этой веры. И вот, мы теперь с вами тоже призываемся. И поэтому говорит: яко не верова во имя Единородного Сына Божьего, ‒ те осуждены уже есть, уже осуждены. И это осуждение сказывается на характере жизни людей, вроде бы как бы и православных, а на самом деле силы веры не имеющих, даже на простые элементарные дела, чтобы просто иметь благорасположение друг ко другу, мир между собой, лад, иметь ладные отношения и трудиться над тем, чтобы лад поддерживать, не усугублять его, не разрушать его, а поддерживать. Аще кто не родится свыше, не может видети Царства Божия. Веруяй в Сына, имать живот вечный, а иже не верует в Сына, не узрит живота, т. е. жизни, но гнев Божий пребывает на нем. Иной, ‒ дальше говорит святитель Феофан, ‒ ужаснется того, как мрачно изображены мы с вами грешники. Что же делать? Такое мрачное лицо их или нас не человеком писано, а все это есть слово Божие неложное, вот чем дальше, тем больше будет оправдываться сие общее очертание, той и другой стороны – только подождите, еще более раскрою и разверну вам картину падшего человека. Ну, а мы немножко чтобы как-то от этого ужаса отряхнуться и отдохнуть, вернемся опять к Иоанну Златоусту и продолжим его чтение.
Поживе, ‒ говорит, ‒ Адам лет двести тридцать, и роди по виду своему и по образу своему и нарече имя ему Сиф. Быша же дние его лет седмь сот и роди сыны и дщери. И быша вси дние Адамовы лет девять сот и тридесять и умре – 930 лет жил Адам и умер. Роди, ‒ говорит, ‒ Адам по виду своему, ‒ повторяет святитель Иоанн Златоуст, ‒ и по образу своему, и нарече имя ему Сиф. О рожденном прежде, т. е. о Каине ничего такого не сказал, наперед, уже давая знать о наклонности его ко злу и справедливо – Каин не сохранил отеческих нравов, но тотчас уклонился ко злу. Здесь же Моисей говорит: по образу своему и по подобию своему, т. е. Адам родил сына, однородного родившему, с теми же добродетелями, свойствами, являющего в себе посредством дел своих образ отеческий. Когда мы будем говорить о духе сыноположения, мы с вами вспомним апостольские слова о происхождении, о причине происхождения верующих, тех, кого Отец Небесный предуведе, тех и предустави, и дальше – во образ Сына Своего. А кто предустави? ‒ Дух Святый, т. е. приуготовил, тех, кого предуведе, Дух Святый приуготовил во образ Сына Своего. Каким же тогда духом это совершается? Духом сыноположения. Т. е. значит во время, когда мы с вами не были верующими, но предуведенные, начали быть уже предуставляемы с самого рождения Духом Святым, приготавливаемы к призыванию, а потом были призваны, но до этой призванности своей мы были приуготавливаемы во что? В сыноположение. Но сыноположение Отцу Небесному имеет только лишь один Христос, больше никто. Поэтому и сказано, что и предустави во образ Сына Своего – Отец небесный предустави через Духа Святаго во образ Сына Своего. Значит, в нас приуготавливалось Духом Святым нечто, что может быть соединено со Христом, потому что вне Его никто сыном Отцу Небесному стать не может. И только лишь соединяясь со Христом, во Христе мы становимся сынами Отцу Небесному, но для этого надо иметь что-то внутри себя, чем ты ко Христу обернешься, и чем ты со Христом соединишься. Вот этим чем является вера. Видите как задолго до нашего уверования началось предуставление этого нашего сыноположения Отцу Небесному во образе Сына Его, т. е. Христа. Хотя мы, ну я например, до 29-летнего своего возраста вообще не подозревал, что во мне что-то зреет навстречу Христу, хотя вот, потом оглядываясь назад, я вдруг обнаруживаю, что действительно, каким-то непроизвольным образом разглядывая там в коллекции своего отца, этих репродукций разных музеев художественных, останавливался на картине Васнецова «Явление Христа народу». Я ее помню вот с самого детства, хотя просмотрено мною множество этих журналов с репродукциями. Отец мой же художник был, поэтому он держал в своей библиотеке очень много книг, репродукций разных наших музеев. Мы часами сидели с моими сестрами на диване и листали, останавливались, всматривались во все эти репродукции. Наиболее как-то вот запомнилось мне именно «Явление Христа народу» Иванова. С чего ради? Хотя там потом еще очень много я уделял внимание портретам Рембрандта, но именно Христа народу – как-то было ближе. А приехал в Москву – с чего ради я вдруг двинулся гулять по всем церквам, правда, наряду со всеми музеями и театрами, и концертными залами, но в свободное время почему-то получал отдохновение, гуляя по церквам. И однажды, будучи на первом курсе, это 17 с небольшим лет в одном из храмов, вижу – куда-то народ идет вереницею и я встал в очередь. Потом говорят: открой рот. Открыл и принял. Вот было мое первое причастие, и только через 12 лет после него я принял крещение. Кто бы мог думать? Вот вам предуставление. Ну и так каждый наверно, если вспомнит себя, свою жизнь, то вольно или невольно вспомнит какие-то такие невольные прикосновения как раз к православию, которые совершались оказывается, этим действием духа сыноположения в нас.
Еще раз повторим: здесь Моисей говорит – по образу своему и по подобию своему, т. е. Адам родил сына, однородного родившему, с теми же добродетельными свойствами, являющего в себе посредством дел своих образ отеческий. Могущего своею добродетелью вознаградить за преступление старшего сына. Вот это вот сыноположение с одной стороны ко Христу, а с другой стороны в естестве человеческом – это то самое сыновство, которое по своим дарованиям естественным обращает нас к нашим родителям во исполнение заповеди: чти отца своего и матерь свою. Эта заповедь лежит как важнейшая заповедь среди всех 10-ти. Потому что обратите внимание: она лежит посредине между 10 заповедями. При этом над этою заповедью: чти отца и матерь свою лежат заповеди все к Богу, а под этою заповедью дальше лежат заповеди все по отношению к людям – не убий, не укради и так далее. Так вот, имеющие во исполнении и в реалии эту заповедь, как живое движение своего естества, своего сыновства, он как раз более расположен к в последующем своем воцерковлении к сыновним проявлениям. Это сначала, ну, родившись, он сын своим родителям, дочь, сын, а потом он сын, дочь своим крестным родителям. Потом он дочь, сын своим духовным отцам, духовным родителям, потом духовным отцам, и уже как духовное чадо Божье, руководим своим духовным отцом, что как раз в этом составе своем или в этой степени сегодня практически утратилось, мы сегодня этого почти не видим. И удивляет нас конечно, как некое, как может быть последние реалии вот такого сыноположения житие Иосифа Исихаста преподобного и его семейки духовной, где восемь его чад, которые в итоге из двухсот прошедших через его коливу, через его семейку осталось только восемь, которые и составили вместе с ним 9 человек его духовной семьи, той маленькой общинки, где практически эти 8 как раз являют в себе то самое сыновство, которое по естеству обращалось к родителям, а в Церкви уже постепенно стало сыновством духовному отцу своему – Иосифу Исихасту. И глубина этого сыновства и этой верности своему, с одной стороны самому сыновству глубина, с другой стороны – вторая сторона – это верность в этом сыновстве своему духовному отцу обнаруживается в поразительных событиях, которые там происходят. В любом из них мы бы тут же выпали бы и убежали вместе с этими двухсот, которые убежали от Иосифа Исихаста и по всему Афону разнесли потом известия, что это секта, что это сектант, что это изувер, и что там вообще ужас, что происходит. Но действительно, когда мы это читаем, то мы волосы дыбом, мы бы в таких обстоятельствах и такое не перенесли бы да, и засомневались бы вообще в нем. Но это означает, что мы явили бы в себе поражение своего сыновства, а эти восемь – не явили, они остались в своем сыновстве и остались при старце Иосифе. Вот, о чем идет речь, да, когда всего лишь написано: являющего себе посредством дел своих образ отеческий. Это кто такой? ‒ Это Сиф, сын Адама. Образ отеческий, могущего своею добродетелью вознаградить за преступление старшего сына. Здесь Писание говоря: по образу своему, по подобию своему, сообщает нам не о телесных чертах, но о состоянии душевном, дабы мы знали, что этот сын – Сиф не будет таким же, как Каин. По тому и мать, давая имя этому сыну, говорит: нарече имя ему Сиф, глаголющий, воскреси бо ми Бог семя другое вместо Авеля, егоже уби Каин. Смотри, какая точность в словах – не сказала: дал мне Бог, но сказала: воскреси ми. Так как не настало еще время воскресения, то Бог восставил не падшего, но другого вместо его, потому и говорит Ева: воскреси бо ми Бог семя.
Какой удивительный Иоанн Златоуст – одно удовольствие прямо радость и жизнь читать его вот беседы. И потом умиляться, когда он говорит: вы наверно, уже устали, ну потерпите, я еще хочу вам еще что-то сказать, но не знаю, сколько времени еще буду говорить. Смотри как в имени собственного своего сына – Сиф, высказывает боголюбивую свою душу, и Сифу бысть сын, и нарече Сиф имя ему Енос. Сей упова призывати имя Господа Бога своего. Вот имя, которое светлее диадимы, блистательнее порфиры, что может быть блаженнее человека, который украшается призыванием Бога, и это самое призывание носит вместо имени. Имя Енос – так переводится, видите.
И далее идет родословие Сифа, Еноса, и доходит до Иареда. А Иаред уже роди Еноха. И пожив Енох лет сто шестьдесят пять и роди Мафусала. Угоди же, ‒ говорит Писание, ‒ Богу Енох, и поживе Енох по еже родити ему Мафусала, лет двести, и роди сыны и дщери, и быша дние Еноховы лет триста шестьдесят пять, и угоди Енох Богу, и не обреташеся, зане преложи его Бог. Что сделал Бог с Енохом? Забрал его к Себе на небо, и до сего дня Енох жив на небе, ожидает того момента, когда нужно будет прийти на землю, и с фактом своего вдруг появления среди людей укрепить падающих в вере людей, потому что столь ужасные события сейчас разверзнутся на земле, скорее всего мы будем свидетелями их, что вера поколеблется даже у самых верных. Но чтобы поддержать эту веру, вдруг явится Енох, и люди узнают его, ветхозаветного праведника, который вдруг явится сейчас в наше время. Слушайте это и мужи, и жены, поучитесь добродетели праведника, и не думайте при этом, будто брак, ‒ говорит вдруг святитель, ‒ препятствует угождать Богу, так как об этом вольно или невольно возникали различные разговоры в среде его паствы, тем более, что он постоянно восхвалял девство, а тут прилучилось как раз и сказать в защиту брака – вот он и говорит: Божественное Писание для того и указало на это неоднократно сказав, что Енох родил Мафусала, и тогда угодил Богу, родив и воспитав, угодил Богу. И опять повторив то же самое: и угоди, по еже родити ему, для того, чтобы не подумал кто, будто брак препятствует благоугождать Богу. Угоди по еже родити ему. И дальше там, в самом Писании – сынов и дочерей. Если мы, и дальше, тут для нас сразу возникнет вопрос: как же так, если брак благословлен Богом и сам по себе уже спасителен, потому что рождением детей брак оправдан, вроде бы да, ‒ сказано. Но мы-то с вами знаем, что рождение детей свойственно всем народам других религий, а они не знают Бога, и более того, им грозит вон какая участь ужасная, которую мы только что читали у святителя Феофана. Как же тогда, они получается, рождают, да причем очень много – смотрите в народах Азии – там по 10, по 15 детей рождают – значит они оправданы этим рождением? И чтобы не складывалось у нас такого впечатления, дальше святитель говорит, какая разница между одним рождением и другим рождением, одними семьями, т. е. браком и другими семьями. Говорит: если мы бодрственны, ‒ слышите, ‒ если мы бодрственны, то ни брак, ни воспитание детей, ни другое что не может воспрепятствовать нам в угождении Богу. Т. е. да, роди Енох и Мафусала, и других сыновей и дочерей. Но не этим оправдана перед Богом его жизнь, а тем, что он бодрственно воспитывал их и бодрственно жил в семье, давая среду семьи, в которой воспитывались и развивались дети. Вот и он, Енох, будучи одной с нами природы и живя тогда, когда еще не дан был закон, и не поучало никакое Писание, и ничто другое не руководило к любомудрию, сам собою и по своему произволению так благоугодил Богу, что доселе еще жив и не вкусил смерти, пребывая на небесах, ожидая своего прихода. Если бы возлюбленный, брак и воспитание детей были препятствием на пути добродетели, то Создатель всяческих не ввел бы брака в жизнь нашу, дабы мы не терпели вреда в вещах нужных и самых необходимых. Но так, как брак не только не препятствует нам в богоугодной жизни, опять – если мы хотим бодрствовать, но и доставляет в таком случае нам великое пособие к укрощению, что такое бодрствовать? ‒ К укрощению пылкой природы, не позволяя волноваться морю, но непрестанно побуждая ладью плыть в пристань, то поэтому Бог и даровал такое утешение человеческому роду – иметь семью и рожать детей, в бодрственных обстоятельствах воспитывая их угодными Богу. А что слова мои справедливы – доказывает этот праведник. По еже родити, ‒ говорит Писание, ‒ Мафусала, угоди Енох Богу. Притом он подвизался в добродетели немалое число лет, но как говорит Писание – двести лет. И так как после преступления первозданного нашелся человек – после преступления Адама и Евы нашелся человек, который взошел на самую высоту добродетели, и своим благоугождением Богу вознаградил за грех прародителя, то смотри чрезмерное человеколюбие Благаго Бога, как Он нашел человека, который мог вознаградить за грех Адама, то и преселяет его живым на небо. Вот вам первая отрада для Адама в его потомках. И второй отрадой такой явился потом Ной, и Ной продолжил род человеческий, а Енох, взойдя на небо, укрепит этот род человеческий в последние времена, когда человечество будет уже сокрушаться в своей вере, и почти уже изнывать.
Ну читаем дальше. Поживе Ламех лет сто осмьдесят и роди сына и нарече имя ему как? Кого Ламех родил? Знатоки Ветхого Завета, скажите. Ноя. И нарече ему имя Ной, Ламех родил Ноя, глаголя: воистину, сей упокоит нас от дел наших, и от печали рук наших, и от земли, юже прокля Господь Бог. Так как по своему предведению он провидел будущее, то усматривая, что нечестие людей умножается, наименованием сына предстказывает бедствие, имеющие постигнуть весь род человеческий, дабы люди, вразумившись, хотя страхом удержались от греха, и обратились к добродетели. Т. е. видите – родил Ноя, нарек ему имя, глаголя: воистину упокоит нас от дел наших и от печали рук наших, и от земли, которую проклял Бог. Т. е. вот что значит имя Ной. И нарече, ‒ говорит, ‒ имя ему Ной, потом объясняя нам значение этого имени, говорит: сей же упокоит нас от дел наших, т. е. отвратит от несчастья, и от печали рук наших – опять же то же самое – т. е. от злых дел. И это дитя, мало-помалу возрастая, для всех видевших сего, служило уроком только одним именем своим таким. Лишь только кто спрашивал об имени этого дитяти, значение имени тотчас же говорило ему о предстоявшей людям гибели. Писание говорит: и бе Ное лет пятисот, и роди Ное три сына. Вот и другой праведник с женою и детьми весьма угодил Богу, избрав вопреки всем современникам путь добродетели, и не встретил никакого препятствия ни от брака, ни от воспитания детей. Потому что от этих трех детей потом пошел весь последующий род на несколько тысяч лет дальше, до пришествия Христа. Будем же это слушать, ‒ говорит святитель Иоанн, ‒ возлюбленные, не просто, но научимся заботиться о добродетели. Я как-то это, ну наверно, не так сказал, он им так сказал: Будем же это слушать, возлюбленные, тем утешая вашу усталость. Не просто, но научимся заботиться о добродетели, и ставить высокое угождение Богу. Помните – когда он сказал: потерпите немножко, я чуть-чуть хочу еще добавить, но не знаю, сколько времени, ‒ вот еще все добавляет. И вы тоже потерпите. Не станем ссылаться ни на управление домом. Смотрите: Возлюбленные, не просто будем слушать это, но научимся заботиться о добродетели и ставить высоко угождение Богу. Как это? Не станем ссылаться ни на управление домом, что мол якобы некогда мне добродетелями заниматься, мне дом надо его делать. Добродетели – это же во мне, а тут дом – он вне меня, им надо заниматься. Нет, не ссылайтесь, не станем ссылаться. Ни на заботу о жене, ни на попечение о детях, ни на что-либо другое, и думать, будто этим мы можем достаточно оправдать себя в нерадивой и беспечной жизни. Не будем произносить пустых и бессмысленных слов: я мол мирянин, имею жену, и озабочен детьми. Вот вам подтверждение, да, что не само по себе рождение детей оправдывает перед Богом, а добродетели, которые при этом обретаются. А их никак нельзя обрести, если ты не будешь иметь о ком-либо заботу. И потому у тебя дети ради заботы, но какой? ‒ добродетельной. Вот и развивай их – эти добродетели в себе. Очень у многих есть обычай – говорить это, когда мы убеждаем их подвизаться в добродетели, а они говорят: я мирянин, что мне добродетели, имею жену и озабочен детьми и делами по дому. И вместо того, чтобы прилежно упражняться в чтении Писания – не мое мол это дело, ‒ говорят, ‒ разве я отрекся от мира, разве я монах? Что ты говоришь, человек! ‒ восклицает святитель Иоанн, ‒ разве одним монахам предназначено угождать Богу, Бог всем человекам хочет спастися и в разум истины прийти, а не желает, чтобы кто-либо пренебрегал добродетелью. Послушай, что Сам Он говорит через пророка: не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему. Если только мы захотим быть внимательными, то и сообщенного нам сегодня достаточно, чтобы заставить нас полюбить добродетель, и отнюдь не думать, будто для нас что-либо может служить препятствием к пути добродетели.
Но возвратимся опять к Ною. Своим именем, он ‒ Ной, как бы вопиял и говорил так: оставьте нечестие, творите добродетель, убойтесь угрожающей казни, всеобщий потоп постигнет всю вселенную. И так он увещал не два и три года – он увещал 500 лет. И бе Ное, ‒ говорит Писание, ‒ лет пятисот. Намеренно Божественное Писание обозначило число лет праведника, чтобы мы видели, сколько времени он увещал своих современников, и как они, избрав путь нечестия, погибли на нем, а праведник, идя путем совершенно противоположным, явил столь высокую добродетель, что привлек к себе благоволение Божие. И тогда как все прочие подверглись наказанию, один он со своим семейством избежал его. 500 лет Ной просто носил это имя, и своим именем он упреждал людей, именем своим. Потому что после этого что произошло? ‒ Господь велел строить ковчег, и строил ковчег Ной еще сколько лет? ‒ Еще 100 лет. И уже когда ему было 600 лет, тогда только совершился потоп, т. е. 500 лет он убеждал народ, окружающий его именем своим. Народ не понял. А потом еще 100 лет строил ковчег, про который народ говорил: строит этот страшный куб, что он там строит, страшный куб, страшное сооружение – зачем? Видишь, как Господь сотворил свободную природу нашу – от чего скажи мне, те современники Ноя стремились к нечестию и навлекали на себя наказание, а этот, Ной, избрав добродетель и убежав от сообщества с ними, не потерпел наказания? Не очевидно ли, что каждый по своей воле избирает нечестие или добродетель – каждый по своей воле. Если бы было не так, если бы нашей природе не была присуща власть, то не следовало бы ни тем терпеть наказание, ни этим получать награду за добродетель. Но так как все после вышней благодати зависит от нашего произволения, поэтому и согрешающим уготовано наказание, и живущим добродетельно ‒ воздаяние и награды. При этом, хотя и святитель говорит так, мы тем не менее знаем, что потомство, которое пошло от Ноя и человечество, которое начало разворачиваться, одни в свете Божественного видения, т. е. в родословии Божием, а другие вообще вне этого Божественного видения, это все народы другие, практически это все оставались в великой и страшной власти князя тьмы, и до такой меры не могли из нее вырваться, что если бы не Сам Бог, Который вел Свой Израильский народ различными чудесами и священнослужениями, которые Он повелел совершать, через которые искупались, вернее, прощались им грехи, тем не менее, все равно даже Израильский народ – и тот сколько раз предавал Бога своего, сколько раз отворачивался от Него, падал снова во власть своей падшей натуры, вплоть до пришествия Христа на землю. И только уже с приходом Христа нам уже с вами дарована сила самой благодати, содействующей, вспомоществующей благодати спасительной, уже данной Самим Христом после Его искупительного исполнения. Если бы не было этого искупления Господнего на кресте, то этой благодати тоже бы и до сих пор бы и не было, и мы бы были с вами обреченными людьми, если ко времени Христа уже народ уже почти не справлялся с собою Израильский народ, еще бы дальше повременить бы Богу и не являться, то и пал бы весь народ, уже неисправимо. А уж что говорить о нас, которые живут спустя 2000 лет после Израильского народа. Поэтому это удивительно, конечно, что мы с вами тем не менее сподоблены того, чтобы быть спасаемы, насколько это должно быть внутренне прочувствовано каждым из нас, это дивное избранничество наше Самим Богом, Он же говорит: не вы Меня избрали, Я вас избрал, не вы Меня призвали, Я вас призвал, предуведел, предуставил во образ Сына Моего. Какая же должна быть глубина благодарности нашей и радость от того, что мы в свете спасения пребываем, т. е. в свете жизни, в то время как все в нас влечет обратно к смерти. Через диавола пали на человека и грех, и смерть. Но опять же, это все произошло по собственному произволению самого человека. И святитель дальше пишет: так, как диавол ниспал с высочайшей славы в крайнее бесчестие, и ниспал, будучи бестелесным, а между тем видел, что человек создан, и будучи в теле, удостоен по человеколюбию Создателя, столь великой чести, то разгорелся завистью, и посредством обмана, совершенного им через змия, подверг человека наказанию смерти. Таково свойство злобы – не может она равнодушно переносить счастье других. Для всех очевидно, что диавол и все его полчище искони уже лишились небесной славы и сделались бесчестными. И далее мы увидим власть падшего естества, каким захватываются люди тысячами и сами себя, и друг друга влекут в погибель. И бысть, ‒ говорит Писание, ‒ егда начаша человецы мнози бывати на земли, и дщери родишася им, ‒ это снова Писание возвращает нас к Сифу и к Еносу, к Каину – одна ветвь каинитов, и Сиф – другая ветвь сифитов, да. И видевше же сынове Божии – потомки Сифа и Еноса – дщери человечи, т. е. видели дщерей каинитов, родившиеся от тех, о которых Писание сказало, что дщери родишася им, яко добры суть. Писание показало нам всю их необузданность. Они устремились к этому делу не по желанию чадородия, но по неумеренной похоти. И вот, несмотря на то, что Сиф вместо Авеля рождается как праведник, однако зерно злобы, зла и греха лежит в нем, и это-то зло, этот грех, это начало греха – оно в итоге обращает сифитских детей, дальше детей Еноса к детям каинитам, которые видите, преуспевают в своих разных прикладных дарованиях, становятся разноначальниками различных ремесел, через них разворачиваются целые города, но в этих городах одновременно со всем этим раскручивается великое нечестие каинитских потомков. И рождаются привлекательнейшие по своему внешнему облику дети каинитов. И сыновья сифитов обращают на них внимание, и с этого времени начинается схождение сифитских сыновей и в итоге смешение праведников с каинитами, которое в итоге и привело то человечество к потопу, т. е. к тому нечестию. Они, ‒ говорит святитель Иоанн, ‒ устремились к этому делу не по желанию чадородия, необузданности, но по неумеренной похоти. Видевше же, ‒ говорит в Писании, ‒ дщери человечи, т. е. каинитских дочерей, яко добры суть, т. е. были красивые, ну, т. е. привлекательны для похотных людей. Вожделение красоты увлекло их, т. е. сифитских сыновей в эту погибель, красота лица была для них причиною блудодеяния и необузданности. Но Писание не ограничилось этим, и присовокупило: пояша себе жены от всех, яже избраша, т. е. сифиты стали брать в жены себе каинитов. И это опять указывает на их великую необузданность, что они, т. е. побеждены были красотою и не хотели обуздать беспорядочное вожделение – это начало греха, зачаток греха, который сифиты все равно несли в себе. Но увлекшись видом жен, погрязли в нечистоте, и этим беззаконием сделали себя недостойными вышнего промышления. И чтобы мы знали, что они это сделали не по закону брака, и не для чадородия, ‒ для этого Писание говорит: видевше же, яко добры суть, пояша себе жены от всех, яже избраша. От этого злого дела, как от источника рождались у них и многие другие грехи. Поэтому и говорится: злобы человеков. Где блуд, невоздержная и нечистая жизнь, там естественно рождается и пьянство, и бесчинство, и великая несправедливость, и лихоимство, и множество зла. Видев же, ‒ сказано, ‒ Господь Бог, яко умножишася злобы человеков на земли, и всяк помышляет в сердце своем прилежно на злая во вся дни. И всякий возраст охотно стремился к деланию зла, всяк, ‒ говорит Писание, ‒ не было не зрелого и непричастного злу возраста, но все тотчас и с самого начала соревновали в этом злом подвиге, стараясь превзойти друг друга в беззаконных делах. Слушая об этом, как о предпотопном народе, тех первых двух тысяч лет, мы сейчас невольно вспоминаем, что творится у нас сейчас, практически все то же самое, может быть даже в более ужасном бесчинстве, и в совершенной свободе, особенно при той, при тех возможностях интернета, которые разворачивают и раскрывают всякому желающему грех, обилие, такое разнообразие греха, какого никогда никто не видел в человечестве, и всем этим сейчас активно насыщается наше детство, т. е. наши дети, наше юношество. Ну, ладно бы только они, а сколько взрослых, зрелых, а сколько стариков сидит в этом во всем, ужас.
И рече Господь Бог: потреблю человека, егоже сотворих, от лица земли. Потреблю – т. е. погублю. От человека, даже до скота. Но может быть кто-нибудь скажет: для чего же за уклонение человека к нечестию подвергаются одинаковому наказанию с ним и животные? Святитель говорит: Так следует. Разве животные созданы сами для себя? Они сотворены для человека. Поэтому когда он истребляется, то какая и в них нужда? Затем и они разделяют с человеком наказание, чтобы вы знали, как силен гнев Божий на грешника. Как в начале за грех прародителя подпала проклятию земля, так и теперь, когда угрожает погибель человеку, делаются участниками наказания и бессловесные. Как при благочестивой жизни человека и тварь участвует в человеческом благоденствии по слову Павла, и сама тварь свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих, так и теперь, когда человек за множество грехов своих должен понести наказание и подвергнуться конечной погибели, вместе с ним и скоты, и гады, и птицы подвергаются потопу, имеющему покрыть всю вселенную. Ное тем временем обрете благодать пред Господом Богом, обрете благодать, но пред Богом. Не сказано просто: обрете благодать, но сказано: пред Господом Богом, дабы показать нам, что единственною целью его было заслужить одобрение от того недремлющего ока, и что он нисколько не заботился ни о славе, ни о бесчестии, ни о насмешках людских. Естественно, что он за свою решимость вопреки всем подвизаться в добродетели терпел великое поношение и осмеяние, так как все нечестивые обыкновенно всегда издеваются над прилепляющимися к добродетелям, что и ныне часто бывает. Причем нечестивые как бы нутром своим чуют добродетель, и не имея каких-то внешних поводов, придираются и в конечном итоге вырывают какой-нибудь повод, для того, чтобы устроить какую-нибудь ссору. Только душа доблестная и твердая умом может противостоять силящимся совратить ее, и ничего не делать в угодность людям, но устремлять взор к тому недремлющему оку, и от Него только ожидать благоволения, а на людей не смотреть и не дорожить их ни похвалою, ни порицанием. Вот как должно быть – ни похвалой, ни порицанием. Это при том, что когда 100 лет строил Ной по повелению Господа ковчег, ну на взгляд соотечественников это нечто ужасное, какое-то огромное сооружение черное, и все, кому не лень – все насмехались над ним, а он строил, вообще не просто не обращая внимание, а не имея никакого колебания в душе относительно этих насмешек, весь полностью пребывая просто пред Богом, т. е. устремляя свой душевный взор к недремлющему оку. Этот праведник пренебрег не только десятью и двадцатью, и ста человеками, но всею их совокупностью, столькими тьмами людей. Вероятно, что все насмехались над ним, издевались, ругались, причиняли ему много оскорблений, может быть хотели даже растерзать его, если бы было можно. Как он возмог пренебречь и стать выше столь великого множества насмехавшихся над ним, как это возможно было? А вот как – говорит святитель: он непрестанно взирал на недремлющее око и к нему устремлял взор души своей. Поэтому уже и не заботился обо всех этих ругателях, как будто бы их и не было, так и должно быть, ‒ кто уязвлен этою любовью и стремится сердцем к Богу, тот уже не обращает внимание на видимое, но постоянно созерцает предмет своих стремлений. Не помышлял уже ни о ком из тех, которые старались его совратить. Исполняя свой долг и стяжав вышнюю благодать, он стал выше всех их. Ное, ‒ сказано, ‒ обрете благодать пред Господом Богом. Ной, сказано, ‒ среди такого множества развращенных сохранил образ человека, потому что именно человек – тот, кто упражняется в добродетели. И здесь вот святитель разворачивает нам значение этого слова, этого наименования – кто же есть человек. Ну, мы с вами знаем много всяких разных попыток разъяснения этого слова в лингвистике, да – чело, век там да, чело – это ум, лоб, который проникает сквозь века – вот кто такой человек, ну и так далее, много разных толкований. А святитель говорит одно: человек – это тот, который упражняется в добродетели. В чем же состоит образ человека? В том, чтобы быть разумным. Но этого мало. Чтобы быть человеком, надобно еще быть добродетельным, убегать пороков, побеждать нечистые страсти и исполнять заповеди Господни – вот что требуется, чтобы называться человеком. А чтобы тебе увериться, что Писание преданных нечестию и нерадящих о добродетели обыкновенно не удостаивает и имени человека, послушай тех слов Божиих, о которых мы вчера сказали: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть. Т. е. это не человеки, это плоть. И обратим внимание, так как у нас следующая тема «имя», то первое имя, которое от Бога идет – это человек, а второе имя, которое от Бога идет – это кто? ‒ Христианин. А третье имя, которое от Бога идет какое? ‒ Какого мы не знаем, которое на небесах. Вот три имени, и больше нет, все остальные имена изменяемы, переменчивы. Я, ‒ говорит Бог, ‒ дал им вместе с плотью и власть, или существо души, а они как бы обложенные только плотью, так вознерадели о доблести души, что сделались наконец, совершенно плотью, т. е. перестав быть человеками. Видишь, как Бог называет их за нечестие – плотью, а не человеками? Видел ли ты, как Божественное Писание называет человеком того только, кто творит добродетель, а про тех не считает даже существующими, называя их то плотью, то землею. Вот какое имя ты носишь, и только в каком случае ты можешь быть оправдан в этом имени. Людям – существам разумным, когда они уклоняются в нечестие и становятся пленниками неразумных страстей, Божественное Писание дает другие названия. Какие же? Названия зверей. Послушай, как оно говорит в одном месте: кони женонеистовни сотворишася. Смотри, как оно за чрезмерное сладострастие дает человеку наименование бессловесного, а в другом месте говорит: яд аспиден под устнами их. Здесь оно разумеет тех, которые подражают коварству и хитрости этого зверя – аспида. И опять, иных называет псами немыми – это у Исаии, и опять говорит: яко аспида глуха и затыкающего уши свои – в псалмах, разумея тех, которые закрывают уши для учения о добродетели. И много можно найти имен, которые Божественное Писание дает людям по нерадению вдающимся в скотские страсти. Видеть это можно не только в Ветхом Завете, но и в Новом. Послушай, что говорит Иоанн Креститель иудеем: порождения ехиднова, кто сказа вам бежати от будущего гнева? Видишь, как и здесь лукавство воли их он обозначил именем зверя. И чему дивишься, что Бог оставил диавола действовать на нас? По Своей попечительности о нашем спасении. Слышите? ‒ Бог оставил диавола действовать на нас по Своей попечительности о нашем спасении. Для того, чтобы пробуждать нашу беспечность и доставлять нам повод к получению венцов. Он и саму геенну уготовал даже для того, чтобы страх наказания и нестерпимая тяжесть мучений побуждали нас стремиться к Царствию Его. Видишь, премудрое человеколюбие Господа. А мы даже и не вспоминаем о Царстве Божием.
В афонских патериках есть одно место, где монахи молебен устроили для того, чтобы изгнать беса из человека – тоже монаха, но сделавшегося вдруг одержимым, кстати, после 40 лет подвигов подвизания в отшельничестве на Афоне, он вдруг внутренне искусился самим собою таким, и через это вошел бес. И никто его изгнать не мог, пока не привели к старцу Даниилу, а он тоже сам не мог, он созвал всех монахов своей коливы, и окрестности, и попросил вместе с ним молиться. И вот, они учинили молебен, а в этот момент его ученик склонился над этим одержимым, а его держало, привязали к лавке веревками толстыми, и шесть человек монахов самых крепких стояли рядом, удерживали его, потому что он разрывал все веревки – вот какой вселился, через 40 лет подвижничества. Причем он упражнялся в Иисусовой молитве, вернее, в умном делании с Иисусовой молитвой. И в конце вот искусился, подумав о себе, как о надо же, какой я хороший, и через это бес вошел. И тогда вот этот вот ученик Даниила, старца Даниила склоняется над этим бесноватым и начинает его спрашивать: через что ты вошел? А он ему отвечает: тебе что ли говорить, кто ты такой? А он говорит: заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа, ответь мне: через что ты вошел? И тот, мучаясь, мыча, говорит: через гордость его. А он спрашивает: а что такое гордость? Тебе что ли говорить, тебе ли что ли отвечать, ‒ говорит бес. ‒ Заклинаю именем Господа нашего Иисуса Христа, скажи мне, что такое гордость. ‒ Не скажу. ‒ Еще раз заклинаю именем, скажи. ‒ Вот такой настырный, молодой послушник отца Даниила. И вот продолжает его тормошить. И тогда тот вдруг мычит и говорит: тот, который за 24 часа ни разу не подумает о том, что он грешный, те носят в себе гордость, ‒ вот так вот прямо в растяжку написано. Те, кто за 24 часа ни разу не подумают о том, что они грешные. Ну не просто внешне умом, рассудком, который мы все знаем, а внутренне не подумает о том, что они грешные, те являются гордыми – вот признак гордости. Уж не говоря о том, о разных там действованиях гордости о себе самом, как о превосходном перед другими, потому что об этом и речи нет. Видишь премудрое человеколюбие Господа, видишь, как Он употребляет все меры к тому, чтобы не только спасти созданных Им, но и удостоить неизреченных благ. Для того Он и даровал нам свободную волю и вложил в природу и в совесть нашу познание зла и добродетели, и попустил быть диаволу, и угрожает геенною, чтобы мы не испытали геенны, но получили Царствие. И что дивишься, что Он употребил все эти, весьма многие другие меры для этой цели, в том числе изгнание в царство тьмы.
И опять перейдем отсюда к святителю Феофану Затворнику, на том расставаясь уже со святителем Иоанном Златоустом, потому что все необходимое он нам сейчас сказал. Что же дальше говорит святитель Феофан? Так Слово Божие, говоря о грешниках, забывающих Бога, постоянно почти называет их плотскими, редко душевными, а духовными не только не называет, даже почитает их противоположными таковым. Это грешников, да. Еще о первом допотопном мире сказал Бог: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть. Явно, что преданность плоти погашает дух и отчуждает от Бога. У пророка Давида говорится: человек в чести сый на разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им – псалом 48. Т. е. честь Богоподобия, отраженную в его духе заменил скотством, предавшись плоти. Апостол Павел о состоянии людей до принятия благодати в христианстве говорит, что тогда они были в плоти, потому страсти греховные действовали в них. И вот сразу соображаешь, что это речь идет характеристика всех людей вне православия. Жили в похотех плоти, творяще волю плоти и помышления. В том числе и мы с вами до своего воцерковления. Или как говорит апостол Петр: в след плотския похоти осквернения ходили. Апостол Иуда неверных прямо называет телесными, духа не имущими. И вообще в Слове Божием плотяности все приписывается все зло. Сущии по плоти плотская мудрствуют, мудрование же плотское смерть и вражда на Бога есть, подчинившиеся коему, Богу угодити не могут – послание к Римлянам. Почему пожнут от плоти истление. Душевность же в человеке, не приявшем благодати или потерявшем ее как облако какое, стоит между лицом человека и Богом, пресекая общение между ними – душевность. А душевность – это все наши дарования прикладные, и все наши таланты, которые сейчас, которыми мы сейчас все блистаем на разных фестивалях, смотрах, конкурсах. Это все душевность. При всем православном содержании нашей внешней видимой жизни, если мы с вами участвуем истово в этих самых душевных всяких делах, то мы тем самым являем себя просто душевными людьми, обнаруживаем себя как душевные люди. Тот, кто порабощен, ‒ дальше говорит святитель, ‒ преимущественно ей, душевности, или душевен человек, не приемлет, яже Духа Божия. Преобладание души, равно как и преобладание тела, тем более, есть отрицание жизни по духу. Вот причина угашения веры. Так как вера есть явление Духа Божьего, и по благодати является и открывает нам Бога, то поэтому отрицание жизни по духу есть убиение в себе или отрицание в себе веры. И тогда ты остаешься с одной религиозностью, которая та же, что и у всех народов. И тогда ты становишься сродным по религиозности с ними, и это время как раз вот про последние времена как раз и говорится в писаниях других отцов, я сейчас просто не взял, особенно отцов последнего времени, что это сродство всех народов по своей религиозности и приведет к явлению антихриста. Хотя при этом виды, образ верования у всех будет различаться. Но в этом образе верования как раз начнутся различные собрания, и в конечном итоге для того, чтобы привести образ верований в единый порядок, с тем, чтобы в итоге тот, кто придет возглавить такую единую веру, вернее, единую религиозность – он и будет принят всеми этими религиозными людьми, как совершитель этого единого порядка религиозности. Это будет антихрист. Ну вот, сейчас идет, практически мы с вами уже вступили в некотором роде в новую эру, где приуготовление этой единой религиозности сейчас активно началось. Почему же люди примут ее? Да потому что религиозность будет одна и та же у всех, в том числе у православных, у тех православных, которые утратили веру. Потому что преобладание тела и преобладание души сделалось в них отрицанием жизни по духу, а соответственно и веры. Святой апостол Иаков, перечислив страсти, коим удовлетворяет, и по которым действует человек, не приемлющий, яже Духа Божия, с большею ловкостью прибавляет: Несть сия премудрость от Бога, но земна, душевна, бесовска. Т. е. эта премудрость, если ее раскрывать, то с одной стороны, это различная религиозность, которая явила ну, в разных народах ну так называемые выдающиеся произведения религиозности, но которыми весь мир восхищается, в том числе и мы с вами когда-то восхищались, и до сих пор, может быть, и продолжаем как-то восхищаться. И те, кто имеет у себя книги мудрости человечества или мудрости века, где собраны различные изречения как раз разных религиозных деятелей Востока, Дальнего и среднего Востока, ‒ Конфуций, Руми, моя, этот как, Омар Хайям, он же как поэт оттуда, и так далее, т. е. множество различных вот религиозных произведений является премудростью религиозною. Далее – множество культурных произведений, которое сотворено человеком и составляет некий цвет человечества в культурных произведениях – тоже есть премудрость. И все это написано – несть сие премудрость от Бога. Почему? Потому что она земна, душевна, в конечном итоге бесовска – апостол Иаков. Слова душевный, земной, не Божий – однозначительны, ‒ говорит святитель Феофан. Где же дух у такого рода людей? А в них же. Но состоя в подчинении души и телу, он заморен и совсем почти не действует свойственным ему образом. Его присутствие в них можно узнавать с одной стороны, по безграничности некоторых душевно-чувственных стремлений, не свойственных душе и плоти по их природе, с другой – по бывающим нередко состояниям сих людей, в коих они отрешаются от земли, наперекор требованиям души и плоти. В последнем случае дух покушается как бы войти в свои права – мучения например, совести, боязнь Судии – Бога, постоянная тоска – это суть его действия на душу, это его стоны, отзывающиеся в сознании душевном, не духовном. Так в людях чувственных душевных дух тлеет, как искра под пеплом. Возбуди его или лучше не мешай ему возбужденну быть Словом Божиим, проходящим до разделения души и духа, и он явится во всей своей силе и власти. В человеке же, прилепившемуся к Господу Иисусу Христу и благодать Его приявшем, все сие имеет себя иначе. Как свойственно рабу Христову, он распял плоть свою со страстьми и похотьми. Мы с вами в преддверии Великого поста как раз в преддверии этого распинания своей плоти, смотрите – со страстьми и похотьми, не просто отложение еды, мясного и молочного, а распинания страстей и похотей. С первого раза, как только полагает еще намерение работать Господу, он, этот человек – определяет уже себя на самоумерщвление, а потом и постоянно не по плоти ходит, но по духу. Духу умерщвляя дела плотская. Он как бы несть во плоти, но в духе. И не должен плоти, еже по плоти жити. Прияв слово, проходящее до разделения души и духа, он берет душу в свою власть и приносит ее в жертву Богу. Это все идут слова, выдержки, буквальные выдержки из апостолов и Евангелия. Начинает огребатися от похотей, яже воюют на душу, подчинять ее слову, могущему спасти, и таким образом преобразует ее всю, назидает ее духом чрез веру или что такое вера, говорит апостол Петр – через веру или называет ее другим словом – послушание истине. Вера или послушание истине – слышите? А мы с вами так между прочим разные поручения по делам называем все послушанием. Я имею послушание мыть посуду, а я имею послушание рубить дрова, а я послушание петь, а я послушание читать. А тут оказывается, послушание истине есть вера, или вера есть послушание истине. Приучает ее предавать себя в благотворение, и сердце ее обрезывает духом. Т. е. это делает человек, приявший слово. И все богоугодное, еже аще творит, заставляет творить от души, чего прежде она не хотела. Все богоугодное аще творит, заставляет творить от души, не просто заставляет встать и помолиться, а от души помолиться. Не просто дело исполнить ради ближних, а от души для ближних сделать дело, чего прежде она не хотела. Работая таким образом Богу всею душою и от души, он обретает покой душе своей, прозревая кончину веры, спасение души, что как котву, т. е. якорь, имел для души своей. Вследствие сего у него жизнь духовная совершенно поглощает жизнь плотскую и душевную, он прославляет Бога в душе и телеси своем, у него все производится в духе и духом, служит он Богу и работает духом и в обновлении духа. Тщанием он не ленив от того, что горит духом. Ходит духом и похотей плотских не совершает. Сеет в духе, исполняется духом, к слушанию истины приклоняется духом. А мы сейчас глазки у кого-то смыкаются – это чем смыкаются? Духом? Телом же. А у кого-то уже совсем сомкнулись, и там человек где-то там витает время от времени дергаясь головой. Это он чем там витает – духом? ‒ Нет, душою. И вообще вся наша жизнь сейчас ляжем и будем спать – чем? ‒ Душою. Завтра утром встанем, будем жить чем? ‒ Душою и телом. А тут вообще ни одного слова про это, все слова, сказано – все делается духом. Вот обратили внимание? Прославляет Бога духом, производит в духе и духом, все у него производится в духе и духом, служит Богу и работает чем? Пением, чтением? ‒ Нет, духом. И в обновлении чего – тела, души? ‒ Нет, духа. Тщанием он не ленив от того, что горит духом, ходит, мы же ногами ходим – нет, сказано, ‒ духом ходит. И похотей плотских не совершает, сеет в духе, исполняется ну чем – пищей исполняемся, пением, радостью, солнцем, небом, ‒ а тут ничего этого не сказано, исполняется чем? ‒ духом. К слушанию истины – мы с вами ушами сейчас приклоняемся, разумом, умом, душою, а тут – к слушанию истины приклоняется опять – духом. От чего так? ‒ задает вопрос святитель. А от того, что христианин ходит духом от того, что живет духом. Все это он делает, потому что он живет духом, что Дух Божий живет в нем, что он стал храмом живущего в нем Духа Святого, напоился духом, сей Дух пришедший через слово, разделившее душу и дух, высвободил сей последний из теснейших его душевно-плотских уз, ибо где Дух Господень, там свобода от всех этих уз. И тем положил начало новой духовно-благодатной жизни. С таким обручением духа зреет потом потаенный сердце человек, в неистлении кроткого и молчаливого духа. Христианин больше и больше утверждается Духом Божьим во внутреннем человеце, вселяется верою Христос в сердце его. Видите – верою вселяется Христос. Вот что такое вера – она привлекает Христа, и вселяет Его, и удерживает Его в сердце его. В любви вкореняемая и утверждаемая, ибо видите – в любви вкореняемая, и утверждаемая, т. е. какою любовью будете любить между собою? Какую любовь будете иметь между собою? А ту, которая вкореняется и утверждается Самим Христом, присутствующем в твоем сердце. Ибо прилепляяйся Господу един дух есть с Господом. Почему вышних ищет, идеже есть Христос одесную Бога седя, горняя мудрствует, а не земная, и живот его, т. е. жизнь его сокровен есть со Христом в Бозе. И дальше такой важнейший вывод делает святитель: Отсюда видно, что истинный христианин и нехристианин, или христианин ложный, хоть и называется православным, однако по составным частям существа человеческого они состоят в противоположности. И когда мы сейчас в различных пророчествах все время от отцов, особенно ХХ века слышим, что наступит время, когда храмы будут наполнены народом, а благодати там не будет, ‒ речь идет о христианах ложных. И будут идти службы обычным чередом, и будут совершаться как бы видимо таинства, но на самом деле ничего этого там, т. е. таинства там не будет. И весь христианский мир будет жить по-прежнему, как он и сейчас живет, как бы. Что у одного первое, то у другого последнее. У того первое – дух, у сего он заглушен. У того первое – плотяность, у сего она отрицается, подавляется, распинается, умерщвляется. Вот Великий пост это сейчас сразу обнаружит, кто каков, и к сожалению, мы увидим, что большая часть сегодняшнего церковного народа Великим постом на службах Великого поста стоять не будет, удовлетворившись вполне только лишь одним невкушением мясного и молочного, во все остальное действие уже духа никто не пойдет, потому что для этого надо что-то там делать с работой, с понедельника по пятницу же будут эти службы, духоискательские службы. А с понедельника по пятницу все заняты на работе. Тот, кто не занят вроде бы, занят зато домашними делами, сейчас очень много людей верующих же вне работы, либо по причине того, что потеряли ее, либо по причине, что вышли на пенсию, а кто-то по инвалидности не работает, и тем не менее на службах, где идет искательство духа, не будут стоять. Причина – апостол говорит, т. е. святитель говорит: ложное христианство. А отцы говорят – внешнее христианство. А другие труды говорят: религиозность, а не вера, по которой мы суть одно и тоже, что и все остальные религии. Средняя душа подчиняется очевидно, господствующему, между ними, между телом и духом средняя душа – подчиняется очевидно господствующему, у одного духу, а у другого телу. Посему истинное соотношение частей существа человеческого – совершенный дух, душа и тело, есть только у тех, кои сделались Христовыми. В них следовательно и истина человеческого существа, вне же христианства не истина, а ложь, как бы призрак человека. Не показалось бы кому жестоким слово сие. Жаль некоторых язычников, так высоко стоящих во мнении своем о себе, и некоторых именующихся христианами, но живущими внешне, силы же Его отвергшихся, кои тоже не без заметных достоинств и вполне ими кичатся могут. Но потерпите, чем дальше, все будет яснее и яснее раскрываться проводимая нами истина, что истинная человеческая жизнь на деле может быть видима только в христианстве, в тех, кои сочетаваются с Христом, и приемлют Дух Его. Но для этого надо много что делать навстречу духу. видите как говорит святитель – жестоко слово сие, да, конечно, жестоко. Получается, что многие, слушая все это, скажут: это что же значит – что мы не спасаемся что ли? А он именно это и говорит, не спасаетесь. Что наше христианство тогда значит, есть тщетное христианство? А он именно это и говорит: тщетное. И тогда на это люди могут сказать: и что вы думаете, после этого мы будем все это дальше слушать? А он в другом месте и говорит: и не будете, потому что уже сказано, что душевное не слушает о духовном и не хочет его. И дальше святитель пишет: свобода наша человека в узах, такой она изображена апостолом Павлом в человеке-грешнике, о котором в своем лице говорит он: не еже хощу, сие творю, но еже ненавижду, то содеваю. Даже апостол, видите, схвачен грехом, проклятием и тлением. И говорит, что иной закон во мне действует, т. е. то, что в Каине вдруг явилось, как сам в себе закон, ‒ вот этот закон действует, и даже апостол слышит его в себе. И сии узы налагаются – чем? Тремя: грехом, живущим в нас, второе: миром, и третье – диаволом. И вот, мы с вами увидим, что в данном случае речь идет как раз о трех видах духа, который здесь описывается, это дух льсти, т. е. дух диавола самого, дух мира, и дух времени. Грехом, живущим в нас, уже не аз сие творю, ‒ говорит там же апостол, ‒ но живый во мне грех. Вижду бо ин закон во удех моих, противу воюющ закону ума моего и пленяющ мя законом греховным, сущим во удех моих. Силу сего греха больше всего испытывает, чувствует и знает по опыту тот, кто пришел в сознание своей господствующей страсти и собирается теперь одолеть ее. Кто пришел в сознание своей господствующей страсти. Т. е. до этого момента мы как-то не слышим, что мы порабощены, но когда мы приходим в сознание своей страсти, т. е. мы ее выделили, мы ее обнаружили в себе, и начинаем бороться с нею, ‒ с этого момента человек почувствует и по опыту узнает, насколько сильна власть этой страсти. Не вступив с нею в брань, ты этого не узнаешь, а будешь просто под нею ходить, ну так, на исповедь будешь ее приносить, умом своим зная, что она в тебе есть, по писанию видя, что это она, но силу ее не ведая. По образу будешь ее узнавать, а силу ее не узнаешь, узнаешь только лишь тогда, когда вступишь в брань с нею, и тогда она начнет восставать в ответ. И тогда вдруг увидишь не только силу самой страсти, которая в тебе живет по причине твоего произволения на нее, но и лежащих за нею духа, либо мира, либо времени, либо льсти. Он видит тогда, как ведется вслед своей похоти, ‒ видит, т. е. до этого он не распознает, он чувствует, что он опять согрешил. Но как он ведется ею, как страсть подходит к нему, как забирает его – он этого не видит. И только начавший трудиться против нее с помощью Божией начинает видеть, как он ведется вслед своей похоти, как он влеком и прельщаем, как невольник. И это все говорит апостол Иаков, очевидно, на своем опыте тоже. Посему таковые в слове Божием называются рабами греха, проданными под грех, имже бо кто побежден бывает, сему и работен есть. Вторая же власть над нами – это мир. Над человеком, не приявшем благодатной силы, господствует сила и власть страстных обычаев мирских и духа, действующего в мире. Дух мира. До того, что ему и на мысль даже не может прийти решиться на что-нибудь противное, т. е. человек, одержимый этим духом мира, против мира ничего не может сделать, даже на ум не может прийти сделать что-нибудь противное – никак нельзя, так принято, ‒ чувствует он. Этим выражается общее сознание своего рабства духу мира, поддерживается сия власть некоторою боязнью или страхом за свою жизнь. Ибо иначе надобно выйти из мира. Куда же? Посему в Слове Божием они и называются порабощенными под стихиями мира, ходящими по веку мира сего, т. е. духом времени схвачены, ходящими по веку мира сего, по преданию человеческому и по стихиям мира. Ну, из разных мест апостольских разные слова. Значит, сказав второе – чем повязаны люди – это миром, сказал еще и третье, что диаволом, ‒ святитель Феофан, да, сказал. Диавол – он действует через мир и через грех, в нас живущий. Мир – это через внешнее, через грех – это наше внутреннее. Поэтому большею частью сокрыты узы его. Но если покаявшийся человек осмотрится и сообразит прежнюю свою жизнь, то найдет, что в пути его к погибели была соблюдаема самая хитрая сообразительность, не его впрочем, и не других людей, а чья же, кто это так сообразительно и тонко, и ловко, и лукаво вел по путям погибели? Очевидно, чья, – человекоубийцы искони. Следовательно, надобно сказать, что каждый грешник, как и все грешники, суть лица, состояние в распоряжении злого духа, или суть рабы его. Т. е. все человечество в своих цивилизациях и развитиях их, и в своих культурах является рабами злого духа. И поэтому, когда мы с вами так привержены цивилизации и ее ценностям, и так хотим состояться как граждане этой цивилизации, нам практически невозможно вырваться в христианский путь, невозможно вырваться в путь воли Божией. Мы о ней можем знать, говорить можем, читать можем, а вырваться реально, пойти в труды по оставлению и отрясению в себе всех этих пут греха, мира и диавола, человек не может. Более того, он стремится быть своим среди своих в этом мире. Один хочет быть образованным, другой хочет быть культурным, третий хочет быть вообще, ну всеми разными комплиментами одаренным, поддержанным, обласканным, в общительности всеми везде принятым, во многих компаниях как свой, и так далее. Рабство сие выражается в отвращении грешника от всего священного, и в его бессилии привлечь себя к чему-либо такому, даже вступив в церковную жизнь, он все равно к священному в церковной жизни не может себя усилить. В слове Божием грешники, чуждые духу Христову и благодати Его, прямо называются рабами диавола, содержащимися в области его, т. е. в современной цивилизации, и сетях, и суть живыми уловлены от него в свою его волю.
Мертвящая сила греха. Четыре действия греха. Немножко потерпите, уже мы идем к концу, но еще немножко. Первая сила. В отчуждении человека от Бога. Вторая сила проявляется в расстройстве сил и способностей. Третья – в отъятии и как бы убитии сил душевных и телесных. И четвертая по определению Божию на всяком человеке лежит закон: смертию умреши, т. е. все мы смертны. Вот действия силы греха. Ну кратко раскрывает святитель: в отчуждении человека от Бога. Грешник отчужден от жизни Божия, живет как бы без Бога. Богообщение, вещи божественные и духовные составляют естественную пищу нашего духа или как бы его стихию, а отпадши оттуда, он принужден теперь быть не в естественном себе месте и умирать, как без пищи и без воздуха. Понятно, что святитель говорит не об атеистах и даже не о людях иных верований. Он говорит о христианах, которые отчуждены от Бога в каком-то своем проявлении, в своем каком-то естестве. И вот, Если судя по всему этому гласу бесовскому: за 24 часа в сутки ты ни разу не вспомнил внутренне о том, что ты грешник, грешен – то ты получается, и есть отчужден от Бога. Второе расстройство сил и способностей. Каких же сил и способностей? К образованию, успехам в коммерческих делах? Жизнь человека состоит в гармоническом сочетании сил его природы и взаимодействии, соответственно их природе. Если сие законное соотношение их отнято как видели, то и жизни и деятельности в человеке, свойственной человеку, нет. На вид он по-прежнему как бы человек, а по настроению внутреннему не истинный человек. Т. е. помните, да, истинный человек – это тот, который, выполняя разные дела внешние, на самом деле в этот момент трудится над чем? Над добродетелями, а все внешние предметы, события и дела делает средством или же областью, через которые идет труд над добродетелями. Потому что если этих внешних дел не будет или же не будет у нас людей в нашей заботе, то и добродетели не на ком вырабатывать. Видите как. На вид он человек, а по настроению внутреннему не истинный человек, как инструмент расстроенный по виду есть тот или другой, инструмент, а по звукам – не знать какой. Так судить мы должны и о человеке, у которого внутреннее расстроено грехом. В сем отношении надобно сказать, что в нем умерло или утрачено истинное человеческое, или то, что свойственно человеку, как мертвый не видит, не слышит, не движется, так и человек грешник не видит, не слышит, и не движется по-человечески. Делает дела, но мертвые. А что это за дела? Это например, гениальные произведения искусства, это выдающиеся произведения изобретательства, это выдающиеся научные достижения, это выдающиеся достижения философии, культуры и всякого различного там земного строительства и созидания – вот о чем идет речь, да, все это делая, человек оказывается человеком мертвым, потому что он чего не делает при этом? Он не трудится над добродетелями. Но тогда сегодняшняя и православная наша в общем-то такая активная жизнь вот с выходом из Церкви в различные учреждения вот неверующие, ну с некоторой вроде бы и как бы и миссией, чтобы там проповедовать православие, однако на самом деле в значительной степени становится увлечением делами, при которых мало кто думает о добродетелях. Т. е. это все на самом деле как бы вроде бы христианские дела, на самом деле дела мертвые, потому что в них нет труда над добродетелями. А еще хуже, если там еще и всякое идет искательство превосходства, особенно есть эти фестивали церковных хоров, там какая добродетель – там же прямо наоборот. Если это различные стремления быть победителями на конкурсах и на выставках христианского творчества и деятельность. Третье, что порождает грех? В отъятии как бы сила какая снимается, в отъятии как бы убитии сил душевных и телесных. Грех назван ядом, и точно он есть яд. Как ржа съедает железо, так он съедает душу и тело. Он отнимает у ума живость, сообразительность, быстроту, это у ума – живость, сообразительность, быстроту. У воли отнимает крепость и стойкость. У сердца – вкус и такт. Ядовитость же греха для тела всем очевидна. Для тела, ну болезни разные телесные. В своем отношении человек, работающий греху, есть то же, что умирающий или томящийся предсмертно. Как ощутительно это выражается беспрерывным, безотрадным состоянием человека-грешника. Жизни свойственна радость, но нет радости у нечестивого. Один только лишь гогот и хохот, который сейчас по телевизору активно сейчас воцаряется в жизни нашей цивилизации.
И наконец, четвертая сила греха мертвящая состоит в том, что все подлежат смерти. Всякий входящий в мир сей, вступает и в область смерти, и через смерть временную должен подпасть смерти второй, вечной – так того требует князь тьмы, князь мира, в области которого мы все с вами сейчас живем. Такой есть естественный порядок жизни человека, падшего и пребывающего в падении. Тот человек живет в состоянии отпадения от Бога, который для себя только и живет, и не думает о Боге, тем более не думает о небе или по словам Давида, не предлагает Бога пред собою. У такого обыкновенно вся забота о чем-нибудь своем. И вот дальше идет перечисление, о чем же такой человек заботится. А вот о чем: о познании – кто не заботится? Или об искусстве – неужели? Или о должности, или о семействе, или еще хуже – о наслаждении и удовлетворении какой-нибудь страсти. О будущей жизни он не думает, а настоящую старается устроить так, чтобы жить спокойно и как бы вечно. И для этого очень старается все, что дает современная цивилизация, непременно иметь, внутрь себя не обращается, поэтому и не знает своего состояния и тех следствий, какие будут от его такой жизни. Но всегда при этом – поразительно смотрите – всегда при этом себя считает чем-то великим, и гоним бывает все вперед и вперед разною суетною заботою, которые из года в год сменяют одна другую. Ну а в современном мире, в интернете и в телевизоре, где каждые там 5 минут врываются эти клипы рекламные, этих суетных забот падает на человека столько, что только и делай, что с утра до вечера бегай по ним. Других такой человек не любит, но обходится с ними, как только требует того приличие, посему готов в любой момент и обидеть, если это не очернит его самого. Он иногда делает и добрые дела, но они все суть свойства душевного, напитаны общим его духом самолюбия, который отнимает у них истинную цену. Все это исповедует всякий обратившийся к Богу. Ну, т. е. в конечном итоге это все начинает человек видеть в себе и начинает это на исповедь приносить. А не обратившийся, пока пребывает в сем состоянии, как бы иногда по-видимому, строго не принимался разбирать себя и свою жизнь, никак не может уверить себя, что все эти его дела, которые он так высоко ценит и чтит, на самом деле ничтожны и злы, никак не может уверить себя в том, что это все так. Ну и наверно, мы сейчас с вами, тоже слушая все это, думаем: ну как это так, ну что это такое? Ну в самом моем лучшем меня всего совсем омрачили. Сатана, обладающий человеком посредством греха, живущий в человеке вместе с его самостью, как летаргическим сном поражает его дух во всех силах. Поэтому он недугует ослеплением, нечувствием и нерадением, нерадением или беспечностью. Это три покрова, лежащие прямо на сердце, греховных покрова, через которые кстати, и действуют эти самые духи зла нынешнего времени, ну и во всякое время, ну и особенно в нынешнее время. Так например, через покров ослепления действует дух льсти, и человек ослеплено в таком внешнем православии полагает, что все нормально, он хороший христианин. Пребывающие в этом ослеплении через дух льсти в разных других религиях полагают, что они имеют Бога, и не подозревают, что там бесы и демоны. Пребывающие в этом ослеплении, отпав от православия в католицизм или протестантизм, или разные секты, полагают, что и Бог с ними вместе тоже оставил всех православных, и теперь пребывает у него, католика или у него, протестанта, или у него адвентиста, баптиста, и того. Это ослепление, не подозревает человек под действием духа льсти об этой своей ослепленности, и уверенно живет там, где он живет, мало того, защищает, более того, целую апологетику разворачивает в защиту своего, один – атеизма и коммунизма, другой – своего внешнего христианского жительства в православной церкви, третий в католицизме и так далее. Это все дух льсти, дух ослепления, через покров ослепления действующий в человеке и утверждающийся. Через покров нечувствия действует дух мира, погружающий человека во все дела и жительства мира, благодаря которым устраивается у человека земная его жизнь. Он в делах мира, в духе мира через свое нечувствие благодати и веры, но будучи религиозным даже, однако живет устроением своей земной жизни. И наконец, через покров нерадения или беспечности человек живет под влиянием духа времени. Духом времени в нем раскрываются и разворачиваются все его таланты, которыми он хочет быть успешным в мире и пытается эту успешность свою реализовать. В то же время помимо того, что эта реализация себя в успехах через различные таланты и дарования свои и кстати, через которые создавалась в мире вся цивилизация, культура вся, и вся наука, и все образование через это. Почему этот дух времени является вражьим духом? Как он живет в нас? Тем, что мы распознаем прежде всего, кто свои, а кто чужие. Т. е. мы видим, что если в этом состоянии духа времени ты пребываешь, распознавая своих и чужих, то для того, чтобы определить своих и чужих, тебе нужны твои дарования, и через эти дарования ты обнаруживаешь, кто твои, кто свои, кто чужие. Само свойство распознавать своих от чужих и есть признак или свойство духа времени. Почва для него в нас – это самолюбие, проявляется он через как раз покров беспечности или нерадения о своем спасении, а жизнь духа времени в нас льется через самоугодие. И в итоге образуется через самолюбие в человеке так называемый культурный слой. У каждого свой слой. Один живет в образовательном слое, другой живет в слое какого-либо искусства, театрального, кино, живописи, третий живет в культурном слое в виде спорта, болельщик заядлый, все о спорте знает, энциклопедия ходячая по спорту – вот его культурный слой. Каждому времени при этом и каждой эпохе свой слой, потому что в каждое время в мире что-то свое становится ценным и оценки человека как талантливого, одаренного, образованного, передового, совершенного, т. е. все через что человек определяет, как выдающегося перед другими. Культурный слой – это средство самовозвышения над другими. Поэтому одни возвышаются образованностью, в том числе и богословской или же семинарской или же своей начитанностью в церковных книгах. Другие – своей принадлежностью той или иной среде, меломанов, любителей спорта, бизнесменов, политиков, знатоков анекдотов, в том числе и церковных анекдотов. Мне приходилось в монастырях встречать прямо не закрывающих рот, сыплющих разные церковные анекдоты людей, людьми. Третьи значит возвышаются над другими, как ходячая церковная энциклопедия. А еще другие становятся помойкой, в которой собраны все слухи последних дней и месяца, и тем самым они становятся как бы центром своей новой любой компании. Возвышение. Это все дух времени. Действует он через механизмы моды, очень активно. Один из механизмов духа времени – это мода, мода на одежду, мода на кулинарные изделия, мода на машины, мода на квартиры – каких только направлений моды нету. И через это человек отождествляет свою принадлежность времени – я современный человек, ‒ говорит человек, захваченный духом времени. А про другого говорит: он не современный, не в моем времени и не того духа, ну того же времени духа, т. е. духа времени тоже, но только из другой эпохи. И святитель завершает: тьму наводит на него сатана, на такого человека, запутывает его в свои сети, от которых никто не возникнет, т. е. никто не может освободиться без вразумления свыше. Никтоже может приити ко Мне, ‒ говорит Господь, ‒ аще не Отец, пославый Мя привлечет его, всяк слышавый от Отца и навык, ко Мне придет.
И завершая, еще раз вернемся к каинитам, закваску которых мы к сожалению, в себе все носим, и послушаем, что говорит Евангелие о каинитах. От одной крови Бог произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли – это речь апостола Павла в Ареопаге, раскрытая в Деяниях апостольских. Произвел, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли Его, хотя Он и недалеко от каждого из нас. Оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться. Дальше послание Петра: И так Господь для неверующих – камень, который отвергли строители, камень протыкания и камень соблазна, о который они претыкаются, не покоряясь слову, на что они и оставлены. Апостол Павел в послании к Галатам: Тогда, не знав Бога, вы служили богам, которые в существе не боги, ныне же получив познание от Бога, для чего вы возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя вновь им. Послание к Тимофею, первое: Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих даже вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил. И послание второе к Тимофею, апостол Павел: Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие, ибо люди будут самолюбивы. Это речь идет о православных. Люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы. Понятно, что неправославные – тем паче. Будут неблагодарны, будут недружелюбны, непримирительны, будут не любящие добра, жестоки, будут наглы, имеющие вид благочестия ‒ православного, ‒ силы же его отрекшиеся. Они противятся истине, люди, развращенные умом, невежды в вере, т. е. преданные религиозности, но называют ее верою. Потому и не имеют никакой силы. Злые же люди и обманщики при этом вокруг них будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь – вот здесь уже сказано о людях нецерковных. Злые же люди вокруг их и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь.
И Антоний Великий: Живя добродетельно, мы бываем Божьими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него – от Бога. А сие не то значит, чтобы Он, Бог, гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же, мучителями, напротив, соединяют.
Ну вот, на том сегодня завершим, радуюсь вашему терпению, и благословляю ваши силы, далее трудиться Господу.
14. Беседа
2016-03-04 Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер. У нас сегодня 14-я получается беседа «Христос, вера, имя», раздел веры, ну надеюсь, мы сегодня этот раздел завершим, с тем, чтобы потом в следующую пятницу уже быть в разделе «имя». Тем более, что об имени уже много сказано на проповедях, и поэтому потом буду отсылать вас к повтору проповедей, тех, кто не слушал уже, тех, кто не слушал, – то чтобы послушали их. Сегодня у нас 4-е марта. Евангелие от Марка завершается словами, в которых Господь прямо указует на признаки веры. Мы уже их не один раз приводили, ну сегодня в завершение начнем именно с них. Уверовавшие же, – говорит Господь, – будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов. Именем Моим, – обратите внимание, да, – будут изгонять бесов. Потому что следующий раздел «имя», но есть имя Христово, которое мы носим, а есть имя Христово, которое принадлежит Самому Христу. А есть имя, которое, имя Христа, которое мы можем произносить, будучи в имени христианина. Вот, три имени – они все разнятся. Я об этом сейчас делаю маленькую заметку с тем, чтобы потом на следующей беседе развернуть это, потому что здесь важные моменты открываются и еще один момент, именно связанный с нынешними временами, когда идет беспрецедентное, но правда, в Апокалипсисе и в пророчествах Господних сказанное наперед о том, что будет посягательство на имя, и на все три. И это посягательство в наше время сугубым образом сейчас совершается. Поэтому, ну сейчас больше говорим о признаках веры, тем не менее обратим внимание: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками, будут брать змей, т. е. и не повредит, т. е. укусы змей не будут вредить. И если что смертное выпьют, не повредит им. Возложат руки на больных, и они будут здоровы. В другом месте Евангелия Господь прямо говорит о том, что если бы вы имели веру хотя бы с горушное зерно, с горчичное зерно, то по слову вашему скажете горе сей сдвинуться, и она сдвинется. Т. е. во всех этих признаках веры очевидно, Господь говорит о явлении, в котором есть сила, особенно конечно, когда речь идет о горе. Чтобы сдвинулась гора, нужна какая-то сверх, и вышеестественная сила. Равно, как и все признаки, которые мы сейчас с вами услышали – они тоже требуют эту вышеестественную силу. Таким образом, если говорить о той вере, про которую говорит Господь, и которую именно Он принес на землю, то она имеет четыре свойства. Ну вот, первое – это сила, которая содержится в вере, и эта сила вышеестественная. Второй момент – совершается само действие веры, как прямое общение и отношение ко Христу, и сама эта вышеестественная сила дается человеку Самим Господом, когда и в какой момент? В акте прямого общения с Ним, в акте веры, в которой действует благодать Святаго Духа. Т. е. той веры, про которую мы с вами на прошлом занятии и на предыдущем говорили, человеческая вера друг в друга, вера в события, вера в науку и так далее, – это все вера человеческого естества, в которой нет действий Святаго Духа. И только там, где начинает действовать Дух Святый, то в вере человеческой дыханием благодати открывается уже тогда и Христос. И тогда мы вступаем в прямое отношение с Господом. Без Духа Святаго нельзя открыться Христу для нас, и нельзя нам с вами открыть себе Христа. Поэтому второе свойство веры – это прямое общение с Самим Господом, так же как мы с вами общаемся между собою, видя друг друга, так и в вере совершается прямое общение с Богом, со Христом.
Третий момент. Чтобы совершилось действие веры, очевидно, что должен быть назван сам, либо Сам Господь должен быть назван по имени, и в этом обращении к Нему мы подтверждаем и словесно свое отношение живой веры, прямого отношения к Нему. Либо как вот сейчас мы услышали: именем Его, именем Господним должно совершиться то или иное действие вышеестественной силы. Значит, третье свойство – непременное присутствие самого имени Христа в вере. И четвертое – это реальность и факт общения с Богом разумным, т. е. в котором Господь не просто исполняет любое, что бы мы ни попросили, без всякого как бы некоего, без разумения того, что мы просим, без разумения пользы или же вреда для нас, но мы всегда с вами имеем отношения с разумностью Бога, в которой есть точная гарантия, что если Бог отвечает, тем более, в вере являет вышеестественную силу, то это непременно происходит в пользу. И если Бог не отвечает, Христос не отвечает на наше обращение, хотя нам кажется, что мы все три первые условия как бы исполняем, а тем не менее, не совершается ответа Господнего, то очевидно, что то, о чем мы просим – оно для нас не полезно. Упование на разумного Христа снимает всякие разные смущения, которые часто вот возникают у людей в наш, в их обращениях с Господом. И акт живого общения – это четвертый, именно с разумным Богом, Который Сам знает, какие наши просьбы, желания и действия исполнять, а какие – нет. Не всякий, на кого мы призовем силу Божию, исцелеет. Потому что тут две стороны – с одной стороны Бог знает, кому дать просимое, и второе – праведник просящий, пребывая в вере, уже пребывает в силе Божией, и он по этой причине знает, за кого просить, а за кого – нет, о чем можно просить, а о чем – нет. Т. е. праведно пребывающий, праведник, пребывающий в вере или же действительно, в вере совершающий человек, прошения к Богу или обращение к Нему, уже в самом акте веры до самого прошения, уже знает, просить или не просить. Такую веру, ведущую, праведник знает по своему смирению. Не имея смирения, он будет гадать: попал – не попал, произойдет – не произойдет, вроде бы помолился, чтобы исцелились там, а исцелятся или не исцелятся – ходит и подсматривает, а в итоге оказалось – нет, не исцелились. Вот многие там с большой ревностью берутся читать то кафизмы, Псалтирь за кого-нибудь, да, то канон, то акафисты, и при этом ну с надеждою, что Господь услышит. А потом все равно смотрят и наблюдают – случается или не случается, а в итоге часто бывает, что столько акафистов прочитано или же столько Псалтири вычитано по нынешним временам некоторые берутся же вот всякие там чудовищные правила – по 40 Псалтири вычитать за кого-нибудь из ближних, не Псалтири, не 40 кафизм, или псалмов, а 40 Псалтирей прочитать за ближних берутся – а ничего не происходит, наоборот, еще хуже бывает иногда. Если бывает еще хуже, то тогда человек приходит в некое недоумение – что такое, почему? Если мы в вере вступаем в прошения к Богу, то в той вере, о которой идет речь сейчас по Евангелию, человек наперед знает, просить или не просить, становиться или не становиться на такую молитву. Ибо пребывающий в вере, пребывает в ведении Святаго Духа, и по тому таких ненужных или пустых действий не производит. Ну вот, это особенно ярко видно на старцах, когда мы читаем о старцах, мы видим, что за одних людей старцы молились, за других – даже и не брались, третьих просто гнали с ходу буквально – только он зашел – тут же старец выгонял человека. Это говорит о ведениях Святом Духе, Который имеется у человека, потому он и старец, и потому он пустого действия не производит. Мало того, многие старцы говорят, что я собственно говоря, не отдаю отчета в том – прочить или не просить. Когда просится, я прошу, ибо это не я делаю, но Дух Божий Сам делает. И не мое это действие, но Самого Господа, Господь так сделал. Поэтому вы меня не благодарите, это все Господь. Т. е. мы говорим о реальной вере. Конечно, тут факт, который мы, вернее, те признаки веры, которые говорит Сам Господь называет – это вершина веры, исполненная всеми этими четырьмя свойствами прежде всего вышеестественной силы. А вот близкое к нам, такое знакомое – это вера старцев, по которой тоже совершается, наверно, это ближняя к нам для нашего опыта вера людей, которую несут в себе старцы. Ну и тогда меньшая, чем у старцев, еще третья ступенька веры или начальная что ли вера – это наша с вами, которая отличается тоже особенностью. И если мы даже с маленькой своей верою приступаем какое-либо прошение к Богу, то эта вера исполнена упования. Если это реальная вера, то она всегда исполнена упования. Упование, которое не от нас, упование, которое опять же есть начаток уже самой веры. Ибо в этом случае вера и упование нераздельны. Хотя вот добродетели вера и надежда перечисляются как бы, ставятся в некий порядок или же перечисляются одна за другой, как надежда – более высокое состояние, нежели вера. Тем не менее, в вере уже есть упование, а упование без веры не может быть действенным, не может быть в силе. Поэтому конечно же, когда мы с вами с упованием на Бога молимся, то это уже мы в вере молимся, или: если мы в вере молимся, то непременно нам свойственно упование.
Утверждающие нас в таковые отношения с Богом звучат слова Ветхого Завета, в которых Сам Господь поставляет нас в таковую веру. Вот во Второзаконии в 26 главе Господь говорит следующее: Он будет твоим Богом, и ты будешь ходить путями Его, и хранить постановления Его, и заповеди Его, и законы Его, и слушать гласа Его. И Господь обещал тебе ныне, что ты будешь собственным Его народом, если ты будешь хранить все заповеди Его. Ну вот, это слова, которые предваряются там словами: слушай, Израиль, т. е. обращение к всему народу Божьему, давайте еще раз послушаем: Он будет твоим Богом, и ты будешь ходить путями Его и хранить постановления Его, и заповеди Его, и законы Его, и слушать гласа Его. И Господь обещал тебе ныне, что ты будешь собственным Его народом, если ты будешь хранить все заповеди Его. Тон, слова, поставляют нас уже в реальность того, о чем говорится. Т. е. если ты будешь исполнять все заповеди Его, то ты непременно будешь в таком характере своего христианского жительства. И если это сказано еще ветхозаветному народу так, со властью и с такою строгостью, то тем паче вот в день Пятидесятницы, когда совершилось схождение Святаго Духа, и сугубым образом Дух Святый взял Свой народ и начал усваивать его Господу, то вот это сугубое действие Святаго Духа, которое мы с вами сейчас знаем – оно делает нас по отношению к ветхозаветному народу совершенно особым народом. Но только одно из ветхозаветного – для этой особенности нас с вами, как особенного народа, особого народа, остается в силе – это если ты будешь хранить все заповеди Его. В подтверждение этому и Сам Господь говорит: И будете учениками Моими, если будете исполнять заповеди Мои. Тогда получается, что одно из важнейших действований самой веры, является совершение исполнения заповедей. Об этом мы чуть попозже будем говорить, более подробно, это важнейшее тоже свойство веры, пятое получается, которым она сама по себе, если вера в нас есть – она сама по себе подвигает нас к исполнению заповедей. И поэтому когда мы говорим, что вот мы не можем заповедь эту услышать, или же мы ее вроде бы поняли и разобрались, но как-то не получается ее совершать, или совершаем мы и все время сомневаемся: а то ли мы делаем, совершая эту заповедь. Или же вроде бы убеждены, что делаем то, но не вполне уверены: угождаем ли мы при этом Богу? Вот, если все это происходит в нас, это признак того, что в силе веры в нас еще нет. Это некое предварение веры, а к вере еще надо будет подойти, надо будет прийти, потому что когда придет вера, мы уже так таких сомнений выражать просто не будем, и в себе переживать их тоже не будем.
Теперь вот святителю Феофану свойственно всегда сопоставлять вот там благодатное состояние – и душевное состояние, греховное состояние – и состояние спасающегося, или же праведное состояние, да. И действительно, в этом сопоставлении ярче видна разница того и другого, и становится более отчетливый и ясный тот предмет, которого мы касаемся. Поэтому сейчас с этими свойствами веры соотнесем свойства религиозности, той религиозности, которая свойственна всякому человеку, всех народов, всех времен и всех религий, в том числе и православной религии, потому что во все времена в православии было немало народу, которые были просто религиозны, но на православный род, на православный ну скажем так, манер, были православны по религиозности своей. Но сама по себе религиозность – она была та же, что и у мусульман или же у индуистов, или же у обычных язычников. Значит, какова тогда, каковы признаки религиозности? Если в вере первый признак – это вышеестественная сила, то очевидно, что в религиозности этой вышеестественной силы нет. Второе: если в вере прямое отношение с Богом, со Христом конкретно, то ясно, что в религиозности таких прямых отношений со Христом нет. Ну, очевидно, что у людей разных религий они верят в других богов, соответственно не в Христа, и там Христа нет. Но православный христианин, который пребывает в состоянии религиозности, особенно на переходном периоде, мы оказываемся почти все оставшиеся с нею только лишь одною, с религиозность, утратив в себе саму веру и благодать веры, то тогда при этом по религиозности нашей отношение ко Христу есть, но прямых отношений со Христом лицо в лицо нет, ибо эти отношения может дать только вера, а религиозность дать не может. Поэтому по второму свойству в религиозности нет таких прямых отношений со Христом. Соответственно, тогда уверенность в разумном Боге или в разумности Бога тоже отсутствует, потому что отсюда и различные переживания: будет – не будет, попросил, вроде бы попросил, а будет – не будет, ответит – не ответит Господь, или же отвечает так, да прямо наоборот, или же вообще не отвечает, хотя я много усилий казалось бы сделал, вот да. Но это все усилия религиозности – они конечно же, и не могут иметь ответа Божия, если оказываются наши просьбы, или наши обращения неполезны для нас, либо лично для нас, либо для наших ближних, либо неполезны для жизненного пути, который ведет в конечном итоге к жизни за гробом, либо тем более неполезны для пути Господнего. Ну и да, еще соответственно, нет и собственно самого имени Христа, т. е. того имени Христа, которое в силе и в славе. Т. е. как имя сознаваемое, мы произносим, как имя знаемое, мы произносим, но имя в силе и славе мы не знаем, религиозность этого просто не знает и не может знать.
Вернемся еще раз к Каину. Памятуйте, что впервые иное бытие, чем в раю обнаружил и явил в себе Каин. И поэтому то, что в нем явилось, то в последующем во всех народах и продолжало быть, или умножаться, либо расширяться. И поэтому и в конечном итоге и составило внутреннюю основу падшего естества, а соответственно и внутреннюю основу нас всех земных людей, т. е. выведенных из рая. Каину была свойственна религиозность, да, три мы видели важнейших качества у Каина – была свойственна религиозность, не было веры, хотя при этом у него были прямые отношения с Самим Богом. Второе: Каин весь был посвящен земной жизни, и поэтому все дарования естества, каковые у него были – они все обращались на устроение земной жизни. И наконец, третье свойство Каина – это сам в себе закон, потому и он мог так дерзко разговаривать с Богом, потому он вообще не нуждался в Господнем благословении, ну а отсюда естественно, что Каин не нуждался ни в совете Божием, ни в наставлении Господнем. Если он сам в себе закон, то он все уже имеет, либо если недостает, то тогда он практикой и опытом сам обретет, если же и этого недостает, то тогда, ну у нас, у современных Каинов – есть пожалуйста, школы, техникумы, институты, мы получим через образование все то, что нам надо для исполнения нашей земной жизни. И поэтому такая уверенность в том, что в этих двух свойствах сам себе закон и исполнение всех земных дел от дарований собственных, делает Каина совершенно независимым от Бога. Повтор Каина почти практически один в один совершилось через многие тысячи лет после Каина – когда это произошло? Причем умноженный повтор, миллионы народа, составили, миллионы людей составили Каина по сути своей – кто это такие? Коммунисты, это же советский период, это чисто каинистский период. Сами себе закон, да, вся жизнь посвящена земным делам и земному устроению, и даже религиозность – и то в общем-то выкинули, хотя ее к сожалению, для них, для коммунистов нельзя выкинуть, тем не менее выкинули. Однако, вот мы обнаруживаем, что многие из них в конечном итоге, особенно к старости и в сугубых обстоятельствах и потрясениях кто тайком, а кто тихонько прибегали в церковь, даже высокопоставленные коммунисты – и те тоже прибегали к церкви. Ну, а уж различные суеверия – которые признак тоже такой темной религиозности – уж всем был свойственен, т. е. от религиозности человек никуда уйти не мог. Только уже категорические, совершенно крайние уже такие окаменевшие коммунисты – они уже даже были лишены этого суеверия, т. е. совершенно лишены религиозности, сами в себе закон, сами себе закон и мы – новый мир, мы наш, и мы новый мир построим, т. е. нам вполне хватит своих собственных дарований для этого. Нам даже не надо знаний Америки, нам даже не надо знаний Европы, мы все вполне себе сумеем создать. Ну и конечно же, то, что при этом поразительно же да – при всем при этом – из полной разрухи после гражданской войны, а потом на половине территории разрухи после Великой Отечественной войны, тем не менее страна именно этими устремлениями подымается до второй державы в мире. Это же поразительно. Т. е. это говорит еще и еще раз о том, насколько велика сила естества человеческого для устроения земных дел и земной жизни.
Ну и теперь если мы сейчас возьмем с вами нынешнее состояние человека, в котором уже не просто идет опора на самого себя, а идет опора уже на мистическое присутствие уже зверя и антихриста, то сейчас воздвигается новая державность или новая государственность, которая становится всеобщей или всеземной, глобальной государственностью, которая, во-первых, вся держится на всех человеческих дарованиях, посвященных устроению этого глобального государства с применением всех открытий, которые только были возможны сейчас раскрыть в естестве материального мира, и из него устроить все эти компьютеры и спутники и прочее, но при этом сейчас все больше и больше идет нарастание собственно самой религиозности. Потому что в конечном итоге это глобальное государство должно быть сугубо религиозным, и проданным, и посвященным уже мистическим силам диавола, т. е. демоническим силам, в которые ввергается весь народ. Т. е. в итоге получается, что каинистское сам в себе закон при его религиозности, чрез саму религиозность выставляет наперед, и в конечном итоге ввергает человечество полностью во власть диавола. Причем такую власть, при которой совершается нечто непреодолимое. И вот, поразительно, что может стать непреодолимым, какое действие может стать непреодолимым так, что назад вернуться уже от демонических общений будет уже нельзя, вернуться ко Христу уже будет нельзя. Ну, мы в современной жизни знаем, что это грех самоубийства, посягания на собственную жизнь, которая не есть твой дар, есть дар Божий, и ты вдруг распоряжаешься этим даром сам от себя. Такое распоряжение, опять же кстати, оно не может быть совершено самим человеком, дар жизни – это Богом данный, он не может быть преодолен самим человеком. Для того, чтобы это произошло, должно произойти поражение жизненности в человеке. Вот это поражение жизненности выводится через страсти в это поражение человек выводится через страсти, игрою страстей, под влиянием бесовских сил, и при поражении жизненности человек оказывается вдруг во власти уже бесовских сил, и уже их силами превозмогается собственно говоря, остаток жизненности. Тогда человек накладывает на себя руки. Но это единицы, до которых удается все-таки добраться там врагу разными усилиями, изощренными достаточно. Ну в наше время сейчас это больше как-то в это попадают сейчас юные и молодые, начиная с подросткового возраста, молодежь – они сейчас дают больше таких смертей.
А что является таким повальным, всеобщим действием, которое ввергает тебя уже во власть вражью, и ты назад пути не имеешь? Они подлежат покаянию. Грехи если, то грехи подлежат покаянию. Так вот, когда это я, я, я – упование на самого себя становится непреодолимо безвозвратным, нельзя вернуться назад, нету покаяния, не может его быть? Когда совершается смертный грех, т. е. хула на Духа Святаго. Вот это вот я, я, я – человека, в котором постепенно теряется совершенно упование на Бога, и в конечном итоге человек этим я ввергается в то самое как раз сам себе закон каинское, это самое я – которое пережили немало коммунистов, и для которых оказалось невозможно в итоге возвращение назад, т. е. покаяние невозможно оказалось. Но опять же, когда мы говорим об этом, то это тоже речь идет о в общем-то какой-то части людей, что в общем-то не все люди так, до такой степени себя доводят, до такой степени утверждают свое это – сам в себе в себе закон. Какое действие в итоге говорит уже об абсолютном безвозвратном впадении, т. е. потери всяк, потери значит веры получается, но при этом не просто потери веры, а ввержения себя во власть вражью, и уже безвозвратная погибель. Об этом действии говорит Апокалипсис. Какое это действие? Утрата чего? – имени. Утрата имени приводит к безвозвратной гибели. Поэтому-то и враг рода человеческого в общем-то разными путями как-то пытаясь людей совратить в свою сторону, и поэтому повлиять на их веру, и гася, угасая, добиваясь угашения веры, и вместо нее воцарения религиозности в человеке, однако тем не менее ну оставался все равно не вполне уверенным в обретениях, потому что в любой момент мог человек прийти в покаяние, и вдруг он оказывался вырванным из власти греха и страстей. Мало того, казалось бы – вот уже умер человек, и враг уже забрал, и он уже, человек, множество душ уже находится в аду. И торжествует враг уже – мои. Нет, оказывается, – не твои, потому что оставшиеся на земле и вся Церковь земная продолжает молиться за них, и вымаливает их из ада. Но постепенно все равно враг сжимает обстоятельства земной жизни, и человека выводит в узкий коридор, внутри которого все человечество в итоге должно будет совершить нечто такое, что уже никогда, т. е. навсегда уже приведет к гибели. Это нечто такое есть доровольный отказ от своего неизменяемого имени. Неизменяемым именем является не имена, которые мы с вами носим – Анатолий, Василий, Екатерина, там Марина, – эти имена меняются, с постригом вы можете изменить ваше имя, со вторым постригом, в схиму – тоже может, у кого меняют, у кого – нет, но могут поменять имя. Это имя изменяемое. А есть два неизменяемых имени. И вот, от них-то как раз и враг требует отказаться. Какие это два имени? Христианин, и второе – написанное на небесах, которого мы не знаем, но оно есть. С отказом от имени христианина ты отказываешься от имени, написанного на небесах. И вот теперь сейчас мы с вами в условиях, когда все вражье обращено в сторону, чтобы религиозность человеческая восторжествовала над чем? Над верою. И по этой религиозности человеческой человек пришел бы в совершенную беспечность относительно имени своего, и совершенно не стал бы придавать ему никакого значения. Подумаешь – ну и что, меня не будут называть по имени. Но зато у меня же есть там вот это численное имя, числовое имя, электронное, а по нему все пожалуйста – условия земной жизни для меня обеспечены, тем более, что религиозность Каина – она вся в конечном итоге служит земной жизни, потому что все равно в центре жизненной у Каина является устроение своей земной жизни, это его центр жизненных усилий. А суть этого центра является сам Каин, как сам в себе закон. И поэтому религиозность тоже обслуживает это устроение земной жизни и обслуживает это сам в себе закон. И в итоге человек приходит в совершенную беспечность относительно своего имени до такой степени, что сегодня ну, даже православные вообще не отдают себе отчета в том, сколь серьезная диверсия готовится для человека, страшная диверсия. Но при этом, когда Апокалипсис говорит о том, что будет такое действие, которое вас отлучит от Христа и ввергнет в геенну огненную – будет такое действие. Но мы полагаем, что наверно, их будет много таких действий – нет, Апокалипсис называет одно единственное, не много действий, одно единственное. И это действие – начертание вместо имени, значит ты будешь иметь вместо имени начертание электронное. При этом это действие, которое предваряет Страшный Суд. На Страшном Суде направо и налево еще пойдут, т. е. те, которые не приняли начертание, а скорее всего, это будет больше даже не те, которые не приняли. Те, которые не приняли – они уже будут оправданы. А это множество людей, которые сейчас находятся в аду до всех этих событий, до всякого этого отказа от имени они предстанут на Страшном Суде по своим делам. Мы же с вами предстанем не столько по делам своим сейчас, сколько по этому последнему акту, через который нас сейчас попытается провести – отказ от имени. Ну, это опять некое предварение следующей темы, но оно прямо выходит из темы «вера». Потому что чтобы такая беспечность к имени христианина совершилась в человеке, необходимо, чтобы религиозность восторжествовала над верою. Поэтому, когда апостол Павел говорит о том, что в последние дни, знай же, – говорит он к Тимофею, да, – что в последние дни наступят времена тяжкие, ибо люди будут самолюбивы, горды, надменны, злоречивы, ‒ целый перечень состояния самолюбия и гордости, да. Ну, может быть, это речь идет о каких-то там как раз коммунистах, неверующих и прочих – нет же, апостол говорит о людях религиозных, это свойстве религиозных людей. Причем конечно же, он говорит о людях религиозных, православно-религиозных. Они по содержанию будут православными, исповедовать православие, по действиям своим, по образу жизни будут совершать православные обряды, но при этом по характеру своему, по строю своего внутреннего человека они будут вот таковы. Это первый перечень. А дальше смотрите: неблагодарны, недружелюбны, непримирительны. Т. е. если первое перечисление все говорит о внутреннем духе человеческом, да, ‒ горды, самолюбивы, надменны, злоречивы, то вторая группа перечисляемого говорит уже об отношениях между собою, да, смотрите: неблагодарны, недружелюбны, непримирительны, нелюбящие добра в целом, по сути нелюбящие добра. И дальше – степень действий друг против друга какая будет – будучи первыми, потом будучи вторыми, теперь в действиях своих будут третьими – какими? ‒ Жестоки, наглы, при этом имеющие вид благочестия, а силы его отрекшиеся. Т. е. жестокие, наглые – там, где можно свободно защищать себя. А имеющие вид благочестия – это там, где надо себя показать, т. е. это лицемерие, это человекоугодничество и всякое такое, да, из которого в итоге рождается видимое благочестие или же чувство приличия у всех. И в этом благочестии силы не будет никакой. И дальше апостол раскрывает, почему они будут такими – они будут такими, потому что они противятся истине, потому что это люди, развращенные умом, потому что это люди – невежды в вере. Т. е. невежды в вере – это как раз религиозно-православные, называющие свою религиозность верою, но не подозревающие, что это не вера. Ибо если бы в религиозности своей силы веры отреклись благодатной, то веры нет, хотя живая религиозность может быть даже очень ревностная, но она вся в себя. Помните – святитель Игнатий Брянчанинов религиозную ревность, которая не есть вера, объясняет тем, что за ней лежит гордость и самолюбие, отсюда эта сила ревности и такой казалось бы, стремления к спасению, а на самом деле по гордости совершаемая. И дальше смотрите уже крайнее проявление этого состояния, в которое человек впадает – это что будут злые люди, злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и сами заблуждаясь. А преподобный Лаврентий Черниговский, ну как бы дополняя эту картину апостола Павла, просто говорит, что весь этот народ, вот так описанный, в своей религиозности будет наполнять все православные храмы. Но – добавляет, ‒ ходить туда будет нельзя, потому что там не будет силы, там не будет благодати. Хотя при этом люди все эти будут, будучи заблудившимися, заблуждаясь и невежды в вере, будут полагать, что все нормально, служба будет идти своим чередом, таинства как бы будут по внешнему виду и по действию совершаться своим ходом, мало того, все будет чрезвычайно благочестиво, очень профессионально, и купола будут блистать, храмы будут в великолепии, какого не знал мир до все это время. Ну и действительно, сейчас, если кто бывал в храмах столичных там, московских, питерских, где по лучшим образцам Софрино отделано все убранство внутри храма, просто поражены, насколько там все сверкает, блещет и дивно устроено. У нас некий образ этого наш мощевик. Представьте себе, что как мощевик – в храме все такое, все аналои, все иконы в такой – в золоте и в камнях. Ну вот, я заходил в такие храмы и в Москве, и в Подмосковье, сейчас уже много таких храмов. Но народ, который будет там стоять, будучи религиозным, не будут подозревать, что нету веры.
Давайте теперь обратимся к святителю Феофану Затворнику, что он нам говорит о вере. Святитель не от себя говорит, он опирается на святителя Тихона Задонского, а святитель Тихон говорит следующее: Кому проповедуется Евангельское утешение? Отвечает: нищим, т. е. тем, которые признают свою духовную нищету, не находят в себе при этом никакой правды пред Богом. Никакой правды пред Богом не находят в себе. А усматривают одно окаянство. Сам святитель Феофан в книге «Путь ко спасению» говорит о том, что это обнищание внутреннее, т. е. предание всему своему значению окаянства доходит до того, что все, что ты имеешь нравственного, ты должен научиться отложиться от него, пожертвовать всем нравственным своим Богу, не ведая, распорядится Господь этим нравственным или нет, потому что оно все погано. Если ты так себя чувствуешь, и так свое нравственное, отказываясь от него, отдаешь Богу, то тогда Бог Сам распорядится, только это мы сейчас слушаем об этом, а это надо пережить. Так вот, чтобы пережить, это надо иметь просто образ жизни истинно христианский, потому что без действий жизненных, где ты совершаешь христианские действования, невозможно что-либо пережить, ну, умом можно все услышать и все понять как бы, и может быть, даже некоторые эмоциональные переживания даже в чувствах пережить умом усвоенное, но это не есть переживание собственно самого сердца, тем более, это не есть переживание воли, которое действует уже, и тем более это не есть действование или же жизнь самого духа твоего. Когда же здесь речь, святитель Тихон Задонский говорит о том, что Евангелие проповедует утешение, значит веру – кому? ‒ Нищим, ‒ то ты должен это пережить духом. Т. е. тем, которые признают свою духовную нищету, не находят в себе никакой правды пред Богом, а усматривают одно окаянство. Значит, это первое, по духу.
Второе – в душе что надо иметь. Тихон говорит: надо быть сокрушенным сердцем, т. е. тем, у коих сердце как стрелою уязвлено печалью о грехах. Как стрелою уязвлено печалью о грехах. Ну вот, кто переживал когда-либо покаяние, до покаянных слез, тот наверное, может в себе немножко как-то разуметь, о какой стреле идет речь, и о каком уязвлении печалью идет речь. Что же в таком случае есть для нас все знаемое нами по о вере, наши все знания веры, учение веры, закон Божественный, который есть собственно говоря, вера, выложенная в слове. Святитель говорит, что это некоторая предварительная помощь Божья, которую Он нам дает в виде знаний веры, которая при этом показывает нашу виновность и немощь, и как бы взявши за руку, ведет нас ко Христу. А вот Самого Христа уже чтобы пережить, святитель Тихон говорит, что надобно в тесноте совести углядеть Христа, как прощающего тебе грехи, именно тем, что сам на теле Своем вознес их на древо. В тесноте совести ты должен это услышать. Вот назначение закона и всего знания веры. И если мы останемся с вами в религиозности, то так как эта религиозность состоит сам в себе закон и некое довольство собою, то тогда получается, что усвоив все знание веры, или какую-то меру этого знания, ты оказываешься доволен вполне тем, что ты знаешь. И вот это – что я знаю, уже довольно для меня – оно в итоге никуда тебя не ведет, потому что ты как бы достиг уже цели, ты уже на вершине своей жизненности, на вершине своего осуществления – я знаю, мало того, я всех учу, мало того – я готов всем сделать замечание, что вы не так делаете, делайте вот так, я вам сейчас расскажу, как надо делать. Святитель Тихон прямо указывает, что не это назначение закона. Никакого значения для твоей самости закон не имеет, и пользоваться законом для того, чтобы становиться сам в себе доволен, и над всеми стоять и чваниться нельзя. Закон есть только для одного – чтобы привести нас ко Христу. Где, к какому Христу? Который откроется в тесноте нашей совести. Но тогда надо пережить саму эту тесноту совести. Совесть теснится тогда, когда ты сдавлен, она хочет дать тебе жизнь, а не может пробиться, естественно, если она сама живая, то она хочет дать жизнь тебе во Христе, она ищет Христа, она пробивается к Нему, но она сдавлена с одной стороны, самим этим законом, а с другой стороны – обстоятельствами жизни, в которых ты оказываешься. Ну, как это можно узнать, как реальность вот – когда мы с вами, ну постоянно имеем наставление, что вот возникла трудная ситуация, и наставление: вспомни Евангелие, что Евангелие говорит, надо в этом случае делать? Вот она теснота. Реальная трудная ситуация с одной стороны, с другой стороны – наконец ты вспомнил, какое же Евангельское слово надо применить сюда, ты его вспоминаешь, и совесть должна уловить, усвоить это слово и пробиться ко Христу, не просто ситуацию разрешить, а ко Христу должна пробиться, ели она у тебя живая. Помните, да, определение совести святителя Тихона Задонского, который прямо говорит, что совесть прежде всего есть исполнительница наших отношений с Господом. И повелевает нас именно к Нему. Вот это движение или дыхание совести, которое пробивается в любой трудной ситуации, в которой ты не знаешь, как правильно, как угодно Богу совершить, ‒ к совести обратись, научись ее слушать, возгрей ее до той меры, чтобы она стала деятельным твоим внутренним движителем. И тогда она и в ней собственно говоря, разворачивается, раскрывается или же оживает вера твоя, потому что там стяжается благодать Святаго Духа. И вот, в этом стремлении совести своей пробиться ко Христу сквозь эту тесноту, с одной стороны разумное Евангелие, с другой стороны обстоятельства трудные, и надо решить не обстоятельства, а надо через это обстоятельство, через это разумное Евангелие пробиться куда? Ко Христу, вот ведь что надо сделать. Если же ты будешь решать только одни обстоятельства, не пробиваясь ко Христу, то ты оказывается, устраиваешь свою какую жизнь? ‒ Земную жизнь, но тогда ты – Каин, ты в своей религиозности тогда оказываешься. Потому-то и наверно не получается никак уловить эту задачу ко Христу – как это совестью ко Христу, так ты просто в религиозности сидишь, она и не ищет ‒ религиозность твоя Христа. Ибо, ‒ говорит святитель, ‒ в тесноте совести нет иного прибежища, кроме Христа, Который грехи наши Сам на теле Своем вознесе на древо. Чтобы в сердце зачалась вера Евангельская, ‒ дальше говорит святитель, ‒ необходимо предварительно познать немощь свою, а дальше говорит еще о одном третьем явлении, которое надобно иметь. Первые два какие – помните? Надо пережить себя каким? Нищим, да, в окаянстве. Второе? Сокрушенным. Нищим по духу, да, окаянным, а в душе сокрушенным сердцем – второе. И третье, а третье – это вот иметь страх Божий. Вот об этом страхе Божием вот что говорит святитель Тихон: Надо предварительно познать немощь свою – предварительно. А дальше: дальше живо восчувствовть. И вот, для того, чтобы этот страх Божий возник в тебе, живо восчувствовать гнев Божий, клятву, суд, осуждение, определенное грешникам. Тогда в сердце сим страхом, как огнем, очищенным и приуготовленным, зачинается и вера от Духа Святаго – вот добрались. Т. е. если опираться на эти вот разъяснения, то мы совершенно точно можем сказать, что мы не в вере ходим, мы такую веру еще даже и не добирались до нее, мы ходим в религиозности, правда, православной, правда, имея при этом опыт веры, но который утратился, вернее, скрылся у нас в сердце. Мы же были все в призывающей благодати, практически все здесь сидящие – это все люди призванные, пережившие действие призывающей благодати, коли благодати, значит живой веры. Но она сокрылась, и мы сейчас с вами должны заново к ней восставать, возвращаться. И это есть переходный период – от призывающей благодати к благодати содействующей. При этом она незримо, неведомо для нас все равно содействует, таинственно содействует в нашем этом обретении, и даже в том, чтобы вот сейчас хотя бы как-то внимать этим словам, которые мы сейчас читаем, очень трудным словам, почти неузнаваемым из нашего опыта, и тем не менее получается, что должно, нам надо их знать, и как-то пытаться осуществить себя в этих словах.
Таким образом, дальше уже святитель Феофан делает выводы: Всему предшествует познание Господа нашего Иисуса Христа и познание устроения спасения в Нем. Ну, т. е. то, чем мы сейчас с вами занимаемся, да, мы читаем книжку, слушаем проповеди, изучаем учение, кто-то учился в училище. И это знание веры является пред предшествованием. А дальше требуется еще познание Господа нашего Иисуса Христа или познание устроения спасения в Нем, уже практически, опытно, т. е. в самой жизни церковных обычаев, узнанное, прочитанное в книгах должно быть еще и узнано и подтверждено в практике нашего церковного бытия, служб, молитв, постов, хождения в году по праздникам годовым церковным. Вот, это соединение должно быть, знания с практикой, да, через что появляется и опять же все равно, предшествующее познание Господа и познание устроения спасения в Нем. Такое познание есть необходимое условие к рождению веры, т. е. вся наша современная жизнь, которую мы сейчас с вами имеем, в практике церковных наших действований, и плюс все наши знания являются условием для того, чтобы вера в них была рождена. И это очень важно, и то, что это у нас есть – это хорошо. Потому что, ‒ говорит святитель, ‒ как веровать, не зная предмета веры.
Дальше уже в условиях для обретения веры святитель Феофан называет проповедников веры, т. е. должны быть на пути нашем, встреченные нам проповедники веры. Ну, не просто дающие уроки знаний, а проповедники самой веры, т. е. живущие в вере и проповедующие из живого своего дыхания веры, тем самым они наше познание веры в виде содержания и в виде церковной жизни оживляют своим живым дыханием веры, они проповедуют ее из своей реальности. Должна быть встреча с таковыми, потому что первыми таковыми были апостолы. И главное назначение было апостолов в том, что они были реальными свидетелями воскресения Христа. Таковых свидетелей воскресения Христа было всего 12. Еще 500, которым Господь явился, но один раз, а к апостолам Он являлся от трех и больше раз, 4 раза, к 12 являлся 3-4 раза. Постепенно, мы с вами уже говорили об этом, ‒ утверждая в них веру в Его воскресение. Поэтому они являются ведущими свидетелями воскресения Христова, которые были Его живыми свидетелями. И поэтому с тех пор постоянно требуется живой свидетель от свидетелей. Где же тогда последующие обретают это свидетельство воскресения Христа. Воскресение Христа обретается в каком таинстве? Причастия, таинство причастия и есть таинство воскресения. И если человек в этом таинстве начинает жить, и из него уже начинает быть свидетелем веры, т. е. воскресения Христова, то эта его вера делает его тем самым проповедником, встреча с которым обязательна на нашем пути, нам нужно иметь такого проповедника. Ну вот, идеальным конечно в этом плане являются старцы, особенно те, которых мы, ну вот, вживую почти мы все не видели, ну я вот, так Господь дал мне, сподобил иметь живое общение со старцами. У вас же большинства такого общения не было, но зато было видео, общения вот эти несколько месяцев, да, мы смотрели их хотя бы в видеоряде, тоже было удивительно. Они своим поведением, своим образом, своими, своей простотой речи, и какой-то несказуемой благодатности своей как раз свидетельствовали воскресение Христово, которое они получили откуда – из таинства причастия. И вот, если есть при этом у человека есть жажда спасения, ‒ говорит святитель Феофан, ‒ то тогда такая встреча с проповедником, а перед этим предваряющее познание Господа и пути спасения, которые Он предлагает, ‒ тогда они все это будет восприниматься, ‒ говорит святитель, ‒ с услаждением. Если жажда спасения в тебе начала быть, то познание веры, тем более проповедника ты будешь слушать и принимать с услаждением, так, что в итоге это услаждение занимает всего его, обнимает все внимание и оставляет после себя желание еще слышать, еще поучаться, и еще познавать. Вот, это как раз то самое, о чем Господь Сам просил Отца Своего, помните, ‒ тех, которых Ты Мне дал, Я сохранил, да будут в Нас едино, но и те, которые по слову их, тоже пускай будут в Нас едино. А по слову их – это значит те, которые жажду спасения возжелали, заимели и из этой жажды с услаждением принимают знания и проповедника, обнимая все вниманием и оставляя, и развивая или сохраняя в себе или остаются в себе с желанием еще и еще слушать, еще и еще поучаться, еще и еще познавать. Ну вот, может быть, это и есть сидящие здесь, вот да, и треть из того начального состава, которая сейчас дошла до нынешней беседы.
И после всех этих слов святитель Феофан говорит: но не всем, но не во всем этом еще вера, или по-другому: но вера еще пока не во всем этом, это все еще предваряющие условия для веры. За познанием, искренно принятым от проповедника следует, ‒ дальше, ‒ сердечное убеждение в истине Евангелия. Сердечное убеждение. Убеждение-то у нас с вами как-то умом же это, да, а тут сердечное убеждение – вот что должно быть пережито. В истине Евангелия. Что значит в истине Евангелия? ‒ А вот что – что спасение именно в том, что спасение рода человеческого действительно устроилось так, как проповедуется, и что основания спасению людей иного нет и не может быть, как в Господе Иисусе Христе. Это сердечное убеждение составляет отличительное свойство веры, уже веры, видите как. Многие знают умом домостроительство спасения, но не у всех их есть вера. А в наше время мы с вами сейчас как раз в тех обстоятельствах, про которые сказано, что придет Христос, и не знаю, найдет ли веру на земле. Но зато в обилии найдет что – религиозность православную. Истинно верующий, а в другом месте говорит: истинный христианин. Обратите на это внимание, потому что мы на следующей беседе будем эти слова держать в самом центре своего исследования, т. е. испытания. Истинно верующий или истинный христианин так привержен сердцем к вере во Христа, сердцем к вере во Христа, что не только небоязненно исповедует Его, но и стоит за сие исповедание до крови, потому что оно дороже ему самой его собственной жизни. Ну и это еще не верх.
А дальше следующая уже степень веры, это уже верх. Верх же всего совершенства веры составляет живейшее личное убеждение, что Господь как всех, так и меня конкретно спас. Как со всех снял проклятие, так и с меня. Как для всех есть живот, т. е. жизнь, так и мой живот. И святитель Тихон добавляет: истинно верующий исповедуется апостолом: верою живу Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себе по мне. Верою живу Сына Божия, верою живу, верою вкушаю Сына Божия – это как-то ложится. А верою живу Сына Божия – слышите, возлюбившего мене и предавшего Себе, кажется мне – нет, и предавшего Себе о мне. Поразительные эти церковнославянские обороты, которые как-то поставляют нашу душу в совершенно иное усвоение, нежели наш сегодняшний рациональный ум хотел бы это усвоить и уложить. Но наш ум усваивает, укладывается, как бы выпрямляя и вытягивая до тоненькой ниточки, которой и не видно становится. А тут обороты церковнославянские – они наоборот утолщают эту ниточку, делают ее еще и скрученной. Верою живу Сына Божия, возлюбившего мене и предавшего Себе по мне – послание к Галатам. И дальше святой Дамаскин поет: спасл еси всего мя человека, до мене идеши, мене ища заблудшего. И заканчивает святитель Тихон: в такой вере все существо христианского блаженства заключается.
Ну вот, и после того, как таким образом вера усваивается, тогда уже и начинается ее развитие, развитие веры совершается через ее действования веры. Если мы до этого говорили о усвоении веры, ее в нас воцарение, сначала предварительное условие, одно, второе, потом собственно сама вера, а потом ее вершина, то дальше оказывается, еще должны ‒ чтобы эта вера удержалась в нас, должны быть ее действия, потому что если она действовать не будет, то она засохнет. Значит, нам надо полюбить эти действия веры. И что о них говорится? Святитель Феофан: все спасительные действия веры, о коих упоминается в Святом Писании, принадлежат такой именно вере, какую мы сейчас с вами услышали. Все спасительные действия веры принадлежат именно такой вере. Ясно, что это не религиозности все это принадлежит, и не религиозному православию. Главный же ее плод, и как бы основания всех других плодов, есть оправдание. Главный ее плод есть оправдание. И дальше святитель Тихон: Она таинственно соединяет душу верующего со Христом, как невесту с женихом. При сем Христос отъемлет от такой души клятву, отъемлет осуждение, отъемлет всю скверну греха, а вместо того подает ей благословение. Подает при этом чистоту и святость. Вот что такое благословение, это не просто ручки подставили, и батюшка благословил, и ты побежала делать свои дела в настроении и состоянии Каина, но в религиозности, очень живой, но в религиозности, которую ты не узнаешь, что ты без веры побежала или побежал. В итоге наделав всяких дел, прибегаешь и говоришь: ой, простите, я то-то и то-то наделала или наделал. Ну подожди, ты же благословилась, или ты благословился – как же это так могло произойти? Оказывается – вот, благословение благословению рознь. Именно в такой вере, которая описана, да в ее таких действованиях ее только лишь и будет у тебя, ‒ говорит святитель Тихон Задонский, ‒ сначала благословение, которое подается вместо клятвы, под которой тебя содержит грех твой, осуждения, скверна греха – все должно быть смыто, ‒ тогда ты услышишь благословение, которое ляжет в тебя, и за этим придет чистота и святость. Ну вот, правда, при этом конечно, очень верно, что с благословения все начинается, поэтому конечно, надо подставлять ладошки и просить: благословите, батюшка, а не просто договорившись, что вот батюшка, можно я сделаю то-то и то-то. ‒ Ну делай, хорошо, ну и ладно договорились – договорились. Хорошо, я побежала, или я побежал. Нет, не договорились, а благословите. А дальше уже испытуй – в вере ли идет твое исполнение этого благословения. А как узнаешь? А по плодам – в итоге совершилось то, что надо было сделать, угодно Богу или нет. И вот, чтобы таковое все совершалось и происходило, должно быть оправдание. А что такое оправдание? А оправдание – дальше следующая главка – это благодать, содействующая явно. Ну, это уже степень после переходного периода, это степень, где явно уже благодать подтверждает, что твое действие действительно благословленное, что твои действия угодны Богу, и что твои действия действительно ведут к спасению. Она подтверждает это. Если она сочетается с твоими действиями в твоей жизни, значит ты спасаешься, если она не появляется у тебя, значит, ты где-то не там бегаешь. Вот что говорит нам святитель Феофан.
После этого мы можем с вами более уже уверенно пойти к важнейшему свойству веры – в ней естественно происходящее побуждение к действиям, т. е. заповедям. Но перед этим давайте услышим слова из псалма: спасение праведных от Господа, и защититель их есть во время скорби, и поможет им Господь, и избавит их, и измет их от грешник, и спасет их, яко уповаша на Него. Спасение праведных от Господа, и защититель их есть во время скорби, и поможет им Господь и избавит их, и измет их от грешник, и спасет их, яко уповаша на Него. И вот апостол Иаков наставляет: видишь ли, что вера содействовала делам его – Авраама, когда он возложил сына Исаака на жертвенник. Видишь ли, что вера содействовала делам его, и делами в свою очередь вера достигла совершенства. Вера содействовала делам, и делами достигла совершенства. Давайте остановимся на этих словах, удивительных: вера содействовала делам. Чему содействовала? Тому, чтобы дела эти получили оправдание перед Богом. Можно было положить сына своего на костер и заколоть по приказу Бога, или по Его поведению, потому что Сам Бог голосом Своим повелел же это сделать. Можно ли из этого заключить, это если Бог разговаривает с человеком – это и есть реальность того, когда в человеке в ответ откликается вера. Ну вот, Каин – с Каином разговаривал Бог, когда спрашивал его: где брат твой? А дерзкие ответы Каина не говорят о вере, какая очевидно была у Авраама. И факт общения Бога с Каином не к оправданию Каиновых ответов, типа – что я сторож что ли брату своему? Вот и Христос с учениками Своими три целых года говорил лично Сам, Бог говорил с ними, но не потому что говорил с ними Бог, ‒ в них началась вера. Бог говорил со множеством людей Израиля, когда Христос призвал учеников Своих, Он сказал им почти тоже, что когда-то сказал Аврааму. Аврааму Он сказал: Возьми сына своего. Ученикам Своим сказал: Оставьте сеть, ремесло свое, и даже отца своего и следуйте за Мною. И Авраам, и ученики послушались Его, послушались, содействуемые к тому, как говорит апостол Иаков, ‒ чем? Верою. Вот вам разница между нашим с вами – договорились, батюшка? ‒ Договорились. Я пошла или я пошел делать. А здесь и Авраам, и ученики послушались Господа, содействуемые, как говорит апостол Иаков, ‒ к тому верою. Не было здесь подчинения приказу. Не было это послушание ответом на повеление, как это бывает в житейской практике, когда кто-нибудь может повелеть с такой силой кому-нибудь другому, сделать то или другое, и человек подчинится, сделает. Не сила, с которой Бог говорит с человеком, и не сам факт разговора Бога с человеком порождает в этих случаях веру в человеке, но вера предшествует разговору. Прежде, чем разговор будет Бога с человеком, вера уже в нем, в человеке, и уже к содействию его делам, к оправданию перед Богом, и уже к явлению человека перед Богом, верным Его, Бога, слугою, рабом, чадом. Вот, здесь мы встречаемся с фактом реальности нашей житейской практики, где вот это благословите, и получив благословение, мы идем с упованием, что Бог теперь с нами. А некоторые идут как: благословите – идут с упованием, что теперь все, дело с концом, дело у меня в кармане. Слышите разницу? Одно дело – с упованием, что Бог теперь со мною, и другое – с уверенностью и упованием, что дело в моем кармане. Если бы первое, с упованием, что Бог со мною, то дело-то может же и расстроиться, и Бог будет этому причиной, потому что Он со мною, а я дурной, ринулся делать какие-то дела, которые ведут в итоге к гибели какой-либо или же не к пользе. Но теперь, когда Бог со мной, уж точно дела или так, или так, но неважно как, но они будут двигаться и совершаться, что с ними будет совершаться? ‒ То, что Богу угодно – вот что будет совершаться. А дела взяли и все развалились. Как хорошо, слава Тебе Господи. И только потом уже, уповающий, ну уповающий и радуется тому, что дела так происходят, а потом он уже задним числом обнаружит, для чего так произошло, и как дивен Бог в Своих премудрых Промыслах, ‒ будет говорит он про это благословение. Поэтому вот, часто приходится людей, мне постоянно приходится же на дню разных людей благословлять на то, и на другое. А потом ко мне приходят с обидою и говорят: Батюшка, вот Вы благословили, а все произошло прямо наоборот. Я говорю: Ну так я же благословил, чтобы Бог с вами будет, ‒ вот Он и вам устроил, все наоборот. ‒ Да ну вас, я лучше пойду к другому батюшке. Так вот, еще раз давайте: прежде, чем разговор будет Бога с человеком, вера уже в нем, в человеке. Из этой веры он уже испрашивает благословение. Для чего? Чтобы Бог присутствовал в моих делах и в моей жизни, а вовсе не для того, чтобы то, что я задумал – то обязательно совершилось – вовсе необязательно. Но если действительно оно еще и в Божиих Промыслах – то и совершится, ну и слава Богу, значит, я не вполне совсем уж тупой или дурной, почти уже близко к Богу хожу, коль спрашиваю те дела, которые потом и Бог оправдывает. Но часто к сожалению, не так ведь бывает. Значит, вера должна быть уже прежде, чем разговор Бога с человеком произойдет, и уже к содействию его делам, к оправданию этого человека, этой его просьбы перед Богом, и к явлению человека перед Богом быть кем? Явиться перед Богом, получив благословение, вера для чего нужна? Для того, чтобы явиться перед Богом верным Его, Бога слугою, рабом и чадом, которое на все, что будет происходить после благословения, говорит: Слава Тебе Господи, правда? И поэтому люди религиозные – они часто не могут понять – как это так, с человеком произошла беда, он вообще сделался инвалидом после благословения. А он говорит: слава Тебе, Господи. Так он радуется не тому, что дела совершились или не совершились – он вообще не в это благословлялся. Он благословлялся в то, чтобы Бог был с ним. а Богу было угодно, чтобы он сделался инвалидом, и оказывается, через это он вдруг пресекся в своих чрезвычайных там намерениях, которые были неполезны. И весь остаток своей жизни, еще 30 лет провел при своем доме, в своей кровати, но зато не наделал всяких разных бед. Именно это Богу и было угодно. Человек это в конечном итоге конечно, поймет, если он чуть-чуть живой в вере, но к сожалению, мы это часто поздно понимаем. Поэтому если вы идете в вере, то легко сказать на всякие несчастья: Слава Богу. Господи, благодарю Тебя. Было бы счастье, да несчастье помогло, правда? Само же дело или послушание слову обнаруживает, открывает уже наличную, т. е. опережающие пребывающую в человеке веру, и открывает два ее свойства. Оправдывает перед Богом дело или послушание, как угодное Богу. И второе: являет самого делателя или послушника человеком, верным Богу. Вот ее два свойства веры, в момент, когда человек благословляется. Первое – оправдывает перед Богом дело или послушание, как угодное Богу. При этом оно может сковырнуться, но оно так угодно Богу. И оно оправдано. А второе: являть самого делателя или послушника человеком, верным Богу. Такой не заропщет, не скажет, что Господи, я от Тебя ждал, просил 20 лет на это положил все свои силы, и все свои средства. А Ты мне что выдал? ‒ не скажет так, потому что он верный, он слуга, он раб Божий. И говорит апостол Иаков: и исполнилось слово Писания: верова Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность. И слушайте далее: он наречен другом Божиим. Видите – два свойства произошли на нем. Не то же ли самое говорит апостол в уже приведенных нами в самом начале словах? Видишь ли, ‒ говорит апостол, ‒ что вера содействовала делам его, и делами вера достигла совершенства, т. е. явила верного Богу человека. Эти два свойства веры особенно важны нам, людям Церкви в наше время, мы постоянно называем свои дела и выполняемые поручения – послушанием. Но слово послушание в Церкви имеет только одно значение: это слово свидетельствует о вере. В Церкви нету другого послушания, в Церкви есть только послушание веры. И свидетельствует сразу два ее свойства, а значит в делах наших верность Богу, и в самих делах их угодность, т. е. угодность этих дел Богу. Нашу верность Богу и угодность дел наших Богу.
С другой стороны, мы, будучи в Церкви, постоянно говорим, что веруем, т. е. с одной стороны мы говорим послушание, а не отдаем себе отчета, что это послушание веры. Мало того, даже вообще просто любые дела называем просто послушанием. И выполняем их, ну еще хорошо, как религиозные люди, а то и вообще просто как люди светские, которые никакого отношения к религии не имеют, дело выполнили – и все, но правда, в обойме как бы веры, вернее, в обойме Церкви, потому что дела назвали послушанием церковным. А оказывается, это совсем не одно и то же, что послушание веры. С другой стороны, мы будучи в Церкви, постоянно говорим, что веруем. Но вот апостол Иаков несколько раз повторяет нам: что пользы, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Вера, если не имеет дел, ‒ говорит он, ‒ мертва сама по себе. И вот тут мы с вами остановимся еще на одном, третьем как раз, том самом важнейшем свойстве веры, о котором мы с вами говорили. Эти слова, сама по себе, говорят еще о каком-то свойстве веры, по которому она непременно ищет дел, она без них не просто мертва, она без них не может быть, потому что она в них и через них только и бывает жива. Ну, это все равно, что вот если человек живой. То он будет дышать, а если он дышать прекратил, то он очевидно, какой? ‒ Труп, это уже не человек, это труп. Даже не мертвый человек, это просто труп. Вера совершенно такова же, т. е. если она перестает делать дела, то это нету веры, вместо веры не просто мертвая вера, а просто нечто иное, труп, ну, т. е. религиозность в лучшем случае, а то и вообще просто неверие или пребывание за пределами Церкви. Потому что вера в них и через них только, т. е. в делах, ‒ только и бывает жива. Апостол на примере человека, еще раз, третий раз подтверждает свои слова. Он несколько раз эти слова повторяет какие: как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва. Т. е. настолько это важно видимо, для него было, ‒ апостола Иакова, что он трикратно, по-разному поворачивая, произносит, в конечном итоге завершает такими словами: как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва. Но если мы сейчас вчитаемся в эти слова, то мы увидим еще один удивительный поворот проповедника веры. Мы же говорим, что надо иметь как условие, обязательную встречу с проповедником веры, который когда говорит, то он так говорит, что в итоге ты вдруг осекаешься в своих как бы понятках об этом, ты вроде бы понял, а что-то он так сказал, что ты – а почему он так сказал? Ты вроде бы, когда он сказал, ты вроде бы все понял, а в то же время ты сейчас вспомнил, как он сказал – а почему он так сказал? Значит, ты что-то не все понял, или вообще может быть, не то понял. Давайте вчитаемся. Что здесь делает апостол? Он тело человека соотносит с чем? С верой. А дух человека соотносит с чем? С делами. Видите как. Человек в теле, мы знаем, жив духом. Так и по образу апостола, вера жива делами, как тело живо духом. Вера жива делами, как тело живо духом. При этом смотрите: дела – это нечто материальное, осязаемое, но она это осязаемое, делает веру живой. Тело тоже осязаемое, но тут наоборот – не тело делает живым дух, а дух делает тело живым. Здесь такой неожиданный оборот, т. е. в одном случае осязаемое становится жизнью для неосязаемого, для веры, а в другом случае тело в реалиях наших само по себе без духа мертво. А если не так, то, ‒ говорит апостол, ‒ как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва. Т. е. если вот эту аналогию взять, то мы с вами увидим еще и еще раз подтверждение, насколько важны дела для веры, они составляют ее что? ‒ Жизнь. В сознании современных людей, особенно образованных в православии это совсем не так. Но это так в практике. Так высоко ставит апостол дела верующего человека, что сопоставляет их с духом, через который оживляется тело его. А веру ставит при этом на место тела. Но тело обнаруживает и открывает уже наличную, т. е. опережающе пребывающую в человеке веру, и открывает два ее свойства – оправдывать перед Богом дело или послушание, как угодно Богу, и являть самого делателя или послушника человеком, верным Богу. И в то же время тело – это то, что видимо. Так и вера становится видимой и очевидной именно в делах верующего. Тело – это то, что видимо, так и вера становится видимой и очевидной именно в делах верующего. Поэтому и святые говорили между собою: покажи мне веру твою – чем? ‒ Делами твоими. Но и сами делами, поступками своими являли веру свою. И теперь, когда мы читаем жития святых, праведников и благочестивых людей, мы читаем в событиях их жизни, в образе их жизни, укладе церковной жизни прямое живописание их чего? ‒ Веры. Грубо говоря, можно теперь сказать, что есть два вида веры: мертвая вера и живая. Мертвая – это религиозность, в которой уже благодати нету, но она при этом ищет, в православии она ищет Христа, в индуизме она ищет Вишну, Кришну, в мусульманстве она ищет Аллаха, в язычестве, язычниках она ищет разных духов гор, рек, озер. А живая вера? Живая вера всегда ищет Христа и Его оправдание. Мертвая при этом может быть как угодно заявляема, т. е. религиозна или по-современному декларируема, но за ней не будет ни поступков, ни дел веры, ни уклада жизни, в котором был бы виден уклад веры живой, веры благодатной, ‒ не будет. Вместо этого что будет? Вместо этого будет, как говорит апостол Павел, да, самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, или другая группа: неблагодарны, недружелюбны, непримирительны, ‒ вот что будет, да.
Ну вот, теперь третье свойство веры – это непременное проявление ее в делах, но более того, побуждение дел, поступков и уклада жизни, в соединении с которыми она и будет жива, или в них-то она и является живой, иначе она и жить не может, будет не просто спящей или не пробудившейся, но будет по слову апостола просто мертвой, чем и является собственно говоря религиозность. Т. е. религиозность вполне Каина вспоминаем – религиозность вполне сопутствуется или сослагается с двумя его свойствами, да – жизнь вся посвящена устройству земной жизни, и сам он при этом сам в себе закон – все это свойственно религиозности.
На том бы и поставить нам точку, как бы и дело с концом. Приговор вере без дел вынесен – мертвая вера или религиозность. Но неожиданно, как неожиданный адвокат, появляются на память слова: и мертвые оживут. Вы еще наверно, не очень поняли, откуда вдруг и к чему эти слова вдруг вылезли: мертвые оживут. Знаю, ‒ говорит Марфа Христу, ‒ в последний день и мертвые воскреснут. Но воскрешение Лазаря произошло не в последний день. Лазарь, выйди вон, ‒ воззвал громко Иисус. И вышел умерший, обвитый погребальными пеленами. И другие слова Евангелия: силен Бог из камней воздвигнуть детей Авраамовых, т. е. людей живой чего? ‒ веры. Силен Бог. На возглас Христа вышел из гроба Лазарь, умерший телом. Вспомним, ‒ апостол Иаков сопоставляет с телом веру. Что это значит? Это значит, что с мертвой верой, т. е. с религиозностью люди могут восстать, воскреснуть, как мертвые камни могут быть воздвигнуты детьми Авраамовыми, детьми веры. Здесь реальность веры прямо выходит к реальности какого события? К реальности воскресения. Т. е. получается, что из религиозности пробудиться в веру нельзя иным образом, кроме как чем? Воскресением. Без воскресения веры для таких людей нет. И воскресения Христа тоже нет, одни только слова, одни только знания. Чтобы жить с чаянием воскресения Христа, надо иметь для этого живую веру. Но тогда чаяние воскресения мертвых все равно, что вера в воскресшего Христа. А это в свою очередь все равно, что живая вера. Как не может она быть без дел, так не может она дела веры, т. е. свои дела, творить мимо воскресения Христа. И не может жить без устремления к воскресению мертвых, и Царству Небесному, где вечная жизнь, но уже не веры, жизнь, а ее осуществления, ‒ совершенной любви к Богу. И эти-то связи живой веры с воскресением Христа, а в воскресении Христа с Царством Небесным, и для этого воскресения мертвых, повествуется в Евангельских событиях, которые мы вспоминали на предыдущих беседах, в разделе «Христос». Так раздел веры соединяется с разделом «Христос». Вера соединяется с воскресением. И это очень важно. А коли воскресение совершается у нас с вами в таинстве причастия, то тогда получается, что в таинстве причастия-то как раз и все упование наше на пробуждение в нас веры. С одной стороны, и к причастию нельзя без веры подойти, а с другой стороны именно в причастии совершается акт воскресения нас из камней, как детей Авраамовых в веру. А вот как это происходит – для этого нам надо пойти в раздел третий – «имя» христианин. И там, мы надеемся, откроется нам и эта еще тайна, ну пока хотя бы содержательно.
Ну и в завершение сегодняшней темы теперь давайте все это такое услышав и прочитав, послушаем сами слова Самого Господа о вере, которые Он произносит в Своем Евангелии. В Евангелии от Луки. Во время плавания учеников по морю заливало волнами лодку. Иисус, встав, запретил ветру и волнению воды. Тогда Он сказал им, ученикам: где вера ваша? Т. е. если прямо принять эти слова Господни, то это означает, что шторм, лодку заливает, она сейчас потонет, Господь спит. Ну и что, ‒ говорит вера. Тонем, лодка пошла ко дну. Ну и что, ‒ говорит вера. Ведь так, да, если по большому счету. Потому что если мы веруем, то тогда мы же со Христом, и вот мы уже пошли на дно, уже захлебнулись даже, но при этом мы же с Господом, Он же тоже захлебнулся что ли? Да нет, Он же проснется. Но если Он проснется, то Он что сделает – нас захлебнувшихся? Воскресит даже, если мы уж совсем померли, тут же и воскресит. Вот, о чем сказал Господь, слышите? т. е. это событие, мы так к сожалению, к жизни своей не применяем, а оно, а Господь этим поворотом вдруг сказал: где же вера ваша, ‒ Он именно так сказал. Ну и что – тонете? Ну и что, но Я же с вами. Или вот в событиях с Иосифом Исихастом, да – прибегает к нему Ефрем: Батюшка, все больше не могу, день уже на закате, тяжелые работы с камнями, он уже который день, уже почти неделю кровью исходит, кровь из горла, харкает уже кровью, и говорит: батюшка, я больше не могу. А батюшка ему говорит: еще иди сделай то-то и то-то. ‒ Батюшка, но я же сейчас умру. ‒ И вдруг батюшка говорит: умри. Отец Иосиф прямо говорит: умри, ты что разве не для этого сюда пришел? Я не за этим разве тебя взял в чада свои? Умри, если Богу угодно сейчас, чтобы ты умер – ну так умирай, ты же за этим пришел. И вытерев кровь с губ, что делает Ефрем? ‒ Идет выполнять послушание, ‒ Батюшка, благословите, ‒ идет и выполняет, харкающий кровью, неделю уже, после целого трудового дня ‒ камни таскал, уже бес сил, пошел выполнять неожиданное для себя, хотя уже пришел благословляться отдыхать. Вот, что делает вера. И тут бы конечно, Господу бы не пришлось ему сказать: Где вера твоя? А она оказалась при нем, при Ефреме.
Другой случай. И сказал Господь Петру: Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя, и ты некогда обратившись, утверди братьев твоих. Видите как. Т. е. чтобы не оскудела вера твоя, Петру самому надобно, чтобы о нем молился Господь. И при этом тогда, обретясь в этой вере, он ее должен сохранить, а чем он может ее сохранить? А вот конкретно – обращением и утверждением братьев твоих в этой вере, в их вере. Ты сумеешь сохранить веру, которую Я тебе вымаливаю – этим действием обращения других в веру, и утверждения их в этой вере, вот чем спасается или развивается, или сохраняется, и утверждается в нас вера, т. е. вера без дел мертва. Видите как. Поэтому иногда некоторые святые говорят, что нету лучшего оправдания на Страшном Суде, как те, которых ты обратил в веру, и утвердил в вере – они будут свидетельствовать о твоей оправданности на Страшном Суде. И поэтому там, на Страшном Суде, видите как – говорится, что тех, кого ты посетил в темнице, там еще что-то – ради этого что ли? Это же делают, посещают темницы, к больным, хлебом кормят и воду дают жаждущему – это делают и все особенно хорошо протестанты например. Это делают и во всех религиях, мало того – это делали все советские безбожники, ну, честно и более-менее хорошие люди. О чем же тогда говорит Господь, когда на Страшном Суде поставляет либо в жизнь вечную, либо вообще в вечную погибель только от того, что ты не накормил, не напоил? А оказывается, вот о чем, ты некогда обратившись теперь, имея веры, в ней устойся и закрепись, тем, что утверди братьев твоих тоже в вере. Но для этого надо одного напоить, другого накормить, третьего одеть, четвертого посетить, но не это действие внешнее является оправдывающим на Страшном Суде, а утверждение их в вере, причем такое утверждение, которое является от твоей живой веры, ты так к ним пришел, ты так был с ними, что они в итоге утвердились в вере, даже до смерти, и смерти крестной. Вот о чем говорит Господь в Евангелии.
Третий момент в Евангелии от Иоанна: искали убить Его иудеи, Иисус же сказал им: слушающий слово Мое и верующий в пославшего Меня, имеет жизнь вечную, и перешел от смерти в жизнь. Но вы не хотите прийти ко Мне, чтобы иметь жизнь. Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, если бы верили Моисею, то поверили бы и Мне. Если же его писанием не верите, как поверите Моим словам? Т. е. верить Моисею – это же и есть встретиться с проповедником веры. Если ты не узнал в человеке проповедника веры, или же увидел проповедника, но не увидел, что он веры проповедник, и не почувствовал веры в нем, то тогда как ты поверишь Моим словам? Как ты, не почувствовав в словах Моисея живую веру, так ты в Моих словах не почувствуешь эту веру, потому что она одна и та же, что в Моисее, и за словами Моисея, что за Моими словами – Христа. Услышать веру его и веру Мою, Моего Отца ‒ только таким образом ты можешь тогда Мои слова принять, но тогда ты примешь раньше этого и Моисеевы слова. Как это применимо к нам с вами? А к нам с вами это применимо в дальнейшее продолжение. Если мы принимаем так Моисея слова, то ты примешь таким же образом слова твоего наставника духовного. Потому что если Израильскому народу в наставники, мало того, в вожди веры и в проповедника был поставлен Моисей, то в новозаветной Церкви при таком обилии верующего народа Господь поставил наставниками, проповедниками и вождями кого? Духовников. Они выполняют значение Моисея. Тогда их слова если ты примешь так же, как ты принимаешь слова Моисея, как слова веры сказанные из веры, из благодати, от Духа Святаго, от Бога сказанные слова, и примешь это своею верою, то тогда ты оправдан. А если ты этого не умеешь делать, и наставник для тебя – не наставник веры, то тогда никакое Евангельское слово для тебя тоже ничего не дает, оно и не наставляет. Поэтому-то и действительно, те, у кого наставника нету, тем более духовника, у них и Евангелие лежит там давно пылится, они когда-то его читали, и теперь уже давно к нему не обращаются. Не обращаясь к духовникам, не обращаются к Евангелию. Если бы вы верили Моисею и своим наставникам, то поверили бы и Мне, в Моем Евангелии, ‒ говорит Господь. А если же Писанием его, Моисея, и словам наставника не верите, то как поверите Моим словам в Моем Евангелии. Оно и невостребовано, вы и не нуждаетесь в нем. А начал-то с чего это? Слушающий слово Мое и верующий в пославшего Меня, имеет жизнь вечную – вот откуда все начало.
Четвертый случай. Никодим пришел к Иисусу ночью. Иисус отвечал и сказал ему: мы говорим о том, что видели, а вы свидетельства нашего не принимаете. Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, как поверите, если буду говорить вам о небесном. Должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Очень сложный поворот в содержании, и так просто не углядишь и не услышишь, о чем идет речь. Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, ‒ Господь сказал о земном, ‒ как поверите, если буду говорить вам о небесном. Т. е. сказав о земном, Он говорит о том, как надо на земле веру свою возгревать, как надо на земле веру свою развивать делами веры на земле. И если вы в это не верите, ‒ говорит Он, то если Я начну вам о небесном говорить, как вы поверите. Ну и действительно сейчас, когда какие-то все-таки Евангельские события и фразы говорят как раз о небесном, особенно жития святых говорят о небесном, в их поступках и словах, и действиях, то на это мы вольно или невольно ловим себя, что как-то мы воспринимаем это как какие-то чудеса, далекие от нас, слишком какие-то заоблачные чудеса, т. е. мы не верим. А если мы не верим, значит, наше неверие не может превратиться в дела веры, неверие же не может родить дела веры, вера только может родить дела веры, а неверие родит дела неверия. Видите как. Т. е. речь идет уже действительно о жизни земной, но по Христу – Я сказал вам о земном, а вы не верите, т. е. вы не делаете дела, оправдывающие вас в земной жизни вашей. И дальше говорит, что вознесену должно быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Но о том, что вот должно быть вознесену Он Своим же ученикам предварительно сказал, они первые Его слова вообще не услышали. Сказал второй раз – они не поняли. И сказал, причем дальше третий раз уже с некоторым укором: лучше для вас, ‒ говорит, если Я пойду, потому что тогда пошлю вам другого Утешителя. ‒ Лучше для вас, уже в некотором таким строгостью с некоторою, потому что никак не верят, никак не примут, никак не услышат. Лучше для вас. Ну, учеников в итоге удалось пронять. Мы много раз это все слушаем, читаем, но по-моему, до нас это так и не дошло, что лучше для нас, чтобы Он был вознесен. И как это вот это ‒ лучше для нас, что Он вознесен, ‒ связано опять с таинством причастия? Потому что невозможно реально пережить таинство причастия, если ты эти слова о вознесении Господнем, из Его уст услышанные, ‒ если ты их не услышишь. А если ты услышишь эти слова, то ты услышишь причастие.
Пятый случай. Сказал им, иудеям, Иисус: вы не знаете Меня, ни Отца Моего. Он это говорит иудеям, которые религиозные же, причем очень религиозные, истово религиозные. Причем религиозные не в какого-нибудь там Аллаха, Будду, Кришну, Вишну, или же в духов гор, лесов, а религиозные верою в Бога Единого Ветхозаветного, Который есть собственно Сам Сын Божий, Который говорил, вещал в ветхозаветные времена, еще не будучи Христом, т. е. не воплотившийся. Но это же говорил и действовал Зиждитель же, Сын Божий, т. е. Тот, Который в итоге стал Христом. И Он этим-то вот иудеям, которые имеют отношения со Христом, и которые как раз эти слова ветхозаветные-то: Он будет Твоим Богом, и ты будешь ходит путями Его и хранить постановления Его, и заповеди Его, ‒ эти слова же они принимали, как народ Божий. Этим-то людям и Господь говорит: вы не знаете Меня, ни Отца Моего. Вот вам цена религиозности. А про людей такого же склада и такого же типа уже говорит преподобный Лаврентий, да, Черниговский, что будут наполнять полные храмы, и православие в численности людей будет как бы торжествовать над всеми другими религиями в России. Но ходить туда будет нельзя. А тут Господь говорит: а вы не знаете Меня, ни Отца Моего. Я отхожу, и будете искать Меня, а все равно умрете во грехе вашем – как это так? Искать Его, а умрете во грехе вашем? Но значит, и причем Он уже говорит: будете искать Меня. Так вот, это и есть утрата веры, и оставшись с религиозностью, мы же продолжаем искать Христа, мы же идем к причастию, ко Христу же идем, мы же молимся Христу. А в ответ будет: умрете во грехах ваших. Т. е. оказывается, не в том дело, чтобы искать Христа, а в том дело, чтобы осуществляться в жизни без греха. Осуществляться в жизни без греха – вот в чем дело. Но тогда ты без Христа это просто не сможешь сделать. Куда Я иду, туда вы не можете идти – это Он говорит иудеям, а значит, Он говорит всем религиозно-православным людям. Вы не можете туда идти. А религиозно-православные люди туда и не собираются идти, они и не чают этого хождения туда. Если не уверуете, ‒ говорит, ‒ что это Я, то умрете во грехах ваших. Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я, и что ничего не делаю от Себя. Я всегда делаю то, что Ему, Отцу Моему угодно. Когда Он говорил это, многие уверовали в Него. Смотрите – поразительно: когда Он это говорил, многие уверовали в Него. Он говорил об Отце – уверовали в Него. Мы сейчас не будем на этом останавливаться, мы потом в теме «имя» еще раз к этому придем, надеюсь, у нас время хватит, может не хватит, не знаю. Но это очень важные места, которые имеют очень прямое отношение к сегодняшним нашим событиям, связанным с католиками. И если здесь вот этого, что говорит здесь Господь, не услышать, то потом дела с католиками мы тоже не услышим. Тогда сказал Иисус уверовавшим в Него иудеям: Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики. Видите как – предварительно Он сначала их обрел, они уверовали, а потом уже говорил только уже им, уверовавшим. Что Он говорил? Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными. А в другом месте мы с вами знаем, что свободными делает нас Кто? Дух Святый. Там где Дух, там свобода, да, Дух Святый нас делает свободными. А когда Он говорит, что истина – познаете истину, то тогда в другом месте говорит, что пришлю вам Духа Утешителя, другого Утешителя, и Он вас наставит на всякую истину. Познаете истину, и истина сделает вас свободными, ‒ вот Он о Ком говорит, хотя перед этим только что говорил об Отце, а тут говорит о Святом Духе. Ибо всякий делающий грех, есть раб греха, т. е. не является участником Святаго Духа. И дальше вдруг говорит: почему вы не понимаете речи Моей – это Он говорит уверовавшим: почему вы не понимаете речи Моей. И дальше отвечает: потому что не можете слышать слова Моего. И тут Он уже поворачивается, видимо, к самим иудеям, уже тем, которые не уверовали, и говорит: вы хотите исполнять похоти отца вашего, Я истину говорю, то не верите Мне, кто от Бога, тот слушает слова Божии, потому не слушаете, что вы не от Бога. Истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек. Такие глубины вот, прямо буквально фраза за фразой, ведет нас в такую глубь откровения.
Ну, чтобы вы не устали, может быть тогда дальше не будем, а то там еще более все сложное, на том может быть и сегодня и завершим. Значит, мы с вами на пятом евангельском слове о вере остановились, а мною выписано всего тринадцать таких слов, мы сейчас на пятом. Но даже этих пяти, по-моему, нам хватило, да? Ну и завершаем слова святителя Феофана как раз о благодати. Восприяв силу веры. ‒ это первое свойство веры, да, в отличие от религиозности, вышеестественная сила. Восприяв сию силу, человек благонадежно ходит в исполнении Божественного закона, или ходит как лев, уповая под беспрерывным осенением Божественной благодати. Ходит уповая, как лев, т. е. уверенный, как царь всех джунглей или всей пустыни там, ходит как лев, уповая, ходит под беспрерывным осенением Божественной благодати, ходит с радостью вместе и со страхом. Не животным и не с душевным, а с тем, Божьим страхом, да, предавая сие водительству веры, и подвизаясь в делах богоугодных, в чувстве крепости своей в Боге, и глубоком сознании своего бессилия. При глубоком сознании своего бессилия. Мы снова возвращаемся с того, с чего мы начали – с нищеты. Вся жизнь верующего после сего течет в следующем порядке. Он смиренною покорностью и желанием принимает благодатные освящающие средства. Какие же? ‒ Слово Божие, дальше – таинства, а благодать в сие время производит в нем многообразные действия, с одной стороны просвещения, а с другой ‒ укрепления, от сего с продолжением поприща земной жизни, т. е. всего периода земной жизни постепенно растет и спеет духовная жизнь христианина, восходящего от силы в силу, Господним Духом, дондеже придет в меру возраста исполнения Христова. А что это такое, ‒ говорит об этом апостол Павел: Уже не я, но Христос во мне живет и действует. Ну вот, на том и закончим с вами тему «вера». Спаси Господи.
15. Беседа
Протоиерей Анатолий Гармаев
Добрый вечер. У нас сегодня все-таки какая – 15-я, да, 15-я беседа. Ну, я думаю, что у нас сегодня завершающая, может быть, не столько по объему она должна быть завершена, потому что в действительности, имени материала очень много, посвященного имени материала очень много, но просто уже время Великого поста наступает с понедельника, и поэтому нам должно уже завершить такое образовательное действие содержательное. Поэтому мы сегодня закончим весь этот цикл бесед, но при этом не закончится сама тема «Христос, вера, имя» для всех, кто слушает этот цикл, потому что непременно надо будет всем по завершении сегодняшней беседы прослушать дальше еще 5 проповедей, проповеди, которые были как подготовка к Великому посту, и которые все шли параллельно нашим пятницким беседам, но в действительности являлись продолжением этих бесед, и то содержание или тот материал, который не попадал в беседы, я переводил затем в проповеди и разворачивал в них. Тем более, что там и дыхание самого содержания иное и иным образом происходит. И поэтому я обращаю всех к тем пяти проповедям, по датам это с 14 февраля воскресная проповедь, потом сразу за нею вторая проповедь – это Сретение Господне – 15 февраля, ну и после этого последующие подготовительные проповеди. Первая из них была 14-го мытаря и фарисея посвященная, вторая – Сретению, потом третья – блудному сыну, четвертая – Страшному Суду, и наконец, сейчас в ближайшее воскресенье предстоит еще последняя, пятая, как раз посвященная изгнанию Адама из рая. Ну вот, это будет как раз то, та меря объема, которая разворачивает тему «имя». Сегодня мы ее начнем, а продолжится она в этих проповедях. И в итоге, как некое завершение или же что ли вершина, куда ведет нас имя «христианин» - это имя Самого Господа. И тогда предложение прослушать еще беседы, посвященные собственно самому имени Господню, которых по-моему, тоже пять, они уже прозвучали в малой аудитории, где раскрывается отношение к имени Господа в Иисусовой молитве. И жизнь имени в человеке пережили те, кто совершали молитву Иисусову, в конечном итоге переходили от ее произнесения к внутреннему деланию, и от внутреннего делания молитвы приходили к созерцанию имени Господнего. И вот это-то уже третья глубина, третья ступень вернее, или глубина встречи с именем Господним, где идет созерцание самого имени в глубинах человеческого духа, наитствуемого благодатью, там и возникает то возглашение святого праведного Иоанна Кронштадтского, которое он многократно повторяет на страницах своего дневника «Моя жизнь во Христе», и которое буквально звучит, созерцаемое имя в этих глубинах духа человеческого есть Сам Бог. Ну вот, значит, в итоге тему «Христос, вера, имя» будет завершать небольшой цикл пяти бесед о имени Христовом. Ну вот, все то, что на сегодняшний день сделано, сегодняшней беседе еще предстоит быть совершенной, и проповедь еще в ближайшее воскресенье тоже предстоит быть сказанной. И на том мы этот труд завершим и препровождаем его всем, кто имеет желание как-то с ним встретиться, уже в аудиоварианте, который вместе с этим и выложен, вернее, весь в составе своем выложен на нашем сайте otrada-volga.ru, где откуда можно брать и слушать, продолжать дальше слушание. Помимо этого, по всей видимости мы сделаем отдельные диски самостоятельные, которые можно будет уже иметь в личном пользовании, всякому желающему. Ну а те, кто по разным городам слушают сейчас эти беседы, они как-то сейчас уже, по отдельности эти беседы скачивают на тоже диски с сайта нашего, и уже эти диски там друг дружке дают слушать, так, что у них это вроде бы, у тех, кто это делает, уже это как-то в порядке вещей уже наладилось. Правда, это немного таких людей, но тем не менее вот так делают.
Итак, сегодня третий раздел нашего цикла – раздел «имя». Явление имени с одной стороны, при первом таком взгляде на него, это явление, кажется простым, ну и обиходным, потому что все мы имеем имена, но если вслушаться и всмотреться вообще, то оказывается, это столь серьезное и глубокое вообще осуществление человеком человека, и человека верующего в имени христианском своем, именно христианина, в имени христианина осуществление своей веры, что похоже, что просто названная как тема «имя», на самом деле в реальности имеет глубины недосягаемые для нас с вами. Ну, начнем подход к этим глубинам с близкого или узнаваемого нами опыта. Оказывается, ну помимо личного имени, на которое мы все откликаемся, так называемое нарицательное имя, у каждого там, Светлана, Надежда, Илья, Павел, там Борис и прочее, да, и когда нас называют этим именем, мы говорим: Это я, я. Выйди на шаг вперед – человек выходит в армии шаг вперед. Тем самым мы себя отождествляем с этим именем, и имя отождествляем с собою. Поразительно – когда мы стали христианами, и в общем, где-то в сознании своем имеем, что мы еще и христиане, то на поверку оказывается, глубина отклика на одно и на другое имя разная. На личное свое нарицательное имя мы откликаемся яснее, глубже и откровеннее. А на имя «христианин», ‒ ты христианин? ‒ Да, ‒ отвечаем поверхностнее, менее заинтересованно что ли в таком наименовании, и менее жизненно. При этом, больше себя чувствуем не в имени, а реальность жизни, т. е. я молюсь, я исповедуюсь, я причащаюсь, я имею покаяние и опыт церковного своего бытия, осуществления, преображения. Но сам по себе этот опыт не собирается мною в наименование меня самого христианин. Т. е. я просто сейчас отмечу этот факт, потому что он имеет для нас важное значение в нашем воцерковлении, он говорит о том, что где-то наше воцерковление, а значит, наше сближение со Христом, и наше обретение Его в себе и для себя – оно остановилось, или оно пришло к каким-то пределам, за которые мы не выходим, хотя при этом мы, в этих пределах оставаясь, так с ревностью читаем книги об аскетике, о подвижнических трудах, слушаем мои беседы, которые даются как призывающие к внутреннему труду и труду над внутренним человеком, который ты совершаешь в Церкви. И вот, эта жизненность наша над внутренним человеком воспринимается как реальность необходимая, значимая и живая. И опять она не отождествляется с именем христианин, т. е. да, мы христиане, я – христианин, но собственно-то говоря, жизнь-то моя как христианина, все равно не есть это имя, она есть вот весь этот опыт церковной моей жизни. Вот так происходит. Если попытаться посмотреть в причину этого состояния такого, то мы увидим недостаток наших отношений с Самим Христом. Глубина принадлежности имени связана, оказывается, не только со своим именем, но еще более с тем лицом, имени которого ты принадлежишь. Так например, вот чувство себя сыном связано с глубиной восприятия своих родителей: матери, отца, в зависимости от того, к кому ты себя сыном воспринимаешь. Принадлежность к кому в своем сыновстве ты в себе переживаешь. Те, которые при живых родителях не чувствовали их родительской любви, и поэтому говорят, что мы в общем-то при них были сиротами, или же кто-то вообще потерял родителей, и действительно сирота, т. е. не имеет родителей, ‒ это чувство себя сиротою не есть чувство себя сыном. При этом, когда человек называет себя сиротою, он же наименовывает себя, и реально переживает это наименование свое, как факт своего состояния, как факт самого себя, более того, как факт своего жизненного вообще пребывания, и более того, вообще своего жизненного пути. У меня весь мой жизненный путь – это путь сиротства, ‒ говорит человек. Т. е. слово сирота, как имя, переживается им, да, болезненно, да, очень глубоко, но он переживается им как собственное имя, даже больше, чем имя нарицательное. Ты – Николай. ‒ Да, Николай, но я сирота. И то, как он сказал, какая глубина вложена в это сердечное чувство, говорит о том, что имя сирота более его характеризует, и более ему принадлежит, нежели имя Николай. Про другого говорят: а ты беспризорник. ‒ Да, беспризорник, ‒ говорит беспризорник. И ничтоже сумняшеся, бежит. ‒ Но ты же еще и Николай? ‒ Конечно, я Николай. ‒ А кто ты больше: беспризорник или Николай? ‒ Николай. Т. е. для беспризорника значение родителей не суть важно, он внутренне от них отрекся, если сирота остался в необходимости родительского присутствия и участия с ним, но его не имеет, либо родители не дают, живые, либо их просто нет, то беспризорник отказался вообще от участия родительского, оно ему не нужно, по каким причинам это произошло – дело второе, но когда с человеком происходит так, он перестает быть принадлежащим родителям, и поэтому в наименовании себя беспризорником он разотождествляется с родителями, и поэтому для него его собственное имя нарицательное, Николай – действительно значимо. А беспризорник – ну, некое обозначение однажды свершившегося факта, он отрекся, оставил родителей, убежал от них, и теперь о них и не помышляет.
И вот, теперь после этого вернемся к слову, к имени сын, дочь. И мы видим, что оказывается, опять же сравнивая его со своим нарицательным именем: которое из них для тебя имя более имя, т. е. более ты жив по нему, или оно открывает твою жизнь и твое бытие, ‒ имя нарицательное или имя сын, дочь? Оказывается, это зависит от твоих отношений с родителями, от силы, близости, и от глубины этих отношений. И чем более глубокие отношения с родителями, тем более человек себя чувствует сыном, ну а второе – уже нарицательным именем: Екатерина, Николай. Вот, оказывается, наименование реально отображает бытие самого человека. И поэтому еще раз скажу, что глубина принадлежности имени, которым ты называешься, связана не только с этим именем, но еще более с тем лицом, которому ты принадлежишь через это имя. Если мы теперь обратимся к наименованию христианин, то тогда станет ясно, что мера нашего внутреннего отношения с Самим Христом и есть мера принадлежности имени христианин нам самим. И если мы нарицательное свое имя, причем более в сознании своем мы его содержим как имя святое, как имя святого угодника, как имя, кого мы, чье, именины, вернее, чью память церковную мы прославляем, в связи с этим свои именины переживаем – если вот так переживая свое нарицательное имя святое, поставим рядом с именем христианин, то очевидно окажется, что нарицательным именем постепенно произрастает в нас наше живое отношение с нашим личным святым. Ну вот, в училище мы это очень ярко видели, когда поступали наши студенты в училище, то какая-то часть из них не знали именин, знали день рождения, и не имели каких-то серьезных связей со своим святым, а здесь уже, в училище, по мере своего обучения, эти связи начинали восстанавливать через то, что начинали прославлять своего святого, причем поначалу я помню, у таковых студентов было, что прославляли, ну, с некоторым вдохновением, но это было внешнее вдохновение от того, что они узнали, что оказывается, вот как в Церкви-то, что имя твое – это имя святого, и что ты тезоименит ему. Вдохновленные таковым знанием еще более вдохновлялись возможностью прославить своего святого. Но при этом это прославление никак не сближало со своим святым, это было прославление от идеи, потому что вдохновленные идеей такого вот оказывается бытия в Церкви. Но вот, идет второе прославление, третье прославление, у каждого на каком-то из этих прославлений вдруг прорывается живое отношение к своему святому по каким-то отдельным моментам жизни святого. И при этом очевидно, что вот на эту жизнь святого, к которой вдруг человек прорвался, и которая стала для него вдруг близкой в чертах святого, добродетель святого, которая стала близко, или события, через которые он проходил как святой, стали близкими ему, не просто так, не для ума, и не для эмоций, а близкими по его собственному вдруг оживлению на возможность и способность подобную добродетель постигать, подобным образом через события жизненные проходить. Он как-то вдруг сопоставил это свойство святого с самим собою, со своею реальною жизнью и узнал в своей жизни возможность своего порыва навстречу этому свойству. Т. е. он пережил опять то же самое, что о чем мы все время говорили, что Господь, когда снизошел с небес на землю, обнищанием, умалением и обнищанием, то Он ищет, чтобы мы навстречу к Нему пошли тем же самым, а значит нищетою духа и собственным умалением, умалением и нищетою духа. И когда человек идет навстречу Богу тем же, чем Господь с небес сошел к нам, и тогда происходит та самая встреча, где мы вдруг, ну действительно становимся отчасти какой-то чертою своего жизненного движения христианами. То же переживается, когда человек прославляет своего святого в дни именин. Ну вот, я наблюдал этот процесс, и продолжаю до сих пор еще и наблюдать, хотя вижу, что некоторые их тех, кто в рамках училища прославляли, а потом вышли уже из училища и стали здесь в Отраде жить, и перестали с какого-то времени прославлять, или стали прославлять через год, через два, т. е. произошла та самая остановка, которая есть у нас в наших отношениях с нашим именем христианин, ‒ нарицательное имя для нас более жизненно, а имя христианин, отношения в нем с Христом где-то остановилось. Подобным же образом оказывается, у людей остановка происходит со своим, в отношениях со своим святым. Это задержка своих отношений со святым, она может продолжаться порою годами. И человек вроде бы помнит, что он так вдохновенно прославлял святого в дни именин, а теперь как-то и не хочется, а то и как-то вообще внутренне тужно и нудно это делать. Т. е. значит отношения начали быть, потом стали гаснуть, и если соотносить это с нашим живым развитием как сына и дочери у родителей своих, то поначалу, будучи детьми годовалыми, трехлетними, мы точно были сыновья и дочери своих родителей, мы их узнавали среди тысяч других людей, мы вообще без них жить не могли, мы, попробуй от нас отними маму на час – мы уже устраивали крик. А потом наступает какой-то момент, когда мы и вроде бы и можем обойтись и без них. Мало того, вдруг в зависимости от того, как родители к нам относятся, мы вдруг оказывается, в общем-то уже и чувствуем себя сиротами. А кто-то, ну правда, среди нас таких нету, но за пределами нашей аудитории есть те, которые пережили отрыв от родителей и стали беспризорниками, и вот эти процессы внутренних отношений с тем, чьи, по отношению к кому ты именем называешься, или твое имя отношения с кем указует, ‒ эти отношения начали гаснуть, вплоть до того, что даже и вообще прекратились, хотя они были живыми. Нечто подобное происходит, а может быть, даже прямо подобное происходит с именем христианин. Когда мы с вами по призывающей благодати были вдруг воскрилены навстречу Богу, как живо мы были в своем христианском опыте, и хотя тогда мы еще не вполне так разумели, что христианский живой опыт говорит о том, что живет этим христианин, тем не менее сейчас это можно как-то сознать, что это действительно так и было. А потом христианский опыт начал гаснуть, т. е. опыт наших живых действований в святых действиях стал гаснуть, т. е. стала сокрываться благодать Божия в сердце и предоставила нам самим иметь отношения уже с Господом, но по наученности ею, она нас научила, как это быть с этих действиях. А оказывается, у нас собственных движений по отношению к Богу никаких нет. Мы даже себя сиротами-то и не успеваем переживать, потому что не сложились как-то такие вот жизненно-потребные отношения со Христом. Скорее всего, мы сразу как-то попадаем в опыт беспризорничества, но правда, религиозного, т. е. в котором еще чувство религиозное нас продолжает удерживать в Церкви, мы живем церковно, но нет живых отношений, т. е. веры нет, той самой благодатной веры, которая от Духа Святаго, которая сокрылась в нашем сердце, и которая ждет наших теперь трудов навстречу ей, т. е. нашего умаления и обнищания. И если мы этого навстречу благодати не произведем, то тогда и вообще можем остаться беспризорниками, вплоть до того, что наполним те самые храмы, про которые пророчество наших старцев говорит, что будут наполняться, будут в последние времена храмы полны народа, а благодати там не будет. Значит, этот народ не будет нуждаться в этой благодати. Это народ, который будет радоваться вот благолепию самих храмов, как внешнему, так и внутреннему, великолепию самого чина Богослужения, профессиональной исполненности всех пений и чтений, и вообще священнического и диаконского служения, но и этим и будет собственно говоря жить, этим религиозность будет вполне удовлетворяться, и достаточно ей будет отправлять свою религиозную потребность в пребывании в составе целого большого народа в храме на богослужениях. А в действительности это будут беспризорники, христиане. Т. е. как говорит святитель Феофан Затворник – не истинные христиане. Или в другом месте, он помните, говорит – ложные христиане. А святитель Игнатий Брянчанинов просто называет: не христиане, но имеющие христианский вид, и христианское благочестие. Вот, куда ведет нас имя. При этом мы можем еще немножко как-то увидеть, насколько серьезно вообще наименование себя кем-либо или чем-либо, насколько наименование связано с нашим образом жизни. Какие такие наименования могут, вернее, есть в нашей жизни? Ну вот, т. е. имена значит получается. Есть социальные имена, ну вот социальным именем является например, имя гражданин. Кто ты? – Гражданин, гражданка – чего? России. – Может быть Германии? – Нет, нет, не Германии. Вот когда мы зададим вопрос: Может быть Германии, а может быть, ты американское имеешь подданство? – Нет-нет, Российское. Вот в этом нет-нет такой живой отклик, явно по свидетельствующее, что гражданин – это конкретное именование, т. е. обозначающее жизнь в определенной стране с определенными ее там вот ценностями и идеалами. В то же время оказывается, наименование или имя гражданин, не было свойственно России всегда. Имя гражданин появилось с появлением французских мыслителей в России – Руссо, Дидро, и так называемые французские просветители, которыми увлеклась сначала дворянская часть России, а потом и в конечном итоге вся интеллигенская часть России. И с этого времени вошло вот в еще и с подачи, с некоторой подачи Петра I вошло новое имя социальное – гражданин России. При этом поразительно, сами крестьяне, которые не встречались ни с Руссо, ни с Дидро, ни со всякими французскими манерами, оставались в некоторой самобытности своего русского бытия, и часть дворян, часть бояр, искренне продолжающие быть верными своему национальному бытию, в то же время назывались или чувствовали себя или называли себя верноподданными, или просто подданными. И вот теперь сопоставьте: гражданин и подданный. Слово гражданин или имя гражданин говорит о принадлежности системе, строю, а подданный – говорит о принадлежности конкретной личности, подданный чей? – Царя. А еще верноподданный, т. е. усугубление этой подданности через внутреннее качество своей преданности царю. Недаром после этого сразу звучит: батюшке, да, т. е. то, что мы знаем в сыновстве по отношению в искреннем сыновстве, где действительные живые отношения сына или дочери со своими родителями и родителей со своими детьми, глубокие внутренние отношения, при переводе к царю – подданный царя, а тем более верноподданный своего царя открывает какие-то глубокие, совершенно иные отношения с тем, к кому имя тебя обращает, и через кого ты себя в этом имени осуществляешь и проживаешь. Вместе с тем подданный царя – тоже не сразу возникло в России, тоже не всегда было. Предваряло эту подданость – имя подданный – предваряло – верный князя, верная князю дружина, – вот знакомые слова, верность своему князю. Княжеский народ или люди княжества, верные своему князю, преданные своему князю. И тогда мы видим, что верность – это не совсем подданность. Верность – она характеризует самого человека в качестве его от него исходящего отношения к князю. А подданность – она выводит на ту глубину и уровень почти сыновства, где ты не просто ты такой качественный и такой всякий оснащенный, верен своему князю, и поэтому служишь ему всеми своими имениями, своими там умениями, достояниями. А царю ты подданный, т.е. совершитель и исполнитель царской воли, царского желания, царских намерений, без всяких задних мыслей и без всякого противления, и без всякого смущения, влагая в свое служение или же в свое бытие, даже не служение, а это бытие именно, с царем вместе, влагая всего себя. Где, как, когда могло возникнуть такое внутреннее чувство к царю? Нигде, никак и никогда, кроме как в Церкви. Поэтому подданный – вне Церкви такого явления просто нет, явление подданный появляется именно в Церкви, ну при наличии самого царствующего лица, именно но в таком случае отношение к царю действительно как, если оно в Церкви, то тогда оно действительно как к Помазаннику Божию, и вне царя как Помазанника, тоже подданного нет. Получается, что тогда подданный и христианин в царстве земном, где царь – Помазанник, есть явление одного порядка, одной глубины, одной полноты бытия и своего единения и в конечном итоге в разных внешних проявлениях единства с тем, к кому ты и от кого ты. Если через, причем поразительно, что вот по отношению к епископу, вот такой глубины отношений нет. А вот такая же глубина, и даже большая, появляется по отношению к кому в Церкви? К патриарху. И тут тогда появляется и возможность уже наблюдать ту самую симфонию между Церковью и государством, или царством, которая без этого внутреннего бытия в наименованиях своих, т. е. в именах своих, вот само размышление невозможно, это симфония, это всякое размышление о симфонии, т. е. о том, как они сосуществуют, не может быть правдивым во всем и до конца, пока ты не услышишь, что подданный и христианин – они явление Церкви. Имена, как явление Церкви. Поэтому-то когда произошло крушение вот это в народе Российском крушение этого отношения и этого себя наименование, как подданный, за предстоя, предыдущие полтора или два столетия перед революцией октябрьской, тогда это крушение отношений с царем обозначило одновременно и крушение в сердцах людей собственно самой церковности. И оно в итоге обернулось вот этим страшным гневом Господним, который был, который разверзся с неба над Россией, в виде этого ужасного большевизма, и который сразу обнаружил вот огромное количество народу в самой России, как совершенно безбожных. А среди людей, которые, оставаясь православно-религиозными, обнаружил массу народа, которые с радостью скинули с себя, они прямо так и говорили: иго самодержавия. Потому что чувство подданности и имя подданный и верноподданный давно уже изгладилось из их сердец, тем самым обозначая, что изгладилось вообще имя христианин, в той его глубине, которая дает симфонию между Церковью и царством, где поставленный во главе стоит царь. И в результате освободившись от самодержавия, освободившийся народ от самодержавия, составил подавляющее большинство в Церкви. В архивах Священного Синода сохранились массовые телеграммы и письма от приходов, хуже того – от благочиний, еще хуже – от епархий, где целое собрание епархиальное священства выражает свою радость, что в России теперь нет царя, радость, торжество, в восторге буквально, ну я к сожалению, готовясь к этой теме, не думал о том, что надо бы может быть вам подтверждение какое-то принести вот эти тексты этих телеграмм, этих писем, эти буквально такие вот, ну восклицающее торжество и торжествующие фразы о том, как хорошо теперь нам будет жить и как Церковь теперь будет свободна в своих деяниях и делах и в своем свершении своей церковной жизни, т. е. полное разотождествление христианина с верноподданностью, т. е. уничтожение симфонии самих себе, исчезновение этой симфонии. Ну и в итоге бич Господень упал на Россию в виде этих страшных гонений, которые ринулись, низринулись, и мы видим, как в этих гонениях восстанавливалось прежде всего имя христианина. Как и через что, и во что – мы чуть попозже будем говорить. Но с этим восстановлением имени христианина у какой-то части, небольшой части христианского народа, проходивших через концлагеря или же через эти, очень гонительные, стесненные условия, будучи на свободе в храмах и как христиане на свободе, у очень малого числа восстанавливалось сознание о том, что это их восстановление в имени христианин как-то связано еще с восстановлением в имени верноподданный. Это-то воскрешение что ли человека, как христианина в имени верноподданный, в итоге осуществилось уже в наше время, и то, у малой части сегодняшнего российского народа, церковного народа, оно осуществилось в прославлении самого царя. Оно осуществилось в этом дивном почитании царя, и через это почитание, правда, сейчас у большинства это просто как образец дивной православной семьи – вот так некоторые, большая часть народа славит царя и имеет отношения к нему как к образцу, как примера семьи, как церкви. Здесь нет верноподданности и подданности тоже нет. К сожалению, подданость и верноподданность ярко стала проявляться у какой-то части сегодняшних россиян, но в совершенно каком-то таком самостном духе, со всеми этими манифестациями, лозунгами и вот борьбою за восстановление царя и прочее, т. е. тоже с потерей христианства, с потерей себя христианином, правда, при этом за веру, царя и Отечество, т. е. вера – это христианство, царь – это царство и царь, вроде бы этот лозунг остается у людей, но с подданностью их и верноподданностью все-таки вера не та, и не о той вере они говорят, какую мы сейчас с вами, какую мы сейчас говорили в предыдущих беседах о вере, т. е. имея восклицание за верноподданность народов России, не совокупляют это с восклицаниями, равными же восклицаниями христианства, чтобы быть христианами. И мне видится, что очень малая относительно всего состава церковных людей часть народа идет в ту дивную симфонию двух имен – христианин и верноподданный в своем сердце в своей личности и в своем духе, где имя двойное - христианин и верноподданный соединяется с верою. А то и другое обретает нас во Христе, и обретает нас именно во Христе двумя именами этими одновременно, обретает на той глубине нашего отношения со Христом, через которое и в котором мы собственно говоря и становимся действительно первенствующе христианами, и в силу этого подданными или же жаждущими быть подданными, через которое мы готовы с одной стороны, как христиане, идти на мученическую кончину, будем готовы или идем к этому, к этой готовности, а с другой стороны на доблесть христианской защиты православного Отечества, потому что защитник Отечества, ну мы теперь видим, есть два их, три вернее вот состояния защитника, да. Одни – это безбожные защитники, которые было за идею коммунизма, социализма, за идею там державы, которая в итоге догнала первую державу, опередит первую державу, станет сверхдержавой мира – вот за все эти идеи готовы защищать свое Отечество – это одни защитники. Их сегодня подавляющее большинство в России. Другие защитники – те, которые стали защищать Россию, та самая белогвардейская армия, которая стала защищать Россию в дни революции или гражданской войны. И третьи защитники – те, которые защищали Россию, как христиане, и как подданные царя, но это последние такие защитники – это 1812 год, и перед этим это такие защитники, которые защищали от поляков, от шведов, еще раньше, еще не будучи подданными, но верными своих князей, защищали от татар, будучи христианами, защищали свою христианскую родину, христианское Отечество. Вот, в какие глубины оказывается, идет имя. Это если говорить о социальном имени.
Ну, помимо этого у всех есть, да ну плюс помимо таких, такого социального имени, двух этих социальных имен есть еще тоже социальное имя, например – вор в законе, – социальное имя же, да. Есть теперь еще новое имя – киллер, очень много, которые сегодня хотят быть киллерами и очень гордятся тем, что они уже почти сблизились с этим именем и уже почти отождествляются в своей жизни и в своих устремлениях, да, а сами киллеры уверенные идут в этом, как в образе своей жизни. Мы видим, что это не просто имя, это имя, в котором явно отображается образ жизни, и за которым стоит реальный конкретный образ жизни. Ну и социальных имен еще много разных можно сейчас перечислять, вы сами подумайте над этим. А есть имена профессиональные – ну это совсем нам близко. Ты кто? – Я летчик. – А ты? – Повар. – А ты? – А я юрист. А я менеджер. А я певчая. А я алтарник. А я священник. Профессиональные имена. И мера правдивости этого профессионального имени есть мера образа жизни, или жизненности в образе жизни, который ты имеешь. Она ведь может быть, может даже доходить до такой меры, что все остальные имена, например, есть еще имена же семейные – муж, жена – это же имя реальное. Кто ты? – Муж. – А ты кто? – А я жена. – А ты кто? – А я сын. А я дочь. Как тебя звать? – Таня, Коля, Вася. – А кто ты? – Ну не скажет же: я Таня, Валя, Костя. Кто-то скажет: я жена, я сын, я дочь. Т. е. жизненное осуществление себя в имени – вот что стоит за именем. И тогда может так быть, что сейчас как-то это стало очень явно, что у одних осуществление себя в профессиональном имени настолько доминирует и первенствует по отношению к имени семейному, семейном, что в общем человек фактически-то в семье и не бывает, ну разве для того, чтобы отдохнуть да биологические и душевные свои потребности справить, – вот и все, больше там он собственно говоря, не присутствует в семье, для чего-либо более, кроме как потребностей. Потому такой спокойно может обходиться без семьи, а свои какие-нибудь биологические и душевные потребности осуществлять греховным образом с разными, в разных других там внесемейных связях и отношениях. Но зато он кто, – мы его спрашиваем: ты кто? Я, – говорит, – шофер. – А ты кто? – А я алтарник. – А ты кто? – А я священник. – А ты же еще муж? – Ну знаешь, я кольцо-то уже снял, когда священнический постриг, священническую хиротонию получил, я кольцо снял, – говорит он. И за этим слышно, что он утратил или же исчез в своем имени муж, сын. Должно быть так? – Нет, не должно, но это же сегодня происходит. Но это все к тому, насколько все-таки имя, насколько за именем стоит оказывается, реальный порядок жизни, реальное бытие и образ этого бытия.
Помимо таких социально-профессиональных семейных имен, есть еще имена национальные, например, да: русский, немец – это тоже очень серьезное. По поводу того, серьезное это или несерьезное, можно точно увидеть по тому, насколько человек оскорбляется, если взять попрать его имя. Ты русский? – А, это те самые дохлые русские что ли? И вдруг человек весь воспрял, весь воздвигся против этого: ты что, я тебе сейчас покажу русского, я русский, ну сейчас ты увидишь, дохлый я или не дохлый. Т. е. способность оскорбляться за свое имя обнаруживает, что за этим именем стоит реальное бытие человеческое, осуществление себя как личности, как индивида. Ну, чтобы вы так к социальным именам относится вот еще: коммунист, социалист, партийный, беспартийный – все. К социальным же именам относится, например хиппи, да, или начальник – подчиненный, директор, служащий – социальные имена.
И наконец, есть еще возрастные имена, да вот, ну давайте спросим: возрастное имя, Светлана Владимировна, у тебя, ты кто по возрастному имени? Сидя, сидя. Как это возраст что ли, ты же женщиной и родилась. Вот ты кто – точно ты так, которую ты сейчас назвала? По внешнему, по событиям твоей развития твоей семьи ты уже бабушка, правда, потому что у тебя есть уже внучка. Но себя ты такой не чувствуешь. По отношению к бабушке ты кто – сирота или беспризорник? Да, т. е. это означает, что по отношению к своей внучке, ты получается, если ты себя бабушкой не чувствуешь по отношению к ней, но тогда ты либо сирота, либо ты беспризорник, по отношению к ней. Или может быть ты на самом деле себя манифестируешь мамой по отношению к ней, поэтому ты мама к ней? Потому что у нее нету мамы, и ты заменила ей маму. А как мама ты действительно чувствуешь себя? Ну вот, значит ты кто по отношению к внучке? Мама. А ты, Надежда, по отношению к внуку кто? Бабушка. Ну вот, бабушка, да, Видите как. А ты, Ольга Павловна, по отношению к внучке кто? Так а себя ты больше как чувствуешь: бабушкой или папой или мамой? Мамой больше. А она все-таки тебя называет мама или бабушка? Бабушкой, видишь как, т. е. получается, что здесь есть конфликт, ведь имя нас собирает к тому, по отношению к кому мы называемся. И глубина наших отношений с этим человеком, если я сын по отношению к отцу, и если я бабушка, то значит по отношению к внучке, глубина этих моих бабушкиных отношений к ней в меру, насколько она для меня, вернее, насколько она во мне видит бабушку. Но она видит реально в тебе бабушку, а ты себя воспринимаешь мамой. Значит, в итоге она чего-то, что она сердцем слышит и душой ищет, не находит. Требовала как мама, да и может быть даже как мать, причем строгая мать, требовала от нее, а она все время обращалась к бабушке и ждала бабушку, а тут бабушки никакой не было, вместо бабушки являлся цербер, – ей думалось так, да, т. е. она же не подозревала, что это мать с ней обращается, ты как мать. Видите, какие конфликты, и это говорит о том, что именование имя имеет вот какую жизненную глубину.
И тогда посмотрите, если мы перейдем с вами к имени христианин, то получается, что и имя христианин, которое ты носишь, может быть у тебя именем социальным, т. е. ты под этим именем себя манифестируешь перед другими, перед людьми других религий. Ты христианин – по отношению к кому ты христианин? К мусульманам, к язычникам, к буддистам, к индуистам, там еще к кому-то вот да, да по отношению к ним ты христианин. И вот, может оказаться, что в большинстве своем мы именно в этом уровне-то своего имени, наименования ходим. И тогда получается некоторое такое внутреннее противоречие: с одной стороны, мы вроде бы искренне обращаемся и весь опыт христианского благочестия, а тем более христианского подвижничества ищем в нем, и ищем спасения, а называясь христианами, христианин, себя отождествляем по отношению не к спасению, не ко Христу, а к другим религиям. Но ты же это имя носишь? Более того, если говорить о примерах, которые мы сейчас привели жизненных, в естестве совершаемых, насколько глубина принадлежности данному имени связана с тем, к кому ты этим именем относишься, то получается, что чтобы дальнейшее наше с вами воцерковление все-таки совершалось, и это внимание и к благочестию, и к подвижничеству действительно оправдывалось бы в жизненных наших движениях, мы должны это делать по отношению в имени своем, т. е. отождествить себя в имени с Самим Христом, потому что именно имя обращает нас ко Христу. И тогда найти себе Христа таковым, чтобы имя это для нас было столь же жизненным, как и например имя бабушка, имя мать, или для кого-то, кто более живет там профессиональным именем – имя летчик, там, повар, портной, видите как. При этом когда мы говорим еще, добавляем не просто христианин, а еще добавляем православный христианин, то мы уточняем свои отношения с кем еще? С религиозными конфессиями – вот и вся глубина нашего христианства получается. Ну и тогда будут встречи с теми фактами церковной истории, где гонители, язычники хватали кого-нибудь из христиан и требовали, назови – как тебя зовут, как твое имя? – он вдруг говорил: христианин. Как тебя назвали тебя родители? – Он опять говорит: христианин, – нам кажется непонятным, или вызывает некоторое удивление и непонимание, откуда идет такой поступок, это же поступок уже, когда он называет себя именем христианин, когда требуется от него имя нарицательное. Более того, где-то задним умом, что ли или задним сердцем чувствуя правдивость такого поведения человека перед своими гонителями, мы тем более недоумеваем, как же нам к этому прийти? Оказывается, без отождествления в своем имени христианин с тем, кому ты принадлежишь и с кем ты входишь в отношения в этом имени, и невозможно стать таким носителем имени, т. е. ты носителем имени всегда будешь и остаешься, но таким носителем ты не можешь стать. А если ты начнешь входить в такие живые отношения со Христом, где ты будешь уже верный христианин, то ты тогда имя свое тоже будешь иметь столь же жизненным, и когда тебя будут, от тебя будут требовать: как твое имя, – ты будешь называть: христианин, хотя сейчас ты никак этого не можешь сделать. Причем, памятуйте, что условия вот этого бичевания, пыток и приставления к стенке – как тебя зовут? – эти условия – они отметают в один момент сразу всякое лавирование, всякая там попытка как-то лукавить, еще что-то делать, ты оказываешься в реальной ситуации, где ты должен будешь назваться тем, кто ты есть. И если ты не есть христианин в действительности, то ты и не сможешь там этим именем назваться, оно просто у тебя вылетит, вышибет его сразу само обстоятельство пытки и вышибет из тебя это твое наименование. Чтобы это наименование вышло из твоих уст, ты должен реально быть им в отношениях со Христом. Вот о чем идет речь. Ну а помимо вот такого ношения имени, как социального христианин, может же быть и у какой-то части людей может быть просто нарицательным именем. Когда тебя покрестили, и сказали: ну все, отныне ты христианин, ты крещенный. И тут вот, мне часто приходится вот так вот, некоторых взрослых или же юношей и подростков крестить, хотя и была подготовка, я без подготовки сейчас не крещу и никогда не крестил, но хотя и подготовка вроде бы была, тем не менее, когда его покрестил, он уже стоит передо мною крещенный, и сияющими своими лучистыми глазами, я говорю ему: ты теперь христианин – и невольно все равно хочется еще раз подтвердить: ты теперь крещенный. Т. е. оказывается, сказать просто христианин – не жизненно и недостаточно для него, я так чувствую. А вот то, что он пережил сейчас – крещение, и он сейчас действительно этим живет – ты теперь крещенный, и поэтому ты христианин, т. е. фактом крещения или же именем крещенный я закрепляю в нем жизненность имени христианин – вот это происходит. И вовсе не факт, что он так и в итоге в своем имени христианин оживет настолько, настолько он ожил после крещения в имени крещенный – вовсе не факт.
Ну вот, и теперь третий момент – каким может быть имя христианин? Оно может быть вышеестественным, когда ты имя христианин по благодати переживаешь, не просто имеешь опыт благодатный в Церкви, не просто идешь в освоении благодатного пространства церковной жизни, а ты имя христианин имеешь благодатным. Какая тогда разница между идущим в благодатной жизни Церкви и несущим имя христианин благодатное – какая разница? Потому что сейчас очень много искренних христиан, которые первое имеют, а второго – нет, они называются, имея первое вот действительно, опыт большой благодатной жизни в Церкви, но когда называют себя христианами, то либо называют себя как социальным именем, либо как нарицательным именем, а вовсе не вышеестественным, не благодатным именем. Какая причина, почему? Кто как слышит? И опять и опять еще раз вас возвращаю – глубина принадлежности имени связана не только с самим именем, которое ты носишь, но еще более с тем лицом, к которому это имя тебя обращает. Какой же ответ на вопрос? Это значит – освоение церковной жизни как благодатной жизни не вполне тебя поставляет в отношения с кем? С Самим Христом. Поэтому ты и имя-то Его никак в себе не можешь в должной мере, не просто иметь, а жить им, ты не живешь Христом, и поэтому и имя Его в тебе не живет, оно есть лишь социальное обозначение твоего статуса среди других религий, либо обозначение твоего статуса среди всего остального народа неверующего, потому что ты теперь крещенный, – только это означает, больше ничего для тебя самого. И тогда это уже серьезно, более чем серьезно. И тогда мы вспоминаем Ветхий Завет, в котором сказано об имени: не возьмеши имени Господа Бога твоего всуе. Слышите? Всуе, т. е. тщетно, или же каким-либо иным образом, социальным образом, или нарицательным образом – не возьмеши, не возьмешь, не наименуешься именем Господним Бога твоего всуе, ибо – дальше стоит двоеточие: не очистит бо Господь приемлющего имя Его всуе, не очистит бо Господь, потому что не может с тобою войти в те внутренние отношения Своего креста, каковые, ради которых Он пришел к тебе, потому что ты не крестное имя носишь, имя христианин у тебя социальное, либо нарицательное, но не крестное, ты не имеешь в этом имени креста. Вот почему прежде чем говорить о разделе «имя», мы очень много посвятили первому разделу «Христос», и без этого первого раздела сейчас ты не вполне разумеешь. О чем идет речь. А так как не все помнят вообще даже те содержание первого раздела, хотя там было почти восемь бесед, о Христе Самом, то я бы конечно, попросил бы вас все-таки переслушать еще раз, но уже в этом контексте имени – первый раздел – «Христос». Помня, что помимо социального имени христианин, нарицательного после крещения, есть еще имя христианин крестное. И вот уже крестное имя – оно уже тебя соединяет уже непосредственно с Самим Христом. И после крестного имени оно уже реально становится уже именем Христовым, христианин становится именем Христовым. Но это тогда, когда ты уже имеешь его и как крестное имя. Имеющий крестное имя, уже может во время пыток сказать: я христианин. А имеющий имя подлинное, т. е. Христовое имя, имеющий имя Христово уже, может сказать вместе с Иоанном Златоустом: жизнь для меня – Христос, а смерть – приобретение. Видите, куда это идет, и по-другому ты сказать не сможешь, либо ты просто повторишь слова Иоанна Златоуста, сам не будучи таковым, но чтобы тебе, будучи таковым, сказать, ты должен взойти в имя свое до имени крестного, а после него уже до имени собственно Самого Христа, и нету другого пути, нету другой возможности. Именно об этом и говорит ветхозаветный текст: не возьмеши имени Господа Бога твоего всуе, не очистит бо Господь приемлющего имя Его всуе. Т. е. ты в церковном своем воцерковлении, вернее в своем воцерковлении в Церкви ты не будешь иметь таинства очищения. Сказано строго, и сказано Самим Богом. И мы сейчас наблюдаем это в народе, сегодня огромное количество народа, которые называют себя христианами, имеют при этом вполне искреннюю церковную жизнь, но имя свое носят всуе, имя христианин носят всуе. И участвуя в таинствах, все время удивляются: почему не совершается таинство надо мною, я этого не чувствую, не слышу этого. И дальше Левит – это все из Левита: И не кленитеся именем Моим в неправде, и да не оскверните имени Моего святого, Бога вашего, не оскверните имени Моего святого, Бога вашего, Аз, Господь Бог ваш. И во Второзаконии теперь: еще раз почти дословно повтор идет: да не приемлеши. Если в Левите сказано: да не возьмеши имени всуе, а здесь: да не приимеши имени Господа Бога твоего всуе, не очистит бо Господь твой приемлющего имя Его всуе. Причиной такого имени уже христианин, как крестного имени становится вера с ее вышеестественной силой. А причиной имени собственно Христова уже становится принадлежность Лицам Святой Троицы, принадлежность Царству Божию, Царству благодатному, т. е. опять еще раз, я так все к тому же: глубина принадлежности имени связана не только с тем именем, которое ты носишь, но с тем лицом, к кому это имя тебя обращает, да, глубина отношений с ним и есть глубина твоего, твоей принадлежности имени. И если твое имя христианин, то глубина твоей принадлежности этому имени прямо связана с лицами Святой Троицы. И тогда оказывается, что христианин, ну как бы прежде всего он имеет в своем начальном своем движении отношения с Самим Христом, со вторым лицом Святой Троицы, но оказывается, вступив в период переходный, после того, как благодать сокрылась в сердце и твои отношения со Христом становятся более чем формальными, или же просто религиозными по потребности, религиозные – это потребность, это человеческая нужда во Христе, а вовсе не есть то, что есть явление любви, когда ты отдаешь, жертвуешь себя Христу или кому-либо. Так вот, это оскудение что ли твоих отношений со Христом в переходном периоде, от призывающей благодати к содействующей – поставляет тебя в необходимость отношений уже с каким Лицом Святой Троицы? – С третьим Лицом, со Святым Духом, т. е. оказывается, без восстановления твоих отношений со Святым Духом как с Лицом в имени христианин, т. е. оказывается, христианин – это не только Христос. Христианин – это непременно Святой Дух. И вот, в опыте христиан и в моем личном опыте это тоже было пережито, вот когда долгое время молитва ко Христу, ну была естественной молитвою, а молитва к Святому Духу была неясной молитвой, а то и вообще была непонятной молитвой, т. е. хотя она и произносилась и пелась эта молитва – Царю Небесный, но не пелась как к Лицу, и не порождала живых моих личных отношений с Ним, со Святым Духом, как с Лицом Божьим. И вот, этот момент, когда в переходном периоде начинается пробиваться вдруг отношения со Святым Духом, как с живым Богом, и как Богом, Который содействует мне в моей жизненности, и делает мою жизненность Божественной, святой, а значит, обращающей ко Христу как к живому Богу моему, т. е. живой Бог – Святой Дух обращает меня к живому Богу – Христу, Которого я имел живым Богом, но теперь охладел к Нему, и Он у меня утратился как живой. И только теперь Дух Святый как живой Бог, восстанавливает мои отношения с Христом, как с живым Богом. И вот, в этом состоянии человек приходит к следующему периоду своего воцерковления, когда содействие Святого Духа, содействие благодати начинает быть с ним, и жизнь со Христом тогда начинает быть живою, снова восстанавливается, а остается все равно при всем при этом некоторое недоумение к молитве, в молитве «Отче наш». И она воспринимается, она и поется, она вроде бы и все произносится, но каким-то интуитивным что ли пересечением моей потребности в отце кровном с Отцом Небесным, как Богом, чисто как к Богу, но как к Отцу отношения никакого нету, а Господь вдруг в Евангелии говорит – и не может быть, потому что никто не знает Отца, как Сын, только Сын, Отца как Сын никто не знает, только Сын. И кому Сын хочет открыть. Но, чтобы Христос как Сын, захотел нам открыть Своего Отца как Отца, Он должен сделать нас сынами, т. е. даровать нам Свое сыновство. А это дарование сыновства может произойти только во Святом Духе, ибо это совершить как раз может таинство этого дарения сыновства Христа – нам таинство это совершает только Святой Дух. И тогда уже из периода содействующей благодати ты переходишь в следующий период, который святитель Феофан Затворник называет каким? – Периодом истинного христианина. Слышите – истинный христианин – вот где появляется только собственно говоря наименование христианин, как истинный, истинное наименование, как наименование, за которым стоит реальный образ жизни, реальное бытие во Христе, и через которое тебе Христос открывает Отца Небесного. И уже в этом-то, уже устроении истинного христианина дальше идет восход до, к Отцу уже небесному, где осуществляется уже заповедь Самого Отца: Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный, т. е. этот восход к совершенству Отца, в котором содействие этому восходу осуществляет Сын, а в Нем и при Нем, с Ним и при Нем Святой Дух, и вместе Они нас из истинного христианина возводят в степень какого христианина? – совершенного христианина. Вот лестница, которую разворачивает святитель Феофан Затворник. И за этими всеми, за этими наименованиями истинного христианина стоит реальное бытие во Святом Духе, через Него во Христе, а через Обоих уже совершенное восхождение к Отцу Небесному, и по-другому не может быть, без этого единения с Ними ты не можешь взойти, с двумя первыми не можешь взойти к Отцу Небесному. Ну, а чтобы этот восход совершался реально, святые отцы из своего живого опыта подвижнического нам оставили много различных описаний, как это надо делать.
И вот, интересный момент описан в Деяниях апостольских, где говорится: ибо так заповеда нам Господь, – Я положил Тебя во свет язычникам. Тебя с большой буквы – это о ком идет речь? О Христе. Кто это говорит? Отец Небесный, да. Я положил Тебя, Христа во свет язычникам, чтобы Ты (с большой буквы) был во спасение до края земли. Выдержка взята из Исаии, в Деяниях, но из Исаии, пророка Исаии. Слово Господне, и уверовали все, которые были предуставлены к вечной жизни. Уверовали все, которые были предуставлены к вечной жизни, т. е. без этого действования Святаго Духа, приготовления к крещению, приготовления к призыванию, и невозможно получается, и войти в этот разряд христиан, а затем восходить до истинного христианина, и потом совершенного. И поэтому сказано, что уверовали все, ну т. е. и надо было бы точку поставить, если бы действительно все, – нет, а те, которые были предуставлены к вечной жизни. Это имеет значение большое в наших обращениях, отношениях к нашим родным и близким, или же тем, которые, за которых мы переживаем, о их воцерковлении. Как-то если так внимательно вчитываться в настроения крестьян, верующих, вот в прежней России, – XVI-XVII века, мы видим, как они как-то очень спокойно относились к воцерковлению домашних своих. И там все больше преимущественно радение было не столько о воцерковлении, сколько об устроении самого уклада, о верности домашних укладу, и трудились больше над тем, чтобы уклад жизни, который держался в доме и в семье, и в данной деревне, а соответственно в общине данного храма – этот уклад был бы устроен верным образом, а вовсе не о воцерковлении радели они. На это указуют и Евангельские слова, что гонителями верных будут отец своих детей, дети своих родителей, да, близкие из родни, друзья, – об этом говорит Евангелие, т. е. не всякий, кто с тобою рядом, будет воцерковлен, но еще более об этом же говорит, говорят события, первые события Ветхого Завета, когда в самой первой семье по изгнании из рая, сразу явились, один воцерковляющийся, и церковный, и единый с Богом, а другой – вообще заявивший Богу: Что Ты мне и что я Тебе? Кто это такой? – Каин, видите как. Поэтому, нигде вот в Священном Писании мы не слышим ревность о воцерковлении людей, вообще об этом речи нету. Но везде каким-то особым образом говорится об укладе жизни.
И тогда мы можем обратиться к святому Иоанну Претдече. Предтеча Господень Иоанн, говоря людям о крещении, возвестил им три степени церковной жизни. Мы же знаем, что все церковные люди различаются между собою, способностью или мерой церковной жизни. Согласно с этой мерой должны они и держаться, и образа православной жизни. Давайте вспомним эти слова Иоанна Предтечи – он сказал: я крещу вас в воде покаяния, но Идущий за мною сильнее меня, Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. И тогда народ, и спрашивал его народ: что же нам делать? – Он сказал им в ответ, т. е. он, как совершитель какого крещения? – Покаяния. Значит, он не совершитель крещения какого? – Святым Духом, потому что это будет делать Тот, Который идет за мною, и не совершитель крещения какого? – Огненного. Еще раз его прочитаю: я крещу вас в воде покаяния, но Идущий за мною – Он будет крестить вас Духом Святым и огнем – три вида крещения. Из этих трех сколько принадлежат Иоанну Крестителю? Одно, первое – крещение покаяния. Поэтому, когда к нему обратился народ: что же нам делать? – То он говорил об этом крещении, и о жизни из этого крещения, из жизни крещения покаяния. Ну вот, и сказал: у кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай тоже. Пришли мытари креститься и сказали ему: учитель, что нам делать? Он отвечал: ничего не требуйте, более определенного вам. Мытари – это собиратели податей, налогов, соответственно, сколько надобно вам, положено вам императором собирать налогов, столько и собирайте, и больше этого не требуйте, т. е. себе в карман не превышайте. Поэтому ничего не требуйте более определенного вам, т. е. поступайте честно, что причитается брать как подать, налог, то только берите. Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем. Многое другое благовествовал он народу, поучая его. Вот вам он определяет меру народу, который крестился крещением покаяния в воде, а тем самым он определяет образ жизни же, он определяет их поведение в жизни, а соответственно, уклад этой жизни. Согласны каждому по его профессиональному имени, это были мытари, это были воины, это были семейные люди, семьянины, которым он сказал про одежду и про пищу. Слушая это благословение святого Иоанна Крестителя, многие из нас скажут: мы ведь себя узнаем в этом благословении, так как оно подходит к нашим силам, и как меру праведной и благочестивой жизни, мы узнаем ее как свою. Но вот, это сказано народу, практически ветхозаветному, который еще не знает Христа. Мы же с вами народ новозаветный, а коль как, и тем не менее мы узнаем себя вот в этом благословении Иоанна Крестителя, преимущественно большая часть наверно именно таковыми себя узнают, правда, кто-то может быть дерзает узнавать себя по подвижникам нашим, но если так всерьез-то посмотреть, то мы большинство здесь сидим как раз – дай-то Бог нам вот это благословение исполнить, и в жизни быть такими, как сказал Иоанн Креститель. И тогда уже, будучи народом новозаветным, мы все-таки остаемся с этим вопросом: а все-таки оставаться ли при этом благословении Иоанна Крестителя, благословении крещения покаяния? Откроем книгу преподобного Иоанна Лествичника, это уж точно новозаветное время, и точно он говорит уже о народе новозаветном, и найдем в нем место, где он, будучи сам учителем монахов, наставляет мирян. И вот, что он говорит мирянам: некоторые люди спросили меня, говоря: как мы, живя с женами и оплетаясь мирскими попечениями, можем подражать житию монашескому? – Я, – говорит Иоанн Лествичник, – отвечал: все доброе, что только можете делать, делайте, никого не укоряйте, не окрадывайте, никому не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к кому не имейте ненависти, не оставляйте церковных собраний, т. е. служб, богослужений, к нуждающимся будьте милосердны, никого не соблазняйте на грех, не касайтесь чужой части. Если так будете поступать, – и он дальше говорит, это он мирянам говорит: то недалеко будете от чего? Царствия Небесного. Если так будете поступать, то недалеко будете от Царства Небесного. Какие утешительные слова, и поставляющие нас в правдивое мирянское жительство, осуществив которого, и если ты в нем будешь испытывать какую-то еще, как внутреннюю разгорающуюся необходимость дальше двигаться, то тогда уже будешь двигаться дальше. Ну а пока как мирянин, хотя бы исполни это. Удивляемся, как почти слово в слово согласны в своем наставлении Иоанн Креститель и Иоанн Лествичник, так оба описывают первый порядок благочестия, которого и надо держаться большинству из нас, и недалеко будем от Царствия Небесного. А чтобы этот порядок не терять и не скатываться от него в прежние свои грехи, нужно держать собою покаяние, потому что Предтеча Креститель чего? – Покаяния. Поэтому надо держать прежде всего покаяние. И вот тогда в связи с этим уже очень важное наставление опять же Иоанн Лествичник дает мирянам в том числе о покаянии. Покаяние есть возобновление каждый раз крещения. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни, слышите? – т. е. само покаяние восстанавливает в нас имя христианин, а имя христианин поставляет нас в отношения с Кем? – С Самим Богом. И эти отношения-то отношения завета Бога к нам и нашего ответного обещания Богу во время таинства крещения. Не мог совершить священник крещения, пока мы не дали бы свои встречные Богу обеты, эти обеты мы давали навстречу заветам Божиим. Ну а если мы с вами ничего подобного как бы и не совершали, мы не помним этого, и если мы с вами даже сейчас зная уже из учебника, что да, действительно, чин крещения все это в себе несет, и даже присутствовали уже при крещении других, и увидели, что оказывается, эти обеты действительно кладутся, о том, что мы будем верные Христу своему, а мы сами при этом ничего не чувствуем никаких таких обетов, и даже недоумеваем, а какие же мы все-таки обеты давали во время крещения – там вроде бы никакого перечня-то и нету и не было, то это говорит только лишь о том, что мы не пришли в крещение чего? Покаяния. Оно совершилось над нами, Бог совершил над нами, но мы в него не пришли. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни, завет, т. е. мое ответное обещание Богу исправлять свою жизнь. Покаяние есть купля чего? Смирения. Купля смирения, потому что это мною совершается. А Бог со Своей стороны тогда дарует нам в таинстве покаяния даруется смирение. Мы его правда, называем тишиною, и никто не узнает, что это начало смирения, тишина, которую мы имеем после исповеди, правда редко, но имеем – это начало смирения. Покаяние есть помысл самоосуждения и попечение о себе, это попечение о себе – оно в итоге порождает движение навстречу Господу, потому что о себе пекущийся непременно ищет Христа, с Которым он был в раю един, непременно ищет рая, того самого обетованного места, где жизнь беспристрастная, бесстрастная. И вот это попечение о себе – оно тогда рождает это чувство как раз окаянства. Там, где реальное попечение о себе, там оно проявляется как окаянство, потому что оно обращает вроде бы о себе, но тогда и непременно идет обращение к Богу, потому что ты без единения с Богом не сотворен, ты сотворен ради единения. И поэтому если ты в полноте себя и в глубине осуществлять начинаешь или слышать себя, то ты эту необходимость единения с Богом начинаешь в себе иметь. Такое попечение о себе, которое свободно от внешних попечений, т. е. все попечения земные отходят от тебя, потому что в тебе появляется одно единственное попечение, как важнейшее из всего – это попечение о Царстве Небесном, поэтому держитесь прежде всего Царства Небесного, да, а все остальное земное приложится вам. Покаяние есть дщерь надежды и отвержение отчаяния. Покаяние есть примирение с Господом через совершение благих дел, т. е. после таинства покаяния рождается то самое, о чем мы говорили, когда на прошлой беседе о вере, т. е. вере свойственно искание дел, она без них не может быть, она в них жива, дела веры, а это всегда дела милости прежде всего. Через совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние противных прежним грехам, поэтому я часто на исповеди встречаюсь с таким явлением: человек исповедуется в грехах, много их называет, вполне искренне, я его спрашиваю: ну вот, ты так скорбишь о грехах, просишь прощения, а ради чего? Человек не может понять мой вопрос. Ну ты сейчас же просишь простить, что ты эти грехи совершал, а ради чего ты просишь? Ну ради того, чтобы меня простили. А еще ради чего? Ради того, чтобы эти грехи как-то смыли с меня. А еще для чего? – Опять недоумение. Но ты помнишь – свято место пусто не бывает? Да, простили, да, смыли, место стало пусто, но оно же пустым не бывает. И ты недоумеваешь, чем это место заполнить, т. е. человек не подозревает, что его покаяние-то истинно будет, если оно ищет добродетели, оно ищет дел веры, и от того, что он вместо дел веры совершил грех, т. е. запретил, он поэтому сейчас просит прощения, кается и ищет восстановления своего единения с Богом – вот для чего он кается – чтобы быть едино с Богом. А единый с Богом в вере непременно жив делами, он по-другому не может быть. Если он этих дел не имеет, то он чувствует, что он умирает и в конечном итоге умер, он уже не жив. Поэтому-то и через совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть очищение совести, есть добровольное терпение всего скорбного – видите как, т. е. оно делает твое имя христианина каким? Крестным. Покаяние есть крепкое утеснение чрева. Утеснение, да еще и крепкое, но не сознанием, не силою воли самостной и тем более не духом самости, а тем, что в покаянии тебе дастся, эта крепость дается не от тебя, это не твоя крепость, это не твоя сила, коль ты каешься Богу, то покаяние, и ищешь единения с Ним, то в покаянии крепость – это благодать Святаго Духа, и оно-то тогда и утесняет чрево. И дальше – уязвление души в глубоком чувстве. Уязвление души в глубоком чувстве. Эта глубина чувства и есть плач покаянный. Вот до каких глубин может доводить тебя крещение покаяния, Иоанново крещение, но уже совершаемое в новозаветной Церкви, где совершается уже, действует уже таинство Господне. Видите как. Если все это ты исполнишь, и при этом тебе еще потребно жить свыше этого, то тогда обращайся уже к кому, к опыту кого? К опыту святых подвижников. И тогда появится следующее. Блаженны те, блаженны, т. е. исполнены силы Божией, силы крестной, нищие духом, т. е. вступившие на путь Господень, на крестный путь. Это должно стать в итоге не просто от твоей начитанности некоей идеей, потому что идейные коммунисты целую страну сделали второй державой в мире. Ты тоже можешь много чего добиться от идейности своей, но ты не будешь блаженным, блаженным – значит исполненным благодати, помните, да, мы об этом тоже в теме веры говорили очень много. Блаженны, т. е. исполнены благодати, а значит Божественной силы, силы крестной, прежде всего нищие духом, т. е. вступившие на путь Господень на крестный путь. Чтобы нам сейчас как-то слушая все это опять же о святых угодниках, про которых мы так много чего наслушаны и начитаны, чтобы в этой начитанности не повторить то, что у нас с вами было как это некие притязания с самим тоже, идти этим уже их подвижническим путем, хотя мы на самом деле не осуществили ничего мирянского, о чем сейчас только что звучало, т. е. мы сразу ищем крещения Святым Духом, но крещение Святым Духом выводит нас в блаженство, это осуществляет уже Сам Христос после таинства покаяния, которое осуществляется как крещение Иоанново. Чтобы этого не произошло, надобно сейчас разуметь, что то, о чем мы сейчас будем слушать – оно как естественная потребность, не потребность даже, а как естественное твое движение жизни должно в тебе появиться, и повести тебя уже к этим подвижническим делам. А если оно таковым не стало естественным, а только лишь происходит по причине того, что ты возгорелся как идейный человек, то это самостное возгревание. Блаженны, т. е. не всуе взявшие имя Божие, но приемлющие во очищение и в славу имени Его в них. В славу имени Его в них. И когда Господь говорит: в славу имени Его, то Он говорит об укладе жизни, Он говорит конечно же и о поступках, но поступки не суть собственно сам человек, сам человек в полноте – это поведение его, но поведение человека, которое происходит от человека – это уже его уклад. Поведение же определяет уклад, и тогда в этом поведении яркими движениями его принадлежности своему имени являются поступки. Поэтому в славу имени Его в них, т. е. в людях – это значит в людях, в славу, значит в укладе церковном живущих. Приемлющие имя Его во очищение, т. е. в отрясение от всего тленного, от греха, проклятия, смерти. Это время только что пережитое народом Божьим в России – ХХ век, новомученики, исповедники Церкви Русской, время гонений. Вместе с тем это время крестного пути. При этом это путь, на который были вдруг выведены не подвижники монашествующие только, хотя они в первую очередь, но и все миряне, искренне верные Христу – все были выведены на этот крестный путь гонений в советское время. И вот на этом уже пути крестном они-то обретались в свое имя христианин, как имя крестное. Но в таком случае поразительно – пребывая в порядке жизни концлагеря например, или же в порядке жизни тюрьмы, в камере тюремной они становились носителями особого уклада жизни церковного, и выражался этот уклад их жизни в реальном поведении и в реальных их поступках, так что в итоге их все узнавать начинали. Вот что такое уклад жизни, т. е. ты можешь его не только, это не только то, что осуществляется в некоем собрании согласных с тобою и соревнителей с тобою, а это то, что ты с собою несешь непременно где бы ты ни был, как свое поведение и как свои поступки. И там, где христианин появляется, там непременно появляется вместе с ним уклад его жизни, по отношению к которому все начинают вольно или невольно ориентироваться, одни в отвержении, другие в наблюдении, а третьи в следовании и подражании, в подражании и следовании. Поэтому и сказал, сказано: спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи, видите как. Поэтому и говорится, говорил я, что на Руси как-то не пеклись о воцерковлении своих родных и близких, пеклись о укладе жизни, а это значит, о собственном имени христианина, о подтверждении в своей жизни, в своем поведении имени своего христианин, которое оказывается, и должно быть прославлено, в славу имени Его, а прославлено в чем? ‒ В силе имени.
И вот, теперь возвращаясь к времени гонений, вместе с тем это время крестного пути, продолжительность пути у всех разная была. За веру убивали, мучили, заушали, плевали, истязали, одних расстреливали уже на третий день, другие погибали в тюрьмах, лагерях, через год, три года. Кто-то умирал отсидев 10 и 15 лет. Немногие после 10-15 лет лагерей выходили на свободу. Другие же и не побывав в лагерях, оставаясь на свободе скитались по городам, скрывая веру от безбожных властей, скрываясь, голодали, болели, ходили в презрении от людей, ходили под угрозой получить наименование «враг народа», ‒ тоже имя же – враг народа. Боялись этого, избегали этого. Много среди них было монахи, много было и мирян, много было священников. В этих крестных страданиях за имя Господне, т. е. одна только принадлежность этому имени уже рождала эти гонения, становились в этих крестных страданиях за имя Господне становились блаженными, т. е. исполненными крестной силы, силы креста Господня. В итоге являлись народу верующему старцами и старицами. Приявшие в гонениях силу Божию, принимали в покров этой силы много людей. Вот мы с вами это все видели, читаем и видели сейчас вот в видеофильмах. Какие только и с чем ни приходили к ним, не только слово для людей находилось у них, не только участие, утешение, но больше дар духовной поддержки, дар любви, т. е. силы духовной, при этом порою одним словом только совершаемой. Ведь мы видим по этим старцам, особенно на видеокадрах, какие они немногословные. И если бы эти вот слова, которые с экрана звучат, просто бы сам экран бы выключили, а звучание слов их оставили бы, мы бы слушали только одни слова, но не видели бы на экране самого подвижника, не знали бы, кто говорит, то поразительно, мы бы сказали, что так это же очень такие простые слова, которые ну всем известны, ну и что от этого. И только в соединении с образом самого старца, а соответственно, видимо еще и с тою силою, которая от него исходит, эти слова вдруг становятся действенными, и дают как раз то самое и впечатление, а больше даже этого то побуждение, которое делает нас подвижниками, подвигает нас навстречу к ним, и в этом некотором хотя бы как минимум подвигает наше благоговение перед этою силою христианина, которая является в этих словах, простых, несложных. А то и одним только помазанием масла, невидимо исходящей от них силы, но явно зримо поддерживающей приходящих. Потому что например, старец Николай Гурьянов вообще большинство людей, которые приходили – по отношению к ним ничего не говорил, выносил кисточку и мазал, и начинал всех подряд помазывать. И какие одухотворенные, какие счастливые уходили люди после этого. Вот вам та сила христианина, имени христианина, которую нес в себе, в своем поведении, в своих поступках, а значит в образе жизни, т. е. в укладе церковном старец. Теперь мы читаем о них – старцах и старицах ХХ века, читаем книги, Смотрим немногие, но сохранившиеся фотографии, и тем более редкие кадры киносъемок. А ведь это те, кто исполнились блаженств, про которых Господь сказал: немногие пойдут этим путем, или: много званных, и немного избранных. Много званных, т. е. немногие пойдут – это сами, а много званных и немного избранных – это которых Господь Промыслом Своим в итоге повел путями концлагерей, тюрем или же этих скорбей в свободной жизни, в жизни на свободе, которых, ‒ говорит Господь, ‒ Я сохранил, не сами люди таковыми сделались, Я их сохранил, которые стали теми деревьями, под тенью которых могли укрыться усталые путники веры, в кроне которых находили покой летящие своими путями птицы, духовные чада их. Кто-то при этом вышел на свободу и нес в служении старчества, кто-то не дожил до освобождения, но в лагерях совершал дела имени Христова, дела блаженств, дела, являющие силу имени Господнего. Здесь, особенно среди скитающихся и скрывающихся по городам, были плачущие, и Господь утешал их, были кроткие, и Господь окружал их участием в них людей, были жаждущие правды, алчущие слова, и находилось слово Евангелия, которое становилось им пищей, насыщало, поддерживало, порою лучше и больше, чем скудная тюремная пища, и не только их поддерживало, но и тех, кто был рядом с ними. Вспомним старца Арсения, да, как рядом с ним отогрелось несколько, ну рецидивистов фактически, казалось бы разбойников, потерявших уже свои жизненные пути, не то, что пути Господни, а тем не менее отогрелись в своих жизненных путях, и в конечном итоге встали на путь Господень. Были и милостивые, были и чистые сердцем, узревающие поддерживающего Бога сердце свое. Были миротворцы, нарицаемые Господом сынами Божьими, ‒ видите христиане, и второе наименование – нарицаемые сыны Божии. Все при этом сотни тысяч изгнанные правды ради, и в сердцах своих во внутреннем человеке достигшие Царства Божьего внутрь себя. Силою этого Царства, как граждане неба, как подданные, лучше сказать теперь уже да, ‒ подданные неба на земле, совершавшие свой крестный путь. Те же, кто в конце жизни, будучи старцами и старицами, получили еще и дар пророческого служения, и стали говорить о последующих временах, и о том, какими будут часть народа Божьего, какими будут миряне, какими будут священники, епископы, часть которых отступят от Господних путей, те сподобились и последних блаженств. Каких? Да, егда поносят вас, будут, ‒ говорит Господь, ‒ поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. И действительно – гонят и злословят. Например, фильмы из серии «Соль земли» все пять под грифом запрещенных и якобы вред приносящих. Но где и как мы можем увидеть плоды путей Господних, дивный результат лагерей и тюрем, и в гонениях, скитаниях по городам и селам, как не на примере старцев ХХ столетия. Не все из них пророчествовали, не все имели дар пророчества, но ведь не сам старец же выбирает, какой дар ему иметь – Господь дарует, Дух Святый совершает тот или иной дар, и этот дар, если дан, одним не дан, поэтому эти старцы не гонимы, они чтимы, но не гонимы. А другим дал, да еще и помимо этого дар пророчества, и теперь по этому дару они говорят о состоянии людей в последнее время, ну и тогда по этому дару, который они не сами взяли, они имеют эту последнюю заповедь, да – гонимы будете, и поносить вас будут. Действительно, и поносят, и гонят, и запрещают, как будто бы эти старцы не свой дар несут, вернее, свой дар несут, не подозревая и не думая о том, что это не свой их дар, это дар Духа Святого. Но теперь после прославления Церковью мучеников и исповедников ХХ века совершается торжественное благословение Божие: радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах, так гнали пророков, бывших прежде вас. Они прославлены на небе раньше, чем были прославлены нашей Церковью здесь на земле, а нашею Церковью были прославлены позже, чем были прославлены Зарубежной Церковью многие из них. Вы – соль земли, ‒ говорит Господь дальше, вы свет мира, так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего, Небесного. И мы сейчас смотрим эти фильмы, видим их добрые благостные, благоговейные состояния, эти дивные слова, простые, препростые, но исполненные благодатною силою, и дающие дыхание жизни нам в вере. Говорю вам, ‒ говорит Господь ‒ если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное. А к этим словам добавляет: и слова Мои непреложны, не прейдут. Непреложны Мои слова, ибо совершатся непременно. Но тогда это становится очень серьезно, спасение есть вхождение в Царство Небесное, но ты не войдешь в Царство Небесное, если праведность твоя не превзойдет праведности книжников и фарисеев, но мы сами от себя не можем это сделать. И тогда Господь говорит: в таинстве, крестном таинстве Моем Я совершаю это с вами. И тогда вдруг обнаруживается, что все семь таинств, каковые совершаются Господом, да, ‒ они являются все крестными, потому что в них является одна и та же сила, сила крестная, а это и есть сила милости Божией, Его милостью схождения с небес на землю. Ну, об этом мы много говорили на предыдущих беседах. Превзойдет, т. е. исполнится силою блаженств крестной силы. Так и с преподобными было – прежде чем открыться их затвору, прежде сем начали они принимать людей, кратко наставлять, благословлять, помазывать, и от того творить чудеса, исцеления. Всего лишь помазал, а совершилось исцеление. Прежде всего, всего этого им нужно было самим быть на кресте подвижнических деланий, постов, молитв, стояний на камне, жизнь среди зверей, в лесах, пещерах, и это был их уклад жизни, это же есть уклад, это их поведение, их поступки, их уклад церковной жизни. И только в конце всех этих подвигов часть уже в конце жизни сподобляются даров Божиих, которыми они могли окормлять множество страждущих, ищущих наставления и утешения, духовного руководства. Вот теперь и нам говорится: вы духовные, исправляйте друг друга духом кротости – это уже говорится нам. Будьте благоразумны и бодрствуйте в молитвах, служите друг другу как добрые домостроители, многоразличной благодати Божией, какую дает Бог. Я вам говорю из послания Петра, 1-го послания Петра. Как добрые домостроители, многоразличной благодати Божией служите друг другу, какую дает вам Бог. Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны. А мы в ответ начинаем раздражаться и обижаться – где же тут блаженны, мы говорим. А апостол Петр говорит, так да, если злословят вас за имя Христово, то уже по одному этому вы уже блаженны по определению, а уж пережить это реально – это уже дело за вами. Но по определению вы уже блаженны. И как вы участвуете в страданиях Христовых, радуйтесь, и не стыдитесь, но прославляйте Бога за такую вашу участь. А мы начинаем унывать, хиреть, скорбеть, и говорить: Господи, где ты, мне такое, со мной такое делают, а Ты где есть? А апостол Петр говорит: не стыдитесь, а радуйтесь, прославляйте Бога за такую вашу участь. Что же нам благословлено делать при этом духом? А вот что – апостол Петр: жить, ходить по Богу духом. Апостол Иуда: молиться Духом Святым. Апостол Павел: служить, умерщвлять дела плотские, духом пламенеть. Он же: петь, благословлять Духом, иметь веру, слово знание тем же Духом, утвердиться Духом Его, обновиться, исполняться. К Филиппийцам говорит: утешаться. К Колоссянам говорит: находиться с другими духом. В Деяниях апостол Лука говорит: не противиться Духу Святому. Апостол Иоанн: не всякому духу верить. И опять апостол Павел: поступать по духу, а не по букве, не по плоти. Потому что прежде всех людей Сам Господь взошел на крест и в смерти на кресте вошел в силу, славу Свою и даровав эту силу и славу апостолам, а через них епископам и священникам, их ревностью и служением Отцу Небесному, совершил Церковь Свою. Так совершил, что она умножилась в миллионах православных людей, в тысячах праведников, угодников Божиих, святых. Видите – в миллионах православных мирян, в тысячах праведников и угодников Божиих, в святых, мир дал духовный людям, Промыслом Своим поддержал их в дела благие, оградил от злобы, зависти, от бедствий, природных и от катастроф. Чем оградил? Внутрь даруемой благодатью, не внешней, не отложением скорбей, а внутрь даруемой благодатью.
И вот теперь об этих деяниях Божиих по отношению к нам в книге, составленной протоиереем Григорием Дьяченко «Уроки и примеры христианской веры». Провидение Божие есть непрерывное попечение Бога о всех Своих делах, и до старости вашей Я, ‒ говорит Бог, Тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас, Я создал и буду носить, поддерживать и охранять вас. По гласу Его, Бога, шумят воды на небесах, и Он возводит облака от краев земли, творит молнии среди дождя, и изводит ветер из хранилищ Своих (Иеремия). Даниил: Дает мудрость мудрым и разумение разумным. Притчи: Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его. Второзаконие: С избытком даст тебе Господь Бог твой, успех во всяком деле рук твоих, в плоде чрева твоего, в плоде скота твоего, в плоде земли твоей, ибо снова радоваться будет Господь о тебе, благодетельствуя тебе, как Он радовался об отцах твоих. Исаия: Господь Саваоф определил, и кто может отменить это? Рука Его простерта, и кто отвратит ее? Псалом: Если Господь не созиждет дома, напрасно трудится строящий его, если Господь не охранит города, напрасно бодрствует стража. Слышите, как постепенно складывается сам уклад жизни, а в нем поведение наше, имеющее отношение к тому, через Кого и от Кого мы носим имя христианин. Я к этому же сейчас говорю, мы сейчас с вами в теле, в разделе «имя», вы слышите эту связь? Постарайтесь это слышать.
И тогда мы увидим, что оказывается, в разных наименованиях, которые мы с вами имеем, отображается собственно говоря, уклад жизни каждого человека, как в профессиональных именах отображается уклад жизни, так и в семейных именах, если они преимуществуют или приоритет этих имен перед другими именами – муж, жена, мать, отец, ‒ если это преизбыточествует, то тогда это составляет уклад именно их жизни, они на работе меньше, чем в семье. И поэтому это потребность разного бытия вообще, которая свойственна всем людям, ‒ это на самом деле потребность разного уклада жизни. Но это тогда разное наименование себя в разном себя наименовании. Эта разность и распределяет людей во всем мире, кто где и кто как живет. И поэтому одни становятся крестьянами, живут на селе, другие становятся горожанами. Но и горожане тоже оказывается, имеют совершенно разный уклад жизни. Одни все свое время проводят в ресторанах да в барах. Другие с машинами и под машинами. Третьи – в разных концертных залах и развлекательных всяких салонах. Четвертые постоянно пребывают на какой-нибудь работе. Пятые сидят дома, хотя и вроде горожане. Третьи все время в туристических поездках, четвертые все время на рыбалке, пятые на охоте и так далее. Ну а шестые – в храмах стоят и молятся, и дома еще стоят молятся. Седьмые помимо этих молитв еще и подвижничают, т. е. идут и служат делами веры, и находят эти дела прежде всего в ближних, прежде всего в верных, дальше, и уже после этого в дальних. В конечном итоге человек успокаивается тогда, когда находит свое бытие и свой уклад, или когда находит свой уклад, а в нем упокаивается своим бытием. В основе всякого бытия лежит дух. И для одних это дух времени, дух мира и дух льсти, а для других – это дух Божий, он, этот дух Божий вне мира, он над миром и вне времени. По нему и бытие иное, чем земное, на земле, но не принадлежит земле.
И так как завтра у нас суббота, масленая, а в масленую субботу Церковь прославляет всех преподобных Церкви за все 2000 лет, то в минее, где это прославление в каноне поется, вот сегодня оно пелось на утрени, удивительные имена, а значит соответственно за ними уклад жизни преподобных отцов. Давайте послушаем эти поразительные слова, которые сегодня звучали на службе. В субботу сырную преподобным отцам. Какие они? Аммон – в подвигах просиявшие, богоносные. Далее: безмолвия державу – Арсений, сосуды Божии добродетели светлые бисеры – Агафон и многие другие. Светильницы рассуждения – Арес. Гора жительства высокого – Авксентий. Страдалец чистоты, столп воздержания – Афродисий. Звезда постничества – Аммоний, молитвенник за весь мир – Афанасий Афонский. Жизнью Богодухновенною Церковь явившие воистину раем. Жизнью Богодухновенною, т. е. укладом своей жизни, да, Церковь явившие, воистину раем. Рай богонасажденных добродетелей, в слезах процветших, плодоносящих Богу различным своим жительством. Плодоносящих Богу различным своим жительством. Эта разница жительства связана с делами веры, т. е. с добродетелями. Жительством неба, жительством небу – Венедикт. Премудрости дом – Вассиан. Послушания венец – Василий. Богоприятная Богу похвала – Даниил. Веры утверждение – Дий. Неистощимое верных богатство, преподобные вси. Один из них чудный – Зосима, другой великий – Исаия, третий славный – Илия. И все они узы разрешившие страстей, прилепившиеся любви благих, в примерную славу облекшиеся во Христе, вышнюю жизнь получившие, трудами воздержания, мученицы Христовы, кто бо паче их показа чудес крепость. Отцы наши богоносные, дерзновенные, богомудрые, крепкие в вере, богосветильницы, первопроповедницы исповедания, многострадания, священноименные защитники икон, христомученики, преподобные, священноначальницы, священномученики, мира отвергшиеся, крест вземшие, постничеством просиявшие, жизнью своею, слушай, укладом своей жизни, жизнью своею Христово Евангелие изъяснившие. И чтобы мы с вами как-то укрепились, утвердились во всем этом, в этом христоношении имени Христа, псалом 77 говорит: да не будут, т. е. мы с вами, якоже отцы их, род, иже не исправи сердца своего, и не увери с Богом духа своего, сынове Ефремли не сохраниша завета Божия, и в законе Его не восхотеша ходити. И чтобы мы с вами имели правдивое исполнение имени своего, вспомним такие слова в этом же псалме: заповеда отцам нашим сказати я сыновом своим, яко да познает род ин, сынове родящиеся и востанут и поведят я сыновом своим, да положат на Бога упование свое, и заповеди Его взыщут, и не забудут дел Божиих, да не будут якоже отцы их. Что же в итоге есть уклад церковный, который есть осуществление имени, ‒ слышите эту связь, да, т. е. имя – оно непременно осуществляется в укладе. И если имя ты носишь, а в укладе ты осуществляешь что-то другое, не соответствующее этому имени, то значит твое имя не имеет силы. Уклад – это форма жизни. Какие уклады есть? Есть семейная жизнь, семейный уклад, гражданско-семейный, гражданский, монастырский, скитнический, отшельнический уклад, и соответственно, таковая же и жизнь. А в царской России за два столетия до революционных событий еще и жизнь верноподданническая, верноподданнический уклад. Жизнь имеет наполнение, их три: истина жизни, затем истинная жизнь, и протяженность этой жизни, путь, которых два: жизненный и Господень. Жизненный – это в тех призваниях, которые Господь вложил в естество наше, которые есть сыновство, затем супружество, затем родительство, и затем подданичество да, или же верность, раньше подданичества была еще просто верность князьям своим. Форма жизни чем-то должна быть удерживаема, она удерживается призваниями, жизненными – их четыре, они составляют пределы земной жизни, и призваниями небесными, которые ведет уже в жизнь вечную. Вот, сейчас мы когда про преподобных читали, ‒ это как раз небесное призвание их, удерживали их форму жизни. Каким же может быть наполнение жизни? Есть призвание и его мера. У земного призвания этою мерою является лад, т. е. то, что Бог сложил в естество человеческое в земных призваниях – это лад, наполнение жизни. Лад – это мера естества, любви, вложенной Богом в природу человеческую, в естество его и передаваемую из поколения в поколение в виде уклада. А восприятие уклада в именовании происходит. Ты чей? ‒ Павлов. ‒ Кто? ‒ Сын. Говорится сразу об укладе данной семьи. А по тебе что-то не видно, что ты Павлов, и тем более не видно, что ты сын. А другому говорят: Да, ты действительно Павлов, ты действительно сын. А почему это видно? А по жизни твоей, т. е. по укладу. Видите, какое отображение уклада в именовании, и какое бытие именования в укладе. У небесного же призвания наполнением жизни является благодать, мера ее от Бога, и в то же время от рода, и в то же время от святых Церкви. И то, и другое, и третье есть тайна, которая складывается из хотений Бога со стороны Бога и личного выбора, склонения личности, совершающегося в каждом отдельном роде, народе, и в каждом отдельном человеке. Теперь протяженность жизни в укладе – это жизненный путь от рождения до старости в призваниях, данных естеству – сыновство, супружество, родительство и подданичество, или сейчас гражданство. Это жизненный путь. А Господень путь – от предуведе до предустави, до прослави вернее, от предуведе до прослави. Ну, напоминаю да – кого предуведе, того предустави, кого предустави, того призва, кого призва, того оправда, т. е. благодатью оправдал его церковные действия, святые действия. И кого оправда, того прослави. Поэтому Господень путь – от предуведе до прослави. Тайна пути того и другого, естественного и церковного, и их взаимного присутствия в жизни человека от личного склонения зависит от личного склонения, выбора, и от тайны пути человеческого. И поэтому как Господь, выслав Адама из рая, не оставил его в Своих попечениях – это означает, что его даже в жизненных путях мы все равно сопровождаемы Богом, не оставлены, потому что иначе бы мы бы и не вышли на пути Господни. Переход от жизненных путей к Господнему и смена их и есть переход из уклада в уклад. Действительно, мы с вами каждый имели какой-то свой уклад вне Церкви, внецерковный уклад, или образ жизни, правильнее сказать, а потом вошли в Церковь и стали иметь церковный уклад. Потом на переходном этапе кто-то из нас начал вываливаться в околоцерковный уклад, потом из него давай карабкаться в религиозно-церковный уклад, ну а из него возможно, дальше уже двигаться в собственно в церковный уклад. В религиозно-церковном укладе мы будем как носители покаяния, крещения покаяния, Иоаннова крещения. Поэтому переход из уклада в уклад было, сначала околоукладный уклад, образ жизни вернее, потом уже собственно религиозно-церковный уклад, потом уже церковный уклад, где уже сугубо содействующая благодать уже ходит, и далее сугубо церковный уклад – это истинного христианина. Аз есмь Путь, и Истина и Жизнь, потому что естество от Бога во образ Сына, образ Божий, и Царство Божие тоже от Него.
Ну и к завершению идя, еще остановимся на силе уклада, т. е. сила явления имени Его, т. е. Христа в тебе и в твоей жизни. Поэтому сила имени является в силе уклада, или сила уклада в силе, а значит отражает силу имени Христа. Сила уклада в тех многоразличных связях, которые образуются между землею и небом. Про многоразличные связи говорит апостол Павел, да, которые образуются между землею и небом, т. е. людьми на земле и небесными жителями – это высота. Помните слова апостола – что есть высота, что широта, что глубина, это в данном случае высота. Затем сила уклада проявляется между людьми на земле, верующими и верными, и это широта, и всем тем же и с самим собою, но уже в самом человеке – это глубина. Т. е. это сила способности к подвижническому устроению своего внутреннего человека. Благочестивое воспитание – что это такое? Это когда ребенок с утробы матери входит во все три измерения жизни, и входит чисто без примесей. Ну это вот как раз благочестивые семьи, которые радеют об укладе, т. е. об этих как раз всех многоразличных отношениях, с небом, друг с другом в семье и с самими собою, со своим внутренним человеком в себе самом. Если это все совершается как уклад жизни семьи, то этого достаточно, чтобы дитя, родившееся в этой семье, оно бы теми дарованиями своего сыновства, из которых он идет, подражая родителям, да, из которых он жаждет свою принадлежность иметь в них, от них, в которые он имеет свое сыновнее попечение и заботу о них, и в которых он имеет свое сыновнее преемство от них, ‒ вот свойства сыновства, да, то так как эти свойства вложены уже в каждого ребенка, и он ими пробуждено пробуждаясь, живет в семье, то в благочестивой семье, где нету страстных примесей, он этим живет тоже бесстрастно, ребенок. Благочестивая семья позволяет ему во всех этих своих сыновних свойствах осуществляться и обретаться в силе, вот что происходит. Входит чисто, без примесей в благочестивом воспитании. Высота – это святые, т. е. стяжающие святость. Святые, не люди как, а святые церковные обычаи отношений с небом. Широта – это очищаемое благодатью и освящаемое святостью отношение церковных людей между собой, а глубина – это те добродетели внутреннего человека, из них духовные: вера, надежда, любовь прежде всего, нравственные, очищаемые: правдивость, искренность и честность, которые, т. е. добродетели, движутся совестью, восстанавливающейся в вере, ее духовными и нравственными дыханиями и слухом, и соответственно, далее благодатью Святого Духа, благостью Христа. Во всех трех – высота, широта, глубина, сердцевиной, сутью являются отношения или являются отношения, или проще все три: высота, широта, и глубина – это и есть отношения. Форма, в которой эти отношения проявляются – это нравы, обычаи, традиции, которые складываются в итоге в образ жизни или в церковный уклад.
Что делает враг рода человеческого дыханием духа злобы, духа времени, духа мира и духа льсти? Он отвращает людей от Бога либо к иным богам, т. е. к нечистым духам, а в итоге через них к себе самому. У людей меняется религиозное поле жизни с младенчества, отношения же людей он переводит из внутренних, совестно-добродетельных во внешние, ну например, производственно-финансовые, или социально-идеологические, или политические, или культурные, или культурно-развлекательные, и прочее. Меняется поле взаимообращения людей между собою. Жизнь человека в самом себе враг переводит из духовной глубины в религиозную внешнюю жизнь и в жизнь нравственную, а далее в интеллектуально-прикладную, по основаниям уже откровенно страстным, и наконец в виртуальную, где дух времени и страсти, дух мира забирают человека полностью, и это и есть все вместе поклониться по Апокалипсису – поклониться образу зверя, каковым образом зверя является собственно цивилизация, отражающий эту цивилизацию сегодняшний интернет. То делает враг рода человеческого с человеком. Но мы с вами будем ходить не по этой, а по святителю Иоанну Златоусту, который что говорит об имени? Имя, ‒ говорит он, ‒ без добродетели не приносит никакой пользы, надежду спасения нужно полагать в совершении добродетелей, и не величаться внешним ни именем, ни сродством со святыми мужами, ни чем-нибудь другим. Но величаться правотою своих дел. ‒ правотою своих дел. А лучше сказать, не величаться даже и этим, но тогда-то особенно и смирять, и уничижать себя, когда успеем собрать великое богатство добродетели. Поэтому и Христос говорил ученикам Своим: Егда вся сотворите, глаголите, яко непотребни рабы есмы. Так Он смиряет их умы – учеников Своих, и внушает им и нам быть скромными и не превозноситься добрыми делами, но знать, что величайшая из всех добродетелей состоит в том, что добродетельный человек сохранял смирение. И этим смирением подтверждается имя христианин. Как телу ты доставляешь различные одежды, так не попускай и душе ходить нагою без добрых дел веры. Что же это за одежда души? Прежде всего, ‒ говорит святитель, ‒ милостыня и щедрость к бедным. Вот об этой одежде прежде всего радеть, потому что в этой милостыне начало крестной силы, а без крестной силы ты ничто, и твое христианство в имени силы не имеет. Милостыня и щедрость к бедным – вот прекраснейшее одеяние души, вот светлая одежда ея. А если хочешь не только доставить ей одеяние, но и украсить ее подобно телу, то присоедини пособие, состоящее в молитве и исповедании грехов и не переставай омывать лице ея непрерывными слезами. Каждый день омывай, проливая горючие, горячие слезы, этою слезною водою смывай с себя нечистоту. Тогда душа становится все светлее. И так как весьма многие жены по великой изнеженности пренебрегая заповедь апостольскую, повелевающую не украшать себя ни плетением волос, ни золотом, ни жемчугом, украшаются с великою роскошью, да и не одни жены, но и изнеженные мужи. Сегодня можно сказать, что и особенно и в наше время, доводят себя до слабости жен, надевая на руки перстни, украшаясь множеством дорогих каменьев, чего надлежало бы им стыдиться и краснеть, то пусть и эти, и те, послушав наших слов, обратят лучшие эти драгоценности, приносящие много вреда и мужам, и женам, на украшение души и ее ими украсят. И дальше он говорит: т. е. раздадут все это бедным и нищим и попросят их молитв за себя. Как скажешь – возможно возложить эти драгоценности на душу? Опять же руками бедных. Они и принимая подаяние от тебя, сообщают душе твоей красоту, когда ты им подаешь от своих имений. А ты привлечешь к себе самого истинного жениха и приобретешь бесчисленные блага, привлекши к себе Господа этою красотою, будешь иметь источник всех благ и обладать несказанным богатством. И тогда имя твое христианин – не будет постыжено. Если Павел, столь великий, высокий муж, говорил в своем послании: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим явлюся. Так если он, удостоившийся такой благодати после столь многих и высоких подвигов, имел нужду усмирять и порабощать, покорять под власть души и подчинять ее господству сильные порывы плоти, усмиряют же то, что восстает, и порабощают то, что сбрасывает с себя узду, ‒ то что скажем мы, не имеющие ничего доброго, обремененные тяжкими грехами, и при всем том преданные великой беспечности. Разве в этой брани есть у нас перемирие. Всегда нужно трезвиться, всегда надобно бодрствовать, и никогда не считать себя в безопасности, не возноситься, и не величаться, ибо имя твое христианин – смирение и кротость. Итак, будем всегда заботиться о своем спасении, дабы избежав козней врага, получить милость от Бога, благодатью и щедротами Его Единородного Сына. При этом никто не думай о диаволе, будто он так силен, что может заградить тебе путь, ведущий к добродетели, он конечно, прельщает и соблазняет, но кого? Нерадивых. Но он не может препятствовать и не препятствует и никогда не принуждает, потому что без воли Божией он этого сделать не может. Это показывает и самый наш опыт. Ибо когда мы решаемся сами быть бдительными, то выказываем такую твердость, что хотя бы многие склоняли нас на путь нечестия, мы не следуем их внушению, но бываем крепче адаманта и затыкаем уши от советующих злое. А вот когда мы нерадивы, то хотя бы и никто не советовал и не соблазнял нас, мы сами собою стремимся к нечестию и к своему собственному несчастью. Если бы это было не в нашей воли и не во власти нашей души, если бы Господь создал нашу природу не свободною, как это у зверей, то всем людям, как имеющим одинаковую природу и одинаковые страсти, надлежало быть или злыми, или добродетельными. А когда мы видим, что имеющие одну с нами природу и обуреваемые такими же страстями, испытывают однако, не одно и то же, но твердым умом направляют свою природу, преодолевают беспорядочные движения, другие обуздывают вожделения, третьи побеждают гнев, четвертые избегают зависти, кто-то истребляет ненависть, презирает страсть к богатству, а другие меньше заботятся о земной славе, и не дорожат благополучием настоящей жизни, но твердо стремятся к истинной славе, и похвалу от Бога предпочитают всему видимому, то неясно ли, что они своими усилиями могут совершать это при помощи вышней благодати. Своими усилиями при помощи вышней благодати, которую стяжают именем своим, т. е. смирением, будучи христианами. И что мы по своей беспечности только губим свое спасение, сами себя лишая небесного благоволения. A христианами называясь, как именем социальным или именем нарицательным.
Ну вот, на том сегодня и закончим. Так умножилось в людях имя Господне, имя Христа, так воцарилась Церковью, ее делами слава Христа Бога нашего. Спаси Господи. Теперь дальше вы запомнили начало наше, да, что дальше надобно слушать пять проповедей, а после них пять бесед о имени Христовом, которые есть на сайте все это. На нашем сайте otrada-volgа.
Беседа 16
Файл: Христос, вера, имя
Добрый вечер. Мы сегодня завершаем наши беседы, как о событиях апостасийного характера в самой Церкви в наше время, в которых мы пришли к двум таким неразрешенным до сегодняшнего времени большим темам или трагическим событиям, которые произошли за последние четыре столетия. Это старообрядчество, появившееся в результате некоторых событий XVII века. И которые, на которые надо бы сегодня еще раз акцентировать наше внимание, потому что они имеют конкретное продолжение в тех событиях, которые, свидетелями которых мы являемся сегодня, особенно после январских конца январских и начала февральских событий 2016 года в Церкви, ну и в связи с предстоящим всеправославным собором нынешнего года. И второе важнейшее как сейчас все-таки выясняется, важнейшее событие, которое произошло на Афоне, это афонская смута в связи с имяславием и восставшим против него имябожием. Ну вот, и так как той и другой теме мы уже посвятили немало бесед, сегодня мы попробуем, завершая весь наш обширный цикл подытожить что ли две эти большие темы в сегодняшней беседе.
Ну, я начну с имяславия. В последние годы в России вновь вернулись к внимании, вернулось внимание к событиям Афона и к самому факту имяславия, и по этой причине на сегодняшний день мы наблюдаем достаточно обширную литературу по этому поводу, и в частности выход нескольких книг, хотя в целом конечно, они составляют для окончательного решения вопроса, составляют в общем-то малый объем, но тем не менее, это достаточно серьезное собрание документов с одной стороны, а с другой стороны некоторых обобщений, которые производятся об этой теме. Ну вот, помимо сборника документов, который опубликован под редакцией митрополита Илариона, вышел большой сборник имяславия, более 700 страниц, где собраны труды начала ХХ века, наиболее серьезных и таких авторитетных имяславцев, начиная с иеромонаха Антония Булатовича, и дальше целый большой кружок объединенных между собою славянофильством, и кружок Лосева, куда входит и Новоселов, нам известный и Флоренский Павел, и протоиерей Сергий Булгаков, и которые немало посвятили как раз и обсуждениям имени Божьего и обширным серьезным трудам, в частности, такой труд Сергия Булгакова, как феноменология имени, большая книга на 300 страниц. Затем буквально совсем недавно вышли в 2001 году в издательстве «Паломник» книга «Забытые страницы русского имяславия», составители которой – Хитров и Соломина. И книга священника Дмитрия Лескина, которая является его монографией, диссертацией, вышла в Санкт-Петербурге в 2004 году, – «Спор об имени Божием», – такая фундаментальная работа, с которой мы собственно говоря, и начнем сегодняшнюю подытоживающую беседу. Так как материала много, а времени мало, то поэтому я сразу приступлю к делу.
Итак, книга иерея Дмитрия Лескина «Спор об имени Божием». Как уже говорилось, ни беспристрастный обзор афонской смуты, ни детальные изучения взглядов адептов имяславия и имяборчества, ни тем более исследование традиций почитания имени Божия в святоотеческом предании, еще не осуществлены. При исследовании вопроса об афонских спорах выясняется, что огромное большинство литературы написано по этому поводу, носит публицистический и полемический характер. Исключительно мало количество богословских, философских работ самих участников споров. Труды имяборческой стороны, сюда относятся ряд статей митрополита Антония Храповицкого, архиепископа Никона Рождественского, инока Хрисанфа Минаева, который собственно и начал всю эту смуту, будучи монахом Афона, и там вступившим в споры с почитателями книги священника схиархимандрита Илариона, и потом написал практически донос в Русский Синод, и непосредственно самому митрополиту Антонию Храповицкому. Затем священника Григоровича и Троицкого, мирянина, профессора, доклад которого как раз был одним из оснований для составления итоговых решений Святого Синода, над которыми трудился уже архиепископ Финляндский Сергий Страгородский, будущий патриарх. Поэтому фактически все синодальные уже постановления по имяславию, откровенные имяборческого характера и настроя, были написаны как раз архиепископом Сергием Страгородским. Данные работы являются лишь эпизодом в творческой деятельности главных представителей имяборческого крыла, всего лишь эпизодом – здесь очень важная мысль, которую озвучивает отец Дмитрий. И нуждаются в рассмотрении, в контексте других произведений тех же авторов. Это позволяет сделать ряд важных выводов. Например, на наш взгляд крайнее и непримиримое имяборчество архиепископа Антония Храповицкого выводимо из психологизма и морализма его богословской системы. Ну, мы с вами уже немало посвятили разбору его таких имяборческих статей – архиепископа Антония, в которых уже явно провидится последующая потом ересь, которая была им составлена в уже за границей, в эмиграции, где он главным делом спасения, совершенным Господом нашим Иисусом Христом, поставляет Его Гефсиманскую молитву вместо Его крестных страданий и смерти. И вышла одна, опять же из того же самого, из психологизма и морализма его всей богословской системы. Ну, не лишним будет здесь еще раз напомнить о этой краткой записи на обложке дневника, последнего дневника Иоанна Кронштадтского, который он вел непосредственно перед смертью, за 8 месяцев до смерти. И вдруг на обложке запись о том, что он просит: Господи, обереги нас от митрополита Антония. Но суждено было этой просьбе не осуществиться, Промысел Божий уже вел события тем ходом, каким они развивались, попуская им быть ради исполнения, как мы помним, с вами апокалиптического предведения или же предвозвещения нам о двух ангелах, которые вышли с серпами. Первый ангел бросил серп на землю ради жатвы Господней, которой было приобретено верное стадо Христово на небо. А второй ангел бросил серп, и этим серпом была пожата та часть изуверов, которые в итоге, которыми руками которых была осуществлена собственно сама жатва, но которые в итоге действия второго серпа все были в итоге преданы аду и в последующем геенне огненной – так говорит Апокалипсис. Вопрос об афонских спорах становится одной из важнейших тем на таких крупных богословских, философских форумах, как богословская конференция Русской Православной Церкви 2000 год. Международные Рождественские образовательные чтения, ежегодные чтения в память протоиерея Всеволода Шпилера, проводимые Свято-Тихоновским богословским институтом, круглые столы, которые организует Российский межвузовский центр по русской философии и культуре, синодально-богословская комиссия Русской Православной Церкви включила вопрос о почитании имени Божия в каталог тем, нуждающихся в скорейшем выяснении. Но, к сожалению, события нынешнего времени, похоже, что этот вопрос тоже либо отклонят в даль времени, либо вообще похоронят в небытие.
Дальше священник Дмитрий Лескин начинает в первой части своей книги разбор самих трудов, самого труда схимонаха Илариона «На горах Кавказа», и потом касается уже трудов Антония Булатовича. Давайте немножко некоторые выдержки из этого прочитаем. На момент написания книги схимонах Иларион был уже 80-летним старцем, прожив 21 год на старом Афоне, инок с благословения старцев решил посвятить остаток дней своих отшельническому созерцанию, и в течение многих лет подвизался на северных склонах Кавказских гор, где в те времена жило много отшельников, располагавшихся на значительном расстоянии друг от друга, либо в одиночку, либо по двое-трое. Плодом его духовного опыта стала книга «На горах Кавказа», представляющая собой по своей литературной форме духовную беседу, перемежающуюся поэтическими зарисовками и молитвенными воздыханиями. Главная же ее цель – напомнить современному монашеству, – это выдержка непосредственно из самого старца Илариона, – напомнить современному монашеству, а вместе с тем всем православным христианам забытое ими древнее отеческое учение об Иисусовой молитве, составлявшее в те блаженные времена славу, красоту и цвет христианской жизни. Цитата закончилась. В учении о чудных плодах Иисусовой молитвы, – пишет дальше отец Дмитрий, – старец Иларион останавливается на причинах озарения и вознесения молящегося, который получает как великий и счастливый Божий дар искренний делатель умной молитвы. По его мысли истоком молитвенного преображения является Божество имени Господа Иисуса Христа. Истоком молитвенного преображения является Божество имени Иисуса Христа. Старец Иларион пишет: Плотский разум, не признавая за именем Иисус Христовым Божественного достоинства, по необходимости сим низводит его на степень обыкновенного имени. И отец Дмитрий дальше пишет: книга пользовалась большой популярностью в иноческой среде, о чем говорят три ее издания – в 1907 году, 1910 и затем 1912 году, в том числе при содействии великой княгини Елизаветы Феодоровны, последняя вышла в Киево-Печерской лавре, в самый разгар споров вокруг имени Божия, что свидетельствовало об отсутствии пресловутого, будто бы имяборческого единства в монашеских кругах. Вся книга отца Илариона проникнута духом благоговейного почитания имени Божия. В Священном Писании оно превознесено превыше всего, от восток солнца до запад хвально имя Господне, – говорит псалмопевец Давид в псалме 112, стих 3. Почитая все Божии имена, отец Иларион говорит об имени Иисус, как самом ближайшем, необходимейшем, наилюбезнейшим, и решительно неотступном для грешных жителей земли. Именно это имя, единственное, о нем же подобает спастися нам – Деяния, 4 глава, 14 стих.
Вот немало, мы уже с вами знаем из предыдущих бесед, имени Божьему посвящают в своих дневниках Иоанн Кронштадтский место, немалое место отдает. Вот он пишет: Имя Господа есть Сам Господь, есть Дух везде сый и везде напояющий, наполняющий. Имя Богоматери есть Сама Богоматерь, имя ангела есть ангел, святого – и есть святый. В рамках этой главы, – говорит отец Дмитрий, не излагается учение протоиерея Иоанна Кронштадтского об имени Божием. Ограничимся указанием, что афонское движение имеет несомненное родство со взглядами святого Иоанна, праведного Иоанна. Старец Иларион высказывается в том же ключе, иногда даже более осторожно, чем праведный Иоанн Кронштадтский. Вот его слова: для всякого верующего – это старца Илариона – для всякого верующего имя Господа Иисуса Христа есть как бы Сам Он Божественный. Иметь сие имя – как бы иметь и Самого Сына Божия. И другие. Имя Иисус нельзя отделить от святейшего лица Божия по величию, власти и вседержительству Того, Кому оно принадлежит, ибо честь имени необходимо относится к лицу, сие имя носящему. Отец Иларион говорит о мистическом переживании непрестанной Иисусовой молитвы. После многих лет этого подвижнического труда имя Божие, если можно так сказать, как бы воплощается, человек ясно ощущает внутренним чувством своей души в имени Божием Самого Господа. Это ощущение Самого Бога и Его имени сливается в тождество, в котором невозможно отличить одно от другого. Как в теле Господа Иисуса Христа обитала вся полнота Божества, так эта же полнота Божественных совершенств пребывает и в Его пресвятом имени, но невидимо и ощутимо только для сердца. Невидимо и ощутимо только для сердца. Имея в своем сердце имя Иисуса Христа, мы прикасаемся к самой Богочеловеческой природе и пребываем в состоянии глубочайшего слияния своего духа с духом Христовым. По причине этой крайней близости человек неизбежно приобщается и к Христовым тайнам, к Христовым свойствам, Его благости, Его любви, миру, блаженству и прочее, становясь и сам таким. Дальше отец Дмитрий в скобках замечает: подобные высказывания отца Илариона позволили имяборцам говорить, что имя Христово заменяет будто бы имяславцам причащение, так как само обоживает человека. Когда имя Иисус пребывает в человеческом сердце, оно делается вместилищем Божества, – пишет дальше отец Иларион, – источником дивного света и радости. Человек входит в новый Эдем, наслаждаясь близостью Бога. Осязать Божество в имени Иисуса Христа нелегко и невозможно силами человеческими. Это есть важнейший дар Божий, потому что в нем состоит цель и крайняя степень желания всех духовно просвещенных существ. На одной из прошлых бесед мы приводили слова, собранные в книге валаамских старцев, об Иисусовом делании, где как раз говорится о том, что в действительности серьезное осуществление имени Божия как молитвы невозможно без определенного уклада жизни, и именно уклад и порядок, церковный порядок жизни человека, к которому он постепенно приходит, оставляя дела мира сего, и является главной причиной, когда Божественное имя начинает осеняться Божественными энергиями. Это я так своими словами сейчас просто в воспоминание сказал об этом. В прошлый раз мы это читали. Это, еще раз повторю: это есть важнейший дар Божий, потому что в нем состоит цель и крайняя степень желания всех духовно просвещенных существ. К этому мы можем добавить: всех подвижнически живущих к осуществлению Царствия Божия и своего присутствия в нем. Это состояние есть подлинное пребывание в Царстве Небесном и обладание вечной жизнью. Память Божия или Иисусова молитва дает полную возможность и самим всегда быть в этом возвышенном состоянии, для грешного человека это и невозможно, то часто испытывать его и пребывать в нем. Итак, чтобы ощутить в себе вечную жизнь, всегда нужно носить в своем уме, сердце и устах достопоклоняемое и всезиждительное имя Иисус Христово, которое тогда освятит все человеческое существо. Это имя, – пишет дальше отец Иларион, – пребывало в Самой Троице, а следовательно, есть Бог, потому что ни ангелы, никто иной не могут быть в тайне Троического Божества. Вчера на службе Благовещения мы слышим из уст самого архангела Гавриила о том, что родится, – говорит он Деве Марии, – и назовешь Его именем Иисус. В человеке, в сердце которого не живет Христос Своею благодатною силою, нет ничего духовного. В человеке, в сердце которого не живет Христос Своею благодатною силою, нет ничего духовного. Апостол Павел об этом говорит, как о двух рода людях: душевных и духовных. Ибо душевный никогда не знает того, что открыто духовному, и а духовный это есть тот, у которого Христос живет Своею благодатною силою. Нет ничего духовного, а лишь душевно-телесная жизнь, и подчиненность стихиям мира. Водрузивший же в своем сердце Его имя, уже не сам живет, но живет в нем Христос по слову апостола, к Галатам 2, 20 стих. В письме послушника отца Илариона, монаха Венедикта к Михаилу Новоселову и отцу Павлу Флоренскому мы читаем о отношении самого старца Илариона к имяборческой смуте, которая началась быть. Глубоко и искренне благодарит вас и старец отец Иларион за вашу великую ревность о славе имени Божия, Божественность которого силятся отнять враги Божии. В письме говорится, что наступило время, когда всесвятейшее имя Бога Спасителя нашего, а в нем и Он Сам, вечный, Всемогущий, неизменный и Вездесущий, снова, якоже и во дни плоти Своея, стал на суд мира сего. Дерзкие и неблагодарные люди, именующие себя учеными, наполнили студным и хульным писанием журналы и газеты. В них они стараются отнять Божественность у всемогущего имени, о нем же единственно подобает спастися нам. Они разрушают самый корень спасения и жизни. Все это служит предзнаменованием великих бед, грядущих на Вселенную. Это письмо отец Иларион пишет в 1914 году, в 16 году он почил в уединенной келье в лесу, будучи в одиночестве уже. А в 17 году уже эти великие беды грянули на всю вселенную, не только на Россию. В своем письме отец Иларион стремится доказать свою непричастность к тем обвинениям, которые возводят на него имяборцы. Основной дух его ответа – чувство глубокого недоумения и горечи, почему его книга, написанная с добрым намерением, теперь запрещена для чтения в российских монастырях, и более того, даже называется еретической. В спорах он видит поругание имени Божия, практическим следствием которого стало поколебание веры многих людей во всесвятейшее имя Его. Он утверждает, что истинные христиане глубоко оскорблены в своем религиозном чувстве и терпят неисповедимую обиду ради поругания всесвятейшего имени. Особенно пагубны последствия этой брани для монастырей. По свидетельству отца Илариона книга произвела необычайно великое впечатление, преимущественно на внутренних молитвенников. Обратите внимание – преимущественно на внутренних молитвенников. Доказательством чего служат многочисленные письма из различных российских обителей монашеских, письма благодарные, искренние, сердечные, задушевные. В своем письме отец Иларион рассматривает конкретные обвинения, утверждая, что никогда он не мыслил своим учением ввести 4 Ипостаси. При одной мысли о сем страшусь и трепещу всем своим существом, я никогда не думал ни о каком многобожии. Отец Иларион не отделяет имени Божия от существа, и считает и то, и другое нераздельно единым лицом. Слово Бог употребляется не только к сущности, но и к другим предметам и лицам, – говорит отец Иларион. Не обожает он в этом смысле звуки и буквы имени Божия, выражась: имя Божие – Сам Бог, я разумел не буквы и звуки, а идею Божию, свойства и действа Божии, качества природы Божией или вообще ее принадлежность. Сущность Божия не именуема. Мы различаем имя Божие от сущности Божией, но не отделяем их, потому никогда отец Иларион не говорит, что имя Божие есть сущность Божия. Что касается выражения книги «На горах Кавказа», что имя Божие как бы воплощается в пламенном молитвеннике, то сам отец Иларион признает, что слово это лишь попытка выразить то невыразимое ощущение близости Бога в моменты высшего молитвенного состояния. Борцы с именем Божиим суть по мысли отца Илариона, люди непосвященные в тайны духовной жизни, и не имеющие основания во внутреннем опыте. Все хулители совершенно чужды священнолепного богокрасного занятия Иисусовой молитвой, потому что всякому, имеющему ее в сердце, слышно по естественному чувству, что имя Иисус неотделимо от Него Самого. Надеясь на свою внешнюю ученость, они берутся обсуждать духовные состояния и явления, которых сами не ведают. Речь идет о целом лагере имябожников, которые в основном все ученые богословы, ученые монахи, к которым совершенно неприложимы рассудочные категории. Надеясь на свою внешнюю ученость, они берутся обсуждать духовные состояния и явления, которых сами не ведают, к которым совершенно неприложимы рассудочные категории. Для ученого богословского мира духовная жизнь есть страна неведомая. Обижен отец Иларион действиями и духовных властей, которые осудив книгу, не обратились к нему ни единым словом или вопросом. Вообще, это в характере архиепископа Сергия Страгородского, мы на прошлом занятии приводили уже несколько разных оценок его как человека. К сегодняшнему дню мне хотелось подготовить более пространную характеристику Владыки Сергия Страгородского, но по времени просто не успел, хотя таких материалов сейчас немало уже собрано, и они говорят о жестком характере, о совершенно таком несклоняемом к отношению к людям, с которыми говорит сам архиепископ, в том числе это выразилось в его не только переписке, но и в личных общениях с митрополитом Вениамином Федченковым, который является его непосредственным учеником отца Сергия, Владыки Сергия и его ставленником, и более того, он-то его и рекомендовал в епископы, и дальше в некотором роде сопровождает его духовное, вернее его иерархическое возвышение, сам-то как раз и благословляет эти его повышения от епископа, в архиепископа, затем в митрополита. И тем не менее, на обширные письма отца Вениамина, Владыки Вениамина отвечает очень сжатым сухим и таким небрежным ответом, небрежными ответами, в которых просто говорит самим этим отношением о якобы для него незначимости всего волнения Владыки Вениамина. И в этом смысле отвечает в духе Пилата, когда к нему обратились затем, чтобы он изменил титла на кресте Господнем, по-другому переписал бы, он так лаконично ответил: писах, писах, и оставил все на своем месте. И почти то же самое пишет Владыка Сергий на пламенные воззвания к нему митрополита, тогда архиепископа Вениамина, что вопрос уже решен, и нет нужды к нему возвращаться. И конечно, вот обижен отец Иларион действиями духовных властей, которые осудив книгу, не обратились к нему ни единым словом или вопросом. Не так поступали Святые Отцы с инакомыслящими, – замечает он. Все письмо отца Илариона окрашено в эсхатологические тона и наполнено предчувствием некоей ужасной духовной катастрофы, которая вскоре постигнет всю страну. Мы знаем теперь, что весь мир и более того, сейчас продолжает разворачиваться в масштабах всего человечества. Хотя и оскорблены истинные христиане имяборческими выпадами, но боятся выступить на славную брань, так как страх власти вяжет их решимость. Боже, до какой степени упало в России духовное житие, и ослабела вера святая в Бога, – восклицает отец Иларион в 14 году. Пря с Богом преимущественно высших иерархов есть верное предзнаменование последних времен, ибо сатана предварительно выступил на борьбу со святейшим именем Иисуса Христа, чтобы потом в скорости вступить и в последнюю брань и с самим Царством Христовым. Потому и зовет отец Иларион всех подлинных христиан делом, словом и писанием встать на защиту святого имени Божия.
Ну, я не привожу всех остальных многостраничных слов, которые приводит отец Дмитрий, и дальше переходим к иеромонаху Антонию Булатовичу. Он стал главным апологетом вот в спорах, апологетом имяславия в спорах об имени Божием. Он есть автор большого количества богословских работ, – пишет отец Дмитрий, – посвященных почитанию имени Божия, как фундаментальных трудов, так и многочисленных статей, исторических экскурсов и полемических выступлений. Все эти произведения позволяют говорить о системе взглядов иеромонаха Антония и эволюционирующей, но единой и глубоко органичной по своему существу. Некоторая значительная часть этих трудов опубликована как раз в этой большой книге имяславия. Ниже мы скажем об отношении к его работам и друзей, и принципиальных противников. Но нельзя не отметить, что книги отца Антония стали незаурядным явлением в богословской жизни России начала ХХ столетия. Его деятельность способствовала возрождению здорового интереса к святоотеческому наследию, в том числе к мистической тайнозрительной православной письменности, столь отличающейся от схоластической насквозь рациональной ученой христианской литературы XVIII-XIX столетия. Во многом отцу Антонию мы обязаны началом нового периода освоения творений святаго Григория Паламы и изучения исихазма, так как энергийная подоплека споров о Фаворском свете XIV века и имяславских выступлений была очевидна. Изучая русскую философию имени, мы не можем пройти мимо этого, одного из талантливейших апологетов почитания имени Божия. Богословские труды отца Антония повлияли на основные темы русского философствования вокруг проблем имени, а личное общение с Михаилом Новоселовым, с Эрном, с отцом Павлом Флоренским, с протоиереем Сергием Булгаковым, явное проникновение афонских идей в их работы делает отца Антония одной из ключевых фигур в отечественной философии имени. Богословие отца Антония не есть система строго и последовательно выстроенная. Книги его не являются монографиями профессионального теолога. От избытка сердца глаголют уста. И в своих полемических сочинениях отец Антоний меньше всего заботился о точности, взвешенности и отточенности суждений. Это не позволяло и время, он очень торопился. Осознавал это и сам автор, скорбя об отсутствии у него школы, и называя свои труды гусарским богословием, потому часто он обращался за советами и уточнениями к своим ученым друзьям, например, Мансурову, Щербову. Понимали это и имяславцы-философы, отец Павел Флоренский, Эрн, Новоселов, с которыми отец Антоний вел активную переписку и просил их исправлять корректурные листы, готовящихся к печати его книг. Сам иеросхимонах Антоний, ну о нем остались очень малые сведения в итоге. Родился он в миру имя его Александр Ксаверьевич, Булатович 26 сентября 1870 года в городе Орле. Его отец был генерал-майор Ксаверий Викентьевич Булатович, был дворянином Гродненской губернии, потомственным военным. Умер, оставив троих малолетних детей, сына и двух дочерей. Детство отца Антония проходило в поместье Луцековка Харьковской губернии, там и сформировались главные черты его характера: глубокая религиозность, смелость, настойчивость, любовь к России. В 1884 году мать Евгения Андреевна вместе с детьми переезжает в Санкт-Петербург с целью дать им лучшее образование. Александр становится учащимся Александровского лицея, одного из наиболее привилегированных императорских учебных заведений. В лицее готовили будущих дипломатов и высших государственных чиновников. Учился он отлично, переходя с наградами из класса в класс, там он серьезно изучил три языка, юридические науки, получил не только хорошее гуманитарное образование, но и большие знания в области точных наук, зарекомендовав себя талантливым математиком. Окончил Александровский лицей в 1891 году и определился на службу в собственную Его Величества канцелярию по ведомству учреждения Императрицы Марии. Но по семейной традиции он решает пойти по военной стезе и поступает в лейб-гвардейский гусарский полк, второй кавалерийской дивизии. В 1892 году получает первый офицерский чин корнета. 26 марта 1896 года Булатович подает прошение откомандировать его в Эфиопию с отрядом Красного Креста. Поход в Эфиопию сделал Булатовича одним из самых известных офицеров в России. Преодолев великие трудности, он совершил переход через пустыню в 70 верст за 8 дней, чтобы попасть к Абиссинскому царю Менелику II для объяснения бескорыстной миссии России. В 1900 году в звании штаб-ротмистра он возвращается в Россию и вскоре личным указом императора направляется в Порт-Артур. Одновременно он заканчивает курс первого военного Павловского училища, получает награды Анны 2 степени, Владимира 4 степени и французский орден почетного легиона, все свидетельствует о том, что Александра Булатовича ожидает блестящая карьера. Однако в 1903 году по семейным обстоятельствам он увольняется в запас и неожиданно для всех окружающих решается принять монашеский постриг, чем приводит в изумление и весь светский Петербург, и самых близких родственников. Человек глубоко религиозный, кристально чистый, добрый, ищущий, он решается на этот шаг видимо по совету протоиерея Иоанна Кронштадтского, в личном общении с которым Александр состоял. В светском Петербурге говорили и о его неразделенной любви к дочери князя Васильчикова. В 1906 году над Александром совершается монашеский постриг, вскоре он отправляется на святую гору Афон. В 1911 году монах Антоний уже теперь вел замкнутую, безмолвную, одинокую жизнь, всецело был занят своим подвигом, за ограду обители никогда не выходил, держался в стороне от всех дел, не знал, что делается на белом свете, ибо абсолютно никаких журналов, ни газет никогда не читал в это время. В 1910 году был рукоположен во пресвитера иеромонаха, в 1911 последний раз побывал в Эфиопии, чтобы повидаться со своим воспитанником, чернокожим Васькой, который был его келейником на Афоне, но из-за насмешек братии уехал на родину. В 1912 году всю православную Россию потрясают афонские споры, в центре которых стоит отец Антоний. Имя его не сходит со страниц журналов и газет, чтобы отстоять истину о боголепном почитании имени Божием, отец Антоний отправляется в Санкт-Петербург, в 1914 году добивается назначения в действующую армию, потому что гонения на имяславцев и ложатся и на него самого. Известны его слова: святы войны оборонительные, они Божье дело, в них проявляются чудеса храбрости, в войнах наступательных таких чудес мало. До 1916 года отец Антоний, священник 16 передового отряда Красного Креста, где проявляет чудеса храбрости, в это время прогрессирует его болезнь глаз, обрекая временами отца Антония почти на полную слепоту. В феврале 1918 года он обращается к патриарху Тихону с просьбой разрешить ему удалиться на покой в Покровский монастырь, определенный Московской синодальной конторой для пребывания имяславцев, характеризуя свое положение, как совершенно бедственное. В ответ выходит постановление разрешить отцу Антонию поселиться в Покровском монастыре, но без права священнослужения. Отец Антоний вновь обращается к патриарху с просьбой разрешить его в священнослужении и перевести в афонское Андреевское подворье в Петроград. Ответ: прошение иеросхимонаха Антония по разрешению ему священнослужения признать незаслуживающим удовлетворения, доколе он продолжает оказывать непослушание церковной власти и распространять свои, осуждаемые церковной иерархией умствования к соблазну Церкви. Разъяснить иеросхимонаху Антонию, что дело об учении имябожников передано Российской церковной властью святому Собору, от которого и будет зависеть разрешение всего дела по существу. Поместный Собор 1917-1918 года не успел рассмотреть вопрос о почитании имени Божия, хотя были подготовлены три больших доклада уже людьми, которых определил Собор подготовить эти доклады. 8 ноября 1918 года, ну и по этой причине-то вот когда стоял вопрос уже Собор не завершился, в итоге прекратил свою работу, а к патриарху Тихону были обращения не только отца Антония, но и ряда других имяславцев о их дальнейшей участи. Тем не менее после некоторых раздумий Святейший Патриарх Тихон остался при, чисто дисциплинарно остался при бывших уже постановлениях Святого Синода, которые вышли в 1913, 1914, 1915 году. А так как нового определения Собора не произошло и не удалось сделать, то поэтому Святейший Патриарх остается при прежнем суждении Синода, так и сам не имея возможности войти в существо вопроса и не услышав, и не узнав этих трех докладов. Отец Антоний в 1918 году пишет следующее: все это вышеизложенное вынуждает меня с великой скорбью возвратиться к тому заявлению, которое мы подали 11 апреля в Святой Синод в 1914 году, и снова заявить церковной власти, что я исповедую боголепное почитание имени Господня, и не соглашаюсь почитать Его только относительно, как от меня ныне требует церковная власть, отлагаюсь от всякого духовного общения с нею, вплоть до разбора дела по существу Священным Собором. В начале 1919 года отец Антоний покидает столицу и весь год живет в своем имении Луцековке, в ночь с 5 на 6 декабря он был убит грабителями в собственном своем доме.
Ну, дальше содержание самой книги отсылаю вас самим прочитать, потому что тут около 300 страниц книги отца Дмитрия Лескина. Я же только коснусь заключения этой книги, и из нее сейчас прочитаю отдельные выдержки. Первое, первый вывод: прочтение основных имяславских и имяборческих работ, т. е. он во всех, на всех этих 300 страницах внимательно отец Дмитрий разбирает помимо трудов самих имяславцев еще и труды имяборцев, затем подробно разбирает послание Святейшего Синода, не одно, и не два, и не три. Касается немного трудов Вениамина Федченкова, и в конечном итоге пишет важнейшие выводы. По прочтении основных имяславских и имяборческих работ, прочтение позволяет обнаружить различное понимание двумя партиями понятий энергия Божия, Божество и Божественность. Расхождение это исключительно существенно в паламистском контексте, ибо практически полностью соответствует при всех оговорках и разъяснениях аргументации святого Григория Паламы с одной стороны и Варлаама, противника его, с другой. Имяславцы истолковывали формулу «имя Божие есть Бог» в смысле присутствия в имени Божием энергий Божиих, которые суть Бог, потому имя Божие, хотя и не может быть Богом по своим буквам и звукам, однако является Богом по энергии, т. е. в этом смысле имяславцы соединяются и отождествляются с Григорием Паламой. В качестве противоположного взгляда имяборцев возможно при которые как раз отождествляются с трудами противника Паламы – Варлаама, возможно привести высказывание епископа Никона Рождественского, адресованное отцу Антонию Булатовичу. Владыка Никон пишет: значит имя по вашему, по самому существу своему есть Сам Бог, но в то же время оно не есть не сущность Божия, значит, оно есть нечто отличное от Бога, значит оно не есть Бог. Так требует неумолимый закон логики. Это типичное антипаламистское рассуждение, как и многочисленные высказывания, подобные приведенному, которые принадлежали архиепископу Антонию Храповицкому, и богослову Троицкому и другим, наглядно доказывает, что противники имяславцев представляли себе Божественные энергии чем-то отличным от Бога. По сути, такая позиция не отличается от латинского учения о тварной благодати. Обратите внимание, потому что мы к этому латинскому учению сегодня в беседе придем еще не один раз. Не отличается от латинского учения о тварной благодати, которая именно на фоне исихастских споров было осознано, как важнейшее догматическое заблуждение. Таким образом, попытка имяборцев снять с себя обвинение в ереси Варлаама и Акиндина, которые восстали против Григория Паламы, привела только к окончательному удостоверению в справедливости этого обвинения на них.
Второй вывод. Почти до противоположности различно понимание имяславцами и имяборцами природы имен. Для имяборцев имя есть условный знак, созданный самим человеком. Для имяславцев же условный характер имели только звуки и буквы, с помощью которых имя Божие выражается. Следующий вывод. Формула «имя Божие есть Бог», ставшая камнем преткновения для всех участников афонских споров, также оказалась различно воспринятой в имяславской монашеской и в имяборствующей академической или религиозно-философской среде, т. е. с одной стороны монашеская имяславская среда, а с другой стороны академическое, ну духовные академии имеется в виду, академической имяборствующей религиозно-философской среде. Имяборцы критиковали формулу в смысле равенства подлежащего и сказуемого, превращавшее имяславие в имябожие – Бог равен имени Божию. В то же время священник Павел Флоренский, протоиерей Сергий Булгаков подчеркивали, что слово «Бог» в данной формуле является сказуемым, и с некоторой приблизительностью смысла может заменяться словом «Божественно» и «Божество». Вхождение и пребывание имени Божия в области Божественного бытия. Выражение «имя Божие есть Бог» принципиально необратимо, оно не допускает прочтения «Бог есть имя». Наиболее верной согласно философам, имяславцам оказывается следующая формула: «имя Божие есть Бог, но Бог не есть имя».
Следующий вывод, четвертый получается из того, что мы берем. При изучении основных текстов имяборческой стороны, обнаруживается колебание в основной богословской терминологии у авторов имяборцев. Послание Святого Синода, в котором говорится, что имя Божие есть только имя, помним, да, что автором этого послания является Владыка Сергий Страгородский, который заслушав три доклада со стороны подготовленных со стороны богослова Троицкого, потом особенно ярый такой доклад митрополита Антония Храповицкого, и несколько такой серединный доклад, ну тоже имяборческий архиепископа Никона Рождественского. На основании этих докладов потом составляет собственно текст уже синодального определения. И значит в нем послание Святого Синода, в котором говорится, что имя Божие есть только имя, а не Сам Бог, название предмета, а не сам предмет, а потому не может быть признано или называемо ни Богом, что было бы бессмысленно и богохульно, ни Божеством, потому что не есть и энергия Божия. Вспомним начало книги отца Дмитрия, где он говорит, что определения имябожников нельзя рассматривать без контекста с их общей богословской деятельностью и характером этой деятельности в Церкви. И мы знаем о том, что и митрополит Антоний Храповицкий стал в итоге автором ереси, и архиепископ Сергий Страгородский тоже в своей монографии «путь спасения», становится автором еще одной ереси, в которой вроде бы ругая католичество, однако сам западает в крайность и отказывает православию в юридическом взгляде на вопрос. Поэтому эту ересь патриарха Сергия подробно разбирают ныне прославленный архиепископ Серафим Соболев, которого прославили на последнем архиерейском соборе в конце января 2016 года, и он там достаточно серьезно и подробно на многих страницах разбирает эту ересь Владыки Сергия Страгородского. Ну, это вот к слову о том, откуда и как формировались определения Святого Синода в 1914 и 1913 году. Имяборцам оказалось чуждым обретение в вопросе об имени Божием того нерва Церкви, в который сходятся все прочие нервы, того догмата, в отрицании которого содержится отрицание в итоге всех догматов, той святыни, которая лежит в основе всех святынь церковных, – пишет протоиерей Павел Флоренский. Что было характерно как раз для монахов имяславцев.
Пятый вывод. Отец Антоний Булатович четко разделяет имя Божие и его звуковую оболочку. Звуки по строению своему не суть ни существо, ни вещество, но всего лишь есть дрожание воздушной волны, следовательно о приложении сего колебания во Христа едва ли может быть речь. О приложении сего колебания воздуха во Христа едва ли может быть речь, естественно. Звуки не суть принадлежность необходимая имени Господня, и вообще слова, слово, ибо слово действуется в уме и даже беззвучно. В то же время важнейший в догматическом отношении вопрос: является ли имя энергией Божией так и не получил окончательного единого ответа в имяславском лагере. Нужно подчеркнуть, что большинство имяславцев склонялось к его положительному решению, но окончательного изъяснения не получилось, не вышло. В ХХ веке православная мысль, – пишет дальше отец Дмитрий, – осознала вопрос об имени Божием, как существеннейшую тему догматического богословия. Согласно Владимиру Лосскому, признанному одним из крупнейших русских богословов ушедшего столетия, догматический вопрос об имени Божием, о словомысленном выражении Божества столь же важен, как и вопрос об иконах. Два течения в русском богословии, возникшие в связи с афонскими спорами, наглядно показали состояние религиозно-философской мысли в России начала ХХ столетия. Как две крайности имяборчество и радикальное имяславие, не смогли выразить догматической истины, которая может быть принята всей полнотой Церкви. Для Владимира Лосского имяборчество, отрицающее самый вопрос о почитании имени Божия – это новое иконоборчество, рационализм, видящий в религии только волевые отношения и слепой к природе Божественной благодати, слепая, слепой природе. Ярчайшим примером такого истолкования православной традиции стало богословие архиепископа Антония Храповицкого, для которого нравственное понимание христианства было единственно возможным. Формула «имя Божие есть Бог» не может восприниматься в качестве центрального вопрошания афонских споров, можно отнести осторожную еще, слишком бледную формулу архиепископа Феофана Полтавского, который написал: в имени Божием почитай Божество. В имени Божием почи, простите, в имени Божием почи Божество, т. е. Божественная энергия. По мнению Владимира Лосского выработка православной формулировки об истинном почитании имени Божия, исполненный внутреннего опыта и духовно очевидный может стать вторым торжеством Православия, которое способно привести к явлению новых благодатных сил и святости в нашей нынешней Церкви.
Теперь от книги священника Дмитрия Лескина «Спор об имени Божием» перейдем к книге «Забытые страницы русского имяславия», преимущественно документальной, но в ней есть дивные документы, которые нам бы конечно желательно тоже знать. Особенно желательно, потому что к сожалению в Церкви сейчас, в современной Церкви преимущественно бытует, особенно в среде монашеской о том, что имяславие есть ересь. И вот как и теперь этот взгляд, который въелся буквально в сознание современного монашества переменить на почитание имени Божьего, а такой взгляд естественно отсекает всякий, всякую возможность вообще обращения к практике Иисусовой молитвы в том ее подобающем виде, какой и требуется. Как теперь это все восстановить – просто неясно. Ну вот, из этой второй книги, которая вышла в 2001 году в издательстве «Паломник», очень важный документ – это соборное рассуждение о имени Господа нашего Иисуса Христа в пустыне «Новая Фиваида» на Афоне, это скит, «Новая Фиваида», наряду со скитом Андрея Первозванного, только в скиту Андрея Первозванного было число монахов несколько сот, а вот в пустыне «Новая Фиваида» по всей видимости немного монахов. Сегодня, 2 декабря 1912 года с изволением скитского начальства собралась братия Фиваиды для рассмотрения противоположных мнений о имени Иисус Христове, которые причиняли раскол и смущения духовные не в одном нашем братстве, но почти во всем русском монашестве на святой горе Афон. Собрались иеросхимонахи и иеромонах Серафим, настоятель, Авраамий, старец и строитель Фиваиды, и дальше целый ряд имен братий, они же все и духовники братские. И иеродиаконы. И схимонахов и монахов более ста человек. Когда все сошлись, то настоятель Фиваиды, иеромонах отец Серафим, а с ним и вся братия обратились к святым иконам, ну соответственно прочитали краткое молитвословие, дабы благословиться. И затем настоятель отец Серафим предложил рассмотреть спорное мнение, возникшее из-за рецензии, составленной иноком Ильинского скита Хрисанфом против книги схимонаха отца Илариона «На горах Кавказа», проверив оную, стать твердо во святой истине, согласно священного и святоотеческого писания, умиротвориться между собою, жить в мире, любви, единодушии и единомыслии. Прочитав эту самую рецензию, выпущенную отцом Хрисанфом и отцом Алексием в Россию, пишут они дальше: чем кончится это теперь дело, одному Богу известно. Увы, мы не можем исправить его, ибо оно вступило в высшие инстанции в России. Ну мы видим и знаем теперь, к сожалению, что это выпущенный донос в Россию оказался просто страшным выстрелом, в результате которого много чего начало происходить. Но нам между собою, в Фиваиде, можно и должно прийти к умиротворению, и сие сердечно желать и мне, и всякому ищущему душевного спасения. Ну вот, и дальше подошел к старцу Серафиму монах Владимир и сказал: благословите меня почитать письменное объяснение о книге отца Илариона и о рецензии инока Хрисанфа, по священному и святоотеческому писанию, и что окажется согласным святому писанию, то признаем правильным, и будем держаться святой истины, дружно и единомысленно. Старец отец Серафим благословил, и отец Владимир начал сперва из книги отца Илариона «На горах Кавказа», говоря по пунктам.
Пункт первый. Имя Иисусово есть свет, Он есть Бог и Владыка. Так говорит святой Исихий, поэтому иметь сие имя, как иметь и Самого Сына Божия, что подтверждает и отец Иоанн Кронштадтский, говоря: когда ты произносишь имя Господа Иисуса Христа, то в этом имени ты имеешь все существо Господа. Еще отец Иларион говорил: глагол сей, имя Иисус, мужи, достигшие живого богообщения, объемлют и лобызают, как полное дыхание молитвы. Эти слова подтверждает и святейший патриарх Каллист, говоря: в отверзении сердца сие точию вопиет ум: Иисусе мой (там же), и не может все рещи ум, еже Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, но точию: Иисусе мой. Но инок Хрисанф, критикуя отца Илариона, говорит: почему он те воззвания оставил, а вставил как бы меньшее: Иисус. Те же воззвания имеют как бы большее значение перед одним именем Иисус. Но святой Григорий Нисский говорит: все имена Божии, которыми мы именуем Его, равно именуют неименуемую сущность Его, потому когда скажем одно, которое-либо имя Божие, этим самым безмолвно произносим весь список имен Божиих. И святой Симеон Новый Богослов говорит: Одно и то же имя, или свойство созерцается в каждом Лице и во всех Трех. В итоге такое определение собора выносим по первому пункту: Выслушав мнения и свидетельство Святых Отцов, собор единогласно определил мнение отца Илариона признаем правильным, а мнение инока Хрисанфа еретическим.
Пункт второй. Святитель Дмитрий Ростовский говорит: Сие имя спасительное – Иисус, прежде всех век в Троическом совете бе предуготовано, написано и даже до сем хранимо в наше избавление. И святитель Кирилл Иерусалимский говорит (я тут опускаю, откуда все это берется, чтобы не загружать). И святитель Кирилл Иерусалимский говорит: Очевидно, что имя Иисус предвечно принял на Себя Сын Божий, столь же предвечно, столь предвечен был совет по спасению человека. Ну и определение собора по второму пункту: выслушав свидетельство Святых Отцов, собор единогласно определил, что и сие мнение монаха Хрисанфа, который возражает против всего этого, является еретическим.
Пункт третий. Инок Хрисанф противится истине, говоря: святые мученики страдали не за имя Иисусово, а за веру христианскую. Да какая же будет вера христианская, если не верить во имя Иисуса Христа. Сие-то не только есть вера, но и заповедь, как говорит святой Иоанн Богослов. Сия заповедь его: да веруем во имя Сына Его Иисуса Христа – Евангелие от Иоанна, 3 глава. И Сам Господь сказал: сия вся творят вам за имя Мое – Иоанн, 15 глава, 21 стих. Из сих слов Господних разумеется, кто страдает за имя Иисусово, тот страдает за Самого Господа Иисуса Христа. В итоге собор определил единогласно и сие мнение инока Хрисанфа считать неправильным.
Пункт четвертый. Отец Иларион говорит: полнота Божественных свойств во Иисусе Христе несомненно обитает и в Его имени Иисус Христове, и что имя Иисус Христос есть Сам Он, Господь Бог. Значение сих слов подтверждает и Сам Господь Бог в Своем святом Евангелии. Аминь, аминь глаголю вам, яко елико аще чесо просите от Отца во имя Мое, дает вам. И сии слова святой Феофилакт Болгарский так объясняет: тогда не вопросите Мене, яко ходатаю вам быти, но довлеет вам имя Мое. тогда не вопросите Меня, яко ходатаю вам быти, но довлеет вам имя Мое от Отца прияти прошение, показуй убо зде имене Своего силу, аще и невидим, ниже молим, но именуем таковая творити. Т. е. это сам святой Феофилакт Болгарский говорит: как бы Сам Господь говорит: тогда не просите Меня как ходатая перед Отцом Небесным, потому что вам довлеет Мое имя, оно уже достаточно вполне, чтобы от Отца принять ваши прошения. Слова отца Илариона, сказанные что полнота Божественных совершенств во Христе подтверждает святой Тихон, святитель Тихон Задонский, говоря: Великое имя Божие заключает в себе Божественные его свойства, как-то: единосущие, присносущие, всемогущество, благость, премудрость, вездесущие, всеведение, правду, святость, истину и прочее – том 3, страница 65. Ангел Божий святому апостолу Ерме сказал: Сын Божий, Который явился в последние дни, но Которого имя, великое и неизмеримо, и держит весь мир. Тем же слова, что имя Иисуса Христа есть Сам Он, Господь Бог, подтверждает святой Иоанн Дамаскин в своем богословии говоря: о каждой Ипостаси имя Бог глаголется, имя же Бог общее естество знаменует и о каждой Ипостаси равно именуется. И епископ Игнатий говорит: положить другого основания для моления именем Иисуса, кроме положенного, невозможно, Он есть Сам Господь Иисус Христос – 2-й том аскетических опытов. По выражению Святых Отцов имя Божие есть Сам Бог, разумеется, что имя Божие есть выражение самой истины, и что имя Божие неотделимо от Бога, и в таком разуме говорится: имя Божие есть Сам Бог. И определение собора, что и мнение инока Хрисанфа, воинствующее против всего этого, является еретическим.
Пункт пятый. Инок Хрисанф – в его словах видно, что он имя Божие именует тварною силою, которая служит для привлечения к нам Бога. Но святой блаженный Феофилакт Болгарский говорит: Имя Иисуса есть Бог, равно как и имя Отца и имя Святаго Духа. Как и Сам Господь сказал во святом Евангелии: именем Моим бесы изженут, из сего видно, что имя Божие неотделимо от Бога. И епископ Игнатий говорит: Благодатная сила молитвы Иисусовой заключается в самом Божественном имени Богочеловека, Господа нашего Иисуса Христа. Дальше отец Иларион согласно учению Святых Отцов утверждает, что в призываемом имени Сам Бог действует, как говорит и отец Иоанн Кронштадтский: имя Господа есть Сам Господь, Дух везде сый и вся исполняющий – в книге «Моя жизнь во Христе». Еще инок Хрисанф говорит: благодатные дарования получаются от Господа, а не от имени Его. Но мы, согласно учению Святой Церкви утверждаем, что все благодатные дарования и освящение получаются от Господа призыванием как раз имени Его, ибо всякое имя Божие есть Сам Бог, что видно из многих чудес, сотворенных именно именем Иисусовым. Так и святой апостол Петр сказал хромому: во имя Иисуса Христа Назорея востани и ходи. Ну и мы с вами немало уже знаем о том, из святых повествований, да, о жизни Святых Отцов, что они часто буквально так говорили: именем Господа нашего Иисуса Христа там – бесу: выйди. Или: именем сено превратилось в золото, или именем да исцелится болезнь и так далее, т. е. везде действовало святейшее имя Христа. Епископ Сильвестр: Святое Писание усвояет Богу разумное наименование, то этим оно хочет обозначить не что иное, как Самого Бога или Его существо, или произнося эти наименования, разумеем не что иное, как Самого Бога с Его существом. Скажи нам, как это можно молиться прямо живому Богу без имени Его? Если скажешь: Боже – это имя Его. Если скажешь Иисус Христос – но и это имя Его. И по твоему мнению нельзя именем называть Богом. Если сказать: умом буду молиться, то и умом невозможно обратиться к Богу, не вспомнивши имени Его. Значит, теперь ты остался без Бога. Еще инок Хрисанф говорит, что имя Иисус относится к человеческому естеству Богочеловека. Но сии слова подобно говорившим, что Христос есть обыкновенное имя Помазанник – и относится лишь к человечеству Христову. На это святитель Афанасий Великий написал так: если плоть неотделима от Слова, то необходимо ли сим еретикам отложить заблуждение и поклониться Отцу по имени Господа нашего Иисуса Христа, а не поклоняющихся и не служащих Слову, явившемуся во плоти – таковых повсюду изгоняти и причислять не к христианам, а к язычникам. В сем одном имени заключается значение того и другого: и Божества, и человечества.
Святитель Тихон Задонский. В пространном Катихизисе, – пишет он, – говорится: хотя и были другие Иисусы, но они были прообразы истинного Иисуса, еже плоть человечу приемшу, и бысть роду человечу истинный Бог Избавитель. Сие есть имя Иисус, емуже поклоняются и припадают всяко колено небесных, и земных, и преисподних. Сие есть имя Иисус, егоже подобает всем верным присно имети в сердце и во устах, тем Божественным именем имамы избавление прияти, и вся враги наша победити. Имя Божие как светло, так и славно, есть само в себе, и не требует прославления, но от нас или прославляется, когда его исповедуем, так как святое его Слово открыло, и живем так, как рабы, Его именем нарицающихся, и Его за Господа своего признающим, должно или бесчеститься, или хулиться, когда не так Его исповедуем, как откровенно и не так обращаемся и обходимся как рабам Божиим прилично. Якоже апостол приводит из пророков о иудеях: имя Божие, – говорит он им, – вами хулится во языцех. Не видишь Его на земли, но видишь и слышишь Его Евангелие, которое обращает кающимся отпущение грехов. Видишь служителей Его, Христа, которые имеют власть именем Его, Христа, объявлять тебе тоежде отпущение. Самое имя Иисус – радость и утешение подаст нам, которое значит Спасителя, спасающего люди Своя от грех их. Страшно и с глубоким смирением от самих ангелов почитаемое имя Бога – помните, архангел Гавриил, да его первый принес Матери Божией. При воспоминании которого трепетать и главу с сердцем преклонять должно. Но бесстрашное сердце того не рассуждает, и языком злым как подлый, это и говорить страшно – вещей касается. Монаха – земного человека имя почитается от своих подданных, как и должно, и с почтением в нужных случаях поминается. А имя Божие, великое пребожественное от христиан и такого почтения не имеет – странное и жалости достойное дело, так сатана ослепляет бедного человека – святитель Тихон Задонский, 2 том.
И завершим это исследование словами святителя Дмитрия Ростовского: облобызаем тя любезно, о сладчайшее имя Иисусово, поклоняемся усердно пресвятому имени Твоему, о пресладкий и всещедрый Иисусе, хвалим превеликое имя Твое, Иисусе Спасе, молим же премногую Твою благость, и того ради пресвятого Имени Твоего излей на нас богатую Твою милость, услади сердце наше Самим Тобою Иисусе, защити и огради нас именем Твоим, Иисусе, знаменай и печатлей на нас, рабов Твоих тем именем Иисусе, да и в будущий век Твой обрящемся, и со ангелы пречестное и великолепое имя Твое Иисусе, славити и воспевати будем во веки, аминь. – Слово на обрезание Господа.
В заключение всего собор определил: На основании Священного святоотеческого Писания исповедаем, что имя Божие есть Сам Бог, имя Иисус Христос есть Сам Господь Иисус Христос, равночестно с другими именами Божьими, рецензию же инока Хрисанфа, как несогласную со Священным Писанием, признаем еретическою, которою с ее последователями от себя отвергаем. А первейшим последователем Хрисанфа является митрополит Антоний Храповицкий. И в знак твердости сего нашего исповедания целуем крест и святое Евангелие.
Ну и завершая эту тему – о имяславии и имяборчестве, приведем еще некоторые документы, найденные в архивах Павла Флоренского, написанные митрополитом Вениамином Федченковым, т. е. это помимо того, что мы уже с вами читали в предыдущих беседах. Вспомню, – пишет Владыка Вениамин, – о собственном ощущении, когда было осуждено учение так называемых имябожников, или имяславцев. Это было летом, вероятно 1913 года. Я проживал тогда на Родине, мне пришлось прочитать в церковных ведомостях об этом осуждении, и не разбираясь еще в данном вопросе с богословской точки зрения, я однако ощутил такой острый духовный удар, будто бы от меня потребовали отречения от православия. И с той поры до ныне, до 1954 года вот уже 40 лет я не могу успокоиться окончательно, четыре года тому назад, когда я был близок к смерти, я даже сделал завещание по этому поводу, желая снять с себя по крайней мере возможное обвинение, будто и я как-то повинен в этом осуждении, хотя бы одним самим молчаливым согласием с ним. Далее он приводит отношение к этому спору святителя Феофана Затворника. Вот однажды он, святитель Феофан высказался по поводу этого спора об имябожии, ну равно имяславии, так высказался, привожу, ручаясь за подлинность: Его спрашивали специально об этой книге: «На горах Кавказа» – можно ли ее читать? Он ответил: книга интересна и назидательна. А потом, когда уже запретили эту книгу – тоже спросили: как теперь смотреть на нее? – Тут-то он и сказал: они не богословы, не сумели сформулировать. Бог везде, и конечно находится и в Своем имени. Они не богословы – он сказал про имяславцев, что они не смогли сформулировать. Но я, – говорит, – вам говорю, что как богослов: Бог везде, и конечно находится и в Своем имени. Тут он и осудил всех, стоящих против этой книги. В другой раз читая дневник отца Иоанна, он дошел до его слов, что имя Бог есть Бог – он позвал архимандрита Р., академиста, и в восхищении сказал: вот что сказал батюшка отец Иоанн. И в этот раз он и добавил: Его творения мало того, чтобы только читать, их нужно изучать, как и творения Святых Отцов. И уже нечего говорить – никогда не обвинял отца Иоанна в ереси, наоборот, чтил его еще больше. И народ, и богословы читали его дневник, отца Иоанна, нимало не смущаясь имяборническими как мы теперь увидим, выражениями. Афон, где разгорелась эта борьба, почитал отца Иоанна, считал эту формулу православной. Когда же имябожие было осуждено, пришлось по необходимости считаться с творениями и отца Иоанна, у которого не раз употреблялось выражение: Имя Бог есть Бог.
Наконец упомяну об одном печальном факте. Известный митрополит Антоний Храповицкий, бывший самым ярым противником афонских имябожников, оказалось сам никогда не читал нашумевшие книги, в коих высказалось это выражение об имени Бог – «На горах Кавказа», и с кои собственно началось противное течение. Однажды, когда митрополит Антоний был уже митрополитом Киевским, с ним на обеде начала разговор великая княгиня Елизавета Феодоровна, почему он так сильно восстал против этой книги, – а она была издана на ее средства, и после одобрения сведущими лицами. Митрополит Антоний к великому удивлению и тяжкому смущению Елизаветы Феодоровны ответил ей, что сам он не читал этой книги, а ему докладывал миссионер. Этот факт дошел до меня как подлинно рассказанный самой Елизаветой Феодоровной, и я не имею никаких оснований сомневаться в нем. Лицо, коим она передавала этот недопустимый факт, живо еще и доселе, и оно ручается за достоверность передачи. Наконец, нужно передать истории на память и другой факт. Кавказские старцы, указывая причину тяжелого будущего России, говорили, что одной из них является ложное отношение к имени Божьему. А если еще есть снисхождение выслушать мои наблюдения, то расскажу следующий случай, ну и если у вас еще есть терпение и силы дальше слушать, то вот слушайте и дальше. Я был в известной Оптиной пустыни, и туда был выслан с Афона инок, имябожник. С ним вступил в спор заведующий черной гостиницы, оптинец, противник имябожества. Афонец же не мог устоять против оптинца, казалось победа осталась за оптинцем. Замолчали. Я не вступал в спор, прошла может быть одна минута, вдруг оптинец громко говорит: а все-таки имя Бог есть Бог. Я был поражен таким оборотом и подумал про себя: значит, какая-то правда в такой формуле есть, если победитель в споре сам потом пошел против собственного же рассуждения. Ум говорил в нем одно, а сердце – совсем иное. Я тогда не спрашивал его, что с ним случилось. С тех пор прошло больше 40 лет, а необычайная картина эта помнится мне наяву доселе. Характерно, что в Оптиной пустыни я сам это видел там, монахи размножили по кельям небольшие листки с молитвой Иисусовой: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного. В этом можно было усматривать сокровенную оппозицию гонению на имя Божие, но никто не посмел осуждать их за молитву Иисусову. Было нечто подобное и в других монастырях. Игуменья некоего женского монастыря, аристократка, богословски начитанная, объявила инокиням решение Святого Синода к исполнению его. И что же монахини, – спрашивает ее знакомая мирянка. Та спокойно отвечает: а попрятали книгу «На горах Кавказа в свои сундучки».
Ну вот выдающийся случай. В Болгарском монастыре на Афоне в Зографе жил в то время – в 1912 году престарелый, ему было 120 лет, слепой старец Амвросий. Его там даже называли «последний святой нашего времени». Когда был разгром на Афоне, противников выгоняли водяной кишкой, несколько монахов бросились к нему за советом и спросить его – как быть? А он лежал, почти предсмертный и слепой на постели. Не успели они спросить его, как он был прозорливый – им говорит: что вы ко мне пришли, чего хотите от меня? Вы видите – я слепой, мне уже 120 лет, разве вы не знаете апостола Павла: хочу лучше 5 слов сказать умом моим, нежели тьму слов на незнакомом языке. Он видимо, разумел молитву Иисусову, а в ней 5 слов. А монашествующие видя, что он уже прозрел их мысли, в страхе говорят ему: страшное время. Да, страшное время идет, – отвечал старец. Был потоп водный, будет потоп духовный. Протестантизм зальет весь мир. Как же тогда спасаться, – спрашивают они. Как спасаться, – переспрашивает старец, – приходит время, когда Господь не будет спрашивать ни о посте, ни о длинных молитвах, ни о подвигах, а только чтобы сохранили православие. А как же это, – спросили иноки? – Православие ответил он, – сохранить: это значит нужно сохранить веру в силу креста и в силу имени Христова. И мы с вами об этом говорили на протяжении целых 13 бесед, которые наименовываются, именуются «Христос, вера, имя», да.
Дальше Владыка Вениамин пишет: Непостижимо, как Сам Христос со знамением крестным дает ему чудесную силу прогонять страсти, демонов, и успокаивать возмущенную душу. Точно также непостижимо, как дух Господа нашего Иисуса Христа соединяется с хлебом и вином, претворяет их в плоть и кровь, и явно очищает нашу душу от грехов, внося в нее небесный мир и спокойствие, делает ее благою, кроткою, смиренною, полною сердечной веры и упования. Это объясняется отчасти тем, что везде всемогущий дух Господа нашего Иисуса Христа, и везде он может даже не сущая нарицати яко сущая, тем более из сущаго делать другое сущее. А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест и имя Христово чудесно действует сами по себе, а не Христом, эти же крест и имя Христово не производят чудо, когда я не увижу сердечными очами или верою Христа Господа и не поверю от сердца во все то, что Он совершил нашего ради спасения. Бог, это вот Владыка Вениамин приводит слова из дневника Иоанна Кронштадтского. И дальше завершает: Бог есть духовное существо, от Которого все, и без Которого немыслимо ничто, в Котором начало, продолжение, жизнь и сохранение всего, Который бесконечно выше всякого времени и пространства, Который не начинался никогда и не окончился, пред Которым все как бы не существующее, Который есть везде. Одним словом Бог есть Сый, т. е. как бы Один Сущий, Один, Который есть.
Ну вот, на протяжении уже нескольких бесед мы с вами еще и еще раз удостоверяемся о том, что апостасийность времени как раз заключается именно в том, что народ церковный перестает распознавать собственно саму церковную жизнь, как жизнь внутреннего человека, духоносную и духовную по существу. И устремляется больше в некое религиозное душевное исполнение своей православной жизни. И в этом-то религиозно-душевном совершении православной жизни опирается прежде всего на рациональное богословие и на рационально читаемые и исповедуемые учения Церкви. Но там, где одно только рациональное, семинарское образованческое, книжное, школьное, еще раз вот учение и богословие, там нет собственно самой жизни духовной. Опора же на это богословие, на это рациональное знание, каким бы оно ясным и точным ни было бы, к сожалению, отдаляет собственно от самой сути церковного спасения. И тогда мы видим, что на протяжении этих последних двух столетий умножается число тех, которые как раз исповедуют православную жизнь как душевно-религиозную, рационально-ученую, образованную жизнь. Число таких резко возрастает, и сейчас, в наше время особенно при развитии всего духовного образования, более того, при необходимости и поставленности обязательность этого духовного образования для всех церковных людей, тем более священства и епископата, ведет к совершенной рационализации самой православной жизни, отсюда к умалению самого подвижничества, к некоторому бессилию перед необходимостью внутренней жизни, и всякого нечувствия внутреннего духовного человека. Но зато такой очень широкой, яркой душевной жизни, религиозно обеспеченной, и в содержание православное вставленной.
Когда же мы обращаемся теперь ко второй теме, теме старообрядчество, мы видим, что здесь сказались те же самые тенденции, что и в имяславии, имяборчестве. Этот же самый раскол, который когда-то поразил Церковь в споре Варлаама и Акиндина против Григория Паламы, эта же самая природа и стихия раскола произошла в явлении трагического разделения Церкви на старообрядчество и на новообрядчество, и эта же причина сработала в 13 году ХХ столетия в разделении на имяславцев и имяборцев. Я сейчас хочу обратиться к небольшой брошюре Бориса Кутузова, которая называется «Церковная реформа XVII века, как идеологическая диверсия». Эта брошюрка написана им как сжатый, некоторый как бы автореферат, как журнальная статья большой книги в 570 страниц, которая называется так: «Церковная реформа XVII века, как идеологическая диверсия и национальная катастрофа», Москва, 2004 год. Брошюрка же эта, как реферат этой книги, вышла тоже в этом же году – 2004 году. Вот, что в ней написано: он начинает с того, что Поместный Собор Русской Православной Церкви в 1971 году торжественно отменил клятвы, т. е. анафемы на старые обряды и на придерживающихся их, старые русские обряды были признаны спасительными и равночестными новым обрядам. Ну вот, это произошло не только в 1971, т. е. это торжественно произошло в 1971 году, а тем не менее, это все подготавливалось намного раньше. Ряд положительных решений по вопросу отношения к старообрядцам был принят церковными органами в 1906 году, в 1918 году и в 1929 годах. Таким образом, Собор 1971 года лишь подвел итог многолетней дискуссии по старому обряду, а говоря точнее, утвердил решения Священного Синода, принятые еще в 1929 году. Вот как это выражено в соборном определении 1971 года. И для нас это тоже очень важно, потому что к сожалению, эти соборные определения широко нигде не опубликованы, и почти их нигде не достать. Рассмотрев вопрос с богословской, литургической, канонической и исторической сторон, торжественно определяем: это Собор 1971 года. Первое: утвердить постановление патриаршего Священного Синода от 23 апреля 1929 года о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды и равночестными им. Второе: утвердить постановление патриаршего Священного Синода 1929 года об отвержении и вменении, яко не бывших порицательных выражений относящихся к старым обрядам, и в особенности к двуперстию, где бы они не встречались и кем бы они не изрекались. Третье: утвердить постановление патриаршего Священного Синода от 1929 года об упразднении клятв Московского Собора XVII века 1656 года и Большого Московского Собора 1667 года, наложенных ими на старые русские обряды, и на придерживающихся их православно верующих христиан, и считать эти клятвы, яко не бывшие, т. е. отменены теперь. Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви любовью объемлет все, всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами. Да приведет Господь разстоящаяся паки воедино, и в любви друг ко другу да исповедуем и славим едиными устами и единым сердцем Отца, и Сына, и Святаго Духа.
И дальше Борис Кутузов пишет: пожалуй, можно сказать, что исполнилось то, о чем писал в 1912 году известный церковный историк, профессор Московской духовной академии Николай Федорович Каптерев: осуждение собором, – писал он, – 1667 года, руководимого двумя восточными патриархами, осуждение русского старого обряда было, как показывает более тщательное и беспристрастное исследование этого явления, сплошным недоразумением, великою ошибкою. Итак, великий русский раскол, который не боясь преувеличением можно назвать великой религиозной национальной катастрофой, явился следствием реформы, которая как выяснилось, не была обоснована ни богословски, ни канонически и просто-напросто была не нужна Церкви. Каптерев, историк в своей книге «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» пишет: Инициатива провести церковную реформу в смысле объединения наших церковных чинов, обрядов и богослужебных книг с тогдашними греческими принадлежит вовсе не Никону, а принадлежит царю Алексею Михайловичу, и его духовнику, протопопу Стефану Вонифатьевичу. Они первые, еще задолго до Никона задумали произвести церковную реформу, ранее наметили ее общий характер, и начали еще до Никона понемногу приводить ее в исполнение. Они, еще до Никона, вызвали в Москву из Киева знающих греческий язык книжных справщиков, с помощью которых еще до Никона уже начали исправлять наши книги с греческих, и что главное – они же создали и самого Никона, как реформатора-грекофила. Широко распространенное, – дальше Борис Кутузов пишет: широко распространенное мнение, что якобы реформа XVII века проводилась с целью исправления ошибок и описок, вкравшихся в богослужебные тексты с течением времени, но мнение это весьма далеко отстоит от истины. Широко распространено это мнение, оно и до сих пор бытует к сожалению. Объективное сравнение текстов богослужебных книг предреформенных в Иосифовской печати и после, патриарх Иосиф – перед Никоном который был, и которого по всей видимости умертвили ради того, чтобы воздвигнуть Никона. Иосифской печати и послереформенных не оставляет сомнений в ложности утверждения о недоброкачественности предреформенных богослужебных книг, описок в этих книгах пожалуй меньше, чем опечаток в современных нам книгах. Не оставляет сомнений в ложности утверждения о якобы недоброкачественности предреформенных книг. Более того, сравнение текстов позволяет сделать как раз противоположные выводы. Послереформенные тексты значительно уступают по доброкачественности предреформенным, поскольку в результате так называемой правки в текстах появилось огромное количество погрешностей разного рода и даже ошибок, грамматических, лексических, исторических и догматических. И дальше Борис Кутузов, узнаем сейчас, раскрывает, с чем это, с кем это связано, т. е. главные правщики, которых было 4 человека – они фактически-то все незнакомые собственно говоря даже отчасти и с русским языком, кто-то из них. Цель же церковного единообразия с греками диктовалась исключительно политическими соображениями. Поэтому основным-то движителем этой реформы был не столько Никон, сколько царь. Дело в том, что царь Алексей Михайлович первым из русских царей всерьез готовился воссесть на древний Византийский престол, став тем самым во главе вселенского православия. Всерьез готовился сделаться наследником и продолжателем дела древних православных греческих царей. Реформа для достижения церковного единообразия по греческому образцу была для царя первой ступенью в осуществлении его замыслов, как бы идеологическим фундаментом для будущего политического единения всех православных государств под его державой в единую великую Греко-Римскую, Греко-Российскую восточную империю. Вот замыслы какие были. Это замыслы о Третьем Риме, и эта вот легенда о Третьем Риме до сих пор в общем-то вдохновляет и нынешних наших русских, не только церковных, но и русских патриотов, да, она настолько живучей оказалась, что вот до сих пор продолжает вдохновлять на какие-то совсем не вполне допустимые вещи. Здесь мы сразу с вами должны вспомнить о высказываниях Василия Васильевича Болотова, историка нашей Церкви, в которых он, исследуя семь Вселенских Соборов как раз особое внимание останавливает на Первом Соборе Никейском, и на Седьмом тоже Никейском Соборе, где главная мысль его заключается в том, что собственно говоря, сама ересь, как арианская, так и иконоборческая, вошла в жизнь Церкви и рушила саму Церковь не по причине своей убедительности только для одушевленных людей, потерявших духовную жизнь, а прежде всего за счет сочетания с властными структурами того времени, т. е. с императорами и с их идеями, и поэтому политическая подоплека арианских побед и иконоборческих побед – она очевидна, и Болотов это раскрывает вплоть до того, что помните, это в проповеди на Торжество Православия мною было много этих выдержек прочитано из книги Болотова, буквально вплоть до того, что собственно само иконоборчество было суть неважным для тогдашних императоров, сколько было важно политические их устремления, из-за которых тогда они в эту свою политическую игру вплетали иконоборческие стихии, тем самым приобретая народ в свою пользу. И вот здесь тоже видите – реформы для достижения церковного единообразия для царя была первой ступенью в осуществлении его замыслов, идеологическим фундаментом для будущего политического единения всех православных государств под его державой, в единую великую Греко-Российскую восточную империю. Вот как об этом говорит Каптерев: Алексей Михайлович считал себя преемником древних благочестивых греческих императоров не только в делах веры и благочестия, но и законным наследником их царства, верил, что ему или его преемникам действительно суждено в будущем владеть самым Константинополем и всеми православными народами, томящимися под турецким игом. Ему не чужда была мысль сделаться освободителем православных народностей из-под турецкого ига и овладеть как своим наследием Константинополем, и церковное единение он считал первою и необходимою ступенью будущего политического единения. Тут невольно вспомнишь о саммитах религиозных и саммитах великой восьмерки, которые сейчас произошли. Сама идея политического объединения всех православных народов под державой русского царя возникла после падения Византии в 1453 году. Тот факт, что Россия стала духовной наследницей Византии, не вызывал сомнений ни у кого. В 1516 году старец Филофей в послании к великому князю Василию III пишет ставшие потом знаменитыми слова: вся христианские царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, третий, т. е. Москва стоит, а четвертому не быти. Един ты во всей поднебесней христианам царь. На этой идее об исключительном призвании русского царя в православном мире и был воспитан Алексей Михайлович, причем столь основательно, что став царем, будучи еще можно сказать ребенком, решил в своем лице воскресить образ древних греческих императоров.
В проповедях последних вот воскресных дней мы говорили с вами о действии духа вражьего в мире, которые имеют три главных влияния: дух времени, дух мира и дух льсти. И действием этих как раз трех духов, которые взаимно друг друга поддерживая, разворачивают все земное существование человечества, и которые внедряются, которые являются основой собственно говоря, всех религий мира, и внедряются и в православную религиозность тоже, там где сам человек позволяет этому внедрению к нему, в него осуществиться. И где человек, оставаясь в своей религиозности, отлагается от благодатной веры, как от вышеестественного, вышеестественной добродетели, и верою называет уже простую свою человеческую религиозность, там тогда духи вражьи, все трое, все три могут иметь доступ к человеку и менять не только образ его жизни, образ его жизненных предпочтений, но самое главное – характер и строй его сознания и мыслей. И тогда в этих мыслях и помыслах и рождаются всякие разные такие, ну фактически еретического характера заблуждения, и такие притязательные устремления, которые совершенно чуждые собственно самому православному настроению, в которых теряется благословение Божие: ищите прежде всего Царства Небесного, а все остальное приложится. А вместо этого духами времени, мира и льсти, как раз то, что приложится – выводится на передний план, а тогда Царство Небесное не только отлагается, но и вообще забывается в жизненных устремлениях человека. Ну и этим мы вполне вот духовную сторону можем таким взглядом на события духовную сторону этих событий можем объяснить, почему они так разворачиваются. И то, что сегодня наметилось в конце января, начале февраля – оно есть не сегодняшние события, вдруг неожиданно упавшие на нас, а давным-давно разворачивающиеся аж вон из тех времен – XVII века, где первые победы духа лжи начали осуществляться вот в кровавых событиях российской действительности.
План борьбы с турками, – дальше пишет Борис Кутузов, – старательно разрабатывался и в Риме. Вот мы с вами вышли еще на одну, помните, мы только что читая об имяславии, обратили внимание на латинское происхождение споров, тогда, а теперь смотрите, что оказывается и старообрядчество тоже имеет, в старообрядчестве оказывается, латиняне имеют свое участие. План борьбы с турками старательно разрабатывался в Риме и в Польше, причем Ватикан хочет использовать Москву как орудие в борьбе с турками и одновременно окатоличить ее и всю Россию. К последнему Ватикан был весьма близок в авантюре с самозванщиной – помните самозванцев, первый, второй, которые восседали на престоле русском. А чтобы втянуть русских в войну с турками, самой привлекательной приманкой для московитов и будет Константинопольский престол. В итоге викарий всего севера, папский легат, Антонио Поссевино приехал в Москву, вручил царю Ивану Грозному богато украшенную книгу о Флорентийской унии, тем самым давая понять, что беды России легко исправимы, если русские не погнушаются принять унию, целуя туфлю с ноги папы. Легат без обиняков пообещал Грозному царьградский – Константинопольский престол, если он признает главенство Римского папы. Если ты соединишься верою с папою и всеми государями, то при содействии их не только будешь на своей прародительской отчине в Киеве, но и сделаешься императором Царьграда и всего востока. На этот лукавый соблазн Византийским престолом Иван Грозный отвечал: Что же до Восточной империи, то Господня есть земля, кому захочет Бог, тому и отдаст ее. С меня довольно и своего государства, других и больших государств во всем свете не желаю. И тем не менее, еще в 1518 году в Москву приезжал от папы Льва Х легат доминиканский монах Николай Шомберг, который склонял великого князя Василия III Ивановича соединиться с другими государями Европы для изгнания турок из Греции. В 1525 году папа Климент VII прислал в Москву грамоту, предлагая снова принять участие вместе с другими государствами в изгнании турок из Константинополя. Иерусалимский патриарх Паисий в грамоте Алексею Михайловичу написал следующее: Пресвятая Троица благополучно сподобит вас восприятии вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего, да освободит народы благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей – турок. Возможно, что это провокационное благословение, – пишет дальше Борис Кутузов и утвердило окончательно царя Алексия в намерении принять конкретные меры по проведению в жизнь греческого проекта, первой стадией которого была церковная реформа по унификации русской и греческой церковной практики, приняв при этом за образец греков. Не будет ошибкой допустить, что много здесь было от сознательной провокационной деятельности возможно и зарубежных спецслужб того времени. Искусные наставники внушили недалекому и юному тогда царю Алексею, что искание царьградского престола – дело святое, даже жертвенное, к чему обязывает его христианский долг и призывает Сам Бог. Написав здесь о спецслужбах, как-то очень Борис Кутузов как-то в самую точку взял и написал, хотя это было написано в 2004 году, эта книжка вышла, написано было еще раньше – 2002-2003 год он работал над книгой, а сегодня мы сплошь и рядом говорим об этих спецслужбах. Никон, как реформатор, был созданием царя и его духовника Стефана. До патриаршества Никон, как и все русские в то время весьма подозрительно относился к современным грекам, считая, что истинное благочестие сохранилось только и русских. Это кстати, такая характеристика Никона написана в целом ряде различных исследований патриарха Никона в разных книгах. Эти воззрения он не скрывая, часто высказывал открыто, и после переселения в Москву, когда сделался архимандритом. Однако, став патриархом, Никон вдруг заявляет себя завзятым грекофилом и совершился крутой переворот – порицатель греков становится их поклонником и почитателем. А давно ли говаривал: Гречане и малые Россы, малороссы потеряли веру и крепости, и добрых нравов нет у них, покой и честь тех прельстила, и своим нравам работают, а постоянство в них не объявилося и благочестия ни мало. Своим нравам работают. Понятно, под чьим влиянием и воздействием совершился этот переворот у Никона, – пишет Каптерев. Несомненно, что Никон, войдя в ближайшее, в приближение к царю, был посвящен в тайну греческого проекта и сделал соответствующие выводы со свойственной ему беспринципностью, превратившись из порицателя греков в их почитателя. Именно после этого он и ставится по желанию царя патриархом. Каптерев пишет: царь и Стефан Вонифатьевич, его духовник, приняли меры, чтобы привить Никону как кандидату в патриархи на место Иосифа, грекофильское направление, и Никон превратился благодаря этим мерам из грекофоба в грекофила, способного осуществить в итоге церковную реформу ранее намечаемую царем и Стефаном Вонифатьевичем. После, когда уже, ну 6 лет всего лишь Никон был на патриаршей кафедре, в итоге не сложились у него отношения с царем Алексеем Федоровичем, и он был в итоге сослан, убран, поэтому после оставлением патриаршей кафедры – а как ты, царь, теперь без меня обойдешься, – были последние его слова, уходя от царя, когда призрак Византийского престола перестал уже тревожить воображение Никона, с него слетела также и маска напускного грекофильства, сменившаяся полнейшим равнодушием к собственной реформе, к книжным исправлениям, даже более того, у себя в монастыре он вновь печатает книги по старым образцам, в монастыре, куда он был сослан. Каптерев пишет: сам Никон никогда не считал себя инициатором в деле книжных исправлений. Оставив патриаршую кафедру, он совсем перестал интересоваться своею же церковною реформою, и в конце даже отнесся резко отрицательно как к тем самым грекам, по указаниям которых он производил свои церковные реформы, так и к самим печатным греческим книгам, на основе которых главным образом и велись все книжные исправления во время его патриаршества. Смерть патриарха Иосифа, предшественника Никона, развязала руки грекофильствующим поборникам реформы, и они развивают в этом направлении бурную деятельность. Став патриархом, Никон сразу начинает рьяно копировать греческую церковную практику. Он переносит к нам греческие амвоны, греческий архиерейский посох, греческие клобуки, мантии, греческие церковные напевы, приглашает в Москву греческих живописцев строить монастыри по образцу греческих, приближает к себе разных греков, всюду выдвигает на первый план греческий авторитет. Оценивая в частности это слепое копирование современного греческого образца, священник Павел Флоренский назвал деятельность патриарха Никона реакционной и вобоще антинациональной. На Соборе 1667 года царь, как это ему было всегда свойственно оставаться в тени, передал, когда речь заходила о церковных делах, передал все ведение дел собора в руки двух восточных патриархов, которые были приглашены на собор – Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, предварительно уверившись, что они будут проводить нужную ему линию, т. е. утверждения реформы, разумеется, постоянно контролируя их действия, оставаясь сам по обычаю в тени. И восточные патриархи, чувствуя момент, держат себя на соборе как авторитетные верховные судьи и безапелляционные решители всех русских дел. Угождая царю Алексею и проводя нужную линию – собор по планам царя должен был окончательно утвердить реформу, восточные патриархи далеко зашли в своей деятельности. Собор под их руководством признал старый русский обряд вообще еретическим. Это тот самый обряд, на котором были воспитаны все наши святые угодники Божии, начиная с преподобного Сергия Радонежского. Объявил, признал старый русский обряд еретическим и запретил его, а придерживающихся старого образца, старого обряда отлучил от Церкви и анафематствовал. Однако, как пишет Каптерев, признанный ими еретическим, обряд в действительности был созданием православной греческой вселенской Церкви. И ранее в течение целых столетий он существовал у старых православных греков. И обвинять за него русских в еретичестве в существе дела – значило обвинять в еретичестве и саму старую греческую православную Церковь. Потому что все исправление на греческий лад производилось уже по образцу новой греческой Церкви, которая тоже сама в себе когда-то отказалась от своей старой греческой церковной обрядовости. Восточные иерархи на соборе широко и подробно пересмотрели всю вообще русскую церковную практику и вековые народные обычаи, чтобы осудить и уничтожить все, в чем они отступали от тогдашней новой греческой практики. Во всех русских церковных, и даже простых житейских обычаях, несогласных с тогдашними греческими патриархи обыкновенно видят, по выражению соборных актов, или суемудрие, или раскол, или суемудрие, мятеж и раскол. Интересно, что именно почти эти же слова сейчас прозвучали в документах последнего собора архиерейского. Даже обычная одежда белого духовенства и монахов заменялась современными греческими образцами, якобы во Святой Соборной Церкви было единомыслие и согласие во всем. Соборную деятельность восточных патриархов царь одобрил, и щедро наградил их. Сам царь Алексей был воспитан, и по-видимому, это было целенаправленное и сознательное воспитание в пренебрежении ко всему отечественному и в преклонении перед всем зарубежным. О чудесах западной культуры у него было прямо фантастическое представление. Он наивно убежден в техническом, почти всеобъемлющем могуществе мастера-иноземца. Эти качества, особенно пренебрежение к отечественной истории и культуре, еще в большей мере разовьются и проявятся у его сына, императора царя Петра I. Что же думал о готовящейся реформе и о состоянии Русской Церкви предшествующий Никону сам верховный пастырь, патриарх Иосиф, в последние годы своей жизни? Прямой ответ на этот вопрос можем прочесть в челобитной самого патриарха Иосифа, поданной царю в 1649 году. Он уже тогда предчувствовал гонения на себя за то, что он как-то противился этим идеям царя Алексея Федоровича. А в твоем, государь, царствующем граде Москве, Святая Соборная Первопрестольная Церковь, мати всем церквам, и весь мир ею просвещается, сияет аки столп до небеси, никогда непоколебимо и нерушимо, право и истинно, якоже изначала приняла Божественный устав, тако ж и все Божии Церкви стоят по правилам святых Апостол и святых отец и по истинному христианскому закону. Свидетельство это многозначительно и веско, так как исходит от самого патриарха, который за три года до начала реформы утверждает, что в Русской Церкви все право и истинно, якоже изначала приняла Божественный устав, и все по правилам святых апостол и святых отец, т. е. ни в каких реформах Церковь на деле не нуждается. Отсюда видно, что патриарх Иосиф стоял в оппозиции грекофильствующему царскому кружку, не участвовал в подготовке реформы и не одобрял этих начинаний. Каптерев, историк пишет: последний догадывался вероятно и положительно знал о планах царя, о том, что он, Иосиф, занимая патриарший престол, мешает новым деятелям, и что они с нетерпением ждут, когда он освободит патриаршую кафедру своему преемнику. Иосиф даже стал думать, что его низведут с патриаршества. Переменить меня, скинуть меня хотят. Он неоднократно говорил так же: если не отставят, то я сам от срама об отставке стану бить челом, и денег приготовил, с чем идти как отставят. И денег приготовил, как идти, с чем отставят. Вот как. Невольно вспомнишь о наставлениях наших схимонахинь ХХ столетия о том, что приготовьтесь к последним гонениям, да. Значит, настолько уж утеснили патриарха, что он всерьез подумывал об отставке и бедствии. По-видимому, Иосиф чрезвычайно мешал авторам реформы. Патриарх умирает неожиданно, скоропостижно, 15 апреля 1652 года. Возникает вопрос: а своей ли смертью умер патриарх Иосиф? Известно, что на второй день после смерти труп стал быстро, даже бурно разлагаться. Именно так действует яд цикуты. Хотя время было весеннее, и следовательно было достаточно прохладное, несомненно были лица, заинтересованные в скорейшем проведении реформы, еще более, чем царь и его духовник. Были лица, заинтересованные в скорейшем проведении реформы более, чем сам царь и его духовник. Ну вот, тут вспоминаем о фразе о спецслужбах, а нити все ведут дальше к Ватикану. Уже говорилось об интригах католицизма, в связи с восточным вопросом. Существует важный, но до сего времени замалчиваемый документ, приведенный историком митрополитом Макарием Булгаковым, в его истории Русской Церкви в разделе о смутном времени. История Русской Церкви митрополитом Макарием написана в XIX веке. Смотрите, что он пишет: из инструкции иезуитов, самозванцу, как ввести унию в России. Несколько пунктов и дальше идет пункт д) самому государю заговаривать об унии редко и осторожно, чтобы не от него началось дело, а путь сами русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразований, и тем проложат путь к унии. е) издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих, и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии. возникнут споры, дойдут до государя, он назначит собор, а там можно будет приступить и к унии. мы видим, что события с собором прямо так и совершились. Только здесь действовали вовсе не сам царь и патриарх Никон, а те, которые их подвигали каким-то тайным образом. з) намекнуть черному духовенству о льготах, белому – о наградах, народу – о свободе, всем о рабстве греков. Хотя это инструкция иезуитов написана аж три века назад, но когда мы слышим сегодня о их иезуитских наставлениях нашим, нашей пятой колонии в России и вообще нашему церковному начальству, то все то же самое почти ничего не изменилось. и) учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя светских. Дальше Борис Кутузов пишет: Итак, вот кто давно заботился о единообразии русского и греческого богослужения. Задолго до царя Алексея и Никона главный пункт реформы и ее суть был продуман иезуитами, сформулирован и выдан своим агентам в качестве рабочей инструкции. Этот план иезуитов почти полностью и был выполнен спустя полвека в процессе церковной реформы XVII века. То, что мы слышим сегодня от Ольги Четвериковой, мы слышим, что практически все планы иезуитов, подробно расписанные в разных инструкциях, тоже осуществляются у нас в России сейчас один в один. История Никоно-Алексеевской реформы поразительно совпадает со всеми пунктами этой инструкции. вот в инструкции написано: о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразования, в частности заговорил Иерусалимский патриарх Паисий в 1649 году, будучи в Москве. Смотрите, как нити Ватикана идут в Иерусалим, там поставляются соответствующие патриархи, которые затем уже с неким православным таким авторитетом, уже двигают наших русских, и где было русскому патриарху и царю догадаться о том, что за патриархом Иосифом, вернее Паисием стоит Ватикан, и не просто Ватикан, а иезуиты – некий новый орден, который был создан тогда. А греческое духовенство его поддерживает. Правщик же, Епифаний Славинецкий, ученик иезуитских коллегий, присланный из Киева вместо иного запрашиваемого лица, предлагает реформы, как ученый богослов, ученик иезуитских коллегий, Епифаний Славинецкий. По поводу того, чтобы в инструкции написано: все подведено было под правила соборов отцов греческих, необходимо напомнить, что после двух уний с католиками – Лионская в 1274 году, и Флорентийская в 1439 году, одна из которых кстати тоже была совершена тогдашним митрополитом Московским и всея Руси тайно от всего остального состава Синода и епископата, он сам поехал, заключил унию, и тем самым открыл врата для нашествия латинян на Западную Украину, ну правда, потом он был низложен и изгнан из России, был предан церковному суду, но вот такое предательство совершил. И двухсот лет пребывания под турецким владычеством, после двух уний с католиками и двухсот лет пребывания под турецким владычеством в греческой церковной практике произошло так много изменений, что русские ставили под сомнение само православие греков. Около 1480 года у нас в архиерейскую присягу было включено клятвенное обещание – архиерейскую присягу – не принимать греков ни на митрополию, ни на епископию, как находящихся под властью неверного царя. Таким образом перед реформой по единообразию с греками, надо было сначала поднять авторитет греков, значительно скомпрометированных в глазах русских. Этим и занималось активно правительство Алексея Михайловича сразу после сформирования в течение нескольких лет и в разных направлениях, еще задолго до Никона, т. е. приготавливалась среда в России. Около 1480 года у нас в архиерейскую присягу было включено клятвенное обещание – не принимать греков, ни на митрополию, ни на епископию, как находящихся под властью неверного царя. Таким образом, перед реформой по единообразию с греками надо было сначала поднять авторитет греков. Этим и занималось активно правительство Алексея Михайловича сразу после сформирования в течение нескольких лет и в разных направлениях. Какие же такие направления были? В Москве было издано несколько южнорусских книг, в которых настойчиво проповедовалось о полном православии греков, о необходимости сноситься с ними по всем вопросам церковным, и во всем поступать единомысленно с ними. Похоже, что подобное у нас сейчас будет по поводу католиков уже даже самих. Царский духовник Стефан Вонифатьевич особо позаботился о широком распространении этих книг, так 850 экземпляров книги о вере, в которой вписаны были разные такие изменения, были распроданы за 2 месяца, значительный тираж для того времени и большая скорость реализации. Для творцов реформы, кроме реабилитации греков, представляла важность и другая сторона вопроса, именно создание прочного мнения о крайней неисправности русский богослужебных текстов и необходимости их исправления, подготовки общественного мнения о мнимой неисправности русских богослужебных книг особую роль сыграло обширное предисловие к грамматике Мелетия Смотрицкого, в 1648 году. В этом предисловии на все лады проводится мысль, что русские церковные книги очень неисправны, и потому нуждаются в немедленном тщательном исправлении, а исправлять их нужно разумеется, только и только по греческим образцам. Весьма показателен тот факт, что незадолго до издания его книги в Москве Смотрицкий перешел в католичество, и уже открыто боролся с православием в Польше. Этот факт его московские издатели и распространители конечно постарались утаить. Далее в этих инструкциях иезуитских написано: поручить исполнение закона людям благонадежным и приверженцам унии, как это было сделано: подыскали «благонадежных» людей: Арсений Грек – это не Максим Грек, это Арсений Грек, Епифаний Славинецкий, Паисий Лигарит, Симеон Полоцкий и другие. Кто такое Арсений Грек? Это воспитанник иезуитской коллегии в Риме, неоднократно переходил из православия в латинство и обратно, принимал на время даже магометанство, был и униатом. При угрозе медицинского осмотра сознался, что обрезан по иудейскому образцу. Арсений Грек за еретичество был в итоге у нас сослан на Соловки, но когда Никон вошел на кафедру, то в 1652 году освободил его и делает главным правщиком богослужебных книг, и даже поселяет у себя в келье, по-видимому, Никон, ознакомившись с досье ссыльного, решил, что именно такой работник ему и нужен. Кто такой Лигарит, Паисий? По современным данным, это католический миссионер, воспитанник римской иезуитской школы, направленный на восток в 1641 году, в Москве он разыгрывает роль православного Газского митрополита, приобретает огромное влияние на царя Алексия, и во многом определяет решения собора 1667 года. Он главный подручный царя в осуществлении греческого проекта, его, по словам Каптерева, сам царь слушал как пророка Божия. Кто такой Симеон Полоцкий – Самуил Емельянович Петровский Ситнианович? Он является выпускником польской иезуитской коллегии в Вильно, тайный униат базилианин, наставник царских детей, воспитывавший их в польско-латинском духе, ловкий борзописец, пишущий комедии для царского театра, активный сторонник Никоно-Алексеевской реформы, написавший полемический трактат против старообрядчества по заказу царя. Вот вам деятели, которые были введены в российские земли, мало того, возведены в высокие саны и имели просто громадное влияние на первых людей в России. Дальше в иезуитских рекомендациях написано: и учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя и светских. И семинарии учредили по подобию западных схоластических школ, и людей призвали ученых, именно из-за границы. Братья Лихуды, воспитанники иезуитских коллегий в Венеции и Падуи, утверждали Никоно-Алексеевскую реформу, будучи в течение 15 лет во главе Московской Духовной Академии, как видим, программа, данная иезуитами самозванцу, была в основном выполнена, сам самозванец потерпел поражение, но вероятно лишь потому, что слишком круто взялся за дело. Вот его собственное письмо в Римскую курию: а мы сами, Божьей милостью соединение церквей сами приняли, и станем теперь накрепко помышлять, чтобы все государство Московское в одну веру Римскую всех привесть, и костелы Римские устроить. Это было слишком уж круто, самозванщинца провалилась, а иезуитам пришлось исправлять ошибки своего агента постепенной и кропотливой уже деятельностью. В итоге митрополит Макарий Булгаков в своей истории так отзывается о деятельности иезуитов: с самого отделения своего от Церкви Вселенской, Римские первосвященники постоянно были заняты мыслью подчинить себе православный Восток и в частности православную Россию, как свидетельствует непрерывный ряд их попыток, представляемых историею, но никогда эти попытки не были так сильны, и так близки к успеху и опасные для православия, как с XVI века. Но сегодня они похоже, что уже и прямо осуществляться начали откровенно. В Греции им благоприятствовали падение империи – 1453 год, и последовавший затем упадок просвещения. В России благоприятствовали недостаток просвещения, наоборот, и присоединение западной части ее к Польше – 1569 год. Главным орудием как здесь, так и там явился новоучрежденный в 1540 году орден иезуитов. Главным орудием. Быстро проникли они в Польшу, и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильне и на Волыни, для воспитания в своем духе детей православных, повсюду рассеивали сочинения против восточной Церкви, для увлечения в свои сети и людей взрослых, считавшихся ее чадами от колыбели, и несчастная уния, возникшая в западном крае России к концу XVI века была первым плодом этих усилий. Так же быстро проникли достойные ученики Лойолы в Грецию, завели свои училища в Галатах и даже в Константинополе, выдавали себя за безмездных учителей юношества, старались быть духовниками народа, и рассеивали пагубные для православия сочинения. Между тем, как за пределами Греции в знаменитых университетах и академиях Запада, куда за недостатком собственных училищ спешили греческие юноши, жаждавшие просвещения, они, иезуиты, незаметно напитывались, а, они, эти юноши, незаметно напитывались тем же иезуитским духом, опутывались теми же сетями, и папа Григорий XIII в самом Риме основал греческую коллегию, где безвозмездно воспитывал всех приходящих греков и русских. Вся эта усиленная деятельность Ватикана объясняется Лютеровою реформою. Лишившись вследствие ее бесчисленного множества древних чад своих, – ушедших в лютеранство, папы думали вознаградить свою потерю подчинением себе церкви восточной, и не щадили для сего никаких средств. Общая латинская направленность деятельности Никона, его реформы и рассуждения отмечены многими исследователями, некоторые историки прямо указывали, что Никонова реформа – результат интриг иезуитов. Ну вот, у нас в церкви, после того, как началась свобода жизни Церкви последняя, 25-30 лет, немало голосов говорило о том, что нас книги православные XIX века несколько подпорченные латинизмами, и приходится их сейчас выправлять. Папо-цезаризм Никона, спровоцировавший у нас феномен цезаро-папизма, т. е. принцип главенства гражданской власти над церковной, вполне выявился за период пребывания Никона у власти. Сенсационный разоблачительный материал опубликовал профессор Ленинградской Духовной Академии, Успенский, в 1975 году в журнале «Богословские труды». В статье «Коллизия двух богословий», в исправлении русских богослужебных книг в XVII веке. В начале реформы на соборе 1654 года было постановлено исправлять богослужебные книги по древним греческим и древним славянским образцам. – Древним. И до сравнительно недавнего времени и считалось, что практика книг производилась именно так. Профессор Успенский тем не менее неопровержимо доказал, что для исправления служили не древние, а современные греческие богослужебные книги, изданные преимущественно в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Чтобы скрыть этот факт, Никоновы правщики фальсифицируя, писали в предисловиях некоторых книг, что исправление проводилось согласно с древними греческими и словенскими образцами. Это и понятно, поскольку творцов реформы интересовало в действительности достижение единообразия именно с современным греческим образцом, поэтому древние греческие и славянские хартии, рукописи их просто не интересовали. Никон на соборе 1654 года вдруг делает сногсшибательное заявление, что русское благочестие сомнительно, так как русские содержат у себя неправые нововведения, требовать таким образом исправление не просто книг, но самой Церкви. Никон, – пишет Каптерев, – говорит на соборе не о таких книжных исправлениях, под которыми бы разумелись внесенные в них невежеством ошибки, описки и подобные неважные и легко исправимые погрешности, но требует исправления книг, поскольку они содержат по его мнению, нововводные чины и обряды, требует так сказать, исправления самой Церкви, а не только книг.
Ну вот, некоторые откровения хода истории. Ну и понятно, что дыхание духа времени и льсти, и мира начало активно являть себя сразу же 2000 лет назад с момента Рождества Христова. И как тогда уже по попущению Божию диавол возводит Христа даже на три искушения на гору, так и после того, как Христос вознесся на небо, и началась развиваться и разворачиваться на земле православная Церковь, вместе с этим активно начинает действовать и сам вражий дух, не только в тех, кто вне православия нападают на него, но особенно дух льсти ищет проникнуть в саму Церковь, и постоянно в Церкви улавливает всех нас с вами, тех, которые более как-то склоняются в сторону своего, своей плотской и душевной религиозной жизни, и кто в этом утверждает свою жизнь и утверждается в своих обычаях и нормах, тот оказывается вроде бы внешне православным, а т. е. сохранившим вид благочестия, а силы его отвергшийся. Ну и уже видите, уже тогда 2000 лет назад апостол Павел уже упреждает своего ученика Тимофея, что к последним временам число таковых людей в Церкви станет преизбыточествующим. Тем более, конечно же, будет трудно исповедникам и верным чадам Церкви сохранять свою верность Духу Божьему и Господу нашему Иисусу Христу.
Ну и видите как вот, во всех, во всем исповедании вот имяславского подвижничества выделяется два важных служения и два важных исповедания – это исповедание креста и его силы, и исповедание имени Христова, которое ты носишь. Ну и не забудем о том, что в нынешнее время как раз именно против имени христиан, имени человеческого и воздвигается вся откровенная брань уже зверя, есть дракон – собственно сам диавол, а есть зверь – современная цивилизация, и образ зверя – весь интернет, которому дана, зверь дал силу свою, дабы увлекать народ от приготовления к приходу уже самого антихриста. Мы видим, что восстание идет сейчас как раз именно против креста Господнего, и против имени Божьего. А в этом восстании против имени Божьего прямая замена имени на сатанинские начертания, т. е. начертание вот этого зверя, т. е. цивилизации, которые должны быть наложены на всякого человека. И Апокалипсис нас упреждает об этом, и одновременно с этим и говорит о трех именах, которые должен носить каждый христианин, да, в последней проповеди я об этом как раз зачитывал вам и сам Апокалипсис, первое имя, которое имя Отца Небесного, начертанное так прямо пишет слово Апокалипсиса – начертанное на челах 144 девственников, предстоящих у престола Божия и славящих Отца Небесного в имени Его своим дивным и светлым девством. Второе имя, которое дано всякому христианину, как имя христианин, которое Евангелие благословляет нести и совершать его в силе и в славе. И третье имя, которое нам сейчас неизвестно, но которое написано на белом камне, и по Страшном Суде будет выведено через врата Царства Небесного навстречу оправданным на Страшном Суде, и там каждый оправданный, верный на этом белом камне прочтет имя, которого никто не знает, кроме тот, которому это имя назначено. И после этого он уже торжественно вводится в само Царство Небесное для вечной жизни. Таковая дивная картина расписывается Апокалипсисом в Откровении Иоанна Богослова. Ну вот, тем более конечно сейчас вот исповедничество креста и имени Христова, которое ты носишь, исповедничество в силе и в славе совершаемых в твоем поведении, в твоих поступках, и во всем образе твоей церковной православной жизни является важнейшим делом сегодняшнего верного христианина. А Господь говорит о верных, как о трех родах людей, первые, которых Ты Мне дал, – говорит Отцу Небесному в Своей Гефсиманской молитве, первосвященнической, и говорит о таковых, которые исполнили заповедь Божию: отвергнись себя, возьми крест и следуй за Мною, и про которых Сам же и сказал, что немногие последуют этому благословению. И тем не менее, это те, которых Ты Мне дал, и Я их сохранил, – говорит Господь. А вторые – это те, которые по слову первых будут жить и совершать жизнь свою церковную. Т. е. это соответственно, все не прославленные, число которых множество в раю сейчас пребывает, не прославленное наши монашество пустынническое и монастырское прежних времен и веков, ибо прославленные относятся к первой части. Не прославленные наши святейшие епископы, которые исполнили в своей видимой жизни епископской, как устроители организации Церкви как организации, в своей личной своей жизни совершали жизнь труда над внутренним человеком, и поэтому внутренне были участниками организма Церкви, а значит при всей видимости некоего благолепия епископской жизни имели при этом подвижническую жизнь скрытно от людей, ну, один из них – Василий Великий, который долгое время носил власяницу на своем теле. Ну и наконец, множество мучеников, часть только которых прославлена, но значительная часть в раю пребывающих не прославлена, но которые по слову первых осуществили свое исповедничество и свое мученичество в гонениях на православных людей. Ну и наконец, третий род народа – это мы с вами, те, которым Господь сказал, что открою им имя Отца Моего. Ну вот, и мы теперь из разных трудов и слов Отцов Церкви, которые так и эдак я зачитывал вам на отдельных проповедях, в том числе из православного календаря, не патриаршего, где говорится о постепенном вхождении в нашу жизнь молитвы к Отцу Небесному – «Отче наш». Сначала эта молитва присутствует просто как содержательная молитва, необходимая в чинопоследовании молитв, мы ее просто читаем, читаемая и произносимая молитва. Потом она начинает входить в наше сознание, уже начинает быть сознательным отношением к Отцу Небесному. Потом она достигает до нашего религиозного чувства и начинает быть уже нашим религиозным отношением и обращением к Отцу Небесному. Ну и наконец, возможно, если очень серьезно подвижнически осуществлять свою реальную жизнь церковную, удаляясь все-таки от мира и от мирских соблазнов, и все более и более учреждаясь в жизни к Царству Небесному так, что все остальное бы к этому прилагалось, может войти уже в исполнение веры нашей, т. е. той вышеестественной добродетели, по благодати дарованной человеку Богом, но которую мы к сожалению утрачиваем, и теперь хотим восстановиться вновь в этой живой вере, и тогда в этой вере уже открывается совершенно по-новому живое обращение к Отцу Небесному – «Отче наш». Вот об этом постепенном донесении до нас имени Отца Небесного, Отца своего и говорит Господь в Своей первосвященнической молитве, разумея третий состав Своей Церкви, нас с вами, если мы с вами не будем отлагаться от подвижнического порядка жизни. Если хотя бы хоть какую-то меру, пусть маленькую по нашим силам и возможностям, но все-таки будем двигаться в эту сторону и удерживать те освоения, которые мы с вами обрели.
Ну вот, я надеюсь, что весь цикл бесед, которые сейчас звучали за последние 8 месяцев, даже нет, 9 месяцев как-то этому помогают. Что именно? Это 15 бесед «Христос, вера, имя», это завершающая часть теперь сегодняшняя наверно – это будет 6 бесед об имяславии, и это все проповеди, которые начались в этом 2016 году с недели мытаря и фарисея, и до завтрашнего дня, до послезавтра, вернее, до следующего воскресенья, на котором будет некоторая законченность что ли этих проповедей, я так надеюсь в своем содержании. Ну вот, ну и предваряло все эти содержания и обширный цикл бесед почти под 40 так называемые Николо-Угодника беседы, т. е. происходившие в храме Николая Угодника у нас здесь о последних временах, и о характере жизни Церкви в эти времена. Ну вот, на том благословите закончить, сил и Божьего участия вам в трудах и жизни.