Сила нравственности

Священник Анатолий Гармаев

Сила нравственности

Нравственная педагогика пробуждает добродетели

Глава 1

Ветер перемен

Еще не будучи священником, мне довелось руководить лабораторией педагогики и культуры при Академии Наук в Москве. Основной формой работы были семидневные семинары, на которые приезжало от 100 до 120 человек со всего бывшего Союза. Это были работники отделов народного образования, директора школ, завучи, учителя. Работа продолжалась лет пять.

Однажды Владыка Герман, Волгоградский митрополит, вызвал меня в Волгоград и попросил организовать учебное заведение, но уже духовное. Согласившись, я вскоре принял сан священника и начал работу по устроению училища православной катехизации и церковной педагогики. И вот уже 10 с лишним лет работаю в Волгограде.

Опыт работы в Московской  лаборатории нравственной педагогики и культуры принес мне очень большой плод и до сих пор во многом помогает и мне и моим коллегам в повышении квалификации учителей и работников культуры. Я попробую вам рассказать как можно более подробно о нашей деятельности.

Сегодня мы наблюдаем исчезновение в школе нравственного воспитания как такового и исчезновение его как явления вообще, с полной заменой его чисто образовательной стороной. А вот люди, прошедшие Отечественную войну, которые на жизненных примерах познали, что такое человеческая надежность и верность друг другу – они в первые годы после войны составляли нравственный цвет страны. Почему Великая Отечественная война была выиграна именно народом? Потому что нравственная сила в народе была сохранена и в нравственном плане война во многом помогла людям встать в правду своей жизни, ибо всякий не правдивый вольно или невольно оказывался предателем на каком-то крутом переломе военной жизни.

Некоторые из фронтовиков, придя в школу, от всей души посвятили себя воспитательному делу. Поэтому, в 50-е и в 60-е годы у нас были люди, которые могли слышать нравственное как реальность и, трудясь в школах, восстанавливали детей в нравственности силою собственного влияния. Удивительная вещь, бывало так, что воспитатель не очень-то и владел словом, но поступки его были очень нравственны, искренни, честны, он не мог пройти мимо неправды ребенка, но мог так увещевать его, что ребенок это чувствовал. Неудивительно, что выпускники, очень часто приходили в школу проведать своих классных руководителей и от души их поблагодарить.

Но уже в 80-х – 90-х годах такие посещения школы выпускниками, благодарная память в их сердцах становились все более и более редкими. Не знаю, приходят ли с благодарностью выпускники сейчас, но знаю, что в 90-е годы их приходило уже меньше, чем в 60-е. В чем же дело? А дело в том, что существует особая область нравственной педагогики. Здесь нравственною силою обладает нравственное достояние самого воспитателя: его собственная честность, жизненная правдивость, душевная, сердечная искренность, совестливость, его чувство долга и ответственность. Про таких говорят: «Душа всему мера».

Благодаря этим качествам, педагог, вступающий в личные отношения с подрастающим поколением, имеет особую силу личного влияния на детей и подростков. И собственно воспитанием является именно это личное влияние. Вот здесь-то и начинают складываться личные отношения между взрослым и ребенком, между старшим и подростком, между зрелым человеком и юношею.

Расположение к человеку, посвященность и отданность ближнему и есть дар искренности, который свойствен каждому ребенку, что, в конечном итоге, может быть сохранено и во взрослом человеке. Кто-нибудь из взрослых сейчас может вот так сделать? Если он увлечен работой или занят каким-нибудь увлекательным делом, то, увидев кого-нибудь из близких людей, всегда ли бросит все и побежит ему навстречу со всею искренностью? Конечно же, все это есть и в нас. Потому что в окружении нашем обязательно есть какой-нибудь человек, к которому мы сердечно расположены и готовы на щедрые чувства к нему.

Помимо дара искренности, существует дар честности, правдивости, чувства долга, чувства ответственности и самый глубокий, самый значительный дар – это дар совестливости. С этими дарованиями дети рождаются. Для чего? Для того чтобы потерять этот дар к подростковому возрасту, а затем в юношеском возрасте ходить с перекошенными лицами в полупьяном, наркотическом угаре и совершенно не проявлять в себе этих дарований? А придя в зрелое состояние и посмотрев на себя в зеркало, не увидеть ничего того, что было когда-то в нем в младенчестве? Или же все-таки они рождаются для того, чтобы, вырастая, прийти к состоянию, которым отличаются благообразные церковные старцы? Необходимость, благодатный удел сохранить к старости детское, развиться в нем, прийти к той совершенной красоте, которую ты можешь явить за 70-80 лет своего развития – это чаяние каждого человека.

Ребенок рождается для того, чтобы пройдя через детство, юность, зрелость усовершенствоваться в своих нравственных достоинствах. И к старости прийти к той красоте нравственного совершенства, которую непременно будут чтить не потому, что кто-то заставляет, а потому, что невозможно ее не чтить, потому что она сама по себе прекрасна. Благочестивый человек бывает настолько красив в своем поступке и в поведении, настолько житейски мудр, что не уважить эту старость просто невозможно, не почитать ее даже немыслимо. Поэтому-то и уважают и почитают и стар, и млад. Это означает, что и любого из нас к старости можно будет так почитать. Но, это возможно только в том случае, если еще в юности уже чтили.

Для этого надобно всего лишь одно: сохранить в себе детские нравственные достояния. В них услышать свое человеческое достояние, самую важную сердцевину своего человеческого «я». И в достояниях, как в нравственных ценностях, развиваться лично самому. Во всех отношениях – как с самим собою, так, особенно, и в отношениях со всеми окружающими людьми: со своими домашними, сотрудниками, и, конечно же, подчиненными. А уж нам, воспитателям юношества, совершенно необходимо быть чтимыми не по должности, а по причине человеческой красоты в поступке и в обращении. От нас должен идти свет нравственной красоты, который увлекает и самих учителей, а от них уже идет к детям. И тогда ребенок возрастает в своих нравственных достояниях потому, что взрослые в школе красивы нравственно. А взрослые в школе потому красивы, что все народное образование от высокого руководства до преподавателя тоже внутренне красиво.

Вот это и есть та реальная возможность, с которой мы родились. Другой вопрос – если мы ее услышали, то смогли ли мы в нее встать? И развиваемся ли мы в этом качестве, в этом направлении? Тогда в любом возрасте перед всяким человеком стоит вопрос: по какому пути пойти? Пойти ли по пути социального утверждения своего положения, пользуясь при этом самыми грязными приемами: и подвохом, и самоутверждением, и превозношением над другим человеком своими знаниями, своей волей, властью, своей авторитарностью? Либо пойти по пути обретения почитания окружающих через развитие с детства нравственных достояний.

 

К чему мы пришли.

Сегодня мы подошли к особому рубежу в развитии нашей страны. Мы слишком близко и слишком явно узнали сейчас, что такое зло. И это есть рубеж для думающего и ищущего человека. Агрессия, жадность, скаредность, самоутверждение в обществе, при котором человек готов к своей цели по головам пройти, меркантильность, хитрость – все эти явления зла вдруг разверзлись в неожиданной широте и всепоглощающей силой захватили все человечество. И сегодня мы с вами стоим перед этим фактом. С катастрофическою скоростью разрушается и то хорошее, что мы выстраивали в течение 70 лет советского периода. Все это в какой-то десяток лет разрушилось и разлетелось буквально на глазах в пух и прах. Я уже не говорю о разрушении человека в школе. Это трагедия, катастрофа страны и каждого человека. Ведь именно этим подросткам  надо будет созидать нашу страну. Они же в будущем возьмут бразды правления в свои руки, чтобы восстановить или, наоборот, разграбить и привести в полное уничтожение наше государство.

Нравственно трезвый человек встает на защиту детства и юношества, решая для себя так: «Я на своем участке, на котором под моим влиянием находятся всего лишь несколько сотен детей и подростков, а не миллионы людей нашей страны, исполню свой профессиональный долг нравственно. Я все сделаю для того, чтобы нравственные достояния не умалились и в тех, кто сейчас собирается в первый класс и в подростках, и в тех, кому сейчас 18 лет. Тогда, возможно, из этих детей и подростков явятся те, которые, в свое время повернут нашу страну в нужное русло, избежав полного разрушения государства из-за деградации нации».

Никто из учителей, которые воспитывали сегодняшних наших крепких руководителей, не предполагал, что они выращивают в своем классе руководителя будущего. Но, если они приложили от себя все силы, то в итоге получился человек более-менее крепкий в нравственном смысле. В нем развито и чувство долга, и  патриотическое чувство и, поэтому, сегодня, занимая то или иное место на государственной должности или же в правительстве, он направляет свои усилия на становление страны, на укрепление ее. Ведь это плод чисто воспитательных усилий учителей, работников народного образования.

 

Возрождение нравственности.

Только что закончились Рождественские чтения в Москве. Как обычно, в день их открытия в Кремлевском Дворце съездов выступили три министра. Я участвовал практически во всех Рождественских чтениях, кроме прошлогодних. Лет 6 или 7 тому назад, впервые там выступил заместитель министра образования. А 5 лет назад выступил Филиппов. С тех пор каждый год Филиппов выходит с докладом на Рождественских чтениях. В этом году наряду с ним выступили министр юстиции и министр культуры.

Можно ли было предположить лет 15 назад, что Церковь свои чтения будет устраивать в Кремлевском Дворце съездов. Это было невозможно. Какое-то особое знамение времени в том, что Рождественские чтения проходят именно в Кремлевском Дворце, центральном Дворце страны, и в них участвуют министры правительства.

В этом году, одним из очень значительных стал доклад депутата Госдумы Глазьева. Два сообщения из его доклада были для нас очень важными. Первое — сейчас в Государственной Думе собралась крепкая православная группа депутатов. Причем он сказал, что все ясно слышат друг друга, и точно знают свои задачи. Это, конечно, тоже знамение времени. Второе — он перечислил основные задачи, которые ставит сейчас депутатская группа православного направления. Это — восстановление прав Церкви, преодоление отчужденности Церкви и государства. В связи с этим, они готовят целый пакет документов для утверждения в Государственной Думе. Эти нововведения позволили бы Церкви осуществить свое право в любом государственном учреждении. Прежде всего это касается образовательных учреждений. Церковь могла бы выпускать своих воспитанников из православных учреждений с государственной аккредитацией, так, чтобы диплом выпускника православного университета имел ту же силу, что и государственный. У нас на сегодняшний день всего два православных университета в стране – Волгоградский и Московский Иоаннобогословский  и один православный институт, в котором 13 факультетов, — это Свято-Тихоновский в Москве и около шестидесяти православных гимназий по всей России. Вся программа этих учебных заведений ведется в православном укладе и с православным содержанием. Но есть, конечно же, предметы, например, химия или физика, которые  нельзя назвать православными или неправославными. Но вот отношение к самой науке в заведениях православного и неправославного направления – разное. Конечно, существует разница при православном и неправославном подходе к использованию достижений в той же химии или физике.

Так вот Глазьев заявил, что приложит все свои силы для того, чтобы православный образ жизни получил свое право в государственных учреждениях.

Несколько слов скажу о выступлении Филиппова. В его докладе прозвучали отрадные для нас новшества. Первое – начался перевод образовательных учреждений из регионального подчинения в федеральное. К концу года этот процесс должен завершиться и программы, которые сейчас готовятся в министерстве, будут иметь обязательную силу во всех регионах. А для меня, например, достаточно власти самостоятельной, поэтому в разных регионах это очень по-разному может быть встречено. Второе – это очень важно было услышать – в министерстве образования готовится пакет документов, который предполагает перестановку приоритетов. Образование переходит на вторую ступеньку, а на первую выходит воспитание. Это очень существенно. Из этого следует, что воспитательная работа в школах обретет свое должное место.

А если она получит приоритетное право, то это означает финансирование, это означает организацию обучающих структур, т.е. появятся обучающие воспитатели в педагогических институтах. Это коснется и области повышения квалификации преподавателей, где пойдет процесс умножения воспитательного содержания.

Ну, и третье, это уже звучало и в прошлые годы, а особенно сильно в прошлом году. Окончательно решается вопрос о введении в школах нового предмета, пока факультативно, но со следующего года обязательно. Это культурологический предмет, о котором говорил Владыка – «Основы православной культуры». Как сказал Филиппов,  он будет обязательным, потому что Россия должна быть культурно образованной державой. Мы с вами знаем культуру египетскую, культуру западную, римскую культуру прошлых веков. И почему-то совершенно не знаем культуру российскую.

До сих пор существовало некоторое игнорирование собственной культуры. Теперь оно будет ликвидировано и культура российская будет изучаться наряду с культурой римской, греческой, западной, китайской, индийской. Ведь до сих пор русская культура нигде не изучалась. А русская культура сугубо православна и другой не была. Поэтому и отрадно введение в программу школы этого предмета – «Основы православной культуры» — базисным и обязательным, как, например, физика и математика. Конечно, такое нововведение для нас очень ответственно. И в плане патриотического воспитания оно имеет для нас немаловажное значение. Есть некоторая надежда на восстановление нравственного человека.

 

Где есть нравственная сила, там есть педагогика.

Недавно я беседовал с несколькими работниками министерства образования России. В двух отделах сейчас идет работа по восстановлению нравственной педагогики. Дело в том, что такая педагогика изначально была педагогикой России, потому что простой русский человек воспитанный в Церкви по-другому не мог относиться к детям, кроме как нравственно. Т. е. православная Россия была нравственна по природе церковной и педагогична по природе нравственной.

А там, где есть нравственная сила в человеке, это и есть педагогика.

Дворянское сословие со временем стало уклоняться в сторону французской, итальянской культуры и, в конечном итоге, потеряло нравственный компонент. Именно оно, увлеченное идеями Руссо, Дидро и другими мыслителями запада, прежде всего, начало уклоняться и от Церкви. В итоге, из поколения в поколение происходило некоторое вырождение нашей элиты. А деревня и глубинка России сохранили нравственное благородство. Как видно из истории и литературы, именно деревня 17, 18 и 19 веков сохранила нравственный акцент воспитания. И благодаря этому народ в целом сохранил нравственное достояние.

Я думаю, Сибирь в нравственном смысле была более простая и крепкая по причине того, что она глубинка и до нее не дошли те тенденции дворянского развития, которые, к сожалению, захватили центральные города. Возможно и суровые условия  жизни потребовали простых отношений друг с другом и более зрелых отношений в нравственном плане.

На сегодняшний день восстановление нравственного человека является задачей номер один. И это, к великой радости нашей, начинают слышать не только низы, но и верхи как некую тревогу. И те вопросы, которые сейчас поднимаются на государственном уровне говорят о том, что, видимо, в ближайшие годы начнется восстановление нравственного приоритета в стране в целом, но, прежде всего, конечно же, в школе.

 

Нравственный человек и человек, знающий о нравственном

Человек, знающий о нравственном, слушает содержание, а исполнение его отправляет к кому-то вышестоящему. А что делает нравственный человек? Он, слушая содержание о нравственном, взгревается в ревности и старается сам так жить и так делать. Он сразу же начинает думать: что я смогу из этого осуществить в своей жизни? И, самое главное, никому ничего не перепоручает, а идет на свое рабочее место и делает все, что от него зависит. Оказывается, от него зависит очень многое. Во всяком случае, он может многое изменить. Правда, не всегда это для него заканчивается благополучно, может и понести лишения.

И что удивительно: человек, который только слушает о нравственном, тот все время думает, как бы не пострадать, и поэтому постоянно держит нос по ветру и, как правило, всегда невредим. Такой всегда «Ползком, где низко, тишком, где склизко».

А живущий нравственно, действует, не думая о том, что он пострадает. Когда же он пострадает, то перенесет это спокойно и делает все равно так, как велит его сердце и перестроить его невозможно, даже выгнав с работы. Поэтому сегодня, мне думается, что как раз от работников народного образования зависит – услышать тех, которые нравственно живут и оградить их от тех, которые так не живут и дать им возможность делать свое дело. Пусть он классный руководитель всего лишь одного класса, но он с детьми ведет жизнь нравственно. Оградите его от всяких внешних посягательств: оценок, критериев, которые загоняют его в тупик, помогите ему, чтобы он постоянно не отчитывался о мероприятиях и не рапортовал о достигнутых успехах, оградите его от этих забот. Дайте ему возможность делать свое дело так, как он его слышит и чувствует, и это будет великое дело.

Таким же образом, в 50-е годы в концлагерях сохранились православные нравственные люди. Ведь мы же с вами знаем, что в 30-е и 40-е годы лучшие люди, цвет Российской нации были загнаны в концлагеря. В первую очередь вся церковная власть, а потом туда пошли все нравственно богатые люди. Большинство погибло, но не все. Что же их спасло? Оказывается, там, в концлагерях, были среди начальников, в званиях майоров, полковников нравственные люди, и они прикрывали и спасали нравственных людей, в том числе и церковных. Сколько священников, сколько епископов было таким образом спасено или досрочно освобождено или переведено в такие условия, в которых они смогли выжить. Это делали нравственные полковники, капитаны или даже нравственные солдаты конвойной службы. Они рисковали и очень рисковали. Некоторые из них попадались и получали расстрел. Но, тем не менее, не смотря на риск, продолжали исполнять свой нравственный долг. Не могли не исполнять! Поэтому, я думаю, что если в условиях концлагеря возможно выполнить свой нравственный долг, то в нынешних условиях это тем более возможно. Можно делать тихонечко, а можно делать дружно и всем вместе. Хотя, конечно же, быть нравственным по нынешним временам – это подвиг. Это всегда было подвигом. И закрыть собою нравственных людей, детей – позволить им жить нравственно и оградить их от всех внешних влияний, которые хотят катком укатать всех людей – это тоже подвиг.

Видимо потому и есть надежда на людей, способных на этот подвиг. И если это действительно произойдет, то Церковь и народное образование составят некоторый хотя бы пусть небольшой эшелон нравственно чувствительных людей, работающих именно в этом направлении. А это большое дело. Всего 10 человек, нравственно ориентированных, могут сделать нравственную «погоду» в целом городе. Потому что «От искры сыр-бор загорается».

 

Одно дело услышать о нравственной педагогике, а другое в нее войти

Я из опыта знаю (а у меня 25 лет опыта в этой области) один факт – даже самая серьезная и с большим откликом совершенная беседа мало что даст, потому что порыв обладает способностью угасать. Дело получается только там, где этот порыв поддерживается регулярной работой и где удается эту регулярную работу устроить.

В лаборатории нравственной педагогики, мы составляли целый ряд договоров с разными городами. Я очень много ездил по России с лекциями. Благодаря таким договорам, происходила регулярная работа в течение года. Причем, именно в тех формах, которые были разработаны в лаборатории. Это не просто вещательная лекционная форма, а общенческая, потому что в нравственной педагогике, чтобы ее услышать и почувствовать, надо организовать так, чтобы человек с человеком мог встречаться, общаться, жить.

Для этого был разработан целый ряд различных методик обучения или же введения в нравственную педагогику. Одно дело о ней услышать, а другое дело в нее войти.

Мы устраивали семидневные семинары, о которых я говорил вначале, для работников народного образования (почему именно семь дней, вы поймете из дальнейшего) с выездом в какой-нибудь подмосковный пансионат без права выхода из него под любым предлогом. Это был семинар погружения. Оказывалось, что наши серьезные рациональные установки запрещают открыться в человеке нравственному чувству. Мы  люди настолько замшелые, настолько наши привычки безнравственные, что мы даже об этом не подозреваем. Нам кажется, что мы вполне приличные и хорошие люди, но, оказывается, мы не слышим ближнего, мы не можем просто познакомиться с человеком, и этого не осознаем.

И когда мы начали устраивать семинары знакомства, то первым открытием для всех было то, что никто не умеет знакомиться. Обнаруживалось это только на третий день. Первый день все били себя в грудь и говорили: «Ну, что вы, какой семинар знакомства, что, я не умею знакомиться?». А на третий день все сто человек признавали: «Действительно, я совершенно не знаю, что такое знакомиться». Оказывается, знакомиться – это жить жизнью ближнего человека, собеседника. А чтобы к нему пробиться, нужны были эти два дня практических занятий. Четвертый день – день кризиса, полной потери внутреннего чувства, что человек что-то умеет. Пятый день – день восстановления, реабилитации. В шестой день, оказывалось, что в человеке есть все необходимое, все резервы. И, наконец, на седьмой день появлялось некоторое чувство владения своими резервами.

Совершенно обновленными люди уезжали с семинара. Состояние души человеческой очень ярко отражается на лице. И вот, на одном из семинаров мы устроили фотографирование. Участники приехали, мы сделали групповые фотографии, и никто не подозревал, что за этим последует. После этого сфотографировались на третий, на четвертый день, и, наконец, на седьмой день, перед отъездом. Фотографии были выданы к моменту расставания. Мы разложили их перед людьми и предложили – сравните свои лица. И люди были поражены – какая разница в лицах первого дня и лицах седьмого дня. Эта разница была просто удивительна.

Из нравственной педагогики мы знаем, что к семи годам младенческий лик исчезает – появляется лицо. Лика уже нет. Восстановить лицо, а затем и лик – дело очень трудное. Но, правда, иногда удается, если дети до 7 лет присутствуют при чтении какого-нибудь нравственного рассказа, который захватил их. Они увлекаются, и если их сфотографировать, то на фотографиях начинают проявляться лики. Т.е., душа, увлеченная нравственным, начинает оживать в своих нравственных достояниях.

Так вот, я и вам даю домашнее задание: обязательно посмотрите свои младенческие фотографии, а после этого взгляните на себя в зеркало и увидите эту разницу. Ведь это произошло в результате каких-то событий нашей жизни, которые привели нас к сегодняшнему состоянию. И это отразилось на нашем лице.

После того, как вы обнаружите этот эффект – встанет реально вопрос: как жить дальше? Продолжать в том же роде и умножать все то, что так на вас отобразилось? Или же преображаться и восстанавливаться снова в лик? Но это будет другой порядок жизни, это уже будет порядок нравственный. И тогда всерьез придется заняться нравственной педагогикой относительно себя самого. В этом случае мы придем к тому, с чего и начали – к старости мы будем теми, к кому будут идти за советом, и будут почитать, потому что такова будет нравственная красота и высота каждого из нас в 60, в 70 лет. Все внуки, и даже собственные дети будут приходить и просить совета, испрашивать, как жить, как себя вести в тех или иных ситуациях.

А ведь в этом, в нравственной жизни и есть назначение человека, именно для этого человек и создан. Но, к сожалению, все приоритеты сейчас перевернуты, и кажется, что будто бы человек создан для того, чтобы после себя оставить нечто внешнее, вещественное, и над этим вещественным мы упорно трудимся. В результате, действительно, остаются какие-то здания, механизмы, книги, вышивки и пр. Да, действительно, изделия хороши, а что происходит с самим делателем всего этого? А он постепенно обретает физиономию, на которой все больше отражается скудость и греховность бытия.

Но ведь человек венец природы! Это же вершина творения, которая, однажды родившись, должна к концу своей жизни, к старости, явить совершенную нравственную красоту. Но для этого надо трудиться прежде всего над собою, а не только над изделиями, которые ты делаешь для себя и других. И тогда изделия, над которыми ты трудишься, будут иметь совсем иной характер.

Вы, наверное, знаете, что изделие, изготовленное вручную, имеет иную фактуру, нежели выпущенное станком. Изделие, выполненное человеческими руками, имеет особую теплоту, особую добротность. Кстати, из двух подобных изделий на Западе дороже ценится то, которое сделано вручную. Когда я жил в Москве, я познакомился с удивительной женщиной, по фамилии Красовицкая. В то время ей было около 60 лет, и всю свою жизнь она собирала изделия женских рук. Эта женщина – выдающийся фольклорист, собиратель старины. Она всегда приезжала на наши семинары с двумя чемоданами. Открывая эти чемоданы, она вынимала из них поразительной красоты простые крестьянские вещи. Вот она вынула однажды чулок вязаный вручную, а в левую руку взяла чулок фабричный и сказала: «Сравните». Мы сначала ничего не поняли. Какая разница, два чулка, разницы никакой. Она стала нас убеждать: «Подойдите поближе, посмотрите, возьмите в руки, пощупайте». И действительно, разница была просто поразительная. Вот этому чулку сто лет, в нем чувствовалась добротность, с которой он был связан, особая мягкость самой вязки. Было какое-то непреодолимое желание влезть в него и более не снимать, казалось, так будет тепло и по-домашнему уютно в этом чулке. А вот фабричный чулок так не привлекал. Хотя при этом фабричная петля была точная, ровная, выделка более изящная, чем в ручной работе, но не было той теплоты  и добротности. Потом она стала вынимать платья, сарафаны, мужские рубашки столетней давности. И это было что-то удивительное и поразительное. Все добротное, уютное, красивое. Вот с какой любовью нравственное чувство умеет добротно, для души делать.

Вы, наверняка, видели здания, храмы, выстроенные в 16, 17 веке. Они до сих пор сохранились, потому что добротность этих храмов такова, что через века они стоят без всяких генеральных ремонтов, и будут еще стоять невесть сколько. А многие современные здания, простояв 40-50 лет, уже разваливаются.

Добротность, откуда она? Это нравственное чувство ее создает. Т.е., оказывается, когда человек делает какое-нибудь изделие, то он придает этому изделию какую-то особую силу. Помимо того, что оно просто добротно (это само собой), но еще оказывается, что само изделие имеет в себе какую-то особую теплоту человеческого участия, через которое становится особо добротным, крепким, уютным и близким душе человека.

Это известно на примере комнатных растений. У одной хозяйки комнатные растения так пышно растут, такая у них сочная зелень. А у другой, которая взяла у нее ростки, они все хиреют и хиреют. Уж она все перепробовала: и почву переменила, и удобрила, но ничего не выходит. В конечном итоге спрашивает: «Поделись со мной секретом, у меня не получается». В чем дело? Оказывается, нравственное достояние первой и второй различно. У одной огород пышно растет, а у другой никак. А возьмите кулинарные изделия. У одной пышки вот такие, а другая из той же муки печет и все по рецепту делает, а ничего не получается. Оказывается, не хватает сил души.

И еще есть один очень важный момент в педагогике. Сколько сегодня мам мучается со своими младенцами? Когда ребенок впадет в каприз, то ничем его не унять. Но вот заходит бабушка, берет этого младенца на руки и он, который целый час орал, в течение трех минут успокаивается у нее на руках. А бабушка-то незнакомая, не родная – чужая бабушка пришла. Что же такое есть в этой бабушке, которая младенца стразу успокоила? Оказывается, это ее нравственное достояние, нравственное чувство обладает покровительственной силой и младенец слышит эту силу. А почему же он целый час кричал у своей мамы? А потому, что у мамы этой силы нет. Младенец в ней нуждался, а у бабушки эта сила есть.

У нас в Волгограде, в нашем училище, есть такая бабушка. Она, вырастив своих детей, получила такое церковное служение. Кстати, ее дети учатся у нас в училище, один из них уже сотрудник. Так вот, четыре дня она в одной семье, где есть младенцы, четыре дня в другой семье, четыре дня она в следующей семье, и так по кругу идет по семьям. В ее присутствии успокаиваются и сами молодые мамы и папы, успокаиваются и дети, а в целом устанавливается нормальный микроклимат в семье. А почему? Потому что есть в ней нравственное достояние. И каждый из нас с вами на это способен, родились в этом, и, значит, дальше в этом можем развиваться.

Конечно, труднее всего сейчас заскорузлым в нравственном смысле – им надо восстанавливаться. Все зависит от решимости. Если есть в тебе желание, остатки чувства нравственной внутренней жизни и потребность в этом развиваться, то, что же мешает?! Давайте начинать, взаимно помогая друг другу.

Мы с удовольствием поделимся с желающими своим опытом. Можно организовать занятия, которые восстанавливают нравственное чувство. Это можно проводить с учителем, с подростками. Приемов очень много, было бы желание учиться!

Я с уверенностью могу сказать, что даже двухчасовая беседа произведет воздействие на ваши умы и сердца. И я уверен, что вы все изменитесь. Появится и открытость и искренность в лицах. «Доброе искание, хотя продолжительно, да после увеселительно».

Помоги вам, Господи.

Глава 2

 Действующее начало нравственной педагогики.

Прежде чем говорить о нравственной педагогике, нужно определиться с различением  трех областей нравственной деятельности или трех понятий: науки о нравственности, педагогики нравственности и нравственной педагогики.

Наука о нравственности – это когда исследователь начинает изучать проявления нравственности в других людях методом наблюдения, выделяет признаки нравственного или безнравственного поведения, отмечает когда и что происходит с его подопечными. Что происходит при этом с самим исследователем? Если он сам отчасти имеет нравственное чувство, то он, конечно, через свою деятельность будет в нравственном отношении тоже развиваться. Если же у него нравственное чувство не развито, то изучение нравственности у других никак не повлияет на него самого. И как он был человеком нравственно незрелым, так им и останется. Допустим, в нем была брезгливость к людям, как ученый он свысока смотрел на людей – так это в нем и останется. Если гнушался некоторыми людьми, так он в этом гнушении и останется. Т.е. само по себе занятие наукой о нравственности особо не требует от ученого каких-либо изменений и особых душевных качеств.

Если обратимся к педагогике нравственности, то встретимся с учителями, которые  блестяще могут вести беседу о нравственности, пристально замечать безнравственные поступки своих учеников, знакомых, коллег, но при этом сами они будут оставаться людьми надменными, властными, чопорными, чванливыми, т.е. в определенной степени безнравственными. Проведя блестящую нравственную беседу, такой учитель может одновременно свысока смотреть на своих учеников или коллег. Или, будучи слушателем или зрителем, он может спокойно с кем-нибудь переговариваться, обмениваться впечатлениями, совершенно не чувствуя, что в этот момент как раз он-то и ведет себя безнравственно. Т.е. учитель может владеть различными приемами воспитания нравственного в детях, но при этом все равно оставаться совершенно невоспитанным человеком и не уметь распознавать в себе безнравственное. Так может совершаться педагогика нравственности. Если же у человека есть нравственное чувство, то занимаясь педагогикой нравственности, он тоже будет развиваться, извлекать из этого пользу для себя. А педагог, который нравственного чувства не имеет, но педагогикой нравственности занимается, так и будет возрастать в своем чванстве, чем дальше, тем больше.

Получается, что эти две области как наука о нравственности, так и педагогика нравственности не касаются их носителей, конечно, если сами они того не хотят.

Нравственная же педагогика может осуществляться только тогда, когда сам воспитатель или сам учитель нравственен. Только когда он лично своим нравственным обращается к нравственному ученика, коллеги, родителя, любого человека. Тогда между ними начинает происходить нравственное взаимообогащение. Не потому оно происходит, что его подопечные сами по себе нравственны, а именно потому происходит, что сам воспитатель или учитель из своего нравственного обращен к нравственному подопечных.

Внутренний источник нравственного в человеке.

Возникает естественный вопрос – что же составляет нравственное в нас?

Всякий человек, рождаясь, несет в себе удивительную, дивную ясность души, которая отражается в лике младенца. Когда мы смотрим на детей, мы невольно умиляемся чудному лику младенца, радуемся не только его внешности, но прежде всего, сиянию душевной чистоты, которое от него исходит, этой ясности глаз, открытости взгляда, удивительному выражению его лица, которое является чистым младенческим ликом.

Но ребенок постепенно развивается, и мы видим, что к семи годам лик его сокрывается и лицо уже выражает определенные черты характера. А к 40-50-ти годам физиономия человека уже несет на себе отпечаток всех грехов и страстей, овладевших человеческой душой. Или через смирение и терпение, умение прощать облик человека теперь выражает тихое и скромное обаяние зрелого возраста. К старости может так происходить развитие характера человека, что к 70-ти годам его внешность выражает либо согнувшегося под спудом грехов и страстей, уставшего от тяжести жизни старика, либо являет облик очистившегося покаянием, просветленного смирением и добродетелью старца.

Душа человека, начав свой путь как ясная, младенческая душа, к старости порой приходит в такое захирелое, скаредное, ожесточенное или же самоедное состояние, что практически искажает все человеческое обличье. Про такие говорили: «У худой рожи – худой обычай. Обличье – улика».  Сколько мы знаем людей, которые к 50-ти годам становятся уже несносными по своему характеру, невозможными по нраву. Но были ли они таковыми в своем младенчестве? Не были. Может быть, одни рождены, чтобы сделаться к старости людьми очень добрыми, а другие совершенно злыми? Нет.

Мы видим, что любой человек, имеет в своем младенчестве лик, а значит, всякий был рожден, как совершенный человек. И далее все зависело уже от нас самих, во что мы свое младенческое повели: либо развивались в добром, что свойственно всякому младенцу, либо развивались в своем злом, т.е. самолюбивом. Если развитие идет в самолюбии, то происходит смена лика лицом, после лица физиономией и так далее. Но если развитие происходит в совестливом, если развитие младенца совершается в нравственном, совершится ли такая перемена?

Может быть вы обращали внимание на фотографии монахинь. Черное обрамление, клобук и лицо. Видно, что человеку лет 40, но удивительная ясность лица, удивительная чистота выражения. Конечно, не всякая монахиня такою становится, но немало женщин, приняв монашество, становятся такими в своем лике. И это к сорока годам. Это значит, что всякий человек по свому рождению уже назначен совершаться в действительную чистоту души. Монашеская душа – это душа чистая или стремящаяся к чистоте. И поэтому отображается она в таком удивительном выражении лица. Полистайте журналы, газеты, найдите такую фотографию, вглядитесь. Может в такое лицо назначено быть исполненным и ваше. Ведь когда-то и вы были младенцем, имели ангельский лик.

Откройте свои фотоальбомы, найдите себя в годовалом возрасте и всмотритесь. Вы увидите удивительно открытый взгляд чудного младенца, который умиляет даже вас самих. После этого посмотрите на себя в юношеском возрасте, а потом взгляните в зеркало.

Если то, что в зеркале и то, что на детских фотографиях, будет похоже одно на другое, значит, вы шли по правильной стезе. Значит, вы развивались, чтобы усовершаться в том младенческом лике и в сегодняшнем своем возрасте несете более совершенное выражение тогдашнего своего состояния, тогдашней чистоты души. Но если вы увидите неожиданную разницу в худшую сторону между тем, что было и тем, что стало, тогда задумайтесь, по какой причине это произошло.

При рождении человека всегда присутствуют два начала – доброе и злое. Всяк человек по природе своей от Бога всегда для доброго предназначен с самого рождения  и до самой старости.

А злое начало происходит по причине того, что в поколениях предыдущих были совершены грехи, которые остались нераскаянными. Поэтому «Невольный грех живет на всех».  Нераскаянный грех из родительской души передается младенцу в момент зачатия, когда материнская душа сочетается с отцовскою, образуя душу ребенка, которая несет в себе все нераскаянные грехи предыдущих поколений. Это и есть то самое начало зла, которое присутствует в каждом ребенке.

Мы с вами сегодня, практически, все представители третьего или четвертого поколения, выросшего при безбожной власти. Наши родители, прародители жили вне Церкви, и поэтому покаяния не знали, постоянное нераскаянное состояние накапливало грехи. Неудивительно, что когда мы с вами родились, то в нас природа зла была достаточно явственной и сильной. Это и объясняет, почему есть большая разница между нашим младенческим ликом и сегодняшним обликом. Разница эта будет значительной. Но разве мы назначены развиваться только во зле, т.е. в своем самолюбии?

Единодушие родителей оберегает цельность души.

Очень много сегодня детей, которые в пять месяцев драчливы, упрямы, обидчивы, злы, капризны, истеричны и проявляют много всякого худого и неустроенного в состоянии души. Есть дети, которые норовят схватить маму за нос и обязательно вывернуть, уцепить за волосы и дергать и тянуть на себя, чтобы обязательно доставить боль. Причем видно, что ребенок хочет не просто поиграть с волосами мамы, не просто коснуться ее носа, а именно боль доставить. Сколько детей сегодня часто впадают в упрямство и не хотят делать так, как велят родители. Сколько детей по любому поводу впадают в истерику и в этой истерике могут находиться полчаса, час, два до посинения. Причем, ничем невозможно его успокоить.

В действительной, в нравственной природе ребенка такого поведения просто не должно быть. Я знаю детей, которые в младенчестве вот такого болезненного, истеричного крика имели всего лишь 1-2 раза за три года.

Откуда же происходит уравновешенность, мирность души ребенка?

Когда две души родительские сочетаются в одну детскую душу, то она обретается как цельная. Она представляет собой троическое единство с отцом и матерью. Это самочувствие ребенка – самочувствие цельности в себе отца и матери. И чувство мирности – это и есть чувство цельности своей души. Цельность души ребенка будет сохраняться до тех пор, пока родители сами составляют цельность. Пока отец и мать сохраняют единодушие, до той поры и душа ребенка будет цельна и в своей внутренней цельности единодушна с родителями. Но как только начинаются ссоры между родителями, то кто более всего и особенно остро переживает ссору родительскую, конечно ребенок. Это надо знать всем родителям. Потому что для ребенка слышать или видеть как родители разделяются – это значит переживать в своей душе подобное же разделение. Только родители разделяются физически, а душа ребенка переживает это как болезненное чувство, как рану, как повреждение души. Бывает, что сердце ноет, или душа ноет, так начинает ныть душа ребенка при всякой ссоре родителей. Нет ничего более тяжелого для детской души, чем развод родителей. Раскалывается единство родительское, мать выгнала вон из дома отца или отец выгнал из дома мать. Нет более тяжелой боли для ребенка. Развод родителей переживается ребенком как внутренний раскол собственной души.

Многие дети имеют от самого рождения в своей душевной цельности трещины. Они происходят от нераскаянных грехов родителей. Потому что «Рожденные во плоти причастны греху».  Если родители не каялись, то непременно ребенок рождается с такими трещинами. В этих трещинах начинает развиваться самолюбие ребенка. Пока душа имеет цельность, самолюбию нет места. Но если в душе ребенка появились трещины, то в них поселяется самолюбие и начинает активно развиваться.

Как узнать, есть в нас самолюбие или нет? Я думаю, что нет ни одной женщины, ни одного мужчины, которого нельзя было бы чем-нибудь задеть. Какое-нибудь слово, житейское обличение, бытовой укор или обвинение, какой-нибудь поступок, непременно заденет и выведет из себя. Задеть можно только самолюбие. Если самолюбие есть, то человека можно задеть. У многих самолюбие еще и болезненное. Чуть не так скажи, не тем тоном, как тут же человек взорвется. Взорвется в самолюбивом вопле, в самолюбивой обиде, в самолюбивом раздражении, гневе, досаде или еще каком-нибудь самолюбивом выражении.

Там где самолюбие, там обязательно есть такая позиция – «делай, как я хочу». Если супруги оба самолюбивы, а не самолюбивых супругов сегодня нет, то позиция «делай, как я хочу» с обеих сторон непременно рождает ссору. А это значит, что нет сегодня детей, которые бы развивались при родителях мирных. Они обязательно, так или иначе, попадают в условия, в которых родители ссорятся. Другое дело, что разумные родители не выказывают этих ссор детям. Они стараются выяснять свои отношения за закрытой дверью. Но как много сегодня родителей, которые ссорятся на глазах у детей. Как много учителей, которые ссорятся между собою и со своим начальством при детях. При таком поведении взрослых детская душа обретает различные внутренние трещины. В них начинает активно развиваться самолюбие. Дети, которые в годовалом возрасте уже закатывают истерику, упрямятся, доставляют боль родителям, это дети, – которые родились при родителях, не знающих покаяния. Или же при родителях, которые ссорятся между собою, т.е. самолюбивых.

Нет ничего более неприятного для самолюбия, чем нравственный разговор или поступок.

Как еще можно узнать о своем самолюбии? Нет ничего более противного для самолюбия, чем любой разговор о нравственном. Самолюбие либо гнушается разговором о нравственном, либо начинает скрываться, т.е. защищаться от разговора о нравственном, от нравственного содержания. Часто при разговоре о нравственном человек вдруг разворачивает или достает тетрадку и начинает заниматься чем-то своим, затевает с кем-нибудь разговор о посторонних вещах. Это бессознательная реакция самолюбия. Человек вполне может сознавать, что нельзя так себя вести, а ничего не может с собою поделать. И только обратив внимание на самого себя, вдруг может спохватиться и внутренне укорить себя и после этого возвращается в рамки благопристойного поведения.

Итак, самолюбие проявляется в способности быть задетым, в ссорах, в позиции «делай, как я хочу». Неприятие разговора о нравственном – тоже действие самолюбия. Особенно сильно самолюбие реагирует на разговор о святости. Когда мы начинаем заговаривать о святости, о вере, о Церкви, то самолюбие сразу реагирует: теряется внутреннее внимание, наступает внутреннее рассеяние и потеря интереса к теме или к разговору.

В первые годы советской власти развивалась педология. Это была по сути нравственная педагогика. Но ее очень быстро запретили уже к 23-му году. Вместо нее начала развиваться педагогика нравственности, Было достаточно, что педагог ведет нравственную беседу. Нравственный он сам или безнравственный – это никого не интересовало. Оценка педагогической деятельности в советской школе в разделе нравственного воспитания давалась по количеству бесед или диспутов о нравственном. Но ни беседа, ни диспут не требуют нравственного поступка. Достаточно знаний о нравственном. А они совсем не обязательно переходят в поступок. Благо в 50-70-х годах немало еще было народа нравственного. Выполняя свой учительский долг такие люди своим учительским энтузиазмом совершали воспитательный процесс как процесс нравственный.

В последние годы, воспитание было просто изъято из функций школы. Оно полностью вытеснилось учебным процессом, и осталось лишь в редких школах, благодаря отдельным учителям которые по-другому просто не могут.

Что есть само по себе нравственное? В человеке три состава: телесный, душевный и дух человеческий. Надо различать два понятия: дух человеческий и духовное воспитание. Когда мы говорим о духовном воспитании, то речь идет об отношениях со Святым Духом. Когда человеческий дух входит в общение со Святым Духом, т.е. с Богом, начинается духовное воспитание. Человеческий дух есть у всех людей, в том числе неверующих. Телесное мы все хорошо чувствуем и видим – это наше тело: голова, руки, внутренние органы и пять органов чувств, состоящих из рецепторов и нервов.

Что же есть душа? Это наши чувства, эмоции, наш ум, мыслительная и разговорная деятельность.

А где же тогда дух? Помните, когда по телевизору, допустим, мы смотрим автогонки – прямо дух захватывает. Или же прыгают парашютисты, горнолыжники съезжают с горы  – а у нас тоже дух захватывает. В этот момент мы действительно слышим наш дух. Но, слыша в себе дух, который захватывает, живем все равно душой, наши переживания происходят в душе. А горнолыжник живет полностью в духе, а душу свою и тело свое не слышит. Если он в момент спуска начнет слышать свою душу и тем более свое тело, он тут же потеряет равновесие и упадет. Только пребывая в духе, он, оказывается, способен спускаться с горы. Почему? А потому, что душа не успевает реагировать за этими виражами. Если мы душой будем спускаться с горы, то тут же упадем. А если горнолыжник делает это в духе, то дух успевает за быстрой сменой событий. Потому говорят, что «Дух бодр, да плоть немощна».

Быть в духе можно по-разному. Можно в обстоятельствах быть в духе, а можно еще в общении друг с другом быть в духе. Есть такое выражение – «я сегодня не в духе» или «я сегодня в духе». Быть в духе – это значит быть уравновешенным, мирным, спокойным. И пока ты в духе, тебя задеть нельзя. Или же не всякий тебя заденет. А если ты не в духе, то малейшее оскорбление тебя задевает. Быть не в духе – это значит быть схваченным самолюбием. А быть в духе – это быть отчасти в совести. Совесть – это одно из важнейших проявлений духа.

Наших укоров совести меньше, чем случаев задетостей.

Однажды на двухгодичных курсах для родителей я предложил следующее задание: в течение недели отмечать каждый день все движения совести. Ну вот где они обычно у нас происходят? Допустим, не заплатил в транспорте, а изнутри начинает укорять: «Заплати, заплати», – это заговорила в тебе совесть. А ты говоришь: «Ну чего платить, кондуктора же нет». А она все равно: «Обязательно заплати». – «Ехать-то всего две остановки, я уже выхожу». – «Все равно заплати, нехорошо не платить». – «Да и как-то неудобно, сидел, сидел, не заплатил, а тут вдруг выходить и прямо при людях стал платить. Что про меня скажут?» А совесть твердит: «Нет, даже если так, все равно заплати». Бывает, что ты обидел, или как-то нехорошо обошелся с близким тебе человеком, и совесть тебя укоряет: «Иди, попроси прощения, извинись или еще что-то сделай, но примирись».

Так вот, задание было: отметить все укорения совести, которые ты пережил за день. Через неделю я прошу: «Пожалуйста, поднимите руки те, кто каждый день имел хоть сколько-то укорений совести». Сидело 80 человек, подняли руки около 30-ти. «Теперь те, кто имел хотя бы раз в два дня укорения совести». Подняли руки половина из оставшихся. «Ну и кто за эту неделю имел только одно-два укорения совести». Подняли руки еще сколько-то человек. «Наконец, поднимите руки те, кто за неделю ни одного укорения совести не пережил?». Два человека подняли руки. Про таких скажут: «У него совесть – дырявое решето».

«А теперь попробуем измерить наше самолюбие, каков его объем. Отмечайте каждый день, сколько раз вы пережили задетость. Вас задевали, и вы заделись. Вас оскорбляли, и вы оскорбились. Вас обижали, и вы обиделись. Вас раздражали, и вы раздразились. На следующем занятии я спрашиваю: «Кто за эту неделю ни разу не был задет?» Гробовое молчание. «Поднимите руки, кто был задет?» Все подняли руки. «Тогда поднимите руки, кто был задет каждый день?» Опять все подняли руки. «Кто каждый день был задет только один раз?» Подняли руки примерно одна треть. «Кто был задет более трех раз?» Подняли руки половина.

Когда мы суммировали количество случаев задетостей за неделю и сравнили с количеством укоров совести, то получилась разница. Почти у всех она была достаточно большой. Укоров совести было меньше, чем случаев задетости в три, пять, десять раз.

Так что же такое нравственное? Это, прежде всего дыхание, проявление совести. Еще, конечно, чувство долга. Оно начинается с самого рождения, как сыновнее или дочернее чувство долга. Преданность родителям происходит из этого чувства. Там, где чувство долга начинает быть в ребенке, там он предан родителям до тех пор, пока оно в нем живо. Что ему мешает? Только самолюбие.

Когда ребенком начинает овладевать самолюбие, то начинаются первые непослушания, первые ссоры с родителями, упрямство. К семи годам, а потом особенно к 14-ти, непослушание, упрямство, отвержение родителей усиливается, а чувство долга, т.е. естественная потребность исполнить волю родителей, постепенно сокрывается и у многих почти сходит на нет. Если чувство долга сохраняется в ребенке, в подростке, а потом в юноше и в девушке, то оно из чувства долга дочернего и сыновнего вырастает в чувство долга супружеского.

Откуда рождается супружеская преданность? Из того же чувства долга. Жена и муж верны и преданы друг другу до тех пор, пока в них живо чувство долга. Противится этому чувству то же самое самолюбие. Если самолюбие вдруг начинает проявляться в жене, то это и есть первые моменты, когда жена не верна и не предана мужу. Она начинает настаивать на своем, поступает без его повеления, мимо его желания, ссорится с ним, воюет с ним, восстает против него. Это восстание – потеря чувства долга. Если же чувство долга сохраняется, то жена даже при самых худых проявлениях характера мужа сохраняет с ним мир, а муж даже при крайне вредной жене сохраняет добрые отношения с ней. Потому что чувство долга сквозь худое поведение прямо обращается к нравственному достоянию ближнего. Тогда даже при всей его вредности, мы слышим, что за этим все равно есть добрая, благочестивая душа.

Как рождается и сохраняется супружеское единство.

Возникает очень серьезный вопрос – откуда же родится супружеское единство? Оно рождается из нравственных достояний, из чувства долга, прежде всего. Задача же не просто сохранить супружество, а еще и восходить в супружестве к чистой любви, к добрым отношениям, восходить в благочестивом нраве. К сожалению, мы часто наблюдаем, что супружеская чета сохранилась, но настоящих супружеских отношений нет. Супруги влачат свое существование, с трудом терпя друг друга. А в 17-18 веках разводов не было. Тогда говорили: «Жена не лапоть: с ноги не сбросишь» . Только в 19 веке появились разводы. Когда они начались, возникла тревога среди лучших людей России. Сегодня же мы видим, что семья для молодежи явление не очень ценное. Мы почти не знаем, как приготовиться к семье.

Но оказывается, чтобы супружеская чета до конца жизни оставалась бы в восхождении, т.е. в умножении единодушия, и в конечном итоге обретала бы супружескую любовь, будущие мужья и жены должны начинать свое приготовление к супружеству с 3-хлетнего возраста. Именно в это время вырастают корни у души, через которые дерево жизни будет всегда питаться и обретать силу.

Время от рождения до 5-ти лет – это время сугубых запечатлений, когда дитя запечатлевает поведение своих родителей. Бывает дочка так похожа на маму по интонациям, жестам, фразам, по мыслям даже, что иной раз даже их голоса по телефону спутаешь. Практически, не бывает, чтобы ребенок в семье в чем-то был не похож на родителей – мальчик на отца, а девочка на маму, или наоборот. Потому что работает внутренняя природа человеческой души, по которой младенец непременно запечатлевает своих родителей. Он запечатлевает и их отношения между собой. Хорошо, если супружеская чета живет в единодушии. Жена не нарадуется на мужа, муж души не чает в жене, и эту мирность, это их единство напечатлевает в себе сын или дочь.

Но бывает, что жена очень крутая по характеру, властная, даже деспотичная женщина, а муж покладистый, и благодаря этому они прожили 20 лет и до сих пор живут. Как же можно перенести сумасбродную и самовластную женщину? Причина в том, что он покладистый. В противном случае они бы давно уже развелись. Время от времени этот муж впадает в сильное пьянство, так как его мужское достоинство терпит от жены унижение и в душе мужчины начинает развиваться внутренняя тоска. Она ищет выхода. И если она его не найдет, то может привести человека к психическому срыву. Но большинство мужчин выход все же находит, однажды обнаружив, что если запьет, то становится легче. Другой находит свою отдушину в машине, и целые дни проводит в гараже. Третий уходит в работу, четвертый убегает к друзьям.

У таких родителей, деспотичной матери и покладистого отца, растет девочка. В другой семье, совершенно такой же, воспитывается мальчик. И вот они достигли юношеского возраста и встретились. Сыграли свадьбу. Что же произошло? Девочка напечатлевала свою маму и поэтому переняла ее деспотические черты. Более того, грех в последующих поколениях умножается. Это значит, что если мать деспотична, то девочка вырастет во много крат более деспотичной. Мальчик, который напечатлевал своего покладистого отца, будет еще более покладистым.

Происходят еще и перекрестные отношения. Девочка все время видела покладистого отца. Подсознательно она будет искать покладистого юношу. Юноша все время видел деспотичную мать. Он будет подсознательно искать себе в супруги деспотичную девушку.

И они друг друга нашли. При этом они влюбились друг в друга как бы внешне, эмоционально, на самом же деле выбор происходит по внутреннему напечатлению. Эти напечатления называются психопатические напечатления детства. Если семья образуется по психопатическому механизму, такой семье долго не жить. Давно прошли времена, когда не молодые выбирали друг друга, а родители благословляли своим детям супруга либо супругу. Мудрые родители, храня родовую чистоту, для своей дочери находили юношу по характеру его родителей и рода. Родители, выбирая жениха для своей дочери, тоже всегда смотрели вглубь рода, но всегда учитывали мнение невесты. Недаром на Руси была такая поговорка: «Выбирай корову по рогам, а невесту по родам».

Более того, если в роду было преступление, то из него никогда не брали в семью ни юношу, ни девушку. Бывало что такие роды сочетались между собою. Ко времени революции количество таких преступных сочетаний возрастало, и в деревнях достигло до одной трети, а в некоторых даже до половины взрослых людей, идущих из этих преступных родов. Такие люди оказались среди революционеров. Именно они рушили храмы, убивали лучших людей России и не только верующих, а лучших нравственно.

Всегда существует внутренняя брань между преступным человеком или несущим в себе нераскаянное преступление и нравственным человеком. Неудивительно, что если мы несем нераскаянные преступления, то встречаясь с нравственными людьми, будем ими гнушаться. Или же, вступая в раговор о нравственном, мы невольно начинаем от него отвлекаться. Это сокрытая преступность в роду действует в нашем самолюбии и отвергает нас от возможности нравственного развития. Если удавалось сочетать своих детей с родом, где нравственных преступлений не было, то род развивается крепкий. В России до 17-18-го века крепко хранили свои роды.

Западные традиции позволяют молодым личный выбор. В 19 веке эта личная свобода молодежи начала постепенно воцаряться и на сегодняшний день практически все семьи возникают по личному выбору.

Но если молодых соединяет психопатический механизм, то долго ли будет такая семья существовать? В первый же год многие семьи постигает кризис первого года. Часть семей разваливаются. Те, которые сохранились, попадают в кризис третьего года. Претерпевшие этот кризис, распадаются во время  кризиса седьмого года. А кто претерпел кризис седьмого года, почти не могут перенести катастрофический кризис десятого года. Это очень тяжелый кризис и мало какая семья после него сохраняется. Сохранившихся же поджидает скрытый кризис 20-го года. Он как бы подкрадывается и происходит всегда неожиданно, захватывает врасплох. Вдруг муж объявляет: «Все, я ухожу». – «Как? Что случилось? Почему?» – «У меня есть другая». «Когда ты успел? Давно?» – «Уже полгода». Кризис 20-го года развивается очень быстро. Чаще всего это кризис со стороны мужа. Но все чаще бывает и кризис со стороны жены, или обоюдный кризис. В какой-то момент он объявляет: «Ты знаешь, я от тебя устал. Больше не могу». А она говорит: «Так и я давным-давно уже не могу». И они по договоренности расходятся. Это так называемый мирный распад брака. Но если все-таки семья претерпевает и кризис 20-го года, она обычно сохраняется до конца жизни.

А что же тогда соединяет жениха и невесту? Там присутствует только влюбленность. В глубине влюбленности может быть начаток любви, но все-таки основное чувство, которое переживают молодые – это чувство влюбленности.

 А что такое влюбленность? Это некое чувственное эмпатическое отношение, когда один услаждается благодаря другому. Эмпатически чувственная влюбленность всегда есть обращенность к телу и отчасти обращенность к душе. В основном через эмоциональность. И в этой влюбленности тяготение к телесности, поэтому так хочется влюбленным обняться, поцеловаться и прийти в близость.

Семья, образованная в результате влюбленности – это фактически самообманная семья. Он однажды сказал ей: «Знаешь, встречаться и расставаться – это так ужасно! Давай один раз встретимся и больше никогда по гроб не расстанемся». И она тут же восклицает: «Давай!». Они ведь искренне уверены, что сыграв свадьбу, по гроб теперь не расстанутся. Но ведь это же самообман. Потому что влюбленность – это совсем еще не любовь.

Ценность родительского единодушия для будущего.

Но если молодые приготовлены к супружеству, если они с младенчества росли при родителях мирных и способных преодолевать в супружестве все нестроения и кризисы, то такие молодые цельность родительского единодушия имеют в своей душе. А в цельной душе мало места самолюбию. Конечно, несамолюбивых людей вообще нет, все мы отчасти самолюбивы, но в цельной душе самолюбию места мало. Такая девушка и такой юноша, естественно, способны не только терпеть, но и любить уже с самого начала супружеской жизни. А если еще они выйдут замуж или женятся не по собственному выбору, а по благословению мудрых своих родителей, то семья будет крепкой. И в крепости внутренних отношений, в единодушии и цельности, в чувстве долга супружеского они пройдут до конца своей жизни. Вот уж действительно: «Кабы всякому по нраву, так бы и царства небесного не надо».

Когда они были детьми, они жили мирно со своими родителями из чувства долга сыновнего и дочернего. Благодаря этому, став супругами, они жили чувством долга супружеского, которое рождается из долга дочернего и сыновнего. А когда у них родились собственные дети, то чувство долга супружеского перешло в чувство долга родительского. Это обуславливает мирность и мудрость родительского воспитания, при которых дети возрастают цельными в душе. Благодаря этому в России и происходило развитие крепких родов до 17-18 века.

И только тогда, когда началось разрушение этой внутренней цельности, когда началось преобладание самолюбия, когда в конечном итоге произошло отпадение от Бога, Который поддерживает цельность души человека, тогда очень быстро, в течение 70-ти лет общество пришло к сегодняшнему результату, когда из 1000 семей 948 разводятся в течение трех лет.

Памятуя о цельности детской души, матери надо понимать, что чувство сыновнего долга – это чувство долга по отношению не только к ней, но и к отцу. И значит необходимо обязательно сохранить его сыновство к отцу. Хотя при этом может быть, что отец очень плохой по своему поведению. Чтобы в сыне сохранилось различение добра и зла, надо говорить и говорить правду, что где-то отец неправильно поступает. Но если мы начнем ему говорить, что чти отца все равно и принимай его неответность как добро, мы будем говорить ложь. Поэтому, говоря «чти отца», мы говорим и в чем отец неправ. Если бы сын был верующий, то я бы сказал ему, чтобы он молился за отца. Чти отца и поэтому молись за него, вымаливай его, хотя он неправильно ведет себя по отношению к тебе, так не должно быть, но надо надеяться, что Бог его вразумит. А если сын неверующий и я неверующий, то тогда я буду говорить ему: «Чти отца, потому что он твой отец, но при этом так располагайся к нему, чтобы все-таки пробудить его отцовский отклик, все равно люби его, все равно будь добр к нему. И, в конце концов, отец откликнется. Не сразу, но не отчаивайся, работай, трудись». Таким образом сохранится его сыновнее попечение об отце, при том, что ребенок видит, где отец неправ в своих поступках. Для нравственной полноты сына надо обязательно сохранить почитание отца.

Второе – необходимо точно давать различения добра и зла и поэтому не скрывать своих материнских проступков и не говорить, что ты меня все равно принимай, какая бы я ни была. Всегда набирайтесь решимости признаться в своей неправоте, сказать: «Да, я мать, но вот здесь поступила неправильно и поэтому ты меня прости». Способность попросить прощения у ребенка должна быть обязательно. «От вины, что от долгу не отрекайся» . На просьбу матери о прощении пробуждается его нравственное чувство. В этом нравственном чувстве он становится единым с матерью. Особенно когда он прощает.

Как педагоги мы знаем, сколько детей таит в себе обиду на родителей, потому что родители не попросили в свое время прощения. Учителя также наносят немало обид ученикам, Эти обиды остаются как саднящая душевная рана, потому что эти обиды не прощены. Почему же ребенок, подросток не простил? Потому что взрослый, родитель или учитель, ничего не сделал, чтобы его простили. А ведь это надо обязательно делать. Если человек слышит нравственное в себе и живет от нравственного, то какой бы он ни был сверхзаслуженный учитель, если он оступился перед ребенком, то попросит прощения, не сможет не попросить. А если он безнравственный, то будет вещать о нравственном, правильные беседы о нравственном проводить, при этом часто обижая своих учеников и ни разу не попросит у них прощения.

Каждый учитель должен проверять себя на праведность пребывания в школе, на то, способны ли его ученики прощать, а это бывает только когда учитель сам просит прощения. А если учитель сам никогда не просил прощения, то и дети простить не смогут.

Когда я работал заместителем директора по воспитательной работе, то, например, заходя в восьмой класс, мог точно определить, что в начальной школе у них учительницей была Марья Ивановна. Зашел в десятый и по их поведению сразу знаю, что в начальной школе их вела Нина Васильевна. Как же это можно определить? Чем меньше по возрасту дети, тем сильнее напечатлевающая сила. И как с ними вела себя учительница в начальном классе, и как они реагировали на нее, так будет и дальше. Как же узнать, чей этот 8-й класс? Да очень просто: Марья Ивановна всегда кричала на них. И поэтому, когда я к ним пытаюсь спокойно обратиться, они меня не слышат. Зашел к ним заместитель директора по воспитательной работе, казалось бы, ну надо хоть какое-то приличие проявить. Нет же, гудят себе. Обращаюсь к ним: «Ребята, внимание!». Не слышат. Кричу на одного из них: «Что ты делаешь, немедленно прекрати!». Мигом затихли все. Ну, это точно Марья Ивановна их воспитывала. А захожу в 11-й класс, тихо обращаюсь: «Ребята!» – сразу все во внимании.

Агрессивность – это крайнее проявление самолюбия. Самолюбие же имеет позицию «делай, как я хочу». Раньше ученики все-таки имели хоть какое-то терпение, а сейчас они совсем нетерпимые. Это означает, что самолюбие сегодня в детях имеет крайнюю свободу.

Дух подвергается самолюбию через эмоциональность.

Самолюбие – это же явление духа. Дух человеческий схватывается самолюбием. А через что дух проявляется? Оказывается, через эмоциональность. Где же в эмоциональности наши сегодняшние дети имеют полную свободу самолюбию? В телезрелищах. Это чисто эмоциональное действие. Можно ли во время событий, которые происходят на экране, переживать чувство долга? Ведь чувство долга – это чувство реального и всегда приводит к поступку.

Однажды мы пришли с моими школьниками в детский театр и там на сцене происходили трагические события. Впереди меня сидел 4-х летний мальчик. И когда на сцене началась трагедия, мальчик сильно переживал, прямо рвался. Мама его сажает обратно и говорит: «Успокойся, это они понарошку». Но мальчик не может понять и рвется на сцену помогать обиженной девочке. В конце концов, мама его вывела, успокоила, потом через несколько минут привела. Все-таки, наверное, объяснила ему, что это понарошку. Что же такое понарошку? Это значит – не обращай внимания.

Тем не менее, мы все равно сидим перед телевизором и переживаем. Но никто из нас не рвется и не бросается спасать кого-то. Переживания происходят, но на уровне эмоциональности. Мы не бросаемся никого спасать, потому что у нас нравственное чувство отключено. Чувство долга, чувство ответственности, чувство совести, – все отключено. Вплоть до того, что мы можем видеть как на экране убивают, и спокойно есть булочку, запивая компотом. Сколько детей спокойно смотрят телевизор и едят. Но ведь это же означает, что ребенок отключился в нравственных достояниях. Что при этом тогда получает в нем свободу? Самолюбие, которое проявляется через эмоциональность, причем агрессивную. Потому что как только не по нему, он тут же в агрессию. А если учитывать какие программы по телевизору показывают, то понятно, почему дети стали агрессивными.

Хотя, когда мы смотрим фильм «Судьба человека», то что-то сильное мы переживаем, но переживаем в эмоциональности. Какая-то же польза происходит от этого фильма? Польза только по действию смыслов. Только в этом плане телевизионное действие, и то хорошее, содержательное, имеет воспитательное значение. Если же долго смотреть хорошие телефильмы, то все равно в нравственном отключишься.

Посмотрим на вторую причину, по которой сегодня в школе процветает агрессивность. Душа человеческая имеет два состава: внешний и внутренний. Внешний состав души – это наша эмоциональность и способности. Способностей около 15: интеллектуальная, музыкальная, живописная, организаторская, врачевательная, педагогическая, аналитическая, пластическая и т.д.

А внутренняя душа – это как раз нравственное чувство, чувство долга, совестливость, ответственность, почитание. Все события, которые мы устраиваем для детей, что в них развивают? Способности или нравственное чувство? Оказывается, способности. Все занятия по различным предметам: рисованию, физике, химии, математике, все конкурсы, смотры, художественная самодеятельность, все спортивные мероприятия – это занятия, прежде всего по развитию способностей. Энергию им всегда дает самолюбие, которое всегда хочет первенства. Самолюбие особенно активно проявляется в соревновании – мы устраиваем в школе сплошные соревнования. Когда ребенок выигрывает, мы ему даем призы, премии. А они прекрасно удовлетворяют в ребенке самолюбие. Вся система сегодняшнего школьного действия – это система будоражащая, развивающая и закрепляющая самолюбие.

В свое время нас потрясли случаи, когда школьницы отличницы избивали своих подруг. Не троечники, не двоечники, а отличники, самые талантливые девочки по способностям, а одновременно самые сильные по самолюбию. Вот и получается, что самые жестокие – это наши отличники.

Обратите внимание: кто после окончания школы чаще всего приходит наведать, поблагодарить своих учителей? Двоечники и троечники. А кто почти не приходит и даже забывает? Отличники и хорошисты. Почему так? Потому что на сегодня, к сожалению, школа сформирована педагогикой нравственности. А она, оказывается, развивала и укрепляла в детях самолюбие. Нам надо совершенно изменить весь строй, весь характер, весь порядок жизни школы.

Кстати, мы в Церкви, в училище слово «мероприятие» не употребляем. Мы считаем – произошло событие. Со-бытие – совместное бытие двух или многих. А что такое мероприятие? Принять меры по отношению к кому-то. Большевики принимали меры по отношению к нравственным и верующим людям. Принимали меры, чтобы запретить верование, т.е. запретить нравственное. Крайнее мероприятие – это уничтожение верующих  и нравственных людей. А скрытое мероприятие – это устроить такую жизнь, в которой нравственному места нет. Это жизнь соревнований и состязаний, жизнь концертов и смотров, конкурсов и всяких олимпиад. Именно это активно развивали с помощью Академии педагогических наук. В результате из поколения в поколение мы теряли нравственное. То, что мы сейчас имеем в школах – как раз результат такого воспитания.

Метод борьбы с агрессивностью очень простой – вместо свободы самолюбию, способностям и эмоциональности дайте свободу нравственному поступку. Где и когда это в истории педагогики у нас было?

Труд – понятие, прежде всего, нравственное.

Нравственное проявляется всегда в реальных событиях. Самым значительным реальным событием для нравственного является труд. Давно известно, что «Праздность – мать пороков».

В 70-х годах в экспериментальном порядке школам было разрешено создавать трудовые подростковые бригады. В первую очередь это подхватили директора сельских школ. А городские директора создавали детские лесничества, повсеместно образовывались подростковые бригады.

В чем разница между трудом и трудовым действием? Трудовое действие – это когда мы выделяем некую часть трудового процесса. Например выезд на прополку свеклы – это трудовое действие. А труд заключает в себе весь процесс от начала до конца. В данном случае с момента вспашки поля, посева до сбора урожая. И вот это, наконец-то было разрешено делать подростковым бригадам. Подростки, трудившиеся в бригадах, совершенно преображались. Сколько в них открылось нравственного, живого, жизненного.

В сельских школах подростковые бригады, получив трактора, поле, семена, собирали урожаи в два, в три раза выше, чем многие взрослые бригады. Какие возникли тогда детские лесничества! Они утерли нос всем взрослым. Подростки приводили нашу природу в прекрасное состояние, насаждая новый лес после пожаров. Увы, через три года наше самолюбивое начальство спохватилось и с треском все было закрыто. К сожалению, этому движению не дали развиться.

Кстати, едва только большевистское правительство возникло, первым делом был запрещен детский труд до 17 лет. Только потом был разрешен четырехчасовой труд. Но за 4 часа в неделю разве можно исполнить труд?! Только трудовое действие. Переход из труда в трудовое действие заглушал нравственное чувство долга. Целые поколения были отлучены от этого нравственного чувства. Чтобы дать свободу нравственному чувству, нужно прежде всего восстановить трудовое воспитание.

Нравственная свобода в общении разительно меняет людей. Из практики работы.

Но если с трудом сложности, то может быть в школах, возможно дать нравственную свободу? Хотя бы убрать все соревнования, а вместо них проводить события в атмосфере нравственной. Этим мы могли бы хоть что-то изменить в школе.

Во всяком случае нам удается это делать с детьми в летних лагерях. Разительная перемена происходит с ними. 120 детей и подростков за 20 дней меняются так сильно, что родители их не узнают. Они приходят с благодарностью и спрашивают: «Как вы смогли произвести такую перемену в ребенке?» Ничего особенного мы не делали, мы просто убрали все соревновательные действия и наладили нормальное человеческое общение.

В трудовых поселениях одно только нормальное трудовое общение уже меняет подростка внутренне. Потому что «Лентяй да шалопай – два родных брата».

Как организовать нормальное общение? Например, вместо концертов нужно проводить многоголосье. Что происходит на концерте? Сцена – зрители. На сцене выступают. Что может во время выступления быть активным в человеке? Совесть или самолюбие? Самолюбие. Что вызывает овации, восторг – способности или нравственный поступок? Способности. Получается, что и зрители и выступающие находятся в области самолюбия. Другое дело – многоголосье. Это так называемый народный круг. Прежде всего, никаких сцен и зрительных залов не нужно. Собираемся в круг и дарим друг другу, кто чем душевно богат.

Мы проводим многоголосье в виде многослойного круга. За месяц вперед объявляется тема. Устраиваем небольшое обсуждение. Например, дружба и любовь. Обменялись мыслями, и оказалось, что все думают очень по-разному. Дальше в течение месяца каждый размышляет над заданными несколькими ключевыми вопросами в развитие темы. Одно важное условие – действие в многоголосье должно быть обязательно высокохудожественным. Для этого нужно либо иметь дарования, либо использовать готовые произведения высокохудожественного уровня. В многоголосье может быть девять жанров: стихи, проза, песни, инструментально-музыкальный, живописный, кино и слайды, пословицы и поговорки, сценический и, наконец, философский. Каждый может участвовать в одном или двух.

Соблюдаются два правила. Первое – никто не знает, кто что приготовил, т.е. нет никакого сценария, второе правило – никто не знает, кто за кем будет действовать. И вот многоголосье начинается. Кто-то дает вступление. Далее тема развивается как дерево. Допустим, если после стихотворения запели песню, то она должна развить содержание стихотворения. Следующий участник развивает содержание этой песни. Образуется как бы веточка. Не должно быть не связанных темой этюдов. В многоголосье никто отдельно не выступает, а все дарят друг другу то, с чем они пришли по этой теме. Дарят свое представление о дружбе, о любви. Поэтому не бывает аплодисментов. Там совсем другая атмосфера. Невозможно, чтобы кто-то удивительно спел и все захлопали. Наоборот, наступает тишина. Это тишина продолжающегося сопереживания.

Мы живем не выступлениями и не красочностью проявления способностей, а тем содержанием, которым делится человек. Вдруг кто-то запел, да как запел, как бы собирая в это пение все предыдущее содержание. И это содержание захватило всех. Иной раз пауза затягивается.

Помню многоголосье, которое мы проводили на семинаре для учителей и работников РОНО. Это еще в бытность мою в Москве. Было 120 человек. Начали около пяти часов вечера, когда стало смеркаться, но никто не стал включать свет. Так прониклись содержанием многоголосья, что не до света было. Наоборот, сумерки помогали настроиться. Прозвучало последнее слово, особенно так, от души прозвучало. В окнах закат розовый, у нас таинственный полумрак и тишина. Никто не осмелился нарушить эту благодатную тишину. 5, 10, 15… 20 минут мы тихо сидели. Это была наполненная тишина. Можно ли было вдруг взорваться овациями? Какие там овации, что вы! Вот вам разница сценического и многоголосного действия. Обычного и нравственного. В нравственном идет взаимообщение душ, но никак не выскакивание и не выпирание себя перед другими.

Общение в двойном круге – тоже удивительное по нравственной наполненности действие. Садятся в два круга, одни обращены к другим, так что образуются пары собеседников. Задается тема общения. Через 15 минут задается следующий вопрос и круг сдвигается на одного человека – образовались новые пары. И так шесть шагов. За эти шесть шагов происходит такое углубление встречи друг с другом, такое раскрытие способности общения, даже совсем не подготовленной аудитории, что просто поразительно. Результаты во внутреннем впечатлении, которое каждый вынес из этого круга, в том, как они теперь общаются, относятся к другим. Двойной круг можно использовать с 5-го класса. А как это действует на взрослых, как умиряет педагогические коллективы! Если хотя бы раз в два месяца устраивать двойной круг, то одним только этим вы будете поддерживать некоторое нравственное здоровье педколлектива. А если вы прибавите еще и одинарный круг, то результатом будет жизнь в нравственной сфере, где включается внутренняя душа человека. Нравственная область – это, прежде всего, область общения.

Теперь представьте себе, как хорошо жить в общности нравственно устроенных людей. Как там приятно работается. А если эта общность не только на работе, а еще и в семье? Как это чудно! А если эта общность не только на работе, не только в семье, но еще и в храме – ах, какая жизнь начинается!

Помимо этого есть еще и другие методы введения в нравственную область.

Мы научились примирять поссорившихся. Двое мальчишек поссорились, как их теперь примирить? Здесь все зависит от правильности действий самого примиряющего. Я говорю: «Сейчас каждый из вас будет говорить только со мною, запрещается разговор друг с другом. Вы меня поняли?» – «Поняли». – «Скажи, что случилось?». Он рассказывает. Теперь другому: «Молчи, когда он говорит, слушай. Ты потом тоже будешь говорить». «Все сказал, ничего не пропустил? Теперь слушай». Теперь другой объясняет, что произошло. Один высказался, другой – это называется спуск пара. Первый шаг сделан.

Все шаги делаются с каждым отдельно. Теперь спрашиваю: «Скажи, пожалуйста, как ты понимаешь, в чем тот виноват, что он такое худое сделал?» – «Он в этом был неправ». А другой: «Да я не делал этого!». – «Погоди, молчи, будет твоя очередь, скажешь. Значит, все сказал до конца?» – «Да, до конца». «Теперь ты скажи, чем он тебя так оскорбил, или что он такое плохое сделал?». Это второй спуск пара. Более основательный.

После этого я спрашиваю первого: «Скажи, а ты в чем-нибудь виноват в этой ситуации? Ведь не бывает так, чтобы двое поссорились, и кто-то из них был совсем не виновен». Т.е. я ему помогаю, чтобы он свою вину увидел. «Значит есть и твоя вина в этом. Ты можешь понять свою вину? Или хотя бы попробовать поискать свою вину?»

Делаются первые шаги, помогающие ему к этой вине продвинуться, потому что немало маьчишек или девчонок, которые вообще даже не ориентированы внутрь себя. Особенно сегодня. Первый вопрос: «Ты можешь представить себе, что какая-то вина твоя есть?» – «Ну, могу». – «А ты можешь попытаться поискать эту свою вину?» – «Ну, могу». Замолчал, думал, думал: «Ну, наверное, есть». – «Наверное или есть?» – «Есть». – «Можешь сказать?» – опять я ему помогаю, потому что если я ему сразу скажу, он тут же упрется. «Ну, наверное, смогу». – «Хватит решимости?» – «Хватит». – «Тогда скажи». И он говорит: «Моя вина в этом, я тут сам виноват». После этого я поворачиваюсь ко второму и с ним произвожу ту же самую процедуру. И он говорит свою вину. Третий шаг закончился.

Я спрашиваю: «Ты можешь попросить прощения за то, в чем ты виноват? Конечно, он виноват тоже во многом, ты об этом сказал, но ведь и твоя вина была. Вот за эту свою вину ты можешь попросить прощения?» – «Ну, могу». – «Попросишь?» – «Попрошу». – «Стой, жди». Обращаюсь ко второму: «Ты можешь попросить за свою вину прощение. Да, я слышал, он виноват, но ведь и твоя вина тоже была, ты же сам сказал об этом?» – «Сказал». – «Ты за эту свою вину можешь попросить прощения?» – «Ну, может быть». – «Может быть или сможешь?» – «Смогу». – «Есть решимость?» – «Есть». – «Скажи». Четвертый шаг закончился.

Говорю обоим: «А теперь попросите прощения друг у друга и идите с миром». Вот тут только начинается их общение. До этого они общались со мной и через меня. И вы знаете, как они просят прощения! Какая это радость видеть, как мальчишки умеют просить прощения! Эти сорванцы, не способные друг с другом нормально обращаться, просят прощения от всей души, один вперед другого, а потом обнимаются и идут счастливые. Это переживание единения, единодушия просто удивительно наблюдать.

К сожалению, видеоматериалов пока нет. Видеокамеры у нас в училище появились недавно. Появились возможности создавать видеоматериалы. Начнем над этим работать, тем более, что Владыка просит нас оказать помощь Камчатскому региону. Я искренне радуюсь отклику, который услышал во многих аудиториях города. Несмотря на то, что аудитории были самые разные, всюду было внимание и живой отклик. Это вдохновляет призвать все училище и потрудиться над созданием материалов, сделать все, что в наших силах и по нашим немощам присылать и помогать. Так что предполагается продолжение работы со всеми, кто готов входить в нее по мере возможности.

Несколько слов о системе оценки знаний. У нас пятилетнее обучение. До некоторого времени мы применяли обычные оценки по пятибалльной системе, и на их основании переводили с курса на курс. Мы, к сожалению, как и вся Церковь, находимся в очень стесненных материальных условиях. У нас нет собственных зданий, и поэтому больше сорока студентов на дневном отделении не бывает. 26 человек обучаются на подготовительном отделении и еще 14-17 человек в старших классах гимназии. В гимназии только 10-11 классы.

Но ведущее место у нас занимает воспитательный процесс. В плане оценки воспитания составляли просто характеристику. Но какой бы характеристика ни была, она не влияла на переход из класса в класс, разве что в случае серьезных проступков. Теперь же от аттестации поведения зависит, перейдет ли учащийся в следующий класс. И задачи классов формируем уже по-другому. Допустим, класс начальный – это труд над чувством обязательности и над правдивостью. Класс второй – это труд над чувством долга и искренностью. В третьем – работа над совестливостью и честностью.

Если ты в нравственных поступках преодолеваешь свое самолюбие, то переходишь в следующий класс. Если труд над самолюбием буксует, и ты все время делаешь промашки, то остаешься в этом классе. В одном классе можно пробыть не более трех раз. Если ты снова не перешел, то тебя исключают из училища. Такой подход привел к совершенно неожиданной ситуации: наши отличники попали в минусовой класс. Они пережили стресс, выключились на неделю вообще из всякой деятельности, – лежали в постели, не способные подняться. Полгода восстанавливались, а потом все-таки вошли в работу не по способностям, а по нравственным достояниям.

Значит ли это, что мы способности вообще никак не оцениваем? А как обеспечить высокохудожественное участие в многоголосье? Только по способностям. Мастерское исполнение дела – это проявление способности, но при правдивом отношении. Поэтому при развитии способностей отдаем приоритет нравственному. Тогда получается развитие полного человека.

Для аттестации учащихся у нас два раза в год собирается педсовет в составе 20 человек. Нравственное – это всегда не воображаемое и не эмоциональное, а реальность, которую можно увидеть только в конкретном поступке. Поэтому на педсовете существует жесткое правило: говорить только о реальных ситуациях и конкретных поступках. Аттестуя учащегося, педагоги и воспитатели начинают вспоминать его поступки за полгода в разных жизненных обстоятельствах: трудовых, богослужебных, в общении с детьми. Кстати, к детям студенты приходят с сопровождающими. Так у нас называется педагог, который ведет практику, сопровождающий служение. Случайные поступки в счет не берутся. Учитываются поступки, выказывающие некое постоянство нрава, доброго или злого, самолюбивого или, наоборот, нравственного. Из этого складывается достаточно объективная картина.

Глава 3

Главные звенья нравственной педагогики

 

Если взглянуть на взаимодействующие стороны, то очевидно, что в нравственной педагогике главным действующим лицом, которое поддерживает нравственное в детях и гасит в них безнравственное, является сам воспитатель.

При этом именно его нравственность оказывается ведущей во влиянии на ребенка, дети воспринимают его как самого нравственного человека. И любят его не просто потому, что он учитель, который поставил их в условия необходимости быть нравственными, а потому, что он человек, которого невозможно не любить. Невозможно за ним не идти – и они за ним идут. Невозможно его не слушать, и они его слушают. Более того, они не один раз уже убедились, что даже будучи совсем нелюбимыми со стороны некоторых других учителей или даже родителей своих, от этого воспитателя они всегда получают и любовь, и уважение, и какое-то особое приятие, даже когда совершают ужасные и неблаговидные поступки.

Эта близость учителя, близость воспитателя, сердечное участие в каждом из них очень важны, как и его действительная нелицемерная и искренняя забота о том, чтобы каждый ребенок состоялся в жизни, чтобы обрелся во всех лучших своих достояниях. Хотя и, может быть, ребенок уже успел исказиться в своем поведении и сделаться привычно несносным для окружающих.

Тем не менее, когда этот самый хулиган входит в отношения с воспитателем нравственным, он начинает слышать в себе совсем другие начала. Он почему-то перестает хулиганить, ему перестает нравиться быть изгоем или как-нибудь эпатировать в своих вычурных поступках.

Он начинает вдруг слышать в себе нечто такое, чего он в отношениях с другими людьми раньше не слышал. И вот это уже область нравственной педагогики, в которой важнейшим является не средство научного исследования, как в науке о нравственности, не содержание о нравственном, и не методика нравственного воспитания, как в педагогике нравственности.

В нравственной педагогике важнейшим звеном является сам педагог, его человеческое достояние. А со стороны детей всегда бывает очень ясная распознаваемость этого.

Если к детям придут трое: ученый, педагог нравственности и нравственный педагог, то дети распознают всех троих. За кем же они пойдут? За последним. И при этом пойдут хоть на край света. Ведь это всегда так – « Кто кого любит, тот того и слушает».

Время от времени у нас в России заговаривали о педагогах-новаторах. Всегда я вслушивался в их опыт. Мне довелось лично с такими встречаться, знать близко Тубельского, Щетинина. С Тубельским мы даже несколько лет сотрудничали, со Щетининым не один раз встречались.

В «Комсомольской правде» был блистательный журналист Валерий Хилтонин, он описывал методику коммунарского движения Иванова. При этом сам Валерий Хилтонин был не только известный журналист, но и одновременно практикующий педагог. Он вел занятия клуба «Алого паруса» при «Комсомольской правде». Много вечеров мы с ним вместе провели на занятиях «Алого паруса». В Ростове-на-Дону работала удивительная женщина педагог Татьяна Тандеева. Она вела молодежный клуб «ЭТО» - эстетика, творчество, общение. О ней много писали, даже был снят фильм. Мы провели вместе два летних поселения с ее молодежными объединениями в Ростове-на-Дону.

 

Что делает педагога нравственным

Осмысливая жизнь этих выдающихся педагогов, я тогда же обратил внимание, что они стали известными из-за своего самоотверженного труда. И если внимательно всмотреться в работу энтузиастов – учителей, классных руководителей любого города, то почти в каждой школе были, и, наверное, на сегодняшний день есть те, которые совершенно искренне отдают свое сердце детям. И дети идут за ними. При этом, сами педагоги не жалеют ни времени на воспитание детей, ни сил. Даже если им говоришь: «Но ведь вы же так устаете, что невозможно долго выдержать», они отвечают всегда: «Ничего подобного».

– Но ведь ты сегодня когда домой пришла?

– Ну, в 10 вечера.

– Ведь, наверное, пришла «без ног, без рук», рухнула и сразу спать.

– Да ну, что вы.

Она пришла домой, а там еще и свои дети, и муж, и им надо внимание уделить, но она окрыленная и все успеет, потому что весь день была с детьми. Разве можно так долго и много быть с детьми и не уставать? Не только можно, а чем больше ты бываешь с детьми, тем больше жизни и тем больше вдохновения и радости.

Откуда же берется такая жизненная сила? А вот из нравственного. Если ты нравственный педагог, то твоя жизнь исходит из внутренних твоих оснований, для которых жизнь с детьми есть действительно жизнь. Это не работа, не производственная необходимость, а реальная жизнь. К сожалению, чем дальше мы движемся по жизни из десятилетия в десятилетие, тем меньше таких людей.

Что же составляет, собственно, нравственное в человеке? Мы должны для этого будем с вами снова вспомнить устроение самого человека, три состава: телесный, душевный и человеческий дух.

Благодаря душевным способностям человек чувствует фактуру самого предмета, например фактуру ткани или фактуру глины. Одно время мы в школе занимались лепкой из глины, и учитель, который нас наставлял, рассказывал, что некоторые мастера, лепящие из глины, чувствуют ее на ощупь. Один из таких мастеров, когда подыскивал нужную глину, выходил на крутые берега рек, где видны слои глины, и там начинал ее искать. Берет глину, катает ее в руках, а перед этим еще понюхает, на ощупь посмотрит, потом говорит: «Не та, пошли дальше». Потом смотрит следующую, опять понюхал, потрогал, размазал ее, потом скатал в шарик, потом скатал в колбаску: – «Не та». В конце концов, останавливается: «А вот это – та».

Я рядом с ним пробовал все это делать, слышал все его слова, когда он это делает, узнал все критерии и признаки глины вообще, и вроде бы те же самые действия делаю, сам умом соображаю, все его слова помня, как выделять нужно глину, а все равно, когда в какой-то момент радуюсь: «Вот она та», то он ее берет, понюхал, потрогал и говорит: «Нет, не та». Я пытаюсь возразить: «Ну как же так, по всем признакам она». А он говорит: «Да, вроде, по всем, но не совсем». А что же это значит? По каким «не по всем?» Но объяснить, что это значит, он не смог, потому что это уже касалось того самого чувства его способности, которое словом не выразить. Он-то его имеет, а я нет. И что тут сделаешь? Действительно, «По закладке мастера знать».

Так же, как дети, которые не имеют математической интеллектуальной способности, ну вот что ты с ними сделаешь, не имеют – и всё. Конечно же, до какой-то поры, до какого-то момента они наравне со всеми развиваются, а дальше не могут ничего взять, потому что не хватает уже самой способности. До какого-то предела то, что они имеют, как способность, можно развивать. А дальше уже эта способность развитию не подлежит, потому что нет того, что можно развивать дальше. И в этом плане все практики в области интеллектуальных способностей, конечно же, хорошо это знают, что есть дети одаренные и есть не одаренные, есть средне одаренные, и развитию они подлежат в меру своего уровня одаренности. И когда мы доходим уже до предела этого уровня, то дальше развивать ребенка уже невозможно. Правда, известно еще и то, что, оказывается, мы никогда не доходим до имеющегося реального уровня. Т.е. нашей методики недостаточно, чтобы дойти до резервного уровня способностей ребенка.

В тоже время есть удивительные педагоги, которые не столько методикой решают задачи воспитания, сколько своим умением пробуждать способность ребенка. Я с такими преподавателями встретился в Давыдовской школе, это 91-я школа Москвы. Та самая знаменитая школа, где Василий Васильевич Давыдов разрабатывал свои методики. Во многих городах его методика есть, но никто не использует, не практикует. Правда, в последние годы она более активно стала возрождаться.

Давыдовская методика оказалась наиболее трудной, потому что она опирается на  самые глубины интеллектуальной способности. Он активизирует саму суть интеллектуальной способности и дает ей, способности, непосредственно обращаться к предмету. Когда впервые Давыдов развернул свою методику в великой своей работе   – толстенной диссертации, то этот труд никто из педагогов осилить не смог.

Но что удивительно, диссертация была перехвачена японцами и те смогли ее оценить. Прилетала даже делегация японских учителей, которые хотели овладеть методикой Давыдова. И как происходит в России со множеством открытий и изобретений, методика была создана в Союзе, а первой страной, которая начала осваивать в практическом плане методику Давыдова стала Япония. На сегодняшний день известно, что в Японии давыдовская методика является одной из широко распространенных методик, которыми владеют многие учителя в школах.

Когда же эту методику начали осваивать у нас в России, то мы встретились со множеством различных препятствий. Оказалось, что ментальные способности советских педагогов никак не могут освоить существенные особенности этой методики. Пришлось ее адаптировать, и только после двойной – тройной адаптации на сегодняшний день она стала довольно активно распространяться. Но надо иметь в виду, что это все-таки не суть то, что создал Давыдов. Это в значительной мере адаптированная методика.

Значит, учитель, который имеет педагогический дар слышать в ребенке интеллектуальную способность, он, оказывается, может идти не методическими приемами, а лично от себя. Точно так же, как тот мастер, который внутренним чутьем чувствовал глину. Учитель, имеющий педагогический дар, это тоже особая педагогическая способность. Он идет к ребенку в работе по давыдовской методике прямо к его интеллектуальной способности. Он ее чувствует, так же, как скульптор глину. И, чувствуя интеллектуальную способность ребенка, доходит до ее резервов. В 91-й школе практически все дети, которые попадали к таким педагогам, достигали достаточно значительных успехов во владении любым предметом.

Преподавал в 91-й школе удивительный математик. Он был, правда, мало известен в прессе, но его широко знала вся педагогическая Москва – Сапожников. Тогда я работал в 91-й школе заместителем директора по воспитательной работе. И вот вспоминаю: иду по коридору, открытая дверь в 9-й класс, тишина, только слышен голос учителя. Подхожу к двери, останавливаюсь. Хорошо слышно, как Сапожников ведет урок алгебры. Я не видел его, не видел что он писал на доске, мне было достаточно того, что я слышал. Мерный, ровный, спокойный голос, вообще никаких артистических приемов. Никаких изменений, перемен в голосе – ровный тон от начала урока и до конца. И абсолютная тишина в классе. При этом что удивительно, дети все успевали, все хорошо знали математику и все ее понимали. Вот такой удивительный дар преподавания предмета. Получается, что «Не то дорого, что красного золота, а то, что доброго мастера».  Но ведь так можно преподавать, имея две способности: одну – это глубоко понимать саму алгебру и математику, как предмет; и вторую – чувствовать своих учеников, особенно их интеллектуальную способность. Потому что осуществлять соединение математики со способностью может только тот человек, который владеет и первым, и вторым. Сапожников владел всем этим.

Конечно же, надо было видеть то уважительное отношение старшеклассников, которое все они питали к нему как к учителю. Я вспоминаю один случай, когда в коридор, где обычно пихались двое учеников друг с другом, вышел из класса Сапожников. Он молча остановился возле них. Ребята вдруг как-то разом успокоились, извинились перед ним и степенные пошли дальше по коридору. Он ничего не сказал им. При этом, в его виде, в его осанке не было ничего грозного, не было никакого возмущения, но было что-то даже не во взгляде, потому что они, возящиеся между собою, конечно же, никакого взгляда не успели разглядеть, но что-то от него исходило такое, что сразу остепенило этих двоих сорванцов.

В то время я был только входящим в эту область, но потом, глубже вникая в нравственную педагогику, и позже вплотную занимаясь ею, я понял, что это было действие его собственной нравственной силы, его собственная почитательная сила.

Почитание детей – это удивительная, спокойная, степенная учтивость, с которой он всегда обращался с любым мальчиком или девочкой. Эта сила вызывала ответные адекватные действия. При этом, он не обращался, как некоторые учителя, на «Вы» к старшеклассникам, он говорил им – «Ты». Он не изображал каких-то особых учтивых приемов или действий, но просто вся душа его жила таким удивительным почитанием в ребенке чего-то такого, чего мы, все остальные учителя, еще не видели и не слышали. И дети чувствовали, что он их доброе слышит. И поэтому всегда при нем все как-то подбирались и облагораживались. Потому что «Не тот милостив, кто много милостыни дает, а тот милостив, кто никого не обидит».

Я вспоминаю одну девочку, Галину Олейникову, с которой я учился в одном классе. Она пришла к нам после 8 класса в девятый класс и сразу стала «героиней» нашего класса. В ней не было ничего горделивого, надменного, она не обладала какими-то особыми талантами, но в ней была особенная учтивость ко всем, и все мы ее невольно зауважали. И вот два года, 9 и 10 класс, самой уважаемой в нашем классе была она. Потом она закончила факультет журналистики и на сегодняшний день работает на телевидении в моем родном городе Улан-Удэ.

Вот это и есть то самое нравственное чувство, которое само по себе так обращается к окружающим людям, что всякий, к кому оно обращено, чувствует в себе человека. Оттого, что начинает чувствовать человека, он невольно облагораживается, становится внутренне более степенным, потому что человек – это всегда степенно. Человек – это всегда личность собранная внутренне. Но это и есть наша внутренняя душа, которая как раз вот так устроена. Она на самом деле должна быть у каждого такой.

Это означает, что каждый из нас рожден с самого детства быть таким как Сапожников, как Галина Олейникова, быть просто таким человеком, в общении с которым любой начинает чувствовать себя почитаемым человеком, особенно, конечно, дети. Детям очень это свойственно.

Мы, взрослые, уже настолько ожесточились и огрубели своими сердцами, что порой можем даже рядом с Сапожниковым стоять и не распознать в нем Сапожникова. Только вдруг увидев, как дети сразу невольно облагораживаются и подтягиваются перед ним, мы начнем вдруг сопоставлять, а что ж такое дети чувствуют рядом с Сапожниковым? А я вот стою как столб и ничего не чувствую. Только тогда, когда уже начнешь с ним общаться и побудешь, какое-то время возле него, действительно понимаешь: и правда, в нем есть нечто такое, что и в тебе пробуждает нравственное.

Вдруг ты обнаруживаешь, что до Сапожникова ты в себе личность не слышал, а вот после общения с ним, даже недлительного, начинаешь вдруг слышать, что, оказывается, в тебе есть нравственное основание. Как это так? Я ведь себя слышал человеком. Более того, я бил себя в грудь и говорил: «Я человек». Но только пообщавшись с Сапожниковым, почувствовал, что то, что я называл в себе человеком, было элементарным самолюбием, а то, что начало пробуждаться рядом с ним, оказалось совсем иным и непохожим на то, что я называл нравственным человеком, и что оказалось, в итоге, самолюбием.

И только рядом с ним началось вот это различение в себе самолюбивого начала и начала того нравственного человеческого, которое потом, уже занимаясь самой нравственной педагогикой, а значит, занимаясь развитием в себе нравственного, я обнаружил это как явление совести. Стало очевидно, что основанием нравственного человека является его совесть.

И если теперь мы посмотрим на свой личный опыт, в какой мере в нас присутствует нравственный человек, то, прежде всего, надо будет посмотреть, а сколько совести в нас вообще есть. Тогда невольно возникнет вопрос: измерима ли вообще совесть? Сама по себе совесть неизмерима. Измерить ее может, наверное, только Сам Господь. Он видит в нас меру совести. Тем не менее, для нас совесть – явление явственное и поэтому по ее проявлениям, по ее дыханиям или движениям в нас, мы можем ее как-то измерить.

Мне доводилось проводить с родителями в Москве курс родительского всеобуча длительностью 2 года. Занятия велись раз в неделю по субботам. Слушатели приходили к 9 и в 2 часа дня мы расходились. Около 90 человек пришло первый раз на занятия. Но если ты вступишь в занятия по встрече с самим с собою, то они оказываются настолько актуальными, настолько значительными и важными, настолько жизнедарительными, что человек, вкусивший это, просто желает все время в них быть.

Из 90 человек, начавших заниматься, 80 успешно закончили курс. И когда эти 2 года закончились, они спросили: «А что дальше?» Я сказал: «Дальше идите в жизнь и поддерживайте в себе то, что у вас пробудилось».

 

Исключения из православной педагогики

У нас, в большинстве случаев, самолюбие составляет основание жизни. Мы из самолюбия строим жизнь, из самолюбия общаемся. Можно ли доказать, что действительно это так? Очень просто. Совершенно точно можно утверждать, что нет ни одного человека, которого нельзя задеть. Обязательно есть какое-нибудь слово, поступок или действие, которым вас можно задеть и вывести из себя: или оскорбить каким-нибудь словом, или поступком, или делать то, чего вы не хотите делать, или делать на ваших глазах совсем не то, что вы только что сказали делать, и обязательно это вас заденет и выведет из себя.

И, оказывается, наиболее успешными в этом действии оказываются наши самые близкие: мужья, жены, наши родители и дети.

Можно ли задеть совесть, оскорбить совесть? Если вы вслушаетесь внимательно в это явление, в явление совести, вы вдруг обнаружите, что совесть незадеваема, потому что она не знает оскорблений. В ней просто по природе этого нет. Она может обнаружить, что мы с вами не так делаем, не так поступили и может нас корить, но ее укоры – это не есть задетость. Ее укорения – это не выход из себя. Наоборот, «Добрая совесть любит обличение».  Оказывается, вывести из себя можно только самолюбие. Задеть, оскорбить можно только самолюбие. И меру самолюбия, оказывается, тоже можно вполне измерить. Для этого тоже надо завести дневник.

Ну и вот вам, пожалуйста, два задания домашних для начала: первое – это одну неделю ведите дневник чувства совести, просто отмечайте в конце дня дыхание совести, которое пережили за день, а потом следующую неделю заведите дневник самолюбия. Записывать в конце дня все моменты задетости, когда вы пережили, что вас задели. Начиная с транспорта, где толкнули, не так отреагировали на ваши слова, или же на работе кто-то не то сделал, как вы считаете. И кончая, наконец, своей собственной семьей, где произошла задетость.

Количество этих задетых состояний и будет составлять меру жизни по самолюбию.

Область нравственной педагогики – это область, где нет действий от самолюбия. Когда я однажды произнес эту фразу – люди охнули всем залом и сказали: «А кто же такой педагог тогда может быть? И кто есть такие люди?» Да, действительно, таких людей мы поначалу просто не видим, такими можно становиться, такими можно сделаться. Но для этого требуется положить труд, труд перехода внутри себя из области самолюбия в область совести и тогда жить и двигаться от совести.

Человек, по существу своему, где бы он ни был, какую бы национальность не имел, все равно имеет одну природу, а значит, и нравственная природа у любого человека одна. И если старцы смогли жизнь свою прожить так, что в конце жизни к ним идут люди за советом, так значит эта участь свойственна всякому человеку.

Это означает, что каждый из нас может прожить жизнь так, что к 70-80 годам к нам будут идти отовсюду и спрашивать совета, и слушать нас, как людей житейски мудрых, как людей чтимых. И по-другому не смогут обращаться с нами, потому что невозможно будет не почитать каждого из нас.

У новорожденных, годовалых, двухлетних детей удивительно ясные личики, ну какие чудные лица! И невольное умиление, благоговение перед этими личиками возникает. Особенно, когда улыбнется тебе навстречу, особенно если еще какую-нибудь детскую выходку такую дивную умилительную сделает или же какие-нибудь неуклюжие слова такие детские скажет – ну, невозможно не умилиться.

Чему же мы тогда умиляемся? Его телу? Нет. Мы умиляемся его душе. Детская душа умиляет. Оказывается, это происходит со всеми детьми, но ведь мы точно знаем, что когда они станут подростками, уже вовсе не всему мы будем умиляться.

Вот этому хулиганистому и дерзкому мальчику мы наверняка не будем умиляться, а когда этому мальчику или девочке будет 30 или 45 лет, или дорастут до нашего с вами возраста, что же с ними будет?

А очень просто. Когда ребенок начинает от своего детского возраста развиваться дальше, то в нем начинают бороться два начала: одно совестливое, которое дает вот это умиление его душой, а другое начало – самолюбивое. Когда-то в первый раз он закапризничал, что закапризничало в нем? Самолюбие. Когда-то в первый раз он заупрямился. Что в нем заупрямилось? Самолюбие. Когда-то в первый раз он не послушался маму и папу. Это не послушалось тоже самолюбие. Но если самолюбие начало постепенно возрастать, стало овладевать его внутренней душой и стало душу обращать от себя в поступок, то, конечно же, под влиянием дыхания души начала меняться и физиология человека. Иногда бывает «Грешное тело и душу съело».

Образ нравственности

В первую очередь отражается состояние души на лицах, по мере того, как ребенок восходит по годам своим.

И некоторые к старости делаются злыми и даже безобразными, а еще, если они не очень здоровый образ жизни ведут, то, в конечном итоге, одна только старческая образина остается. Не зря про таких говорили «С твоей рожей только детей пугать».

Эти народные слова, они ведь очень точны. Ну конечно, не очень приятно это услышать, но ведь названо явление так, как на самом деле оно есть. И вот сегодня, когда вы останавливаетесь перед зеркалом, невольно хочется навести марафет на свое лицо. Где-то подрумянить, где-то подкрасить, где-то еще что-то сделать, а все равно, даже с помощью румян и красок лика-то не вернешь.

Наверное, вы видели такие фотографии, – иной раз открываешь православную книгу, бывает, какой-нибудь журнал и там фотография какой-нибудь монахини. То, что светится из этого черного обрамления клобука поражает своей внутренней красотой. А ведь ей уже 40 лет. А как же сохранилось такое лицо? Оказывается, если ты внутренне обращаешься к своему совестливому началу, то лицо начинает сиять независимо от твоего возраста.

Неужели жизнь дана нам для того, чтобы, народившись с ликом, мы к старости пришли бы к состоянию образины. Ведь жизнь человеку дана для того, чтобы с детства иметь развитие. Мы постоянно занимаемся усовершением нашего ребенка, но это требует, чтобы и мы тоже непрерывно развивались и усовершались. Значит, к старости мы должны стать носителями необыкновенной нравственной внутренней красоты. Физически-то особой красотой не обладает старческое лицо, а вот внутренняя красота в лице всегда чувствуется.

Получается, что к этому назначен каждый человек. Ах, если бы мы с вами это слышали. Совестливое начало наше должно это слышать, более того, душа наша об этом скорбит, она томится об этом. И это то самое томление, которое порою переживает каждый человек, это томление души. По тому естеству, в котором ей должно было бы пребывать, и в котором мы не можем стоять, потому что оно заключено  в клетку самолюбия, и самолюбие властно живет в нас, а мы, будучи свободной личностью, отдаемся самолюбию больше, чем совести своей.

 Только нравственная основа сохранит семью

Непременно женское начало в каждой женщине будет томиться, потому что в действительности, совестливым началом каждая женщина ищет того, который будет для нее мужем. С кем она сочетается, соединится в такое единодушие, что будут единое целое – муж и жена.

По внутреннему чувству она слышит себя едино с мужем. И вот это единение с мужем, где муж – покров, где муж – опора, где муж – забота, где муж – сама любовь и преданность своей жене, разве об этом не тоскует любая женская душа? А это и есть нравственное чувство, то самое, которое не состоялось, потому что не нашлось такого мужа.

А еще потому, что не нашлась сама жена в этом нравственном чувстве. Пребывая в самолюбии, не смогла, обретя мужа, сохраниться с ним женою и самолюбивым обращением с ним привела отношения к ссорам, разладу, а в итоге, и к полному разделению. И больше всех страдает, конечно, ребенок, который теряет свое триединство. В этом случае «Семья воюет, а один всегда горюет».

И даже сегодня если и сохраняются долго супружеские пары, то, к сожалению, во внутренних отношениях они вовсе не составляют то единодушие, к которому назначены. Родился ребенок, он развивается, пришел в детский сад, потом в школу, и тогда возникает очень серьезный воспитательный вопрос, что является самым главным для его дальнейшей жизни: развитие его способностей, и, прежде всего, интеллектуальных, благодаря которым он станет математиком, физиком, биологом, литератором или еще кем-то, или развитие его душевного личностного начала, благодаря которому он станет настоящим мужем, настоящею женою, переживет это удивительное счастье единения в своей семье и сделается настоящим родителем по отношению к своим детям. Тогда дети души не будут чаять в своих родителях, возрастая в почитании до их родительского старческого возраста, и даже когда родители умрут, дети будут почитать их и после смерти.

 Совершая труд над собой, выходи в нравственное служение

Страшное зло сейчас происходит в мире. Мы худо – бедно жили в нашей России и дожили до сегодняшних дней, когда она разграблена, когда из телевизоров потоком льется сплошная жестокость, разврат и безобразие, и когда все вокруг заражается тлетворным лукавым весельем. Наверное, надо было опуститься в эту клоаку, чтобы в ней почувствовать, что мы совсем не туда пришли, куда хотели.

Только что прошли Рождественские чтения в Москве, и впервые на Рождественских чтениях выступили три министра. Всегда выступал лишь Филиппов, министр образования, а остальные выступающие были всегда в ранге замов министров или же начальников главков, а вот на этих Рождественских чтениях выступили: министр образования Филиппов, министр юстиции и министр культуры. Впервые выступил очень серьезный представитель Государственной Думы Глазьев. Всегда на Рождественских чтениях выступал президент Академии педагогических наук Кондратьев.

Оказывается, в правительстве сейчас начались, наконец, процессы осознания реальности. Министр Филиппов объявил нам о том, что в ближайшем будущем предполагаются два серьезных нововведения: и одно из них – управление народным образованием из регионального перейдет в федеральное подчинение. Это означает, что то, что исходит от министерства просвещения, сделается обязательным для всех регионов.

Так ведь и было в Советском Союзе. Но это казалось бы несущественным, если бы не второе нововведение. Он вдруг объявил о том, что приоритет образования уступит место приоритету воспитания. Задачи образования встанут на второе место, а задачи воспитания выйдут на первое. Правда, на это уйдет время, потому что требуются разработки, требуются новые инструкции, и министерство к этому должно прийти за какой-то период. Но переход подчиненности из регионального в федеральное он обещал уже к началу следующего учебного года, а вот замену приоритетов в ближайшее время, сроком не определил. Но одно то, что в министерстве не просто задумались, а уже началась работа – это уже симптом времени. И это очень доброе предзнаменование.

Поскольку сегодня в школах вообще воспитание выпало, надо хотя бы вернуть то, что было. Ведь в 50-х, 60-х годах воспитательный процесс все-таки занимал значительное место. Хотя бы ту меру ценности воспитания надо вернуть обратно в школу. Но для этого сегодня потребуется значительно больше усилий, нежели тогда. Тогда люди были сами по себе такими, учителя и воспитатели сами хотели заниматься воспитательным процессом. Хотя в то время даже не было заработной платы классному руководителю. Это была общественная нагрузка, хотя и немалая. И только гораздо позднее ввели небольшую оплату за классное руководство. Но сегодня это уже никого не устраивает.

Но именно с введением оплаты за классное руководство характер классного руководства начал меняться: из естественного энтузиазма он перешел в рабочую обязанность. И тогда объем внимания детям стал ограничиваться объемом оплачиваемого рабочего времени. А классных руководителей-энтузиастов стало все меньше и меньше. В 90-х годах классных руководителей такого уровня ревности, искренности, какой был в 60-х годах, уже не было. Наверное, при нынешних обстоятельствах, когда вообще воспитание в школе было на какое-то время упущено, то и неоткуда взяться классным руководителям того уровня.

Поэтому в нынешнее время переход к приоритету воспитания над образованием будет очень трудным, потому что нужно снова готовить кадры. Многое зависит лично от каждого из нас с вами, как мы на месте поведем дело. То ли мы будем поддерживать тех учителей, которые имеют стремление к нравственному воспитанию, совершаемому лично от себя, а не просто по методикам, то ли не будем их поддерживать.

Всякое проявление искренности педагога, искренности воспитателя – это прямо бельмо на глазу для лицемеров – бюрократов, это некоторое даже укорение тех, которые живут совсем по-другому. Конечно же, со стороны руководителей школы требуется особая поддержка именно таких воспитателей.

Вопрос это очень серьезный. Он напрямую связан с главным вопросом жизни для подрастающих поколений. Если каждый родился в лике и назначен прийти к старости, чтимой со стороны окружающих людей, то может возникнуть вопрос: с какого возраста это нравственное движение надо начинать?

Ответ очень простой: с любого возраста, в котором тебя этот вопрос застал. Если тебе сегодня 40 лет – начни с дня сегодняшнего, если тебе сегодня 50, начни с 50-ти. Неважно, в каком возрасте тебя этот вопрос поставил перед самым главным выбором в твоей жизни: во что ты, в конечном итоге, исполнишь свою последующую жизнь. Исходя из внутренних дыханий нравственного, ты вольно или невольно будешь стремиться получить ответ на этот вопрос, и он будет личным ответом.

И второй вопрос: что более важно для жизни, как хлеб насущный, – нравственное или прагматическое?

Отвечая, что нравственное приоритетно, сразу задайся следующим вопросом: как будешь дальше вести свое служение – в сторону нравственного, а значит всех сотрудников своих и, соответственно, всех детей обращая в область совести, или же, как попало, то есть, в сторону безнравственного, сохраняя их в тех же самых себялюбивых отношениях?

Ответ на этот вопрос составит характер твоего служения, как ты будешь дальше свое служение совершать. И, оказывается, ответы на первый и на второй вопрос прямо связаны.

Если мы отвечаем на второй вопрос, что будем служение свое совершать в области нравственного, а на первый вопрос ответим: останусь, какая я есть, то ничего не получится. Или, ответив на первый вопрос, что я сейчас выхожу в область нравственного и начинаю труд  над собой, а на служебном месте останусь все равно в инструкциях, какие сейчас есть, в том же стиле жизни, который сложился, то, оказывается, в себе самом ничего достичь не получится, потому что возникает ситуация нечестности. В себе решив быть нравственным, как же я тогда смогу быть безнравственным в служении?!

Когда-нибудь все равно у человека два эти вопроса возникают. И не ответив на них, ты дальше жизнь построить честно не сможешь.

Я заканчивал Ленинский пединститут в Москве как биолог-химик. И первые лет пять, наверное, преподавал биологию и химию, потом был заместителем директора по воспитательной работе в школе и как раз начинал с 91-й школы, где вместе с Давыдовым трудился в 80-е годы.

Это был какой-то внутренне-предопределенный, видимо, путь, потому что детьми я начал заниматься еще в школе, застав то счастливое время школьной жизни, когда еще были шефы из старших классов над младшими. Первый раз в пятом классе меня и всех моих одноклассников назначили вожатыми в первый класс. И мы все поочередно в разные дни и часы ходили к нашему подшефному первому классу.

Эта стезя очень живо и ясно предо мной легла и стала самой значительной в жизни. Потом в девятом классе мне вдруг дали подобного же рода комсомольское поручение – во всех регионах тогда ввели дворовые детские отряды, и мне нужно было организовать дворовый отряд.

Целый год, начиная с конца девятого класса, и весь десятый класс я руководил таким дворовым отрядом. У меня было тридцать разновозрастных детишек – всех собрал, какие там были. Мы даже занимали призовые места в городских соревнованиях. Удивительное время было. Учился я в школе неплохо, поэтому мне всегда хотелось быть ученым. А вот эти все занятия с детьми, – думал, просто мое хобби, увлечение, и всегда готовился к тому, чтобы сделаться ученым. Поехал в Москву добиваться званий, признания и прочее и, поступив в институт, ориентировался именно на научную карьеру, упорно готовил себя к деятельности ученого.

Тогда ведь выпускников жестко распределяли, нельзя было избежать направления. Из ста выпускников нашего курса только двоих рекомендовали в аспирантуру, освободив от распределения. В числе этих двоих, попавших в биохимическую аспирантуру, был и я.

Однажды одна из моих сокурсниц обратилась ко мне с просьбой: «Выручи». Так как ее муж-военный уезжал в Питер, ей, естественно, хотелось поехать вместе с ним. А директор школы поставил условие: «Если найдешь замену в середине года, то тогда отпустим». Где ж ее найти в середине-то года? Ну, она и обратилась ко мне с просьбой заменить. Я пошел к своему научному руководителю, хотя знал, что с аспирантурой вообще невозможно было никакое совместительство, но меня вдруг отпускают. Вот такой был Промысел Божий. «Ну что ж, – согласился мой профессор, – только чтоб не за счет работы аспирантской». Говорю: «Я успею, смогу». И вот так два дня в неделю я стал преподавать биологию и химию в 6-7 классах.

Именно тогда я все-таки понял, что не могу без них, без детей. Поэтому сразу после окончания аспирантуры, когда встал вопрос – куда идти дальше, я сказал своему научному руководителю, что пойду в школу. Пока учился в аспирантуре, был параллельно преподавателем в школе, потом еще один год преподавал. А дальше была давыдовская школа, и после нее я уже окончательно определился, что только педагогика меня по-настоящему влечет.

Когда занимался детьми, то мне сначала думалось, что если я буду полностью ими заниматься, то смогу их как надо воспитать. Но когда еще и в детском клубе вел занятия, то понял, – оказывается, одними детьми занимаясь, чего-то важного достичь нельзя, потому что все воспитание идет из семьи.

Тогда я стал работать с семьями моих клубных ребят, приглашая родителей в клуб. Они стали приходить с удовольствием. Мы с семьями стали выезжать в походы, совместно устраивать разные события нашей клубной жизни. Так я познакомился с родителями ближе, увидев таких родителей, о которых не подозревал. Что хорошие дети бывают у хороших родителей – это я узнал опытно. Ведь известно, что «Добрых людей через добро получают».  Но и, конечно же, после этого началась целенаправленная работа с семьей. Если я сейчас с семьей все дело воспитания сделаю, думал я, родители воспитаются, и тогда у нас будет все нормально.

Начались родительские курсы. Занимаясь с родителями я чувствовал, что до какого-то уровня нравственного мы доходим, а дальше никак не получается, что-то есть еще более глубокое, но мы туда не достигаем, потому что нравственному развитию есть граница, предел, дальше которого двигаться вперед уже невозможно. Есть что-то еще, что позволит наиболее полно постичь нравственное. И вот тогда мне об этом «еще» сказал мой удивительный незабываемый наставник – очень известный философ Генрих Степанович Батищев.

Пути Господни вывели меня на него, я стал заниматься в его семинаре, а он оказался человеком православным, правда, тоже новоначальным, и сам недавно крестился. Он был ведущим философом в Московском институте философии. Правда, официально непризнанным, потому что он вообще так понимал философию и так ее преподавал, что оказался в оппозиции официальной науке. А вся неофициальная философия считала его корифеем. Очень много людей со всего Союза приезжали к нему, чтобы у него учиться. И он однажды вдруг предложил мне креститься. Я согласился, не очень понимая, зачем вообще надо креститься, куда я иду, и что вообще произойдет после крещения и, но когда он предложил, я почему-то сразу согласился.

На следующий же день без всякой подготовки, и вообще ничего не зная о Церкви, я пошел вместе с ним и принял крещение. Время тогда было трудное, безбожное, невозможно было в этом всем открываться. Крещение произошло за городом, мы тайком туда приехали. Батюшка, прежде чем крестить, дождался сначала, чтобы служба закончилась, и все ушли из храма. Двери на засов закрылись, и батюшка совершил таинство крещения. После этого, конечно, я регулярно ходил на службы. В Москве мы не решались на службу ходить и ездили за город.

А когда уже пришел в веру, то ясно уразумел, что дальше идти в нравственное можно только через действие Святаго Духа. Освободить совесть от давления самолюбия нельзя, если не вступит в действие Святой Дух. Но чтобы Святой Дух снизошел своей благодатью, мне нужно обратиться к Нему, мне нужно лично Его просить. Это и есть вера. Вера – это моя личная просьба к Богу, чтобы Господь поучаствовал во мне, дабы освободить меня от тенет самолюбия. И Господь приходит и освобождает. «С верой нигде не пропадешь».

И когда мы в эту сторону пошли, то оказалось, что действительно, именно в Церкви, именно действием Святаго Духа начинает обретаться та глубина нравственного, которая приводит монашеские лица в такие удивительные лики, даже в зрелом возрасте.

 

Глава 4

Механизмы нравственной педагогики.

 Вечность нравственности и временность морали.

Нравственность человека проявляется в ситуациях, во времени, во взаимоотношениях с окружающими, в событиях, но от них не зависит. Мораль же общества зависит от мнения окружающих людей. Поэтому она всегда служит времени, служит разным группировкам, служит конкретной идеологии времени. Если идеология сменилась, то сменится и мораль. Устойчивость нравственного и составляет человеческую надежность.

Муж потому надежен для жены, что он при любых обстоятельствах, независимо от любой идеологии, при любых ситуациях, в которые попадет семья, останется мужем. Потому что он не зависим ни от друзей, ни от товарищей. Даже если будут смеяться над ним, что он такой верный своей жене, ведь у многих помимо жены есть еще кто-то, а у этого одна жена. Унижать, уязвлять это его не будет. Если он устойчив в нравственном, верным супругом он останется до конца жизни. «Жена не рукавица, с руки не сбросишь».  Равно и жена, сколько бы над ней подруги не подшучивали, что она слишком уж совсем какая-то несовременная в преданности своему мужу. Будет ли уязвляться от этих насмешек сердце верной жены? Если оно самолюбивое, обязательно уязвится. Потому что его уязвить ничего не стоит, когда оно сильно зависимо от окружающих.

Если женщина по самолюбию живет в морали, она хоть и моральная, но тоже будет уязвляться. Но если она живет нравственно, если она знает совесть и чувство долга, то какое ей дело до окружающих?! Чувством долга она будет предана мужу до конца.

Нравственное достояние ничем не поколеблимо: ни временем, ни обстоятельствами, ни окружением. Моральное, напротив, зависимо и колеблемо, потому что в его основе лежит самолюбие. А самолюбие держит нос по ветру.

Поэтому, когда мы говорим о нравственной педагогике, то эта область, где человек непременно трудится над тем, чтобы выйти из своего самолюбивого в нравственное. И все меньше иметь в себе самолюбия, а больше нравственного – дело по нынешним временам чрезвычайно трудное. Потому что все мы рождены после долгих лет безпокаянной жизни.

Когда люди живут, не каясь в грехах, их грехи накапливаются и передаются детям. А грешит только самолюбие. Совесть разве может грешить? Или чувство долга? Тем более почитание. Несколько поколений советского народа не каялись, жили как неверующие атеисты. И это нераскаянное состояние сердца и души наших родителей неизбежно передалось нам. Поэтому самолюбие в нашей душе возымело очень сильное основание. Мы все время оглядываемся, а что скажет соседка, а как отреагирует коллега по работе? Постоянно мы наталкиваемся на обстоятельства, которые нас задевают, выводят из себя.

Но если есть дыхание нравственного, то есть и потребность быть свободным от самолюбия. И тогда начинается труд по преодолению своего самолюбия. Надо сбросить тот груз, который мы несем с рождения. Этот груз не просто в нас лежал, он развивался. Сколько мы капризничали в детстве, сколько в нас было непослушания, постоянно мы ссорились, досадовали, раздражались, негодовали и упрямились. Это же все упражнения нашего самолюбия. И теперь все это, сделавшееся нашим характером, и нравом, надо преодолеть. И выйдя из области самолюбия, войти в область нравственного. Жить надо от нравственного.

А что скажут люди вокруг? Этот страх перед мнением окружающих людей, страх самолюбия очень силен. Собственно говоря, на этом страхе и держится вся социальная психология. Все ее механизмы основаны на нем. То есть социальная психология изучает жизнь самолюбивых людей.

Как же выйти из этих механизмов? Для этого нужно войти в область нравственной педагогики. Отойдите из социальной психологии, войдите в область нравственной педагогики и там начните душой трудиться, отлагаясь от всех самолюбивых привычек. Там, где есть дыхание совести, оно жаждет этого. И оно дает нам силы для движения.

На нынешних Рождественских чтениях министр образования Филлипов высказал неожиданную для всех мысль. Сегодня образование стоит на первом месте, а воспитание вообще ни на каком. При этом он сказал, что в течение ближайшего года воспитание будет поставлено на первое место. Уже идет работа над инструкциями и приказами.

Это неожиданное и очень доброе знамение времени. Надо было довести страну до полной потери всего нравственного, чтобы ужаснувшись всему этому, теперь, наконец, понять, что без школьного воспитания нам не поднять нравственность народа. И если это поняли в министерстве, то слава Богу. Президент Академии педагогических наук говорил о том же. Но пока они готовят нам инструкции, дающие право так работать и жить официально, мы с вами, будучи людьми нравственным, а значит, независимым ни от сидящих на верхних этажах власти, ни от ниже стоящих, имеем полное право уже сейчас совершать нравственный процесс и выбирать приоритет воспитания. Если сейчас в вас что-то начинает в глубине немножко тосковать, скучать, обременяться, изнывать от всех этих слов и от этих содержаний – это только самолюбие.

Если вы не изнываете, а спокойно слушаете, то эти слова могут быть пищею только для нравственного. А для безнравственного, т.е. для самолюбия эти слова просто погибель. Потому что это содержание фактически убивает самолюбие. А если оно вами владеет, то оно в конечном итоге вас подхватит и заставит все бросить.

Только что мы такое пережили: все бурлило и кипело. Сегодня утром было занятие с подростками. Буквально через 10 минут после начала один выскочил вон из зала, потом еще двое подхватились и с демонстративным презрением, отвержением всего происходящего вылетели вслед за первым. За ними побежала заместитель по воспитательной работе: одного вернула. Он недовольный сел. Потом через 15 минут все равно подхватился и выскочил, – он не мог сидеть в этой жаровне. Потому что для его самолюбия это же невозможное пекло – такое содержание. Ну, и в конечном итоге, всю галерку как ветром сдуло к середине занятия.

 Что надо возлюбить в ближнем.

Что такое характер? Это устойчивые настроения человеческой души. А они формируются с самого раннего детства. Два фактора формируют нрав ребенка: это наследственность, которая ему передается и состоит из добрых дарований и нераскаянных грехов; и второе – это условия, в которые он попадает. Ведь только в условиях нравственных личность развивается нравственно. «Добрых людей через добро получают».  В условиях самолюбивых проявлений развивается самолюбие. У одних развивается в душе сугубо самолюбивое, и, соответственно, и самолюбивый характер. У других развивается сугубо нравственное и соответственно нравственный характер, покладистый, великодушный, добродушный, радушный. А у третьих какая-то смесь того и другого. В одних обстоятельствах человек один, в других он другой.

Крайне самолюбивые или крайне нравственные – редкость. В основном мы все смешанные. Поэтому все такие ненадежные, неустойчивые. Ко всем приходится подлаживаться. Но подлаживается-то самолюбие, а не нравственное.

В Священном Писании говорится: возлюби ближнего, как самого себя? Что значит «как самого себя»? Во «мне» два начала – нравственное и безнравственное, самолюбивое. Так что относится к себе? Самолюбивое или нравственное? Грехи, совершенные и нераскаянные или же то, что дано мне от природы? «Как самого себя» относится к природному, а не к приобретаемому в греховной жизни. Соответственно, возлюбить надо нравственное в ближнем.

Что такое категория? Это отражение в нашем разуме каких-то схожих реальных явлений. Причем еще более существенны признаки реального явления, чем больше мы к сути реального явления идем, тем больше в отражении это выражается как категория. Поэтому слово «категория» относится только к символизации реальности. И когда мы говорим «категория совесть», то мы говорим о чем-то, что не есть живое, а только отражение совести в разуме. С понятием категория «совесть» мы, оторвавшись от реальности, можем делать все что угодно. Смешать ее с самолюбием, поставить ее в зависимость, подменить и сказать, что совесть и самолюбие – это одно и то же.

Но в реальной жизни, где есть самолюбие, там нет места совести. Поэтому самолюбивые люди живут, выискивая личный интерес в жизни. А совестливый человек соблюдает интерес ближнего: жена соблюдает интерес мужа, муж интерес жены, потому что совесть может только так жить.

Самолюбие – это сплошная корысть, схваченность духа. А дух осуществляется через душу, которая в свою очередь проявляется в жизни через тело. Получается, что саму душу без тела воспринять мы не можем, мы видим душу, в теле совершаемую. Может ли быть здоровое самолюбие? Это как джин в бутылке. Бутылка самой красивой разнообразной формы – это душа. Она завернута в разные оболочки, обвешана наклейками, какими-нибудь украшениями. Это тело. А что же в бутылке? Джин, как здоровое самолюбие.

 Центр нравственной педагогики – педагогическое событие.

Центром средоточия нравственной педагогики является педагогическое событие. Начнем с того, что в области современной педагогики нравственности категории или же понятия «события» нет. Есть понятие «мероприятие». Т.е. принять меры по отношению к кому-то или к чему-то.

Когда произошла безбожная, воинствующе-атеистическая революция, то сразу был брошен клич и отдан приказ принять меры по отношению к Церкви, по отношению к нравственным людям. Для этого открыли концлагеря, тюрьмы, назначили решающие все «тройки», которые без суда и следствия буквально за один час принимали решение: «Расстрелять», «10 лет концлагерей без переписки». И около миллиона человек в 1937 году было сослано, заключено в тюрьмы, расстреляно. Из них значительная часть верующих людей, которые просто по принадлежности к вере уже подлежали изъятию из общества. И еще значительная часть нравственно-зрелых людей. Тех, которые составляли, собственно говоря, цвет народа России. Исследуя перепись 1913 года, демографы пришли к выводу, что в России к 2007 году должно быть 600 млн. человек. (Данные приведены протоиреем Д. Смирновым, председателем синодального отдела Московской патриархии по взаимодействию с вооруженными силами, в телепередаче «Вести» от 12.01.07 г.) Такая безбожная власть приняла меры.

Слово «мероприятие» от «принимать меры» стало внутренним словом всей педагогики нравственности. Когда все мероприятия проводятся в ущерб нравственности в детях, они поддерживают в детях самолюбие. Например, концерт, смотр, конкурс, соревнование, состязание, олимпиада – основные мероприятия школьного воспитания. Во всех этих формах деятельности движущим началом является не совесть, а самолюбие. Победителям – овации, награды, премии, ордена, медали, звания. Сегодня, практически, все основные мероприятия школы – это меры, принятые против совести. Они задают детям дух, настрой, они предлагают порядок и последовательность действий, в которых постоянно возгревается, развивается и закрепляется самолюбие. И так совершается весь учебный процесс, подвигаемый самолюбием, когда мы ставим пятерки и за них хвалим, а троечников и двоечников ругаем. Предусмотрена масса мероприятий, чтобы наказать двоечников и троечников. Но после окончания школы, кто чаще всего приходит проведать учителей, поблагодарить? Те же самые гонимые троечники, иногда двоечники. Отличники и хорошисты приходят реже, а то и вообще не приходят. Им надо продвигаться вперед. В институт, в аспирантуру в науку, в директора, в чиновники, еще куда-то. Такие устремления в подростке, юноше и есть позиция самолюбия.

Если мы оценим весь школьный процесс, он полностью основан на фундаменте самолюбия. Вся жизнь движется в области педагогики нравственности. При этом мы можем говорить о нравственном воспитании, проводить беседы о нравственном, даже не вводя в нравственное, при таких нравственных беседах будут активно проводиться такие мероприятия, в которых все нравственное не будет даже задето. А будет просто оставлено самим духом и настроением, даже формою, а, соответственно, и содержанием.

В нравственной же педагогике присутствует не мероприятие, а со-бытие, бытие совместно действующих, совместно душевно и духовно живущих. Минимум – это со-бытие двух. Максимум – это со-бытие всей школы. Со-бытие – это значит пребывание личность к личности, человек к человеку, душа к душе. Когда «Душа душу знает».  Вот такие отношения формируются. Не опосредованные через звание, должности или награду – я тебя уважаю, потому что у тебя чин, орден. Хотя вчера этот же самый человек сидел с нами, ходил с нами и мы почему-то на нем не сосредоточивались. А вот увидев орден, узнав про положение, вперились сразу и стали его уважать. Ну, а почему же мы его не начали уважать с первого дня? Уж не говоря о почитании? А потому что мы, кроме внешних регалий, самого человека как душу живую не научены распознавать. Конечно, когда ты долго прожил с человеком, это другое дело. А если ты лишь на работе с ним встречаешься? Мы часто говорим «сталкиваешься». И не замечаем, что вместо слова «встретился», которое мы практически уже не употребляем, мы постоянно пользуемся словом «столкнулся». Но могут ли люди по совести сталкиваться? Совесть с совестью встречаются, а сталкиваются только самолюбие с самолюбием.

Язык наш, если внимательно посмотреть, отражает, что, практически, мы с вами живем в области самолюбия. Я еще раз об этом говорю, чтобы подтвердить мысль, насколько трудно нам перейти из области самолюбия в область нравственную. Это же надо будет переменять не только свое внутреннее устроение, но и весь понятийный аппарат. А значит и все слова, даже многие обиходные, придется менять. Я ведь коснулся всего лишь нескольких пар слов: мероприятие и событие, столкнулся и встретился.

А вот еще пример. Человек говорит: «Я как будто бы церковный человек и поэтому довольно часто хожу в храм». А другой мне сообщает: «Ты знаешь, вчера как будто произошла у меня встреча с удивительным человеком». Если вы внимательно понаблюдаете, то обнаруживается, что всякий раз, когда речь идет о чем-либо добром и нравственном, мы обязательно вставляем перед этим слово «как будто». А когда идет речь о чем-нибудь злом, худом и вредном, то слова этого нет. Т.е. получается, что в жизни, в нашем сознании и восприятии все доброе поставлено под сомнение этим словосочетанием «как будто». А когда мы говорим о злом человеке, о тяжелых событиях, или о жестких ситуациях, где я состоялся, где спорил, где я кого-то поправлял, в чем-то наставлял, мы слово «как будто» не применяем. Потому что самолюбие не живет «как будто», оно живет всегда «как есть».

Педагогическое событие – это ключевой момент в нравственном воспитании. Оно имеет четыре этапа.

Первый этап – это обретение основания отношений между воспитателем и воспитанником. Со-бытие – когда как минимум двое: воспитатель и воспитанник вступают в совместное бытие. И конечно же, первое, что они должны наладить – это правильные основания в своих отношениях. Или же, по-другому, должны прийти в правильное лоно отношений.

Второй этап – усвоение зовущего образа, т.е. образа, во что перемениться, и что обрести как нравственное достояние. Образа, к которому надо пойти и который надо будет в себе воспитать.

Третий этап – это непосредственно труд над обретением зовущего нравственного образа.

Четвертый этап – закрепление. Я думаю, что для нас это, в общем, узнаваемые вещи.

Теперь давайте рассмотрим каждый из этих этапов уже подробно.

Итак, первый этап – прийти в лоно отношений. Воспитатель должен опираться на необходимые отношения к ребенку. Первое – иметь веру в ребенка, прежде всего в его нравственные силы и прочность его нравственного начала. Второе – сохранять такую любовь к ребенку, которая сквозь его худое всегда обращена к доброму. Равно как и вера тоже всегда обращена не на худое, а на доброе начало ребенка. Вера твердо стоит на том, что в любом ребенке есть незыблемые нравственные основания. Хотя они и не проявляются сейчас, он сейчас лживый, вредный, крадет, матерится, еще что-то худое делает, но за этим всегда есть в нем доброе.

И поэтому, когда воспитатель вступает в личные отношения с ребенком, то он, прежде всего, относится к нему с верою. Ребенок только что набезобразничал, воспитатель был свидетелем этого, но обращается к нему как к изначально нравственному человеку. Не акцентируя внимания на его безобразиях. Воспитатель всегда обращается к его нравственной душе. И это не надумка, не некое специально сознательное действие воспитателя. Потому что всякую надумку и специально сознательное действие ребенок в конечном итоге распознает. Ты должен действительно все время верить, и относиться к ребенку как к личности.

 Педагогическое событие собирает любовь, веру и Божий промысел в лоно отношений.

Любовь всегда принимает ребенка независимо от его поведения, характера и нрава. Приемлет его таким, какой он есть. Но при этом его худое, проявляющееся во внешних поступках любовь не приемлет.

Любовь всегда обращена к самому ребенку, его душе, не взирая на то, какие бы поступки и дела он не вытворял. Очень простой пример вот такой любви. Заходим мы в детский лагерь, навстречу мне бежит семилетний мальчишка. У него всегда рубашка навыпуск, всегда полуспущенные штаны, где-нибудь с боку попка. У него всегда полусползший носок. А еще, как обычно, он весь в соплях. Но он увидел меня, и счастливый, довольный и радостный бежит навстречу. Я его подхватываю, и он от счастья давай меня обнимать, целовать и, конечно, все сопли вытер об меня. Но если любишь, то радость ребенка – вот что для тебя главное.

Когда его радость наконец удовлетворилась, наполнилась, я его спускаю и говорю: «Ваня, ну ты опять весь в соплях! И даже меня всего поперемазал». – «Ой, батюшка, давайте я вас вытру». Берет носовой платок, которым я хочу его вытереть и вытирает меня. При этом радость, которую он переживал, я не осек. Я этого, может быть, подсознательно не сделал потому, что не до этого мне было.

Любовь, она не живет недостатками. Она их потом убирает, но она живет всегда ребенком. Потом мы в конечном итоге этого Ваню привели к той внутренней опрятности, и в конце смены на поселении он научился быть чистым, опрятным, штанишки у него уже были подтянуты. Он пришел в некоторую цельность своей души. Но ведь это произошло именно по той причине, что в моем отношении к нему не было ничего отвергающего его как ребенка, как личность. И поэтому он всегда был рад мне.

Что такое вообще педагогика? Это, прежде всего, способность дарить радость ближним. Кто может дарить радость ближним, тот уже по сути педагог. Дарить радость ближним – это значит дарить жизнь. И когда ребенок в общении с педагогом, воспитателем начинает жить какой-то особой, яркой по внутренним впечатлениям жизнью, то конечно же, такой источник жизни для него дороже всего.

Поэтому вхождение в лоно отношений со стороны педагога – это всегда дарение жизни, и, соответственно, дарение радости. А «Радость прямит, кручина крючит».  А там, где жизнь, радость, там, конечно же, ребенок чувствует себя свободным. И поэтому он живет тем, что у него есть. Есть у него сейчас в данный момент недостатки, вот он и живет ими, что с ними сделаешь?! Ведь это же ребенок. Поэтому я живу им, а он своими недостатками и мною. В другой момент ребенок взял и нахулиганил. Ну, просто самолюбивая часть его души взыграла, подхватила его, он и нахулиганил. Да еще как-то очень некрасиво. Но при этом он для меня как ребенок исчез? Нет. Поступок хулиганский, поведение хулиганское, но за поведением, за поступком стоит сам ребенок, который все равно остается при нравственной душе. Как личность он все тот же самый, хороший по своей природе ребенок. И чувствовать его доброе – это и есть вера в ребенка. А любить его при всех его достояниях и хороших, и злых будет любовь твоя.

Так как педагогика имеет начало свое в вере, то поэтому третье свойство педагога – это наблюдение Промыслов Бога о ребенке. Бог всегда промышляет о ребенке. Промысел Божий – это забота Бога, милость Бога о нас. Бог промышляет различными событиями, в том числе и испытательными, и назидательными. Господь Вседержитель, и все события, которые происходят в жизни, пребывают в Его любящей власти. Он премудр, и Он их так устраивает, что всякое событие назначено либо на прекращение зла, либо на поддержание добра. Либо на вразумление, либо на наставление. «Все в мире творится не нашим умом, а Божьим судом».

Многие события наставляют ребенка, но сам он этого распознать не всегда может. И поэтому я, как педагог, наблюдая Промысел Божий о нем, открываю его ребенку. У меня нет только прямых отношений, т.е. ребенок зависит не только от меня, нет, он зависит в первую очередь от Бога. Это слышание, что есть прежде всего Бог, наставляющий ребенка и пекущийся о нем, а уже вслед за Богом я рядом с ребенком. Слышать Его Промысел и в согласии с этим Промыслом помогать ребенку дальше двигаться по жизни – это очень важное свойство педагога в лоне отношений, и оно снимает всякую авторитарность. Наблюдающий Промыслы не может быть авторитарным. Более того, это требует от педагога особой мудрости и особой чуткости к событиям и к ребенку.

И конечно, наблюдение Промыслов Божиих – это наиболее весомый дар и самое трудное свойство в становлении самого воспитателя. Но там, где это происходит, там педагогический процесс получает неожиданную для педагога эффективность. Потому что чего я не увижу и пропущу, уж точно увидит и не пропустит Господь. Где я не силен устроить какое-либо событие для ребенка, уж точно силен устроить это Господь. Потому что «Нужен путь Бог правит».  А мне только надо распознавать. Тем более, что целый ряд событий вообще происходит без моего участия и присутствия. А потом ребенок мне о них сам расскажет. И я, слушая его рассказ, одновременно думаю, а что в этом событии произошло со стороны Бога по отношению к ребенку. И открываю ему это.

Что же должно быть со стороны ребенка? Т.е. к чему мы должны прийти, чтобы состоялось совместное бытие. Первое – в ответ на доверие или на веру обретается доверие ребенка к воспитателю. Доверие одного человека к другому не может возникнуть никак иначе, кроме как при взаимной вере друг в друга. И так как веру в другого не придумаешь и не нагнетешь в себе как эмоциональное свойство, то поэтому только там, где есть реальная вера как живое отношение, там возникает доверие другой стороны.

На любовь в ребенке всегда откликается почитание. Потому что любовь для детей – это нечто большее, чем он сам. Иногда думают, что на любовь в ребенке откликается ответная любовь. Да, конечно же, она тоже присутствует, потому что детская любовь всегда наготове. Но, тем не менее, в нравственно развивающихся отношениях на любовь взрослого в ребенке всегда откликается почитание, как благоговение перед большим. По-другому – страх, исполненный любовью. И тогда на наблюдение Промыслов Божиих откликается в ребенке его послушание. Ребенок идет послушанием за взрослым. Надо понять, как движение за Промыслом Божиим со стороны воспитателя рождает в ребенке послушание. Через что? Каким образом?

Лоно отношений возникает не сразу. Чтобы его обрести, требуется немало времени, приходится пройти с ребенком немало различных обстоятельств. Чем старше дети, тем больше времени для этого требуется. С подростками, например, требуется как минимум год от первого знакомства. Одни подростки более открытые, более искренние. С ними отношения налаживаются быстрее. Другие, замкнутые, они уже много натерпелись от взрослых, поэтому с ними лоно отношений очень трудно устанавливается. Но во всяком случае, труд над установлением лона отношений – это первый, очень значительный и очень трудоемкий шаг со стороны воспитателя.

Когда это достигнуто, мы можем переходить ко второму этапу – усвоению созидаемого образа. Если лоно отношений не сформировалось, то никакой созидаемый образ не станет звать ребенка. Потому что ребенок не верит в меня, у него не возникает почитания, он не послушлив. Чего ради он пойдет исполнять то, что я ему предлагаю? Поэтому без обретения лона отношений педагогическое событие имеет мало шансов на успех. Конечно, в итоге нам удается достичь каких-то результатов, но уже с помощью авторитарных методов, с помощью власти, дисциплины, нагоняев, всяких наставлений. Но такой образ созидаемым для него не станет и не обретется в нем как его характер. А задача-то педсобытия, чтобы ребенок нравственное качество обрел как свое, как качество своего нрава.

Это означает, что если он вошел в нравственное качество, то в этом качестве будет независим от времени, от условий и от окружения. Он не будет требовать моего постоянного присутствия, чтобы при мне все время это качество исполнять. Он будет его исполнять потому, что оно в нем просто есть. Так происходит воспитание.

А если качество при мне исполняется, а без меня не исполняется, то это только видимость воспитания. Такое воспитание пребывает не в области нравственной педагогики, а педагогики нравственности. А в педагогике нравственности бывает так – пока есть педагог, который требует, то надо, конечно, делать как он требует, или же, пока я боюсь этого педагога, я делаю, а теперь я уже вырос, не боюсь его, зачем мне это делать?

Значит, в педагогике нравственности по сути реального воспитания нет. Если все-таки воспитание там происходит, то не благодаря педагогике нравственности, а благодаря ребенку. Мы ему о нравственном рассказываем, а он своим нравственным чувством внял этому. И только благодаря тому, что сами дети одаренные нравственно, берут от нас все, что можно взять для своего нравственного, они при нас таких разных, все равно воспитуются.

Дети растут и у них сильна потребность ученичества, потребность личного нравственного развития. И если мы хоть что-нибудь доброе нравственное им являем, то они обязательно это усвоят. Не потому, что мы обеспечили это им взять. Обеспечить можно только в области педсобытия. Только в области нравственной педагогики. Но мы какие-то отдельные действия этого педсобытия проявляли. А ребенок их сразу подхватил. Это в области педагогики нравственности. А в нравственной педагогике, мы уже становимся активными устроителями воспитательного процесса. Здесь обязательно следует начать с обретения лона отношений.

Важен и созидаемый образ. Здесь, конечно, работа должна происходить как индивидуально, так и с коллективом.

 Нравственное напряжение есть попечение об обретении созидаемого образа.

Очень важно такое явление в нравственной педагогике, как духовное и нравственное напряжение. Это когда есть личная забота о том, чтобы в ребенке образовалось что-то доброе. И чем больше ты хочешь этого, тем больше в тебе этого нравственного напряжения. И чем меньше дети это имеют, а ты хочешь его, тем больше разница между наличным и желаемым, тем больше напряжение педагога. И это напряжение именно нравственное, никак не авторитарное.

Но есть самолюбивое напряжение, когда от самолюбия педагог ставит задачу всех воспитанников сделать мужественными. И после этого всякими самолюбивыми способами достигает воспитания черт мужества. Но на самом деле при нем они мужественные, а без него они трусливые, подлые или еще какие-то.

А в нравственной педагогике ты не можешь создать ложные ценности. Там ты обязательно созидаешь только то, что есть в действительности. Но тогда тебе необходимо самому этим жить. Отсюда нравственное напряжение, которое непременно есть попечение: «Я до тех пор не успокоюсь, пока он этого не обретет».

Духовное напряжение обращается уже к духовным свойствам ребенка, т.е. к его способности иметь отношения с Богом, отношения со Святым Духом. Поэтому это уже духовные достояния ребенка, которые развиваются в нем. Моя потребность, чтобы в нем эти достояния развивались – это потребность духовного напряжения.

Причиною педсобытия является нравственное напряжение. Если нравственного напряжения нет, то никакого педсобытия не будет. Разве что будет дисциплинированное исполнение воспитателем инструкций, требований, задач школы. Но там нет нравственного напряжения. Там есть напряжение должностное: не сделаешь – сократят, не поблагодарят, не похвалят. Такое напряжение самолюбивое. Нравственное напряжение всегда честно по отношению к ребенку, всегда лично от себя и лично о нем, а вовсе не потому, что директор требует, гороно или районо. Нравственное напряжение всегда личное. И поэтому всегда касается личных отношений. Равно как и педсобытие.

К этому добавляется еще духовное напряжение. Это молитвы за подростка, духовные подвиги воспитателя за подростка, та же самая милостыня, поклоны, вычитывания сугубых правил молитвенных, прошений к Богу. Или же сугубое покаяние за свои неправедные поступки по отношению к этому подростку.

Допустим, на третьем этапе, когда идет развитие созидаемого образа, вдруг я поступил неправильно, обидел подростка. Тогда важно мое примирение с ним и мое покаяние к Богу, чтобы в следующий раз так не поступать. Это рождает духовное напряжение в моих отношениях с подростком. Для верующего воспитателя это очень напряженная жизнь и в нравственном и в духовном отношении. Для неверующего же воспитателя есть только нравственное напряжение, но и оно тоже значительно.

Если педагог видит события, которые происходят с ребенком, то как правильно интерпретировать Промысел Божий?

 Для этого надо знать учение Церкви о Промысле Божием. Просить наше священство, чтобы они занятия провели, дали понятия, представления о Промысле Божием. Дальше можно уже обращаться к более сложным вещам. Есть такая книга – «Иллиотропион», или «Подсолнечник» в переводе. Подсолнечник всегда поворачивается за солнцем. Так же и верующий человек все время идет за волей Бога. Такое образное название книг в скобочках поясняется: «Сообразование своей воли с волей Бога». Для этого надо волю Бога распознавать. Книга очень важная, так что ее нужно долго-долго изучать. В ней многое откроется о Промысле Божьем и о Его воле. Если с этой книгой будет трудно, она все-таки для новоначального человека сложная, то возьмите мою книгу «Матушка», в ней есть глава «Уразумение, разумение, сообразование». Сообразование своей воли с волей Бога. И там основные положения книги «Иллиотропион» изложены все в популярном виде.

Глава 5

Нравственное обретается в совестливом общении

 Семинары полного погружения – встреча друг с другом.

Из опыта работы

Одно время в Москве, еще до своего священства, я был руководителем научной лаборатории нравственной педагогики и культуры при Академии наук (все-таки сначала практика была педагогическая, а потом вышел в науку). При этой лаборатории мы устраивали семинары для работников народного образования.

Приезжали со всех регионов Союза100-120 человек. Это были учителя, директора школ, работники народного образования. 7-8дневный семинар полного погружения устраивался всегда в пансионате, вдали от  Москвы, так, чтобы ни у кого не было соблазна вместо семинара посвятить свое время магазинам или еще чему-то. Эти занятия имели очень сильное влияние – одно дело услышать о нравственном, а другое – войти в нравственное, для этого нужно проводить занятия.

Нравственное – это уже не слова, а встреча друг с другом. Нравственное требует общения. Значит, соответственно, занятия по этой теме обеспечиваются или организуются общением человека с человеком.

Чтобы встретиться с нравственным другого, надо общаться. Но если мы с вами будем общаться как обычно, то это будет бытовое общение, когда работают механизмы самолюбия. Кстати, современная психология изучает как раз механизмы самолюбия. И нет в психологии, к сожалению, раздела, посвященного механизмам совестливого или нравственного общения.

А когда мы начинаем в рамках семинара входить в нравственную педагогику, то, делаем это, прежде всего, через руководимое общение, при этом необходимо в ходе выполнения заданий обратить внимание человека на механизмы действий, которые он производит. И вот когда люди начали входить в общение друг с другом, они с помощью устроителей семинара, инструкторов увидели, что, оказывается, у них, на самом деле, никакого общения нет вообще. То, что на самом деле должно быть общением, не происходит. Вместо общения все время происходит превозмогание ближнего или же самоутверждение.

Мы даже друг друга не слышим. Мы слышим в другом только себя, но и это тоже надо обнаружить, но люди этого не осознают и не оценивают правильно. В конце второго дня только удается это в себе увидеть. Обычно к четвертому дню, если человек нормально двигается вперед в рамках семинара, то он переживает чувство кризиса и не знает, что делать с собой и как общаться с собеседником.

Вот мы сели в группе, пять человек сидим, а что делать? Ладно, кто-то просто внешне не знает, а то ведь каждый внутренне не слышит, что делать. Такое у нас бывало. Вдруг, уверенный во всем до этого момента, заведующий гороно стал совершенно неуверен и  потерян перед преподавателем, он не знает, что теперь делать вообще, с чего начать разговор, и как быть дальше. Мало того, что он не знает, что делать в общении с ней, он не знает, что вообще делать с таким своим состоянием. Он «Словно с печи свалился».

Вот это чувство кризиса, оказывается, очень плодотворно в последующие дни. Пережив такой кризис самолюбия, а это именно этот кризис, на пятый день человек вдруг начинает слышать в себе дыхание человека нравственного. И это дыхание, оказывается, дает понимание что надо делать с собеседником, что надо делать с самим собою. К шестому дню это чувство нравственного разворачивается в некоторую внутреннюю явь, и на седьмой день оно закрепляется, и человек уже становится преображенным.

На одном из семинаров мы даже сфотографировали всех вначале, потом на третий день, и, наконец, в последний день. Ну, все же любят фотографироваться, и никто не подозревал к чему это. На седьмой день уже были готовы все фотографии. Мы выложили перед каждым по три фотографии разного времени.

Как люди были поражены, увидев воочию разницу! Оказывается, когда в зеркало каждый день смотришь на себя, ты ничего не замечаешь, а на фотографии все изменения очень четко видны.

Причем, первые два дня все, конечно, наводили внешний лоск. Но на третий день про это вообще забыли, потому что украшательством занимается наше самолюбие, потому что оно все-таки хочет какое-то подобие благообразного лика получить, а если его нет, то приходится наводить искусственным путем.

На семинаре к третьему дню этой потребности самолюбия, как правило, уже нет. Она угасает. И поэтому на третий день уже фотография почти без краски, седьмой день – фотография полностью без всяких украшательств. Поразительно, какая же красота в лицах была на седьмой день! И все до единого именно этому поразились. Поистине «Чуден свет, дивны люди».

Действительно, в каждом есть эта внутренняя красота. Надо просто к ней начать двигаться.

Но в рамках семинара по нравственной педагогике, должно быть мое личное влияние на участников семинара. Я, как ведущий семинара должен входить в личные отношения со всеми его участниками. Именно мои личные отношения с каждым составляют ту основу, через которую человек пробуждается мне навстречу. Конечно, вот такой семинар провести можно везде. Для этого только надо нам приехать группой устроителей.

Есть отдельные методические способы действий, методические приемы и методическая последовательность этих действий. Вот эту методическую последовательность уже можно применить. Не в рамках семи дней – это слишком, наверное, много, хотя иногда люди ведь приезжали. У нас в год проходило 7 семинаров, и все были заполнены. Приезжали по 100 – 120 человек. Пять лет шли эти семинары, пока не началась перестройка. Как только цены на все подскочили, сразу люди перестали приезжать.

К тому времени я уехал в Волгоград и сделался священником, и семинары закончились на этом. Но, тем не менее, методика эта сохранена. Ее можно использовать. Я думаю, что если элементы этой методики сейчас использовать, то какие-то однодневные четырехчасовые семинары можно проводить. Может быть, даже и восьмичасовые. Раз в месяц, даже в два месяца, может быть, будет достаточно, если активную форму применять. Этого вполне хватит, чтобы поддерживать человека в нравственном плане, потому что все остальное он сам уже делает, у него все это есть. Лишь бы только человек в себе это услышал и начал ценить.

Семинар дает возможность осуществления каких-то действий, которые поддерживают нравственное чувство. Если, допустим, за год иметь три таких семинара по четыре часа, исключая летние месяцы, а между ними организовать какие-то дополнительные чтения книг, прослушивание магнитофонных или видео записей. У нас в училище, например, в прошлом году все мои занятия были записаны на видео. И они проводились именно семинарским методом. Мы попробовали в прошлом году всех наших студентов повести семинарским методом, например, в догматику. Это два с половиной дня полного погружения в догматику. Эффективность была очень высокая, потому что одно дело – знание, а другое дело – внутреннее узнавание в себе готовности встретиться со знанием.

Если это возможно в рамках училища, то тем более такую программу можно записать для любой другой аудитории. Просто видео включать и заниматься.

Видео можно применять в виде лекции, а основные обучающие действия, так как это же активная форма, будут групповые общения в двойках, в тройках, в четверках. Максимум может быть четыре человека, потому что больше четырех человек не охватываются внутренним вниманием. Идеальный вариант – это три человека в группе. Но для начала четыре человека даже лучше, потому что четверо дают содержание богаче, нежели трое, а уже двое – это вообще самое трудное общение, потому что там от тебя до половины внутреннего богатства должно исходить. А где его взять? Сначала неоткуда взять. Поэтому идем от четверки к тройке, а от тройки к двойке. И так как это всё организованные активные формы, то там уже не отвлечешься.

Кстати, возможно в этих формах работать не только с руководящим составом. Хотя, методика московских семинаров, в основном, была разработана для руководящего состава. Приезжали директора, завучи, замы по воспитательной работе и чиновники РОНО и ГорОНО. Эта методика хорошо применима и с родителями. Это могут быть занятия с родителями, один раз в месяц, а может даже и два. А могут быть родительские клубы, семейные клубы при школах, которые по этой методике могут быть живыми, очень активными, потому что родители, встречаясь друг с другом, оказывается, очень много получают.

Каждый ведь имеет какие-то находки и приемы в отношениях с детьми. Встреча родителей друг с другом, их взаимообучение дает прекрасные результаты. «Свое люби по старине, а добро перейми на стороне».

Одно время я руководил в Москве при ДК семейным клубом, в котором было 200 человек только взрослых, не говоря о детях. И очень активно они жили года три.

Такие активные формы дают живость самим людям. Очень хорошо работает эта методика со школьниками, особенно со старшеклассниками, начиная с шестого класса.

Возраст подростковый требует как раз общения, а организованное общение дает встречу с лучшими собственными достояниями. Даже самое лучшее благо не будет благом, если человек еще не расположен свободно принять его. Потому что «Счастье не батрак: за вихор не притянешь».  Насильно нельзя сделать людей нравственными.

 Основной метод нравственной педагогики – личная проба.

Опыт показывает, что важнейшим критерием выбора является проба или вкус. Кто из вас пробовал фейхоа? Так вот, если я вам сейчас буду его расписывать – это одно, а если я вам дам попробовать, то это совсем другое. Со слов вы, может быть, чему-то и не поверите особо, – мало ли что там расписывают. Но если вы попробуете, то я вам точно могу сказать, что фейхоа начнете всегда замечать на прилавках в магазине или на рынке. Ведь «Кушанье узнается по вкусу, а святость по искусу».

Метод пробы самый простой, и в то же время самый нравственный, потому что дает свободу человеку и поэтому попробовавший уже идет и знает чего ищет.

Вся методика нравственной педагогики – это сплошные пробы, когда человеку просто предлагается что-либо лично попробовать. А дальше уже заниматься чем-то или не заниматься, двигаться в проблеме глубже или же поверхностно, заниматься каждую неделю или достаточно только раз в два месяца – это уже дело выбора самого человека. Со стороны организаторов этого процесса желательно дать весь спектр частотности занятий: как один вариант – раз неделю, так и другой вариант – раз в три месяца даже. И дальше обеспечить содержательную и методическую части.

 Мера и степень встречи с собой зависит от тебя

Насколько человек будет в понимание сути входить, регулярно ли будут люди на занятия приходить – это дело личное. Но опыт показывает, что попробовавший начинает активно входить в сущность вопроса.

Какой направленности люди при этом приходят? Приходят, конечно же, те, которые в себе ощущают потребность нравственного. И если есть эта человеческая тоска о чем-то большем, то часто человек даже не отдает себе отчета, о чем он тоскует. У него бывают моменты грусти, какой-то внутренней тоскливости. Он не может понять, что это такое. Вроде бы не физиологическая причина, вроде бы и не внешние обстоятельства привели к этому. Такие люди, тоскующие о своем человеческом, как правило, в человеческом еще сохранились. Такие, обычно, побыв в среде нравственной педагогики или встретив нравственного человека, вдруг открывают, что, оказывается, тоска-то об этом была. И тогда начинают постоянно приходить и заниматься.

Какое отношение это имеет к вере? Никакого. Казалось бы, что люди верующие будут преимущественно на этих занятиях заниматься, – ничего подобного.

Среди людей верующих немало таких, которые побывав в этом, начинают упрямиться и никуда не хотят входить. Он веру имеет, потребность общаться с Богом имеет, но настолько самолюбив, что расставаться ему с самолюбием нет возможности. И поэтому он начинает брыкаться, фыркать, начинает искать предлог назвать эти занятия вообще не православными. Ну, а когда пристальнее посмотришь на него, да это он просто защищает свое самолюбие, потому что занятия требуют поступиться самолюбием. А у него к этому нет желания. А «Всякая неправда грех».  Хотя человек он верующий, хотя какие-то элементы самолюбия он слышит как грех, кается в них, но всерьез идти на расставание с самолюбием он еще не готов и не способен.

Поэтому верующий человек или не верующий – тут это не имеет значения. Более важно, чтобы была внутренняя тоска о нравственном. Другое дело, что там, где человек имеет такую внутреннюю тоску о нравственном, он, двигаясь в ней внутри себя, все равно приходит к тому порогу, где дальше собственными силами идти невозможно. И тогда он обращается к Богу.

Все ли обращаются? Нет, не все, потому что не все доходят до этого порога. Все-таки самолюбие регулирует человека, и далеко не всякий, расставаясь с частью самолюбия, хочет расстаться с остальной частью. Остальная оказывается сильнее. И он, немножко облагородившись, оставляет эти занятия. Но и то хорошо – все-таки он перестал быть злодеем. Уж теперь он более-менее приличный человек, хотя и дальше уже не идет. И так бывает.

Поэтому мера и степень встречи с самим собою очень различна и зависит от личного человеческого желания, его собственной воли. А в этом в области нравственного все свободны.

Но можно ли, собрав всю волю в кулак, наступить на горло своему самолюбию?

Задавить его нельзя, оно настолько властно, настолько сильно, что вы сами это сделать не сможете. Можно чувством приличия его в себе постепенно задавливать, мы этим и занимаемся постоянно.

Когда мы выходим из своей квартиры, то сразу же берем себя в руки. Но что мы взяли в руки? Свое самолюбие. И поэтому, пока мы в общественных местах – мы люди приличные, но, придя домой, закрыв дверь за собою, мы остаемся ли прежними? Или же, например, учитель. Закрыв дверь класса, тоже становится другим? А стоит только директору или завучу зайти в класс, он сразу весь и собрался. И дети знают, что он с ними без директора и при директоре или при завуче – совершенно разный. Это значит, мы самолюбие все-таки можем частично задавить, но полностью это сделать невозможно, потому что оно как пружина: его зажимаешь, можешь какое-то время удерживать, но все-таки потом, когда ты устанешь держать его зажатым, оно распрямится и тогда хватайте ноги в руки и бегите от этого человека.

Потому что вулкан зажатого самолюбия взрывается эмоциональными извержениями. Истерики у одних или же гневливые реакции у других неизбежно выбрасываются на окружающих, или сгусток ненависти, который вдруг вырывается за несколько секунд из какого-то вполне приличного с виду человека – все это как раз зажатое самолюбие, которое резко распрямилось. Поэтому от самолюбия надо отвергаться, надо уходить от него в область совести.

И это совсем другое действие, чем работа над самолюбием, потому что, оказывается, работать над самолюбием можно самолюбием же. Нет другого, по сути энергетического действия для работы над самолюбием, кроме самого самолюбия.

А люди гордые, например, работают над своей гордостью тоже гордостью. Чтобы освободиться совсем от гордости или от самолюбия надо просто выйти из него, уйти в область души более глубокую, в область совести.

Действием перехода, наиболее глубоким и действенным является покаяние. А перед ним, в нравственном плане, это движение души, когда ты признаешь свою вину. Признаться в своей вине – это уже порушить свое самолюбие. Самолюбие никогда не даст признаться в своей вине. Оно заставляет искать способ как-то оправдаться, пытаться как-то объяснить причины поступков. «Да, я сделал неправильно, – говорит человек, – но этому были веские причины». И тогда он остался в самолюбии.

У нас внутри формализм и показуха всегда присутствовали и присутствуют. Все наши мероприятия, конкурсы, фестивали часто грешат этим. Состязательность как таковая в соревнованиях различных имеет в корне своем самолюбивые начала.

Любой человек ведь это чувствует, хотя все равно вынужден оставаться в области самолюбивых действий. Любые соревновательно-состязательные события –это всегда события самолюбия. Потому что они тешат наше самолюбие.

В области нравственной педагогики события, которые мы устраиваем с детьми, будут совсем другими. Ну, например, наиболее распространенные сейчас самолюбивые действия – это театр, различные представления. Сцена, зритель, головокружительный успех – атрибуты удовлетворения страсти самолюбия. Какой бы ты простой, добрый и хороший человек не был, но если ты выходишь на сцену, то в первую очередь для того, чтобы утвердиться перед другими.

И когда ты переживаешь радость от того, что хорошо выступил, т.е. выскочил вперед всех, стал над другими, и от того, что все поаплодировали тебе, ты радуешься и утверждаешься в своем самолюбии. В старые времена подметили: «Хвала первая порча».

 Многоголосье – это когда каждый дарит всем, что может

Если мы перейдем в область нравственной педагогики, то там эмоциональные действия, допустим, чтение стихотворения, пение, все останется, а сцена и зрительный зал исчезнут. Что же тогда появится? Появится личностный круг. Как это было в народе. В народе все садились в большой круг и в этом большом круге просто дарили друг другу кто что умеет. Один умеет петь – он поет. Другой умеет стихи читать – он декламирует. Такое событие мы назвали «многоголосьем». Мы только садимся не в одинарный круг, а в многослойный круг, потому что народу часто много собирается.

К многоголосью всегда готовимся по плану, тема объявляется заранее, ну например, недавно было у нас в училище многоголосье по теме «Семья». Были поставлены проблемные вопросы, над которыми будем думать на этом многоголосье. И каждый искал внутренний ответ для себя на эти вопросы, смотрел литературу, читал что-то. Примерно месяц мы к нему готовились. Было предложено всем по этой теме готовиться. А так как многие знают, как будет проходить многоголосие и любят его, то, конечно же, все и готовились.

Есть одно важное условие: слово твое или же твое действие в многоголосье должно быть высокохудожественно. Ты можешь от себя лично произносить, но твое личное слово тоже должно быть художественно высоким. А так как большинство лично высокохудожественным словом не владеет, то можешь пользоваться уже готовыми произведениями. Поэтому все начинают сразу листать сборники стихов, прозу, различные песенники.

В многоголосье могут быть представлены сразу до десятка жанров. Это жанры художественного слова, песни, музыки: ты можешь прийти с флейтой, с гитарой, с пианино рядом выступить; жанр драмы – может быть инсценировка; жанр живописи – ты можешь прийти с картинами; а еще был и жанр кино: когда на одном многоголосье участник на потолок проецировал слайдовые картинки. Это было неожиданно и очень богато, может и телевизор быть использован с видео. Звучали яркие образцы жанра устного народного творчества: афоризмы, поговорки, пословицы («От пословицы не уйдешь» ), философские изречения, притчи тоже использовались.

Получается, что открывалось самое широкое поле для проявления любых способностей и дарований.

Садятся все в общий многослойный круг, при этом всегда окружающая обстановка каким-то образом бывает оформлена.

Когда мы вошли в зал, подготовленный к многоголосью по теме «Семья», я удивился, как преобразилось наше училищное фойе. Мы как будто бы вошли в горницу. Повсюду ковры, я не знаю, откуда только студенты принесли эти удивительные домотканые коврики, такие раньше обычно бывали в деревнях. Весь уголок был украшен женскими расписными платками. В одном месте было некое подобие русской печи. В общем, преобразилось все пространство.

Все сели. Никто не знает, кто с чем пришел, поэтому нет инсценирования, нет сценария и общих репетиций. Хотя при этом ты обязательно должен отрепетировать лично сам. Ты не должен коряво, неказисто произносить стихотворение, а только подобающим образом. Ты не можешь плохо петь или хотя бы фальшивить, надо спеть высокохудожественно.

Но это всё требования подготовки. В самом же многоголосье два основных правила: первое, – никто не знает, кто с чем пришел; и второе – никто не знает, кто за кем будет действовать, потому ты должен всем со-чувствовать.

При этом есть еще очень важное предупреждение: ты не можешь просто взять и вклиниться своим произведением в любом месте, потому что перед тобой прозвучало одно содержание, а ты вдруг повел не туда – так не должно быть. Ты должен ткать многоголосье, и оно у нас поднимается не как поле, на котором там и сям повырастали побеги. Оно должно расти как дерево. Первый побег вырос, второй обязательно от него идет, третий идет от второго, четвертый от третьего.

Возможно где-то и хоровое пение, потому что иногда бывает песня всем знакомая, мы можем все включиться, все подхватить. А иногда кто-нибудь всем знакомую песню так запоет, что все умолкнут и только слушают.

Но все должно быть именно по теме, ни в коем случае не так, что уже тема пошла, а вдруг следующий взял и рядышком новый побег дал. Это значит, ты не чувствуешь содержания многоголосья.

И тогда оказывается, что все действующие, слушающие, внемлющие, все творцы. Так всегда в народе было. И в этой народной форме нет никакого самолюбия. Хотя, конечно, оно может в тебе быть. Ты же можешь после того, как красиво прочел стихотворение, сидеть и внутренне тщеславиться, но это дело твое, твои проблемы.

А сама по себе форма многоголосья не предполагает никакого выскакивания. Нет после многоголосья и никаких хлопков, поздравлений, потому что это невозможно. Вот только что прозвучала песня и так прозвучала, что все живут ею, и вдруг хлопанье. Откуда хлопанье, какое хлопанье, после песни необходима тишина. Наполненная тишина. И тогда кто-то, продолжая песню, начал стихотворение. Да так продолжил, что точно дерево стало расти. К концу многоголосья (оно идет от 1, 5 до 3-х часов) все больше и больше сидят не шелохнувшись.

В такие моменты, к концу многоголосья наступает наполненная тишина. Одно многоголосье началось около 5–ти часов и к концу его (это была весна) на улице уже смеркалось, но никто не захотел включать света. И вот в этом полумраке наступила тишина. Как же она была богата!

Вот что такое многоголосье: все его очень богатые формы существуют в области нравственного. Хотя, конечно же, не без самолюбия мы там сидим. Конечно же, какие-то переживания  по поводу себя у кого-нибудь да происходят, но сама форма не требует никаких самолюбивых выступлений. Ну и тем более никаких оценок после такого богатого жизнью многоголосья мы не делаем. Хотя, может быть, кто-то неудачно выступил, не точно по теме сказал, но это подчеркивать нет никакой необходимости.

 

О скаутском движении

В Волгограде у нас есть скаутское объединение, и мы были на их двухдневных слетах. Жили вместе с ними. Они нас к себе пригласили. Скауты заинтересовались православием, более того, ведь у них приветствуются отношения с Богом. Общение было вполне живое.

Они нам были понятны по их духу. Все события, которые устраиваются у скаутов – это живые события, в которых человек живет естественно. Там нет показухи, формализма, не приветствуются выскочки. В этом смысле скауты – очень живое движение. И оно обычно быстро охватывает очень большие массы подростков. Почему и подростки, если руководителями организовано нормальное скаутское движение, с удовольствием туда идут и живут там хорошо. Там же, где возникают нелады у самих устроителей, некоторый авторитаризм, где есть какие-нибудь самолюбивые проявления у самих устроителей, там, конечно, скаутское движение приобретает ограниченные размеры.

В чем их явная недоработка? Скауты специально не идут в нравственную область. Они просто реально живут, как живется. Очень активно, творчески и очень открыто, но специальным трудом над нравственным в себе они не занимаются. Хотя и предполагаются ими отношения с Богом, но действительного вхождения в религиозность не происходит, потому что их отношения с Богом больше внешнего порядка. Но уже само по себе неформальное общение очень много дает. Поэтому в смысле того, что детского движения почти никакого нет, то лучше скаутское движение, а еще лучше, если внести туда и принципы нравственной педагогики.

Скаутское движение тем хорошо, что организует неформальное общение детей. Это уже много. Сегодня ведь этого, к сожалению, почти нет. Правда, неформального общения детей очень много. На дискотеках, например. Но там же совсем нет ничего нравственного.

В плане сегодняшней борьбы за детство скаутское движение обязательно должно быть используемо. И если кто-то готов вместе с этим движением идти в борьбу за детство, обогащенное нравственным движением, за детство, одухотворенное религиозным движением – пусть идет. Хорошо, если кто-то захочет вести даже простые занятия – ремесленные, кружковые – пусть это будет. Лишь бы дети не были подвержены той моральной разнузданности, которая сейчас, к сожалению, захватывает их. Сейчас надо просто спасать детство. Мы находимся в крайней ситуации глубокого поражения перед страшным нравственным насилием, которое идет через средства массовой информации.

Депутат, ученый Глазьев, выступая перед нами сказал, что сейчас в Государственной Думе есть очень сильная фракция православно ориентированных депутатов. Он как раз возглавляет эту фракцию. И он твердо заверил всех, это было сказано на аудиторию в две тысячи человек, что они поставят вопрос и внесут закон о контроле над СМИ, чтобы добиться прекращения этого безобразия безнравственности по телевидению. Конечно, это очень обнадеживает.

Но с другой стороны очень много значит работа и на местах. Я, например, точно могу сказать, что подростки, которые вошли в трудовую дружину при нашем училище, в течение года постепенно отошли от телевизора. Ведь «Праздность есть мать пороков».  Просто они сами отошли. Когда появляются нравственные внутренние приоритеты, то сам человек уже свободно отходит от всего безобразного. Так значит мы все властны эту работу проводить на местах?

У нас в детском поселении «Страна Детства» Марина Валерьевна, старший воспитатель, однажды провела такую, можно сказать, акцию. Дети все приехали с покемонами. Эти покемоны только что вошли в моду – у всех детей в карманах эти покемоны были. И ничего невозможно было с ними делать: беседу проводишь, а все играют с покемонами, событие какое-нибудь происходит, а они увлечены покемонами. И эти покемоны всю жизнь нашей «Страны Детства» портили. Так было поначалу. Тогда Марина Валерьевна собирает педсовет и всем воспитателям ставит вопрос: «Что делать?» В итоге, ночной педсовет выработал стратегию. Дело кончилось следующим: в течение трех дней шла серьезная, содержательная работа по поводу этих покемонов. Закончилось это акцией, в ходе которой покемоны должны быть сожжены. Но в сжигании каждый свободен. Пойдут сжигать те, кто готов. И вот прекрасный финал. Когда было это действие объявлено, почти все 120 детей, приехавших на поселение, побросали этих покемонов в костер. Но сколько-то детей все-таки сказали: «Нет, я с ними не расстанусь». Но когда они увидели, что все остальные с ними легко расстались и костер запылал, они не удержались. Все покемоны были уничтожены и другая смена была уже без покемонов.

Это совсем разные вещи – покемоны и куклы. Дети воспринимают, что это детская игрушка, как томагочи – он же голодает, его надо кормить.

Но покемоны страшнее, чем томагочи. А так как у нас «Страна Детства» православная, то в самой «Стране Детства» вообще невозможно быть покемонам и они были сожжены. Но никто не заставлял детей, они пришли к этому сами.

Я ведь этот пример привел только для того, чтобы показать – что бы там ни делалось на верху, мы с вами на местах имеем возможность все-таки работать с детьми так, чтобы они сами добровольно в жизни выбирали нравственную область. И, приходя к нравственным приоритетам, они самостоятельно совершали бы нравственные поступки. Некоторые поступки даже на уровне подвига. И к этому можно детей привести – это все от нас зависит.

Как я буду на своем рабочем месте, в своем общественном служении дальше вести работу, направляя себя и всех в область нравственную или же оставаясь в области самолюбивой, – это вопрос личный, и от того, как мы его разрешим, зависит, что будет происходить с нашими подопечными. А многое что может происходить.

Ведь в условиях даже крайней безнравственной разнузданности в окружающей социальной среде сейчас немало семей, в которых ничего безнравственного не происходит, потому что родители держат нравственную позицию. Потому что «Мать праведна – ограда каменна».  Школа «Дарования» – лучшая школа города, с которой мы сейчас работаем, так получилось, что она прямо рядом с нашим микрорайоном. Детки просто удивительные, конечно, там очень высокий уровень работы.

Но есть масса школ, в которых совершенно непонятно к чему идут. Я в одну школу зашел и убежал оттуда, – настолько тяжелая атмосфера стоит внутри школы. Иду через футбольное поле, выбегают дети, которые были только вчера у меня на празднике, в криках этих пятиклашек-третьеклашек – мат-перемат. Да что же это такое? В школе они, правда, не могут это себе позволить, а тут прямо запросто. Причем, и двое мальчишек, и трое девчонок – все сквернословят одинаково. А ведь сколько таких школ, в которых очень низкий уровень общения. Я однажды обнаружил прямо внутри школы: идет учительница, а рядом откровенно матерится восьмиклассник. Учительница спокойно прошла мимо. Все это потому что учителя уже не владеют ситуацией.

Но при этом есть же школы, в которых такое просто невозможно. Несмотря на то, что общая среда вся развращающая, в таких школах учителя просто поставили ситуацию совершенно по-другому. Так значит, многое от нас с вами зависит! Да, практически, всё зависит от нас. Можно даже и при разлагающем влиянии современного телевидения все равно воспитывать детей так, что они будут иметь прививку против этого зла.

Я часто вспоминаю учителя Гузмана из той же 91-й школы, преподавателя физики, кандидата наук. Очень он любил кино, и вел со старшеклассниками киноклуб. Его посещали все 50 наших старшеклассников. Я же, будучи заместителем по воспитательной работе, всю работу хорошо знал, более того, я ее курировал. Ни один из его учеников не матерился, ни один не курил, и ни один не запал на всякие боевики и развратные фильмы. Потому что они знали цену настоящего фильма. Он показывал им фильмы, фрагменты фильмов – методика была такая: просматривали фильм, потом дискуссия, потом его слово, объяснение, раскрытие содержания и смыслов какого-то эпизода, и так они, постигая смыслы, двигались. Они знали кино очень хорошо. И воспитание через кино давало очень хорошие результаты. Все дети были привиты от худого культурой кино. И из-за этого, конечно, были ограждены лично, внутренне от всякого внешнего бескультурья. Так много от нас зависит!

 Глава 6

Наш нравственный выбор

Уровень потребности веры определяет подход к человеку

Все люди имеют разную потребность веры. Если идти в жизни православной от этой разной потребности, надо, видимо, ее как-то определить. Священникам и преподавателям надо учитывать ее в работе, иначе будет непопадание в содержание. И в результате этого со временем потеря церковью какой-то части людей.

Конечно, в каких-то задаваемых действиях все могут участвовать искренне, а какая-то часть участвовать натянуто.

Если мы не будем адаптировать свои действия к каждой группе, то можно вовремя не заметить, что они для кого-то непосильны. Те же духовные беседы и их глубину необходимо дозировать. Ведь «Всякое дело мера красит».

Поначалу они будут свидетелями просто общности, потому что молодежь, все-таки еще и движима этим, общностью отношений, но потом начнет вот эта непосильность давать себя знать, и тогда неизбежна потеря людей, хотя, может быть, они со временем, прислушиваясь и пребывая со всеми, начали бы воцерковляться постепенно.

Постоянно же сталкиваясь с непосильным занятием, люди начнут отпадать. Я из практики вывел, что надо точно определяться, какой меры потребность веры должна присутствовать, чтобы ребята сами могли начинать внутренне нравственно трудиться.

 Так нам указал Господь

До нынешнего года мы нравственно двигались вперед, усваивая знания и затем, пытаясь по мере возможности осуществлять их в жизни. Жизненные обстоятельства и действия веры были как бы продолжением образовательного подхода.

В этом году мы в училище кардинально изменили содержание учебного процесса. В августе мы решили перестроиться. И поставили на первое место не знания, а нравственные добродетели. Затем должно следовать привитие к этим добродетелям веры, дабы совесть и чувство долга освящались бы верою. По этим критериям мы оценили студентов, работавших в летних поселениях.

Они у нас все расстроились. У одних высокая ответственность есть, у других она развита средне, у третьих ее вообще нет. У одних чувство долга есть, у других оно едва намечается, у третьих вовсе его нет. Одни живут всегда по совести, другие время от времени, третьи вообще не дают себе отчета, по совести ли они живут. И любая несостоятельность в чем-либо сразу обнаруживается в служении. Два летних месяца выявляют реальную картину.

По этим проявлениям добродетелей, а не по результатам учебы, мы расставили студентов по классам. И получилось, что иные по годам обучения должны из второго перейти в третий класс, а по реальным поступкам вдруг оказались в минусовом классе, т.е., в подготовительном отделении получается.

Когда результаты были объявлены, то многие пережили это как катастрофу. Потому что внутренне все шли осваивать знания, а по знаниям они у нас достаточно продвинутые, особенно девчата, окончившие школу с серебряными и золотыми медалями. И вдруг они-то и оказываются в минусовом классе.

 Человек предполагает, а Бог располагает

Тут произошла прямо «революция». Революционные группки проводили тайные митинги. Четыре-пять дней такое брожение шло. И в итоге бунтари решили: «Всё, собираем чемоданы, нам такое училище не нужно, мы уезжаем». Предводителем бунта был Валерий. Его заветная мечта – ряса, сверху черная, изнутри красная. Он только и думал как можно скорее стать священником, а потом протоиереем.

Но он при этом был очень искренний в своих проявлениях, ничего не скрывал. Когда требуется действительно нравственный поступок, он ругается, приходит в сильное раздражение и говорит, что это вообще насилие, невозможно такие поступки совершать и поэтому он их совершать не будет.

Несколько раз он порывался уехать. И всё время сравнивал семинарию с училищем: «Там меня сразу во второй класс примут, а через два года буду в четвертом. Быстро окончу и стану священником, а тут неизвестно, буду я когда-нибудь священником или нет». Но, несмотря на кризисы, которые он пережил за два года, он всё-таки оставался. А тут вдруг объявляют результаты и он оказывается в минусовом классе. Все в нем забурлило.

В августе окончился учебный год. И вот мы с трепетом отпустили всех на каникулы, с ожиданием – кто же вернется? Потрясающе – вернулись все! Валера, правда, испытал мощную атаку родных. Они у него имеют родственников в епархии. Его мама особенно сильно взбудоражилась из-за нововведений в училище и очень настаивала, чтобы он остался дома. Удивительно, но он не остался и приехал в училище.

Бурление в нем продолжалось. Где-то в середине ноября он пришел ко мне и говорит: «Батюшка, я принял окончательное решение – остаюсь». Я одобрил: «Ну, слава Богу, оставайся». И тут снова искушение – мама присылает телеграмму: «Валера, я договорилась, тебя ждут в Саратовской семинарии». И давай он у меня отпрашиваться хоть на один день, чтобы посмотреть, что там такое.

Я попытался ему объяснить, что это искушение, проверка веры – он соглашался, потом не соглашался, потом опять соглашался. Очень сильно маялся. Из-за его искренности обе части души активно сталкиваются. Осетинская горячая кровь прямо бурлит на перепутье. Хотя «Всякая молодость резвости полна».

Конечно, очень было жалко его, и мы все за него молились. Он все-таки испрашивает благословение съездить на два дня. А там заместитель директора семинарии как раз его дядя.

Он принимает его с распростертыми объятиями: «Сейчас же прямо пиши прошение и принимаем тебя сразу во второй класс». Потом беседа с епископом Лонгиным. Он его спрашивает: «А что тебя там не устраивает, в Волгоградском училище?» – «Да, они перевели всё на работу по обретению добродетелей и теперь по ним оценивают наше продвижение из класса в класс». – «Вы считаете, что добродетели церковному человеку не нужны?» – «Ну, конечно, нужны, но не так сразу».

Епископ предложил ему выбирать: «Действительно, возможность открыта, если хотите, примем, сразу во второй класс…»

Как только он это услышал, в нем все всколыхнулось. Вернулся и сообщает: «Батюшка, я написал прошение». И при этом опять его душа бурлит: «Но не знаю, правильно я поступил или неправильно». Три дня маялся и на клиросе поклоны клал, и опять все о нем молились. В итоге, говорит: «Батюшка, я не могу справиться».

Благо, за два года он научился различать в себе добро и зло, научился понимать внутренние искушения, слышать внутреннюю брань, но устоять не мог. «Батюшка, я не могу справиться с собою, что мне делать?». Я, видя его состояние, говорю: «Валера, ты дальше не сможешь в таком состоянии здесь учиться. Потому что будешь все время вести внутреннюю брань и, в конце концов, она тебя вынесет отсюда. Но ты вылетишь не только из училища, а вообще из православного внутреннего делания. Поэтому, пока в тебе ценность этого внутреннего духовного делания жива и ты борешься с самим собою, то поезжай, учись, но сохрани в себе то, что ты здесь получил».

С этим он и поехал. Потом пишет через две недели: «Не могу здесь находится, и вообще ужас что здесь делается: всё не так, всё не эдак. Везде и всюду какой-то формальный внешний лоск». Не приехал. Я думаю, он пошел по полусветской стезе.

 Когда душа выздоравливает и обретает добродетели

Когда мы вышли на критерий оценки реальной жизнью, то оказалось, что развитие ребенка другое, чем нам виделось. Мы то видели итоги по экзаменам, а общую жизнь мы просто характеризовали в плане воспитания. Воспитатели рекомендовали им как надо теперь с этим работать, но четких критериев не придерживались. А когда сделали прямую оценку и развели по классам, то каждый вдруг встретился с самим собой как он есть… Например, наши девочки-отличницы на неделю слегли. Они просто не могли ни ходить, ни двигаться, ничего делать. И потом, переболев это все, начали каяться, исповедоваться. Раньше я таких исповедей от наших ребят никогда не слышал. Они, переболев, все-таки решились идти по пути внутреннего делания. И их труд получил совсем иное качество.

У нас есть студентка Женя, она приехала из Одессы. Там она была регентом. Удивительный голос, дивная музыкальность. Поступила сразу во второй класс, а по новой оценке тоже попадает в минусовой. И в середине октября вдруг окончательно открывает для себя самое себя. Началось двухнедельное покаяние. Она, оказывается совсем не та, которую себе представляла: Всегда во всем первенствующая, во всем талантливая, и, конечно же, лучшая певунья. Все это слетело, и она раскаивается: «Батюшка, а я, оказывается, совсем далекая от Господа. Я по своим делам, по своему внутреннему чаянью, по своему устроению совсем живу не так. Хотя верить-то я верую, но эта вера от ума больше. А в реальных поступках и делах я не хочу так жить, я не хочу и даже боюсь так поступать. Для меня страшно поступить честно, правдиво до конца, я везде, оказывается, лукавлю».

Вот такое откровение она пережила, от которого выздоравливала месяца два. К Рождеству она как-то восстановилась в некотором мире с собой. И каждую неделю исповедовалась. Вот такие начались удивительные преобразования. И я убедился, что действительно, переход от формального обучения знаниям к реально-исповедническому пути развития дает совершенно новую, выражаясь светским языком, программу воспитательного процесса.

Но они не сами определяют свой реальный уровень. Собирается педсовет. Оценка дается обязательно только по поступкам. Вспоминаются конкретные ситуации за прошедшие, допустим, два месяца. Многое для объективной оценки дает  работа на поселении – это конкретное дело, это реальная жизнь, и там очень хорошо проверяются совесть, чувство долга перед детьми и перед родителями, ответственность, практически, все, обретаемые нашими студентами добродетели.

Первое – совесть, чувства долга, чувство обязанности, т.е., слышание своих обязанностей и четкое их исполнение, знание их, в чем они состоят от и до, в какие сроки они должны быть выполнены.

Причем, это мои отношения с делом, потому что обязанности лежат в деле и поэтому слышание участков дела, слышание их последовательности – вот чувство обязанности. А чувство ответственности обращено к Вам, как к подателю. По обязанности я дело выполнил, а по ответственности я отвечаю перед Вами.

Может оказаться, что по обязанности я всё дело выполнил, а по отношению к Вам буду безответственным. Например, надо представить к сроку итоги работы. Потому что Вы планируете от этих итогов дальнейшую работу. А у меня ответственности перед Вами никакой нет, я вам их не принес. А дело я при этом сделал, потому что я его люблю, более того, ринулся дальше его делать и по чувству обязанности я всё время его делаю. Но у меня нет никакой потребности доложить Вам о деле достаточно полно, чтобы Вы были спокойны.

Может оказаться, что нет ответственности перед ребенком. Студент всё необходимое выполняет, но, оказывается, из любви к событиям, а не к ребенку, потому что у него ответственности перед ребенком нет. А «В ком добра нет, в том и правды мало».

В чем же разница между долгом и ответственностью?

Ответственность возникает, допустим, когда мне дают поручение. С появлением ребенка у меня, как у родителя, возникает перед ним ответственность.

А чувство долга присутствует во мне независимо от отношений. Чувства сыновнего долга, если оно есть, проявится независимо от характера его родителя.

В бытность заместителем директора школы по воспитательной работе, я наблюдал голодающих по целой неделе детей, помогая им как мог, потому что папаша запил с друзьями, а мама гуляет со своими подругами. Всё в доме съедено взрослыми, холодильник пустой, дети голодные целую неделю. Некоторые дети падали в обморок от голода. Чувства ответственности перед такой матерью ребенок не имеет, потому что она никак о нем не печется. А вот по чувству долга он продолжает ее считать матерью. Удивительно. Или же такой случай. Лежит в луже пьяный, и рядом с ним мальчуган пятилетний всех прохожих отгоняет: «Не трогайте, это мой папа». Это чувство долга. Оно не зависит от того, как папа относится к сыну.

Чувство долга более глубокое явление воли, а чувство ответственности имеет временный характер. И если чувство долга вне времени, то чувство ответственности всегда конкретно событийно.

Потом идет справедливость в ее трех проявлениях: правдивость по уму, искренность по сердцу, как посвященность ближнему и честность по воле, как честность поступка, – это как минимум держать слово. Потому что на словах часто много можем пообещать, а волевого действия не исполним.

А если честность есть, то она всегда заставит слово держать. По уму – это правда. В старину говорили «В ком честь, в том и правда».

Искренность требует всё время быть обращенным на ближнего. Причем это и есть открытость, которая свойственна любому человеку, в том числе и лукавому.

Есть и другая сторона: допустим, он весь из себя праздный и в этой праздности – в пьянстве, пении похабных частушек весь будет открытый перед вами и в такой открытости всех увлечет и заворожит. Но это открытость в грехе.

Подлинная искренность сугубо добродетельна, поэтому она не может происходить во грехе. Это расположение к ближнему, расположение добром, посвященность ему. Искренность должна быть все время сочетана с правдивостью. Поэтому это единая добродетель – справедливость, которая имеет трехчастное проявление.

Но я могу сделать приятное, но не благое дело. Тогда это будет открытость, которая смешана с грехом.

А если ты хочешь кому-то действительно помочь, но не знаешь, что именно ему нужно, это означает, что ты недостаточно искренен. Т.е. в этой добродетели ты незрячий либо по причине немощи в самой добродетели, либо по причине ее неведения, либо по причине ее смешанности с грехом, с какой-то скрытой корыстью. Корысть закрывает ее полностью.

В основе духовной жизни лежит нравственность. На добродетели справедливости мы впервые наткнулись в книгах Дьяченко. В его больших сборниках по Евангелиям. Он там же берет отрывки кого-то из авторов и из проповедей священников, приводит их и раскрывает.

Сейчас мы обратились к художественной литературе, в том числе и советской, где многие нравственные добродетели описаны на примерах очень ярких, живых поступков.

Почитание особенно полно описано в книге Громыко «В мире русской деревни». Это Петербургский исследователь-этнограф. Я использовал его материалы в своей книге «Обрести себя».

Оказывается, почитание в России поддерживалось на всех уровнях: начиная с личных отношений дома, потом среди односельчан и на уровне административной власти и даже в суде.

Книгу «В мире русской деревни» желательно прочесть всем. Там все описывается документально точно с использованием материалов архивов. Но слог у него художественный, близкий сердцу, открытый. И что очень важно, он очень любит русский быт. Этим прямо «дышит» книга.

Существует потрясающая русская добродетель – находчивость. Однажды с этой добродетелью я встретился в Екатеринбурге.

Когда-то была предпринята экспедиция из 6 человек на собачьих упряжках в тундру, по побережью Северного Ледовитого океана. Организатор – Сибирское отделение Российской Академии наук. Собрали 6 человек с высокими нравственными, моральными, психическими свойствами и качествами. И вот среди этих шести был на сегодняшний день один из наших самых серьезных специалистов-тренеров по экстремальным ситуациям. Он утверждал, что русский человек побеждал и в бою благодаря этому свойству. И это свойство важная нравственная черта именно русского характера.

Многие качества нарабатываемые, а находчивость – это нечто природное. Это то, что дается человеку при рождении.

Например, выносливость – это явление тренируемое, физическое, а в душевном плане – это терпение. Поэтому добродетель не выносливость, а терпение. А находчивость мы тоже воспринимаем как добродетель. Она часто проявляется в экстремальных ситуациях. Это соединение ума, сердца и воли. Оказывается, по его классификации, экстремальные ситуации – это ситуации, к которым ты не готов, у тебя не было до этого никакого знания и опыта поведения в этой ситуации, никаких тренировок, там тебя спасти может только одна добродетель – находчивость. Это свойство не только русского человека. Она свойственна всем народам.

Проверяется эта черта характера именно в обстоятельствах экстремальных, которые могут быть природные, бытовые или общенческие.

Когда я всё это рассказал в училище, – тут же сразу все поднялись. Оказывается, что все очень любят Суворова и все Суворовские методы, стиль его отношений с солдатами.

Начиная даже с того, что он приедет к солдатам, соскочит с лошади, и сразу – неожиданные вопросы. При этом требуется буквально полминуты, чтобы найтись в ответе. Бывает, солдат хороший, но не нашелся: «Эх!» - скажет и пройдет мимо. Тут нужна находчивость ума. Он говорил, что находчивость ума должна обязательно проявиться в находчивости воли. Тогда не страшна любая экстремальная ситуация в бою. Он любил создавать для тренировки солдат и офицеров ситуации совершенно неожиданные. Кстати, знаменитый переход Суворова через Альпы – это была сугубо находчивость выдающегося полководца.

Ни карт, ни времени на подготовку, постоянные налеты. И поднялся, и перешел, и тут же спустился, марш-бросок и в бой.

И еще одна добродетель – это попечительность и забота. Т.е., чуткость к чужой нужде.

Попечительность – это добродетель воли, а по сердцу – это чуткость к нужде. Она характерна тем, что если я увидел нужду, то моя естественная реакция будет – участвовать и сразу помочь, не оглядываясь на свои дела, еще на что-то.

Эта добродетель не знает своих интересов, если она действительно почувствовала нужду. Ведь «Нужда свой закон пишет».

Мы ставим добродетели в основу нашего нравственного воспитания.

 В добродетелях исполняют заповеди Господни

Естественные добродетели дают способность к исполнению заповедей Господних на нравственном уровне, т.е., на уровне ветхозаветном. Так складывается праведность.

Параллельно ведется работа над христианскими добродетелями. Эти шесть христианских базовых добродетелей положил в основу своего воспитательного дела свт. Иннокентий Московский в брошюрке-статье «Воспитание духовного юношества».

Первая добродетель, которая ведет в христианскую жизнь – это самоукорение. Это тот ключик, который открывает свободу Святому Духу. Если я этого ключика не имею, то Духу Святому всё время ставлю запрет и всё время буду в самооправдании либо в обиде.

Дальше идет послушание, воздержание, труд, смирение, молитва. Таков порядок их освоения. Работа над ними выстроилась у нас в пять лет внутреннего делания.

Первые три года идет освоение четырех добродетелей – это самоукорение, послушание, воздержание и молитва.

На третий год – добавляется труд. Кстати, труд невозможен, если у тебя нет послушания, нет воздержания, нет самоукорения. После собственно учебного процесса студенты попадают в ситуацию послушания и труда. И должны перейти из работы в труд, потому что всем нам свойственно работать, а труд нам не свойственен. Это вообще трагедия сегодняшнего человека. Результатом работы является любое исполнение дела. Результатом труда является удовлетворенный нравственно человек. В этом разница. Ведь «Трудовое беспорочно, хоть и мало да прочно».

Поэтому труд – это категория нравственная. А работа – категория профессиональная. Русскому человеку это искони было свойственно. Быть именно трудовым человеком.

После освоения «привычки» труда можно осваивать смирение. Не пройдя трудовую школу, к смирению подойти, оказывается, нам почти невозможно. Человек просто его не слышит в себе. Он делает некие надуманные вещи – смирение от сознания, а смирения как добродетели он не знает. Вообще все святые отцы пишут, что смирение – это тайна тайн. «Смиренных Господь духом спасает».

 

По ступенькам обретения добродетелей

Первый шаг – правдивость и справедливость, далее  – обязательность, другая добродетель.

Оказалось, что многие добродетели просто неузнаваемы не только детьми, но и взрослыми. Над чувством долга, например, мы бились два месяца, прежде, чем студенты стали хоть как-то слышать, что это такое. Оказалось, что это самая трудная добродетель.

На втором этапе надо обрести искренность и ответственность – следующие из добродетелей справедливости. После ясного различения правдивости и после работы над правдивостью и обязательностью уже легче перейти к искренности, потому что правдивость требует ее от сердца. Но если начать с искренности, то оказывается, что неправдивое состояние – затуманивает сердце. А ответственность легче слышать после того, как ты освоил обязательность.

На третьем этапе – обретаются или закрепляются три остальные добродетели: честность, чувство долга и совестливость. Может получиться, что кто-то имеет уже чувство долга и ответственность, а других добродетелей не имеет. И если он хочет работать над ними, то последовательность работы будет в три этапа.

На первом этапе надо уразуметь эти добродетели. С этой целью проводятся собеседования. Занятия – это просто лекции, на которых каждая добродетель описывается на уровне действий, которыми она совершается. Тут была большая сложность для нас – каждую из добродетелей выписать в действиях. Эта работа идет постоянно. Например, правдивость, искренность и честность удалось сейчас описать по действиям, используя труды аввы Дорофея, а вот описать по действиям чувство долга мы так и не смогли. Пока мы его просто описываем по нашим жизненным ситуациям, чтобы все его узнавали.

Итак, сначала студенты слушают лекцию, а потом материал обязательно надо усвоить в собеседовании. Собирается группа, решивших работать над выбранными добродетелями, с ними воспитатель. Каждый говорит, как понимает, узнает в жизненных обстоятельствах, приводит пример. Получается однодневный семинар.

Дальше начинается испытание себя на наличие этой добродетели в жизни. Те же четверо или пятеро участников собеседования собираются раз в неделю и вспоминают ситуации, потребовавшие исполнения этих добродетелей. Это нужно делать на совете, потому что, если кто-то не узнает эти ситуации, то другие подскажут. Ведь только «Кто не слушает советов, тому нечем помочь».  Действительно ли он исполнил эту добродетель – он сам себе тоже не всегда отдает отчет. Ему кажется, что исполнил, а свидетель говорит: «А почему ты так сделал?». – «Да, оказывается, у меня была корысть». Происходит взаимоподдержка и углубленное осмысление поступка через видение другого. Оценивая себя, человек часто склонен оправдывать себя. А обсуждение ситуации с другими помогает пробудить самоукорение. При этом главная задача воспитателя – выявить причины, почему человек эти добродетели не исполняет.

Добродетель – трудное обретение. Чаще всего, мы думаем что исполняем добродетель, а вместо нее делаем наоборот. На самом деле мы делаем что-нибудь самолюбивое и самооправдательное. И тогда увидеть это помогает воспитатель. Отвечая на вопросы воспитателя, всматриваешься в себя: откуда пошел позыв или порыв именно такого поступка и вдруг оказывается – это самолюбие. А ты и не подозревал. Но сказать ему, что это у тебя из самолюбия, воспитатель не имеет права. Человек должен «услышать» сам. Поэтому искусство преподавателя или воспитателя заключается в том, чтобы правильно задать вопрос.

Третье подспорье в делании – это личный дневник.

В колонках пишут действия христианских добродетелей на каждый день. Фиксируются моменты, когда человек согрешил против этой добродетели. Это, по сути, дневник покаяния. Он занимает совсем немного времени по описанию, но работа очень серьезная: во-первых, нужно быть внимательным весь день. Обнаружив свой грех против добродетели, нужно тут же покаяться. Записать обязательно сколько нужно раз «Господи, прости». Бывает, что и заплачешь. Ну и поплачь, а в субботу всё это исповедай в церкви.

Это касается христианских и естественных добродетелей. Можно работать одновременно не более чем над тремя добродетелями. Больше трех не рекомендуем, потому что человеку больше не осилить одновременно. Тут основа – внутренняя работа, внутренний анализ, конкретный труд над внутренним человеком.

А сил порой не оказывается на эту конкретику. Как мы вошли в эту конкретику, сразу почти у всех стало прорываться: «Я не хочу», «Это не по мне», «Это дело святых», «Это не мое дело». Оказывается, насколько самообразованный наш сегодняшний человек, даже наши студенты, хотя они очень все продвинутые в плане искренности, но и они оказались у нас совершенно не готовы.

С дневником постоянно работают воспитатели и духовники. Я думаю, что ревность рождает горесть и скорбь о соделанных грехах. Поэтому автор дневника пытается исполнить само действие добродетели. Но можно исполнять рациональным умом, можно сердечным, или на уровне чувств. А может быть, это действие волевое, а в воле корысть? А «Своя воля или рай, или дьявол в человеке». Вот и начинаем разбираться в таких сложных вещах.

Нравственную работу над добродетелями обязательно проводим уже несколько лет с детьми в летних лагерях. Существуют некоторые формы работы и в педагогической школе общения.

Важна система на разных уровнях, важно многое учитывать, потому что когда к делу приступаешь, то оно всегда имеет какую-то технологию и если ее учесть, то много ошибок можно избежать.

 

Глава 7

Размышления о духовно-нравственном воспитании

Несколько лет тому назад на Камчатке прошла конференция «Духовно-нравственное воспитание школьников». На этой конференции открылся один очень интересный факт: несмотря на то, что было очень много участников, – почти все пси-хологи, педагоги области, представители университета, –  никто не дал ясного и чет-кого определения духовности.

Мы много говорим о духовно-нравственном воспитании и чем дальше продвига-емся, тем больше убеждаемся, что необходимо, прежде всего, не обучать, а воспиты-вать. На последних Рождественских чтениях уже совершенно официально прозвучало мнение, которое было принято как решение, что приоритет должен отдаваться не об-разованию, а воспитанию, как, в общем-то, всегда и было, и что особенно необходимо в наше время. Но, откровенно говоря, что такое духовно-нравственное воспитание, мало кто имеет понятие. Вообще, мало кто этим занимается практически, и конечно, мало кто имеет значительный опыт в этом.

В своем училище мы стремимся как раз всё это сочетать. Я долго занимался этим вопросом, будучи профессиональным педагогом, в рамках советской педагогики, в основном, а потом, когда стал священнослужителем, организовал у себя в Вол-гоградской епархии, как мне представляется, целый педагогический комплекс, обу-чающий и нравственно воспитывающий. В него входят гимназия и педагогическое училище, которое готовит именно воспитателей духовно-нравственных основ в лю-дях. А еще что очень важно, мы организовали так называемое семейное поселение, понимая, что невозможно воспитывать детей нравственно и духовно, если нет благо-воспитанной семьи. Считаю это абсолютно очевидным, потому что, если «Семья во-юет, а один всегда горюет» .

Из всех книг, написанных мной, может быть, только одна чисто церковная – «Пути и ошибки первоначальных», а остальные посвящены в основном вопросам пе-дагогики и подходят абсолютно для всех современных педагогов. Одна из них назы-вается «От зачатия до рождения» – это о духовном воспитании ребенка, обратите внимание, во внутриутробный период. Другая книга называется «Нравственное раз-витие ребенка» – это продолжение первой. Там я рассматриваю конкретные периоды духовно-нравственного развития ребенка, не физиологического и не интеллектуаль-ного, а духовно-нравственного. Такие периоды тоже есть, но мы на них не обращаем внимания; а если мы будем знать эти закономерности, то воспитание будет иметь бо-лее целенаправленный характер. Следующие две книги посвящены вопросам семьи – «Культура семейных отношений» – это как должно быть в счастливой семье, и «Пси-хопатический круг в семье», – что на самом деле есть, и как от этого избавляться, о причинах всех наших ссор, раздоров, нестроений в семье. Еще одна книга называется «Обрести себя» – это, можно сказать, духовно-нравственная психология личности. Очень интересная книга для молодежи и воспитателей, которые с ней занимаются – «Тихий разговор с совестью». Это просто запись нескольких бесед, которые нацелены в основном на то, чтобы побудить человека вести внутреннюю работу над собой.

Учитывая специфику детского дома, я попробую в размышлении исследователя обозначить возможности нравственного воспитания в подобном учреждении, в кото-ром в разновозрастных группах живут несколько десятков детей.

 Воспитание начинается сразу после зачатия человека

Начнем с того непреложного обстоятельства, что образование и формирование ребенка начинается с зачатия. В зачатии происходит соединение двух начал – мате-ринского и отцовского. Соединяются не только телесность матери и отца, соединяют-ся душа отцовская и материнская в единую душу ребенка, и происходит соединение духа человеческого отцовского и материнского в ребенке. В этот самый момент с за-чатием ребенка происходит Божье благословение на совершение данного ребенка не как физиологического существа, а как человеческой личности. В дуновении дыхания жизни от Бога, в благословении Его совершает человеческое существо начало лич-ностного возрастания.

Ни одно живое существо, кроме человека, личностью не является. В то же время душевный и телесный состав человека имеет много общего с животными. Недаром различные физиологические особенности людей исследуют в медицине на животных, и во многом удачно, потому что, оказывается, все то, что испытано на животных, ра-ботает и на человеке.

И только одно невозможно испытать на животном и потом перенести на человека – это проявления личности. В силу того, что категория личности не носит животного характера, то возникает вопрос: откуда тогда она?

Церковь в лице святых отцов признает, что личность от Бога. Потому что первой и всегда присутствующей в мире Личностью является Сам Бог, а значит личностное свойственно Самому Богу. Божество личностно изначально.

Следовательно, человек обрести личностное может только от Бога, больше неот-куда. В самом зачатии благословение Господне придает человеческому естеству лич-ностное начало, и с этого момента в утробе матери начинает развиваться не просто физиологически-душевное существо, а личность.

К сожалению, все родители детей, которые оказываются брошенными, это те, кто в своем личностном развитии не состоялись и не совершились. Хотя у них есть все признаки личностного существования, потому что они тоже социальны, но только принадлежат к тому социальному сообществу, которое больше развивалось не по ды-ханию и движению совести, а по дыханию и движению самости.

Личность, перехваченная самолюбием, развивается в самостное состояние. Са-мостное значит горделивое, себе угодное, себялюбивое, эгоистическое. И в этом эго-изме личность все больше начинает жить не тонким составом своего духа и даже не нравственными душевными возможностями, такими как чувство долга, ответствен-ность, обязательность, правдивость, а подвергается угнетению противоположными качествами и свойствами – ожесточением, агрессивностью, обидчивостью, завистью, корыстью.

Одновременно с этим самость все больше и больше склоняет человека к тому, чтобы жизнь воспринимать как жизнь тела. Поэтому различные телесные отправления становятся ведущими для самости: поесть, поспать, доставить различные удо-вольствия и отдохновения для тела, все виды комфорта, телесные радости; в этом ряду и различные современные танцы, в которых молодежь получает некое телесное услаждение, когда душа увлекается и живет телом. Не зря говорили: «Грешное тело и душу съело».  Видимо, родители таких детей были настолько увлечены в телесное, что помимо ожесточения, равнодушия к детям, эгоизма была у них еще и увлечен-ность такими телесными отправлениями, как пьянство, скорее всего, крайнее чрево-угодие, различные застольные увеселения…

То есть это, фактически, полное смещение от жизни духа в сторону жизни тела. А промежуточная, срединная часть – душа тоже увлекается телесными отправлениями и обеспечивает и обслуживает тело. В результате такой родитель, прежде чем зачать ребенка, совершает очень много грехов, то есть преступлений против своего нравственного начала, против совести, против нравственного чувства, против чувства долга, против всех своих нравственных достояний. Эти родители, по всей видимости, не каялись в своих грехах, а греховную жизнь воспринимали как норму, более того, обращались к ней как к вожделению и, исполняясь в этом вожделении, чувствовали удовлетворение и некую радость жизни. Получалось, что жизнь, фактически, вся ста-ла грехом, а грех стал нормой, и вместо жизненности возобладала живость греховная.

Когда в душе и в духе совершаются преступления против нравственности и со-вести в человеке, то эти грехи, будучи нераскаянными, становятся частью души и  ее принадлежностью. Душа извращается, становится превратной, страстной душой. И в момент зачатия происходит не только соединение телесности отца и матери, но и со-единение этих превращенных, извращенных страстью душ, материнской и отцовской, в душу ребенка. И тогда душа детская несет в себе нераскаянные грехи не только ро-дителей, но и предыдущего поколения – дедов и бабушек, и предпредыдущего – пра-бабушек и прадедушек.

 

Усугубление наследия греха

Советский период жизни нашего народа – это целиком период беспокаянной жизни в силу отчуждения от церкви, в силу потери самой потребности в исповеди и примирении с Богом, а значит в силу потери самой традиции очищения от греха. Сколько безбожных поколений предшествовали сегодняшним? Нынешние дети – это либо четвертое, либо пятое поколение тех, которые не знали покаяния и очищения от греха. А это значит, что вся сумма греховных поступков, совершенных во всех пред-дущих поколениях, присутствует в сегодняшних детях.

Она может присутствовать в ребенке в виде внутреннего влечения ко греху. Может реализоваться и состояться, а может и не состояться. Мера этих греховных влечений может быть глубокой, может быть поверхностной. Влечения эти могут про-являться в самом раннем детском возрасте, могут и у какого-то подростка, а некото-рые влечения начинают проявляться в юношеском или уже в зрелом возрасте. Есть целый ряд влечений, которые как бы спят в духе ребенка, подростка или юноши и проявляются только лишь в зрелости. А «Что запасешь, то и с собой понесешь».

Нередко из детского дома или из дома малютки бездетные родители берут детей на воспитание. При этом, они часто умиляются детской искренностью, детской тягой семилеток или шестилеток, а в особенности трехлеток выражать любовь, называть не-знакомых тетю и дядю мамой и папой. Конечно же, приемные родители откликаются на этот детский позыв и приемлют их как свое родное дитя, полагая, что чистота дет-ского влечения и есть чистота детской души. А спустя несколько лет с ужасом обна-руживают неожиданные проявления греха, причем в таком виде, в котором вообще не предполагали. Одни грехи обнаруживаются в возрасте 7-8 лет, другие в подростковом возрасте, третьи в юношеском. Предположить присутствие этого греха в ребенке, ко-торого они принимали из детского дома, казалось, было невозможно.

Скрытое давление греха или скрытое греховное влечение в детях от родителей, проведших совершенно греховную жизнь, бывает настолько серьезно и настолько не-изменяемо на протяжении многих лет, что порою приемные родители просто не в со-стоянии управиться со своими детьми в подростковом и юношеском возрасте. И мы знаем сегодня немало случаев, когда в нормальной, доброй семье, в которой есть свои собственные дети и еще приемные, не удается вытравить из ребенка его греховных наклонностей. Такими наклонностями чаще всего в последнее время являются склон-ность к воровству почти до состояния клептомании и потребность в бродяжничестве. Бывает, что обстановка в семье хорошая и ребенок до 12 лет никаких наклонностей к бродяжничеству не выражал, хотя временами мог целыми днями пропадать где-то, но в 12-13 лет вдруг уходит из дома и появляется спустя неделю, потом пропадает на ме-сяц, потом оказывается, что он успел уже попутешествовать по всей России. И сколь-ко родители ни пытаются его остепенить, снова вернуть в дом и сделать домашним ребенком, ничего не получается – бродяжничество становится ведущей страстью это-го подростка.

Встречаются также либо крайняя обидчивость, либо ожесточение, которое вдруг начинает проявляться в виде жестокости сначала по отношению к животным, потом по отношению к младшим братьям и сестрам, причем неродным, бывают случаи, когда приемный младший начинает мучить старших детей, родных в этой семье.

Проявляются самые различные формы психопатических отношений, когда ребе-нок с какого-то возраста начинает выводить из себя родителей. При этом сколько бы родители ни пытались удержаться, сохранить степенность, ребенок все-таки достает их, зацепляет и в конце концов выводит из себя. Как выведет из себя, тогда только успокаивается и оказывается как бы довольным.

Склонность к пьянству, склонность к развратному образу жизни может про-явиться с 15 и до 25 лет. Хотя до этого, казалось бы, ничто не предвещало такого по-ворота событий. При этом проявившаяся склонность к пьянству или разврату оказы-вается такой сильной, что преодолеть ее почти невозможно.

Я знаю несколько случаев, когда мать, разведясь с мужем, выращивала прием-ную девочку. Вдруг она стала с 15 лет исчезать из дома, потом появляться совершен-но пьяной, потом ее привезли какие-то торговцы с рынка, потом какие-то лихие «братки» бросили ее перед домом. Потом она стала постоянно уходить к ним и в 17 лет совсем ушла из дома. Мать применила все способы: и соседей привлекала, и род-ных, и учителей, и участкового – ничто не помогло. В результате девочка, отдав ма-тери нарожденного в похождениях дитя, живет теперь, занимаясь проституцией. Но ведь до 15-летнего возраста она жила в нормальных человеческих условиях – каза-лось бы, должна быть вполне хорошо воспитана, тем более, что мама верующая.

Такие крутые проявления преступного характера имеют непреодолимую силу в детях и подростках по причине того, что предыдущие несколько поколений жили греховно. А ведь даже «Большой грех скорее малого прощается, потому что человек покается».

 

Троичное единство души – основа счастья ребенка

Соединение двух родительских душ в детской душе всегда имеет еще и богода-рованную, добрую, нравственную природу. В любом ребенке, даже в самом худом есть два начала – доброе и злое. И рядом со злым, преступным началом всегда есть начало доброе, совестливое. Даже в тех родителях, которые лишены родительских прав, все равно тоже есть два начала– при наличии безответственности, эгоизма есть совестливое начало. И поэтому душа ребенка, воспринятая от родителей, обретается все-таки как цельная душа. Это чувство цельности собственной души ребенка вырас-тает из восприятия цельности родителей. Для него мама не отдельно от папы и папа не отдельно от мамы, а они составляют вместе некое единое целое. И поэтому ребенок, видя маму пьющую или же папу гуляющего или ругающегося, видя преступное поведение родителей, душою все равно слышит их едино, как своих родителей, как свою семью. Это внутреннее детское чувство единства семьи в родителях, а соответ-ственно в нем самом, в его детской душе и через это восприятие семьи как целого в троице – папа, мама и я – это глубокое удивительное свойство единства детской души. Такова природа всякого человека.

Мы все с вами несем в себе эту природу троичного единства в своей собственной душе. Это троичное единство составляет нашу внутреннюю цельность, внутреннюю полноту. Чувство этой полноты и есть чувство счастья. Там, где это чувство внутренней полноты не разъединено в душе, там человек живет как счастливый. Пол-нота его внутреннего троичного восприятия себя как части от родителей, а с родите-лями как единого целого и несется через всю жизнь как цельность и радость челове-ческая.

Конечно же, счастливы те из нас, кто несет в себе это чувство искони, то есть от самого детства. Если ничто в событиях жизни не повредило это чувство троичной цельности, значит сохраняется чувство полноты счастья жизни. Как обнаружить тако-го человека? Очень просто. Люди, имеющие такую троичную цельность, имеют все-гда удивительное великодушие. Их ничем нельзя задеть – ни оскорблением, ни дела-нием чего-либо поперек их предложений, ни какими другими движениями, которыми люди обычно бывают задеваемы, потому что троическую цельность его души ничем не порушить. Как вода стекает со стекла, так и любые оскорбления или же неприят-ности окружающих условий скатываются с покрова его души. Человек сквозь все об-стоятельства жизни, даже самые неприятные и очень болезненные для кого-то друго-го, проходит легко с великодушной улыбчивостью и радушной открытостью ко всем людям.

Я в своей жизни таких людей не встречал. Разве что таковыми являются, может быть, мои духовные наставники, но я их великодушного и радушного поведения в экстремальных проявлениях не имел возможности видеть, потому что когда прихо-дишь за их духовным руководством, то  беседа или исповедь происходит в условиях спокойных, размеренных, где не может быть никаких неожиданностей. Поэтому как они ведут себя в экстремальных ситуациях, что происходит с ними, когда их кто-нибудь заденет или чем-то оскорбит, я не был свидетелем. Поэтому я и говорю, что я таких людей не встречал. Хотя я могу предполагать, что кто-то из моих духовников и тех духовных людей, с которыми я имел близкое общение, и в экстремальных усло-виях так же великодушны и радушны, как в условиях обычных. Могу только предпо-лагать.

Думаю, что рядом с нами наверняка есть такие люди, потому что человечество не может быть обделено совершенно, а уж среди русского народа точно есть такие люди. Хотя, наверное, любой из вас встречал в окружении своих знакомых или людей, с которыми столкнулся на жизненном пути, какое-то подобие такого характера, такой цельности натуры, великодушия и радушия.

С таким человеком легко идти по жизни. Ты от усталости изнываешь и уже па-даешь, а он тебя воодушевит и ободрит. Хоть вы и живете с ним в одних и тех же условиях, но ты уже потерял всякое присутствие духа, и он должен бы потерять, но почему-то не теряет. В нем дух все время присутствует, он всегда в оптимистическом, бодром настроении. Это естественное свойство всякого человека, которое должно быть при нормальном семейном развитии.

При нормальных родителях, которые имеют троическую цельность в душе, нарождаются троически цельные дети, которые уверенно идут по жизни и нарождают следующее поколение таких же детей. Великое множество поколений пережило чело-вечество, и из поколения в поколение это качество должно еще и умножаться. Коль цельные душой родители народили цельное дитя, участвуют в его воспитании, а зна-чит в его усовершении, значит, дитя должно быть более совершенным, чем родители. Это дитя, вырастая, становится родителем, рождает следующее поколение, которое еще усовершается по отношению к нему. В итоге к нынешнему поколению мы с вами должны быть людьми почти совершенными.

В воображении это можно представить, но в действительности то, о чем я сейчас говорю, услышит только тот, кто в жизни встречал таких людей. Потому что это яв-ление неописуемое. И только лишь через опыт живой встречи с такими людьми мы можем услышать, о чем идет речь.

Да, действительно, реальное явление человеческой красоты, цельности неопису-емо никакими литературными произведениями. Оно воспринимается в реальном бо-гатстве своем только лишь в личном общении.

Там, где мы говорим о нравственных отношениях, мы всегда говорим о личных отношениях человека с человеком. Это не опосредованные отношения через рассказ, слово, не образное воздействие через художественное произведение литературы, му-зыки, живописи. Это всегда личные, прямые отношения человека с человеком.

 

Любовь – потребность единения со всяким человеком

Ребенок, ощущающий в себе троическую цельность родителей и себя, постоянно желает, встречаясь с каждым человеком, иметь такую же цельность и такое же едино-душие, какое он имеет внутри себя по отношению к родителям. Кстати, когда мы, встретив дорогого человека, хотим его обнять, то телесным образом проявляется та самая душевная потребность воспринять человека в душе своей.

У людей святых о потребности обнять физически я не слышал, но потребность обнять молитвенно, обнять духовно, потребность обнять душевно обязательно при-сутствует. Эта потребность обнять, или объять, вместить в себя душу ближнего есть исконная потребность души всякого нормального человека. Когда же мы не знаем вполне духовной жизни, жизни Святого Духа, эта потребность выливается в душев-ную потребность быть рядом или же объять этого человека душевно и в итоге в по-требность физическую просто обнять его. Это же естественно, нормально, так должно быть. У каждого нормального ребенка, посмотрите, встретившись с дорогим челове-ком, есть искренняя потребность прикоснуться, тут же его обнять. Всякому взрослому человеку искренне хочется прижать к себе ребенка, погладить его.

Эти телесные движения на самом деле идут от движений души и являются сутью этих движений. И это душевное движение как раз и есть та исконная потребность быть едино со всяким человеком. Нравственная природа души ищет такого единения с любым человеком независимо от его поведения, независимо от его внешнего вида. Отчасти такое единение проявляется в таком чувстве как любовь. Потому что «Лю-бовь братская лучше каменных стен».

Юношеская любовь – это не та любовь, которая должна явиться во всей красе своей к 50-летию супружества, она в значительной степени имеет еще чувственный и телесный характер, и по этой причине юноша и девушка свою любовь выражают непременно в потребности обняться и поцеловаться. В супружестве в конечном итоге это потребность близости. Телесное единение двух становится началом рождения третьего. В то же время даже юношеская любовь знает такие моменты, когда от того, что кто-то меня любит, я такой счастливый, что люблю весь свет. Вот идет человек по улице, и для него все совершенно преобразилось: воздух иной, трава, деревья иные, небо, солнце – все иное, все торжествует, все дышит жизнью, и он, вбирая в себя всю благодать жизни, дышит радостью любимого кем-то человека. Это чувство радости от того, что я любим в этот момент вовсе не хочет ни обнять любимого, ни обнять встречных людей, просто есть особое желание дарить, дарить и дарить всем свою ра-дость. Это стремление дарить радость своей любви изливается из сердца и не имеет внутренней потребности притянуть кого-либо к себе и довольствоваться им для себя.

Любовь чувственная хочет обнять, поцеловать, а вот эти неожиданные порывы искренней любви такой потребности обнять, поцеловать не имеют. В таком порыве юноша и девушка могут, взявшись за руки, бегать по полю, по берегу, играть в дого-нялки и еще что-то делать без всякой потребности обняться и поцеловаться. При этом, на какое бы расстояние они друг от друга ни удалялись, чувство душевной цельности и единения, чувство единицы, хотя их двоица, все время присутствует в душе.

Знакомы вам эти чувства или нет, но наверняка предчувствие их каждый из вас  испытывал. Счастлив тот, кто переживал в себе все это. Это реальное естественное дарование радости души, которая живет при Боге Божьей благодатью. Ибо любовь – это всегда дарение, одаривание другого радостью жизни. Когда мы в любви одарива-ем другого и становимся едино с ним, другой обязательно имеет от моей любви обод-рение, радость и совершенно подобную же открытую потребность самому дарить лю-бовь всем остальным. «Кто Богу угоден, тот и людям приятен».  Это удивительное свойство, дарованное нам от Бога – всегда дарить ближнему радость, дарить ему жизнь. Чтобы он, оживая через мою любовь, тоже становится подобным же человеком по отношению ко всем остальным.

Это взаимодарение жизнью составляет ту природу общности людей, которая должна быть во всяком обществе. И значит, каждый из нас встречает своего коллегу радушием, одаривая его своею радостью жизни. А «Радость прямит, кручина крю-чит».  И каким бы хмурым не был человек, увидев наше радушие, невольно ободряет-ся, начинает улыбаться, хотя иногда и не может отдать себе отчета, чего вдруг разу-лыбался. Приободрившись, он встречает знакомого, а он оказался после ссоры с же-ной совсем потерянным. И от одного только нашего участия хмурый сотрудник начи-нает потихонечку ободряться, расправляться душою, и глядишь, через полчаса уже способен идти к детям и дарить им свою сердечную жизненность. Это и есть природа общности человека. Там, где собирается число людей больше двух, начинает работать эта природа. Если только мы ее не будем сами угашать. Угашают же эту природу че-ловеческую нераскаянные грехи, которые лежат на сердце, все преступления против совести, против нравственности.

Дети, которые рождаются от нравственно преступных родителей, несут в себе троическое начало независимо от того, что их души отягощают воспринятые грехи. По своему троическому началу эти дети, потерявшие родителей, ищут общности со взрослыми людьми. Особенно дети-сироты. Если дети развивались в хорошей, доброй семье, то они все-таки имели родительское тепло, и не только по причине зачатия несут троичность внутри своей души, но еще и обретая в общении с родителями эту троичность. Поэтому они исполнены этого резерва душевных сил духа троического, которым могут делиться со всеми остальными. Поэтому эти дети, став взрослыми, вполне по-человечески душевно богаты.

Но дети, которые рано потеряли родителей, троическое единство в зачатии-то получили, а в жизни им не подкреплены. И потребность подкрепления у них осталась как нереализованное состояние души. Отсюда нереализованность, несостоятельность их души, которая постоянно ищет с кем бы то ни было все равно пережить это едине-ние. Неудивительно, что дети, встречаясь с любым взрослым, внимательно прислу-шиваются, способен ли этот взрослый поддержать их потребность, стать частью этого единства. А частью единства с ребенком взрослый может стать, если только способен дарить свою любовь, дарить свое добро, свою жизненность ребенку. Дети, будучи обездоленными, а поэтому очень чуткими, легко распознают, кто из взрослых может это дарить, а кто нет. Я всегда с некоторым трепетом вхожу в детские дома, потому что знаю, что дети сразу видят, кто к ним пришел. К одним они сразу тянутся, других как бы даже и не замечают, как будто бы мебель стоит в комнате. Или же подойдут, побудут чуть-чуть, минутку-две, и оставят совсем. Сразу распознали – ничего от этого дяденьки или тетеньки не получить.

Итак, любой ребенок с момента зачатия имеет в душе троическое единство. Вто-рой момент – дети-сироты имеют крайний дефицит подкрепления этого единства. И особенно важен третий момент. Он заключается в том, что, к сожалению, дети-сироты успевают с самого начала своей жизни встретить немало унижающего отношения к себе. Побои и равнодушие своих горе-родителей, обижающие прозвища сверстников очень сильно ранят их душу. Ведь ребенок воспринимает родителей как единое целое с собою, а вдруг мама взяла и сказала: «Отстань!», а папа сказал: «Уйди, не мешай!».

Разъединение с родителями ребенок переживает очень тяжело, потому что, фак-тически, это распад внутреннего единства. Родитель отказался от единения не только физически, но и психологически, да еще отказался неоднократно, категорически и жестко. Этот внешний отказ значит для ребенка внутреннее разделение единства. Душа детская распадается. Появляются трещины, появляются серьезные повреждения в душе ребенка. А если еще помимо этого отказа от родительства происходит униже-ние ребенка, побои, несправедливые жестокие наказания, то душа ребенка, от равно-душия пережившая трещину, начинает переживать еще и множество расколов, она как бы покрывается множеством дополнительных малых трещин, а основная трещина, которая возникла между ним и матерью, между ним и отцом начинает расширяться.

Есть дети, у которых эти трещины настолько глубоко ранят душу, что восстано-вить таких детей уже не удается. Во всяком случае, мой опыт церковной жизни и опыт других священников, которые пытались восстановить таких детей, успеха не имел.

Может быть, это удавалось в дореволюционной России, где и священство было иного склада, и воспитатели были большей полноты и цельности души, большей доб-роты нрава. Во всяком случае, даже в истории педагогики каких-либо конкретных описаний такого опыта я не встречал. По нынешнему же опыту знаю, что сейчас есть немало детей-сирот, с которыми управиться даже мы, церковные воспитатели, свя-щенство не можем. Церковные средства не дают окончательного результата. Конечно, подправить удается, во многом уравновесить настроение ребенка, но до конца зале-чить душу не получается.

Тем не менее, в значительной степени в ликвидации этих трещин помогают сами дети. Потому что детская душа имеет потребность в восстановлении цельности, а восстановить ее можно только в общении с человеком. Потому что «Душа душу знает, а сердце сердцу весть подает».

 

Три личности могут исцелить всякую душу

Господь своим благословением зарождает в ребенке личность. И трещины, кото-рые раскалывают душу, проявляются как изъяны личности. В то же время личность-то остается живой. И она сама по себе знает, через кого может выздороветь. Личность восстанавливается только через личность.

Существует три вида личности. Первая личность – человеческая, вторая лич-ность – ангельская и, конечно, Сам Бог. Соответственно исцеление своей личности ребенок может получить только в общении тоже с личностью. В первую очередь с людьми, во вторую, – с личностью ангельскою, со своим ангелом-хранителем и с ан-гелами вообще, и, наконец, – с Самим Богом. Когда удается даровать ребенку воз-можность общения со всеми тремя личностями, то достигается исцеление наиболее полное.

Человеческая земная личность обладает этими возможностями в меру своей соб-ственной цельности. Чем целостнее человек, тем более он добр, а значит, тем более он способен любить, тем более обладает возможностями для исцеления такого ребенка. Люди святые не земные, они пребывают в раю и , оттуда общаясь с ребенком, дают невидимое исцеление.

Еще большую возможность имеют ангельские личности, потому что они больше, чем человек свободны от греха и страсти.

И абсолютную возможность исцеления имеет Личность Бога. Бог Личностью Своей в прямых отношениях с человеком может исцелить даже его очень поврежден-ную личность. Если «Никто не может, так Бог поможет».

Примеров тысячи. Самый яркий – это разбойник, который был распят рядом с Христом на кресте. Проведя всю жизнь как разбойник, он изменился в одно мгновение через общение с Христом. Прежде он встретился с Ним еще младенцем. Когда Божья Матерь бежала от гнева Ирода, в пути Она встретила этого будущего разбойника. Его мать, не имевшая молока, или его нянька попросила накормить младенца, кричащего от голода. Матерь Божья приложила его к своей груди. Так что это на самом деле оказался молочный брат Христа. Вся его жизнь – жизнь ребенка-сироты, потом разбойника. И в возрасте 34 лет, он, ровесник Христа, оказывается на кресте рядом со Христом. В этот момент происходит его общение с Господом. И в этом общении Господь его исцеляет. Личность Бога исцелила падшую личность человеческую в такую меру, что разбойник после креста первым вошел в рай.

Кстати, рай – это собрание цельных личностей, туда не может войти поврежден-ная личность. Прежде чем человек войдет в рай, он должен быть исцелен. Все дети назначены к раю по причине зачатия, в котором они получили троичность личности. Но они могут в него не войти по причине своей последующей жизни, которая повре-дила в них цельность личности. Пока они от этой изъязвленности не будут исцелены, они в рай не попадают.

 

Как помочь детям неадекватного поведения

Когда мы с вами попадаем в разные неблагоприятные обстоятельства жизни: с кем-то мы столкнулись, кто-то нас обидел, кто-то стеснил нашу жизнь, мы очень бо-лезненно реагируем. Ребенок-сирота тоже реагирует болезненно. Равнозначны ли степень болезненности реакции такого ребенка и нашей? Нет. Кто более болезненно воспринимает одни и те же трудные обстоятельства? Конечно, ребенок – сирота. По причине трудности своего детства и по причине ранней уязвленности. И от того, что они все как сплошная рана, малейшие прикосновения к этой ране сразу же вызывают у них болезненные реакции. У одного истерику, у другого обиду, у третьего досаду, у четвертого агрессию, у пятого гнев, всегда это порождает какое-нибудь неадекватное поведение.

Любые виды неадекватного поведения тоже реакция на тесные обстоятельства. Ребенок обманывает, – это значит взрослый задел его чем-то. Например, завышенным требованием, чтобы вел себя нормально, а он не может, у него нет для этого ни обра-за, ни сил, ни, может быть, в данный момент просто желания. И если продолжить настойчиво требовать, чтобы он вел себя как все, то он возьмет и обойдет это требо-вание. Поэтому любой обман – это вынужденный отклик ребенка на поведение взрос-лого. Я уж не говорю о других атипичных детских поступках. Всякий атипичный по-ступок – это всегда реакция на неправду взрослого.

Конечно же, когда ребенок встречается с цельной личностью, он всегда прием-лет в ней для себя исцеление. И бывает наоборот, если личность не цельная, повре-жденная, допустим, властностью, авторитарностью, деспотичностью или же излишней ироничностью, ведь немало взрослых добивается дисциплины детей с помощью по-трясающей способности к иронии. Дети просто боятся таких ироничных учителей, потому что он такую фразу скажет, так заденет, так вообще, как говорят дети, «раз-мажет», что неповадно будет. Потому что, хоть «Слово не стрела, да пуще стрелы».  Поэтому, когда такая учительница входит в класс, наступает моментальная тишина и все как мышки сидят все сорок пять минут. Знают – спуску не даст никому.

Есть много разных способов, которыми взрослый может умирять ребенка. Но от такого умирения, которое ставит своей целью, чтобы ребенок был тише воды, ниже травы, никакого исцеления не происходит. Наоборот, такое отношение взрослого все-гда теребит болезненные раны души ребенка. А в этой ране гной греха. Потому что там, где душа теряет свою цельность, в эти трещины сразу же начинает проникать злое начало.

Более того, все злое начало ребенка, все греховные наклонности, которые он воспринял от своих родителей, не имеет никакой силы до тех пор, пока детская душа находится в цельности. Есть дети с каким-то удивительным характером. Если ребенок находится в радушии – у него сегодня настроение радостное – то сколько ты по нему ни проезжайся, ни оскорбляй, пока ты не сбил его радушие, уязвить ребенка не смо-жешь. Взрослый проявляет нетерпимые поступки по отношению к ребенку, злится на него, ругает, вскипает по мелочам, а то и ударить может, у нас был один учитель чер-чения в московской школе, который дрался указкой, однажды даже поломал ее об од-ного мальчика – вот таким безрассудным может быть поведение взрослого, а ребенок все равно радушно к нему относится. Пока душа остается хотя бы в цельности настроения, она недоступна для зла.

Но если все-таки взрослому удастся зацепить рану ребенка, уязвить его в самое больное место, «достать» ребенка, то это означает, что он как бы попал в эту самую трещину. А трещина грехом гноится. В этой трещине взрослый натыкается на само-любие ребенка. В цельности души самолюбия нет. Самолюбие вне этой цельности. В душе ребенка, но отдельно от этой цельности. И когда появляются трещины, в них начинает проникать самолюбие, и там оно начинает разрастаться.

Это произрастающее в трещине самолюбие можно усиливать, питать и поливать очень просто. Ударяйте по этой трещине, как-нибудь и чем-нибудь задевайте ребенка, и она будет расширяться, а условия для роста самолюбия ребенка будут умножаться, его самолюбие будет встречаться с вашими самолюбивыми действиями и произрас-тать навстречу. Всякое самолюбивое поведение взрослого по отношению к ребенку умножает его уязвленность, расширяет трещины души, питает посеянные в этих тре-щинах самолюбивые зерна.

Можно предположить теоретически такую ситуацию. Если ребенка сразу после родов передать от мамы злой маме доброй, и ввести в лоно доброй семьи, то, может быть, нам удастся в этом случае его душу сохранить? Он же целенький в душе, он только физически такой сморщенный да красный, а мы его сразу в целостные отно-шения. Действительно были случаи, когда заранее обговорено было с мамой, что она отдает ребенка другой хорошей семье. Его сразу подхватывали и уносили, мама даже и не видела этого ребенка. Уносили сразу к доброй маме. Но, увы, и в этом случае об-наруживалась трещина в душе ребенка. Она появлялась, оказывается, еще в утробе матери. Этот период никак нельзя миновать. Мы не можем оплодотворенную клетку вынуть из той несчастной мамы и посадить в маму добрую.

Общение ребенка с матерью начинается еще в утробе. Это знает каждая мать и даже некоторые отцы, имеющие чуткость. Мама помнит первый момент, когда ребе-нок шевельнулся в ней, когда он начинает толкаться, а ведь это те моменты, когда ре-бенок общается с матерью. Особенно интенсивное толкание ребенка в утробе матери происходит тогда, когда мать долго не замечает ребенка. Ее внутреннее сердечное внимание поглощено работой, делами, мужем, еще чем-то, и она ребенка на время по-теряла внутренне. На самом деле и ребенок тоже потерял маму в общении. Первое время он по цельности своей терпит, поэтому прощает маму, но приходит момент, ко-гда уже невозможно такую маму терпеть, тут он взывает к ней и начинает шевелиться, начинает кулачком, ножками толкать и добивается, что мама обращает свое внимание к нему.

Общение ребенка с матерью в утробе имеет очень важное значение. И если это общение имеет цельный характер, то ребенок развивается цельным. Но ведь ребенок троичен. И если будет идти общение только двоицы – ребенок и мать, то троичность не получает подкрепления. Ребенок в утробе, по своей природе троичный, он ищет общения с отцом. Ах, если бы отцы это знали! К сожалению, сегодня, по моим ориен-тировочным данным, до 90 процентов отцов к троичности ребенка не имеют отноше-ния. Они, как правило, прибегут домой, погладят маму по животу, некоторые даже еще и послушают, – как там, живой? Так сами себя успокоят, и все, побежал к телеви-зору. Есть отец, и нет его. Конечно же, в этом случае острый дефицит отца начинает ощущаться еще в утробе. И это означает, что троичность ребенка не поддержана. Зна-чит, он в момент рождения уже не целен. Поэтому, даже если добрая семья подхватит его прямо во время родов, принесет к себе, то получит уже поврежденного ребенка. А тогда в исцеляющем обращении нуждается любой ребенок, а уж тем более, конечно, ребенок родителей, которые бросили его окончательно.

Получается, что для того, чтобы восстановить ребенка, прежде всего, необходи-мо тесное общение с ним именно полноценной личности взрослого. При этом жела-тельно, чтобы это было общение не только женской личности, но и непременно муж-ской. То есть, например, в детском доме должна быть, как минимум, половина мужчин воспитателей.

Еще одно удивительное обстоятельство: пока нет мужчин среди сотрудников, женщина-сотрудник – неполноценная воспитательница. Не зря говорили «Без мужа жена – всегда сирота».  По простой причине – женская природа тоже троична. И по-этому женщина ищет мужчину в двоицу для того, чтобы в двоице народить дитя и прийти к троице. Это внутренняя исконная потребность женщины присутствует не только в семье, но и на работе. Особенно там, где женщина дома не имеет единицы в двоице. А этого не имеет сегодня большинство женщин либо по причине того, что давно уже выгнали мужа, либо муж сам ушел. Но даже и там, где муж есть, все равно единицы нет, потому что сегодня мало супружеских пар, которые живут как единицы. Чаще всего просто сосуществуют – деваться-то некуда. И еще имеют какую-то нужду в физиологических отношениях, и ради этого продолжают жить вместе как супруги, но на самом деле супружества реального там нет. Потому что нет в этой двоице еди-ницы, они все-таки душами разделены.

Такая женщина, будучи воспитательницей, и придя на работу, в чисто женской среде остается в дефиците мужского влияния. Из-за этого она все время внутренне тоскует. Дети, общающиеся с такими женщинами, всегда слышат эту женскую тоску. Как бы женщина ни была богата душою, если в ней эта женская тоска существует, ребенок это слышит. И слышит до принятия некоторой обреченности своей женской доли. Работая педагогом микрорайона, я встречал немало девчат 15-17 лет, и очень много времени проводил в беседах с такими девчатами. Когда они делятся своей ка-кой-то внутренней обездоленностью, многие из них говорят, что хорошего мужа трудно найти. Вот уж действительно, «Не та счастливая, что у отца, а что у мужа».  Пытаюсь выяснить, почему же она нигде не может найти свою половину. Причина, оказывается в том, что внутри она несет чувство обездоленности с самого детства от матери. Более того, некоторые из них уже и установки имеют: «Ни с одним мужиком жизни не будет». Это 17-летние девчонки! Они не могут себя доверить ни одному парню.

В некоторых случаях я все-таки мог как-то утешить, открыть глаза на то, что в самом деле существуют хорошие парни. Было несколько случаев, когда мне даже удавалось свести таких девчонок с ребятами, и складывалась более-менее нормальная пара. Но прежде чем это произойдет, нужно было восстановить в ней внутреннюю потребность, желание, а еще важнее веру, что ей возможно иметь супружество.

Дети, которые не имеют родителей, они свою уверенность в том, что могут осу-ществиться в двоице, должны получить от воспитателей. Но если воспитательница несет в себе женскую неудовлетворенную тоску, то дать им ничего не сможет. Дев-чонки в общении будут перенимать эту обездоленность. У некоторых она может вы-расти в то, что они долго не смогут выйти замуж или придирчиво будут перебирать мальчишек, пока не наткнутся на такого, который сможет уверить ее, что с ним она бу-дет единица в двоице. Это она должна услышать сердцем. И только в этом случае она доверится.

Почему я и считаю, что женские воспитывающие коллективы – это сатанинский замысел, который осуществляется сегодня во всей своей полноте в советских школах. Вот к чему должна была прийти безбожная страна. Ведь замысел сатаны, в конечном итоге, так устроить развитие следующего поколения, чтобы оно было во всех своих отправлениях несостоятельным. Полноценен тот коллектив, в котором присутствует хотя бы одна треть мужчин. Именно мужчин – великодушных, щедрых, а не каких-нибудь истеричных и капризных, которых и мужчинами с натяжкой можно назвать. К сожалению, бывает, что в женском коллективе выживают только такие мужчины. По-тому что женщины съедают широкого мужчину. «Узкий» мужчина, тот как-то прино-равливается: женщина в истерику – и он в истерику, женщина наорет – и он наорет на нее. Вот, глядишь, они и живут вроде бы вместе. Но это тоже сатанинский замысел – устроить именно такие коллективы и в таких коллективах выращивать детей. Мужские здоровые коллективы к выращиванию детей никакого отношения не имеют. Они изготавливают разные механизмы, всякие электронно-вычислительные изделия, стро-ят дома, еще что-то созидают, воюют… А те, которые имеют отношение к выращива-нию следующего поколения, ущербны. Таково, к сожалению, сейчас положение ве-щей.

Надо, прежде всего, осознавать это. А, осознавая, слышать, что в нас два начала. Даже при наличии ущербности всегда есть начало цельности, начало доброе. Есть то самое начало троичности, которое мы с вами в зачатии получили от Бога в благослов-лении как личность, способная развиться не в самость темную, искаженную и извра-щенную, а в личность, полную любви, полную великодушия и живущую в отношени-ях с ближними радушием. Тогда и дети будут в нашем общении легко возрастать. И будут исцеляться, прежде всего, в душе своей исцеляться.

Когда происходит исцеление детской души, тогда уже можно и развивать их способности. Интеллектуальные, музыкальные, художественные. Можно проводить с ними разные занятия, игры и устраивать другие события. Что сегодня преимуще-ственно, наверное, и делается.

Но вот в чем трагедия. Советское воспитание переместило весь акцент школьных и внешкольных занятий с детьми из области нравственной, где пестуется душа, в область способностей. То есть во внешнюю сторону души. И получилось, что сегодня все воспитательные усилия направлены не на восстановление нравственной цельности души, а на занятия с детьми по их способностям и эмоциональности.

В результате уязвленность в глубине души ничем не исцеляется, а заменяется некоторой эмоциональной веселостью, пока дети увлечены приятным для них и по их способностям занятием. Они любят рисовать – вот и стараются рисуют, язык высунув, довольные. А то, что при этом душа все равно осталась уязвленной, ребенок не созна-ет. И взрослый, который эти занятия с ним проводит, не сознает.

А обнаруживается это очень просто. Вот он от этих занятий отвлекся, и тут же кто-то из детей задел его. Сразу истерика, схватились между собой и подрались. Или только что они с учительницей душа в душу рисовали, но он в какой-то момент опро-кинул стакан с краской. Учительница, не задумываясь, заругалась на него, а он в ис-терику. Как видите, сколько ни занимайся по способностям, душа внутри остается все такой же. И малейшая зацепка выставляет сразу все это напоказ.

Поэтому получается, что сегодняшний перевод школы в работу над способно-стями – это тоже сатанинский замысел. Чтобы уязвленные души никак не исцелялись.

Тем не менее, благодаря тому, что какая-то часть учителей и воспитателей про-сто по-человечески добрые, они своей добротой при занятиях по способностям до-ставляют детям какое-то исцеление. Но в ту меру, насколько им удается в этом быть с ребенком. Ведь «Добрые жернова все мелют».

Задумайтесь, куда далее ведет наша школьная система. Она ведет к тому, чтобы время на общение между учителем и ребенком от души к душе сократилось до нуля. Чтобы все время уходило только на уроки. А внеурочная деятельность была бы вся изъята и исчезла. Ведь практически в последние несколько лет именно этого и доби-лось министерство образования. Школы утратили воспитательный труд. Он перестал быть оплачиваем, время на него перестали выделять, да и люди, которые способны жить с детьми вне уроков, в конечном итоге были вытеснены людьми, которые живут только одними уроками. Только сейчас, когда мы увидели, какая трагедия из-за этого происходит с детством, мы начинаем сознавать это и возвращать и восстанавливать воспитательную часть школьной жизни. Я недавно к своей радости услышал, что во многих гороно уже восстановлены отделы дополнительного образования. То есть по-явились люди, которые заняты досугом детей, которые ищут, подбирают людей, спо-собных быть по-доброму душа с душою ребенка.

Хотя, правда, из разговора с сотрудниками я услышал, что они этим как-то не очень озабочены. Сначала озабочены были тем, чтобы найти ремесленников, способ-ных проводить занятия по музыке, по ремеслу, по рисованию, по вышивке, еще чему-нибудь… То есть способных людей ищут. А надо искать людей добрых. Прежде всего добрых. Но конечно же, со способностями. А вот в эту сторону поиск у этого отдела отсутствовал.

Правда, позавчера была моя лекция, и когда мы до лекции общались с руководи-телем этого отдела, я услышал, что в основном разворачивалась работа по способно-стям – краеведение, туризм, различные кружки, секции и все такое. Это все внешняя душа – способности и эмоциональность. А о нравственном они вообще даже не заи-каются.

Потом, когда прошла лекция, и они услышали значение нравственного, то при-шли в растерянность. В такую растерянность, что даже не смогли со мной общаться. У них даже глаза как-то уходили. Потому что мои приоритеты иные, чем у них. У меня тем не менее теплится надежда, что они глубиной своей души все равно услышали меня. Может быть, именно поэтому и произошла некоторая растерянность. Ведь если бы не услышали, то были бы по-прежнему спокойны. А так как они растерялись, зна-чит, внутренняя душа все-таки услышала, что вот еще куда надо идти.

Я думаю, что для всего дела сегодняшнего образования, для всего воспитатель-ного учительского корпуса начинается время, когда мы либо действительно повер-немся в сторону нравственной ценности души ребенка, либо останемся на уровне способностей и эмоциональности. Но тогда ничего не произойдет с детьми, а значит, соответственно сегодняшние дети не возрастут до правильного супружества и роди-тельства.

Сегодняшним уязвленным детям все равно когда-то надо стать мужьями и же-нами. А если они уязвленные и в трещинах их души сплошное самолюбие с позицией, – делай так, как я хочу, как я говорю. Представьте себе, если жена в этой позиции, но и муж тоже. И ни один не хочет другому уступать. В результате – раздоры. Если из наших сегодняшних детей вырастут такие мужья и жены, если мужья и жены станут такими же мамами и папами по отношению к ребенку и будут всегда кричать: сделай, как я хочу! – а ребенок, восприняв их самолюбие, будет кричать в ответ: нет, буду де-лать, как я сам хочу! Вот «И нашла коса на камень» … В результате из нынешнего поколения получаются неважные родители, которые рождают следующее поколение, которое становится еще более неважными родителями… «Злое семя крапива, не сва-ришь из него пива».  Значит, процесс деградации человеческой троичности, человеческой цельности, безнравственности начинает развиваться прогрессивным образом. И современная школа этому способствует, то ли по непониманию, то ли по нравственной скудости готовя детей не к благочестивой семейной жизни, а к безбожному сексу.

 

Издержки прогресса

Итак, мы с вами находимся в состоянии постоянного «прогресса». Прогресс этот и есть деградация человеческой личности. С того времени, как прогресс объявили как торжество жизни, деградация человеческой личности пошла семимильными шагами. Слово прогресс появилось в конце XIX века. До появления этого слова деградация человеческой личности едва наметилась. Человек деградировал медленно. Как только появилось это понятие, как только его подняли на щит и оно стало торжественно и позитивно восприниматься всеми людьми, процесс регресса, то есть деградации, по-шел семимильными шагами. А регрессирующие люди, люди которые все более раз-вращались, тем более поддерживали прогресс. Потому что прогресс становился при-чиной их деградации, а деградация становилась жизнью.

Мы с вами встретим еще много всяких неожиданностей, когда начнем входить в реальность нравственной личности. И если сопоставлять их с тем, что мы сейчас име-ем, то увидим очень много различных, противных нравственной личности механиз-мов, которые сейчас существуют и которые задает самолюбие, начиная от межлич-ностного общения и кончая различными структурными образованиями государства.

Но несмотря на все это, перед каждым человеком, личностно себя слышащим или услышавшим, стоит все равно одна задача: сколько хватит моих сил, и сколько дастся мне времени до конца моей жизни участвовать в восстановлении личности ближних людей. Тем более, если эти ближние – дети. Только эту задачу нужно гра-мотно и разумно выполнять.

 Как надо строить процесс воспитания

Что же может сделать верующий человек для детей, которые, лишившись роди-телей, стали частью нашей жизни?

Педагогический процесс давно известен, и в нем есть три части. Первое – это надо сформировать правильный образ, чаще всего словесный. В беседах, чтениях. Потом необходимо задать правильные действия и организовать упражнения на эти действия до навыка, до умения сознательно совершать эти правильные действия. И третье – собраться в правильном цельном поведении. Работать над поведением в це-лом. Вот, собственно говоря, три составные педагогического процесса. Это образ, действие и поведение. Если мы над этим начнем правильно работать, то результаты будут появляться.

Прежде всего, как быть с образом? В образе нам надо иметь нравственного че-ловека, соответственно, с нравственными качествами. Поэтому надо как можно больше беседовать с детьми о нравственных качествах личности. Но только не той личности, которую описывают всякие психологические теории.

Личность в психологии – это не личность, это человек в рефлексирующем состо-янии. Потому что психология описывает самость, а не личность, все самолюбивые механизмы, которые присутствуют между людьми. И так как наука психология вся нецерковная, то она, не зная, что сокрыто за самостью, за самолюбием, описывала та-кое положение, где мы все самолюбивые люди. И описала все, что происходит в са-молюбивых отношениях между людьми, все механизмы психологии самости. И по-этому даже само описание личности – это на самом деле описание самости.

Личность же всегда божественна, она от Бога. Она всегда подобна Богу. Но тогда эту личность знает только Церковь. Если это не духовная личность, то как минимум это личность нравственная. Может быть, в учреждении, где невозможно религиозное воспитание, надо говорить о личности нравственной. Основанием нравственной личности является совесть.

Надо при этом каждую из добродетелей описывать детям и формировать в них образ приоритета этих качеств в любом человеке по сравнению с другими проявлени-ями, которые, к сожалению, сегодня подняты на щит и поставлены в приоритет. Но это внешняя душа. Сегодня, когда общество говорит о человеке, то оно возносит человека способного. Говорят, вот талантливый человек, вот одаренные дети… А одаренные дети по нраву или по способностям? Вот, к сожалению, куда все перевернулось. Это явление прогресса. Потому что прогресс вознес на вершину внешнюю душу человека, а внутреннюю душу вообще нивелировал. Более того, сейчас считается даже несо-временным быть совестливым, уступать, быть гражданином, патриотом. И это все в русле прогресса. Это действительно трагедия.

Надо восстановить правильный образ личности и преподать его детям не только на литературных примерах, но и на примерах живых людей. Обязательно надо искать людей, которые проявляют именно нравственные поступки. Ведь «Добродетель не в словах, а честных делах».  Научить их видеть – это в области образа.

А дальше уже начинается действие. Надо посмотреть, в какие действия вылива-ется каждая из добродетелей – правдивость, честность и многие другие. Минимальное действие, например, честности – это верность слову. Сказал – сделал. Честный человек – это, как минимум, тот, кто держит свое слово. Если это ввести в кодекс че-сти, то тогда уже можно воспитывать действие. Очень важно постоянно упражняться в этих действиях.

Так появляется сумма действий как образ поведения, которое надо формировать. Само поведение ребенка, подростка – это уже жизненные обстоятельства. Важнейшее жизненное обстоятельство, где формируется нравственное поведение – это труд. А потому что «Праздность – мать пороков».  Значит, надо создать ситуацию труда. Но не трудовых действий, а именно труда.

В чем разница между трудовым действием и трудом? Труд состоит из трудовых действий. Было время, когда школьники выезжали на летнюю практику в колхозы, в трудовые лагеря на целый месяц. Трудовой семестр назывался. Но что они делали – труд или трудовое действие? Определенное действие. Прополку, например, или же сбор урожая.

А трудом является весь трудовой процесс с начала до конца. То есть от вспашки до урожая. Так вот, личностное поведение можно развивать только в труде, а не в трудовых действиях. Хотя при этом трудовые действия тоже нужны. Но если мы вы-ходим на уровень формирования образа поведения, то надо создавать обстоятельства уже не действия, а самого труда.

В 70-х годах был момент, когда вдруг министерство просвещения позволило школам заниматься трудом. Было разрешено создавать детские трудовые бригады и организовывать им труд в полном объеме. Это, конечно, в условиях города почти не получалось, но есть один уникальный опыт организации труда и в Москве. Но больше его подхватили, конечно же, села, деревни. Наиболее чуткие директора школ сразу услышали, какую свободу дало министерство. И повсеместно создавались подростко-вые бригады. Тогда были организованы не только агрономические бригады, но и жи-вотноводческие. Можно было выпросить у колхоза знатного агронома, животновода в руководители этой бригады, и при этом колхоз или совхоз должен был обеспечить технику, посевные площади, нужные семена, помещения. Образовавшиеся детские бригады трудились на полях от вспашки до сбора урожая. И они добились удивитель-ных успехов. После второго года этого эксперимента стало известно на всю страну о детских подростковых бригадах, которые собрали урожая в три раза больше, чем лучшие взрослые бригады. Почему это стало возможно? Да потому что, когда под-ростки взялись за дело, вся их самоотверженность, подростковая энергия, бодрость проявились в такой мере, что результаты были совершенно потрясающие.

Широко прославились детские лесничества. Осталось много литературы об этих детских лесничествах, различные пособия по их организации, а ведь сколько времени прошло с тех пор. Успехи детских лесничеств поразили всех. Были ухожены многие леса, столько различных посадок было сделано детскими трудовыми группами!

Но, как всегда, о прогрессе вовремя вспомнили. И спустя три года все было с треском закрыто. Причем с давлением, потому что очень сильно сопротивлялись лучшие директора школ, которые все это организовали и за три года увидели, что стало происходить с подростками, как вдруг все они пробудились и восстановились. Прямо до глубоких ран в сердце, до инфарктов воспринимали здравомыслящие ди-ректора школ эти запрещающие приказы. Однако под давлением государства все было закрыто. Прогресс свое взял.

А в Москве образовался ученический завод «Чайка». Карманов был директором завода. Но и его тоже закрыли. Правда, за него очень долго, три года, воевала «Ком-сомольская правда», бился с чиновниками и школьный отдел газеты «Правда», и пока они его мощно защищали, он существовал. Но, в конце концов его тоже закрыли.

Знайте, если мы с вами займемся нравственным воспитанием, то это будет в ре-альном, конкретном, живом труде. Только на основе труда открываются наибольшие резервы нравственного восстановления детей и подростков. Самым ярким примером этого в истории педагогики является педагогический труд Макаренко. Именно на ос-нове трудового воспитания он вывел беспризорную массу подростков в число выда-ющихся людей! Ведь сколько вышло из его коммуны крупных деятелей государства, сколько замечательных ученых, начальников производства, известных конструкторов! Казалось бы, это невозможно сделать из трудного социального материала, бес-призорников, малолетних преступников. Почему же это получилось? А потому, что в основу воспитания он заложил фундаментальные условия – трудовые. Сельскохозяй-ственный и фабричный труд. Ведь фотоаппараты ФЭД, которые они изготовляли, были мирового уровня. Они даже продавались в Америке, и там пользовались успехом. Бо-лее того, эти ФЭДы, выпущенные подростковой коммуной, служили до 60-х годов. Я в 60-е годы видел эти ФЭДы, которым было уже 15, 20 лет. Они работали блестяще.

 

Два социальных условия нравственного воспитания личности

Для того, чтобы личность вывести на высокий социальный уровень, нужно задать правильные условия. Правильным условием является, в первую очередь, труд. А вто-рое – это общение. Нормальное, человеческое общение, различные общенческие события, которые должны получить характер нравственный, а не самолюбивый.

К сожалению, прогресс свел все к самолюбивым формам общения. Это концер-ты, смотры профессионального мастерства, конкурсы, выставки. Их цель – лауреат-ство, то есть везде бахвальство. Самолюбию полный простор: это, конечно же, пре-мии, грамоты, знаки отличия и прочее.

Коль самолюбие поддерживается, оно начинает гореть энтузиазмом и дальше стремится всех опередить. Для этого делается очень много чего, но все вне себя. Са-молюбие никогда не трудится над собою. А всегда трудится на чем-то вне себя. Это либо какие-то изделия, художественные произведения, либо какие-нибудь песни, сти-хи. При этом, даже если человек выходит на сцену как артист, то он все равно себя де-лает внешне для других. Он трудится над собою не в нравственном плане, а чтобы выставлять себя как изделие перед другими и пожинать лавры первенства.

Если посмотреть на все формы жизни, в каких мы сейчас существуем, то это все ступени прогресса. Если проанализировать все формы бытия, какими предлагается заняться детям, то это все формы на гребне прогресса, на волне подогреваемого само-любия.

Даже простые школьные занятия, и те предполагают форму похвалы. Что делает учительница, чтобы поддержать энтузиазм на занятиях математики, физики, рисования или пения? Хвалит за любой успех: «Молодец!» А еще сильный способ похвалить – оценки. Это же все прогрессивные методы. А в старину, наоборот, считали, что «Похвальное слово гнило, а похвала всякому пагуба».

Посмотрите, что сейчас академия педагогических наук предлагает в качестве ме-тодических разработок? Конечно, прогрессивные методы. Что сейчас поднимается на щит во всем нашем обществе? Прогрессивные методы восстановления производства. Везде прогресс, который держится на самолюбии. Когда образовалось безбожное гос-ударство, то движущей силой этого государства, естественно, стало соцсоревнование, движение ударников коммунистического труда, поддерживаемое и подкрепляемое разными наградами и званиями. Цель – построить на земле рай, Царство Небесное, только без Бога, но с многочисленными идолами.

Если же мы перейдем в область нравственную, то события общенческие примут совершенно иной характер. Например, самый яркий вариант. Прогрессивное событие – концерт, сцена, рукоплескающие зрители. А нами принятая нравственная форма общения, противоположная этому – многоголосье. Или же народный круг. В народе так было раньше, когда не было никакой сцены и зрителей. Все собирались на празд-ник, в многослойный круг, и в этом круге начиналось пение, стихосложение, причем часто импровизировали. Лучшими были гусляры, баяны их называли, или сказители…

В Москве, в семейном клубе, мы очень серьезно занялись семейными традиция-ми. А для этого надо было найти специалиста. Русская традиция – это не фольклор. Сегодняшний фольклор – это безбожная традиция. В Советском Союзе под фолькло-ром была выведена для народного освоения безбожная лубочная традиция. Это все пошлые, часто блудные частушки, потешки и песни нецерковного содержания, уто-пические, приукрашенные образы народного благоденствия. А на самом деле тради-ции устного сказительства, песенные традиции народного фольклора все были право-славные. Например, в издании 50-го года сказок Афанасьева в 3-х томах нет ни одной сказки, где бы ни присутствовали Господь, Матерь Божья или Христос. Народ всегда только к ним обращал свое сказительное слово. В советском фольклоре было собрано все чернокнижие, нецерковное, безнравственное. В фольклорных песнях воспеваются блудные взаимоотношения, и соответственно, эта традиция имеет либо пошлый, блудный, либо дерзко-язвительный, шуточно-ироничный характер. Даже трудовые песни и поговорки, и те потеряли нравственную причину и основу. Поэтому, когда мы стали искать специалистов по русской традиции, это оказалось делом очень сложным. Мы приходим в институт культуры, а нам называют имена чернокнижников-фольклористов. Мы говорим, что нам такие не нужны. Спрашиваем: «Укажите нам, кто занимался русской традицией?» Не могут указать.

Но в конце концов мы вышли на одну сотрудницу, которая сказала: «Я по секре-ту скажу, но вы не говорите, что это я вам сказала». Эта женщина навела нас на Косо-вицкую. Это выдающийся фольклорист, которая занималась именно традиционным народным достоянием, и по этой причине она была отстранена от всех научных работ. И хотя была уже кандидатом наук, тем не менее, потеряла все работы и официальной фольклористикой была гонима.

Мы ее позвали. А она потом привела своих сподвижников. Так как она занима-лась всю жизнь фольклором, она знала всех людей, которые еще сохранили русскую традицию. И вот она представила нам последнего, как потом оказалось, сказителя из династии сказителей. Стал он сначала рассказывать о том, как сказ происходит. Что это, фактически, повествование о жизни некоего народного героя, чаще всего правед-ника или святого, но со всеми бытовыми подробностями. Так что он узнаваемый. Сказы имели место чаще всего зимой, когда уже трудовые дела закончены, время вы-свободилось, и собирались в какую-нибудь просторную избу все от мала до велика. Тут опытный сказитель начинал свой сказ. В пять вечера начнет и к десяти, может, сказ закончится. После того, как он все это рассказал, для примера начал свой сказ, который наполовину поется, преобладает речитатив. Все время четверостишия в очень непритязательной мелодии пропеваются, получается полуговорение, полупе-ние. И вот представьте себе, он запел: первый куплет, второй куплет, тридцатый… Мы уже начали изнывать. Потому что каждый куплет – это не новая мелодия, а все та же самая, но надо слушать не мелодию, а мы ведь привыкли мелодией наслаждаться. Для нашего изощренного слуха это была заунывность. Но надо слушать-то слово, за словом слышать содержание, а в содержании жить с самим героем. Надо понять, что «Сказка – складка, а песня – быль».  Вот такой порядок действий требуется. А мы же ничего этого не умели. Мы умели только веселиться под какую-нибудь завлекатель-ную музыку. И поэтому на тридцатом куплете все уже осовелые сидели… А он поет и поет. Пропел нам семьдесят куплетов, остановился и говорит: «Ну вот, больше уж не буду, а то притомились, наверно». Я его спрашиваю: «А, сколько еще осталось?» – «Еще двести осталось. Ну, ладно, теперь я вам спою немножко повеселее». Появилась фабула более активная, живая такая. И пропел он еще шестьдесят куплетов. Мы окончательно все сникли. А ведь представляете, в девятнадцатом, а тем более в во-семнадцатом и семнадцатом веках народ был способен выслушивать эти сказы по пятьсот, по тысяче куплетов.

Неудивительно, что потом, когда я стал уже церковным человеком (а с ним я по-знакомился, еще будучи совсем неверующим и некрещеным), на волне увлечения русской традицией, когда прошел впервые Великий пост, первую его седмицу, тогда только я понял, почему раньше народ мог выдерживать такие сказы. Почему те рус-ские люди, которые могли их выслушивать, совершенно просто выдерживали бого-служения седмиц Великого поста, так, как это описывает некий путешественник с За-пада, который в семнадцатом веке посетил православный храм. Там все стояли от ма-ла до велика, служба шла семь часов подряд, но никто не присядет. Да еще во время службы кладут поклоны. Насчитал около тысячи поясных и земных поклонов. И это делают как старушка, так и малыш-пятилеток. Никто никуда не убегает и никто ника-ких утешений за пределами храма не ищет. Так ведь если в храме они могли так вы-держивать молитву, а за пределами храма долгими вечерами выдерживать такие длинные сказы, то это какая глубина души должна была быть! Поистине для русского человека «Хорошо спасенье, а после спасенья – терпенье».

Выдержать эти сказы можно только четвертым слоем души, четвертым действи-ем. Первым действием поддерживается мелодия эта монотонная, вторым слоем мы слышим слово. Слова у русского народа настолько выразительны и точны, что против них сегодняшнее обиходное или газетное слово просто пустое. Это слово русское осталось только в поговорках, притчах, да в пословицах. Так что «Против притчи не поспоришь»,  а «Пословица в век не сломиться».

Кстати, мы сейчас занялись поговорками и пословицами – наши мамы воспиты-вают на них своих маленьких детей, применяя их в бытовых ситуациях. Оказалось, что дети трехлетние их сразу слышат. Одна мама, например, рассказывает такой случай: «Я его ругаю, сколько слов наговорила, а он все делает свое, как тот «Васька слушает да ест». Я как вспомнила эту поговорку, как сказала ее – ребенок сразу встрепенулся и переменился!» Оказалось, дети трехлетние поговорку слышат сильнее, чем простую нашу бытовую речь. Она развернутая, объяснительная, многословная. Поговорка же коротенькая, но настолько выразительна, что ребенок сразу ее схватывает. Получается, что «На всякого Егорку есть поговорка».  Оказывается, Русь раньше по-вседневно разговаривала таким образом. И только разговаривая так, можно было столько поговорок насочинять. Это присущая народу способность так мыслить и говорить. Последняя книга В.И. Даля «Пословицы русского народа» вышла в двух то-мах и вся полностью посвящена поговоркам и пословицам. Но это ведь только то, что он собрал. А что еще осталось в народе?

Второй уровень – это слышать слово, даже очень емкое и сжатое. Третий уро-вень – слышать за этим словом мысль. И, наконец, четвертый уровень – за этой мыс-лью, за этим содержанием слышать суть самого человека, который так живет. Оказы-вается, раньше люди обладали удивительной способностью так слышать. Мы сегодня не только так слышать не можем, мы даже слушать собеседника отучились. Мы те-перь, слушая собеседника, все равно слушаем себя. А собеседника не слышим. Хоро-шо, если вдруг то, что он сказал и то, что я услышал, совпадет. А если посчитать, сколько несовпадений… Мы однажды такое исследование провели. Оказалоь, что се-годня наше как бы понимающее слушание – «Я все понял!» – на самом деле несет в себе понимание только лишь тридцати процентов сказанного. А семьдесят процентов мы не поняли и не услышали.

Чтобы восстановить в себе способность слышать остальные семьдесят процентов сказанного, на нас лежит очень большой труд по переходу от самолюбия в нрав-ственное в себе самом. Для этого «Говори с другими поменьше, а с собою поболь-ше!».  Так вот прежний-то человек, оказывается, был весь в традиции нравственно воспитан и слышал человека полно.

Получается, что общенческие формы носят в нравственной сфере совсем другой характер. Наше многоголосье восстановилось вопреки концертным зрелищам – в народных кругах просто каждый слышал всех и творил пение, творил стих. Вот такое многоголосье делаем и мы.

Была у нас как-то тема «Кому на Руси жить хорошо». Она очень серьезной ока-залась. Стали перебирать: богатым – точно нет, они изнывают от тоски, от человече-ского одиночества и опасностей; может быть, знаменитым – тоже нет: почему-то в их среде много пьянства, самоубийств, губительных страстей и других трагедий; может быть, хорошо жить одаренным? Тоже нет. Они все время куда-то рвутся и чего-то не получают. Мы все пытались ответить на этот вопрос: сотрудники, студенты училища предложили много различных вариантов – не ответили. С этого момента началась подготовка к этому многоголосью.

Я помню, однажды в многоголосье на тему о супружестве, ведущим красной ли-нии выбрали меня и мне принесли лермонтовскую песню о купце Калашникове. Ох, какая сильная поэма! Я ее раньше тоже читал, но когда я стал готовиться к многого-лосью и начал ее «обрезать», потому что вся она не могла войти в многоголосье, пришлось выделить в ней четыре части. Я был потрясен. Настолько сильный образ праведного мужа и предельно яркий образ чистой женственности. И вот через все многоголосье пошла эта песня о купце Калашникове. А вокруг нее очень точно ложи-лось все, что говорили или пели остальные.

Подытожу: многоголосье – это совсем не сценическое действие, и оно имеет нравственный характер. Там нет выступающих – там все дарят друг другу что внутри вызрело. В нравственном общении самое главное – продолжение мысли друг друга. Так обязательно появляется общность творчества.

 

 

Личность человеческая обретается через нравственное

Глава 8

Два начала души и духа.

Причина жизни тела – душа.

В человеке три состава: тело, душа и дух. Тело, понятно: голова, туловище, конечности, внутренние органы и пять органов чувств.

Что же такое душа? Наше настроение – это уже душа, наши чувства – проявления души, наш ум, способность мыслить – душа, способность поступать, делать что-либо по своим дарованиям – это душа. Если душа из человека исходит или отрывается от него, то остающееся тело представляет из себя труп, а есть ли при нем все, принадлежащее телу? Все это есть. Но ничто не действует и не живет. Так значит, оказывается, составляющей жизни или причиной, по которой тело живет, является душа. Но «Как в кремне огонь не виден, так в человеке душа».

Бывают ли случаи, чтобы вдруг труп ожил? Бывают. Во время клинической смерти происходит отрыв души от тела. Но так уж складывается, что душе не позволяется там, в небесах, в их верхних слоях, окончательно остаться в этом отрыве, и бывает, что душу за очень короткое время врачи обращают обратно, восстанавливают. И тогда душа возвращается в тело и умерший человек вдруг оживает.

Летаргический сон имеет другую природу: душа исходит из тела, но связи с телом не прекращает. Когда мы спим, мы же бездвижны в теле, хотя внутренняя жизнь тела совершается: мы дышим, сердце бьется, кровь течет. Но в то же время все внешнее поведение человека обездвижено. Потому что душа исходит из тела, но остается в связи с ним. Во сне эта связь души с телом достаточно значительна. В случае летаргического сна душа остается в связи с телом очень тонким образом, и вот эта тонкость не позволяет внутренним органам функционировать в полную силу. Поэтому, когда человек засыпает летаргическим сном, то близкие и врачи нередко ошибаются и полагают, что он умер. И только очень внимательные врачи определяют, что хоть сердце и не бьется, хоть и нет дыхания, однако сохраняется некоторая теплота тела, некоторая живость кожи, особенно лица, и поэтому нельзя у такого человека констатировать смерть. Его просто помещают в такие условия, где он может отлежаться. Сколько времени летаргический сон будет длиться, никто не знает. У одних он длится три дня, у других 15 дней, бывает и три месяца. И даже 20 лет.

Оказывается, без души невозможна телесная подвижность. Фактически, без души нет живого человека.

Что же такое дух? Дух – это то, что определяет жизнь души, дает ей импульс, энергию, силу действия. Где и когда мы ощущаем в себе дух? Когда мы ощущаем душу, понятно: все наши настроения – это наша душа, мысли – это тоже работа души. Если посмотрим друг на друга, то взгляд – тоже душа. Кстати, оказалось, что два человека долго общаться прямо душа к душе не могут. Действительно, долго ли вы можете наблюдать взгляд друг друга?

На западе есть даже такой метод примирения супругов, у которых разладились отношения. Их учат общаться глаза в глаза. Сажают друг против друга и предлагают пять минут пообщаться. Если вы это попробуете, то вы увидите, что пять минут общения выдержать невозможно. Никто из вас этого не сможет. Глаза сами отводятся и все. Могут смотреть глаза в глаза на протяжении минуты, двух, трех, даже пяти минут только дети до пяти лет. Наверное, замечали, к примеру, в транспорте – какой-нибудь малыш уставился на тебя и смотрит, не мигая и не отводя глаз. Ты уже не выдержал и отвел глаза, а он все равно смотрит. Ты возвращаешься к нему, а он так и не отводил глаз. Взрослый человек, оказывается, общаться прямо душа с душой уже не способен. Потому что «Чужая душа – потемки».  Особенно поссорившиеся супруги не способны общаться друг с другом даже в течение 20 секунд. Таким способом может быть изучаема мера импатии, т.е., способность быть расположенным и открытым друг к другу. Сядьте напротив друг друга, начните просто смотреть в глаза друг другу, при этом не делая никаких внутренних установок – я буду смотреть во что бы то не стало, – а просто смотрите, общаясь. И вы сможете определить меру своей импатической расположенности по секундам, потому что никто даже минуты не выдержит. Так вот, когда ссорящиеся супруги садятся друг против друга, то начинается с того, что глаза все время прыгают в сторону. Постепенно их научают выдерживать взгляд друг друга.

Ты отмечаешь, что глаза все время отводишь, но не отдаешь себе отчета, почему это делаешь. Взгляда внутрь самого себя, а тем более, на свои внутренние психические процессы человек обычно не делает. И поэтому он не отдает отчета, почему он так себя ведет. Мы знаем, что отводим глаза, или к кому-то наоборот, прилепляемся взглядом, а как и почему это происходит, не знаем. Начинаешь разбираться: что же это такое, что во мне вдруг так засуетилось или встревожилось или начало отталкиваться от человека? Начинается разбор внутреннего содержания своих движений. Человек вдруг замечает, что он пережил некоторую неловкость и поэтому отвел взгляд или внутренне запротестовал и тоже отвел взгляд. В третьем случае ему вдруг стало не по себе и просто до утробы, до пупкового переживания нехорошо. Но задание-то было: удержитесь одну минуту, а ему стало так нехорошо, что он не удержался.

И вот когда он начинает анализировать свои внутренние переживания, с этого момента начинается процесс самосознания. В Церкви мы называем это разумением себя. Т.е. человек начинает себя разуметь.

По этому методу в течение полугода пациенты с помощью психолога-терапевта научаются не столько смотреть друг другу в глаза, сколько разбираться, почему они отводят взгляд. Т.е., разбираться со своим внутренним настроением. И удивительно, в течение полугода удается довести взаимообщение у некоторых до десяти, а в особых случаях – до 15 минут. Я слышал, что потом эта методика дальше усовершалась и один кто-то довел общение взглядами даже до полутора часов.

Мне думается, что там уже включаются не механизм общения, а просто механизм установки: встав в некоторое настроение, ты можешь просто держать взгляд, ну, как равнодушные люди могут жить, не обращая внимания друг на друга.

А если ты все-таки в общении, то современному человеку, не имеющему опыта церковного общения, удержаться более 10-15 минут в живом общении взглядами нельзя. Начинаются какие-то внутренние нестыковки, несогласия. Тем не менее 10-15 минут – это уже очень много. Благодаря такому внутреннему изменению и способности сознавать себя и отдавать себе отчет, супруги приходят в некоторый мир. И уже почти распадающаяся пара сохраняется.

Дух проявляется и в совести, и в самолюбии.

Жизнь в духе свойственна всякому человеку, потому что если дух у нас изъять, то и душа не сможет существовать, и тогда мы будем подобно трупу. Когда человек по вере своим духом начинает общаться со Святым Духом, начинается духовная жизнь. Собственно, духовная жизнь – это общение с Богом, общение со Святым Духом. А вообще все люди просто живут своим личным духом, не живущих личным духом просто нет. Отсюда мы можем сказать совершенно твердо, что и верующие, и неверующие все люди пребывают в духе. А человек не в духе есть труп. Правда, иногда мы говорим: «Слушай, ты меня не трогай, я сегодня не в духе». Или: «Ты меня прости, я могу сейчас что-нибудь неприятное такое сделать или сказать, я просто сейчас не в духе. Вот я приду в нормальное состояние духа, и все будет хорошо». Это мы о чем говорим? Это мы говорим о наших душевных состояниях, при которых дух человеческий, оказывается, может быть различным.

Проявление человеческого духа может совершаться в двух видах: в самолюбии и в совести. Исконное, природное проявление человеческого духа – это проявление совести. Т.е., всякий ребенок, родившийся от матери и отца, всегда живет духом, который проявляется в совести. А как характеризуется проявление в духе по совести? Это когда ты всегда мирен, всегда спокоен, уравновешен, всегда расположен, потому что совесть – как дыхание духа, она не может ни озлобиться, ни раздразиться, ни раздосадовать. Когда такой человек появляется среди нас, его называют праведником. А если вообще никак невозможно вывести из себя, то такие люди называются святыми. Значит, возможно прийти к святости, т.е. в такое состояние, когда человека ничем задеть нельзя вывести из равновесия духа.

А если, допустим, кто-то слово сказал, а он обиделся, другое, и раздразился, третье, и раздосадовался, или пришел в гнев, в уныние. Если такие состояния бывают, то это значит, что человек живет самолюбием. Дух его схвачен самолюбием. Ведь именно самолюбие можно легко задеть. Если у человека развито самолюбие, то он не терпит разговора о совести. Как только начинается разговор о совести, то для его самолюбия это самая скучная тема: человек начинает зевать, чувствует что зря теряет время.

У самолюбия есть сильные механизмы самозащиты. Оно живет только собственным интересом, потому что самолюбие – это жажда чтобы все ему угождали. Делай как мне хочется, делай по мне – вот позиция самолюбия. Если муж и жена имеют самолюбивую позицию, что будет между ними? Неизбежная ссора. У самолюбия очень много наработанных способов самозащиты. К примеру человек попадает в ситуацию, где не по нему какое-нибудь нравственное занятие, лекция, еще что-нибудь, и тогда, защищаясь, он начинает заниматься чем-нибудь своим. Другие начинают между собой беседовать, разговаривать, делая вид, что это их не касается: что им не до содержания, не до лекции.

В Московском пединституте, где я учился, у нас на биолого-химическом факультете было свободное посещение. Можно было приходить на лекцию, можно было не приходить, никто не контролировал, главное, чтобы ты был на всех семинарских практических занятиях, тут уж строго. А при этом преподаватель на семинарском занятии всегда требовал, чтобы ты, отвечая на вопросы или же разбирая ситуации, обязательно пользовался лекционным материалом. Но если ты им не пользуешься, то на семинарском занятии разговор с тобой будет особый. При этом у нас было несколько преподавателей, лекции которых посещали все. Среди преподавателей были выдающиеся ученые того времени. Один из них, Уранов, систематик, преподавал и в МГУ и у нас на факультете. Но я хочу вам сейчас рассказать о Гильярове Меркурии Сергеевиче. Он член-корреспондент Академии Наук, ученый-секретарь целого направления науки в Союзе. Это выдающаяся личность, ученый с мировым именем, очень почитаемый в разных странах, имевший много званий, членство практически во всех Академиях мира. Но когда он приходил читать лекции, полный зал был не только потому, что он такой знаменитый, а потому что он умел свой предмет прекрасно подать. Во время его лекции никаких механизмов защиты самолюбия ни у кого из студентов не возникало. Он читал нам «Зоологию беспозвоночных» – это строение моллюсков, червей. И весь год, когда он читал, всегда был полный зал. Было интересно слушать, то, что он рассказывал, и как он рассказывал, но главная сила его была не в этом. Сила его была в том человеческом обаянии, с каким он эту лекцию вел.

Я навсегда запомнил таких выдающихся ученых, как Уранов, Гильяров, Кирсанов. Арсеньев преподавал философию просто поразительно, Филиппович был уникальный биохимик. И что интересно, чем более крупный был ученый, тем он был проще как человек. В нынешнее время уже этого нет, к сожалению. Я немало сейчас общаюсь с учеными разного уровня, но той человеческой простоты, непосредственности и какой-то нравственной расположенности, которая была в тех наших преподавателях, я сейчас не встречаю. А в них это было.

Запомнилась такая ситуация. Как-то около пяти вечера я задержался в институте, захожу на третий этаж, на кафедру зоологии – уже все занятия кончились, никого нет. Выходит Гильяров из своего кабинета, он был заведующим кафедрой, меня он не видел, идет по коридору, а стенки были в решеточках, идет и по этим решеточкам в каком-то самозабвении так пальчиком проводит, и так весь коридор прошел – ну как ребенок, дитя в душе да и все. А ему уже было за 60, седой, большой. До сих пор вот в моей памяти эта картинка. Простые, душевные щедрые, нравственно богатые – вот с такими людьми просто счастье было иметь общение, близкое знакомство и большая удача от них это все воспринимать. Прямо пить от живого источника такой чистый нрав, такой живой характер и душевное благоустроение. Совестливое или же явление чистоты духа, оно имеет вот такой строй. Гильяров был удивительно честный человек, его честности удивлялись даже те, кто рядом с ним прошел многие годы дальних, трудных полевых экспедиций. В океанах и морях эти ученые попадали во многие переделки, и говорили, что не было более надежного человека, чем он. В то же время он всегда был душой кампании. И ты уже изнываешь, ты уже без сил, а он, говорят, подойдет, ободрит, пошутит, и глядишь, у тебя уже настроение поднялось. Вот такое радушие, такое великодушие в человеке. К сожалению его сейчас уже нет давно.

Свойство великодушия и исходящего из него радушия – это свойство нравственное. Проявляется оно в душе, а движется и держится совестью, духом, который и есть собственно совесть. А «Совесть добрая есть глас Божий».

Правда, за совестью есть еще два уровня духа, но эти два уровня человек узнает в себе и постигает, только будучи религиозным. Если он в религиозность не входит, то для него остается все-таки немалозначимое проявление его личного, исконного, природного духа – это его совесть.

Любой младенец уже с малых лет часто и капризничает, и упрямится, и не слушается. Многие уже в полгода, в два года капризны, истеричны, некоторые малыши могут кричать в течение целого часа и ничем невозможно их успокоить. Это все проявления духа, схваченного самолюбием. Т.е., дух может извратится уже в младенческом возрасте. Он еще не успел ничего постичь, ни в чем не успел навыкнуть, а уже впал в такое состояние духа. Откуда это? Дело в том, что самолюбие – это пробуждение нераскаянных грехов родителей и предыдущих поколений.

Почва самолюбия – грех.

Грех – это проступки, совершаемые человеком против Бога: ложь, всякие нечестные поступки, блуд, гордость, чванство, насмешка над другими. Грехов очень много, и каждый из нас совершает практически чуть ли не каждую минуту тот или иной грех. «Грешному путь вначале широк, да после крут».  Мы в этом отчета себе не отдаем, но они, грехи постоянно есть. В какие-то моменты совесть подсказывает, что ты согрешил, ты не прав, так не надо было делать.

Несколько наших предыдущих поколений – родители, деды и бабушки раскаяния за грехи не знали. Они же были не верующие, не религиозные, а раскаяние – это отношение с Богом, когда я чувствую свою вину перед Богом.

А когда я чувствую свою вину перед человеком, то это чувство вины. Виноватым каждый из нас себя в какие-то моменты чувствовал. Это явление совести. А вот чтобы человек переживал покаяние, это, наверное, далеко не все испытывали.

Покаяние рождается с появлением веры. Если грехи соделаны, но не раскаяны, то они остались с человеком, и принадлежат его душе. А когда от такого родителя рождается ребенок, то эти нераскаянные грехи становятся уже принадлежностью его души и духа. Они в ребенке создают условия для развития самолюбия, побуждая его к совершению греха.

На сегодняшний день нет ни одного человека, который бы рождался чистым от самолюбия. Все мы в той или иной мере несем в себе самолюбие.

Нет людей, которые могли бы до конца раскаяться. Даже глубоко верующие люди, и те в покаянии своем до конца раскаяться не могут. Потому что до конца раскаяться – это значит пережить покаяние в глубинах духа своего. А если я переживаю покаяние только в области совести, а в области второй глубины, третьей глубины грехов не чувствую, то грехи мои остались. И когда рождается у меня сын, то он, естественно, несет эти нераскаянные глубинные грехи. Это и есть почва самолюбия.

Из поколения в поколение, все больше идет накопление самолюбия. Представьте себе, после революции, когда народ сделали неверующим, и люди перестали каяться, сколько за четыре поколения накопилось нераскаянных грехов?! Неудивительно, что теперь рождаются дети, которые только родились, сразу проявляют нервозность. Для совестливого рождения это не свойственно.

Мне знакомы младенцы, которые удивительно спокойные, мирные, тихие, и всегда расположенные. К ним склоняешься, он тебя такой лучистой улыбкой встречает и светится радушием по отношению к тебе. Однажды мама такого малыша была вынуждена уйти по делу и попросила нас подежурить с ним, пока он спит. До кормления оставался примерно час, и она полагала, что за час управится. И что вы думаете? Ребенок просыпается, конечно, в нужное время и лежит молча. Проходит час, полтора часа – ни звука от него. И только много позже он начал немножечко кряхтеть и агукать, стал чуть-чуть показывать, что ему голодно. Тут прибежала мама, тут же его распеленала и покормила. И он всегда такой. Мама его рассказала, что она постоянно чувствует его состояние. А когда, например, у нее плохое настроение, он ее по-своему утешает – тоже ее чувствует. Если она что-либо не успевает, он спокойно терпит. Он много всякого терпит.

Терпение – это свойство нравственной души. Говорят «Хорошо спасенье, а после спасенья – терпенье».  Вот такие дети сегодня тоже рождаются. Но только в тех семьях, где несколько поколений родителей сохраняли веру.

В разных условиях дух может быть совестливым, а может быть самолюбивым. Чисто самолюбивым дух тоже не бывает, потому что все от природы совестливые. А самолюбие – это то, что накопилось за годы, это приобретенное уже не мною лично, а в роду приобретенное, многими поколениями. Поэтому мы все рождаемся с двумя началами: началом нравственным, совестливым и началом злым, безнравственным, т.е. самолюбивым.

До 5 лет ребенок напечетлевается душой.

Многое зависит от того, в какой семейной среде будет развиваться ребенок. Потому что весь период младенчества – сенсетивный, т.е., чувствительный к состоянию родителей.

Сенсетивность, на самом деле более глубока, чем даже мы предполагаем. Православная психология знает, что сенсетивность младенца глубже, чем считает классическая или светская психология. Просто для светской психологии есть одни уровни познания, до которых она доходит, и дальше уже не распознает, не различает и поэтому не ведает, что есть еще большие глубины, чем она может изучить. А православная психология знает эти глубины и поэтому могу с уверенностью сказать вам, что сенсетивность младенческого возраста чрезвычайна. Нет ни одного возраста после пяти лет, в каком бы мы имели такую сенсетивность.

Так что же напечатлевает младенец от своих родителей? Он напечатлевает внутреннюю жизнь их души и духа. Ребенок воспринимает не столько внешнее, сколько внутреннее.

Нередко удивляешься, насколько дочка своими движениями, жестами, интонациями похожа на маму. Так, что по телефону все время ошибаешься. Поднимает трубку дочка, а ты обращаешься: «Марья Васильевна, это вы?» – «Да нет, это я, ее дочка». Подобно же воспринимают образ жизни отцов мальчики. Сколько мальчишек, которые совершенно идентичны своим отцам. Как отец ходит, так и сын, какие интонации у отца, такие и у сына, какие фразы у отца, такие и у сына. Но мера этого восприятия у всех разная и поэтому одни очень сильно, другие слабее воспринимают родителей, но воспринимают все. Не воспринимающих не бывает.

Более того, так устроена природа человеческая, что если бы мы не имели этих свойств души воспринимать взрослого человека, то мы бы людьми и не стали. Известнейший пример этого – египетские дети Амала и Камала, найденные в пустыне, которые были воспитаны волчицей. Четыре года она их воспитывала. Уж как она их смогла ухватить, из селения ли украсть – никто не знает, но вот обнаружили их, когда они были уже старше пяти лет. Вернуть их к человеческому образу жизни при всем старании ученых, психологов, педагогов так и не удалось.

Получается, что именно те живые существа, с которыми ребенок общается до 5 лет и напечатлеваются его душой. Не только внешне, но и внутренне настолько глубоко, что если младенец общался с животными, то человеческий образ он уже не воспринимает. В первые годы идет напечатление самых глубинных состояний и движений человеческой души. Т.е., ребенок впитывает такой объем жизненной информации, какую мы даже внешне выразить не можем. И если он это все схватил, да еще запечатлевает на всю жизнь, делая своим навыком, привычкой внутреннего бытия, то естественно, что, фактически, все основания характера, будущего нрава формируются до 5 лет. А потом мы только продолжаем это все развивать и укреплять.

Отсюда, если ребенок воспитывается у совестливых родителей в  мирной, доброй семье, то в ребенке получает развитие начало совестливое. Если же ребенок воспитывается при родителях, которые разошлись, пока ему не было 5 лет, и он с самого рождения наблюдал их ссоры, а потом развод, то тогда в ребенке развивается самолюбивое начало.

Но так как крайности редкость, то большинство детей несут в себе смесь того и другого. Поэтому каждый из нас все-таки отчасти совесть слышит, отчасти он человек все-таки добрый, надежный, совестливый, а отчасти мы с вами не надежные, не добрые и не совестливые, т.е. самолюбивые.

Как распознать свой уровень совести и самолюбия.

Как можно измерить совесть и самолюбие? Я предлагаю одно упражнение. Это такой деятельный тест, можно сказать. Заведите себе дневник и попробуйте каждый день вечером отмечать все движения совести, которые вы пережили.

Бывает, когда кого-то сильно обидел или даже оскорбил, то чувствуешь, что виноват, что надо пойти, извиниться, попросить прощения. Тут же сразу начинается внутренняя борьба, совесть взывает: «Попроси прощения», а самолюбие: «Да ну тебя, – легко говорит оно совести, – обойдется обиженный». Не всякий выдерживает в этих внутренних противоречиях, в этом внутреннем конфликте совести и самолюбия, и все-таки отдается самолюбию и поступает согласно ему. Но кто-то все-таки преодолевает свое самолюбие, переступает через себя и идет по совести.

Так вот, попробуйте в течение недели каждый вечер вспоминать прошедший день и моменты, когда проявлялась совесть, укоряла вас, и эти моменты отмечать. Можно выписать в виде фразы, можно просто двумя словами обозначить ситуацию. А можно, если уж совсем неохота все это писать, просто палочками отметить каждое укорение совести. В конце недели посчитайте общее число, сколько же раз за семь дней совесть ваша с вами была или вы ее слышали.

Потом на следующей неделе посчитайте, сколько было моментов проявления самолюбия. Самый точный способ его обнаружить – это когда ты задет. Тебя задели и ты, соответственно, в одном случае обиделся, потом раздосадовался, потом раздразился, разворчался, разгневался, возненавидел или еще что-то такое, мало ли? Причем степень проявления самолюбия может быть разная. Начните отмечать все эти самолюбивые реакции. Лучше всего описывать конкретно, если кто всерьез хочет над этим поработать и увидеть картину своего самолюбия, потому что она у всех очень разная: есть люди обидчивые, у них реакция самолюбия одна, есть люди гневливые, у них реакция другая, есть люди властные, у них реакция третья. А есть люди с перемешанным темпераментом, у них там такое бывает, целый винегрет самолюбивых реакций. Если хотите себя серьезно узнать, то подробно расписывайте как вы среагировали. А кто хочет только испытать, просто ставьте палочки.

В одной студенческой аудитории мы занимались этим два года. Это были московские студенты, сто человек из самых разных ВУЗов, которые приходили на занятия школы общения. Картина получилась примерно такая: совестливых движений за семь дней у одних – пять, у других – 12-13, максимум – 17. Самолюбивых реакций за семь дней – самый минимум 200 с лишним. Отмечались все, даже самые маленькие. Чуть маленькая досада там, ну кто-то покосился, а ты уязвился чуть-чуть, все равно отмечай. Потому что можно уязвиться ведь только самолюбием. Совесть не может уязвляться, обидеться, разгневаться. Это  совести не свойственно. Если такие переживания происходят, то это все переживания самолюбия. Ребята пришли специально заниматься общением, и они серьезно к этому относились и все самые тонкие движения фиксировали.

Мы сосредоточились на негативных реакциях. А если положительные эмоции: радость, счастье – это к совести относится? Не всегда. Скорее всего, и в радостных ситуациях, т.е., в радостных эмоциях такой же расклад. Очень мало радостных реакций по совести, но очень много самолюбивых.

Это, например, вот какой момент: кто-то на наших глазах опрофанился. Что мы делаем? Смеемся. Это радостная реакция. Или же, например, анекдоты. Когда я смеюсь, хохочу над анекдотом – это тоже кто-то опрофанился, но только не реально, а в рассказе. Почему я смеюсь? Потому что есть «положительная реакция», но это реакция самолюбия. Самая типичная. Почему сейчас мне хорошо? Потому что другой опрофанился, а не я. Если вы внимательно разберетесь в мотивах этих эмоций, то выяснится, что оказывается, вся мотивационная сфера – это сфера самолюбия. Потому что в совестливой сфере мотиваций нет. Там совершенно другой, не мотивационный механизм действий. Значит, неверно такое изречение, которое существует, что чем больше ты смеешься, тем больше ты будешь жить.

Ну, правда, можно быть самолюбивым и жить до 90 лет. Но к возрасту 80-90 лет ты столько наживешь в себе самолюбия, что никто с тобой рядом жить не сможет. Ты к старости сделаешься несносным человеком. Много ли людей к старости делаются несносными, трудными? На сегодняшний день очень много. А почему? А потому что давно известно, что «Старость с добром не приходит».  Когда ребенок появился на свет, разве он уже родился несносным? Хотя, конечно, много сейчас детей капризных, упрямых, но все-таки они более-менее сносные. Конечно, когда заденешь ребенка, он разорется, самолюбие уже есть, но еще в малой мере. А по мере того, как ребенок развивается в самолюбии, он становится все более несносным. Но сначала у ребенка светится чистая, ясная, еще не самолюбивая душа.

Поэтому любой из нас может прожить жизнь таким образом, что к старости будет почитаем. Поверьте, к каждому из вас, будут приходить люди и спрашивать совета, потому что все знают, что у вас практическая добропорядочная жизненная мудрость, вы обрели нравственную красоту, в вас чувствуется удивительное явление самого духа, причем не только первого уровня, самой совести, но и более глубокие явления духа. Конечно же, всякому человеку хочется в жизни поступать благочестиво. Для этого, как считалось во все времена, надо спросить совета у мудрого человека. И если известно, что этот 70-летний дедушка, или эта 70-летняя бабушка могут его дать, люди будут идти к ним. По природе нашей, по совестливой, нравственной нашей природе к такой старости назначен каждый человек.

Другое дело, в какой обстановке мы растем: в семье, где идет невольное, для нас, детей, развитие в нас самолюбивого, когда родители ссорятся, ссорятся, и в конечном итоге они развелись, а самолюбие уже в нас развилось. Или же мы растем в семье, где родители живут в мире и по этой причине и в детях развивается совестливое. Если до 7 лет удается развитие совестливого, то после 7 лет оно уже внутренне уверенно сохраняется. Даже в подростковом возрасте. Кстати, в 12 лет просыпается самолюбие с особой силою. Так как нераскаянные грехи есть в любом человеке, в любом роду, то самолюбие с особой силой дает себя знать в 12 лет – это так называемый переломный возраст, и далее с 12 до 19 идет очень трудный период.

Вот почему говорят «трудный подростковый возраст»? Он трудный только в тех подростках, в которых совестливое слабо, но все-таки есть. А самолюбивое сильно. И когда начинается после 12 лет особое развитие духа, особая жизнь духа, то дух живет либо самолюбием, либо совестью – и тогда начинается внутренний конфликт. Вот этот внутренний конфликт личности, который сильно проявляется в возрасте от 12 и, практически до 24 лет, и составляет трудность не только для окружающих, но и для самого подростка, юноши и девушки. И там, где совестливого больше, там этот конфликт меньше, потому что самолюбие не так сильно конфликтует внутри. А там, где самолюбивого много, там подросток не только конфликтует с окружающими, но и внутри себя с совестью. Отсюда, на фоне неустойчивости физиологии, неустойчивость характера, потому что тело зависит от души, а душа колеблется, и дух колеблется, поэтому бывают такие трудные периоды.

 

Достояние душевного – нравственное.

Мы рассмотрели нравственное относительно духа человека. А что же такое нравственное со стороны души? Ведь дух реализуется или осуществляется через душу. В душе основание нравственного – это, прежде всего, чувство долга. Начинается чувство долга с самого младенчества как чувство долга по отношению к родителям. Почему у младенца от природы такая преданность маме и папе? Это действует чувство долга. Основные характеристики чувства долга – преданность, верность, надежность. Если ребенок имеет чувство долга по отношению к родителям, то даже в подростковом возрасте, когда самолюбие начинает активно проявляться, чувство долга в душе может оказаться сильнее. Такие подростки легко проходят через этот возраст без конфликтов. Они понимают взрослых, чувствуют их мудрость, они распознают, где совет взрослого или его требование в добро направлены, а где во зло. Со злом он не согласится, а добро будет приветствовать, и хранить мир.

Если же чувство долга постепенно угасает, и дети входят в конфликт с родителями, то подростковый возраст переживается очень трудно.

Чувство долга сыновнего или дочернего рождает чувство долга супружеского, которое после свадьбы обретается как преданность и верность мужа, равно и наоборот – преданность и верность жены. Если супружеская пара развивается в чувстве долга, то она может преодолеть все кризисы супружеской жизни. Кризис первого и третьего года большинство семей не преодолевает из-за острейшего дефицита сегодня в людях чувства долга. Особенно в молодых. А это означает, что у подростков много конфликтов со своими родителями, воспитателями, учителями, и вообще со взрослыми.

Подростки, юношество конфликтуют и между собою. Обратите внимание на свои взаимоотношения, вы увидите, что в вас доминирует, потому что совесть всегда осторожна с выводами. Особенно относительно себя, потому что она слишком хорошо знает, чем оборачиваются самолюбивые движения.

В каждом человеке сидит очень глубокое чаяние супружества на всю жизнь, до конца. Есть, но очень мало таких юношей, которые женятся, предполагая, что поживет, потом разойдется. К сожалению, такое юношество уже появилось. И девушки такие уже появились. Они живут как по той пословице «Жених с места, другой на место».

Потрясающая картина распада семьи на Западе. Понятие семьи исчезает. Среди молодежи уже понятия семьи нет. Во многих странах эпидемия однополой любви и даже узаконенных однополых браков. Я недавно был в Германии и постоянно общаюсь сейчас с коллегами из Англии, Франции, Австрии, удивительные вещи они мне рассказывают. Они говорят, что трагедия Запада заключается в том, что понятие семьи исчезло, а у молодежи очень прагматические взгляды: попробую с этой, попробую с той, не получится – вообще не буду заключать никаких союзов, буду жить свободно, кого подберу, с той и буду жить.

Возможно ли все это преодолеть? Возможно, если ты осознаешь, что в тебе действительно всерьез есть два начала: совестливое и самолюбивое, есть ты сейчас всерьез начнешь работать над тем, чтобы избавляться от самолюбивых оснований и входить в согласие с совестливыми основаниями, хотя встретишь сразу сильное сопротивление среды.

К сожалению, до нравственного ядра и до совестливого ядра психология сегодня не добралась и поэтому нет такого предмета, как психология нравственного. Социальная психология может отмечать добрые начала, но изучает сугубо механизмы самолюбивых отношений.

Вы, наверное, знаете, что такое давление среды. От него происходит боязнь мнения окружающих. Человек боится, что о нем подобное скажут. Вот этот страх окружающего мнения и составляет основную причину социализации сегодняшнего человека. Сегодняшний человек потому принимает ценности окружающей среды, что он боится упасть в глазах окружающих. Ему хочется быть «на уровне». Чтобы что-то сказать от себя, он должен быть уверенным, самолюбивым лидером, которому нипочем все остальные. А все, кто в иерархической пирамиде находится ниже него, обязательно живут с оглядкой на лидера или на тех, кто рядом с ним. Такая внутренняя боязнь выделиться, сказать искренне или честно всегда существует в самолюбивом обществе.

И если вы решите серьезно укрепляться в совестливых поступках, то первое, с чем вы столкнетесь – это реакция окружающей среды: усмешки, косые взгляды и прочее, все это вы почувствуете и услышите. Потому что самолюбие всегда защищается. Ведь это самолюбие устраивает иерархическую пирамиду. А совестливые отношения пребывают в емкости шара. И вы, начав жить в емкости шара, вдруг ощутите, как все участники пирамиды начнут топорщиться против вас, они духом будут чуять, что вы не в их сторону движетесь. Выдержать это очень трудно. Хотя тот, кто живет согласно совести, опираясь на нравственное ядро, он не имеет зависимости от мнения окружающих людей. Это те, которые живут в самолюбии, находясь на своей ступени иерархической пирамиды, они зависимы от мнения окружающих.Про таких говорит пословица: «С его совестью жить хорошо, да умирать плохо».  А для человека совестливого все это суета и не имеет никакого значения. Его хихиканьем, издевками, насмешками не зацепишь. Но в силу того, что мы с вами все не чисто совестливые, у нас самолюбие все-таки есть, то нас можно и зацепить. И поэтому очень непросто будет жить в окружающей среде. Но идти по совести можно, и чем глубже и дальше вы будете идти, тем менее вы будете зависимы от самолюбивых механизмов. Потому что «Кто слова не боится, тому и плеть не страшна».

На днях я выслушал мнение, что недопустима такая профессия как артисты, актеры, юмористы. Но мы смотрим их по телевизору, ходим на концерты. В юморесках, получается, смеемся сами над собой, в анекдотах над кем-то. На концертах стоит массово бурный смех и тем самым мы, получается, отдыхаем на концерте.

Сейчас надо точно отдавать себе отчет в том, что современная субкультура, откровенно и прямо настроена на уничтожение нравственного и совестливого. И поэтому все, что сейчас льется с экранов телевизоров, за редким исключением, и может быть, наших старых советских фильмов, имеет эту цель.

Как можно уничтожить совестливое или же нравственное начало в человеке? Очень просто: дай самолюбию свободу жизни. Где более всего это проявляется? В насмешках над всем совестливым. А это все анекдоты, все юморины, все что угодно, где, фактически, смех над человеком. Но если мы смеемся над человеком, то всегда присутствует внутри смех над своим нравственным началом. Когда мы весело смеемся над кем-либо, в этот момент мы в себе запрещаем и растаптываем нравственное начало. Потому что насмеявшись на каком-нибудь таком юмористическом концерте, ты нравственного чутья уже не будешь иметь на протяжении ближайшего месяца. Один юмористический концерт побивает нравственную чуткость к ближнему, к человеку на целый месяц.

Другое дело, конечно, когда мы все такие же, все вышли с одного концерта или все отошли от телевизора, одинаково смеющиеся друг над другом. Тогда мы находимся все время в этой среде смеха. И жена какой-нибудь анекдот рассказала, в ответ тут же рассказал какой-нибудь анекдот муж, так наше бытовое общение сводится к тому, чтобы как можно больше рассказать смешных историй. И кто душа компании? Тот, который рассказал как можно больше разных смешных историй про то, куда он попал, в какую ситуацию вляпался. Эта атмосфера огульного смеха – это атмосфера самолюбия. В такой атмосфере, конечно же, совестливая чуткость исчезает. Неудивительно, если вы всерьез начнете эти задания выполнять, измерять свою совесть и измерять свое самолюбие, то цифры будут просто разительные: совестливых проявлений будет немного, а безнравственных или самолюбивых, сколько угодно. Измерьте для себя, и вы увидите, что, оказывается, очень далеко зашли. Поэтому, конечно же, для человека нравственного вообще невозможно над кем-нибудь хихикать, смеяться, в том числе и над собой. Смеяться всегда над чем-либо совестливым может только самолюбие. Какая разница, надо совестливым другого или своим.

 

Мы все сейчас просто заражены этой атмосферой всеогульного высмеивания. Все эти бесконечные смешные конкурсы по телевизору, вся эта КВНовская атмосфера, там конечно, много чего работает в плане ума, смекалки, но вы посмотрите, в какой это атмосфере происходит. А вообще само соперничество, состязание, соревнование – это не совестливые вещи, а чистое самолюбие.

 

Глава 9

Две стратегии жизни – совести, самолюбия

 

Всегда важно для реализации смысла бытия определить стратегию жизни. В предыдущих главах мы говорили о тех нравственных основаниях, из которых появляется реальность жизни.

Жизнь внешняя обслуживает наши личные вожделения. У каждого их много, начиная с того, что каждому хочется поесть, поесть сытно и вкусно. Каждому хочется красиво быть одетым, жить в уюте, комфорте, каждому хочется, чтобы было у него всегда хорошее, радостное настроение. Для этого используется множество разных приемов, начиная с кокетства с ближними и кончая телевизором, компьютером, разными психотерапевтическими кабинетами, массажами, парфюмерией и т.д.

За историю человечества придумана масса всяких способов сделать жизнь приятной. Наиболее изощренные способы поднятия настроения требуют больших денег, отсюда, конечно, один из очень важных факторов – это возможность иметь хорошую зарплату – тоже одно из самоличных вожделений, и когда она есть, то настроение сразу поднимается на несколько порядков и человек чувствует себя уверенно с хорошей опорой в жизни. Это тоже базисное самоличное средство, с помощью которого выполняются все остальные самоличные способы удовлетворения вожделений.

 

Отцовское и материнское чувство долга.

Когда же мы говорим о нравственных достояниях, то мы говорим совсем о другом, прямо противоположном, о чем-то таком, что нравственно побуждает, например, ради ближнего отказаться от сегодняшней зарплаты. Взять свою зарплату и полностью отдать ближнему своему, потому что ему очень надо. «А я по-другому не могу, я знаю, что ему очень надо, поэтому я так делаю». – «Да кто так вообще делает, ладно треть зарплаты, ну еще половину, но не всю же!». – «Может быть, это так, но по моему внутреннему чувству я по-другому не могу, я вижу, что у него серьезная проблема и он ее не решит, если я ему не помогу». Такой человек сердцем знает, что «Болезному милость творить – с Господом Богом говорить».

Или же, ради какого-то нравственного участия в ближнем человек готов отказаться, допустим, от очень желаемого фильма, потому что в данный момент нужно побыть с другом. Но тогда фильм для него пропадает. Да пусть! Потому что рядом с нравственным откликом какое-то мое вожделение фильма – это вообще пустое.

Кстати, нравственное не создает иллюзий, оно всегда очень реалистично и конкретно. И если действительно у ближнего нужда, а я на нее откликнулся, то никаких личных вожделений в этом быть не может.

Так, например, действует чувство долга. Если оно пробуждается, то какие могут быть личные вожделения? Их просто нет. Это наиболее характерно для женщины, когда рождается ребенок. Правда, сейчас немало женщин, у которых никакого долга материнского не пробуждается. Есть такие матери, которые могут завернуть ребенка в полиэтилен и кинуть в мусоропровод. И такие, которые, родив ребенка, маятся, тяготятся, готовы спихнуть его няньке, медсестре, бабушке, – пусть кто угодно им занимается, но только не я. Так могут поступать как раз те, которые живут своими личными вожделениями. Для них личные вожделения превыше всего.

Но если в матери пробуждается нравственное чувство, то какие могут быть личные вожделения? Тут вообще забудешь про всё. Если ребенок плачет, ни о каком сне вообще не может идти речь. Мать поднимется ночью три раза, а если надо и пять раз и вообще не сомкнет глаз, потому что ее дитя нуждается в ней и она это чувствует и больше ничего для нее не существует. «Ну кто кроме меня?» – вот это и есть чувство долга.

Так чувствовать себя по отношению к ближнему может мать и, к счастью, именно в матерях, к радости нашей, сегодня это нравственное достояние еще в российском народе не потеряно. Все-таки достаточно еще матерей, которые в себе несут нравственное чувство. А «Материнская молитва со дна моря вынимает».

Отцы в большинстве своем это уже потеряли. По сравнению с матерями даже лучшие из отцов проявляют это нравственное чувство на порядок меньше. Хотя у отцов бывает очень сильно выражено, как мужское качество, чувство долга перед Отечеством, перед обществом.

Чувство долга по отношению к ребенку порою захватывает мать полностью. Подобным же образом отца может захватить полностью чувство долга перед Отчизной, особенно в критических обстоятельствах, ведь чувство долга, прежде всего, окликается на критические ситуации. А вообще-то, если оно откликнулось, оно всегда бывает живым и поэтому даже в быту остается с тем, на кого откликнулось. Мать может быть вся в ребенке особенно тогда, когда он заболел.

А когда он здоровый, она как бы забывает про него и занимается своей внешностью: бижутерией, косметикой, телевизором, устроением всяких удобств и приятностей для себя самой, а дитя в этот момент вообще не знает, где его мама. Она тут, в квартире, но реально мамы нет. Сейчас таких мам стало много.

Но все-таки нравственное чувство не в этом. Если оно есть, то всегда, даже будучи занята своими делами, мать все равно держит ребенка в поле своего зрения. В сердечной, душевной памяти она все время его хранит, и ребенок чувствует эту материнскую связь. Отсюда его спокойствие, уравновешенность, отсюда его мирность, с которой он может быть занят своими делами. И особо-то и не капризничает, потому что как оказывается, в большинстве случаев каприз ребенка – это просто вопль к матери, это порой единственный способ, каким он может ее привлечь. Потому что иным образом удержать маму при себе невозможно. Однажды он понял, что если сильно закапризничает, то мама вынуждена будет заняться им. Придется ей оторваться от своих дел, хоть она и досадует, хоть и нашлепает, хоть и накричит: «Что же ты меня отвлекаешь!». Она же отчего будет кричать на него? Оттого что он не дает ей заниматься своими вожделениями. «Ну пусть, ну ладно, нашлепала, накричала, но все равно она со мной. Она мною занимается, что мне еще надо?!».

Какое-то время позанималась, ему пока хорошо. Но через два часа: «Мама!». – А мама ноль внимания. – «Мама!». – Мама как будто не слышит. «А у меня ж есть испытанный способ!». Зацепился за что-то, устроил истерику, и мама опять с ним. Правда, еще раз нашлепала, и опять накричала. Зато со мною. Ведь «Матерни побои не больны».

Чувство долга есть одно из самых важнейших нравственных достояний человека, которое обращает нас друг ко другу. Будучи детьми, мы были преданны своим родителям настолько, что кроме них никого не надо было. Бабушка зовет: «Иди ко мне, иди». – «Ну, пойду побуду немного у бабушки, но все равно потом надо к маме». Тетя пришла в гости, тоже зовет. «Побуду с тетей, но все равно мне потом мама нужна». Откуда вот эта преданность матери? А это и есть чувство детского долга. Оно как раз и проявляется в привязанности к родителям, в том, что родители выделяются нами из всех людей.

 

Образ Божий и есть чувство долга.

Чувство долга, с которым рождается каждый из нас и есть то, что Господь вложил в нас, сотворив человека. Это и есть образ Божий. Мы говорим, что человек создан по образу и подобию Божию. Да, по образу, а образ – это и есть чувство долга. Это Господня преданность, бесконечная преданность, верность и надежность по отношению к ближнему. И вот мы, с этим родившись, оказываемся перед выбором: развиваться ли в этом чувстве долга, сыновнего и дочернего, которое постепенно восходит к супружеству.

Когда образуется семья, она образуется в супружеском чувстве долга. Долга жены по отношению к мужу, составляющего ее верность, надежность, преданность мужу. Порою это чувство в полноте своей бывает необыкновенно глубоким и сильным. Немало же таких случаев, что ей говорят: «Брось ты его, ну что ты с ним возишься, домом он не занимается, только работой все время увлечен. Ты ему нужна лишь для физиологических потребностей. Больше ни для чего. Дети его вообще не волнуют и не интересуют. Зачем он тебе?!» – «Как?! Я не могу его оставить». Что же заставляет эту женщину оставаться при нем? «Как же, если не я, то кто будет у него жена?».

Вот это чувство, что она и есть та, которая должна быть его женой, а он без нее не может быть, это и есть чувство супружеского долга. Вот другой случай: муж пьяница. Напьется, носится по квартире с топором в руках, бьет мебель, всех выгоняет, готов зарезать и зарубить всех. Они, бедные, раз в неделю как минимум, выбегают из дома и прячутся у соседей. «Разведись, – говорят ей, брось его» – «Не могу, я жена». Батюшка благословляет: «Оставь его». – «Батюшка, не могу, я жена». Это говорит чувство долга. И есть случаи, когда такая жена была убита мужем в пьяном угаре. Это предчувствовалось, это предвиделось, но переступить через свое «Я жена» она не могла.

Вот какая глубина силы чувства долга. И это дано всякому человеку. Такая надежность друга, такая преданность другому – это и есть то, что Бог подарил нам. Это достояние Божие в нас. «Долг не ревет, а спать не дает».  Высота этого достояния создает удивительную красоту человеческую. Избитая, мужем своим попираемая женщина, тем не менее, во внутреннем своем состоянии – идеал красоты, нравственной красоты.

Когда у такой женщины рождается ребенок, то ее супружеское чувство долга преображается в чувство долга материнского. Она становится преданной, зхаботливой матерью. Это чувство долга матери ведет ее к правде отношений с ребенком. Из чувства долга только можно взращивать в ребенке нравственное достояние.

А если ты чувства долга не имеешь? Живешь своими личными вожделениями. Тогда ты вступаешь в отношения с ребенком подобные тому, что он задает тебе. Он капризен – ты в истерике, он в истерике – ты в ярости. Он в ярости – ты в унынии, и в тоске от такого ребенка. Отношения с ребенком переходят совсем в другую область. Он хочет подчинить себе других, и ты ему подыгрываешь, потакаешь, и не подозреваешь, что, оказывается, развиваешь его самолюбие, тщеславие, самоугодие. Ребенок растет у тебя как некий царек. Он – одно из твоих самоличных вожделений. Услаждаешься его тельцем, его душою. Он весь при тебе, тебе все нравится. И разницы нет, что ты время от времени услаждаешься еще и телевизором. Время от времени колбасою или тортиком, но больше все-таки ребенком.

Самоличное вожделение, то есть чувственная услада и нравственное чувство долга – это совершенно разные вещи. В детстве, имея действительно открытое чувство долга сыновнего или дочернего к матери и отцу, мы оказываемся перед выбором: пойти ли в развитие этого чувства долга, которое перейдет в чувство долга супружеского, потом родительского, а значит, соответственно, из этого супружеского долга уметь взрастить мужа своего, а мужу уметь взрастить жену свою в этом чувстве до серебряных отношений, а потом и до золотых отношений в семье, к золотому супружеству. Взрастить настоящих детей, которые продолжат это нравственное достояние.

Ведь есть наследство материальное: дом, сберкнижка, имущество, участок, дача, еще что-то, а есть наследство нравственное. И которое из них более высокое? По нынешним временам больше ценится первое. На самом же деле наследство нравственное много выше. Откуда оно берется? Коль это наследство, значит, от тебя оно должно передаться ребенку. Но, как и материальное, его надо еще и накопить. Возможно ли, ничего не накапливая в нравственном плане, потом иметь возможность что передать? Да откуда ты возьмешь? Если ты все время накапливаешь только личные вожделения и благодаря некоторой состоятельности удовлетворяешь их, то ты нравственное достояние совсем не накапливаешь. Тогда что ты передашь, как наследство? Да у тебя ничего нет, ты нравственный босяк.

 

Распознайте свой жизненный путь.

Если мы уже с детства идем по пути нравственного развития – это одна стратегия жизни. В то же время сразу же появляется соблазн пойти по пути себялюбивого направления жизни, из себялюбия идти к личным вожделениям и в них  развиваться, ими обогащаться. Если внимательно посмотреть на свою внутреннюю жизнь с детства, то можно определить, в какую сторону все-таки я пошел? Какую тропинку выбрал: может быть, это самолюбие и обслуживание себя и вовлечения других в этот круговорот обслуживающих меня.

Как узнать самолюбие? Оно узнается просто. Среди моих знакомых нет ни одного, кого нельзя было бы задеть. За что-нибудь, как-нибудь, кто-нибудь обязательно зацепит.

Но зацепить, задеть, обидеть совесть можно ли? По совести вообще обижаются? Может совесть в ярость приходит? Раздражается? Она тебя может укорять, она может возненавидеть грех и тебе передать эту ненависть, тебе, как личности. Но чтобы по совести ненавидеть человека, яриться, обижаться – разве это возможно? По совести таких чувств нет. Может быть, такие чувства уязвленности, ярости, раздраженности или обиды появляются от чувства долга? Нет. В чувстве долга таких чувствований вообще нет. Оно ведь от Бога, это чувство. Может быть, Бог умеет так, обижаться, в истерики впадать, капризы устраивать? Господь шел по земле, апостолы чего-то не сделали – он в каприз. В другой момент накричал на них. Этого быть не может. Потому что в Боге этого нет. И, соответственно, нет этого и в нравственных достояниях. Задеть нравственное достояние нельзя.

Значит, что в тебе можно задеть? Только твое самолюбие. Главное рассмотреть все внутренние моменты задетости. Вот заделась, стало неприятно на душе, досада появилась, сердце раздразилось, обиделось. Виду не подала, но обиделась. Жду, чтобы выместить все на муже: «Ну, дам я ему». Отмечайте эти моменты, можно просто поставить на каждый случай палочки. А в конце недели посчитать, сколько их получилось.

Противоположное самолюбию достояние нравственное – совесть, которая питает наше чувство долга. И вот измерьте свою совесть. А на следующей неделе будете просто палочки ставить, отмечая моменты, когда совесть укоряла вас в чем-либо. Если бы мы принимали эти укоры совести, но чаще всего мы их гасим, говорим: «Все ж так делают, ну и ладно». Но, тем не менее, она корит. Вот эти все моменты укорения и отмечайте. В конце недели посчитайте, сколько их. Затем сравните объем самолюбия и объем своей совести и увидите, какую вы тропинку выбрали, какую стратегию жизни обрели еще где-то в детстве. С первого вашего сознательного каприза или первой обиды на маму, папу, на брата или сестру – вот с этого момента пошла ваша тропиночка самолюбия.

Поразительное, что при этом меняется и внешний облик человека. Смотришь на дитя – какое чудное личико. Когда-то вы тоже умиляли всех, даже самого вредного в самом худом настроении. Он глянул и умилился этому лику. Младенческий лик – это отражение души в лице человека.

Если действительно пойти по пути развития нравственных достояний, то это значит пойти по пути развития лика. Постепенно зрелость лик преображает, некоторая умиленность сокрывается. В лике и умильность, и зрелость сочетается в удивительном каком-то соединении, дающем лицу нравственную красоту. При этом по форме лицо может быть с неправильными чертами, а тем не менее оно красивое. Бывает же такое, видишь, ну несуразная физиономия сама по себе, а вот красота идет изнутри этого образа. Благородство, расположительность, обращенность, такая добрая освещенность.

Это в стратегии развития нравственного, когда лик постепенно развивается и к старости человек приобретает благообразность. Где сейчас такие можно увидеть? Разве только в монастыре. Хотя и в миру бывают такие нравственные люди. И благородство человека видно по лицу его.

Границы стратегии самолюбия.

По пути самолюбия совсем другие преображения происходят с человеком. К зрелому возрасту – 40 годам и далее приходится заниматься своим лицом. И подмазывать, и подкрашивать, и массаж делать, чтобы не пугать людей. Заниматься лицом, в то время как на самом деле надо заниматься душою. И если душою ты занят, то она естественно отражается в лице твоем.

Возникает вопрос: неужели человек родился вот для такого «развития». Это и есть наша стратегия жизни? А ведь мы, не отдавая себе отчета, практически, идем по этому пути. И как-то не задаемся особо вопросом, какова стратегия моей жизни? И вдруг расстроилась жизненная стезя. Не состоялся брак, или же что-то не получается с детьми. Или же не складываются отношения с родителями, с людьми. Уж и так и так пытаешься, но не получается того, что надо.

Попадая в эти трудные ситуации, человек очень сильно переживает, пытается из них выйти, но не подозревает, что всему этому должно быть. Потому что на уровне стратегии жизни он выбрал все эти провалы, потому что при жизни в самолюбии будет именно так, как у него сейчас происходит. И на стезе самолюбивого развития не только ужасно меняется его лицо, но меняются и все обстоятельства его жизни. Так что он постоянно гонится за ситуациями и часто не успевает. Время от времени переживает крах, причем именно по стратегическим своим чаяньям.

Супружество – это же стратегическое чаянье. Оно может прийти к краху. Тогда будет «Родных много, а пообедать не у кого».  Можно еще сохраниться супружество внешне, но внутренне-то ясно видно, что никакого супружества нет. Серебряные отношения не достигнуты. О золотых вообще речи нет. Так, терпим друг друга, привыкли друг к другу, даже утешаемся друг другом. Но разве это есть тайна супружества? Разве это есть богатство жизни? Ведь ты понимаешь, что душа назначена к чему-то большему.

Вот первый крах, потом второй – в отношениях с детьми. Вырастить детей и поставить их на ноги – это важнейшее стратегическое направление. И тут, как бы ты сам себя ни утешал и ни оправдывал, – мол обстоятельства не позволили, система советская не та, я был занят разными делами, зарабатыванием денег и прочее – все равно в глубине души ты чувствуешь свою стратегическую ответственность. И она не будет давать тебе покоя. Она будет заставлять тебя искать решения, как все-таки поправить дела. А это, оказывается, связано с твоим внутренним выбором стратегии жизни. Поправлять можно, но если ты подчинен стратегии самолюбия, то поправишь только до каких-то границ. А дальше уже, сколько ни бейся, не поправляется.

 

Жизнь можно наладить только перейдя к стратегии совести.

Потому что, оказывается, дальше ты должен проявить в отношения с ребенком личные достояния. А они лежат совсем на другой стезе. На стезе нравственной. А ты ее оставил. И поэтому, если всерьез откликаться на внутреннее чувство ответственности за детей, то в какой-то момент приходится сознаться, что дальше заниматься всерьез ребенком можно только, перейдя из одной стратегии в другую, это означает вообще полностью перестроиться внутри себя.

Значит, вся жизнь до какого-то момента шла, оказывается, по стратегии самолюбия. А теперь тебе надо перестроиться на стратегию совести и чувства долга. Долга и ответственности. И перестройка родителей под эту стратегию и есть то самое нравственное преобразование, которого, в конечном итоге, ждет от нас Бог. И ради которого Господь так выстраивает события нашей жизни, что, в конечном счете, мы где-то уткнемся лбом в эту необходимость. Мы можем, конечно же, сказать: «Господи, поздно, не пойду, останусь, как есть, а ребенок сам виноват, что хочет, то пусть и делает. Я в него много сил вложила и буду много еще вкладывать, но если он этого не принимает, то пусть сам себя винит».

А можно все-таки услышать, что ты нужна Богу. А со своим самолюбием ты можешь, брошенная детьми, оказаться в доме престарелых. Такой исход – это стезя самолюбия. Может быть это и не твой удел, но уж точно ты будешь разделена со своими детьми. Ты будешь жить в одной квартире, они будут в другой. В рамках приличия скажут: «Вот, живи здесь спокойно, но только не у нас», и ты почувствуешь свою обделенность. Да, по внешним параметрам это и есть современное достижение цивилизации: именно так хорошо жить, это возможности нынешнего времени – жить в свое удовольствие.

И действительно, дети тебе создадут эти удовольствия: отдельная квартира, ванная, телевизор, все, что хочешь, – все будет при тебе, даже врачи будут личные приходить. Мало ли как сейчас дети могут устроить своих родителей. Они приходят, поздравляют, и ты к ним приходишь, но по большому счету, есть глубокая внутренняя оставленность детьми. И это будет чувство твоей собственной нравственной неустроенности.

Оно будет тебе говорить, что чего-то важного в жизни ты все-таки не совершила. Дети все равно остались как бы не с тобой. Значит, ты чего-то им не дала? Это ты не подарила им того наследства, при котором они были бы сейчас с тобою, но они от тебя этого наследства не получили. Будет у вас в семье «Чужих нет, а своих мало».  На пути самолюбия и невозможно это наследство подарить детям. Его там просто нет.

На пути самолюбия по нравственному ты босяк. Из тех самых, которые революцию устроили. Ты ничем от них не отличаешься. Если сейчас тебя позовут: «Давай, сделаем революцию, пойдем богатство отберем у тех, у других, у третьих, раскулачим их! И ты, может быть, ринешься туда и поддержишь их, кто знает. На пути самолюбия не знаешь, чего можно от себя ожидать. Иной раз поманят, и ты соблазнишься, побежишь и все предашь. Предав, ты, конечно, будучи человеком нормальным, заскорбишь и совесть тебя укорит, ты будешь жалеть, что так поступила, но назад многое будет уже не вернуть.

От стратегии жизни зависит, в конечном итоге, ее исход. От нее зависит все дальнейшее родовое развитие, от тебя начинающееся. Потому что, конечно же, род имеет длинную череду поколений и ты всего лишь одно звено в этой череде, но ведь эта ступенька, от которой род может получить совершенно новое развитие. Сколько таких случаев было! Ведь бывали роды, которые, казалось бы, погибали, и вдруг кто-то в этом роду родился, вырос, очнулся, вступил на совершенно новую стезю развития и через это пошли совсем другие дети, и род обрел совсем иное направление. Обрел красоту и удивительную зрелость.

Значит, каждый из нас может стать такой точкой отсчета, где род получит новое направление. Или же усилится в своих добрых качествах, которые, конечно же в роду обязательно были. Не может быть, чтобы в роду нашем все были отщепенцы, все были прохиндеи, все только по самолюбию вели стратегию своей жизни. В роду обязательно были люди, которые держались духовных ценностей жизни и, может быть, именно благодаря им и их молитвам мы здесь собрались. Ибо «Не стоит город без святого, селение без праведника».  Многие вообще не способны слушать об этом, а мы слушаем, значит в нас что-то еще живо? Но тогда тем более велика моя личная ответственность перед тем, благодаря которому я сейчас жива или живой. Особенно, за последующее развитие рода. Поэтому, конечно, вопросы стратегии жизни являются наиважнейшими.

Дело в том, что самолюбие – это явление духа, а в то же время есть душа. Так вот, можно быть самолюбивым по духу, а душою очень нравственным. Т.е. чувство долга, ответственность, обязанность, честность, правдивость – это все явления души. Так вот, очень многие, хорошие люди – они хорошие по душе. Но все они в основании своем самолюбивы. А что это означает? Что они хороши до определенного момента, до границ. Пока не заденут их самолюбие. Но если заденут самолюбие, то все эти хорошие стороны души тут же будут преданы, оставлены.

Почему всегда обидно, когда близкие корят. А когда посторонние, не так.

Да потому, что самолюбие, добывая себе удобные условия жизни, от кого более всего эти удобные условия получает? От близких же. От кого более всего ждет этих условий? Доброты ждет, ухаживания, участия, прежде всего, от ближних своих.

Душа сотворена для единодушия, и потребность единодушия – это естественное, Богом данное чувство. Но, другое дело, что к нему может быть примешано самолюбие. И вот это самолюбие при недостаче единодушия уязвляется и впадает в обиду, в тоску, внутреннее одиночество. Это все самолюбивые примеси. Потребность единодушия обладает деятельным характером. Желая единодушия со стороны ближнего и не получая его, она деятельно будет помогать ему, чтобы он пришел к этому. Если же начинает примешиваться самолюбие, оно начинает закручиваться само в себе. Или, наоборот, деятельность теряется, начинается апатия, вялость, всякие придирки и только потом уже из этих придирок вдруг рождается самолюбивая реакция, порой очень сильная, когда я могу устроить такую истерику и такой скандал!

Исконное чувство единодушия, будучи деятельным, прикладывает массу усилий для того, чтобы мужа все-таки сделать домашним. Не обижается на мужа. Он такой-сякой, все время жди от него всякие подвохи, и он того и гляди, свинью подкладывает, но единодушие не обижается, а все время обращено к нему, желая его отклика и устраивая в нем этот отклик. Тут требуется находчивость, мудрость, нравственная полнота женщины, в которой она может, в конечном итоге, пробудить его нравственный отклик.

Как побороть самолюбие?

Для этого есть вот такое задание – измерьте свое самолюбие, просто отслеживайте, отмечая произвольно его проявления каждый день, потом измерьте свою совесть, то есть вспоминайте, сколько раз за сегодняшний день ваша совесть вас укоряла. С появлением навыка у вас получится удивительная штука. Когда начинаешь отмечать свое самолюбие, оно начинает угасать. Когда начинаешь обращать внимание на укорения совести, совесть начинает возрождаться и возрастать. Поэтому, идя за совестью, мы отходим от самолюбия. Говорят «Как ни мудри, а совесть не перемудришь».

Самолюбие – это явление духа и совесть тоже. И когда совесть пробуждается, то она питает все остальные душевные нравственные достояния: чувство долга, ответственность, честность, искренность, правдивость, попечение, почитание. Это все питаемо совестью. Если мы поступаем не в согласии с этими нравственными достояниями, совесть нас корит. Она становится нашим внутренним регулятором и надо просто жить ею. К сожалению, время сейчас такое, что мы совсем перестали ею жить, это вообще не в цене сегодня. Мало того, это вообще даже нигде не вспоминается сейчас. В 70-х, 60-х годах все-таки о ней беседы проводились, в газетах писали. Даже в 80-х годах «Комсомолка» публиковала массу статей, которые все-таки трогали народ. Сейчас же ничего этого нет. И, тем не менее, все-таки дело именно в ней, в совести.

Значит, вопреки всему окружающему надо заниматься своей совестью. Да, ты при этом можешь попасть в разряд несовременных людей, но Господь сказал: «Будете гонимы, если пойдете за этим – то будете гонимы». Будете не приняты своим обществом. Но и конечно радость, милость Божья, что мы все-таки служим в том учреждении, в котором эти ценности провозглашаются. Пусть не все их принимают, пусть не все за ними идут, но все-таки это звучит, это на слуху и уже просто сказать: «Ты святоша», – никто так открыто не может. Хотя, конечно, и хихикнуть могут и всякое едкое слово употребить.

Весь опыт, история всего человечества показывают, что добро никогда не проигрывало. Другое дело, что сначала добро поносят. Но если ты в добре стоишь, то все равно, в конечном итоге, станут уважать. Только, чтобы это было искренне, действительное добро.

Мы сейчас поднимаем материалы советских гонений, когда священство ссылали в концлагеря. О.Арсений, например, попадает в концлагерь на Байкале, где одни рецидивисты. Конечно же, он переживает сплошное издевательство, и все равно остается верен добру. И тому самому, который больше всего издевался, Господь так устроил, что он заболел. За ним ухаживал отец Арсений. Другой пришел в изнеможение от каторжных работ. Кто его подбадривал, кто делился пайкой хлеба с ним? О.Арсений. И вот это деятельное добро привело к тому, что не за неделю, не за месяцы, а за годы пребывания рядом с ними, он вызвал в них такое уважение к себе, что потом эти же арестанты, которые держали там власть, заставили всех остальных уважать о. Арсения. Воистину «Добро худо переможет».

Не только к держателям власти так проявлял себя? Он же со всеми такой был. И все так или иначе на себе испытали тепло его удивительного добра. А когда человек зажат в обстоятельствах, где он действительно нуждается в добре, в помощи, и ему действительно помогли, он не откликнуться не может.

А уж тем более дети. Надо будет своих детей в этом убеждать. Что они пойдут вовсе не по широкой дороге, где их будут привечать с добром. Добро сегодня не в цене – это они должны точно знать. Но оно в цене для тебя, и поэтому всегда будь деятельно добр по отношению ко всем. Но встретишься и с тем, что будут над тобой издеваться и всяко поносить. Но не оставляй добра. Вот в этом надо воспитать свое дитя, а за такой стратегией еще и Господь. Господь будет сохранять. Научите, чтобы ребенок всегда имел обращение к Богу и надеяние на Бога. Но только не такое, что Господь от всего избавит. Нет, Господь как раз будет учить трудными обстоятельствами, через них нести добро, а не «сваливаться» в обиду. Он будет тебя испытывать. Надо объяснить, что Господь будет испытывать, и поэтому ты будешь просить помощи Божией, а ее как бы не будет. Хотя Господь всегда будет рядом с тобою, он будет тебя испытывать, чтобы ты сам пронес это добро, не обиделся бы, не раздразился, а нашел бы что твердо и мудро сказать.

Для детей, конечно, очень сложная сейчас ситуация и сложно их нравственно воспитывать в нынешних обстоятельствах. Такие времена.

Мы сейчас все больше худое говорим о том тяжелом времени воинствующего атеизма. Но я вспоминаю наши пионерские годы и думаю, что «Нет худа без добра».  В общем-то на самом деле ценности были более весомые, нежели сейчас. Мы думали о наших поступках, мы мечтали совершить какой-то подвиг: мальчики защищали девочек, мы читали книги, мы  не были заражены телевизором – и смотреть-то нечего было. Было что-то хорошее в то время тоже. Было Тимуровское движение. Хотелось людям помочь. Именно помочь. А сейчас дети растлены телевидением, растлены культом денег, избалованы красивыми вещами. Девочки занимаются с 14 лет проституцией.

Давайте посмотрим на это с позиций Божьих. Это же Господь все времена содержит, оставляя при этом человеку свободу по Своей величайшей бесконечной любви, Он ничем человека не обязывает. И по этой причине человек свободен. Только любовь так может. Мы, имея хоть какое-то самолюбие, все равно обязаны человеку и потом обижаемся. Поэтому наша любовь, все равно, так или иначе корыстная. Господня же любовь абсолютна, и если даже погрешить против Бога – Господь потерпит. Если человек выбирает дела противные Богу – Господь будет скорбеть невероятно, но попустит ему это, потому что в любви Своей ни в чем не хочет его обязать. «Не по грехам нашим Бог милостив».  И при этом всегда хочет, чтобы человек сам, добровольно обратился к Нему, к Богу своею искреннею любовью.

Характер времен формируется под влиянием обеих сторон. С одной стороны Божественного Вседержительства по устроению обстоятельств жизни, а с другой стороны – свободы человеческой по отношению к Богу. Да, к 1917 году люди в России пришли в такое состояние, что большинство просто откровенно сказали Богу: «Мы Тебя не хотим. Ты нас слишком обременяешь Своими нравственными идеалами. Мы хотим жить широко». И ринулись в эту широкую жизнь. Господь не пресек их свободный выбор. Но надо было сохранить остаток Своих людей. Каким образом? Сохранением Церкви, утверждением ее? И можно было, но власть придержащие поставили задачу вообще Церковь уничтожить. Хрущев, руководитель страны, не в кабинете, не среди друзей, а на сессии ООН обещал всему миру: «Я вам покажу последнего попа». Это прозвучало через средства массовой информации на весь мир. А Ленин просто написал: «Уничтожить до последнего. Жесточайшим террором, красным террором». В этих условиях Господь только каким-то удивительным Промыслом мог сохранить какое-то количество храмов. И они были сохранены. Своею властью Вседержительною он все-таки храмы сохранял. Для какой-то очень небольшой части людей сохранилась церковная жизнь. Какая жизнь была у священников в этих храмах, мы сейчас только слушаем и читаем в воспоминаниях того периода. Этого никому не пожелаешь. Ну и тихонечко ходили туда наши бабушки. Дедушки почти не ходили. Мужчины в большинстве отпали.

Сохранить свое достояние чисто церковным способом было невозможно. Господь находит возможность сохранить хотя бы нравственное достояние, удерживая людей, ту же самую компартию, в рамках нравственного кодекса. Они были вынуждены этот нравственный кодекс соблюдать, потому что иначе тогдашний народ, более-менее заквашенный Церковью, хоть уже не желающий Церкви, но все-таки остававшийся нравственным, он бы не принял этого. Даже сами революционеры, большая часть которых пошла за большевиками, тоже этого не приняли. Все-таки, хоть и безбожный, но именно этот народ выиграл войну. Это был народный подвиг. Это же не какая-то кучка оголтелых революционеров победила в войне, а весь народ, и победить можно было с чувствами нравственными. Чувством долга. Миллионы примеров силы этого чувства долга была в наших солдатах. А в наших женщинах, в наших детях, которые трудились в тылу и всё отдавали фронту во имя победы, было почти то же самое, что мать делает по отношению к ребенку. Несколько танковых дивизий и самолетных эскадрилий было собрано на народные церковные средства. Женщины снимали с себя все драгоценности и выкупали у Соединенных Штатов сталь для производства оружия.

Нравственное достояние надо было как-то сохранить. Оно было в людях и просто взять и отменить его было невозможно. Ведь задача-то у власти была только одна, – подчинить себе народ. Но подчинить можно было, только угодив народу, угодить нравственными лозунгами. Поэтому сочиняется «моральный кодекс строителя коммунизма», списанный с заповедей Господних. Там только первой заповеди нет. И люди восприняли это, и пошли строить рай, правда земной, но все-таки рай же пошли строить. И Господь взял это в Свою пользу. И коль приняли «моральный кодекс», как нравственное основание, то Господь дальше создает систему нравственного воспитания. Отказаться от Бога можно только самолюбием. По душевному мы развивались нравственно, а по самолюбию продолжали все дальше отходить от Бога.

Вдумаемся в премудрость Божию относительно времен, т.е., стратегию Бога в истории. Нужно было за советский период сохранить Свое достояние в душах людей, чтобы затем, когда уже невозможно будет хранить даже это, потому что люди развратятся, все-таки произлить Благодать Свою, чтобы были те, которые ее подхватили бы, намучавшись без Бога. Намаявшись за весь советский период без Бога и ожидая Его. Эти люди, намаявшиеся без Бога – это мы с вами, которые невольно собрали в себе всю маяту поколений.

Пришли времена, когда маята накопилась такая, что можно произлить благодать, и она будет воспринята. В советский период ее воспринимать было некому, маяты еще не было. Все были в общем-то довольны своим нравственным состоянием. И когда из поколения в поколение народ стал хиреть, состояние России становилось все хуже, влияние Запада все усиливалось, тут началась маята. Сначала это была просто нравственная маята, а потом все более и более скрыто-духовная. И когда ее накопилось много, Господь это всеведением Своим увидел, и закончились времена советской власти, Господь произлил благодать, которая была воспринята, потому что было кому воспринять. Чтобы такие люди появились после событий 17 года, потребовалось 70 лет накопления маяты. И вот сейчас, когда уже невозможно удержать даже то доброе, что было в советское время, потому что люди этого не хотят, и тем не менее, какая-то часть церковных людей сохранена Богом в этой маяте, и они пьют сейчас эту благодать. Худо-бедно, но все-таки обращены к ней и ею живут.

Господь-то промышляет дальше, значит, этот период сменится каким-то другим. Каким? А мы через пророчества знаем, что Бог знает уже всё, и в следующий период будет разгул самолюбия, где всё будет откровенно и со властью делаться. Сейчас мы уже видим начало этого, но все-таки, это еще цветочки по сравнению с теми ягодками, которые названы Богом. Действительно, если логически подумать, то, куда всё ведет? Конечно, все туда и пойдет, туда оно и летит сейчас семимильными шагами. Насилие, проституция, кражи, убийства, всё это будет в открытую, всё будет как бы нормою. Сейчас это все-таки еще не норма. Люди все-таки еще содрогаются. А для какой-то части населения это уже норма. Они же свободно этим пользуются сейчас. Многие подростки это уже освоили. Представьте себе, мы приближаемся к тем временам, когда нормой станут ужасные явления. Которые сейчас только начинаются, а тогда они расцветут.

Тем не менее, задача Бога даже в этих условиях сохранить Свой начаток. Значит его надо вырастить из сегодняшних людей. Как вырастить этот начаток, который в те времена не соблазнится. Его же надо упражнять. И вот мы попадаем не в советское время, где все-таки все благопристойно, а в наше сегодняшнее, где или ты действительно сейчас соблазнишься и понесешься в мутном потоке, или останешься при своем нравственном достоянии. И при своей вере. Но, оставаясь при вере, ты будешь в условиях вовсе не всеобщей поддержки. Не будет поддержки в семье, на работе, во всем обществе. Ты будешь время от времени натыкаться на разные ехидные оклики и укоризненные взгляды. Через все тебе надо будет пройти, упражняясь в нравственном и духовном.

Ради этого сегодня так времена идут. Ради нас таких были времена советские. Ради нашего теперь упражнения сейчас такие ужасные времена, но по-настоящему ужасные наступят после.

Поэтому надо не жить этими ужасами, ужасы – это дела их, каждый волен жить так, как хочет. Выбрали – пусть живут, но я то выбираю нравственное, и, соответственно, буду искать духовную среду, жить буду на нравственных основаниях, из духовных побуждений действовать, но это значит не видеть вообще этих всех безобразий. Зачем мне на них спотыкаться? Не надо мне разворачивать эти газеты и там читать про ужасы, не надо мне смотреть телевизор, где все эти ужасы мелькают на экране. Мне есть чем жить.

 

Глава 10

 Личность человека: сотворение и нравственное становление.

 

Чтобы понять суть церковного учения о личности, начнем с осмысления одной мудрой мысли. Василий Великий сказал: «Иное есть у меня, иное есть мое, и иное есть я». Давайте попробуем разобраться, что имеется в виду? «Иное есть у меня» – это что такое? И почему оно не мое?

Возникшие мысли – это у меня или мое? Мое – это то, что мне всегда принадлежит, что всегда со мной, а у меня – это то, что может быть, а может и не быть, поэтому мысли – это у меня. У меня возникла мысль. Еще у меня может быть чувство переменчивое. У меня возникло то или иное чувство, потом оно ушло.

То же касается наших способностей. Они могут развиваться, могут забываться, но все равно остаются. Сама способность всегда сохраняется, а вот умения и навыки могут теряться или вновь обретаться.

А что есть мое? Сознание мое, мышление мое, талант мой, грехи мои. Под влиянием раскаяния и духовного делания они могут и покинуть тебя, но пока они есть, они твои.

Тогда что есть я? Если всё это, то тогда это не я. То, что владеет умом, оно говорит я. Что это такое? Это душа. «Душа моя, душа моя, что спиши?» Это о чем? Это я или же это у меня, или это мое? Моя душа, значит я – это не душа.

Вот вы говорите дух. Духом перетерпел, духом преодолел, возмутился духом. Тогда что такое, это мое или это я? Если возмутился духом – духом, это мое или это я? Мое.

Т.е., значит, ни душа не есть я, ни дух не есть я, ни способности не есть я. Что же есть я? Может быть, тело – это я? Нет, тоже не я. Что же тогда я?

Вот это и есть та самая тайна, которая возникла с того момента, когда Господь, сотворив Адама как человека, вдохнул в него дыхание жизни. При этом, сотворив человека из персти, т.е., из вещества, Он сотворил его как животную душу и как душу растительную, способную осуществляться как живое существо. Было сотворено все тело, вложена и сотворена в нем душа, которая этим телом двигала.

Нельзя же сказать, что Господь, сотворив человека из глины или из земли, сотворил труп? Он сотворил человека и затем вдунул дыхание жизни. Он сотворил живого человека, значит, имеющего тело, имеющего душу, и дух человеческий. И в этом смысле человек ничем не отличался от животного, потому что и животное имеет тело, животное имеет душу и по этой причине бегает, живет и когда умирает, то умирает, потому что душа распалась и поэтому животное умерло, его тело перестало двигаться. Только одной физиологией или только одними физическими механизмами тело в движение не приведешь, только душа приводит тело в движение. Но в движение приводится и животное, значит тогда и человек в своем движении тоже совершается как животное.

 

Дыхание жизни – это собственно человеческое.

И тогда что же в нем составляет собственно человеческое? Собственно человеческое составляет дыхание жизни, которое и есть это самое «я». По поводу человека сказано: «сотворил». А по поводу «я» сказано: «Вдунул дыхание жизни». Так вот это «я» в себе и заключает самое существо и самую суть образа Божьего в человеке, это «я» и есть личность в человеке. Господь создал нечто вне себя, сотворив человека, а когда вдунул дыхание жизни, от Кого это Он вдунул? От Себя. От Себя можно было вдунуть Образ Свой. И поэтому образ Божий, который вложен в человека, он от Бога непосредственно, как от верховной Личности – Божества вдунут или вложен в человека, поэтому «Я» – это личность человеческая и поэтому она надмирна уже по своему происхождению, потому что она вложена в человека от Бога. Поэтому «Жив Бог – жива душа моя».

По этой причине, когда мы начинаем ее в себе искать, то мы ни в чем вещественном и осязательном ее не находим, даже если берем очень тонко осязаемое. Например, берем тело – это не «я», берем душу, более тонко устроенную, но все таки материальное творение – опять не «я», берем дух, тончайшее в человеке – но опять не «я».

Значит, все, что осязательно тонко или даже грубо, оно все равно не относится к личности, оно есть то, в чем личность может совершать свое осуществление или осуществляться. А сама по себе она есть образ Божий и природа ее прямо от Бога, а не как творение из персти от материального.

Когда в зачатии совершается соединение родительских душ в душу ребенка, то совершается соединение и обретение чего-то такого, которое относится к области «мое». От родителей, от личности матери и от личности отца не может явиться личность ребенка, она и не является, потому что личность неделима, это единица, которая не распадается ни на двоицу, ни на троицу. И не может часть от части сливаться в другую часть или в другую единицу.

Личность – неделимая единица. Личность влагает или вдыхает в человека только Бог и поэтому в зачатии человека всегда участвует Господь. Акт творения, который однажды произошел, отличается от первичного акта только тем, что в первичном акте из персти Господь сотворил Адама сразу в некое животно-подобное существо, а когда возникновение ребенка происходит от отцовской и материнской особи, появляется душевно-телесная детская особь, но личностное ее начало все равно влагает Бог, и от Бога это совершается.

Правда, в церковном учении есть разночтение, в какой момент это происходит? В православной литературе святые отцы и угодники Божии много размышляли над тем, когда, в какой момент это происходит. Поэтому есть разные варианты, может быть вы их слышали или еще встретите. Одни говорят, что это происходит на втором месяце, поэтому до второго месяца после зачатия как бы еще нет человека.

Но сегодня Церковь сходится на том, в своем общем представлении, что вдыхание личности совершается в зачатии. При развитии даже эта одна клеточка распадется на две, потом еще на две, и еще пополам… А дальше весь процесс эмбриогенеза уже совершается личностью ребенка. Личность сначала осуществляется в процессе эмбриогенеза. В самом процессе уже совершенного развития эмбриона. А потом она совершается в момент родов. Рождением совершается личность. Сначала после рождения личность совершается в младенческом развитии, потом в детском, дальше в развитии отроческом, юношеском, зрелом и старческом.

И везде личность осуществляется в своем развитии в поле своего действия, выбирая то или иное из составов, которое принадлежит как мое личности. Личность может осуществляться в духе и восходить даже до седьмого неба, как это бывало со святыми угодникам. А может осуществляться в душе и тогда ей достаточно любить ближнего. Еще может осуществляться в теле и тогда стремится обнять ближнего. И везде личность действует своими разными осуществлениями и при этом в осуществлениях своих, совершаясь через разное мое.

 Церковное и светское учения о личности.

Возникает вопрос: в чем разница между церковным и светским учениями о личности?

В психологии, как одной из наук о человеке, создано очень много разных теорий личности.

Одни теории личности опираются на социальные механизмы, т.е., утверждают, что личность тем или иным образом формируется благодаря социальному окружению и воспринятому из окружения мировоззрению. Его ценности и способы действия формируют, в конечном итоге, личность.

Другие теории исходят из того, что существует некое «эго», «я» в человеке и поэтому личность формируется изнутри, как развитие эго-начала в человеке, оно изнутри разворачивается в человеке и затем осваивает окружающую среду.

Таковы два основных подхода. Все остальные теории – это варианты либо одного из двух, либо частичного соединения двух. В любом случае выходит, что личность – это явление чисто земное.

Церковь же говорит, что личность – явление небесное, Божье. Именно по этой причине всякий человек есть человек Божий, Божий человек – это синоним личности. Это очень принципиально, что никакой социум не властен над личностью, никакое внутреннее самонастроение над ней не довлеет.

Личность превыше всего внешнего и всего внутреннего, потому что все внешнее – это у меня, а все внутреннее – это мое и ни то ни другое не есть личность и над всем этим личность возвышается.

Какие из этого можно сделать выводы? Во-первых, если мы под личностью будем принимать обретаемое через социальные механизмы, то это значит, что личностью можно управлять, личность подвластна внешнему влиянию. И тогда мы начнем искать различные механизмы управления личностью, способы давления на личность, методы формирования и развития личности. Именно в этих категориях обычно и совершается вся сегодняшняя культура человеческого сознания. И все остальные механизмы существования социума вообще.

Если же личность формируется изнутри, то тогда все механизмы воздействия на личность психотренингового, психотерапевтического характера имеют свою силу, они влияют изнутри, соответственно: аутотренинг, самогипноз, гипноз и прочее – всё это имеет влияние на внутреннее творение и совершение личности. И тогда, чтобы формировать личность, по этой теории остается только нарабатывать механизмы влияния на личность изнутри.

Если же мы понимаем, что личность имеет Божественное происхождение, то это означает, что ничто на земле власти над личностью не имеет. Личность превыше всего. Но мы же из своей реальной, живой практики совершенно точно знаем, что внешние условия, внешние влияния воздействуют на человека.

Разве окружение детей и подростков не влияет на формирование их ценностей? Влияет и еще как! Попал ребенок в хулиганскую среду – сделался хулиганом, попал этот же ребенок в среду нравственную – начал выправляться, попал он в среду неврастеников – сам стал неврастеником. Тогда, может быть, церковное учение о личности частично неправильно?

Преданность своим нравственным ценностям делает нас независимыми.

Давайте подойдем к этой проблеме с другой стороны. Какая же наша особенность может быть так сильно подвластна внешним влияниям и не менее того влияниям внутренним?

Оказывается, этой особенностью личности человека является его самолюбие. Самолюбие все время хочет утвердиться над всеми, осуществиться в среде окружающих людей – в этом движение самолюбия. И вот эта потребность самолюбия осуществиться и утвердиться в кругу людей делает человека зависимым.

Вот стоят подростки в круге, один из них вытащил пачку сигарет, а я, тоже подросток не курю. Пачка сигарет пошла от одного подростка к другому: этот взял, другой взял, третий взял, пачка все ближе и ближе ко мне, я начинаю внутренне напрягаться, потому что если я сейчас не возьму, то сразу же сделаюсь чужим среди них, а если возьму, то преступлю внутри через что-то свое. Но сделаюсь тогда свой среди них. Вот пачка доходит до меня – я не беру, гробовое молчание, – так всё напряглось, и, тем не менее, я сигарету не взял, пачка идет дальше, и с этого момента как бы все напряжение спало, но одновременно явилась брезгливость и пренебрежение ко мне: всё, я уже не с ними, я уже отчужден.

Чем же я смог остаться выше этого? Внутренней преданностью своим ценностям. Ценности – это мои, а что такое было во мне преданно этим ценностям и осталось превыше ситуации, которая по сути была социальной. И второй вопрос: а что же все-таки при этом напрягалось во мне, пока эта пачка по кругу шла? Напряглось, пережило даже внутренний ужас и страх, что сейчас что-то произойдет, но в конце концов, когда я все-таки преступил через этот страх и не взял сигарету, они, окружающие, отпали прочь, но стали небрежительны ко мне. Я освободился теперь уже в некоторой внутренней уверенности в себе.

Оказывается, это был момент, когда происходила борьба внутри моей личности, моего нравственного начала и моего самолюбия. Самолюбие точно хотело оставаться в этом кругу своим и точно слышало, что ситуация такая, что если я сейчас пойду не по самолюбию, а по нравственному чувству, то сразу же сделаюсь чужим для них. Но для моего самолюбия это ужасно: потерять себя, потерять, практически, жизнь, потому что жизнь самолюбия моя обязательно в их окружении, в том, что они меня приемлют, в том, что я среди них что-то представляю. Вот это желание оставаться в глазах других людей каким-то весомым человеком – это потребность самолюбия, именно она напряглась и так остро переживала эту ситуацию.

Тем не менее, я все-таки не взял сигарету, и именно в этот момент опрокинулось мое самолюбие. Почему я вдруг почувствовал себя свободным после этого и одновременно уверенным в себе? А потому, что нравственное чувство, мое я, моя личность, осуществляясь в нравственном, превозмогла самолюбие, опрокинула его и осталась существовать уже без них. Они-то уже все отпали, они меня вытолкнули из своей среды, завоевать теперь снова их уважение мне можно только одним образом: либо лихо закурить на их глазах, либо отчаянно напиться, либо дерзко осуществить какую-нибудь их ценность. Но я же на это не иду. И «Кто зла отлучится, тот никого не боится».

Так вот, мужество – это есть способность преодолеть самолюбие. И если мы научаем детей этому действию, то начинается развитие собственно личности в ребенке. Но это означает, что начинается развитие такого качества, в котором ребенок, потом юноша, потом взрослый оказывается независим от мнений окружающих людей.

Московский философ Арсеньев, довольно известный, был в свое время гоним, потому что работал в области философии нравственного, а в то время приверженцы этой темы были вообще гонимы, и поэтому его изгоняли со всех кафедр. Мне посчастливилось учиться у него. На последнем месте работы он читал нам курс философии. И когда он его прочитал, его с грохотом последний раз выгнали из института, и после этого уже никуда не принимали на преподавательскую деятельность.

Правда потом, после перестройки, ситуация изменилась, но до перестройки он нигде не мог работать преподавателем. Его курс философии – это было что-то уникальное. У нас посещение было свободным – можно было ходить на лекции, можно было не ходить. На лекциях Арсеньева, как и других выдающихся ученых, которые нам преподавали в Москве, весь наш курс присутствовал всегда в полном составе, потому что слушать Арсеньева было крайне увлекательно. Тетрадку лекций по философии я носил с собой всё последующее время, вплоть до переезда в Волгоград. И сейчас она хранится в Москве.

Однажды Арсеньев написал статью «Мораль и нравственность». И за нее на него набросились с критикой. То, что он утверждал в этой статье, сейчас для нас, может быть, и не будет ново, но для людей того времени это было шокирующей новостью.

Он утверждал, что нравственность внеисторична и вневременна, а мораль всегда исторична и всегда обслуживает свое время. Значит, все моральные устои – это всегда определенные заказные правила, мораль в обществе устанавливается та, какую заказывают хозяева этого общества. И поэтому, соответственно, то, что отвечает интересам власти, такая идеология и мораль устанавливаются в обществе.

Но нравственное вне времени и вне истории. Это означает, что если нравственное в тебе есть, то независимо от существующего правительства, независимо от того, к какому сословию ты принадлежишь, независимо от того, где ты находишься: на работе, на улице, в любом окружении, твое нравственное будет требовать от тебя всегда одного и того же, как тысячу и пятьсот лет назад, так и сейчас – нравственного, личностного.

Вдруг услышать в идеологизированном обществе такую проповедь – это было, конечно, небывало смелым ниспровержением удобных устоев для власть имущих.

Помню, что для меня это тоже было потрясением, когда сначала я об этом прочитал, потом услышал от него самого. Тогда это было для нас, его студентов, просто откровением, Для него же это откровение было судьбоносным – он лишился всех возможностей читать лекции и вообще где-либо работать. Но «Кто умен, тот умеет и безвременье терпеть».

Это очень важное утверждение, что в нравственном осуществляющаяся личность, как Божественное явление, внеисторична и вневременна. Это есть то в нас, что не зависит от мнения окружающих людей.

 Если побеждает самолюбие, то личности уже нет.

Всякий раз, когда мы с вами оглядываемся на кого-то и только после этого говорим, мы действуем от самолюбия. Но самолюбие – это явление страстное, которое возникает в человеке и которой перехватывается личность и становится самостью, личности уже нет. Самолюбие, самость всегда историчны, всегда зависимы от среды и всегда служат среде. Вы можете точно увидеть все механизмы самости, которые происходят очень просто.

Например, если несколько людей собрались в сколь-нибудь постоянную группу, то сразу же происходит иерархизация группы. Тут же возникает пирамида: на вершине вожак, за ним приспешники, потом срединные и обязательно изгои. Мальчиковые группы более устойчивые. Девичьи группы очень переменчивые, неделю только хватает девчоночьей группе жить едино, и уже кого-то выкинули, кого-то обратно к себе впустили, внутри группы все время происходит какое-то брожение: то вверх, то вниз по иерархии передвигаются все. Любой женский коллектив – это сплошное роение туда-сюда, постоянное изменение положений, состояний, подставления друг друга, подначивание, сопоставление и зависть, и постоянно каждый человек слышит свою зависимость от всех. Все боятся пикнуть, не то сказать, не так задать вопрос, сделать что-то не то. Когда в беседе бывает вопросно-ответная часть, сразу слышно, сколько в нас самости, почти каждая тут же замыкается: только бы не мне первой задавать вопрос. Вопросов море, а задать боюсь. Отчего эта боязнь? От самости, потому что она всегда боится опрофаниться. Ну и только очень во всем уверенная самость тут же скажет: «Батюшка, давайте я Вам задам вопрос». Но как распознать, это уверенная самость или что-то другое? Где самость, а где личность?

Личность, когда она свободна, то если имеет вопрос, она его задаст. И поэтому личность всегда проста. «Там, где просто, там ангелов со ста». Значит с простотою, с личностью всегда есть благодать Божия.

Самость появляется там, где самолюбие начинает изменять, заквашивать собою личность, и в конце концов завладевать личностью. Но как можно завладеть личностью, если она делает независимым человека? Ведь личность от Бога и превыше всего, как же она вдруг перехватилась самостью? Грехами нашими самость умножается и укрепляется.

Личности Господь даровал удивительное свойство – свободу. Это не свобода воли, это свобода личности, личность свободна сама в себе, а воля – это то, что «я», или то, что мое? То, что мое, воля – это не есть личность. Воля – это то, посредством чего личность осуществляется. И поэтому, конечно, есть свобода воли при всем при том, нравственная свобода личности, но при этом превыше всего свобода самой личности. И вот в этой свободе личность сама, – ее никто не собьет и никто не захватит – она сама уклоняется от Бога. Вот поэтому «Вольному воля, а спасенному рай».  Вот это от себя, от личности совершенное действие и превращает ее сразу же в самость.

Восстановиться снова в личность можно только действием, освобождающим от самости. И этим действием является покаяние. Само покаяние есть тоже проявление свободы, но свободы, которая возвращает личность из самости. И поэтому без покаяния восстановиться в свободе личности нельзя.

Там, где мы свободно, личностно уклонились от Бога, там появляется самость. В самости совершается самолюбие, в личности же совершается любовь.

Если внимательно посмотреть на все описания механизмов, которые сегодня предлагает социальная психология, то это будут механизмы самости. Всё, что включает сегодняшняя теория личности – это на самом деле не теория личности, а теория самости.

Давайте разберемся на конкретном примере. Когда наступает время поста, и Вы в пятницу идете в буфет, а с Вами увязались еще две коллеги, конечно же, не постящиеся, перед которыми вы боитесь открыться, как человек верующий. И тогда возникает вопрос: либо взять сейчас второе (а другого нет, кроме как с мясом), то ли вообще обойтись чаем с булочкой? А буфетчица еще как назло очень вас любит и именно сегодня предлагает ну такой вкусный суп, такое аппетитное второе. В этот момент Вы встаете перед выбором: какое действие совершить, волевое или личностное?

Ваши действия по отношению к самой еде – взять ее или не взять, –  это свобода проявления Воли, а по отношению к двум коллегам и буфетчице – это проявление свободы личности. И по отношению к Богу это тоже проявление свободы личности. Поэтому там, где дело касается явлений и событий внешних, там действует воля. А там, где мы касаемся личностных отношений человека с человеком или человека с Богом, там уже проявляется свобода личности.

Так вот, оказывается, свобода личности – это фундаментальное явление именно в человеческих отношениях. И поэтому, когда враг соблазнил Адама и Еву, то он привел их во взаимные отношения. Хотя начались отношения с ним, с врагом. Но так как враг, в итоге, для нас и для всех скрыт, то он, сокрывшись в нашей самости, и приводит нас в отношения друг с другом, а именно самости с самостью, самолюбия с самолюбием.

А вообще существует два рода таких людей, которых ничем нельзя задеть: одни – это святые. Потому что в них изжилась самость и поэтому задеть нечего, хотя до конца самость неизживаема, она изживаема только лишь милостью Божией в момент смерти, когда человек умирает, и Господь приемлет эту святую душу для рая. В этот момент Он ее высвобождает еще и от остатков самости, тогда ангелы подхватывают ее и уносят.

Второй род людей, которых ничем задеть нельзя – это больные шизофренией. Есть такая степень уже стабильного развития шизофрении, когда человек впадает во внутреннее самочувствие стойкое и уверенное, и поэтому его уже ничем не собьешь и не заденешь.

Идет такой человек по улице и говорит: «Я – Бонапарт». Попробуете его с этого сбить или в этом задеть, а он мимо вас и сквозь ваши к нему обращения проходит ничем не задеваемый. Шизофрения – это болезнь гордости, болезнь духа, когда дух входит в устойчивую гордость. Это патология духовного характера. Шизофрения всегда была, всегда присутствовала в человечестве, но особенно она распространилась именно в наше время: такого количества шизофреников, как сейчас никакие времена не знали.

Получается, что когда мы начинаем применять различные методики психологического действия, то везде и всюду все равно работаем практически, в области самости, в области самолюбия. Можно самолюбие это уменьшать, подкрашивать, делать более-менее приличным, даже социально важным, но все равно мы остаемся в области самолюбия. При этом можно даже, пребывая в самолюбии, трудиться над тем, что есть у меня, а у меня есть тело и можно усовершать тело до выдающихся результатов.

 Чтобы спастись недостаточно естеством творить законное.

Наша самость тоже может заниматься усовершенствованием души, может умножаться в своем великодушии, в учтивом поведении, во внимании, в чуткости, в заботе, в тактичности, во всем этом можно усовершаться, пребывая в самости. Выдающимся примером или образцом вот такого душевного совершенного развития будет в последние времена Антихрист. Это будет выдающаяся личность, тот человек, в которого дьявол вдохнет свои силы.

Произойдет повторение всего того, что Бог делал по отношению к человеку. Господь сотворил человека, а потом вдохнул в него дыхание жизни. Здесь же дьявол в народившегося человека или же в зачавшегося человека вдохнет свое дыхание – дыхание самости. Но этот самостный человек будет трудиться над усовершением своих душевных проявлений, нравственных качеств и в нравственном он будет давать образцы столь высокие, что, как сказано в Евангелии: «соблазнятся даже избранные», даже они это не распознают.

Но у меня не только душа, у меня еще и дух, значит можно, пребывая в самости, духом тоже усовершаться. Где возможны такие случаи, где идет усовершение духа? В разных аудиториях я рассказывал о случаях, когда мы наблюдаем необычные ситуации, при которых у нас захватывает дух.

Но когда дух захватывает, то моменты захваченного духа переживаются в душе. А тот, кто сам находится в экстремальной ситуации, если б он тоже пребывал в духе, то скорее всего, сорвался бы и попал в аварийную ситуацию.

Это означает, что душа не поспеет за действием тела, и для того, чтобы успешно быть в экстремальной ситуации, нужно войти в дух, освободившись из зависимости от души и тела, совсем не слыша ни душу, ни тело, потому что только дух успевает за теми событиями, которые происходят в экстремальных ситуациях.

Так вот возникает вопрос: этот, в духе пребывающий спортсмен, гонщик или же летчик, любой экстремал, он действует от самости или от личности? Этот человек действует от самости, но в духе, схваченном самолюбием.

Если у человека есть душа животная и есть дух, который составляет сердцевину души, то, возможно, что и у животных есть такая тонкая часть животной души, которая близка к человеческому духу, не совсем та, скорее всего, но близкая по сути. И поэтому именно в этой тонкой части животной души собачьей, вероятно, и собака может совершать некие порывы, каких она в обычных условиях совершить не может. А то, что это происходит у животных – это известно. В этологии, науке о естественном поведении животных, описано очень много таких случаев. Т.е., это порыв, некий подьем внутренних, резервных сил животного.

То же самое происходит с лошадьми. Когда они участвуют в скачках и мчатся с огромной скоростью, то в этот момент с лошадью происходит то, что не свойственно ей в обычном состоянии.

Мы коснулись трех видов выдающихся явлений: первое касается состязаний спортивных, проявлений силы и ловкости тела, второе связано с выдающимися душевными результатами – это может быть свойственно и антихристу. Предтечами антихриста являются, например, тибетские ламы с их необыкновенными душевными качествами. Это люди, когда пребывают в высочайших духовных созерцаниях, то при этом общаются не со Святым Духом, а с духом демоническим. Причем, с духами высочайших степеней, в жизни это даже трудно себе представить. Я встречался с ними в Бурятии, там мне приходилось общаться с ними дважды.

Первый раз со своей бабушкой, которая была шаманисткой, да еще и в высокой степени посвящения. Она была шабганца, т.е., допущенная в сугубое служение верховному ламе. Когда я ездил два раза в деревню, то мы, дети, всегда посещали ее. Домик у нее был отдельный. Зайдешь в этот домик, а там все эти буддистские статуэточки, и она среди всего этого молится, перебирает свои четки.

Так это же совсем разные делания, делания к Богу, ко Христу и делание тому, который стоит у нее, как бог. Я помню два случая недолгого общения с ней за всю свою детскую жизнь. Мы, внуки, с удовольствием забегали к ней, потому, что она очень ласково принимала нас, всегда одаривала конфеткой. Получишь от нее конфетку и бежишь дальше. Эту ее чудную ласку я помню до сих пор.

И один раз я встречался с ламой. Уже будучи аспирантом, приехав впервые из Москвы, интереса ради зашел в дацан и там, в ограде этого дацана, пообщался с одним ламой. Я еще был неверующим, некрещеным. Вообще до крещения я даже не помышлял о церковном и эта встреча меня поразила: настолько удивительно тонкая обходительность была у этого ламы и какая-то душевная чуткость, внимание, ласковость. Вы слышали или читали, наверное, об особом характере японцев: обходительности, почтительности, особой чуткости, причем, если у европейцев галантность, но это слово никак не подходит к японцам, это нечто совсем другое. Это некоторые остатки буддистского менталитета.

Развитие в духе человеческом, не духовное в смысле общения со Святым Духом, а самостное развитие духа человеческого может развиваться до таких степеней, что легко преодолеваются самые потрясающие экстремальные ситуации.

Я хочу сказать о моих долгих напряженных размышлениях о том, что же вообще в современном открытом мире происходит, потому что со всеми его проявлениями приходится общаться, особенно мне, как человеку по своей национальной принадлежности вышедшему из буддистской среды. И поэтому, конечно, для меня особенно остро стоял вопрос: что же такое мои предки и в чем сегодня пребывает мой народ? Что такое православие по сравнению с буддизмом? И, конечно, какие-то вопросы мною пережиты более остро, чем, если бы я был, допустим, русским человеком.

Мои размышления могут быть не вполне точными или не совсем правильными. Мне думается, что ответ здесь лежит на границе между заповедями Господними и заповедями блаженств. Возлюби Бога своего и возлюби ближнего, как самого себя – эти заповеди ветхозаветному человеку Господь вменил исполнять собственными человеческими достояниями. Т.е., живя по совести, человек должен был исполнять эти заповеди и поэтому те, кто и жили по совести, исполняя их, становились праведниками. И уже с ними имел отношение или общение Дух Святый. Он участвовал в них, но прямых отношений со Святым Духом так, как сейчас происходит у христиан, не было тогда. Дух Святый помогал человеку, а человек все равно шел от совести своей в праведность. Значит, там больше действовали человеческие силы.

Буддисты тоже не обращаются к Богу-Христу и значит, пребывают в делании ветхозаветного для себя времени и, совершают заповеди ветхозаветные «возлюби ближнего». Они могут в своей совести возгреваться и в своих человеческих, душевных дарованиях тоже могут усовершаться. Их человеческие дарования нрава, человеческие дарования души могут быть очищаемы от влияния самолюбия. И вся аскеза буддизма, аскеза восточного монашества – это высвобождение души из власти самолюбия. При этом совершается это высвобождение действием самости, когда уже не личность, а самость высвобождает душу из власти самолюбия. В результате душа приходит в свои естественные дарования, а они, эти естественные дарования оказываются удивительными. Эти естественные дарования мы видим у практикующих монахов-буддистов, но мы их же видим и у народов Севера, которые, еще будучи в язычестве, являли поразительную простоту, удивительную искренность, честность, поразительные ответственность, чувство долга, совестливость.

Кстати, мы говорили, что такое, собственно, нравственность, что такое нравственное в человеке. Душа человеческая имеет две составляющие: внешнюю и внутреннюю. Внешняя – это наша эмоциональность, способности. А внутренняя душа – это как раз нравственное достояние, от духа идущее чувство совести, чувство долга и другие чувства, составляющие наш внутренний нравственный закон.

Если мы живем в правдивости и в честности, то отступление от нравственных законов невозможно. Что сказал, что обещал, то и сделаешь. И вот если бы все люди жили от чувства долга, от совести и от честности, то тогда все всем служат, все для всех живут, это и есть осуществление заповеди «возлюби ближнего». Поэтому, заповедь «возлюби ближнего» ведет нас к естеству наших нравственных дарований.

Но если мы приходим в какое-нибудь удаленное от современной цивилизации поселение, а там дверь подперта палочкой, подходим к другому жилищу, а там тоже дверь не заперта на замок – никого дома нет, а на двери нет замков, никаких других запоров, просто подперто палочкой. Так ведь это совсем недавно еще было и в российских деревнях. У северных народностей вообще ни о каких замках речи даже не было. Потому что они жили естественными нравственными добродетелями, и эти добродетели при сравнении с сегодняшними нравственными правилами добропорядочности оказываются заметно более высокими, по искренности той простоты, которую имели эти народы. А они ведь языческие! Они поклоняются разным духам лесов, гор, озер, имеют с ними отношения, даже общение.

Поэтому дело не в том, с чем общается человек, а дело в том, насколько он душою, значит, нравственным достоянием живет.

Когда апостола Павла спросили: «А могут ли спастись язычники?», он сказал – «Живущие по совести – спасутся», а в другом месте о них сказал: «естеством законное творят», т.е., заповедь Божью «возлюби ближнего, как самого себя», они творят естеством. И это естество дает так много примеров и образцов высоконравственной жизни, что мы просто поражаемся.

В этом смысле меня однажды поразили рассказы Лескова, они, правда, в конце всегда какие-нибудь ироничные, безбожные, и иной раз он так повествует, что уничижает священство и иерархию Церкви, но в остальных наблюдениях, особенно в рассказах о естестве человеческом он поразительно правдив. Например, в одном рассказе архиерей едет вместе с чукчей на санях в пургу, и чукча, казалось бы, совсем необразованный человек, совершает удивительные поступки. Рассказ идет от лица архиерея, который сам удивляется простоте, мудрости и в то же время надежности этого чукчи. Европеец того времени, не просто европеец, а еще и человек, прилежащий к святости, владыка, естественно дивится простому чукче, который еще язычник. В итоге он его потом покрестил. Вот так действует естество. Поэтому заповеди Господни обретают нас в естество нашей богодарованной природы, нашу нравственную красоту.

Но для того, чтобы спастись, этого недостаточно. И поэтому пришел Господь, чтобы спасти человека, чтобы пострадать за него, умереть, чтобы воскреснув воскреснуть, и воскреснув, открыть потоки благодати Своей, послав третье Лицо Святой Троицы – Духа Святаго к нам и через Святаго Духа уже сделать наш общий канон – Его Воскресение.

 Естественное действие нравственного чувства – самоукорение.

Господь дает нам новые заповеди – заповеди блаженств. Но и эти заповеди кардинально отличаются от заповедей Господних. Это тема глубоко внутрицерковная. Скажу лишь, что разница в том, что если в заповедях «возлюби ближнего» мы идем в естественном дыхании и практическом опыте расположения к ближним, делания добра ближним, то вход в заповеди блаженств начинается с момента встречи со своей несостоятельностью, когда ты со своей несостоятельностью должен будешь согласиться. Но ведь это же надо будет согласиться с несостоятельностью не в какой-то области, а с несостоятельностью вообще, полной несостоятельностью.

И тогда начинается совсем иной путь, и соответственно совсем иной дух. Несостоятельность и самолюбие – это прямо противоположные проявления духа. Самолюбие может ли вообще согласиться с несостоятельностью? Да для него это смерть! И если тибетский монах идет духом самолюбия скрытого, духом гордости, то с несостоятельностью своей души он может согласиться и затем исполнить состоятельность души в ее нравственных достояниях.

А может ли он согласиться с несостоятельностью своего духа? Не может. Он и не знает этого. Поэтому тибетский монах в аскетике своей не знает несостоятельности духа. Но тогда для него заповедь «Блаженны нищие духом» невозможна, и поэтому он вступить в эту область просто не может. Для него эта область запрещенная или даже противная. А чаще всего просто незнаемая. В этом разница между аскетикой Востока и аскетикой православного христианства.

Отсюда и получается, что восточный человек не ищет покаяния, его путь изначально медитативный, а это значит, он должен состояться в мистическом плане и дальше идет путь высвобождения из майи, отрешение от иллюзий. Т.е. надо объявить весь мир иллюзорным, люди, весь мир, все события – это всё иллюзия, а кто же тогда не иллюзия? «Я»? Это тоже иллюзия – скажете вы, а он будет твердить: «Нет». В глубоком чувстве он восприемлет себя не как иллюзию, но при этом целью этого «я» оказывается все равно растворение в нирване, т.е. абсолютная смерть, нирвана – это абсолютная смерть, полное растворение, исчезновение в нирване. Фактически, полное исчезновение личности. Вот куда эта аскетика выводит. И все их духовные процедуры постепенно приближают к нирваническому состоянию, постепенно приближают к дьяволу, и в нем уже полный отказ от себя самого, от своей личности.

То, что первоангел однажды как дух совершил сразу безвозвратно, человек должен совершить постепенно, Но так как человеку дано покаяние, то сразу духом извратиться до беса человек не может, и происходит постепенное вхождение в это извращение себя, в конечном итоге до полного извращения духа, т.е. до полного превращения себя в беса по духу. Тогда это уже конец.

Это невозможно осознавать, потому что самость себя не сознает, самость сознает всё, что вокруг нее. Самость себя сознать не может. И поэтому, когда мы начинаем говорить, например, о такой добродетели, как самоукорение, то самость не может долгое время понять, что это такое. Как этим надо заниматься? Разуметь себя, например, мы встретились с таким явлением, что даже многие церковные люди просто не могут себя разуметь. Только то, что открывает Господь им как грех, в том каются, а если сказать кому-нибудь из них со стороны: «Ты здесь неправ» – он не признается в этом. «Ты по характеру трудный» – и в этом он не признается. И когда мы пытаемся его повернуть к себе самому, чтобы он все-таки разглядел, испытал самого себя, то человек, оказывается, очень трудно на это идет. А многие совсем не идут, потому что в самости укорение себя невозможно.

В области психологии различные психологические приемы, действия и знания психологического порядка, они все, в конечном итоге, идут из чаянья самости, из чаянья себя утверждения и себя укрепления. Например в советской педагогике невозможно было вводить действия признания своей несостоятельности, действие признания своей вины. Таких действий в советской педагогике нигде не встречается. Хотя, это действия естественные, нормальные.

Казалось бы, все родители хотят, чтобы дети признавали свою вину, когда их уличают. Но в педагогике ни в одном методическом тексте вы этого не найдете, ни в одном учебнике педагогики нет этого действия. Но ведь это же естественное нормальное действие нравственного чувства – признать свою вину. Нет в советской педагогике и ни одного действия, направленного на установление мира между ближними. Педагогика этим не занимается. Психология тоже. Вряд ли и какая-нибудь другая гуманистическая наука занимается тем, чтобы самоукорение было взято как действие испытания себя.

Давайте посмотрим, что дает человеку анализ своих поступков, рефлексия, самоиспытание, каков механизм этого действия, предлагаемого психологией? Это надо знать, чтобы соблюдать правильность поведения, чтобы умом своим контролировать себя внутренне. Поэтому сознание, самосознание – это всё умственные, рассудочные действия. Этот самоанализ психология изучает. Но когда мы обращаемся к самоукорению, то оказывается, самоукорение идет изнутри. Это когда ты видишь свой проступок не рассудком, а совестью. И если подключилась совесть, то это сразу дает тебе переживание горечи, скорби за себя и, в конечном итоге, если еще совесть освещена верой, – то покаяние. А «Виноват да повинен, Богу не противен».

Самоукорение ведет к покаянию и, в конечном итоге, в нем осуществляется. А рациональное разумение себя, рассудочное испытание себя – оно никакого покаяния не рождает, оно рождает только лишь чувство некоторой защищенности от неправильного действия, некоторого узнавания, как надо быть правильным и, в конечном итоге, чувство довольства собой. Потому что за рациональным сознанием лежит самость. Это она себя испытывает, для того, чтоб быть совершенным.

Сегодня очень много различных психофизиологических течений в мире изучают пути к самосовершенствованию. Все многочисленные физиологические течения говорят о физическом самосовершенствовании. Различные мистические учения – о нравственном совершенствовании. И при этом их приверженцы действительно совершенствуются. Например, айватховцы. Мне приходилось с ними общаться в Москве. Когда у нас начались занятия по педагогике, то занимающиеся педагогикой начали вопросами меня выводить на разные течения и спрашивать: «Туда надо ходить или не надо?» А я этого не знаю, надо или не надо, как я могу знать? Я говорю: «Вы меня туда приведите, я посмотрю, почувствую, послушаю, надо туда ходить или не надо? Ведь «Виден сыч по взгляду, а сова по полету».  Ну вот, через это с разными психофизиологическими группами довелось мне иметь прямое общение.

Так вот, айватховцы – это такие просветленные люди, очень самоотверженные, всем и всегда служащие, вообще живущие аскетически, они последнее отдадут, последним поделятся. Но важно откуда это, из какого духа идет, оказывается от самолюбия.

И вот таких систем самосовершенствования, основанных на самолюбии сейчас очень много, самых разных вариантов, самых разных уровней. В том числе и те, которые общаются непосредственно с космическими энергиями, с «всемирным разумом», с «космическими учителями», какими-то гуру.

Т.е., это самость, которая хочет восхититься выше всех людей. При этом, их человек вроде бы альтруист, вроде бы всем ближним самоотверженно служит, но в то же время в глубине своего духа он доволен собою. Это чувство восхищения собою завуалировано, но неизбывно присутствует. А у многих это присутствует просто открыто.

У православных это тоже бывает, еще как! Не по причине учения Церкви, а по причине человеческой самости. Когда Господь нас позвал, Он позвал не нашу самость, а нашу личность. Вера касается не самости, а личности. И поэтому, когда человек слышит пробуждение своей личности, он одновременно слышит отягощение своей самости, и вот, от нее-то избавляясь, он идет все более и более в церковную жизнь, и всякий момент покаяния высвобождает его от этой тяжести самости. Всякий момент причастия высвобождает его от внутренних давлений самости, хотя мы очень долго и много находимся в самости. Ее так много в нас.

Кто свободен от самости, даже будучи православным? Сегодня почти никто. Но именно потому мы и православные, что мы не можем в ней быть. Мы слышим разницу, где личностное, а где самостное. И поэтому в этой потребности свободы для личного идем к Святому Духу, идем ко Христу, просим Его участия в нас, просим Его милости, Его прощения, а это уже покаяние.

 Когда происходит переворот.

Может возникнуть вопрос: почему же нельзя никакие психологические упражнения применять? Мудро сказал Василий Великий, что отказываться от языческой культуры огульно нельзя. Можно в языческой культуре услышать то, что относится к естественным достояниям человека, принимать это, и в этом учиться.

Ап. Павел сказал еще проще: «Все мне позволено, но не все назидает. Но в то же время и ничто не должно обладать мною». Поэтому и, в психологию вглядываясь, можно увидеть какие-то естественные механизмы, она же не только описывает самостные вещи. Почему психология изучала преимущественно самостное? Потому что она описывала реальный объект исследования. А этим реальным объектом является живой человек, несущий в себе два начала: доброе и злое. Конечно же, искренние и честные психологи описали и то, и другое. Чего оказалось больше? Самостного оказалось больше. Поэтому, изучая самостные механизмы, они, конечно, описали их больше.

 А с другой стороны, надо ли эти самостные механизмы изучать, давать детям, подросткам, юношам? А как же? Если вы их не дадите, то они же не распознают в себе самость. Когда я начинаю ребятам рассказывать про те же сигареты, идущие по кругу и о том, как самость там внутри себя перемалывается, они же себя узнают. И от того, что они слышат о самостных переживаниях, но слышат от меня, подающего это переживание не как ценное, а как переживание их уничижающее, они задумываются: а действительно, надо ли это переживание иметь?

Или же, когда я рассказываю про разные иерархические группы, разные группировки. Про то, как эти группировки меняются в своих составах, про всякие «зековские» законы, которые живут в любом классе школы, на любой улице – это же все действия самостных механизмов. И, конечно, социальная психология им это раскрывает, но только я подаю их детям уже не в плане того, как с помощью них сами будем завоевывать мир, а с позиции того, от чего надо избавляться, узнавая это в себе, узнавая реально в своем опыте, в своем поведении, даже в своих ценностях.

Вот где переворот-то происходит! Когда подросток имеет ценности, живет ими и вдруг убеждается, что это ценности злые, согласен, что это ценности вредные. Вот это его согласие – это же переворот. Привести его к этому перевороту и есть задача воспитания.

Поэтому вот какой вывод мы должны для себя сделать: не сжигать теперь все книги по психологии, а благоразумно разбираться, различать, где добро, а где зло.

Как личность может осуществляться? Личность осуществляется сначала в знаниях, она должна себя в знаниях услышать и оценить. И поэтому, бывает, книжку открываем, допустим, Евангелие, почитали – скучно, закрыли. Значит, читала наша самость и, конечно же, себя там не узнала, ей стало скучно, она и закрыла. Значит, личность твоя еще не готова к чтению Евангелия. А в другой момент, открываем Евангелие – «Ах!» – вздохнули и больше выдохнуть не можете и на одном дыхании так и читали. Значит, уже пришло время, когда личность внутренне Богом, благодатью призывающей уже возгрелась в такую степень, что при открытии истинных знаний вдруг узнало свою пищу, узнало самое себя, то слово, которое ее, личность, созидает, то слово, которое ее животворит. И она начинает вкушать и пить это слово, пить эту фразу, но опять же до поры, до времени. Много ли можно Евангелие читать? Многие читают только главу, больше уже не могут, дальше уже механическое чтение начинается.

Книги святых отцов тоже невозможно много читать. А, допустим, взяв какой-нибудь роман приключенческий или детективный можно за ночь проглотить все 500 страниц. Столько страниц из трудов святого отца за один присест не проглотишь. Просто мера личностного пробуждения еще маленькая. Но и не надо сверх этого ничего делать, не надо горевать, что меры моей личности мало. Иной решает – сейчас как возьму, да как напрягусь и все-таки дочитаю до 200-й страницы. Это чем же вы напряжетесь? Самостью. А как раз «Самолюб Богу не люб».

 

Глава 11

 Основания нравственного достоинства личности

О нравственном развитии в последнее время говорят мало. Тем более об особенностях детского нравственного развития. Дореволюционная педагогика была нравственной именно по причине того, что нравственными были сами люди. К сожалению, нравственная педагогика, которая рассматривает как раз нравственное развитие ребенка от утробы до 24 лет, не получила своего развития в годы Советской власти, хотя народу предлагали нравственные идеалы.

 Внемлите голосу совести

Нравственный человек имеет в себе ясное слышание совести, по ней живет, по ней поступает. Мы сейчас редко ее слышим и практически даже не имеем необходимости ее слушать, разве что иногда, в какие-то моменты... Допустим, бывает, что с кем-то поссоришься и, если тебе человек очень дорог, начинаешь чувствовать, как совесть тебя теребит, не дает тебе спокойно жить. Хочется вернуться к этому человеку, попросить у него прощения и примириться с ним. Бывает, что мы так и делаем. Но чаще всего, увы, мы с совестью обходимся по-панибратски и просто отодвигаем ее в сторону. Но «Совесть без зубов, а загрызет».

В некоторых аудиториях я предлагал «домашнее задание»: В течение недели до следующей нашей встречи отмечать в тетрадочке все моменты, когда совесть вас укоряла или подвигала что-либо сделать. Выполняли это задание примерно половина участников занятий. Оказалось, что у большинства совесть заговаривала раз, два раза в день. Бывали дни, когда голоса совести вообще не было слышно. Кто-то и за всю неделю отметил лишь два-три случая, когда совесть их явственно подвигала. Во все остальное время человек просто жил, не слыша ее в себе.

Как же можно жить, не слыша в себе то, что на самом деле должно двигать тобою и охранять от всего худого? По-современному, оказывается, можно. Для этого надо просто жить не в совести, а в самолюбии. Если ты живешь в самолюбии, то совесть не слышна. Как же обнаружить наше самолюбие? Оно обнаруживается по мере того, как нас задевают. Думаю, что, наверное, нет ни одного человека, которого нельзя задеть: как-нибудь да кто-нибудь обязательно заденет. То ли обидным оскорбительным словом, то ли поступком. Это и есть проявления нашего самолюбия. Оно ощущается особенно в те моменты, когда его задевают.

А можно ли задеть совесть? Если вы внимательно вслушаетесь в самих себя, то обнаружится удивительное: совесть задеть ничем нельзя, кроме как собственным неправильным поступком, даже мыслью. Однажды Серафиму Саровскому предложили стать настоятелем монастыря с возведением в сан архимандрита. Он после отказа на мгновение поддался искушению и почувствовал, что осквернил душу. Тысячу дней и ночей он молился на камнях ночью в лесу, а днем в келье, чтобы не видели люди и в зной, и в мороз. Так он вымаливал у Бога прощение за такие помыслы. Преодолев искушение и получив от Бога внутреннее удостоверение о помиловании, святой Серафим вернулся к прежней, но ещё более напряжённой духовной жизни.

Но со стороны совесть задеть невозможно. Даже оскорбление не задевает совесть. И нападки тоже не задевают. «Добрая совесть не боится клеветы».

Значит, явление совести таково, что если ты в ней пребываешь и по ней живешь, то ты совершенно свободен от каких-либо задеваний и можешь быть абсолютно всегда мирен, спокоен, уравновешен, добропорядочен и благоразумен. Потому что ничто в тебе не колеблется, ничто не смущает тебя и поэтому твой ум, тем более разум всегда спокойно слышит, трезвенно видит любое обстоятельство. И, более того, точно определяет: что надо сделать, как поступить, что сказать.

 Сохраняйте спокойное состояние духа

Если в нас есть самолюбие, то спокойствие духа и мирность сердца невозможны – обязательно найдется кто-нибудь, кто тебя выведет из нормального состояния духа. «Спесь в добро не вводит».

Лишь человек, укорененный в совести и свободный от самолюбия, может быть всегда в спокойном состоянии духа, т.е. в человеческом достоинстве. Есть ли сейчас такие люди? Нет, таких людей не существует. А были ли такие люди? Были. Мы называем их святыми. Как они такими стали? Может быть, родились такими? Нет. Они не сразу такими становились. Постепенно, прислушиваясь к совести, живя по ней и поступая по ней, все более и более укоренялись они в жизни по совести. И чем более укоренялись, тем более укреплялись в мирности духа и внутренней степенности, которая, кстати, была свойственна русскому народу, когда он был глубоко православным.

Живущий церковно, живущий в постоянном общении с Богом, естественно пребывает в постоянном дыхании живой совести, потому что кто более всего будит, пробуждает совесть? Конечно же, участие Бога в нас. Ведь «Добрая совесть – глас Божий».  Господь подвигает именно совесть, именно ее питает. Вот она и получает питание от веры. И когда человек начинает веровать, то он вольно или невольно начинает прислушиваться к своей совести. А так как в XIV – XVII веках народ был глубоко православным, а значит всегда был питаем верой и совестью своей, то всегда было много крепких, сильных духом людей, поэтому величайшие испытания в борьбе с врагами России были преодолены силой духа православного ее народа. Потому, что народ, живущий по совести, имел мирность, а значит крепость духа. И ничем его привести в раздражение было невозможно.

Какой человек самый слабый? Раздраженный. Человек раздразился, у него все смешалось, все спуталось в голове, он нормально-то и сказать не может – только изрыгает ругательства и какие-нибудь беспутные слова. Порою, от гневливости и раздражительности даже приходят в невменяемое состояние.

Может ли как-то преуспеть в жизни истеричный человек? Он постоянно усложняет себе жизнь, ломает свою судьбу. С этими рассорился, тут повздорил, здесь стал неугоден. Он ничего не созидает, а только разрушает, вольно или невольно. Хотя, конечно, сильно сам от этого страдает и очень не хочет быть таким, однако, ничего не предпринимая, остается прежним. Причина проста: жизнь по самолюбию, более того, уязвление в самолюбии. Бывает, ты попадешь в сложный жизненный переплет, и если ты самолюбив, то уязвленное самолюбие может стать постоянной раной души. А «У кого на сердце ненастно, у того и в ясный день дождь».  Чуть невпопад тебе сказали, чуть неловко обошлись, чуть в трамвае тебя толкнули – и ты уже взвинтился, ты уже взъярился и потерял всякое самообладание.

Самолюбивые люди – это люди самые неуравновешенные, самые нестойкие, неуверенные.

Хотя есть другая сторона самолюбия, которая имеет некоторую внутреннюю силу самоутверждения. Там, где самолюбие соединяется с силою самоутверждения, там человек сам на всех «наезжает» и сам всех оскорбляет. Так что все под ним, а он наверху. Так выстраиваются социальные пирамиды. Ведь все самолюбивые люди, попав в группу, тут же определяются в иерархических отношениях друг со другом. Все социальные группки-пирамиды возникают по причине действия механизмов самолюбия. Самое мощное самолюбие, которое над всеми властно, занимает вершину этой пирамиды. Чуть пониже те, которые послабее в своем самолюбивом самоутверждении. Они руководимы сильнейшим и поддерживают его. Еще ниже более слабые, и в самом низу совсем слабенькие. Их называют даже изгоями или «омегами» всякой группы. Любая группа, и особенно детская или женская, во всяком коллективе обязательно формируется в такую вот иерархическую социальную пирамиду. Классический вариант иерархической группировки всегда формируется в тюремной среде. Там, где преступники, нет другого механизма взаимоотношений, там работает только самолюбивый механизм, основанный на физической силе и преступном «авторитете».

Одни такие группы существуют в неформальном виде, другие –в формальном, подчиняясь должностной структуре данного учреждения, – это ведь тоже иерархическая пирамида. И места в ней достигаются не только в соответствии со знаниями должностного лица, но и в соответствии с теми личностными качествами, которые занимают главенствующее положение в данной социальной общности.

 

 

Глава 12

 Приоритеты нравственной личности.

Не слушай, где куры кудахчут, а слушай, где Богу молятся.

 Нам нужно все время вникать в практику Церкви, потому что она всегда показывает, как надо жить благочестиво. Это жизнь церковных людей, которые делают духовный труд, поэтому присматривайтесь к тем, которые уже давно в Церкви, которые живут церковно. Ну и, прежде всего, конечно же, обращайтесь к священникам, они же поставлены на то, чтобы все время показывать, как жить правильно и давать различения – это правильно, это неправильно, раскрывать сам церковный порядок жизни, который и есть та самая практика, которая показывает действия и движения нравственной личности, когда личность живет свободно. Хотя, конечно, от того, что личность повязана самостью, мы, порою, личностью хотим свободно жить, а личности-то совсем немного, вот и пожили чуть-чуть свободно, а дальше жить этим уже начинает не личность, а самость. Очень скоро ей становится в тягость этим жить. И вот тут не допускайте, чтобы вам стало в тягость, вы нудите себя, и заставляете не жить свободно, а тяготиться.

Натяготишься до такой степени, что потом будет отмашка и забудешь про Церковь на полгода. Нудится надо личностью, до той поры, пока ты можешь. Но вот когда ты добрался до меры, где личность твоя уже иссякла и осталась только одна самость, а то, что это самость в тебе говорит ясно слышно: чем дальше, тем нуднее. Но тогда уже далее не ходи.

У нас в общине был один такой новоначальный, только-только вошел в Церковь, но уж очень сильно горделиво-восхищенный собою. И когда он испытал порыв к Богу, то решил, что сразу допрыгнет до Него. Приходит на службу, но через 15 минут уже не может стоять. А порыв-то сильный. И давай он себя силком держать на службе, и вдруг – упал в обморок. В следующий раз приходит на службу и говорит: «Все равно, даже сцепив зубы, буду стоять». Зубы сцепил, а куда девать душу? Она все равно не смогла стоять. В конечном итоге, спустя месяца два вот такого нужения, он все-таки взорвался, разругался: «Вы все церковные вообще не поймешь какие люди», всех обозвал и убежал.

Я взял крайний случай, но нечто подобное происходит практически со всеми людьми, которые начинают от себя воцерковляться. Увлекаться, что ли, воцерковлением.

То книг религиозных за 3-4 года так начитаются, что потом 10 лет вообще их не касаются, или же кто-то так начнет поститься, что потом ладно, если просто физически разболелся: дистрофию еще можно вылечить, но отмашку души, отмашку духа, с ней-то что делать? Поэтому, идите в руководство церкви и спрашивайте, тогда будет плод чаянный.

При воцерковлении есть три основных действия: первое – это обретение церковных знаний, второе – практика церковных действий, и третье – духовное делание внутреннего человека. Все три должны иметь свою меру, свою последовательность. И эту меру и последовательность лучше всего могут выстроить священники, прежде всего, или же люди с серьезным сроком церковной жизни. Это могут делать и миряне, но уже с большим духовным опытом, с церковным возрастом. Поэтому, старайтесь не идти сами, старайтесь всегда побуждать батюшек. И Владык побуждайте, чтобы организовывали всякие группы, которые бы помогали и развивались.

Даже когда батюшка уже совсем старенький или Владыка уже не в силах, а вы все равно приставайте. От вашего приставания и новые силы появятся.

Православие – это, в конечном итоге, точная расстановка приоритетов: что для нас является наиболее ценным, что ценно во вторую очередь, а что в третью? Человек имеет три состава: тело, душу и дух, и все три состава от Бога. Тело наше тоже имеет божественную природу, и игнорировать телесное развитие, телесное здоровье нельзя. Оно должно быть обязательно поддержано, тем более у людей новоначальных, очень сильно зависимых от телесного здоровья даже в их способностях молиться, в их способностях выдерживать какое-то время пост. И просто в элементарной способности читать или не читать церковную литературу.

И поэтому, первые 10-15 лет церковной жизни тело надо поддерживать в здравии. И если оно болеет, то его надо лечить. Но опять же, если тебе благословляют не лечиться, то иди лучше по благословению, потому что тогда ты идешь уже не по ценности тела, а по ценности своего спасения, по духовной ценности своих отношений с Богом и с Духом Святым. «Не лечись, но верь и надейся на Бога, – так говорят, если благословляют. – Не лечитесь, а пользуйтесь маслом святым или же водой святой, исповедуйтесь, кайтесь и причащайтесь». Это значит, что священник направляет вас на то, чтобы вы упованием на Бога пошли и, соответственно, в этот момент то, что будет происходить с телом, для вас уже будет значимо вторично. В этом случае всегда говорили «Не хлебом живы, молитвою».

Но вы неизбежно задаетесь этим вопросом: как же исцелиться? А вам говорят, что не медицинским способом придет исцеление, а церковным, и вы выбираете духовное исцеление.

Там, где человек не может так пойти, потому что веры не достает, или же верит, идет церковным способом, но исцеления не происходит, а болезнь всё сильнее, и врач говорит: «Надо лечиться». Теперь, когда вы все-таки пошли лечиться, вам врач вдруг предлагает необычные, Богом данные способы лечения, использование Богом сотворенных природных средств: растительных, минеральных, климатических средств, т.е. все, что Богом уже сотворено и есть на земле. Только надо уметь сочетать все это, уметь выделять и более эффективно использовать то или иное действие природы и ее дары.

Но когда вам для лечения начинают предлагать действия мистического или же медитативного порядка, некое общение, но уже не с Богом, а с иными духами, то, конечно, так идти нельзя. И поэтому должно быть разумение, что именно предлагают врачи. К сожалению, сегодня настолько распространился оккультизм среди врачей, что все время есть опасность попасть на врача-оккультиста, да еще и прошедшего какие-нибудь специальные курсы, еще и практикующего очень активно.

Но обычно оккультистские врачебные приемы сразу видны, он же их не скрывает, он же полагает, что это добро и потому открыто их использует, тем более, что сегодня оккультные способы лечения, в общем-то, нашли свое место в современной медицине. Ни один заведующий поликлиникой в Волгограде и Москве не может запретить кому-либо воспользоваться оккультными приемами лечения.

Многие верующие натыкаются на прямой оккультизм. То «лекарь» начинает руками что-то выделывать, то глазами вперяться в человека, то предлагает разные аутотренинговые приемы или применяет гипноз. Когда такое встречается, то сразу надо, конечно же, уйти прочь от этого лечения.

 

Совесть – категория духа.

Многие новоначальные задаются вопросом: Наша совесть – это проявление души или духа?

Конечно, это проявление духа. То, самое близкое для нас и самое открытое для нас проявление, которым и надо жить. Совесть есть основание нравственного в человеке. Потому что нравственное – это не только душа – это дух и душа вместе. Дух и душа составляют человеческий нрав, самолюбивый порой нрав, и самолюбие – это тоже явление духа. А совесть есть как раз самое выраженное и самое слышимое для нас явление духа.

 В Церкви надежно восстановиться в свободу.

Когда совесть начинает освящаться верою, она подвигает нас к действиям церковным и к жизни по заповедям. Совесть неверующего заповедей может не знать, хотя по естеству своему будет подвигать нас к жизни по заповедям. Ведь «Добрая совесть – глас Божий».  А при этом по знаниям мы можем и заповеди особенно не читать, но совесть верующего прямо ищет эти заповеди в текстовом варианте. Ищет и поэтому получает в Евангелии слово, как пищу для души, а далее, при дальнейшем воцерковлении начинает пробуждаться дыхание духа – это жажда Бога. Оно при призывающей благодати у всех пробуждается, потому что потребность молиться, потребность общения с Богом, обращение к Богу – это некоторое дыхание жажды Бога.

Еще более глубокое движение духа – это страх Божий, т.е., благоговение перед Богом, боязнь оскорбить Бога, страх обмануть Бога. «Начало премудрости – страх Господень».  Из страха Божьего рождается потребность угождать Богу.

Пребывающий в самости не сознает самость, как зло. Поэтому и человек неверующий неверие не сознает, как зло.

Например, приходит на исповедь бабушка и говорит: «Батюшка, мне не в чем каяться». – «Что же, у тебя грехов совсем нет»? – «Нет». Сколько таких бабушек встречается. Нет у нее грехов, – и всё. «А что ж ты пришла тогда? Зачем тебе исповедь?» – «Ну, говорят, без нее не причащают». Так это вот и есть чувство самости. В самости она, действительно, себя не сознает греховной.

Так же и лама, пребывающий в самости, он не сознает эту самость злом и не сознает те свои духовные общения, которые у него происходят, как зло. Поэтому нирвану сознает не как зло, а сознает ее как цель своей жизни. Это глубокий самообман, который по церковному называется, прелесть, самообольщение, которое обольщает человека неправдою, которую он принимает за добро.

Даже злые люди совершают злые поступки потому, что они не сознают их злом, а потому, что они их принимают за добро. Человеку вообще не свойственно сознательно творить зло. Когда он творит зло, то он внутренне чувствует себя совершающим добро. Такой самообман и есть самость.

Самость известна по своим проявлениям на всех уровнях, начиная от нашего с вами уровня, кончая уровнем какого-нибудь аскета восточной практики.

Человек, сотворенный свободным, не является сегодня таковым. Он потерял свободу в тот момент, когда свободно уклонился от Бога и сейчас восстановиться в свободу мы сами не можем. Восстановить нас в эту свободу может только Сам Бог. Поэтому, когда Он благодатью Своею нас призывает, то Он как раз именно восстанавливает в нас свободу.

Безблагодатно в свободу восстановиться в своей личности невозможно. И как был человек в самообмане, так и будет ходить в самообмане. Сначала он пребывает в бытовом самообмане, как та бабушка, которая считает, что вообще никаких грехов не совершила, потом он может быть в некотором культурном самообмане.

Очень много людей культурных, образованных, даже докторов наук, которые говорят: «А что, я, вообще-то, человек не грешный, я человек порядочный, культурный». Это самообольщение уже другого порядка. Образованное, культурное самообольщение.

Возможно и самообольщение религиозное – это свойственно приверженцам разных религиозных течений, а самообольщение внутри религиозного чувства – это уже мистическое самообольщение.

Вырваться из самообольщения никому не дано, пока Господь Сам не коснется сердца твоего и не призовет тебя к Себе.

А если ты чувствуешь свое влечение то к Будде, то к Магомету, то еще к какому-нибудь гуру, то это самообольщение продолжает живить тебя совсем в иное, т.е., в лукавое делание.

Только лишь одно призывание, призывание Христа, которое открывает в тебе потребность Христа же, и есть начало твоей личностной свободы. Но прийти к ней в полноте – это многотрудный путь, фактически, весь церковный труд, духовное деланье в себе человека внутреннего для достижения, обретения или восстановления свободы личности.

Когда ребенка опускают в купель, все грехи его оставляются там. Грехи-то оставляются, а то, что рождает эти грехи, все страсти, т.е., наклонности совершать грехи, оно сохраняется при нем. С этими наклонностями ему придется бороться всю свою церковную жизнь. И чем сильнее борешься, тем все дальше и дальше проникаешь в глубины души, оказывается, греховное имеет в тебе глубокий корень.

Ты вроде бы уже все, освободился от гордости, стал по нраву простой и чистый человек, и вдруг Господь так устраивает обстоятельства, что тебя кто-то взял и задел, и из этой простоты и спокойствия вдруг вырвался вулкан грязи.

А в Церкви надежно идти к внутренней свободе. Потому что здесь тебя ведет Сам Господь. Ты запутался, но Господь видит, что ты запутался, и даст тебе такие обстоятельства, которые всё сразу проявят. «Нужен путь Бог правит».  Господь по премудрости Своей всё равно увидит человека и с другой, совсем неведомой стороны, да покажет.

У меня на беседе была одна родительница. Беседа закончилась, начались вопросы, и она спрашивает: «А как из самости выйти? Как не самостно воспитывать своего ребенка?» Я ей говорю: ну, делайте так. Она отвечает – да как же так? Ведь тогда будет вон что. В конечном итоге, я догадался, в чем дело и говорю: «Ваши вопросы никогда не кончатся, потому что я объясняю, что Вам по сути надо перейти из области самости в область совести, а Вы пытаетесь решить этот вопрос, оставаясь в области самости, где он не разрешим. Сколько бы вопросов Вы сейчас не задавали, у Вас все равно возникнут новые».

И только тогда она кое-как уразумела и затихла. Но и то не сама в себе это сделала, в этот момент Господь помог.

Вдруг и другая женщина давай задавать вопросы подобным же образом, и с нею тоже самое произошло. И когда она увидела, что с нею происходит, она вдруг уразумела, о чем я ей говорил, и затихла задумавшись.

Когда что-то пытаешься доходчиво рассказывать, да еще на жизненных примерах, а у всех слушающих есть два начала: и доброе, и злое, то через доброе всегда воспринимают. Но бывает, что человек не понял, не потому что он не способен, а потому, что твоего мастерства не хватило или твоего участия в человеке не хватило. И поэтому, если ты что-то несостоятельно сделал, то всегда разбирайся с собою. Значит, ты, как психолог, как учитель, или как священник, что-то не довел до конца. Получается, что я вам про «это», а вы мне всё про «то».

Психологов у нас в училище нет, потому что у нас все исповедуются и есть духовное руководство. Там, где есть духовное руководство, там нет нужды в психологах. Правда, тут есть другая сторона – нужен педагог, воспитатель, владеющий христианской психологией, владеющий учением о личности, умеющий увидеть проявление самости. Их надо в себе различать, распознавать где у тебя проявилась самость, а где начинает действовать личность. Это всё узнается из трудов свт. Феофана Затворника.

Уметь распознавать это должен и воспитатель. И, кстати, духовников – то один, два человека, их усилий, конечно же, не хватает на всех. А вот воспитатель, он всё время с небольшой группой, и поэтому может дойти до каждого. Фактически, он и есть педагог-психолог, но только церковный.

 Где признание несостоятельности – там начало ученичества.

Конечно, трудные дети очень разные бывают. Одно дело, трудный в поведении ребенок-подросток, другое – трудный в нраве, это уже действуют внутренние консервативные механизмы худого нрава. А есть еще трудный в духовной жизни. Поэтому если для школы характерны трудные в поведении, но, может быть, отчасти трудные в нраве, то у нас по-другому. У нас основное – это трудность в нраве, но еще более тяжелая ситуация для нас – это воспитанник, трудный в духовной жизни.

Мы классы формируем не по годам обучения, а по свободному желанию трудиться над теми или иными нравственными достояниями. И поэтому желающие трудиться над одними нравственными достояниями, допустим, над чувством долга и над ответственностью попадают в один класс, желающие трудиться над правдивостью и над честностью – в другой класс, желающие трудиться над молитвой и над самоукорением – в третий класс. Ничего не желающие тоже есть. Они попадают в свой класс. Просто есть периоды, даже у человека очень искреннего, когда он весь застолбенел, закоснел, ему надо переждать себя такого. И тогда он может попасть в класс, где такие пережидающие находятся.

Все это определяет педсовет в составе двадцати человек, которые собираются на свой консилиум и рассматривают проявления каждого ученика в разных обстоятельствах и поступках за полгода. В итоге определяется, что ли он перейти в следующий класс работать над другими нравственными достояниями или ему надо еще остаться здесь.

Когда ему объявляют это, – а у нас-то они все ревнующие именно над тем, чтобы само нравственное достояние действительно обрести, искренне ищут спасения, искренне ищут рая в конечном итоге – и когда он узнает о том, что он остался, что его, все-таки задерживают еще на год в этом классе, то он скорбит не от того, что он остался второй раз с той же программой, а от того, что он не достиг желаемой добродетели.

И от этой ревности, от этой скорби, он, конечно же, вдвойне трудится над нею, еще раз задается вопросом, отчего не достиг, где у него самая главная несостоятельность. Потому что там, где несостоятельность, только там начало ученичества. Ведь ученичества нет, где везде состоятельность. Состоятельности зачем учиться?

Это независимо от возраста: что дети, что взрослые в 40 или даже в 60 лет, – ученичество везде возможно, но всегда оно начинается с несостоятельности. И поэтому нет ничего более ценного в педагогическом деле, чем найти несостоятельность и убедить согласиться с ней. Согласие с несостоятельностью – начало ученичества, потому что согласиться с ней может только личность.

А самость с этим согласиться не может. Поэтому самость не способна к ученичеству. Самость, если и учится, то она учится из корысти. Корысть самая разная, но в основании всех корыстей лежит ведущая, она заключается в том, чтобы самости твоей сегодня состояться превыше чем вчера, и превыше других. Это всё зависит от масштабов самости. У одной самости такой масштаб, что ей достаточно состояться над этими двумя, а у другой этого недостаточно, она хочет состояться на уровне целой группы ближних знакомых, а для третьей и это слишком мелко: надо состояться на уровне района, города, региона, на уровне страны или даже человечества и есть, наконец, такой масштаб, который очень хочет состояться на уровне нескольких эпох сразу.

 Сила влияния личности – другого поддержать в жизненности.

Можно ли повлиять личности на другого человека?

Важнейшей составляющей личности является способность общения и поэтому личность порождает личность. Только в личном общении возможно восстановление или же развитие личности. И поэтому, когда мы вступаем в общение с Богом, то мы общаемся с Личностью Бога. Это  должно быть именно живое общение моей личности с Его Личностью. Не просто вычитывание молитв, не просто исполнение поста, как необходимого правила церковной жизни, нет – это всё должно происходить в личном общении с Богом. Вот этот момент очень важен.

К сожалению, многие воцерковляющиеся в течение 10, иногда 15 лет своей церковной жизни никак этого не уразумевают, и поэтому всё время как бы содержат Бога, как некое средство для своего личного развития. Получается нечто самостное – Бог для моего личного развития, и поэтому они используют Бога, а в личные отношения с Ним почти не приходят. Глядишь, когда беда грянула, человек сразу кинулся: «Господи, помоги!!» Вот тут уж все невольно входят в отношения личные. Потому что кто еще поможет?! А повседневно большинство церковных людей, даже будучи уже в Церкви, к сожалению, лично к Богу не обращаются, а просто исполняют церковное правило ради того, чтобы ходить довольным, что мол «я церковный».

Когда идет общение, то непременно есть влияние, важно какое это влияние. Чувство долга не может иметь от личности корысти. Оно всегда живет для того, по отношению к кому чувствует долг. Также и чувство ответственности: перед кем ты ответственен, ты для него и ему всё делаешь. Если ты в ответственности перед своими учениками, то конечно, от этого чувства даже себя забываешь, ради учеников. Если несешь ответственность перед ближним, то ради ближнего забываешь себя и исполняешь все, как ответственное лицо. Если ты по службе ответственен, то тогда дело исполнишь так, как дело требует и начальство хочет.

Если у тебя ответственность перед Богом, то ты жизнь исполнишь именно так, как Бог хочет, и будешь все время волноваться: «Господи, так ли я исполнил, то ли я сделал, угодно ли это Тебе?» Будешь вычитывать духовные книжки и вглядываться в каждую фразу святого отца, который говорит, как надо исполнять добродетели. Это же Бог говорит, как надо угодить Ему. Поэтому ответственность заставляет тебя так внимательно вчитываться, ревностно изучать святых отцов, а в конечном итоге, и самое Евангелие, чтобы, не дай Бог, не ошибиться. Вот это уже духовная ответственность.

Когда личность через дарования или достояния нрава входит в общение с другим, то она всегда служит, отдает, всегда жертвует, дарит и всегда любит. Ее влияние в том, что она другого поддерживает в его жизненности. Ободряет кого-то в силах, кого-то умножает в дарованиях.

Ну и самое большое влияние, конечно, мы получаем от Самого Господа. Вслед за Ним от Божьей Матери, сразу после Христа. Ее влияние столь богато и столь полно потому, что мы же все в духовном смысле в младенческом возрасте, и поэтому, конечно же, Господь говорит: «Матерь Моя, это Твои, это не Мои, Мои – это те, которые уже твердой пищей питаются, а их не много. Вон они там, в милотях, в нищете, в лесах, трущобах, в пустынях – там скитаются, это Мои, а все остальные – это Твои, иди к ним». Следующая сила личностного влияния – это ангелы, которые хранят нас, и рядом с ними святые угодники Божии, которые своим личным участием влияют на нас.

 Практика нравственного общения.

Обретению навыков нравственного общения способствуют разные семинары, которые проводятся и в нашем училище. Такие семинары – это, фактически, восстановление нравственного общения и создание таких ситуаций, когда человек с человеком душой встречается. У этих семинаров есть три ступени по своему содержанию. Первые семинары это семинары-знакомства, второй уровень семинара – это семинар-общение и третий уровень – это семинар-встреча. Сначала знакомство личностей, потом общение личностей, и, наконец, уже встреча личностей. Ну и, соответственно, все более глубокое действие.

Цель этих семинаров – дать начальное восстановление в личности и опыт свободного осуществления в личности, которые есть в человеческих возможностях, потому что нам по нашему человеческому естеству очень много что дано, но мы, увы, сильно увязли в самости и в разных механизмах самозащиты самости.

Есть много механизмов самозащиты самости, и пробиться сквозь них мы, практически, не можем. И поэтому, даже по-человечески осуществиться в том, что нам уже дано, мы не в состоянии. А семинар позволяет это сделать. Через общенческие специальные задания, если ты искренне будешь все выполнять, то сможешь пробиться сквозь механизмы защиты, а потом пробиться сквозь некоторые самостные проявления своим естеством до такого состояния, которое называется «естеством законное творят». Ну, а одновременно будет идти твое восхождение от уровня к уровню, ведь между семинарами от уровня к уровню должно проходить довольно значительное время.

Потому что семинар «знакомство» обязательно надо пройти дважды. Только после этого ты можешь войти в семинар второго уровня общения. Его тоже надо пройти дважды. И потом ты можешь войти в семинар третий. Иначе не будет никакого результата в следующем семинаре. Между всеми семинарами должно пройти минимум три месяца. Если они будут просто лично нравственные, то хорошо, а если они еще будут церковные, и ты за эти три месяца еще и по вере будешь восходить: исповедоваться, причащаться, вживаться в нравственные заповеди Господни и их совершать, над ними трудиться. Конечно же, тогда семинар очень сильно поможет тебе в воцерковлении.

Судя по опыту нашего училища, общенческий семинар – это некоторый метод значительного вспоможения сегодняшнему кондовому человеку войти в естество собственного воцерковления. В конечном-то итоге ведь всё делает Господь. Но и наше участие должно быть. «Все в мире творится не нашим умом, а Божьим судом».  И там, где это наше участие в своем спасении происходит грамотно, искренне и честно, там, конечно, результаты более серьезные, нежели когда ты вялотекуще переходишь из года в год: неизвестно, движешься ли, неизвестно, туда ли?

Однородность группы дает больший эффект и зримый плод, а с разнородной группой труднее, особенно, когда попадаются люди совсем нецерковные. Они обычно самостные, тем более, что в семинар идет человек, который очень хочет в чем-то совершиться, в чем-то состояться и чего-то достичь, а тут еще говорят о чем-то таком особенном.

Другое дело, что сегодня самые нормальные вещи стали несовременными и настолько необычным явлением, что кажутся уже неестественными. Совсем как-то перевернуто всё! Поэтому, что когда самостные люди приходят на семинар, то они очень много забирают на себя внимания: с ними же надо дополнительно работать. Пока ты ему покажешь, что он своим существом находится в коконе самости, а надо перейти жить в сферу совести, пока он различит вообще эти две сферы внутри себя, на это, порой, уходит день, два, три. И поэтому, конечно, где совсем неверующие люди собираются – это один вид семинара, там, где воцерковляющиеся люди – это другой вид семинара по содержанию. Когда участвуют уже церковные люди, имеющие два, три года церковной жизни, – это третий вид семинара. Для полноты результата всегда лучше собирать однородные группы.

Всю полноту я нигде не встречал. Потому что эта полнота требует очень большой работы. Когда за плечами все-таки 20 лет работы над этим, то понятно, что ее сразу за 2-3 года не осилишь. А входить в нее вполне можно.

Внутри училища мы проводим летние поселения. Они как большой семинар. Есть семинар восьмидневный, а есть поселение, как большой семинар – в 21 день. Там всё более размеренно, потому что в семинаре все-таки скорости более серьезные и требуется активная решимость высвобождения из тенет самости. Хотя в летнем поселении эта решимость более-менее растянута во времени, и более плавно все происходит, но, тем не менее, происходит довольно сурово.

После летнего поселения все себя чувствуют и слышат совершенно другими, по сравнению с тем, какими они были до этого. В летнее поселение приезжает любой, кто хочет. Правда, не все выдерживают его. Сейчас мы как-то более чутко с людьми пребываем. Раньше бывало, что в смене 2-3 человека обязательно находились такие, которые начинали ругаться, ратиться, вплоть до того, что покидали семинар, потому что их самолюбие совершенно не терпело каких-то действий. Слишком казался уклад строгим для них, порой даже невозможным.

Первое, с чего начинаются вообще притязания человека по самости, это когда он попадает в само поселение. Один вид поселения чего стоит: разбитые бараки, длинное здание трапезной, мрачно взирающее на приезжих пустыми проемами окон, потому что все стекла давно выбиты. Полы перекошены, прямо на глазах за время смены они оседают, крыша, невероятно на чем держащаяся, вот-вот рухнет, все стены облуплены. Воды горячей не дождешься неделями, купаться негде, до Волги не добежать, она далеко. В общем все никак не привлекает в бытовом плане. Да еще то пост, то постные дни. У нас стоимость поселения на 1 человека не 2400, как это должно быть по Волгоградскому региону в летнем лагере, а всего лишь для детей – 600-700 руб., а для взрослых – 800 руб. Конечно же, на эти деньги хорошо не накормишь людей, поэтому еда очень простая: каша, овощи да зелень, мясного вообще нет. Молочное бывает время от времени. Многие люди, которые едут на поселение, считают, что если люди приглашают, если они к себе зовут, то, хоть какую-то норму бытовых условий они обеспечат. Ну и едут с грёзами какими-то, с привычными представлениями, а когда попадают в нашу реальность, то обычно треть из приехавших уже на второй или даже в первый день собирают чемоданы – скорей назад! В этом случае – «Глаза человеку неприятели».

Благо, опыт работы с людьми сейчас уже большой, поэтому мы сразу так поворачиваем, чтобы они эти условия приняли. Как-то удается сказать откровенно, чтобы они все это поняли и найти тот смысл, ради чего бы они это приняли. И нынешним годом не было ни одного человека, который бы не принял этих условий..

Все же бывают еще разные случаи. Вот этим летом с одной мамой так и не смогли ничего сделать. Она как вцепилась в своего ребенка, так и не отпустила его: психопатические отношения мать-ребенок были настолько сильные, что когда стали ей об этом осторожно говорить, она начала возмущаться, потому что ее разлучают с дитя, а дитя отнимают от нее, – вот так она себя чувствовала. Она даже не подозревает, что на самом деле должна прийти к тому, чтобы быть свободной в обращениях с ребенком, и ребенок должен быть свободен в обращениях с нею. И только в личной свободе ребенок будет ее чтить, а она будет его любить. Она ничего этого никогда не имела в своем опыте и поэтому знала только чувственные психопатические отношения. И в них чувствовала себя живой и через это воспринимала ребенка.

А тут вдруг стали все это разрушать. Сначала были занятия по этому поводу, но еще на занятиях она вся напряглась, а потом еще и практически это началось: стали ребенка отделять от нее и оставлять с воспитателем. Да у нее в жизни никогда такого не было, никогда она его не отпускала от себя. А тут вдруг с воспитателем два часа пребывать! Она не отдала своего ребенка. Принялись мы ее убеждать, да еще мамы со всех сторон активно помогают. Все так насели со своими нравоучениями, что в конечном итоге доконали ее. Она пришла в сильнейшее раздражение, возбуждение, и уехала из поселения в сильной брани на всех. Это был единственный случай за это лето.

В детском поселении пребывают малыши с трех лет. Меньше трехлетнего возраста нельзя, для этого есть младенческие группы – мамы вместе с младенцами. Конечно, им тоже хорошо побыть в поселении, но мера какого-то изменения, преображения там все-таки недостаточно большая, потому что мамы много времени вынуждены быть с ребенком. А ведь для того, чтобы что-то с ней произошло, ей самой надо быть на занятиях, а тут ребенок, поэтому объем занятий у нее значительно меньший, чем у мамы с ребенком 5-6 лет, которого она уже может отпустить к воспитателю.

 Не пропускайте события, в которых совершаются добродетели.

Всегда в нашей жизни выделяются события, в которых добродетели сугубо происходят и совершаются. Их еще надо устраивать: отклик на нужду, помощь. У кого-нибудь, не дай Бог, сгорел дом – всей деревней помогли. У другого какая-нибудь  трудовая нужда – убрать урожай, а все немоществуют в семье – тогда призывают к себе на помощь деревню и деревня помогает.

Вот такие же виды помощи оказываются у нас в общине. Все заявляются: у кого огород, у кого ремонт квартиры, у кого крыша или забор. Много нужды в помощи у многодетных, у кого двое-трое детей, нужно хотя бы какую-то разгрузку дать маме, тогда просят, кто-то откликается, идет.

Еще очень важное действие – окормление в доме престарелых.

Всё, что я сейчас назвал – это деятельность сугубо добровольная, здесь нет никакого принуждения, нет никаких отслеживаний, поэтому восстановление личности – это восстановление разумно-свободной самостоятельности, соответственно, там не может быть никаких обязательств. Только нравственные отношения с необходимостью.

Была однажды такая ситуация: нас просили о помощи, но откликнулась только часть учащихся. В чем причина отсутствия отклика другой части? Это всех задело. Начали испытывать себя и, оказывается, он потому сейчас не помог, что перед этим так делал по мелочам, т.е., где-то куда-то не вышел, где-то еще что-то такое пропустил. Как правило, это приводит к раскаянию, он сугубо идет к исповеди. Начинает рассуждать, что его запирает, что ему мешает. Испытав себя, потом, конечно, берет на заметку.

А поначалу, конечно, он должен разобрать те обстоятельства и ситуацию, которые закрыли его добродетельные действия.

Вначале было так, что почти всё училище ситуацию необходимости не слышало. Допустим, когда первый раз объявили необходимость ехать в наше хозяйство. Тут возникла одна из ситуаций, когда как раз чувство долга должно быть и проявлено. Вот хозяйственник приезжает и говорит: «У нас погибает картошка, надо ее срочно перебрать, помогите!». Потом в субботу, уже волнуясь, она снова приехала и еще раз попросила. Но, из 40 наших учащихся вызвались помогать всего два человека, а все остальные необходимости в помощи не услышали.

Мы целую неделю с ними работали, разъясняя, какая сложилась ситуация, что это была за необходимость.

После проработки приехал представитель хозяйства и говорит: «Мы же вас кормим, а чего ради? Мы же зарплату очень скромную имеем, нет у нас и каких-то льгот, а вы нам ни о спасибо, ни помочь не хотите».

У нас действительно, никто за учебу не платит, хотя во всех государственных специальных учебных учреждениях плата составляет около 20 тыс. в год. Люди, которые трудятся в этом хозяйстве, имеют зарплату по 800 руб., они побросали все свои дома, приехали сюда и теперь здесь живут. Чего ради? Конечно, ради своего воцерковления. Можно воцерковляться, не живя в этом хозяйстве, а живя в городе, в квартире. Некоторые из них, приехав, деньги от продажи своей квартиры отдали нищим, зачем? А только из чувства долга перед Богом, потому что им надо вырастить будущих священников, ради этого они готовы раздать все. И у них случилась проруха. А эту картошку привез батюшка из Пензы, вот взял, сам собрал и привез.

И когда всё это было сказано, то потихонечку раскрылась вся картина в целом, сколько усилий тратится для нас со стороны разных людей, которые пришли и трудятся. Ну что, так мы и будем спокойно пользоваться? Это же иждивенчество получается. Но, тем не менее, в следующее воскресенье половина выехала, а вторая половина все равно куда-то уехала.

Оказалось, что другая половина откликнулась на просьбы общинников. Но здесь-то необходимость для всего училища перебрать картошку, а там нужда конкретной семьи. На нужду откликаются, а не откликаются на необходимость. Нужду услышали, а необходимость не услышали.

Потом решили посмотреть, а вообще у наших воспитанников есть сыновнее чувство долга к родителям? Большинство весь год не пишет домой писем, а родители всем пишут исправно. Отец его каждую неделю звонит, а сам он только в Рождество или Пасху – это значит есть проблема. И таких воспитанников оказалось процентов 70, это среди наших, в общем-то, неплохих ребят, выбранных при поступлении из числа многих.

Видимо на уровне прихода или образующейся общины должны быть какие-то события, в которых такие добродетели могут проявиться. Общинные события, в которых важно только доброволие. Община – это же Церковь, сама Церковь, а там, где сама Церковь, там главное правило – все на доброволии. Понужденный разными «плетками» человек не сможет подняться на высоту духовных поступков. Ведь «Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит».

Господь ждет твоего личного отклика, мало того, требования взять крест свой и пойти за Ним. Область общины – это все события внутри нее. Они могут быть заявлены, они могут быть поставлены. Но пойдешь ты или не пойдешь – это дело готовности твоей души.

На уровне общины есть необходимость формировать какие-то события, которые могут быть зовущими. Помощь, труды по необходимости.

Со старшими школьниками я провожу занятия по методике схода. Вообще если кое-какой актив есть, то молодежное движение можно начинать с них. А зарождение всякого движения дает разумную самостоятельность. Они начинают сами формировать свое движение.

На Руси основой уклада жизни была деревенская община. Для того чтобы определить порядок жизни, крестьяне собирались на сход. На сходе существовал определенный ценз – участвовали только мужчины, но когда речь идет о серьезной общине, то мужчины с малым воцерковлением, допустим, до 5-6 лет или мужчины до 26 лет участвовали в сходе только совещательно: в решении каких-то малых вопросов, а к решению серьезных вопросов допускались после 26 лет.. Хотя на Руси все были воцерковленные и там, в основном, работал ценз возрастной.

Сход сначала решал над каким вопросом работать сейчас, для того, чтобы определить порядок жизни. Потом выделяют вопросы для обсуждения, как правило, два-три вопроса, эти вопросы сначала обсуждаются в группах – весь сход делился на группы и вырабатывал варианты решения.

Один вопрос ставился на рассмотрение всего схода и каждая группа над этим вопросом предварительно работает. Разбиваются по благословению. Мы даем преимущество церковной работе, если группа оказывается большой, то она делится на две, на три, чтобы в итоге было не больше семи человек. Потом результаты своей работы они уже выносят на сход, где представитель от группы говорит о принятом решении. Cход идет часа четыре.

Весь сход это слушает и потом дается время на оглашение решения, и дается время для выступлений тем, кто хочет сказать что-либо по этому поводу. А потом уже те, которые имеют право решающего голоса, обсуждают окончательное решение.

На Руси право решающего голоса имели самые уважаемые старики, ну, конечно, решали из внутренних нравственных, духовных устоев. Особых споров у них не было. При решении, при дополнении, через обсуждение происходит согласование в сердцах и умах всех, имеющих право голоса. И потом, в конечном итоге, кто-то один, наиболее авторитетный и разумный, формулирует итоговое решение. И задает вопрос: «Согласны вы на такое решение?» Дается три или пять минут для обдумывания. Голосовать могут только те, кому за 26 лет. В итоге, решение схода, принятое большинством голосов, становится уже правилом для всей общины.

Обычно не бывает так, чтобы ровное число голосов получилось, но если вдруг случилось, то такая процедура разрешима. Тогда еще раз вопрос выносится на дополнительное обсуждение.

Мы сход проводим и с ребятами в детском поселении. Два дня идет подготовка к сходу в семейках, в их составе дети 7-12 лет и подростки – 12-15 лет. Но подростки выходят на свой сход, а дети до 12 лет на свой.

И это что дает: во-первых, вопросы на обсуждение выдвигают сами дети, во-вторых, все вопросы они сами обсуждают в группах, потом результаты выносятся на общий сход от каждой группы и голосуют за решение детьми же выбранные, почитаемые и уважаемые ребята.

Дети до 12 лет сами выбирают тех, кого они больше всего уважают. А у подростков уже разные цензы. Например, те, которые уже не единожды были в летнем поселении, имеют определенные преимущества при голосовании.

Здесь есть одна особенность. Дело в том, что те, которые имеют право решать, и участвуют в принятии решения, они и должны быть хранителями своих решений и после схода. Это означает, что ответственность за то, чтобы эти правила исполнялись, лежит на каждом из них. И если так получится, что в каких-то обстоятельствах жизни при ком-то из них, принимавших решение, кто-то задаст вопрос, на каком основании ты принимал решение, если ты сам не хочешь его выполнять, других к выполнению этих правил не призываешь, то он обязан точно объяснить, почему было принято то или иное решение.

Дело в том, что так идет развитие смыслового ядра общины, всех участников движения. Смысловое ядро развивается по принципу цепочки решений – приняли решение, потом оно идет по жизни, а те, которые сомневались, они на практике увидят, что были правы те, которые приняли это правило, потому что оно оказывается по жизни реально важным движением.

Сходы происходят один раз в полгода, а то бывает и раз в три месяца, и каждый новый сход обсуждает, что получилось с предыдущим решением, обсуждается еще и то кто из имеющих право принимать решение по жизни-то живет неправильно. Да еще и других не туда ведет. Значит он еще не в состоянии принимать жизненное решение. И тогда право принимать решение у него отнимается. Потом, когда мы применили сход на нашем хозяйстве, получилось, что наиболее сильно в плане общинного проживания наше хозяйство, потому что там реальные условия жизни: реальный труд, реальные личностные отношения, даже очень грубо реальные. И, конечно, там происходят очень сильные проверки нрава.

Были и ошибки. На первом сходе часть активных ребят были наделены правом принимать решение, а потом оказалось, что часть из них просто горлопаны. И потом это вдруг обнаружилось через два месяца.

Пришлось собирать новый сход, горлопаны все отпали, но остались другие, и как потом оказалось, что те, которые принимали решения или перестраивали эти решения, еще и зависимы, что они боятся тех и других. Оказалось, что они в каких-то обстоятельствах поступают по этим решениям, а в каких-то обстоятельствах трусят.

И только один-два выдвиженца твердо держались за принятые решения. Но когда они твердо встали, то большая часть горлопанов восстала против них и пошла бытовая разборка, началось задавливание новых твердых выдвиженцев. Но так как все в церковном плане были очень разные, в том числе часть пришли из бомжей, те вообще давай давить всех. Это было становление нравственного начала. Каждый встал перед выбором: либо за, либо против, либо пасовать, либо держаться.

Тут на самом деле есть проблемы: одна в том, что во время схода поднимается очень значимая группа вопросов. Ничто другое так не заставляет человека вникнуть в суть, потому что речь идет не только о диспуте, на котором можно просто продискутировать и потом это забыть, все дело в том, что в результате твоих решений как-то изменится общий порядок жизни. Это, первое, очень серьезно, тем более, когда сходы регулярно повторяются, они сильно влиятельны в силу всего строя смыслов, содержаний, соотнесений для многих (я тоже в этом участвую).

И второе: когда решение выносится от групп, имеющих право уяснения и уточнения предложений, то часто их прямые вопросы имеют кинжальный характер. Они не лояльничают со своими предложениями, а напрямую из опыта и по жизни спрашивают. При этом они выделяют настолько острые моменты, которые могут случиться в жизни, что от всего надуманного приходится отлагаться.

 Глава 9

Две стратегии жизни – совести, самолюбия

 Всегда важно для реализации смысла бытия определить стратегию жизни. В предыдущих главах мы говорили о тех нравственных основаниях, из которых появляется реальность жизни.

Жизнь внешняя обслуживает наши личные вожделения. У каждого их много, начиная с того, что каждому хочется поесть, поесть сытно и вкусно. Каждому хочется красиво быть одетым, жить в уюте, комфорте, каждому хочется, чтобы было у него всегда хорошее, радостное настроение. Для этого используется множество разных приемов, начиная с кокетства с ближними и кончая телевизором, компьютером, разными психотерапевтическими кабинетами, массажами, парфюмерией и т.д.

За историю человечества придумана масса всяких способов сделать жизнь приятной. Наиболее изощренные способы поднятия настроения требуют больших денег, отсюда, конечно, один из очень важных факторов – это возможность иметь хорошую зарплату – тоже одно из самоличных вожделений, и когда она есть, то настроение сразу поднимается на несколько порядков и человек чувствует себя уверенно с хорошей опорой в жизни. Это тоже базисное самоличное средство, с помощью которого выполняются все остальные самоличные способы удовлетворения вожделений.

Отцовское и материнское чувство долга.

Когда же мы говорим о нравственных достояниях, то мы говорим совсем о другом, прямо противоположном, о чем-то таком, что нравственно побуждает, например, ради ближнего отказаться от сегодняшней зарплаты. Взять свою зарплату и полностью отдать ближнему своему, потому что ему очень надо. «А я по-другому не могу, я знаю, что ему очень надо, поэтому я так делаю». – «Да кто так вообще делает, ладно треть зарплаты, ну еще половину, но не всю же!». – «Может быть, это так, но по моему внутреннему чувству я по-другому не могу, я вижу, что у него серьезная проблема и он ее не решит, если я ему не помогу». Такой человек сердцем знает, что «Болезному милость творить – с Господом Богом говорить».

Или же, ради какого-то нравственного участия в ближнем человек готов отказаться, допустим, от очень желаемого фильма, потому что в данный момент нужно побыть с другом. Но тогда фильм для него пропадает. Да пусть! Потому что рядом с нравственным откликом какое-то мое вожделение фильма – это вообще пустое.

Кстати, нравственное не создает иллюзий, оно всегда очень реалистично и конкретно. И если действительно у ближнего нужда, а я на нее откликнулся, то никаких личных вожделений в этом быть не может.

Так, например, действует чувство долга. Если оно пробуждается, то какие могут быть личные вожделения? Их просто нет. Это наиболее характерно для женщины, когда рождается ребенок. Правда, сейчас немало женщин, у которых никакого долга материнского не пробуждается. Есть такие матери, которые могут завернуть ребенка в полиэтилен и кинуть в мусоропровод. И такие, которые, родив ребенка, маятся, тяготятся, готовы спихнуть его няньке, медсестре, бабушке, – пусть кто угодно им занимается, но только не я. Так могут поступать как раз те, которые живут своими личными вожделениями. Для них личные вожделения превыше всего.

Но если в матери пробуждается нравственное чувство, то какие могут быть личные вожделения? Тут вообще забудешь про всё. Если ребенок плачет, ни о каком сне вообще не может идти речь. Мать поднимется ночью три раза, а если надо и пять раз и вообще не сомкнет глаз, потому что ее дитя нуждается в ней и она это чувствует и больше ничего для нее не существует. «Ну кто кроме меня?» – вот это и есть чувство долга.

Так чувствовать себя по отношению к ближнему может мать и, к счастью, именно в матерях, к радости нашей, сегодня это нравственное достояние еще в российском народе не потеряно. Все-таки достаточно еще матерей, которые в себе несут нравственное чувство. А «Материнская молитва со дна моря вынимает».

Отцы в большинстве своем это уже потеряли. По сравнению с матерями даже лучшие из отцов проявляют это нравственное чувство на порядок меньше. Хотя у отцов бывает очень сильно выражено, как мужское качество, чувство долга перед Отечеством, перед обществом.

Чувство долга по отношению к ребенку порою захватывает мать полностью. Подобным же образом отца может захватить полностью чувство долга перед Отчизной, особенно в критических обстоятельствах, ведь чувство долга, прежде всего, окликается на критические ситуации. А вообще-то, если оно откликнулось, оно всегда бывает живым и поэтому даже в быту остается с тем, на кого откликнулось. Мать может быть вся в ребенке особенно тогда, когда он заболел.

А когда он здоровый, она как бы забывает про него и занимается своей внешностью: бижутерией, косметикой, телевизором, устроением всяких удобств и приятностей для себя самой, а дитя в этот момент вообще не знает, где его мама. Она тут, в квартире, но реально мамы нет. Сейчас таких мам стало много.

Но все-таки нравственное чувство не в этом. Если оно есть, то всегда, даже будучи занята своими делами, мать все равно держит ребенка в поле своего зрения. В сердечной, душевной памяти она все время его хранит, и ребенок чувствует эту материнскую связь. Отсюда его спокойствие, уравновешенность, отсюда его мирность, с которой он может быть занят своими делами. И особо-то и не капризничает, потому что как оказывается, в большинстве случаев каприз ребенка – это просто вопль к матери, это порой единственный способ, каким он может ее привлечь. Потому что иным образом удержать маму при себе невозможно. Однажды он понял, что если сильно закапризничает, то мама вынуждена будет заняться им. Придется ей оторваться от своих дел, хоть она и досадует, хоть и нашлепает, хоть и накричит: «Что же ты меня отвлекаешь!». Она же отчего будет кричать на него? Оттого что он не дает ей заниматься своими вожделениями. «Ну пусть, ну ладно, нашлепала, накричала, но все равно она со мной. Она мною занимается, что мне еще надо?!».

Какое-то время позанималась, ему пока хорошо. Но через два часа: «Мама!». – А мама ноль внимания. – «Мама!». – Мама как будто не слышит. «А у меня ж есть испытанный способ!». Зацепился за что-то, устроил истерику, и мама опять с ним. Правда, еще раз нашлепала, и опять накричала. Зато со мною. Ведь «Матерни побои не больны».

Чувство долга есть одно из самых важнейших нравственных достояний человека, которое обращает нас друг ко другу. Будучи детьми, мы были преданны своим родителям настолько, что кроме них никого не надо было. Бабушка зовет: «Иди ко мне, иди». – «Ну, пойду побуду немного у бабушки, но все равно потом надо к маме». Тетя пришла в гости, тоже зовет. «Побуду с тетей, но все равно мне потом мама нужна». Откуда вот эта преданность матери? А это и есть чувство детского долга. Оно как раз и проявляется в привязанности к родителям, в том, что родители выделяются нами из всех людей.

 Образ Божий и есть чувство долга.

Чувство долга, с которым рождается каждый из нас и есть то, что Господь вложил в нас, сотворив человека. Это и есть образ Божий. Мы говорим, что человек создан по образу и подобию Божию. Да, по образу, а образ – это и есть чувство долга. Это Господня преданность, бесконечная преданность, верность и надежность по отношению к ближнему. И вот мы, с этим родившись, оказываемся перед выбором: развиваться ли в этом чувстве долга, сыновнего и дочернего, которое постепенно восходит к супружеству.

Когда образуется семья, она образуется в супружеском чувстве долга. Долга жены по отношению к мужу, составляющего ее верность, надежность, преданность мужу. Порою это чувство в полноте своей бывает необыкновенно глубоким и сильным. Немало же таких случаев, что ей говорят: «Брось ты его, ну что ты с ним возишься, домом он не занимается, только работой все время увлечен. Ты ему нужна лишь для физиологических потребностей. Больше ни для чего. Дети его вообще не волнуют и не интересуют. Зачем он тебе?!» – «Как?! Я не могу его оставить». Что же заставляет эту женщину оставаться при нем? «Как же, если не я, то кто будет у него жена?».

Вот это чувство, что она и есть та, которая должна быть его женой, а он без нее не может быть, это и есть чувство супружеского долга. Вот другой случай: муж пьяница. Напьется, носится по квартире с топором в руках, бьет мебель, всех выгоняет, готов зарезать и зарубить всех. Они, бедные, раз в неделю как минимум, выбегают из дома и прячутся у соседей. «Разведись, – говорят ей, брось его» – «Не могу, я жена». Батюшка благословляет: «Оставь его». – «Батюшка, не могу, я жена». Это говорит чувство долга. И есть случаи, когда такая жена была убита мужем в пьяном угаре. Это предчувствовалось, это предвиделось, но переступить через свое «Я жена» она не могла.

Вот какая глубина силы чувства долга. И это дано всякому человеку. Такая надежность друга, такая преданность другому – это и есть то, что Бог подарил нам. Это достояние Божие в нас. «Долг не ревет, а спать не дает».  Высота этого достояния создает удивительную красоту человеческую. Избитая, мужем своим попираемая женщина, тем не менее, во внутреннем своем состоянии – идеал красоты, нравственной красоты.

Когда у такой женщины рождается ребенок, то ее супружеское чувство долга преображается в чувство долга материнского. Она становится преданной, зхаботливой матерью. Это чувство долга матери ведет ее к правде отношений с ребенком. Из чувства долга только можно взращивать в ребенке нравственное достояние.

А если ты чувства долга не имеешь? Живешь своими личными вожделениями. Тогда ты вступаешь в отношения с ребенком подобные тому, что он задает тебе. Он капризен – ты в истерике, он в истерике – ты в ярости. Он в ярости – ты в унынии, и в тоске от такого ребенка. Отношения с ребенком переходят совсем в другую область. Он хочет подчинить себе других, и ты ему подыгрываешь, потакаешь, и не подозреваешь, что, оказывается, развиваешь его самолюбие, тщеславие, самоугодие. Ребенок растет у тебя как некий царек. Он – одно из твоих самоличных вожделений. Услаждаешься его тельцем, его душою. Он весь при тебе, тебе все нравится. И разницы нет, что ты время от времени услаждаешься еще и телевизором. Время от времени колбасою или тортиком, но больше все-таки ребенком.

Самоличное вожделение, то есть чувственная услада и нравственное чувство долга – это совершенно разные вещи. В детстве, имея действительно открытое чувство долга сыновнего или дочернего к матери и отцу, мы оказываемся перед выбором: пойти ли в развитие этого чувства долга, которое перейдет в чувство долга супружеского, потом родительского, а значит, соответственно, из этого супружеского долга уметь взрастить мужа своего, а мужу уметь взрастить жену свою в этом чувстве до серебряных отношений, а потом и до золотых отношений в семье, к золотому супружеству. Взрастить настоящих детей, которые продолжат это нравственное достояние.

Ведь есть наследство материальное: дом, сберкнижка, имущество, участок, дача, еще что-то, а есть наследство нравственное. И которое из них более высокое? По нынешним временам больше ценится первое. На самом же деле наследство нравственное много выше. Откуда оно берется? Коль это наследство, значит, от тебя оно должно передаться ребенку. Но, как и материальное, его надо еще и накопить. Возможно ли, ничего не накапливая в нравственном плане, потом иметь возможность что передать? Да откуда ты возьмешь? Если ты все время накапливаешь только личные вожделения и благодаря некоторой состоятельности удовлетворяешь их, то ты нравственное достояние совсем не накапливаешь. Тогда что ты передашь, как наследство? Да у тебя ничего нет, ты нравственный босяк.

 Распознайте свой жизненный путь.

Если мы уже с детства идем по пути нравственного развития – это одна стратегия жизни. В то же время сразу же появляется соблазн пойти по пути себялюбивого направления жизни, из себялюбия идти к личным вожделениям и в них  развиваться, ими обогащаться. Если внимательно посмотреть на свою внутреннюю жизнь с детства, то можно определить, в какую сторону все-таки я пошел? Какую тропинку выбрал: может быть, это самолюбие и обслуживание себя и вовлечения других в этот круговорот обслуживающих меня.

Как узнать самолюбие? Оно узнается просто. Среди моих знакомых нет ни одного, кого нельзя было бы задеть. За что-нибудь, как-нибудь, кто-нибудь обязательно зацепит.

Но зацепить, задеть, обидеть совесть можно ли? По совести вообще обижаются? Может совесть в ярость приходит? Раздражается? Она тебя может укорять, она может возненавидеть грех и тебе передать эту ненависть, тебе, как личности. Но чтобы по совести ненавидеть человека, яриться, обижаться – разве это возможно? По совести таких чувств нет. Может быть, такие чувства уязвленности, ярости, раздраженности или обиды появляются от чувства долга? Нет. В чувстве долга таких чувствований вообще нет. Оно ведь от Бога, это чувство. Может быть, Бог умеет так, обижаться, в истерики впадать, капризы устраивать? Господь шел по земле, апостолы чего-то не сделали – он в каприз. В другой момент накричал на них. Этого быть не может. Потому что в Боге этого нет. И, соответственно, нет этого и в нравственных достояниях. Задеть нравственное достояние нельзя.

Значит, что в тебе можно задеть? Только твое самолюбие. Главное рассмотреть все внутренние моменты задетости. Вот заделась, стало неприятно на душе, досада появилась, сердце раздразилось, обиделось. Виду не подала, но обиделась. Жду, чтобы выместить все на муже: «Ну, дам я ему». Отмечайте эти моменты, можно просто поставить на каждый случай палочки. А в конце недели посчитать, сколько их получилось.

Противоположное самолюбию достояние нравственное – совесть, которая питает наше чувство долга. И вот измерьте свою совесть. А на следующей неделе будете просто палочки ставить, отмечая моменты, когда совесть укоряла вас в чем-либо. Если бы мы принимали эти укоры совести, но чаще всего мы их гасим, говорим: «Все ж так делают, ну и ладно». Но, тем не менее, она корит. Вот эти все моменты укорения и отмечайте. В конце недели посчитайте, сколько их. Затем сравните объем самолюбия и объем своей совести и увидите, какую вы тропинку выбрали, какую стратегию жизни обрели еще где-то в детстве. С первого вашего сознательного каприза или первой обиды на маму, папу, на брата или сестру – вот с этого момента пошла ваша тропиночка самолюбия.

Поразительное, что при этом меняется и внешний облик человека. Смотришь на дитя – какое чудное личико. Когда-то вы тоже умиляли всех, даже самого вредного в самом худом настроении. Он глянул и умилился этому лику. Младенческий лик – это отражение души в лице человека.

Если действительно пойти по пути развития нравственных достояний, то это значит пойти по пути развития лика. Постепенно зрелость лик преображает, некоторая умиленность сокрывается. В лике и умильность, и зрелость сочетается в удивительном каком-то соединении, дающем лицу нравственную красоту. При этом по форме лицо может быть с неправильными чертами, а тем не менее оно красивое. Бывает же такое, видишь, ну несуразная физиономия сама по себе, а вот красота идет изнутри этого образа. Благородство, расположительность, обращенность, такая добрая освещенность.

Это в стратегии развития нравственного, когда лик постепенно развивается и к старости человек приобретает благообразность. Где сейчас такие можно увидеть? Разве только в монастыре. Хотя и в миру бывают такие нравственные люди. И благородство человека видно по лицу его.

Границы стратегии самолюбия.

По пути самолюбия совсем другие преображения происходят с человеком. К зрелому возрасту – 40 годам и далее приходится заниматься своим лицом. И подмазывать, и подкрашивать, и массаж делать, чтобы не пугать людей. Заниматься лицом, в то время как на самом деле надо заниматься душою. И если душою ты занят, то она естественно отражается в лице твоем.

Возникает вопрос: неужели человек родился вот для такого «развития». Это и есть наша стратегия жизни? А ведь мы, не отдавая себе отчета, практически, идем по этому пути. И как-то не задаемся особо вопросом, какова стратегия моей жизни? И вдруг расстроилась жизненная стезя. Не состоялся брак, или же что-то не получается с детьми. Или же не складываются отношения с родителями, с людьми. Уж и так и так пытаешься, но не получается того, что надо.

Попадая в эти трудные ситуации, человек очень сильно переживает, пытается из них выйти, но не подозревает, что всему этому должно быть. Потому что на уровне стратегии жизни он выбрал все эти провалы, потому что при жизни в самолюбии будет именно так, как у него сейчас происходит. И на стезе самолюбивого развития не только ужасно меняется его лицо, но меняются и все обстоятельства его жизни. Так что он постоянно гонится за ситуациями и часто не успевает. Время от времени переживает крах, причем именно по стратегическим своим чаяньям.

Супружество – это же стратегическое чаянье. Оно может прийти к краху. Тогда будет «Родных много, а пообедать не у кого».  Можно еще сохраниться супружество внешне, но внутренне-то ясно видно, что никакого супружества нет. Серебряные отношения не достигнуты. О золотых вообще речи нет. Так, терпим друг друга, привыкли друг к другу, даже утешаемся друг другом. Но разве это есть тайна супружества? Разве это есть богатство жизни? Ведь ты понимаешь, что душа назначена к чему-то большему.

Вот первый крах, потом второй – в отношениях с детьми. Вырастить детей и поставить их на ноги – это важнейшее стратегическое направление. И тут, как бы ты сам себя ни утешал и ни оправдывал, – мол обстоятельства не позволили, система советская не та, я был занят разными делами, зарабатыванием денег и прочее – все равно в глубине души ты чувствуешь свою стратегическую ответственность. И она не будет давать тебе покоя. Она будет заставлять тебя искать решения, как все-таки поправить дела. А это, оказывается, связано с твоим внутренним выбором стратегии жизни. Поправлять можно, но если ты подчинен стратегии самолюбия, то поправишь только до каких-то границ. А дальше уже, сколько ни бейся, не поправляется.

 Жизнь можно наладить только перейдя к стратегии совести.

Потому что, оказывается, дальше ты должен проявить в отношения с ребенком личные достояния. А они лежат совсем на другой стезе. На стезе нравственной. А ты ее оставил. И поэтому, если всерьез откликаться на внутреннее чувство ответственности за детей, то в какой-то момент приходится сознаться, что дальше заниматься всерьез ребенком можно только, перейдя из одной стратегии в другую, это означает вообще полностью перестроиться внутри себя.

Значит, вся жизнь до какого-то момента шла, оказывается, по стратегии самолюбия. А теперь тебе надо перестроиться на стратегию совести и чувства долга. Долга и ответственности. И перестройка родителей под эту стратегию и есть то самое нравственное преобразование, которого, в конечном итоге, ждет от нас Бог. И ради которого Господь так выстраивает события нашей жизни, что, в конечном счете, мы где-то уткнемся лбом в эту необходимость. Мы можем, конечно же, сказать: «Господи, поздно, не пойду, останусь, как есть, а ребенок сам виноват, что хочет, то пусть и делает. Я в него много сил вложила и буду много еще вкладывать, но если он этого не принимает, то пусть сам себя винит».

А можно все-таки услышать, что ты нужна Богу. А со своим самолюбием ты можешь, брошенная детьми, оказаться в доме престарелых. Такой исход – это стезя самолюбия. Может быть это и не твой удел, но уж точно ты будешь разделена со своими детьми. Ты будешь жить в одной квартире, они будут в другой. В рамках приличия скажут: «Вот, живи здесь спокойно, но только не у нас», и ты почувствуешь свою обделенность. Да, по внешним параметрам это и есть современное достижение цивилизации: именно так хорошо жить, это возможности нынешнего времени – жить в свое удовольствие.

И действительно, дети тебе создадут эти удовольствия: отдельная квартира, ванная, телевизор, все, что хочешь, – все будет при тебе, даже врачи будут личные приходить. Мало ли как сейчас дети могут устроить своих родителей. Они приходят, поздравляют, и ты к ним приходишь, но по большому счету, есть глубокая внутренняя оставленность детьми. И это будет чувство твоей собственной нравственной неустроенности.

Оно будет тебе говорить, что чего-то важного в жизни ты все-таки не совершила. Дети все равно остались как бы не с тобой. Значит, ты чего-то им не дала? Это ты не подарила им того наследства, при котором они были бы сейчас с тобою, но они от тебя этого наследства не получили. Будет у вас в семье «Чужих нет, а своих мало».  На пути самолюбия и невозможно это наследство подарить детям. Его там просто нет.

На пути самолюбия по нравственному ты босяк. Из тех самых, которые революцию устроили. Ты ничем от них не отличаешься. Если сейчас тебя позовут: «Давай, сделаем революцию, пойдем богатство отберем у тех, у других, у третьих, раскулачим их! И ты, может быть, ринешься туда и поддержишь их, кто знает. На пути самолюбия не знаешь, чего можно от себя ожидать. Иной раз поманят, и ты соблазнишься, побежишь и все предашь. Предав, ты, конечно, будучи человеком нормальным, заскорбишь и совесть тебя укорит, ты будешь жалеть, что так поступила, но назад многое будет уже не вернуть.

От стратегии жизни зависит, в конечном итоге, ее исход. От нее зависит все дальнейшее родовое развитие, от тебя начинающееся. Потому что, конечно же, род имеет длинную череду поколений и ты всего лишь одно звено в этой череде, но ведь эта ступенька, от которой род может получить совершенно новое развитие. Сколько таких случаев было! Ведь бывали роды, которые, казалось бы, погибали, и вдруг кто-то в этом роду родился, вырос, очнулся, вступил на совершенно новую стезю развития и через это пошли совсем другие дети, и род обрел совсем иное направление. Обрел красоту и удивительную зрелость.

Значит, каждый из нас может стать такой точкой отсчета, где род получит новое направление. Или же усилится в своих добрых качествах, которые, конечно же в роду обязательно были. Не может быть, чтобы в роду нашем все были отщепенцы, все были прохиндеи, все только по самолюбию вели стратегию своей жизни. В роду обязательно были люди, которые держались духовных ценностей жизни и, может быть, именно благодаря им и их молитвам мы здесь собрались. Ибо «Не стоит город без святого, селение без праведника».  Многие вообще не способны слушать об этом, а мы слушаем, значит в нас что-то еще живо? Но тогда тем более велика моя личная ответственность перед тем, благодаря которому я сейчас жива или живой. Особенно, за последующее развитие рода. Поэтому, конечно, вопросы стратегии жизни являются наиважнейшими.

Дело в том, что самолюбие – это явление духа, а в то же время есть душа. Так вот, можно быть самолюбивым по духу, а душою очень нравственным. Т.е. чувство долга, ответственность, обязанность, честность, правдивость – это все явления души. Так вот, очень многие, хорошие люди – они хорошие по душе. Но все они в основании своем самолюбивы. А что это означает? Что они хороши до определенного момента, до границ. Пока не заденут их самолюбие. Но если заденут самолюбие, то все эти хорошие стороны души тут же будут преданы, оставлены.

Почему всегда обидно, когда близкие корят. А когда посторонние, не так.

Да потому, что самолюбие, добывая себе удобные условия жизни, от кого более всего эти удобные условия получает? От близких же. От кого более всего ждет этих условий? Доброты ждет, ухаживания, участия, прежде всего, от ближних своих.

Душа сотворена для единодушия, и потребность единодушия – это естественное, Богом данное чувство. Но, другое дело, что к нему может быть примешано самолюбие. И вот это самолюбие при недостаче единодушия уязвляется и впадает в обиду, в тоску, внутреннее одиночество. Это все самолюбивые примеси. Потребность единодушия обладает деятельным характером. Желая единодушия со стороны ближнего и не получая его, она деятельно будет помогать ему, чтобы он пришел к этому. Если же начинает примешиваться самолюбие, оно начинает закручиваться само в себе. Или, наоборот, деятельность теряется, начинается апатия, вялость, всякие придирки и только потом уже из этих придирок вдруг рождается самолюбивая реакция, порой очень сильная, когда я могу устроить такую истерику и такой скандал!

Исконное чувство единодушия, будучи деятельным, прикладывает массу усилий для того, чтобы мужа все-таки сделать домашним. Не обижается на мужа. Он такой-сякой, все время жди от него всякие подвохи, и он того и гляди, свинью подкладывает, но единодушие не обижается, а все время обращено к нему, желая его отклика и устраивая в нем этот отклик. Тут требуется находчивость, мудрость, нравственная полнота женщины, в которой она может, в конечном итоге, пробудить его нравственный отклик.

Как побороть самолюбие?

Для этого есть вот такое задание – измерьте свое самолюбие, просто отслеживайте, отмечая произвольно его проявления каждый день, потом измерьте свою совесть, то есть вспоминайте, сколько раз за сегодняшний день ваша совесть вас укоряла. С появлением навыка у вас получится удивительная штука. Когда начинаешь отмечать свое самолюбие, оно начинает угасать. Когда начинаешь обращать внимание на укорения совести, совесть начинает возрождаться и возрастать. Поэтому, идя за совестью, мы отходим от самолюбия. Говорят «Как ни мудри, а совесть не перемудришь».

Самолюбие – это явление духа и совесть тоже. И когда совесть пробуждается, то она питает все остальные душевные нравственные достояния: чувство долга, ответственность, честность, искренность, правдивость, попечение, почитание. Это все питаемо совестью. Если мы поступаем не в согласии с этими нравственными достояниями, совесть нас корит. Она становится нашим внутренним регулятором и надо просто жить ею. К сожалению, время сейчас такое, что мы совсем перестали ею жить, это вообще не в цене сегодня. Мало того, это вообще даже нигде не вспоминается сейчас. В 70-х, 60-х годах все-таки о ней беседы проводились, в газетах писали. Даже в 80-х годах «Комсомолка» публиковала массу статей, которые все-таки трогали народ. Сейчас же ничего этого нет. И, тем не менее, все-таки дело именно в ней, в совести.

Значит, вопреки всему окружающему надо заниматься своей совестью. Да, ты при этом можешь попасть в разряд несовременных людей, но Господь сказал: «Будете гонимы, если пойдете за этим – то будете гонимы». Будете не приняты своим обществом. Но и конечно радость, милость Божья, что мы все-таки служим в том учреждении, в котором эти ценности провозглашаются. Пусть не все их принимают, пусть не все за ними идут, но все-таки это звучит, это на слуху и уже просто сказать: «Ты святоша», – никто так открыто не может. Хотя, конечно, и хихикнуть могут и всякое едкое слово употребить.

Весь опыт, история всего человечества показывают, что добро никогда не проигрывало. Другое дело, что сначала добро поносят. Но если ты в добре стоишь, то все равно, в конечном итоге, станут уважать. Только, чтобы это было искренне, действительное добро.

Мы сейчас поднимаем материалы советских гонений, когда священство ссылали в концлагеря. О.Арсений, например, попадает в концлагерь на Байкале, где одни рецидивисты. Конечно же, он переживает сплошное издевательство, и все равно остается верен добру. И тому самому, который больше всего издевался, Господь так устроил, что он заболел. За ним ухаживал отец Арсений. Другой пришел в изнеможение от каторжных работ. Кто его подбадривал, кто делился пайкой хлеба с ним? О.Арсений. И вот это деятельное добро привело к тому, что не за неделю, не за месяцы, а за годы пребывания рядом с ними, он вызвал в них такое уважение к себе, что потом эти же арестанты, которые держали там власть, заставили всех остальных уважать о. Арсения. Воистину «Добро худо переможет».

Не только к держателям власти так проявлял себя? Он же со всеми такой был. И все так или иначе на себе испытали тепло его удивительного добра. А когда человек зажат в обстоятельствах, где он действительно нуждается в добре, в помощи, и ему действительно помогли, он не откликнуться не может.

А уж тем более дети. Надо будет своих детей в этом убеждать. Что они пойдут вовсе не по широкой дороге, где их будут привечать с добром. Добро сегодня не в цене – это они должны точно знать. Но оно в цене для тебя, и поэтому всегда будь деятельно добр по отношению ко всем. Но встретишься и с тем, что будут над тобой издеваться и всяко поносить. Но не оставляй добра. Вот в этом надо воспитать свое дитя, а за такой стратегией еще и Господь. Господь будет сохранять. Научите, чтобы ребенок всегда имел обращение к Богу и надеяние на Бога. Но только не такое, что Господь от всего избавит. Нет, Господь как раз будет учить трудными обстоятельствами, через них нести добро, а не «сваливаться» в обиду. Он будет тебя испытывать. Надо объяснить, что Господь будет испытывать, и поэтому ты будешь просить помощи Божией, а ее как бы не будет. Хотя Господь всегда будет рядом с тобою, он будет тебя испытывать, чтобы ты сам пронес это добро, не обиделся бы, не раздразился, а нашел бы что твердо и мудро сказать.

Для детей, конечно, очень сложная сейчас ситуация и сложно их нравственно воспитывать в нынешних обстоятельствах. Такие времена.

Мы сейчас все больше худое говорим о том тяжелом времени воинствующего атеизма. Но я вспоминаю наши пионерские годы и думаю, что «Нет худа без добра».  В общем-то на самом деле ценности были более весомые, нежели сейчас. Мы думали о наших поступках, мы мечтали совершить какой-то подвиг: мальчики защищали девочек, мы читали книги, мы  не были заражены телевизором – и смотреть-то нечего было. Было что-то хорошее в то время тоже. Было Тимуровское движение. Хотелось людям помочь. Именно помочь. А сейчас дети растлены телевидением, растлены культом денег, избалованы красивыми вещами. Девочки занимаются с 14 лет проституцией.

Давайте посмотрим на это с позиций Божьих. Это же Господь все времена содержит, оставляя при этом человеку свободу по Своей величайшей бесконечной любви, Он ничем человека не обязывает. И по этой причине человек свободен. Только любовь так может. Мы, имея хоть какое-то самолюбие, все равно обязаны человеку и потом обижаемся. Поэтому наша любовь, все равно, так или иначе корыстная. Господня же любовь абсолютна, и если даже погрешить против Бога – Господь потерпит. Если человек выбирает дела противные Богу – Господь будет скорбеть невероятно, но попустит ему это, потому что в любви Своей ни в чем не хочет его обязать. «Не по грехам нашим Бог милостив».  И при этом всегда хочет, чтобы человек сам, добровольно обратился к Нему, к Богу своею искреннею любовью.

Характер времен формируется под влиянием обеих сторон. С одной стороны Божественного Вседержительства по устроению обстоятельств жизни, а с другой стороны – свободы человеческой по отношению к Богу. Да, к 1917 году люди в России пришли в такое состояние, что большинство просто откровенно сказали Богу: «Мы Тебя не хотим. Ты нас слишком обременяешь Своими нравственными идеалами. Мы хотим жить широко». И ринулись в эту широкую жизнь. Господь не пресек их свободный выбор. Но надо было сохранить остаток Своих людей. Каким образом? Сохранением Церкви, утверждением ее? И можно было, но власть придержащие поставили задачу вообще Церковь уничтожить. Хрущев, руководитель страны, не в кабинете, не среди друзей, а на сессии ООН обещал всему миру: «Я вам покажу последнего попа». Это прозвучало через средства массовой информации на весь мир. А Ленин просто написал: «Уничтожить до последнего. Жесточайшим террором, красным террором». В этих условиях Господь только каким-то удивительным Промыслом мог сохранить какое-то количество храмов. И они были сохранены. Своею властью Вседержительною он все-таки храмы сохранял. Для какой-то очень небольшой части людей сохранилась церковная жизнь. Какая жизнь была у священников в этих храмах, мы сейчас только слушаем и читаем в воспоминаниях того периода. Этого никому не пожелаешь. Ну и тихонечко ходили туда наши бабушки. Дедушки почти не ходили. Мужчины в большинстве отпали.

Сохранить свое достояние чисто церковным способом было невозможно. Господь находит возможность сохранить хотя бы нравственное достояние, удерживая людей, ту же самую компартию, в рамках нравственного кодекса. Они были вынуждены этот нравственный кодекс соблюдать, потому что иначе тогдашний народ, более-менее заквашенный Церковью, хоть уже не желающий Церкви, но все-таки остававшийся нравственным, он бы не принял этого. Даже сами революционеры, большая часть которых пошла за большевиками, тоже этого не приняли. Все-таки, хоть и безбожный, но именно этот народ выиграл войну. Это был народный подвиг. Это же не какая-то кучка оголтелых революционеров победила в войне, а весь народ, и победить можно было с чувствами нравственными. Чувством долга. Миллионы примеров силы этого чувства долга была в наших солдатах. А в наших женщинах, в наших детях, которые трудились в тылу и всё отдавали фронту во имя победы, было почти то же самое, что мать делает по отношению к ребенку. Несколько танковых дивизий и самолетных эскадрилий было собрано на народные церковные средства. Женщины снимали с себя все драгоценности и выкупали у Соединенных Штатов сталь для производства оружия.

Нравственное достояние надо было как-то сохранить. Оно было в людях и просто взять и отменить его было невозможно. Ведь задача-то у власти была только одна, – подчинить себе народ. Но подчинить можно было, только угодив народу, угодить нравственными лозунгами. Поэтому сочиняется «моральный кодекс строителя коммунизма», списанный с заповедей Господних. Там только первой заповеди нет. И люди восприняли это, и пошли строить рай, правда земной, но все-таки рай же пошли строить. И Господь взял это в Свою пользу. И коль приняли «моральный кодекс», как нравственное основание, то Господь дальше создает систему нравственного воспитания. Отказаться от Бога можно только самолюбием. По душевному мы развивались нравственно, а по самолюбию продолжали все дальше отходить от Бога.

Вдумаемся в премудрость Божию относительно времен, т.е., стратегию Бога в истории. Нужно было за советский период сохранить Свое достояние в душах людей, чтобы затем, когда уже невозможно будет хранить даже это, потому что люди развратятся, все-таки произлить Благодать Свою, чтобы были те, которые ее подхватили бы, намучавшись без Бога. Намаявшись за весь советский период без Бога и ожидая Его. Эти люди, намаявшиеся без Бога – это мы с вами, которые невольно собрали в себе всю маяту поколений.

Пришли времена, когда маята накопилась такая, что можно произлить благодать, и она будет воспринята. В советский период ее воспринимать было некому, маяты еще не было. Все были в общем-то довольны своим нравственным состоянием. И когда из поколения в поколение народ стал хиреть, состояние России становилось все хуже, влияние Запада все усиливалось, тут началась маята. Сначала это была просто нравственная маята, а потом все более и более скрыто-духовная. И когда ее накопилось много, Господь это всеведением Своим увидел, и закончились времена советской власти, Господь произлил благодать, которая была воспринята, потому что было кому воспринять. Чтобы такие люди появились после событий 17 года, потребовалось 70 лет накопления маяты. И вот сейчас, когда уже невозможно удержать даже то доброе, что было в советское время, потому что люди этого не хотят, и тем не менее, какая-то часть церковных людей сохранена Богом в этой маяте, и они пьют сейчас эту благодать. Худо-бедно, но все-таки обращены к ней и ею живут.

Господь-то промышляет дальше, значит, этот период сменится каким-то другим. Каким? А мы через пророчества знаем, что Бог знает уже всё, и в следующий период будет разгул самолюбия, где всё будет откровенно и со властью делаться. Сейчас мы уже видим начало этого, но все-таки, это еще цветочки по сравнению с теми ягодками, которые названы Богом. Действительно, если логически подумать, то, куда всё ведет? Конечно, все туда и пойдет, туда оно и летит сейчас семимильными шагами. Насилие, проституция, кражи, убийства, всё это будет в открытую, всё будет как бы нормою. Сейчас это все-таки еще не норма. Люди все-таки еще содрогаются. А для какой-то части населения это уже норма. Они же свободно этим пользуются сейчас. Многие подростки это уже освоили. Представьте себе, мы приближаемся к тем временам, когда нормой станут ужасные явления. Которые сейчас только начинаются, а тогда они расцветут.

Тем не менее, задача Бога даже в этих условиях сохранить Свой начаток. Значит его надо вырастить из сегодняшних людей. Как вырастить этот начаток, который в те времена не соблазнится. Его же надо упражнять. И вот мы попадаем не в советское время, где все-таки все благопристойно, а в наше сегодняшнее, где или ты действительно сейчас соблазнишься и понесешься в мутном потоке, или останешься при своем нравственном достоянии. И при своей вере. Но, оставаясь при вере, ты будешь в условиях вовсе не всеобщей поддержки. Не будет поддержки в семье, на работе, во всем обществе. Ты будешь время от времени натыкаться на разные ехидные оклики и укоризненные взгляды. Через все тебе надо будет пройти, упражняясь в нравственном и духовном.

Ради этого сегодня так времена идут. Ради нас таких были времена советские. Ради нашего теперь упражнения сейчас такие ужасные времена, но по-настоящему ужасные наступят после.

Поэтому надо не жить этими ужасами, ужасы – это дела их, каждый волен жить так, как хочет. Выбрали – пусть живут, но я то выбираю нравственное, и, соответственно, буду искать духовную среду, жить буду на нравственных основаниях, из духовных побуждений действовать, но это значит не видеть вообще этих всех безобразий. Зачем мне на них спотыкаться? Не надо мне разворачивать эти газеты и там читать про ужасы, не надо мне смотреть телевизор, где все эти ужасы мелькают на экране. Мне есть чем жить.

 

Глава 10

 Личность человека: сотворение и нравственное становление.

 Чтобы понять суть церковного учения о личности, начнем с осмысления одной мудрой мысли. Василий Великий сказал: «Иное есть у меня, иное есть мое, и иное есть я». Давайте попробуем разобраться, что имеется в виду? «Иное есть у меня» – это что такое? И почему оно не мое?

Возникшие мысли – это у меня или мое? Мое – это то, что мне всегда принадлежит, что всегда со мной, а у меня – это то, что может быть, а может и не быть, поэтому мысли – это у меня. У меня возникла мысль. Еще у меня может быть чувство переменчивое. У меня возникло то или иное чувство, потом оно ушло.

То же касается наших способностей. Они могут развиваться, могут забываться, но все равно остаются. Сама способность всегда сохраняется, а вот умения и навыки могут теряться или вновь обретаться.

А что есть мое? Сознание мое, мышление мое, талант мой, грехи мои. Под влиянием раскаяния и духовного делания они могут и покинуть тебя, но пока они есть, они твои.

Тогда что есть я? Если всё это, то тогда это не я. То, что владеет умом, оно говорит я. Что это такое? Это душа. «Душа моя, душа моя, что спиши?» Это о чем? Это я или же это у меня, или это мое? Моя душа, значит я – это не душа.

Вот вы говорите дух. Духом перетерпел, духом преодолел, возмутился духом. Тогда что такое, это мое или это я? Если возмутился духом – духом, это мое или это я? Мое.

Т.е., значит, ни душа не есть я, ни дух не есть я, ни способности не есть я. Что же есть я? Может быть, тело – это я? Нет, тоже не я. Что же тогда я?

Вот это и есть та самая тайна, которая возникла с того момента, когда Господь, сотворив Адама как человека, вдохнул в него дыхание жизни. При этом, сотворив человека из персти, т.е., из вещества, Он сотворил его как животную душу и как душу растительную, способную осуществляться как живое существо. Было сотворено все тело, вложена и сотворена в нем душа, которая этим телом двигала.

Нельзя же сказать, что Господь, сотворив человека из глины или из земли, сотворил труп? Он сотворил человека и затем вдунул дыхание жизни. Он сотворил живого человека, значит, имеющего тело, имеющего душу, и дух человеческий. И в этом смысле человек ничем не отличался от животного, потому что и животное имеет тело, животное имеет душу и по этой причине бегает, живет и когда умирает, то умирает, потому что душа распалась и поэтому животное умерло, его тело перестало двигаться. Только одной физиологией или только одними физическими механизмами тело в движение не приведешь, только душа приводит тело в движение. Но в движение приводится и животное, значит тогда и человек в своем движении тоже совершается как животное.

 Дыхание жизни – это собственно человеческое.

И тогда что же в нем составляет собственно человеческое? Собственно человеческое составляет дыхание жизни, которое и есть это самое «я». По поводу человека сказано: «сотворил». А по поводу «я» сказано: «Вдунул дыхание жизни». Так вот это «я» в себе и заключает самое существо и самую суть образа Божьего в человеке, это «я» и есть личность в человеке. Господь создал нечто вне себя, сотворив человека, а когда вдунул дыхание жизни, от Кого это Он вдунул? От Себя. От Себя можно было вдунуть Образ Свой. И поэтому образ Божий, который вложен в человека, он от Бога непосредственно, как от верховной Личности – Божества вдунут или вложен в человека, поэтому «Я» – это личность человеческая и поэтому она надмирна уже по своему происхождению, потому что она вложена в человека от Бога. Поэтому «Жив Бог – жива душа моя».

По этой причине, когда мы начинаем ее в себе искать, то мы ни в чем вещественном и осязательном ее не находим, даже если берем очень тонко осязаемое. Например, берем тело – это не «я», берем душу, более тонко устроенную, но все таки материальное творение – опять не «я», берем дух, тончайшее в человеке – но опять не «я».

Значит, все, что осязательно тонко или даже грубо, оно все равно не относится к личности, оно есть то, в чем личность может совершать свое осуществление или осуществляться. А сама по себе она есть образ Божий и природа ее прямо от Бога, а не как творение из персти от материального.

Когда в зачатии совершается соединение родительских душ в душу ребенка, то совершается соединение и обретение чего-то такого, которое относится к области «мое». От родителей, от личности матери и от личности отца не может явиться личность ребенка, она и не является, потому что личность неделима, это единица, которая не распадается ни на двоицу, ни на троицу. И не может часть от части сливаться в другую часть или в другую единицу.

Личность – неделимая единица. Личность влагает или вдыхает в человека только Бог и поэтому в зачатии человека всегда участвует Господь. Акт творения, который однажды произошел, отличается от первичного акта только тем, что в первичном акте из персти Господь сотворил Адама сразу в некое животно-подобное существо, а когда возникновение ребенка происходит от отцовской и материнской особи, появляется душевно-телесная детская особь, но личностное ее начало все равно влагает Бог, и от Бога это совершается.

Правда, в церковном учении есть разночтение, в какой момент это происходит? В православной литературе святые отцы и угодники Божии много размышляли над тем, когда, в какой момент это происходит. Поэтому есть разные варианты, может быть вы их слышали или еще встретите. Одни говорят, что это происходит на втором месяце, поэтому до второго месяца после зачатия как бы еще нет человека.

Но сегодня Церковь сходится на том, в своем общем представлении, что вдыхание личности совершается в зачатии. При развитии даже эта одна клеточка распадется на две, потом еще на две, и еще пополам… А дальше весь процесс эмбриогенеза уже совершается личностью ребенка. Личность сначала осуществляется в процессе эмбриогенеза. В самом процессе уже совершенного развития эмбриона. А потом она совершается в момент родов. Рождением совершается личность. Сначала после рождения личность совершается в младенческом развитии, потом в детском, дальше в развитии отроческом, юношеском, зрелом и старческом.

И везде личность осуществляется в своем развитии в поле своего действия, выбирая то или иное из составов, которое принадлежит как мое личности. Личность может осуществляться в духе и восходить даже до седьмого неба, как это бывало со святыми угодникам. А может осуществляться в душе и тогда ей достаточно любить ближнего. Еще может осуществляться в теле и тогда стремится обнять ближнего. И везде личность действует своими разными осуществлениями и при этом в осуществлениях своих, совершаясь через разное мое.

 Церковное и светское учения о личности.

Возникает вопрос: в чем разница между церковным и светским учениями о личности?

В психологии, как одной из наук о человеке, создано очень много разных теорий личности.

Одни теории личности опираются на социальные механизмы, т.е., утверждают, что личность тем или иным образом формируется благодаря социальному окружению и воспринятому из окружения мировоззрению. Его ценности и способы действия формируют, в конечном итоге, личность.

Другие теории исходят из того, что существует некое «эго», «я» в человеке и поэтому личность формируется изнутри, как развитие эго-начала в человеке, оно изнутри разворачивается в человеке и затем осваивает окружающую среду.

Таковы два основных подхода. Все остальные теории – это варианты либо одного из двух, либо частичного соединения двух. В любом случае выходит, что личность – это явление чисто земное.

Церковь же говорит, что личность – явление небесное, Божье. Именно по этой причине всякий человек есть человек Божий, Божий человек – это синоним личности. Это очень принципиально, что никакой социум не властен над личностью, никакое внутреннее самонастроение над ней не довлеет.

Личность превыше всего внешнего и всего внутреннего, потому что все внешнее – это у меня, а все внутреннее – это мое и ни то ни другое не есть личность и над всем этим личность возвышается.

Какие из этого можно сделать выводы? Во-первых, если мы под личностью будем принимать обретаемое через социальные механизмы, то это значит, что личностью можно управлять, личность подвластна внешнему влиянию. И тогда мы начнем искать различные механизмы управления личностью, способы давления на личность, методы формирования и развития личности. Именно в этих категориях обычно и совершается вся сегодняшняя культура человеческого сознания. И все остальные механизмы существования социума вообще.

Если же личность формируется изнутри, то тогда все механизмы воздействия на личность психотренингового, психотерапевтического характера имеют свою силу, они влияют изнутри, соответственно: аутотренинг, самогипноз, гипноз и прочее – всё это имеет влияние на внутреннее творение и совершение личности. И тогда, чтобы формировать личность, по этой теории остается только нарабатывать механизмы влияния на личность изнутри.

Если же мы понимаем, что личность имеет Божественное происхождение, то это означает, что ничто на земле власти над личностью не имеет. Личность превыше всего. Но мы же из своей реальной, живой практики совершенно точно знаем, что внешние условия, внешние влияния воздействуют на человека.

Разве окружение детей и подростков не влияет на формирование их ценностей? Влияет и еще как! Попал ребенок в хулиганскую среду – сделался хулиганом, попал этот же ребенок в среду нравственную – начал выправляться, попал он в среду неврастеников – сам стал неврастеником. Тогда, может быть, церковное учение о личности частично неправильно?

Преданность своим нравственным ценностям делает нас независимыми.

Давайте подойдем к этой проблеме с другой стороны. Какая же наша особенность может быть так сильно подвластна внешним влияниям и не менее того влияниям внутренним?

Оказывается, этой особенностью личности человека является его самолюбие. Самолюбие все время хочет утвердиться над всеми, осуществиться в среде окружающих людей – в этом движение самолюбия. И вот эта потребность самолюбия осуществиться и утвердиться в кругу людей делает человека зависимым.

Вот стоят подростки в круге, один из них вытащил пачку сигарет, а я, тоже подросток не курю. Пачка сигарет пошла от одного подростка к другому: этот взял, другой взял, третий взял, пачка все ближе и ближе ко мне, я начинаю внутренне напрягаться, потому что если я сейчас не возьму, то сразу же сделаюсь чужим среди них, а если возьму, то преступлю внутри через что-то свое. Но сделаюсь тогда свой среди них. Вот пачка доходит до меня – я не беру, гробовое молчание, – так всё напряглось, и, тем не менее, я сигарету не взял, пачка идет дальше, и с этого момента как бы все напряжение спало, но одновременно явилась брезгливость и пренебрежение ко мне: всё, я уже не с ними, я уже отчужден.

Чем же я смог остаться выше этого? Внутренней преданностью своим ценностям. Ценности – это мои, а что такое было во мне преданно этим ценностям и осталось превыше ситуации, которая по сути была социальной. И второй вопрос: а что же все-таки при этом напрягалось во мне, пока эта пачка по кругу шла? Напряглось, пережило даже внутренний ужас и страх, что сейчас что-то произойдет, но в конце концов, когда я все-таки преступил через этот страх и не взял сигарету, они, окружающие, отпали прочь, но стали небрежительны ко мне. Я освободился теперь уже в некоторой внутренней уверенности в себе.

Оказывается, это был момент, когда происходила борьба внутри моей личности, моего нравственного начала и моего самолюбия. Самолюбие точно хотело оставаться в этом кругу своим и точно слышало, что ситуация такая, что если я сейчас пойду не по самолюбию, а по нравственному чувству, то сразу же сделаюсь чужим для них. Но для моего самолюбия это ужасно: потерять себя, потерять, практически, жизнь, потому что жизнь самолюбия моя обязательно в их окружении, в том, что они меня приемлют, в том, что я среди них что-то представляю. Вот это желание оставаться в глазах других людей каким-то весомым человеком – это потребность самолюбия, именно она напряглась и так остро переживала эту ситуацию.

Тем не менее, я все-таки не взял сигарету, и именно в этот момент опрокинулось мое самолюбие. Почему я вдруг почувствовал себя свободным после этого и одновременно уверенным в себе? А потому, что нравственное чувство, мое я, моя личность, осуществляясь в нравственном, превозмогла самолюбие, опрокинула его и осталась существовать уже без них. Они-то уже все отпали, они меня вытолкнули из своей среды, завоевать теперь снова их уважение мне можно только одним образом: либо лихо закурить на их глазах, либо отчаянно напиться, либо дерзко осуществить какую-нибудь их ценность. Но я же на это не иду. И «Кто зла отлучится, тот никого не боится».

Так вот, мужество – это есть способность преодолеть самолюбие. И если мы научаем детей этому действию, то начинается развитие собственно личности в ребенке. Но это означает, что начинается развитие такого качества, в котором ребенок, потом юноша, потом взрослый оказывается независим от мнений окружающих людей.

Московский философ Арсеньев, довольно известный, был в свое время гоним, потому что работал в области философии нравственного, а в то время приверженцы этой темы были вообще гонимы, и поэтому его изгоняли со всех кафедр. Мне посчастливилось учиться у него. На последнем месте работы он читал нам курс философии. И когда он его прочитал, его с грохотом последний раз выгнали из института, и после этого уже никуда не принимали на преподавательскую деятельность.

Правда потом, после перестройки, ситуация изменилась, но до перестройки он нигде не мог работать преподавателем. Его курс философии – это было что-то уникальное. У нас посещение было свободным – можно было ходить на лекции, можно было не ходить. На лекциях Арсеньева, как и других выдающихся ученых, которые нам преподавали в Москве, весь наш курс присутствовал всегда в полном составе, потому что слушать Арсеньева было крайне увлекательно. Тетрадку лекций по философии я носил с собой всё последующее время, вплоть до переезда в Волгоград. И сейчас она хранится в Москве.

Однажды Арсеньев написал статью «Мораль и нравственность». И за нее на него набросились с критикой. То, что он утверждал в этой статье, сейчас для нас, может быть, и не будет ново, но для людей того времени это было шокирующей новостью.

Он утверждал, что нравственность внеисторична и вневременна, а мораль всегда исторична и всегда обслуживает свое время. Значит, все моральные устои – это всегда определенные заказные правила, мораль в обществе устанавливается та, какую заказывают хозяева этого общества. И поэтому, соответственно, то, что отвечает интересам власти, такая идеология и мораль устанавливаются в обществе.

Но нравственное вне времени и вне истории. Это означает, что если нравственное в тебе есть, то независимо от существующего правительства, независимо от того, к какому сословию ты принадлежишь, независимо от того, где ты находишься: на работе, на улице, в любом окружении, твое нравственное будет требовать от тебя всегда одного и того же, как тысячу и пятьсот лет назад, так и сейчас – нравственного, личностного.

Вдруг услышать в идеологизированном обществе такую проповедь – это было, конечно, небывало смелым ниспровержением удобных устоев для власть имущих.

Помню, что для меня это тоже было потрясением, когда сначала я об этом прочитал, потом услышал от него самого. Тогда это было для нас, его студентов, просто откровением, Для него же это откровение было судьбоносным – он лишился всех возможностей читать лекции и вообще где-либо работать. Но «Кто умен, тот умеет и безвременье терпеть».

Это очень важное утверждение, что в нравственном осуществляющаяся личность, как Божественное явление, внеисторична и вневременна. Это есть то в нас, что не зависит от мнения окружающих людей.

 Если побеждает самолюбие, то личности уже нет.

Всякий раз, когда мы с вами оглядываемся на кого-то и только после этого говорим, мы действуем от самолюбия. Но самолюбие – это явление страстное, которое возникает в человеке и которой перехватывается личность и становится самостью, личности уже нет. Самолюбие, самость всегда историчны, всегда зависимы от среды и всегда служат среде. Вы можете точно увидеть все механизмы самости, которые происходят очень просто.

Например, если несколько людей собрались в сколь-нибудь постоянную группу, то сразу же происходит иерархизация группы. Тут же возникает пирамида: на вершине вожак, за ним приспешники, потом срединные и обязательно изгои. Мальчиковые группы более устойчивые. Девичьи группы очень переменчивые, неделю только хватает девчоночьей группе жить едино, и уже кого-то выкинули, кого-то обратно к себе впустили, внутри группы все время происходит какое-то брожение: то вверх, то вниз по иерархии передвигаются все. Любой женский коллектив – это сплошное роение туда-сюда, постоянное изменение положений, состояний, подставления друг друга, подначивание, сопоставление и зависть, и постоянно каждый человек слышит свою зависимость от всех. Все боятся пикнуть, не то сказать, не так задать вопрос, сделать что-то не то. Когда в беседе бывает вопросно-ответная часть, сразу слышно, сколько в нас самости, почти каждая тут же замыкается: только бы не мне первой задавать вопрос. Вопросов море, а задать боюсь. Отчего эта боязнь? От самости, потому что она всегда боится опрофаниться. Ну и только очень во всем уверенная самость тут же скажет: «Батюшка, давайте я Вам задам вопрос». Но как распознать, это уверенная самость или что-то другое? Где самость, а где личность?

Личность, когда она свободна, то если имеет вопрос, она его задаст. И поэтому личность всегда проста. «Там, где просто, там ангелов со ста». Значит с простотою, с личностью всегда есть благодать Божия.

Самость появляется там, где самолюбие начинает изменять, заквашивать собою личность, и в конце концов завладевать личностью. Но как можно завладеть личностью, если она делает независимым человека? Ведь личность от Бога и превыше всего, как же она вдруг перехватилась самостью? Грехами нашими самость умножается и укрепляется.

Личности Господь даровал удивительное свойство – свободу. Это не свобода воли, это свобода личности, личность свободна сама в себе, а воля – это то, что «я», или то, что мое? То, что мое, воля – это не есть личность. Воля – это то, посредством чего личность осуществляется. И поэтому, конечно, есть свобода воли при всем при том, нравственная свобода личности, но при этом превыше всего свобода самой личности. И вот в этой свободе личность сама, – ее никто не собьет и никто не захватит – она сама уклоняется от Бога. Вот поэтому «Вольному воля, а спасенному рай».  Вот это от себя, от личности совершенное действие и превращает ее сразу же в самость.

Восстановиться снова в личность можно только действием, освобождающим от самости. И этим действием является покаяние. Само покаяние есть тоже проявление свободы, но свободы, которая возвращает личность из самости. И поэтому без покаяния восстановиться в свободе личности нельзя.

Там, где мы свободно, личностно уклонились от Бога, там появляется самость. В самости совершается самолюбие, в личности же совершается любовь.

Если внимательно посмотреть на все описания механизмов, которые сегодня предлагает социальная психология, то это будут механизмы самости. Всё, что включает сегодняшняя теория личности – это на самом деле не теория личности, а теория самости.

Давайте разберемся на конкретном примере. Когда наступает время поста, и Вы в пятницу идете в буфет, а с Вами увязались еще две коллеги, конечно же, не постящиеся, перед которыми вы боитесь открыться, как человек верующий. И тогда возникает вопрос: либо взять сейчас второе (а другого нет, кроме как с мясом), то ли вообще обойтись чаем с булочкой? А буфетчица еще как назло очень вас любит и именно сегодня предлагает ну такой вкусный суп, такое аппетитное второе. В этот момент Вы встаете перед выбором: какое действие совершить, волевое или личностное?

Ваши действия по отношению к самой еде – взять ее или не взять, –  это свобода проявления Воли, а по отношению к двум коллегам и буфетчице – это проявление свободы личности. И по отношению к Богу это тоже проявление свободы личности. Поэтому там, где дело касается явлений и событий внешних, там действует воля. А там, где мы касаемся личностных отношений человека с человеком или человека с Богом, там уже проявляется свобода личности.

Так вот, оказывается, свобода личности – это фундаментальное явление именно в человеческих отношениях. И поэтому, когда враг соблазнил Адама и Еву, то он привел их во взаимные отношения. Хотя начались отношения с ним, с врагом. Но так как враг, в итоге, для нас и для всех скрыт, то он, сокрывшись в нашей самости, и приводит нас в отношения друг с другом, а именно самости с самостью, самолюбия с самолюбием.

А вообще существует два рода таких людей, которых ничем нельзя задеть: одни – это святые. Потому что в них изжилась самость и поэтому задеть нечего, хотя до конца самость неизживаема, она изживаема только лишь милостью Божией в момент смерти, когда человек умирает, и Господь приемлет эту святую душу для рая. В этот момент Он ее высвобождает еще и от остатков самости, тогда ангелы подхватывают ее и уносят.

Второй род людей, которых ничем задеть нельзя – это больные шизофренией. Есть такая степень уже стабильного развития шизофрении, когда человек впадает во внутреннее самочувствие стойкое и уверенное, и поэтому его уже ничем не собьешь и не заденешь.

Идет такой человек по улице и говорит: «Я – Бонапарт». Попробуете его с этого сбить или в этом задеть, а он мимо вас и сквозь ваши к нему обращения проходит ничем не задеваемый. Шизофрения – это болезнь гордости, болезнь духа, когда дух входит в устойчивую гордость. Это патология духовного характера. Шизофрения всегда была, всегда присутствовала в человечестве, но особенно она распространилась именно в наше время: такого количества шизофреников, как сейчас никакие времена не знали.

Получается, что когда мы начинаем применять различные методики психологического действия, то везде и всюду все равно работаем практически, в области самости, в области самолюбия. Можно самолюбие это уменьшать, подкрашивать, делать более-менее приличным, даже социально важным, но все равно мы остаемся в области самолюбия. При этом можно даже, пребывая в самолюбии, трудиться над тем, что есть у меня, а у меня есть тело и можно усовершать тело до выдающихся результатов.

 Чтобы спастись недостаточно естеством творить законное.

Наша самость тоже может заниматься усовершенствованием души, может умножаться в своем великодушии, в учтивом поведении, во внимании, в чуткости, в заботе, в тактичности, во всем этом можно усовершаться, пребывая в самости. Выдающимся примером или образцом вот такого душевного совершенного развития будет в последние времена Антихрист. Это будет выдающаяся личность, тот человек, в которого дьявол вдохнет свои силы.

Произойдет повторение всего того, что Бог делал по отношению к человеку. Господь сотворил человека, а потом вдохнул в него дыхание жизни. Здесь же дьявол в народившегося человека или же в зачавшегося человека вдохнет свое дыхание – дыхание самости. Но этот самостный человек будет трудиться над усовершением своих душевных проявлений, нравственных качеств и в нравственном он будет давать образцы столь высокие, что, как сказано в Евангелии: «соблазнятся даже избранные», даже они это не распознают.

Но у меня не только душа, у меня еще и дух, значит можно, пребывая в самости, духом тоже усовершаться. Где возможны такие случаи, где идет усовершение духа? В разных аудиториях я рассказывал о случаях, когда мы наблюдаем необычные ситуации, при которых у нас захватывает дух.

Но когда дух захватывает, то моменты захваченного духа переживаются в душе. А тот, кто сам находится в экстремальной ситуации, если б он тоже пребывал в духе, то скорее всего, сорвался бы и попал в аварийную ситуацию.

Это означает, что душа не поспеет за действием тела, и для того, чтобы успешно быть в экстремальной ситуации, нужно войти в дух, освободившись из зависимости от души и тела, совсем не слыша ни душу, ни тело, потому что только дух успевает за теми событиями, которые происходят в экстремальных ситуациях.

Так вот возникает вопрос: этот, в духе пребывающий спортсмен, гонщик или же летчик, любой экстремал, он действует от самости или от личности? Этот человек действует от самости, но в духе, схваченном самолюбием.

Если у человека есть душа животная и есть дух, который составляет сердцевину души, то, возможно, что и у животных есть такая тонкая часть животной души, которая близка к человеческому духу, не совсем та, скорее всего, но близкая по сути. И поэтому именно в этой тонкой части животной души собачьей, вероятно, и собака может совершать некие порывы, каких она в обычных условиях совершить не может. А то, что это происходит у животных – это известно. В этологии, науке о естественном поведении животных, описано очень много таких случаев. Т.е., это порыв, некий подьем внутренних, резервных сил животного.

То же самое происходит с лошадьми. Когда они участвуют в скачках и мчатся с огромной скоростью, то в этот момент с лошадью происходит то, что не свойственно ей в обычном состоянии.

Мы коснулись трех видов выдающихся явлений: первое касается состязаний спортивных, проявлений силы и ловкости тела, второе связано с выдающимися душевными результатами – это может быть свойственно и антихристу. Предтечами антихриста являются, например, тибетские ламы с их необыкновенными душевными качествами. Это люди, когда пребывают в высочайших духовных созерцаниях, то при этом общаются не со Святым Духом, а с духом демоническим. Причем, с духами высочайших степеней, в жизни это даже трудно себе представить. Я встречался с ними в Бурятии, там мне приходилось общаться с ними дважды.

Первый раз со своей бабушкой, которая была шаманисткой, да еще и в высокой степени посвящения. Она была шабганца, т.е., допущенная в сугубое служение верховному ламе. Когда я ездил два раза в деревню, то мы, дети, всегда посещали ее. Домик у нее был отдельный. Зайдешь в этот домик, а там все эти буддистские статуэточки, и она среди всего этого молится, перебирает свои четки.

Так это же совсем разные делания, делания к Богу, ко Христу и делание тому, который стоит у нее, как бог. Я помню два случая недолгого общения с ней за всю свою детскую жизнь. Мы, внуки, с удовольствием забегали к ней, потому, что она очень ласково принимала нас, всегда одаривала конфеткой. Получишь от нее конфетку и бежишь дальше. Эту ее чудную ласку я помню до сих пор.

И один раз я встречался с ламой. Уже будучи аспирантом, приехав впервые из Москвы, интереса ради зашел в дацан и там, в ограде этого дацана, пообщался с одним ламой. Я еще был неверующим, некрещеным. Вообще до крещения я даже не помышлял о церковном и эта встреча меня поразила: настолько удивительно тонкая обходительность была у этого ламы и какая-то душевная чуткость, внимание, ласковость. Вы слышали или читали, наверное, об особом характере японцев: обходительности, почтительности, особой чуткости, причем, если у европейцев галантность, но это слово никак не подходит к японцам, это нечто совсем другое. Это некоторые остатки буддистского менталитета.

Развитие в духе человеческом, не духовное в смысле общения со Святым Духом, а самостное развитие духа человеческого может развиваться до таких степеней, что легко преодолеваются самые потрясающие экстремальные ситуации.

Я хочу сказать о моих долгих напряженных размышлениях о том, что же вообще в современном открытом мире происходит, потому что со всеми его проявлениями приходится общаться, особенно мне, как человеку по своей национальной принадлежности вышедшему из буддистской среды. И поэтому, конечно, для меня особенно остро стоял вопрос: что же такое мои предки и в чем сегодня пребывает мой народ? Что такое православие по сравнению с буддизмом? И, конечно, какие-то вопросы мною пережиты более остро, чем, если бы я был, допустим, русским человеком.

Мои размышления могут быть не вполне точными или не совсем правильными. Мне думается, что ответ здесь лежит на границе между заповедями Господними и заповедями блаженств. Возлюби Бога своего и возлюби ближнего, как самого себя – эти заповеди ветхозаветному человеку Господь вменил исполнять собственными человеческими достояниями. Т.е., живя по совести, человек должен был исполнять эти заповеди и поэтому те, кто и жили по совести, исполняя их, становились праведниками. И уже с ними имел отношение или общение Дух Святый. Он участвовал в них, но прямых отношений со Святым Духом так, как сейчас происходит у христиан, не было тогда. Дух Святый помогал человеку, а человек все равно шел от совести своей в праведность. Значит, там больше действовали человеческие силы.

Буддисты тоже не обращаются к Богу-Христу и значит, пребывают в делании ветхозаветного для себя времени и, совершают заповеди ветхозаветные «возлюби ближнего». Они могут в своей совести возгреваться и в своих человеческих, душевных дарованиях тоже могут усовершаться. Их человеческие дарования нрава, человеческие дарования души могут быть очищаемы от влияния самолюбия. И вся аскеза буддизма, аскеза восточного монашества – это высвобождение души из власти самолюбия. При этом совершается это высвобождение действием самости, когда уже не личность, а самость высвобождает душу из власти самолюбия. В результате душа приходит в свои естественные дарования, а они, эти естественные дарования оказываются удивительными. Эти естественные дарования мы видим у практикующих монахов-буддистов, но мы их же видим и у народов Севера, которые, еще будучи в язычестве, являли поразительную простоту, удивительную искренность, честность, поразительные ответственность, чувство долга, совестливость.

Кстати, мы говорили, что такое, собственно, нравственность, что такое нравственное в человеке. Душа человеческая имеет две составляющие: внешнюю и внутреннюю. Внешняя – это наша эмоциональность, способности. А внутренняя душа – это как раз нравственное достояние, от духа идущее чувство совести, чувство долга и другие чувства, составляющие наш внутренний нравственный закон.

Если мы живем в правдивости и в честности, то отступление от нравственных законов невозможно. Что сказал, что обещал, то и сделаешь. И вот если бы все люди жили от чувства долга, от совести и от честности, то тогда все всем служат, все для всех живут, это и есть осуществление заповеди «возлюби ближнего». Поэтому, заповедь «возлюби ближнего» ведет нас к естеству наших нравственных дарований.

Но если мы приходим в какое-нибудь удаленное от современной цивилизации поселение, а там дверь подперта палочкой, подходим к другому жилищу, а там тоже дверь не заперта на замок – никого дома нет, а на двери нет замков, никаких других запоров, просто подперто палочкой. Так ведь это совсем недавно еще было и в российских деревнях. У северных народностей вообще ни о каких замках речи даже не было. Потому что они жили естественными нравственными добродетелями, и эти добродетели при сравнении с сегодняшними нравственными правилами добропорядочности оказываются заметно более высокими, по искренности той простоты, которую имели эти народы. А они ведь языческие! Они поклоняются разным духам лесов, гор, озер, имеют с ними отношения, даже общение.

Поэтому дело не в том, с чем общается человек, а дело в том, насколько он душою, значит, нравственным достоянием живет.

Когда апостола Павла спросили: «А могут ли спастись язычники?», он сказал – «Живущие по совести – спасутся», а в другом месте о них сказал: «естеством законное творят», т.е., заповедь Божью «возлюби ближнего, как самого себя», они творят естеством. И это естество дает так много примеров и образцов высоконравственной жизни, что мы просто поражаемся.

В этом смысле меня однажды поразили рассказы Лескова, они, правда, в конце всегда какие-нибудь ироничные, безбожные, и иной раз он так повествует, что уничижает священство и иерархию Церкви, но в остальных наблюдениях, особенно в рассказах о естестве человеческом он поразительно правдив. Например, в одном рассказе архиерей едет вместе с чукчей на санях в пургу, и чукча, казалось бы, совсем необразованный человек, совершает удивительные поступки. Рассказ идет от лица архиерея, который сам удивляется простоте, мудрости и в то же время надежности этого чукчи. Европеец того времени, не просто европеец, а еще и человек, прилежащий к святости, владыка, естественно дивится простому чукче, который еще язычник. В итоге он его потом покрестил. Вот так действует естество. Поэтому заповеди Господни обретают нас в естество нашей богодарованной природы, нашу нравственную красоту.

Но для того, чтобы спастись, этого недостаточно. И поэтому пришел Господь, чтобы спасти человека, чтобы пострадать за него, умереть, чтобы воскреснув воскреснуть, и воскреснув, открыть потоки благодати Своей, послав третье Лицо Святой Троицы – Духа Святаго к нам и через Святаго Духа уже сделать наш общий канон – Его Воскресение.

 Естественное действие нравственного чувства – самоукорение.

Господь дает нам новые заповеди – заповеди блаженств. Но и эти заповеди кардинально отличаются от заповедей Господних. Это тема глубоко внутрицерковная. Скажу лишь, что разница в том, что если в заповедях «возлюби ближнего» мы идем в естественном дыхании и практическом опыте расположения к ближним, делания добра ближним, то вход в заповеди блаженств начинается с момента встречи со своей несостоятельностью, когда ты со своей несостоятельностью должен будешь согласиться. Но ведь это же надо будет согласиться с несостоятельностью не в какой-то области, а с несостоятельностью вообще, полной несостоятельностью.

И тогда начинается совсем иной путь, и соответственно совсем иной дух. Несостоятельность и самолюбие – это прямо противоположные проявления духа. Самолюбие может ли вообще согласиться с несостоятельностью? Да для него это смерть! И если тибетский монах идет духом самолюбия скрытого, духом гордости, то с несостоятельностью своей души он может согласиться и затем исполнить состоятельность души в ее нравственных достояниях.

А может ли он согласиться с несостоятельностью своего духа? Не может. Он и не знает этого. Поэтому тибетский монах в аскетике своей не знает несостоятельности духа. Но тогда для него заповедь «Блаженны нищие духом» невозможна, и поэтому он вступить в эту область просто не может. Для него эта область запрещенная или даже противная. А чаще всего просто незнаемая. В этом разница между аскетикой Востока и аскетикой православного христианства.

Отсюда и получается, что восточный человек не ищет покаяния, его путь изначально медитативный, а это значит, он должен состояться в мистическом плане и дальше идет путь высвобождения из майи, отрешение от иллюзий. Т.е. надо объявить весь мир иллюзорным, люди, весь мир, все события – это всё иллюзия, а кто же тогда не иллюзия? «Я»? Это тоже иллюзия – скажете вы, а он будет твердить: «Нет». В глубоком чувстве он восприемлет себя не как иллюзию, но при этом целью этого «я» оказывается все равно растворение в нирване, т.е. абсолютная смерть, нирвана – это абсолютная смерть, полное растворение, исчезновение в нирване. Фактически, полное исчезновение личности. Вот куда эта аскетика выводит. И все их духовные процедуры постепенно приближают к нирваническому состоянию, постепенно приближают к дьяволу, и в нем уже полный отказ от себя самого, от своей личности.

То, что первоангел однажды как дух совершил сразу безвозвратно, человек должен совершить постепенно, Но так как человеку дано покаяние, то сразу духом извратиться до беса человек не может, и происходит постепенное вхождение в это извращение себя, в конечном итоге до полного извращения духа, т.е. до полного превращения себя в беса по духу. Тогда это уже конец.

Это невозможно осознавать, потому что самость себя не сознает, самость сознает всё, что вокруг нее. Самость себя сознать не может. И поэтому, когда мы начинаем говорить, например, о такой добродетели, как самоукорение, то самость не может долгое время понять, что это такое. Как этим надо заниматься? Разуметь себя, например, мы встретились с таким явлением, что даже многие церковные люди просто не могут себя разуметь. Только то, что открывает Господь им как грех, в том каются, а если сказать кому-нибудь из них со стороны: «Ты здесь неправ» – он не признается в этом. «Ты по характеру трудный» – и в этом он не признается. И когда мы пытаемся его повернуть к себе самому, чтобы он все-таки разглядел, испытал самого себя, то человек, оказывается, очень трудно на это идет. А многие совсем не идут, потому что в самости укорение себя невозможно.

В области психологии различные психологические приемы, действия и знания психологического порядка, они все, в конечном итоге, идут из чаянья самости, из чаянья себя утверждения и себя укрепления. Например в советской педагогике невозможно было вводить действия признания своей несостоятельности, действие признания своей вины. Таких действий в советской педагогике нигде не встречается. Хотя, это действия естественные, нормальные.

Казалось бы, все родители хотят, чтобы дети признавали свою вину, когда их уличают. Но в педагогике ни в одном методическом тексте вы этого не найдете, ни в одном учебнике педагогики нет этого действия. Но ведь это же естественное нормальное действие нравственного чувства – признать свою вину. Нет в советской педагогике и ни одного действия, направленного на установление мира между ближними. Педагогика этим не занимается. Психология тоже. Вряд ли и какая-нибудь другая гуманистическая наука занимается тем, чтобы самоукорение было взято как действие испытания себя.

Давайте посмотрим, что дает человеку анализ своих поступков, рефлексия, самоиспытание, каков механизм этого действия, предлагаемого психологией? Это надо знать, чтобы соблюдать правильность поведения, чтобы умом своим контролировать себя внутренне. Поэтому сознание, самосознание – это всё умственные, рассудочные действия. Этот самоанализ психология изучает. Но когда мы обращаемся к самоукорению, то оказывается, самоукорение идет изнутри. Это когда ты видишь свой проступок не рассудком, а совестью. И если подключилась совесть, то это сразу дает тебе переживание горечи, скорби за себя и, в конечном итоге, если еще совесть освещена верой, – то покаяние. А «Виноват да повинен, Богу не противен».

Самоукорение ведет к покаянию и, в конечном итоге, в нем осуществляется. А рациональное разумение себя, рассудочное испытание себя – оно никакого покаяния не рождает, оно рождает только лишь чувство некоторой защищенности от неправильного действия, некоторого узнавания, как надо быть правильным и, в конечном итоге, чувство довольства собой. Потому что за рациональным сознанием лежит самость. Это она себя испытывает, для того, чтоб быть совершенным.

Сегодня очень много различных психофизиологических течений в мире изучают пути к самосовершенствованию. Все многочисленные физиологические течения говорят о физическом самосовершенствовании. Различные мистические учения – о нравственном совершенствовании. И при этом их приверженцы действительно совершенствуются. Например, айватховцы. Мне приходилось с ними общаться в Москве. Когда у нас начались занятия по педагогике, то занимающиеся педагогикой начали вопросами меня выводить на разные течения и спрашивать: «Туда надо ходить или не надо?» А я этого не знаю, надо или не надо, как я могу знать? Я говорю: «Вы меня туда приведите, я посмотрю, почувствую, послушаю, надо туда ходить или не надо? Ведь «Виден сыч по взгляду, а сова по полету».  Ну вот, через это с разными психофизиологическими группами довелось мне иметь прямое общение.

Так вот, айватховцы – это такие просветленные люди, очень самоотверженные, всем и всегда служащие, вообще живущие аскетически, они последнее отдадут, последним поделятся. Но важно откуда это, из какого духа идет, оказывается от самолюбия.

И вот таких систем самосовершенствования, основанных на самолюбии сейчас очень много, самых разных вариантов, самых разных уровней. В том числе и те, которые общаются непосредственно с космическими энергиями, с «всемирным разумом», с «космическими учителями», какими-то гуру.

Т.е., это самость, которая хочет восхититься выше всех людей. При этом, их человек вроде бы альтруист, вроде бы всем ближним самоотверженно служит, но в то же время в глубине своего духа он доволен собою. Это чувство восхищения собою завуалировано, но неизбывно присутствует. А у многих это присутствует просто открыто.

У православных это тоже бывает, еще как! Не по причине учения Церкви, а по причине человеческой самости. Когда Господь нас позвал, Он позвал не нашу самость, а нашу личность. Вера касается не самости, а личности. И поэтому, когда человек слышит пробуждение своей личности, он одновременно слышит отягощение своей самости, и вот, от нее-то избавляясь, он идет все более и более в церковную жизнь, и всякий момент покаяния высвобождает его от этой тяжести самости. Всякий момент причастия высвобождает его от внутренних давлений самости, хотя мы очень долго и много находимся в самости. Ее так много в нас.

Кто свободен от самости, даже будучи православным? Сегодня почти никто. Но именно потому мы и православные, что мы не можем в ней быть. Мы слышим разницу, где личностное, а где самостное. И поэтому в этой потребности свободы для личного идем к Святому Духу, идем ко Христу, просим Его участия в нас, просим Его милости, Его прощения, а это уже покаяние.

 Когда происходит переворот.

Может возникнуть вопрос: почему же нельзя никакие психологические упражнения применять? Мудро сказал Василий Великий, что отказываться от языческой культуры огульно нельзя. Можно в языческой культуре услышать то, что относится к естественным достояниям человека, принимать это, и в этом учиться.

Ап. Павел сказал еще проще: «Все мне позволено, но не все назидает. Но в то же время и ничто не должно обладать мною». Поэтому и, в психологию вглядываясь, можно увидеть какие-то естественные механизмы, она же не только описывает самостные вещи. Почему психология изучала преимущественно самостное? Потому что она описывала реальный объект исследования. А этим реальным объектом является живой человек, несущий в себе два начала: доброе и злое. Конечно же, искренние и честные психологи описали и то, и другое. Чего оказалось больше? Самостного оказалось больше. Поэтому, изучая самостные механизмы, они, конечно, описали их больше.

 А с другой стороны, надо ли эти самостные механизмы изучать, давать детям, подросткам, юношам? А как же? Если вы их не дадите, то они же не распознают в себе самость. Когда я начинаю ребятам рассказывать про те же сигареты, идущие по кругу и о том, как самость там внутри себя перемалывается, они же себя узнают. И от того, что они слышат о самостных переживаниях, но слышат от меня, подающего это переживание не как ценное, а как переживание их уничижающее, они задумываются: а действительно, надо ли это переживание иметь?

Или же, когда я рассказываю про разные иерархические группы, разные группировки. Про то, как эти группировки меняются в своих составах, про всякие «зековские» законы, которые живут в любом классе школы, на любой улице – это же все действия самостных механизмов. И, конечно, социальная психология им это раскрывает, но только я подаю их детям уже не в плане того, как с помощью них сами будем завоевывать мир, а с позиции того, от чего надо избавляться, узнавая это в себе, узнавая реально в своем опыте, в своем поведении, даже в своих ценностях.

Вот где переворот-то происходит! Когда подросток имеет ценности, живет ими и вдруг убеждается, что это ценности злые, согласен, что это ценности вредные. Вот это его согласие – это же переворот. Привести его к этому перевороту и есть задача воспитания.

Поэтому вот какой вывод мы должны для себя сделать: не сжигать теперь все книги по психологии, а благоразумно разбираться, различать, где добро, а где зло.

Как личность может осуществляться? Личность осуществляется сначала в знаниях, она должна себя в знаниях услышать и оценить. И поэтому, бывает, книжку открываем, допустим, Евангелие, почитали – скучно, закрыли. Значит, читала наша самость и, конечно же, себя там не узнала, ей стало скучно, она и закрыла. Значит, личность твоя еще не готова к чтению Евангелия. А в другой момент, открываем Евангелие – «Ах!» – вздохнули и больше выдохнуть не можете и на одном дыхании так и читали. Значит, уже пришло время, когда личность внутренне Богом, благодатью призывающей уже возгрелась в такую степень, что при открытии истинных знаний вдруг узнало свою пищу, узнало самое себя, то слово, которое ее, личность, созидает, то слово, которое ее животворит. И она начинает вкушать и пить это слово, пить эту фразу, но опять же до поры, до времени. Много ли можно Евангелие читать? Многие читают только главу, больше уже не могут, дальше уже механическое чтение начинается.

Книги святых отцов тоже невозможно много читать. А, допустим, взяв какой-нибудь роман приключенческий или детективный можно за ночь проглотить все 500 страниц. Столько страниц из трудов святого отца за один присест не проглотишь. Просто мера личностного пробуждения еще маленькая. Но и не надо сверх этого ничего делать, не надо горевать, что меры моей личности мало. Иной решает – сейчас как возьму, да как напрягусь и все-таки дочитаю до 200-й страницы. Это чем же вы напряжетесь? Самостью. А как раз «Самолюб Богу не люб».

 

Глава 11

Основания нравственного достоинства личности

О нравственном развитии в последнее время говорят мало. Тем более об особенностях детского нравственного развития. Дореволюционная педагогика была нравственной именно по причине того, что нравственными были сами люди. К сожалению, нравственная педагогика, которая рассматривает как раз нравственное развитие ребенка от утробы до 24 лет, не получила своего развития в годы Советской власти, хотя народу предлагали нравственные идеалы.

 Внемлите голосу совести

Нравственный человек имеет в себе ясное слышание совести, по ней живет, по ней поступает. Мы сейчас редко ее слышим и практически даже не имеем необходимости ее слушать, разве что иногда, в какие-то моменты... Допустим, бывает, что с кем-то поссоришься и, если тебе человек очень дорог, начинаешь чувствовать, как совесть тебя теребит, не дает тебе спокойно жить. Хочется вернуться к этому человеку, попросить у него прощения и примириться с ним. Бывает, что мы так и делаем. Но чаще всего, увы, мы с совестью обходимся по-панибратски и просто отодвигаем ее в сторону. Но «Совесть без зубов, а загрызет».

В некоторых аудиториях я предлагал «домашнее задание»: В течение недели до следующей нашей встречи отмечать в тетрадочке все моменты, когда совесть вас укоряла или подвигала что-либо сделать. Выполняли это задание примерно половина участников занятий. Оказалось, что у большинства совесть заговаривала раз, два раза в день. Бывали дни, когда голоса совести вообще не было слышно. Кто-то и за всю неделю отметил лишь два-три случая, когда совесть их явственно подвигала. Во все остальное время человек просто жил, не слыша ее в себе.

Как же можно жить, не слыша в себе то, что на самом деле должно двигать тобою и охранять от всего худого? По-современному, оказывается, можно. Для этого надо просто жить не в совести, а в самолюбии. Если ты живешь в самолюбии, то совесть не слышна. Как же обнаружить наше самолюбие? Оно обнаруживается по мере того, как нас задевают. Думаю, что, наверное, нет ни одного человека, которого нельзя задеть: как-нибудь да кто-нибудь обязательно заденет. То ли обидным оскорбительным словом, то ли поступком. Это и есть проявления нашего самолюбия. Оно ощущается особенно в те моменты, когда его задевают.

А можно ли задеть совесть? Если вы внимательно вслушаетесь в самих себя, то обнаружится удивительное: совесть задеть ничем нельзя, кроме как собственным неправильным поступком, даже мыслью. Однажды Серафиму Саровскому предложили стать настоятелем монастыря с возведением в сан архимандрита. Он после отказа на мгновение поддался искушению и почувствовал, что осквернил душу. Тысячу дней и ночей он молился на камнях ночью в лесу, а днем в келье, чтобы не видели люди и в зной, и в мороз. Так он вымаливал у Бога прощение за такие помыслы. Преодолев искушение и получив от Бога внутреннее удостоверение о помиловании, святой Серафим вернулся к прежней, но ещё более напряжённой духовной жизни.

Но со стороны совесть задеть невозможно. Даже оскорбление не задевает совесть. И нападки тоже не задевают. «Добрая совесть не боится клеветы».

Значит, явление совести таково, что если ты в ней пребываешь и по ней живешь, то ты совершенно свободен от каких-либо задеваний и можешь быть абсолютно всегда мирен, спокоен, уравновешен, добропорядочен и благоразумен. Потому что ничто в тебе не колеблется, ничто не смущает тебя и поэтому твой ум, тем более разум всегда спокойно слышит, трезвенно видит любое обстоятельство. И, более того, точно определяет: что надо сделать, как поступить, что сказать.

 Сохраняйте спокойное состояние духа

Если в нас есть самолюбие, то спокойствие духа и мирность сердца невозможны – обязательно найдется кто-нибудь, кто тебя выведет из нормального состояния духа. «Спесь в добро не вводит».

Лишь человек, укорененный в совести и свободный от самолюбия, может быть всегда в спокойном состоянии духа, т.е. в человеческом достоинстве. Есть ли сейчас такие люди? Нет, таких людей не существует. А были ли такие люди? Были. Мы называем их святыми. Как они такими стали? Может быть, родились такими? Нет. Они не сразу такими становились. Постепенно, прислушиваясь к совести, живя по ней и поступая по ней, все более и более укоренялись они в жизни по совести. И чем более укоренялись, тем более укреплялись в мирности духа и внутренней степенности, которая, кстати, была свойственна русскому народу, когда он был глубоко православным.

Живущий церковно, живущий в постоянном общении с Богом, естественно пребывает в постоянном дыхании живой совести, потому что кто более всего будит, пробуждает совесть? Конечно же, участие Бога в нас. Ведь «Добрая совесть – глас Божий».  Господь подвигает именно совесть, именно ее питает. Вот она и получает питание от веры. И когда человек начинает веровать, то он вольно или невольно начинает прислушиваться к своей совести. А так как в XIV – XVII веках народ был глубоко православным, а значит всегда был питаем верой и совестью своей, то всегда было много крепких, сильных духом людей, поэтому величайшие испытания в борьбе с врагами России были преодолены силой духа православного ее народа. Потому, что народ, живущий по совести, имел мирность, а значит крепость духа. И ничем его привести в раздражение было невозможно.

Какой человек самый слабый? Раздраженный. Человек раздразился, у него все смешалось, все спуталось в голове, он нормально-то и сказать не может – только изрыгает ругательства и какие-нибудь беспутные слова. Порою, от гневливости и раздражительности даже приходят в невменяемое состояние.

Может ли как-то преуспеть в жизни истеричный человек? Он постоянно усложняет себе жизнь, ломает свою судьбу. С этими рассорился, тут повздорил, здесь стал неугоден. Он ничего не созидает, а только разрушает, вольно или невольно. Хотя, конечно, сильно сам от этого страдает и очень не хочет быть таким, однако, ничего не предпринимая, остается прежним. Причина проста: жизнь по самолюбию, более того, уязвление в самолюбии. Бывает, ты попадешь в сложный жизненный переплет, и если ты самолюбив, то уязвленное самолюбие может стать постоянной раной души. А «У кого на сердце ненастно, у того и в ясный день дождь».  Чуть невпопад тебе сказали, чуть неловко обошлись, чуть в трамвае тебя толкнули – и ты уже взвинтился, ты уже взъярился и потерял всякое самообладание.

Самолюбивые люди – это люди самые неуравновешенные, самые нестойкие, неуверенные.

Хотя есть другая сторона самолюбия, которая имеет некоторую внутреннюю силу самоутверждения. Там, где самолюбие соединяется с силою самоутверждения, там человек сам на всех «наезжает» и сам всех оскорбляет. Так что все под ним, а он наверху. Так выстраиваются социальные пирамиды. Ведь все самолюбивые люди, попав в группу, тут же определяются в иерархических отношениях друг со другом. Все социальные группки-пирамиды возникают по причине действия механизмов самолюбия. Самое мощное самолюбие, которое над всеми властно, занимает вершину этой пирамиды. Чуть пониже те, которые послабее в своем самолюбивом самоутверждении. Они руководимы сильнейшим и поддерживают его. Еще ниже более слабые, и в самом низу совсем слабенькие. Их называют даже изгоями или «омегами» всякой группы. Любая группа, и особенно детская или женская, во всяком коллективе обязательно формируется в такую вот иерархическую социальную пирамиду. Классический вариант иерархической группировки всегда формируется в тюремной среде. Там, где преступники, нет другого механизма взаимоотношений, там работает только самолюбивый механизм, основанный на физической силе и преступном «авторитете».

Одни такие группы существуют в неформальном виде, другие –в формальном, подчиняясь должностной структуре данного учреждения, – это ведь тоже иерархическая пирамида. И места в ней достигаются не только в соответствии со знаниями должностного лица, но и в соответствии с теми личностными качествами, которые занимают главенствующее положение в данной социальной общности.

 Глава 12

 Приоритеты нравственной личности.

Не слушай, где куры кудахчут, а слушай, где Богу молятся.

 Нам нужно все время вникать в практику Церкви, потому что она всегда показывает, как надо жить благочестиво. Это жизнь церковных людей, которые делают духовный труд, поэтому присматривайтесь к тем, которые уже давно в Церкви, которые живут церковно. Ну и, прежде всего, конечно же, обращайтесь к священникам, они же поставлены на то, чтобы все время показывать, как жить правильно и давать различения – это правильно, это неправильно, раскрывать сам церковный порядок жизни, который и есть та самая практика, которая показывает действия и движения нравственной личности, когда личность живет свободно. Хотя, конечно, от того, что личность повязана самостью, мы, порою, личностью хотим свободно жить, а личности-то совсем немного, вот и пожили чуть-чуть свободно, а дальше жить этим уже начинает не личность, а самость. Очень скоро ей становится в тягость этим жить. И вот тут не допускайте, чтобы вам стало в тягость, вы нудите себя, и заставляете не жить свободно, а тяготиться.

Натяготишься до такой степени, что потом будет отмашка и забудешь про Церковь на полгода. Нудится надо личностью, до той поры, пока ты можешь. Но вот когда ты добрался до меры, где личность твоя уже иссякла и осталась только одна самость, а то, что это самость в тебе говорит ясно слышно: чем дальше, тем нуднее. Но тогда уже далее не ходи.

У нас в общине был один такой новоначальный, только-только вошел в Церковь, но уж очень сильно горделиво-восхищенный собою. И когда он испытал порыв к Богу, то решил, что сразу допрыгнет до Него. Приходит на службу, но через 15 минут уже не может стоять. А порыв-то сильный. И давай он себя силком держать на службе, и вдруг – упал в обморок. В следующий раз приходит на службу и говорит: «Все равно, даже сцепив зубы, буду стоять». Зубы сцепил, а куда девать душу? Она все равно не смогла стоять. В конечном итоге, спустя месяца два вот такого нужения, он все-таки взорвался, разругался: «Вы все церковные вообще не поймешь какие люди», всех обозвал и убежал.

Я взял крайний случай, но нечто подобное происходит практически со всеми людьми, которые начинают от себя воцерковляться. Увлекаться, что ли, воцерковлением.

То книг религиозных за 3-4 года так начитаются, что потом 10 лет вообще их не касаются, или же кто-то так начнет поститься, что потом ладно, если просто физически разболелся: дистрофию еще можно вылечить, но отмашку души, отмашку духа, с ней-то что делать? Поэтому, идите в руководство церкви и спрашивайте, тогда будет плод чаянный.

При воцерковлении есть три основных действия: первое – это обретение церковных знаний, второе – практика церковных действий, и третье – духовное делание внутреннего человека. Все три должны иметь свою меру, свою последовательность. И эту меру и последовательность лучше всего могут выстроить священники, прежде всего, или же люди с серьезным сроком церковной жизни. Это могут делать и миряне, но уже с большим духовным опытом, с церковным возрастом. Поэтому, старайтесь не идти сами, старайтесь всегда побуждать батюшек. И Владык побуждайте, чтобы организовывали всякие группы, которые бы помогали и развивались.

Даже когда батюшка уже совсем старенький или Владыка уже не в силах, а вы все равно приставайте. От вашего приставания и новые силы появятся.

Православие – это, в конечном итоге, точная расстановка приоритетов: что для нас является наиболее ценным, что ценно во вторую очередь, а что в третью? Человек имеет три состава: тело, душу и дух, и все три состава от Бога. Тело наше тоже имеет божественную природу, и игнорировать телесное развитие, телесное здоровье нельзя. Оно должно быть обязательно поддержано, тем более у людей новоначальных, очень сильно зависимых от телесного здоровья даже в их способностях молиться, в их способностях выдерживать какое-то время пост. И просто в элементарной способности читать или не читать церковную литературу.

И поэтому, первые 10-15 лет церковной жизни тело надо поддерживать в здравии. И если оно болеет, то его надо лечить. Но опять же, если тебе благословляют не лечиться, то иди лучше по благословению, потому что тогда ты идешь уже не по ценности тела, а по ценности своего спасения, по духовной ценности своих отношений с Богом и с Духом Святым. «Не лечись, но верь и надейся на Бога, – так говорят, если благословляют. – Не лечитесь, а пользуйтесь маслом святым или же водой святой, исповедуйтесь, кайтесь и причащайтесь». Это значит, что священник направляет вас на то, чтобы вы упованием на Бога пошли и, соответственно, в этот момент то, что будет происходить с телом, для вас уже будет значимо вторично. В этом случае всегда говорили «Не хлебом живы, молитвою».

Но вы неизбежно задаетесь этим вопросом: как же исцелиться? А вам говорят, что не медицинским способом придет исцеление, а церковным, и вы выбираете духовное исцеление.

Там, где человек не может так пойти, потому что веры не достает, или же верит, идет церковным способом, но исцеления не происходит, а болезнь всё сильнее, и врач говорит: «Надо лечиться». Теперь, когда вы все-таки пошли лечиться, вам врач вдруг предлагает необычные, Богом данные способы лечения, использование Богом сотворенных природных средств: растительных, минеральных, климатических средств, т.е. все, что Богом уже сотворено и есть на земле. Только надо уметь сочетать все это, уметь выделять и более эффективно использовать то или иное действие природы и ее дары.

Но когда вам для лечения начинают предлагать действия мистического или же медитативного порядка, некое общение, но уже не с Богом, а с иными духами, то, конечно, так идти нельзя. И поэтому должно быть разумение, что именно предлагают врачи. К сожалению, сегодня настолько распространился оккультизм среди врачей, что все время есть опасность попасть на врача-оккультиста, да еще и прошедшего какие-нибудь специальные курсы, еще и практикующего очень активно.

Но обычно оккультистские врачебные приемы сразу видны, он же их не скрывает, он же полагает, что это добро и потому открыто их использует, тем более, что сегодня оккультные способы лечения, в общем-то, нашли свое место в современной медицине. Ни один заведующий поликлиникой в Волгограде и Москве не может запретить кому-либо воспользоваться оккультными приемами лечения.

Многие верующие натыкаются на прямой оккультизм. То «лекарь» начинает руками что-то выделывать, то глазами вперяться в человека, то предлагает разные аутотренинговые приемы или применяет гипноз. Когда такое встречается, то сразу надо, конечно же, уйти прочь от этого лечения.

 

Совесть – категория духа.

Многие новоначальные задаются вопросом: Наша совесть – это проявление души или духа?

Конечно, это проявление духа. То, самое близкое для нас и самое открытое для нас проявление, которым и надо жить. Совесть есть основание нравственного в человеке. Потому что нравственное – это не только душа – это дух и душа вместе. Дух и душа составляют человеческий нрав, самолюбивый порой нрав, и самолюбие – это тоже явление духа. А совесть есть как раз самое выраженное и самое слышимое для нас явление духа.

 В Церкви надежно восстановиться в свободу.

Когда совесть начинает освящаться верою, она подвигает нас к действиям церковным и к жизни по заповедям. Совесть неверующего заповедей может не знать, хотя по естеству своему будет подвигать нас к жизни по заповедям. Ведь «Добрая совесть – глас Божий».  А при этом по знаниям мы можем и заповеди особенно не читать, но совесть верующего прямо ищет эти заповеди в текстовом варианте. Ищет и поэтому получает в Евангелии слово, как пищу для души, а далее, при дальнейшем воцерковлении начинает пробуждаться дыхание духа – это жажда Бога. Оно при призывающей благодати у всех пробуждается, потому что потребность молиться, потребность общения с Богом, обращение к Богу – это некоторое дыхание жажды Бога.

Еще более глубокое движение духа – это страх Божий, т.е., благоговение перед Богом, боязнь оскорбить Бога, страх обмануть Бога. «Начало премудрости – страх Господень».  Из страха Божьего рождается потребность угождать Богу.

Пребывающий в самости не сознает самость, как зло. Поэтому и человек неверующий неверие не сознает, как зло.

Например, приходит на исповедь бабушка и говорит: «Батюшка, мне не в чем каяться». – «Что же, у тебя грехов совсем нет»? – «Нет». Сколько таких бабушек встречается. Нет у нее грехов, – и всё. «А что ж ты пришла тогда? Зачем тебе исповедь?» – «Ну, говорят, без нее не причащают». Так это вот и есть чувство самости. В самости она, действительно, себя не сознает греховной.

Так же и лама, пребывающий в самости, он не сознает эту самость злом и не сознает те свои духовные общения, которые у него происходят, как зло. Поэтому нирвану сознает не как зло, а сознает ее как цель своей жизни. Это глубокий самообман, который по церковному называется, прелесть, самообольщение, которое обольщает человека неправдою, которую он принимает за добро.

Даже злые люди совершают злые поступки потому, что они не сознают их злом, а потому, что они их принимают за добро. Человеку вообще не свойственно сознательно творить зло. Когда он творит зло, то он внутренне чувствует себя совершающим добро. Такой самообман и есть самость.

Самость известна по своим проявлениям на всех уровнях, начиная от нашего с вами уровня, кончая уровнем какого-нибудь аскета восточной практики.

Человек, сотворенный свободным, не является сегодня таковым. Он потерял свободу в тот момент, когда свободно уклонился от Бога и сейчас восстановиться в свободу мы сами не можем. Восстановить нас в эту свободу может только Сам Бог. Поэтому, когда Он благодатью Своею нас призывает, то Он как раз именно восстанавливает в нас свободу.

Безблагодатно в свободу восстановиться в своей личности невозможно. И как был человек в самообмане, так и будет ходить в самообмане. Сначала он пребывает в бытовом самообмане, как та бабушка, которая считает, что вообще никаких грехов не совершила, потом он может быть в некотором культурном самообмане.

Очень много людей культурных, образованных, даже докторов наук, которые говорят: «А что, я, вообще-то, человек не грешный, я человек порядочный, культурный». Это самообольщение уже другого порядка. Образованное, культурное самообольщение.

Возможно и самообольщение религиозное – это свойственно приверженцам разных религиозных течений, а самообольщение внутри религиозного чувства – это уже мистическое самообольщение.

Вырваться из самообольщения никому не дано, пока Господь Сам не коснется сердца твоего и не призовет тебя к Себе.

А если ты чувствуешь свое влечение то к Будде, то к Магомету, то еще к какому-нибудь гуру, то это самообольщение продолжает живить тебя совсем в иное, т.е., в лукавое делание.

Только лишь одно призывание, призывание Христа, которое открывает в тебе потребность Христа же, и есть начало твоей личностной свободы. Но прийти к ней в полноте – это многотрудный путь, фактически, весь церковный труд, духовное деланье в себе человека внутреннего для достижения, обретения или восстановления свободы личности.

Когда ребенка опускают в купель, все грехи его оставляются там. Грехи-то оставляются, а то, что рождает эти грехи, все страсти, т.е., наклонности совершать грехи, оно сохраняется при нем. С этими наклонностями ему придется бороться всю свою церковную жизнь. И чем сильнее борешься, тем все дальше и дальше проникаешь в глубины души, оказывается, греховное имеет в тебе глубокий корень.

Ты вроде бы уже все, освободился от гордости, стал по нраву простой и чистый человек, и вдруг Господь так устраивает обстоятельства, что тебя кто-то взял и задел, и из этой простоты и спокойствия вдруг вырвался вулкан грязи.

А в Церкви надежно идти к внутренней свободе. Потому что здесь тебя ведет Сам Господь. Ты запутался, но Господь видит, что ты запутался, и даст тебе такие обстоятельства, которые всё сразу проявят. «Нужен путь Бог правит».  Господь по премудрости Своей всё равно увидит человека и с другой, совсем неведомой стороны, да покажет.

У меня на беседе была одна родительница. Беседа закончилась, начались вопросы, и она спрашивает: «А как из самости выйти? Как не самостно воспитывать своего ребенка?» Я ей говорю: ну, делайте так. Она отвечает – да как же так? Ведь тогда будет вон что. В конечном итоге, я догадался, в чем дело и говорю: «Ваши вопросы никогда не кончатся, потому что я объясняю, что Вам по сути надо перейти из области самости в область совести, а Вы пытаетесь решить этот вопрос, оставаясь в области самости, где он не разрешим. Сколько бы вопросов Вы сейчас не задавали, у Вас все равно возникнут новые».

И только тогда она кое-как уразумела и затихла. Но и то не сама в себе это сделала, в этот момент Господь помог.

Вдруг и другая женщина давай задавать вопросы подобным же образом, и с нею тоже самое произошло. И когда она увидела, что с нею происходит, она вдруг уразумела, о чем я ей говорил, и затихла задумавшись.

Когда что-то пытаешься доходчиво рассказывать, да еще на жизненных примерах, а у всех слушающих есть два начала: и доброе, и злое, то через доброе всегда воспринимают. Но бывает, что человек не понял, не потому что он не способен, а потому, что твоего мастерства не хватило или твоего участия в человеке не хватило. И поэтому, если ты что-то несостоятельно сделал, то всегда разбирайся с собою. Значит, ты, как психолог, как учитель, или как священник, что-то не довел до конца. Получается, что я вам про «это», а вы мне всё про «то».

Психологов у нас в училище нет, потому что у нас все исповедуются и есть духовное руководство. Там, где есть духовное руководство, там нет нужды в психологах. Правда, тут есть другая сторона – нужен педагог, воспитатель, владеющий христианской психологией, владеющий учением о личности, умеющий увидеть проявление самости. Их надо в себе различать, распознавать где у тебя проявилась самость, а где начинает действовать личность. Это всё узнается из трудов свт. Феофана Затворника.

Уметь распознавать это должен и воспитатель. И, кстати, духовников – то один, два человека, их усилий, конечно же, не хватает на всех. А вот воспитатель, он всё время с небольшой группой, и поэтому может дойти до каждого. Фактически, он и есть педагог-психолог, но только церковный.

 Где признание несостоятельности – там начало ученичества.

Конечно, трудные дети очень разные бывают. Одно дело, трудный в поведении ребенок-подросток, другое – трудный в нраве, это уже действуют внутренние консервативные механизмы худого нрава. А есть еще трудный в духовной жизни. Поэтому если для школы характерны трудные в поведении, но, может быть, отчасти трудные в нраве, то у нас по-другому. У нас основное – это трудность в нраве, но еще более тяжелая ситуация для нас – это воспитанник, трудный в духовной жизни.

Мы классы формируем не по годам обучения, а по свободному желанию трудиться над теми или иными нравственными достояниями. И поэтому желающие трудиться над одними нравственными достояниями, допустим, над чувством долга и над ответственностью попадают в один класс, желающие трудиться над правдивостью и над честностью – в другой класс, желающие трудиться над молитвой и над самоукорением – в третий класс. Ничего не желающие тоже есть. Они попадают в свой класс. Просто есть периоды, даже у человека очень искреннего, когда он весь застолбенел, закоснел, ему надо переждать себя такого. И тогда он может попасть в класс, где такие пережидающие находятся.

Все это определяет педсовет в составе двадцати человек, которые собираются на свой консилиум и рассматривают проявления каждого ученика в разных обстоятельствах и поступках за полгода. В итоге определяется, что ли он перейти в следующий класс работать над другими нравственными достояниями или ему надо еще остаться здесь.

Когда ему объявляют это, – а у нас-то они все ревнующие именно над тем, чтобы само нравственное достояние действительно обрести, искренне ищут спасения, искренне ищут рая в конечном итоге – и когда он узнает о том, что он остался, что его, все-таки задерживают еще на год в этом классе, то он скорбит не от того, что он остался второй раз с той же программой, а от того, что он не достиг желаемой добродетели.

И от этой ревности, от этой скорби, он, конечно же, вдвойне трудится над нею, еще раз задается вопросом, отчего не достиг, где у него самая главная несостоятельность. Потому что там, где несостоятельность, только там начало ученичества. Ведь ученичества нет, где везде состоятельность. Состоятельности зачем учиться?

Это независимо от возраста: что дети, что взрослые в 40 или даже в 60 лет, – ученичество везде возможно, но всегда оно начинается с несостоятельности. И поэтому нет ничего более ценного в педагогическом деле, чем найти несостоятельность и убедить согласиться с ней. Согласие с несостоятельностью – начало ученичества, потому что согласиться с ней может только личность.

А самость с этим согласиться не может. Поэтому самость не способна к ученичеству. Самость, если и учится, то она учится из корысти. Корысть самая разная, но в основании всех корыстей лежит ведущая, она заключается в том, чтобы самости твоей сегодня состояться превыше чем вчера, и превыше других. Это всё зависит от масштабов самости. У одной самости такой масштаб, что ей достаточно состояться над этими двумя, а у другой этого недостаточно, она хочет состояться на уровне целой группы ближних знакомых, а для третьей и это слишком мелко: надо состояться на уровне района, города, региона, на уровне страны или даже человечества и есть, наконец, такой масштаб, который очень хочет состояться на уровне нескольких эпох сразу.

 Сила влияния личности – другого поддержать в жизненности.

Можно ли повлиять личности на другого человека?

Важнейшей составляющей личности является способность общения и поэтому личность порождает личность. Только в личном общении возможно восстановление или же развитие личности. И поэтому, когда мы вступаем в общение с Богом, то мы общаемся с Личностью Бога. Это  должно быть именно живое общение моей личности с Его Личностью. Не просто вычитывание молитв, не просто исполнение поста, как необходимого правила церковной жизни, нет – это всё должно происходить в личном общении с Богом. Вот этот момент очень важен.

К сожалению, многие воцерковляющиеся в течение 10, иногда 15 лет своей церковной жизни никак этого не уразумевают, и поэтому всё время как бы содержат Бога, как некое средство для своего личного развития. Получается нечто самостное – Бог для моего личного развития, и поэтому они используют Бога, а в личные отношения с Ним почти не приходят. Глядишь, когда беда грянула, человек сразу кинулся: «Господи, помоги!!» Вот тут уж все невольно входят в отношения личные. Потому что кто еще поможет?! А повседневно большинство церковных людей, даже будучи уже в Церкви, к сожалению, лично к Богу не обращаются, а просто исполняют церковное правило ради того, чтобы ходить довольным, что мол «я церковный».

Когда идет общение, то непременно есть влияние, важно какое это влияние. Чувство долга не может иметь от личности корысти. Оно всегда живет для того, по отношению к кому чувствует долг. Также и чувство ответственности: перед кем ты ответственен, ты для него и ему всё делаешь. Если ты в ответственности перед своими учениками, то конечно, от этого чувства даже себя забываешь, ради учеников. Если несешь ответственность перед ближним, то ради ближнего забываешь себя и исполняешь все, как ответственное лицо. Если ты по службе ответственен, то тогда дело исполнишь так, как дело требует и начальство хочет.

Если у тебя ответственность перед Богом, то ты жизнь исполнишь именно так, как Бог хочет, и будешь все время волноваться: «Господи, так ли я исполнил, то ли я сделал, угодно ли это Тебе?» Будешь вычитывать духовные книжки и вглядываться в каждую фразу святого отца, который говорит, как надо исполнять добродетели. Это же Бог говорит, как надо угодить Ему. Поэтому ответственность заставляет тебя так внимательно вчитываться, ревностно изучать святых отцов, а в конечном итоге, и самое Евангелие, чтобы, не дай Бог, не ошибиться. Вот это уже духовная ответственность.

Когда личность через дарования или достояния нрава входит в общение с другим, то она всегда служит, отдает, всегда жертвует, дарит и всегда любит. Ее влияние в том, что она другого поддерживает в его жизненности. Ободряет кого-то в силах, кого-то умножает в дарованиях.

Ну и самое большое влияние, конечно, мы получаем от Самого Господа. Вслед за Ним от Божьей Матери, сразу после Христа. Ее влияние столь богато и столь полно потому, что мы же все в духовном смысле в младенческом возрасте, и поэтому, конечно же, Господь говорит: «Матерь Моя, это Твои, это не Мои, Мои – это те, которые уже твердой пищей питаются, а их не много. Вон они там, в милотях, в нищете, в лесах, трущобах, в пустынях – там скитаются, это Мои, а все остальные – это Твои, иди к ним». Следующая сила личностного влияния – это ангелы, которые хранят нас, и рядом с ними святые угодники Божии, которые своим личным участием влияют на нас.

 Практика нравственного общения.

Обретению навыков нравственного общения способствуют разные семинары, которые проводятся и в нашем училище. Такие семинары – это, фактически, восстановление нравственного общения и создание таких ситуаций, когда человек с человеком душой встречается. У этих семинаров есть три ступени по своему содержанию. Первые семинары это семинары-знакомства, второй уровень семинара – это семинар-общение и третий уровень – это семинар-встреча. Сначала знакомство личностей, потом общение личностей, и, наконец, уже встреча личностей. Ну и, соответственно, все более глубокое действие.

Цель этих семинаров – дать начальное восстановление в личности и опыт свободного осуществления в личности, которые есть в человеческих возможностях, потому что нам по нашему человеческому естеству очень много что дано, но мы, увы, сильно увязли в самости и в разных механизмах самозащиты самости.

Есть много механизмов самозащиты самости, и пробиться сквозь них мы, практически, не можем. И поэтому, даже по-человечески осуществиться в том, что нам уже дано, мы не в состоянии. А семинар позволяет это сделать. Через общенческие специальные задания, если ты искренне будешь все выполнять, то сможешь пробиться сквозь механизмы защиты, а потом пробиться сквозь некоторые самостные проявления своим естеством до такого состояния, которое называется «естеством законное творят». Ну, а одновременно будет идти твое восхождение от уровня к уровню, ведь между семинарами от уровня к уровню должно проходить довольно значительное время.

Потому что семинар «знакомство» обязательно надо пройти дважды. Только после этого ты можешь войти в семинар второго уровня общения. Его тоже надо пройти дважды. И потом ты можешь войти в семинар третий. Иначе не будет никакого результата в следующем семинаре. Между всеми семинарами должно пройти минимум три месяца. Если они будут просто лично нравственные, то хорошо, а если они еще будут церковные, и ты за эти три месяца еще и по вере будешь восходить: исповедоваться, причащаться, вживаться в нравственные заповеди Господни и их совершать, над ними трудиться. Конечно же, тогда семинар очень сильно поможет тебе в воцерковлении.

Судя по опыту нашего училища, общенческий семинар – это некоторый метод значительного вспоможения сегодняшнему кондовому человеку войти в естество собственного воцерковления. В конечном-то итоге ведь всё делает Господь. Но и наше участие должно быть. «Все в мире творится не нашим умом, а Божьим судом».  И там, где это наше участие в своем спасении происходит грамотно, искренне и честно, там, конечно, результаты более серьезные, нежели когда ты вялотекуще переходишь из года в год: неизвестно, движешься ли, неизвестно, туда ли?

Однородность группы дает больший эффект и зримый плод, а с разнородной группой труднее, особенно, когда попадаются люди совсем нецерковные. Они обычно самостные, тем более, что в семинар идет человек, который очень хочет в чем-то совершиться, в чем-то состояться и чего-то достичь, а тут еще говорят о чем-то таком особенном.

Другое дело, что сегодня самые нормальные вещи стали несовременными и настолько необычным явлением, что кажутся уже неестественными. Совсем как-то перевернуто всё! Поэтому, что когда самостные люди приходят на семинар, то они очень много забирают на себя внимания: с ними же надо дополнительно работать. Пока ты ему покажешь, что он своим существом находится в коконе самости, а надо перейти жить в сферу совести, пока он различит вообще эти две сферы внутри себя, на это, порой, уходит день, два, три. И поэтому, конечно, где совсем неверующие люди собираются – это один вид семинара, там, где воцерковляющиеся люди – это другой вид семинара по содержанию. Когда участвуют уже церковные люди, имеющие два, три года церковной жизни, – это третий вид семинара. Для полноты результата всегда лучше собирать однородные группы.

Всю полноту я нигде не встречал. Потому что эта полнота требует очень большой работы. Когда за плечами все-таки 20 лет работы над этим, то понятно, что ее сразу за 2-3 года не осилишь. А входить в нее вполне можно.

Внутри училища мы проводим летние поселения. Они как большой семинар. Есть семинар восьмидневный, а есть поселение, как большой семинар – в 21 день. Там всё более размеренно, потому что в семинаре все-таки скорости более серьезные и требуется активная решимость высвобождения из тенет самости. Хотя в летнем поселении эта решимость более-менее растянута во времени, и более плавно все происходит, но, тем не менее, происходит довольно сурово.

После летнего поселения все себя чувствуют и слышат совершенно другими, по сравнению с тем, какими они были до этого. В летнее поселение приезжает любой, кто хочет. Правда, не все выдерживают его. Сейчас мы как-то более чутко с людьми пребываем. Раньше бывало, что в смене 2-3 человека обязательно находились такие, которые начинали ругаться, ратиться, вплоть до того, что покидали семинар, потому что их самолюбие совершенно не терпело каких-то действий. Слишком казался уклад строгим для них, порой даже невозможным.

Первое, с чего начинаются вообще притязания человека по самости, это когда он попадает в само поселение. Один вид поселения чего стоит: разбитые бараки, длинное здание трапезной, мрачно взирающее на приезжих пустыми проемами окон, потому что все стекла давно выбиты. Полы перекошены, прямо на глазах за время смены они оседают, крыша, невероятно на чем держащаяся, вот-вот рухнет, все стены облуплены. Воды горячей не дождешься неделями, купаться негде, до Волги не добежать, она далеко. В общем все никак не привлекает в бытовом плане. Да еще то пост, то постные дни. У нас стоимость поселения на 1 человека не 2400, как это должно быть по Волгоградскому региону в летнем лагере, а всего лишь для детей – 600-700 руб., а для взрослых – 800 руб. Конечно же, на эти деньги хорошо не накормишь людей, поэтому еда очень простая: каша, овощи да зелень, мясного вообще нет. Молочное бывает время от времени. Многие люди, которые едут на поселение, считают, что если люди приглашают, если они к себе зовут, то, хоть какую-то норму бытовых условий они обеспечат. Ну и едут с грёзами какими-то, с привычными представлениями, а когда попадают в нашу реальность, то обычно треть из приехавших уже на второй или даже в первый день собирают чемоданы – скорей назад! В этом случае – «Глаза человеку неприятели».

Благо, опыт работы с людьми сейчас уже большой, поэтому мы сразу так поворачиваем, чтобы они эти условия приняли. Как-то удается сказать откровенно, чтобы они все это поняли и найти тот смысл, ради чего бы они это приняли. И нынешним годом не было ни одного человека, который бы не принял этих условий..

Все же бывают еще разные случаи. Вот этим летом с одной мамой так и не смогли ничего сделать. Она как вцепилась в своего ребенка, так и не отпустила его: психопатические отношения мать-ребенок были настолько сильные, что когда стали ей об этом осторожно говорить, она начала возмущаться, потому что ее разлучают с дитя, а дитя отнимают от нее, – вот так она себя чувствовала. Она даже не подозревает, что на самом деле должна прийти к тому, чтобы быть свободной в обращениях с ребенком, и ребенок должен быть свободен в обращениях с нею. И только в личной свободе ребенок будет ее чтить, а она будет его любить. Она ничего этого никогда не имела в своем опыте и поэтому знала только чувственные психопатические отношения. И в них чувствовала себя живой и через это воспринимала ребенка.

А тут вдруг стали все это разрушать. Сначала были занятия по этому поводу, но еще на занятиях она вся напряглась, а потом еще и практически это началось: стали ребенка отделять от нее и оставлять с воспитателем. Да у нее в жизни никогда такого не было, никогда она его не отпускала от себя. А тут вдруг с воспитателем два часа пребывать! Она не отдала своего ребенка. Принялись мы ее убеждать, да еще мамы со всех сторон активно помогают. Все так насели со своими нравоучениями, что в конечном итоге доконали ее. Она пришла в сильнейшее раздражение, возбуждение, и уехала из поселения в сильной брани на всех. Это был единственный случай за это лето.

В детском поселении пребывают малыши с трех лет. Меньше трехлетнего возраста нельзя, для этого есть младенческие группы – мамы вместе с младенцами. Конечно, им тоже хорошо побыть в поселении, но мера какого-то изменения, преображения там все-таки недостаточно большая, потому что мамы много времени вынуждены быть с ребенком. А ведь для того, чтобы что-то с ней произошло, ей самой надо быть на занятиях, а тут ребенок, поэтому объем занятий у нее значительно меньший, чем у мамы с ребенком 5-6 лет, которого она уже может отпустить к воспитателю.

 Не пропускайте события, в которых совершаются добродетели.

Всегда в нашей жизни выделяются события, в которых добродетели сугубо происходят и совершаются. Их еще надо устраивать: отклик на нужду, помощь. У кого-нибудь, не дай Бог, сгорел дом – всей деревней помогли. У другого какая-нибудь  трудовая нужда – убрать урожай, а все немоществуют в семье – тогда призывают к себе на помощь деревню и деревня помогает.

Вот такие же виды помощи оказываются у нас в общине. Все заявляются: у кого огород, у кого ремонт квартиры, у кого крыша или забор. Много нужды в помощи у многодетных, у кого двое-трое детей, нужно хотя бы какую-то разгрузку дать маме, тогда просят, кто-то откликается, идет.

Еще очень важное действие – окормление в доме престарелых.

Всё, что я сейчас назвал – это деятельность сугубо добровольная, здесь нет никакого принуждения, нет никаких отслеживаний, поэтому восстановление личности – это восстановление разумно-свободной самостоятельности, соответственно, там не может быть никаких обязательств. Только нравственные отношения с необходимостью.

Была однажды такая ситуация: нас просили о помощи, но откликнулась только часть учащихся. В чем причина отсутствия отклика другой части? Это всех задело. Начали испытывать себя и, оказывается, он потому сейчас не помог, что перед этим так делал по мелочам, т.е., где-то куда-то не вышел, где-то еще что-то такое пропустил. Как правило, это приводит к раскаянию, он сугубо идет к исповеди. Начинает рассуждать, что его запирает, что ему мешает. Испытав себя, потом, конечно, берет на заметку.

А поначалу, конечно, он должен разобрать те обстоятельства и ситуацию, которые закрыли его добродетельные действия.

Вначале было так, что почти всё училище ситуацию необходимости не слышало. Допустим, когда первый раз объявили необходимость ехать в наше хозяйство. Тут возникла одна из ситуаций, когда как раз чувство долга должно быть и проявлено. Вот хозяйственник приезжает и говорит: «У нас погибает картошка, надо ее срочно перебрать, помогите!». Потом в субботу, уже волнуясь, она снова приехала и еще раз попросила. Но, из 40 наших учащихся вызвались помогать всего два человека, а все остальные необходимости в помощи не услышали.

Мы целую неделю с ними работали, разъясняя, какая сложилась ситуация, что это была за необходимость.

После проработки приехал представитель хозяйства и говорит: «Мы же вас кормим, а чего ради? Мы же зарплату очень скромную имеем, нет у нас и каких-то льгот, а вы нам ни о спасибо, ни помочь не хотите».

У нас действительно, никто за учебу не платит, хотя во всех государственных специальных учебных учреждениях плата составляет около 20 тыс. в год. Люди, которые трудятся в этом хозяйстве, имеют зарплату по 800 руб., они побросали все свои дома, приехали сюда и теперь здесь живут. Чего ради? Конечно, ради своего воцерковления. Можно воцерковляться, не живя в этом хозяйстве, а живя в городе, в квартире. Некоторые из них, приехав, деньги от продажи своей квартиры отдали нищим, зачем? А только из чувства долга перед Богом, потому что им надо вырастить будущих священников, ради этого они готовы раздать все. И у них случилась проруха. А эту картошку привез батюшка из Пензы, вот взял, сам собрал и привез.

И когда всё это было сказано, то потихонечку раскрылась вся картина в целом, сколько усилий тратится для нас со стороны разных людей, которые пришли и трудятся. Ну что, так мы и будем спокойно пользоваться? Это же иждивенчество получается. Но, тем не менее, в следующее воскресенье половина выехала, а вторая половина все равно куда-то уехала.

Оказалось, что другая половина откликнулась на просьбы общинников. Но здесь-то необходимость для всего училища перебрать картошку, а там нужда конкретной семьи. На нужду откликаются, а не откликаются на необходимость. Нужду услышали, а необходимость не услышали.

Потом решили посмотреть, а вообще у наших воспитанников есть сыновнее чувство долга к родителям? Большинство весь год не пишет домой писем, а родители всем пишут исправно. Отец его каждую неделю звонит, а сам он только в Рождество или Пасху – это значит есть проблема. И таких воспитанников оказалось процентов 70, это среди наших, в общем-то, неплохих ребят, выбранных при поступлении из числа многих.

Видимо на уровне прихода или образующейся общины должны быть какие-то события, в которых такие добродетели могут проявиться. Общинные события, в которых важно только доброволие. Община – это же Церковь, сама Церковь, а там, где сама Церковь, там главное правило – все на доброволии. Понужденный разными «плетками» человек не сможет подняться на высоту духовных поступков. Ведь «Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит».

Господь ждет твоего личного отклика, мало того, требования взять крест свой и пойти за Ним. Область общины – это все события внутри нее. Они могут быть заявлены, они могут быть поставлены. Но пойдешь ты или не пойдешь – это дело готовности твоей души.

На уровне общины есть необходимость формировать какие-то события, которые могут быть зовущими. Помощь, труды по необходимости.

Со старшими школьниками я провожу занятия по методике схода. Вообще если кое-какой актив есть, то молодежное движение можно начинать с них. А зарождение всякого движения дает разумную самостоятельность. Они начинают сами формировать свое движение.

На Руси основой уклада жизни была деревенская община. Для того чтобы определить порядок жизни, крестьяне собирались на сход. На сходе существовал определенный ценз – участвовали только мужчины, но когда речь идет о серьезной общине, то мужчины с малым воцерковлением, допустим, до 5-6 лет или мужчины до 26 лет участвовали в сходе только совещательно: в решении каких-то малых вопросов, а к решению серьезных вопросов допускались после 26 лет.. Хотя на Руси все были воцерковленные и там, в основном, работал ценз возрастной.

Сход сначала решал над каким вопросом работать сейчас, для того, чтобы определить порядок жизни. Потом выделяют вопросы для обсуждения, как правило, два-три вопроса, эти вопросы сначала обсуждаются в группах – весь сход делился на группы и вырабатывал варианты решения.

Один вопрос ставился на рассмотрение всего схода и каждая группа над этим вопросом предварительно работает. Разбиваются по благословению. Мы даем преимущество церковной работе, если группа оказывается большой, то она делится на две, на три, чтобы в итоге было не больше семи человек. Потом результаты своей работы они уже выносят на сход, где представитель от группы говорит о принятом решении. Cход идет часа четыре.

Весь сход это слушает и потом дается время на оглашение решения, и дается время для выступлений тем, кто хочет сказать что-либо по этому поводу. А потом уже те, которые имеют право решающего голоса, обсуждают окончательное решение.

На Руси право решающего голоса имели самые уважаемые старики, ну, конечно, решали из внутренних нравственных, духовных устоев. Особых споров у них не было. При решении, при дополнении, через обсуждение происходит согласование в сердцах и умах всех, имеющих право голоса. И потом, в конечном итоге, кто-то один, наиболее авторитетный и разумный, формулирует итоговое решение. И задает вопрос: «Согласны вы на такое решение?» Дается три или пять минут для обдумывания. Голосовать могут только те, кому за 26 лет. В итоге, решение схода, принятое большинством голосов, становится уже правилом для всей общины.

Обычно не бывает так, чтобы ровное число голосов получилось, но если вдруг случилось, то такая процедура разрешима. Тогда еще раз вопрос выносится на дополнительное обсуждение.

Мы сход проводим и с ребятами в детском поселении. Два дня идет подготовка к сходу в семейках, в их составе дети 7-12 лет и подростки – 12-15 лет. Но подростки выходят на свой сход, а дети до 12 лет на свой.

И это что дает: во-первых, вопросы на обсуждение выдвигают сами дети, во-вторых, все вопросы они сами обсуждают в группах, потом результаты выносятся на общий сход от каждой группы и голосуют за решение детьми же выбранные, почитаемые и уважаемые ребята.

Дети до 12 лет сами выбирают тех, кого они больше всего уважают. А у подростков уже разные цензы. Например, те, которые уже не единожды были в летнем поселении, имеют определенные преимущества при голосовании.

Здесь есть одна особенность. Дело в том, что те, которые имеют право решать, и участвуют в принятии решения, они и должны быть хранителями своих решений и после схода. Это означает, что ответственность за то, чтобы эти правила исполнялись, лежит на каждом из них. И если так получится, что в каких-то обстоятельствах жизни при ком-то из них, принимавших решение, кто-то задаст вопрос, на каком основании ты принимал решение, если ты сам не хочешь его выполнять, других к выполнению этих правил не призываешь, то он обязан точно объяснить, почему было принято то или иное решение.

Дело в том, что так идет развитие смыслового ядра общины, всех участников движения. Смысловое ядро развивается по принципу цепочки решений – приняли решение, потом оно идет по жизни, а те, которые сомневались, они на практике увидят, что были правы те, которые приняли это правило, потому что оно оказывается по жизни реально важным движением.

Сходы происходят один раз в полгода, а то бывает и раз в три месяца, и каждый новый сход обсуждает, что получилось с предыдущим решением, обсуждается еще и то кто из имеющих право принимать решение по жизни-то живет неправильно. Да еще и других не туда ведет. Значит он еще не в состоянии принимать жизненное решение. И тогда право принимать решение у него отнимается. Потом, когда мы применили сход на нашем хозяйстве, получилось, что наиболее сильно в плане общинного проживания наше хозяйство, потому что там реальные условия жизни: реальный труд, реальные личностные отношения, даже очень грубо реальные. И, конечно, там происходят очень сильные проверки нрава.

Были и ошибки. На первом сходе часть активных ребят были наделены правом принимать решение, а потом оказалось, что часть из них просто горлопаны. И потом это вдруг обнаружилось через два месяца.

Пришлось собирать новый сход, горлопаны все отпали, но остались другие, и как потом оказалось, что те, которые принимали решения или перестраивали эти решения, еще и зависимы, что они боятся тех и других. Оказалось, что они в каких-то обстоятельствах поступают по этим решениям, а в каких-то обстоятельствах трусят.

И только один-два выдвиженца твердо держались за принятые решения. Но когда они твердо встали, то большая часть горлопанов восстала против них и пошла бытовая разборка, началось задавливание новых твердых выдвиженцев. Но так как все в церковном плане были очень разные, в том числе часть пришли из бомжей, те вообще давай давить всех. Это было становление нравственного начала. Каждый встал перед выбором: либо за, либо против, либо пасовать, либо держаться.

Тут на самом деле есть проблемы: одна в том, что во время схода поднимается очень значимая группа вопросов. Ничто другое так не заставляет человека вникнуть в суть, потому что речь идет не только о диспуте, на котором можно просто продискутировать и потом это забыть, все дело в том, что в результате твоих решений как-то изменится общий порядок жизни. Это, первое, очень серьезно, тем более, когда сходы регулярно повторяются, они сильно влиятельны в силу всего строя смыслов, содержаний, соотнесений для многих (я тоже в этом участвую).

И второе: когда решение выносится от групп, имеющих право уяснения и уточнения предложений, то часто их прямые вопросы имеют кинжальный характер. Они не лояльничают со своими предложениями, а напрямую из опыта и по жизни спрашивают. При этом они выделяют настолько острые моменты, которые могут случиться в жизни, что от всего надуманного приходится отлагаться.

 Глава 9

 Две стратегии жизни – совести, самолюбия

 Всегда важно для реализации смысла бытия определить стратегию жизни. В предыдущих главах мы говорили о тех нравственных основаниях, из которых появляется реальность жизни.

Жизнь внешняя обслуживает наши личные вожделения. У каждого их много, начиная с того, что каждому хочется поесть, поесть сытно и вкусно. Каждому хочется красиво быть одетым, жить в уюте, комфорте, каждому хочется, чтобы было у него всегда хорошее, радостное настроение. Для этого используется множество разных приемов, начиная с кокетства с ближними и кончая телевизором, компьютером, разными психотерапевтическими кабинетами, массажами, парфюмерией и т.д.

За историю человечества придумана масса всяких способов сделать жизнь приятной. Наиболее изощренные способы поднятия настроения требуют больших денег, отсюда, конечно, один из очень важных факторов – это возможность иметь хорошую зарплату – тоже одно из самоличных вожделений, и когда она есть, то настроение сразу поднимается на несколько порядков и человек чувствует себя уверенно с хорошей опорой в жизни. Это тоже базисное самоличное средство, с помощью которого выполняются все остальные самоличные способы удовлетворения вожделений.

 Отцовское и материнское чувство долга.

Когда же мы говорим о нравственных достояниях, то мы говорим совсем о другом, прямо противоположном, о чем-то таком, что нравственно побуждает, например, ради ближнего отказаться от сегодняшней зарплаты. Взять свою зарплату и полностью отдать ближнему своему, потому что ему очень надо. «А я по-другому не могу, я знаю, что ему очень надо, поэтому я так делаю». – «Да кто так вообще делает, ладно треть зарплаты, ну еще половину, но не всю же!». – «Может быть, это так, но по моему внутреннему чувству я по-другому не могу, я вижу, что у него серьезная проблема и он ее не решит, если я ему не помогу». Такой человек сердцем знает, что «Болезному милость творить – с Господом Богом говорить».

Или же, ради какого-то нравственного участия в ближнем человек готов отказаться, допустим, от очень желаемого фильма, потому что в данный момент нужно побыть с другом. Но тогда фильм для него пропадает. Да пусть! Потому что рядом с нравственным откликом какое-то мое вожделение фильма – это вообще пустое.

Кстати, нравственное не создает иллюзий, оно всегда очень реалистично и конкретно. И если действительно у ближнего нужда, а я на нее откликнулся, то никаких личных вожделений в этом быть не может.

Так, например, действует чувство долга. Если оно пробуждается, то какие могут быть личные вожделения? Их просто нет. Это наиболее характерно для женщины, когда рождается ребенок. Правда, сейчас немало женщин, у которых никакого долга материнского не пробуждается. Есть такие матери, которые могут завернуть ребенка в полиэтилен и кинуть в мусоропровод. И такие, которые, родив ребенка, маятся, тяготятся, готовы спихнуть его няньке, медсестре, бабушке, – пусть кто угодно им занимается, но только не я. Так могут поступать как раз те, которые живут своими личными вожделениями. Для них личные вожделения превыше всего.

Но если в матери пробуждается нравственное чувство, то какие могут быть личные вожделения? Тут вообще забудешь про всё. Если ребенок плачет, ни о каком сне вообще не может идти речь. Мать поднимется ночью три раза, а если надо и пять раз и вообще не сомкнет глаз, потому что ее дитя нуждается в ней и она это чувствует и больше ничего для нее не существует. «Ну кто кроме меня?» – вот это и есть чувство долга.

Так чувствовать себя по отношению к ближнему может мать и, к счастью, именно в матерях, к радости нашей, сегодня это нравственное достояние еще в российском народе не потеряно. Все-таки достаточно еще матерей, которые в себе несут нравственное чувство. А «Материнская молитва со дна моря вынимает».

Отцы в большинстве своем это уже потеряли. По сравнению с матерями даже лучшие из отцов проявляют это нравственное чувство на порядок меньше. Хотя у отцов бывает очень сильно выражено, как мужское качество, чувство долга перед Отечеством, перед обществом.

Чувство долга по отношению к ребенку порою захватывает мать полностью. Подобным же образом отца может захватить полностью чувство долга перед Отчизной, особенно в критических обстоятельствах, ведь чувство долга, прежде всего, окликается на критические ситуации. А вообще-то, если оно откликнулось, оно всегда бывает живым и поэтому даже в быту остается с тем, на кого откликнулось. Мать может быть вся в ребенке особенно тогда, когда он заболел.

А когда он здоровый, она как бы забывает про него и занимается своей внешностью: бижутерией, косметикой, телевизором, устроением всяких удобств и приятностей для себя самой, а дитя в этот момент вообще не знает, где его мама. Она тут, в квартире, но реально мамы нет. Сейчас таких мам стало много.

Но все-таки нравственное чувство не в этом. Если оно есть, то всегда, даже будучи занята своими делами, мать все равно держит ребенка в поле своего зрения. В сердечной, душевной памяти она все время его хранит, и ребенок чувствует эту материнскую связь. Отсюда его спокойствие, уравновешенность, отсюда его мирность, с которой он может быть занят своими делами. И особо-то и не капризничает, потому что как оказывается, в большинстве случаев каприз ребенка – это просто вопль к матери, это порой единственный способ, каким он может ее привлечь. Потому что иным образом удержать маму при себе невозможно. Однажды он понял, что если сильно закапризничает, то мама вынуждена будет заняться им. Придется ей оторваться от своих дел, хоть она и досадует, хоть и нашлепает, хоть и накричит: «Что же ты меня отвлекаешь!». Она же отчего будет кричать на него? Оттого что он не дает ей заниматься своими вожделениями. «Ну пусть, ну ладно, нашлепала, накричала, но все равно она со мной. Она мною занимается, что мне еще надо?!».

Какое-то время позанималась, ему пока хорошо. Но через два часа: «Мама!». – А мама ноль внимания. – «Мама!». – Мама как будто не слышит. «А у меня ж есть испытанный способ!». Зацепился за что-то, устроил истерику, и мама опять с ним. Правда, еще раз нашлепала, и опять накричала. Зато со мною. Ведь «Матерни побои не больны».

Чувство долга есть одно из самых важнейших нравственных достояний человека, которое обращает нас друг ко другу. Будучи детьми, мы были преданны своим родителям настолько, что кроме них никого не надо было. Бабушка зовет: «Иди ко мне, иди». – «Ну, пойду побуду немного у бабушки, но все равно потом надо к маме». Тетя пришла в гости, тоже зовет. «Побуду с тетей, но все равно мне потом мама нужна». Откуда вот эта преданность матери? А это и есть чувство детского долга. Оно как раз и проявляется в привязанности к родителям, в том, что родители выделяются нами из всех людей.

 Образ Божий и есть чувство долга.

Чувство долга, с которым рождается каждый из нас и есть то, что Господь вложил в нас, сотворив человека. Это и есть образ Божий. Мы говорим, что человек создан по образу и подобию Божию. Да, по образу, а образ – это и есть чувство долга. Это Господня преданность, бесконечная преданность, верность и надежность по отношению к ближнему. И вот мы, с этим родившись, оказываемся перед выбором: развиваться ли в этом чувстве долга, сыновнего и дочернего, которое постепенно восходит к супружеству.

Когда образуется семья, она образуется в супружеском чувстве долга. Долга жены по отношению к мужу, составляющего ее верность, надежность, преданность мужу. Порою это чувство в полноте своей бывает необыкновенно глубоким и сильным. Немало же таких случаев, что ей говорят: «Брось ты его, ну что ты с ним возишься, домом он не занимается, только работой все время увлечен. Ты ему нужна лишь для физиологических потребностей. Больше ни для чего. Дети его вообще не волнуют и не интересуют. Зачем он тебе?!» – «Как?! Я не могу его оставить». Что же заставляет эту женщину оставаться при нем? «Как же, если не я, то кто будет у него жена?».

Вот это чувство, что она и есть та, которая должна быть его женой, а он без нее не может быть, это и есть чувство супружеского долга. Вот другой случай: муж пьяница. Напьется, носится по квартире с топором в руках, бьет мебель, всех выгоняет, готов зарезать и зарубить всех. Они, бедные, раз в неделю как минимум, выбегают из дома и прячутся у соседей. «Разведись, – говорят ей, брось его» – «Не могу, я жена». Батюшка благословляет: «Оставь его». – «Батюшка, не могу, я жена». Это говорит чувство долга. И есть случаи, когда такая жена была убита мужем в пьяном угаре. Это предчувствовалось, это предвиделось, но переступить через свое «Я жена» она не могла.

Вот какая глубина силы чувства долга. И это дано всякому человеку. Такая надежность друга, такая преданность другому – это и есть то, что Бог подарил нам. Это достояние Божие в нас. «Долг не ревет, а спать не дает».  Высота этого достояния создает удивительную красоту человеческую. Избитая, мужем своим попираемая женщина, тем не менее, во внутреннем своем состоянии – идеал красоты, нравственной красоты.

Когда у такой женщины рождается ребенок, то ее супружеское чувство долга преображается в чувство долга материнского. Она становится преданной, зхаботливой матерью. Это чувство долга матери ведет ее к правде отношений с ребенком. Из чувства долга только можно взращивать в ребенке нравственное достояние.

А если ты чувства долга не имеешь? Живешь своими личными вожделениями. Тогда ты вступаешь в отношения с ребенком подобные тому, что он задает тебе. Он капризен – ты в истерике, он в истерике – ты в ярости. Он в ярости – ты в унынии, и в тоске от такого ребенка. Отношения с ребенком переходят совсем в другую область. Он хочет подчинить себе других, и ты ему подыгрываешь, потакаешь, и не подозреваешь, что, оказывается, развиваешь его самолюбие, тщеславие, самоугодие. Ребенок растет у тебя как некий царек. Он – одно из твоих самоличных вожделений. Услаждаешься его тельцем, его душою. Он весь при тебе, тебе все нравится. И разницы нет, что ты время от времени услаждаешься еще и телевизором. Время от времени колбасою или тортиком, но больше все-таки ребенком.

Самоличное вожделение, то есть чувственная услада и нравственное чувство долга – это совершенно разные вещи. В детстве, имея действительно открытое чувство долга сыновнего или дочернего к матери и отцу, мы оказываемся перед выбором: пойти ли в развитие этого чувства долга, которое перейдет в чувство долга супружеского, потом родительского, а значит, соответственно, из этого супружеского долга уметь взрастить мужа своего, а мужу уметь взрастить жену свою в этом чувстве до серебряных отношений, а потом и до золотых отношений в семье, к золотому супружеству. Взрастить настоящих детей, которые продолжат это нравственное достояние.

Ведь есть наследство материальное: дом, сберкнижка, имущество, участок, дача, еще что-то, а есть наследство нравственное. И которое из них более высокое? По нынешним временам больше ценится первое. На самом же деле наследство нравственное много выше. Откуда оно берется? Коль это наследство, значит, от тебя оно должно передаться ребенку. Но, как и материальное, его надо еще и накопить. Возможно ли, ничего не накапливая в нравственном плане, потом иметь возможность что передать? Да откуда ты возьмешь? Если ты все время накапливаешь только личные вожделения и благодаря некоторой состоятельности удовлетворяешь их, то ты нравственное достояние совсем не накапливаешь. Тогда что ты передашь, как наследство? Да у тебя ничего нет, ты нравственный босяк.

 Распознайте свой жизненный путь.

Если мы уже с детства идем по пути нравственного развития – это одна стратегия жизни. В то же время сразу же появляется соблазн пойти по пути себялюбивого направления жизни, из себялюбия идти к личным вожделениям и в них  развиваться, ими обогащаться. Если внимательно посмотреть на свою внутреннюю жизнь с детства, то можно определить, в какую сторону все-таки я пошел? Какую тропинку выбрал: может быть, это самолюбие и обслуживание себя и вовлечения других в этот круговорот обслуживающих меня.

Как узнать самолюбие? Оно узнается просто. Среди моих знакомых нет ни одного, кого нельзя было бы задеть. За что-нибудь, как-нибудь, кто-нибудь обязательно зацепит.

Но зацепить, задеть, обидеть совесть можно ли? По совести вообще обижаются? Может совесть в ярость приходит? Раздражается? Она тебя может укорять, она может возненавидеть грех и тебе передать эту ненависть, тебе, как личности. Но чтобы по совести ненавидеть человека, яриться, обижаться – разве это возможно? По совести таких чувств нет. Может быть, такие чувства уязвленности, ярости, раздраженности или обиды появляются от чувства долга? Нет. В чувстве долга таких чувствований вообще нет. Оно ведь от Бога, это чувство. Может быть, Бог умеет так, обижаться, в истерики впадать, капризы устраивать? Господь шел по земле, апостолы чего-то не сделали – он в каприз. В другой момент накричал на них. Этого быть не может. Потому что в Боге этого нет. И, соответственно, нет этого и в нравственных достояниях. Задеть нравственное достояние нельзя.

Значит, что в тебе можно задеть? Только твое самолюбие. Главное рассмотреть все внутренние моменты задетости. Вот заделась, стало неприятно на душе, досада появилась, сердце раздразилось, обиделось. Виду не подала, но обиделась. Жду, чтобы выместить все на муже: «Ну, дам я ему». Отмечайте эти моменты, можно просто поставить на каждый случай палочки. А в конце недели посчитать, сколько их получилось.

Противоположное самолюбию достояние нравственное – совесть, которая питает наше чувство долга. И вот измерьте свою совесть. А на следующей неделе будете просто палочки ставить, отмечая моменты, когда совесть укоряла вас в чем-либо. Если бы мы принимали эти укоры совести, но чаще всего мы их гасим, говорим: «Все ж так делают, ну и ладно». Но, тем не менее, она корит. Вот эти все моменты укорения и отмечайте. В конце недели посчитайте, сколько их. Затем сравните объем самолюбия и объем своей совести и увидите, какую вы тропинку выбрали, какую стратегию жизни обрели еще где-то в детстве. С первого вашего сознательного каприза или первой обиды на маму, папу, на брата или сестру – вот с этого момента пошла ваша тропиночка самолюбия.

Поразительное, что при этом меняется и внешний облик человека. Смотришь на дитя – какое чудное личико. Когда-то вы тоже умиляли всех, даже самого вредного в самом худом настроении. Он глянул и умилился этому лику. Младенческий лик – это отражение души в лице человека.

Если действительно пойти по пути развития нравственных достояний, то это значит пойти по пути развития лика. Постепенно зрелость лик преображает, некоторая умиленность сокрывается. В лике и умильность, и зрелость сочетается в удивительном каком-то соединении, дающем лицу нравственную красоту. При этом по форме лицо может быть с неправильными чертами, а тем не менее оно красивое. Бывает же такое, видишь, ну несуразная физиономия сама по себе, а вот красота идет изнутри этого образа. Благородство, расположительность, обращенность, такая добрая освещенность.

Это в стратегии развития нравственного, когда лик постепенно развивается и к старости человек приобретает благообразность. Где сейчас такие можно увидеть? Разве только в монастыре. Хотя и в миру бывают такие нравственные люди. И благородство человека видно по лицу его.

Границы стратегии самолюбия.

По пути самолюбия совсем другие преображения происходят с человеком. К зрелому возрасту – 40 годам и далее приходится заниматься своим лицом. И подмазывать, и подкрашивать, и массаж делать, чтобы не пугать людей. Заниматься лицом, в то время как на самом деле надо заниматься душою. И если душою ты занят, то она естественно отражается в лице твоем.

Возникает вопрос: неужели человек родился вот для такого «развития». Это и есть наша стратегия жизни? А ведь мы, не отдавая себе отчета, практически, идем по этому пути. И как-то не задаемся особо вопросом, какова стратегия моей жизни? И вдруг расстроилась жизненная стезя. Не состоялся брак, или же что-то не получается с детьми. Или же не складываются отношения с родителями, с людьми. Уж и так и так пытаешься, но не получается того, что надо.

Попадая в эти трудные ситуации, человек очень сильно переживает, пытается из них выйти, но не подозревает, что всему этому должно быть. Потому что на уровне стратегии жизни он выбрал все эти провалы, потому что при жизни в самолюбии будет именно так, как у него сейчас происходит. И на стезе самолюбивого развития не только ужасно меняется его лицо, но меняются и все обстоятельства его жизни. Так что он постоянно гонится за ситуациями и часто не успевает. Время от времени переживает крах, причем именно по стратегическим своим чаяньям.

Супружество – это же стратегическое чаянье. Оно может прийти к краху. Тогда будет «Родных много, а пообедать не у кого».  Можно еще сохраниться супружество внешне, но внутренне-то ясно видно, что никакого супружества нет. Серебряные отношения не достигнуты. О золотых вообще речи нет. Так, терпим друг друга, привыкли друг к другу, даже утешаемся друг другом. Но разве это есть тайна супружества? Разве это есть богатство жизни? Ведь ты понимаешь, что душа назначена к чему-то большему.

Вот первый крах, потом второй – в отношениях с детьми. Вырастить детей и поставить их на ноги – это важнейшее стратегическое направление. И тут, как бы ты сам себя ни утешал и ни оправдывал, – мол обстоятельства не позволили, система советская не та, я был занят разными делами, зарабатыванием денег и прочее – все равно в глубине души ты чувствуешь свою стратегическую ответственность. И она не будет давать тебе покоя. Она будет заставлять тебя искать решения, как все-таки поправить дела. А это, оказывается, связано с твоим внутренним выбором стратегии жизни. Поправлять можно, но если ты подчинен стратегии самолюбия, то поправишь только до каких-то границ. А дальше уже, сколько ни бейся, не поправляется.

 

Жизнь можно наладить только перейдя к стратегии совести.

Потому что, оказывается, дальше ты должен проявить в отношения с ребенком личные достояния. А они лежат совсем на другой стезе. На стезе нравственной. А ты ее оставил. И поэтому, если всерьез откликаться на внутреннее чувство ответственности за детей, то в какой-то момент приходится сознаться, что дальше заниматься всерьез ребенком можно только, перейдя из одной стратегии в другую, это означает вообще полностью перестроиться внутри себя.

Значит, вся жизнь до какого-то момента шла, оказывается, по стратегии самолюбия. А теперь тебе надо перестроиться на стратегию совести и чувства долга. Долга и ответственности. И перестройка родителей под эту стратегию и есть то самое нравственное преобразование, которого, в конечном итоге, ждет от нас Бог. И ради которого Господь так выстраивает события нашей жизни, что, в конечном счете, мы где-то уткнемся лбом в эту необходимость. Мы можем, конечно же, сказать: «Господи, поздно, не пойду, останусь, как есть, а ребенок сам виноват, что хочет, то пусть и делает. Я в него много сил вложила и буду много еще вкладывать, но если он этого не принимает, то пусть сам себя винит».

А можно все-таки услышать, что ты нужна Богу. А со своим самолюбием ты можешь, брошенная детьми, оказаться в доме престарелых. Такой исход – это стезя самолюбия. Может быть это и не твой удел, но уж точно ты будешь разделена со своими детьми. Ты будешь жить в одной квартире, они будут в другой. В рамках приличия скажут: «Вот, живи здесь спокойно, но только не у нас», и ты почувствуешь свою обделенность. Да, по внешним параметрам это и есть современное достижение цивилизации: именно так хорошо жить, это возможности нынешнего времени – жить в свое удовольствие.

И действительно, дети тебе создадут эти удовольствия: отдельная квартира, ванная, телевизор, все, что хочешь, – все будет при тебе, даже врачи будут личные приходить. Мало ли как сейчас дети могут устроить своих родителей. Они приходят, поздравляют, и ты к ним приходишь, но по большому счету, есть глубокая внутренняя оставленность детьми. И это будет чувство твоей собственной нравственной неустроенности.

Оно будет тебе говорить, что чего-то важного в жизни ты все-таки не совершила. Дети все равно остались как бы не с тобой. Значит, ты чего-то им не дала? Это ты не подарила им того наследства, при котором они были бы сейчас с тобою, но они от тебя этого наследства не получили. Будет у вас в семье «Чужих нет, а своих мало».  На пути самолюбия и невозможно это наследство подарить детям. Его там просто нет.

На пути самолюбия по нравственному ты босяк. Из тех самых, которые революцию устроили. Ты ничем от них не отличаешься. Если сейчас тебя позовут: «Давай, сделаем революцию, пойдем богатство отберем у тех, у других, у третьих, раскулачим их! И ты, может быть, ринешься туда и поддержишь их, кто знает. На пути самолюбия не знаешь, чего можно от себя ожидать. Иной раз поманят, и ты соблазнишься, побежишь и все предашь. Предав, ты, конечно, будучи человеком нормальным, заскорбишь и совесть тебя укорит, ты будешь жалеть, что так поступила, но назад многое будет уже не вернуть.

От стратегии жизни зависит, в конечном итоге, ее исход. От нее зависит все дальнейшее родовое развитие, от тебя начинающееся. Потому что, конечно же, род имеет длинную череду поколений и ты всего лишь одно звено в этой череде, но ведь эта ступенька, от которой род может получить совершенно новое развитие. Сколько таких случаев было! Ведь бывали роды, которые, казалось бы, погибали, и вдруг кто-то в этом роду родился, вырос, очнулся, вступил на совершенно новую стезю развития и через это пошли совсем другие дети, и род обрел совсем иное направление. Обрел красоту и удивительную зрелость.

Значит, каждый из нас может стать такой точкой отсчета, где род получит новое направление. Или же усилится в своих добрых качествах, которые, конечно же в роду обязательно были. Не может быть, чтобы в роду нашем все были отщепенцы, все были прохиндеи, все только по самолюбию вели стратегию своей жизни. В роду обязательно были люди, которые держались духовных ценностей жизни и, может быть, именно благодаря им и их молитвам мы здесь собрались. Ибо «Не стоит город без святого, селение без праведника».  Многие вообще не способны слушать об этом, а мы слушаем, значит в нас что-то еще живо? Но тогда тем более велика моя личная ответственность перед тем, благодаря которому я сейчас жива или живой. Особенно, за последующее развитие рода. Поэтому, конечно, вопросы стратегии жизни являются наиважнейшими.

Дело в том, что самолюбие – это явление духа, а в то же время есть душа. Так вот, можно быть самолюбивым по духу, а душою очень нравственным. Т.е. чувство долга, ответственность, обязанность, честность, правдивость – это все явления души. Так вот, очень многие, хорошие люди – они хорошие по душе. Но все они в основании своем самолюбивы. А что это означает? Что они хороши до определенного момента, до границ. Пока не заденут их самолюбие. Но если заденут самолюбие, то все эти хорошие стороны души тут же будут преданы, оставлены.

Почему всегда обидно, когда близкие корят. А когда посторонние, не так.

Да потому, что самолюбие, добывая себе удобные условия жизни, от кого более всего эти удобные условия получает? От близких же. От кого более всего ждет этих условий? Доброты ждет, ухаживания, участия, прежде всего, от ближних своих.

Душа сотворена для единодушия, и потребность единодушия – это естественное, Богом данное чувство. Но, другое дело, что к нему может быть примешано самолюбие. И вот это самолюбие при недостаче единодушия уязвляется и впадает в обиду, в тоску, внутреннее одиночество. Это все самолюбивые примеси. Потребность единодушия обладает деятельным характером. Желая единодушия со стороны ближнего и не получая его, она деятельно будет помогать ему, чтобы он пришел к этому. Если же начинает примешиваться самолюбие, оно начинает закручиваться само в себе. Или, наоборот, деятельность теряется, начинается апатия, вялость, всякие придирки и только потом уже из этих придирок вдруг рождается самолюбивая реакция, порой очень сильная, когда я могу устроить такую истерику и такой скандал!

Исконное чувство единодушия, будучи деятельным, прикладывает массу усилий для того, чтобы мужа все-таки сделать домашним. Не обижается на мужа. Он такой-сякой, все время жди от него всякие подвохи, и он того и гляди, свинью подкладывает, но единодушие не обижается, а все время обращено к нему, желая его отклика и устраивая в нем этот отклик. Тут требуется находчивость, мудрость, нравственная полнота женщины, в которой она может, в конечном итоге, пробудить его нравственный отклик.

Как побороть самолюбие?

Для этого есть вот такое задание – измерьте свое самолюбие, просто отслеживайте, отмечая произвольно его проявления каждый день, потом измерьте свою совесть, то есть вспоминайте, сколько раз за сегодняшний день ваша совесть вас укоряла. С появлением навыка у вас получится удивительная штука. Когда начинаешь отмечать свое самолюбие, оно начинает угасать. Когда начинаешь обращать внимание на укорения совести, совесть начинает возрождаться и возрастать. Поэтому, идя за совестью, мы отходим от самолюбия. Говорят «Как ни мудри, а совесть не перемудришь».

Самолюбие – это явление духа и совесть тоже. И когда совесть пробуждается, то она питает все остальные душевные нравственные достояния: чувство долга, ответственность, честность, искренность, правдивость, попечение, почитание. Это все питаемо совестью. Если мы поступаем не в согласии с этими нравственными достояниями, совесть нас корит. Она становится нашим внутренним регулятором и надо просто жить ею. К сожалению, время сейчас такое, что мы совсем перестали ею жить, это вообще не в цене сегодня. Мало того, это вообще даже нигде не вспоминается сейчас. В 70-х, 60-х годах все-таки о ней беседы проводились, в газетах писали. Даже в 80-х годах «Комсомолка» публиковала массу статей, которые все-таки трогали народ. Сейчас же ничего этого нет. И, тем не менее, все-таки дело именно в ней, в совести.

Значит, вопреки всему окружающему надо заниматься своей совестью. Да, ты при этом можешь попасть в разряд несовременных людей, но Господь сказал: «Будете гонимы, если пойдете за этим – то будете гонимы». Будете не приняты своим обществом. Но и конечно радость, милость Божья, что мы все-таки служим в том учреждении, в котором эти ценности провозглашаются. Пусть не все их принимают, пусть не все за ними идут, но все-таки это звучит, это на слуху и уже просто сказать: «Ты святоша», – никто так открыто не может. Хотя, конечно, и хихикнуть могут и всякое едкое слово употребить.

Весь опыт, история всего человечества показывают, что добро никогда не проигрывало. Другое дело, что сначала добро поносят. Но если ты в добре стоишь, то все равно, в конечном итоге, станут уважать. Только, чтобы это было искренне, действительное добро.

Мы сейчас поднимаем материалы советских гонений, когда священство ссылали в концлагеря. О.Арсений, например, попадает в концлагерь на Байкале, где одни рецидивисты. Конечно же, он переживает сплошное издевательство, и все равно остается верен добру. И тому самому, который больше всего издевался, Господь так устроил, что он заболел. За ним ухаживал отец Арсений. Другой пришел в изнеможение от каторжных работ. Кто его подбадривал, кто делился пайкой хлеба с ним? О.Арсений. И вот это деятельное добро привело к тому, что не за неделю, не за месяцы, а за годы пребывания рядом с ними, он вызвал в них такое уважение к себе, что потом эти же арестанты, которые держали там власть, заставили всех остальных уважать о. Арсения. Воистину «Добро худо переможет».

Не только к держателям власти так проявлял себя? Он же со всеми такой был. И все так или иначе на себе испытали тепло его удивительного добра. А когда человек зажат в обстоятельствах, где он действительно нуждается в добре, в помощи, и ему действительно помогли, он не откликнуться не может.

А уж тем более дети. Надо будет своих детей в этом убеждать. Что они пойдут вовсе не по широкой дороге, где их будут привечать с добром. Добро сегодня не в цене – это они должны точно знать. Но оно в цене для тебя, и поэтому всегда будь деятельно добр по отношению ко всем. Но встретишься и с тем, что будут над тобой издеваться и всяко поносить. Но не оставляй добра. Вот в этом надо воспитать свое дитя, а за такой стратегией еще и Господь. Господь будет сохранять. Научите, чтобы ребенок всегда имел обращение к Богу и надеяние на Бога. Но только не такое, что Господь от всего избавит. Нет, Господь как раз будет учить трудными обстоятельствами, через них нести добро, а не «сваливаться» в обиду. Он будет тебя испытывать. Надо объяснить, что Господь будет испытывать, и поэтому ты будешь просить помощи Божией, а ее как бы не будет. Хотя Господь всегда будет рядом с тобою, он будет тебя испытывать, чтобы ты сам пронес это добро, не обиделся бы, не раздразился, а нашел бы что твердо и мудро сказать.

Для детей, конечно, очень сложная сейчас ситуация и сложно их нравственно воспитывать в нынешних обстоятельствах. Такие времена.

Мы сейчас все больше худое говорим о том тяжелом времени воинствующего атеизма. Но я вспоминаю наши пионерские годы и думаю, что «Нет худа без добра».  В общем-то на самом деле ценности были более весомые, нежели сейчас. Мы думали о наших поступках, мы мечтали совершить какой-то подвиг: мальчики защищали девочек, мы читали книги, мы  не были заражены телевизором – и смотреть-то нечего было. Было что-то хорошее в то время тоже. Было Тимуровское движение. Хотелось людям помочь. Именно помочь. А сейчас дети растлены телевидением, растлены культом денег, избалованы красивыми вещами. Девочки занимаются с 14 лет проституцией.

Давайте посмотрим на это с позиций Божьих. Это же Господь все времена содержит, оставляя при этом человеку свободу по Своей величайшей бесконечной любви, Он ничем человека не обязывает. И по этой причине человек свободен. Только любовь так может. Мы, имея хоть какое-то самолюбие, все равно обязаны человеку и потом обижаемся. Поэтому наша любовь, все равно, так или иначе корыстная. Господня же любовь абсолютна, и если даже погрешить против Бога – Господь потерпит. Если человек выбирает дела противные Богу – Господь будет скорбеть невероятно, но попустит ему это, потому что в любви Своей ни в чем не хочет его обязать. «Не по грехам нашим Бог милостив».  И при этом всегда хочет, чтобы человек сам, добровольно обратился к Нему, к Богу своею искреннею любовью.

Характер времен формируется под влиянием обеих сторон. С одной стороны Божественного Вседержительства по устроению обстоятельств жизни, а с другой стороны – свободы человеческой по отношению к Богу. Да, к 1917 году люди в России пришли в такое состояние, что большинство просто откровенно сказали Богу: «Мы Тебя не хотим. Ты нас слишком обременяешь Своими нравственными идеалами. Мы хотим жить широко». И ринулись в эту широкую жизнь. Господь не пресек их свободный выбор. Но надо было сохранить остаток Своих людей. Каким образом? Сохранением Церкви, утверждением ее? И можно было, но власть придержащие поставили задачу вообще Церковь уничтожить. Хрущев, руководитель страны, не в кабинете, не среди друзей, а на сессии ООН обещал всему миру: «Я вам покажу последнего попа». Это прозвучало через средства массовой информации на весь мир. А Ленин просто написал: «Уничтожить до последнего. Жесточайшим террором, красным террором». В этих условиях Господь только каким-то удивительным Промыслом мог сохранить какое-то количество храмов. И они были сохранены. Своею властью Вседержительною он все-таки храмы сохранял. Для какой-то очень небольшой части людей сохранилась церковная жизнь. Какая жизнь была у священников в этих храмах, мы сейчас только слушаем и читаем в воспоминаниях того периода. Этого никому не пожелаешь. Ну и тихонечко ходили туда наши бабушки. Дедушки почти не ходили. Мужчины в большинстве отпали.

Сохранить свое достояние чисто церковным способом было невозможно. Господь находит возможность сохранить хотя бы нравственное достояние, удерживая людей, ту же самую компартию, в рамках нравственного кодекса. Они были вынуждены этот нравственный кодекс соблюдать, потому что иначе тогдашний народ, более-менее заквашенный Церковью, хоть уже не желающий Церкви, но все-таки остававшийся нравственным, он бы не принял этого. Даже сами революционеры, большая часть которых пошла за большевиками, тоже этого не приняли. Все-таки, хоть и безбожный, но именно этот народ выиграл войну. Это был народный подвиг. Это же не какая-то кучка оголтелых революционеров победила в войне, а весь народ, и победить можно было с чувствами нравственными. Чувством долга. Миллионы примеров силы этого чувства долга была в наших солдатах. А в наших женщинах, в наших детях, которые трудились в тылу и всё отдавали фронту во имя победы, было почти то же самое, что мать делает по отношению к ребенку. Несколько танковых дивизий и самолетных эскадрилий было собрано на народные церковные средства. Женщины снимали с себя все драгоценности и выкупали у Соединенных Штатов сталь для производства оружия.

Нравственное достояние надо было как-то сохранить. Оно было в людях и просто взять и отменить его было невозможно. Ведь задача-то у власти была только одна, – подчинить себе народ. Но подчинить можно было, только угодив народу, угодить нравственными лозунгами. Поэтому сочиняется «моральный кодекс строителя коммунизма», списанный с заповедей Господних. Там только первой заповеди нет. И люди восприняли это, и пошли строить рай, правда земной, но все-таки рай же пошли строить. И Господь взял это в Свою пользу. И коль приняли «моральный кодекс», как нравственное основание, то Господь дальше создает систему нравственного воспитания. Отказаться от Бога можно только самолюбием. По душевному мы развивались нравственно, а по самолюбию продолжали все дальше отходить от Бога.

Вдумаемся в премудрость Божию относительно времен, т.е., стратегию Бога в истории. Нужно было за советский период сохранить Свое достояние в душах людей, чтобы затем, когда уже невозможно будет хранить даже это, потому что люди развратятся, все-таки произлить Благодать Свою, чтобы были те, которые ее подхватили бы, намучавшись без Бога. Намаявшись за весь советский период без Бога и ожидая Его. Эти люди, намаявшиеся без Бога – это мы с вами, которые невольно собрали в себе всю маяту поколений.

Пришли времена, когда маята накопилась такая, что можно произлить благодать, и она будет воспринята. В советский период ее воспринимать было некому, маяты еще не было. Все были в общем-то довольны своим нравственным состоянием. И когда из поколения в поколение народ стал хиреть, состояние России становилось все хуже, влияние Запада все усиливалось, тут началась маята. Сначала это была просто нравственная маята, а потом все более и более скрыто-духовная. И когда ее накопилось много, Господь это всеведением Своим увидел, и закончились времена советской власти, Господь произлил благодать, которая была воспринята, потому что было кому воспринять. Чтобы такие люди появились после событий 17 года, потребовалось 70 лет накопления маяты. И вот сейчас, когда уже невозможно удержать даже то доброе, что было в советское время, потому что люди этого не хотят, и тем не менее, какая-то часть церковных людей сохранена Богом в этой маяте, и они пьют сейчас эту благодать. Худо-бедно, но все-таки обращены к ней и ею живут.

Господь-то промышляет дальше, значит, этот период сменится каким-то другим. Каким? А мы через пророчества знаем, что Бог знает уже всё, и в следующий период будет разгул самолюбия, где всё будет откровенно и со властью делаться. Сейчас мы уже видим начало этого, но все-таки, это еще цветочки по сравнению с теми ягодками, которые названы Богом. Действительно, если логически подумать, то, куда всё ведет? Конечно, все туда и пойдет, туда оно и летит сейчас семимильными шагами. Насилие, проституция, кражи, убийства, всё это будет в открытую, всё будет как бы нормою. Сейчас это все-таки еще не норма. Люди все-таки еще содрогаются. А для какой-то части населения это уже норма. Они же свободно этим пользуются сейчас. Многие подростки это уже освоили. Представьте себе, мы приближаемся к тем временам, когда нормой станут ужасные явления. Которые сейчас только начинаются, а тогда они расцветут.

Тем не менее, задача Бога даже в этих условиях сохранить Свой начаток. Значит его надо вырастить из сегодняшних людей. Как вырастить этот начаток, который в те времена не соблазнится. Его же надо упражнять. И вот мы попадаем не в советское время, где все-таки все благопристойно, а в наше сегодняшнее, где или ты действительно сейчас соблазнишься и понесешься в мутном потоке, или останешься при своем нравственном достоянии. И при своей вере. Но, оставаясь при вере, ты будешь в условиях вовсе не всеобщей поддержки. Не будет поддержки в семье, на работе, во всем обществе. Ты будешь время от времени натыкаться на разные ехидные оклики и укоризненные взгляды. Через все тебе надо будет пройти, упражняясь в нравственном и духовном.

Ради этого сегодня так времена идут. Ради нас таких были времена советские. Ради нашего теперь упражнения сейчас такие ужасные времена, но по-настоящему ужасные наступят после.

Поэтому надо не жить этими ужасами, ужасы – это дела их, каждый волен жить так, как хочет. Выбрали – пусть живут, но я то выбираю нравственное, и, соответственно, буду искать духовную среду, жить буду на нравственных основаниях, из духовных побуждений действовать, но это значит не видеть вообще этих всех безобразий. Зачем мне на них спотыкаться? Не надо мне разворачивать эти газеты и там читать про ужасы, не надо мне смотреть телевизор, где все эти ужасы мелькают на экране. Мне есть чем жить.

 

Глава 10

 Личность человека: сотворение и нравственное становление.

 Чтобы понять суть церковного учения о личности, начнем с осмысления одной мудрой мысли. Василий Великий сказал: «Иное есть у меня, иное есть мое, и иное есть я». Давайте попробуем разобраться, что имеется в виду? «Иное есть у меня» – это что такое? И почему оно не мое?

Возникшие мысли – это у меня или мое? Мое – это то, что мне всегда принадлежит, что всегда со мной, а у меня – это то, что может быть, а может и не быть, поэтому мысли – это у меня. У меня возникла мысль. Еще у меня может быть чувство переменчивое. У меня возникло то или иное чувство, потом оно ушло.

То же касается наших способностей. Они могут развиваться, могут забываться, но все равно остаются. Сама способность всегда сохраняется, а вот умения и навыки могут теряться или вновь обретаться.

А что есть мое? Сознание мое, мышление мое, талант мой, грехи мои. Под влиянием раскаяния и духовного делания они могут и покинуть тебя, но пока они есть, они твои.

Тогда что есть я? Если всё это, то тогда это не я. То, что владеет умом, оно говорит я. Что это такое? Это душа. «Душа моя, душа моя, что спиши?» Это о чем? Это я или же это у меня, или это мое? Моя душа, значит я – это не душа.

Вот вы говорите дух. Духом перетерпел, духом преодолел, возмутился духом. Тогда что такое, это мое или это я? Если возмутился духом – духом, это мое или это я? Мое.

Т.е., значит, ни душа не есть я, ни дух не есть я, ни способности не есть я. Что же есть я? Может быть, тело – это я? Нет, тоже не я. Что же тогда я?

Вот это и есть та самая тайна, которая возникла с того момента, когда Господь, сотворив Адама как человека, вдохнул в него дыхание жизни. При этом, сотворив человека из персти, т.е., из вещества, Он сотворил его как животную душу и как душу растительную, способную осуществляться как живое существо. Было сотворено все тело, вложена и сотворена в нем душа, которая этим телом двигала.

Нельзя же сказать, что Господь, сотворив человека из глины или из земли, сотворил труп? Он сотворил человека и затем вдунул дыхание жизни. Он сотворил живого человека, значит, имеющего тело, имеющего душу, и дух человеческий. И в этом смысле человек ничем не отличался от животного, потому что и животное имеет тело, животное имеет душу и по этой причине бегает, живет и когда умирает, то умирает, потому что душа распалась и поэтому животное умерло, его тело перестало двигаться. Только одной физиологией или только одними физическими механизмами тело в движение не приведешь, только душа приводит тело в движение. Но в движение приводится и животное, значит тогда и человек в своем движении тоже совершается как животное.

 

Дыхание жизни – это собственно человеческое.

И тогда что же в нем составляет собственно человеческое? Собственно человеческое составляет дыхание жизни, которое и есть это самое «я». По поводу человека сказано: «сотворил». А по поводу «я» сказано: «Вдунул дыхание жизни». Так вот это «я» в себе и заключает самое существо и самую суть образа Божьего в человеке, это «я» и есть личность в человеке. Господь создал нечто вне себя, сотворив человека, а когда вдунул дыхание жизни, от Кого это Он вдунул? От Себя. От Себя можно было вдунуть Образ Свой. И поэтому образ Божий, который вложен в человека, он от Бога непосредственно, как от верховной Личности – Божества вдунут или вложен в человека, поэтому «Я» – это личность человеческая и поэтому она надмирна уже по своему происхождению, потому что она вложена в человека от Бога. Поэтому «Жив Бог – жива душа моя».

По этой причине, когда мы начинаем ее в себе искать, то мы ни в чем вещественном и осязательном ее не находим, даже если берем очень тонко осязаемое. Например, берем тело – это не «я», берем душу, более тонко устроенную, но все таки материальное творение – опять не «я», берем дух, тончайшее в человеке – но опять не «я».

Значит, все, что осязательно тонко или даже грубо, оно все равно не относится к личности, оно есть то, в чем личность может совершать свое осуществление или осуществляться. А сама по себе она есть образ Божий и природа ее прямо от Бога, а не как творение из персти от материального.

Когда в зачатии совершается соединение родительских душ в душу ребенка, то совершается соединение и обретение чего-то такого, которое относится к области «мое». От родителей, от личности матери и от личности отца не может явиться личность ребенка, она и не является, потому что личность неделима, это единица, которая не распадается ни на двоицу, ни на троицу. И не может часть от части сливаться в другую часть или в другую единицу.

Личность – неделимая единица. Личность влагает или вдыхает в человека только Бог и поэтому в зачатии человека всегда участвует Господь. Акт творения, который однажды произошел, отличается от первичного акта только тем, что в первичном акте из персти Господь сотворил Адама сразу в некое животно-подобное существо, а когда возникновение ребенка происходит от отцовской и материнской особи, появляется душевно-телесная детская особь, но личностное ее начало все равно влагает Бог, и от Бога это совершается.

Правда, в церковном учении есть разночтение, в какой момент это происходит? В православной литературе святые отцы и угодники Божии много размышляли над тем, когда, в какой момент это происходит. Поэтому есть разные варианты, может быть вы их слышали или еще встретите. Одни говорят, что это происходит на втором месяце, поэтому до второго месяца после зачатия как бы еще нет человека.

Но сегодня Церковь сходится на том, в своем общем представлении, что вдыхание личности совершается в зачатии. При развитии даже эта одна клеточка распадется на две, потом еще на две, и еще пополам… А дальше весь процесс эмбриогенеза уже совершается личностью ребенка. Личность сначала осуществляется в процессе эмбриогенеза. В самом процессе уже совершенного развития эмбриона. А потом она совершается в момент родов. Рождением совершается личность. Сначала после рождения личность совершается в младенческом развитии, потом в детском, дальше в развитии отроческом, юношеском, зрелом и старческом.

И везде личность осуществляется в своем развитии в поле своего действия, выбирая то или иное из составов, которое принадлежит как мое личности. Личность может осуществляться в духе и восходить даже до седьмого неба, как это бывало со святыми угодникам. А может осуществляться в душе и тогда ей достаточно любить ближнего. Еще может осуществляться в теле и тогда стремится обнять ближнего. И везде личность действует своими разными осуществлениями и при этом в осуществлениях своих, совершаясь через разное мое.

 

Церковное и светское учения о личности.

Возникает вопрос: в чем разница между церковным и светским учениями о личности?

В психологии, как одной из наук о человеке, создано очень много разных теорий личности.

Одни теории личности опираются на социальные механизмы, т.е., утверждают, что личность тем или иным образом формируется благодаря социальному окружению и воспринятому из окружения мировоззрению. Его ценности и способы действия формируют, в конечном итоге, личность.

Другие теории исходят из того, что существует некое «эго», «я» в человеке и поэтому личность формируется изнутри, как развитие эго-начала в человеке, оно изнутри разворачивается в человеке и затем осваивает окружающую среду.

Таковы два основных подхода. Все остальные теории – это варианты либо одного из двух, либо частичного соединения двух. В любом случае выходит, что личность – это явление чисто земное.

Церковь же говорит, что личность – явление небесное, Божье. Именно по этой причине всякий человек есть человек Божий, Божий человек – это синоним личности. Это очень принципиально, что никакой социум не властен над личностью, никакое внутреннее самонастроение над ней не довлеет.

Личность превыше всего внешнего и всего внутреннего, потому что все внешнее – это у меня, а все внутреннее – это мое и ни то ни другое не есть личность и над всем этим личность возвышается.

Какие из этого можно сделать выводы? Во-первых, если мы под личностью будем принимать обретаемое через социальные механизмы, то это значит, что личностью можно управлять, личность подвластна внешнему влиянию. И тогда мы начнем искать различные механизмы управления личностью, способы давления на личность, методы формирования и развития личности. Именно в этих категориях обычно и совершается вся сегодняшняя культура человеческого сознания. И все остальные механизмы существования социума вообще.

Если же личность формируется изнутри, то тогда все механизмы воздействия на личность психотренингового, психотерапевтического характера имеют свою силу, они влияют изнутри, соответственно: аутотренинг, самогипноз, гипноз и прочее – всё это имеет влияние на внутреннее творение и совершение личности. И тогда, чтобы формировать личность, по этой теории остается только нарабатывать механизмы влияния на личность изнутри.

Если же мы понимаем, что личность имеет Божественное происхождение, то это означает, что ничто на земле власти над личностью не имеет. Личность превыше всего. Но мы же из своей реальной, живой практики совершенно точно знаем, что внешние условия, внешние влияния воздействуют на человека.

Разве окружение детей и подростков не влияет на формирование их ценностей? Влияет и еще как! Попал ребенок в хулиганскую среду – сделался хулиганом, попал этот же ребенок в среду нравственную – начал выправляться, попал он в среду неврастеников – сам стал неврастеником. Тогда, может быть, церковное учение о личности частично неправильно?

Преданность своим нравственным ценностям делает нас независимыми.

Давайте подойдем к этой проблеме с другой стороны. Какая же наша особенность может быть так сильно подвластна внешним влияниям и не менее того влияниям внутренним?

Оказывается, этой особенностью личности человека является его самолюбие. Самолюбие все время хочет утвердиться над всеми, осуществиться в среде окружающих людей – в этом движение самолюбия. И вот эта потребность самолюбия осуществиться и утвердиться в кругу людей делает человека зависимым.

Вот стоят подростки в круге, один из них вытащил пачку сигарет, а я, тоже подросток не курю. Пачка сигарет пошла от одного подростка к другому: этот взял, другой взял, третий взял, пачка все ближе и ближе ко мне, я начинаю внутренне напрягаться, потому что если я сейчас не возьму, то сразу же сделаюсь чужим среди них, а если возьму, то преступлю внутри через что-то свое. Но сделаюсь тогда свой среди них. Вот пачка доходит до меня – я не беру, гробовое молчание, – так всё напряглось, и, тем не менее, я сигарету не взял, пачка идет дальше, и с этого момента как бы все напряжение спало, но одновременно явилась брезгливость и пренебрежение ко мне: всё, я уже не с ними, я уже отчужден.

Чем же я смог остаться выше этого? Внутренней преданностью своим ценностям. Ценности – это мои, а что такое было во мне преданно этим ценностям и осталось превыше ситуации, которая по сути была социальной. И второй вопрос: а что же все-таки при этом напрягалось во мне, пока эта пачка по кругу шла? Напряглось, пережило даже внутренний ужас и страх, что сейчас что-то произойдет, но в конце концов, когда я все-таки преступил через этот страх и не взял сигарету, они, окружающие, отпали прочь, но стали небрежительны ко мне. Я освободился теперь уже в некоторой внутренней уверенности в себе.

Оказывается, это был момент, когда происходила борьба внутри моей личности, моего нравственного начала и моего самолюбия. Самолюбие точно хотело оставаться в этом кругу своим и точно слышало, что ситуация такая, что если я сейчас пойду не по самолюбию, а по нравственному чувству, то сразу же сделаюсь чужим для них. Но для моего самолюбия это ужасно: потерять себя, потерять, практически, жизнь, потому что жизнь самолюбия моя обязательно в их окружении, в том, что они меня приемлют, в том, что я среди них что-то представляю. Вот это желание оставаться в глазах других людей каким-то весомым человеком – это потребность самолюбия, именно она напряглась и так остро переживала эту ситуацию.

Тем не менее, я все-таки не взял сигарету, и именно в этот момент опрокинулось мое самолюбие. Почему я вдруг почувствовал себя свободным после этого и одновременно уверенным в себе? А потому, что нравственное чувство, мое я, моя личность, осуществляясь в нравственном, превозмогла самолюбие, опрокинула его и осталась существовать уже без них. Они-то уже все отпали, они меня вытолкнули из своей среды, завоевать теперь снова их уважение мне можно только одним образом: либо лихо закурить на их глазах, либо отчаянно напиться, либо дерзко осуществить какую-нибудь их ценность. Но я же на это не иду. И «Кто зла отлучится, тот никого не боится».

Так вот, мужество – это есть способность преодолеть самолюбие. И если мы научаем детей этому действию, то начинается развитие собственно личности в ребенке. Но это означает, что начинается развитие такого качества, в котором ребенок, потом юноша, потом взрослый оказывается независим от мнений окружающих людей.

Московский философ Арсеньев, довольно известный, был в свое время гоним, потому что работал в области философии нравственного, а в то время приверженцы этой темы были вообще гонимы, и поэтому его изгоняли со всех кафедр. Мне посчастливилось учиться у него. На последнем месте работы он читал нам курс философии. И когда он его прочитал, его с грохотом последний раз выгнали из института, и после этого уже никуда не принимали на преподавательскую деятельность.

Правда потом, после перестройки, ситуация изменилась, но до перестройки он нигде не мог работать преподавателем. Его курс философии – это было что-то уникальное. У нас посещение было свободным – можно было ходить на лекции, можно было не ходить. На лекциях Арсеньева, как и других выдающихся ученых, которые нам преподавали в Москве, весь наш курс присутствовал всегда в полном составе, потому что слушать Арсеньева было крайне увлекательно. Тетрадку лекций по философии я носил с собой всё последующее время, вплоть до переезда в Волгоград. И сейчас она хранится в Москве.

Однажды Арсеньев написал статью «Мораль и нравственность». И за нее на него набросились с критикой. То, что он утверждал в этой статье, сейчас для нас, может быть, и не будет ново, но для людей того времени это было шокирующей новостью.

Он утверждал, что нравственность внеисторична и вневременна, а мораль всегда исторична и всегда обслуживает свое время. Значит, все моральные устои – это всегда определенные заказные правила, мораль в обществе устанавливается та, какую заказывают хозяева этого общества. И поэтому, соответственно, то, что отвечает интересам власти, такая идеология и мораль устанавливаются в обществе.

Но нравственное вне времени и вне истории. Это означает, что если нравственное в тебе есть, то независимо от существующего правительства, независимо от того, к какому сословию ты принадлежишь, независимо от того, где ты находишься: на работе, на улице, в любом окружении, твое нравственное будет требовать от тебя всегда одного и того же, как тысячу и пятьсот лет назад, так и сейчас – нравственного, личностного.

Вдруг услышать в идеологизированном обществе такую проповедь – это было, конечно, небывало смелым ниспровержением удобных устоев для власть имущих.

Помню, что для меня это тоже было потрясением, когда сначала я об этом прочитал, потом услышал от него самого. Тогда это было для нас, его студентов, просто откровением, Для него же это откровение было судьбоносным – он лишился всех возможностей читать лекции и вообще где-либо работать. Но «Кто умен, тот умеет и безвременье терпеть».

Это очень важное утверждение, что в нравственном осуществляющаяся личность, как Божественное явление, внеисторична и вневременна. Это есть то в нас, что не зависит от мнения окружающих людей.

 

Если побеждает самолюбие, то личности уже нет.

Всякий раз, когда мы с вами оглядываемся на кого-то и только после этого говорим, мы действуем от самолюбия. Но самолюбие – это явление страстное, которое возникает в человеке и которой перехватывается личность и становится самостью, личности уже нет. Самолюбие, самость всегда историчны, всегда зависимы от среды и всегда служат среде. Вы можете точно увидеть все механизмы самости, которые происходят очень просто.

Например, если несколько людей собрались в сколь-нибудь постоянную группу, то сразу же происходит иерархизация группы. Тут же возникает пирамида: на вершине вожак, за ним приспешники, потом срединные и обязательно изгои. Мальчиковые группы более устойчивые. Девичьи группы очень переменчивые, неделю только хватает девчоночьей группе жить едино, и уже кого-то выкинули, кого-то обратно к себе впустили, внутри группы все время происходит какое-то брожение: то вверх, то вниз по иерархии передвигаются все. Любой женский коллектив – это сплошное роение туда-сюда, постоянное изменение положений, состояний, подставления друг друга, подначивание, сопоставление и зависть, и постоянно каждый человек слышит свою зависимость от всех. Все боятся пикнуть, не то сказать, не так задать вопрос, сделать что-то не то. Когда в беседе бывает вопросно-ответная часть, сразу слышно, сколько в нас самости, почти каждая тут же замыкается: только бы не мне первой задавать вопрос. Вопросов море, а задать боюсь. Отчего эта боязнь? От самости, потому что она всегда боится опрофаниться. Ну и только очень во всем уверенная самость тут же скажет: «Батюшка, давайте я Вам задам вопрос». Но как распознать, это уверенная самость или что-то другое? Где самость, а где личность?

Личность, когда она свободна, то если имеет вопрос, она его задаст. И поэтому личность всегда проста. «Там, где просто, там ангелов со ста». Значит с простотою, с личностью всегда есть благодать Божия.

Самость появляется там, где самолюбие начинает изменять, заквашивать собою личность, и в конце концов завладевать личностью. Но как можно завладеть личностью, если она делает независимым человека? Ведь личность от Бога и превыше всего, как же она вдруг перехватилась самостью? Грехами нашими самость умножается и укрепляется.

Личности Господь даровал удивительное свойство – свободу. Это не свобода воли, это свобода личности, личность свободна сама в себе, а воля – это то, что «я», или то, что мое? То, что мое, воля – это не есть личность. Воля – это то, посредством чего личность осуществляется. И поэтому, конечно, есть свобода воли при всем при том, нравственная свобода личности, но при этом превыше всего свобода самой личности. И вот в этой свободе личность сама, – ее никто не собьет и никто не захватит – она сама уклоняется от Бога. Вот поэтому «Вольному воля, а спасенному рай».  Вот это от себя, от личности совершенное действие и превращает ее сразу же в самость.

Восстановиться снова в личность можно только действием, освобождающим от самости. И этим действием является покаяние. Само покаяние есть тоже проявление свободы, но свободы, которая возвращает личность из самости. И поэтому без покаяния восстановиться в свободе личности нельзя.

Там, где мы свободно, личностно уклонились от Бога, там появляется самость. В самости совершается самолюбие, в личности же совершается любовь.

Если внимательно посмотреть на все описания механизмов, которые сегодня предлагает социальная психология, то это будут механизмы самости. Всё, что включает сегодняшняя теория личности – это на самом деле не теория личности, а теория самости.

Давайте разберемся на конкретном примере. Когда наступает время поста, и Вы в пятницу идете в буфет, а с Вами увязались еще две коллеги, конечно же, не постящиеся, перед которыми вы боитесь открыться, как человек верующий. И тогда возникает вопрос: либо взять сейчас второе (а другого нет, кроме как с мясом), то ли вообще обойтись чаем с булочкой? А буфетчица еще как назло очень вас любит и именно сегодня предлагает ну такой вкусный суп, такое аппетитное второе. В этот момент Вы встаете перед выбором: какое действие совершить, волевое или личностное?

Ваши действия по отношению к самой еде – взять ее или не взять, –  это свобода проявления Воли, а по отношению к двум коллегам и буфетчице – это проявление свободы личности. И по отношению к Богу это тоже проявление свободы личности. Поэтому там, где дело касается явлений и событий внешних, там действует воля. А там, где мы касаемся личностных отношений человека с человеком или человека с Богом, там уже проявляется свобода личности.

Так вот, оказывается, свобода личности – это фундаментальное явление именно в человеческих отношениях. И поэтому, когда враг соблазнил Адама и Еву, то он привел их во взаимные отношения. Хотя начались отношения с ним, с врагом. Но так как враг, в итоге, для нас и для всех скрыт, то он, сокрывшись в нашей самости, и приводит нас в отношения друг с другом, а именно самости с самостью, самолюбия с самолюбием.

А вообще существует два рода таких людей, которых ничем нельзя задеть: одни – это святые. Потому что в них изжилась самость и поэтому задеть нечего, хотя до конца самость неизживаема, она изживаема только лишь милостью Божией в момент смерти, когда человек умирает, и Господь приемлет эту святую душу для рая. В этот момент Он ее высвобождает еще и от остатков самости, тогда ангелы подхватывают ее и уносят.

Второй род людей, которых ничем задеть нельзя – это больные шизофренией. Есть такая степень уже стабильного развития шизофрении, когда человек впадает во внутреннее самочувствие стойкое и уверенное, и поэтому его уже ничем не собьешь и не заденешь.

Идет такой человек по улице и говорит: «Я – Бонапарт». Попробуете его с этого сбить или в этом задеть, а он мимо вас и сквозь ваши к нему обращения проходит ничем не задеваемый. Шизофрения – это болезнь гордости, болезнь духа, когда дух входит в устойчивую гордость. Это патология духовного характера. Шизофрения всегда была, всегда присутствовала в человечестве, но особенно она распространилась именно в наше время: такого количества шизофреников, как сейчас никакие времена не знали.

Получается, что когда мы начинаем применять различные методики психологического действия, то везде и всюду все равно работаем практически, в области самости, в области самолюбия. Можно самолюбие это уменьшать, подкрашивать, делать более-менее приличным, даже социально важным, но все равно мы остаемся в области самолюбия. При этом можно даже, пребывая в самолюбии, трудиться над тем, что есть у меня, а у меня есть тело и можно усовершать тело до выдающихся результатов.

 Чтобы спастись недостаточно естеством творить законное.

Наша самость тоже может заниматься усовершенствованием души, может умножаться в своем великодушии, в учтивом поведении, во внимании, в чуткости, в заботе, в тактичности, во всем этом можно усовершаться, пребывая в самости. Выдающимся примером или образцом вот такого душевного совершенного развития будет в последние времена Антихрист. Это будет выдающаяся личность, тот человек, в которого дьявол вдохнет свои силы.

Произойдет повторение всего того, что Бог делал по отношению к человеку. Господь сотворил человека, а потом вдохнул в него дыхание жизни. Здесь же дьявол в народившегося человека или же в зачавшегося человека вдохнет свое дыхание – дыхание самости. Но этот самостный человек будет трудиться над усовершением своих душевных проявлений, нравственных качеств и в нравственном он будет давать образцы столь высокие, что, как сказано в Евангелии: «соблазнятся даже избранные», даже они это не распознают.

Но у меня не только душа, у меня еще и дух, значит можно, пребывая в самости, духом тоже усовершаться. Где возможны такие случаи, где идет усовершение духа? В разных аудиториях я рассказывал о случаях, когда мы наблюдаем необычные ситуации, при которых у нас захватывает дух.

Но когда дух захватывает, то моменты захваченного духа переживаются в душе. А тот, кто сам находится в экстремальной ситуации, если б он тоже пребывал в духе, то скорее всего, сорвался бы и попал в аварийную ситуацию.

Это означает, что душа не поспеет за действием тела, и для того, чтобы успешно быть в экстремальной ситуации, нужно войти в дух, освободившись из зависимости от души и тела, совсем не слыша ни душу, ни тело, потому что только дух успевает за теми событиями, которые происходят в экстремальных ситуациях.

Так вот возникает вопрос: этот, в духе пребывающий спортсмен, гонщик или же летчик, любой экстремал, он действует от самости или от личности? Этот человек действует от самости, но в духе, схваченном самолюбием.

Если у человека есть душа животная и есть дух, который составляет сердцевину души, то, возможно, что и у животных есть такая тонкая часть животной души, которая близка к человеческому духу, не совсем та, скорее всего, но близкая по сути. И поэтому именно в этой тонкой части животной души собачьей, вероятно, и собака может совершать некие порывы, каких она в обычных условиях совершить не может. А то, что это происходит у животных – это известно. В этологии, науке о естественном поведении животных, описано очень много таких случаев. Т.е., это порыв, некий подьем внутренних, резервных сил животного.

То же самое происходит с лошадьми. Когда они участвуют в скачках и мчатся с огромной скоростью, то в этот момент с лошадью происходит то, что не свойственно ей в обычном состоянии.

Мы коснулись трех видов выдающихся явлений: первое касается состязаний спортивных, проявлений силы и ловкости тела, второе связано с выдающимися душевными результатами – это может быть свойственно и антихристу. Предтечами антихриста являются, например, тибетские ламы с их необыкновенными душевными качествами. Это люди, когда пребывают в высочайших духовных созерцаниях, то при этом общаются не со Святым Духом, а с духом демоническим. Причем, с духами высочайших степеней, в жизни это даже трудно себе представить. Я встречался с ними в Бурятии, там мне приходилось общаться с ними дважды.

Первый раз со своей бабушкой, которая была шаманисткой, да еще и в высокой степени посвящения. Она была шабганца, т.е., допущенная в сугубое служение верховному ламе. Когда я ездил два раза в деревню, то мы, дети, всегда посещали ее. Домик у нее был отдельный. Зайдешь в этот домик, а там все эти буддистские статуэточки, и она среди всего этого молится, перебирает свои четки.

Так это же совсем разные делания, делания к Богу, ко Христу и делание тому, который стоит у нее, как бог. Я помню два случая недолгого общения с ней за всю свою детскую жизнь. Мы, внуки, с удовольствием забегали к ней, потому, что она очень ласково принимала нас, всегда одаривала конфеткой. Получишь от нее конфетку и бежишь дальше. Эту ее чудную ласку я помню до сих пор.

И один раз я встречался с ламой. Уже будучи аспирантом, приехав впервые из Москвы, интереса ради зашел в дацан и там, в ограде этого дацана, пообщался с одним ламой. Я еще был неверующим, некрещеным. Вообще до крещения я даже не помышлял о церковном и эта встреча меня поразила: настолько удивительно тонкая обходительность была у этого ламы и какая-то душевная чуткость, внимание, ласковость. Вы слышали или читали, наверное, об особом характере японцев: обходительности, почтительности, особой чуткости, причем, если у европейцев галантность, но это слово никак не подходит к японцам, это нечто совсем другое. Это некоторые остатки буддистского менталитета.

Развитие в духе человеческом, не духовное в смысле общения со Святым Духом, а самостное развитие духа человеческого может развиваться до таких степеней, что легко преодолеваются самые потрясающие экстремальные ситуации.

Я хочу сказать о моих долгих напряженных размышлениях о том, что же вообще в современном открытом мире происходит, потому что со всеми его проявлениями приходится общаться, особенно мне, как человеку по своей национальной принадлежности вышедшему из буддистской среды. И поэтому, конечно, для меня особенно остро стоял вопрос: что же такое мои предки и в чем сегодня пребывает мой народ? Что такое православие по сравнению с буддизмом? И, конечно, какие-то вопросы мною пережиты более остро, чем, если бы я был, допустим, русским человеком.

Мои размышления могут быть не вполне точными или не совсем правильными. Мне думается, что ответ здесь лежит на границе между заповедями Господними и заповедями блаженств. Возлюби Бога своего и возлюби ближнего, как самого себя – эти заповеди ветхозаветному человеку Господь вменил исполнять собственными человеческими достояниями. Т.е., живя по совести, человек должен был исполнять эти заповеди и поэтому те, кто и жили по совести, исполняя их, становились праведниками. И уже с ними имел отношение или общение Дух Святый. Он участвовал в них, но прямых отношений со Святым Духом так, как сейчас происходит у христиан, не было тогда. Дух Святый помогал человеку, а человек все равно шел от совести своей в праведность. Значит, там больше действовали человеческие силы.

Буддисты тоже не обращаются к Богу-Христу и значит, пребывают в делании ветхозаветного для себя времени и, совершают заповеди ветхозаветные «возлюби ближнего». Они могут в своей совести возгреваться и в своих человеческих, душевных дарованиях тоже могут усовершаться. Их человеческие дарования нрава, человеческие дарования души могут быть очищаемы от влияния самолюбия. И вся аскеза буддизма, аскеза восточного монашества – это высвобождение души из власти самолюбия. При этом совершается это высвобождение действием самости, когда уже не личность, а самость высвобождает душу из власти самолюбия. В результате душа приходит в свои естественные дарования, а они, эти естественные дарования оказываются удивительными. Эти естественные дарования мы видим у практикующих монахов-буддистов, но мы их же видим и у народов Севера, которые, еще будучи в язычестве, являли поразительную простоту, удивительную искренность, честность, поразительные ответственность, чувство долга, совестливость.

Кстати, мы говорили, что такое, собственно, нравственность, что такое нравственное в человеке. Душа человеческая имеет две составляющие: внешнюю и внутреннюю. Внешняя – это наша эмоциональность, способности. А внутренняя душа – это как раз нравственное достояние, от духа идущее чувство совести, чувство долга и другие чувства, составляющие наш внутренний нравственный закон.

Если мы живем в правдивости и в честности, то отступление от нравственных законов невозможно. Что сказал, что обещал, то и сделаешь. И вот если бы все люди жили от чувства долга, от совести и от честности, то тогда все всем служат, все для всех живут, это и есть осуществление заповеди «возлюби ближнего». Поэтому, заповедь «возлюби ближнего» ведет нас к естеству наших нравственных дарований.

Но если мы приходим в какое-нибудь удаленное от современной цивилизации поселение, а там дверь подперта палочкой, подходим к другому жилищу, а там тоже дверь не заперта на замок – никого дома нет, а на двери нет замков, никаких других запоров, просто подперто палочкой. Так ведь это совсем недавно еще было и в российских деревнях. У северных народностей вообще ни о каких замках речи даже не было. Потому что они жили естественными нравственными добродетелями, и эти добродетели при сравнении с сегодняшними нравственными правилами добропорядочности оказываются заметно более высокими, по искренности той простоты, которую имели эти народы. А они ведь языческие! Они поклоняются разным духам лесов, гор, озер, имеют с ними отношения, даже общение.

Поэтому дело не в том, с чем общается человек, а дело в том, насколько он душою, значит, нравственным достоянием живет.

Когда апостола Павла спросили: «А могут ли спастись язычники?», он сказал – «Живущие по совести – спасутся», а в другом месте о них сказал: «естеством законное творят», т.е., заповедь Божью «возлюби ближнего, как самого себя», они творят естеством. И это естество дает так много примеров и образцов высоконравственной жизни, что мы просто поражаемся.

В этом смысле меня однажды поразили рассказы Лескова, они, правда, в конце всегда какие-нибудь ироничные, безбожные, и иной раз он так повествует, что уничижает священство и иерархию Церкви, но в остальных наблюдениях, особенно в рассказах о естестве человеческом он поразительно правдив. Например, в одном рассказе архиерей едет вместе с чукчей на санях в пургу, и чукча, казалось бы, совсем необразованный человек, совершает удивительные поступки. Рассказ идет от лица архиерея, который сам удивляется простоте, мудрости и в то же время надежности этого чукчи. Европеец того времени, не просто европеец, а еще и человек, прилежащий к святости, владыка, естественно дивится простому чукче, который еще язычник. В итоге он его потом покрестил. Вот так действует естество. Поэтому заповеди Господни обретают нас в естество нашей богодарованной природы, нашу нравственную красоту.

Но для того, чтобы спастись, этого недостаточно. И поэтому пришел Господь, чтобы спасти человека, чтобы пострадать за него, умереть, чтобы воскреснув воскреснуть, и воскреснув, открыть потоки благодати Своей, послав третье Лицо Святой Троицы – Духа Святаго к нам и через Святаго Духа уже сделать наш общий канон – Его Воскресение.

 Естественное действие нравственного чувства – самоукорение.

Господь дает нам новые заповеди – заповеди блаженств. Но и эти заповеди кардинально отличаются от заповедей Господних. Это тема глубоко внутрицерковная. Скажу лишь, что разница в том, что если в заповедях «возлюби ближнего» мы идем в естественном дыхании и практическом опыте расположения к ближним, делания добра ближним, то вход в заповеди блаженств начинается с момента встречи со своей несостоятельностью, когда ты со своей несостоятельностью должен будешь согласиться. Но ведь это же надо будет согласиться с несостоятельностью не в какой-то области, а с несостоятельностью вообще, полной несостоятельностью.

И тогда начинается совсем иной путь, и соответственно совсем иной дух. Несостоятельность и самолюбие – это прямо противоположные проявления духа. Самолюбие может ли вообще согласиться с несостоятельностью? Да для него это смерть! И если тибетский монах идет духом самолюбия скрытого, духом гордости, то с несостоятельностью своей души он может согласиться и затем исполнить состоятельность души в ее нравственных достояниях.

А может ли он согласиться с несостоятельностью своего духа? Не может. Он и не знает этого. Поэтому тибетский монах в аскетике своей не знает несостоятельности духа. Но тогда для него заповедь «Блаженны нищие духом» невозможна, и поэтому он вступить в эту область просто не может. Для него эта область запрещенная или даже противная. А чаще всего просто незнаемая. В этом разница между аскетикой Востока и аскетикой православного христианства.

Отсюда и получается, что восточный человек не ищет покаяния, его путь изначально медитативный, а это значит, он должен состояться в мистическом плане и дальше идет путь высвобождения из майи, отрешение от иллюзий. Т.е. надо объявить весь мир иллюзорным, люди, весь мир, все события – это всё иллюзия, а кто же тогда не иллюзия? «Я»? Это тоже иллюзия – скажете вы, а он будет твердить: «Нет». В глубоком чувстве он восприемлет себя не как иллюзию, но при этом целью этого «я» оказывается все равно растворение в нирване, т.е. абсолютная смерть, нирвана – это абсолютная смерть, полное растворение, исчезновение в нирване. Фактически, полное исчезновение личности. Вот куда эта аскетика выводит. И все их духовные процедуры постепенно приближают к нирваническому состоянию, постепенно приближают к дьяволу, и в нем уже полный отказ от себя самого, от своей личности.

То, что первоангел однажды как дух совершил сразу безвозвратно, человек должен совершить постепенно, Но так как человеку дано покаяние, то сразу духом извратиться до беса человек не может, и происходит постепенное вхождение в это извращение себя, в конечном итоге до полного извращения духа, т.е. до полного превращения себя в беса по духу. Тогда это уже конец.

Это невозможно осознавать, потому что самость себя не сознает, самость сознает всё, что вокруг нее. Самость себя сознать не может. И поэтому, когда мы начинаем говорить, например, о такой добродетели, как самоукорение, то самость не может долгое время понять, что это такое. Как этим надо заниматься? Разуметь себя, например, мы встретились с таким явлением, что даже многие церковные люди просто не могут себя разуметь. Только то, что открывает Господь им как грех, в том каются, а если сказать кому-нибудь из них со стороны: «Ты здесь неправ» – он не признается в этом. «Ты по характеру трудный» – и в этом он не признается. И когда мы пытаемся его повернуть к себе самому, чтобы он все-таки разглядел, испытал самого себя, то человек, оказывается, очень трудно на это идет. А многие совсем не идут, потому что в самости укорение себя невозможно.

В области психологии различные психологические приемы, действия и знания психологического порядка, они все, в конечном итоге, идут из чаянья самости, из чаянья себя утверждения и себя укрепления. Например в советской педагогике невозможно было вводить действия признания своей несостоятельности, действие признания своей вины. Таких действий в советской педагогике нигде не встречается. Хотя, это действия естественные, нормальные.

Казалось бы, все родители хотят, чтобы дети признавали свою вину, когда их уличают. Но в педагогике ни в одном методическом тексте вы этого не найдете, ни в одном учебнике педагогики нет этого действия. Но ведь это же естественное нормальное действие нравственного чувства – признать свою вину. Нет в советской педагогике и ни одного действия, направленного на установление мира между ближними. Педагогика этим не занимается. Психология тоже. Вряд ли и какая-нибудь другая гуманистическая наука занимается тем, чтобы самоукорение было взято как действие испытания себя.

Давайте посмотрим, что дает человеку анализ своих поступков, рефлексия, самоиспытание, каков механизм этого действия, предлагаемого психологией? Это надо знать, чтобы соблюдать правильность поведения, чтобы умом своим контролировать себя внутренне. Поэтому сознание, самосознание – это всё умственные, рассудочные действия. Этот самоанализ психология изучает. Но когда мы обращаемся к самоукорению, то оказывается, самоукорение идет изнутри. Это когда ты видишь свой проступок не рассудком, а совестью. И если подключилась совесть, то это сразу дает тебе переживание горечи, скорби за себя и, в конечном итоге, если еще совесть освещена верой, – то покаяние. А «Виноват да повинен, Богу не противен».

Самоукорение ведет к покаянию и, в конечном итоге, в нем осуществляется. А рациональное разумение себя, рассудочное испытание себя – оно никакого покаяния не рождает, оно рождает только лишь чувство некоторой защищенности от неправильного действия, некоторого узнавания, как надо быть правильным и, в конечном итоге, чувство довольства собой. Потому что за рациональным сознанием лежит самость. Это она себя испытывает, для того, чтоб быть совершенным.

Сегодня очень много различных психофизиологических течений в мире изучают пути к самосовершенствованию. Все многочисленные физиологические течения говорят о физическом самосовершенствовании. Различные мистические учения – о нравственном совершенствовании. И при этом их приверженцы действительно совершенствуются. Например, айватховцы. Мне приходилось с ними общаться в Москве. Когда у нас начались занятия по педагогике, то занимающиеся педагогикой начали вопросами меня выводить на разные течения и спрашивать: «Туда надо ходить или не надо?» А я этого не знаю, надо или не надо, как я могу знать? Я говорю: «Вы меня туда приведите, я посмотрю, почувствую, послушаю, надо туда ходить или не надо? Ведь «Виден сыч по взгляду, а сова по полету».  Ну вот, через это с разными психофизиологическими группами довелось мне иметь прямое общение.

Так вот, айватховцы – это такие просветленные люди, очень самоотверженные, всем и всегда служащие, вообще живущие аскетически, они последнее отдадут, последним поделятся. Но важно откуда это, из какого духа идет, оказывается от самолюбия.

И вот таких систем самосовершенствования, основанных на самолюбии сейчас очень много, самых разных вариантов, самых разных уровней. В том числе и те, которые общаются непосредственно с космическими энергиями, с «всемирным разумом», с «космическими учителями», какими-то гуру.

Т.е., это самость, которая хочет восхититься выше всех людей. При этом, их человек вроде бы альтруист, вроде бы всем ближним самоотверженно служит, но в то же время в глубине своего духа он доволен собою. Это чувство восхищения собою завуалировано, но неизбывно присутствует. А у многих это присутствует просто открыто.

У православных это тоже бывает, еще как! Не по причине учения Церкви, а по причине человеческой самости. Когда Господь нас позвал, Он позвал не нашу самость, а нашу личность. Вера касается не самости, а личности. И поэтому, когда человек слышит пробуждение своей личности, он одновременно слышит отягощение своей самости, и вот, от нее-то избавляясь, он идет все более и более в церковную жизнь, и всякий момент покаяния высвобождает его от этой тяжести самости. Всякий момент причастия высвобождает его от внутренних давлений самости, хотя мы очень долго и много находимся в самости. Ее так много в нас.

Кто свободен от самости, даже будучи православным? Сегодня почти никто. Но именно потому мы и православные, что мы не можем в ней быть. Мы слышим разницу, где личностное, а где самостное. И поэтому в этой потребности свободы для личного идем к Святому Духу, идем ко Христу, просим Его участия в нас, просим Его милости, Его прощения, а это уже покаяние.

 Когда происходит переворот.

Может возникнуть вопрос: почему же нельзя никакие психологические упражнения применять? Мудро сказал Василий Великий, что отказываться от языческой культуры огульно нельзя. Можно в языческой культуре услышать то, что относится к естественным достояниям человека, принимать это, и в этом учиться.

Ап. Павел сказал еще проще: «Все мне позволено, но не все назидает. Но в то же время и ничто не должно обладать мною». Поэтому и, в психологию вглядываясь, можно увидеть какие-то естественные механизмы, она же не только описывает самостные вещи. Почему психология изучала преимущественно самостное? Потому что она описывала реальный объект исследования. А этим реальным объектом является живой человек, несущий в себе два начала: доброе и злое. Конечно же, искренние и честные психологи описали и то, и другое. Чего оказалось больше? Самостного оказалось больше. Поэтому, изучая самостные механизмы, они, конечно, описали их больше.

 А с другой стороны, надо ли эти самостные механизмы изучать, давать детям, подросткам, юношам? А как же? Если вы их не дадите, то они же не распознают в себе самость. Когда я начинаю ребятам рассказывать про те же сигареты, идущие по кругу и о том, как самость там внутри себя перемалывается, они же себя узнают. И от того, что они слышат о самостных переживаниях, но слышат от меня, подающего это переживание не как ценное, а как переживание их уничижающее, они задумываются: а действительно, надо ли это переживание иметь?

Или же, когда я рассказываю про разные иерархические группы, разные группировки. Про то, как эти группировки меняются в своих составах, про всякие «зековские» законы, которые живут в любом классе школы, на любой улице – это же все действия самостных механизмов. И, конечно, социальная психология им это раскрывает, но только я подаю их детям уже не в плане того, как с помощью них сами будем завоевывать мир, а с позиции того, от чего надо избавляться, узнавая это в себе, узнавая реально в своем опыте, в своем поведении, даже в своих ценностях.

Вот где переворот-то происходит! Когда подросток имеет ценности, живет ими и вдруг убеждается, что это ценности злые, согласен, что это ценности вредные. Вот это его согласие – это же переворот. Привести его к этому перевороту и есть задача воспитания.

Поэтому вот какой вывод мы должны для себя сделать: не сжигать теперь все книги по психологии, а благоразумно разбираться, различать, где добро, а где зло.

Как личность может осуществляться? Личность осуществляется сначала в знаниях, она должна себя в знаниях услышать и оценить. И поэтому, бывает, книжку открываем, допустим, Евангелие, почитали – скучно, закрыли. Значит, читала наша самость и, конечно же, себя там не узнала, ей стало скучно, она и закрыла. Значит, личность твоя еще не готова к чтению Евангелия. А в другой момент, открываем Евангелие – «Ах!» – вздохнули и больше выдохнуть не можете и на одном дыхании так и читали. Значит, уже пришло время, когда личность внутренне Богом, благодатью призывающей уже возгрелась в такую степень, что при открытии истинных знаний вдруг узнало свою пищу, узнало самое себя, то слово, которое ее, личность, созидает, то слово, которое ее животворит. И она начинает вкушать и пить это слово, пить эту фразу, но опять же до поры, до времени. Много ли можно Евангелие читать? Многие читают только главу, больше уже не могут, дальше уже механическое чтение начинается.

Книги святых отцов тоже невозможно много читать. А, допустим, взяв какой-нибудь роман приключенческий или детективный можно за ночь проглотить все 500 страниц. Столько страниц из трудов святого отца за один присест не проглотишь. Просто мера личностного пробуждения еще маленькая. Но и не надо сверх этого ничего делать, не надо горевать, что меры моей личности мало. Иной решает – сейчас как возьму, да как напрягусь и все-таки дочитаю до 200-й страницы. Это чем же вы напряжетесь? Самостью. А как раз «Самолюб Богу не люб».

 

Глава 11

 Основания нравственного достоинства личности

О нравственном развитии в последнее время говорят мало. Тем более об особенностях детского нравственного развития. Дореволюционная педагогика была нравственной именно по причине того, что нравственными были сами люди. К сожалению, нравственная педагогика, которая рассматривает как раз нравственное развитие ребенка от утробы до 24 лет, не получила своего развития в годы Советской власти, хотя народу предлагали нравственные идеалы.

 Внемлите голосу совести

Нравственный человек имеет в себе ясное слышание совести, по ней живет, по ней поступает. Мы сейчас редко ее слышим и практически даже не имеем необходимости ее слушать, разве что иногда, в какие-то моменты... Допустим, бывает, что с кем-то поссоришься и, если тебе человек очень дорог, начинаешь чувствовать, как совесть тебя теребит, не дает тебе спокойно жить. Хочется вернуться к этому человеку, попросить у него прощения и примириться с ним. Бывает, что мы так и делаем. Но чаще всего, увы, мы с совестью обходимся по-панибратски и просто отодвигаем ее в сторону. Но «Совесть без зубов, а загрызет».

В некоторых аудиториях я предлагал «домашнее задание»: В течение недели до следующей нашей встречи отмечать в тетрадочке все моменты, когда совесть вас укоряла или подвигала что-либо сделать. Выполняли это задание примерно половина участников занятий. Оказалось, что у большинства совесть заговаривала раз, два раза в день. Бывали дни, когда голоса совести вообще не было слышно. Кто-то и за всю неделю отметил лишь два-три случая, когда совесть их явственно подвигала. Во все остальное время человек просто жил, не слыша ее в себе.

Как же можно жить, не слыша в себе то, что на самом деле должно двигать тобою и охранять от всего худого? По-современному, оказывается, можно. Для этого надо просто жить не в совести, а в самолюбии. Если ты живешь в самолюбии, то совесть не слышна. Как же обнаружить наше самолюбие? Оно обнаруживается по мере того, как нас задевают. Думаю, что, наверное, нет ни одного человека, которого нельзя задеть: как-нибудь да кто-нибудь обязательно заденет. То ли обидным оскорбительным словом, то ли поступком. Это и есть проявления нашего самолюбия. Оно ощущается особенно в те моменты, когда его задевают.

А можно ли задеть совесть? Если вы внимательно вслушаетесь в самих себя, то обнаружится удивительное: совесть задеть ничем нельзя, кроме как собственным неправильным поступком, даже мыслью. Однажды Серафиму Саровскому предложили стать настоятелем монастыря с возведением в сан архимандрита. Он после отказа на мгновение поддался искушению и почувствовал, что осквернил душу. Тысячу дней и ночей он молился на камнях ночью в лесу, а днем в келье, чтобы не видели люди и в зной, и в мороз. Так он вымаливал у Бога прощение за такие помыслы. Преодолев искушение и получив от Бога внутреннее удостоверение о помиловании, святой Серафим вернулся к прежней, но ещё более напряжённой духовной жизни.

Но со стороны совесть задеть невозможно. Даже оскорбление не задевает совесть. И нападки тоже не задевают. «Добрая совесть не боится клеветы».

Значит, явление совести таково, что если ты в ней пребываешь и по ней живешь, то ты совершенно свободен от каких-либо задеваний и можешь быть абсолютно всегда мирен, спокоен, уравновешен, добропорядочен и благоразумен. Потому что ничто в тебе не колеблется, ничто не смущает тебя и поэтому твой ум, тем более разум всегда спокойно слышит, трезвенно видит любое обстоятельство. И, более того, точно определяет: что надо сделать, как поступить, что сказать.

 

Сохраняйте спокойное состояние духа

Если в нас есть самолюбие, то спокойствие духа и мирность сердца невозможны – обязательно найдется кто-нибудь, кто тебя выведет из нормального состояния духа. «Спесь в добро не вводит».

Лишь человек, укорененный в совести и свободный от самолюбия, может быть всегда в спокойном состоянии духа, т.е. в человеческом достоинстве. Есть ли сейчас такие люди? Нет, таких людей не существует. А были ли такие люди? Были. Мы называем их святыми. Как они такими стали? Может быть, родились такими? Нет. Они не сразу такими становились. Постепенно, прислушиваясь к совести, живя по ней и поступая по ней, все более и более укоренялись они в жизни по совести. И чем более укоренялись, тем более укреплялись в мирности духа и внутренней степенности, которая, кстати, была свойственна русскому народу, когда он был глубоко православным.

Живущий церковно, живущий в постоянном общении с Богом, естественно пребывает в постоянном дыхании живой совести, потому что кто более всего будит, пробуждает совесть? Конечно же, участие Бога в нас. Ведь «Добрая совесть – глас Божий».  Господь подвигает именно совесть, именно ее питает. Вот она и получает питание от веры. И когда человек начинает веровать, то он вольно или невольно начинает прислушиваться к своей совести. А так как в XIV – XVII веках народ был глубоко православным, а значит всегда был питаем верой и совестью своей, то всегда было много крепких, сильных духом людей, поэтому величайшие испытания в борьбе с врагами России были преодолены силой духа православного ее народа. Потому, что народ, живущий по совести, имел мирность, а значит крепость духа. И ничем его привести в раздражение было невозможно.

Какой человек самый слабый? Раздраженный. Человек раздразился, у него все смешалось, все спуталось в голове, он нормально-то и сказать не может – только изрыгает ругательства и какие-нибудь беспутные слова. Порою, от гневливости и раздражительности даже приходят в невменяемое состояние.

Может ли как-то преуспеть в жизни истеричный человек? Он постоянно усложняет себе жизнь, ломает свою судьбу. С этими рассорился, тут повздорил, здесь стал неугоден. Он ничего не созидает, а только разрушает, вольно или невольно. Хотя, конечно, сильно сам от этого страдает и очень не хочет быть таким, однако, ничего не предпринимая, остается прежним. Причина проста: жизнь по самолюбию, более того, уязвление в самолюбии. Бывает, ты попадешь в сложный жизненный переплет, и если ты самолюбив, то уязвленное самолюбие может стать постоянной раной души. А «У кого на сердце ненастно, у того и в ясный день дождь».  Чуть невпопад тебе сказали, чуть неловко обошлись, чуть в трамвае тебя толкнули – и ты уже взвинтился, ты уже взъярился и потерял всякое самообладание.

Самолюбивые люди – это люди самые неуравновешенные, самые нестойкие, неуверенные.

Хотя есть другая сторона самолюбия, которая имеет некоторую внутреннюю силу самоутверждения. Там, где самолюбие соединяется с силою самоутверждения, там человек сам на всех «наезжает» и сам всех оскорбляет. Так что все под ним, а он наверху. Так выстраиваются социальные пирамиды. Ведь все самолюбивые люди, попав в группу, тут же определяются в иерархических отношениях друг со другом. Все социальные группки-пирамиды возникают по причине действия механизмов самолюбия. Самое мощное самолюбие, которое над всеми властно, занимает вершину этой пирамиды. Чуть пониже те, которые послабее в своем самолюбивом самоутверждении. Они руководимы сильнейшим и поддерживают его. Еще ниже более слабые, и в самом низу совсем слабенькие. Их называют даже изгоями или «омегами» всякой группы. Любая группа, и особенно детская или женская, во всяком коллективе обязательно формируется в такую вот иерархическую социальную пирамиду. Классический вариант иерархической группировки всегда формируется в тюремной среде. Там, где преступники, нет другого механизма взаимоотношений, там работает только самолюбивый механизм, основанный на физической силе и преступном «авторитете».

Одни такие группы существуют в неформальном виде, другие –в формальном, подчиняясь должностной структуре данного учреждения, – это ведь тоже иерархическая пирамида. И места в ней достигаются не только в соответствии со знаниями должностного лица, но и в соответствии с теми личностными качествами, которые занимают главенствующее положение в данной социальной общности.

 

 

Глава 12

Приоритеты нравственной личности

Не слушай, где куры кудахчут, а слушай, где Богу молятся.

 Нам нужно все время вникать в практику Церкви, потому что она всегда показывает, как надо жить благочестиво. Это жизнь церковных людей, которые делают духовный труд, поэтому присматривайтесь к тем, которые уже давно в Церкви, которые живут церковно. Ну и, прежде всего, конечно же, обращайтесь к священникам, они же поставлены на то, чтобы все время показывать, как жить правильно и давать различения – это правильно, это неправильно, раскрывать сам церковный порядок жизни, который и есть та самая практика, которая показывает действия и движения нравственной личности, когда личность живет свободно. Хотя, конечно, от того, что личность повязана самостью, мы, порою, личностью хотим свободно жить, а личности-то совсем немного, вот и пожили чуть-чуть свободно, а дальше жить этим уже начинает не личность, а самость. Очень скоро ей становится в тягость этим жить. И вот тут не допускайте, чтобы вам стало в тягость, вы нудите себя, и заставляете не жить свободно, а тяготиться.

Натяготишься до такой степени, что потом будет отмашка и забудешь про Церковь на полгода. Нудится надо личностью, до той поры, пока ты можешь. Но вот когда ты добрался до меры, где личность твоя уже иссякла и осталась только одна самость, а то, что это самость в тебе говорит ясно слышно: чем дальше, тем нуднее. Но тогда уже далее не ходи.

У нас в общине был один такой новоначальный, только-только вошел в Церковь, но уж очень сильно горделиво-восхищенный собою. И когда он испытал порыв к Богу, то решил, что сразу допрыгнет до Него. Приходит на службу, но через 15 минут уже не может стоять. А порыв-то сильный. И давай он себя силком держать на службе, и вдруг – упал в обморок. В следующий раз приходит на службу и говорит: «Все равно, даже сцепив зубы, буду стоять». Зубы сцепил, а куда девать душу? Она все равно не смогла стоять. В конечном итоге, спустя месяца два вот такого нужения, он все-таки взорвался, разругался: «Вы все церковные вообще не поймешь какие люди», всех обозвал и убежал.

Я взял крайний случай, но нечто подобное происходит практически со всеми людьми, которые начинают от себя воцерковляться. Увлекаться, что ли, воцерковлением.

То книг религиозных за 3-4 года так начитаются, что потом 10 лет вообще их не касаются, или же кто-то так начнет поститься, что потом ладно, если просто физически разболелся: дистрофию еще можно вылечить, но отмашку души, отмашку духа, с ней-то что делать? Поэтому, идите в руководство церкви и спрашивайте, тогда будет плод чаянный.

При воцерковлении есть три основных действия: первое – это обретение церковных знаний, второе – практика церковных действий, и третье – духовное делание внутреннего человека. Все три должны иметь свою меру, свою последовательность. И эту меру и последовательность лучше всего могут выстроить священники, прежде всего, или же люди с серьезным сроком церковной жизни. Это могут делать и миряне, но уже с большим духовным опытом, с церковным возрастом. Поэтому, старайтесь не идти сами, старайтесь всегда побуждать батюшек. И Владык побуждайте, чтобы организовывали всякие группы, которые бы помогали и развивались.

Даже когда батюшка уже совсем старенький или Владыка уже не в силах, а вы все равно приставайте. От вашего приставания и новые силы появятся.

Православие – это, в конечном итоге, точная расстановка приоритетов: что для нас является наиболее ценным, что ценно во вторую очередь, а что в третью? Человек имеет три состава: тело, душу и дух, и все три состава от Бога. Тело наше тоже имеет божественную природу, и игнорировать телесное развитие, телесное здоровье нельзя. Оно должно быть обязательно поддержано, тем более у людей новоначальных, очень сильно зависимых от телесного здоровья даже в их способностях молиться, в их способностях выдерживать какое-то время пост. И просто в элементарной способности читать или не читать церковную литературу.

И поэтому, первые 10-15 лет церковной жизни тело надо поддерживать в здравии. И если оно болеет, то его надо лечить. Но опять же, если тебе благословляют не лечиться, то иди лучше по благословению, потому что тогда ты идешь уже не по ценности тела, а по ценности своего спасения, по духовной ценности своих отношений с Богом и с Духом Святым. «Не лечись, но верь и надейся на Бога, – так говорят, если благословляют. – Не лечитесь, а пользуйтесь маслом святым или же водой святой, исповедуйтесь, кайтесь и причащайтесь». Это значит, что священник направляет вас на то, чтобы вы упованием на Бога пошли и, соответственно, в этот момент то, что будет происходить с телом, для вас уже будет значимо вторично. В этом случае всегда говорили «Не хлебом живы, молитвою».

Но вы неизбежно задаетесь этим вопросом: как же исцелиться? А вам говорят, что не медицинским способом придет исцеление, а церковным, и вы выбираете духовное исцеление.

Там, где человек не может так пойти, потому что веры не достает, или же верит, идет церковным способом, но исцеления не происходит, а болезнь всё сильнее, и врач говорит: «Надо лечиться». Теперь, когда вы все-таки пошли лечиться, вам врач вдруг предлагает необычные, Богом данные способы лечения, использование Богом сотворенных природных средств: растительных, минеральных, климатических средств, т.е. все, что Богом уже сотворено и есть на земле. Только надо уметь сочетать все это, уметь выделять и более эффективно использовать то или иное действие природы и ее дары.

Но когда вам для лечения начинают предлагать действия мистического или же медитативного порядка, некое общение, но уже не с Богом, а с иными духами, то, конечно, так идти нельзя. И поэтому должно быть разумение, что именно предлагают врачи. К сожалению, сегодня настолько распространился оккультизм среди врачей, что все время есть опасность попасть на врача-оккультиста, да еще и прошедшего какие-нибудь специальные курсы, еще и практикующего очень активно.

Но обычно оккультистские врачебные приемы сразу видны, он же их не скрывает, он же полагает, что это добро и потому открыто их использует, тем более, что сегодня оккультные способы лечения, в общем-то, нашли свое место в современной медицине. Ни один заведующий поликлиникой в Волгограде и Москве не может запретить кому-либо воспользоваться оккультными приемами лечения.

Многие верующие натыкаются на прямой оккультизм. То «лекарь» начинает руками что-то выделывать, то глазами вперяться в человека, то предлагает разные аутотренинговые приемы или применяет гипноз. Когда такое встречается, то сразу надо, конечно же, уйти прочь от этого лечения.

 Совесть – категория духа.

Многие новоначальные задаются вопросом: Наша совесть – это проявление души или духа?

Конечно, это проявление духа. То, самое близкое для нас и самое открытое для нас проявление, которым и надо жить. Совесть есть основание нравственного в человеке. Потому что нравственное – это не только душа – это дух и душа вместе. Дух и душа составляют человеческий нрав, самолюбивый порой нрав, и самолюбие – это тоже явление духа. А совесть есть как раз самое выраженное и самое слышимое для нас явление духа.

 В Церкви надежно восстановиться в свободу.

Когда совесть начинает освящаться верою, она подвигает нас к действиям церковным и к жизни по заповедям. Совесть неверующего заповедей может не знать, хотя по естеству своему будет подвигать нас к жизни по заповедям. Ведь «Добрая совесть – глас Божий».  А при этом по знаниям мы можем и заповеди особенно не читать, но совесть верующего прямо ищет эти заповеди в текстовом варианте. Ищет и поэтому получает в Евангелии слово, как пищу для души, а далее, при дальнейшем воцерковлении начинает пробуждаться дыхание духа – это жажда Бога. Оно при призывающей благодати у всех пробуждается, потому что потребность молиться, потребность общения с Богом, обращение к Богу – это некоторое дыхание жажды Бога.

Еще более глубокое движение духа – это страх Божий, т.е., благоговение перед Богом, боязнь оскорбить Бога, страх обмануть Бога. «Начало премудрости – страх Господень».  Из страха Божьего рождается потребность угождать Богу.

Пребывающий в самости не сознает самость, как зло. Поэтому и человек неверующий неверие не сознает, как зло.

Например, приходит на исповедь бабушка и говорит: «Батюшка, мне не в чем каяться». – «Что же, у тебя грехов совсем нет»? – «Нет». Сколько таких бабушек встречается. Нет у нее грехов, – и всё. «А что ж ты пришла тогда? Зачем тебе исповедь?» – «Ну, говорят, без нее не причащают». Так это вот и есть чувство самости. В самости она, действительно, себя не сознает греховной.

Так же и лама, пребывающий в самости, он не сознает эту самость злом и не сознает те свои духовные общения, которые у него происходят, как зло. Поэтому нирвану сознает не как зло, а сознает ее как цель своей жизни. Это глубокий самообман, который по церковному называется, прелесть, самообольщение, которое обольщает человека неправдою, которую он принимает за добро.

Даже злые люди совершают злые поступки потому, что они не сознают их злом, а потому, что они их принимают за добро. Человеку вообще не свойственно сознательно творить зло. Когда он творит зло, то он внутренне чувствует себя совершающим добро. Такой самообман и есть самость.

Самость известна по своим проявлениям на всех уровнях, начиная от нашего с вами уровня, кончая уровнем какого-нибудь аскета восточной практики.

Человек, сотворенный свободным, не является сегодня таковым. Он потерял свободу в тот момент, когда свободно уклонился от Бога и сейчас восстановиться в свободу мы сами не можем. Восстановить нас в эту свободу может только Сам Бог. Поэтому, когда Он благодатью Своею нас призывает, то Он как раз именно восстанавливает в нас свободу.

Безблагодатно в свободу восстановиться в своей личности невозможно. И как был человек в самообмане, так и будет ходить в самообмане. Сначала он пребывает в бытовом самообмане, как та бабушка, которая считает, что вообще никаких грехов не совершила, потом он может быть в некотором культурном самообмане.

Очень много людей культурных, образованных, даже докторов наук, которые говорят: «А что, я, вообще-то, человек не грешный, я человек порядочный, культурный». Это самообольщение уже другого порядка. Образованное, культурное самообольщение.

Возможно и самообольщение религиозное – это свойственно приверженцам разных религиозных течений, а самообольщение внутри религиозного чувства – это уже мистическое самообольщение.

Вырваться из самообольщения никому не дано, пока Господь Сам не коснется сердца твоего и не призовет тебя к Себе.

А если ты чувствуешь свое влечение то к Будде, то к Магомету, то еще к какому-нибудь гуру, то это самообольщение продолжает живить тебя совсем в иное, т.е., в лукавое делание.

Только лишь одно призывание, призывание Христа, которое открывает в тебе потребность Христа же, и есть начало твоей личностной свободы. Но прийти к ней в полноте – это многотрудный путь, фактически, весь церковный труд, духовное деланье в себе человека внутреннего для достижения, обретения или восстановления свободы личности.

Когда ребенка опускают в купель, все грехи его оставляются там. Грехи-то оставляются, а то, что рождает эти грехи, все страсти, т.е., наклонности совершать грехи, оно сохраняется при нем. С этими наклонностями ему придется бороться всю свою церковную жизнь. И чем сильнее борешься, тем все дальше и дальше проникаешь в глубины души, оказывается, греховное имеет в тебе глубокий корень.

Ты вроде бы уже все, освободился от гордости, стал по нраву простой и чистый человек, и вдруг Господь так устраивает обстоятельства, что тебя кто-то взял и задел, и из этой простоты и спокойствия вдруг вырвался вулкан грязи.

А в Церкви надежно идти к внутренней свободе. Потому что здесь тебя ведет Сам Господь. Ты запутался, но Господь видит, что ты запутался, и даст тебе такие обстоятельства, которые всё сразу проявят. «Нужен путь Бог правит».  Господь по премудрости Своей всё равно увидит человека и с другой, совсем неведомой стороны, да покажет.

У меня на беседе была одна родительница. Беседа закончилась, начались вопросы, и она спрашивает: «А как из самости выйти? Как не самостно воспитывать своего ребенка?» Я ей говорю: ну, делайте так. Она отвечает – да как же так? Ведь тогда будет вон что. В конечном итоге, я догадался, в чем дело и говорю: «Ваши вопросы никогда не кончатся, потому что я объясняю, что Вам по сути надо перейти из области самости в область совести, а Вы пытаетесь решить этот вопрос, оставаясь в области самости, где он не разрешим. Сколько бы вопросов Вы сейчас не задавали, у Вас все равно возникнут новые».

И только тогда она кое-как уразумела и затихла. Но и то не сама в себе это сделала, в этот момент Господь помог.

Вдруг и другая женщина давай задавать вопросы подобным же образом, и с нею тоже самое произошло. И когда она увидела, что с нею происходит, она вдруг уразумела, о чем я ей говорил, и затихла задумавшись.

Когда что-то пытаешься доходчиво рассказывать, да еще на жизненных примерах, а у всех слушающих есть два начала: и доброе, и злое, то через доброе всегда воспринимают. Но бывает, что человек не понял, не потому что он не способен, а потому, что твоего мастерства не хватило или твоего участия в человеке не хватило. И поэтому, если ты что-то несостоятельно сделал, то всегда разбирайся с собою. Значит, ты, как психолог, как учитель, или как священник, что-то не довел до конца. Получается, что я вам про «это», а вы мне всё про «то».

Психологов у нас в училище нет, потому что у нас все исповедуются и есть духовное руководство. Там, где есть духовное руководство, там нет нужды в психологах. Правда, тут есть другая сторона – нужен педагог, воспитатель, владеющий христианской психологией, владеющий учением о личности, умеющий увидеть проявление самости. Их надо в себе различать, распознавать где у тебя проявилась самость, а где начинает действовать личность. Это всё узнается из трудов свт. Феофана Затворника.

Уметь распознавать это должен и воспитатель. И, кстати, духовников – то один, два человека, их усилий, конечно же, не хватает на всех. А вот воспитатель, он всё время с небольшой группой, и поэтому может дойти до каждого. Фактически, он и есть педагог-психолог, но только церковный.

 Где признание несостоятельности – там начало ученичества.

Конечно, трудные дети очень разные бывают. Одно дело, трудный в поведении ребенок-подросток, другое – трудный в нраве, это уже действуют внутренние консервативные механизмы худого нрава. А есть еще трудный в духовной жизни. Поэтому если для школы характерны трудные в поведении, но, может быть, отчасти трудные в нраве, то у нас по-другому. У нас основное – это трудность в нраве, но еще более тяжелая ситуация для нас – это воспитанник, трудный в духовной жизни.

Мы классы формируем не по годам обучения, а по свободному желанию трудиться над теми или иными нравственными достояниями. И поэтому желающие трудиться над одними нравственными достояниями, допустим, над чувством долга и над ответственностью попадают в один класс, желающие трудиться над правдивостью и над честностью – в другой класс, желающие трудиться над молитвой и над самоукорением – в третий класс. Ничего не желающие тоже есть. Они попадают в свой класс. Просто есть периоды, даже у человека очень искреннего, когда он весь застолбенел, закоснел, ему надо переждать себя такого. И тогда он может попасть в класс, где такие пережидающие находятся.

Все это определяет педсовет в составе двадцати человек, которые собираются на свой консилиум и рассматривают проявления каждого ученика в разных обстоятельствах и поступках за полгода. В итоге определяется, что ли он перейти в следующий класс работать над другими нравственными достояниями или ему надо еще остаться здесь.

Когда ему объявляют это, – а у нас-то они все ревнующие именно над тем, чтобы само нравственное достояние действительно обрести, искренне ищут спасения, искренне ищут рая в конечном итоге – и когда он узнает о том, что он остался, что его, все-таки задерживают еще на год в этом классе, то он скорбит не от того, что он остался второй раз с той же программой, а от того, что он не достиг желаемой добродетели.

И от этой ревности, от этой скорби, он, конечно же, вдвойне трудится над нею, еще раз задается вопросом, отчего не достиг, где у него самая главная несостоятельность. Потому что там, где несостоятельность, только там начало ученичества. Ведь ученичества нет, где везде состоятельность. Состоятельности зачем учиться?

Это независимо от возраста: что дети, что взрослые в 40 или даже в 60 лет, – ученичество везде возможно, но всегда оно начинается с несостоятельности. И поэтому нет ничего более ценного в педагогическом деле, чем найти несостоятельность и убедить согласиться с ней. Согласие с несостоятельностью – начало ученичества, потому что согласиться с ней может только личность.

А самость с этим согласиться не может. Поэтому самость не способна к ученичеству. Самость, если и учится, то она учится из корысти. Корысть самая разная, но в основании всех корыстей лежит ведущая, она заключается в том, чтобы самости твоей сегодня состояться превыше чем вчера, и превыше других. Это всё зависит от масштабов самости. У одной самости такой масштаб, что ей достаточно состояться над этими двумя, а у другой этого недостаточно, она хочет состояться на уровне целой группы ближних знакомых, а для третьей и это слишком мелко: надо состояться на уровне района, города, региона, на уровне страны или даже человечества и есть, наконец, такой масштаб, который очень хочет состояться на уровне нескольких эпох сразу.

 Сила влияния личности – другого поддержать в жизненности.

Можно ли повлиять личности на другого человека?

Важнейшей составляющей личности является способность общения и поэтому личность порождает личность. Только в личном общении возможно восстановление или же развитие личности. И поэтому, когда мы вступаем в общение с Богом, то мы общаемся с Личностью Бога. Это  должно быть именно живое общение моей личности с Его Личностью. Не просто вычитывание молитв, не просто исполнение поста, как необходимого правила церковной жизни, нет – это всё должно происходить в личном общении с Богом. Вот этот момент очень важен.

К сожалению, многие воцерковляющиеся в течение 10, иногда 15 лет своей церковной жизни никак этого не уразумевают, и поэтому всё время как бы содержат Бога, как некое средство для своего личного развития. Получается нечто самостное – Бог для моего личного развития, и поэтому они используют Бога, а в личные отношения с Ним почти не приходят. Глядишь, когда беда грянула, человек сразу кинулся: «Господи, помоги!!» Вот тут уж все невольно входят в отношения личные. Потому что кто еще поможет?! А повседневно большинство церковных людей, даже будучи уже в Церкви, к сожалению, лично к Богу не обращаются, а просто исполняют церковное правило ради того, чтобы ходить довольным, что мол «я церковный».

Когда идет общение, то непременно есть влияние, важно какое это влияние. Чувство долга не может иметь от личности корысти. Оно всегда живет для того, по отношению к кому чувствует долг. Также и чувство ответственности: перед кем ты ответственен, ты для него и ему всё делаешь. Если ты в ответственности перед своими учениками, то конечно, от этого чувства даже себя забываешь, ради учеников. Если несешь ответственность перед ближним, то ради ближнего забываешь себя и исполняешь все, как ответственное лицо. Если ты по службе ответственен, то тогда дело исполнишь так, как дело требует и начальство хочет.

Если у тебя ответственность перед Богом, то ты жизнь исполнишь именно так, как Бог хочет, и будешь все время волноваться: «Господи, так ли я исполнил, то ли я сделал, угодно ли это Тебе?» Будешь вычитывать духовные книжки и вглядываться в каждую фразу святого отца, который говорит, как надо исполнять добродетели. Это же Бог говорит, как надо угодить Ему. Поэтому ответственность заставляет тебя так внимательно вчитываться, ревностно изучать святых отцов, а в конечном итоге, и самое Евангелие, чтобы, не дай Бог, не ошибиться. Вот это уже духовная ответственность.

Когда личность через дарования или достояния нрава входит в общение с другим, то она всегда служит, отдает, всегда жертвует, дарит и всегда любит. Ее влияние в том, что она другого поддерживает в его жизненности. Ободряет кого-то в силах, кого-то умножает в дарованиях.

Ну и самое большое влияние, конечно, мы получаем от Самого Господа. Вслед за Ним от Божьей Матери, сразу после Христа. Ее влияние столь богато и столь полно потому, что мы же все в духовном смысле в младенческом возрасте, и поэтому, конечно же, Господь говорит: «Матерь Моя, это Твои, это не Мои, Мои – это те, которые уже твердой пищей питаются, а их не много. Вон они там, в милотях, в нищете, в лесах, трущобах, в пустынях – там скитаются, это Мои, а все остальные – это Твои, иди к ним». Следующая сила личностного влияния – это ангелы, которые хранят нас, и рядом с ними святые угодники Божии, которые своим личным участием влияют на нас.

 Практика нравственного общения.

Обретению навыков нравственного общения способствуют разные семинары, которые проводятся и в нашем училище. Такие семинары – это, фактически, восстановление нравственного общения и создание таких ситуаций, когда человек с человеком душой встречается. У этих семинаров есть три ступени по своему содержанию. Первые семинары это семинары-знакомства, второй уровень семинара – это семинар-общение и третий уровень – это семинар-встреча. Сначала знакомство личностей, потом общение личностей, и, наконец, уже встреча личностей. Ну и, соответственно, все более глубокое действие.

Цель этих семинаров – дать начальное восстановление в личности и опыт свободного осуществления в личности, которые есть в человеческих возможностях, потому что нам по нашему человеческому естеству очень много что дано, но мы, увы, сильно увязли в самости и в разных механизмах самозащиты самости.

Есть много механизмов самозащиты самости, и пробиться сквозь них мы, практически, не можем. И поэтому, даже по-человечески осуществиться в том, что нам уже дано, мы не в состоянии. А семинар позволяет это сделать. Через общенческие специальные задания, если ты искренне будешь все выполнять, то сможешь пробиться сквозь механизмы защиты, а потом пробиться сквозь некоторые самостные проявления своим естеством до такого состояния, которое называется «естеством законное творят». Ну, а одновременно будет идти твое восхождение от уровня к уровню, ведь между семинарами от уровня к уровню должно проходить довольно значительное время.

Потому что семинар «знакомство» обязательно надо пройти дважды. Только после этого ты можешь войти в семинар второго уровня общения. Его тоже надо пройти дважды. И потом ты можешь войти в семинар третий. Иначе не будет никакого результата в следующем семинаре. Между всеми семинарами должно пройти минимум три месяца. Если они будут просто лично нравственные, то хорошо, а если они еще будут церковные, и ты за эти три месяца еще и по вере будешь восходить: исповедоваться, причащаться, вживаться в нравственные заповеди Господни и их совершать, над ними трудиться. Конечно же, тогда семинар очень сильно поможет тебе в воцерковлении.

Судя по опыту нашего училища, общенческий семинар – это некоторый метод значительного вспоможения сегодняшнему кондовому человеку войти в естество собственного воцерковления. В конечном-то итоге ведь всё делает Господь. Но и наше участие должно быть. «Все в мире творится не нашим умом, а Божьим судом».  И там, где это наше участие в своем спасении происходит грамотно, искренне и честно, там, конечно, результаты более серьезные, нежели когда ты вялотекуще переходишь из года в год: неизвестно, движешься ли, неизвестно, туда ли?

Однородность группы дает больший эффект и зримый плод, а с разнородной группой труднее, особенно, когда попадаются люди совсем нецерковные. Они обычно самостные, тем более, что в семинар идет человек, который очень хочет в чем-то совершиться, в чем-то состояться и чего-то достичь, а тут еще говорят о чем-то таком особенном.

Другое дело, что сегодня самые нормальные вещи стали несовременными и настолько необычным явлением, что кажутся уже неестественными. Совсем как-то перевернуто всё! Поэтому, что когда самостные люди приходят на семинар, то они очень много забирают на себя внимания: с ними же надо дополнительно работать. Пока ты ему покажешь, что он своим существом находится в коконе самости, а надо перейти жить в сферу совести, пока он различит вообще эти две сферы внутри себя, на это, порой, уходит день, два, три. И поэтому, конечно, где совсем неверующие люди собираются – это один вид семинара, там, где воцерковляющиеся люди – это другой вид семинара по содержанию. Когда участвуют уже церковные люди, имеющие два, три года церковной жизни, – это третий вид семинара. Для полноты результата всегда лучше собирать однородные группы.

Всю полноту я нигде не встречал. Потому что эта полнота требует очень большой работы. Когда за плечами все-таки 20 лет работы над этим, то понятно, что ее сразу за 2-3 года не осилишь. А входить в нее вполне можно.

Внутри училища мы проводим летние поселения. Они как большой семинар. Есть семинар восьмидневный, а есть поселение, как большой семинар – в 21 день. Там всё более размеренно, потому что в семинаре все-таки скорости более серьезные и требуется активная решимость высвобождения из тенет самости. Хотя в летнем поселении эта решимость более-менее растянута во времени, и более плавно все происходит, но, тем не менее, происходит довольно сурово.

После летнего поселения все себя чувствуют и слышат совершенно другими, по сравнению с тем, какими они были до этого. В летнее поселение приезжает любой, кто хочет. Правда, не все выдерживают его. Сейчас мы как-то более чутко с людьми пребываем. Раньше бывало, что в смене 2-3 человека обязательно находились такие, которые начинали ругаться, ратиться, вплоть до того, что покидали семинар, потому что их самолюбие совершенно не терпело каких-то действий. Слишком казался уклад строгим для них, порой даже невозможным.

Первое, с чего начинаются вообще притязания человека по самости, это когда он попадает в само поселение. Один вид поселения чего стоит: разбитые бараки, длинное здание трапезной, мрачно взирающее на приезжих пустыми проемами окон, потому что все стекла давно выбиты. Полы перекошены, прямо на глазах за время смены они оседают, крыша, невероятно на чем держащаяся, вот-вот рухнет, все стены облуплены. Воды горячей не дождешься неделями, купаться негде, до Волги не добежать, она далеко. В общем все никак не привлекает в бытовом плане. Да еще то пост, то постные дни. У нас стоимость поселения на 1 человека не 2400, как это должно быть по Волгоградскому региону в летнем лагере, а всего лишь для детей – 600-700 руб., а для взрослых – 800 руб. Конечно же, на эти деньги хорошо не накормишь людей, поэтому еда очень простая: каша, овощи да зелень, мясного вообще нет. Молочное бывает время от времени. Многие люди, которые едут на поселение, считают, что если люди приглашают, если они к себе зовут, то, хоть какую-то норму бытовых условий они обеспечат. Ну и едут с грёзами какими-то, с привычными представлениями, а когда попадают в нашу реальность, то обычно треть из приехавших уже на второй или даже в первый день собирают чемоданы – скорей назад! В этом случае – «Глаза человеку неприятели».

Благо, опыт работы с людьми сейчас уже большой, поэтому мы сразу так поворачиваем, чтобы они эти условия приняли. Как-то удается сказать откровенно, чтобы они все это поняли и найти тот смысл, ради чего бы они это приняли. И нынешним годом не было ни одного человека, который бы не принял этих условий..

Все же бывают еще разные случаи. Вот этим летом с одной мамой так и не смогли ничего сделать. Она как вцепилась в своего ребенка, так и не отпустила его: психопатические отношения мать-ребенок были настолько сильные, что когда стали ей об этом осторожно говорить, она начала возмущаться, потому что ее разлучают с дитя, а дитя отнимают от нее, – вот так она себя чувствовала. Она даже не подозревает, что на самом деле должна прийти к тому, чтобы быть свободной в обращениях с ребенком, и ребенок должен быть свободен в обращениях с нею. И только в личной свободе ребенок будет ее чтить, а она будет его любить. Она ничего этого никогда не имела в своем опыте и поэтому знала только чувственные психопатические отношения. И в них чувствовала себя живой и через это воспринимала ребенка.

А тут вдруг стали все это разрушать. Сначала были занятия по этому поводу, но еще на занятиях она вся напряглась, а потом еще и практически это началось: стали ребенка отделять от нее и оставлять с воспитателем. Да у нее в жизни никогда такого не было, никогда она его не отпускала от себя. А тут вдруг с воспитателем два часа пребывать! Она не отдала своего ребенка. Принялись мы ее убеждать, да еще мамы со всех сторон активно помогают. Все так насели со своими нравоучениями, что в конечном итоге доконали ее. Она пришла в сильнейшее раздражение, возбуждение, и уехала из поселения в сильной брани на всех. Это был единственный случай за это лето.

В детском поселении пребывают малыши с трех лет. Меньше трехлетнего возраста нельзя, для этого есть младенческие группы – мамы вместе с младенцами. Конечно, им тоже хорошо побыть в поселении, но мера какого-то изменения, преображения там все-таки недостаточно большая, потому что мамы много времени вынуждены быть с ребенком. А ведь для того, чтобы что-то с ней произошло, ей самой надо быть на занятиях, а тут ребенок, поэтому объем занятий у нее значительно меньший, чем у мамы с ребенком 5-6 лет, которого она уже может отпустить к воспитателю.

 Не пропускайте события, в которых совершаются добродетели.

Всегда в нашей жизни выделяются события, в которых добродетели сугубо происходят и совершаются. Их еще надо устраивать: отклик на нужду, помощь. У кого-нибудь, не дай Бог, сгорел дом – всей деревней помогли. У другого какая-нибудь  трудовая нужда – убрать урожай, а все немоществуют в семье – тогда призывают к себе на помощь деревню и деревня помогает.

Вот такие же виды помощи оказываются у нас в общине. Все заявляются: у кого огород, у кого ремонт квартиры, у кого крыша или забор. Много нужды в помощи у многодетных, у кого двое-трое детей, нужно хотя бы какую-то разгрузку дать маме, тогда просят, кто-то откликается, идет.

Еще очень важное действие – окормление в доме престарелых.

Всё, что я сейчас назвал – это деятельность сугубо добровольная, здесь нет никакого принуждения, нет никаких отслеживаний, поэтому восстановление личности – это восстановление разумно-свободной самостоятельности, соответственно, там не может быть никаких обязательств. Только нравственные отношения с необходимостью.

Была однажды такая ситуация: нас просили о помощи, но откликнулась только часть учащихся. В чем причина отсутствия отклика другой части? Это всех задело. Начали испытывать себя и, оказывается, он потому сейчас не помог, что перед этим так делал по мелочам, т.е., где-то куда-то не вышел, где-то еще что-то такое пропустил. Как правило, это приводит к раскаянию, он сугубо идет к исповеди. Начинает рассуждать, что его запирает, что ему мешает. Испытав себя, потом, конечно, берет на заметку.

А поначалу, конечно, он должен разобрать те обстоятельства и ситуацию, которые закрыли его добродетельные действия.

Вначале было так, что почти всё училище ситуацию необходимости не слышало. Допустим, когда первый раз объявили необходимость ехать в наше хозяйство. Тут возникла одна из ситуаций, когда как раз чувство долга должно быть и проявлено. Вот хозяйственник приезжает и говорит: «У нас погибает картошка, надо ее срочно перебрать, помогите!». Потом в субботу, уже волнуясь, она снова приехала и еще раз попросила. Но, из 40 наших учащихся вызвались помогать всего два человека, а все остальные необходимости в помощи не услышали.

Мы целую неделю с ними работали, разъясняя, какая сложилась ситуация, что это была за необходимость.

После проработки приехал представитель хозяйства и говорит: «Мы же вас кормим, а чего ради? Мы же зарплату очень скромную имеем, нет у нас и каких-то льгот, а вы нам ни о спасибо, ни помочь не хотите».

У нас действительно, никто за учебу не платит, хотя во всех государственных специальных учебных учреждениях плата составляет около 20 тыс. в год. Люди, которые трудятся в этом хозяйстве, имеют зарплату по 800 руб., они побросали все свои дома, приехали сюда и теперь здесь живут. Чего ради? Конечно, ради своего воцерковления. Можно воцерковляться, не живя в этом хозяйстве, а живя в городе, в квартире. Некоторые из них, приехав, деньги от продажи своей квартиры отдали нищим, зачем? А только из чувства долга перед Богом, потому что им надо вырастить будущих священников, ради этого они готовы раздать все. И у них случилась проруха. А эту картошку привез батюшка из Пензы, вот взял, сам собрал и привез.

И когда всё это было сказано, то потихонечку раскрылась вся картина в целом, сколько усилий тратится для нас со стороны разных людей, которые пришли и трудятся. Ну что, так мы и будем спокойно пользоваться? Это же иждивенчество получается. Но, тем не менее, в следующее воскресенье половина выехала, а вторая половина все равно куда-то уехала.

Оказалось, что другая половина откликнулась на просьбы общинников. Но здесь-то необходимость для всего училища перебрать картошку, а там нужда конкретной семьи. На нужду откликаются, а не откликаются на необходимость. Нужду услышали, а необходимость не услышали.

Потом решили посмотреть, а вообще у наших воспитанников есть сыновнее чувство долга к родителям? Большинство весь год не пишет домой писем, а родители всем пишут исправно. Отец его каждую неделю звонит, а сам он только в Рождество или Пасху – это значит есть проблема. И таких воспитанников оказалось процентов 70, это среди наших, в общем-то, неплохих ребят, выбранных при поступлении из числа многих.

Видимо на уровне прихода или образующейся общины должны быть какие-то события, в которых такие добродетели могут проявиться. Общинные события, в которых важно только доброволие. Община – это же Церковь, сама Церковь, а там, где сама Церковь, там главное правило – все на доброволии. Понужденный разными «плетками» человек не сможет подняться на высоту духовных поступков. Ведь «Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит».

Господь ждет твоего личного отклика, мало того, требования взять крест свой и пойти за Ним. Область общины – это все события внутри нее. Они могут быть заявлены, они могут быть поставлены. Но пойдешь ты или не пойдешь – это дело готовности твоей души.

На уровне общины есть необходимость формировать какие-то события, которые могут быть зовущими. Помощь, труды по необходимости.

Со старшими школьниками я провожу занятия по методике схода. Вообще если кое-какой актив есть, то молодежное движение можно начинать с них. А зарождение всякого движения дает разумную самостоятельность. Они начинают сами формировать свое движение.

На Руси основой уклада жизни была деревенская община. Для того чтобы определить порядок жизни, крестьяне собирались на сход. На сходе существовал определенный ценз – участвовали только мужчины, но когда речь идет о серьезной общине, то мужчины с малым воцерковлением, допустим, до 5-6 лет или мужчины до 26 лет участвовали в сходе только совещательно: в решении каких-то малых вопросов, а к решению серьезных вопросов допускались после 26 лет.. Хотя на Руси все были воцерковленные и там, в основном, работал ценз возрастной.

Сход сначала решал над каким вопросом работать сейчас, для того, чтобы определить порядок жизни. Потом выделяют вопросы для обсуждения, как правило, два-три вопроса, эти вопросы сначала обсуждаются в группах – весь сход делился на группы и вырабатывал варианты решения.

Один вопрос ставился на рассмотрение всего схода и каждая группа над этим вопросом предварительно работает. Разбиваются по благословению. Мы даем преимущество церковной работе, если группа оказывается большой, то она делится на две, на три, чтобы в итоге было не больше семи человек. Потом результаты своей работы они уже выносят на сход, где представитель от группы говорит о принятом решении. Cход идет часа четыре.

Весь сход это слушает и потом дается время на оглашение решения, и дается время для выступлений тем, кто хочет сказать что-либо по этому поводу. А потом уже те, которые имеют право решающего голоса, обсуждают окончательное решение.

На Руси право решающего голоса имели самые уважаемые старики, ну, конечно, решали из внутренних нравственных, духовных устоев. Особых споров у них не было. При решении, при дополнении, через обсуждение происходит согласование в сердцах и умах всех, имеющих право голоса. И потом, в конечном итоге, кто-то один, наиболее авторитетный и разумный, формулирует итоговое решение. И задает вопрос: «Согласны вы на такое решение?» Дается три или пять минут для обдумывания. Голосовать могут только те, кому за 26 лет. В итоге, решение схода, принятое большинством голосов, становится уже правилом для всей общины.

Обычно не бывает так, чтобы ровное число голосов получилось, но если вдруг случилось, то такая процедура разрешима. Тогда еще раз вопрос выносится на дополнительное обсуждение.

Мы сход проводим и с ребятами в детском поселении. Два дня идет подготовка к сходу в семейках, в их составе дети 7-12 лет и подростки – 12-15 лет. Но подростки выходят на свой сход, а дети до 12 лет на свой.

И это что дает: во-первых, вопросы на обсуждение выдвигают сами дети, во-вторых, все вопросы они сами обсуждают в группах, потом результаты выносятся на общий сход от каждой группы и голосуют за решение детьми же выбранные, почитаемые и уважаемые ребята.

Дети до 12 лет сами выбирают тех, кого они больше всего уважают. А у подростков уже разные цензы. Например, те, которые уже не единожды были в летнем поселении, имеют определенные преимущества при голосовании.

Здесь есть одна особенность. Дело в том, что те, которые имеют право решать, и участвуют в принятии решения, они и должны быть хранителями своих решений и после схода. Это означает, что ответственность за то, чтобы эти правила исполнялись, лежит на каждом из них. И если так получится, что в каких-то обстоятельствах жизни при ком-то из них, принимавших решение, кто-то задаст вопрос, на каком основании ты принимал решение, если ты сам не хочешь его выполнять, других к выполнению этих правил не призываешь, то он обязан точно объяснить, почему было принято то или иное решение.

Дело в том, что так идет развитие смыслового ядра общины, всех участников движения. Смысловое ядро развивается по принципу цепочки решений – приняли решение, потом оно идет по жизни, а те, которые сомневались, они на практике увидят, что были правы те, которые приняли это правило, потому что оно оказывается по жизни реально важным движением.

Сходы происходят один раз в полгода, а то бывает и раз в три месяца, и каждый новый сход обсуждает, что получилось с предыдущим решением, обсуждается еще и то кто из имеющих право принимать решение по жизни-то живет неправильно. Да еще и других не туда ведет. Значит он еще не в состоянии принимать жизненное решение. И тогда право принимать решение у него отнимается. Потом, когда мы применили сход на нашем хозяйстве, получилось, что наиболее сильно в плане общинного проживания наше хозяйство, потому что там реальные условия жизни: реальный труд, реальные личностные отношения, даже очень грубо реальные. И, конечно, там происходят очень сильные проверки нрава.

Были и ошибки. На первом сходе часть активных ребят были наделены правом принимать решение, а потом оказалось, что часть из них просто горлопаны. И потом это вдруг обнаружилось через два месяца.

Пришлось собирать новый сход, горлопаны все отпали, но остались другие, и как потом оказалось, что те, которые принимали решения или перестраивали эти решения, еще и зависимы, что они боятся тех и других. Оказалось, что они в каких-то обстоятельствах поступают по этим решениям, а в каких-то обстоятельствах трусят.

И только один-два выдвиженца твердо держались за принятые решения. Но когда они твердо встали, то большая часть горлопанов восстала против них и пошла бытовая разборка, началось задавливание новых твердых выдвиженцев. Но так как все в церковном плане были очень разные, в том числе часть пришли из бомжей, те вообще давай давить всех. Это было становление нравственного начала. Каждый встал перед выбором: либо за, либо против, либо пасовать, либо держаться.

Тут на самом деле есть проблемы: одна в том, что во время схода поднимается очень значимая группа вопросов. Ничто другое так не заставляет человека вникнуть в суть, потому что речь идет не только о диспуте, на котором можно просто продискутировать и потом это забыть, все дело в том, что в результате твоих решений как-то изменится общий порядок жизни. Это, первое, очень серьезно, тем более, когда сходы регулярно повторяются, они сильно влиятельны в силу всего строя смыслов, содержаний, соотнесений для многих (я тоже в этом участвую).

И второе: когда решение выносится от групп, имеющих право уяснения и уточнения предложений, то часто их прямые вопросы имеют кинжальный характер. Они не лояльничают со своими предложениями, а напрямую из опыта и по жизни спрашивают. При этом они выделяют настолько острые моменты, которые могут случиться в жизни, что от всего надуманного приходится отлагаться.

Глава 13

4 уровня личности.

Пути возрастания личности.

 Развитие человека происходит только таким путем: созидая что-то, и от этого же питаясь, возрастает человек в той сфере, в которой творит.

Если он творит нечто вне себя, то он творит внешней душой, применяя при этом тело. В таком случае он сам возрастает именно в сфере внешнего человека. Это человек плотяный, который живет чисто плотью. Когда мы садимся за стол и совершенно увлекаемся едой, то мы в этот момент тоже люди плотские, потому что полностью как личность живем плотью. Когда творим что-либо: рисуем, пишем стихи, сочиняем музыку, вышиваем, делаем инженерный расчет, ведем бухгалтерию, дела свои менеджерские осуществляем, мы тоже живем внешней душой. И осуществляемся как внешний человек.

Но совершая живой реальный добрый поступок по отношению к человеку, мы живем нравственной душой, и тогда возрастаем как нравственный человек.

Если мы обращаемся к Богу и молимся, имеем благодатный ответ от Бога, значит живем духом и возрастаем как духовный человек. «Коли не Господь созиждет дом, то всуе труд» .

Эти четыре возможности жизни человека есть четыре уровня осуществления человеческой личности.

Личность может осуществляться через плоть;

может осуществляться через внешнюю душу, созидая только внешние произведения;

может осуществляться через нравственное в себе, таким образом созидая уже себя как нравственного человека;

может осуществляться в духовном, т.е. в общении с Богом.

 Закономерности взаимодействия личностных уровней.

Есть определенная закономерность: если человек осуществляется через плотский первый уровень, то последующие уровни все отсутствуют. Они присутствуют в человеке, но он не живет через них. И поэтому, если человек объелся, то нельзя сказать, что в этот момент он занимался чем-то эстетическим. Потому что это осуществлялся его внешний человек, внешняя душа. Нельзя сказать, что он был в этот момент высоко нравственным, потому что он не имел никаких отношений ни с кем из людей. Он, наоборот, все себе забрал и проглотил, и тем более нет никаких отношений с Богом в этот момент.

Т.е., если более низкий уровень в жизни осуществляет человек, то последующие уровни все бездействуют. Живет человек в первом уровне, бездействует второй, третий, четвертый. Живет человек первым и вторым уровнем, что характерно для людей искусства, бездействует его нравственный и духовный уровень. Люди искусства, может быть, для многих это не откровение, самые развращенные люди среди интеллигенции. Потому что под внешним обликом человека, увлеченного творением внешних произведений, осуществляется и совершенно безнравственный третий уровень, его безнравственная душа. И если человек живет третим уровнем, т.е. нравственным, то соответственно, он по отношению к людям прежде всего человек и ценит именно эту область жизни. Существует и другой закон: чем более глубоким уровнем человек живет, тем более все предыдущие, верхние уровни его личности все вовлечены в действие. Более глубокий уровень существования оживляет предыдущий уровень. Если поверхностные уровни отсекают все последующие уровни, то глубокие уровни, наоборот, вовлекают в движение верхние уровни.

Когда человек, например, живет духовным уровнем, то он постоянно из духовного идет, из общения и единения с Богом. И совершает, прежде всего, нравственное, потому что Бог нам заповедал: «Возлюби ближнего». А это значит, совершай нравственные поступки именно для ближнего. Не твори произведения искусства, не созидай что-либо, преследуя цель потом через это сделаться известным. А наоборот, всего себя посвяти ближнему, даже душу свою отдай за ближнего своего. Это нравственный уровень. Духовный уровень непременно осуществляется нравственно по отношению к людям.

Но при этом мы с вами все-таки живем в материальном мире. Когда надо, например, молиться, то для этого нужен храм, который созидается вторым уровнем. Его творят способностями человеческими. Человек духовный, да еще и нравственный созидает храм не просто ради своего превосходства и прославления, а, прежде всего, своим ближним.

Поэтому-то и было так на Святой Руси: маленький городок, Суздаль, например, а храмы теснятся прямо один рядом с другим. Совершенно провинциальный по нашим понятиям городок, а в нем до 300 храмов было. Только перейди с одной улицы на другую – новый храм. От этого храма пройди 10 шагов – следующий храм. Еще 20 или 100 шагов пройди – опять храм. Зачем же столько много храмов? А потому что жаждущий доставить радость ближнему строил ближним храм. Ибо на Руси говорили: «Не хлебом живы, молитвою».  Самый лучший для верующего подарок – храм. Нет ничего более драгоценного для верующего, чем храм. И так много храмов строили, потому что были люди духовные, всегда готовые служить ближнему.

В этом вся красота верующих людей, истинно религиозных: чем более он духовен, тем больше в нем нравственного. Когда он созидает храм, то он конечно же, выходит, работая над храмом, во второй уровень своей личности, действуя по своим способностям. Но только образ этого храма он берет из общения с Богом.

Если неверующий человек будет строить храм, то он будет опираться на свой интеллект, интуицию, знания и что-то такое делать. Вот как сейчас на западе понастроили католических храмов: современные абстрактные формы, напоминающие космические ракеты, и все это железобетон и стекло, и это назвали храмом. Катастрофа просто. Недавно, проезжая по Польше, я поразился: такие коробки стоят неописуемой геометрической формы. Но это же может придумать только сухой интеллект.

 В какой образ надо обрестись своей жизнью.

Восстанавливать храмы, и одновременно сочетать неблаговидные поступки невозможно. Я имею в виду определенных людей или определенную возможность для каждого из нас. Такие люди есть повсеместно, и среди нас тоже. И я тоже такой же человек, и другой такой же, и третий, все совершенно такие же.

Только главное в жизни не то, что в нас есть, а то, что в нас может быть осуществлено. Потому что, если мы это сейчас верно услышим и к этому потянемся, то тогда есть смысл нашей церковности, нашей религиозности. А не услышим и не потянемся к этому, к себе такому, то и нет смысла, мы все равно будем ходить в церковь, и будем прежними людьми. Это та самая реальность, с которой надо как раз Великим постом встречаться и изживать ее всей своей жизнью.

Я сейчас говорю вообще о том идеале устроения человека, который в нас заложен Господом. «Божье забудешь и своего не получишь».  Именно это мы должны осуществить в себе. Когда человек строит храм, то он образ своего храма ищет у Самого Бога, потому что он в это время един с Богом. Соответственно, когда человек вошел в храм и начал там на клиросе петь, то пел, конечно, вторым уровнем, но образ пения брал из четвертого уровня, из единения с Богом. И это было пение, которого сейчас нет в храмах. Пение сейчас подменилось. А изначально там, где в чистоте человек шел от четвертого уровня, его пение храмовое было ангельское.

Соответственно, когда человек иконы творит. Выдающиеся, самые лучшие иконы, которые никто не превзошел – это иконы Андрея Рублева. Как же Андрей Рублев мог создавать такие иконы? Конечно, на вершине духовного подъема. Он приходил сначала в единение с Богом и только после того, как удостоверится в этом, удостоверится внутренне, что Господь благословляет его начать писать икону, тогда только он брал кисть и начинал. Андрей Рублев – монах, он вел монашеский образ жизни, никогда не вкушал мяса, очень много молился, получив заказ на икону, посвящал себя сорока дневному посту и в течение сорока дней вкушал только просфору и воду. В это время он много молился, исповедовался, причащался. Он не вынашивал иконы в образах, это ему не надо было. Он испрашивал благословения Божьего, чтобы Господь подал ему изнутри, из четвертого уровня образ этой иконы. Так появились те удивительные иконы, одухотворенность которых до сих пор никто повторить не может. Для того, чтобы повторить, надо прожить такую же жизнь, как Андрей Рублев.

В наше время людей, желающих молиться очень много. Теперь это естественная потребность, и чтобы ее удовлетворить, надо строить храмы. Для храмов нужно писать иконы. Хотя бы сколько-нибудь духовных иконописцев сегодня на пальцах одной руки можно перечесть. Они создать нужное число икон для такого числа храмов не могут.

А тем не менее, потребность людская остается. И поэтому «На безрыбье и рак рыба».  И мы вынуждены благословлять всяких, их называют «богомазы» – это художники, которые закончили Художественную академию, писали себе картины, но стали с какого-то времени верующими.

А если вы верою подойдете даже просто к газете, то и газетка замироточит. Есть же в Палестине, на Святой горе Фавор монастырь, в котором, – я был этим поражен, – в киоте под стеклом множество золотых вещей: кольца, колье, цепочки, разные браслеты. Много таких ниточек, увешанных золотыми предметами. Когда человек молится иконе и потом получает исцеление или же происходит какое-нибудь чудо, то есть такой обычай – в дар и в знак благодарности что-либо от себя драгоценное отдай этой иконе. И люди приносили, или же присылали подтверждения, что с ними это произошло, как признак реально совершившегося чуда.

А что более всего меня потрясло: газета, на которой отпечатана икона. Причем газета в четыре раза была сложена, и эти углы видны. И она там, под стеклом чудотворит. Эту икону на газете нашел однажды один из монахов, который вышел просто погулять. Монастырь на горе, а внизу море. Причем далеко внизу. И вдруг он увидел, что в море что-то светится, причем так ярко и так сильно, что как живой был этот свет. Монах поразился. Верующий человек сразу думает что там что-то святое. Он позвал еще двух монахов, и втроем они спустились вниз, а это светящееся стало к ним двигаться. Но когда подплыло ближе, то оказалось, что светится кусок газеты. Они заходят по пояс в воду, поднимают ее, и вот такую, светящуюся, приносят в свой монастырь. С этого дня эта икона начала творить чудеса. И до сих пор они продолжаются вот уже 2 или 3 столетия. Дело в вере, конечно. Когда человек пишет икону из четвертого своего уровня, то он пишет, конечно же, из единения с Богом. И, конечно, напишет соответствующую икону.

Если ты живешь едино с Богом, то и тело твое тоже преображается. Все, кто наблюдал за верующими людьми, замечали, что по мере того, как человек воцерковляется, он меняется в облике: тело меняется, лицо меняется, мало того, походка меняется, осанка другая становится, много что меняется в человеке. Вообще человек восстанавливается в то, что ему было от рождения, но во что он, к сожалению, не стал. И это все восстанавливается.

 

Полная личность – желательна Господу.

Полная личность – это четырехуровневая личность. И Господь трудится над тем в Церкви, чтобы нас снова воссоздать в четырехуровневого человека. Что же делает враг рода человеческого, дьявол? Он делает все, чтобы нас вывести из четвертого уровня сначала в третий нравственный, потом из нравственного вывести во второй, т.е. уровень искусства, в область искусства, чтобы люди творили, но отчужденные от себя, а при этом сами бы в поступках были безнравственные. В своих кабинетах, в комфорте своих квартир, жили бы как хотели, даже и безнравственно. И в конечном итоге враг стремится даже вывести человека из второго уровня в первый, превратив его просто в скотину.

Когда Россия становилась действительно страной духовной, произошло сугубое благословение Божие, и тогда особыми историческими событиями, в числе которых немалое значение имело и татарское иго для того, чтобы мы стали православными. Татары невольно способствовали развитию православия. Они не прямо поддерживали православие, но те условия, которые они создали на Руси в течение 300 лет, оказались теми тесными вратами, пройти через которые можно было только верующим. И народ, верою пройдя через эти врата, в конечном итоге, достигнув какой-то определенной силы веры во Христа, получил благословение и свергнул иго.

Но с какого-то времени, тем не менее, враг подбирался к человеку. И начиная с Ивана Грозного, происходили первые наступления на народ и церковь. А потом очень сильное влияние Петра I было уже просто катастрофой в жизни народа.

Для верующего человека было в ценности общаться с Богом и, угождая Ему, любить ближних. И, соответственно, жить для ближних. А это значит, что нравственный человек, трехуровневый, четырехуровневый человек в основном составлял народ Руси.

Через Петра I враг в ценность ставит внешние предметы. На Руси до Петра I никакие внешние предметы не были в цене, даже у дворян. Как-то в Угличе мы посетили царские палаты, сохранившиеся со времен Бориса Годунова, где царевича Дмитрия убили. У меня всегда было представление, что царская жизнь – это сплошная роскошь. Ничего подобного. Царские палаты, представшие нашим взорам, были деревянной огромной избой. Внутри все очень просто: только деревянные столы да лавки. Правда, столы и лавки все резные по краям. Но оказывается, эта резьба была характерна не только для царских или дворянских, боярских домов. Вырезали сами крестьяне и для себя. Более того, я увидел в Доме народного творчества в Останкинском музее в Москве в Шереметьево поразительную резьбу по дереву! Это все представлено на выставке. Экскурсовод рассказывает, что какую-то вещь нашли на чердаке у бабки Мани, другую вытащили из подвала у деда Григория. У обычных крестьян были поразительной красоты деревянные резные вещи. Все очень простое. Никакой изысканности, дороговизны, никаких лишних украшений. Т.е. человек жил не для себя.

Рядом с этими деревянными палатами царя и дворян стояли белокаменные храмы. А внутри храмов позолота, серебро, жемчуг, бриллианты, драгоценные камни. Т.е. Богу все украшения приносились. А для себя не было нужды. Но Петр I вводит новые ценности, когда себя и свой быт украсить становится ценностью для двора.

Не с Петра I, а еще с Ивана Грозного началось это помрачение нравов. Нравственное в человеке перестало быть главным. А способности стали все больше и больше цениться в человеке. Петр I украшению быта изысканными, драгоценными предметами вообще открыл зеленую улицу, и жизнь предметными интересами стала постепенно захватывать человека.

И поэтому люди стали отходить от Бога, но нравственное начало все равно остается и это нравственное уже хочет совершать жизнь. Но жить от себя благочестиво не может, потому что духовного основания нет. С четвертого уровня можно жить через третий, но в четвертом люди сами отказали себе.

Вскоре появилась новая плеяда одареннейших людей, по корням нравственных и с заделом духовного, но скорее не церковных, чем церковных. Таковыми были Репин, Пушкин, таковыми были все классики в области живописи, музыки и словесности – все наши великие композиторы, поэты и писатели. Они, практически, через все способности внешнего прикладного характера начали осуществлять нравственное в произведениях, отчужденных от человека: в картинах, книгах, операх, симфониях.

Поразительно, но человек мог оставаться сам по себе каким угодно в поступках, и при этом написать поразительной нравственной красоты роман, потому что тоска по нравственному, стремясь осуществиться через второй уровень личности человеческой, через способности, творила произведения действительно классические, раскрывавшие удивительные нравственные поступки. Одни только братья Карамазовы у Достоевского чего стоят. А Пушкин со своими стихами, драмами, повестями – это же просто потрясающе. Какое величие, какая красота человеческих мыслей, деяний, поступков!

Но это не жизнь самого Пушкина, и не жизнь Репина или любого из композиторов. Чайковский вообще был достаточно развращенным человеком, а какие произведения творил. В музыке он достиг совершенства выразительности. Многие из их произведений относятся к духовной музыке. Они были написаны Чайковским, Римским-Корсаковым, Рахманиновым. Написаны Литургия божественная, всенощная.

Но только ни одно из этих произведений даже изредка нами не используется сейчас в храмах, потому что это все музыка чувственная. Это написали люди неверующие, хотя очень одаренные и талантливые. В области симфонической музыки  – это шедевры. А как церковная музыка они неприемлемы, их нельзя слушать в храмах ни в коем случае. Они забирают в себя и уводят от Бога. Ты будешь жить одной этой симфонической музыкой, самой мелодией будешь жить, а Богу молиться ты не сможешь под эту музыку.

Это было на руку врагу, и он не только радовался и напитал наших выдающихся людей всем этим творчеством, но еще и торжественно это все возвеличил в период полного безбожия, когда воцарился советский воинствующий атеизм. Казалось, это именно враг рода человеческого совершил октябрьскую революцию 17-го года, чтобы уничтожить церковь. Многие миллионы верующих людей впоследствии просто были физически уничтожены, воцарилось безбожье советского государства, и в центре этого советского государства, в школах во всех сферах искусства враг оставил отчужденную классику. Классику, в которой нравственное отчуждено от человека, но провозглашено как идеал, к которому надо стремиться.

Советские люди, корнями все-таки вышедшие из людей верующих, и где-то из четырехуровневого человека, тоскующие в глубине духа своего о Боге, а значит, желающие осуществиться в нравственном, вдруг встречают произведения, в которых пишется о нравственном, и забыв о себе самом, увлекаются этим произведением и обманываются. Ведь «Вражье-то лепко, а Божье-то крепко».

На этой основе сформировались два новых поколения, воспитанных на классике. Это поколения 40-х и 60-х годов. Это люди, которые с упоением читали о нравственном, но совершенно не работали над тем, чтобы самим быть такими, даже не подозревая о такой необходимости. И поэтому сегодня именно у этого поколения нравственное осуществляется как некая внешняя маска. Копни глубже и можешь наткнуться на какие-то очень серьезные язвы человеческого характера, там и подлость, и алчность, и разврат.

Все это проявилось в 30-е годы, когда сосед соседа предавал, хотя внешне вроде бы все были увлечены нравственной классикой, все говорили о нравственном. Какие-то патриотические общие статьи и призывы писались в газетах. Да и на любой работе провозглашалось нравственное воспитание.

А в школах нравственное воспитание было чисто литературным. Никакого воспитания не было. Вместо воспитания литературная подмена нравственного. Зачем это было надо? Когда человек перешел из трехуровневого человека, четырехуровневым он перестал быть, потому что он был безбожный, но все-таки где-то в глубине был еще трехуровневый. И этого трехуровневого надо было отодвинуть. А его нравственное переместить во второй уровень. Это удалось сделать через нравственное искусство.

И является поколение, которое живет нравственным, но в области второго уровня. Целое поколение так устроено, которое не способно к нравственному поступку. Только лишь остатками какого-то нравственного родового они еще способны к добру, но остатками. Того величия нравственного поступка, которое было до революции мы сейчас уже не видим и не знаем таких людей.

Когда такое поколение создано, то классика уже не нужна. Если в 50-60-х годах попробовать убрать классику, то нравственное, оставшееся в народе, будет об этом тосковать, и само начнет всю эту классику создавать. Поэтому с ними этого сделать было нельзя.

А вот когда родились и прожили два поколения целиком и полностью уже безнравственные, т.е. живущие не нравственным уровнем, а полностью во втором, содержательном уровне, то для этого поколения можно просто спокойно взять и отменить нравственность. И оставить его жить в первом уровне. А жизнь в первом уровне – это довольство тем, что сейчас тебя услаждает: зрелища, материальный достаток, все развлечения, начиная с машин и прочего, все что относится к чисто плотскому. Но тогда будет, что «Грешное тело и душу съело».  Одноуровневому человеку нужны ли классические нравственные произведения? Нет. Зачем? Поэтому сегодня одноуровневая молодежь и не собирается ничего читать. А мы тоскуем, эх, такого лишились. А на самом деле, и мы, будучи двухуровневыми вовсе не личностные люди.

Задача вражья была в том, чтобы человечество к концу времен полностью перевести в одноуровневого человека. Чтобы человек забыл о том, что существует еще и третий, и четвертый уровень, просто забыл. И только благодаря молитвам наших родных и близких, которые когда-то в предыдущих поколениях вымаливали себя и все последующие поколения, эта молитва достигает нас и сейчас.

Из многих тысяч единицы становятся верующими, действительно идут в храмы и начинают искать в этих храмах не только отношений с Богом, но и слышать заповеди Божии: «Сделайся человеком нравственным». Реально это слыша, они вдруг обнаруживают, что не могут быть так добры, как надо, не могу быть так честны, как надо, скорбят об этом, и начинают опять каяться и взывать к Богу, действительно стараются измениться. Прийти к восстановлению из двухуровневых людей, а мы с вами сейчас все двухуровневые, даже в какой-то мере еще и одноуровневые.

Когда мы постоянно сидим перед телевизором, это точно одноуровневый человек. Когда мы сидим за праздничными столами, забыв про Христа, про Церковь, не за церковными праздничными столами, а за теми домашними праздничными столами в гражданские праздники и возбуждены едой и питьем, то мы точно одноуровневые люди. Когда мы входим в супружеские отношения, мы, к сожалению, тоже как одноуровневые люди вступаем в плотские отношения на супружеском ложе. Эта мера нашего одноуровневого существования сейчас составляет больше половины.

Однажды я дал такое задание на курсах – просто понаблюдать неделю. Слушатели, в общем-то, очень искренно и честно выполняли все задания и действительно, составили дневник, какого уровня действия у них происходили в течении дня. Оказалось – от 80 до 90% действий принадлежит одноуровневому человеку. А это были нравственные люди, которые пришли заниматься нравственной педагогикой и уже полтора года отзанимались. Но и эти очень хорошие люди оказалось одноуровневые. Это действие воли человеческой, это моя личная воля живет так, хочет так. Мало того – упрямится. Попробуй у вас отнять что-нибудь из ваших одноуровневых утех: сигареты, например, или телевизор. А «Грех избывать, слезами обмывать».

Великий пост – это то время, когда мы от первоуровневых своих притязаний отказываемся. И это должно быть сделано добровольно. Но тогда надо посмотреть, а может быть я от одноуровневого-то откажусь, а в двухуровневом, наоборот, начинаю быть активным? Именно Великим постом начинаю быть большим книгочеем, правда, я уже теперь классику читать не буду, конечно, я открываю жития святых, разные книжки православные.

Книжки православные сегодня читает и двухуровневый человек, который вовсе не собирается ничего из этого претворять в жизнь. Но с удовольствием, с услаждением прочитывает книгу за книгой. Трагедия в том, что это внешний церковный человек, который поклонится антихристу. Потому что его собственная нравственность вся дутая. Он ведь начитанный, весь богословски подкованный. А попробуй задень его за живое – из глубины души такое поднимется.

 В рай дорога духовная.

Так с чем сейчас Церковь столкнулась? Господь-то нас призвал, масса народу вошла в Церковь, а из второго уровня выходить никто не собирается.

В рай входят не потому, что царь указ издал в рай войти.

Не ссылайтесь на государство, а просто засучите рукава и займитесь собой. И хотя бы из этого народа еще один войдет в рай. Хотя бы один. Так этот один войдет и вымолит еще какую-то часть людей. И никакое государство здесь не при чем. Оно не поможет, но и против тоже ничего не сделает. Ведь «В рай за волосы не тянут».

Дело все в каждом из нас: лично, как человек, ты войдешь или нет. А то, что мы ссылаемся на президента – это признак нашего малодушия, когда мы говорим «кто-то нам что-то должен». Враг рода человеческого чтобы издал закон ради Христа? Такого не будет.

И ни одно правительство, которого вы ждете, не будет ничего делать для Христа. Оно не этим живет. Это же все люди второго уровня, а то и первого. Ну, а залезть туда первым уровнем невозможно, там надо иметь очень хороший второй уровень. Это люди второго уровня. Но основанием второго уровня является самолюбие. А за самолюбием стоит враг рода человеческого, дух дьявол и больше ничего.

И, как самолюбивые двухуровневые люди, как люди двойственные, мы же лицемерные, в нас есть нравственное начало, но только как начало, оно не развито. Но зато мощно развито наше самолюбивое, которое под все рядится и кому что надо, то и устроит. Надо директору, чтобы я был нравственный, да еще и верующий, я и буду им. А жене надо, чтобы я был какой-нибудь хват, и я буду хватом. А детям надо, чтобы я был широким и богатым, я и буду им. Кому каким надо, таким и буду. Но это же и есть самолюбие.

Получается, что если живешь по второму уровню, когда действуешь по способностям и читаешь только о нравственном, но добра не делаешь, а просто услаждаешься нравственными примерами, то идет подмена. Потому что это чужая жизнь, и здесь ты нравственностью живешь на чужом примере. Ты реально осуществляешься, но только самолюбием в произведении, но не в самом себе.

Из этого трудно вырваться. Великий пост и есть для этого. Т.е. мы должны отложить всякое чтиво: газеты, журналы, все должно быть отложено, мало того, отложить всякое чтение, которое увлекает.

В православии есть, оказывается, традиция, я сам до этого совсем недавно дошел, потому что тоже двухуровневый был и полагал, что надо прочитывать все православные книжки от корки до корки. Но если ты непрерывно читаешь от корки до корки книжку, значит, ты никогда не будешь нравственным человеком. Поэтому возникла эта традиция в православии – прочитывать маленькую порцию, которая послужит тебе толчком к поступку.

А двухуровневый человек читает, увлекается и рискует погрязнуть там. И какая разница, увлечешься ты каким-нибудь бульварным или классическим романом, или же православной книгой? Ты же увлекся, и там утонул с двухуровневого человека, вот и все.

Задача и назначение литературных произведений только одна – дать толчок. Но для этого надо прочесть-то всего лишь страничку, две, и достаточно.

Поэтому, кстати, это есть тоже в традициях православия, чтобы мы читали Евангелие каждый день. Но как? Прочитывая ежедневно маленькое зачало. Евангелие разбито для этого специально на зачала. Максимум страничка бывает зачало. Оказывается, этого достаточно. И больше за день не надо читать. А все остальное время что надо делать? Надо поступать. Вполне конкретно, воплощая реальные заповеди Божии. Ты прочел, оно дало тебе толчок? Иди и делай. За этот день попробуй посвятить хотя бы четверть своего времени во исполнение прочитанного с утра. Вечером еще, перед тем, как вечернюю молитву читать, оглянись на день, вообще сколько ты смог сделать. Сделал или не сделал? В этом и заключается простое упражнение и вся простая жизнь. Если ты только это будешь делать, то уже одним этим ты начинаешь переделывать самого себя. А «Кто доброе творит, того зло не вредит».  К сожалению, беда в том, что многие начинают, а потом все равно остывают. И тем не менее, надо снова, еще раз обращаться, опять начинать. Чуть-чуть прочел, иди осуществляй. Немного, может быть, у тебя получится в день, но зато ты это реально сделал.

А потом вечером составь себе отчет, как и что сделал. Оказывается, не очень хорошо сделал. Сделал, но не туда, но не то. За это кайся. Вечерние молитвы – все покаянные. Они об этом. О том, что я утреннего зачала прочитанного не осуществил, как Господь его ожидал от меня и поэтому теперь каюсь: «Господи, прости меня и дай мне теперь во сне хотя бы немножко напитаться в правильный образ». Вот ради этого я прочитываю вечернее правило, ложусь спать и во сне действительно Господь и ангелы, с которыми я общаюсь, они меня в это наставляют. Утром встану снова с молитвами «Господи, благослови меня исполнить за день то, что Ты хочешь». Потом прочитываю еще одно зачало евангельское и иду исполнять. Вот и все, весь труд в этом.

Если бы мы все это с детства получали. Только одно это, ничего больше не надо было бы. Ну, когда не получили, то Великий пост – это время, когда мы сознательно начинаем эту работу делать.

Вот сейчас, например, Церковь переживает кризис в духовном образовании. Семинарские программы так построены, что с утра до вечера студенты обязаны прослушивать огромное количество содержания. Ну, это же чисто вражий способ. В результате они все становятся неверующими. В семинарию зашел верующим, вышел из нее не верующим. Вера, что теплилась хоть чуть-чуть и та остыла.

Об этом сейчас вслух заговорило церковное священноначалие, об этом заговорил теперь сам патриарх, учредил комиссии по реформации духовного образования. Правда, я думаю, что комиссия не разберется. Потому что разбираются в ситуации люди тоже двухуровневые, в большинстве своем. Все равно останется та же семинария, как она есть, только чуть-чуть там что-то подновят и все. А все равно останется двухуровневый характер самого процесса обучения. Мало кто решится сейчас вырваться из тенет современных, двухуровневых норм жизни и прийти в простой нравственный порядок жизни, как, например, сельский уклад в деревне. Для того, чтобы жить просто нравственно, не нужен город, он этому мешает. Достаточно деревни. В этом плане есть, как минимум, три категории людей: одни, которые не могут решиться сразу, по каплям они будут двигаться, другие могут взять себя в руки и начать систематично работать, трудиться; а третьи могут, раз только услышав такую беседу, сразу все отсечь и пойти жить просто.  Это элементарная нормальная нравственная духовная жизнь мирская. Дело не в том, что нечем жить. Человек сам в нравственное приходит, он приходит в чувство долга перед своими ближними, он приходит в попечительную силу души. Если в попечительную силу вы придете, а через нее еще в трудолюбие, то вы начнете все делать сами. Вас не остановит то, что вокруг никто ничего не делает, даже если вокруг все пьют. Ну и пускай пьют, так это они пьют, а я при чем тут? Я засучу рукава и начну делать, и будет все, будет хозяйство, вокруг меня начнут другие трудиться.

А это где-то уже и происходит, смотрите, сколько малых предприятий, фермеров, которые сами все делают. Это трудная штука вообще – вырваться из этого второго уровня современному человеку, порой просто невозможная. Потому что даже когда мы начинаем ставить перед собой задачу, то механизм, который для этого выбираем, – это механизм второго уровня. И если мы механизмом второго уровня желаем вырваться в третий уровень, то, сколько бы ты это не делал, ты же все равно будешь крутиться на месте. Потому что переход к третьему уровню происходит совершенно иным образом. Пока ты не найдешь тех обстоятельств, той среды, не обязательно критических, которые тебя переведут из второго уровня в третий, ты все время будешь крутить колесико второго уровня. просто надо узнать те условия, в которых возможны иные механизмы, чем механизм второго уровня. Может быть, надо однажды прийти домой и узнать, что дом, семья – это как раз те условия, которые выше чем механизмы второго уровня, совершенно иные по своей сути механизмы.

 

Глава 14

 Возрастные осуществления личности

 С рождения до трех лет определяется направление личности

 С первых месяцев жизни у ребенка происходит развитие почитания, потому что почитание – это та сугубая нравственная сила детской души, в которой ребенок обретается и осуществляется в это время. К сожалению, дети рождаются еще и с самолюбием, которое сильно мешает почитанию.

Почитанием ребенок должен был бы чтить своих маму и папу. И поэтому должен быть совершенно спокойным даже тогда, когда у него какое-то физическое недомогание. Но если он самолюбив, то он не может удержаться и начинает капризничать и заявлять о себе.

Чем больше самолюбия в ребенке, тем больше капризности.

С рождения до трех лет личностное осуществление в душе может происходить либо в добре, либо в зле, либо в совестливости, либо в самолюбии. Если родители строят отношения с ребенком на собственном самолюбии, к примеру, ребенок впадает в истерику, а мать в ответ начинает злиться или же впадает в ответную истерику, ругается, шлепает его. Этим она питает его самолюбие, которое развивается и умножается в нем. Фактически, мать упражняет ребенка в общении из самолюбия.

Там же, где мама общается с ребенком от совести, в ней есть уравновешенность, степенность, по чувству материнского долга есть расположение к ребенку, почитание его в нравственном, чистом, добром достоянии. Этим она питает в нем все доброе. У такой мамы ребенок, даже капризный и упрямый, быстро утихает и успокаивается. Стоит только маме подойти, начать с ним говорить, ребенок начинает затихать и, в результате, воспринимает мамино слово, мамино направление поступка. Давно люди поняли, что «Гордым Бог противится, а смиренным дает благодать».

Подобное же должно происходить и с отцами. Хотя, к сожалению, в нынешнее время редко встречаются отцы, которые имеют нравственную силу по отношению к детям в их младенчестве. Но такими должны быть все отцы. Все мальчики должны вырасти в таких отцов, нормальных пап, у которых дети всегда степенны и уравновешенны. Потому что достояние отцовское, а это значит достояние мужеское, это как раз полнота заботы, от которой ребенок становится мирным, укрепленным в нравственном своем достоянии, легко переносящим любые невзгоды.

Когда такой ребенок вырастает, то он легко переносит любые сложные обстоятельства жизни. Только самолюбивые дети впадают в таких условиях в капризы, истерики, в упрямство, в раздражение, гнев и прочее. Это всё слабости и немощи личностного осуществления. Даже иногда потеря личностных свойств. Там же, где личностные свойства с рождения до трех лет развиваются нормально, там выросший из ребенка взрослый человек легко проходит через жизненные обстоятельства. Более того, он оказывается тогда для всех окружающих людей надежным покровом, рядом с ним всегда легко, потому что он всегда утешит, поддержит, возьмет тебя под крыло своего настроения, участия, своей заботы.

Я думаю, что любая девушка и любая женщина ищет в своей жизни такой покров в муже, в мужчине. Любой мальчик, любой юноша, любой мужчина ищет такого участия в нем женщины, его жены. Счастливы такие пары. И муж – покров для жены, и жена – участница в муже, так что в целом они единая супружеская пара, исполненная великодушия, единодушия и ко всем – радушия. А «Доброю женою и муж честен».

Быть такими рождены все. Ведь все были детьми, младенцами, все проходили этот период от года до трех лет. И как личность все искали состояться в нравственных душевных достояниях, т.е. в чувстве почитания, попечения, заботы о ближнем, в чувстве долга, ответственности, в чувстве правдивости, честности, искренности.

 

С 3 до 5 лет личность ребенка собирается в полноте трех составов.

От 3-х до 5-ти лет наступает период, когда личность ребенка собирается во всей полноте трех составов: в духе, в душе, и в теле. При этом, так как все мы люди телесные, осуществление идет через тело. Поэтому возраст 3-5 лет – это самый активный, подвижный, очень живой и энергичный период. В результате, троица осуществлений завершилась. Осуществление личности в духе – утробное развитие, осуществление в душе – от рождения до трех лет, и осуществление в полноте через телесное – с трех до пяти лет.

 Новый уровень осуществления – с 5 до 7 лет.

От 5 до 12 лет снова эта же троица осуществления происходит заново, но уже на другом уровне: с 5 до 7 лет снова осуществление в духе. Поэтому, если ребенок совестливый, то с 5 до 7 лет это всегда покладистый, послушливый, очень заботливый, внимательный и участливый ребенок.

А если это ребенок самолюбивый и до 5 лет часто капризничал, был упрямым, а мама и папа очень активно его в этом поддерживали своими самолюбивыми реакциями, то тогда с 5 до 7 лет – это уже несносный ребенок, его требования: «Я сам», «Не трогай», «Уйди» и прочее, потому что он по духу схвачен самолюбием и всех готов переехать. С 5 7 лет такие дети – «царьки» в своем доме. Если собирается группа таких, то они обязательно передерутся между собой, потом как-то устоятся, потом еще раз передерутся, потом опять устоятся и так все время.

 С 7 до 10 лет все развитие сосредоточивается на душевных свойствах.

С 7 до 10 лет происходит осуществление личности в душевных свойствах, т.е. опять в нравственных достояниях, которые особенно чутко воспринимаются и напечатлеваются в душе ребенка. И в это же время подражательной способностью реализуются не только по отношению к своим близким, но и ко всем людям.

 С 10 до 12 лет – осуществление в полноте трех составов через телесное.

И с 10 до 12 лет продолжается осуществление личности в полноте всех трех составов через телесное. Это также возраст очень активный, очень живой и деятельный. Итак, до 12 лет обретается способность осуществления себя либо в духе, либо в душе, либо в теле.

 От 12 до 24 лет – путь проб и ошибок.

После 12 лет начинается уже подростковая самостоятельность, когда он свои напечатления и осуществления должен воспроизвести в жизненных поступках от себя лично. В это время правильно поступают те взрослые, которые дают подростку право на личный поступок. Да, при этом он может поступить из самолюбия, но имея право на это. Он имеет право на ошибку, может быть, даже и на крах, который потерпит в тех или иных обстоятельствах.

Но, не пройдя через ошибку, не потерпев крах, разве можно научиться исполнению жизни? Ведь «У горя и догадки. Беда ум родит.»  Поэтому возраст от 12 до 24 лет – это путь проб и ошибок.

 Чтобы воспитывать нужно быть нравственным человеком

Рядом с подростком и юношей всегда должен идти взрослый человек. Но не указующий и заставляющий делать «как я тебе сказал», а как старший друг, как наставник, дающий совет. Мудрый воспитатель или родитель всегда даст совет, но настаивать не будет. При этом подросток из самолюбия стремится сделать все по-своему – мало ли, что там посоветовали?! Сделаю так, как сам хочу. Но совет-то все-таки прозвучал. А подросток по-своему. Но, попав в неприятность, он сразу вдруг понимает: «Да, действительно, этот воспитатель уже который раз меня предупреждает, и каждый раз его слова сбываются». После этого он невольно начинает прислушиваться к советам.

Там же, где воспитатель начинает подавлять подростка, возникает конфликт. Потому что, только «Любовь согласие водит, а от ненависти вражда исходит».  Подросток утверждается в своих самолюбивых основаниях и развивается уже как самолюбивый человек. Его нравственное достояние уже не развивается, потому что воспитатель, действуя из самолюбия, поддерживает тем самым самолюбивые реакции подростка. Лет до 13-14 подросток слабее своего воспитателя и поэтому вынужден слушаться. Но когда-то он все-таки не послушается и лет в 15 просто отвергнет такого воспитателя.

А уж способов не прямого, а скрытого отвержения сколько угодно. Ими дети пользуются с 5 лет. Самый распространенный способ – это обмануть. Пообещать одно, а сделать другое. Это происходит только по одной простой причине – взрослые не позволяют ребенку идти самостоятельно путем проб и ошибок.

Мудрость педагогическая как раз в том и заключается, что пребывая в нравственном или совестливом чувстве, воспитатель понимает природу детского развития и следует ей. И тогда мы оказываемся в синхронном движении с поступками детей и подростков. Тогда конфликтов не бывает. При нормальном, нравственном воспитателе не может быть конфликта отцов и детей.

Когда существуют две возможности у ребенка: одна – поступать по совести, другая – по самолюбию, то мудрый взрослый позволяет ребенку поступить так, как сам он этого хочет, а потом вместе с ребенком анализирует его поступки, и ребенок, в конце концов, сам обнаруживает, что поступил неправильно. В этом случае конфликт исключен. По естеству своей совестливой природы дети непременно любят такого взрослого. Завидев его в конце коридора, забывают всё и стремглав летят навстречу: «Марь Иванна идет!!!».

Современные подростки, к сожалению, настолько извращены и искажены всякими телевизионными зрелищами, что порою даже не знаешь, как разбудить их нравственное, совестливое. Оказывается, это все-таки возможно. Для этого необходимо просто дать детям, особенно с возраста 10 лет, возможность поступать самим, чтобы они сами строили свою детскую, а потом подростковую жизнь. И при этом быть добрым другом рядом с ними, который в нужный момент скажет:

– Если ты поступишь по самолюбию, будет плохой результат, поступишь по совести – другой. Как ты хочешь поступить?

– А, поступлю, как хочу.

– Значит, поступишь по самолюбию, но результат будет неизбежно вот какой.

– Ну и что.

– Что ж, поступай, как знаешь.

Ребенок по-своему поступил, и, естественно, получил отрицательный результат. Один, два, три раза, а на четвертый раз уже послушается своего воспитателя, педагога, старшего.

Устроение детского саморазвития, а значит, соответственно, детской самоорганизации – это по сути устроение детского движения. В прежние годы детское движение худо-бедно существовало, и наиболее одаренные педагоги, т.е. самые нравственные люди своего времени, могли им руководить, позволяли детям выстраивать свои приоритеты. Случалось, что иногда верх брало самолюбие, но в ребенке же две природы, и все равно преобладали приоритеты совестливости и нравственности.

Если рядом идет добрый воспитатель, который поддерживает в детях нравственные приоритеты, укрепляет и закрепляет их через самоорганизацию, групповой или личностный самоанализ поступков, своего поведения в целом, то дети, особенно подростки, постепенно развиваются в своем нравственном достоянии. Давно известно, что «Добрых людей через добро получают».  И тогда появляется то самое светлое юношество, которое имеет чистое устремление, порождаемое совестью. Это была еще реальность, например, 60-70-х годов.

До сих пор у нас с вами в памяти педагоги-энтузиасты. Сухомлинский, Макаренко – это ведь всё педагоги, которые как раз позволяли детям осуществляться по своей природе. Позволяли и шли рядом, выправляя их пробы и ошибки. Дети всегда идут методом проб и ошибок – у них другого метода нет, и педагог выправляет при этом их нравственную сторону.

А неумелый педагог все время наседает и подавляет самолюбие – дети от него разбегаются.

Русская православная деревня держалась крепкими нравами. Люди были просто сами по себе нравственными, совестливыми, жили в чувстве долга, были ответственными, честными, правдивыми, искренними, вера их была сильной.

Эти достояния нрава оказывались лучшими педагогическими условиями для воспитания таких же детей, потому что ответственный отец воспитает, конечно же, ответственного сына. Попечительная и заботливая мама воспитает попечительную и заботливую дочь.

Сегодня тоже не нужно быть профессиональным педагогом, чтобы воспитать хороших детей, нужно просто быть нормально нравственным человеком. И в силу своей нормальной нравственности ты не сможешь равнодушно пройти мимо детского проступка, потому что по-другому не сможешь. Ведь «Добрым тот вредит, кто злым попущает».  А среагировав, ты точно поддержишь в нем его нравственное и отсечешь его безнравственное.

Вот поэтому, мы поначалу думали, что в нашем училище церковной педагогики надо учить педагогическим приемам. И усердно разрабатывали разные воспитательные приемы и обучали им. Потом, оказалось, что никаким приемам обучать не надо. Надо заняться выращиванием из наших студентов нормальных нравственных людей. И когда мы начали это делать, то те, кто в этом развились, стали достойными педагогами.

Каждый год при училище организуются два летних лагеря в две смены. Один детский, а другой семейный. В детском поселении 120 детей и подростков в смену, а во взрослом от 100 до 140 человек приезжают со всех концов России.

Руководят поселениями сами студенты училища. Первые два курса работают в детском поселении, а третий, четвертый, пятый – в семейном. Причем они там пребывают не в качестве практикантов. Практикант – это когда рядом опытный педагог. У нас таких возможностей нет. Поэтому наши студенты трудятся в детском поселении воспитателями, а в семейном поселении помощниками родов, т.е. воспитателями семейных групп.

Такая ответственность и необходимость ответственного служения ставит каждого из студентов в особое положение: он должен лично поучаствовать в каждом ребенке, потом старший классов (т.е. старший курсом) лично поучаствовать в каждом родителе. Чем же он может поучаствовать? Только нравственными достояниями, потому что, если он начнет действовать от самолюбия, то немедленно возникнут конфликты с мамами. У нас такие мамы приезжают, что ой-ой-ой. И попробуй-ка с ней не так себя поведи, особенно с ее ребенком. Если ты не от нравственного идешь, то конфликт обеспечен. А так как большинство студентов – обычные люди, то, конечно же, поначалу все самолюбивые, и после третьего, даже после четвертого курса у них часто возникают различные конфликты с родителями. Но к пятому курсу уже все научаются, потому что слышат в себе совестливое начало.

Оказывается, если нравственное в человеке восстанавливается, то оно само по себе уже знает, как поступить, никаких специальных приемов не надо.

 

Глава 15

 Таланты, способности и труд.

 Талант требует поддержки и развития.

                Таланты – это особые природные данные, с помощью которых мы можем творить, преображать окружающий нас предметный мир. Говоря, что всякий человек, а тем более ребенок талантлив, мы подразумеваем, что у него всегда есть определенный резерв возможностей. В большинстве случаев отсутствие у человека талантов значит, что дарованные ему возможности остались не реализованы. Если резерв велик, то талант проявляется спонтанно уже в раннем детстве и очень ярко. Чаще же он обнаруживается в определенные периоды становления и требует поддержки и развития.

 

В каждом возрасте преобладает один из трех составов человека.

                Первый всплеск пробуждения талантов следует отнести на возраст трех-пяти лет, когда ребенок чрезвычайно активен и деятелен, открыт для мира и, вместе с тем, когда в нем преобладает телесная доминанта, которая и позволяет как бы воплотить бьющую через край энергию в действии. После четырехлетнего возраста, к пяти, шести, семи годам постепенно угасает проявление одних талантов, другие хранятся, третьи могут даже получить некоторое развитие. Но в возрасте десяти – двенадцати лет, это, кстати, школьный возраст, ребенок вновь переживает активизацию всех своих способностей и талантов. Это тоже время телесной активности, когда телесный состав в ребенке становится доминантным и в этом телесном проявляются все душевные и духовные обретения предыдущего возраста. Если ребенок рос душевно и духовно развиваясь, то все резервы, которые были накоплены до 10 лет, здесь раскрываются в телесном пробуждении. Этот возраст удивительно яркий и сильный, очень радостный, дети все хотят попробовать. Порою записываются во множество кружков, на дню хватаются сразу за множество разных дел, заговорят кого хочешь. И в этот, как и в предыдущий период (3-5 лет) активизация способностей и талантов всегда сопутствует активизации телесного состава в ребенке. То же мы наблюдаем в дальнейшем и у взрослого человека.

                Если рассмотреть периоды становления ребенка, то мы увидим точную последовательность пробуждения в человеке разных стихий. Каждый период получает свою доминанту, происходит активизация одного из трех составов ребенка.

С пяти до семи лет преобладает духовная доминанта. Этот возраст наиболее благоприятный для обретения послушания, которое развивается из ярко выраженной потребности любить. А «Покорному дитяти все кстати».  Так происходит, когда в ребенке силен сокровенный человек. Но уклоненный человек в ребенке начинает бороться и восставать против сокровенного человека. И если не помочь сокровенному человеку в этот момент, то уклоненный человек получает преимущество: дети начинают проявлять непослушание, становятся крайне капризными. От них часто приходится слышать: «как хочу, так и делаю», «не мешай» и т.д. И если взрослый в этот момент не поможет ему своей любовью, он нарушит его нравственное становление. Будучи в раздражительности или в унынии, в порыве гордости или властолюбия, он, наоборот, поддерживает уклоненное состояние ребенка. И тогда сокровенный человек лишается сил к восхождению.

К сожалению, сегодня большинство детей находятся именно в таком заброшенном состоянии.

Можно, конечно, добиться послушания внешним насилием: криком, строгостью, угрозой наказания. И для многих педагогов и родителей это, к сожалению, единственно доступный способ, в то время, как именно возраст от пяти до семи лет наиболее благоприятен для обретения послушания и способности трудиться естественным, а не насильственным образом. Вот почему этот возраст в воспитательном плане особенно важен.

Дело в том, что сама внутренняя способность трудиться как запечатление и желание закладывается именно в этом возрасте.

 Главное для ребенка – усвоить навык труда.

Мы различаем в нравственной педагогике три вида трудового действия: труд как таковой, работа, и самообслуживание. Что такое самообслуживание всем понятно: сам себе сварил, сам за собой убрал, сам постирал. Когда ребенок или взрослый человек трудится по способностям в свое удовольствие – это работа.

Если же человек откликается на нужду ближнего – это труд. При этом труд может быть вовсе бесталанным. Т.е. бывает, мы откликаемся на чью-то нужду, потому что больше некому, но то или иное дело необходимо сделать. Мы делаем его со всей искренностью, со всем радением, но как получится. «Трудовое беспорочно, хоть и мало, да прочно».  Когда же человек выполняет то же дело мастерски, в этом нет дополнительной заслуги, это уже заслуга его талантов, способностей.

Сегодня многие дети занимаются в кружках, студиях. Живопись, танцы, музыка, иностранный язык –этот перечень изучаемых там предметов и видов искусств можно еще расширить. На занятия детей приводят родители, бабушки, дедушки. Часами ждут они своих чад у выхода. Чем же занимаются дети в кружках и секциях? Трудятся? Нет. Работают. Бывает, очень устают. Получают при этом великое удовлетворение. Но от чего? От того, что способность их жила и жила активно. Но никакого отклика на нужду там не происходило. Поэтому эта способность развивалась себе в услаждение. Такое развитие способностей, становясь работой, одновременно становится делом, нельзя сказать, вовсе безнравственным, но в определенной степени не нравственным. Все-таки «Песню играть – не поле орать».

Ибо нравственное дело – это обязательно отклик на чью-то нужду, либо следование образу блага. А потребность блага всегда слышит нужду других, когда человек обращается с помощью к другому человеку. Там же, где способность проявляется лишь себе в удовольствие, она служит нашему уклонению от блага, добра, духовности и приводит к самовозвеличиванию.

Итак, труд – отклик на нужду. И, оказывается, чрезвычайно важно, чтобы в возрасте пяти-семи лет ребенок усвоил или запечатлел труд. Как достичь этого?

Духовное в ребенке, пробуждаясь в пять-семь лет с особой чуткостью слышит нужды других. В любви, охватившей все его существо, ребенок ничего не хочет взять себе, а все хочет дать другим. Кстати, этот возраст обладает особой чуткостью, открытостью ко взрослым: родителям, воспитателям, учителям. И важно не упустить момент, когда любая ситуация, побуждающая ребенка к чуткости, внимательности к ближним, оказывается средством его духовного восхождения. «Нужда острит разум» . Но чаще бывает так: сделал ребенок какую-то вещь, взрослые похвалили и поставили в шкаф, а потом, когда запылилась, как водится, выбросили в мусорное ведро. И все это происходит на глазах ребенка, который начинает привыкать к тому, что никакой нужды в том, что он делает, нет. Вещь нужна была до тех пор, пока над нею шла работа. И еще может быть для того, чтобы в школе получить пятерку. Вот и все…Получается для тщеславия или гордости. Все остальное всегда недосуг, и вовсе не важно. В таких обстоятельствах научиться трудиться ребенок не может.

 

Благоприятные условия для воспитания навыка труда.

Где же более всего может состояться труд? Оказывается, сельскохозяйственные, крестьянские условия жизни наиболее способствуют развитию в ребенке трудового действия. Дело в том, что все живое, растущее: растения ли, домашние ли животные свою нужду заявляют сами. Их «Нужда красно бает».  В городском доме ребенку трудно понять, почему надо, к примеру, регулярно проводить уборку. Да и, в основном, это дело самообслуживания. А если в доме нет ни животных, ни растений, то и некому заявлять свою нужду, кроме самих людей, членов семьи.

На селе же все требует постоянного внимания. Скотина, если она не накормлена, начинает мычать, блеять, гоготать, и когда мать ругает ребенка за то, что он вовремя не накормил ее, то он понимает – мама права: корова ведь мычит, значит, она действительно голодна. Оправдывает он и отцовский нагоняй, который получил за то, что, допустим, не разнуздал лошадь. Растения на огороде также нуждаются в постоянной заботе. Если их не прополоть, то очень скоро они под сорняками начнут оскудевать. Если их не полить, то тут же на глазах видно, как все вянет, гибнет. Таким образом, на селе труд всегда поддержан острой нуждой в нем всего, что окружает ребенка. И его приобщение к труду происходит естественным образом.

И еще что очень важно: здесь ребенку легче увидеть и понять три степени нужды.

Нужда первого порядка – когда нуждающийся заявляет о себе сам. В данном случае растения требуют, чтобы их полили. Первоначально ребенок ухаживает за ними только потому, что иначе они могут погибнуть.

Но дальше выясняется, что растение с грядки идет в пищу, т.е. оно нуждается во внимании не только само по себе, но и чтобы удовлетворить потребность в нем и самого ребенка, и всех домашних. Здесь уже проявляется нужда второго порядка.

Когда же урожай собран, и его излишки несут другим людям или продают на рынке, тогда ребенок осознает нужду третьего порядка. Оказывается, его труд нужен не только конкретному человеку, его ближним, но всем людям вообще.

Итак, мы видим, что здесь, в сельской усадьбе, осознание нужности труда происходит не на уровне слов о необходимости быть чутким к живому, к своим ближним, а в реалиях жизни, в которых происходит запечатление труда как такового.

После завершения учения в Москве мне пришлось год работать на селе. Я жил на квартире у одной бабушки. Ее дети выросли, уехали в город, она осталась одна. Но настроение одиночества ей было совершенно несвойственно. В свои 70 лет она была неугомонна. Чуть свет встанет, весь день крутится по хозяйству. Лишь перед сном посидит часок у телевизора. Говорить с ней было одно удовольствие. Я мог бы сидеть часами и слушать ее рассказы, ответы на мои многочисленные вопросы. А она больше получаса не могла усидеть на месте. Ее всегда ждали дела. Потом, уже занимаясь нравственной педагогикой, я понял, в чем дело. В детстве баба Маня (так звали бабушку, у которой я жил) росла в крестьянской семье, и с 4-х летнего возраста она работала на огороде. Бывало и не удавалось ей поиграть и побыть с ребятами. В результате, запечатление трудового действия произошло в самую глубину начатка блага, начатка совести, пробуждающейся в ребенке духовности. И, конечно же, имея такой мощный резерв накопленных сил трудового действия, баба Маня всю свою жизнь легко трудилась. И при этом без труда не могла жить. Когда же доводилось быть в праздности, это ее скоро утомляло. Ей наскучивало болтать, развлекаться, просто сидеть, как другие, на завалинке. Но зато как только она начинала работать, в ней сразу же проявлялась вся ее живость, тут же. восстанавливался резерв сил, какие были обретены в детском возрасте.

Время до 12 лет чрезвычайно важно для накопления резервов для самых разных видов деятельности, и, в частности, время от пяти до семи лет – для накопления трудового резерва. В это время «Даже маленькое дело лучше большого безделья».

Что же происходит с современными детьми? Они тоже обретают очень мощный резерв, но действия, совершенно противного труду. Это действие праздности. А «Праздность есть мать пороков».  И самое яркое из них – это зрелищное действие. Я помню одна мама пришла ко мне на консультацию с бедой, с трагедией, не зная что делать с сыном восьмиклассником. Как только он приходит домой, – рассказывала она, – тут же летит в свою комнату, включает, как она выразилась, «свою какофонию», ложится на кушетку и слушает ее 4-5 часов подряд. Представьте себя на его месте. Разве могли бы вы, даже любимую музыку слушать столь долго, тем более в магнитофонной записи? У вас просто не будет сил: либо задремлете, либо начнете что-нибудь делать. У них же, большей части молодых, такие силы есть. Откуда? Начинаем с мамой выяснять, оказывается, в возрасте четырех-семи лет она сажала сына перед телевизором, а сама занималась своими делами. Ей было так удобно. И дитя, конечно же, обрело достаточно силы, чтобы быть в этом действии.

Я помню, как еще работая в школе, я пришел к девятиклассникам на урок математики и попросил мальчиков остаться после уроков, чтобы разгрузить машину с партами. Откликнулось на мою просьбу всего двое. Поняв свой просчет, я в следующем классе, тоже девятом, предложил ребятам пойти на разгрузку тут же, во время урока. Мои слова были встречены восторженными возгласами. Что это было? Отклик на мою нужду? Или, может быть, на нужду школы? Ничего подобного. Это была всего лишь реакция на представившуюся возможность веселого проведения времени. Еще бы, вместо математики – разгрузить парты! Закончив с этим делом, я вдруг вспоминаю, что тот девятый класс, который только что мне отказал в помощи – ответственный за вечер. Он должен состояться через два дня. Но актовый зал был еще совсем не оформлен, и музыка не готова, нет программы. Вообще ничего нет. В некоторой растерянности я возвращаюсь в класс. «Не беспокойтесь, все сделаем», – успокоили меня ребята. И откуда только силы взялись?! Буквально в один день актовый зал был вычищен, украшен, оборудована цветомузыка, повешены разные плакаты. Вечер прошел весело и празднично, т.е. оказалось, что на развлечения сил у ребят было в избытке… Что же касается нашего мальчика-меломана, то он бездельник и лентяй по той простой причине, что у него действительно нет сил ни на что другое, кроме как на развлечение…

 Работа по способностям не покрывает конкретной нужды, а служит страстям.

Вот ситуация вполне знакомая многим. После напряженного рабочего дня мы возвращаемся домой усталые. А с порога встречают дети – одному помочь с уроками, другому починить велосипед, с третьим просто побыть, пообщаться. Но никаких сил на это у нас нет. В такой момент мы можем резко оборвать сына или дочь, сказав что-то в раздражении, ссылаемся на усталость и как всегда просим подождать до выходных, когда у нас будут силы и время. И вдруг вспоминаем о невыполненной за день работе. Наскоро ужинаем и кидаемся к письменному столу, дабы не иссякло открывшееся вдруг второе дыхание. И откуда взялись и время, и силы? А, оказывается, будучи детьми, мы жили в семье, где очень радели о наших способностях и всячески развивали их. И музыкой мы занимались, и в кружки разные ходили, и в учебе тянулись за пятерками и четверками. Т.е. по своим способностям мы обрели достаточный резерв сил. И теперь, когда нам предлагают что-нибудь делать по способностям, мы к этому вполне готовы.

Долгое время воспитание таких детей было политикой нашего государства. Ему нужны такие люди. Поэтому в государственном масштабе обучение и воспитание были поставлены таким образом, чтобы вырастали работные люди, с развитыми способностями и совершенным нерадением в области сердечного, человеческого, участливого отношения, в первую очередь, конечно же, к своей семье. И поэтому сегодня крепкой семьи нет. Сердечное действие, отклик на нужду не ценны, ценится только способность. В таком обществе труд не уважаем, уважаема работа, ее внешние показатели.

Работного человека вообще можно не стимулировать. Ему, развитому по его способностям работа доставляет удовольствие. Такие, как он, – наиболее удобная, наиболее производящая рабочая сила. И поскольку нравственный строй при этом становится как бы неслышен, человек перестает осознавать и чувствовать усугубляющуюся в нем духовную, нравственную деградацию. Он не может понять того, что социальное устроение общества и ценности, которыми оно живо направлено против человека. Ибо общество использует человека частичного, того, который лишь по способностям выражен, по ним заряжен резервом сил и по ним действует, совершенно потеряв всякое разумение и всякий смысл семейной жизни.

Что еще необходимо отметить: там, где способность выражается как работа, качество работы измеряется только мерой этой способности. Если талант высокий, большой, емкий, то, конечно же, работа будет достаточно качественной, она может быть мастерской, и производятся даже шедевры. Но, оказывается, работа может быть выполнена не только в меру таланта, но и в меру нравственного участия. Когда происходит сердечный отклик, когда открываются силы совести, и тогда образ блага происходит в талантливых действиях по способностям, тогда совершенно иное вносится в производимую работу, и она иному служит.

Очень много вещей, выполненных талантливо и ярко, служат самым разным праздным человеческим страстям. Без них человек может вполне обойтись. Но, тем не менее, уклоненное услаждение от вещей становится потребностью, затягивает человека в бездонный омут вещизма. Живя в работном обществе, мы окружаем себя бессчетным множеством вещей, которые, оказывается, вовсе не нужны. Чему же они служат? Страстям, которые развлекаются вещами. Труд при этом просто отсутствует и жизнь человека превращается в творчество все новых и новых видов влечения. Совестливый, т.е. сокровенный человек предан, ему нет места, он не оценен и не важен. А важно все уклоненное в человеке, потому что через него, а не через сокровенного человека, люди чувствуют себя живущими. В результате всякий талант, который начинает происходить от уклоненного, уклонению же и служит. Все растет и растет количество работных людей, которые всякую работу выполняют себе в услаждение. И предметы, которые при этом создаются, естественно, служат этим же усладам. Так как не может человек, живущий страстями, сотворить предмет, потребный сокровенному человеку. Почему? Да потому, что он не знает и не хочет знать нужд сокровенного. Очень трудно сейчас в деятельности человека назвать какой-либо вид труда, в котором выполнялось бы что-то для сокровенного человека.

В нашем работном обществе, пожалуй, возможен подлинный труд – это прямое выполнение нужды. Сокровенному человеку достаточно постараться ради другого и он в этом вполне выражен, он не ждет за это никакого поощрения. Его искомое исполнено. Дела милосердия – это и есть прямой отклик на нужду, это и есть труд. Например, когда мы ухаживаем за больными не из дружбы, не из родственной связи, не из сотрудничества, а из милосердия, т.е. из сердечного отклика на боль другого человека. «Божья тварь Богу и работает».  Но многие ли способны сегодня на такой труд?

В Москве очень большая нужда в медсестрах, нянечках, санитарках. В результате страдают больные. В свое время многие больницы обратились за помощью к Церкви. К верующим людям. Не правда ли, прекрасная возможность проявить милосердие. И действительно, очень много верующих людей сразу откликнулись. В списках, записавшихся на помощь больницам были сотни. Но прошел месяц, из этих сотен, слава Богу, если осталось всего несколько человек. Оказывается, на милосердие у большинства из нас нет больших сил. Иссяк порыв вдохновения, и силы иссякли.

Итак, не обретя резерва трудового действия, которое закладывается в возрасте пяти-семи лет, ребенок свои таланты использовать в благое дело не может. Более того, если таланты развиваются раньше совести и происходит опережающее развитие способностей, то они неизбежно ложатся в эго-ядро человека. Т.е. в его уклоненное. Получается блестяще талантливый эгоист, неспособный на душевный отклик.

Статистика свидетельствует, что среди наших отличников, способных к научно-исследовательской деятельности, число могущих общаться с предметом, вырастающих в мастера, составляет всего лишь 10-15 %. Что же представляют из себя остальные? Оказывается, все остальные 90-85% студентов, блестяще умеют запоминать и передавать знания, излагать то, что они запомнили. Исследовать же предмет, который им изложен, чувством услышать то, что в нем происходит, – у них нет сил, потому что их способности и таланты развивались в сугубо репродуктивном направлении. Значит, выдавался оригинал в виде определенной информации, которую они должны были вернуть учителю. Вернешь полностью – будет «5», частично, – соответственно, – «4», «3», а то и «2». В результате происходит развитие не нравственного человека, способного откликаться и способностями своими этот отклик на нужду исполнять мастерски, а наоборот, интенсивное развитие способностей ради утверждения себя в социуме – среди людей и над людьми. Труд сегодня почти изгнан, он не в почете. Мало того, настолько пали нравы, что он представляется нам и вовсе зазорным действием.

 

Глава 16

Талант руководителя

 Большое значение в любом деле имеет вопрос – кто его руководитель, каков он по внутреннему своему содержанию и расположению? А в связи с этим, кто может давать духовные наставления, как сделать выбор духовника и построить отношения с ним?

Кто же такой руководитель? В Церкви есть такая категория людей как делатели. Господь нам говорит, что делателей мало. Жатвы много, т.е. нуждающихся в делателях много, а делателей, тех, которые могут человека выправить в нужное устроение, таковых людей мало. Это означает, что настолько человек со времен Адама испортился, что выправить другого он просто не может. Большинство участвовать в других, в их выправлении, а значит восстановлении в них правды человеческой, не в состоянии.

Возникает вопрос: а что же тогда делает человек, когда становится руководителем, если он не делатель, т.е. не исправитель человека в его естество?

Давайте посмотрим одно из наиболее значительных действований руководителя – направить человека в дело. Наверное, это и есть, в нынешнем понимании, руководитель. Т.е. тот, кто возглавляет какое-то дело, руководит всем внутри самого дела и людьми в нем ради самого дела. «По службе ни друга, ни подруга».  От чего будет зависеть его способность ставить дело.

 

Критерии и нравственные основы руководителя

Есть три критерия способности руководителя.

Первый – он должен ясно слышать само дело, его механизмы, соответственно, всю его технологическую цепочку. Т.е. как, из чего, в какой последовательности, какими средствами, и при каких условиях тот или иной результат возникает.

Второй – он должен точно слышать реальные возможности тех людей, которые расставляются им в дело. Потому что на каждом участке дела должен стоять человек, способный ему порученное выполнить. Именно на данном участке. При этом лучше всего, если эта способность природная. Т.е. он родился таковым, и, живя по естеству своему, к этому расположен, от природы расположен слышать внутренний процесс, происходящий на этом участке. Хуже, если это человек, прошедший какие-нибудь занятия, внешние курсы, внешнее обучение и натасканный просто на этот участок. Это значит, что он по действиям этот участок знает, потому что натаскан на эти действия, а внутренне что там происходит, он не чувствует.

И, наконец, третье необходимое свойство начальника – способность быть в процессе самого дела, слышать ход дела, т.е. все изо дня в день происходящее. Ориентироваться в деталях, тонкостях, в сложностях или пробуксовываниях дела. Если он эту тактическую жизнь дела не слышит, хотя дело может знать, то тогда какие-то нюансы, неожиданности его могут просто выводить из правильного руководства.

При этом получается, что если в его поле внимания два объекта – само дело и его исполнители, то он, соответственно, должен слышать всю динамику и по отношению к делу, и по отношению к человеку. «Кто в деле, тот и в ответе».

Наиболее трудный момент – слышать человека, потому что мы знаем, что человеческий фактор – это очень важная составляющая во все времена. У человека скандал дома, он пришел не в настроении и, соответственно, тогда его участие в деле, уже в какую-то меру может быть хуже. А начальник этого не почувствовал, его требования остались прежними, но человек просто не в состоянии сегодня эти требования выполнить. Ни в общении с ним, ни по отношению к другим сотрудникам, ни тем более по отношению к самому делу. Естественно, результат маленький, или же чуть меньший, а требования начальника прежние, между ними, наверняка, что-то произойдет. Т.е. вместо того, чтобы подтянуть его, утешить и, может быть, на сегодня просто ослабить требования и через это поддержать, он еще возьмет и нагрузит его, и в итоге тем самым выбьет еще на два или три дня.

Еще неизвестно, как этот работник домой придет, ведь порой бывают такие скандалы, после которых не знаешь, как вообще войти в дом, не знаешь, как там быть и долго-долго еще приходишь в себя, пока, наконец, на третий, а кто-то на седьмой день, только лишь начинает входить в нормальные отношения.

То же самое происходит и на работе, когда произошел скандал, да еще с начальником. Начальник же остается в чувстве правды, потому что его требование естественное, он же дело защищает и чувство правды. Но только не разумеет, что он, оказывается, будучи начальником, должен иметь вкупе три эти составные своей личности, а не одну.

Большинство начальствующих, к сожалению, либо сами погибают в плане нравственного развития, либо дело губят, либо еще заодно и всех остальных губят. Только потому, что они держат только одно личностное свойство – заботу о деле. А вот два других свойства, которые должны быть непременно, они не слышат. Такой не слышит человека, который исполняет дело не по человеческому его фактору и не по профессиональному. Или слышит только его профессиональное качество, а человеческое не слышит. И третью составляющую он не слышит – динамику труда, считая, что она неважна с позиции дела и все время должна возрастать по параболе вверх, а в жизни так не бывает.

Если это так, но тогда налицо признаки тейлоровской системы, где все подчинено производству, которая давно зародилась в Америке, а сейчас на Западе изощреннейшим образом широко используется. При такой организации труда человек, фактически, составляет элемент производства. Для этого служит отлаженный механизм на самом производстве, где все из работника выжмут, он ни на секунду не может никуда отвлечься. В таком обществе создан уникальный механизм восстановления сил после работы со всякими процедурами, разгрузочными камерами, психологическим воздействием, массажами, таблетками и прочим. В том числе и телевизорами, музыкальными центрами. И при этом нигде нет речи о работнике, как о человеке. Речь идет просто о том, чтобы он через два выходных дня, после того как восстановится, вышел бы снова на работу, вполне способный исполнять в течение 5 дней все возрастающие нагрузки.

С позиции Церкви лицо руководящее людьми непременно должно иметь эти три нравственных свойства. А еще к этому добавляется четвертое свойство – начальствующее лицо должно слышать меру угождения сотрудников Богу. Богу угодить можно по-разному.

Можно внешними делами. Например, когда я прихожу и служу, считая, что мое дело – службу устроить.

Можно угодить самим собой Богу. Одно дело – я службу исполнил, выполнив задание от и до, на службе всегда подтянут, так, что никто не заметит, что я негодный сам по себе. Только мои домашние это знают, когда я прихожу домой и делаю что хочу, не стараясь выглядеть благопристойно. Т.е. я себя Богу не приношу, получается в таком случае. Если ты действительно служишь Богу, то ты должен еще и себя принести Богу. Значит, ты должен быть внутренне, это самое главное, по своим сердечным настроениям, а не только по поведению, быть угоден Богу.

Господь же взирает не физическими глазами, а глазами духовными и поэтому Он слышит и чувствует все, что происходит у тебя на твоем сердце. Хотя все окружающие могут ничего этого не видеть. Ты вполне приличный, хороший человек, а на сердце, оказывается, корыстолюбец, не просто жадина, а скупой даже. Но хорошо ориентируешься в ситуации, поэтому, где не надо это показать, не показываешь. Где надо выгодно показать себя, наоборот, предстаешь очень щедрым. Но никто не знает, что ты, оказывается, еще в течении целой недели высчитывал, во что тебе обошлась эта твоя щедрость и потом очень сильно страдал по поводу этого и искал где бы и как бы восполнить эти лишние расходы, которые у тебя произошли на публике.

Вот эту сторону видит Господь. И если ты хочешь принести себя Господу, то если ты внешне щедр, то ты и внутренне должен быть такой. Если ты внешне добрый к людям, то это значит, что и внутри у тебя нет злых мыслей про людей и нет в поступках плохого отношения к ним. «Кто доброе творит, тому Бог отплатит».  Нет внутри никакой корысти, если ты внешне бескорыстный. Это очень сложно, но, тем не менее, это как возможность принесения себя Богу.

И, наконец, есть третья мера угождения Богу – это принести Богу своих сотрудников. Это означает, что, как минимум, они через тебя не должны впасть в состояние, противное Богу. Какие состояния могут быть противными Богу? Ну, например, после разговора с тобою, как с начальствующим лицом, кто-то впал в сильнейшее раздражение. Так, что управиться в нем не может. Его несло, потом в течении нескольких часов, даже весь день, или целую неделю он ходил в ропоте. Он вошел в ропот, значит, виноват ты. Или он так обиделся, что после этого все у него внутри помрачилось.

Конечно, сам человек тоже должен следить за собой, ведь он тоже должен себя приносить Богу. Он не должен впадать в раздражение, он не должен был обижаться на своего начальника. Он вообще должен был стерпеть, смириться, и вообще-то он тоже виноват. И если ему досталось, думает про себя начальник, то поделом. Если я его сейчас не встряхну, то он и завтра мне испортит дело и послезавтра.

Может быть, для дела, действительно, и надо было бы нерадивого взгреть. Но ведь взгревая, ты должен еще слышать, не повреждаешь ли ты его. Вот этого слуха чаще всего и не хватает. Даже про себя могу сказать, что, наверняка есть люди на меня обиженные. Я и не подозреваю про это. Потом, спустя какое-то время после инцидента, вдруг открывается, что они, оказывается, обижены. У одних, слава Богу, открывается просто через то, что они сами приходят и говорят: «Знаете, батюшка, вот тогда то-то и то-то произошло, я очень крепко обиделась или обиделся на вас». Это хорошо. А у других открывается через то, что они начинают делать разные пакости, мстят. После этого начинаешь вглядываться и вслушиваться, что же происходит, почему же он такое мщение развернул? Из-за обиды, оказывается.

Принести сотрудника Богу – дело очень сложное. Это означает, что ты должен его и в дело управить, хотя он не очень управляется, а с другой стороны это сделать так, чтобы не соблазнить его, не ввести его сердце в какое-то крайнее состояние. Конечно же, не без переживания будет выправление его, не без каких-то внутренних волнений. Но это не должно становиться в сердцах совершенным событием. Ни со стороны начальствующего, ни со стороны подчиненного. «Любящих и Бог любит».

Три задачи налицо, если говорить со стороны церковной, по отношению к своему подчиненному. Вернее, эти три задачи не к подчиненному, а по отношению к правде Божией, чтобы само дело приносить Богу. Мое дело понятно, службу явно видно.

А что значит экономическое дело принести Богу? Сделать его природосообразным, т.е устроить сообразно природе самого дела. Грубо говоря, не надо в бетонную стену забивать гвоздь, потому что бетон не для этого предназначен. Гвоздь можно забивать в деревянную стену. А в бетонной надо сначала сверлить дырку, потом вбивать туда чопик и тогда в него уже либо засверливать, либо вгонять гвоздь. Это называется природосообразность. Если мы делаем вот так, то это природосообразно, мы слышим, что есть бетон. И если ты дело делаешь сообразно его природе, то тогда этим его посвящаешь Богу. Сам того, может быть, даже не подозревая.

И в этом смысле, чем более человек слышит дело, а если он еще это от природы слышит, тем более это дело мастерски исполнено, тем результат лучше. Тогда мы говорим – это профессионально исполненное дело. Только надо учитывать, что профессиональное исполнение имеет две составные. Одна – обретенная, а другая – природная. Идеальный случай, когда есть природная расположенность, т.е. призвание к этому делу. Значит, человек слышит это дело от природы, а другой – обретенная способность, потому что он научен еще сверх своих задатков этому делу. Большинство, к сожалению, сейчас как-то потеряли это вот слышание, что профессиональное имеет две составные и больше уповают на обретенное.

Получается, что руководителю всегда надо возрастать в совершенствовании дела, в распознании профессиональных способностей человека, где есть две составные: природные и обретенные. И слышать динамику дела по двум критериям: по самому делу и по сотрудникам.

 Составляющие стороны дела: дисциплина, организация, содержание

Любое дело имеет дисциплинарную сторону, затем организационную, и наконец, содержательную. Дисциплинарная – это порядок во времени и в пространстве: вовремя пришли, во столько-то ушли, во столько-то должны нажать кнопку, начать делать то действие, во столько-то другую кнопку, начать другое действие. К дисциплинарной стороне относится и последовательность: сначала это, потом это, и только потом третье действие. Но никак не вперемежку.

Сюда же относится и пространство, т.е. устроение самого рабочего места. Средства, которыми ты работаешь, само рабочее место, материалы, которые ты используешь, инструмент должны быть всегда в порядке. Как ты в порядок вошел в начале работы, так ты в порядке по окончании рабочего дня должен оставить свое рабочее пространство. Я знаю, что на производстве, где не только внешне следили за этим, в конечном итоге, методом отсева оставался тот состав работников, которые этот порядок на своем рабочем месте удерживали.

Оказывается, продукция, которая выходила из их рук, имела некоторый уровень, превышающий его во всех других предприятиях. И причина оказалась в том, что когда человек содержит в порядке свое рабочее место, он внутренне сам упорядочен. Его внутренняя упорядоченность имеет совершенно определенное отношение к продукту, который он выпускает, и в результате из его рук выходит не бесформенное нечто, а добротный продукт. У этого работника, он же делает то же самое, что и рядом стоящий, из тех же материалов, вещь получается та же самая, но ладная, а у другого почему-то она не так хороша, чего-то в ней не доделано, не доработано. По всем требованиям все проходит нормально. Автоматика проверяет – проходит изделие, а человек берет в руки, сравнивает два образца, и слышно – в этой лад, а в этой вещи нет лада.

Эта составная идет от самого человека, от его внутренней собранности. Он всегда так делает. То же самое можно сказать и про домашние пироги. У одной хозяйки берешь – ну что за пирог! И вид-то его, и запах – прямо слюнки текут. Рядом другая хозяйка, вроде бы даже более усердная, по всем правилам пекла пироги. Но у нее совсем не то. А эта без всякой рецептуры и отмеров сделала, и прямо пальчики оближешь. Почему так? Это, значит, была вложена душа от внутренней собранности.

Оказывается, качество всего зависит от этого. Если душа собрана, то она всегда собрана, и когда продукцию выпускать – прямо на загляденье. И вкусно все. Если у кого-то выходит хорошая продукция, значит рабочее место имеет свой порядок, не очень может быть такой же, как тебе хочется, но оказывается, внутри этого, как бы видимого беспорядка, все на месте. Все имеет свое предназначение, ничего лишнего, все определено, почему именно так, а не по-другому.

Точно также, как зайдешь в храм. В одном храме все благолепно устроено, а в другом попроще сделано. В одном уютно, в другом неуютно. В одном душа чувствует, что она к себе пришла, а в другом она как в гостях. Хотя все то же самое, те же иконы, никаких лишних вещей в храмах нет. Так вот начинается этот лад с лада на рабочем месте.

Всегда на Руси было такое, что детей воспитывали обязательно в строгости порядка на своем рабочем месте. В прежние времена не было особого игрового времени для детей. Игрушек было немного, свой детский уголок, все это изобилие ныне появилось. А тогда дети просто рано входили в жизнь хозяйства и трудились. У каждого было в доме свое рабочее место: кто-то кормил кур, кто-то свиней, кто-то пас, кто-то еще что-то делал. И на этом рабочем месте добрые родители всегда приучали ребенка к порядку. Там, где порядок содержится, там и все остальное в лад собирается.

Обратите внимание, что в армии поддержание боевого духа начинается с дисциплины и порядка, но, прежде всего, относительно чего? Чистых воротничков, сапогов, формы и чистоты казармы. Идеальная казарма должна быть. Солдат встал, должен успеть одеться, выскочить на зарядку, но при этом уже казарма должна быть в идеале – на все очень сжатые сроки. Заходит проверяющий, по струнке подтянуто все на кроватях, подушки все острием вверх, ни одной лишней вещи, обувь вся на месте, вычищена до блеска. И это за какие-то там считанные минуты все должно быть четко сделано.

Но чтобы быть так собранным, это же должно быть определенное состояние духа. Дисциплинарная сторона, казалось бы, внешняя, а на самом деле от нее зависит все внутреннее.

Поэтому, конечно же, руководителю нужно обязательно поддерживать дисциплинарный порядок. Второе – это деловая организация. Она начинается с того, что каждый человек должен точно знать все свои обязанности. Обязанности должны быть природосообразны участку. Т.е. то, что требует дело, то и должно обеспечиваться обязанностями.

Причем, лучше всего, если обязанности взяты не внешне, потому что когда уже начинает включаться природное дарование человека, призвание, тогда он внутренне возьмет эти обязанности. Он это слышит, как необходимость. А если он будет просто научен принудительно, то будет слышать это как обязанность.

Кстати, на этом происходит большинство конфликтов. Вы, будучи руководителем, видите, что человек не сделал. Но был обязан. И вы начинаете делать ему выговор. А оказывается, что на самом деле природного чувства, призвания нет у него к этому делу, а чтобы освоить это через обучение, требуется более долгое время. А вы этого не учли. Он еще этот период обучения не прошел, ведь это вы ему не организовали нужное обучение, а уже задачи ему поставили. И причем требуете от него наличие сразу двух критериев: природную чуткость и профессиональную обученность. Но ничего этого в свое время не обеспечено.

Хорошо, если он еще до этой работы уже где-то чему-то научился. Он выскочит из этой ситуации, вовремя сообразит, два раза нахлобучку получит и потом сразу станет на свое место, если он вообще одаренный и талантливый и все легко подхватывает. А если он не такой? Если у него проявляются разные черты, которые разбалансировывают его всего? И он берет на себя обязанность, но всего на полдня, а в следующие полдня он уже не может держать обязанность. Его уже ведет то в игру, то еще во что-нибудь. Мало ли, у кого что. И вы этого тоже не учли. Вот и получатся, в общем, ситуация, конечно, не очень простая. По нынешним временам где найти таких людей, которые по всем параметрам будут хороши. Сейчас все поврежденные.

А третья часть уже содержание самого дела. Есть теоретическое содержание. Работник должен слышать и чувствовать, что это за дело, которое он делает, каков его механизм, последовательность, какие критерии качества продукции должны быть, условия, средства, материалы к самому продукту, технология. «Кто дела не знает, напрасно о нем рассуждает».

Ну и получается, что идеальный сотрудник, это тот, который и в дисциплинарном плане хорош, и в организационном все взял, и в содержательном всем владеет. Любого человека, на какую бы работу его не принимали, все равно требуется обучать. Таких специалистов, предположительно, и должны готовить институты. На это требуется 5 лет.

Значит, должен быть еще один фактор помимо этих трех. Все эти три деловые качества человека, оказывается, лежат еще на фундаменте человеческом. Есть еще два уровня, без которых выполнить дело по-настоящему нельзя. Если эти три фактора вы обеспечите, то какое-то время человек может нормально трудиться. Но оказывается, долгота его пребывания бывает очень маленькой: три, пять, семь лет. Уже дальше начинается сбой.

 Два дополнительных критерия руководителя

Так, чтобы человек на одном месте при всех трех интенсивных процессах долго работал бы, оказывается, невозможно, потому что не обеспечены два других основания. Каких? Четвертый уровень – это нравственное основание. Значит, у него должны быть дарования души такие, которые спокойно понесут любые трудности: нагрузки, сбои, неожиданности, которые могут возникнуть в отношениях с людьми, и особенно, конечно, терпение и способность хранить себя всегда в нравственном расположении к тем людям, для которых он делает эту работу. «Что людям радеешь, то и сам добудешь».

За 80 лет советской власти удалось совершенно перестроить человека. До начала прошлого века, т.е. до 1901 года люди были все верующие и соответственно, любое свое дело посвящали Богу. А как что-либо для Бога сделать? Сделай для тех, кого Бог любит, для всех людей, кто вокруг меня. И если я выпускаю, допустим, одежду, то я для кого выпускаю? Ну, советский человек говорил, что он выпускает ее для покупателя, для потребителя. А православный человек скажет, что выпускает ее для Божьих людей. Они Божии и Бог их любит и очень хочет, чтобы они были у Него одеты. Вот мне Господь и благословляет их одеть.

Слышите, какая глубина искреннего расположения, что он не просто продукцию выпускает, как сейчас это обычно делается, а он одевает людей для того, чтобы угодить Богу, потому что Бог любит этих людей. Но такой был человек прежде.

За время советской власти удалось его полностью перестроить. Поэтому, когда человек сегодня приходит на работу, то он имеет отношения не с людьми и не с Богом, а только с самой продукцией. И поэтому, когда возникает с этим самым человеком конфликт, приходит, покупатель и его что-то не устраивает, тогда наш советский человек входит в отношения с покупателем не как с человеком, а как с покупателем, по отношению к которому надо использовать профессиональные способы обхождения. Его отношение к нему просто никакое, потому что он для него вообще никто, никаких у него человеческих отношений к нему вообще нет. Есть разница между тем, как вы близких знакомых обслуживаете и как вы обслуживаете другого, который просто с улицы зашел? Конечно. Разве не присутствует твое сердечное расположение к нему? Безусловно. Разве оно не дает своего оттенка? Конечно, ты все действия сделаешь профессиональные.

А то бывает, зайдет тоже из очень близких, но та, которую ты считаешь злыдней. Разве ты так же одинаково ее обслужишь? Только из менталитета профессионального работника. Это и есть советский человек.

Теперь про нравственный уровень. Оказывается, если идти на нравственном уровне, то мы не покупателя входящего слышим, мы слышим человека, который имеет какую-то нужду. И вот эту нужду мы начинаем у него выяснять. Что ему действительно нужно. При этом, конечно же, нужда у каждого на свой вкус, но она его нужда. И не дело спорить по поводу его вкусов. Дело в том, чтобы он ушел отсюда довольный тем, что удовлетворилась его нужда. Но для этого тебе надо слышать его не только как покупателя, с которым надо профессионально все сделать. Хотя, конечно же, если ты профессионально будешь все делать, то он тоже довольный уйдет. Может быть, даже счастливый, и особенно-то не ожидая, не требуя каких-нибудь человеческих отношений.

Каждый сегодня говорит, что у него близкие человеческие отношения только с теми, с кем они уже есть: со старенькими мамой и папой, детьми своими, мужем, женой, еще с кем-то. Ну с подругами, друзьями, с близкими людьми, вот и весь круг моих близких человеческих отношений. Он, в общем, ограниченный.

Есть второй круг, где уже менее близкие человеческие отношения, это товарищи, соседи.

А потом есть еще третий круг – это шапочные знакомые, там совсем мало человеческих отношений.

И, наконец, все остальные, которые либо покупатели, либо пассажиры, прохожие, попутчики. И так далее. Помню, двоюродная сестра моя все удивлялась, когда в Москву впервые попала. Она у меня из деревни, и говорит: «Я так поразилась, в метро все сидят куда-то уткнувшись, либо в газеты, либо в книжки, либо просто в стекло, никто никого не замечает, никто ни на кого не смотрит. Как это так?!» Для нее это было так неожиданно и так странно. Если она и бывала где, так это в Улан-Уде, но там по-другому. А в Москве весь народ такой. Потому что все спасаются друг от друга. Большие города – это продукт советской эпохи, конечно, и общего процесса урбанизации.

Но как бы не ругали наше образование, воспитание, у нас все равно есть уважение к пожилым людям. А, например, в Швейцарии это не принято. Когда мы, будучи там, зашли в автобус, тут же заходят бабулечки, ну просто древние. Ну я сразу встаю, и уступаю место. Они на нас удивленно посмотрели и остались стоять. У них не принято вообще уступать места. У нас даже дети все знают, что надо уступить старшему или инвалиду место. А там просто это не воспитывается совсем. Когда вы уступаете место другому человеку, вы автоматически обозначаете отношение к нему, как к неполноценному человеку, ущербному. Все там упирается конкретно в меркантильные интересы. Ты получила билет, села и сиди. Пусть хоть тебе 20 лет, хоть 95.

Когда мы приехали в столичный аэропорт в Домодедово или в Шереметьево, и только пересекли границу Российской Федерации, мы почувствовали счастье. Но что сразу всегда бросается в глаза в большом городе – это человеческий муравейник, в котором друг на друга внимания вообще никто не обращает. И в Цюрихе в аэропорту, и здесь, везде муравейник, никакой разницы.

 Нравственное и профессиональное

Мы сейчас назвали разные основания, мотивы, причины поведения людей, но все эти основания и западные, и советские все из области безнравия. Это не нравственный уровень. Это то, что сейчас характеризует человека. На Западе процветают вообще крайние проявления свободы нравов. На Руси еще, слава Богу хоть что-то нравственное осталось, а на Западе, там все приведено в некую рациональную гармонию на самом деле совершенно бездушную, но если взять еще глубже, то бездуховную.

В действительности-то нравственное чувство или нравственный уровень отношений между людьми – это слышание в каждом человеке его человеческой сущности. Поэтому на Руси это с самого детства воспитывалось в детях, что человек всегда делает для кого-то, а не что-то.

А сейчас ведь наоборот, ребенок рисует рисунок, все делая для самого рисунка. Далее рисунка его устремления не простираются. В лучшем случае, он готовит какую-то картинку маме на день рождения. Но это же эпизоды. Раз–два в году. А в основном-то он делает все себе в удовольствие. И заканчивается его потребность делания на самом предмете, на самом изделии. Или еще хуже, если это изделие делается напоказ, т.е. на выставку, на конкурс. Опять же, для кого? Кто на конкурсе потом будет поощряться? Он сам, ребенок.

Вот этот переворот очень трудно было сделать. С большим трудом пытались внедрить в 30-х годах новую систему обучения детей на конкурсной основе, на основе смотров, олимпиад, соревнований между собою, состязаний. Не внедрялось и все. Особенно в деревнях. Дети не брали этого, потому что жила деревня еще не этим, не городским менталитетом. Но уже в 50-х годах это легко стало распространяться, а в 70-х годах это было уже основой вообще нашего воспитания.

Фактически, невидимому врагу тайно удалось сделать, что человек сейчас категорически перестроен, изменен. И поэтому даже когда мы пытаемся восстановить в человеке правильное отношение, допустим к покупателю, к тому, кто будет пользоваться нашей продукцией, то мы вынуждены идти не через человеческое к человеку, а через профессиональное. Т.е. профессионализм мы считаем, повышается, если ты будешь расположен, внимателен, спросишь пожелания, соблюдешь последовательность опрашивания, – вот этому мы все время научаем. Но это же сугубо процессуальные явления, совершенно не нравственного характера.

Другое дело, когда мы скажем: «К тебе ведь придут люди Божии, как ты их будешь обслуживать? А их, оказывается, надо вот так обслужить, вот это сделать, это предложить». И тогда все профессиональные навыки и действия ложатся в нравственно-ориентированную душу, которая слышит приходящего человека, а не покупателя.

Это уровень, конечно, серьезный и надо бы этот уровень восстановить, но я думаю, что он не восстановимый сейчас. Даже слыша с вашей стороны сочувствие, я знаю, что это сочувствие будет всего лишь на один день, самое большое на три дня. Через три дня совсем перестанете этому сочувствовать, тем более, что поговорив между собою, пообщавшись с другими людьми, вы услышите массу доводов, почему этого всего не надо, все это устарело и вообще давайте жить проще. Приходит к тебе покупатель, ты классно его обслужи, все, что нужно из него вынь и пользуйся тем, что вынул и живи себе широко. И это вот основание, оно, в конечном итоге, превозможет, потому что оно уже въелось в нас.

 Без духовного роста руководить невозможно

Чтобы это въеденное изменилось, ты должен выйти сейчас в уровень пятый, в духовный. Без духовного уровня измениться в нынешнем советском состоянии невозможно. А духовный уровень – это уже твои отношения с Богом. Если эти отношения есть, то тогда, конечно же, если ты слышишь и чувствуешь Бога, то вынужден Богу приносить то, что Ему, Богу, надо. Профессиональное ты принесешь директору, специалистам, которые отвечают за устроение фирмы. А если Богу ты принесешь профессиональное, то Господь скажет: «Все дела твои на земле останутся». Более того, за всю историю человечества Он не один раз, отдавал человеческие дела на всесожжение. Горели они в пожарах, в войнах, в землетрясениях, уходили просто в забвение целые города, цивилизации становились исторической памятью, погибали и разрушались.

Ты мне принеси то, что Богу, нужно. А это значит, принеси твое отношение к тем Его чадам, которые к тебе приходят как покупатели, Он их посылает как людей, у которых есть такая-то нужда, и ты ее услышь. Если ты начнешь их слышать как Его посланников к тебе, тогда будут твои отношения уже с Ним складываться.

Но для этого надо иметь веру. Причем, например, я имею веру, 25 лет, слава Богу, в Церкви, а ведь вот я вам сейчас рассказываю не про себя, я такого не имею. Т.е. насколько мы повреждены и насколько восстановление сложно.

Духовный уровень пребывания на работе руководителем сегодня дело почти невозможное. Оно требует какого-то очень глубокого церковного подвига, благодаря которому будет перестроена душа, она обретет нравственное строение, и только после этого начнется хоть какое-то принесение Богу своего служения.

Значит ли это, что над этим не надо трудиться? Дело в том, что стоять на месте невозможно. В жизни есть всегда движение как по ледяной горе, причем, очень крутой. Пока вы карабкаетесь, еще как-то преодолеваете подъем. Попробуйте, взбираясь на ледяную гору, где-то остановится, что с вами будет? Начнете катиться вниз.

Если ты духовно или хотя бы нравственно никак не трудишься, то это означает, что ты катишься вниз. И дело твое тоже будет страдать. Сначала на уровне содержательном, ты начнешь не распознавать нюансов и смысловых тонкостей дела. Потом начнет на организационном уровне все распадаться, потому что ты не будешь владеть ни сотрудниками, ни клиентами, ни компаньонами. Ты даже не будешь понимать, почему вдруг сегодня все куда-то расползлось. Бывают же такие периоды, такие черные дни. Или же в какой-то момент с собой не можешь управиться. А «Кто не умеет повиноваться, тот не умеет повелевать».  Вроде все работы налажены, а ты влез и все разладил. Тебя бы не было, было бы лучше. Они бы сами по себе день как-нибудь закончили неплохо. Но ты тут приехал со своим черным настроением. Так будет и организационный уровень страдать. А там, глядишь, и дисциплинарный.

Ты вдруг начинаешь замечать, что одного из работников куда-то понесло, он перестал радеть за дело, стал опаздывать, уходить раньше или же какие-то детали не доделывать до конца. Хотя был образцовый работник. А потом вдруг обнаружишь, что ты и сам чего-то не доделываешь, тебя уже одолевает лень, подкашивает ноги утомление, тебе с утра невозможно себя поднять. Или наоборот, ты в стараниях весь горишь. Такой ретивый сделался, что прямо всех загнал как начальник.

Вот эти все настроения, такая разбалансировка в работе, она происходит через потерю нравственного уровня. Когда нет труда над своим нравственным уровнем, то так или иначе все равно будет разлад механизма предприятия. На Западе решили все просто: вместо нравственного уровня разработали формы стимулирования производства и разные механизмы стимулирования. Одни основаны на зарплате, самые мощные, конечно, механизмы. Другие на разных льготах, которые данное предприятие обеспечивает и дает. Третьи обеспечивают внесение разных дисциплинарных и организационно-дисциплинарных реагирований на то или иное поведение человека.

Всяких технологий управления людьми в рабочем процессе напридумано сейчас достаточно много. Это все должно быть, потому что настолько сейчас человек весь внутренне расстроен, что если эти внешние собирательные действия, основанные не на совсем нравственных основаниях, убрать, то тогда на чем его собрать? Нравственного у него и так нет, а безнравственное, которое хоть как-то его собирает, мы тоже откинули. И получится совсем неправда.

Поэтому сейчас к людям относиться приходится так, как к современным детям. С одной стороны, слышишь в нем доброе начало, а с другой стороны в нем столько уже отрицательного проявляется, что приходится держать середину: и худое отсекать, и доброе восстанавливать. Раньше говорили: «Любит как душу, а трясет как грушу!».  По отношению к худому в любимом человеке приходится применять разные санкции, средства достаточно серьезные и жесткие, иной раз даже и ремень взять в руки. А в то же время и доброе надо поддержать. Доброе поддержишь, любишь ребенка, с любовью к нему относиться, и отношения складываются нормальные. Т.е. в воспитании очень сложно найти середину.

Мне думается, что руководитель – это как раз тот, который такую середину обретает. Обычно, становясь руководителем, мы все время шатаемся то налево, то направо. То мы всех распустили, то вдруг спохватились и все гайки закручиваем. А середину никак не можем выдержать. А «Коль сладок будешь, проглотят, коль горек, выплюнут».  Оказывается, чтобы выдержать середину, тебе надо самому до этого вырасти. И ты тоже не можешь сразу эту середину взять. Нельзя себе ставить задачу: «я берусь за себя, завтра я эту середину держу». Но, в результате очнулся, а ты, оказывается, уже давно в сторону уехал. Поэтому, конечно же, и руководителем вырасти – сделать это делом всей жизни. Недаром настоящие руководители, вероятнее всего, либо они по природе были уже таковыми, но это единицы, либо они все-таки опытно достигали, обретали то качество или другое уже к возрасту 40 лет.

 Механизмы действия руководителя: игры, паузы, советы.

Вообще любое общение с человеком все равно это какое-то испытание для тебя: какие-то симпатии, антипатии всегда существуют. Когда в чем-то преодолеваешь трудности общения, руководства, все равно происходят изменения в себе, все равно ты совершенствуешься.

Можно совершенствоваться разумно, а можно идти методом проб и ошибок. Это неразумный способ. Разумно – это когда ты все-таки пытаешься распознать механизмы взаимодействия, происходящие между тобою и людьми. А распознать их можно тогда, когда ты сам в эти механизмы не впадаешь. «Кто не умеет себя скрыть, тот не может мудрым быть».  Потому что ведь между людьми на самом деле происходят постоянные общенческие игры. Те, которые Берн так подробно расписал и которым сейчас обучают людей на разных тренингах.

И можно идти по этому пути профессионально, а можно идти сразу по пути обретения в себе нравственного чувства. Нравственное чувство, особенно-то не разбираясь в этих играх, просто саму область игры слышит сразу. И тогда не надо 50 вариантов игр держать в своем сознании, пытаться их распознать и различить. Нравственное чутье слышит область и уже просто туда не идет, и, обращаясь из нравственного чувства другого, сразу обращается к нравственному другого. И ситуация решается много проще.

С каких небольших шагов надо начинать буквально завтра?

Начните применять простое правило – правило 10-ти секундной паузы. Т.е. не давайте сразу волю своим чувствам. Придержитесь в реагировании ну хотя бы на 10 секунд. А внутри этого «придержитесь» немножко отстранитесь от ситуации. Потому что, когда возникает ситуация, особенно с реактивными людьми, то ответная реакция может произойти немедленная, и ты сразу включаешься, начинаешь сразу же говорить или действовать. А ты удержись от этого, удержавшись, отстранись от ситуации внутри себя и от него самого.

После этого разумно взвесь, что происходит. Не то, что он тебе сказал и что он сделал, а что сейчас происходит между тобою и им, о чем это он вообще говорит? Потому что он что-то говорит или из чего-то уже действует, но на самом деле есть еще область уточнения ситуации, – о чем он вообще говорит сейчас? Не из чего и не что говорит, а о чем. Вот если ты это уразумеешь, то окажется, что ты вышел из ситуации, из его ситуации. У него там заклинило что-то в ситуации и он взвинченный пришел к тебе. А ты отстранился из этой ситуации и посмотрел на нее извне. Только после этого ты ему сказал, что надо делать или же как тебе реагировать на это.

Это очень простое правило, правда, довольно трудное. Но если уже навык реагирования есть, то ты будешь все время из своего навыка действовать.

Второе правило в том, что более серьезные вопросы лучше всего решать, отстранившись от ситуации на более длительный период. То, что в педагогике называется педагогической паузой, здесь это должно быть профессиональной паузой руководителя. Обязательно.

Ни в коем случае нельзя большинство производственных вопросов решать походя или сгоряча. Особенно серьезные вопросы. Значит, должна быть отложенность во времени. Ты сам должен перекипеть, внимательно вслушаться в обстоятельства, потому что ведь Господь всегда с нами, Он тебе подскажет какими-то обстоятельствами выход из этой ситуации или же ее важный нюанс, обнаружит другую сторону. И если ты будешь обсуждать эту ситуацию не сразу, а хотя бы через три часа, то ты ее немного по-другому уже обсудишь, спокойно осмыслишь. А если ты это сделал через три дня, то у тебя вообще совсем по-другому будет и ход реагирования, и ход видения этой ситуации.

А еще есть в Церкви очень сильное правило – лучше всего реагировать на ситуацию после того, как ты посоветуешься с опытным человеком. Ведь «Кто не слушает советов, тому нечем помочь».  Как раз сейчас в Церкви трагедия – почти нет людей, которые хотят советоваться. Хотя Церковь вся стоит именно на этом основании, что есть духовный наставник, к которому надо приходить за советом и он тебе поможет. Это не потому, что он умнее тебя. А потому, что это дает тебе возможность выдержать паузу: пока ты до него доберешься, пока он окажется свободный, много времени утечет, и ты придешь уже другой. И даже рассказывая свою ситуацию, ты по-другому ее расскажешь, чем тогда, когда ты среагировал тотчас. Уже одним этим это полезно.

Но кто этим пользуется сегодня? Единицы. Народ сделался таким, что он сам себе голова и никак не пользуется этим. Это третий момент – всегда спросить старшего. И после этого действовать.

Но если ты сам старший и тебе спросить не у кого? В своем магазине ты директор, на своем участке ты глава. Ситуация такого мелкого масштаба, что не пойдешь же с нею к вышестоящему начальству, но тогда как минимум выдержи паузу, не сразу реагируй. Опыт показывает, что с работой и делом ничего не произойдет. Вы когда в отпуска уезжаете, не происходит же ничего? Хотя в некоторые моменты кажется, что если я завтра не выйду на работу, – все, там все сгорит, там все встанет. Ничего подобного. Ты не вышел на работу – все только рады. Хоть один день побыть в нормальном ритме, без надоевшего присмотра, и продукция более-менее лучше сделалась. Во всяком случае, хотя бы ладная сделалась продукция.

Ну, а бывают такие ситуации, что требуют мгновенности «реакции» и надо дать конкретный ответ. Как быть? – «Подождите, я подумаю, через час к вам приду?» Надо действовать как разумный человек. Разглядела сущность ситуации – и действуй по ней. Неразумный, будет вспоминать батюшку Анатолия, запрет себя и будет пользоваться раз и навсегда наведенными рецептами.

Но я-то не рецепты вам диктую, я говорю сейчас про внутреннее расположение, которое должно обрестись как личная мудрость. Она чаще всего требует отставки во времени. Хотя бы чтобы набрать эту личную мудрость. Но в некоторых местах я уже мудрый. «Кто постоянен, тот всегда почтен и славен».

Да, порой ситуация требует решительного действия, но если обнаружится, что после твоего действия все сгорело, то тогда уже лучше придержись, дай себе какой-то период и поработай с этим правилом. Причем, вы увидите, что если всерьез возьмете сейчас это правило в работу, либо первое – 10-секундное, либо второе – профессиональную паузу, то сразу вдруг закрутится все вокруг вас, появится масса таких дел, которые почему-то надо прямо немедленно решать. На самом деле все не так, это просто соблазн, искушение, чтобы вы никогда не приступили к этому правилу. Все будет так разыгрываться, а вы будьте мудрее. Немедленно не только 10-ти секундную паузу, а то и сразу производственную включайте.

Дело в том, что давно уже известно, что чем менее человек владеет делом, тем выше он в управлении этим делом старается залезть. Потому что чем выше сидишь, тем меньше с самим делом имеешь отношение. Чем меньше человек, тем он больше постамент себе строит.

Давайте вспомним содержание совета. Я вам сказал, что всегда советуйтесь с опытным человеком. Он, может так оказаться, как раз рядом с тобою работает, а не где-то в кабинете сидит.

И руководитель вовсе не обязан быть опытным. Если руководитель будет везде опытный, то его просто не хватит. Чтобы везде быть опытным, для этого надо через все самому пройти. Раньше так было, что руководителей ставили тех, которые сначала прошли через все: в армии, например, послужили, получили соответствующее образование, морально себя зарекомендовали. На предприятиях тоже так было. Но сейчас такой темп и устроение жизни, что так не выходит. Поэтому руководитель совсем не обязательно самый  опытный. А обращаться надо именно к опытному. Правильный руководитель, который набирает опытную команду. Но можно с испытательным сроком посмотреть на его деловые качества, а там уже по ходу работы принять решение. И все-таки есть смысл как-то подготовить людей. Потому что у нас ну бывают такие ситуации – по необходимости приходится людей менять.

 Подготовка кадров – важная забота руководителя

Если мы посмотрим на крупные западные фирмы, то увидим, что при них есть институты подготовки кадров. Целые институты. Более того, все, в общем-то серьезные колледжи, существуют на самом деле при фирмах. Фирма, нуждаясь в нормальном сотруднике, сама их воспитывает. И для этого содержит целый колледж со своими преподавателями. А этих преподавателей воспитывает и выращивает на рабочих местах. Вырастив лучших своих работников, она ставит потом их преподавателями в этот колледж. Так делает фирма, которая может себе это позволить.

Если мы не можем себе это позволить, но все равно обучать надо. Тогда фирма может обучать своих сотрудников в других фирмах, где все это устроено. Это намного дешевле. Может оказаться, что и это мы не потянем, у нас не такого масштаба фирма. Тогда обязательно, какой-то минимальный процесс обучения должен быть устроен внутри фирмы. Соответственно, должно быть выделяемо специально какое-то время на обучение в рамках производственного. Во всяком случае, какая-то квалификация должна быть, и возможность расти и двигаться в этой квалификации не только за счет производственного развития, но и за счет обучения.

Следующий вопрос: кого следует обучать? Не всех подряд. Сначала надо работника изучить, как минимум по трем уровням: дисциплинарном, организационном и содержательном. Как минимум в этих трех уровнях надо проверить человека, во-первых в какую меру он соответствует этим требованиям, а второе, самое главное, в какую меру он вообще обучаем, имеет ли к этому личную потребность. Очень важно, чем она мотивирована, но потребность необходима ко всем трем составляющим руководителя. А если потребности нет, то есть ли смысл его обучать?! Это же все стоит затрат.

Мало того, он будет здесь отсиживаться для того, чтобы, шло его производственное время. Ему так удобно.

Все это очень точно должно быть выверено, человек должен, как минимум, год проработать здесь, потому что раньше невозможно оценить эти три уровня в человеке. И только через год можно решать вопрос о возможности его обучения. И если он обучаем по всем трем параметрам, т.е. если все три уровня имеет как внутреннюю потребность, то тогда его можно пускать в обучение.

Но если хотя бы один уровень у него непотребный, то вы потратите на него время, деньги, средства, а он на этом уровне ничего не возьмет. Он вам в итоге выдаст такое, что потом вы все равно расстанетесь с ним. Или вынуждены будете мириться с тем качеством производства, которое он будет вам выдавать. Вот и все.

По большому счету, к этим трем параметрам еще надо брать и четвертый уровень, нравственный. Т.е. характер его потребности, зачем это ему надо. И если вы слышите, что это ему надо, допустим, перебиться какое-то время за счет фирмы, тогда есть ли смысл заниматься им? Нет. А если это ему надо, чтобы самому становиться профессионалом, самому развиваться, тогда он способен это дело взять как соделатель. Потому что «Кто в дому имеет старанье, тот получит свое желанье».

Для дела нужен сотрудник, а не временщик. А если сотрудник, то значит ему важно само дело. И поэтому он в это дело готов пойти. А как, кстати, проверить, что он сотрудник? Когда дело начинает колебаться, то временщик начинает сразу смотреть, а куда мне теперь побежать? Ведь колеблется же дело и может скоро провалиться. А у него какое отношение к самому делу? Да пусть колеблется, пусть хоть все сгорит, но я-то уже буду где-нибудь в другом месте.

Поэтому иногда можно даже и колебания устраивать ради проверки. Тот, который делатель, когда дело заколебалось, о чем у него будет скорбь? О деле. А у временщика будет скорбь только о себе, как получше устроиться.

 Вот где правда отношений

У делателя всегда будет забота – как устроить дело. Он порою и всего себя ради этого положит. Особенно, может быть, и не надо сильно тужиться, чтобы его проверять, потому что все по тому, как он пребывает в производственных обстоятельствах, видно. Если дело требует сегодня задержаться, он задержится. Остальных упрашивать приходиться, а этот сам. Он не может просто бросить дело. Это как минимум. А второе, конечно, важно, чтобы сотрудник слышал локоть ближнего, если похоже, что дело валится Получается, что вроде бы дело уже не сделаешь, но если это сотрудник, то как он себя поведет в этом случае? Дело он будет удерживать в любом случае. А что будет делать с другими сотрудниками? Будет помогать, заниматься этими сотрудниками, будет радеть о них. И он сделает максимум возможного, чтобы слабого работника вырастить сотрудником.

Руководитель не сотрудник, он всех своих участников дела слышит как просто исполнителей, т.е. они ему не сотрудники. Если он сам не сотрудник, то все вокруг него просто исполнители. Профессиональные, не профессиональные, умеющие, не умеющие, но просто исполнители, функционеры. И поэтому он к ним относится как к функционерам. И, соответственно, применяет разные критерии профессионального характера.

А быть сотрудником – это уже нравственные отношения. И поэтому он видит всякого по внешнему исполнителя, еще и по внутреннему как соработника ему. И будет выращивать его как члена одной команды. Так же как в семье: от того, что муж пьет ты что, сразу бросишь его? Ты сразу хлопнешь дверью? Или жена загуляла. Ты устроишь ей скандал и тут же хлопнешь дверью? Или для тебя это будет трагедия, которую ты еще попереживаешь? Решение, скорее всего, ты все-таки оттягиваешь? Муж ведь, он пришел домой и есть тут. Хоть и переживаешь долго и болезненно его измену, но тем не менее, не говоришь ему, чтобы он «пошел вон». Переживание твое длительно продолжается. Потому что ты его принимала как часть тебя.

Так же и сотрудник – это часть тебя. И если ты сам чувствуешь себя сотрудником другим, тогда обязательно для тебя все остальные тоже сотрудники, тогда они часть тебя. И просто так взять и отрезать, потому что кто-то из них не справляется с делом, ты не можешь. Ты будешь скорбеть об этом. Хотя он тебе все дело ломает. Да еще сам не вовремя приходит.

Но ты будешь скорбеть, болеть за него, как супруги друг за друга болеют какое-то время, но не сразу отсекают изменника, а уж за детей как душа болит! Что вы их сразу в детдом отправляете за плохое поведение?! Вот здесь проявляется нравственный уровень, вот где правда отношений!

Другое дело, если по основаниям своим он прохиндей, временщик. Тогда внимательно смотри каковы основания, вполне может быть, что нет смысла возюкаться с ним. Ты ему скажи, что по своим качествам он не подходит и все.

Но если он все-таки делатель, и еще возможный сотрудник для тебя, если все эти начала в нем есть, то тогда есть смысл и повозиться, и повыращивать. Хотя все, конечно же, зависит от того, насколько долго позволяет тебе возиться само производственное дело и статус фирмы.

Могут быть работники имеющие дарование делателя и дарования сотрудника, но уж так медленно в этом развивающиеся, что все возможные средства кончатся, пока он выдаст продукцию какую надо. Но если предприятие есть явление материальное, то конечно же, материальный фактор должен быть учтен. Если он позволяет долго заниматься с неустроенными людьми и поднимать их – занимайтесь. Если не позволяет, то тогда надо применять аттестационные меры, которые наиболее быстро выявляют готовность человека, и уже эта мера готовности должна быть той планкой, которая покажет, принимается он сразу на работу или остается после какого-то срока. Все разумно должно быть.

 Наказание должно быть целесообразно и уместно

Еще один важный вопрос. Речь идет о наказании. Во-первых, как правильно наказывать, чтобы не уничижить достоинство человека, иногда ведь приходится и прилюдно наказывать, чтобы другим было неповадно. Или все-таки лучше, как считают некоторые, – похвала должна быть при всех, а наказание один на один.

Тут от руководителя зависит, над каким уровнем ты трудишься. Есть уровень отдельного человека, личный уровень, а есть уровень коллектива в целом. Поэтому, если ты сейчас трудишься над тем, чтобы устроить конкретного человека, то тогда обязательно надо это делать лично. Если же ты трудишься над устроением коллектива по отношению к этому правилу или к какому-то производственному действию, то тогда с одной стороны, – в наставление всем надо на примере одного показать неправду, и что так делать нельзя. Нет ничего более лучшего, чем наглядный пример.

Либо, с другой стороны, надо в назидание всем показать, что за неправильный поступок будет наказание то же, что ему сейчас. Либо это должно быть в устрашение, что мера наказания за эти проступки очень суровая. И то, и другое, и третье необходимо для выстраивания коллектива. Но только надо разумность этого слышать и правильно применять. Ведь «Строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит».

А вообще в Церкви есть такое правило по отношению к провинившемуся человеку: сначала скажи ему о его недостатках один на один, если не подействовало, то при свидетелях, а если и это не помогает, то выскажи все перед всей Церковью.

Бывает еще, что человек попадает в сложную ситуацию. Когда, допустим, кто-то заметил какой-то сбой в работе магазина. Директор, в свою очередь, должен найти виновного и разобраться кто виноват. Но он-то должен и видеть ситуацию, что человек-то был в расстройстве, может быть, у него в семье проблемы, поэтому он что-то пропустил, не позвонил, не сказал, не сделал. Но директор, видя состояние того человека, тем не менее, не может его не наказать, потому что может быть такая ситуация, что с него тоже требуют, и он тут по-другому не может. Т.е. если не накажешь, то накажут тебя, если накажешь, то возможно, что неправильно по отношению к человеку поступишь. Как поступать?

Тут, прежде всего, надо определиться вот в каком ракурсе. Вот он становится младшим руководителем, и есть этапы его развития. И на определенных начальных этапах развития младшего руководителя лучше держать его в строгих правилах. И только уже на последующих этапах можно уже давать ему эту презумпцию руководительства, доверять ему решать ситуацию на своем уровне. И поэтому, даже если он переносит решение ситуации наверх, тем не менее, сверху надо ее вернуть «решай ее сам». И он решит. Но сказать это начальному руководителю нельзя. Лучше всего по отношению к начальному руководителю применять всю обойму правил автоматом. Когда он, через это пройдя, сможет остаться сотрудником, т.е. младшим руководителем, то значит дальше можно давать постепенно полномочия шаг за шагом, область за областью, но при этом все равно, оставляя последнее слово, право вето за старшим начальником. Иногда, может быть, даже и проверяя. Казалось бы, ты уже дал ему полномочия на личные решения этих ситуаций и вдруг катком наезжаешь и делаешь совершенно не принятое. Он-то полагал, что он сейчас сам решит, а ты неожиданно вошел и за него все решил. Понесет он это? Если на первых этапах была действительно соблюдена вся совокупность правил строго на него возложенных и он это понес, то чаще всего – и дальше понесет. В этом смысле бывают ошибки, когда старший начальник начинает доверять раньше, чем он его проверил в жестких правилах. Тогда тот, не пройдя реально послушания и исполнительности как младший начальник, сразу станет в разные крайности впадать, обидится, или возгордится.

Все нравственное от Бога.

 Глава 17

Беседы священника о послушании, крестных родителях и возрождении богодарованного человека в личности

 Послушание всегда в разуме.

– Батюшка, вы рассказывали о случаях проявления воли Божией и необходимости совестливого исполнения дела, и у наших сотрудников возник вопрос: если человек мастер своего дела, а тот, который дает ему это дело, дает его набекрень, то как же он может почувствовать доброе отношения к этому делу, исполняя это дело как велено?

Просто в этой связи, когда вы говорили про службу Богу, службу делом, мы не смогли понять, каким образом установить границу, когда служить, а когда к себе прислушаться. Потому что есть же определенный разум, который должен присутствовать в человеке. И где граница истины? Послушания же без разума не бывает.

Отец Анатолий:

– Послушание происходит всегда в разуме. Но в силу того, что это явление церковное, оно возможно только лишь в ограде Церкви. И считается, что «Послушание паче поста и молитвы».  А за пределами Церкви жизнь идет не в разуме. Мир живет в безумии. И поэтому, конечно же, услышать, что такое послушание, совершаемое в разуме, миру невозможно.

– А чем же тогда помочь?

– Просто в эту область не надо поспешно входить. Она придет постепенно. По мере воцерковления внутреннее начнет открываться разуму. А для того, чтобы в эту область войти, достаточно трех достояний: совести, долга и обязанности войти, а через это можно войти в слух дела и в слух человека. Тогда это станет предпосылкой для того, чтобы потом войти в слух Бога. Потому что «Разум душе во спасение, Богу на славу».  Но с позиции мира сего вы будете тогда безумны.

– Батюшка, так мир был всегда безумен или только сейчас?

– Мир сей всегда был безумен. Просто состояние самого разума – это тайна. Это та самая тайна, которую столько веков пытаются разгадать все философы. Откуда родились эти философские системы, философская мудрость? Из потребности самой тайны разума, тайны разумности. Но так как разумен только Бог, соответственно, входя в разум, мы идем к Богу. А философы к Богу не пошли, они пошли к человеку. Философы – это часть земных мудрецов, которые не пошли к Богу, к Богу пошедшие – это богословы. А те, которые пошли к человеку, решив, что в человеке всего достаточно, стали философами и искали разумное, но не нашли его.

Поэтому так много различных философских систем: одни друг друга взаимоисключают, другие в чем-то согласны. Любая сегодняшняя система взглядов ищет совершенства. Йоги говорят о поисках совершенства. Даже нерелигиозные течения, такие как вегетарианство, тоже говорят о физическом совершенстве. И везде и всюду идет поиск чего-то сверх того, что мы знаем. И, конечно, чего-то разумного.

Но только одного не понимают люди, что в действительности разумное лежит в Боге. Ведь «Начало премудрости – страх Божий».  И пока ты не войдешь в область Бога, ты разумности не касаешься. Ты видишь ее тень, отзвук, ее блики. Хотя эти блики и впечатляют. Людей неверующих мудрствования философов очень даже впечатляют. Для многих это вообще такие высокие области, что даже Сенеку откроет и тут же закроет. А уж Гегеля вообще никто не может читать: современный неразвитый человек вникнуть в него не может. Канта и то трудно читать современному человеку. И не читают. Даже философы и те не читают. Прочитывают учебник философии и довольствуются этим, пишут свои работы, опираясь на современные философские статьи. А на классику философии уже не опираются. Потому что не досягаема она. Вот и получается «Премудрость одна, а мудростей много».

Тогда как же не досягаема богословская правда, которая глубже, чем философская, которая как раз лежит уже в области Бога. Совершенно она не досягаема. Ее и не достигают.

Чтобы подойти к этой богословской правде, оказывается, надо пойти тем простым путем, о котором мы говорили. Через обретение слуха к совести, долгу и к обязанности. И через это обретение слуха к делу и к человеку. Только будучи верующим, еще при этом церковным, и будешь постепенно обретать слух к Богу, и никак по-другому. Полагать, что я обрету слух к Богу, не имея слуха к совести, долгу и к обязанностям – есть чистый самообман или самообольщение.

– Исполнение благословений духовника происходит по обязанности, по долгу или по совести?

– Если человек нравственный, то в нем помимо слуха к Богу, т.е. к благословениям, обязательно должен быть слух к совести и долгу. Ведь Господь не мимо посольства Своего имеет отношения с ним. А посольством Бога в нас является совесть. И поэтому, конечно же, если духовник тебе так сказал, благословил, а ты не исполняешь, то совесть начинает тебя глодать. Тебя будет мучить еще и чувство долга перед духовником. Разве нет у тебя обязанности перед ним? Как, например, у наших бабушек – чтобы не приходили к духовнику без узелка с гостинцем… Они даже не знали правила первого вселенского собора, где священникам благословлено не трудиться, а питаться от приношений прихожан, чтобы все свои силы полагать на совершение службы Богу и молитвы за паству. Потом оно было изменено – было разрешено священникам еще трудиться самим, питаться от дел рук своих. Потому что были периоды, когда приносящих или паствы было мало, особенно в периоды гонений, и священство начинало голодать. Бабушки-то ведь точно не знают этих правил ни апостольских, ни вселенских соборов. По чувству долга, чисто по-человечески они не могут не принести священнику даже от последнего. Потому что всегда у верующего есть личностная полнота: и чувство долга, и чувство совести, и чувство обязанности …

– Батюшка, а если задание твоего руководителя кажется тебе не совсем логичным или идущим против твоей совести? Возникают же такие ситуации. Или в семье: казалось бы, нужно примириться и исполнить ту обязанность, которая возложена на тебя, но это идет вразрез с твоими внутренними моральными устоями. Или тебе это кажется не совсем верным для дела. Не совсем соответствующим тому, что ты должен делать.

– Если мы знаем три внутренних достояния, то благодаря этому можем любую ситуацию разрешить просто. Чувство обязанности радеет о деле. А начальник говорит об этом неправильно. И ты это понимаешь. Чувство долга ставит тебя в отношения с начальником. Потому что по чувству долга ты являешься подчиненным этого начальника. Оно говорит тебе – будь честным. То, что ты видишь, как надо сделать, непременно скажи. Может быть, начальник просто ошибся, может быть, он устал или просто чего-то не знает. А ты знаешь. Честно будет, если ты скажешь. Так говорит тебе чувство долга по отношению к начальнику. И ты говоришь: вообще-то для дела лучше бы вот так сделать. Сказав это, ты честность свою удовлетворил, потому что донес до начальника то, что ты знаешь о деле. А дальше чувство долга продолжает тебя ставить в отношение уже к нему самому, независимо от дела. Что в итоге ты будешь исполнять по чувству долга? То, как ты знаешь или как тебе скажет начальник? Как скажет начальник. Уже независимо от того, пойдет ли это на пользу дела. Чувство долга ставит тебя независимо от дела прямо непосредственно в отношения с ним. И ты будешь честной, если выполнишь его сикось-накось, потому что чувство долга велит тебе, делать то, что говорит твой начальник. И если ты в чувстве долга, то никаких волнений у тебя не будет. А если есть у тебя какие-то волнения, то значит на чувстве долга сидит самость, гордость или самонадеяние, которое усыпило чувство обязанности.

– Что начальник ошибается, вообще никак не допустимо? А если это на самом деле так?

– Почему не допустимо? Я только что сказал, что не только допустимо, но часто это и происходит. И у меня это происходит. Я тоже могу ошибаться. И любой начальник может ошибаться. Но не допустимо при этом праведностью дела лупить его, хотя он твой начальник. Это признак явного не слышания чувства долга, потому что ты не в этом чувстве пребываешь, а за этим явная бессовестность, просто откровенная. Ведь «Хвост голове не указка».  При этом совсем неважно – внутри ли эти переживания происходят, или снаружи: ты взяла швабру и начала гонять мокрой шваброй, будучи уборщицей, своего директора.

– Если я знаю точно, что дело пострадает, я просто об этом скажу, но если я не убедил и поступлю по чувству долга – так пусть оно страдает?

– У тебя же есть чувство обязанности. Ты остаешься в совести, потому что совесть опирается на эти два чувства: долг и обязанность. И поэтому, оставаясь по долгу совестливым, ты продолжаешь скорбеть о деле. Исполнив его по долгу сикось-накось, ты обязательно принесешь результаты начальнику и скажешь: «Вот такой результат получился, а можно было по-другому». И вот тут уже самим результатом ты покажешь начальнику возможности исправления. А ведь «Первый в совете, и первый в ответе».  Да, дело затянется. Но зато со стороны чувства долга и совести все будет честно. Кстати, это приведет тебя, в конечном итоге, к более прочным отношениям с этим начальником на все последующее время, потому что он убедится, что оказывается, все-таки ты был прав. Чтобы его убедить может быть достаточно одного раза. А другому начальнику надо пять и десять раз доказывать. Но в конце концов он убеждается и тогда начинает ценить тебя как работника. Ведь «Не быть звонарем, не быть и пономарем».  Вся последующая жизнь ваша будет более упроченной. Иногда на то, чтобы убедить его у вас уйдет год. За этот год многое пострадает в деле. А потом дело уже уверено и твердо стоит вашим взаимным доверием десять и двадцать лет. Есть разница? Год потерял, а двадцать обрел.

– Тоже и в отношении начальника. Если начальник не будет в напряжении внимания к подчиненному, то он может неправильно поставить задание. Он слукавит, тоже будет виноват и будет нечестен.

– Да, по отношению к подчиненному. И все это в отсутствии слуха. Как так произошло, что мы сейчас все такие глухие?

– Ну, лично наше отсутствие – это следствие нашего рождения от своих родителей. Что мог ребенок воспринять, кроме как то, что есть в родителях. Это и озабоченность собою, которая есть в каждом родителе. А у моих родителей это появилось от их родителей. Так мы дойдем с вами до момента, когда Адам и Ева, будучи в раю, имели абсолютный слух к Богу. Они были всегда едины с Ним, и поэтому слух к Богу был их естеством. В момент, когда их постигло искушение, они совершили действие неправды. И теперь «Невольный грех живет на всех».  Они повернулись к себе. Этот поворот к себе, поворот к своим потребностям, как некая возможность быть тоже как Бог, совершился столь катастрофично. Я так полагаю, что это по совершенной чистоте и искренности прародителей наших.

Искренность – это посвященность чему-либо или кому-либо. Как, например, когда маленькие дети видят маму и папу, то все оставляют и бегут им навстречу. Т.е. в этот момент они полностью посвящают свою жизнь и свою радость только тому, к кому бегут. Посвященность тому, с кем ты встречаешься – это искренность. Эта посвященность у прародителей настолько была большой и абсолютной, что, повернувшись к себе, они просто остались в самих себе, с самими собой. Оставленность наедине с самими собой и теперь всегда есть слышание себя и блюдение своего интереса. Многими тысячелетиями, многими поколениями это умножалось, а в последние пять поколений при советской власти оно вообще катастрофически умножилось. Настолько, что даже невооруженным взглядом видны разные поколения.

– Батюшка, а может быть у Адама и Евы была возможность поправиться и не зайти так далеко?

– Была, но Адам же не покаялся. Он вступил в препирания с Богом.

– Такое чувство, что у нас каждый раз есть мгновенная возможность покаяться. Мы как-то переступаем себя и …

– В действительности у нас такой возможности совсем нет. Если Адам и Ева не смогли покаяться тогда сразу, будучи в общем-то людьми искренними, то мы тем более сейчас не можем. Поэтому ни один из людей сам покаяться не может. Но, ведая такое состояние человека, Господь и пришел Сам его спасать. Он пришел для того, чтобы подарить человеку покаяние такой меры, которое бы его спасло. Поэтому сейчас это покаяние совершается только по благодати.

Повернись к Богу, начни у Него просить прощения за всякое преступление внутреннее, когда ты переступаешь совесть, чувство долга или чувство обязанности.

Второе – обязательно ищи у Него помощи в покаянии: «Господи, дай мне покаяние такое, чтобы измениться, выйти из плена своих корыстей и страстей, своего интереса». Это же плен. Причем очень глубокий и серьезный.

И всегда имей упование на Бога.

Вот эти три действия и надо в себе развивать. Одно – это просить прощения за всякое прегрешение, второе – выпрашивать у Бога покаяние и любую другую добродетель, и третье – иметь бесконечное упование на Него, его помощь и заступничество. Так, упражняясь, человек постепенно и восстанавливается.

Вся церковная жизнь заключается, по преимуществу, в этих трех внутренних действиях, которые делает человек от себя. А Бог от Себя производит различные церковные освящающие действия. Он дает нам само таинство покаяния, когда благодать сходит на нас разрешением священника. Он дает нам таинство Причастия. Он дает нам само богослужение, в ходе которого благодать приходит к нам. Он дал нам Евангелие, при чтении которого благодать пребывает с нами. Дает нам молитву, при совершении которой благодать тоже с нами. Но эти милости достигают нас только в том случае, если ты трудишься над этими тремя.

– Значит, сначала прощение, потом испрашивание покаяния. Из чего просить прощения?

– Ну ты же сделал уже грех. Совесть тебе подсказывает, или твое чувство долга подсказывает, что ты их переступил. Твое чувство обязанности тоже подсказывает. В крайнем случае, даже твой надмевающий ум, который много чего сегодня знает, точно разумеет, что ты здесь совершил безобразие, и есть за что просить прощения. Начни просить. А дальше, прося прощение, проси еще и добродетели. Одна из которых – это покаяние, изначально необходимое состояние, открывающее путь ко всем остальным добродетелям. И обязательно имей упование, что Господь даст тебе это. Только бы ты просил. Некоторые просят, просят и говорят: «Не дает добродетелей Бог, не буду просить». Значит, недостаточно просишь или же не с тем качеством просишь. Прощения у Бога не выпросил, а уже просишь добродетелей. Господь ждет, пока ты сделаешь первое действие. Или же и прощения просишь, и добродетели просишь, а упования на Него не имеешь, остаешься в надеянии на себя. Тоже не будет ответа. Конечно, это дело не простое. Тем более, что это внутреннее делание, которое мы иногда совсем не знаем. Только Господь Сам может показать. Но всегда надо просить.

– А где здесь, батюшка, мера упования? Бывает чрезмерное упование?

– Чрезмерное упование появляется там, где ты первые два действия не делаешь. И начинаешь уповать на Бога. Чрезмерное упование, можно сказать житейским языком, иждивенчество у Бога.

 

Крестные родители в ответе перед Богом за духовную чистоту ребенка.

– Какова роль в воспитании детей крестных родителей?

– Мы в нашем училище начали возрождать институт крестных родителей. И когда задумались вообще, что такое крестные, то оказалось, что нынешние представления о них недостаточно правильные. Что такое нынешний крестный в нашем представлении?

Во-первых, – это крещеный, верующий христианин, читает Евангелие и чтит святых отцов Церкви.

Во-вторых, крестный тот, который сам ходит в церковь, молится, причащается.

У меня был с одной мамашей такой разговор.

– Зачем, Наталья, тебе крестный нужен?

– Ну, как же, ребенка надо кому-то к Причастию носить? Вот крестный и носит моего ребенка к Причастию.

– А ты сама не ходишь в церковь?

– Нет, зачем мне? Я крещеная, верующая в душе. Мне этого достаточно.

– А зачем же ребенка носите к Причастию?

– Ну это же, говорят, надо.

– А кто же его носит? Ты сама-то не ходишь?

– Крестный, у меня для этого и есть крестный.

– Он что у тебя, носильщик что ли?

– Нет, крестный.

– Это, получается, носильщик к Причастию.

– Ну, как хотите называйте, для меня это крестный.

 Вот и вторая ситуация. Похоже, она самая распространенная: родители ребенка вполне благочестивые. Каждую субботу-воскресенье в храме и, конечно же, более всего радеют о том, чтобы причастить свое дитя.

– Вам, зачем крестный?

– Ну как? Нужно же, чтобы был крестный.

– Но для чего? Вы же сами ходите в храм, ребенка своего носите к Причастию?

– Носим, но надо, чтобы крестный носил.

– Это для того, чтобы вам не утруждаться что ли?

– Ну что вы. Это же обязанность крестного.

– Но, при чем тут крестный, если вы можете сами? Вы сами всегда можете эту обязанность исполнить?

– Можем.

– Исполняете, когда он не может?

– Исполняем.

– Зачем он тогда вам нужен?

– И правда, зачем?

Непонятно, зачем. Тем не менее, крестный заведен. И носит исправно. Три раза в месяц носят родители, а раз в месяц обязательно вручают крестному, чтобы теперь он понес. Или же, как минимум, встречаются с крестным прямо в храме, прямо перед самим Причастием вручают ему ребенка, потому что он кричит на руках крестного, поэтому мама держит его до Причастия. У крестного он начинает кричать, тот все равно подносит плачущего ребенка к Причастию, хотя на руках мамы он бы причастился спокойно. Нет, все-таки крестный пусть несет, пусть кричит, но лишь бы с рук крестного причастился.

– Что дает тебе такое Причастие?

– Крестный причастил.

– Ну и что? Ведь криком ребенок изошел.

– Зато крестный причастил.

– Какая-то нелепость! Вот такие глупости сейчас происходят в церкви, да и я тоже эти глупости совершал до некоторого времени.

Так почему все-таки нужен крестный? Не потому что родители неверующие, а ребенка надо причащать Церковь ввела для церковных родителей институт крестных. Родители раньше были сугубо верующие, да еще тех, прежних времен и вдруг почему-то стали нужны крестные родители.

Может быть, ответ на этот вопрос лежит вот где: существуют кровные отношения с ребенком и не кровные. У родителей с ребенком отношения кровные. И если у них есть какие-либо нераскаянные грехи, непреодоленные страсти, то в отношениях с ребенком они непременно проявляются. И так или иначе между родителем и ребенком всегда помимо мирных обязательно есть такие отношения, где на малейшее движение родительское немедленно ответное препротивное движение ребенка или же на малейшее движение ребенка немедленная раздраженная реакция родителя, и дальше они уже не управляемы. И пока родитель свое не исполнит либо не накричится, пока ребенок всю истерику до конца из себя не выжмет, до тех пор эти отношения не прекращаются. Т.е. существуют какие-то неправедные отношения по причине нераскаянности родителей. Ведь «Кто Богу не грешен, кто бабке не внук?».  Ну где взять святых родителей?

На то и есть Церковь, чтобы постепенно освобождаться от грехов своих и становиться благочестивыми. И то, это почти не удается в семьях, это удается только при выходе из семьи в монашество. Т.е. в сугубо аскетических действиях. Все равно остается греховность родительская. В силу этого греховный характер взаимоотношения с ребенком все равно зачинается. Он имеет кровный, т.е. сугубый характер. Если родитель зацепил, то ребенок непременно откликнется. И если ребенок закапризничал, то родитель непременно среагирует. При этом, когда ребенок начал капризничать, все вокруг стоят, – никто не реагирует. А мама, ее это прямо досадило, она тут же среагировала и вся кипит в досаде. Или же ребенок стал плохо себя вести на глазах у других людей. Всем абсолютно безразлично, никто на это не обращает внимания. Ну, подумаешь, чей-то ребенок там расшалился. Ну какое дело всем до него?! Но мама схватила этого ребенка, отлупила, отругала, при этом пережила сильное расстройство от непослушание ребенка на глазах у людей. Она, значит, уязвилась, что он ее позорит, и ему досталось за это. Таких неправильных родительских реакций очень много. Были они и в прежние времена.

А чтобы ребенок вырос в благочестии, т.е. в правильных, естественных, а значит добрых отношениях со взрослыми, он должен иметь рядом взрослых естественно чистых в своих отношениях и реакциях на ребенка. У кого таких отношений больше – у родителей или у не родителей? У не родителей. Церковь поэтому принимает решение, чтобы ребенок был в некотором общении с не родителями. Тогда они должны быть введены в какое-то законное право не просто перед родителями, а перед Богом. И Церковь ставит уже этих не родителей в обязанность, в ответственность перед Богом для того, чтобы содержать ребенка в атмосфере церковной чистоты, а значит, нравственно чистых, незамкнутых на ребенка отношениях. Появляется институт крестных родителей.

Но чтобы для детей создать воспитывающую, церковную среду, сколько времени крестные должны общаться с детьми? Чтобы результатом их общения было бы развитие у ребенка устойчивого непривязчивого отношения к взрослому? Времени Причастия достаточно ли? Крестному с ребенком надо быть очень долго. Лучше всего, если бы вполовину с родителями. Ну, минимум одну треть родительского времени.

Нечто подобное происходит у нынешних детей по отношению к бабушкам. Уезжают дети к бабушке в деревню и там пребывают три месяца подряд. Сердобольные бабушки никуда не отпускают дитя, не отдают родителям и держат при себе. Четверть года ребенок с бабушкой. Солидное же время! Будет влияние бабушки? Будет. А есть бабушки, которые не в деревне живут, а тут же в городе. И если приходят, то не на час, и не раз в неделю, а как минимум 4-5 часов в день общаются с ребенком.

Оказывается, бабушки выполняют функцию крестных, но бабушки-то тоже родственники кровные. Хотя через бабушку меньше происходит кровных взаимоотношений, потому что она свободнее, чем родители от этих завязанных отношений. Поэтому с бабушкой легче найти мир и сохранять более глубокие отношения. «Бабка походит – всему дому пособит».  Но, зато современные бабушки мало чего понимают в христианском воспитании и балуют ребенка, часто даже портят его. Но при этом психопатических завязанных отношений между бабушкой и детьми много меньше, чем между родителями и детьми.

Фактически, крестные родители должны иметь меру своего общения равную бабушкиной. Отсюда и получается, что обязанности крестных достаточно серьезные. Крестный должен создать такую среду для ребенка, чтобы через него он в своем младенчестве, особенно до семи лет, не привык к психопатическим отношениям. И если ты, крестный, это сделал, то ты перед Богом честен.

– Как создавался институт крестных матерей и отцов? Дело в том, что реализации этого в настоящее время однозначно нет, получается так, что когда ребенка крестят родители, то его или не надо крестить, подождать, или крестить так, что у него не будет крестных отцов и матерей. Как решить эту проблему?

– Если вы родители сугубо церковные и можете сами причащать ребенка, вам крестные не нужны. Но, зная эту ситуацию с кровной зависимостью, вы все-таки ищете церковного крестного и просите его хотя бы сколько-то времени иметь отношения с вашим ребенком. И немножко этим утешаетесь, что да, девять десятых времени ребенок со мною, с кровным родителем, но одну десятую он все-таки немного купается в чистой воде отношений с крестным.

Теперь возьмем другую ситуацию: родитель не церковный, но очень верующий. Молитвы не читает, в церковь не ходит, бьет себя в грудь и говорит, что он очень верующий. Нужен ли крестный ребенку? А как же? Кто же будет его водить к Причастию. И церковь скажет, что нужен, и я благословлю. Теперь о третьей ситуации: родитель нецерковный и не верующий, но крещеный. Тогда можно от него услышать такие слова.

– Как же? Я крещен, а ребенок мой не крещен. Пусть тоже будет крещеный.

– Но нужен ли тебе крестный?

– Ну как же? Крещение же без крестного не разрешается.

– Ну так давайте найдем.

– Ты будешь моим крестным?

– Да ну, это как-то…

– Да ничего не надо, только один раз приди, два часа постой и я больше с тебя ничего не спрошу.

– Я, получается, нужен как билет для крещения?

– Да.

– Ну да ладно, раз такое дело.

– Нужен такой крестный? Который после того, как он окрестит, да от священника услышит про свои обязанности, и хоть чуть-чуть совесть его заиграет, он когда-нибудь да будет с этим ребенком общаться ради Бога. Может быть, когда-нибудь, в праздник, придет, причастит.

– Батюшка, вот это время, которое крестный должен проводить со своими крестниками, он в семье это делает или же забирает к себе?

– До 3-х лет в семье, а после 3-х лет может даже и забирать к себе, и там общаться. Также как бабушка может увезти к себе на три месяца. С пяти до семи лет может даже взять к себе на дачу.

– Батюшка, получается, что у тебя больше одного крестника не может быть? Если ты все время нужна.

– Это уже зависит от масштабов твоей педагогической любви. Потому что есть родители, которые, не имея своих детей, берут из детдома до 14 детей. Есть одна мама, у которой 9 детей – это же все как бы крестники взяты. А в Оренбургской области одна семья усыновила 43 ребенка!

– Батюшка, тогда получается, что крестному вообще некогда работать, иметь свою семью, у него ведь есть крестники. Да?

– Это уж ты смотри по своим возможностям, по своей совести.

– У меня 9 крестников. Я реально общаться могу только с двумя, потому что они у меня в одной семье.

– Счет можно предъявить только Богу.

– Но я же хочу делать как правильно.

– Тебе все условия для правильного решения даны. Что такое крестный тебе объяснено, что такое чувство долга и чувство совести тоже объяснено и что такое чувство обязанности объяснено. Дальше дело за тобой.

– Батюшка, когда священника рукополагают, даже кольцо с него снимают, т.е. какая-то кровная связь уже поэтому прекращается, наверное?

– Снятие кольца, это просто снятие преимущества обязанностей перед семьею по сравнению с обязанностями перед общиной, но никак не снятие самих обязанностей. Со священника Илии Господь так спросил, что не приведи Господь так спрашивать. Отсутствие крестных допускалось, как крайний случай, в советский период, если их нельзя было найти.

– Батюшка, а можно в двух словах об обязанностях крестных родителей?

– Она одна – воспитать дитя в благочестии. Т.е. чтобы ребенок через тебя, крестного, усвоил благочестивый характер отношений с людьми. Это значит, чтобы ребенок по совести, по чувству долга, по обязанности был ответственным, искренним, правдивым, честным. Вот семь естественных добродетелей. А сверх этого хорошо будет, если он еще примет христианские добродетели через тебя, крестного, как христианина. Это – молитвенность, вера, упование на Бога, в связи с этим наблюдение Промыслов Божиих в обычной жизни, страх Божий. Вот это все тебе надо привить ребенку. Т.е. твои обязанности – воспитывать в ребенке добродетельный нрав.

– Батюшка, а обязательно два должно быть крестных или он может быть один?

– Почему Церковь принимает двух? Потому что ребенок, особенно до семи лет, одно приемлет через женскую сторону, а другое приемлет через мужчину. Независимо от того мальчик это или девочка. И в отношениях с крестными родителями каждый ребенок также что-то приемлет через женскую половину, а что-то через мужскую. И конечно, если мы хотим развить в полноте личность ребенка, то мы дадим обоих крестных. «Кума да кум наставят на ум».

– А супруги могут быть крестными?

– Коль институт крестных родителей обходил кровное, то нежелательно. Более того, там, где двое стали крестными родителями одному ребенку, они уже жениться не могут.

– А если они уже супруги?

– Если они уже супруги, то нельзя.

– Батюшка, кровные братья и сестры тоже не могут быть крестными?

– Кровные брат и сестра одному ребенку тоже не могут быть крестными. Это только в советский период могло быть такое, когда негде было крестных найти.

– Батюшка, а если это уже имеет место? Если это уже есть?

– Все так остается, вы же перед Богом соединены. Просто надо становиться «незавязанными» крестными. Кто такой «незавязанный» крестный? Который не реагирует на ребенка по своим греховным привычкам. Если у тебя обычная привычка на каприз ребенка тут же устраивать ответную истерику, то не делай этого. Если у тебя привычка обижаться на ребенка, когда он тебе подлость какую-нибудь делает, то запрети себе это делать. Т.е. перестань быть грешным человеком. И тем обязанность будет хоть частично, но исполнена.

– Все, что вы сейчас говорите, мы ничего этого не исполняем. На самом деле, почему мы всего этого не знали? Почему в эти отношения между крестными, отношения к Богу, отношения к ближнему, которые разбираются вот так по полочкам, современный человек вообще не вникает и тем более ничего не выполняет.

– А чтобы в этом начать разбираться, нужно было перешагнуть через страх обнаружиться верующим. При всем том, что верующих всюду гонят, увольняют с работы, в школе, во дворе шпыняют и все такое.

– А сейчас же верующим быть не страшно. Почему сейчас этого нет?

– А сейчас для того, чтобы это всерьез слушать, нужно переступить через много своих корыстей. Сейчас многие, наверное, уже жалеют о том, что вообще ввязались в такие беседы.

– Знаете, вообще, как и чем мы живем? Все, чем мы дышим, что делаем, думаем, – все в грехе. Ну так же страшно. Это нужно прийти к собственному отвержению до такой степени, что уже просто не хочется ничего хорошего делать и уже надо просто лечь и умереть.

– Чтобы человеку не было так страшно, Господь пришел и сказал: «Теперь есть Я у вас. Со Мною все не страшно». Если без Него, то да, страшно. Даже более чем страшно. Вы даже еще не знаете, насколько страшно. Я ведь вам всю картину и не раскрывал. Раскрываю только в ту меру, в которой все равно Господь вас утешит. Он всем говорит: «Я же с вами, теперь ничего не бойтесь. Только будьте со Мной».

– Все равно, общаешься с крестником, он опять начал себя плохо вести, и ты переносишь вину на себя…

– Тут надо убежать от самоедства. На то Господь есть, чтобы, если обнаружил себя согрешившим, то покаяться. Потому что покаяние, а значит, соответственно, прощение со стороны Господа снимает во мне возможность греха. Ведь «Согрешающих видим, а кающихся Бог весть».  То, чем я грешил, оно прощается Богом и Господь и грех изглаживает и саму страсть остужает. Потому что «Супротив греха и покаяние».  Поэтому, если у меня есть Господь, то что же мне себя-то съедать? Надо просто покаяться Господу и больше не делать так. Когда я покаялся за тот грех, который мог стать каким-нибудь наложением на ребенка, то Господь, меня прощая, одновременно и его освобождает, чтобы мой грех на нем не остался. Если же последствие греха останется на ребенке, то получается, что Он и меня не простил. Поэтому прощение Господне – это прощение Бога, Который абсолютен, всесовершенен и поэтому если Он прощает, то не может быть так, что Он тебя чуть-чуть простил, поэтому часть греха в тебе носимого изгладил, а другую часть, которая уже на ребенке, оставит тебе в назидание. Так не поступает Господь. Когда супруги, бывает, поссорятся между собой, и потом супруга побежала к батюшке и просит у него прощения, кается; после покаяния вся в трепете возвращается домой – что там? Она же мужа оставила в ярости. Заходит, а он там весь благодушный. Куда все исчезло? Так Господь же простил. Значит, не только она, но и все то, что она зацепила, наворотила в муже, все тоже прощено, поэтому он и спокоен.

– А разве можно ей идти каяться, если она оставила своего мужа дома обиженным, разъяренным, злым? Он остался по твоей вине в таком состоянии душевном, а ты в это время пошла в храм. Получается не совсем хорошо.

– Это, Наташа, говорит твоя голова. Когда ты сама сердцем через это пройдешь, то ты так не будешь говорить.

– Я случайно оказался крестным отцом взрослой девушки, сейчас мы отношения не поддерживаем. Но я думаю, что все равно несу за нее ответственность.

– Нет, здесь как сговорились, так и расстались.

– Я чувствую, что мое участие ей совершенно не нужно сейчас.

– Это тот случай, когда просто крестный нужен был как проходной билет к крещению.

 О возрождении богодарованного человека в личности.

Это возрождение должно произойти обязательно в семье. Сначала мы с вами вспомним о том, что жизнь и работа в российском обществе носила общинный, артельный характер. Это позволяло России в 1913 году кормить всю Европу и пол-Америки своими продуктами. Строить поразительные храмы. Сегодня мы с трудом восстанавливаем в каждом городе от силы 3-4 храма в год, а по всей России их было огромное количество. Очень много разрушено. Я побывал в Екатеринбурге, там осталась только лишь одна десятая часть храмов. В Москве и прилежащих городах к началу 90-х годов прошлого века осталось 40 храмов, а было – 400. В каждой деревне был храм. Приезжаем в деревню, а там огромный, величественный, прекрасный храм. Деревня та всего лишь 200 дворов. И строит такой огромный храм. Мало того, в некоторых деревнях по два. А есть даже деревня, где целый Кремль выстроили и пять храмов внутри Кремля. А все потому, что так любили Бога и такая вообще работоспособность была. К тому же строили на века. Сколько большевики в 18-20 годах сил положили, взрывая эти храмы. Иной раз при взрыве в воздух поднимался весь храм целиком, и только падая, разрушался.

Так человек может работать, быть ответственным друг за друга и за дело свое. Можно ли полагать, что он только на работе, в общине, в артели был ответствен, а перед семьей своей не был? Нет, если он личность, то он везде проявляет ее свойства. Поэтому и семьи были крепкими. Пока не начала императрица Екатерина вершить свои дела, до тех пор семья крепко держалась. А коли крепкая семья, значит, крепким было всегда и дело, которое делали главы этих семей.

В целом и Россия была крепкой, такой крепкой, что ни одно нашествие ее не сломило. Татаро-монголы пытались ее завоевать – не смогли. Они хотели завоевать весь мир, но остановились на России, подорвав свои силы, и дальше не смогли идти. Россия не пустила. Шведы пытались – сломались. Французы тоже пытались мир завоевать, но сломались на России. Турция, Япония пытались – не удалось. Наконец, фашисты в Германии поднялись, пошли завоевывать весь мир, казалось, все, конец, тем более, что Россия была уже совсем обессиленная в духе. Тем не менее, резерва духа хватило на то, чтобы и фашистов разгромить. Американцы развернули после войны программу уничтожения России и превращения ее в колониальную страну. Но для этого надо было сломить русский народ. Американские милитаристы прямо говорили в своих выступлениях, что, к сожалению, перед ними стоит непокорный, упрямый, непобедимый народ. Как его покорить и сломить? Прямым нашествиям, как учит предшествующая история, невозможно. Надо действовать по-другому. Надо разложить страну изнутри. Лишь десять лет назад были опубликованы эти материалы и стали открытыми. И там мы читаем все то, что шаг за шагом сейчас происходит. Хотя они пытались это сделать еще в 50-х, потом 60-х годах, но милостью Божьей Россия не упала на колени. Только сейчас, когда открылись все границы, они осуществили программу в полном ее объеме. Читаешь и сравниваешь, что сейчас делается у нас – один к одному.

Конечно же, когда человек деградирует и начинает жить животными инстинктами, у каждого все равно остается за себя, свою семью и за тех, с кем он работает личная ответственность, и ее необходимо восстанавливать, в ней надо восстать, возродиться. Очень мешает этому вот такая установка: что мне больше всех надо? Не трогайте меня, и я никого не буду трогать. Зарплату имею. Место вроде бы более-менее нормальное имею. Ну и ладно. Это безответственность. Это как раз отсутствие ответственности так говорит в человеке. Или другой говорит: «Да неохота мне этим заниматься, мне трудно отвечать за кого-то. Я со своими-то домашними не могу разобраться, а тут еще на работе». Значит надо его тормошить, тоже ставить его в ответственность и на работе, и в семье. Да не механизмами зарплаты и наказаний, а прямым взыванием к чувству долга, обращением к чувству обязанности, к совести восстанавливать образ человека. Чтобы он в итоге на работе был ответственным не по причине того, что его обложили, а по причине того, что он становится личностью внутренне. Он теперь поступать по-другому, кроме как ответственно, правдиво, честно, не может. Вот такого человека надо возродить рядом с собой.

И где взять на это силы? А из своей личности. Личность в каждом человеке имеет эти силы. Жена, развивающаяся как личность, имеет силы, чтобы радеть об ответственных детях, ответственном муже. Муж, имеет личностные силы, чтобы радеть об ответственности своей жены и ответственности своих детей. И приходя на работу, он будет личностно ответственным не только за свое дело, а будет отвечать и за сотрудников.

Что для нас важнее – дело или же тот человек, который со мной в деле? Для наемного работника – дело. Потому что он с этого дела кормится, получает зарплату. А для личности важен другой человек, каждый ближний, его личность.

Обращение от личности к личности и есть самая высшая ценность, которая существует в мире. Эта ценность определяет нравственность общения человека с человеком, личности с личностью, делает это общение ответственным, подчиненным чувству долга, совестливым. И оно в вере освящаемое, т.е. облагодатствованное. Сент-Экзюпери в своем «Маленьком принце» говорит, что нет большей роскоши в мире для человека, чем роскошь человеческого общения. Человеческого, т.е. от личности к личности, а не суррогатного, как у наемника с наемником, готовых в любой момент подраться при дележе прибыли. Это и есть, мне думается, та основа, которая свойственна православной России и которая свойственна всякой личности, в какое бы время она не начала возрождаться в человеке. Начинает она возрождаться в своей семье, она становится любящей женой, а он заботливым мужем. А по отношению к детям теми самыми ответственными родителями, которые в детях взращивают именно личность, а не иждивенца, который сидит на шее родительской, да еще указует: ты мне принеси сегодня то, завтра подай это. Они взращивают из него сильного духом человека, ответственного за свою семью, которая будет у каждого ребенка, настолько ответственного, что его семья не развалится от трудностей.

Ведь почему разваливаются семьи? Потому что там нет ответственных людей. Никто не борется за другого. Все добиваются только того, чтобы другой удовлетворял его поребности. Что называется «Всяк своему нраву работает».  До тех пор, пока я воспринимаю другого частью моих жизненных удобств, вот до тех пор я борюсь за него, воюю за него. Разошлись – потребность потерялась. Походит год, два – потребность возникла снова. Надо вернутся друг к дружке. Соединились, поуслаждались какое-то время, а потом опять началось то же самое. Вот эта нетерпимость и безответственность и есть самостное пребывание друг с другом. Нет ответственности за другого. Никто не борется за другого, чтобы тот тоже был бы ответственным супругом. Все только подыгрывают друг другу, услаждают друг друга, человекоугодничают друг перед другом пока есть за что – за сладость пребывания друг с другом.

Но не сладость бывает основанием семьи. Основанием семьи всегда была ответственность, совесть и вера. Тогда ты будешь обязательно воевать за личностное развитие мужа и жены. А вместе будете воевать за личностное развитие своих детей. Тогда и ваши дети потом смогут также воевать за личность. Они же видели и восприняли это в вас, родителях. Как вы от любви к ребенку воевали против его грехов, страстей, его худых привычек, наклонностей. И добивались успеха. А он отказывался от худого, восставал в своем личностном: в чувстве долга, в совести, и в вере. А «Без веры Господь не избавит, без правды Господь не исправит».  И вырос крепкий по жизни человек, который может сохранить семью.

Просто так семья удержаться не может. Мы не магниты, которые просто прилепились и теперь никаких забот. Мы же люди грешные, а грех постоянно разделяет, приводит к разделению супружеских отношений: за что-то зацепишься в супруге, она за что-то в тебе, так и будет всегда,. И заполыхал костер. А при ответственных отношениях ни за что не цепляются. Наоборот, все то, что может зацепиться, угашают, претерпевают и удаляют, изводят из нрава ближнего.

Конечно же, семья – это поле невероятного труда, труда душевного и физического для того, чтобы другого удержать, восстановить личностно, и сохранить семью. Но так как люди сегодня в основном самостные, то семьи долго не сохраняются.

Это значит, что ответственных людей просто нет. Если в распавшейся семье растет ребенок при маме, которая не смогла ответственно удержать мужа в семье, то в итоге в самом ребенке образа ответственности вообще нет. Личная ответственность уже потеряна и он только лишь крепок и силен там, где ему надо взять свое. Чувство ответственности за другого – это потеряно сейчас. Мы это очень сильно чувствуем, когда работаем с детьми, с подростками. Подросток – такой возраст, когда он начинает жить от себя лично, т.е. от того багажа, который он набрал до 12 лет. Но часто там такое повылезает, – диву даешься. Хотя, конечно, подростковый возраст еще и тот, в котором пробуждается «юности честное зерцало», когда они хотят чего-то возвышенного, чистого и красивого, и это тоже в душе любого подростка есть. Только этим удается хоть как-то их зацепить, вдохновить и воодушевить. Но это очень трудно и с каждым годом все труднее. Сколько приходиться возиться с ними, чтобы достучаться до их личностного.

В 60-е годы, просто было до нас, подростков достучаться. Я помню, что любой учитель мог позвать за собой. И мы шли. А вот сейчас уже так просто не позовешь. Сразу услышишь: «А что мы будем иметь?» Идет потеря личности. Очень сильная потеря личности и постоянное утверждение самости, которая выражается в процветании накопительства, хваткости, увертливости в жизни у одних, а на другом полюсе, наоборот, полное разгильдяйство, расхлябанность и деградация.

Поэтому я думаю, что у нас есть конкретная задача, мы же не праздности ради встречаемся и общаемся, каждый из нас хочет всерьез изменить что-то в своей реальной жизни. И в своей семье, и на работе. Так изменить, чтобы жизнь вокруг нас способствовала развитию личности, чтобы время работы было временем упражнения личной ответственности за ближнего, за сотрудника.

Для этого можно применить какие-то элементы общинной жизни. В России удержать общинное устройство не удалось. Сейчас мы знаем причину, почему это не удалось. Потому что уже тогда властно и мощно работали масонские тайные структуры и привели Россию к развалу и разврату. Через них каким-то образом убивались и уничтожались люди, способные удержать Россию, а ставились во главе страны люди, которые приводили к полному развалу и развращению.

Тем не менее, даже когда Россия стала насильно совершенно безбожной, Господь нравственные устои в самом человеке и нравственные остатки той духовно богатой России сохранил в людях. Благодаря этому поколение до 70-х годов еще было все-таки крепко в нравственном плане. А с 1993 года Господь уже Сам лично начал принимать участие в России. Когда Он уже увидел, что дальше тот нравственный задел, который еще оставался, не удержит ситуацию в России, тогда Господь Сам начинает восстанавливать нас.

В 1993 году произошло это, Господь решил – все, ваша власть кончилась. Власть Компартии пала, устои самостного пребывания рухнули. Подтвердилось – «Что Богу неугодно, то и не сильно».  И началось собирание Божиих людей. Во всяком времени бывали такие моменты, это всегда происходило в некоторой свободе, когда все оказывались вдруг свободными жить так, как они хотят и могут. Как узнать Божиих людей? Надо дать свободу всем, и тогда все не Божии ринутся в эту свободу жизни. Станут откровенно грешить. Хапуги будут хапать, блудники будут свободно блудить, разгильдяи будут искать возможности разгульно провести свое время, праздные люди найдут массу всяких способов приятного времяпрепровождения. А нравственный человек заживет, наконец, своей нравственностью. Верующий будет свободно веровать.

Вот какое время Господь дал. Это есть Промысел Божий. Он сейчас дал свободу для того, чтобы все козлищи сказались козлищами, все овцы свободно могли проявиться овцами. А потом придет время укрепления овец. Укреплять овец надо в условиях свободы от козлищ. Если козлищ всех погонят, то часть их сами повыскакивают из России, других вынудят разные события, которые произойдут в ближайшие годы. Останутся овцы. И будет дано время для того, чтобы овцы укрепились в своем личностном нраве, чтобы веровать Богу личностно, восстали бы в этом личностном. Не в ту меру, конечно, которая была свойственна России прежде. Все-таки она к 1915 году личностное проявление собирала почти 900 лет. А сейчас мы, все растеряв, за какие-то последующие 15 лет, которые даст нам Господь, много ли соберем?! Соберем некий остаток. Но его надо собрать, в нем надо укрепиться.

Россия будет территория маленькая, экономически не богатая, но богатая духом – таково пророчество преподобного Серафима Саровского. Предвидя эти события, нам сейчас надо вникать и определять вообще, что такое семейное домостроительство, основанное на добродетелях: чувстве долга, чувстве обязанности, ответственности, совести и веры. Что такое общинное устроение жизни или фирмы артельного варианта, где те же добродетели стоят в основе всех отношений сотрудников между собою и всех вместе к делу. А через дело к своей Отчизне, и ко всякому человеку, приходящему сюда в Церковь, не только познавать это, но и возрождать, собирать и созидать.

 Глава 18

Три надмения

   Для современного человека свойственны три надмения, мешающие ему обретать то христианское устроение души, которого ждет от нас Бог.  И по страстям, укоренившимся в телесном составе, нам как-то милее, что ли, привычнее, удобнее, быть в этих, плохо осознаваемых, надмениях, мало ведомых состояниях души, обращенной к окружающему миру, к истории и к людям. Три надмения – это три неправедных отношения.  Надмение над миром, над всей природой – первое из них. Надмение над историей – второе. Надмение над человеком – третье.

 Надмение над миром запрещает его благоустроение

  Уж так сложилось, что большинство из нас воспитывалось в неверующих семьях, а если и в верующих, то все равно учились в школе, в которой все науки преподавались как раз в этом состоянии надмения относительно окружающего нас мира. Так что в каждом это укоренено, а я по опыту знаю, чтобы освободиться от этого, приходится положить немалый труд внутреннего покаяния.

  С чего же оно начинается, как закладывается фундамент этого надмения в нас, и как продолжает расти, даже, может быть, неосознаваемо, невольно?

 Видимо, с того момента, когда мы от своих родителей, а потом от учителей школы узнаем, что человек – венец всей природы, окончательный итог развития мира. Причем, ему весь мир отдан в полную власть: делай с этим миром все, что хочешь. «Рыбам вода, птицам воздух, а человеку вся земля».  И доказательством тому является та преобразующая деятельность человека, которая с детства показывается нам: вот, посмотри, как преобразованы поля, построены города, посмотри, как все вокруг созидается и делается человеком. Действительно, ребенок видит, что все во власти человека: и реки перегораживают плотинами, и образуются рукотворные моря, и дома выстраиваются, и горы взрываются, и поля возделываются, и все происходит согласно воле человека и делается его руками. Причем, никто кроме людей, не может это сделать.

 Даже космос осваивается человеком. И, более того, в разных фантастических проектах, книгах, которые любой из нас прочитал в юности и детстве немало, вырастает перспектива того, что человек овладеет и Вселенной.

 Такое представление, что мир в полной власти человеческой, укореняется в сознании каждого ребенка, начинаясь с самых маленьких предметов, с которыми приходится встречаться детям, потом с овладения всеми предметами в доме: что угодно переставь и что угодно используй. Ребенок видит, как мы сами устраиваем дом так, как хотим.

 А то, что должен быть какой-то порядок вещей в доме, об этом дитя еще не знает, тем паче, что всякий порядок если и задают родители в доме, то это они, родители, тоже сами задают, вовсе никого не слушая.

  Видя это своевольное обращение в доме с предметами и не ведая о том, что кем-то этот порядок может быть дан человеку, ребенок точно таким же образом начинает обращаться со своими игрушками. И потому порой некоторых детей трудно заставить, чтобы они начали соблюдать определенный порядок в пользовании игрушками. Кроме родительского авторитета для ребенка никого нет, а родитель ведет себя так, что ребенок и его не слушает. И между ними возникают отношения психопатические, отношения, в которых ребенок очень быстро понимает, что родителя можно тоже держать на поводке. И делать все, что захочется. Не только со всеми предметами, но и с самим родителем. Поэтому ребенок делает все, что хочет: «Не хочу это, хочу то, не хочу то, дайте третье». Даже ест не в то время, когда нужно, а когда хочет.

Такая своевольная царственная позиция ребенка, допускаемая родителями, происходит, опять же, от бесчиния, ибо родители не знают чина. А коль чина не знают, то и передать его ребенку не могут. Неоткуда им чин этот взять! Посему, они и придумывают свой уклад, как могут. А коль придумывают, то и оказываются часто на поводу у детей. И тогда дети со своими игрушками делают все, что хотят. Куда хотят все перетаскивают, как хотят, ломают. А как собрать они не очень-то и ведают, часто даже не ставят перед собой этой задачи, чтобы разламывая, разбирая, снова восстановить, равно как, стаскивая предмет с одного места, снова вернуть его на место.

 И вот с этого своевольного владения миром своих игрушек начинается огульное владение вообще всем миром. Если ребенок может бросить игрушку где хочет и оставить ее там, не возвращая в уклад и порядок, то точно таким же образом он поступает с окружающим миром.

 Так и человечество разрушает исконную гармонию с природой, порой забывая, что это «Земля-мать подает клад».

 Ребенок может придумать что-то свое, делать то, что ему угодно. Его собственному проекту, его собственному пониманию, представлению об этом мире, для чего нужно обрести дополнительное знание о мире. И он обретает это знание о том, как мир усвоить по-своему, но мудро. Какую же мудрость он обретает? Всю человеческую, которую только может. Получается, что и мудрость и знание – всё бросается туда же, в его миродержательное состояние. А это царственное миродержание есть главная основа того, как вообще ребенок  общается с окружающим миром.

 Как это всё происходит в христианской семье

  Ребенок сызмальства видит, что в доме существуют важные места. Есть и особое место, к которому взрослые относятся со святостью и почтением. Это место, где располагаются иконы, где горит лампада и возжигаются свечи. И с этим местом все соотносится в доме.

 Все предметы, оказывается, не просто случайным образом поставлены так, как хочется взрослому, а имеют определенную упорядоченность. Кровать ставится так, чтобы лежать к иконам не ногами, а головой. Соответственно и книги, находящиеся в доме, тоже имеют свой порядок. Есть книги особо хранимые, особо чтимые. Например, Евангелие, лежащее на аналое или на столике перед иконами. Оно там лежит неприкосновенно для всех, особенно для малых детей. Его можно поцеловать, но касаться и читать его могут только старшие дети или взрослые. И на Евангелие нельзя ничего положить, даже молитвослов.      Ребенок видит, как здесь выстраивается порядок, в красном углу.

А от этого угла выстраивается в порядке и остальное. Дом хранится и блюдется в чистоте, потому что всё происходит пред очами Божьими. И Господь смотрит на это. И Матерь Божия видит сейчас всё в доме. Помня это, можно ли держать дом в беспорядке и хаосе? Если хранится этот уголок, постоянно содержится в чистоте и прибирается с почтением, то постепенно обретается сила у взрослого человека для устроения.

 Видя это, и ребенок научается, ходя пред Богом, всегда содержать опрятно, в порядке и свои вещи. Но если такого нет, то вместо следования чину, дарованному Богом, ребенок усваивает чин, который устраивает сам. И вот это «владение» миром начинает преобладать.

 В подростковом возрасте каждый из нас переживал встречу с бесконечным. Вглядывался, например, в бездонное небо, пытаясь объять и вместить в себя эту звездную даль и впервые ощутить, что, оказывается, до ближайшей звезды надо лететь столько, что и представить невозможно. И маленькие крошки-звезды несоразмеримо больше Земли, и что эта звездочка меньше всего того, что окружает сейчас ребенка, точно также земля воочию оказывается меньше по сравнению с этой звездой. Каждый из нас помнит те трепетные, волнующие состояния, когда переживается попытка всё вместить в себя, а оно не вмещается. А как волнуется душа ребенка-подростка, пытающаяся это понять, измерить!

 Но разложить по полочкам не получается. А приходит ребенок в школу, и ему вдруг показывают знак, в котором вся бесконечность может быть вмещена: на доске рисуется восьмерка, уложенная набок и говорится, что это и есть бесконечность. Теперь с этой бесконечностью можно делать всё, что угодно: вставить ее в какую-нибудь формулу, решать, а потом перевести в другую. Сначала изумленный подросток не очень понимает, что с ним делают, что он начинает делать сам, но пытается, следуя за учителем, сделать что-либо с этой опрокинутой восьмеркой. А потом все больше и больше начинает чувствовать, что такая бесконечность в его руках очень просто кочует из формулы в формулу, легко и быстро перемещаясь из одной в другую. Возникает внутреннее ощущение владения бесконечностью. Более того, еще и учитель говорит, что ум человеческий – это такое явление, которое вмещает в себе всё. И бесконечность, это как дважды два: нарисовал – вместил. А потому, коль вместил, нарисовав и символизировав, то, соответственно, с ней можно манипулировать как угодно и дальше.

 Вдруг обнаруживается, что вся окружающая природа, все физические, химические, математические и биологические явления – всё, оказывается, вместимо в тетрадку. И с этой тетрадкой тоже можно делать всё, что угодно: сжечь, порвать и т.д., может быть, то же самое можно сделать и с явлениями мира, записанными там в виде символов. И так как в школе знания даются как конечные, то как усвоил тогда, так оно, кажется, и есть на самом деле.

 Что дальше? То, что не удалось постичь тебе в школе вовсе не обязательно знать, потому что дальше, кажется, ничего и никого нет. Ведь если ты саму бесконечность уже вместил, то чего еще вмещать?

Не то страшно, что дается малость, а то страшно, что дается конечность этой малости, как завершенность моего знания о мире. И не только его завершенность, но и чувство, что я достаточен, чтобы мир этот был в моих руках, в моем сознании, в моем понимании этого мира. И я сам достаточен, чтобы понимать этот мир.

Неудивительно, что после этого, становясь взрослым человеком, всякий из нас очень легко и просто полагает, будто в кабинетной тиши можно весь мир перекроить, спроектировать, и потом этот свой проект начать осуществлять в жизни. Но это часто не совпадает с реальностью, и обнаруживается, что надо иметь нечто большее, чем наши книжные знания. Превращая весь мир в конечное явление, мы, оказывается, таким же образом относимся и к своему опыту. Мы делаем его конечным. На самом же деле «Земля, вода – останутся, а нас не будет».

 И вот однажды, после очень напряженной работы в конце трудного дня мы выходим разгоряченные на улицу, а там – прохладный воздух, удивительное распростертое над нами звездное небо, да, еще, если это ранняя зима, – тоненькая пороша; мягко касаются снежинки твоего лица. И так удивительно легко и хорошо в природе, она какая-то очень звонкая, необыкновенно открытая для нас. В этот момент остро чувствуешь мудрость Божественную, красоту вечно продолжающейся жизни мироздания.

   А в следующий раз выходишь таким же днем, в эти же часы и не замечаешь этой удивительной красоты, потому что она уже какая-то серая. Звезда как звезда, небо как небо, темный, холодный воздух. Все так же, как и десять лет назад и пять дней назад, все так же…

 Но куда же девалось это вчерашнее, которое открылось для меня во всей красоте и необыкновенной полноте, бесконечности этой радости?! А никуда. Просто оно хранится в памяти как возможность природы. Значит ли это, что скудно воспринимаемая нами природа «посерела» со вчерашнего дня? Ведь еще вчера она искрилась благодатью, а к сегодняшнему дню поблекла и будет, наверное, серой, пока я снова, разгоряченный, не выйду к ней, и тогда она снова встретит меня своим великолепием, и опять все в ней осветится прежним чудесным сиянием.

 Ничего подобного! Природа ведь осталась по-прежнему такой же живой, такой же яркой, такой же открытой нам. Только мы закрылись. А во что же закрылись? В свой прежний опыт, вчерашний, позавчерашний, когда природа была серой. И теперь, полагая, что природа всегда серая, мы идем с этим опытом, уже наперед всё определив. Мы выходим на ту же улицу. Вдыхаем все тот же воздух. Ничего удивительного не происходит.

Эта способность человека все делать конечным, обыденным усвоена в школе, в семье, от родителей, от учителей! Она делает относительно себя самого такую страшную вещь – уничтожает возможность иметь всегда открытое состояние, и всегда созерцать в другом его новизну и это живое струение, которое никогда не останавливается.

Мы знаем, что Господь везде и всегда один и тот же. Значит ли это, что Господь везде и всегда одинаков и однообразен? И в чем Он один и тот же? А в неповторимости! Никогда ни на один миг жизни не останавливается струение Его живого Святого Духа, который всё напояет, все высветляет, преображает, и каждое новое мгновение дает нам преображенность. И нет ни одного мига, когда было бы повторение вчерашнего. «У Бога-света с начала света все доспето». 

 Именно в этом животворении Господь всегда один и тот же. И не может быть, чтобы мы вышли на природу, а она была бы серой. Что, Господь ушел от нее? И перестал ее животворить? Ничего подобного – это мы посерели. А почему? Да потому, что в своем надмении над миром мы полагаем, что у нас есть какой-то опыт, которым мы все измерили. Если у нас есть опыт управления окружающим миром, то уж тем паче мир должен быть под нашей властью. И мы делаем с миром всё, что хотим.

 Освободиться от этого надменного состояния над миром чрезвычайно трудно. Мы еще сами не осознаем, насколько укоренено в нас такое отношение к миру. А это очень легко узнаваемо. Просто встав однажды утром не в духе, мы видим, что встали с левой ноги, потому что наша хмурость есть нахлынувшее надмение над миром, которое запрещает видеть живое в мире.

 Встречаясь с каким-либо человеком и полагая, что он скучный, мы как раз пребываем в этом надмении. При встрече с приятелем наше надмение не позволяет радоваться, видеть в нем что-то живое, новое, преображенное. Точно таким же образом мы совершенно спокойно чуть ли не 300 дней в году гуляем по природе и совершенного не замечаем, что она живая. Значит, мы механически гуляем. Закрывает в нас природу в ее живости надмение над ней, когда мы полагаем, что в своих задачах, с которыми сейчас идем по этой природе, мы более значимы, чем она со всей ее жизнью. И потому зажатые и замкнутые в своем надменном состоянии, озабоченные делами или еще чем-то, мы бежим мимо этой природы. И только-то и нужно, чтобы куст сирени под окном распустился и так сильно «стукнул» в нос своим запахом, что мы тут же очнемся и увидим, что весь свет Божий пахнет весной. Да так ароматно, так дивно! Но в следующий момент про бесконечные дела вспомнили и полетели опять… И забыли про запах.

 

Надмение над историей запрещает развитие общества

 Надмение над историей начинается с того момента, когда в детстве узнаем, что, оказывается, люди много-много тысяч лет назад бегали по лесу, сжимая в руках палки с привязанными к ним камнями, гикая, ухая, визжа, гоняясь за животными, загоняя их в западни, ямы, окружая сплетенными из лиан сетями, зажаривая потом на костре и вгрызаясь зубами в полусырое мясо. Полуголые, едва прикрытые шкурами, грязные и совершенно невежественные. Впервые получая из учебника такие сведения про человека, мы, естественно, верили и думали: «Надо же, какие образины были тогда люди. И какой я хороший, какой красивый, умный по сравнению с далекими предками».

  Потом мы узнаем, что среди этих «диких» людей находились  более совершенные, умные, развитые, которые улучшали жизнь силою своего разума. В результате этого в недрах первобытно-общинного строя родился более совершенный – рабовладельческий, в котором люди жили получше, появилась письменность, искусство, ремесла. Но даже и то общество все равно было плохим, потому что разве «то» может быть сравнимо с нынешним временем? Никак не сравнить! И потому люди опять искали лучшее. Самые умные, самые развитые всегда искали возможность улучшения жизни, и в недрах старого уклада жизни выстраивали новый, более совершенный уклад.

 И чем заканчивают родители и педагоги такое обучение? «Теперь вот, дети наши, мы все – результат такого векового совершенствования, мы – венец развития истории». И вот этот маленький человечек, которому даже и семи-то нет, уже знает, что он – прогрессивнейшее явление, появившееся в результате развития всей человеческой истории.

 Такое внутреннее настроение относительно всего  бывшего в прежние времена приводит к тому, что ребенок изначально принимает на себя, что все нынешнее лучше, чем прошлое. И видит он себя в этой линии восхождения на ее вершине. А коль так, то тогда такой ребенок со всем прошлым может обходиться, как с малозначимым, никчемным. Но ведь «Спесь в добро не вводит».

 Конечно, и прежде были люди выдающиеся, гениальные, талантливые, но это единицы. Во все времена – так объясняют родители, – появлялись гениальные люди, как и сейчас. Но их всегда единицы, а основная масса такова, как ее описывают.

 Получается, что для любого ребенка, когда он входит в подростковый возраст, все те, которые жили 1000 лет назад, – это отсталые и малообразованные люди. Они были, как и живущие 100 лет назад, хуже, чем нынешние. И те, которые жили 10 лет назад, тоже похуже, чем сегодняшние, потому что все совершенствуется. А коль так, – думает ребенок, – родители-то мои – всего лишь предки. А как к ним относиться, если все они просто уйдут в небытие. А мои бабушка и дедушка совсем уже одряхлевшие. Да, и мои родители плохо к ним относятся. Пусть и уважительно, пусть и кормят, пусть и радуются, но все-таки, по сути, они относятся к ним, как к явлению отходящему. И потому, если бабушка пытается что-то посоветовать, я ее «отодвигаю»: «Не лезь, не смеши меня, бабуля». Если дедушка пытается что-то сказать, так его тут же отправят в другую комнату: пусть посидит там перед телевизором. Словом, молодые считают, что «От ветоши молодой траве ходу нет».

 Ничего удивительного в том, что такое отношение к истории переносится и на ныне живущих людей. И, став уже взрослыми, разумными людьми, точно таким же образом мы воспринимаем себя. Мы сознаем себя как людей чуть ли не совершенных. И, тогда, вглядываясь в историю, разбираемся в ней интереса ради. Просто нам интересно узнать, как раньше все было. Какие там при дворах королей, императоров страсти разыгрывались? Сколько их кипит в романах разных писателей! Прошлое часто интересует нас именно в части страшных тайн, страстей, интриг, которые покрылись пылью веков.

 Это происходит потому, что история – это жизни людей, живших поиском, страдавших и имевших духовную полноту больше, чем у нас, о чем мало кто задумывается. Даже когда на уроках литературы мы начинаем рассуждать о духовных исканиях Достоевского, то ведь как это подается? Так, как будто бы учитель сегодняшний совершенно точно знает, кто такой Достоевский в его духовных исканиях. Один из вузовских преподавателей литературы поделился со мной своими впечатлениями: «Встанет юный мыслитель и с важностью говорит, что распознал духовные искания Достоевского, и в чем тот неправ. И потом, получив «пятерку», самодовольно полагает, что он вполне в Достоевском «разобрался». И, более того, руководимый этим чувством, досконально знает, кто есть Достоевский». И в этом надмении над писателем и вообще над всеми личностями истории молодой человек обращается ко всем людям, его окружающим.

 Надмение над человеком запрещает любовь к нему

Нет ничего удивительного в том, что надмение над историей переходит в надмение над человеком. Поэтому, когда мы обращаем свой взор на людей, то сразу же по внешнему облику видим, что вот этот уважения достоин, потому что у него солидная борода и лоб высокий. А этот весь какой-то сморщенный, как сморчок – ну какое уважение тут может быть! И разве в этот момент сознает человек, что он мерками исторического отношения оценивает всех окружающих людей.

Почему так? Да потому, что он и мы живем теми условными образами, которыми только и можем оценить другого человека. Что мы в себе содержим, то и применяем к людям. Человек делает это совершенно бессознательно. Так действуют страсти, которые невольно поддерживают постоянно грешное отношение к человеку, заставляют нас определять значение людей согласно этой нашей совершенно нелепой сетке исторического размещения людей.

 Каждый имел в подростковом возрасте увлечение каким-то определенным историческим периодом. Я, например, очень хорошо помню период Франции д`Артаньяна, Портоса и прочих романтических героев. Лет в двадцать пять, до тридцати, я, подходя к любому человеку, тут же оценивал: этот Атос, вот Портос, д`Артаньян, а этот – ну точно Ришелье. Никак по-другому я не мог относиться к людям, так как такое отношение было укоренено достаточно сильно в моем взгляде на человека.

 И ведь другого понимания человека у меня не было. Другого понимания истории тоже не было. А Евангельского понимания человека мне никто не давал. И вместо Евангельского у меня укоренено понимание историческое. Тем более, что мое надменное чувство жаждало состояться в социуме, и в моем сознании запечатлевались особо знаменитые личности, оставившие яркий след в истории.

 У каждого был когда-то герой, которому ребенок непременно хотел бы подражать. Ладно бы по-внешнему, а то ведь непременно еще и по-внутреннему. И получается, что история в нашем сознании состоит из личностей и массы.

 А по своему надмению куда же я всегда помещал самого себя? Непременно к личностям и непременно против масс, т.е., я ни в коем случае не масса.

 А что такое масса? Масса – это распределенное в истории, полудикое, необразованное население. И, к сожалению, дальше этого даже сегодняшний человек , входящий в церковь, уже живущий, казалось бы, церковной жизнью, в обычном своем отношении к людям не идет.

 Ведь если сейчас вглядеться в свое отношение к ближним, то они у нас все как бы на разные ступеньки, на разную удаленность от нас поставлены. Одни очень приближены, так что даже ежедневно чмокать готов, другие немного отстранены, третьи довольно заметно удалены, причем и в этой удаленности они тоже имеют разные по виду и характеру места. Эти вот справа стоят, эти слева, эти еще где-то. И всякому человеку уготовано свое место.

  Это и есть конкретное историческое отношение ко всем людям, на которых, пусть даже в данный момент, но накладывается сетка конкретно-исторической размежеванности по векам, эпохам, годам. Оказывается, это настолько существенное внутреннее явление, что однажды усвоенное, оно потом несется через всю жизнь и имеет огромные последствия.

  Мы себе представить даже не можем, насколько наше неправедное отношение к людям обусловливается этим конкретным историческим сознанием. И, может быть, именно по этой причине христианские, да и ветхозаветные традиции устроились совсем не так.

 Ибо Господь Бог изначально даровал человеку хранить в себе полноту отношений к людям. Это непреложная истина – «Перед Богом все равны».

 На чем же тогда вообще строятся в православной семье отношения ребенка к истории? А на том, что он впервые узнает: прародители наши, Адам и Ева, были особо любимы Богом, а поэтому были наделены такими дивными дарами, каких сегодня во многих людях, если все собрать, столько не наберется. Но, из-за случившегося греха, они были изгнаны из рая. Тем самым они были лишены бессмертия. Бессмертные Адам и Ева стали смертными. Но при этой смертности, которая была обретена за один грех, они во всем остальном остались в той дивной красоте, с которой Господь сотворил их. И, лелея, поддерживал их любовью. По великой Божьей милости, которая проявляется в людях, они, хоть и были уже смертными, но, тем не менее, прожили свои девятьсот лет. И следующие за ними их первые потомки тоже прожили кто восемьсот, кто девятьсот, кто семьсот лет.

  Но, по мере того, как умножалось беззаконие, умножался грех, умножалась неправда в людях, все более и более сокращалась жизнь человеческая. Она стала уменьшаться сначала до пятисот лет, потом до четырехсот, трехсот, наконец, до ста. Сейчас человек настолько грешен, что он в пределах ста лет и живет.

 Ребенку, воспринимающему таким образом историю, вдруг открывается: по внутренней и внешней красоте самые достойные люди были там, в прежние времена. Кто же, в таком случае, мои бабушка и дедушка? Тоже носители этой красоты. А мои родители? Продолжатели этой красоты. Кто же тогда я? Я тот, который все больше теряет эту красоту. А мои дети еще более потеряют ее. Кто же может спасти их? Только я. Если пойду к Богу и у Него испрошу полноту красоты, которую имели Адам и Ева. Которую имел Авраам, которую имел Иосиф, Авель. Могу я это сделать? Могу. Дано мне это Богом? Дано. Вот тогда красота, которую Господь дарует мне по моей просьбе, умножится и в детях моих. Ибо «Бог не даст – нигде не возьмешь».

  И тогда маленький ребенок, уже знающий, что он будущий отец, и девочка, знающая что она будущая мать, уже радеют о том, чтобы красоту предков в себе приумножить, сохранить и завещать детям отношение сокровенного почитания этой дивной Божьей красоты, которая была у наших праотцов. Почитание может быть привито только таким образом.

  Сейчас возрастает внутреннее надмение над историей, ее попрание, и по этой причине мы не знаем внутреннего почитания, как явления души вообще, Восстановиться в нем – это великая задача. Я знаю, что люди, живя церковно, лишь через много-много лет постепенно восстанавливают в себе почтительное отношение к старикам и начинают понимать заповедь Господа: «Почитай отца и мать свою».

 Читая эти фразы, мы не очень-то понимаем, о чем идет речь, потому что внутреннего опыта почитания праотцов у нас нет, а без него невозможно почитание родителей. Ведь «Все купишь, а отца – матери не купишь».

  Что же у нас тогда вместо почитания? Уважение. Вот только на этом мы и держимся. Кого же мы уважаем? А тех, которые нам дают блага жизни. Учась в школе, среди учителей я выделяю своим уважением  некоторых, которые мне особенно хорошо знания дают. Школа окончена, я поступил в институт. Теперь у меня новые преподаватели, которые мне тоже многое дают, я их тоже уважаю. А учителя школьные? Я про них уже забыл. Потому что они свое уже сделали, я их в свое время уважал и теперь уважаю новых. Окончен институт, пришел на работу, а там новые «уважаемые». А что преподаватели института? Теперь я и их забыл. И так вот живет человек. По примитивному закону: если мне дают благо и я даю, мне – знания, я – уважение, мне – воспитание, я – что-то равноценное. И ничего более.

 Коль так поступаем мы, взрослые, то, соответственно, и дети наши тоже так: играет ребенок, подросток на улице, проходит мимо него взрослый человек и говорит: «Подойди ко мне», - а тот вместо послушания нагрубит. И невозможно одернуть сейчас подростка, если вы не учитель, не директор школы, если не имеете отношений  с родителями. Совсем посторонний человек никакого влияния на подростка сейчас иметь не может. Почему? Да потому, что влияние происходит только через уважительные отношения или через страх, а почитания, как такового, в обществе просто нет.

  И в результате получается, что сегодняшнее огульно-надменное состояние детей над всеми людьми приобретается ими потому, что люди никак не связаны с ними либо через возможность давления, либо через страх.

 Мы начинаем делать просимое только тогда, когда нас возьмут в оборот и страхом прижмут. Мы строим отношения по уважительным причинам с окружающими людьми из-за боязни последствий.

 Возможно ли в этом случае выполнение евангельской заповеди: «Возлюби ближнего своего»? Получается, что, идя по жизни, каждый из нас не ищет света в людях, потому что он «все знает» про людей. Не ищет красоты в людях, потому что по внешнему уже определил, кто они.

 Когда же мы обращаемся к евангельской заповеди не как к добродетели, которая умножает содержательное «я», а как к действию, которое может преобразовать наше внутреннее отношение к человеку и исполнить это  же отношение по-евангельски, тогда вдруг оказывается, что это невероятно трудная задача. Мы хотим возлюбить, а не знаем как. Мы хотим свет открыть, а не видим этого света. Так и живешь, слегка улыбаясь одним, рассыпаясь перед другими, кланяясь перед третьим.

 И остается у человека два действия. Возможно, есть много других, но я выделю два, которые наиболее характерны, наиболее свойственны. Одно из них – придумать, как надо относиться к людям и потом от придуманного хотения начать реально относиться.

  Но однажды вдруг обнаружишь, что все это – мыльный пузырь моего эмоционального отношения от хотения жить так, как Господь велит. Только одного я не замечаю, что Господь-то велит, заповедует, а отношение творю я сам. Как же я от себя могу родить эти Божьи отношения, если не имею их в себе? Просто нафантазировать. А нафантазировать, можно много чего и потом всю жизнь ходить «умилительно-евангельским», не подозревая, что вся эта умилительность, якобы евангельская расположенность к людям ничего близкого к Божьему-то не имеет. Эта некоторая расположенность от своего желания происходит, и от своеволия реализуется.

 И второй вариант, который возможен в данном случае – это когда человек сознает изначально, что он настолько сейчас далек от праотцов, что вместо девятисот лет ему дано прожить всего лишь 60-70. И понимает, почему столько дано. А коли дано столько, то какой же во мне свет, как я могу пролить свет на другого, откуда я возьму эту любовь в себе? Взять от себя ее, сфантазировать – не могу. И тогда остается у человека одно-единственное – смириться перед Богом: «Господи, один Ты во мне можешь зажечь этот свет и больше никто! Сам я не могу».

 Когда приходит это смирение человека перед Богом, тогда вдруг является свет в нем, но человек уже знает: свет от Бога, Сам Господь дарует его, животворит меня, пробуждает любовь к ближним моим. Потому и невозможно исполнить заповедь: «Возлюби ближнего своего» без первой заповеди: «Возлюби Бога своего».

 В первом варианте вторая заповедь ставится на первое место, где человек хочет от себя исполнить эту заповедь «Возлюби ближнего своего». Но тогда первой заповеди для такого человека не существует.

 Только тот, кто знает первую заповедь, исполняет ее и по действию вдруг обнаруживает, что вторая заповедь исполняется сама собой, потому что Господь все вокруг устрояет. Ведь «Бог не дремлет – все слышит».  Но если я не исполняю первой заповеди, второй мне не исполнить никогда. Я буду всегда ходить мимо нее. И точно таким же образом буду относиться ко всему миру, ко всей природе и ко всей истории, ибо, если исполнится первая заповедь: «Возлюби Бога своего всем сердцем своим, всем помышлением своим, и всею душою своею», тогда исполнится и вторая заповедь любви к людям, природе, истории.

 Христианин тот, который идет евангельским путем не только по содержанию, но, прежде всего, по действию, хотя при этом содержание тоже немаловажно, ибо евангельское слово надо твердо знать. Просвещение необходимо. Но если я только просвещаюсь, то по сути превращаюсь в этого «проевангельского» энциклопедиста. А «Наука учит только умного».

 Сегодня, к сожалению, немало таких людей, которые про христианство знают столько, что порой диву даешься, как помещается в голове человека такое обилие знаний. А по действию получается ли евангельское? Нет. Ведь человек просто и не подозревал, что, оказывается, Евангелие написано-то все к действию, а не к содержанию. Вот и говорят «Из одного дерева икона и лопата».  Он просто этого не подозревал. Он полагал, что его «просветленческое» разрастание и есть жизнь евангельская.

 Тут мы снова подходим к необходимости меры, треугольнику жизни, в котором просвещение занимает небольшую долю, жизнь – основание пирамиды, осмысление – ее середина. Эта мера относительна и к Евангелию. Тогда осмысление займет нужное место и реально будет по действию исполнением евангельского слова. Но при этом видно, что читать надо не так много.

 И тогда, оказывается, что удивительно прав тот инок, который однажды пришел к авве и попросил:

 – Авва,

 – Хорошо. Слушай, что надо делать…

Инок, услышав первую фразу попросил его остановиться:

 – Сначала я исполню это, а потом снова приду.

И пропал. Год прошел, три прошло, десять лет прошло. Возвращается этот инок и говорит:

– Авва, скажи мне, как дальше жить?

– А где же ты пропадал?

– Исполнял то, что Вы сказали. Теперь я сумел это сделать и могу идти дальше…

  Вот что такое «действие». Вот что такое просвещение, занимающее одну фразу, в одну минуту сказанную, и проживание, занявшее десять лет жизни.

 Оказывается, евангельский образ жизни как раз такой, потому и требуется от человека не столько великознание о Христе, сколько реальное бытие во Христе. «Золото не в золото, не побывав под молотом».  К сожалению, мы этой разницы не знаем и не замечаем по привычке своего надменного отношения к жизни. Ведь это надмение ищет многознания, потому что у нас внутренняя уверенность в том, что чем я больше знаю, тем более я достаточен в своей власти над миром, тем более я в праве внедряться в этот мир сразу, с ходу, с лету.

  Человек приходит в христианскую группу – едва дошел, едва сел, не успел еще сообразить о чем тут речь, а уже сразу повел разговор. А почему он ведет себя так уверенно? Потому что он так много начитался, что стал очень уверенным в себе. И вот это колесо теперь въехало в группу, проехалось по всем и покатилось дальше. И так по всей жизни. Но ведь оно не только едет по жизни, но еще и крутится, по пути за все хватаясь и напихиваясь всем подряд. Авву Дорофея запихнул, Василия Великого все двенадцать томов запихнул, а коль запихивает, то колесо разбухает. В конечном итоге, раздутая махина едет по всем, и совладать с нею уже мало кто может. А люди смиренные просто оказываются раздавленными.

 Вся беда в том, что такая готовность непременно стать христианином как высшим проявлением человека, тоже происходит от надмения. Зачем же тебе высшее? А затем, чтобы самому стать еще повыше. И того человек, к сожалению, не осознает, что с евангельским знанием можно соприкоснуться от любви, а можно соприкосновение.

 Когда любишь, то хочется быть с любимым всегда, и от любви не можешь отпустить надолго любимого от себя. Не можешь выпустить любимого из поля своего зрения, а когда выпускаешь, то все время хочется вернуться, чтобы снова быть рядом.

   Давайте представим теперь, что мы постоянно держим человека при себе с одной целью: когда являемся в театр, под руку держим жену-красавицу. Очень хорошо. Когда идем по городу, опять твоя жена привлекает внимание. И как хорошо с нею! Все смотрят на нее и дивятся: «Надо же, какую кралю нашел!»

  И что это за удивительная способность человека надмеваться над всеми остальными! Он со своей женой-красавицей на Калининский проспект вышел и пока шел, так весь распыжился, что в конце вместо него уже прямо колесо катится. И как сладостно и как хорошо! Отпустит ли он такую жену? Да ни за что. Но любит ли он ее? Какая тут любовь? Здесь жена ему служит лишь подтверждением его надменного жизнеощущения.

  Удивительно, что человек, не осознавая, в своем надмении точно таким же образом поступает с Евангелием: держит его как красавицу жену подмышкой. И все посты, которые исполняет в Церкви, воспринимает так же, как жену, а потом ходит и говорит: «Вы знаете, я сейчас строго пощусь». Он не осознает, что и молитву держит тоже подмышкой. Или говорит: «Вы знаете, у меня есть такой чудесный, особенный батюшка!» и очень гордится своим батюшкой, и всем рассказывает про своего батюшку. А зачем ему это надо? А затем, чтобы через батюшку свет некоторый и на него пролился.

  Приглядитесь и вы увидите, настолько надменное состояние многообразно: сколько человек ни живет, куда ни шагнет, все в надмении. Что ни сделает, получается одно надмение. И в этом надмении такая радость, такая сладость. Даже там, где человек в удрученном состоянии, весь помятый, забитый, переживающий трагедию, вдруг оказывается, что он переживает трагедию от своей надменности. Почему? Потому что он чего-то сильно хочет, а не получается! И такая беда, такая боль, такая скорбь.

 Да если бы скорбь это  была! А ведь это не скорбь, а тоска. Скорбь – это когда о ком-то скорбит человек. Скорбит из-за его падения. А тоска, она про себя только. Кто же тоскует? Оказывается, то колесо, которое скатилось, а потом вдруг стукнулось о стену и назад покатилось. Так оно теперь назад катится и плачется, плачется. И чем больше катится назад, тем больше чувствует, что оно сейчас еще больше разгонится. И появляется даже страх от этого.

 А ведь выход очень прост: взял, да выскочил из этого колеса. И теперь чувствуешь, что земля под ногами, и солнце светит, и Господь рядом. Все уже хорошо. Что же тебе в колесе  делать?!

 Нет, однако, он друг прыг обратно в колесо. Назад! Назад! Уж очень интересно там! А еще более важно – там привычно, потому что выстраивал его сам, сам накручивал, умножал, расширял, надставлял и все гордился, что все такое большое. Как же теперь с ним расстаться? Очень тяжело.

 Выпрыгнув, вроде встал и стою, а другие его уже примеривают, а я, слава Богу, твердо встал. Это так кажется, что если выпрыгнешь, то умрешь. И от этого страха человек боится выпрыгнуть из колеса надмения.

Укрепи Господи в терпении и дай сил вам выскакивать из этих колес…

 Любовь преодолевает все надмения

   Всякий человек несет с рождения образ любви. Детство каждого человека проникнуто удивительным чувством любви к матери. Он не представляет себя в жизни с другими родителями. Более того, до определенного возраста, до 8-ми лет, он не анализирует их действия, поступки и внешность.

Все мы не без греха и вряд ли найдется человек, который мог бы с полным правом считать себя чистым перед своим детьми. Иногда мы несем неправду по отношению к ним, и дети сильно страдают от этой неправды в любом возрасте, особенно в подростковом и юношеском. Они различают неправду чутким зрением внутренней души. Но часто достаточно сказать: «Ведь это мать твоя» или «Он же твой отец», и обида гаснет.

Отчего это происходит, на какую почву ложатся эти «магические» слова. Мне думается, что ложатся они на тот островок любви, который от рождения есть в душе ребенка. И пусть он со временем ужался, подтоплен холодной водой личностного эгоистического «я», но всегда на эти животворящие, теплые островки можно опереться.

Ребенок, храня в себе образ любви, действует и живет в мире по чистоте души своей именно ради любви. И даже если он только что получил от отца или матери сильнейшие словесные оплеухи, которые нас, взрослых вывели бы из себя на многие дни, вызвали обиду, раздражение, гнев, все равно ребенок не способен сколько-нибудь долго помнить родительское зло; он тут же снова бежит к родителям, о чем-то просит их, что-то увлеченно рассказывает. И в его памяти нет ничего о том, что произошло несколько минут назад. Ребенок легко простил, он в состоянии простить невероятные безобразия родителей по отношению к себе. Ведь «Матерни побои не болят».  Эта его способность удивляет, приводит в благоговение пред бесконечностью чистоты, душевной щедрости, которые несет в себе детская душа. Мы же все были такими.

Детство удивительно открыто не только людям, но и окружающей природе. Когда каждое ее проявление слышится всей душой и всем сердцем, воспринимается открытым сознанием ребенка. Каждый трепет листка, каждая малая букашка, каждый отблеск лучика солнца в ручейке, в капле росы, в серебристых, усеянных бриллиантами росинок нитях утренней паутинки – все это мир детства, который каждый день открывается все шире и все глубже проникает в душу.

Часто я вспоминаю удивительные моменты своего детства, когда рано утром иду по лесу. Нежное солнце только чуть-чуть поднялось из-за горизонта, и в лесу еще полумрак. Но ласкающие лучики уже пробиваются сквозь листву. И в них видно, как клубится, перламутром переливается утренний влажный воздух. Это сейчас для меня, взрослого, лес просто затаился. Тогда же я чувствовал, как он живет голосами птиц, шуршанием насекомых, дыханием земли, шорохом листвы.

Иной раз, уже будучи взрослым, с тоской и надеждой вглядываешься в окружающий мир. Даже обессилев от постоянной суеты, по привычке спешишь на очередное свидание с природой. Выходишь из электрички, напрягаясь, как струна, в ожидании радостной встречи, но… встречи не происходит. И только каким-то чудом вдруг иногда приходит это мгновение встречи с миром, когда вновь, как в детстве открывается внутреннее зрение. Но мгновение откровения проходит, и дверь в неведомое оказывается снова закрытой.

Быть всей полнотой души с природой – это и есть то свойство любви, которое присуще всякому ребенку, и каждый наверняка помнит себя, пребывающим в этой полноте.

Ни одного человека не минуют мысли о бесконечности бытия, мы пытаемся постичь ее интеллектом. Но наше сознание не в состоянии охватить ее. Детская встреча с бесконечностью совсем другое. Я вспоминаю, как все в душе напряженно переживало бесконечное, как пыталось это бесконечное представить. Возможность это представить переживалась как некоторое вхождение в бездну.

Вспоминаются робкие вопросы о пограничном, возникающие, когда впервые сталкиваешься со смертью. Потрясают похороны. Гроб по обычаю несут на руках, расстилая еловые ветки, цветы перед процессией. Сначала некоторая оторопь перед происшедшим событием, недоумение перед тем трагизмом, который переживают люди. А потом – потрясение. Как же так? Ведь с Петей мы буквально месяц назад были вместе, играли, а сейчас его нет, и никогда больше не будет, потому что  он умер. А что это такое «умер»?

Детство особенно явственно переживает ощущения жизни – это ведь жизнь так потрясена смертью, ничто другое не может так переживать. Эта жизнь, которая обречена любить и как-то особенно остро и полно быть в событиях сегодняшнего дня, способна совершенно забыть о том, что после сегодняшнего дня будет завтра.

Детство не задумывается над тем, что будет завтра. Оно не обращается к тому, что было вчера, оно живет здесь и теперь. Вот эта полнота любви – здесь и теперь быть в любви, - это очень свойственно детству. Любить людей – одно. Любить окружающую природу – другое.

И еще одно присуще детству – любить старших. И тогда открывается или присутствует в душе ребенка от любви рожденное почитание. Почитание в его истинном значении происходит именно от любви. И если любви нет, то никакого почитания быть не может.

Вместо почитания может быть уважение: за то, что тот или иной человек много знает, за то, что он мне что-то по жизни дает, приветлив со мною. Действие уважения несет в себе некоторый элемент эгоизма, действие по потребности. Пока не исчерпана потребность, есть и уважение, нет потребности и уважать ни к чему.

Ребенок же исполнен удивительного бескорыстного почитания родителей, а из почитания рождается открытость на их опыт, готовность перенимать этот опыт, как больший, чем свой. Градом сыплются бесконечные детские вопросы: «Отчего»?, «Почему»?, «Зачем»?

Что мешает нам, взрослым с такой же непосредственностью спрашивать авторитетных для нас людей о своих насущных проблемах? Самолюбие? Тщеславие? Гордость? Да, все это.

Но еще в наших «зрелых» вопросах всегда затаен какой-то внутренний дополнительный смысл, который ни при каких обстоятельствах не хочет обнаруживать себя. Прямолинейность, а точнее прямота детских вопросов свидетельствует о чистоте помыслов, где нет места хитрости и лжи.

Именно из почитания, но не того, которое относится к культуре внешнего общения, а из внутренней душевной щедрости, любви к взрослому, из постоянного стремления подрасти рождается удивительная потребность ученичества. Благодаря этой потребности, если она сохранена с детства, человек так проникновенно идет в глубины смыслов окружающего мира, человеческого благочестивого бытия. Потому что «Почтением благих добродетель возрастает, а злоба наказанием исчезает».

А там, где почитание утеряно, там глубина смысла не может быть схвачена, и нечем ее схватить. Нет той потребности в себе самом, которая бы жаждала получить для себя глубину смысла. И тогда уже не в чувствах, а в эмоциях жизнь его. Это сейчас, к сожалению, свойственно очень большому числу школьников и молодежи. От предшествующих поколений они получили в наследство скудость душевных сил и нулевое состояние сил духовных. Так откуда же питать сегодняшнему подростку или юноше себя в любви, если духовное в нем закрыто? Если душевное в нем обретено через родителей в совсем малой доле? Тогда, конечно, неоткуда брать ему эту глубину почитания, глубину осмысления.

Дети же все это имеют с рождения. И пока у них это есть, они так открыты  и так много берут. Недаром (а это безусловный факт) до пятилетнего возраста человек воспринимает до 95% информации, которую вообще получает за всю свою жизнь. Можно ли себе представить, что все то, что мы получили после пяти лет – весь объем школьных знаний, высшего образования, все знания и информация, полученные из книг, журналов, газет, от общения с людьми, из телевидения, радио, театра, кино – это лишь одна двадцатая часть всего жизненного интеллектуального багажа?

Возникает естественный вопрос: а что в человеке могло так все принимать, так вбирать в себя мир? Существует, на мой взгляд, один ответ – это душа человеческая. Да, именно «Душа всему мера».  Душе дан этот дар, удивительная способность в любви обнять весь мир. Чем больше любви в человеке, тем больше он способен обнять, тем больше  в нем мудрости. И тогда получается, что есть два пути постижения мира. Один путь – это накопление внешних признаков мира, исследование мира извне. А другой путь – это все большее обретение любви в себе самом и тогда в любви обретение мудрости.

Каждый ребенок по своей внутренней чистой природе рожден для того, чтобы возрастать тропою мудрости. Мы же, взрослые, постепенно уводим его с естественного пути, погружая во внешний миропорядок, разобраться в котором невозможно, не имея способностей.

Образование в современной школе как раз и направлено на развитие способностей в человеке. При этом человек даже не отдает себе отчета, что в нем есть область духовного роста, которая со временем становится единственным средством взаимодействия с миром, с людьми.

Если эта область лишена питания, сердечного обращения с миром, то она постепенно тает, и, в конечном итоге, совсем уходит и остается в жизни взрослого человека лишь как маленькая тоска по отдыху. Вот он после напряженной рабочей недели выбирается на природу, на берег реки, в лес, чтобы хоть немного восстановить свои силы. Вся жизнь человека брошена им в угоду интеллекта, способностей, с помощью которых он интенсивно покоряет окружающий мир. Но только на природе, пребывая в своем сердечном, душевном «я», он по-настоящему жив, раскрепощен, исполнен покоя.

Чем глубже человек погружается во внешнее действие, тем дальше он уходит от источника жизни в нем. И из поколения в поколение это отделение становится все более явственней. В результате все меньше и меньше среди людей сердечности и доброты, все больше холода и равнодушия, все стремительнее ритмы, загоняющие человека в ложь. «А душа болит, чего-то просит».  Душа человеческая вынуждена страдать и маяться, покрытая коркой лжи в ностальгическом воспоминании детства, утраченной свободы, в жажде творения дел любви, добра, жертвы, почитания окружающего мира, природы, людей, старших. А почитание старших – это значит почитание истории.

Помню рассказы бабушки про время, которое отстояло от меня, ребенка, на многие десятки лет. Она говорит, а я впитываю каждую фразу, каждый образ, каждое ее слово. Помню, как уже от одних слов «Вот когда мы жили в деревне…» все остальное переставало быть интересным. Наверняка каждый помнит чувство, возникающее при сказочном зачине: «Жили, были…» или «В тридевятом царстве, в тридесятом государстве…». Достаточно было этих волшебных слов, чтобы в душе что-то встрепенулось, ожило, приготовилось к сказочному путешествию.

Эта удивительная открытость истории, прошлым временам питает свойство почитания, когда все старшие воспринимаются как более мудрые и опытные. И может только по этой причине во всех народах, где культивировались любовь и почитание старости, неизбежно во всяком вновь растущем поколении было свято уважение мудрости времен, а значит, и народных обычаев, традиций, которые по крупицам собирались, бережно сохранялись и снова обретали жизнь в каждом новом поколении.

Но как неизбежно ребенок превращается во взрослого, так и общество приобретает все более и более зрелые формы, теряя то, что было изначально ему присуще.

В уплату за зрелость современности человек обретает три надмения. Теперь только они, а уже не любовь, ведут его по жизни. Это величайшая трагедия сегодняшних поколений.

Получается так, что с момента рождения за время жизни человек меняет любовь к людям на надмение над людьми, любовь к природе и миру на надмение над природой и миром, любовь к старшим и истории на надмение над историей. Более того, даже легко проследить где, когда и как происходило это замещение одного другим.

Начну с того момента, когда стало разворачиваться во мне вполне сознательное надмение над историей. Это была первая встреча с историей в школе, когда я с удивлением увидел изображенных в учебнике голых волосатых людей с дубинками.

В надмении с исторических высот смотрел я на далеких своих предков и думал: «Разве могут они чему-нибудь научить меня?», но сегодня с болью и скорбью вглядываюсь я в события прошлого и обнаруживаю там непревзойденные по величию жемчужины духа. В феодальные времена состоялись великие судьбы Сергия Радонежского, Нестора, Кирилла и Мефодия, князя Владимира, князей Бориса и Глеба.

Я начинал понимать, что все мое совершенное состояние – это мрак и грязь рядом с этими великими по духу людьми, Что «Чистота душевная паче телесной».  И мое превосходство над историей начинает видеться мною вовсе не как совершенство, а именно как самовластное, узурпированное, самолюбивое надмение. И начинает осозноваться вся величина трагедии. Слишком велика эта глыбища надмения над историей, и слишком трудно сейчас эту глыбищу изъять из своего сознания. И уже помимо моей воли она пытается вызвать во мне надменное отношение и над Сергием Радонежским, и над Кириллом и Мефодием.

Когда сейчас я вспоминаю события своей подростковой жизни, я начинаю понимать, что надмение над историей постепенно стало переходить во мне в надмение над моими родителями. Развивалась убежденность, что я-то знаю, что есть история, ибо я читаю такие книги, которых не читали мои отец и мать. Я учусь в такой школе, в которой не учились мои родители. Своим образованным взглядом я начинаю видеть, насколько мало образованы мои родители. В таком, чисто теоретическом, надмении не замечаю, как пропитываюсь ядом надмения чисто человеческого, когда могу уже не обращать внимания на слова родителей, а, в конечном итоге, вообще игнорировать их, жить и действовать так, как мне хочется. И более не обращаться к ним ни за советом, ни за словом родительским, ни за благословением.

В тщеславном восторге переживающие только собственные успехи отрочество и юность не задумываются ни о физическом, ни о душевном здоровье родителей. «Папа, а что у тебя? Мама, а как ты?» - многие ли молодые задают такие вопросы?

Через это надмение над родителями, стало просачиваться еще одно надмение – надмение над людьми, которые меньше знают, меньше образованы, мало каких успехов достигли в обществе. И как только я встречаюсь с человеком, который явно слабее меня интеллектом, я сразу чувствую себя в некоторой уверенности, испытываю даже некоторую радость, что я такой успешный. Но стоит оказаться рядом более умному или талантливому, как тут же поднимается во мне внутреннее беспокойство. Тогда я все больше стараюсь избегать тех, кто «повыше» меня интеллектом, окружаю себя теми, с кем мой жизненный тонус всегда на подъеме.

Надмение быстро начинает проявляться по отношению к любому человеку в любом общении. Более того, в этом надмении над людьми начинают умножаться во мне все новые свойства и качества, которые бы обеспечивали мне преобладающее состояние по отношению к другим. Одно из них – интенсивное чтение и собирание книг. Многие сотни книг накапливались в доме, так велико было желание знать много, больше всех. В детстве разнообразные кружки, потом курсы, семинарии, ученые и кумиры… В итоге выявлялись новые способности, развивались уже имеющиеся.

В этом-то интенсивном стремлении по обретению надмения над людьми и обретается опыт деятельной жизни в этом мире. И то, что в мире особо ценится, то и берется как самое значимое, и как самое значимое с успехом исполняется и через это надмение еще умножается. Мне уже кажется, что никто так много не знает, как я, так не значим, как я. А, соответственно, все вокруг так малы, что со мной и близко быть не могут. Я уверен, что открыт людям, иду навстречу им, всегда вместе с ними. На самом же деле я всегда прохожу мимо и смотрю поверх их, и люди существуют только в угоду моим целям, служат для успехов в делах.

В этом надмении естественным образом накапливаются и развиваются определенные свойства и качества души человеческой. Такие, например, как раздражительность. Чуть что не по мне – недовольство, раздражение, гнев, желание непременно заставить делать так, как я делаю, видеть и чувствовать, как я вижу и чувствую. Надмение утверждается как стиль в моем доме, в моей семье. Где становится значимо лишь то, что делаю я, или же они живут в угоду моим делам, моей общественной ценности, социальной значимости, то все, что делают они помимо этого мало значимо, или не значимо вовсе.

Надмение вызывает во мне желание получать наслаждение от манипулирования своими ближними. И тогда начинаешь испытывать сладость гнева от властолюбия, от издевки и упреков. И чем дальше, тем более эта лавина надмения над людьми приводит к отрешенности от дома, от ближних, от их судьбы.

Надмение над людьми вообще и надмение над историей, где я как современное лицо самовозвеличен над людьми всех прошлых эпох, подпитывая друг друга, порождают разнообразные научные теории и представления: о коммунизме, например, или о тоталитарных обществах. О том, как построить новую школу, или новое хуторское поселение, которые я непременно построю так, как никто никогда не строил. Я организую там такие отношения, которых никто никогда в мире не знал, ибо я сам собрал весь опыт истории – вот он у меня на книжных полках хранится. Я изучил и переработал все варианты не только прошлого, но и современного, не только у нас, но и за рубежом, и теперь, конечно, если я берусь за дело, оно будет исправно и на высоте современных требований выполнено, более того, оно опередит современность.

Чем больше я увлекаюсь социально значимым строительством, тем дальше я от своих ближних и тем сильнее я в надмении над ними. Я окружаю себя соратниками и союзниками, которые в такой же, как и я, надменной слепоте заражены идеями. И все мы в одной упряжке, знающие только один способ движения – свой способ, только одну дорогу – свою дорогу. Мы мчимся, не оглядываясь, галопом к исполнению заветной цели. А то, что при этом все, кто были на дороге, сметены, подавлены, или шарахаются в сторону от нас – не важно. То, что многие повываливались из шаткой повозки – не беда. Остались самые крепкие, сильные, а все остальные не ценны. И мчится к светлому будущему такая повозка, управляемая совершенно зашоренными людьми.

Я скоро начинаю осознавать, что в этом надмении над историей и над людьми мощным подкреплением развивалось во мне надмение над миром. Именно с тех пор, когда мне сказали впервые, что человек – венец природы, и особенно, когда показали картинки и сказали: это – мозг собаки, это – мозг обезьяны, теперь вот – мозг неандертальца, ну а это – мозг человека. С каким радостным, впервые зарождающимся надменным чувством я осознавал превосходство своего мозга по сравнению с этим скудным мозгом собаки, хилым мозгом обезьяны и малым мозгом неандертальца.

После этого я пристально оценивал лбы других людей. Вот это лоб так лоб, мозга много, а мой маловат, значит плохо мне придется в жизни. Я живо интересовался цифрами, сколько весит мозг того или иного великого человека. «Интересно, какой вес имеет мой мозг?» - задавал я себе вопрос, не особенно сознавая, что это мое надмение так беспокоится: вдруг он окажется не на высоте тщеславного моего чувства, и не приобретет того пьедестала, на который дерзает и претендует. Я вглядываюсь в лоб Маркса: вот это лбище, думаю я. И тогда мне становилось понятно, почему он мог так надменно встать над историей и так великолепно ее расчленить и показать всю ее убогость, ветхость, низость, невежество, мрачность и прочие несовершенства, благодаря которым мы вместе с Марксом такие великие, богатые, умные, сильные, современные.

Я помню, как с какого-то времени начал интенсивно вглядываться в окружающую природу с позиций научных, потому что однажды мною было усвоено, что мир окружающий изучает и исследует именно наука. Все знание о мире содержит она одна. Уже тогда подобием яда в меня начало входить надмение от многознания. Ведь я могу представить себе скорость света. Все глубины и тайны природы осознаны моим интеллектом, схвачены моим умом. Вот так я, оказывается, могу владеть миром, даже вместить мир в себя.

И только теперь я начинаю понимать, что истинная тайна жизни есть духовное, и она в духовном обретается, она невместима никаким умом, непостижима никаким знанием, ибо в момент постижения тайна перестает быть тайной, она становится знанием.

Я знаю, как устроен мир, общество, отношения между людьми. Пусть знание велико, но оно всегда имеет границы в форме закономерностей, содержания, объема, глубины… А если есть границы, значит, есть ограниченность. И чем больше я знаю, тем выше степень моей ограниченности тем объемом знаний, которые я в себя вобрал, и которые запрещали во мне дыхание жизненной тайны. Но лишь только там, где живет и дышит эта тайна, и происходит жизнь. А если я нахожусь в зоне границ, происходит омертвение действий, нет жизни. Есть только реализация однажды уже узнанного, ибо знание, потерявшее тайну может быть только воспроизводимо и копируемо. Но чем больше я имею знаний, тем больше обладаю возможностями манипуляции ими. И мне кажется, что таким образом я схватываю весь мир.

Только одного я не понимаю, – сколько не иди по длинному пути накопления знаний, не будет главного во мне – жизни, ибо это – горизонталь, причем убогая, серая часть горизонтали, а вертикаль восхождения к высотам духа остается в стороне от меня.

И только там, где я выхожу за пределы знания, где погружаюсь в тайну, в область незнаемого, когда я уже не знаю, что делать и как быть, а лишь благоговейно замираю перед этой тайной, которая есть любовь – источник, к которому можно вечно припадать и он никогда не иссякнет, – только тогда вдруг обретается мудрость.

Тогда удивительно точно исполняется то, что должно было исполниться, произносятся именно те слова, которые надо было произнести именно здесь и для данного случая. Появляется другой способ бытия, который состоит в обращенности к тайне, к свету, к самому воплощению любви, в уповании на эту любовь. Я любим, любим так, что даже объяснить не могу, не могу представить и понять, измерить бездну этой любви, в которой я купаюсь и нахожусь. Не пустота окружает меня, не холодный, незнакомый мир, а любовь, которая бережно меня хранит.

Даже волос на голове каждого сочтен. А тем паче каждый шаг, каждый день, каждый вздох мой. И значит, что бы ни происходило, все идет во благо мое, в умножение во мне благодатной силы.

И тогда вместо трех надмений: надмения над историей, надмения над людьми и надмения над миром восстанавливается уже освященная благодатью любовь к миру, к людям, почитание и любовь к истории.

Обретается внутреннее слышание другого человека, как человека духовно богатого, как человека уникального при этом не только ближнего, не только всякого, но и врага своего.

Пробуждается внутренняя любовь к окружающему миру. Та, которая одновременно видит и простоту и красоту, которую начинаешь вдруг замечать, стремишься объять ее всей душой.

И открывается внутренним движением прикосновение к истории, как промыслительно мудрой, движимой промыслом и потому разумно водимой во времени и в пространстве. А сердце начинает ведать жемчужины этой мудрости, тянуться и к Сергию Радонежскому, и к Амвросию Оптинскому, а от них – к сегодняшним старцам, и вообще к мудрым людям.

И начинаешь ценить мудрость своих родителей. Пусть уже совсем старых, но тем не менее, несущих в себе родительскую мудрость. А через это прикосновение к мудрости родителей видеть мудрость всякого человека, с которым встречаешься на жизненном пути.

И тогда все эти обретения облагодатствованной души замыкаются в одно и становятся любовью нераздельной, святой.

 

 

Глава 19

 Воцерковление: молитва, пост, духовное развитие, христианское общение.

 

Встреча со священниками.

 Мне хочется подробнее остановиться на этапах воцерковления, которые переживает каждый человек и в связи с этим определить особенности духовного развития, которые приходятся на возраст священнический. Посмотреть и оценить, основываясь, может быть, на не очень большом своем опыте, но все-таки позволяющем какие-то моменты уже обсуждать и о чем-то предметно говорить, что происходит со священником в его духовной жизни. Ну и немножко размышлений посвятить нашей приходской жизни со стороны общинножительства.

 

Многолетний труд воцерковления.

По первой теме, по воцерковлению, я хочу немножко уточнить, если вы читали книгу «Пути и ошибки новоначальных», то в ней, опираясь на труды свт. Феофана Затворника, и потом, наблюдая состояние сегодняшнего человека, мне удалось выделить пять этапов церковной жизни, начиная с самого начала воцерковления. Если вспомнить апостольские слова, то апостол Павел говорит о том, что Господь последовательно «предузнал, а предузнав, предопределил, затем призвал, и только потом оправдал, а кого оправдал, тех и прославил». (Рим. 8: 29, 30)

Вот путь воцерковления, который проходит каждый человек.

Значит, по догматическому богословию получается, что веровать человек начинает не вдруг по причине собственного обращения к Богу, а по причине действия благодати. Благодать призывает человека. И апостол Павел тоже этими своими словами подтверждает, что сначала «предузнав», Он призывает. Мало того, «предопределив быть подобными образу Сына Своего», потом только «призвал». «Предуведенье» происходит, когда только зачинается человек, уже тогда Господь ведает каков характер, внутренний строй человеческой души, и прежде всего, духа у новорожденного будет и дальше, во что он будет развиваться. «Предузнав», – это тот Промысел Божий, который сопутствует человеку еще задолго до его верований. Многие из нас не с детства верующие, может быть, даже не в верующей семье родились, а, тем не менее, наш путь неверия, у меня, например он был 29 лет, и все это время я был совершенно далек от Церкви, – весь этот путь по «предузнанию», значит, по Промыслу Божию был, фактически, приуготовительным для того, чтобы дальше воспринимать уже дыхание веры.

И только по достижению уже какого-то, Богу ведомого момента внутреннего устроения и прохождения определенного опыта жизни, в котором, вероятно, изживаются наиболее сильные самостные, самолюбивые проявления, только тогда Господь уже касается сердца человеческого, и человек вдруг обнаруживает для себя Бога. Т.е., вообще-то он, конечно же, знал о Нем, видел иконы, посещал храмы, и, может быть, натыкался на какие-то фильмы, газетные статьи, но внутреннего видения, знания, что Бог есть – он не слышал, или же просто думал: «Да, я понимаю, что Бог есть, я, более того, в душе верующий».

Это не та вера, которая рождается призывающей благодатью. Когда же призывающая благодать касается сердца, то человек явственно обращается к Богу с живой потребностью входить в отношения с Ним. С этого момента любой наш мирянин становится потихонечку прихожанином, а мы, в конечном итоге, стали потом священниками.

Период призывающей благодати по наблюдениям сегодняшним где-то обычно хранит человека в легкокрылости веры в течение трех-пяти лет. У кого-то до семи лет бывает. Чем он характерен? Тем, что все действия церковные легко происходят: легко молится, легко исповедуется, легко причащается человек, легко читает книги о Церкви, Евангелие может помногу читать. Более того, многие даже имеют большую ревность. Ведь характер у всех очень разный. Есть очень ревностный характер: он, и будучи комсомольцем, мог быть ревностным комсомольцем. А теперь он воцерковился и вполне естественно отложился от всех своих политических дел, но характером своим, откликаясь в вере к Богу, он идет с той же ревностью, какая ему свойственна. Темперамент тоже может быть разный, он подвигает человека, и по ревности некоторые люди вообще берут на себя даже вообще потрясающие подвиги. Мало того, что они утренние и вечерние правила точно выполняют, еще и кафизму читают, бывает и две, а еще какой-нибудь акафист за пьющего родителя или же еще за кого-нибудь берут на себя, поклоны к этому добавляют, да кроме этого добавят и к посту: помимо среды, пятницы еще понедельничают – и всё это им легко. Поразительно легко.

Только человек в этот период не сознает, что, в действительности, все это происходит не по его собственному произволению, – это действует призывающая благодать: она воскрыляет, она подхватывает, она его несет. «Все совершается не по нашему хотенью, а по Божью изволенью».

Для священников действие призывающей благодати бывает еще второй раз, потому что хиротония – это тоже призывание. Ну и конечно, каждый из нас пережил это или переживает до сих пор время священнической хиротонии, которое, обычно, тоже идет где-то лет пять, когда тебя ну просто несет в священническую жизнь. И ты с легкостью делаешь и то, и другое, и третье и как бы неизбывен ты, некончаемы и твоя ревность, и твоя энергия служительная. Конечно, если при этом нет худых наклонностей. Они могут быть, и в этом случае становятся некоторой помехой. И при том, что призывающая священническая благодать воскрыляет тебя, твои худые наклонности, которые достаточно привычны тебе, могут возбраняться против этого, причем  в священстве это может происходить с некоторою особою силою, и они будут тебя гасить в твоем служении, удалять тебя от твоего служения. Ты вдруг будешь чувствовать, что тебе чего-то не хочется делать: кому-то неохота исповедовать, кому-то литургию служить, кому-то литургию легко служить, а вечерню – ну прямо в тягость, у всех по-разному бывает. Кто-то легко служит, а вообще людей не терпит. Тут много разных искушений и отягощений может быть. Я уж не говорю про те искушения, когда вдруг начинает тянуть выпить, или же блудные искушения какие-то могут быть. Т.е., это некое возбранение или давление греха, это грех неизжитый давит. Эти моменты могут по-разному гасить воскрыляющее действие благодати, но, тем не менее, всё равно, период такого посвященного, окрыленного священства – это всё-таки время удивительное, одухотворенное время.

При этом, как мирянин в этом периоде, так и священник, равно и монахи, все переживают это. После пострига тоже бывает это удивительное время духовного подъема, монашеского. Я сам-то не переживал этого, не знаю опыта пострига, но знаю со слов многих монахов, и часть из моих учеников стали монахами и какое-то время продолжали или продолжают сейчас духовно окормляться у меня.

Я наблюдал Лаврских монахов в то время, когда довелось мне там окормляться и очень близко знать многих сначала послушниками, потом после пострига, когда тебе совершенно неузнаваемый человек предстает: не только внешний облик меняется, но меняется даже и весь характер и внутренний настрой человека. Удивительные иной раз порывы происходят, прямо дивишься. Одно только важно, чтобы и наши миряне, и мы с вами тоже сознавали, что это период, когда Господь дает сугубую лепту от Себя, которую дальше, по прохождении этого срока, нужно будет уметь сохранить.

Миряне чаще всего этого не сознают: они радуются, что стали верующими, легко идут в нее и ведут эту новую жизнь веры, но не подозревают, что надобно не просто на крыльях летать, а трудиться. В чем же теперь состоит труд? В том, чтобы приуготовиться к удержанию всех внутренних действий. Самого настроения удержать нельзя, потому что это благодатные настроения – они по благодати даются. А вот действования человеческие, которые при этом ты начинаешь совершать, в которые подвигает тебя благодать, их можно подробно уразуметь в себе. И уразумев, можно их удерживать в себе. Потому что именно те действия, которым Господь научает в это удивительное благодатное время, именно эти действования и нужно будет дальше развивать в себе в переходном периоде, когда призывающая благодать сокроется в твоем сердце, и ты останешься один на один с собою и со своими немощами, т.е. с реальностью себя самого. А реальность самого себя может оказаться иногда очень печальной.

Например, у многих мирян в седьмой – десятый год церковной жизни, происходит какое-то глубокое и сильное явное охлаждение веры, отход от церковной жизни: он по привычке продолжает эту жизнь, как машина, которую завели и она продолжает дальше ехать, но внутренне этой жизни уже нет. Он внешне ходит на службы, внешне исповедуется, внешне молится, причем, всё сокращая, всё делая как-то натужно, хотя при этом, будучи человеком по характеру деятельным, он может вполне активно участвовать в церковной жизни, но это уже жизнь не самой Церкви, а жизнь околоцерковная, я так ее называю. Это жизнь, когда человек активно устраивает разные церковные дела. При этом, в делах он активный, а в личном церковном пребывании с Богом, со святыми, с благодатью он совершенно глухой и даже хладный. А ведь «Не хлебом живы, молитвою».  Может такое быть. Особенно ярко выражено это бывает на очень энергичных и самочинных женщинах, причем очень способных, таких, которые за свою жизнь где-то там на высоких уровнях социального устройства потрудились, и теперь вдруг, на сороковом году жизни, начавших воцерковляться.

Обычно, когда священник приходит в свой приход внове, то первыми, кто к нему прибегает со словами: «Давайте, батюшка, делать разные богоугодные дела!» – это вот такие женщины. Редко могут быть такого порядка мужчины – они все повывелись, мужчин таких мало стало. Но женщины все-таки присутствуют. Первый эшелон женщин – деятельные, энергичные, мощные женщины. Действительно, когда на них опираешься, то они горы сворачивают. В храме кипит жизнь: идет строительство, разные школы воскресные и другие формы христианского просвещения зачинаются, какие-то благотворительные дела происходят – очень много чего происходит, но если вслушаться в ее внутреннее содержание, то, окажется, чаще всего, там глубокого христианства нет. Там нет покаяния, нет молитвы, нет искренних отношений с Богом. Они искренне служат Богу, но только своими дарованиями внешними, своими наработками в жизни, своим опытом, своими, в том числе даже связями. Но только нет того служения, которое было у них в период призывающей благодати, когда они со слезами молились, когда она постились, искренне, глубоко каялись.

Теперь же, когда призывающая благодать сокрывается у них в сердце, они остаются как бы сами с собою, и оказывается, что они ничему не научились. И человек, и священник могут в период призывающей благодати в духовном смысле ничему не научиться. При отсутствии сегодняшнего руководства со стороны священства чаще всего, к сожалению, так и происходит с мирянами, что они, по сути, вхолостую проходят этот период призывающей благодати. Она, конечно же, дала им опыт, дала им образ, как можно, оказывается, внутренне жить в Церкви. Но человек того не осознавал, что это период временный, что он кончится, что ему потом придется себя самому спасать и от себя уже обращаться к помощи Божией. И поэтому беспечно проводит это время. Легкокрыло, правда, но ничему не научившись.

То же самое со священством, и, к сожалению, особенно с монашеством. И выход в переходный период, встреча с самим собой, со своими немощами, оказываются для какой-то части людей просто катастрофическими. Особенно, если до воцерковления были какие-нибудь тяжелые грехи: блудные, пьянство или же склонность к питью, к обогащению, богатству, роскоши, склонность вообще к комфорту.

Вот если всё это было, или если он был очень увлечен разными сомнительными явлениями культуры, прогресса, мистикой, то всё это вдруг почему-то вылезает. Ну, естественно, почему: благодать, которая всё это гасила, она сокрылась, а человеческая энергия духа продолжает быть и опять осуществляется через то, что свойственно было человеку. И он как бы возвращается на круги своя. Ну и, нередко, к сожалению, бывает, как «пёс на свою блевотину». (Притч. 26:11)

А на десятый год своей церковной жизни он в духовном смысле совсем никакой, и в деятельном плане, в жизненном плане вдруг ударяется во все тяжкие. Очень тяжелые срывы происходят сейчас у монахов, просто какие-то катастрофы. Например, запои в тяжелейшей форме, отхождение от богослужений. Есть монастыри, в которых служба может совершаться один раз в месяц, потому что священник просто не способен на большее. Не потому, что он не хочет, а просто он внутренне не может с собой ничего сделать. Там всего лишь один иеромонах, есть еще два-три монаха и обычные послушники. Порой они жалкое зрелище представляют, но это не потому, что они такие вредные сами по себе, а потому, что было раннее, не приготовленное пострижение, поэтому произошла отмашка самости, самолюбия или прежней жизни и, в результате, грехопадение нагоняет, накрывает, и человек с этим не может ничего сделать. Он сознает, он кается, но сделать ничего не может. И получается «Час от часу к смерти ближе, а от спасения дальше».

Но есть, видимо, какие-то особые попущения Божьи, когда такое происходит и человеку надо всё это пережить. Я знаю случай, когда по прохождении очень глубокого падения, спустя пять, семь лет буквально кувыркания в своих грехах, вдруг монах пробивается сквозь тенеты греха, поднимается и начинает снова жить. И снова все восстанавливается, всё приходит, причем приходит на другом уровне. Обретается уже внутренний духовный опыт. Потому что подняться из этих падений можно только собственным духом при содействии благодати, при поддержке Духа Божьего. Иным образом подняться оттуда нельзя.

Этот опыт личного подъема человека и, одновременно содействия благодати человеку –опыт непревзойденный. И, конечно, тот, кто пережил такое, дальше уже идет крепко и уверенно в распознании духовного опыта, т.е. области духовной жизни. Потому что, в большинстве своем, в переходном периоде миряне, да и священство, насколько я наблюдаю, того сокровенного духовного опыта знают мало. В основном в Церкви идут не духом, а душою. Вера воскрыляет душу и по душевным дарованиям человек, веруя, идет и служит Богу. Но это душевное обращение к Богу, душевное к Нему вхождение.

В Москве есть один священник – Константин Островский, недавно вышли его книги, очень трезвенный такой священник. Когда рядом с ним пребываешь, он постоянно тебя засекает на том, что ты куда-нибудь уходишь в сторону. Говоря  хорошие слова, в то же время говоришь о душевном, а не о духовном, – словами о духовном, но говоришь из внутреннего душевного образа. Он сразу это замечает и тут же говорит: «Э, не туда, это не так».

В один из моментов, например, он предостерегает, особенно священников, может даже и во время доклада. Ты стоишь на докладе, он сидит в президиуме, и вдруг возьмет и скажет тебе свое укорение или же предупреждение. О чем же он предупреждает? Он говорит, что нередко не различают область духовного и душевного в вере. И там и там человек верующий. Но один верует душевно и душевным идет в вере, а другой – духовно и духовным идет. При этом, идущий душевно может быть идеальный христианин, благочестивейший, душевные дарования богатые: он и добродушный, и внимательный, и чуткий, и деятельный, и активный. А духовного опыта при этом он может не знать, дыхание веры, в духе совершаемое, может просто не ведать.

В то же время другой, может быть превреднейшим человеком. Может совершать множество ужасных грехов: то запьет, то дерзит, то злится, вообще благочестия в нем совсем мало. Но, будучи верующим, совершая каждый раз какой-нибудь проступок, он так глубоко кается, как первый не может это сделать. И если у первого это больше скорбь по Богу, то у второго после его какого-нибудь падения или после греховного периода, где он для всех предстал вообще невозможным человеком, именно он-то как раз в глубоком покаянии и познает духовную жизнь.

Знание духовной жизни есть знание покаяния, где совершается жизнь в духе, где духом к Богу, а значит духом к Святому Духу обращен. Вот эту меру, эту глубину духовной жизни надо знать как область собственно воцерковления. Оттуда все душевные силы будут получать освящение. Если же за жизнь свою ты ни разу не имел этого опыта, то благочестие твое будет только лишь душевное, либо вообще внешнее. Внешнее благочестие – это когда ты церковную жизнь просто по действиям исполняешь, а внутреннего труда над естественными добродетелями, над душевною правдою своей жизни не совершаешь.

Или ты имеешь душевное благочестие, ты хороший, добрый христианин, но не знаешь глубины церковной жизни, потому что не знаешь жизни по духу. Когда идет период призывающей благодати, а чаще всего обо всем этом человек вообще не подозревает, хотя именно при этом действие благодати открывает ему моментами такие случаи или такие переживания, где дух возгревается. Но можно этого не распознать. Человек живет радостно, что он верующий – и всё. Где он душою возгрелся, где сознанием, а где возгрелся духом – он этого не распознает. Тогда это значит, что он к переходному периоду будет не приготовлен. И неприготовленное его состояние приведет к тому, что благодать-то его научала, образ подавала, а он не распознал, не удержал себя в этом и не может теперь к этому обращаться. Переходный период наступил, благодать сокрылась, ему надо бы идти к Богу, а ему нечем. И это время, когда охладевает всё внутреннее к Богу, прежде всего, – это охлаждение веры, затем, вероятно, происходит охлаждение к молитве ну и в целом охлаждение ко всякому церковному содержанию, при достаточно бурной, активной церковной деятельности.

В книге Новоселова «Письма к друзьям» во второй главе автор описывает ересь живоцерковников, с которой он столкнулся, когда пришел однажды в их храм. Это было очень сильное движение в начале советского периода. Он очень ярко описывает: прихожу к храму – вокруг храма три тысячи народа, что только они не делают?! Кузнецы работают, портные шьют облачения, на огороде копают и поливают, в саду церковном много чего делается, рядом с храмом и часовню строят, и богадельню устраивают, и воскресная школа работает, и приходская. Захожу в храм, (т.е., это вне храма три тысячи народу) – служба идет, и только три человека прихожан стоит в храме.

И при этом все говорят об оживлении церковной жизни. Это течение оживления церковной жизни пошло в сторону организации самой разной деятельности вокруг храма и полной бездеятельности в общении с Богом. И только редкие люди, которые просто уже не могут без этого, они стоят в храме и молятся, но их всего три человека.

Искушение попасть в среду живоцерковников или же самим устроить живоцерковную жизнь всегда остается, и поэтому, конечно, возникает вопрос: почему, из чего это происходит? Внешние причины понятны, но не в них дело. Все-таки главное в причинах внутренних. Во внешнюю деятельную жизнь церковную, все равно приходит то сердце, которое не знает живых отношений с Богом. Сам же процесс воцерковления – это, прежде всего, обретение живых отношений с Богом и поэтому труд священнический по работе со своей паствой – это, конечно, труд над тем, чтобы они не потеряли эту живость. Господь же призвал?! Время призывающей благодати все имели. И теперь при выходе в переходный период, нужно сохраниться дальше в этом живом общении с Богом.

Но без руководства, и без правильного разумения себя, фактически, это редко кому удается. Только особо одаренные духовно люди в переходном периоде сохраняют свою живость. Но их мало, значительно больше живут слегка тепло, а большинство просто попадают в хладное состояние.

Слово «переходный», о чем говорит? Откуда и куда происходит переход? Это переход от призывающей благодати к благодати содействующей. Как благодать – это та же самая благодать Бога, это та же самая любовь Его, милость нам, благодать Святаго Духа и в ней благодать Сына. Но по ее действию, каким она ведет человека, она имеет свои особенности.

В первом случае она призывает, воскрыляет и сама несет человека, во втором – она входит в действия человека и ему содействует. Но для того, чтобы содействовать, человеку надо владеть самому этими действиями. Переходный период – это как раз восстановление этих действий, потому что образ их Господь дал в период призывающей благодати. А вот в переходном периоде ты должен сам его вспомнить и восстановить, совершать и делать. Поэтому часто это бесплодно. Т.е., ты делаешь от себя, а благодати нет. Ты нудишься и слышишь, что твое делание впустую. Но это уже делание, делание того, что вспомнил, но оно сухое, неживое.

Так вот, надо не отчаиваясь, продолжать все-таки нудить себя в этом делании и тогда, в какие-то моменты ты вдруг слышишь, что благодать начинает твою холодность утеплять, оживлять. Вот это оживление и утепление благодатью и есть ее содействие. При этом одновременно она не только содействует в оживление, но она содействует еще и в исправление образа, потому что ты, от себя делая, все равно делаешь не совсем так, как это надо, как Богу это угодно.

И благодать содействующая выправляет тебя, дает правду образа, восстанавливает тебя в Божью правду. Опыт уже содействующей благодати – это опыт третьего периода, – собственно воцерковления.

Когда содействие благодати становится для тебя привычным, то восходя уже содействием ты, в конечном итоге, придешь к тому периоду, когда благодать обретется в твоем сердце и начнет тобой руководить. Это четвертый период, святитель Феофан Затворник, обычно любит описывать именно этот, четвертый период жизни истинного христианина.

В книге «Начертания христианского нравоучения» святитель Феофан раскрывает всё внутреннее устроение человека и весь путь его постепенного выхода к третьему периоду. Без этой книги, практически, нам сейчас пастырское руководство осуществлять просто невозможно. А в то же время эта книга по первому прочтению окажется очень трудной. Святитель Феофан настолько точен в своих словах, что когда читаешь его книгу, то поначалу с трудом понимаешь: он же говорит точное слово, а у нас слова все неточные. Он называет точные понятия, а у нас же все понятия неточные.

И поэтому, читаешь его – ничего поначалу не понимаешь. Причем эта лаконичность, с которой он выражает мысль, кажется вообще какой-то сухостью, она иной раз какими-то отдельными фразами прямо ударит в тебя, да так точно ударит. А в целом вся книга, как бы мимо проходит – и всё, как нейтрино, сквозь землю. Но когда ты начнешь вчитываться в нее второй, третий раз, на каких-то местах подолгу останавливаться, вникать и потом узнавать и находить то, что ты читаешь, в себе, то откроется удивительная простота его слов. Чтобы так просто, а, соответственно, так точно выразиться, нужен огромный труд разума, концентрация мысли на главном. В этом плане язык святителя Феофана Затворника из многих пишущих святых, на мой взгляд, наиболее лаконичен и наиболее прост. Но именно по этой причине для нас он наиболее труден. Насколько легче читать святителя Василия Великого или же Григория Богослова. Все-таки у Василия Великого более-менее лаконичен слог, а святитель Григорий Богослов вообще разворачивает и образы, и ассоциации, приводит массу всяких ярких примеров, облегчающих понимание, т.е., у него очень широкое, яркое слово.

Григорий Богослов десять слов применит, а святитель Феофан одним словом все скажет. Вот такая простота. Но, когда в нее вникнешь, начинаешь ее узнавать, поражаешься, насколько же точно говорит.

Именно в этой книге: «Начертания христианского нравоучения» он очень много говорит о четвертом периоде воцерковления – периоде истинного христианина. Новоначальный человек, читая эту книгу, не подозревает, что существует пять периодов. Он же сразу применяет все к своему периоду, он думает, что вот это всё про него.

А когда святитель описывает период истинного христианина, он говорит, что это состояние, когда Святой Дух руководит человеком, как апостолы сказали: «Дух Святой сказал и мы пошли». Или, Духом подвинулся, Духом пошел, Духом почувствовал, Духом услышал, Духом каким? Своим? Нет. Святым Духом.

Период истинного христианина, когда Святой Дух в тебе явственно творит твою жизнь.

И, наконец, есть еще пятый период, о котором пишет уже Исаак Сирин – это период благодатных дарований, когда добродетели уже не твои воскрыляются или же освящаются благодатью, а когда сама благодать совершает в тебе добродетельную жизнь, и тебя совершает добродетельно. Ну вот, в эту степень был восхищен, по всей вероятности, преп. Серафим Саровский после выхода из затвора, преп. Сергий Радонежский после благословения Матери Божией. Это уже та вершина, высота, которую нам трудно, а подчас невозможно даже представить. Пятый период – это высокая святость.

А святость всегда с нами. С момента призывающей благодати, мы уже святые, только какова мера нашей приобщенности или вложенности в эту святость? Усвоенность святости маленькая, но все же мы уже освящаемы. Поэтому, когда произносится: «Святая святым», то это значит – «Святая» – Господь – «святым». Кому это «святым»? Всем же нам и все имеем право пасть ниц. И никто да не стоит торчком. Но мера, конечно, этой святости у всех такая, что в основном-то мы помраченные, чуть-чуть освящаемые. Это как зайди в чулан и зажги спичку – что-то же осветится вокруг. А что там на самом деле в чулане? Так и не знаешь. Когда зажжешь свечку, пойдешь с нею: «Ай, а там такой хлам, такой хлам». А попробуй, зажги лампочку – еще больше хламу увидишь в этом чулане: «Ой, так там еще и пыли столько!» Так и в нашей душе. Хотя спичка горит, значит, святость уже начала быть. Если теперь посмотреть, сколько же времени мы в нынешние времена идем в каждом из этих периодов, то период призывающей благодати – пять, ну а у очень даровитых духовно людей примерно 7 лет, что у мирян, что у священников. Второй раз, после священнической хиротонии переходный период обычно длится 15-25 лет. И то, если человек трудится, если он узнал, что это переходный период, и если имеет воспоминание призывающей благодати и внутренний церковный, т.е. духовный, целенаправленный труд. Тогда он постепенно в этом периоде восходит к содействующей благодати. А если не восходит, то и умирает в этом переходном периоде.

А есть ли короче путь?

Нет. Правда, через черный ход есть очень простой вариант: сшей себе рясу, черную снаружи и красную изнутри – всё, ты уже в новом качестве. Лучше сразу белую. Однажды один архиерей рассказал такую историю. Давно очень не ездил он к себе в деревню, и как вообще первый раз туда приехал. Входит в храм, а там батюшка служит в митре при открытых вратах царских. Владыка удивился. После службы спрашивает его: «Отче, как это так, когда это ты столько заработал?» Тот при полном облачении, в митре. «Ну как, я же грамотный, а в книге священнической написано, что по достижении десяти лет после хиротонии, положено протоиерейство, потом по прохождении стольких-то лет положен набедренник, потом после этого палица, потом через прохождение стольких-то лет положена митра, а через столько лет положены царские врата открытые. Я проходил, мне сейчас 75, я всё это проходил, как только срок наступает – я, соответственно, выполняю устав, – говорит. – А в уставе все так написано – я по уставу и жил». Он искренно все это сказал и искренно так в жизни делал. И был при этом вполне счастливый.

Поэтому надо всё время помнить о правиле Вселенского собора, которое говорит о наказании принявших на себя недарования. Т.е, когда ты сам приемлешь на себя какие-либо благодатные действия, на которые ты не благословлен, положены очень суровые наказания.

Но, и, тем не менее, все-таки более короткий путь есть. Об этом более коротком пути тоже пишет святитель Феофан Затворник в другой, более распространенной книге: «Путь ко спасению». Там он говорит о двух путях: о пути постепенного стяжания благодати – это то, о чем мы сейчас с вами говорим, а еще он коротко описывает в одной главе о чрезвычайном обретении благодати. И вот этот чрезвычайный путь, чрезвычайные действия благодати – это удел сугубо призванных, которых Господь Сам ведет и поэтому Своим избраниям подает сразу обильную благодать, которою человек уже и совершает свое служение.

Такое избранничество имели преп. Серафим Саровский, преп. Сергий Радонежский. Но если вчитаться в их жития, то вдруг с удивлением обнаруживаем, что преп. Серафим, прежде, чем стал иеромонахом, сначала был монахом, а семь лет просто послушником. И благодать очень медленно, очень осторожно и очень тщательно его вела. А по выходе из затвора свои духовные подвиги он совершал уже на двадцатом или на тридцатом году своего воцерковления. Даже такие избранники Божии, тем не менее велись Богом очень медленно, но очень тщательно.

Хотя, святитель Феофан говорит, что чрезвычайное действие благодати тоже бывает свойственно, и какие-то избранники отдельно живут этим. Таковыми, например, явились святая Мария Египетская, Мария Магдалина, апостол Павел. Они сразу обрели благодать.

 Молитва – это общение с Богом.

Конечно, для нас, идущих по пути постепенного стяжания благодати, требуется особое трезвение, а, соответственно, и знания о периодах воцерковления, особенно о переходном периоде. Это самый важный для нас, получается, период. Практически, может быть, большинство из нас в этом периоде и доживет до смерти. Только-только подойдет к содействующей благодати и пора будет уже отходить.

В чем же тогда особенность этого переходного периода? В том, что в это время должно быть точное воспоминание, чему Господь научал, когда призывающей благодатью воскрыленно Он вел нас.

Прежде всего, Господь научал нас молитве. Это, наверное, самое важное и самое главное, в чем состоит вообще труд воцерковления. Что есть молитва? Это обращение к Богу. В конечном итоге, это общение с Богом, Богообщение.

Но обращение к Богу и Богообщение – это разные степени. Обращаться к Богу может любой верующий человек и, собственно говоря, это и происходит. Случилось несчастье – куда сразу? К Богу. Не получается что-то в жизни, всех чиновников, друзей обошел – никто ничем не помог. Куда теперь осталось обращаться? Только к Богу. Вот, обратился – Господь помог.

Я помню один случай: мы с матушкой еще до моего священства вышли как-то из храма – причастились оба, и она говорит: «Так хочу пирожка». Я напомнил: «Ты ж не взяла пирожков, у тебя только одни сушки». Садимся в электричку, а это было время, когда мы боялись обнаруживать себя верующими, поэтому ездили подальше от Москвы и где-нибудь в подмосковном храме прятались в вере своей. В электричке оказались прямо напротив нас две женщины, тоже прихожанки из этого же храма. И одна из них открывает сумку и обращается к нам: «Ой, чем я вас сейчас угощу!» – и достает пирожки. А матушка говорит: «Господи, Слава Тебе!» Она не успела даже пожалиться, а Господь уже дал – это же удивительно, насколько близок Господь. «И в мале Бог, и в велике Бог».  И это только потому, что она обратилась к Нему. Вот результат обращения к Богу.

Но от обращения до Богообщения – длинный путь, огромная дистанция и, фактически, когда говорят святые угодники Божии о разных степенях молитвы, то речь идет о том, что сначала мы обращаемся к Богу и только потом, много лет спустя, и то, при большом радении, мы начинаем восходить к Богообщению.

О чем надо помнить, когда человек пребывает в призывающей благодати? Воскрыленно молясь, он, обычно, не обращает внимания на то, что в его молитве есть два, очень важных свойства. Одно – это внимание к слову, которым он обращается, причем оно происходит непроизвольно, и второе – это сама обращенность к Богу.

Когда потом наступит переходный период, благодать сокроется, и само по себе так не будет молиться, тебе нужно будет восстанавливать в себе труд. Главное – трудиться над вниманием к словам, которые ты произносишь – это сугубый труд, труд над молитвой, а второе, чтобы при этом у тебя было обращение сердца. Внимание к словам хранит ум, а обращение к Богу хранит сердце. И еще должно быть обязательно третье – это действие воли. Ведь «Без толку молиться, без числа согрешать».

Помни, что если ты действительно обрел внимание и обращение, то по завершении молитвы тебе будет непременно хотеться исполнить то, чего Бог хочет. Т.е., будет хотеться исполнить какую-либо заповедь или выполнить какое-либо правило. Тебе будет хотеться угодить Богу – так теперь поступать, как потом ты обнаружишь, что этого хочет Бог. При этом ты будешь, может быть, поначалу не сознавать, но отходя от правильной молитвы или от труда над молитвою, будешь чувствовать, что ведешь себя не совсем так, как обычно вел. Чуть более чисто, благочестивей будешь вести себя. Менее раздражаться, менее обижаться, менее впадать в свои греховные влечения и движения.

Если же после молитвы ничего этого не происходит с твоей волей, то, значит, ты труда особого не совершил: ты просто помолился, по сути, отмолился. И вот нужно еще на один момент обращать внимание своих прихожан, да и самому тоже, что чаще всего современный человек идет в молитве, исполняя правило, и перед ним задача – его исполнить.

–  У меня правило.

-  Какое?

–  Утреннее и вечернее, и моя задача – исполнить правило.

Но если задача исполнить правило, то, соответственно, я утром, второпях прочитав молитву, правило исполнил. И дальше свободен от задачи.

Но что такое «свободен от задачи?» – это значит, свободен от Бога. Я же Ему дань-то утром отдал. Следующая дань – вечером, а между ними я могу жить так, как хочу. Так и живет человек. При этом полагая, что он точно верующий человек: «Я же православный, я все правила церковные выполняю. Надо отдать дань утром, вечером – отдал. Надо в субботу отдать дань на службе – отдал, в воскресенье – отдал. Надо пойти исповедоваться – исповедовался, причаститься - причастился. А между ними что я делаю? А между ними как обычно живу, как хочу, как получается, как складывается».

Получается, что никакого труда над молитвою вообще в таком случае нет, никакой молитвы в действительности нет, только помню, что, если «Гром не грянет, мужик не перекрестится».  Тогда сразу раздастся мой вопль в молитве, а так я просто правило вычитываю. Даже слова какие-то обиходные – «вычитать правило». Как же так можно?! С Богом же не вычитывают. Представь себе, что ты пришел на свидание с любимой девушкой, вычитал слова свидания и ушел. Именно это происходит.

Или же ты бежишь со службы, а тебя ждет твоя матушка. Ну, прямо, ждет – не дождется, очень сильно соскучилась. А ты прибежал и отчитал свое общение с матушкой, потом отчитал вечернее правило, и – брык в постель. Где же ты живешь? Живешь в постели, живешь, пока бежишь домой, чтобы поесть, живешь, когда ты ешь? А когда ты не живешь? Когда ты отчитываешь свое общение с матушкой, когда ты отчитываешь правило – там ты не живешь.

Все эти несуразности сделались нормой нашей бытовой церковной жизни. И причем, нормой не сознаваемой, к сожалению. Надо так сделать, чтобы все-таки сознавалось, что это скорбь, и это неправда, что так нельзя жить, и должно быть наше нравоучение и наставление. Надо наставлять себя и, соответственно своих чад, чтобы они тоже знали, что период призывающей благодати необходимо точно услышать: как Бог научает мой ум вниманию. Чем отличается свойство внимания в молитве от свойства, например, внимания к книге. Допустим, ты читаешь приключенческий роман какой-нибудь. Весь увлечен этим романом. А потом читаешь вечернее правило. И, будучи в призывающей благодати, тоже весь увлечен молитвой. Есть разница увлеченностью молитвой и увлеченностью этим романом? Вот эти сопоставления надо обязательно предложить сделать. Потому что, если не делает человек эти сопоставления, то не отделяет главного от малозначительного.

К сожалению, многие, будучи в призывающей благодати, продолжают часто смотреть телевизор. Я знаю, что даже многие батюшки прямо прилепляются к телевизору. И сравните вот эту завлекающую живость в телевизоре и живость во время молитвы, когда ты осенен призывающей благодатью, я еще не говорю про переходный период, а про призывающую благодать. Допустим, хиротония была год назад. Второй год еще священство, конечно, это еще горячее священство. И вот батюшка уселся перед телевизором. Живой? Ну, очень живой. Прямо не оторвешь его. А теперь он встал на молитву. По призывающей благодати живой? Тоже живой. А есть разница живости с телевизором и живости в молитве? Надо это различить. Если этого различения не будет, то поверьте, что телевизор, в конечном итоге, окажется сильнее.

Я знаю немало священников, которые, в конечном итоге, так с телевизором и остались. Что это значит? А то, что возбуждает телевизор в нас то настроение, которое соответствует внешней душе, эмоциональность – она-то и осталась в человеке, как живость. Но если так, то тогда человек вообще не знает, что такое молитва. Даже призывающая благодать может его не воскрылить. Она за него будет совершать богослужение, а он при этом будет стоять в телевизионном настроении. Хотя при этом он что-то будет переживать: радость, живость. Эмоциональность же наша выражается при телевизионных просмотрах и в радости, и в горести, и еще в чем-то. И этот священник тоже от службы будет переживать: радость, и горечь и всё прочее, но все эти переживания будут иметь телевизионный характер, совсем не благодатный. Хотя он этого не будет сознавать. Он же чувствует себя радостным. Он выходит со службы и говорит: «Идите детки за мной!» – и радуется. На него смотришь и в ужас приходишь. Как же так можно? Конечно же, он свободный, конечно же, он весь раскрепощенный, весь какой-то сияющий. Но это неблагодатное состояние.

У святителя Феофана Затворника в книге «Путь ко спасению» есть целая глава,в которой описываются различения между благодатными и душевными состояниями. Ее надо очень внимательно прочитать. Не только для того, чтобы знать, а для того, чтобы научиться различать это в себе, пока мы не научаемся делать различение разных состояний, настроений, до тех пор мы просто не понимаем, мы вообще туда идем или нет. Мы выбрали нужную тропу или идем совсем по другой. И может оказаться, что мы встали на другую тропу, по которой никогда не придешь к Богу, и оно действительно к концу жизни так и будет. Не случайно говорят, что ад переполнен священниками и монахами. Ну, может быть, это придумка, а возможно, мудрое наблюдение народа. Но если это реальность, то во всяком случае, она заставляет задуматься. А, задумавшись, начинаешь внимательно рассматривать свою внутреннюю жизнь, и тогда начинается труд трезвения.

Трезвение начинается с различения своих состояний. Ну, а вершина трезвения – это различение духов. Ну – это уже далекое для нас с вами. Нам хотя бы суметь различать благодатные и безблагодатные настроения. Хотя о. Константин Островский тоже предупреждает: начнете различать, да и запутаетесь. И будете вместо благодатных принимать за них душевные, да еще и чувственные какие-нибудь настроения. Тогда очень помогают разные внешние обстоятельства жизни. Действительно, посиди перед телевизором, а потом сравни свою живость с той живостью, которая у тебя была на службе и увидишь разницу. Если всерьез посмотришь, то разница превеликая.

Я знаю что, телевизионное действие бывает очень сильным. Сегодня телевизор – это совершенное орудие дьявола, причем, настолько точное, что он всеми своими телевизионными средствами ударяет прямо в самую сердцевину нашей чувственности и приводит ее в такую живость, что человек после телевизора чувствует: «Ну, наконец-то я ожил, и теперь легче будет дальше». А того, что он ожил-то в чувственности, и теперь дальше живет в ней же, он может не подозревать.

Известно такое наблюдение, что 15-минутное телевизионное зрелище отлагает молитвенное настроение на неделю и приходится целую неделю восстанавливать свой молитвенный настрой. Речь идет, конечно, о, таком уже молитвенном дыхании, которое точно теряется при телевизионном действии. Надо знать, что борьба с телевизором чисто внешними способами мало что дает. Все равно телевизор оказывается сильнее. Все-таки дьявол-то – это же первейший падший ангел, мудрейший. И значит, те средства, которые он выдумывает, имеют сверхъестественную силу, хотя и выполняются на уровне материальном. Но сила за ними – сверхъестественная. Поэтому многие современные средства, которыми враг умыкает себе людей, имеют, на самом деле, совсем не безобидный характер. Именно с позиций внутреннего воцерковления. Я уж не говорю, что жизнь телевизионная – это разврат, агрессия, алчность – чисто внешние безнравственные действия.

Конечно, плохо, что средства массовой информации развращают молодежь, развращают взрослых людей, конечно плохо, что вводят их в агрессивные, самостные настроения – это всё плохо, но это касается тех, кто уже или трудно спасаем или вообще не спасаем. Тех же, которые являются призванными, тех губят в телевизионных зрелищах вовсе не эти внешние воздействия. Вот та тонкая достижимость телевизионного действия до нашей души – закрепощение и прельщение внутренней души, нравственной ее части, и полное пробуждение и приведение в акцент чисто эмоциональных свойств чувственной души.

Вот эти моменты надо четко знать. Мало того, надо уметь различать разные состояния. Если ты внутренне сам различить душевную молитву от духовной или благодатной не можешь, то вот с помощью телевизора это можно спокойно сделать. Временами, после длительного напряжения охватывает какая-то душевная маята, которая бывает, когда хочется чего-то необычного: съесть лакомство или по газеткам пройтись – прошелся и успокоился. Так вот, сравни эту успокоенность со спокойствием после причастия. После причастия ты тоже успокоен. Сравни эти два состояния. Это постоянное сравнение разных житейских состояний и, соответственно, внутренних настроений, оно дает тебе постепенно навык трезвения и навык различения. Первично – различение, а дальше уже собственно трезвение, умение стоять в добром и отвергаться худого по внутреннему, тогда ты начнешь избегать его во внешнем. И уже газетки не будешь читать, потому что даже, иной раз, и православную газетку не почитаешь.

Когда ты пребываешь в успокоении молитвенном или же причастном, то газетка, даже православная, она может тебя выбить из этого состояния. Она просто помешает тебе. Ну, а светские газеты, те вообще надо избегать, потому что газета так устроена, что она развлекает, т.е., твое внимание разными влечениями рассеивает. Как это делается? Очень просто. На страницы газеты или журнала собирают как можно больше информации разных направлений.

Наш Владыка Герман, когда создал православную газету, велел редактору сделать ее журнального характера. Поэтому, если нашу газету «Православное слово» разворачиваешь, то там одна статья на две полосы. Минимум картинок и фотографий, лишнего ничего нет. Ну и, порой, бывает, что люди открывают – пугаются и срочно закрывают, скорей на последнюю страницу, где всё пестрит. И на последней странице ничего не привлекло – совсем закрывают и отлагают. Поэтому поначалу Владыке приходилось через священников газету эту выкупать и распространять, пока люди не распознали. А сейчас последние три года уже Владыка над этим не трудится. Газета же, тем не менее, сразу расходится с епархиального склада – 6 тысяч экземпляров расходится в течение двух месяцев, значит, народ все-таки вкусил, отошел от обычного газетного пестрого характера чтения.

Равно же и радио: постоянные смешные юмористические и музыкальные передачи в сочетании с новостями и бесконечной навязчивой рекламой.

А вот православная передача или же видеокассета настраивают человека на духовные размышления. И опять же, надо иметь в виду следующее: в любом зрелище, какое бы мы с вами не смотрели, есть две стороны действия. Первая – это впечатление от зрелища, а вторая – это его содержание и смыслы зрелища. Так вот, когда мы смотрим православную телевизионную видео кассету, то мы получаем впечатление от этой видеокассеты. Впечатление – это сугубо эмоциональное чувственное действие – это область внешней души. Представьте себе, что мы смотрим телевизор, а там о каком-нибудь священнике рассказывается. Впечатление очень сильное, может быть, но при этом возникает ли чувство долга по отношению к этому священнику? Нет, он же перед нами не живой, и потом, мы не собираемся с ним встречаться, и вообще нет ничего между мною и им, личностных отношений никаких. Единственное что возникает – это впечатление.

При любом зрелищном действии в активность приходит внешняя душа, т.е., чувственная эмоциональность. А внутренняя душа, та, которой совершают реальную жизнь, совершают реальные поступки: чувство долга, чувство ответственности, совестливость, почитание, они просто не откликаются на зрелище. Потому что зрелище – это не реальность, это некое отражение реальности, и внутренняя душа ясно распознает: где отраженная реальность, а где сама реальность жизни.

Когда человеческие отношения начинаются, и они искренние, то в них реальность зримо присутствует. Если я переживаю чувство долга по отношению к кому-нибудь, то я действительно сделаю для этого человека всё, что от меня зависит. И если я ответственный, то я все сделаю до конца. А если я в своем эмоциональном пребываю, в чувственном, во внешней душе, то я еще не знаю, может быть, сделаю, а может быть, не сделаю. Договорился с человеком, а частично сделаю, частично свой интерес сохраню, такое вот лицемерие будет, лицедействие.

Надо учитывать, что любое зрелище выводит нас из внутренней души во внешнюю, но мы все равно получаем впечатление. Но, выходя во внешнюю душу, мы всегда уходим от молитвы. Даже хороший православный фильм, даже фильм о благодатном огне мы все равно переживаем в эмоциональной сфере, в чувственно-эмоциональной части души. Чтобы после этого снова прийти к молитве, вернуться в молитву, надо войти внутрь. Тот, кто трудится над молитвой, знает, чего стоит внутренне собраться к молитве после любого зрелища.

Но если брать другую сторону зрелища – содержательную, то содержательное может иметь значение, потому что могут быть глубокие смыслы вдруг открыты кем-нибудь: священником или же авторами этого православного фильма. В смысловом плане фильмы, конечно, работают и дают свое нужное и полезное.

Хотя и впечатления тоже полезны, потому что как же без впечатлений? Поживешь, увидишь, как живут другие. Захочется самому так жить. Тоже полезно. Создание православных фильмов сейчас начинает развиваться, и они постепенно, наверное, будут усовершаться как в плане впечатлений, так и, особенно, в плане содержания. А это значит для всех нас младоначальных, ведь у нас 10-15 лет церковной жизни, что наша младость церковная встречается с действительными смыслами православной жизни через эти фильмы. Встречаться с какими-то образцами, как живут православные люди, какой у них уклад, видеть это тоже полезно. Поэтому особенно для катехизационных целей, для миссионерских целей видеофильмы просто необходимы. Да и иногда и утешиться надо. Все время напрягаться тоже невозможно.

В книге «Училище благочестия» есть случай, когда некто шел к знаменитому авве, прямо через пустыню, приходит и видит: его ученики бегают, футбол гоняют с мячиками резиновыми. Он и говорит: «Авва, как же так, я к тебе шел, думал, что тут прямо одна молитва. А тут вдруг мячик гоняют твои ученики». Авва берет лук и дает ему в руки.

– Натяни.

– Натянул.

– Еще на

-  Натянул.

–  Еще на

-  Авва, дальше нельзя, сломается лук.

–  Вот точно также и мои ученики. Я их натягиваю, натягиваю, но если сильно натянуть, то они у меня сломаются, поэтому, пусть поиграют.

Основное, над чем должен быть труд – это, конечно, молитва, второе – ревность, третье – труд над добродетелями. Надо осваивать «Иисусову молитву», потому что без ее усвоения, без труда над нею ты не узнаешь, что такое вообще пространная молитва. «Иисусовой молитвой» надо обязательно овладевать, потому что без нее – это я говорю из своего опыта, из опыта тех духовных людей – священства или же монашества, с кем доводилось иметь общение, молитвенный строй пространных молитв теряется. Все равно они начинают быть читаемыми молитвами, а не обращаемыми к Богу.

«Иисусова молитва» по причине того, что она краткая, и большого содержания в ней нет, вынуждает все время развивать в себе одно, очень важное свойство, помимо внимания, еще и обращение сердца. Именно «Иисусова молитва» научает и потом поддерживает в нас обращение сердца к Богу.

Особенно в минуты, когда тягостные состояния на душе, на сердце, не носи, не ходи в нем. Сознательно останови себя, выведи себя либо в алтарь, либо к иконам, либо еще куда. В любом месте, где тебя это застало, начни просто класть земные поклоны или же, стоя на коленях, обращаться к Богу с «Иисусовой молитвой», возгревая в себе именно само обращение. Но здесь важны два момента: есть обращение, которое ты возгреваешь сознанием, сверху, как бы вниз себя давишь, а есть обращение, которое ты пробуждаешь от живой совести, когда она тебя корит, и ты от этого корения совести обращаешься к Богу: «Помилуй, мя грешного».

Молитва, которою ты тужишь себя от сознания сверху вниз – это молитва самоугодная или самолюбивая и она тебя никуда не приведет. Хуже того, она может тебя привести вообще в психиатрию, если ты всерьез и долго будешь этим заниматься. Поэтому, такая молитва неправильная.

А правильно будет, когда ты будешь от совести, слыша эту скорбь, что ты согрешил, что ты не так живешь, что ты сейчас не в том настроении пребываешь, что ты не тот и не то делаешь, от нее начни молиться Богу, и постепенно ты услышишь в какой-то момент, как Господь придет и утешит тебя. Т.е., исчезнет это тужное настроение. Исчезнет эта тяга сердечная. И «Грозную тучу Бог пронесет».  Вот после этого еще несколько помолись в этом же укрепляясь, и дальше уже иди в жизнь, неся обращенное к Богу настроение.

Переходный период – это обязательное, постепенно годами обретаемое воцарение в себе обращенности к Богу. Сердечной обращенности к Богу. Первое здесь молитва, но важна и ревность. Ведь в переходном периоде ревность опала, ее нет или она вдруг вся куда-то переместилась. Если мы по характеру ревностные люди, то ревность переместится во внешнюю деятельность.

А у священника это во что может вылиться? Он начнет интенсивно строить храм, начнет активную деятельность в воскресной школе. Хорошо ведь воскресную школу организовать? Очень хорошо, но он будет ее так организовывать, что внутри воскресной школы все детки будут жить просто внешней жизнью. А он будет радоваться, что все кипит. Это будет некоторое подобие живоцерковничества.

Воскресная школа нужна для того, чтобы дети пришли в нравственный строй жизни, но это же труд внутренний. Для того, чтобы привить этот внутренний труд детям, надо самому священнику устраивать воскресную школу не для того, чтобы она кипела внешней жизнью: концертами, песнями и праздниками, не это должно быть в воскресной школе ведущее. Это, конечно же, будет, но как отдохновение, а ведущий труд, все-таки, чтобы дети из сегодняшнего распущенного нрава пришли бы в нрав более благочестивый. А это труд внутренний, его надо организовывать с детьми шаг за шагом, из года в год.

Если ревность пойдет именно в эту сторону, тогда это правильная ревность, а если просто во внешнюю деятельность, тогда она неправильная.

Так на чем мы можем в переходном периоде ревность свою возгревать? Ректор Свято-Тихоновского института прот. Владимир Воробьев несколько лет подряд на Рождественских чтениях все время заявлял тему: «Подвиг христианской жизни». И все время как-то очень просто всегда говорил о подвиге в обыденной жизни. Он не говорил о высоких подвигах святых, подвигах подвижников, он говорил о тех простых подвигах, которые в нашей повседневной жизни должно совершать. Более того, его основная мысль такая, что невозможно остаться христианином, не совершая подвига в жизни, христианского подвига.

Этот выход на подвиг и хранение себя в постоянном подвиге, возможно исполнить ревностью. А трудясь над подвигом, ты невольно возбуждаешь в себе ревность. Пребывая в ревности или поддерживая ревность ты обязательно выходишь на подвиг. Ревность – это же всегда подвиг.

Жизнь в подвиге – очень важная характеристика переходного периода. И для этого приходится быть творчески очень находчивым человеком. Вот тут, кстати, это свойство русской находчивости, оно тебе прямо необходимо. Надо в обычных серых буднях найтись, так эти будни устроить, чтобы они были подвигом для тебя.

 

В посте обретается добродетель воздержания.

У каждого свой подвиг. Ревность, это что-то очень жизненное, живое, исполненное тобой. И каждый это по-своему делает: один эти подвиги находит в молитве, другой совершает подвиг поста. Маленький, но подвиг.

Например, Великий пост как подобает исполнить? Прежде, чем сказать, как подобает, давайте посмотрим, как он обычно исполняется? Обычно он исполняется, как воздержание. От мясного, молочного и яиц, еще от растительного масла (у некоторых) и еще у некоторых – от рыбы. А в основном, только от первых трех.

При этом, воздержание может быть как действие, а может быть как добродетель. Великий пост назначен для того, чтобы ты научался не действиям, а добродетелям: спасают-то не действия, а добродетели? Поэтому задача Великого поста – обрести добродетель воздержания.

В чем разница? Когда мы с вами берем пост как действие, то это значит: отложи все внешние продукты. Но, в результате, сама потребность мяса осталась с тобой. Подходит пост к пятой седмице. Так мяса хочется, так молочка хочется  – хоть чуть-чуть. Подходит время страстной седмицы: «Ох, еще целую неделю». Наконец осталось пять дней, четыре дня, три дня, два, один. И что тут начинается? Ужас, катастрофа просто. Еще пасхальная служба: «Ой, последние часы – это вообще ужас». Ну, всё, наконец – «Ура, мы свободны!»

У нас был такой случай. Один из наших учащихся на этой свободе так наелся яиц, что его потом через день увезли в больницу. Он еще не освоил, что «Кушанье познается по вкусу, а святость по искусу».  Мы выходим на детский праздник, городской праздник, а он вдруг позеленел, осел в кресле: «Срочно «Скорую помощь»! На «Скорой помощи» увезли. Конечно, увезли его в инфекционную больницу. И через полдня из этой инфекционной больницы летит депеша: «Жесткий карантин на всё училище».

У нас Пасхальная седмица, сплошные праздники: и в школах, и в общине, и вдруг – карантин: никто не имеет права выйти из училища, потому что у нас обнаружено острое инфекционное заболевание.

Сразу приехала санитарная комиссия, всё нам опечатала и выдала мне, директору, такое предписание: в течение тридцати дней из училища никто «ни ногой». Потому что такое заболевание очень опасно – весь город может заболеть.

Но я-то знаю, что это такое, почему он, бедный, попал у нас в больницу. Он просто переел яиц. На меня все смотрят: «Батюшка, как же теперь, как же там детки, ведь сколько школ ждет нас?!» Я: «Никому ни одного слова, мы идем служить» и поехали по всем деревням, и по городу. А через три дня он возвращается розовенький, счастливый и веселый – выпустили. «Ну что?» – «Да, батюшка, в конечном итоге, оказалось, ничего серьезного, не больной».

Известно, что в царской Руси, в конце 19 – начале 20 века к Пасхальной седмице особо готовилась вся страна. «Навытяжку» становилась вся медицинская служба, а по архивным материалам можно узнать, что смертность в Пасхальную седмицу повышалась в полтора – три раза по разным регионам. Люди просто переедали.

Так вот, пост – это по действию – воздержание. Этому ли научает нас Церковь? Об этом ли радея, святые угодники учредили нам такой устав? Нет, потому что они-то радели о воздержании, как о добродетели. Что это значит? А это значит, что ты отлагаешь не просто скоромные продукты, а отлагаешь саму страсть к этим продуктам, само желание к ним.

Если ты пойдешь по этому пути – это и есть настоящий пост. Это подвиг, может быть, – хотя бы один пост провести по-настоящему, т.е., отлагая само желание мясного, молочного, и яиц. Но, оказывается, что без молитвы это очень трудно сделать, и нужен молитвенный подвиг. «Постись духом, а не брюхом».  Поэтому первую седмицу все от ревности в храме с утра до вечера. Первая седмица кончилась – расслабились и дальше все седмицы катятся как обычно. А в Церкви, – видите, как устав удивительно устроен, все-таки Господь же промышлял, – и мы знаем о «стоянии Марии Египетской». Хочешь ты – не хочешь, а там надо постоять.

Но, оказывается, «стояние Марии Египетской» при сплошном нестоянии последующую седмицу тоже не спасает. И поэтому, конечно же, обязательно надо сохранять Литургию Преждеосвященных Даров и в среду, и в пятницу. Обязательно сохранять. Потому что, если она не сохраняется для тебя, как священника, то идти в воздержание, как добродетель, не получится. Все равно страсть остается, и ты от нее не отлагаешься.

Где происходит молитвенное стояние, только благодаря молитве начинает быть отложение самой страсти, и тем более, когда уже наступила страстная седмица. К моменту страстной седмицы подходишь, а у тебя она уже настолько отложена, и молитвенное дыхание настолько слышно, что твоя жизнь не в ожидании, когда, наконец, мясо можно есть, а в ревностном исполнении молитвы. И на страстной седмице, когда начинаются страстные службы, только одна радость пребывать в них и одновременно также сожаление: все ближе и ближе мясоед. «Не хочу!»

Хорошая традиция на Руси, оказывается, была у бабушек в некоторых деревнях и у священников, чтобы светлую седмицу проводить на крапивных щах. Вот такое мы вычитали. Удивительно это было! Почему на крапивных щах? Не на мясных, а на крапивных. А потому, что внутреннее всё так хочет – не хочет мяса, добродетель уже живет и добродетель воздержания. Она не хочет ни переедания, ни мясного.

Я долго думал: «Зачем освящаются пасхальные дары?» Догадка-то промелькнула, она немножко объясняет, а может быть это просто мои придумки. Но как-то мне подумалось, –  я, правда, специально еще не искал в истории происхождения этого, – а мысль такая, что коль пасхальная седмица – это продолжение добродетелей воздержания, а в то же время уже разрешена скоромная пища, то тогда Церковь освящала и символизировала ту часть скоромной пищи, которую можно было потреблять в пасхальную седмицу.

Неприлично для христианина, мне так думается, в пасхальную седмицу брать кусок мяса и есть, хоть он и освящен. Сейчас ведь до того умудрились, что идешь освящать куличи, а там куски мяса лежат: освятить принесли. Правда, в «Требнике» есть это освящение мяса. Я специально интересовался, оказывается, молитва на освящение мяса – это позднее произведение Церкви. А в предыдущих «Требниках», в «Требнике» Петра Могилы этого нет. Т.е., древняя Церковь все-таки мясо не освящала, потому что она жила добродетелью воздержания. И не надо было ранним христианам в светлую седмицу есть мясо. Зачем? Если ты в воздержании, в добродетели.

Получается, что в светлую седмицу вкушаются только продукты освященные, и обязательно в символе, символизированные. Поэтому, когда освящается молочное, то обязательно в символике Пасхи. Если освящаются яйца – то обязательно в символике красного яйца. Если освящаются куличи, хлеб со всеми маслами и прочим, то обязательно в символике хлеба насущного, благословленного Богом от хлеба простого до хлеба Агнца. И тогда, пожалуйста, вкушай эти освященные продукты. Но при этом, оказывается, прочная традиция была на Руси, как вкушать даже эти продукты, чтобы не уесться и не начать есть яйцо за яйцом.

Начинается сама трапеза с того, что когда семья собирается, примерно пять-семь человек, то сначала берется одно яйцо и делится на столько частей, сколько присутствует людей, тем самым символизируется, что мы,  вкушая части, оказываемся во едином Теле Господнем. Это не значит, что яйцо – это и есть Тело, а значит, что мы едины во Христе.

Затем можно вкусить по яйцу, и больше не вкушать за одну трапезу. А так, чтобы сразу объесться яйцами – такого не бывало в благочестивой семье. Всегда трапеза начиналась с того, что сначала вкушали пасху. При этом ложечку пасхи, а после этого – яйцо и дальше все остальное. Пасха – это символ чистоты, добродетельности твоей души. Ну а потом, можно было вкушать как обычно. Но так как пасху заготавливали на всю седмицу, конечно же, много-то на всю седмицу не заготовишь, и поэтому вся семья потихонечку ее ела, да еще и крапивный суп. И получается, что вся седмица скоромным не очень была нагружена.

Есть немало искренних верующих бабушек, прибывающих уже много лет в Церкви, которые, чем дальше по возрасту, тем более переходили к жизни постнической. Я встречал бабушек, которые уже 15 – 20 лет постничают. Спрашиваю: «А как же вы между Пасхами и праздниками, ведь разрешен мясоед?» – «Да, батюшка, что-то не хочется». А на самом деле, они действительно соблюдают постническую жизнь ради молитвы, потому что постническая жизнь, пост и молитва едины между собою, ибо благодать стяжается там, где пост и молитва порождают одно другое. Воистину «Одно спасенье – пост да молитва».

Мы же с вами, когда живем воздержанно, то вот этой внутренней связи поста и молитвы не знаем, опытно не ведаем. На словах, может быть знаем, а опыта не знаем. Опытно можно услышать эту взаимопорождаемость только тогда, когда ты пост осваиваешь как добродетель. Тогда ты слышишь, что без молитвы невозможно. Равно, как молитва без поста тоже невольно переходит в чувственную.

Каждый из нас, наверное, знает, что на голодный желудок молитва яснее и проникновеннее. Вот это как раз некоторое начало внутреннего опыта соединенности поста и молитвы.

Еще мы знаем, что именно такова природа поста и молитвы, что это единство двоицы. А где Господь говорит, что изгнать беса из человека никак нельзя, кроме как постом и молитвой. Но, как это? Долбить его молитвой? Или, может быть, на его глазах поститься, поститься и бес выскочит?

Оказывается, через пост и молитву я становлюсь наиболее облагодатствованным. И вот уже благодать, удобно обретаясь в постно-молитвенном устроении моего сердца, оказывается той силой, которая через слово становится изгоняющей беса. И весь экзерцизм в том, что бесы изгоняются не только словом заклинательных молитв, но той силой, которая при этом обретается в твоем сердце. «Не поддавайся черту, так ему и власти нет над тобой».  Удивительно, но в древние времена очень многие имели власть изгнания бесов. Это было вообще неким естеством даже. Господь же так прямо и говорит, что если ты будешь иметь веру, то будешь даже и бесов изгонять. И сказал это всем. Он не сказал, что только избранники некоторые мои будут изгонять бесов. Признак силы веры – есть способность изгнания бесов.

Это естественное обретение церковной жизни, если ты живешь постом и молитвой. Так как мы сегодня мало кто так живем, то поэтому, конечно же, к экзерцизму мало кто способен.

В учении о личности свт. Феофан Затворник выделяет три свойства личности, и третье свойство он называет «жизненность». Надобно различать жизненность от живости. Живость свойственна и греховным людям. Поэтому человек может быть даже заразительно живым, так, что все захотят так же грешить. «Грех сладок – человек падок».  Жизненность – это сугубо добродетельное, сугубо богодарованное явление, т.е. это явление личности, а личность – это всегда от Бога.

Мы, в общем-то, во многих своих физиологических и даже душевных отправлениях похожи на животных. А прп. Иоанн Дамаскин говорит о трех душах в человеке: душа растительная, душа животная и душа собственно человеческая. Растительная душа отвечает за наш рост, развитие организма. А животная душа отвечает за наши чувствования. Значит, в этом плане мы вполне адекватны животным. Не удивительно, что и медицина это использует. Ученые делают опыты на животных, а потом переносят результаты исследований на человека. Лекарства сначала проверяются на животных, а потом используются и для человека, и всё работает. Значит, животная часть у нас достаточно выражена.

И в то же время, мы с вами в корне отличаемся от животных.

В чем же разница?

А в том, что человек в отличие, от животных, имеет благословение или дыхание Божие. «И вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою».(Быт. 2:7) – так сказано в Священном Писании о сотворении Богом человека. Вот это «дыхание жизни» и есть вдохновение личности в человека. С этого момента животное существо становится человеческой личностью и уже дальше развивается как личность. Это происходит, когда младенец зачинается, и не только два человека участвуют в его зарождении, но непременно участвует и Сам Господь. Участие Бога – это благословение личности в ребенке. Личность начинает развиваться еще в утробе матери, и развивается не как животное существо, а как личность человеческая.

Человеческая личность от Бога и только эта личность имеет третье свойство – «жизненность». Свт. Феофан жизненность определяет как способность творить произведения и ими развиваться и усовершаться дальше.

Одним из произведений личности человека является слово. Если ты творишь слова такие, которыми можешь усовершаться дальше в своем Богоподобии, то тогда ты услышишь слова Господа о том, что мы за каждое слово в ответе. И что не говори «рака». Т.е., не искажай, не извращай слово, твори такие слова, которые тебя же усовершают.

Соответственно, твори такие чувства, такие поступки и дела, которые тебя же усовершают.

Когда наступает охлаждение церковной жизни, то в это время у нас есть сугубая цель – нужение. И нудить себя необходимо до момента восстановления жизненности, потому что часто происходит ошибка. Мы сейчас люди начитанные, наше сознание много чего вмещает. Допустим, хочешь ты молитвы, и начинаешь себя нудить молитвой, но нудишь от знаний, от рационального сознания, а сознание всегда подвигаемо самолюбием, гордостью. Это движение сверху вниз. Да, ты нудишь себя, но при этом надмеваешься над собой. Это надмение над собой не приведет тебя к жизненности, ты будешь очень экзальтированно молиться.

Вот, например, католическая молитва как раз имеет такой характер – не распознающий разницу внутренней молитвы от в внешней. Они нагнетают в себе молитвенное настроение. Нагнетение чувств идет, вплоть до того, что даже появляются стигматы, т.е., на руках и ногах Христовы места кровоточения от гвоздей.

В книге об аскетике Францизска как раз идет речь об этом. Можно так себя нудить, что в итоге, дойти даже и до каких-то сверхчеловеческих проявлений, но все они будут иметь характер совершенно нечистый. Не обязательно, что за этим стоит сатана, не обязательно, что за этим стоит враг, но они непременно возбуждают твою страстную натуру. Поэтому не в живость ты должен идти, а в жизненность, которая тебя усовершает в уподобление Богу: будь то слова, чувства или поступки. Нудить себя надо, говорят святые отцы, но так нудить, чтобы в итоге нужения рождались бы такие слова, которые тебя усовершают угодно Богу, обретались бы такие чувства, которые сохраняли бы у тебя чувства и сердце угодно Богу, совершались бы такие поступки, которые приводили бы тебя к исполнению заповедей Божьих. Вот если это ты разумеешь, то тогда нуди себя.

Возникает вопрос: «А как это все практически будет происходить?» Важнейший и универсальный способ вхождения в правильную область нужения – это скорбь о грехах и, в конечном итоге, покаянное чувство. Святые отцы говорят, что покаяние есть дверь в Церковь, дверь в рай. Это приемлемо на всех уровнях крайне охладившегося человека. И если ты начнешь скорбеть по поводу своего охлаждения и поэтому взывать: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешного». Вот в этом «помилуй» ты будешь скорбеть о своем охлаждении, разумно скорбеть. И по произнесении этих слов молитвы и искреннем обращении, ты непременно будешь стараться воплотить это в свою жизнь.

Не от ума делай обращения, а от скорби совести, от скорби сердца за себя. И в какой-то момент скорби ты услышишь, что подобно тому, как короста отпадает от раны, так и от тебя отпадут твои худое настроение, тяжесть, хладность и равнодушие – они вдруг отойдут прочь и некоторая жизненность начнет появляться. Это еще не значит, что ты уже будешь исполненный благодатью, до этого еще далеко, но хотя бы просто твоя жизненность, твоя богоугодная живость начала восстанавливаться, и ты теперь будешь легко подвижный ко всему благочестивому.

Кстати, без этого нужения невозможно ничего сделать. И почему очень нужно трудиться над Иисусовой молитвой, потому что именно нужение себя в Иисусовой молитве через скорбь и покаяние дает этот навык свободного сердца в обращении к Богу. А если это начинает обретаться, то всё остальное нужение ты знаешь, как исполнить.

Если утром, например, не можешь подняться на службу, то сразу же начинай себя нудить. Лежа в постели начни: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» и в какой-то момент ты вдруг почувствуешь дыхание, тебя поднимающее, и в этот момент (вот еще один важный навык) всегда поддержи, всегда откликнись на это дыхание – оно совсем едва приметное: у тебя что-то там происходит, но оно тебя уже воскрыляет, уже подвигает. Поддайся ему – и вот ты уже встал. Удивительно. А в голове еще: «можно немножко долежать, ну чуть-чуть еще», на часы еще раз посмотрел, – целых полчаса впереди. Не иди за этим, иди за тем порывом, который тебя поднял.

Чтобы вести других, надо самому развиваться.

Как священник, в самом начале пути я задавал себе вопрос: в чем сущность общинного устроения или же ведения прихода? Как устроить вообще жизнь приходскую? Оказывается, совершая службы с мыслью, что прихожане у меня все неизбежно воцерковляются, можно получить такой итог, что не только у всех будет полное воцерковление, а даже всё наоборот может пойти у кого-то из них. И поэтому мне думается, что сначала тема поиска должна быть «Развитие приходской жизни», но не «Развитие прихода», хотя потом, в конечном итоге, возможно вести речь и о развитии прихода, т.е., как складывается жизнь людей в приходе и как идет развитие общинноустроения внутри прихода, когда уже начинает формироваться община.

Вот для этой темы, мне кажется, сейчас Церковь созрела. Хотя еще 5 лет тому назад на волне некоторой эйфории общего воодушевления мы к этой теме не подходили. Но сегодня, когда обнаружилось так много всяких промыслов, столько нестроений вдруг вылезают, конечно, наиболее вдумчивые и трезвые церковные люди (как миряне, так и священноначалие, и священники) всерьез сейчас размышляют над этой важной темой развития приходской жизни.

Каковы разумные доводы? По поводу доводов я отошлю вас сразу к книгам, потому что в разных книгах разумных доводов много приведено: что можно сказать в этой ситуации веры, что можно сказать в другой

Например, очень сильная книга митрополита Вениамина Федченкова «Вера, неверие и сомнение». Почитайте ее, там очень много доводов. Очень хорошие книги Свенцицкого для интеллектуалов, особенно «Монастырь в миру» в плане работы с давно воцерковленными людьми, которые всех теперь учат.

Прямо какое-то дыхание свежести – это труды Паисия Святогорца, все три его тома. Там есть мудрые доводы, и при этом очень простые, всем доходчивые: и бабульке, и ученому, и ребенку, и взрослому.

Но одно дело – доводы, а другое – как надо говорить, чтобы даже до бабулек, даже для не желающих ничего слышать достучаться. Мне думается, это даже из своего опыта могу сказать, что надо иметь искреннее попечение о своей пастве, и второе – собственный опыт того, о чем ты говоришь. Тогда ты найдешься в их нуждах и в том верном тоне, чтобы другой услышал. Просто попечением ты всё время будешь слышать вообще, доходят до него твои слова или не доходят. А из своего личного опыта ты будешь говорить то, что действительно пережито, а, значит, человек будет слышать не о каких-то фантасмагориях, проектах чего-либо, а будет слышать о чем-то реальном в твоем слове.

Мы всегда призываем подключить все внимание. Внимание – это слово настолько богатое и емкое, что если вы глубоко вникните, то это значит сейчас будет произноситься что-то очень значимое для твоего бытия вообще, поэтому весь расположись, внутренне соберись в своем лучшем и добром и внимай тому, что будет сейчас произноситься.

Вот если мы сможем своим обращением рождать это отношение в людях, то это и есть умение быть попечительным о своих слушателях.

А для этого, чтобы вести паству, развивать приход, тебе надо самому развиваться. И в общем права поговорка: «Каков поп, таков и приход».  Это совершено точно – если поп развивающийся, то и приход развивающийся. Если поп катится назад, то и приход будет туда же катиться. Поэтому, если есть по призывающей благодати искреннее желание совершить служение, угодное Богу, то обязательно разожги в себе жажду развития. И вот этою жаждою развития всё время живи. Даже тогда, когда ты придешь к переходному периоду, когда жажда твоя начнет угасать, вспомни, – ты ж ее заложил! В период призывающей благодати священнической ты ее заложил как навык. Глядишь и, в конечном итоге, научишься жить в развитии. После этого действительно в развитии прихода есть постепенный вход в церковную жизнь каждого человека.

Каждый человек пережил период миссионерского влияния, когда за пределами прихода он услышал слово о Христе и оно его вдруг позвало. И тогда он задумался: «Господи, а во имя чего это ?… Оказывается, и литература об этом есть».

А затем он переходит в новый период – это период оглашения. Тогда я назвал бы 4 категории.

Во-первых, назначенных к миссионерскому влиянию. Потом те верующие, которые уже пришли в храм и в храме теперь обращаются: «Научите нас церковной жизни». Это уже оглашаемые. Хотя, когда мы сопоставляем оглашаемых древней Церкви и оглашаемых сегодня, то похоже, что сегодня свои двадцать лет церковной жизни мы все находимся в периоде оглашаемого человека по внутреннему своему развитию.

Литургия оглашенных служится специально для оглашаемых людей, литургия оглашенных – это наша литургия. Обычай выгонять палкой тех, кто не принадлежит верным, он ушел. Все остаются, но всегда надо памятовать, что на самом деле нас надо было выгнать палкой. Т.е., тобой должно владеть чувство, что ты недостоин в этом пространстве быть, и просто по милости Божией ты здесь оставлен, потому что иначе деваться тебе некуда.

Если говорить об оглашаемых, то сегодня мне бы только научить их церковной жизни. Научить шаг за шагом: первое – знанию, второе – дать опыт церковной жизни, и третье – включить в активное делание. Не просто в опыт церковной жизни, но и в делание. Потому что сегодня делание, как таковое исчезает, и даже почти исчезло. И Господь недаром нам сказал: «Жатвы много – делателей мало». Видимо это общее состояние Церкви характерно для всех времен.

Делание – это вовсе не устроение церковной жизни, речь идет о духовном делании внутреннего человека. Если «делателей мало», то уж тем более мало руководителей делания. Отчасти, «делателей» толкуют как руководителей делания: священство или духовничество, а другое толкование слова «делатель» – это любой мирянин, но делатель своего внутреннего человека.

Ну а нынешние времена особенно такие, что совсем мало «делателей». Но именно делание является важнейшим в церковной жизни. Движение от знаний и опыта к деланию должно идти со ступеньки на ступеньку. И, соответственно, должна быть хотя бы внутренне тобою схваченная некоторая программа. Ты должен знать, что вот этому человеку содержание четвертой ступени нельзя применить, потому что он стоит на второй ступени и, прежде четвертой ступени, он должен вторую освоить, потом третью. А уж про последнюю даже и заикаться не надо. Он тут же откликнется и побежит делать это. Ну и, в итоге, шею себе сломает.

Еще лучше, если эта программа тобою как то выписана, а после того, как она выписана, она тобою должна быть опробуема. И вот что удивительно, сколько ты не выписывай программу, когда начинаешь пробовать следующую ступень программы, всё равно переписывать придется. Пробуешь, оказывается, ты ее не так составил. На следующий год заново все переписываешь. Пробуешь дальше делать – и опять переписываешь. И так всю жизнь. Но без этого переписывания ты не очень соберешься, потому что, когда написано, ты собираешься в лучшем, собираешься к нему – твоему оглашаемому. И когда программа выписана и потом ты ее осуществляешь, то в самом опыте осуществления ты очень много достигаешь для себя. Когда ты пробуешь ее воплощать, для тебя открываются через опыт такие удивительные открытия, о которых ты даже предполагать не мог и этих откровений не пережил бы.

Тщательно писать программу, потом ее осуществлять – это относится к культуре пастырского руководства. той церковной культуре, которую надо себе постепенно прививать, потому что без этой культуры на вдохновениях или на талантах живых, как показывает опыт, далеко не уедешь. Все-таки, воспитание культуры – это дополнительный труд, но труд за который всегда воздается сторицей. Да, потрачено время, потрачены силы, но зато ты будешь иметь ощутимые и видимые плоды.

Например, ты создал программу для оглашаемых. Пока человек идет по этой программе, обычно, он оглашение осваивает. Реальное оглашение любой человек осуществляет в течение 2-3-х лет.

Поэтому, речь не идет о месячном оглашении или о 3-х занятиях перед крещением. Речь идет в том числе и о крещенных людях, но оглашаемых., т.е, вводимых в знания, практику и делание и это, как минимум 2-3 года. Вот такая программа должна быть. Последовательная, где все три компонента есть.

И потом он выходит в программу идущего по призывающей благодати.

У нас в Волгограде есть такой опыт. Когда только училище открылось, мы от вдохновения испросили у Владыки Германа благословения, чтобы к крещению приготавливать 2 года.

Это было 10 лет назад, только-только начиналась церковная жизнь, и в Волгограде было только три храма. Поэтому, когда мы объявили о том, что собирается группа желающих воцерковляться, то быстро набежали эти группы. Сначала два целых потока по 60 человек учились, два года шли, правда, из них крещенных оказалось большая часть, но они прошли всю эту программу, а некрещеных оказалось к концу 4 человека. Т.е., у нас среди 60 человек, четверо, будучи некрещеными, два года занимались по этой программе.

Первый год они не допускались к богослужению, получали только знания и богослужебную практику молитвы, а дальше, на второй год они уже были введены в литургию оглашенных, потому что литургия оглашенных служится для того, чтобы оглашаемый, хотя еще и не крещеный человек, тем не менее, получил бы благодатное освящение. На вечернюю службу у нас люди ходили уже в первом году, а на литургию оглашенных начали ходить только на второй год. Потом, по завершении, было еще введение в саму литургию верны, в самом конце этого оглашения и, наконец, крещение.

По обычаю древней Церкви крестили в страстную субботу. После крещения в страстную субботу, выходя из баптистерия, крещенные шли в храм. Это было как раз начало пасхальной службы. «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!» – все восклицали. Потому, что два года искренне приготавливались, да еще были освященны в литургии оглашенных. Особенно трепетно входили в купель и выходили с благодатью Святаго Духа. Такой свет в глазах был, такое сияние, такое преображение лица! В крещении всегда изменяется взгляд – сиятельный взгляд появляется, лицо одухотворяется, меняется весь облик.

А в то первое время и с той искренностью древних христиан, удивительно было преображение человека в самом крещении. Когда выходил он из купели, то кто-нибудь восклицал: «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!», а все вокруг отвечали: «ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!», потому что вот он перед вами, воскресший во Христе, да еще не один такой. Они выходили в белых своих одеяниях, и с этими возгласами радости: «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!»- «ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!», – все шли царствовать литургию верных.

Согласно этому древнему обычаю мы решили всех приготовленных крестить в страстную субботу. Крестил сам Владыка. Я помню, стоял апрель, еще холодно было, ветер поднялся, и вода в Волге холоднющая – она еще не успела нагреться. Владыка аккуратно (сделали ему мостки такие) выходил на мостки, и четверо крещаемых разделись и облачились в белые рубашки, дрожа от холода.

Но ревность была такая, что никто даже не замечал холода. Тут же погрузившись в купель, эти четверо пережили нечто удивительное. Я их сравнивал с другими крещаемыми, у которых не было такой подготовки, – небо и земля. То настроение, с которым они вышли из воды – это действительно воодушевление крещальное. Потом они говорили часами, делились опытом. А позже вспоминали, что этого дыхания, какого-то особого подъема, который их держал и хранил, хватило на целый год.

Одна из них сейчас сотрудница нашего училища. К крещению было подготовлено 4 человека, остальные, будучи крещенными, прошли просто курс оглашения.

Такую практику мы уже больше не повторяли. Я как-то больше ушел в педагогические вопросы и уже не занимался оглашаемыми, а в целом священники епархии как-то не берутся за это, и самое лучшее, что есть у них сейчас в нашем Свято-Духовом монастыре – это труд в городском монастыре, где к крещению допускаются только прошедшие 4 занятия. Когда они их пройдут за один, за два месяца – лишь бы прошли, а каждое занятие отмечается. Прошел, все – к крещению допущен.

Когда я вижу подростка, которого приводит мама, я вижу, что он ничего и слушать не хочет, что, от него отказаться и никак не воздействовать на него?

Тут надо знать, что такие люди есть. Что они есть такие, знает Бог и только Бог. Даже ангелам это не открыто. Нам же не дано этого знать. И поэтому, в нашем деле приемлемо только одно – спасай до последних мер, пока ты можешь это делать. Говорится об этих свойствах только в отношении Бога. Он предуведал, Он предузнал, но мы не можем предуведать, не можем предузнать. Мы только можем видеть, когда предуведанный, предузнанный Богом призван. И видим – он прибежал к нам, он задает вопросы, а кто из тех, которые к нам сейчас не бегут, кто из них уже предуведанный? Мы не подозреваем, а Господь уже знает, кто из них уже предузнанный и поэтому Промыслом уже подвигается к нам. Возможно через два месяца он подойдет к нам – мы тоже этого не знаем.

В нашем служении остается только одно – принять всякого, кто к нам пришел, и точно знать, что это Господь своим предузнанием к нам его привел, и то обстоятельство, что он натолкнулся на нас или мы натолкнулись на него – это факт того, что это наше чадо. А уж в какую меру придется с ним трудиться, до коих пор и вообще, будет ли из этого толк, никто этого не знает. Даже по опыту известно, что все-таки если долго мучиться, что-нибудь получится. Конечно же, из одного получится совсем чуть-чуть, из другого очень много получится. Но сказать, что над этим надо слишком много работать, и поэтому не стоит мучиться – это неправильно. Или же, я мучиться буду над ним, но только в меру моих сегодняшних знаний, в меру моего сегодняшнего опыта.

Что такое знание, что такое опыт и что такое делание? Знание – это плоды занятий с источниками, с людьми, где когда обретается нужная тебе информация. Мы устраиваем занятия воцерковления. Это опыт совместной молитвы, когда мы вместе с ними молимся, особенно живыми молитвы бывают, когда мы молимся по их живым потребностям. Иногда, например, я говорю: «Братья и сестры, после занятия мы все, кто нуждается, помолимся о наших болящих». И тогда все, у кого болящие есть, непременно остаются, и мы помолимся.

В другой раз мы читаем молитву «Обо всех наших страждущих», в третий раз мы говорим: давайте помолимся «Обо всех наших детях». Четвертый раз – обо всех наших трудностях бытовых, нестроениях на работе, еще о чем-то насущном, а потом, в какой-то момент говорим, обо всех четырех случаях помолимся.

Эта совместная молитва обязательно по живой потребности людей. И причем, она всегда очень коротенькая. Нет длинных молитвословий, коротко, но всегда следя над тем, чтобы было искренне. Обычно, оглашаемые, если на занятия ходят, то они искренность имеют, но надо чтобы эта искренность еще была разумно подвигаемая ими. Поэтому я напоминаю, чтобы ревность обязательно влагали, чтобы с ревностью помолились.

Всегда первое – это молитва, второе – обязательно мы пробуем опыт поста с ними. Но если среду и пятницу сразу трудно выполнять, попробуем сначала взять пятницу, потому что она первейшая. При этом свободно, кто уже может, те берите. И они начинают брать. Просто пост телесный – мясное и молочное не вкушать в пятницу.

Конечно, масса разных нюансов появляется, например, а как постится на работе? Советуешь, чтобы остальным было не в осуждение и тогда вот например, такой элементарный опыт. Берешь постную пищу, садишься, суп мешаешь ложечкой и мысленно: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» – ложкой перекрестил свою пищу. Потом переходишь ко второму, вилкой, мешаешь как бы: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» – перекрестил вилкой. И никто ничего не видит.

Это из опыта нашего времени, когда я сам воцерковлялся, и когда вообще невозможно было себя обнаружить верующим. А я же был в школе зам. директора по воспитательной работе. Иду обедать, а день постный. Вижу буфетчица очень хочет меня накормить, ведь пришел зам. директора. Я, упреждая, говорю: «Вы знаете, у меня на сегодня диета, врачи не разрешают». Ну ведь всячески приходилось в то время изголяться. Они же никто не знали о церковной жизни, тогда людям было невдомек, как моя диета совпадает с пятницами и со средами. «Ну диета, так диета. Что-то он прихварывает, наш заместитель» - скорее всего, такие мысли посещали нашу буфетчицу, судя по ее виду. Такие вопросы всегда возникали в связи с постом.

А потом уже, кто может, присоедините к пятнице еще и среду. Ну и так далее. Потом, только очень осторожно, кто может, начните поститься многодневные посты, кто в Рождественский пост, кто в Великий пост. К посту Великому не сразу мы приходим. Сначала год, как минимум, Рождественский пост и пост апостольский, а потом уже только в следующий год попробуйте пост Великий, но и то со вкушением и рыбы, и масла, почти как Рождественский, но зато еще один многодневный пост добавляется. Это целая наука – умение поститься.

Часть воцерковления – христианское общение.

И еще один важный момент в области церковной жизни – это умение общения друг с другом. Общение о Христе или Христа ради общение. Тут уже мы сразу применяем праздники. Сначала молитва за пределами службы, но при этом в какой-то момент, не допуская их на литургию, рекомендуем прийти на вечернее богослужение. Сколько можете, побудьте, постойте, освятитесь богослужебным содержанием и богослужебной благодатью.

Они сколько-то времени пребывают на службах. Уже начинается знакомство с церковными праздниками и с какого-то времени, может год спустя, вводим их в эти церковные праздники. На вечернем богослужении были, утром на литургии оглашенных побыли, а потом сходим на праздник, на трапезу, и вот трапеза – это уже общение друг с другом.

Праздничное Христа ради общение приходится очень долго осваивать, потому что всем известна праздничность светская – это шутки-прибаутки, тут и про рынок поговорили, и про последнюю телепередачу, и политические события кто-то вспомнил, и футбол, т.е., о чем угодно, только не о причине праздника. А праздник-то посвящен Матери Божией или какому-то чтимому святому. И мы сразу, когда выводим людей в оглашение на праздник, то сразу ставим перед ним первое правило: не должно быть никакого другого содержания, кроме содержания праздника. Это правило очень трудное, но его хорошо, легко держат сами устроители, потому что например, общинные праздники, училищные – это такая радость Христу или же Матери Божией, что мы можем три-четыре часа сидеть за трапезой и ни разу не вспомнить ни про рынок, ни про политические события, ни про что – то другое. Все время говорят. Один, другой, третий поднимаются и все время находят, какую сторону праздника раскрыть, например, праздника «Введение Божией Матери во Храм». И при этом, именно данного праздника, а не просто о Богородице. В праздник «Введения во Храм» не нужно говорить о «Казанской иконе Божией Матери» или об Успении Божией Матери и не нужно говорить вообще о Божией Матери, а говорить только о Введении. Ну и тут приходится пробудиться вообще в своем творчестве и в разумном содержании, чтобы полностью остаться по содержанию в празднике.

Немного подробнее о праздничных трапезах. Они дают особое воодушевление. После выхода книжки «Пути и ошибки новоначальных» –  там как раз есть описание трапезы – я слышу как батюшки из разных регионов мне говорят, что они попробовали так устраивать трапезы на приходе. Совершается приходская служба праздничная. А после нее батюшки говорят: «Давайте все останемся». А чтобы накрыть стол, заранее было предупреждено, чтобы кто с чем может, тот с тем пусть и придет. И кто принес пироги, кто салаты, и всегда, в итоге, добрый накрывают стол. Один прихожанин у меня как-то такую поговорку сказал: «В стране разруха, а у нас пируха». Просто удивляешься, откуда Господь все дал, чтобы накрылись эти столы. Но за этим всегда самое главное, обязательное правило, что иного содержания, кроме как праздничного, быть не может.

Я, к сожалению, один раз присутствовал на праздниках, которые по содержанию шли не в лад. Побывал один батюшка у нас, но этого правила мы не озвучивали, мы же своей средой были и поэтому просто так жили и все, а он потом ничего другого не смог придумать у себя.

Причем меня позвал на этот праздник, я прихожу к нему. Батюшка открыл эту трапезу, потом вдруг включает видеомагнитофон, и пошли программы разных песен с текстовкой. Внизу идет текст песни, караоке, а в это время музыка звучит, а мы все должны петь. И что вы думаете за музыка? «Стенька Разин», «Коробейники» – катастрофа! – всё, кончился праздник. Я с чувством горького сожаления сидел на этом празднике. Потом мы разговаривали с этим батюшкой. Он тогда за голову схватился: «Да, как же я главного не понял?!».

Главное – это содержание, ведь весь день посвящен празднику. Вот христианин и должен прожить его Богоугодно. Сначала прославили на службе, а теперь прославление чисто человеческое между собой, насколько ты сам можешь прославлять. В Церкви ты прославлял словами святых отцов, а теперь прославь своим творчеством. Вот если правило это применяется и его хранят, то удивительно как прихожане умеют говорить, и какие-то дивные вообще слова произносятся. Сначала идут слова, потом начинается пение, причем это обязательно. Мы так клирос настраиваем, чтобы они приготовили то духовное песнопение, которое посвящено именно празднику и к этому два-три (больше не целесообразно) общих богослужебных песнопений. Либо это стихиры, всегда тропарь, кондак звучит в начале праздника и в конце, а внутри самого застолья еще стихиры. И есть еще такое строгое правило: когда звучит стихира – прекращается еда, во время стихиры еда прекращается. И это, кстати, очень сильно дисциплинирует едоков. А на самом деле праздник не в этом, не в еде только.

И еще на праздничной трапезе есть у нас правило колокольчика. Первое время мы его не применяли, и смотрим: вмиг за первые полчаса всё смели со стола, ну и что делать? Еды нет, осталось только слушать. Ну а не всяк может слушать. Поэтому, применили правило колокольчика: только по колокольчику следующее блюдо подается. Сначала по колокольчику вкушаем только салаты и первое. Потом снова колокольчик – блюдо второе. В третий раз звенит колокольчик, и выносят третье. Но иногда между вторым и третьим у нас еще бывает промежуточный перерыв, когда среда молодежная – мы выходим на хороводы. Но оказалось, что в хороводы с удовольствием идут и взрослые, потому что, если в старину наш русский человек отхороводил в юности, то сегодняшний наш взрослый человек вряд ли хороводил. И вот эта потребность хороводной жизни остается и у всех зрелых людей, и потом какое-то время люди даже в 40-50 лет участвуют. Опыт показал, что обычно два года хватает нашим общинникам, чтобы они похороводили и дальше уже потребности в хороводах нет. В хороводах остается бесконечно только молодежь.

Ну, а пока мы 50 минут хороводим, за это время успевают убрать со стола и выставляют уже чай. Возвращаемся – тут как раз чай. С хороводов всегда приятно чай попить, а праздничное содержание продолжает быть.

После хоровода уже идет народное пение.

Кстати, дни Рождественских святок – это же прославление Христа постоянное, на протяжении всех святок. Дни Пасхального прославления – это тоже дни прославления Христа. У нас вообще принято, что мы Пасху или Рождество сначала празднуем общиной – такая вот общая трапеза, потом в конце этой трапезы принято приглашать к себе домой, еще по домам славить, а те, которых пригласили – они назавтра готовят праздник, и мы идем к ним.

И на протяжении седмицы ходим славить то туда, то сюда, а студенты идут славить Христа по школам, детдомам. Это как введение в практику и делание. Введение в делание – это как раз раскрытие смыслов делания, т.е. делания самого внутреннего человека.

На огласительном периоде – это правильная молитва, правильное пребывание на богослужении, правильное исполнение поста – это относится к внутреннему деланию – и мы об этом говорим. Не просто рассказываем на занятиях вообще о значении молитвы, а уже часть занятий посвящена деланию, там рассказывается о внутренних движениях души при исполнении молитвы, при исполнении других церковных действий.

То же самое и для групп, идущих уже в следующем периоде призывающей благодати и особенно, конечно, оказываются очень значимыми эти занятия для группы в охлаждении веры – в переходном периоде. Переходный период просто этого требует, там идет в плане обретения знаний сугубые занятия для них, связанные с их хладным состоянием, объясняется что с этим делать.

 

Есть книга святителя Феофана «Что есть духовная жизнь, и как на нее настроиться», она хорошо разъясняет это в плане практики, умения выхода из этих состояний. А в плане делания – это уже священническое руководство. Личное руководство каждым отдельно. Пастырское попечение – это целая область. Только чуть-чуть я сказал об этом, но в действительности это большая область, очень трудная, я ее сам едва-едва только осваиваю, но хорошо вижу, насколько она сегодня как крик Церкви, потому что людей, вышедших в возраст переходного периода очень много, а руководства почти нет.

 

Глава 20

В Рождественский пост оживляется и умножается вера.

 Для верующего человека пост – неотъемлемая часть церковной жизни, важная составляющая его духовного делания.

Отказываясь от пищи, мы на самом деле от самого легкого отказываемся. Это проще всего. Пищей удовлетворяется телесная нужда, которая есть реально, потому что тело надо питать.

Но помимо телесной нужды еще требует удовлетворения наше самолюбие. Оно свое осуществление находит как в теле, так и в нашей душе, и в нашем духе. Дух самолюбивый осуществляется в нашем собственном духе, получается, осуществляется сам в себе. Если он сам для себя достаточен, зачем ему еще кто-то? И тогда он не нуждается в Боге. Тогда мы вопрошаем, а зачем Бог? Вообще, кто такой Бог? И особой потребности в Нем не видим.

 

Через пост мы приходим в новую меру единения с Богом.

Но если я все-таки слышу, чувствую, что Бог есть, то это, в действительности, чувство моей веры. При том, что я очень самолюбив, и поэтому достаточный в себе по духу, но все равно добродетель веры, которая есть во мне, как некое сокровенное чувство Бога, говорит мне или через нее я слышу, что Бог есть.

А если Бог есть, то тогда, в зависимости от глубины веры, я могу просить у Него то, другое, третье, если я уверен, что Бог это может дать. Если я не чувствую, что Бог это может дать, зачем я буду Его просить? Так же как, если я знаю, что чиновник это мне может обеспечить, я пойду к нему просить. А если этого чиновник не может обеспечить? Я же пойду просить не чиновника, а министра. Но до министра не доберешься, тогда я все-таки пойду просить Бога: «Господи, Ты сильнее министра и сильнее всех тех, которые министров ставят, помоги мне».

Вера простирается, во-первых, в обеспечение моих нужд, во-вторых, в ту меру, в какую я предполагаю, что Бог это может мне дать.

Очень много людей, особенно предприимчивых, которые в делах своих вовсе помощи Бога не просят, потому что они вполне уверены в своей предприимчивости, уверены, что это верно – «Богу молись, а сам не плошись» .

Ну и во многих наших обхождениях друг с другом мы вовсе Бога не просим. Вот, например, чтобы управиться с мужем, зачем мне Бога просить? Я на него только цыкну, он тут же все сделает. Чтобы управиться с ребенком, тем более, зачем мне Бога просить? Я ему сказала, топнула ногой или ласковое слово сказала, или же пряник подарила, глядишь, он все сделал. Но если и при этом не сделает, то уж найду какую-нибудь на него управу.

Но только тогда, когда мать не может найти никакой управы, когда ребенка в 15-16, а то и 20 лет понесло так, что никто уже остановить не может, вот тогда мать, перепробовав все, обращается к Богу: «Господи, может быть, теперь Ты управишь». Решила пойти к батюшке, он помолится, и глядишь, чего-нибудь исправится. А батюшка говорит: «Ты сама помолись, может быть, что-то будет». И вот она начинает молиться, действительно, постепенно он остановился, что-то с ним произошло. Вот с этих пор она удостоверилась, что в трудных обстоятельствах, связанных с ее ребенком, Бог всегда поможет.

Собственно говоря, вера в этих пределах только и существует. А все остальные обстоятельства мы исполняем уже сами. Т.е. по самолюбию я вполне достаточен, тем более, что-то знаю, что-то умею, за плечами живой опыт, да еще разные знакомства, разные обстоятельства, мне сопутствующие. Войны нет, время мирное, благоприятное во всех отношениях. И получается, что самолюбие верою пользуется в своих нуждах. И то, тогда, когда до предела дошло, когда на себя уже не может уповать.

Но ведь в действительности человек сотворен без самолюбия. Он сотворен в чувстве единства с Богом. Вот это чувство единения с Богом, оно есть исконное, глубинное, внутреннее чувство человека, которое и осуществляется в вере. А «С верой нигде не пропадешь».  Если ему начать осуществляться в полноте, то тогда вера развивается в такую меру, что человек говорит пучку сена: «Господи, сотвори это сено в золото. И да будет так, для нужд бедного, который просит у меня денег, а у меня денег нет». И действительно, сено превращается в золото, которое он подает нуждающемуся. А тому как раз столько и надо, чтобы расплатиться с долгами, иначе он готов был уже на себя руки наложить.

Или же мать принесла уже умершего мальчика. Умер, пока несла его: «Господи, чем я ему могу помочь? Ты только помоги». Это внутреннее чувство единства с Богом, при котором можно обратиться к Богу с уверенностью, что если попрошу его, то Господь сделает. Ведь мы даже друг друга не обо всем можем попросить, только в ком-то мы уверены, что он для меня это точно сделает. Вот когда человек приходит в такие отношения с Богом по чувству единства, а значит в некоторой уже иной большей степени веры, чем та, которая есть сейчас, то, действительно, Господь исполняет человеческое желание, если я попрошу: «Господи, пусть он будет здоров, она же его несла живым, но не донесла. По дороге ребенок умер. Господи, восстанови, верни его жизнь». И к нему возвращается жизнь. Такие случаи были у святых. Это я привожу случай, произошедший у одного мужчины, принесшего своего сына к преподобному Сергию Радонежскому. По дороге он умер, а Сергий Радонежский вернул жизнь этому мальчику и отдал отцу живого и здорового, избавившегося от болезни. Вот что дает восстановление в нас того исконного единения с Богом, которое присуще каждому человеку.

Но оказывается, этому единению с Богом мешает единение с самим собою. Единение с самим собою – это и есть наше самолюбие. Если я сам с собою един, то зачем мне Бог? Вообще, зачем мне кто-либо?

Время поста – это восстановление нашего единения с Богом, чтобы в празднике Рождества Христова мы бы это единение пережили уже окончательно, но в какую-то новую меру. Больше, чем в прошлом году. А на следующий год больше, чем в этом году, и так из года в год.

Но чтобы это единение восстанавливалось, надо отказываться от того, что его запрещает. Значит, надо отворачиваться от себя и поворачиваться к Богу. А где я к себе повернут? Там, где я осуществляюсь без Бога.

 

Пост – усечение самоосуществления.

Оказывается, мое осуществление или же мое самоутверждение сначала происходит через тело, вторая мера – через душу, а третья – через, собственно себя, через мой дух.

Если отлагать себя от телесного, то это значит, отложить все то, в чем я себя чувствую живым через тело. Поэтому, если внимательно вслушаться в себя, то окажется, что когда мы поедаем любимое блюдо, то мы в этом чувствуем себя живыми: чувство сладости, чувство радости, чувство, в конечном итоге, жизни. Тогда как доставить человеку радость жизни? Просто узнай, какое его любимое блюдо и принеси это любимое блюдо. И все, человек про все забыл, сел за блюдо и жил 15 минут так, как не жил весь день. То же самое с вещами. – «Я тебе подарю очень красивую вещь, ту про которую ты мечтала».

– Неужели?

– Вот, смотри. А ну-ка надень, попробуй.

– Какая же я счастливая, я прямо ожила теперь!

Получается, что вот это самоосуществление через вещь, через еду, через деньги – это часть нашей жизни. А если в этом происходит самоосуществление, если мне принесли мое любимое блюдо, и я его уже ем, зачем мне Бог? Если вещь, которую я искала и нашла, зачем мне Бог? Она же у меня уже есть, я уже ей радуюсь и ей живу.

Но если это все-таки самоосуществление, то отсечение этого от себя открывает в этой части меня возможность для Бога, когда часть моей личности освободится от этого блюда, от этой вещи, от этой суммы денег. Я согласен жить на те деньги, какие Господь даст мне обстоятельствами. Обстоятельства же складываются так, что у тебя с деньгами из месяца в месяц, или из года в год все хуже и хуже. Зарплата может быть, та же самая, а инфляция так быстро и стремительно идет, что твои деньги вообще уже ничего не стоят. И при этом нет возможности сменить работу, нет возможности истребовать новые деньги, негде их взять. Это Господь так учит, и ты научаешься довольствоваться тем, что Бог тебе дает. Но ведь это значит, что надо внутренне принять, что та сумма денег, которая мне сейчас дается – это желание Бога. Есть мое желание – получать денег побольше, а есть желание Бога, чтобы деньги остались такие, какие есть. Потому что «Бог лучше знает, что дать, чего не дать».  Вот из этих двух желаний чье желание для меня дороже? А того, кто для меня дороже. Если я для себя сам дороже, то, конечно, мои желания и дороги мне: «Господи, ну что Ты мне даешь непотребное мне?». А если мне Бог дороже, чем я сам? То чего не сделаешь для дорогого человека? Тем более, чего не сделаешь для любимого тобой Бога?! Его желание я с радостью исполню! И не о чем больше мне мечтать, жалеть и искать.

Надо прийти в такое довольство обстоятельствами, которые дает Бог, а Бог нас как раз отлагает от нашего самолюбия именно обстоятельствами нашей жизни. И чтобы эти обстоятельства перестали быть для нас трагическими, а любое обстоятельство мы бы принимали как то, что идет от Бога, мною любимого Бога, и поэтому я это желание принимаю и в нем живу, в этом обстоятельстве. Чтобы вот к такой мере прийти, ведь это же надо где-то в чем-то упражняться.

Так вот, пост – это и есть время и обстоятельство, когда мы это упражнение специально исполняем. Задолго до того, как придут какие-нибудь чрезвычайные сугубые желания Бога. Откуда ты знаешь, может быть через год придет такое желание Бога именно относительно тебя, чтобы ты потеряла дом, квартиру, вообще жилье. Много же людей через это прошли сейчас. Особенно беженцы. Все они были в тех же условиях, как многие из нас: квартира, может быть, даже 3-х комнатная, прекрасная работа, и потом вдруг все потеряли, побросали, едва спаслись. Где гарантия, что у тебя этого не произойдет? Как все тяготы пережить, не скорбя и не удручаясь? Только одним образом – слыша во всем этом желание Бога. Как же тогда к этому подготовиться? А вот днями поста и подготовься.

Желаний наших три степени. Одна степень – это телесные, другая степень – душевные. И третья степень – духовные. Душевные желания – это когда я хочу, чтобы ко мне хорошо относились, чтобы обо мне имели хорошее мнение, ну и чтобы близкие были для меня полезными. Духовные направляют меня к общению с Богом, к Богоугождению и Богоуподоблению.

Люди, которые нас окружают, составляют четыре круга. Первый круг – это мои близкие, которые нравятся мне, и я ими дорожу. Второй круг – это те, которые ко мне хорошо относятся, и я отвечаю им тем же. Третий круг – все, которые имеют обо мне хорошее мнение, и поэтому мне приятны и удерживаются в моем круге общения. А четвертый круг – те, которые для меня все равно, что мебель. У меня с ними никаких отношений, нужды особой в них нет, и поэтому среди этого четвертого круга людей можно выделить еще три группы людей.

Они все как мебель для меня, но часть из них, первая группа – ниже меня то ли возрастом, то ли положением, то ли характером слабее, то ли физически, и отсюда у меня существует к ним небрежение, гнушение, презрение и всякого рода активные или пассивные отвержения и отложения. Я все время по поводу них высказываю всякие ироничные шутки, замечания, в общем для меня они нечто низшее и падшее по сравнению со мной.

Вторая группа людей – это те, которые ровня мне по возрасту либо по социальному положению, либо по свойствам и качествам, либо по силе. К таким людям я равнодушен.

И наконец, есть люди в этой же четвертой группе, которые положением своим поставлены выше меня: они старше меня либо по возрасту, либо по статусу, и при этом они еще могут быть моими прямыми начальниками. По жизни они для меня мало что значат, но на работе я вынужден им подчиняться и как-нибудь угождать. Но на самом деле, как только я выхожу с работы, я, во-первых, сразу забываю про них, а во-вторых, могу, если что-либо нехорошее от них получу, крепко по ним пройтись и в-третьих, я вообще их ни во что не ставлю. Хотя они для меня и начальники.

Через первые три круга людей происходит мое душевное самоосуществление. Я осуществляюсь через их наличие. Поэтому они для меня дороги. Если я вдруг кого-то из них теряю, то я сильно переживаю по этому поводу.

Еще к душевному самоосуществлению относятся мои любимые дела, занятия и увлечения: музыка, рукоделие, пение, стихосложение, чтение, любимые зрелища и прочее.

Итак, в плане телесного самоосуществления мы с вами пост уже начали. Отложили все-таки приятное для нас мясо, приятные для нас молочное и яйца. И частично произошло усечение самоосуществления.

При этом, наверное, пережили какие-то моменты искушения. Прямо вот тянуло и сосало. Но в телесном самоосуществлении еще есть вещи и деньги. Если правильно пост вести, то пост – это собственно говоря, самоотвержение. Отвержение своей самости. А значит, самоосуществления. И тогда получается, что отложив только пищу, мы сделали самую малость самоотвержения.

Есть еще возможность днями поста раздать какое-то количество вещей. И какую-то часть средств, которую я могу пустить на дела благотворительности.

Конечно, при таком отказе от самоосуществления потом вероятны возникающее тщеславие, самогоржение. Тщеславие – это перед людьми, что все не такие, а я такой. Или же самогоржение, когда начинает возникать какое-то довольство собою. Этого не минуешь. Но в исполнении поста даже сам отказ от пищи тоже несет такие же последствия. Есть один момент, когда я все-таки заставляю себя, упражняю себя в этом, и даже сам отказ от пищи, и то он потребовал от меня каких-то усилий, ведь какие-то переживания были связаны с этим.

А если вы еще будете отказываться от вещей и от денег, то нужно хотя бы принести десятину и отдать ее в общину. Десятина – это десятая часть твоей зарплаты. Остальное время ты этого не делаешь. Но решила, что постом уж точно десятину будешь отдавать. Я знаю по опыту многих людей, что впервые начать эту десятину отдавать очень сложно. Решение-то принимается по вдохновению, но когда ты в руках держишь свою зарплату, а она у тебя по полочкам вся рассчитана, и вдруг 10-ю часть взять и отдать – дело непростое. В общем-то, переживаний бывает немало.

Но эти переживания надо обязательно пройти ради того, чтобы эту меру отрыва от себя начать осуществлять. А вот насколько это может быть естественно для тебя? Т.е. чтобы оно не вызывало ни горжения, ни тщеславия, а стало бы твоим естеством, тем, без чего ты не можешь развивать в себе добродетель воздержания, когда ты не можешь не отдать, не можешь не поститься.

Но тогда для этого тебе надо переступить через то, что на пути возникает – гордость и тщеславие. Это уже вторая часть душевного труда. Первая часть – просто отвергнуться. А вторая часть, чтобы отвергнуться в самоосуществлении по духу, потому что, когда я горжусь собою, то это самоосуществление в духе. Это восстает мое самолюбие в духе. И поэтому оно дальше готово еще и еще поститься, отвергаться, лишь бы внутри продолжать чувствовать себя примерным христианином.

Но совести открыто, что удерживать себя в самоудовлетворении телесного – грех. И удерживать себя в самоудовлетворении духа, т.е. в горжении, тоже грех. И при этом грех второй более тяжелый, чем первый. Совесть удостоверяет тебя в этом. И по мере того, как ты отлагаешься от телесного и при этом продолжаешь испытывать горжение и довольство собою, совесть твоя начнет скорбь свою перемещать от первого ко второму. Ты будешь более скорбеть от того, что ты гордишься, или же более скорбеть от того, что ты перед другими тщеславишься.

 Приемли сокрушения в пост.

Надо будет, помимо самоотвержения по телесному, ввести в пост самоотвержение по духу. А чтобы это сделать, надо гордость свою привести во смирение. Или сокрушить ее. Иногда ради этого некоторые обращаются к Богу, потому что сами не могут ее сокрушить и просят: «Господи, пошли мне смирение». И тогда Господь, если услышит эту твою молитву, то создаст такие обстоятельства, которые сокрушат тебя так, что ты ничего не сможешь сделать. «Господь богатит и высит, убожит и смиряет».  Ты перед всеми так вляпаешься в грязь, что не будешь знать, как теперь отмыться перед людьми. Либо то, в чем ты особенно хотел состояться, вдруг рухнет, и ты в этом не состоишься. Одно дело – не состоишься перед людьми – это сокрушение твоего тщеславия, а другое – не состоишься еще перед самим собою. Это уже полное сокрушение твоей гордости.

Чаще всего такие сокрушения Господь дает через материнство. Уверенная в себе мать воспитывала, воспитывала, и в конечном итоге воспитала такое дитя, с которым управиться не может. И однажды дитя вытворит такое, после чего мать уже не сможет ни есть, ни спать, ни сидеть, ни стоять. Потому что все материнское ее достоинство, материнское довольство собою, родившей его такого, потом вырастившей и воспитавшей, вдруг терпит полное сокрушение. Ничего, оказывается, она не воспитала, все прямо наоборот. Он тебе выдал такое, что ты воочию видишь, что никаких результатов нет.

Если ты действительно знаешь пост как самоотвержение, то это сокрушение ты примешь: «Господи, сейчас я совершенно беспомощна и вообще, оказывается, никчемная. Я согласна, что я такой всегда была, даже по отношению к моему ребенку». Вот если это в себе переживет мать, то она искренне сокрушилась. Она осуществила действие поста, но произошедшее в то время, когда Господь этого захотел. Это событие с ребенком могло произойти между постами. Но для того, чтобы то событие пережить нормально и правильно, надо заранее сокрушиться, и не требовать, чтобы Бог обстоятельствами специальными еще сокрушил бы тебя. И не надо твоим детям в такие грехи впадать, которые бы тебя совсем сокрушили. Лучше ты сама сокрушись, раньше этого.

И вот тогда начинается постовое сокрушение. А в чем оно будет выражаться? – В чем я себя чувствую довольной собою, в том надо скромно умериться. Ты чувствуешь себя очень довольной собой, своими способностями, например. Тогда вот это обстоятельство, где ты получаешь довольство собою, умерь его, сделай его скромным. И вообще от него откажись, не проявляй постом этих своих способностей. Вообще сделайся совершенно скромненькою. А окружающие сразу это заметят, они начнут спрашивать: «Да что с тобой?». Хотя ничего с тобой не произошло, ты осталась прежней. Но делаешь так ради того, чтобы отложиться от этого обстоятельства.

Таких обстоятельств на самом деле оказывается много: кто-то очень любит себя, когда он начальник; кто-то, когда она кокетничает, кто-то, когда она рассказывает какие-то премилейшие истории, кто-то любит вспомнить вчерашний день, как он у него успешно прошел.

Каких-то моментов довольства собой очень много у каждого человека. Ты возьми, выпиши их себе на листочек, перебери внутренне в уме все эти моменты собственного довольства и от половины из них возьми и откажись. А в половине из них умерься. Может быть это очень трудно, но тогда хотя бы одну треть вообще убери из своего обихода на время поста.

Если ты любишь тщеславиться, красоваться перед людьми, вспомни, по каким таким поводам восклицания окружающих людей тебе особенно милы и дороги, доставляют тебе особое наслаждение, когда у тебя сердце прямо тает. Это может быть от комплиментов. А кто-то любит, когда по работе отметят, кто-то – по кулинарии, кто-то – по одежде. Что-то такое именно, чтобы люди лестно отзывались о твоих достоинствах. Ты любишь, когда делают тебе комплименты за твою красивость, – сделайся совершенно незаметной серой птичкой, ну совершенно серой. И тогда ты точно увидишь, что люди, которые хотели бы тебе очередной комплимент по привычке отпустить, они удивятся: «Что это с тобой случилось сегодня?» А ты просто скажешь: «Ничего, пост». И все. «Какой пост? Она совсем свихнулась», – услышите вы сзади. А вам это только и надо. Вот вместо комплимента вы получили сокрушение: «Совсем свихнулась».

Конечно, это очень трудно, очень испытующе, но тем не менее, христианские женщины именно так и поступают. Мало того, еще бывают случаи, когда и сугубо благословляются. Одна сестра, помнится, пришла к такому состоянию, когда не хочет больше краситься совсем. Но этого совершенно не мог терпеть муж. Такие у них скандалы были: он прямо не выпускал ее из дома, пока она не подкрасится. Борьба шла в течение половины поста: она, не смотря ни на что, не красилась. Но так как эти скандалы дошли до такой категоричности, что муж даже дрался, и она зареванная приходила на работу, то она однажды, решившись, пришла к духовнику и спрашивает: «Батюшка, что же мне все-таки делать?» Духовник ей благословил: «То, чего просит муж, сделай в 3-4-х кратном размере». Она, будучи послушным чадом, взяла и именно так сделала. И когда она вышла из своей комнаты, муж ахнул: «Ты что, с ума сошла?» – «А что, миленький, я же хочу делать все то, что ты хочешь. Как я сегодня, правда, хороша?», – и пошла в таком виде на улицу. Он ее догнал где-то на улице, вернул назад со словами: «Приведи себя в порядок!». Она продолжила кокетничать, все равно на своем настояла и ушла в таком виде. Так она ходила неделю. В конце концов муж начал устраивать скандалы теперь по поводу ее макияжа. Тогда она хорошенько умылась и больше уже ни муж не роптал, ни она не красилась.

Это была внутренняя борьба сначала со своим тщеславием, а потом с тщеславием мужа, потому что он всегда гордился своей женой перед людьми. А тут вдруг она его позорит. В итоге днями поста они пришли в единство, т.е. после этого с мужем произошло то, что он смирился, и это смирение стало для него моментом серьезной подвижки к Богу. А «Бог любит смирение».

 Пост касается, прежде всего, области духа.

Осуществляется пост и в области духа, собственного самолюбия. Там же, где мы отвергаемся самоосуществления в душевном плане, то это касается массы различных душевных занятий, нам доставляющих удовольствие: музыка, рукоделие, художественные книги, зрелища – в общем, доставляющего нам сладость. Если мы это отвергаем, то приходится пережить серьезный момент отложения навыка, привычки и вообще чувства привычной жизни, ведь когда я прихожу каждый день домой, включаю телевизор – это часть моей жизни. И вдруг я теперь отказал себе в этой жизни.

Есть еще целый ряд разных общений, которые, в общем-то, не нужны: приятно поболтать, посудачить, непременно какие-нибудь пикантные подробности рассказать или же послушать о том, другом, третьем, особенно про каких-либо известных людей, или знаменитостей. Попробуйте днями поста вообще закрыть для этого уши, избегать той компании, в которой это всегда происходит. Или же сразу переводите разговор на другую тему. Хотя вся компания будет активно противиться, а вы все равно переводите разговор на другое. Это тоже отвержение от самоосуществления душевного.

В итоге действительно получается, что пост – это восстановление, самоотвержение по всем трем личностным глубинам и в результате непременное восстановление своих отношений с Богом. А это значит оживление своей веры. Это значит жить не только той верой, которая говорит, что Бог есть, и через которую я получаю что-либо от Бога, но и еще жить той верой, в которой я начинаю становиться угодным для Бога. Не от Бога себе приятность получать, а себя приятным Богу совершать.

Поэтому пост Рождественский – это восстановление веры. Если пост Великий – это покаяние и глубокое, категорическое самоотвержение для того, чтобы в Пасху воскреснуть вместе с Господом, то днями Рождественского поста мы глубже обретаемся, умножаемся в вере, для того, чтобы возродиться в вере в Рождество и обновиться в вере в Крещение Господне 19 января. А уже будучи возрожденными и обновленными в вере днями Великого поста, которые последуют дальше, прийти к Пасхе, к Воскресению и воскреснуть, обожиться, сделаться богоугодным, богоподобным человеком и в конечном итоге – человекобогом. Правда, окончательно человекобогом мы станем уже в раю, но приблизиться к этому, пережить это в какой-то мере должны здесь на земле.

Когда мы при эмоциональном всплеске говорим: «Господи, помилуй!», то при этом происходит словесное выражение нашей экзальтации. Никаких отношений при этом с Богом не возникает. Но ведь при этом я произношу Имя Господа.

Среди святых явлений в Церкви есть иконы, святая просфора, святой крест, есть крестное знамение как освящающее нас действие.

И среди всех святынь Имя Божие сугубо свято. Мы можем этого не чувствовать, но когда мы его вспоминаем где надо и где не надо, то мы, фактически, попираем эту святость Имени Христова. Поэтому грех этот серьезен. Тем более, что если мы будем слышать святость Имени Христова – это же слышать благоговение. Благоговение – это и есть чувство святости. Чем более ты слышишь святость чего-либо, тем более ты благоговеешь перед этим. Если ты будешь благоговеть перед Именем Господним, то тогда Именем Господним ты будешь творить чудеса. Потому что через твое благоговение, благодать Божия, сила Божия вливается, входит в тебя при произнесении тобой Имени Христова. Именем Христовым низводили дождь в засуху. Именем Христовым запрещали дожди, когда шли ливни. Именем Христовым подвижники святые исцеляли. Именем Христовым святые даже воскрешали умерших. Но чтобы эта сила явилась через тебя, тебе надо благоговеть перед Ним, потому что благоговением ты открываешься навстречу святости.

 Все дела греховные и излишние отлагаются.

Какие же дела можно делать во время поста, а какие надо отложить? Отлагаются все греховные дела, т.е. все то, что не является жизненно необходимым. По природе твоей нет нужды в этом, но это доставляет тебе удовольствие и услаждение сверх твоей природы. Поэтому дозволительно во время поста есть, но в меру, которую требует твоя природа, твой характер работы. Если ты физически работаешь, конечно, ты будешь больше есть, чем работающий в кабинете. Соответственно, остаются днями поста все труды, обслуживающие жизнь. Тот минимум жизни, который тебе нужен, он должен быть обслужен. Еда должна быть приготовлена, комната должна быть убрана.

Дела, приносящие тебе прибыток, обеспечение твоей жизни, тоже должны исполняться, значит, твоя работа тоже должна делаться, твое ремесло должно быть исполняемо.

При этом может ли само ремесло развиваться днями поста? Могут ли совершаться удачные какие-то повороты дела или же удачные сделки? Почему бы нет? Другое дело, что мера здесь должна быть не в самом деле, а в твоем сердце. Если сердце твое взвилось в восторге от удачной сделки, и ты в этом восторге забыл про Бога, значит, твоя сделка пошла во грех. Снаружи нет греха, потому что просто дело произошло. Но на сердце твоем произошел грех. Ты настолько переживал этот восторг, что даже забыл про утреннее или вечернее правило или же забыл в субботу про богослужение, или вообще забыл, что, оказывается, пост идет.

Любые переживания сердца, которые затмевают Бога днями поста, являются грехом. Или же это могло быть так, что ты ринулся в какое-то дело, и в результате получил провал, что привело тебя в такое удручение, что ты не только про Бога забыл, но и про ближних забыл и про себя вообще забыл. Теперь тебе совсем ничего не надо. Значит, ты повел дела в какую-то другую сторону, пошел туда, где явно тебя ждало сильное искушение. Искушение в области дела – это переносимо. Дело завалилось – это не суть страшно. Все равно все дела должны сгореть, ничего не останется после твоей смерти. И ничего ты с собой туда не заберешь, какие бы удачи у тебя не были. Поэтому неудачи не  страшны. Но то, что через это удручилось твое сердце и помрачилось настолько, что ты даже забыл о Боге, и о ближних, и о себе самом, то это, конечно, уже тяжкий грех.

Соответственно, благоразумный человек старается очень аккуратно вести дела во время поста. Тем более, что днями поста враг постоянно обхаживает людей и старается так нас подтолкнуть и научить, чтобы мы в итоге все-таки ринулись в какое-нибудь предприятие, которое явно связано будет либо с экзальтированной радостью, либо, наоборот, с удручением. «Бог дает денежку, а враг дырочку, и пойдет Божья денежка в дырочку».  Надо в дни поста держаться надежных дел и не бросаться ни вправо, ни влево. Но уровень, который ты к началу поста взял, ты его держи.

 Отложись и духа превосходства

Если сам ход событий позволяет тебе исполнить и осуществить что-либо, то прими это как благословение Божие и иди за этим ходом событий. Но имей благодарность Богу, потому что этот ход событий ты принимаешь от Бога, а не сам в этом что-либо делаешь. Само дело в гору вдруг повел Господь. «Не конь везет, Бог несет».  Ты только осуществляешь необходимые от тебя операции, вот и все. Ведь без них, конечно же, что-то не произойдет. Тогда у тебя по отношению к Нему будет чувство благодарности вместо экзальтации. Вместо забывчивости о Боге от того, что ты, как Пушкин Александр Сергеевич, по воспоминаниям его современников, когда написал «Евгения Онегина», поставив последнюю точку, прыгал по комнате, бил себя по ляжкам и кричал: «Ай, да Пушкин!...» Как?! А Бог что же? Разве не Господь благословил написать такой роман, которым зачитывалась вся культурная Россия? Это могло произойти обязательно с Божьей помощью. А где же благодарность Богу? В результате его радость получилась во грех.

А что касается Льва Николаевича Толстого то, во-первых, надо ясно разуметь, что Лев Николаевич прошел разные периоды в своей жизни. И тем, кого отвергла Церковь, он не сразу стал. Сначала он был естественным христианином, причем очень искренним, очень живым и преданным Христу. Ну и поэтому, конечно, его ранние произведения не несут в себе того духовного извращения, которое потом вдруг в него вошло и он начал его осуществлять.

Благодаря своей нравственной одаренности, – помимо литературного таланта, у него была еще очень глубокая нравственная одаренность, – он имел ясное различение добра и зла. Постепенно именно нравственности он придал столь большое значение, что ею стал освящать и всю церковную жизнь.

Но церковная жизнь освящается не нравственностью, а Духом Божиим, и для этого надо иметь отношения с Духом Божиим. А если ты начинаешь освящать все нравственностью, т.е. хорошими делами, добрыми качествами и добродетелями, которые обретаются у тебя, тогда тебе надо будет это все в себе собирать.

И возникает вопрос: кто это будет все в тебе нарабатывать? Ты сам? Если ты поставишь первенство нравственного перед духовным, перед Духом Божиим, то это первенство будет осуществлять и развивать в тебе дух самолюбия. И в конечном итоге, дух превосходства. Человек тогда начинает себя чувствовать все более и более нравственным, постепенно даже учителем нравственности, и, наконец, проводником этой нравственности. А если он так сам себя чувствует, то дух его приходит в собственное превосходство.

И Л.Н. Толстой пришел в такое превосходство, что сказал о четырех Евангелиях, которые до нас дошли, что они неправильные: «Правильное Евангелие я вам напишу». И написал. Есть пятое «евангелие» от Льва Николаевича Толстого, в его многотомном собрании сочинений, том 23-й. Все остальные Евангелия были им отменены, а это «евангелие» окончательное, Львом Николаевичем написанное. Он использует, конечно, какие-то факты из предыдущих Евангелий, но все-таки там много чего от него добавлено. И самое главное, что он, фактически, объявляет о том, что святость достигается одними только добродетелями. Поэтому трудись над добродетелями, трудись над началом нравственного, доброго в себе и ты будешь свят.

Церковь же совершенно противоположное заявляет: если ты будешь только трудиться над добродетелями, то твои добродетели запретят тебе встретиться с Богом, потому что ты будешь доволен своими добродетелями. Их в тебе будет так много, что больше чего еще желать? Добродетели стали целью твоей жизни, они есть причина себя довольства. Они реально у тебя обретены, ты так хорошо трудился над ними, ты так хорошо все делал.

Кто делал эти добродетели? Ты. От кого все это? От тебя. От какого духа? От Духа самолюбия. И в итоге, когда ты обрелся в этих добродетелях, то действительно стал в обхождении с людьми ну просто идеальный человек. Но при этом ты живешь духом превосходства. А дух превосходства – это прямо противоположное Духу Божьему, потому что Дух Божий – это Дух смирения, Дух кротости и поэтому Дух любви. И любви не к себе, а любви к ближнему, к Богу. А если у тебя, прежде всего, дух превосходства, то у тебя любовь обращена к самому себе.

С Толстым Л.Н. произошла, к сожалению, такая катастрофа. С юности, будучи чрезвычайно талантливым, он начал получать подтверждение своего таланта в славе. И эта слава его сгубила. Настолько он в себе уверился, что в итоге просто отклонил Церковь как источник добра, и начал ее критиковать, начал находить в ней массу всяких несовершенств, неустройств и даже недостойного.

Но это естественно. Как же? Церковь по-человечески очень даже не устроена. Но как она может быть устроена, когда ее созидают человеки, они же сами по себе неустроены?!

Но суть-то Церкви не в том, что ее делают человеки, а в том, что Церковь мистически созидает Сам Господь. Это действие Духа Святого. Эта мистическая Церковь, Духом Святым совершаемая, она совершенная. При том, что люди, конечно, не совершенны, но «На человеческую глупость, есть Божья премудрость».

Ну, а для Л. Толстого явление Святого Духа было отложено, потому что вместо Него действует собственный дух. И все измеряется только лишь нравственным человеческим началом. Получается, что он, тщательно работавший над нравственностью своей, когда глядел с высоты своей нравственности на окружающих священников, епископов и верующих людей, то обнаружил, что все люди-то несовершенные. И на этом основании объявлял, что и Церковь вся несовершенна.

Ну а что еще можно было ожидать?! Если так на людей смотреть, только и можно было увидеть несовершенство. Поэтому вот такое неправильное отношение родилось у него по причине противного духа. Ну, а когда дух этот окончательно утвердился, то, в результате, Толстой окончательно объявил себя носителем правды. А когда он еще и опубликовал свое «евангелие», то масса людей, которые были не верующими, а больше философски ориентированными людьми, конечно, к добру ориентированными людьми, они это прочитали и пришли в восторг от такого философского труда Толстого. Тут он окончательно утвердился в мысли, что написал то, что как раз требовалось написать. И он есть тот, кого ждала история.

После этого, конечно же, катастрофа завершилась, точка была поставлена, и окончательно произошла продажа его души дьяволу. Ну и тогда ответом Церкви могло быть только одно – анафема.

Господь еще и подтвердил эту анафему со Своей стороны.

Толстой не собирался скоро умирать, он хотел еще долго и плодотворно жить, но в последний год жизни его стали посещать какие-то совершенно непредсказуемые и неуправляемые им состояния суеты, он не находил места себе, начинал менять места проживания, менять привычные действия, менять круг общения. Но ничто не помогало.

В одном из таких метаний он вдруг бросил все, уехал из дома впопыхах, несобранный, подхватив только кого-то из своих близких слуг. По дороге он вдруг простужается, сильно заболевает, и его высаживают на одной из станций. Уже в горячке высокой температуры он приходит в себя. Но какая-то, очевидно, личная тревога, скорбь за себя его вдруг охватывает. И он попросил привести священника. А при нем были два врача, которые его наблюдали, и слуга. Служка-то кинулся, конечно же, исполнять волю своего господина: срочно отправили телеграмму в Оптину Пустынь. В Оптиной был совет старцев, которые все-таки согласились с его просьбой: если человек просит покаяния, то нельзя отказать ему. Был отправлен иеромонах к Толстому. И что вы думаете? Встали два врача на пороге и не пустили его. Пока они его отвергали, полчаса шла беседа, а в это время Толстой испустил дух. Господь Промыслом Своим не допустил совершиться покаянию. Потому что, видимо, в глубине его духа все равно уже произошло предательство, подступили к нему темные силы, и Господь до конца попустил этим темным силам. Это было, видимо, только душевное метание. Та же самая нравственная, но не духовная скорбь.

Конечно, возникает естественный вопрос, как же относится к его произведениям? Ясно, что тут есть три стороны оценки. Одна – это бесспорный величайший художественный талант, вторая – налицо нравственная и историческая правдивость отображения событий. И третья, духовная компонента, – это дух, каким это произведение дышит.

Так вот, если мы возьмем последнюю сторону, то, фактически, все произведения Толстого после 30-летнего возраста дышат духом превосходства. Этого можно не услышать, но если вы кроткие и смиренные и из этого духа начнете читать толстовские произведения, то вдруг услышите невозможность дальнейшего чтения, т.е. вы начинаете наполняться чем-то не сродным вашему духу. Хотя по литературным достоинствам, по нравственной правде все очень точно, настолько, что лучше не скажешь. Но при этом превосходство сквозит и дышит оттуда. Превосходство самого описания, личное превосходство многих героев, которые даже говорят превосходным образом. И тогда оказывается, что в его произведениях присутствует очень много человеческого. Но мало того, еще и гордынного.

А с другой стороны, если взять, например, его ранние произведения про детей, то они очень хороши. Они написаны мило и просто. Правда, есть написанные позже. В них уже есть момент научного превосходства. Особенно его произведения по физике, по химии для школьников. Это мысли человека уже, фактически, неверующего, хотя некоторые моменты просто поразительно талантливы.

Талант тебе дан, а вот для чего ты его используешь? Для того, чтобы чувствовать свое превосходство перед всеми? Или чтобы им, этим талантом послужить ближним твоим? И уже заботой о ближнем угодить Богу? Кому же ты угождаешь? Богу? Или только ближним своим? А может только себе угождаешь? Вот это уже зависит от того, в какую меру ты слышишь и приемлешь благодать, постишься ты или не постишься, т.е. отвергаешься самолюбия или нет? Самолюбия отвергаться – это же и есть отвергаться самодовольства через данные тебе таланты.

Да, конечно, суеты в жизни очень много. Сплошная суета. Поэтому-то Церковь и учинила этот порядок жизни, чтобы в году были периоды без суеты. Периоды остепенения и смирения. И этими периодами являются дни поста.

Поэтому, если мы сейчас начнем самоотвержение, то, например, в делах я предлагаю вам половину дел отложить. На время поста прекратить их совершать. Потому что они на самом деле не такой уж важности и не такой уж значимости. Все это происходит в доме, и мы в этой суете и дрязгах пребываем по наущению вражьему. Потому что есть еще бесы, невидимые силы, которые все время окружают нас и подзуживают сделать то одно, то другое, то третье. А когда человек молится, то при молитве бесы отходят.

А как быть в Новый год? Сидеть дома, есть капусту и молиться? Это все равно, что ты ребенку своему говоришь: «Я тебя люблю», начиная с 28 ноября, а потом 30, спохватившись, уточняешь: «Приготовься, с 31 на 1 я тебя любить не буду. И вообще ты лучше мне на глаза не попадайся. Мое сердце будет занято совсем другим, не тобою». А потом, когда 2-го числа это все отшумит, отыграется, ты поднимешься и скажешь: «Ребенок мой, где ты есть? Для тебя место освободилось в сердце моем». А ребенка уже нет, он сбежал, он уже пребывает как беспризорник.

Там, где сердце готово, жизнь обязательно происходит. И поэтому, если произошло, то именно потому, что было сердце готово. И происходит именно у тех, у кого готово. А у тех, у кого не готово, ничего не происходит. Господь-то Вседержитель, а значит все события жизни Богом определяются и содержатся в Его божественной власти. При этом, Господь, сотворив человека совершенно свободного, войти к человеку в сердце при его нежелании не может. Потому что Господь свободу каждого из нас блюдет как высшую для Себя меру.

Но, тем не менее, если человек все-таки отвергается Бога и живет без Него по каким-то сатанинским законам, то Господь, скорбя о таком его положении, промышляет о нем событиями. Но, эти события Он не будет расточать бесполезно. Он не будет устраивать ту же самую беседу для тех людей, которые вообще из нее ничего брать не собираются. Он как-нибудь так устроит, что эти люди уйдут, или что-то произойдет с ними.

Если Он что-то кладет от Себя, то ничего в расточение не кладет. А значит, если человек не способен воспринять, то Господь ничего и не положит.

Он еще и всеведущ и провидит все внутреннее, о чем мы с вами не подозреваем. «Бог ведает, кто как обедает».  Господь знает все до самой глубины нашего существа, на что мы способны и куда мы вообще двинемся, услышав или увидев то или иное. И поэтому, если Он Сам сказал нам: «Не мечите бисер перед свиньями», то уж Сам Он точно этого не сделает.

Ну и по этой простой причине, конечно же, кому-то события дались уверовать, а кому-то не дались. А теперь, когда дались, то как же, при длительном навыке новогоднего празднования отказаться от встречи Нового года? Дело-то не в том «как», а дело в том, что хочу ли я? Оказывается, если ты хочешь отказаться, то ты откажешься. И если ты очень хочешь быть именно в благочестивом хранении своей возрождающейся веры и в конечном итоге донести свою веру до Рождества Христова, до 7 января и ни разу в это время не повернуться вспять, тем более не впасть в новогодние оргии, то ты этого не сделаешь. Тем более, что Господь тебе всем Промыслом Своим помогает. Лишь бы ты хотел, и все.

Я помню себя, когда впервые начал вообще принимать мысль о том, что Новый год не надо праздновать. Мысль эту я уже принимал, а сердце-то еще не принимало. Сердце продолжало жить этими новогодними весельями и поэтому я, конечно же, на новогодний молебен ходил, потому что церковь ради помощи таким половинчатым людям устраивает новогодний молебен. Начинается он в 11 часов вечера и заканчивается около 12, так, что как раз, когда выходишь из храма, в этот момент бьют куранты, а ты из храма только выходишь или только прилагаешься к иконам, уходя. Ну и поэтому это все как бы мимо тебя оказывается.

Так и я, сходив на этот молебен, потом несся скорее к своим друзьям и там вдогонку праздновал. Но потом очень скорбел, очень переживал, что я все-таки попраздновал, и на следующий год уже зарекался, что не пойду никуда.

И действительно, придя домой, мы попраздновали дома, конечно не так шумно, но все равно попраздновали после молебна, сходив на него все втроем. Ну, а потом я решил, что так нельзя, так не годится, у меня же дети. Я педагог, воспитатель, правда в это время школьные каникулы, тогда я придумал, что заберу детей и уеду в деревню на каникулы. И мы 29 числа все уехали с детьми и были там в тиши, в деревенской школе, где телевизора нет, радио нет, ничего отвлекающего нет, над нами только звездное небо. Мы провели очень тихо весь этот день. Но тем не менее, я еще объявляться не мог, потому что тогда мое христианство было еще тайное. Мои школьники были совсем к этому не готовы. И поэтому мы провели этот день, гуляя по лесу, играя в снежки. Никаких, собственно, новогодних тем и музыки не было, и содержания новогоднего не было. Хотя детям это было несколько странно, они как-то пытались поздравлять друг дружку, но я не обращал на это внимание, и специального ничего не предпринимал. Для меня это было вообще чудо.

А потом, через сколько-то времени я решил, что устроить это с детьми невозможно. Я решил, что буду пробовать это на семинаре. Тогда я перешел из школы в лабораторию. Там проводили уже православный семидневный семинар для учителей и директоров школ. В пансионате, за пределами города. Ну и специально назначили один семинар как раз на время Нового года. Собирались 27 декабря, разъезжались 24 января. Часть помещений занимали мы, а другую часть светские люди, которые готовились к Новому году. Но приехавшие на семинар директора школ, учителя тоже захотели праздновать Новый год. А семинар уже назывался христианским. Это были как раз первые годы перестройки, и были просто нравственные семинары, а были специально христианские семинары. Вот на этот христианский семинар приехали частично воцерковляющиеся учителя и директора школ, а частично просто миряне. Первые три дня шла подготовка к Новому году такая, которая вводила нас в необходимость поста, и мы держали пост, и все, в конечном итоге, соглашались с этим. Отказаться совсем от новогодней трапезы было нельзя, надо было поужинать, а ужин решили все-таки сделать как у всех, потому что иначе часть приехавших сбежали бы в ресторан и там бы, наверное, праздновали.

И вот в нашем зале без пятнадцати двенадцать начался христианский ужин. А через стенку в соседнем зале слышен новогодний шум-гам. Контраст был резкий. Дверь открывается, а оттуда несутся смех, крики, визги, а здесь царит христианское содержание.

В такой ситуации надо идти по благословению. Если такой вопрос возникает, то такое вот благословение вам: ради хранения мира в семье будьте с домашними. Но при этом ради хранения поста для себя соблюдайте ту меру, какую вы сможете, не нарушая мира с ними, в то же время воздерживаясь. И от чего можете воздержаться, от того воздержитесь. Начиная с еды, пения, танцев и всего прочего. Т.е. во всем возьмите какую-то такую меру, которая с одной стороны будет вашим воздержанием, и это будет дань Христу, а с другой стороны будет вашим миром, и это будет дань вашим ближним. А уже по мере того, как в году вы будете с ними в мире, но с христианским содержанием, то они потихонечку подойдут к подобному воздержанию вместе с вами. Кто-то на этот год, кто-то еще через год. А там, глядишь, уже и вся семья будет едино.

Когда мы идем на мир с близкими, то надо это делать, не теряя Христа. А то ведь можно как Лев Толстой, он же тоже занимался сугубо миром. Более того, именно этот мир он и сделал своей абсолютной целью. И в итоге потерял Господа. Вот чтобы этого не произошло. А если все-таки держаться Господа, то держаться в какую-то постоянную меру не получится, либо ты начнешь катиться от Него, либо ты должен будешь возрастать в этом держании Господа.

Но удерживаться, чтобы катиться от Него, зачем тогда держаться? Поэтому надо держаться, чтобы возрастать.

 

Глава 21

Великий пост – глубокое покаяние и самоотвержение ради Воскресения.

 Корни единого русского народа в православии.

Это великая радость – быть человеком верующим. Еще большая радость, что в этом признак того, что ты имеешь в роду своем корень, что ты веточка на древе, которое, не смотря ни на что, сохранилось, потому что Россия – это, прежде всего, тысячелетнее православие русского народа. Многие владыки в последнее время высказывались о необходимости возрождения именно русского народа, его культуры и традиций. И в то же время они подчеркивают, что национализм не свойственен русскому народу. Это сейчас мы начали понимать вдруг, что надо русское возрождать. Но, в действительности, во всех поколениях большинство русских вообще не считали это необходимостью – обязательно обозначить, обязательно чувствовать себя русским.

В то же время любой народ: татары, казахи, узбеки и малые народы, в особенности, вымирающие народы, например, наш бурятский маленький народ, ну прямо так и стоят за свою национальность, твердо держат все свои национальные обычаи, традиции. Молодежь этих народов вся поднимается за это сейчас.

Главное сейчас для русских воспитать молодежь, которая за русское стоит. «Свое люби по старине, а добро перейми и на стороне».  Только начинает зарождаться такая молодежь. А вот в Казахстане, там прямо все подряд от мала до велика, все глубоко чтут казахские обычаи. Приезжай к нам в Бурятию, там все за обычаи свои держатся. Что это такое? А просто, оказывается, русский человек всегда был православным, 1000 лет он себя сознавал именно православным. Вот если ему скажешь против православия, тут русский народ поднимется.

Но ведь в православии национальности нет: что эллин, что другая какая-то нация, один народ Божий, и вот это усвоено, что мы один народ Божий и во Христе нет национальности как таковой. За православие мы стоим и уж так стояли, что никто одолеть не мог.

А что же другие народы? А у других народов не было такого религиозного основания. Религиозное у них было не растворяющее в себе национальное. Оно было при национальности. Видимо, такая неглубокость веры и неглубокость самой религии, и некоторая, может быть, даже человеческая причина религии. Не Бог же создал религию язычников. Язычникам религию дали бесы, мистические силы бесовские. Религия же, которую дал Бог – православие. И поэтому естественно, что религии других народов – это малая религиозность, малая сила, которая не может соперничать с национальными силами, с чувством себя по национальности, сохраняющим менталитет национальности. Мало того, он оказался тем, с помощью чего можно было выживать народу. Если в православии надо было выживать, стоя за Бога, за Христа, ну тогда сила национальности – это же сила человеческая, она совсем маленькая по сравнению с силой Бога. И держаться за нее не имело смысла.

А у других народов такой силы Бога не было и поэтому держаться было не за что, оставалось только держаться за свое национальное. По этой причине такое большое отличие у русских – это единственный народ в мире, который не держится за свою национальность. Даже православные греки, и то держатся. Хотя у греков национальное тоже не сильно выражено.

Ну и еще одно интересное наблюдение: слово «русский» – это прилагательное. А все остальные народы, называя свою национальность, пользуются именем существительным. Немец, англичанин, француз – это существительные. Тем самым они утверждают свою национальность. А русский человек, он не утверждает свою национальность и поэтому у него национальность – прилагательное. Если бы он начал утверждать свою национальность, он должен был бы сказать «я – русич». Но никто так не говорит, хотя до принятия православия именно так говорили. Пришла вера к русичам, и в исторических книгах мы читаем, что тогда люди называли себя русичами.  А после принятия православия они стали называть себя в лучшем случае просто «русские», обозначая некоторую национальную особенность, но сознавая себя именно православными.

Это говорит о том, что корень православия русского народа настолько глубок и настолько силен, что даже в поколениях, которые несколько десятилетий уже не православные и не церковные, корень этот продолжает работать в виде характера русских людей. Они до сих пор, хоть он и трижды безбожный и уже четвертое поколение от безбожных советских поколений, а все равно русский. И за это особо-то не стоят. Оскорби его по поводу его русского, он особенно не оскорбится. Попробуй еврея оскорби, во как поднимутся, попробуй какого-нибудь кавказца оскорби, эх как обозлится, заденется. Ну и поэтому, конечно, сколько бы ни уничтожали русский народ, тем не менее, именно благодаря тому, что корень вот такой глубокий, то и сегодняшнее поколение, сегодняшняя Россия все равно продолжает оставаться народом знаменательным в мире. Россия возрождается снова в великую державу, в военном смысле продолжая быть мощным сдерживающим фактором в мире, хотя еще два-три шага осталось, чтобы масонские планы исполнились. В плане нравственности молодежи враг много худого сделал. Сейчас настолько наша молодежь развращена, что подняться без религии из этого разврата будет трудно. Казалось бы, России уже почти нет. А тем не менее, не могут враги ее сделать этих последних шагов, чтобы низвести до положения своей колонии. Не могут, потому что в России продолжает оставаться русский народ, по корням русский, от которого всегда неизвестно, что ждать. Непредсказуемый народ. В своей речи в 45 году в закрытом заседании американского конгресса Даллес сказал, что это самый непокорный, самый непредсказуемый, неподвластный народ и, тем не менее, они его одолеют, ну и дальше развернул целую программу, как это произойдет.

Когда сейчас читаешь эти слова, то видишь, как шаг за шагом осуществлялась вся эта программа. И, тем не менее, это не осуществится до конца никогда. По пророчествам Россию невозможно будет одолеть. Она дождется антихриста, дождется второго пришествия Христа Спасителя, и Церковь, про которую Господь сказал, что ее врата адовы не одолеют – это именно про Россию. Т.е. везде и всюду Церковь будет одолена, а вот в России она не будет одолена. И Христа в России русские и нерусские православные встретят как Церковь, вопреки всем ужасам антихристовым.

Это та истина, которую надо принять как факт, даже если у тебя внутри против этого сопротивляется что-то, но против факта же не возразишь, будучи разумным человеком. Ну и тогда уже свою жизнь надо выстраивать, опираясь все-таки на фактическую реальность. Будет все равно так, как реальность того потребует, поэтому лучше все-таки факты знать как они есть.

 

Великий пост – время духовной свободы.

Мы с вами уже готовимся к Великому посту. Совсем недавно мы готовились к Рождественскому посту и были в Рождественском посте. Потом праздновали Рождество, Крещение, и не успели оглянуться, как подошел Великий пост.

Пост – это время особой духовной радости и время свободы человека. Свободы в его духовно-нравственных началах. В старину говорили: «Постись духом, а не брюхом».  Тот, кто слышит Христа как жизнь свою, тот посту всегда радуется, потому что дни поста – это же всегда отложение тебя от всего того, что есть плотское, не Христово. Христова плоть была совсем другая, не как наша. Мы с вами сквозь стенку разве можем пройти? Нет. Ударимся о стенку. А Господня плоть, она проходила сквозь камни. Поэтому, пока поста нет, мы живем нашей тяжелой земной плотью, а во время поста мы можем от нее отложиться. Отложившись, нужно приложиться ко Христу, потому что очень много людей, которые в свое время тоже отлагаются от своей плоти, но не к Христу, а к себе же самому.

Например, вегетарианцы голодают по 10, 30, 40 дней. Зачем? А чтобы самому оздоровиться. Т.е. получается, он отлагается от плоти ради самого себя. Ну, а что такое действие ради самого себя? Это умножение своей гордости: я еще поголодаю, и стану очень энергичным, голова будет ясная, все мои способности будут ярко выражены, и я буду завоевывать этот мир, подавляя всех своей разумностью, своими дарованиями. Это вот и есть жизнь мира сего и ради этого очень много людей голодают.

Я с удивлением обнаружил описание образа жизни американских конгрессменов, у которых обязательно есть личный врач, который следит за их бодростью, за их мозгом, чтобы он всегда был работоспособным как счетчик. И, оказывается, в уклад жизни конгрессмена такой врач прописывает непременно дни голодания, дни разгрузки: не есть в неделю раз, другая разгрузка месячная и еще разгрузка в году. И все по медицински обосновано, рассчитано по калориям, и конгрессмены за счет этого держатся в форме. Особенно президентов очень хорошо содержат в таком режиме.

Может быть, мы так тоже будем поститься? Вооружившись разными диетологическими книгами, каждый день останавливаясь перед зеркалом – ну как, есть успех или нет?.

Пост вообще не для этого. Пост, чтобы отложиться от своей телесности и склониться ко Христу, а не к себе. И тогда же придется уклониться не только от своей телесности, но еще и от самого себя. «Великий пост всем прижмет хвост».

А как это – уклониться от самого себя? Ну от телесности, понятно, сократим мясное-молочное, во всем остальном начнем воздерживаться. Не будем есть от пуза, потому что, к сожалению, часто бывает, что православный человек будет поститься, но обязательно компенсаторным образом будет насыщаться вегетарианской пищей. Однажды отец Валериан, московский священник, говорил нам, что когда православные готовятся к посту, то нет более тщательно изучающих кулинарные книги людей. Все до последних вегетарианские блюда они разыщут. Более полно забитых холодильников, подвалов, погребов, чем в это время у православных людей, трудно отыскать. Потому что они основательно готовятся к посту. Он говорит, чтобы не уподоблялись таковым. Действительно в его приходе все были не раз вот так упреждаемые, и в общем-то, к посту готовились просто. Потому что действительно в пост надо отложиться от телесности. Не просто от еды, от телесности надо отложиться.

Ну это ясно, а вот как же отложиться от самого себя-то? Тоже очень просто. Что такое я? Это грудь колесом, гордо поставленная голова, поведение с достоинством, при котором ты постоишь за себя. Попробуй тебя тронь, ты обязательно вскипишь. Плохо, если другой окажется сильнее тебя, тогда будет обидно, он все-таки тебя уязвил своими словами. А в общем-то, чувство превосходства, чувство достоинства собственного «я» – это, фактически, присутствует постоянно. При этом важно и хорошее состояние общего антуража: на голове, на плечах, на руках. Одежда чтобы была по достоинству, даже прическе требуется быть достойной своего обладателя. Если праздник какой-нибудь, то там обязательно надо появиться так, чтобы все воскликнули «ах!», а я бы переживал чувство превосходства.

 

Постись и клади поклоны сколько хватит сил.

Что же с этим достоинством делать? Очень просто: начни класть поклоны. Грудь колесом, а ты, наоборот, долу, до земли склони себя. И на колени стань, и склонись лбом до земли, а потом поднимись, и еще раз себя так урони. А потом еще и еще раз себя урони. Тебе очень хочется подняться? Ну поднимайся, но ты поднимись только для того, чтобы еще раз себя уронить. И так в день 300 раз.

И это будет маленькая доля поста Великого. Потому что, если ты в еде себя отложил, а в гордости себя оставил и этих 300 поклонов не будешь класть, то потихонечку уже ко второй, особенно третьей седмице будешь чувствовать, что ты постящийся, весь из себя худой, изможденный, что называется «Испостился, измолился в нитку»,  но грудь колесом. Тебя тронуть вообще никому нельзя. Ты весь такой уязвимый, такой горделивый, тебе в ярость пуститься ничего не стоит. Раздразить тебя может буквально любой прохожий, не говоря уж про жену или мужа, или про собственного ребенка. Теща, так та буквально мизинцем может задеть тебя.

Чем сильней ты будешь поститься, тем уязвимее ты окажешься. Ну и конечно же, коль человеку это трудно держать самому, то Церковь и учредила, чтобы первую седмицу Великого поста с помощью Церкви это делать. Поэтому первую седмицу Великого поста на Руси никто не работал. Все магазины, все рынки, все учреждения закрывались. Только одна Церковь работала. И она была полна народу. Люди приходили туда к 8 часам утра и уходили в 2-3 часа дня. С тем, чтобы потом еще раз в 6 часов вечера опять прийти и в 8 часов уйти. Столько времени находились в храме. Что же там делают? Кладут поклоны. Правда, если ты придешь в храм, и там по полному чину будут служить, то ты сделаешь не 300 поклонов, а 500. А если со всеми поясными и другими поклонами, то 1000 за богослужение, когда по полному чину служат. Так ты побудь на службе первую неделю полностью, делай эти поклоны.

Да еще в Великий пост рекомендовано входить решительно, поэтому первый день Великого поста вообще ничего не ешь, кроме просфоры и святой воды. А если хватит сил у тебя, то и до среды ничего не ешь. И в среду только после службы вкуси. А если больше хватит тебя, то еще и до пятницы ничего не ешь, только просфору и воду святую, но при этом все время 300 поклонов каждый день.

В первый день даже голова раскалывается. Но это так кажется. И надо войти и перетерпеть эту агонию желудочную.

А если желудок больной, то все-равно надо перетерпеть. Больно от того, что живем именно вот так, плохо, без поклонов и обремененные едой. Поэтому и желудок не в порядке. А если бы жили с поклонами и не обремененные, он был бы у нас здоров. Гастриты – это же признак раздраженного, нервного характера. Его же ничем не вылечишь физическим, а вот если в характере что-то изменится, то и никакого гастрита не будет.

Именно сейчас надо измениться срочно, потому что лет через 10-15придет старость, которую уже никто остановить не сможет, сама себя останавливать ты уже не будешь, окружающие домашние тоже не смогут, и начнется для всех ад. Сколько сейчас таких стариков, от которых даже дети едва успевают удрать в соседнюю квартиру. Это уже благо, если успели вовремя разойтись с родителями по разными квартирам, а кто-то успел их еще и сдать в дом престарелых. Вот чтобы не было такого, пока еще есть 10-15 лет, надо менять характер.

Для того, чтобы обнаружить, сколько же зла сидит в нас, надо измотать человека физически и все, – он уже приличия не может соблюдать. Попробуй задень, вылезет из него все то, что в нем глубоко внутри сидит. А пока он живой, бодренький, свеженький, еще и покрасившись, еще и прическу соорудив, он же всю грязь-то свою держит, никому не покажет. А вот если его измотать, и в конце вечера проверить его приличие, то все наружу выйдет.

 

Задача православного человека – не пропустить повод для покаяния.

Непременно есть великое попечение Божие о каждом из нас, не только мы сами совершаем жизнь. И поэтому Господь, всегда опекая всех нас, событиями, учительным путем ведет каждого. Любой преподаватель, учитель в школе, чтобы, например, научить математике, предлагает задачки. Сначала простенькие, потом посложнее, и по мере того, как ты решаешь эти задачки, конечно, трудно бывает, иной раз до пота трудно, но зато овладеешь математической премудростью, и в конечном итоге станешь хорошим математиком.

Если Господь как учитель хочет сделать нас нравственно-здоровыми и духовными, то надо нас упражнять конкретными поступками. А чтобы в поступках упражнять, надо задать ситуацию. И так как Он Вседержитель, то Он нам жизненные ситуации и задает. И всегда бывает «Ученья корень горек, да сладок плод».  Вы думаете, что это сам прохожий наскочил на нас вдруг где-то на улице. Случайно ли? Всей тяжестью, да всем громом характера своего. Это Господь попустил. Он специально по всему городу в этот момент разыскивал этого прохожего, провел его таким образом, вложил ему в голову, чтобы он именно сюда поехал, на этот именно тротуар вышел, именно в этот момент пришел бы в свое настроение, в каком он был, и как раз встал бы поперек твоего пути.

Это все Промысел Божий. Потому что кроме этого прохожего никто зацепить в нас то, в чем мы затвердели, не может. На данный момент лучше всех он это сделает. И он, действительно, все, что надо, наговорив, зацепил одну черту самолюбия, другую, третью. И мы взорвались, целых два дня теперь будем говорить про него и про весь сегодняшний народ, обязательно зацепим правительство и вообще всю сегодняшнюю эпоху.

Так ведь такая сварливость, такая способность на любого излить грязь, оказывается, в каждом из нас сидит. Зачем же Господь навел этого прохожего на нас? А затем, чтобы все худое из нас повылезало до самого, глубокого покаяния нашего. Он дело свое сделал и понесся еще кого-нибудь зацеплять. А мы, обнаружив себя вот такими, два дня носимся, крутимся и переживаем. Это же сколько зла во мне сидело? При чем тут прохожий, он всего лишь меня зацепил, это произошло за несколько секунд, но зато за эти секунды он зацепил во мне такое, что два дня меня корежило. Короткое его действие родило во мне двухдневное ответное действие. Когда ты это осознаешь, когда ты это совестью вдруг увидишь, какое же должно быть покаяние у тебя за себя самого!

Вот ради этого покаяния Господь и учиняет все эти ситуации. И любая в жизни ситуация, какая бы она не была, она только для этого создается.

Собственно, задача православного человека – научиться из всех жизненных ситуаций извлекать повод для своего покаяния. А это значит – для очищения от худого и восстановления нравственной способности все обстоятельства покрывать добром. Пройдет какое-то время, несколько прохожих таких тебя зацепят, много из тебя грязи выйдет, покаянием все это очистится и однажды Господь для проверки нашлет еще раз этого же самого прохожего еще более худшего характера, да прямо в твоем подъезде. Почему, ты и не поймешь. И он сильно тебя там заденет, а ты вдруг вместо злобы не только его оправдаешь, но и скажешь ему какие-то оправдывающие его слова, поймешь, что он по-другому сейчас не может, потому что сам сейчас задет, он сам не понятно какой жизнью живет. Мы же не знаем, какие у него близкие, родные, может жена ему жизни не дает, поэтому он сейчас в таком состоянии – ты все это вдруг разом увидишь и оправдаешь его. А оправдав, тут же скажешь: «Эх, брат, а тебе ведь тоже горько живется!» И он вдруг потупится: «А как ты знаешь?», еще с некоторой злобой, но уже осекаясь и опадая. «Да я знаю, от радости так не ругаются. Если ругаешься, то от горя, значит есть горе в твоей жизни». А «Горесть молчать не будет».  Потом глядишь, он будет горевать, утешится тобою и твоими словами. В конечном итоге, он уйдет, изменившийся от встречи с тобою. В результате Господь уже не его тебе в учительство подаст, а, закрепляя тебя в твоем добром, которое ты уже обрел, ему тебя в утешение подаст – вот что будет происходить.

Этот Промысел Божий все время происходит на земле. «Бог всего человеку знать не дал, да не отнял».  Удивительная вещь иной раз бывает, что спустя 10, 15, 20 лет вдруг встречаетесь с людьми, с которыми не чаяли встретиться. Когда-то разошлись ваши дорожки, а потом вы вдруг встретились. И вот присмотритесь, вслушайтесь в эти моменты, почему встретились, ведь вы его не помнили, никаких звонков не было, письма вы друг другу не писали, а вот встретились, обязательно узнали и с какой-то очень важной и значимой пользой при этом.

 

Нравственная сила – основа крепкой семьи.

Об одном только Господь печется, чтобы нам нас же самих себе вернуть. Не послушались когда-то евангельского завета «почитай родителей своих» – вот и не чтили, в результате в подростковом возрасте уже отошли от них, потом даже рассорились, потом вообще внутренне охладели к родителям. Вот в три года попробуй оторви нас от мамы и папы. Да это же будет трагедия, конец света. И если оторвать совсем, то тогда ребенок сразу хилеет и нравственно коченеет просто. Значит, в детях есть какая-то особая обращенность к родителям. Если мы в детстве ее имели, а сейчас утратили, то тогда, может быть, мы от родителей отвернули и повернули сейчас к жене или к мужу своему. Может быть, это произошло? Ничего подобного. Периодом влюбленности не измеряйте. Влюбленность – это особое время страстной открытости, которое пройдет. А потом, когда все пройдет, начинаются будни супружеской жизни, когда надо посмотреть – есть ли во мне такая потребность единения, какая была у меня к маме в детстве в три года?

Счастлива та семья, у которой такое единение есть. Но я, встречающийся постоянно с семьями, по роду своего служения имеющий бесконечный поток семей перед собой, не вижу сейчас ни одной такой семьи, не могу привести ни одного такого случая, когда очень хорошие отношения, очень глубокая привязанность, и друг без друга не могут жить. Сколько семей в Москве, когда я был педагогом микрорайона, вместе с нами устраивали эти микрорайоновские праздники семьи и каждый год 4-5 золотых свадеб. Микрорайон большой – 25 000 населения, из этого числа мы находили каждый год три-пять супружеских пар, которые дожили до золотой свадьбы. И удивительно, конечно, наблюдать такую преданность. Я тогда бы неверующий и эти самые семьи тоже были неверующие, но даже при всем этом просто удивительно было смотреть на эту благочестивую чету, преданную друг другу. Но если теперь сравнивать их преданность с преданностью их же самих к маме в три года, то это все равнонебо и земля. Все-таки к маме была преданность, превышающая на порядок эту их супружескую преданность. Получается, чувство единения, потребность единения, которая в детстве нам дана, за время нашей жизни начинает уходить. Не просто к кому-то разворачиваться, а просто уходить. И в этом трагедия. Мы проходим возраст отроческий, потом юношеский, и идет постепенное оскудение этой потребности. Она потом замещается только лишь чувственностью, страстным влечением. Но влечение – это не есть потребность единения. У трехлетнего ребенка никакого сексуального влечения к маме не было, даже если это мальчик. Это была нравственная чистая детская потребность единения.

Вот этой потребности у мужа к жене нет. Здесь есть привязанность, влечение, все что угодно, но не эта потребность, потому что потребность единения оскудевала уже в отроческом возрасте значительно. В юношеском вообще она заменяется просто влечением. В результате играются свадьбы и образуются новые семьи. Вместо потребности единения возникает влечение между супругами, а потом рождается ребенок.

По большому счету потребность единения с детства должна была развиваться вместе с нами и в супружестве быть потребностью единения с супругом. А потом, когда родится собственный ребенок, быть родительской потребностью единения со своим ребенком. Отчасти это переживает мама, когда пробуждается материнская потребность. В этой материнской привязанности к ребенку пробуждается как раз та самая детская потребность единения с родителям. Она потом восстанавливается у матери по отношению к своему ребенку, но увы, уже не в том виде. Потому что нет той детской чистоты материнского обращения к ребенку. Все равно рядом с этой, действительно, потребностью единения уже присутствует материнская страстность. Потому что она жила как страстный человек, нецерковный страстный человек и, соответственно, это ее обращение тоже имеет страстный характер.

Если же она все-таки слышит в себе нравственный голос, то она пытается выйти из тех страстных отношений, потому что если будут страстные отношения, то ребенок точно будет управлять матерью.

Почему ребенок может манипулировать матерью через капризы? Да потому что мать не распознала, где она на его каприз ответила своею страстностью. И в результате теперь он из нее вьет веревки. Чуть мама не по нему, тут же каприз, и в конечном итоге мама уступает. Он своего добился. Другой ребенок упрямством свое возьмет, третий ребенок подхалимством, всякие приемчики существуют детские, – это все страстность ребенка. Он этой страстностью ловит мать, отца, бабушку. Но поймать же можно только на страстности. И в результате между матерью и ребенком складываются страстные отношения. И вся та материнская целомудренная чистая потребность единения с ним, замещается чувственной привязанностью к ребенку. И между ней и ребенком возникает нечто подобное тому, что есть между ней и мужем.

Между супругами весьма существенна эротическая привязанность и чувственность, а между матерью и ребенком эротики нет, но есть чувственная привязанность. Хотя сегодня вообще немало мам, у которых эротическое прибавляется, особенно, если она мужа давно выгнала вон, только лишь он свое сделал. Дитя родилось и он ей не нужен. Но женское осталось при ней, а у нее мальчик. Выходить за кого-то или же блудить с кем попало она не хочет. И эта оставшаяся в ней эротическая чувственность, незаметно для нее самой разворачивается на мальчика и поэтому возникают эротические чувственные отношения мамы с сыном. Они, конечно же, не выливаются в такие внешние действия, хотя сейчас  уже появляются те случаи, когда интимная близость между сыном и матерью возникает. Но у большинства все-таки этого нет.

Но, тем не менее, эта искаженная чувственность, привязанность к сыну начинает работать. Это означает, что все то, что должно было состояться, не происходит. Ребенок в три года имел естественную потребность быть едино с мамой и с папой, и на протяжении всей своей жизни он должен был в этом развиваться и прийти в супружество с этой же чистой потребностью. Не интимной, а нравственной потребностью быть едино с мужем, с женой, и при рождении ребенка быть этою же потребностью, уже возросшей, умноженной по отношению к своему ребенку. Он старший, который образ этой потребности более совершенный отдает своему дитя и научает его правильному порядку отношений. И тогда конечно же, ребенок, имея свою детскую потребность единения с мамой и папой, от них получает ответную потребность единения, но во много крат уже увеличенную, умноженную, обогащенную их развитием.

Если остается вот эта потребность единения с родителями в детях, она полностью развивается к 12 годам, и в 18 лет начинаются уже самостоятельные поступки. Если до 12 лет идет в основном напечатление родительского поведения, и дети обращены к родителям ради того, чтобы взять у них образ поведения, то после 12 лет они уже во многом начинают искать возможность совершать самостоятельные поступки в жизни.

И тогда они исходят из того, что они напечатлели. Если ребенок до 12 лет развивался в потребности единения со своими родителями, то после 12 лет, в самостоятельности он уже сознательно обращается к родителям из этой же потребности единения. Он будет приходить к папе и к маме, будучи 16-17-ти летним и спрашивать: «Отец, благослови, как мне поступить?» Потребность единения дает то послушание и почитание родителей, при котором сын и дочь не могут вопреки воли родителей ничего сделать. Потому что это для них вообще не свойственно, это вообще по жизни просто не знакомо, это не укладывается в их душе. Душа, которая всегда была едино с родителями, она это единство продолжает хранить и поэтому спрашивает у родителей, как ей быть.

Во что это выходило, в какие обычаи? В очень простые: никогда парень вообще не думал о том, чтобы самому выбирать себе невесту. Он приходил за советом к отцу или ждал момента, когда отец или мать вместе благословят ему невесту. Приходил срок, он точно знал, что мама и папа об этом беспокоятся сами. А его дело послушаться того выбора родителей, который они сделают, и поэтому вообще не думал ни о каких заигрываниях с похождениями, гуляниями с девицами.

А уж про девушек и вообще речи не было. Могла ли девица выбежать из дома, чтобы найти парня, да где это такое вообще видано было?! Когда это впервые появилось в обществе, тогда писатель А.Н. Островский первый по этому поводу начал бить тревогу. Он написал пьесу «Гроза», обратив внимание всех на то, что дети начали себя своевольно вести, перестали чтить родителей. Но «Грех сладок – человек падок».  И в результате героиня пьесы Катерина, нарушив обычаи семьи, настояла на своем, изменив мужу, а кончилось все смертным грехом, который стал результатом нравственного падения. Для тогдашнего православного человека покончить жизнь самоубийством – это было вообще верх погибели. Нет ничего страшнее, позорней и безобразней, чем самоубийство. Были большие дебаты по поводу этой пьесы, очень сильно заволновалось все общество. И писатель немало людей спас от позорного конца. Но время шло, поколения менялись и в результате мы сейчас думаем все равно не так.

 

Сила вся от Бога.

Почитаемость родителей производила потребность единения, с которой все дети рождаются, но, увы, общество, в котором они рождаются, эту потребность не хранит и не развивает. Благодаря этой потребности единения в детях, в предыдущие века возможна была трехпоколенная семья, когда вместе могли жить бабушка и дедушка, дети и внуки. От 15 до 30 человек жили в одном доме. Дома строили такие, чтобы можно было всем трем поколениям жить. Дети почитали своих родителей, внуки чтили и родителей, и бабушек и дедушек. И все живут в согласии, потому что одни ценности, одни цели. Цели все ко Христу. Цели церковные, и нет никакого разногласия. Поэтому не было больших ссор, и семья была монолитной, крепкой, хотя второго поколения семьи могло быть девять детей, а третьего поколения – восемь, еще семеро по лавкам у каждого из них.

Это все могло существовать в одном дворе, в одной деревне, и при этом существовать мирно, почитая друг друга. Значит, потребность единения держала всех вместе. Она шла не только вертикально вверх, но она же одновременно шла горизонтально, т.е. к мужу и жене. Одновременно она шла вертикально вниз тоже, к своим собственным детям. И конечно, такую семью разрушить было невозможно. Все государство было построено на таких семьях. Они же, имея такую силу единения с родителями, а значит нравственную полноту, имели такой потенциал к работе, к труду, какой мы с вами сейчас не имеем. Кто из нас с вами сейчас может уехать в деревню и завести хозяйство хотя бы в пять коров?

Конечно же, не удивительно, что такая семья могла содержать много детей. До 9 мужчин работали в доме, такой семье под силу содержать огромные хозяйства. Представьте себе, девять человек вертикально-трехпоколенной семьи держат табун лошадей в 500 голов, коров 100-150, овец 1500, при этом они пашут землю, собирают зерно, потому что зерна и овса надо много. За лето еще успевают накосить стога сена. На одну корову за зиму три тонны сена уходит. Это все без наемных рабочих.

Такая нравственная сила была у православных, которая не в теле, сила человека от духа его, потому что сильный духом человек, порою, физически уставший, обессиленный придет, и вдруг кто-то его зовет на помощь, то вся душа его воспрянет, он забыл про всякую усталость, понесся, и все, что нужно, сделал. Православные люди тогда имели такую нравственную силу в своем характере. Конечно, такой народ нельзя было победить. Потому что, если такой воин выходил на бой, так он действительно стоял насмерть.

Сила вся от Бога, потому что все были православные, потому что Великим постом приходили в храм, отлагались от своей телесности и клали эти 500-1000 поклонов. Так низводили себя, чтобы в итоге обрестись в силу Божию. И, действительно, начинался после пасхальной седмицы труд. Начинались полевые и ремесленные работы, а до этого никаких работ не было. Народ с мала до велика, все стояли в храме.

Корни этой России сейчас нас все-таки питают. И по этой причине одолеть сейчас Россию нельзя. Хотя, когда мы говорим «нельзя одолеть» неизвестно, о нас ли это речь идет? Может быть, о тех, которые сейчас в монастырях, да в храмах где-то стоят по одному на всю братию храмовскую. Может, про них это. Но, тем не менее, мы все призваны быть такими людьми. Господь-то зовет всех, и всем готов помочь. Вы только одно сделайте – начните исполнять порядок жизни церковный. Вот и все, больше ничего не надо. Все остальное даст Господь.

 После Рождества и Крещенья сразу начинается подготовка к Великому посту.

Если вы готовитесь к Великому посту, то не просто послушайте батюшку один раз в месяц, потом рассказывая друг дружке, что услышали. Не в этом подготовка, а в том, чтобы услышав, реально начать готовиться. А как готовиться?

В прошлое воскресенье было благословение не быть фарисеями, а быть мытарями. За три недели до Великого поста всегда звучит проповедь о мытаре и фарисее. Мытарь стоял в конце храма, бил себя в грудь и плакал: «Господи, прости меня, я так виноват, я столько согрешил, теперь не знаю, как омоюсь от всей скверны греха своего». А фарисей стоял впереди прямо перед самым алтарем, выпятив грудь, и говорил: «Господи, я все для Тебя делаю. Когда надо поститься, пощусь, когда надо молиться, молюсь, я полностью хороший, церковный человек».

Господь нам говорит: «Не будьте фарисеями, а станьте мытарями». И благословляет, т.е. после той недели надо будет начать уже делать поклоны. Тогда же первый раз на воскресной вечерней службе опустились все на колени и впервые запели покаянную молитву. Значит, после той недели надо бы уже начать каждый день. Я своим всем и вам благословляю, кто готов это принять, начните выполнять каждый день 12 поклонов. Начните себя клонить долу. Земных 12 поклонов.

После цифры 300, 12 – это подарок просто.

Но делайте это не за один раз. Потому что надо же приготовить себя. Надо усвоить своему сердцу настроение мытаря. Когда мы делаем земные поклоны, то мы произносим: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Значит, мы просим о снисхождении к себе за конкретные грехи, вспоминая реально за сегодняшний, за вчерашний день свежие грехи и оплакивая. В этом настроение мытаря. А не так, как порой бывает, что приходит ко мне на исповедь какая-нибудь бабушка и говорит:

– Батюшка, я великая грешница.

– В чем же ты согрешила?

– Во всем, батюшка, согрешила.

– Убила, что ли?

– Да ну, что вы, батюшка.

– Блудила что ли страшным образом?

– Батюшка, вы что, издеваетесь?

– А ты же говоришь, что во всем грешная? Значит, не во всем. А в чем же ты тогда грешная?

– Батюшка, я не знаю. Ты уж меня прости, я великая грешница.

Ну что с нее возьмешь? Такое у нее общее настроение. Но «Бог не убудет, а милость его прибудет».  Господь по великой Своей милости к этому тоже снизойдет и примет такое покаяние, но для нас, людей воцерковляющихся, имеющих хоть какую-то способность разуметь себя, это конечно, недопустимо. И поэтому надо, называя себя грешным или грешною, говорить о конкретном грехе ответственно. И делать это не 12 раз подряд, а воспоминая себя в течении дня, делать четыре раза по три. Находите где-нибудь укромный уголочек, склонились трижды в покаянном поклоне, воспомянув прошедшие два часа, за них, за эти два часа. Или же вспомнить какие-нибудь постоянные грехи, они у каждого есть такие неотвязные грехи, которые прилепились к нам, и вы все время в них грешите, ничего не можете с собой поделать.

Молитву полностью отнимает телевизор, т.е. после него вы устами только будете молиться, а сердцем молиться не сможете, потому что в сердце все эти впечатления с молитвой сочетать невозможно. Поэтому у кого телевизор в доме, тому трудно быть христианином. Хоть он трижды может себя так называть, на самом деле он христианином быть не сможет. Только если ты включаешь на православные передачи: проповеди, слово пастыря. Сейчас, слава Богу, их много.

Поклонами надо идти до самого начала Великого поста. С тем, чтобы вступив в Великий пост, могли бы поклоны класть уже вполне покаянно, мы сейчас свое сердце должны в эту сторону склонить. И этими поклонами вы  расквитываетесь за прошлые грехи.

Но опять же, памятуйте что это все время для обретения настроения мытаря. Ну, и по содержанию чтобы это было настроение мытаря.

Следующее же воскресенье уже воскресенье блудного сына. Это вторая мера приготовления. К покаянию прибавляется еще и потребность Бога. Блудный сын вырос в доме отца до зрелого возраста, а потом вытребовал у отца свою часть имения. По древним обычаям это можно было сделать только после смерти родителя. А если сын при живом родителе требует свою долю и, взяв ее, уходит вообще из дома, то это расценивалось как крайнее воплощение дерзости, а для семьи позор. И вот сын, забрав эту долю, ушел и расточил ее. А случилось так, что голод начался, и в этот голодный год он оказался без денег и без еды. Надо было где-то работать. Устроился он к какому-то хозяину, тот его послал пасти свиней, а корма тоже было мало, поэтому свиней кормили чем попало. И он ел вместе со свиньями.

Однажды этот несчастный вспомнил про своего отца. Я тут умираю с голоду, а там самый плохой слуга в имении моего отца наверняка ест нормально. И так сильно заскорбел и захотел обратно к отцу, так сильно почувствовал вину свою и этой виною поднялся, превозмог всю свою гордость и дерзость свою сыновнюю. И восхотел прийти к отцу, хоть крайним, самым захудалым слугой, но только в имении отца. Так он возвращается.

Потребность возвращения к отцу сейчас надо снова нам воспитывать. Мы тоже в таком же состоянии. Мы Бога-то оставили, и сейчас бегаем, как блудные сыны, кое-как восстанавливаясь в стремлении к Богу. Этой притчей Церковь сейчас призывает нас второе действие приготовления делать – снова обратиться к Богу сердцем своим. В связи с этим я благословил всей нашей общине в течение этой недели найти тот псалом, который более всего обращает вас к Богу и потребность вернуться к Богу, желание быть с Богом отображает своим содержанием. Найдите такой псалом и выучите его за эту неделю. Потом каждый день повторяйте его наизусть на следующей неделе. Есть разные псалмы. Есть совсем маленькие, 4 строчки, есть 5 строчек, есть 10 строчек, есть 2 страницы – кому что нравится, кому что по силам. Но выучите этот псалом наизусть и уже, не читая по книжке, а искренне, от души каждый день произносите. И тогда у вас будет на первой неделе подготовки к посту поклоны и разучивание, а на следующей неделе и поклоны, и эти живые псалмы к Богу каждый день. Новый псалом должен быть. Потому что это же новая потребность к Богу. Сего, нынешнего года.

В следующее воскресенье воспоминанье Страшного суда. Этим воспоминанием Церковь призывает нас к тому, чтобы мы со всеми примирились. И вся масленая седмица будет седмицей примирения. Потому что на Страшный суд прийти не примиренным нельзя. На Страшном суде тебе откроются сразу все твои разногласия, ссоры со всеми людьми, твои сердечные досады, которые ты не развеял и не простил. Может быть, сейчас ты даже уже забыл, или же они у тебя под спудом где-то лежат, много чего мы вообще не подозреваем, что в нас лежит и вдруг откроется. Да еще все те люди, с которыми ты так или иначе пересекся, и у них осталась досада, они внешне-то с тобой примирились, все хорошие слова сказали, и сейчас с тобой вполне хорошо живут. Может быть, даже это твой муж или твоя жена, у которых где-то глубоко в душе осталась уязвленность. Все на Страшном суде откроется. Все остатки досады людей на нас, или же наши собственные на людей, за них и будут нас судить. А к этому еще прибавится суд Самого Бога, Господень суд. Ты имел возможность – не сделал, ты слушал батюшку – не дослушал и пошел делать все равно свое. Господь тебе все послал, послал время возрождения России, послал такого директора, которого, верующим сделал, послал тебе батюшку, чтобы ты слушал. А ты ничего не сделал. И поэтому, после воспоминаний о Страшном суде всю седмицу масличную – надо вспомнить всех, с кем могли быть какие-то напряженные отношения и не разрешились. С моей стороны или может быть, с его стороны не разрешились. Почему? Я ничего не сделал для этого. Мне надо бы прийти, повиниться, попросить прощения. И вот я сейчас точно помню, что он простил, а все-таки с какой-то досадой. Потом встречи с ним все-таки показывали, что между нами остался холодок, и до сих пор стоит. А «Бог простит, только вперед не каверзи».

Вот эти все моменты надо вспомнить. И тогда напечь блинов, смазать их обильно маслом, пойти к нему домой и попотчевать его блинами. Или уж, если не очень там разошлись, то тогда к себе пригласить. Когда ты попотчуешь, погостюешь, потом где-то в середине трапезы этой, когда он будет уже умасленный и ты умасленный, ты как-то вспомнишь ненароком причину раздора а потом скажешь «Прости меня», и он тогда действительно сердечно простит. Правда, на Руси настолько серьезно хотели этого прощения, что делали немножко по-другому. Входя в дом, бухались в ноги обиженному и не могли встать на ноги до тех пор, пока тот не поднимет. А иной раз, бывало, что обиженный начинает поднимать, а по голосу слышно, что он ради приличия поднимает, поэтому оставались лежать и просить прощения. А признаком прощенности всегда были слезы. Если слез не было, то не простил, значит. До слез надо было прощать. И когда слезы есть, обоюдные, взаимные, вот тогда и простили друг друга, особенно муж с женой, родители-дети, близкие, знакомые, друзья, товарищи, сотрудники. И только уже, будучи прощенными, свободными, садились за трапезу и ели блины. Не просто так гуляли за блинами. На третьей седмице надо будет продолжать поклоны делать, каждый день псалом вспоминать, произносить Богу наизусть уже и продолжать примиряться со всеми.

И тогда мы придем к четвертому воскресению, после которого начинается Великий пост. А этим четвертым воскресеньем и будет прощеное воскресение. Ведь «Бог любит смиренье».  Многие думают, что это воскресение, когда надо прощение просить. Но называется же не воскресение просящих прощения, а называется прощеное воскресение. Т.е. ты уже в это воскресение войдешь уже прощенным. А все действия по обретению прощения ты проделаешь до этого воскресения. И в подтверждение того, что ты прощен будет в сам воскресный день еще чин прощения, где ты с легким сердцем еще раз поклоны сделаешь уже перед всеми людьми. Кто приедет на этот чин прощения, по одному начнут подходить к священникам, просить прощения и становиться рядом. И так следующие, все, кто пришел. Они будут передо мной, перед священником, потом просить прощения взаимно друг у дружки, падая ниц. И это будет уже подтверждение прощенности.

И после этого мы войдем уже в Великий пост сразу строгим образом. В понедельник ничего не вкушать. Можно три дня ничего не есть до среды включительно. Только в среду в обед разговеться. А можно до пятницы ничего не вкушать, пять дней кряду. Ну кто первый раз, не стремитесь высоко, а то закружится голова, надорветесь. Обычно тот, кто надрывается, после этого так наедается, что без таблеток не спасешь. Поэтому начните с одного дня: понедельник полностью весь попоститесь и обязательно тогда надо будет, если уж в храм не придется ходить, вам как начальный минимум сто поклонов каждый день всю седмицу делайте.

А лучше всего все заботы, все оставьте, придите в храм. Там будет идти служба с утра до обеда. Ну а дома поклоны делайте: с утра 50, вечером придете, еще 50 сделайте. И тогда все-таки войдете в пост, потому что хуже всего, когда человек телом постится, отлагается от себя, а гордыню свою никак не смиряет.

Ну и еще памятуйте, что когда Великим постом уже начнете поклоны класть, то тем более это надо будет делать Богу, когда вы согрешите. Когда вдруг раздразитесь, обидите кого-нибудь, вдруг с кем-то поругаетесь. Идет Великий пост, а вы вдруг сцепились. Быть не может такого. Ну, а что сделаешь, если во мне это есть. И Господь это обнаружит, Он возьмет и направит именно того человека, именно с таким настроением. Вы, поднатужившись, всеми силами своей личности ни за что ни с кем не хотите ссориться, а Господь найдет именно того человека, который через все это возьмет и зацепит. И ты все равно со своим худым вылезешь.

Тогда конечно же, тем более, клади поклоны, к 100 естественным прибавь еще сколько-то, пока не уйдет чувство обиды или раздражения. И знаком этого будет мир в твоем сердце. Иногда бывает очень сильная задетость, особенно Великим постом, потому что не только человек хочет очиститься от своего характера, но и Господь сильно в этом помогает, открывая тебе твой характер. А сделать это очень просто – попустить обстоятельства.

Именно постом разных задевательных обстоятельств бывает значительно больше. И глубина задевания бывает сильнее обычной. Ведь «Бог правду видит, да не скоро скажет».  Часто бывает так, что от кого менее всего ожидал, от того как раз и получена вдруг задетость. Но помните, что ни при чем тут сам человек, жена, муж тут ни при чем, ребенок тут ни при чем, они это сделали, по причине попущения Божьего. И сделали ради тебя. Но ты забудь про то, что они сделали. Ты сейчас перед самим собою, со всей этой своей взорвавшейся обидой, ненавистью. Или же растерянностью, раздражимостью. Что в тебе поднялось, вот с этим обращайся к Богу: «Господи, прости». Ради этого все будет в этом посту совершаться.

Хотя конечно, бывает, что знаешь все это, а все равно так хочется подойти, и дать ему в отпор. Да он же не для этого, чтобы ты ему отвечал, тебя зацепил-то. А ведь в тебе эта злоба поднялась, и ты вместо того, чтобы каяться по поводу этой злобы, сливаешься с этой злобой и хочешь ему обязательно ответ тоже дать.

Именно здесь навык поклонов должен помочь. Тут же вспомните про поклоны и сделайте как минимум первые три. Одолейте себя! Ведь когда зло поднимается, никакой поклон не возможен, как будто лом в тебе стоит и ты даже один поклон не можешь сделать. Лом же не передавишь. Тем не менее, передавите! Именно сейчас навык поклонов должен сработать. Сделайте поклоны и все, после этого вы уж точно не будете бежать в дальнюю комнату, чтобы непременно там настичь обидчика. Потом будете каяться, и таким образом Великим постом очистимся.

Великий пост – это 40 дней отложения себя – шесть недель и седьмая неделя – страстная седмица, сугубо строгая. И потом Пасха – радость Воскресения Христа. Потому что Господь придет всей благодатью Своей. А когда в душе у тебя грязи много, куда же благодать войдет? Если же ты за время поста очистился от всей этой грязи покаянием, поклонами, вот тогда и придет благодать. У тебя будет пасхальная радость. Т.е. радость не человеческая, не эмоциональная, не чувственная радость. Пасхальная радость имеет совершенно иной оттенок. Особенно когда смотришь в Пасху и видишь, что радуются люди, Слава Богу, славят Христа, «Христос воскресе!», отвечают: «Воистину воскресе!», но тем не менее, все равно это радость чувственная. А радость людей, переживающих этот праздник духовно, не сравнить, не сопоставить. И Господь нас зовет, чтобы жить этой радостью.

Конечно, когда ты переживаешь духовную радость, то напиваться не будешь. В чувственной же радости ты, конечно, захочешь эту радость усилить с помощью не молитвы Духа Божьего и не с помощью поста, а с помощью очередной чарки. Только то хорошо, что Пасхе все-таки радуются, хоть и пьяным способом. И только этим оправдываешь, продолжаешь радоваться. Но просто для личного правильного устроения, т.е. во время пасхального праздника вы сможете проверить себя, насколько постом вы правильно шли. Если шли неправильно, Господь вам все равно проявиться даст. Не заметите, где, каким образом вы попадете в ситуацию, где непременно все чувственное вылезет. Если вы не вполне очистились от этого, значит, кому свойственно выпить, то напьется. Целая же седмица пасхальная. За семь дней можно в разные ситуации попасть. А потом, Бога же не обведешь. «Бог не трубит, за что человека губит».  Господь так точно тебе устроит, что ты попадешь в такую ситуацию, что забудешь про все, и про пост, и про поклоны, и именно тем, что у тебя осталось недоработанного за Великий пост, тем самым включишься и напьешься, или наскандалишься – кто во что горазд, то и наделает. Почему так Господь попустит? Он просто будет показывать, что ты трудился, но вот такой грешок – корешок в тебе остался. И этот корешок сейчас вылез.

Что теперь с ним надо делать? Покаянием очиститься от него и все. Не надо по этому поводу отчаиваться. Тут же: «Господи, прости». Пускай это будет уже после поста, все равно не жить этому корешку в вас. И так из года в год.

Глава 22

Пост дает возможность оставить всякое самоугодие.

Время обретения Божьей благодати.

Когда наступает время Великого поста, то все люди одновременно находятся в этом периоде. Неверующие в том числе. Только неверующие не отдают себе отчета в этом, а верующие что-то замечают, но тоже могут полностью не отдавать отчета. Что же это значит – отдавать себе отчет в том, что происходит.

Сейчас все пространство мира пронизывают различные радиоволны, включая любой радиоприемник или телевизор, сразу это обнаружишь. Подобным же невидимым образом все пронизано благодатью Божией, которая льется сейчас на весь мир ради обретения Богу людей. И так как Господь Сам сотворил Церковь, ее обычаи и весь порядок ее жизни даровал от Себя, то поэтому, соответственно, Он поддерживает внутреннее таинственное содержание жизни всего церковного года, которое мы с вами исполняем по календарю. «Бог свое строит»

Мы смотрим в календарь, где все соответствующие службы, соответствующее время поста определены. Но Господь незримым образом входит вместе с нами в это же самое время особым содержанием благодати. И действие благодати Великим постом совпадает с его значением.

Значение Великого поста – это выявление в человеке всего худого, что отвращает его от Бога и очищение покаянием от этого худого. Как же это выявление происходит? Люди-то сейчас достаточно сдержанные, умеют владеть собой, создавать приличный вид, приличие вообще утверждается среди людей, поэтому, конечно же, сила самолюбия направлена на то, чтобы не упасть в грязь лицом перед окружающими людьми. Ну и еще, помимо того, как-то выглядеть в определенном порядке и норме не только перед людьми, но и главное, – перед самим собой, потому что самолюбие хочет еще и себя уважать и чтить. И в этом смысле чтит себя больше, чем всех остальных. Тому доказательств много, достаточно человеку задеть его самолюбие, оттуда невесть что может повылезать, потому что оказывается, он-то чтит, а кто-то его не почтил. Да какое ты право имеешь, да ты знаешь, на кого ты сейчас цыкнул и кого ты задел? Особенно, конечно, там, где отношения равенства. Супружеские, например, отношения – это отношения равенства. Более того, даже обладания друг другом, когда ближний становится собственностью другого человека. Там, конечно же, самолюбие не позволяет и вообще не терпит какого-либо уязвления. Поэтому люди, в конечном итоге, привыкают и научаются держать себя в руках. Это значит сдерживать все, что есть самолюбивого и самоугодного.

 

Все начинается с плотского самоугодия.

Самоугодие – это когда человек хочет, чтобы ему угождали, и сам себе тоже угождает через разное плотское. Обедая, мы же себе угождаем, наше самоугодие испытывает чревную страсть. Когда мы создаем себе разные теплые, комфортные, приятные условия, это тоже мы себе угождаем, это тоже самоугодие. Кстати, самоугодие же боится смерти, потому что оно живет через плоть, получается, самоугодие живет своей плотью. И жизнь для себя живущего, воспринимает именно в теле. А вне тела он себя живущим не воспринимает, он сразу же полагает, что будто бы он умрет.

Но телесное оставить – это не значит умереть. Можно телесное оставить. Мы во сне телесное оставляем, правда, не совсем, ниточка связи с телом у души всегда остается, поэтому из тела-то выходим, исходим во сне, можем где-то быть в это время. Но ниточка связи все равно остается. Там же, где эта ниточка совершенно обрывается, там конечно, уже тело оставляется здесь, а душа отходит от тела. Человек – это же душа прежде всего, а не только тело. Поэтому «Постись духом, а не брюхом».

В этом самоугодии мы себя, живущих, приемлем через плоть, через тело. Поэтому по самоугодию человек боится не только увечий, собак, которые могут укусить, укола, который врач, медсестра поставит, но боится самой физической смерти. Потому что, если ты отождествился со своей плотью, то ты думаешь, что через плоть вся жизнь твоя и осуществляется. Временами только бывает, – увлечется делом так, что забудет про плоть, даже не ест и не спит. Но это редко.

 

Именно самолюбие стоит на пути к Богу.

Получается, что, фактически, самоугодие сокрыто в человеке, человек, в общем-то, отождествлен с ним, как с самим собою и отождествлен со своим самолюбием. И меру и объем этого самолюбия не знает, тем более, что он, соблюдая себя приличным, в общем-то, воздерживается от явных самолюбивых поступков. Еще проявится, да еще назовут его кем-нибудь. Но именно самолюбие, т.е. любовь к себе, не позволяет любить Бога. Она же не позволяет любить ближних, людей. Т.е. самолюбие – это и есть сам человеческий эгоизм, который сохраняется даже если мы проявляем чувство друг к другу, некоторые симпатии обрели друг к другу, когда влюбились, или же вступили в супружеские отношения.

На самом деле это тоже самоугодливое пользование телом ближнего ради собственного удовольствия. Ложе супружеское в основном происходит чисто в потребность, т.е. в самоуслаждение. Другой супруг просто используется для этого самоуслаждения. Магазины эротические, которые сейчас повсюду понаоткрывали, они же предлагают вместо человеческой плоти все что угодно для самоуслаждения, потому что тело можно заменить. Можно даже вообще не пользоваться человеческой плотью, просто включи телевизор, да и смотри эротику в нем, и этого будет достаточно. Т.е. получается, что супружеских отношений, отношений действительно любящих людей, на самом деле практически нет. А это все пользовательно-угодливые для себя отношения.

Помимо усладительного использования плоти в супружестве бывает еще такое же использование души. Когда мы говорим – мне приятно, мне симпатичен, мне нравится моя невеста, муж, жена, мы идем от того, что «мне нравится». Т.е. все время в центре сам человек. А другой оказывается использованным. Он мне по душе. Это моя сродная душа, мне близкий человек. Тут везде сосредоточение на себе. Эгоцентризм преобладает на самом деле. В результате получается, что мы, фактически, действительно отождествлены с самолюбием. Но тогда любви к Богу там быть не может. Т.е. в области самолюбия нет другой любви, кроме как к себе. «Всякая птица своим пером красуется».

Может быть в области самолюбия есть любовь к ближнему? Если там любовь к себе, то какая там может быть любовь еще? В области самолюбия нет никакой другой любви, кроме как любви к себе. Но меру этого самолюбия человек не знает.

Время Великого поста – это время узнавания себя. Господь благословляет это время для того, чтобы мы познакомились с собой. Как это сделать, Он благословляет уже от Себя. Если Он это время назначил, то благодатью Своею Он так входит в участие к человеку, к каждому из нас, чтобы мимо нашей способности владеть собой, мимо нашего сильного, рационального ума, с помощью которого мы выставляем себя в удобном свете перед людьми и играем ту или другую роль, мимо всего этого поднять или возбудить, попустить самолюбию подняться.

 Погаси, поднявшееся в дни Великого поста раздражение покаянием.

Именно в дни Великого поста резко усиливаются между людьми различные столкновения, вспыхивает раздражение. Со всеми это будет по-разному происходить. Но раздражительность людская, обидчивость, заносчивость, тщеславная самообольщенность людей собою, несносность характеров – это все сейчас обострено во всем мире. Потому что везде попускается каждому человеку познакомиться с тем, что человек сам от себя скрывает. Причем Господь это делает премудро. Благодать, ведь она не просто как электромагнитные волны проходят через человека, нет. Благодать попускает вскрыться именно той части самолюбия, от которой возможно оторваться. Там, где человек не собирается отрываться, от чего не хочет, и не будет отрываться в ближайшие годы, то и не открывается человеку. Благодать и не трогает того в человеке. Она трогает только то, что готово к иссушению, готово к отрыву и расставанию.

Конечно, у людей верующих это сугубо происходит. Поэтому, если мы с вами решились на отсечение самоугодия через пищу, а значительная часть самоугодия осуществляется в пище, в чревных удовольствиях, и если мы это отсекаем, то в самоугодии не осуществляется еще глубже лежащее самолюбие, потому что самолюбие осуществляется в самоугодии уже в чреве, позже в блуде, в комфорте, в привлечении людей для угождения себя.

Если мы самоугодие начинаем ограничивать, то этим самым мы уже ограничиваем и самолюбие. Недополучающее свое самолюбие начинает тогда раздражаться. И отсюда повышенная раздражимость именно в дни Великого поста у всех постящихся. В такие моменты с какого-то времени человек начинает явно слышать, что проявления раздражительности, уязвимости, обидчивости, досадливости начинают возрастать, причем неуправляемо. Так действует благодать. Потому что привычным образом это взять, прибрать обратно и не показать, и не подавать виду, не заметить самому в себе мы уже не сможем. Благодать не даст.

Получается, что у православных происходит два процесса: с одной стороны – идет знакомство по действию благодати с тем, с чем мы можем расстаться, а второе – еще и само самолюбие раздраженное недоеданием и неудовлетворением самого себя, просто начинает подниматься. Вот это двойное давление самолюбия и проявляется в пост. Зачем это надо? А затем, чтобы человек хотя бы от этой доли вскрывающегося худого освободился бы. Верующему нельзя ничего подавлять, нельзя ничего сдерживать. Обо всем надо молиться Богу, скорбеть Богу. Обо всем, что поднимается. Для этого и есть молитва: «Господи, прости меня!» как самое минимальное. Много раз в ней будет нужда по поводу того, что поднимается внутри.

Неверующий человек подавляет это в себе силою опять же своего самолюбия, чем же еще можно такое сделать? Ради самолюбия же. А верующий человек расстается с этим, потому что он, как личность, мимо поднимающегося раздражения обращается к Богу. В результате он разотождествляется со своим раздражением, со своей обидчивостью, еще с чем-то худым. И эта разъединенность или разотождествленность гасит силу, с которой поднимается раздражимость. Потому что, если все-таки эта раздражимость меня захватит, то я своей личностью начну раздражаться. И тогда уже ничто меня не остановит. А подавить себя я тоже не смогу. Потому что Господь не даст. И в конечном итоге я должен буду вылиться в этом наружу и наделать всяких бед окружающим и самому себе. Потом, натешившись, удовлетворившись в этом раздражении, вдруг заскорбев, что оказался вот такой, что много худого наделал, все равно завершу все покаянием.

Лучше, конечно, не доводить до этого, а сразу разотождествляясь с тем, что изнутри поднимается, научиться мимо него прямо к Богу скорбью обращаться. Очень трудное это дело. Потому что это же мое самолюбие, это я себя люблю, и вдруг разотождествиться с самим собой? Только вера помогает, вера за пределами самолюбия. Благодаря вере внутренне я слышу Бога, и верою движимый, могу к Богу обратиться мимо своего самолюбия и самоугодия.

Вот это движение мимо, скорбная, покаянная молитва к Богу и есть основное упражнение Великого поста, над которым надобно трудиться  везде, где бы ты не был. Потому что раздражение тебя может застать где угодно: за едой, на рабочем местом, где угодно. И где бы не застало, сразу же, не доводя до его проявления, обращайся с молитвой к Господу.

Поэтому Великий пост – это молитва и воздержание. Воздержание от пищи и в связи с этим молитва скорбящего к Богу по поводу всего худого, проявляющегося в человеке. А там, где молитва ко Христу, там Господь, уже примиряясь с нами и прощая нас, сжигает ту часть самолюбия, которая поднялась. «Великий пост всем прижмет хвост».

И ты услышишь, как в тебе после нескольких скорбящих обращений: «Господи, помилуй мя, грешного! Господи, прости мя!», начнет гаснуть то, что поднялось. Не потому, что ты запрятал внутрь это, не потому, что ты что-то развеял. Все в чем ты каешься, Господь сжигает, удаляет. Ради этого Господь и пришел на землю, Он пострадал на Кресте для того, чтобы эти страдания Свои, как искупительную жертву, полагать всякий раз на алтарь нашего сердца, уничтожая в нас худое. Потому что Он сжег все это в страданиях Своих. И теперь на алтаре сердца нашего Он тоже это производит уже по отношению к каждому из нас.

Эта скорбь должна быть со всей искренностью. Иной раз, если глубоко и искренне каяться, то может случиться, что и до слез, до горьких покаянных слез. Нет более сильного средства для омывания сердца от всякой налипшей пакости и грязи, чем покаянные слезы.

Великим постом всему грешному в человеке, всему дурному, всему подлому, мелочному должно всплыть. Все худое легковесно и поэтому быстро вспенивается, поднимается наверх, а действием покаяния уничтожается. Без воздержания как-то обезвредить и оголить самолюбие невозможно. Если мы все время будем жить так, как мы живем, во всем себя ублажая, то наше самолюбие будет осуществляться во всем, в чем сможет. Самолюбие берет все, что хочет в этой жизни, и поэтому мы даже не подозреваем сколько его, и какая его мера.

Ну а когда ты воздержанием недодашь ему вкусить чего-либо, стремясь разные стороны своего самолюбия проявить, обнаружив их в себе, встретиться с ними, то не только воздерживайся от чревоугодия, а еще дальше начни воздерживаться зрением. Это означает, что перестань развлекаться глазами: нам свойственно, когда мы идем по улице, развлекаться лицами, витринами, рекламами. Потом придя домой или же на работу, мы развлекаемся тем, что по дороге купили – газетой, рассматривая там всякую развлекательную мишуру. Это все есть невоздержанность очей, вообще не свойственная человеку. Не свойственно человеку развлекаться лицами противоположного пола, витринами, рекламами. И любоваться всем этим не свойственно, потому что нечем любоваться ни в рекламах, ни в витринах.

А лицами можно не любоваться, а только созерцать. Любоваться – это значит, обниматься, фактически. Это тоже самоугодие в чистом виде.

Любоваться ничем не свойственно человеку, можно созерцать нравственную красоту другого. В нравственном созерцании нравственной красоты ближнего нет никакого услаждения. Того чувственного услаждения, которым часто мы с вами все живем, его нет.

Раньше, когда не было витрин, созерцали природу. Господь так дивно сотворил природу, что можно нескончаемо созерцать эту дивную красоту живых цветов, листьев. Ведь иной раз просто над одним листочком замрешь в созерцательном благоговении и будешь наблюдать удивительные детали устроения самого листа, целесообразной красоты этого листа. Травинки, листочки, кроны кустов, деревьев – это удивительно. Ведь если детство свое вспомнить, то в детстве мы же знали эти моменты благоговения перед природой, когда выйдешь на улицу и не надышишься воздухом, его ароматом, его прозрачностью – вся душа чувствует этот воздух и наполняется им. В детстве я очень поражался снегом. Выйдешь в поле, на эту снежную равнину, 30-ти градусный мороз бодрит воздух, в котором блестит множество бриллиантовых искорок. Действительно, – «Скатерть бела весь свет одела».  Какая красота! А весной склонишься над ручейком, в нем журчащая вода, совершенно прозрачная, когда уже отойдет вся муть половодья. Она прозрачная настолько, что на дне видны песок, камешки, какие-то палочки, травинки. Ну настолько это все живое, и настолько я в нем и оно во мне.

Эта детская способность чутко воспринимать природу, она должна была бы в нас дальше развиваться, если бы не заместилась. Ну, а чем она заместилась? Объектами человеческой культуры, культуры современной: витринами, прилавками магазинов, рекламой.

Конечно, если человек грешил, то он красотой услаждался. Не созерцал нравственную красоту, а услаждался лицами противоположного пола, влачился за ними. Сейчас это получило большое разнообразие, потому что на этом сосредоточилась вся жизнь. Сейчас человек всего себя посвятил разнообразию предметов страстей. Мы должны знать, что это грешно и от этого надо уходить.

 

Доброволием ищите благодать.

Историю составляют реальные события, которые произошли с нашим русским народом. С момента воскресения Христа и Его вознесения началась на земле новая Церковь. Церковь Христова. А Церковь – это люди, которых начал собирать Господь. Христос, возвращая, восстанавливал их в то исконное, что в каждом из нас есть, прежде всего, это, нравственное, духовное. С момента, как Господь начал собирать Свой народ, т.е. восстанавливать людей в их благочестии и возвращать в рай, началась активная брань врага рода человеческого против Церкви. Ну, а значит против народа. И в результате сейчас Господь усваивает людей Себе, а дьявол, наоборот, усваивает себе. Война за душу человеческую совершается уже на протяжении 2000 лет.

На чем враг играет. Прежде всего, в рай вернуться под давлением или же загнать кнутом невозможно. Туда можно вернуться только добровольно. Это значит нужно личное человеческое волеизъявление, желание идти за Христом и, следуя Ему, совершать Его заповеди и по Нему жить, только лишь это усваивает человека Христу. С таковым человеком Христос соединяется воедино своей любовью, особенно в таинствах Причастия и исповеди, а уже соединившись, дальше живет в нем и во всех молитвах. Когда мы молимся, то в действительности происходит единение со Христом. «Свет в храмине от свечи, а в душе от молитвы».  Между людьми единодушие, а между человеком и Богом происходит единение. И через то Христос начинает быть с нами и в нас.

Поэтому возможна любовь не просто человеческая, а Богочеловеческая, потому что уже не только я люблю, не только я милосердую, или я проявляю чуткость, заботу о ком-либо, но во мне еще и Господь это совершает. Та чувственность, которая мне свойственна как человеку, она начинает постепенно освящаться и высвобождаться из чувственного в нравственно-чистое, более того, наполняясь благодатно, начинает быть святым. В это восхождение к святости чувства мы с вами назначены, и Господь именно это совершает со всяким, кто откликается на Его призыв. Кто молится, кто причащается, кто исповедуется, кто на службах бывает, тот человек освящается. И мы действительно начинаем слышать, когда на службе бываем, что утешаемся, некая грязь чувственная, лежащая на сердце, она сходит, потому что мы реально освящаемся благодатью Божьей. Нам действительно реально легче становится даже дышать после службы.

Но в это же самое время враг рода человеческого это же наше доброволие склоняет в свою сторону через предметы страстей. Над природой человека, его телом, душой и духом есть сама личность человеческая. Человек как личность либо отождествляется со своей природой, либо поднимается над нею и ее использует. Там, где человек отождествляется со своей природой, чаще всего он поглощается своей плотью и тогда начинается грех, страсть. Когда же он поднимается над своей природой и тело свое берет как средство в исполнение своих личностных желаний, душу свою применяет в исполнение своих личностных потребностей и созидательность всяких творческих деяний, тогда человек становится свободной личностью, и природа служит ему. А там, где человек наоборот, увлекается своей природой, то он опускается до натурализма, и бывает как скотина. Т.е. живет только одной плотью. При этом, он личность, которая вся увлеклась плотью, захватилась ею, но теперь кроме еды, денег и алкоголя ничего не знает. Но «Телу простор – душе теснота».  Это личность, перехваченная плотью.

Бывает, когда близко пообщаешься с человеком, то вдруг увидишь, что этот человек неискренний, в нем есть двойственность. Это значит в нем добродетель искренности не развита. Вместо нее может действовать внешняя сторона души – подражательная сторона или актерская, они только осуществляют некие отношения, которые на самом деле есть чистая ложь, неправда. Хотя человек отождествляется с этим, верит в это и весь в этом живет. Ему даже кажется, что он вполне искренне живет. И окружающие думают, что он очень хороший человек, всегда улыбчивый, вежливый, всегда такой упредительный, ну прямо сама любезность. Это до поры, до времени, пока вы не столкнетесь с ним на узкой тропинке жизни. И вдруг окажется, что он сбрасывает с себя маску приличия и оттуда, если ты где-то задел его за живое, вдруг явится злобный рык. Оказывается, на самом деле никакой искренности нет. Все чисто внешнее.

Эта подражательная внешняя сторона души способна много чего натворить. На сегодняшний день большинство из нас живет этой внешней стороной души. Собственно, нравственных добродетелей сегодня почти нет, мы во многом потеряли их. Они только как некая тень, сочетаясь с чувством приличия, обеспечивает внешнюю человеческую порядочность. Но опыт показывает, что сколь-нибудь серьезное столкновение, зацепка тут же обнаруживают человека, являют совсем другую его сторону. Особенно это связано бывает с материальными проблемами. Попробуйте ущемить человека в зарплате. Сразу вы увидите, что за этой внешней учтивостью есть на самом деле.

И, наконец, дух – это та часть человека, которая напрямую может общаться с Богом. Так как Бог есть Дух, то человек именно в духе своем общается с Богом, и реально от Духа имеет питание, от Духа имеет благодать, и по этой благодати начинает сам жить как духовный человек. «Как в камне огонь не виден, так в человеке душа».

Духовная жизнь – это вовсе не область искусства. Теперь мы можем с вами подумать, область искусства чем исполняется в человеке? Духом ли? Но духом человек общается с Богом, с реальным Богом. Может быть, нравственной внутренней душой своей? Нет, нравственная душа обращена к живым, реальным людям, но не к произведениям, не к предметам. Чувства долга или искренности не может быть по отношению к столу или по отношению к компьютеру, к вышивке или к картине.

Значит, нравственное – это отношение к человеку. Но тогда отношение ко всему творимому человеческими руками откуда идет? Из внешней души. Значит, внешняя душа, т.е. способности наши, они творят внешние произведения. И ими же затем совершается человек как личность, создавая произведения, этими же произведениями и питается сама личность. Что человек творит, тем же и питается. Если человек творит поступок честности, искренности, долга, то значит, это он совершает по отношению к людям, и от них же он питается как личность, а значит возрастает в нравственной сфере. И чем больше он совершает нравственных поступков, тем больше он ими совершается сам и через это возрастает.

 

 

Глава 23

Подготовка к исповеди. Духовник и его благословение

 Исповедь – дорога покаянному сердцу в церковь

Беседа перед самой исповедью проводится ради того, чтобы возгреться и восстановиться в то самое настроение сердца, благодаря которому человек входит в церковь.

Войти в церковь ногами может даже и неверующий. Даже бандиты и разбойники, и те тоже ногами входили в церковь.

Но можно войти в церковь и сознанием, т.е. вполне осознавая, что и зачем происходит, но как и при вхождении ногами сердце твое может быть не тронуто отношениями с Богом.

Точно так же, когда мы идем по улице, встречаем много людей на пути, мы в отношения с ними ведь не входим ни делом, ни даже устами, ни тем более сердцем.

На работе тоже среди наших коллег есть те, с которыми мы в сердечные отношения не входим. Ну так, поддерживаем деловые отношения – иногда помочь, что-то обсудить, ответить, пошутить, что-то чисто внешне-эмоциональное – это да, пожалуйста. В то же время есть люди, с которыми мы входим в сердечные отношения.

Вот и в церковь можно войти не сердечным отношением. И так много лет пребывать там. А можно просто веровать и вообще не входить в церковь, считая себя вполне верующим. Ну и веровать как-то сердцем.

Но если ты, веруя сердцем, не входишь с церковь и ногами тоже, и более того, в церкви не пребываешь в живых отношениях с Богом, то тогда вера твоя тщетна. Потому что на самом деле это вера приверия. Это не есть вера, она – приверие. Но ты уже можешь сказать, что для тебя Бог есть. И когда тебе будет трудно и нужна будет помощь, ты невольно вспомнишь, все-таки, Бога, поэтому у тебя есть даже внутреннее знание, как в этом случае обратиться: «Господи, помилуй мя грешного!» или: «Господи, спаси! Господи, помоги!»

Но это так уж, когда слишком прижало. А так ты спокойно пребываешь вполне довольный, как бы и нет Бога. Почему? А потому что в тебе есть чувство самого себя, чувство дела есть, чувство ближних окружающих тоже есть, а чувства Бога нет. Но «Отстанет Бог, покинут и добрые люди».

Вот такое состояние нечувствия Бога и есть состояние безбожия. В сердце человека, к сожалению, даже у людей верующих, это я и по себе могу сказать, в течение суток бывает немало минут, когда совсем забываешь о Боге. О деле помнишь даже во сне. Себя чувствуешь полностью. Ближних, особенно приятных тебе людей, чувствуешь очень чутко. А Бога вообще не вспоминаешь – ни на минуту, ни на йоту. Когда в таком состоянии человек пребывает, то вдруг однажды каким-то движением совести и веры он вдруг разумеет, что на самом деле живет сейчас не Богу. А «Божье забудешь, и своего не получишь».

Напоминание, что ты живешь не Богу, которое коснется сердца, или вдруг прямо ударит в сердце – это и есть покаяние.

Потому что при этом напоминании человек всегда начинает искренне сокрушаться, что действительно живет сейчас не Богом. Вот сейчас, в эту минуту, именно в этот час он совсем забыл про Бога, и жил сам для себя или для ближних своих. Может быть, жил для дела, но не более того. А для Бога не жил.

Чувство, что при этом все равно Господь-то был, более того, Господь всегда хотел быть со мною, а я отвернулся от Него, осознание этого и есть покаяние. Тогда всегда скорбишь, всегда невольно просишь у Бога прощения: «Господи, прости меня!»

Точно так же бывает, когда неожиданно в разговоре друг с другом как-то сильно увлечешься, возникла мысль какая-то, и ты прямо с этой мыслью в разговор ворвался на полном ходу, и тут же сразу увидел, что перебил другого, который уже пару слов сказал, а ты его перебил. Тут же это осознал, осекся и повинился:

– Ты прости меня!

– Говори, говори.

– Нет, ты говори.

– Ну что ты, ты ведь уже начал.

– У меня невольно вырвалось, прости, ты говори.

И я вполне искренне сокрушаюсь, что вдруг перебил другого. Искреннее сожаление, что перебил другого и искреннее желание все-таки остаться в мире с ним, оно же для нас знакомо. Это чувство сожаления, – чувство вины своей. И когда мы этим чувством вдруг наполняемся искренне, то тут же просим прощения.

Вот когда это же чувство вины обращается к Богу, то это уже чувство покаяния. Поэтому есть чувство вины, которое обращено к человеку, а есть чувство покаяния – это то же самое чувство, но обращенное к Богу.

Счастлив человек, который пережил это чувство. Счастливы люди, которые время от времени это чувство испытывают и ищут непременно восстановить свои отношения с Богом. Вечером вдруг коснется сердца это чувство, и я начинаю просить у Него прощения: «Господи, прости меня! Вот сейчас, сегодня, в эту минуту, в 10 часов вечера я от Тебя отвернулся, но я пришел к Тебе, я для Тебя хочу быть. Прости меня, прими меня такого, какой я есть. А забывчивость не вмени мне во грех». При таком искреннем обращении к Богу Господь всегда откликается и человек слышит, что у него вдруг на сердце начинает становиться мирно, хотя была вот эта скорбь, что он прожил без Бога. Этот покой и есть признак примиренности.

 

Память о Боге хранит человека

Грех, который был соделан мною в какое-то время, грех беспамятства о Боге, очень тяжелый грех. Потому что в этот момент я был точно в памяти, но о себе самом, земных своих делах, мне приятных, нужных по корысти моей людей. А о Боге? О Боге я забыл. Но кто тебя родил? Кто благословил вообще твое рождение? Да, родители, конечно же, соединились, чтобы родить тебя. Но ведь дыхание жизни в тебя вложили не родители. Дыхание жизни при зачатии вложил в тебя Господь.

Зачем же родители тебя воспитывали? Затем, чтобы теперь до 18 лет приуготовить Богу, а с 18 лет уже благословить и отпустить тебя к Богу. Теперь, уже после 18 лет, ты сам вступаешь в отношения с Богом. Даже если родители тебя не отпустили. Даже если они к тебе прилеплены, привязаны, и хотят, чтобы ты всегда был рядом и жил только с ними и для них. Но по благословению Божьему, по закону, положенному Богом в сердце человеческое и в душу человеческую, ты уже отпущен Богу.

И поэтому ты сегодня стоишь в Церкви. Не родители тебя сюда привели, не они сейчас настояли, а ты сам пришел. И вот это «сам» – это и есть уже признак того, что благословение Господне после 18 лет начинает действовать в человеке, обращая его уже лично самого к Богу. Оказывается, не только родители тебя народили, но Господь тебя благословил.

Кто тебя до сих пор водит по земле? Посмотри, вот ты в здравии, в общем-то не болен, худо-бедно, но дела твои в жизни все-таки совершаются. Ты не бедствуешь, не лежишь где-то в больнице с хроническими заболеваниями по полгода. Хотя на самом деле наверняка ведь грешишь. По грехам, наверняка, тело твое исполняется разных нарушений, по которым ты должен болеть. А вот нет, не происходит ничего этого. Потому что Господь тебя хранит. Господь тебя спасает, дает тебе эту благодать в твоей жизни. И ты живешь только потому, что дыхание жизни продолжает поддерживаться Богом, Его благодатным участием. Да, невидимым, да, незримым, но неизбывным участием.

Но ты-то об этом помнишь или нет? Если не помнишь, то хоть когда-нибудь каешься за то, что ты в таком беспамятстве неблагодарном пребываешь? Ведь это просто откровенное неблагодарение Бога. Да, ты в нечувствии ходишь, но кто привел тебя в это нечувствие? Если ты не чувствуешь Бога, то чувствуешь зато самого себя, свои капризы, свои недовольства тем, что тебе не угодили. «От Бога отказаться – к сатане пристать».  Господь ли велит тебе так чувствовать? Нет. Может быть, неудовольствие, что тебе не угодили – разве Господь вообще влагал такое чувство в сердце человеческое? Нет, не влагал.

Такое неудовольствие может носить только одна корысть. Когда в тебе есть корысть своя, личная, тебе очень надо, чтобы дела шли именно так, как ты хочешь. А они взяли и не получились так, как ты хочешь. Тебе очень надо, чтобы ближний твой, родной или знакомый поступал бы так, как ты желаешь. А он не поступил так, как ты желаешь. И у тебя теперь затаилась досада, злость, обида на него. Все эти чувствования досады, злости, обиды, мстительности – разве это все Господь вложил в твою душу? Нет. Почему же в тебе их так много? И тут раздосадовался, и тут обиделся, и там тебя совсем закрутило. А, тебе не угодили, оказывается. Но разве не Богу должны угождать люди? И если Богу угождают, тогда и ты должен быть рад и доволен, что все угодили Богу.

А почему ты вместо Бога себя поставил и требуешь, чтобы тебе угождали? Кто это вложил в тебя такое требование, чтобы угождали тебе, а не Богу? Да кроме тебя кто может это тебе вложить? Ты сам в себя и вложил. Значит, ты там в сердце отложил того, кому должны были угождать, – Господа. И там должна быть твоя вера и твоя совесть. Но, оказывается, в центре твоего сердца ты сам со своими требованиями, со своим мнением, представлением, своим нравом, опытом жизни, своими знаниями. Смотри, как у тебя всего много. Так много, что Богу места больше нет в сердце твоем.

Вот почему ты в беспамятстве ходишь-то. Тебя так много в твоем сердце, что где уж там Богу быть?! Поэтому в течение целого дня Бога и нет в тебе и ты не вспоминаешь о Нем. Ты вспомнил, когда дело уж так закрутилось худо, что ничем земным не поправить. И вот тут ты вдруг вспоминаешь, что оказывается надо к Богу прибегнуть.

Но увы, бывает так, что в эти моменты, когда уже совсем все плохо, уже больше некуда кидаться, надо как-то спасать ситуацию, ты бросаешься к Богу, а Господь не отвечает. Почему? А Он точно знает: ты только в этой ситуации бросаешься к Богу, а как только Господь тебе поможет, это было уже не один раз в твоей жизни, ты тут же забывал Бога и опять носился, полностью в своем сердце воцарив самого себя. Опять в сердце одни твои корысти, одни твои желания. И Бога опять нет в тебе. Получается «В тревогу – и мы к Богу, а по тревоге забыли о Боге».

И тогда Господь терпит, терпит все безбожные настроения твои, терпит, терпит твои не облагодатствованные дела и в конечном итоге отступает. Пока терпит, он с тобой, он дает тебе дыхание жизни. Он дело твое поддерживает. А когда Он отступил, благодать Божия отошла от дел твоих, от настроений твоих, от физического здоровья твоего отошла, и дела зашатались. Ты трудишься в поте лица, стараешься изо всех сил. Одни дела простые, чисто по хозяйству. Другие дела посерьезней – семью целую совершить как дело. Третьи дела по работе. И вдруг они все начинают разъезжаться, все рушится. Ты вроде бы пытаешься их собрать, но все бесполезно. Это признак того, что благодать отошла. Господь терпел, терпел твое безбожное настроение, воцарившееся в тебе, ради самого тебя и в конечном итоге отложился.

 

Бог не с тобою, и собрать тебя нечем

А если Господь отступил от твоих настроений сердечных, тогда что с тобой начинает происходить? Тебя начинает разносить. Если Господь отступил, то в тебе остались только одни твои корысти и больше ничего. Потому что «Господня воля – наша доля».

И тогда вдруг обнаружится, что тебе все не угождают. Этот не угодил словом, этот не угодил делом, эта не угодила еще чем-то и вот тебя начало разносить. Ты с утра был в настроении, а к вечеру тебя разнесло. Или еще вчера был в хорошем настроении, а утром встал, ну ничем управить себя не можешь, все темно и мрачно на сердце. Кто бы не подошел, ты на всех рычишь. Или же чуть задели, ты уже весь в истерике, совершенно не уравновешенный, весь беспокойный, несобранный.

Это что такое? Что за такое настроение души? Безблагодатное. Бог не с тобою и собрать тебя нечем. Разве что, если только ты возьмешься за какое-нибудь сатанинское дело. Решил вдруг срочно себе заработать за этот месяц 10 000 любыми средствами, такую идею дьявольскую вложил себе в сердце, весь собрался, и, наделав массу разных преступных деяний, 10 000 заколотил себе. А кому-то и миллион потребовался.

Или же у кого-то другая идея: прямо вот сегодня непременно мужа привести в церковь, ты такой идеей дьявольской загорелась. Хотя идея-то сама хорошая, а вот исполнение ее может быть дьявольское. Т.е. ты так наехала на мужа своего, так наехала на свое дитя, что они бедные в церкви-то побыли, но после этого сказали, что никогда больше в церковь не пойдут: так ты сумела досадить им.

Почему же ты так беспутно делаешь? Откуда у тебя такое неразумие, не слышание, не чувствие ближних? А потому что в тебе нет благодати. Господь ведь отложился от тебя и ты остался один на один с самим собой. А твое собственное сердце разве зрячее? Разве оно способно вообще услышать ближних? Грехи ближнего как дважды два, я тут же расскажу, кто чем грешит. В чужом глазу соринку замечаешь, а в своем бревна не видишь. Это в одну минуту. Но это же свойство вражьего сердца, сердца гордого, сердца самолюбивого, сердца греховного. Которое у всех все замечает.

Вот пришел на предприятие новый человек и сразу увидел: тут неполадок, тут нестроение. Это что за сердце такое, которое везде видит всякие нестроения? Только грешное, только злое, надменное сердце так может видеть. А доброе сердце как бы жило, если бы благодать оставалась с сердцем, оно бы что увидело? Оно увидело, что и здесь нужда, и тут нужда. Смотрите, злое сердце видит неполадки, а облагодатствованное сердце видит нужды. Хотя на одно и то же смотрят, злое увидело «вот вы, неумехи, что вы тут делаете, вообще, кто вас тут собрал?», а доброе сердце на это же самое нестроение смотрит и видит: «нужда», тут же подбегает и подхватывает, чем может, тем поможет. И еще кается, мол прости сестра, я готова бы помочь, но не могу больше, помогла только этим и все, больше ничем помочь не могу.

И вот что удивительно – сегодня церковь часто строят именно такие сердца. Все злые сердца, они только ругают церковь, вот там такие-сякие собрались, ничего не умеют, ничем не владеют. А доброе сердце ничего этого не видит, оно видит просто нужды: нужда здесь, нужда здесь, идет и помогает чем может. Кто копеечкой, кто делом, кто какими-нибудь вещами своими. У кого что есть. Вот настроение безблагодатное и облагодатствованное. Если ты имеешь злое сердце, то Господь какое-то время терпит, в это время ты как-то управляешься с твоим злом.

Во всяком случае внешне не очень видно, так ты приличие успеваешь соблюсти. Правда, когда ты домой приходишь, тебя там разносит. Бедные твои домочадцы, как им достается, когда ты приходишь, забываешь все приличия и живешь так, как твоему сердцу хочется жить. Ужас порой бывает, особенно детям, мужьям или женам, которые попали под твою горячую руку.

Характеры сейчас у нас очень разные, крутые характеры, поэтому, конечно же, если такой характер свободно начинает высвобождаться, то уж дома, наконец-то, я все могу. «Дайте мне хоть здесь отдохнуть», – говорит человек, и разносит его во все тяжкие. Ну, а вместе с ним разносит и всех ближних. Поэтому, конечно, домашним достается.

Ты и удерживать-то себя на работе можешь только потому, что благодать пока еще с тобою, т.е. пока Господь тебя терпит. Но ежели Господне терпение кончилось и Господь отложился от тебя, то ты даже на работе не сможешь себя прилично вести. У тебя не будет сил себя удерживать. И в зависимости от того, из чего у тебя характер сложен, то из тебя и полезет. Если ты дурной, дурость из тебя будет лезть. Если ты обидчивый, малейший укор тебя тут же и обидел. Если ты беспутный и беспечный, то на работе будешь веселиться. Работа у тебя кончилась, а ты тут шутки, прибаутки сыплешь и всякое такое. Поистине «Что грешно, то и смешно».  Все от тебя гогочут, работа у всех встала, а ты тут весь и разошелся. Это же безбожие откровенное. Потеря чувства совести, потеря чувства долга, а еще более – потеря чувства Бога, т.е. веры.

Там, где благодать отходит от настроений сердечных, там конечно, начинаются ужасные греховные настроения человека. Если ты в этом ходишь, спроси себя, Господь ли тебе дал эти настроения? И ты обнаружишь, что ничего худого по настроению Господь давать и влагать человеку не мог. Ведь Господь благ, и благой Бог не может вложить в тебя не благие настроения.

А значит, вся твоя раздражительность, обидчивость, злость, мстительность, зависть, жадность, гневливость, досада, нетерпеливость, неприятие этого человека или этих обстоятельств своей жизни – это все неблагодатное настроение, тобою рожденное, против Бога направлено. Этим ты воинствуешь против Бога.

Да, против Бога можно воинствовать действиями, поступками, например, взять икону и разбить ее прямо на глазах у всех, а можно воинствовать настроениями. Войти в самые злобные настроения, причем считать, что по каким-то причинам ты вправе так обижаться, ты вправе так ругаться, вправе сейчас всех осуждать. Ведь «Свет завидлив, свет обидлив – всяк чужой век заедает».

Но ты этим настроением выгоняешь участие благодати, а значит, участие самого Бога в тебе. Ты ведь воинствуешь против Бога.

Это воинствование против Бога настроениями постепенно все более разгорается в человеке, и в конечном итоге воцаряется и становится потом смертным грехом. А смертный грех – это некоторая степень знакомых нам обычных настроений, но доведенная до крайностей, когда ты уже совершенно уверен, что имеешь право сейчас злиться. И злишься, совершенно ни в чем не каясь, без всякого зазрения совести, чувствуешь, что имеешь право сейчас обидеться. Ты, правда, не допускаешь мысли, что право имеешь, поэтому обижаешься, но так, что изворачиваешься в этом, как будто бы в естестве своем.

Если ты до такой степени уже научился обижаться, то ты впал в смертный грех. Что значит смертный? Это значит, твоя обидчивость, уже неизбывная в тебе. Т.е. тебя теперь чуть задень, ты всегда впадаешь в этот грех.

Если это проявляется физиологически, то потом уже диагностируется врачами как неврастения – то или иное худое настроение, безбожное настроение, которое уже начинает быть устойчивым в твоем сердце.

Неврастения – это еще не смертный грех. Ее можно вылечить. Надо с тобой поговорить по душам, побеседовать. Если ты безбожный и в церковь не идешь, а просто ходишь к психотерапевту, то психотерапевт тебя успокоит, утешит. Не получается, даст тебе таблеточки, они пригасят тебя. В конечном итоге, ты поправишься, возьмешь себя в руки, снова станешь более-менее нормальным человеком. Значит это настроение сердца еще не то, которое стало неизбывным. Т.е. это еще не смертный грех, но оно уже почти рядышком. Неврастения  – это еще невротическое, т.е. заболевание нервной системы, которое неустойчивое. Оно может быть вылечено.

Если еще в этом закорениться, то дальше уже начинается психопатия. Психопатия – это уже психическое заболевание, это уже устойчивое отклонение от нормы. Это дисгармония, нарушение личности, души. Это уже смертный грех. Как вылечить это? Да никак. Время от времени тебя можно только отправлять в психиатрическую больницу и там подавлять в тебе это настроение чисто медикаментозными средствами. Других средств уже нет. Потому что сердце уже полностью в это встало, и больше оно не собирается меняться.

Если внимательно посмотреть, то получается, что на сегодняшний момент мы в неврастеническом настроении, практически, все поголовно. Потому что неврастения – это некоторое проявление неустойчивых, безблагодатных сердечных настроений, которые с определенной частотой повторяются в человеке.

Значит, мы все грешим. Чем? Прежде всего, воцарением самих себя, уверенностью, что мы имеем право так жить. Т.е. вытесняя Бога, жить своими настроениями.

 Через покаяние восстанавливаются отношения с Богом

Если ты это услышишь сердцем своим, совестью своею, то ты начнешь каяться, просить Бога: «Господи, прости меня, я не хочу так жить. Прости меня!»

Вот в этом «прости» твое покаяние. В этом «прости» твое желание снова восстановиться в отношениях с Богом, а значит, в участии Его благодати. И тогда Он благодатью Своею начнет собирать твои настроения. Настроения станут у тебя благодатными, т.е. добрыми, расположенными, мирными, как минимум.

А то и сверх того, ты станешь участлив, милостив к ближним. Да, тебе делают зло, а ты все равно милостив к ним. Ты умеешь их оправдать в этом зле. Хотя видишь, что он творит зло, но ты не злишься. Потому что знаешь, что «Обидчика Бог судит».  И имея к нему оправдание, остаешься мирен, а имея к нему милость, еще и помогаешь ему освободиться из этого зла. Он только что был разъяренный, злой, а ты с ним поговорил, он и утих.

Или же есть люди, которые обладают таким душевным даром, великодушием, рядом с ними всегда как-то быстро опадешь во всех своих худых настроениях. Они как-то так умеют поддержать, утешить и поучаствовать, что все твое худое сразу развеивается.

Чем же они тебе развеяли это худое? А благодатною силою души своей. И паче всего, конечно, умеет развеивать эти худые наши настроения Сам Господь. Поэтому мы в покаянии прибегаем: «Господи, прости меня за все худые настроения сердца моего».

 

Основание прегрешений – чувство самодостаточности

В чем основание всех наших согрешений? Основанием являюсь я сам, т.е. признание себя самого как достаточного для жизни. Это чувство есть гордость.

В гордости человек не нуждается в Боге. И поэтому, если нет чувства нужды в Боге, значит, это чувство гордости. Впервые это чувство гордости зародилось в дьяволе. Когда он вдруг почувствовал достаточность своего ангельского существования, вот эта достаточность проявилась как гордость. Она в нем начала воцаряться, и в мгновение ока, это же ангел, т.е. дух, все, что в духе происходит, оно тут же мгновенно происходит, она моментально захватила его всего.

И он в одно мгновение сделался полностью достаточным только в самом себе. Нужен ли теперь стал ему Бог? Он стал самым ярым противником Бога. «Ты мне не нужен», – сказал он откровенно. И с этого времени он вошел во вражду с Богом. А, войдя во вражду с Богом, он увлек за собой еще огромное количество ангелов, которые пошли за ним и тоже вошли в состояние достаточности самих себя.

А дальше он стал враждовать против людей. Бог сотворил людей, люди были в достатке Бога, а полном нечувствии себя. Они жили Богу и жили Богом, совсем не чувствуя себя. Не чувствуя себя, значит самоотверженно.

Свойственно же нам самоотверженно пойти в дело, забыв про самого себя, всего себя отдав этому делу. Но точно таким же образом люди так когда-то жили, ну и сейчас есть люди, которые так живут, полностью отдав себя Богу и не чувствуя себя. И дьявол начал этих людей вылавливать в свою сторону. Надо только дать почувствовать человеку самого себя как нечто самоценное. «Бог дает путь, а дьявол крюк».  И вот с этого момента стала зарождаться в людях гордость.

Сейчас не гордых людей нет совсем. Все мы как-нибудь, когда-нибудь, сколько-нибудь себя чувствуем вполне достаточными для своей жизни. Чтобы весело провести вечер меня самого для этого вполне достаточно. Поэтому я сейчас позову ту, другую, третью и мы весело посидим, выпьем пивка, кофе, кое-чего покрепче: вина, водки, конька – у кого какой достаток. «Богат творит как хочет, а убог как может».

У меня достаток на коньяки только с семи звездочками. На пять я уже на размениваюсь. Три я вообще не смотрю. Вот у меня такой достаток. Этот достаток в кармане, но это достаток еще и в сердце. Это же какой достаток, – горжение до окаменения. И вот в этом плане очень много разных событий дня происходит в достатке себя самого. Я постирал, помылся себе в удовольствие. Или я испекла лепешки – себе в удовольствие. Да, при этом все порадовались моим лепешкам, но пекла-то я себе в удовольствие. Вот это «себе в удовольствие» – это и есть самодостаток для этой жизни.

Ну и посмотрите, себе в удовольствие где мы живем? Да мы все время так живем. А где мы живем не себе в удовольствие, а в удовольствие Богу?

«Господи, дай мне такую минутку, открой мне глаза на то, как я живу».

Оказывается, нигде. Но может быть в тот момент, когда ты молишься: «Господи, помоги мне»? Но ты же там не в довольствие Бога живешь, ты же просишь кому помощи-то? Себе же опять просишь. Значит, ты опять, даже прося Бога, даже обращаясь  к Нему, все равно просишь Его в довольствие свое.

Т.е. настолько гордость велика в человеке, настолько довольство собой заполоняет все наше сердце, что мы даже и не знаем, есть ли какая-то вообще минута жизни, где мы бы искали угодить Богу. Значит, ты грешишь гордостью. Ты постоянно Его вымещаешь из своего сердца. Ты постоянно не Ему живешь, а все время живешь себе. А «Бог правду видит, да не скоро скажет».

Даже тогда, когда ты к Богу прибегаешь и просишь Его помощи, молишься Ему, ты все равно это делаешь ради себя самого. Но это грех. И в этом надо каяться. Об этом надо просить прощения: «Господи, прости меня, я все время горжусь, все время в довольстве себя живу. И нигде не содержу и не ищу, чтобы Тебе удовольствовать, даже тогда, когда я помогаю в храме, какую-то лепту свою вношу Богу на храм».

Но что удивительно, если внимательно вслушаться в свое сердце, то окажется, что эта лепта, которую человек жертвует в храме, он и ее все равно делает из какой-то корысти. «Я Тебе, Господи, жертвую, потому что хочу, чтобы у меня на работе все было хорошо. Я слышала, что если хочешь, чтобы тебя взяли на хорошую ставку, пойди, свечку поставь Богу. Вот я пришла, свечку поставила». Жертву же принесла, за свечку деньги вложила. Больше, чем свечка стоит. Вот жертва Богу какая!

А за что? Зачем ты эту жертву принес? Чтобы Богу принести довольство? Нет. Ты хочешь сдать экзамен, ты хочешь, чтобы у тебя дело хорошо совершилось, ты хочешь, чтобы у тебя здоровье поправилось. Опять все для тебя. Т.е. оказывается, даже будучи верующими, мы все равно остаемся в довольстве себя.

Избавление от этого ужасного сатанинского чувства – это задача нашей души в восстановлении человеческого. Хотя, безбожный человек настолько уже в это впал, что писатель А.М. Горький про человека сказал: «Человек – это звучит гордо!». Это же сатанизм откровенный. Это торжествование человеческого довольства. А «Сатана и святых искушает».

На самом деле человек вовсе не в этом человек. Гордость в человеке – это сатанизм. А что же тогда в человеке нравственно высокое? Это достаток Бога в нем, когда он хочет дать достаток Богу, а не себе. Вот если это ты чувствуешь, если ты этим живешь, если ты удовольствие Богу доставляешь собой и своими делами, то тогда это суть человек, это человечество исконное. Оно изначально вложено в душу человеческую. И поэтому-то вот и Церковь, когда приносит какие-либо жертвы, это явно Богу принесенные жертвы. Они в довольство Богу принесенные.

 

Какие храмы стоят века

Вы знаете, что есть храмы, которые построены чистыми деньгами, или чистыми приношениями людей. Говорят, что эти храмы стоят вечно. Есть несколько храмов на Руси, которые в 14 веке были построены, и они с того времени стоят. И ничто не может их разрушить.

А в то же время, сколько храмов было взорвано, с лица земли стерто и полностью исчезло. Почему же одни храмы стоят, а другие нет.

Какая-то часть храмов все-таки долго стояли, но потом пришли в разрушение. Пришлось их реставрировать.

Те, которые до сих пор стоят, они построены на чистые приношения. Люди искренне приносили свои средства для довольства Богу и никакого своего довольства не искали. Те мастера, зодчие, которые строили эти храмы, они даже не оставили надписей своих имен на камнях храмов.

Храм Спас на Нерли или же Спас на крови до сих пор стоят. И ведь они стоят, практически, в первозданном виде, их очень мало пришлось реставрировать, мы до сих пор не знаем, кто их строил, кто был зодчий. Ни одного имени, ничего не осталось. Потому что те, кто это делали, для себя ничего не искали. А те, которые приносили из дома яйца, на которых раствор замешан, приносили кирпичи, которые делали у себя в доме, в ограде своей, тогда такой оброк был – на строительство храма, хочешь поучаствовать – принеси кирпичи.

А где их взять? Сам же и сделай.

Вот и разжигали печи, брали глину соответствующую, технологию доподлинно изучали и каждый во дворе своем, желающий принести Богу свое приношение, эти кирпичи делал и приносил. Какие же там кирпичи! До сих пор временем не тронутые. Значит, такая же была искренность!

А в то же время мы знаем храмы, которые уже долго стоят полуразрушенные. Храмы стоят, но их приходится долго восстанавливать. Почему же так? А значит, часть лепты, вложенной в эти храмы принесена с корыстью, в довольство свое. А очень много храмов, построенных в 18 и 19 веке совсем с лица земли исчезли. А в них вкладывали деньги меценаты, люди крепкие, большие, богатые, но чисто с какой-нибудь корыстью. «Господи, кладу Тебе тысячи, а Ты мне дай сто тысяч». И действительно Господь давал, Он же благ, Он не может на твое подаяние ничем не ответить.

Это только злой человек ничем не отвечает, когда ты ему ссудишь. А Богу нельзя так. Поэтому, если человек тысячу клал, то Господь, ради этой его тысячи давал ему умножение его дела. Но то, во что он положил эту свою тысячу по долготе своего существования оказывалось не долгим. 19 века храмы, сколько они простояли? От силы столетие. Какие-то из них даже 50 лет не простояли.

 

Грехи не только нас разрушают, но и ближним вредят

И так любое дело, какое бы ты не делал. Лепешки ли ты печешь, ты разумей, в здравие ли они пойдут? В каком настроении духа ты пребываешь? В гордости? В тщеславии? В злобе, жадности, обиде? Ты только что пережила ссору и теперь вот печешь лепешки или же варишь суп, а сама прямо вся кипишь, что ты все-таки кому-то нос не утерла. Что будет с людьми, которые поедят этот суп или эти лепешки?

У нас в училище был такой случай, когда в какой-то период вдруг все стали болеть. Никак мы не могли причину понять, даже врачи смотрели. Я подумал, что от скудной пищи. Да, в училище пища скудная. Сыра, масла сливочного просто нет у нас. Вообще мы такого не едим, не на что. Мясо бывает только в какие-то определенные праздничные дни. Поэтому в общем-то для студентов и сотрудников, которые только в училище живут, пища достаточно скудная. Думая, что люди болеют из-за скудости пищи, я ради исцеления, все средства, какие жертвовали люди, начал только на еду отпускать. Все равно было скудно, но все-таки уже получше, но случаи болезни продолжались.

И вдруг заболела сама наша повар, и два месяца ее не было на работе. А был пост Великий. Пищи никакой, фактически. Одни только каши, да вода. Но как раз за эти два месяца Великого поста люди поправились. Через два месяца повар вернулась, и болезни животом опять возобновились. А полгода спустя тайна открылась. Когда за ней начались наблюдения, я для подтверждения отправил ее в другое место, на другое служение. Она там два месяца поработала, и мы все снова стали здоровыми. И уже после этого я ее вообще убрал из училища.

С тех пор у нас со здоровьем желудков все нормально. За кухней я теперь стал смотреть очень внимательно, чтобы там были люди обязательно чистые, добрые. Конечно, мы все не без греха, идеального человека не найдешь, но все-таки, чтобы человек был бы расположенный ко всем, не злой. Не приглядывающийся, что этот такой-сякой, этот плохо что-то делает, этот вообще дома самодур. У всех студентов что-нибудь греховное есть, если это все замечать и по поводу этого злиться и в таком состоянии варить пищу, то тогда и будет от этого зло.

Грехи – это ведь сила, это власть дьявольская, которая в нас совершается, но она не только нас разрушает, она разрушает еще и всех окружающих. Кто же вложил в нас эти грехи? Господь разве это сделал? Нет, это мы сами от своего собственного довольства заставляем себе угождать и служить. А те, которые не служат и не угождают, мы по поводу них испытываем ужасные переживания: то злимся, то обижаемся, то жадничаем, то злопамятствуем, то ревнуем, то еще что-то такое. Тебе очень хочется, чтобы жена твоя была верной, муж твой принадлежал только тебе. Ну да, это так, правильно, благочестиво, по нравственному закону пара не должна быть изменяющей друг другу. Но при желании, чтобы муж или жена не изменяли, были бы верными, одновременно с этим бушует ревность, что мне, наверное, изменяют. Чувство желания верности и чувство ревности – это два разных чувства! Одно из них чувство злое. Другое – от Бога. Желание верности своего супруга или супруги – от Бога.

А чувство ревности и подозрительность – это чувство от тебя самого. «Ревность яко ржа губит сердца».  Это твое самовластие, в котором ты в свою собственность взял или взяла мужа или жену. Как это твоя собственность? Они собственность Божья. А уж после этого они друзья, помощники тебе. И поэтому она – жена или он – муж. А вовсе не потому, что ты взял их себе в собственность.

Вот это – «считать в собственности» – это тоже гордость, это самодостаточность. Этим ты грешишь. И если ты хоть как-то слышишь, совестью слышишь, что это твои грехи, верою слышишь, что ты этим оскорбляешь Бога, то непременно надо приходить и просить прощения у Бога и каяться до искренних слез: «Господи, прости меня, не хочу так жить. Я хочу жить только так, как Тебе угодно, как Ты устроил мою душу, и какими Ты мне даешь благими настроениями».

А благие настроения, они служат только другим, а не себе самому. Они угождают только Богу.

Себе угождают только корысти. Когда Россия была вся православная, это золотой 15 век, удивительные вещи тогда создавались в России. И нигде мы не видим увековеченных имен, потому что люди многое абсолютно бескорыстно делали и все нуждающимся отдавали. Поразительной красоты храмы, удивительного достоинства росписи внутри храма, изысканные княжеские дома или же деревенские, с разными украшениями, дома тогда были всюду.

До сих пор в Кижах демонстрируются отдельные образцы деревянного зодчества того времени. Какое великолепие, простота и целомудренная цельность во всем этом! И нигде нет ни одного имени автора. Все делалось бескорыстно.

А сколько домашней утвари делалось не на выставку. Сейчас они в музеях – удивительной красоты предметы домашнего обихода, на которых ткут, вышивают, из которых едят. Простые резные чашки из дерева, или же глиняные, расписанные – все поразительной скромной красоты. Но имен авторов нет. Это вообще было просто в обиходном пользовании. Но такого уровня, что сейчас на выставке, в музеях прикладного народного творчества. Вот какого уровня делание было, но не для себя, не для гонораров и не для выставок, а просто чтобы люди жили в окружении изящных, Богу приятных вещей.

Может быть, жизнь 15-го века сегодня невозможна? Может быть душа человеческая другой стала?

Душа-то та же самая. Другое дело, что много греха собирается в этой душе: самовластия, гордости, тщеславия, зависти, ревности, жадности и много всякого худого, корысти, особенно, что характерно для нынешнего времени.

Да, этого действительно много. Но душа все равно та же самая. И если ты доберешься до своей души, услышишь свою совесть и по ней начнешь жить; услышишь свое чувство долга и взаимодавство и начнешь этим взаимодавством жить: когда тебе сделали, и ты не можешь не сделать в ответ. Это есть исконное начало человеческой души.

Если ты слышишь свою веру, как же ты будешь грешить?! Конечно, ты будешь делать так, как велит тебе твоя душа, как велят твоя совесть и вера. «Вера спасает. Вера живот творит.»  И тогда через это ты постепенно восстанавливаешься в то достояние, которое свойственно всякому нормальному развитому в дарованиях души человеку. Не в знаниях развитому, не в тех способностях, которыми мы завоевываем мир, а в достояниях человеческих: взаимодавстве, почитании, способности откликнуться на нужду и иметь попечение об этой нужде; до последнего, до конца печься, быть верным, преданным, патриотом, совестливым, честным, искренним, всегда быть простым – вот ведь истинные достояния человеческие.

Из этого же складывается человек. А вовсе не из того, что один умеет стихи сочинять, другой поет, третий математикой владеет, пятый – физикой, шестой – техникой владеет какой-то, седьмой – искусством шитья или еще чем-то. Это способности человеческие. Но способности даны человеку только для того, чтобы дело, которое ты взял в попечение, сделать хорошо. Только для этого.

А в деле стоять, чтобы послужить ближним, чтобы угодить Богу могут только достояния человека. В них-то и есть человек. Если же ты все свои достояния разменял на разные корысти, то ты грешишь и поэтому тебе надобно каяться.

Надо просить прощения у Бога: «Господи, прости меня, всю свою жизнь прожил, разменяв все свои достояния на разные корысти. Вместо почитания у меня сплошная дерзость ко всем, у меня попечение только о тех, которые мне приятны или же удобны или для дела нужны, а обо всех остальных попечения у меня никакого нет. Вместо истинного созерцания благой красоты, т.е. красоты, которая для Бога совершается, я восхищаюсь разными модами, всякими вычурностями современного мира. Вместо воздержанности в еде изощряюсь в блюдах, мало того, еще пью себе в удовольствие. Вместо кротости и от кротости чуткости к ближнему я напропалую иду мимо всех и свое дело всегда протараню сквозь любого человека». Вот это и есть грехи. И если ты слышишь, что это грехи у тебя в душе угнездились – кайся.

Кайся до слез, кайся так часто и так много, пока не услышишь, что в тебе восстанавливается человеческое достояние, и вместо греха ты начинаешь жить правдою человеческой жизни, начинаешь быть просто человеком.

Но при этом все окружающие будут над тобой смеяться. Они ведь живут не ради человека и не ради достояния. Да, в глазах других ты сделаешься, может быть, белой вороной. Но тебе-то какое дело до этого?

Сокровище, которое ты нашел в себе, т.е. Бога Своего, а через Него служение Ему достояниями своими – это сокровище выше всего богатства в мире. Ради этого сокровища перестань обращать внимание на всех окружающих, как бы они на тебя пальцами не показывали.

Кстати, задеваться мнением окружающих свойство – тщеславия. Тщеславие – это производное гордости, которое хочет иметь себя в глазах других только хорошим. И поэтому очень боиться вдруг опрофанится перед людьми. Чуть кто-то вдруг похихикал над моим поступком или над моими словами, и сразу екнуло сердце и куда-то укатилось в пятки. И ты потерял всякую уверенность в себе. Ведь «Во всякой гордости дьяволу много радости».

Только что ты говорил высокие слова о долге и готов был также и дальше говорить, но вдруг кто-то хихикнул, и тебе показалось, что на твой счет, и все, ты уже не можешь говорить, у тебя уже полезли вкривь-вкось губы, сразу куда-то уверенность потерялась.

Что это с тобой сделалось? Почему ты был достойным человеком и вдруг в один миг перестал быть им? А оказывается, ты весь в тщеславии. И это тщеславие сразу же обнаружило, что, оказывается, твоя цветистая речивость, она кому-то в усмешку пошла. И от этого ты сразу сбился.

Можно ли жить этим чувством тщеславия? Но тогда ты все время зависим от мнения окружающих людей. О тебе где-то плохо подумали и сказали тебе: «Ты знаешь, о тебе очень плохо думают». И все, ты стал смотреть не честен ли ты сейчас, или не честен ли ты перед Богом, а стал смотреть чем ты перед людьми плохим стал? И давай вымерять себя.

А люди говорят: «Ты там что, по совести начал жить? Хи-хи, видали мы таких глупцов». И ты, уже видя, что они живут бессовестными, готов теперь тоже в угоду их мнению, жить так же, как они, лишь бы только они о тебе хорошо говорили; если они воруют и наживаются, ты готов делать это с ними вместе; если они шельмуют и каким-то образом устраивают свою жизнь, и ты готов вместе с ними так жить, пусть даже они увлечены развратом, но ты тоже готов так жить, лишь бы они плохо про тебя не говорили, лишь бы только не сделаться в их глазах белой вороной.

Но ведь это же и есть зависимость от мнения окружающих людей, тщеславие.

А почему ты независим от Бога? Почему ты Бога-то бросил и зависимым от Бога перестал быть, а сделался зависимым от людей? Потому что ты безбожный.

Ну и что теперь? Так в этом и оставаться? Если у тебя есть хоть капля совести, хоть капля веры, ты будешь в этом каяться.

Ты будешь просить у Бога прощения за то, что ты так зависим от мнения окружающих людей. Да, ты ради мнения окружающих готов Бога предать, совесть свою оставить, лишь бы только они о тебе хорошо думали. И в этом надо каяться. Это грех, это тяжкий грех.

И много еще чего другого может совесть тебе подсказывать, что ты грешишь, и в том тебе надо принести исповедь свою и, покаявшись, примириться с Богом. А на исповедь приходишь, вот Евангелие, в котором сказано, как надо жить, какая жизнь правдива. Вот крест, на котором Господь открывает тебе, что Он за тебя, за твои грехи пострадал для того, чтобы тебя искупить: для того, чтобы ты сейчас мог встать на исповедь, попросить у Него прощения, и только одной этой просьбой уже очиститься от греха. Чтобы Бог очистился от грехов, которые Он взял на Себя за нас, Ему пришлось быть оклеветанным, пострадать на кресте, быть побиваемым камнями, до крови пострадать, а потом даже до смерти.

Страданиями Своими Он искупал наши грехи. Ради чего? А ради того, чтобы ты сейчас имел возможность припасть к этому кресту и Евангелию только с одним чувством – чувством покаяния: «Господи, прости меня грешного». И Он, любящий, ради только этого покаяния твоего даст тебе свободу от греха. Такая милость Божия сделана для тебя! И ты припади к Господу, обязательно принеси свое покаяние и примирись с Богом. И Господь примет тебя.

Те, кто будут исповедоваться, вначале послушают общую молитву, приготавливающую к исповеди. Когда мы впервые услышали о том, что есть покаяние, то как-то, может быть, пробудились в этом. Далее надо теперь принести молитву Богу, помолиться Ему, т.е. сказать свои покаянные слова, просьбы о прощении, которые за вас, при вашем присутствии и внимании, священник будет говорить вслух. А после этого уже по одному будете подходить, лично каяться, начиная такими словами: «Господи, прости меня, я согрешил или я согрешила» и дальше все то, в чем вы грех чувствуете. Живое только приносите, в чем сердце действительно скорбит, действительно как-то хоть чуть-чуть, но мается.

 

Христианство в трудовых отношениях

Если говорить о производственных вопросах, то одна шкала для руководителя – профессионально-производственная, а вторая применяется ко всем, эта шкала относится к критериям нравственным.

И ни в какие личные отношения не надо входить, сразу относите все к шкале.

А другая шкала, – шкала уже нравственная. Где можно еще свое отношение проявить. Но это значит, уже вступить в личные отношения.

Так вот, на самом деле-то в отношения вступать не надо. Но если это случилось, то сколько шкалу эту не применяй, сколько не выплачивай штрафы, а воз будет на месте. Ну и тогда все равно придется войти в личные отношения.

Но тогда вопрос: как ты в отношения входишь? Ненавидя или отвергая его самого или отвергая в нем какую-то черту характера? Если ты нравственно за него болеешь, из этой боли за него ты можешь требовать как угодно – от мягкого «ну как же ты так небрежно делаешь?», до категорического «если ты еще так сделаешь, нам с тобой не работать».

Можно так сказать, как отрезать. И здесь он должен услышать, что речь идет не о нем самом, а о его проступках. К сожалению, чаще всего мы этого не распознаем. И реагируя на проступок, мы реагируем сразу на носителя этого проступка. И гневаемся не на проступок, а на него самого. Что ему остается делать? Либо в ответ возразить, либо, если он категория социально послабее, – обидеться.

Давайте вернемся к конкретной ситуации, в которую попал православный человек на работе: опоздание-штраф, опоздание-штраф. Но бывают просто непредвиденные ситуации, что человек опоздал, когда это случилось невольно. Как тогда поступать? Применить сразу санкции или все-таки как-то решить этот вопрос, отложив до следующего раза, до повтора или исправления работника?

Это спокойная ситуация, когда на входе на работу не стоит пропускной счетчик. Тогда автоматом, опоздал – штраф. И никуда не денешься, все. А у некоторых пока еще на позиции контроля стоит сам руководитель. Он может наложить штраф, а может не накладывать, закрепить это действие, или не закрепить. Поэтому тут уже все зависит от вас, и вы, как живые люди, решите этот вопрос.

Хотя я знаю, что там, где на предприятиях внедрили эту систему пропускного контроля, то она очень хорошо дисциплинирует людей. Люди настолько разболтались сейчас, что если начального собирания не осуществить, не подвинуть начального самоотвержения человека, то потом дальнейшее собирание просто не получается. Оно происходит только на время. Почти всегда «Сердитого проклянут, а смирного живьем проглонут». Установились у начальника хорошие отношения с этим человеком, тот доверился или поверил, получилось взаимное расположение, все хорошо. Но это же недолго. Ну месяц, ну полгода, а потом что-то случается: либо один устал, либо другой устал, в итоге у них расстроилось все.

А когда счетчик работает, то там волей неволей происходит самоотвержение. Там уже ничего такого себе попустительного человек не позволит. Он должен это отрезать раз и навсегда, или оно будет ему все время досаждать. Он все время будет опаздывать. Но он же виноват тогда сам, чувствуя, что опаздывает все время из-за своей несобранности. И, в конечном итоге, он вынужден отрезать это у себя.

Поэтому требуется от младшего руководителя, когда он приходит в должность, первые 2-3 года быть в рамках жестких правил. Никаких попущений, пока он внутри себя не соберется. Вот тот, кто сможет собраться, тот дальше сможет быть руководителем.

Кто не сможет собраться, тот где-то начнет искать отношений, чтобы себе что-то попускать. Не может отложиться, допустим, от опозданий, ну и хочет как-то хорошие отношения наладить со старшими, чтобы ему эти опоздания попускали. Вот он и налаживает. Благо еще, если умеет это делать. Ну и, в результате, он с этим багажом остался. Оставшись привязанным к опозданиям, он получает основание, которое работает и по отношению к другим процессам, другим операциям, другим действиям. Везде будет это вылезать.

И поэтому, конечно, это правило, когда в начале работы человек входит в строгость дисциплины, соблюдая строгости на протяжении трех лет – оно хорошее. Все равно ему все надо правильно делать: надо не опаздывать, надо операцию делать именно так, как требуют правила. Ну так возьми лучше сразу, пока у тебя энергия на это есть, радость, что ты поступил на работу, наконец-то устроился, энергии же много. Этой энергией и отсекайся от нестроений.

Хорошо известно, что предприятие то крепкое, которое сложено из отсеченных от нестроений работников. А уже когда отсеклись, тогда начинается следующий уровень отношений.

Там уже появляется уровень доверительности, соответственно презумпция доверия разной меры, но это уже на уровне отсечения, а не на уровне попущений. И все равно, первый-то уровень держится, строгость все равно остается. Дисциплинарный порядок остается, уже в самом устроении производства. На нем все держится. И все его держат, потому что все его ценят. Но для этого в начале надо четко сделать момент отсечения.

В этом плане христианство было не правильно понято. Всякий раз, когда человек вновь приходит в церковь, то слыша проповедь о любви, он не понимает, что любовь-то на самом деле хочет угодить Богу. Но Богу можно угодить только совершенными делами, потому что Бог Сам никогда ничего не совершенного не создавал и человека-то такого сотворил, что он может делать совершенное.

Мы все такие от Бога, мы способны делать все совершенно. Но только по причине греха мы распустили себя. И чем больше мы допускаем распущенность, тем меньше мы можем делать что-либо совершенного.

Поэтому по-настоящему любовь требует совершенного делания, совершенных отношений с ближним, а соответственно, вместе с ним совершенного делания любого дела. Недаром Русь, когда была в расцвете, кормила всю Европу и пол-Америки. И при этом в России такие столы накрывали, что сейчас, когда читаешь все это, удивляешься, надо же, столько всего было доступно, просто так. Откуда? А потому что так трудились. Потому что никакого разгильдяйства, расслабленности в человеке не было, все это было отрезано с самого детства.

Так вот, любовь требует такого самоотвержения. А люди-то этого не понимают, они полагают, что я теперь церковный, православный, поэтому и должен быть любящий.

Князь Владимир, когда таким стал после крещения, сразу взял и отменил смертную казнь. И вдруг Россия начала расползаться: появились грабители на дорогах, бандитизм, воровство стало множиться в России. Тогда князь Владимир с этой бедой, уже разверзшейся в России, пришел к старцам, спрашивая что делать. Старцы  сказали: «Верни смертную казнь». И когда он ее вернул, то через сколько-то лет все стало на свои места. Он навел порядок. И это сказала любовь – верни смертную казнь.

Часто с христианами тоже так происходит, что начинают люди воцерковляться и полагают, что теперь я должен всех любить, предполагая под этим всем все попускать. Но ты же попускаешь грех, ты попускаешь лень в этом человеке, а в этом – разгильдяйство, в том – элементарную тупость. Ты более жестко поставь ситуацию, он и окажется более умный, он окажется ловкий, более того добрый даже. Не зря говорят «Любит, как душу, а трясет, как грушу».  А попустил ситуацию, и он у тебя пребывает как разгильдяй и лодырь.

И почему люди неохотно в православие идут? Потому что настоящее православие строгое. Потому что оно любит, но любит настоящую душу, ту чистую, которая дана человеку. А все разгильдяйство и прохиндейство оно не любит.

От чего такие жесткие у православной веры условия? Это для нашей богодарованной души такие жесткие условия? Нет. Бог дал нам эти условия не просто переносить с трудом, а жить ими и в них радоваться, чтобы в этих-то строгих и самоотверженных условиях дела, труда ты бы радовался, жил. А если в тебе уже началось разгильдяйство, всякое панибратство, тебя охватила лень, то условия христианские как будут восприниматься? – «Ой, злодейство». Поэтому сегодняшние христиане ни один не смог бы честно выжить в 16 веке.

Вот если бы была машина времени, и мы смогли бы сейчас перенестись в 16 век, то мы бы тут же с вами завопили: «Какая несправедливость!» и разбежались бы кто куда. Даже сейчас, я смотрю: наши учащиеся на поле выйдут, а там колхозники. Те как встали на грядку и пошли, а наши учащиеся кое-как с трудом ползут-ползут, потом посреди грядки сядут – уже все, не можем дальше. А почему же этот, невзрачный с виду колхозник, может? Ну так он все время там, на поле. А у наших нет таких сил. Так восстанавливайте эти силы! Может быть, у тебя нет вообще этих природных сил? Нет, они есть, просто ты их не тренировал. Ты в это время тренировал расслабленность.

Если время идет, значит что-то обязательно, невольно тренируется. Обязательно. Например, ты просидел 2 часа перед телевизором. Подумай, что в это время тренировалось? Разгильдяйство и лень точно тренировались, потому что в это время надо же было какие-то дела делать, а ты просидел. А «Праздность – мать пороков»  и слабости человека.

Разгильдяйство – это нечувствие ответственных дел. Оно тренировалось? Тренировалось. Мало того, тебе даже на память приходило, что эх, надо бы сейчас пойти то сделать, это, а ты расслабился: «Ничего не могу, ладно, завтра сделаю». Ты сегодня это сделал, завтра повторил, а потом вообще даже и повторять перестал, ты просто обрел этот образ жизни, и теперь, входя в квартиру, сразу к телевизору. Наши мужчины в большинстве так и живут теперь. Про женщин, в большинстве, так не скажешь. Но дети тоже все так живут сейчас.

А что еще тренируется? Еще тренируется полная телесная расслабленность, удобно устроенная, и на блюдечке тортик поставлен, и кофеек тут рядышком. Потом приходит полная душевная расслабленность, потому что в тот момент человек ни за что не отвечает, даже к ближним никаких долгов не имеет. Удобно! Мама просит: «Поди, сынок, вынеси ведро», – «Мам, отстань, – современный ребенок, – ну ты не видишь что ли, я смотрю интересное кино. Сейчас досмотрю, тогда пойду». Потом кино кончилось, там начался концерт. Все переносится на завтра. Это тоже тренировка. Коль действие происходит, оно же тренирует. И посмотрите, нет ни одного момента жизни, где бы что-нибудь не тренировалось.

Вот трезвенность – это есть точное слышание, что в тебе тренируется. И точный выбор, как тренировать то, что угодно Богу. Или же как минимум, хорошо отлаженный производственный процесс. Кстати, на производстве мы не позволяем себе таких вот разных «тренировок». Если на что-то не хватает сил, это от того, что, скорее всего, не хочешь.

На уроках анатомии для наглядности – от чего зависит силовая емкость мышцы лягушки, берут лапку лягушки и демонстрируют один опыт. Вешают на лапку гиречку и потом уколом заставляют ее сокращаться. Вот она раз сократилась от укола, два, потом все, перестала сокращаться. Значит, сила в лапке иссякла, гирька висит. Сколько ты ее не коли, эту лапку, она не шевелится. После этого слабый электрический ток подводят к нерву и активизируют нерв. Лапка сократилась во всю мощь. В чем дело? Оказывается, мощность самой мышцы сохранилась, просто нерв перестал реагировать на укол. А если его дополнительно возбудили, то он снова пришел в возбуждение и лапка сократилась.

 

Аскетика – умение восстанавливаться в душевных силах

Оказывается, человек так устроен, что у него на первом месте стоит нервная система. Хотя всегда кажется, что устает тело. А если превалирует нервная система, то это значит, что главное – это прямые отношения с душой. И если ты душу умеешь содержать в порядке, то я могу утверждать по современному человеку, что тело может сделать в сто крат больше, чем обычно делает. Но, правда, его надо потренировать, усилить.

Дело в том, что телесные резервные возможности очень большие, устает, прежде всего, нервная система. А отчего нервная система устает? От неустроенности души. Поэтому «Душе с телом мука».  Тебя задели – ты разволновалась. Чуть что не так, ты раздразилась. Что-то не по тебе – ты обиделась. Потрясается и угнетается при этом душа посредством нервной системы. Если даже у тебя потерялся кошелек с зарплатой – жди сердечный инфаркт. Среагировало сердце, физическое сердце. Какое отношение между физическим сердцем и кошельком? Само физическое сердце имеет отношения с кошельком? Нет, но имеет отношения душа. Она, оказывается, настолько прилеплена к кошельку, аж до сердечных мук. Значит, просто неустроенная душа.

И поэтому, когда человек начинает воцерковляться, первый труд, который он делает – это устроение своей души. И значит, соответственно, он может, будучи устроенным в душе, выдавать не только телесные резервы, но и резервы умственные, каких часто не хватает, или же просто мозг начинает не выдерживать умственной нагрузки. Оказывается, на самом деле это наступает не умственная усталость, а усталость душевная в уме.

Все будет нормально, если ты умеешь после усталости восстанавливаться, а методом восстановления является аскетика: умение воздерживаться от греха, умение обращаться к Богу и умение всегда содержать себя в благодати. Вот три ведущие умения.

Если ты этим владеешь, тебе больше ничего не надо. Все остальное соберется, устроится. Просто реально это трудно совершить. Упрямым разгильдяям особенно трудно. А еще более трудно себялюбцам, которые любят свое разгильдяйство, любят свое упрямство, любят еще много чего своего.

Два года достаточно, чтобы человек, который этого захотел, переменился бы. А который не хочет, через два года он будет хуже, чем есть сейчас. Но так как есть надежда, а я на самом деле имею эту надежду, и где-то в глубине души чувствую, что какая-то часть вашего сердца говорит: «Посмотрим, батюшка, постараемся».

Слова бесполезны для той части души, которая все равно будет делать. Поэтому я могу совершенно спокойно сейчас говорить и настаивать даже, что все это бесполезно, что вообще мы просто теряем время. Что ничего из нашей беседы реального все равно не произойдет.

И даже если я так говорю, то та часть души, которая откликнулась, для нее эти мои слова ничего не значат. Она все равно услышала, она все равно взяла и вопреки всем словам, вопреки всем обстоятельствам жизни будет все равно делать. Поэтому я совершенно уверен в успехе. И по этой-то причине вы видите, что из 70 человек, приходят только те, которые мыслят всерьез о своей душе, они и будут приходить.

И если кто еще дополнительно будет сюда добавляться, то это будут те, которые тоже всерьез откликнулись. А кто сюда не будет приходить, ну либо не пришло время, либо в суете погряз. Хотя мы не знаем ни того, ни другого, и всегда остается надежда, что и этот придет, и эта придет. И что какое-то зернышко все равно где-то ляжет в свою почву, и именно это зернышко прорастет. И оно в конечном итоге даст плод, при том, что все остальные зерна будут ложиться и в панику, и в ужас, и в отчаяние.

А если среди массы таких зерен хоть одно ляжет в делание, то оно в жизнь и вырастет. Тем более, что человеку не свойственно долго в мраке сидеть. Телевизор включит да и развеется. Еще чего-нибудь сделает: был мрак и нет мрака. А там, где все-таки зернышко попадает на добрую почву души, там, конечно, оно уже точно будет расти, и душа будет в нем оживать и укрепляться. Но другое дело, что зернышку надо помогать.

Поэтому недаром у одних на даче все плодоносит, у других плодоносит совсем мало, а у третьего вообще все высохло. Значит посадить и воспринять зернышко еще недостаточно. Нужно поливать, нужно рыхлить, удобрять, реально что-то делать.

Зернышко, не поддержанное деланием, не будет расти. Ну, и конечно, вопрос правильный: «А вот есть ли такое действие, которое прямо завтра ты можешь начать делать?» Есть. А как же? Если этого действия нет, то весь наш разговор бесполезен. Просто одни пожелания. А если есть действие, и ты действительно начал его применять, то вот этим те зернышки, которые тебе в душу упали как в почву, они будут расти.

 Духовник даст и наставление, и благословение

Что касается отношений с духовником, то они имеют две части, две пользы: одна из них в том, чтобы обрести привычку спрашивать более опытного. В духовных и нравственных вопросах к духовнику обращаются как к более опытному. Хотя здесь тоже должно быть разумение, потому что может так быть, что человека только рукоположили, и он в священстве своем начальный. Поэтому он будет тебе отвечать только из того знания, которое он обрел еще до священства, ибо священство само по себе ничего не прибавляет, кроме способности уже совершать таинства, т.е. службу, где будет происходить присутствие Бога через его, священника, присутствие. Без него уже такого присутствия Божьего не будет.

А вот способности отвечать на ситуации, благословлять что-либо разумно, ничего этого не прибавилось. Сама по себе благодать не прибавляет ему мудрости, знания, опытности. Этого ничего не происходит. Обретается только способность низводить благодать на тебя, т.е. силу Божию и помощь Божию. Но это низведение благодати Божией, а не его личной.

Надо точно разуметь, что священник отвечает в меру своего личного знания – раз, и второе – из своего личного духовного опыта. Если он вообще в церкви 4-5 лет, то соответственно, он из этого опыта и будет говорить, независимо от своего священства. И тем не менее, когда мы встречаем человека как духовно более опытного и к нему обращаемся, то в этом есть большая польза, – внутренне мы уже чувствуем себя не самонадеянно.

Потому что основная причина глупости человеческой – это самонадеяние.

Вторая польза заключается уже в том, что он действительно может дать наставление, исходя из своего опыта, в наставлении, как минимум, дать тебе различение правильного-неправильного, доброго-злого в тех ситуациях, где ты сам не можешь разобраться. Очень много таких нравственных, общенческих моментов, где ты не очень можешь услышать, где правда, а где неправда, где добро, а где зло. И такое смятение, смушение на душе возникает. Особенно относительно своих поступков, как поступить по отношению к этому человеку. Много трудных моментов бывает в жизни христианина.

Опыт всей церкви показывает, что никогда не надо опираться только на свой опыт, на свое разумение, пока ты не обретешь некоторую меру своего духовного опыта. Но это лет 15-20 твоей церковной жизни, душевного труда и церковного роста. Поэтому, обратившись к наставнику, ты получаешь нравственно более точный ответ на твои поступки.

И, наконец, третье, что уже сугубо прерогатива именно священства,– это благословение. Т.е. он, дав тебе наставление, дает еще и благословение, благословляет тебя, если ты согласился. Вот он тебе дал наставление, и ты принял его и теперь дальше желаешь, чтобы по содержанию принятое еще бы далее сопровождалось участием Бога. Вот если у тебя потребность участия Бога есть, то приняв наставление, ты поднимешься и попросишь: «Батюшка, благословите».

А часто бывает такое: человек приходит за наставлением, получил его и говорит: «Я все понял, батюшка, спасибо». Поднимается и пошел. Это признак чего? Он в благословении не нуждается. Он надеется только на свое разумение.

Теперь он разобрался, и дальше кто будет это делать? Он сам и будет делать. В помощи Божией он не нуждается. Ну, можно, конечно, так ходить. Это называется «ходить за наставлением». А совсем другое – ходить за благословением. Но когда ты идешь за благословением, то там могут быть две ситуации: одна – ты идешь за благословением с наставлением: сначала тебя наставят, а потом благословят. Потому что ты этого хочешь. А другой вариант, когда тебя сразу благословят.

Но есть духовно-опытные, а есть духовно-просветленные люди, т.е. живущие или говорящие уже от Духа Святого. Их называют старцами. Их единицы сейчас, мало совсем. И тогда ты приходишь к человеку, который не просто духовно опытен, который будет из опыта своего рассуждать по поводу твоего случая, потом тебя как-то наставит. А старец сразу слышит твою ситуацию по духу или духом слышит, что у тебя там. И ты ему пытаешься рассказать, а он говорит, даже остановит тебя и скажет: «Сделай так». Буквально одно слово. Но ты ничего не понял. Как сделать то, что ты услышал? Чтобы так сделать, тебе же надо еще иметь к этому обоснование, убежденность, что так именно будет правильно. А он ничего этого тебе не дал. Он не дал тебе наставления. Он тебе не рассказывал, не приводил никаких примеров, он тебя не перестраивал. Вот этот второй вариант, это для людей ищущих благословения.

Значит, если ты действительно ищешь благословения, то тебе достаточно сказать: «Сделай так», и довольно. Ты поднимаешься и говоришь: «Батюшка, благословите». Он тебя благословляет и ты идешь, и делаешь так.

Но что тебе мешает так делать? А оказывается, у тебя масса разных нюансов. Так, да не так, да не совсем так. Может быть и так, да во всех ли случаях так. Он тебе сказал, что делай так, а ты: «Да я бы так сделал, но вот …», оказывается, у тебя масса условий.

Если у тебя масса не решаемого всего, значит ты еще не способен ходить за благословением. Ты способен ходить сначала как минимум за наставлением, а уж потом, после этого, убедившись, что, действительно, батюшка прав, что это более тебе подходит, ты после этого поднимаешься: «Батюшка, благословите».

Возможно, что ты и на это не способен. И поэтому ты приходишь, и только лишь выясняешь, как тебе поступить. И выяснив как поступить, дальше говоришь: «Спасибо, батюшка, до свидания».

Но может быть ты и к этому не готов. Тогда что ты будешь  переживать? Ты услышал, что возможно сходить за наставлением, еще за каким-то благословением, вообще у тебя ситуация, когда бы тебе очень надо, да вот никак не получается: то времени нету, то ситуация не та, то вообще ты не готов, или не готова; да потом, надеешься, что, может быть, все-таки обойдется, у тебя все-таки знания, институт за плечами и опыт. Потом есть еще знакомые, близкие, а потом еще «авось» есть, мало ли. И ты в итоге никуда не пошел.

Вот вам четыре состояния. Одно – это способность ходить за благословением, второе – сначала за наставлением, а потом благословением, третье – ходить за наставлением и только за ним, и четвертое – как-нибудь, да обходиться самому.

 

Теперь на этом фоне слышно, что такое благословение? Благословение – это там, где Бог начинает участвовать. Там это «благо» «словение». При этом Он начинает участвовать именно благом, но за чем? За словом, благо-словением. Словом, сказанным внешне. Значит, какое-то содержание тебе сказано, одним ли словом или фразою, целой беседой наставнической, но содержание сказано, и ему согласие твое так поступать препровождается участием Бога.

 

Глава 24

Развитие веры и воспитание молитвенности

 

Когда мы с вами погружаемся в реальность, то всегда обнаруживаем, что у нас есть инструменты воспитания любой добродетели.

Собственно, воспитание – это, фактически, и есть обретение детьми добродетелей и возрастание детей в добродетелях, как обретение благочестия. «Доброта человеческая в делании благочестия».  Т.е. это применение общей педагогики к практике жизни. Поэтому, если мы любую добродетель попробуем осуществить в воспитании детей, то должны будем применить всё, что узнали в общей педагогике. Но там мы это всё воспринимали по существу процессов и механизмов, которые происходят, когда один воспитывает другого или других, а из практической педагогики, или воспитания благочестия мы узнаем, как это происходит на конкретном примере какой-нибудь добродетели.

 

Добродетели воспитываются в единодушии

Что же происходит при воспитании одной какой-то конкретной добродетели?

Говоря об укладе, мы уяснили, что процесс этот идет обоюдно и едино, и вот этот обоюдный и единосовершающийся процесс – это три действия. В воспитании они происходят всегда.

С одной стороны, сам ребенок по причине образа Божьего, в нем пребывающего и разворачивающегося в его поступках и действиях, обращен к единству со взрослыми, сначала с родителями, а потом со всеми воспитателями и со всеми людьми, которые его окружают, и поэтому ищет этого единопребывания с ними. «Каковы где дядьки, таковы и дитятки».

По второй причине потребность уподобления все равно в ребенке рождает естественное с его стороны обращение к взрослым и восприятие содержания их взрослой жизни. При этом собственное содержание в самом ребенке, которое присутствует, как образ Божий, оно через уподобление начинает пробуждаться, затем насыщаться большим, чем есть в самом ребенке и закрепляться в его живой творческой активности. Т.е., одно дело закрепление чисто механическое, закрепление в памяти или закрепление в навыке, в привычке, совсем иное – закрепление в способности творчески осуществлять все воспринятое в своей жизни.

Вот эта способность творческого осуществления – это наиболее сильное, наиболее жизненное закрепление. Т.е, где действуют со стороны ребенка его богодарованные свойства и качества: добродетели и силы души и духа, там со стороны взрослых он воспринял опережающий и больший образ этого же исполнения жизненных поступков, и теперь сам будет совершителем жизненного поступка или какого-либо события. «Не мы на детей походим, они на нас».

Он одновременно еще и творит этот поступок, т.е. не вполне копирует взрослого, не вполне делает, то, что в нем самом содержится, а он, еще имея свое от взрослых, в этот самый момент заново творит поступок. И поэтому то, что в нем от взрослого воспринято, включается в новое творение.

Способность творить жизнь является одним из самых сильных моментов закрепления вообще способности жить. Жить – это значит творить! Ибо творить – это, значит, любить, а любовь всегда творит. И «Нет ценности супротив любви».

И никогда действие любви не повторяет самое себя, а свободный человек, т.е., полный человек, в одну и ту же воду дважды не входит.

Этот процесс совершается со стороны ребенка независимо от того, обращены ли взрослые в педагогическом действии к нему наставлением и научением. Ребенок благодаря своей естественной потребности уподобления все равно в среде взрослых обретается в развитии. Он не может этого желать, только когда оказывается не в среде взрослых, например, в среде животных. Вспомните, что было с детьми, воспитанными волками.

Вторая сторона, откуда появляется возможность практической педагогики, это действие взрослых, их нравственное и духовное напряжение, в котором они хотят, чтобы ребенок в чем-то возрос. Отсюда родитель или воспитатель, и любой взрослый, если он общинный человек, непременно имеет педагогическую обращенность к детям и трудится, выполняя заповедь «Возлюби ближнего своего», обращаясь в сторону ребенка, т.е. меньшего. Непременно он эту любовь осуществляет, как воспитующую, потому что любовь получает воспитующий характер, и поэтому общинный человек непременно воспитующий по отношению к младшим.

Если же он воспитующего отношения не имеет, то значит он еще не вполне общинный, и в каких-то качествах общинного свойства, а именно в способности исполниться любовью к ближним не обрелся.

Что же тогда происходит со стороны взрослых? Взрослые в трех сферах ищут обрести младшего в зрелость. В первую очередь – в сфере церковной, т.е. взрастить как чадо Божье; второе, – в сфере человеческого общества, в сфере гражданской и поэтому хотят взрастить его гражданином своего Отечества, что значит, трудящимся и защитником Отечества; и третья сфера, – это область семейная, в которой взрослый хочет взрастить ребенка, как мужа или жену и как отца или мать. Вот в этих трех направлениях и реализуется нравственное и духовное деятельное напряжение со стороны взрослых.

И тогда появляются педагогические действия, появляется педагогическое событие, и используются все содержания и средства общей педагогики: церковная и педагогическая среда, родовая, церковная память, – всё это включается в действие.

Ну и, наконец, при воспитании любой добродетели непременно совершается еще третий процесс – это единопребывание в данной добродетели, когда и взрослый, и ребенок, совершая данную добродетель, допустим, милосердие или же пребывание в страхе Божьем или в добродетели послушания, взаимно развивают, укрепляют, усиливают эту добродетель друг в друге, благодаря тому, что они вместе ее исполняют.

Через это пребывание в единстве, в единодушии не только ребенок послушается взрослого, но и взрослый послушается богодарованной природы ребенка. И отсюда они пребывают в любви, когда нет прямого требования взрослого к ребенку и нет прямого требования ребенка к взрослому, но оба, вне всяких требований, творят жизнь. Они в этом творении жизни или в творении послушания, или в творении страха Божия, или в творении милосердия, фактически, находятся во взаимопробуждении друг в друге этой добродетели. И что характерно, вступив в такие отношения, отношения единодушия, ни взрослый, ни ребенок не подозревают во что эти отношения будут развиваться, и не ведают чем это творение жизни закончится, т.е. оно становится непредсказуемым.

Вместе они идут в «Дом престарелых» и помогают кому-то или же идут помогают бабушке, отец, естественно, по-своему, ребенок по-своему, а мать по-своему, но, начиная помощь вместе, они не подозревают, чем эта помощь закончится. Характер этой помощи, ее действие, мера самоотвержения в этой помощи, слова утешения, которые они будут произносить, совершенно непредсказуемы.

И это есть творение самой добродетели милосердия именно в единодушии. И мы наблюдаем удивительную вещь: если в единодушии начинает твориться какая-либо добродетель, то скорость развития каждого участника в этом единодушном процессе резко умножается.

 В единодушном благотворении присутствует Господь

Более того, в этом же единодушии всегда присутствует триединство духовное, всегда присутствует Господь. И отсюда собственное развитие добродетелей, совершающееся в единодушии, которое усиливается еще и присутствием благодати Божией и по этой причине совершенно непредсказуемое.

В самих качествах исполнения и в том, что переживают в самой добродетели оба: взрослый и ребенок, это непредсказуемо по причине того, что благодать, участвующая не в действии их добродетелей, а в самой добродетели, и в переживании этой добродетели внутри, в душе, дает такое качество жизни добродетелей, такое их развитие, какого до этого ни ребенок, ни взрослый не ведали в себе.

И присутствие Бога в нашей жизни, Его учительное действие в Его благодати как раз тем и характерно, что Господь научает нас в самом действии. Там, где люди: взрослый или ребенок согласились поступать добродетельно, они начинают этот добродетельный поступок от того, что имеют в себе, но уже в ходе самого исполнения добродетели они делают так, как они сами бы не сделали, потому что начинает участвовать благодать Божия. Она участвует не тем, что подается образ, как надо делать, а подается сила в преображение самой добродетели, в ходе исполнения дела. Ибо «Бог благословит доброе творить».  И добродетель преображается благодатью, и этим она дело совершает полностью непохоже на то, как она сделала вчера или час, или минуту назад.

Присутствие благодати в доброделании человека есть присутствие развивающее и неповторимое. Неповторимое по отношению к делу, а развивающее по отношению к самой добродетели. И поэтому ясны слова Аввы Дорофея: «Единодушие – матерь всех добродетелей».

Именно в единодушии двух при исполнении той или иной добродетели, того или иного дела начинается развитие той добродетели, в которой они вместе пребывают, или от которой они совершают это дело.

Неудивительно, что взрослый совершающий в таком единодушии какое-либо дело с ребенком, переживает чувство счастья не меньше, чем ребенок. Более того, порой это чувство счастья настолько богато, что оно больше, чем счастье от влюбленности, счастье от супружества и счастье от жизни. Счастье единодушного творения жизни со своими детьми, родными или не родными, но в единодушии совершаемое и в триединстве духовном – это счастье ни с чем не сравнимо, потому что это и есть, собственно, счастье твоего личного развития.

Мне думается, что это счастье потому самое высокое, самое богатое на земле, что это счастье Самого Христа. Господь именно в воспитательном действии пребывает по отношению к нам, Его Любовь имеет воспитующий характер, выращивающий нас, и происходит с нами все добродетельное именно в триединстве и в единодушии Христа. По человечески – в единодушии, а по Божьи – в триединстве. И от того, что Господь переживает это счастье, всякий воспитатель, который в этот процесс входит, он тоже переживает это счастье, как высшее, потому что там присутствует Сам Христос.

Поэтому из всех профессий, которые вообще есть на земле, дарованы или благословлены человеку, нет профессии более счастливой, более полной и высокой, нежели профессия воспитателя.

Теперь, в самой практической педагогике или же в воспитании благочестия мы берем любую добродетель и прилагаем к ней всё содержание общей педагогики. Только прилагаем в действии. И вот это приложение в действии обшей педагогики и есть, собственно говоря, область практической педагогики. Но только ли общую педагогику надо приложить? Оказывается, не только. Если мы забудем возрастную педагогику, то мы можем сделать очень крупные ошибки.

Мы можем всю силу общей педагогики, рассчитанную на 19-ти или 15-летний возраст, применить к ребенку 5 лет, и это будет, конечно, трагично. Ребенок в 10% процентах нашего общения с ним будет нас слышать и воспринимать, а в 90% общения будет удивленно смотреть на нас. И как благодатный ребенок, будет отстраняться от нашего, непонятного для него, действования, и не будет откликаться и входить в общение с нами, а если это ребенок не благодатный, то он просто закапризничает, придет в истерику или в какое-нибудь противное отношение к нам.

Еще более печальные результаты получаются, если мы со всей силой и мощью общей педагогики приступим к воспитанию послушания 15-летнего подростка, но используя то, что применимо для 5-летнего. И, наоборот, предназначенное для 15-летнего, применим для 5-летнего. Результат будет печальным.

Значит, практическая педагогика – это перекрестье двух педагогик на конкретные добродетели – педагогики общей и педагогики возрастной. Но это происходит так, как если мы с вами говорим о детях не своих. Если же мы имеем своих детей, их всему учим, воспитываем конкретные добродетели в своем ребенке, то появляется необходимость совместить с этими двумя педагогиками еще третью, которую на самом деле надо будет обязательно сюда применить – это семейная педагогика. Потому что одно дело, применение общей и возрастной педагогики, для влияния чужих тети и дяди на ребенка, и совершенно иное дело применение тех же педагогик родными мамой и папой. Там совсем другой характер и внутренний строй отношений. И если не из этого внутреннего строя применять общую и возрастную педагогику, то практическая педагогика будет применима наперекосяк по отношению к родным детям.

Да, мы, в общем-то, воспитаем Страх Божий, ведь «Начало премудрости – страх Господень»,  но каким-то таким образом, что к нему будет примешан страх животный или же страх душевный. Поэтому выход в практическую педагогику сразу должен быть сориентирован, с каким ребенком мы имеем дело – своим родным, или не родным.

Равно как это имеет большое значение и для отчимов, мало ли кто из вас вдруг станет таковым, и для мачех. И в основном-то проблемы с отчимами и мачехами и происходят именно там, где произошло недостаточное перекрестие педагогик. Т.е., интуитивно мы всегда применяем какую-то педагогику, мы можем не знать, не подозревать, что в соответствии с ними действуем, можем не отождествлять себя с той ли иной педагогикой, но, когда мы что-либо делаем воспитующее по отношению к ребенку, то применяется все равно, пусть и не разумно, но именно какая-либо педагогика.

Скорее всего, если возникают трудные отношения с отчимами и с мачехами, то это значит, что было неправильно или же недостаточное количество методов разных видов педагогик применено к этому ребенку. И, наоборот, там, где всё воспитательное воздействие применено в достаточном, необходимом пересечении, там отчим становится любимым отцом для ребенка, а мачеха любимой мамой, хотя ребенок где-то и назовет ее мачехой, но при этом, слово «мачеха» будет наполнено такой же любовью и такой же благодарностью и нежностью к ней, как и слово «мама». Хотя я уверен, что в таком случае любой ребенок будет применять слово «мама».

Теперь, если мы начинаем из любого состояния у родного или неродного ребенка воспитывать отношение к освящающим средствам Церкви, то, оказывается, что мы должны войти еще в одну педагогику. И без нее тоже не обойтись – введение детей в освящающие средства Церкви. Это четвертая педагогика, именно в отношении воцерковления детей она непременно должна быть применена. Кстати, сама эта педагогика введение детей в церковный порядок жизни: приготовление к причастию, к исповеди и т.д., должна обязательно совершаться на перекрестье минимум двух педагогик: общей и возрастной.

А если это со стороны родителей, то непременно на перекрестье трех педагогик. И в этом плане просто практическую педагогику можно разделить на две части: одна часть – это воспитание отношений к освящающим средствам, а вторая часть – это, собственно, воспитание добродетели. Ибо обе эти педагогики являются практическими, только разнонаправленными и обе требуют перекрестий либо двух педагогик, либо, если это дома в семье, трех педагогик.

 

Чем живы родители, тому уподобляются и подражают дети

По этому поводу я хочу прокомментировать несколько отрывков из книжки «Пасхальная память. Воспоминания об иеромонахе Владимире (Шикине)»  о мальчике по имени Арсений, сыне о.Владимира Шикина, как он вел себя в тех или иных обстоятельствах как верующий, как происходило развитие его веры и воспитание молитвенности.

Воспоминание м. Ирины.

«С раннего возраста сына удивлялась тяге Арсения к службе и игре во все иконное. Когда я пошла учиться в Лавру, ездила полгода на курсы, изучала устав церковный, историю Церкви, приходилось отсутствовать целый день, рано утром выезжала, вечером поздно возвращалась. Дети часто оставались одни в закрытом доме. Мы жили в Подмосковье, у нас было полдомика. Возвращаюсь вечером, подхожу к дому и думаю: «Чем занимаются мои дети?» Иду к окошку и вижу, двухлетняя Лидочка облачена в мою шерстяную черную кофту до пола, Арсюша поставил ее повыше, на нем так же типа мантии другая черная кофта. Лида держит в руках самодельное кадило, а Арсюша говорит: «Отец Леонид, благослови». Чаще он был иереем, а она дьяконом. Службы были бесконечными и доставляли массу удовольствия. То они укол крестили, то отпевали. Одна треба переходила в другую. Сохранилась мантия, сшитая Арсением из кусков черной материи с крестом на спине. Наверное, прочел, как прежние монахи сами шили себе одежду. Принес мне ножницы: «Сделай мне, пожалуйста, крест». Я вырезала крест из красного бархата и он его старательно пришил. Однажды отправила его в деревню к бабушке Лидии и она, когда я к ним приехала: «Да что ж ты сделала с ребенком, все дети на улице бегают, а у этого бесконечные службы. Как с утра: «Бу-бу-бу-бу» зарядит, и без конца он служит: кадит, читает, бубнит, книжки листает. Что такое?» Это буквально с пяти-шести лет. Между детьми 4 года разницы. Как только Лида начала ходить, она уже была посвящена в такие высоты, столь высокого ранга удостоилась, как дьякон и почему-то называлась о.Леонид. И были у них постоянные службы, хотя о.Владимир еще не был батюшкой и мы просто ходили в храм. В Рижском монастыре Арсений очень стойко выдерживал все службы длинные монастырские, там и спал на коврике.

Недавно вспоминала знакомая монахиня: «Не забуду, как вы к нам приезжали и Арсений стоял, стоял, потом уже от недостатка сил глазки слипались, и он прикорнет где-то у иконочек, потом и коврик принесут, и он поспит маленечко, так что к монастырским службам был привычен лет с 4-х, 5-ти.

Монахиня В. рассказала, как была вместе с семьей о.Владимира в полуразрушенном храме в окрестностях Дивеево. Арсений немедленно начал служить. Такой маленький мальчик, казалось, он мог воспроизвести всю «Всенощную».

Матушка Ирина говорила: «Он знал наизусть и Литургию, но это служение мы ему запретили».

Недавно мне Лидочка рассказала эпизод из своего раннего детства: «Мы жили в Череватове, Арсюша учился в 1-ом или во 2-ом классе, а меня ты, уходя по делам, оставляла у одной бабушки. Арсюша пришел из школы, забрал меня домой и мы тебя ждали, выглядывали в окно, долго играли. Покушали, что ты нам оставила. Всё позже и позже становится, уже к полуночи, а тебя нет и вдруг Арсюша начал так рыдать, он больше не мог сдерживаться, он плакал, кричал: «Что-то случилось с мамой, что-то случилось, где мама?» Плакал невозможно, а я маленькая, смотрю на него и вслед за ним в слезы. Сама плачу вовсю: «Арсюша, не плачь». А он места себе не находит, потом вскрикивает: «Лида, где у нас акафисты?» Папины книжки мы все повытаскивали, нашли гору акафистов. Арсюша мне: «Ищи свечку». Свечку нашли, зажгли ее в папином молитвенном углу у аналоя, обложились акафистами и давай подряд читать, сначала Господу, потом Матери Божьей, батюшке Серафиму и так молились». Я пришла, застала их за этим занятием. Совсем маленьким Арсюша уже обрел опыт: в любых напастях единственное лекарство – молитва».

Мы с вами видим воочию удивительную детскую природу в действии. Это не подражательная природа, хотя внешне и это есть. Видимо в исполнении самих действий, самого богослужения или же обращения и совершения молитвы, как их совершать, проявляется подражательность ребенка. Но в той внутренней преданности и желании так жить и так делать действует уже богоподобие, т.е. потребность уподоблению, уподоблению родителям, уподоблению тому, что они видят и в чем слышат жизнь. Это разумение того, что «Свет в храмине от свечи, а в душе от молитвы».

Причем, вы увидите удивительное: дети в своей потребности уподобляться уподобляются самым жизненным проявлениям родителей. Чем родители живы по глубине души, тому уподобляются дети. А чем родители живы внешне, тому подражают. И в этом разница между уподоблением и подражанием.

И неудивительно, что в семье пьяницы в ребенке будет развиваться подражание. Но по уподоблению ребенок будет подражать не питью, а той тоске отца, которая рождает это питье.

Это детское уподобление тоске родительской, одновременно рождающее глубокое участие и сочувствие своему родителю, составляет самую глубинную внутреннюю природу ребенка, из которой он может стать пьющим по подражанию, а по глубине – болезненно пьющим по причине усвоенной тоски. В этом случае «Отцы ели клюкву, а у детей оскомина на зубах».  Если в нем собственного сочувствия родителю больше и нравственное достояние его больше, чем уподобление, то в ребенке рождается это великое сочувствие ко всем пьющим. Сам он не запивает, не становится и по сочувствию пьющим, не прикасается и по подражанию, т.е., его подражание не воспринимает того, что делал отец, но при этом он очень хорошо понимает именно пьющих людей.

Матушка Ирина: «Что касается дружбы с Филиппом, Арсений считал: «Он поддерживает меня духовно, а я его физически». Мальчик жил в Рязани, прежде чем переехал в Дивеево. И у них была переписка. Сначала приветствия, потом: «Как ты рассматриваешь такое-то изречение из Ветхого Завета?» Или: «Как ты относишься вот к этому посланию ап. Петра? или: постановлению, скажем, пятого Вселенского Собора? – (в 5-6 классе!).

Оказывается, они ночью тайком уходили молиться – в три часа ночи. Однажды я их застукала. Арсюша: «Мам, ну это наши тайные подвиги, не волнуйся, ничего с нами не будет». И вот они до 5 часов утра молятся, потом приходят. У них было место на дереве, столпническое и второе – пещерное, под храмом Рождества Богородицы. Там была разрушена часть фундамента и получалось, что под храм можно залезть – пещерка такая, они посмотрят – никого нет и туда – нырк. Арсений говорил: «Мама, ты знаешь, здесь вся земля такая святая, Богородица даже цветочки не разрешила выбрасывать с этой земли, а я тут под храмом молюсь. Как ты думаешь, Она ведь меня, наверное, знает?»

И Она, Богородица вот даже благословила гробик его поставить на втором этаже Своего храма, в храме Рождества Христова, что удивительно. Такие замыслы были юношеские. Арсюша же погиб.

А еще была келия, рядом с царь-деревом, на канавке царь-дерево, помните?

Прежде здесь стоял сарайчик, в нем склад досок (в Дивеево) и он в него проникал, свечечку ставил. Иду по канавке, смотрю, огонек мелькает, значит там Арсюша. И он: «Знаешь, мама, я вас всех вижу, а меня никто». Я радовалась: «Арсюша, ведь тебе это на всю жизнь, тут рядом, с царь-деревом, у цесаревича. Ни у кого из детей нет здесь келии, а ты сделал свой домик и молишься – это же дар Божий. Неизвестно, сколько мог простоять этот сарайчик, и его действительно скоро снесли, года 2-3 назад. До 13 лет он в нем тайно молился. Милость Божья, – рядом с царской лиственницей, посаженной сестрами монастыря во время рождения цесаревича, он устроил себе келью. Наследник это всё видел, знал, он и призвал его.

Арсюша очень верил в силу креста: «Мама, со мной ничего не может случиться, потому что со мной мой крестик, я его везде освящал». Он действительно прикладывал его ко святым мощам, всем святыням, где бы мы ни были.

Помню поездку в Петербург и в Кронштадт, дети не знали, что не существует Андреевского собора, ездили, искали его всюду, спрашивали. Думаю, местные жители не знают, где Андреевский собор, потому что все безбожники. Вдруг какая-то часовенка, заходим с тем же вопросом. Служительница объясняет: к сожалению, он взорван, вы видели площадь, где Ленин стоит, вот там. Интересуемся, где можно посетить святые места, связанные с Иоанном Кронштадтским? Оказалось совсем недалеко улица и квартира, где жил батюшка Иоанн, балкончик, с которого он проповеди произносил. Пришли и с ясностью понимаем: вот оно, это место. Арсюша сразу начал карабкаться вверх по водосточному желобу, достиг второго этажа, приложился очень благоговейно к балкончику, поцеловал перила его и спустился совершенно счастливый. С нами был В.Л., который сказал: «Я толстый, не долезу и поэтому приложусь к тебе». Настолько он благоговел: «Это святыня, нужно добраться, приложиться». Мог горевать: курицу не перекрестил, вот она и умерла. Всё надо крестить.

Однажды, закрывая лошадь, кричит: «Мама, гляди, как я делаю». Запер конюшню, перекрестил огромным крестом: «Всё, Гусар, спать». Потом к курятнику, там крест, на двери его кельи подпись: «Кто аз есмь?» Когда был поменьше, он стучался ко мне в комнату со словами: «Я стою у двери и стучу».

Часто повторял, поразившие его места из Евангелия, нередко произносил: «Червь аз есмь». Много читал Псалтирь и постоянно ее цитировал. У него в памяти запечатлевались целые куски. Многие псалмы знал наизусть: 26, 90, 50, конечно, как приходил домой, сразу: «О, столько читать, столько еще нужно успеть», зажигал свечку и начинал молиться. Акафист Божьей Матери знал наизусть, сложнейший акафист Благовещенский и Преподобному – эта книжечка затерта до дыр.

«Как-то маме было необходимо сменить срочно сыну свитер. И я оказалась случайным свидетелем того, что на груди десятилетнего хрупкого ребенка большое медное распятие 17 века», – вспоминает одна женщина. Он тщательно его хранил и не допускал ситуаций, в которых оно могло быть замечено посторонними. Мы встретились глазами. Краткий миг был очень содержателен. Мальчик смотрел на меня пронзительно испытующе, понимаю ли я что-нибудь серьезное в жизни. Ощутила, что для Арсения это сокровенное крестоношение имело не детский смысл. За ним стояло по-настоящему большое. И я ответила ему на этот взгляд молчаливым глубоким почтением».

 Родовая и церковная память имеют силу внутреннего востребования

Вообще он как будто жил прошлым, что необыкновенно для столь юной души, сохраняя церковную память, нравственное триединство к родовой традиции, и там, где есть условия, исполняя родовую церковную память, т.е., обращение к древним обычаям, к древним людям, лучшим людям церкви и рода. Его душа, переживая рассказы о них, когда он листал фотографии, обращался к памяти о них: вещам, предметам, от них оставшихся, испытывает глубокое чувство единодушия, единения  с ними и какое-то особое чувство и пространство жизни. Возможно при таких духовных нравственных дарованиях в этот момент реально и действительно совершается мистическое единение с умершими.

И может быть именно этим, отчасти, и объясняется еще особая, сугубая полнота жизни, которая возникает, когда один на один остаешься с фотографиями, с предметами или же с воспоминаниями о них, или же кто-то рассказывает, а ты слушаешь и слушаешь чем-то внутренне сокровенным. Это внутреннее сокровенное как раз и есть расположенность к родовой и церковной памяти.

И поэтому само явление родовой и церковной памяти в педагогике является воспитующим действием, имеющим сугубую силу, потому что оно внутренне востребовано. Не зря говорили «По старой памяти, что по грамоте».

Так устроена душа человеческая. Она не только простирается в триединство по горизонтали, т.е., к сегодня живущим людям, но непременно простирается по вертикали, и не только ввысь к Царству Небесному или же в ад, но непременно простирается вглубь времен. В эти моменты переживаешь единство с ними в родовой памяти. Это моменты глубочайшего единения, глубочайшего взаимопребывания с людьми ушедшими, но через родовую память всегда пребывающих в душевных переживаниях человека.

«Порой его можно было застать в минуты общения со сверстниками на какой-нибудь фразе, которую он тут же обрывал, лишь только появлялся непосвященный. Однажды я зашла в комнату и услышала: «Ответил князь Шеховской». Ощутив постороннюю заинтересованность, он отвел в сторону глаза, я поняла, что это не сказка, не игра, а что это действительно серьезно для него. Разговор был немедленно переведен на обыденную тему.

Однажды застала Арсения в сокровенную минуту. Уже после смерти отца нечаянно увидела сквозь полуоткрытую дверь, как он стоит перед Государем в своей келье. Государь был изображен на цветном календарном портрете. Царь во весь рост, со всеми регалиями на белом кителе, под стеклом в красивой раме темного дерева. Стоит молча, необыкновенно повзрослевший, почти юноша. С такой глубиной восприятия, с той искренней, не внешней преданностью царю, наверное так, как можно было бы стоять перед живым императором. Происходило живое, обжигающее душу общение. Это была молитва, которой внимал. Я была поражена, он вздрогнул, заметил постороннее присутствие, отвернулся от образа и заговорил со мной о пустяках уже с обыкновенным лицом. Причем мне этот портрет не нравился, я находила в нем художественные недостатки, но думала, если какая-нибудь искренняя душа так молится перед дешевой иконой, та может замироточить. Бог способен совершить для любящего его чудо.

И еще одну важную вещь для себя приоткрыла. Все глубинные труды и подвиги о.Владимира были втайне. Он дорожил внутренней жизнью и сумел привить это своему сыну. Отец учил мальчика скрывать от внешних глаз то, что имеет ценность перед Богом. Никогда не видела, чтобы Арсений делал что-то напоказ. Тем более, если это касалось вещей духовных. Уходила, понимая – вот юный верноподданный своего Царя, отец сумел привить это своему сыну».

 

Тайна нравственного триединства

Вот то удивительное слово, которое отражает какой-то особый, таинственный процесс в душах, пребывающих в нравственном триединстве. Это общение отца с сыном, в котором непременно происходит привитие лучших качеств отца сыну, лучших качеств от матери к дочери. Равным образом и наперекрест: лучшие качества отцов прививаются дочерям, и лучшие нравственные качества матерей прививаются сыновьям. Это называется «Матушкин сынок, а батюшкин горбок».  Как это, что это за прививание? Как это разложить, как это объяснить? В виде дробного механизма, не объяснишь, не раскроешь. И рецептурным образом этого не исполнишь. Это та самая тайна в единодушии, та самая тайна триединства нравственного, которая совершается между родителями и детьми, и благодаря которой ребенок возрастает в то, чем владеют или чем живут родители.

«В этот вечер узнал от матушки, что Арсений практически каждый день окунается в каком-нибудь Дивеевском или окрестном источнике. Сын настолько приучил себя к холоду, что ходил зимой в ветровке. Это не наши, не здешние зимы, это Дивеевские зимы, холоднее в полтора раза. «Мама, какие мы все изнеженные, надо всем готовиться к последним временам», – говорил он. Глядя за стремительно летящий за ночным окном снег, на миг с ужасом представил парня в такой мороз и с большим уважением подумал: это не простая закалка, это заповеданная ему отцом форма борьбы с собой и с бесами».

Присутствие веры совершенно по-иному поворачивает, казалось бы, обычные бытовые действия. Ведь «Вера и гору с места сдвинет».  Присутствие молитвенности совершенно иным образом освящает, казалось бы, те же самые физиологические процедуры: обычные окунания в холодную воду,и обычная закалка уже превращаются не просто в закалку, а в приготовление к последним временам и становится тогда моментом истрезвления тела ради молитвы. Ибо «Молитва – полпути к Богу».

Переживать такой смысл, такую глубину именно в действиях предназначен каждый человек. Удивительно, что мальчик это имел с 12 или 13 лет. Он имел это не просто сам по себе, но имел потому, что был у него такой отец. И в этом единодушии мальчик умел воспринять от отца те смыслы и ту сокровенную жизнь, которою обычные события и дела освящались в совершенно особую жизнь, давали этой обыденности сугубую высоту и особенную наполненность.

«Вспомнилось, как прежде, при случавшихся ссорах, внутренних тяжелых искушениях Арсений самостоятельно вставал на истовую молитву и земные поклоны и втайне ото всех рассказывал маме о приходящей небесной помощи».

Триединство этой семьи дивно исполнено. От отца усваивает Арсений мужские качества верующего человека, а при этом всегда прибегает к маме. Делится с ней. Втайне ото всех он рассказывал маме о происходящем, о приходящей небесной помощи. Общение с мамой – это общение чистой душевной теплоты, соединенности и доверительности. Бережной, нежной доверительности, которую можно было исполнить только именно с мамой. С папой как бы не были близки, но такую нежность, такую теплоту общения все равно не обретали.

И вот это-то обретение полноты детского счастья в соединении отцовского и материнского характера обращений и отношений и дает ребенку всю полноту его, как человека, каким был новосотворенный Адам еще до появления Евы.

Каждая личность в детстве своем переживает полноту Адама, когда Адам был один после творения, и эта полнота ребенка переживается именно в единстве и в общении с отцом особым образом и с матерью тоже особым образом.

«И втайне ото всех рассказывал маме о приходящей небесной помощи. Возможно теперь, когда благодать отступила, нужны были активные попытки по ее взысканию. Как никогда требовались защита и помощь».

Судя по тому, что приходила небесная помощь, он явно ее имел, и по всем этим многочисленным описаниям мы обрели, конечно, необыкновенного ребенка, особого избранника Божьего. Но ведь, фактически, на этом примере мы видим возможность и для всякого ребенка. Значит, каждый ребенок имеет возможность так жить и так быть.

«Нас всех заставил глубоко расстроиться случай, произошедший за несколько месяцев до конца. Арсений вернулся с лошадью, не имея, как говорится, «на себе лица»: «Ну, мама, теперь мне известно, что такое бешеный галоп, ты знаешь, что было? Предательница Пулька залаяла на Гусара и лошадь сорвалась, как сумасшедшая, несется вокруг канавки, люди шарахаются во все стороны. Одна старушка: «Прости, прости, Господи», выронила ведро в один сугроб, а сама рухнула в другой. Несколько раз уже думал, мне конец, вцепившись в гриву, сползаю то в одну, то в другую сторону, только кричу: «Тпру» и слышу над собой папины молитвы. Сам молиться нисколько не мог. Мама, тебе не сознаваясь, мы с папой в деревне брали напрокат лошадь, но с папой было не страшно скакать и бешеным галопом, он всегда хорошо управлял лошадью, мог ее замедлить и остановить в любую минуту.

После этого случая было решено купить сбрую и до времени подобное не повторялось».

Характерно, что отец не только передал сыну веру и молитвенность, но воспитывал его еще и в закалке перед трудностями, холодом и в настоящем мужестве. А ради этого создавал те обстоятельства, в которых мужество должно было закалиться. Когда «За совесть, за честь – хоть голову снесть».  И, казалось бы, ребенок, столько понатерпевшийся и едва оставшийся живой, должен был бы в ужасе прибежать и плакать от того, что пережил, а вот Арсений рассказывает об этом, как о чем-то торжественно-пережитом, т.е., это было переживание мужества.

Мужеством переживают, не уязвляясь, не расслабляясь, не труся.

«Наступала пора пылкой юности и происходили действительные срывы у Арсения. После одного из них мы с матушкой пришли ко кресту о.Владимира, уже умершего. Она опустилась на колени в изголовье могилы и просила, приникнув к ней головой: «Ты видишь, что он творит, ты мне его дал, ты его и управь. Я с ним не справляюсь».

Да, батюшка всё знал, молитвы эти свыше. «Женщина, которая живет на канавке, рассказала, что ее Тиме, он чуть постарше Арсения, приснился сон: пришел о.Владимир и поселился на канавке с сыном. Мы так и чувствуем, что душой они здесь, с нами, Арсюша с другом, бывало, в снежки играют. Тима пришел однажды, весь засыпанный снегом – это уже после смерти о.Владимира и самого Арсения, и мама:

– Что такое?

– Это Арсюша.

– Он же меньше тебя?

– Ты знаешь, мама, он всех нас побеждает.

Дальше она рассказывала уже об Арсении живом. Периодически слышала: «Арсюша «хулиган», «драчун», «безшабашный», но я никому этого не передавала и не придавала этому значения. Сколько бы мне на него не наговаривали, думаю, отца похоронил, трудно ему, я-то знала, он пойдет по стопам отца Владимира, поедет на Афон, будет подвизаться, быть может, станет старцем. Такие у меня были мысли.

Когда спросила сына: «Пойдешь в семинарию учиться?», он ответил: «Ты хочешь, чтоб я веру потерял? Я буду простым монахом, не надо мне никакой семинарии. Есть яркие тому примеры. Там я всё потеряю».

Всегда чувствовала, и это было большим утешением для меня, что Арсений имеет стержень и знает, чем и как защищаться в моменты тяжелых искушений. Ему было 11 лет, мы временно жили в Подмосковье, Лидочка пошла в первый класс, а Арсений был в пятом. Часто отлучалась в Москву по делам, дети после школы оставались одни. У нас шел ремонт, р.Б.Сергий, молодой человек, прихожанин Андроникова монастыря, помогал нам в строительстве и иногда за детьми присматривал.

Однажды, возвращаюсь домой, Сергей сидит подавленный:

– Матушка, я побил Арсения, он приставал, вывел меня из терпения и я его побил. Подрались всерьез, пришлось его по-взрослому поколотить, я такую вину чувствую.

– А что он?

– Знаете, он меня удивил. После этого жуткого столкновения ушел в свой угол за ширму, зажег свечу и начал подряд читать кафизмы одну за другой с поклонами, открыл Псалтирь после такого стресса. Его избили, а он никуда не скрылся, не обиделся. Он понял, что силы зла восстали на них. Не побежал к электричке, чтобы ехать к маме, чтобы ей пожаловаться. Не пошел плакать, понял, случилось серьезное, двое православных подрались. Где искать защиту?

Сережа воцерковленный, не первый год ходит в храм, взрослый человек, но сел унывать, а ребенок открыл Псалтирь и начал срочно читать. Человек понимает, действо, как лекарство, берется за самое действенное. Сын не пропадет, он знает, как надо лечиться. Это меня очень порадовало, а нападки врага были постоянными.

Он мне говорил: «Я чувствую в себе две половины, меня раздирают на части, я в свою сторону, а они в свою, я хочу быть хорошим, очень хочу быть хорошим, но мне тяжело, мама».

Бедные наши дети, думаю о том, какая сегодня идет битва за каждую душу. При папе ему было, конечно, гораздо легче. И стало почти непосильно без него.

За три или четыре дня до смерти Арсений готовился к экзаменам по фортепиано. Мы занимались несколько часов, и он переутомился. Упал на кушетку рядом с инструментом, сижу на стуле и прошу: «Вставай, еще это надо повторить, давай-ка, поднимайся». Протягиваю ему руку, он, якобы старается до моих пальцев дотянуться, не меняя положения, кряхтит, такая игра у него, наконец приподнимается, хватается за мои пальцы, начинает тянуть к себе. Отрываю его, он садится и произносит: «Вот так ты меня будешь из ада вытягивать, вымаливать».

«Что за чушь», – посмотрел на меня каким-то неожиданным взором из глубины, духовным взглядом. … Только что мы занимались, ни о чем серьезном не вспоминали, так он на самом деле переживал в сердце грехи, свои духовные срывы, падения и страдал, осознавал их серьезно».

Иеромонах Серафим из Гороховецкого монастыря: «Арсений часто приезжал в Гороховец, вспоминаю один разговор, свидетелем которого я оказался. С нашим игуменом, отцом Петром, мы были в Дивеево и потом вместе с Арсением возвращались в монастырь, это 2000 год, после дня Ангела батюшки Владимира. Арсений ехал со своим другом Филиппом. Они сидели на заднем сиденье и решали, как им лучше подвижничать, как успешнее себя побеждать. Филипп говорит:

– Ведь как сурово прежние подвижники жили, умерщвляли свою плоть и нам нужно им подражать. А как это лучше делать?

Далее они рассуждали, что не годится насыпать на свою постель мелких стекол и на них спать, так как стекла будут колоться и оставаться в теле. От этого могут происходить разные болезни. Это не пойдет.

– А вот если на свою постель положить доску и в нее вбить гвозди?

– А вдруг гвозди ржавые окажутся, и получится заражение крови – это тоже не пойдет.

– Ну, ладно, на чем же остановимся?

– А если вместо гвоздей положить колючки какого-нибудь растения, типа крыжовника или других сорняков колючих?

– Да, это самое лучшее.

Таким образом, они нашли разрешение своей проблемы. Когда приехали в монастырь, их поселили вместе. Братья, желая подшутить, сказали Арсению, что видели, что его друг курит на улице. Он с такой наивностью принял это все на веру к сердцу, и когда Филипп вернулся с прогулки, то ему не открыл. Филипп произносил Иисусову молитву, стучался, стучался, Арсений выходит к нему: «Я тебя не пущу – ты куришь. Я не могу открыть тебе дверь, пока ты не бросишь курить». Братья признались Арсению, что пошутили. Только после этого он успокоился, извинился и пустил друга в келью».

«Памятный случай. В один из приездов в монастырь Арсений подошел к о.Петру и спросил, где ему разместиться на ночлег. Отец игумен: «Иди в будку к собаке, там и ночуй», – сказал ради шутки и об этом все забыли.

Поздно вечером матушка Ирина заволновалась – нигде нет сына. Начали искать по кельям. Прибегают:

– У вас не было Арсения?

– Не было.

– Куда же он делся?

В другую гостиницу, тоже нет, что-то непонятное. «Давайте искать вместе». Проходили случайно мимо собачьей конуры и ко всеобщему удивлению заметили, что из нее ноги торчат.

Арсений, ничтоже сумняшеся, залез в будку к собаке и думал там переночевать. Ему объяснили, что о. Петр пошутил, он не хотел его размещать в собачьи условия. Арсений с такой простотой воспринял распоряжение настоятеля, что даже не возразил, не возмутился, он собирался провести в холодной конуре всю оставшуюся ночь, преподав образец смирения всем Гороховецким монахам, которые запомнили этот уникальный случай послушания.

Арсений, конечно, читал, как будущий Арсений Великий, его небесный покровитель в первый раз пришел к авве Иоанну Колову и тот, испытывая его, бросил в угол трапезной кусок хлеба. Вся братия сидела за столом. Преподобный Арсений подумал: «Раз господин поступает так, значит, Бог напоминает мне, что я ниже собаки и должен вести себя соответственно». Он встал на четвереньки, пошел как пес, взял хлеб и начал есть. Повернувшись к братии, преподобный Иоанн произнес: «Это будущий великий подвижник».

В характере Арсения была невозмутимость. Ему говорили то, перед чем не всякий мог бы смириться, но он спокойно всё принимал, никогда не возражал, что не могло не удивлять, тем более при его горячем характере. Конечно, это и молитвы отца Владимира, и собственная мудрость. Начитанности для этого не достаточно. Нужно еще что-то. Вот это «еще что-то» – это и есть та самая внутренняя нравственная и особенно духовная природа ребенка. Если ребенок с таковой родился, то ею он просто не входит в соприкосновение со злом, и что бы худое не встретил, как бы с ним к нему не обратились, он не ответит злом, потому что просто в нем не пребывает. А, пребывая в добре, он не будет вступать в отношения со злом, поэтому будет пребывать в невозмутимости, отстраненности, в этой, как бы, отрешенности от худого движения к нему.

«И еще раз имела возможность убедиться, как он почитает Ангела-Хранителя. Мы были с батюшкой в больнице, дети оставались с моей мамой в Дивеево. И она мне рассказывает, что однажды чуть инфаркт не получила. Батюшка был при смерти и враг уже поднимал на сына голову. Арсений пришел в третьем часу ночи, весь избитый, грязный, весь трясущийся и плачущий и сказал, что его чужие ребята куда-то увезли. Когда я его спрашивала: «Арсений, ты хоть молился при такой ситуации ужасной, Николая Чудотворца призывал?» – «Да я всё больше, мама, Ангела-Хранителя». Еще раз поняла, что он глубоко чтит своего Ангела, любил все молитвы, обращенные к нему.

В холщовой сумочке, расшитой крестами, подарок прежних времен, он хранил десяток главных своих акафистов и книжечку «О вреде сквернословия». Всё это брал с собой. Когда ходил молиться по ночам в пещерную келью, среди них был дорогой ему акафист Ангелу-Хранителю».

Вот какой удивительный ребенок. И как в семье Соколовых двое сыновей матушки Натальи ушли раньше времени, сначала ушел епископ Сергий, а потом ушел протоиерей Николай, так и в семье Шикиных тоже двое ушли раньше времени, сначала отец, иеромонах Владимир, а потом Арсений 16 лет. И как на тех двух по их детству и по взрослой жизни видно, что это особые сугубые избранники Божии, так и здесь явно видно, что эти двое особого дарования: и духовного, и нравственного.

Так значит то, что мы видим в их жизни, в их проявлениях действительно есть и существует в человеке, и человек может так жить. Ребенок может так поступать, он может так слышать нашу обычную, казалось бы, ничего этого не содержащую жизнь. При том, что мы вроде бы ничего не видим в этой жизни, а они вот, одаренные, не только видят, но и поступают согласно тому, что слышат и видят в этих обстоятельствах жизни.

Значит ли это, что только они имеют такое дарование, а остальные дети и взрослые его не имеют и не призваны к такой жизни? Нет же. Любой человек, любой ребенок с самого рождения Господом призывается, ибо милость Божья настолько бесконечна, и жажда Бога иметь всякого рожденного в своих райских обителях после Страшного Суда уже на вечную жизнь настолько непреложна и непереступаема ничем, и со стороны Бога настолько искренне и бесконечно совершается по отношению к нам, что любой к этому назначен. От сотворения мира «У Бога для праведных места много».

 

Нет более ценного качества, чем детское доброволие

Остается только лишь одно для спасения – дать свое согласие. Естественно, важнейшее, что должно быть взращиваемо в детях – это доброволие навстречу Богу. Оно начинается с доброволия навстречу родителям, потом развивается в доброволии навстречу воспитателям, совершается в доброволии навстречу всем истинным людям, встречающимся у них на пути, нравственным и духовным. И поэтому нет более ценного качества, чем это детское доброволие. А ведь оно в детях ярко выражено. И когда Господь говорит: «Будьте, как дети» (Мф. 18:3), в этом «как дети» непременно присутствует одно из важнейших пожеланий к Царствию Небесному, к Его заповедям, к образу церковной жизни будьте добровольны.

Доброволие дает возможность силам, каковые есть в духе и в душе, в личности ребенка, обратиться в то дело и в то действие, которые ребенка обращают к доброволию. А «Добрым путем Бог правит».  И тогда мы увидим: туда, куда повернулось доброволие, там открываются все, имеющиеся дарования ребенка: его физическая сила, нравственные дарования и способности. Поэтому, когда дети играют в игры, то игра для них есть то состояние, где они пребывают добровольно.

Или ребенок занялся каким-то увлечением и что-то рисует, клеит или лепит, и это он делает сам, высунув язык от самозабвения – это доброволие. В этом действии, где ребенок добровольно присутствует – он присутствует весь. Это сопровождается порой такой увлеченностью, поглощенностью игрой или трудовым занятием, что действительно, он забывает про весь окружающий мир.

Но даже и при этом сохраняется у ребенка удивительная особенность – нравственное триединство. И если мама позвала, то ребенок тут же откликнется, потому что нравственное триединство глубже и больше любой увлеченности. Значит, если этим доброволием ребенок обращен к матери и пребывает в общении с нею, то это доброволие много поглотительнее, т.е., ребенок более поглощен этим общением с мамой, нежели разными занятиями или какой-либо игрой. Но если такая способность доброволия в ребенке есть и явно выражена, то при правильном воспитании обращена не в игру и не в занятия по способностям, а в реальный труд, значит, ребенок может в этом труде быть с такой же силой доброволия, с какой он пребывает в игре.

И если он может быть с такою поглощенностью в труде и в себя небрежении, то тогда при обращении к Богу, при входе в храм и стоянии в храме ребенок тоже может быть в такой поглощенности молитвой и обращенности к Богу.

И если мы говорим о вере и о молитвенности ребенка, то это, прежде всего, доброволие, совершаемое ребенком. Соответственно, мы должны находить те моменты, где доброволие ребенка обращено к Богу, подхватывается верой и далее молитвенностью, и совершается молитва.

Когда это в ребенке само собой происходит, ребенок сам в это идет – необходимо слышать и поддержать единодушие, потому что мы знаем вторую силу, с которой развивается любая добродетель – это единодушие. Значит, ребенок, совершающий добровольно веру и молитвенность – это одно развитие. А ребенок, добровольно в единодушии в вере и в молитве с кем-либо совершающийся,– это совершенно иное, много опережающее и ускоряющееся развитие.

Поэтому, конечно же, самой большой силой в развитии веры и молитвенности в ребенке обладает именно семья, потому что она более всего имеет возможность быть в единодушии с ребенком. Если «Вся семья вместе, так и душа на месте».  Больше всего времени ребенок проводит в семье, где большое количества ситуаций, в которых ребенок сам вдруг обнаруживается в вере и в молитвенности, а потом может быть подхвачен заметившими это родителями и в единодушии в силе укрепленный уже родителями в своей вере и молитвенности.

И уже тогда дополнительное развитие собственно веры и молитвенности – это непосредственно упражнения, усваиваемые правила, непосредственное руководство, которое идет со стороны взрослых, знания, которые дают взрослые ребенку – это, фактически, нечто необходимое, но внешне, извне подаваемое.

Например, растет деревце, для него нужно удобрение, нужен полив, а дерево все равно растет-то само. Вот это «само растет» значит, что ребенок доброволен в вере и молитвенности, и сам проявляет это в единодушии с родителями, умножается в этом единодушии с воспитателями, с крестными родителями, с духовными наставниками. Этому растущему деревцу мы даем удобрение и полив – это нами принятые правила, обретенные поколениями знания, то воспитание, которое деревце усваивает и отчего активно развивается. Конечно, это необходимо, без удобрения и полива деревце может засохнуть, это нужно, но не в них дело для жизненности деревца. Жизненность дерево несет в себе.

Мы знаем, что дереву еще нужен свет, без света оно просто не будет развиваться, потому что не будет происходить главный жизненный процесс – фотосинтез. Этим светом, дающим дереву энергию жизни, в душе ребенка является свет благодати. Потому что без благодати не будет совершаться самое главное действие – напоение и развитие добродетелей, и, собственно, развитие личности и души ребенка. Но уже души не только ребенка, а и души тех взрослых, которые единодушно пребывают с ребенком в вере и в молитве. Этими взрослыми могут быть сначала родители, потом крестные родители, духовные наставники и отцы. Ведь «Духовное родство пуще плотского».

Когда мы встречаемся с детьми на детском поселении, затем в приходе, то пока мы не подхватим, не разглядим в ребенке эту его добровольную молитвенность и не подхватим ее в единодушии, сами молясь вместе с ним, до тех пор все наши внешние действия – научения, наставления, знания, которые мы будем подавать, являются, в лучшем случае, неким багажом, который ребенок сложит где-то в своей памяти, в своей подражательности и когда-нибудь использует это. В худшем случае, это просто пустой звук и пустые действия, а в еще более худшем случае – просто вредоносные действия с нашей стороны.

Не удивительно, что некоторые церковные духовные люди говорили, что если «Закон Божий» начнут преподавать в общеобразовательной школе, то это начало конца, и если в воскресных школах «Закон Божий» преподавать так, как преподают литературу или историю в обычной школе, то это для детей конец. И они правы.

 Смысл нашей жизни – семья и служение ближнему

Глава 25

Тайна супружества

Юность, пожалуй, самое дивное время в жизни, потому что именно в юности человек выходит на перекресток всех жизненных дорог и решает самый главный для себя вопрос: «Кем быть, чему посвятить свою жизнь? И как жить вообще?»

Можно всю свою жизнь исполнить, как подвиг, можно – как прозябание, а можно жизнь свою прожить попросту: работа и отдых, работа и развлечение. Но только нужно помнить: «Юн с пирушками, а стар с подушками».

 

Время и условия реального выбора.

Каким путем пойти зависит от выбора самого человека. Этот выбор совершается в возрасте 19-24 года. И что же это за время – 19-24 года в жизни человека, что это за период, от которого, оказывается, так много зависит в будущем?

Это время, когда не только складывается внутреннее мировоззрение – уже окончательное и устойчивое, – но, самое главное, складывается образ жизни, характер, а значит, и нрав. И то, что сложится в 19-24 года, то и будет составлять внутренний навык и нрав человека на протяжении всей последующей жизни.

Бывают случаи, когда человек меняется, но эта перемена стоит очень серьезных потрясений. Зачастую человек в возрасте 30 или 40 лет вдруг услышит зов веры и  начинает воцерковляться, становится человеком церковным и в общении с Богом, в таинственном общении со Святым Духом тоже может измениться, и то, что сложилось в 19-24 года, может перемениться, и человек делается иным.

Эта, церковным образом совершающаяся перемена, требует невероятных трудов самого человека и такого же особого, страдальческого, до крови смертельного подвига, который совершил за человека Сам Господь Иисус Христос. Человек потому и может, спустя многие годы, перемениться, что в нем стал участвовать Господь. Участие Бога может коренным образом изменить человека только потому, что Сам Господь совершил за него смертный подвиг, пострадал и умер на кресте.

Как видим, то, что закладывается или закрепляется в человеке в 19-24 года, имеет столь большую внутреннюю укрепленность и основательность, что становится основанием и уставом всей последующей жизни.

Прежде всего, обретается фундамент жизни для будущей семьи, потому что взгляды на супружество формируются именно в этом возрасте.

Они складываются не только под влиянием социальных условий, но и, прежде всего, под влиянием семейных устоев, в которых растут молодые люди. Это время самой светлой и чистой поры влюбленности. Первая любовь переживается, обычно, в возрасте 17, иногда 15, а некоторыми даже и в 14 лет. Вторая любовь бывает в возрасте 18-19 лет, а настоящая любовь, которая формирует супружеские отношения, приходит в возрасте 19-24 года. Эта любовь, которая соединяет двоих, юношу и девушку, в одну семью, может быть разной.

Думаю, что на памяти каждого из вас есть такие семьи, которые на ваших глазах образовались и на ваших же глазах распались или сейчас находятся на грани распада. Когда молодые предлагали друг другу стать семьей, они, наверное, не рассчитывали пожить годика два-три, чтобы потом разбежаться.

Каждый, кто собирается начать совместную жизнь, испытал великое счастье любви, когда в одну жизнь соединяются две жизни. И, представьте себе такую ситуацию: вот она, счастливая пара, на свадебном празднике. Шутник тамада спрашивают невесту: «Скажите, невеста, Вы надолго сочетаетесь с этим юношею? На годик или на два?». – «Да что Вы, я насовсем!» – «А Вы?» - обращается тамада к юноше. « До самой смерти». И она счастлива от его ответа.

Увы прошло всего лишь два с половиной года. Он уже в запале ссоры кричит: «Глаза б мои тебя не видели, зачем только я тебя взял в жены, вон из моего дома!». Но она оказалось более прыткой и ловко парировала: «Дом мой, и поэтому сам проваливай». Что ему остается делать? Собрал свои вещи и удалился. Сколько таких трагедий происходит вокруг? Хорошо еще, если они только вдвоем, а ведь к этому времени в семье уже и третий может появиться.

Как должны готовиться супруги, встречая появление ребенка.

Когда ребенок рождается, то в детском организме соединяется не только телесность отца и телесность матери, но происходит более важное явление: душа отца сочетается с душой матери и образуется душа ребенка. Поэтому-то дети несут в себе не только генотип своих родителей, но непременно еще и душевное устроение родителей.

Если бы во время зачатия происходило сочетание только телесности отца и матери, то в результате родился бы человек, у которого была бы одна телесность без души. Почему вы можете грустить, улыбаться, веселиться, быть в настроении, лучиться глазами. Потому что при сочетании родительских клеток не только гены соединяются воедино, но соединяется и то, что являет собою жизнь в ребенке, – это душа отца и душа матери.

Если бы души отцов и матерей были чистыми, то родился бы чистый и безгрешный ребенок. Он никогда бы не капризничал, не упрямился, пока еще не успел собрать в себе грехи, и не было бы ни одного ребенка, который бы кричал до посинения.

Но, к сожалению, на сегодня таких детей 99%, которые и капризничают, и упрямятся и кричат, что есть мочи от малейшего недомогания и малейшего непонимания.

Почему же тогда всё это происходит? А потому, что души отца и матери передали ребенку и свои грехи. Потому-то и возникает такая предрасположенность к греху детской души, что все нераскаянные грехи родителей гнездятся в родительской душе, а значит, соответственно, при рождении ребенка эти грехи переходят к нему. Они составляют внутреннее влечение, потребность ребенка грешить, т.е. потребность ребенка совершать зло и противиться добру. И «Нет такого человека, чтобы век без греха прожил».

Дитя с самого рождения имеет два начала: одно доброе, другое злое. Одно совестливое, другое самолюбивое, одно нравственное, другое безнравственное. И в какой семье, нравственной или безнравственной, живет ребенок, такое начало и окажется сильнее. Все зависит от того, какое начало возобладает. Доброе, и стремление жить и поступать по совести или злое и желание поступать по самолюбию.

Детское личико всегда такое светлое, ясное, чистое и всегда умилительное. Особенно, если он улыбается, если тебе открыт, если он тебя любит, или если он, завидев тебя, бежит навстречу, искренне радуясь тебе. В эти минуты разве можно не умилиться, не обрадоваться, не удивиться какая дивная, чистая детская душа! Даже не смотря на то, что в ней есть, еще не получившие толчка к развитию, начало зла, склонности ко злу, к самолюбию. Поэтому и лицо ребенка как лик.

Но вот ребенок потихонечку возрастает. Начинает собираться у него некоторое число капризов, истерик, упрямств, непослушаний, увеличивается количество требований: «Я хочу! Дай мне это! Сделай так, как я хочу!». И ребенок постепенно во внутреннем самолюбии начинает укрепляться и становиться все более самоуверенным. Сегодня можно встретить в семьях таких детей, которые являются царьками в доме. Ребенок орет, а все вокруг него бегают, желая успокоить. Он успокаивается только тогда, когда сделают так, как он хочет. И если его решили остановить наказанием, то он еще большую истерику может закатить. Попробуйте остановить такого ребенка, который уже в пять лет требует все делать по-своему. Ведь есть дети, которые настолько сильны духом, что даже сильнее своих родителей. Никто не может его пересилить. И в конечном итоге добивается своего не мама и не папа, а ребенок.

Если ребенок в возрасте 5-7 лет имеет такое внутреннее устроение, что весь отдался самолюбию и по этому самолюбию живет открыто и откровенно, то представьте себе, во что он превратиться в будущем.

 Когда дети становятся подростками.

В возрасте 12 лет у детей наступает перемена внутреннего устроения. До 12 лет они все еще держатся за взрослых, копируя жизнь с них. Они до этого времени обращены к взрослому человеку, идут за ним, внимают ему. Да, бывает, закатят истерику, заупрямятся, не послушаются, обманут, сделают по своему разумению. Но, все-таки до 12 лет душа еще так устроена, что своим добрым началом обращена к взрослым и стремится подражать взрослому.

Но после 12 лет происходит внутренняя перестройка человека, и начинается время личных поступков. С этого времени подросток начинает совершать жизненные поступки лично от себя, никого не спрашивая и не нуждаясь ни в чьем совете. От чего же тогда он поступает? От того, в чем утвердился до 12 лет. Набрался до 12 лет самолюбия и самоутверждения и теперь, утверждаясь в личных поступках от себя самого, от личного самоутверждения и будет идти по жизни.

Хорошо, если в подростке примерно поровну запечатлелось добра и зла. И если доброго достаточно много, то он иногда поступает, как человек добрый, нравственный.

А иногда он поступает нечестно, говорит неискренне, поступает лукаво, хулиганит, врет, пьет, развратничает и т.д. Это разгулялось грешное. Тогда получается, что «Грехи любезны доводят до бездны».

Совестливое не будет подвигать его к разврату. Чувство долга тоже не будет подвигать его к худому. Может быть, чувство ответственности подвигает к хулиганству? «Я хулиганю, потому что в ответе за всех вас». Такого быть не может. Значит, хулиганство происходит не от совестливости, не от чувства долга и не от ответственности. Оно происходит от самолюбия. И когда самолюбие получает свое право на жизнь, так как подросток это право взял и усвоился себе сам, тогда он начинает поступать, как хулиган. Единственное, что ему нужно, так это как-то соотнестись с окружающим обществом, так как не везде и не при всех можно хулиганить. Например, при милиционере, учителе как можно хулиганить? Только милиционер скрылся – можно снова хулиганить.

Или пьянство, оно же не свойственно чувству совести. И не по чувству долга человек становится пьяницей. Значит, пьянство рождается по какой-то другой причине, не по нравственной. Кто-нибудь ставит ли целью своей жизни сделаться беспробудным пьяницей? Ни одного такого нет! Тогда хочется спросить: «Скажите, а те несчастные пьяницы, которые сейчас кое-как топают по улицам или уже лежат под забором, они в подростковом возрасте разве ставили перед собой такую задачу?»

Но, может быть, такую задачу ставили те жены и мужья, которые тут же разошлись после свадьбы и с треском разбежались в разные стороны? Тоже нет.

После этого подумайте, а надо ли вообще жениться?

Но ведь если человек не выбирает жизни в супружестве, то у него есть только один путь – монашеский. Поэтому, если вы сейчас точно слышите, что вам идти не по супружескому пути, тогда, конечно же, вас ждут в епархии. Мужской монастырь, кстати, еще до сих пор не набрал нужное число монахов, а в женском монастыре не хватает молодых девушек.

Я думаю, что каждый во внутреннем чаянье имеет великую надежду, что да, наверное, кто-то обречен к разводу, но только не я: «Уж если я выйду замуж или обзаведусь женою, то уж точно до самого гроба буду верен». И тогда возникает очень важный вопрос: На чем держится верность в жизни? Откуда появляется в человеке надежность?

Когда хирург идет на хирургическую операцию, то надежность операции обеспечивается подготовленным инструментом. Представьте себе, что хирург начинает операцию, берет в руки скальпель, а он тупой, берет в руки ножницы, а они сломаны. Значит надежность операции зависит от ее подготовленности. Так и надежность человека в супружестве зависит от твердости его нравственных устоев, от его душевной готовности взять на себя ответственность за ближнего, способности понести тяготы другого.

 

Нет ничего более трудного, чем семейная жизнь.

Если не будет нравственных достояний в человеке, то исполнить нормальное супружество нечем. И запомните, нет в человеческой жизни ничего более трудного, чем достойная семейная жизнь.

Научиться играть на скрипке легче, чем жить в супружестве. Правда, в супружестве очень просто играть на нервах. Но от этого супружество распадается. Ведь невозможно удержать супружество, если ты не можешь утешить жену или мужа. Не можешь умирить, когда твоя половина раздражена или же обижена. Не можешь попросить прощения в тот момент, когда обидел или оскорбил. Не можешь первым начать примиряться, когда виновником ссоры оказалась другая сторона. Ведь кому-то же надо первым начать примирение?! А если ты будешь на своем стоять, то можно целую неделю по дому ходить, не произнося ни одного слова. А ведь «Ссора в своей семье до первого взгляда».

Я знаю одну супружескую пару, в которой жена могла целый месяц молчать, когда обижалась. Что же делал муж в это время? Жена молчит, но и он ведь тоже не делал ни шагу к примирению. Т.е. один другого стоил. Неудивительно, что они прожили всего лишь 4 года и разошлись. Правда, потом снова сошлись – и опять разошлись. И на сегодня так и ходят друг к другу из одного конца города в другой.

Но надо знать, что каждый развод стоит больших затрат душевных сил. И нет ни одного человека, который, пройдя через развод, остался бы с прежним характером и в том же самом неповрежденном нраве. Порча нрава происходит очень глубокая и сильная. И особенно сильно страдают женщины.

Придя к разводу, пережив ужасные ссоры, женщина в своем нраве меняется так сильно и до такой степени, что вся ее последующая жизнь бывает внутренне повреждена. Внешне она может не подавать вида, но в ее сердце остается глубокая рана на всю оставшуюся жизнь, которую ничем нельзя залечить.

Совсем по-другому переживает развод мужчина, но переживает столь же глубоко и серьезно. Несмотря на то, что внутренне мужчина не ощущает такой саднящей раны, но его сердце черствеет в ссорах. И когда он, наконец, на все махнул рукой и ушел, то его сердце ожесточается и грубеет. И на его долю остается только чисто телесная жизнь. Поэтому, если он и женится во второй раз, то во втором браке вся его семейная жизнь заключается в телесных отношениях. Он свою жену не чувствует, не слышит ее души и не нуждается в ней. Ему вполне достаточно ее тела.

Такое супружество становится супружеством скотоподобным. И если мужчина женился второй раз на девушке, которая вышла замуж впервые, то семейные приоритеты у них будут разные. Девушка будет иметь в своей душе естественную, искреннюю трепетность в обращении с мужем, ждать от него душевного, доброго и нежного отношения к себе. Но вместо этого получит некое скотоподобное обращение – ему ведь нужно только ее тело. А из-за такого обращения она будет испытывать из месяца в месяц, из года в год тяжелейшие страдания. Мало кто из женщин, попавших в подобную ситуацию, может выдержать такую грубость чувств по отношению к себе.

И еще одно: если сегодня кто-то много смотрит телевизор и усваивает все то развратное, низкое и пошлое, что из него грязным потоком льется на наши головы, то у него может сложиться ложное впечатление, что семейные отношения или же вообще отношения между мужчиной и женщиной – это отношения только телесные, а суть телесных отношений – получение эротических удовольствий.

Если с такими выводами и с такими представлениями молодые люди вступают в брак, то долго такой брак удержаться не может – все телесное «приедается».

Много и долго ли можно есть любимое лакомство? Однажды двое моих учеников (я какое-то время работал в школе) заспорили между собою: кто может съесть больше колбасы. Остальные ребята их подбодрили, дружно собрали деньги и купили по два батона каждому. Представляете, два 2-х килограммовых батона вареной колбасы каждому. И вот они сели есть. Первые батоны съели легко. Но довольно быстро насытились и уже с трудом запихивали колбасу в рот. Один из ребят вскоре это дело бросил, так и не доев остаток. Второй еще несколько граммов съел и воскликнул: «Я победил». Тут было дружное «Ура!» всего класса. После этого года три они не могли даже смотреть на колбасу. Вот вам конкретный пример пресыщения чисто телесным удовольствием. Оказывается все телесные удовольствия, абсолютно все, имеют свой конец. Апостол Павел так сказал об этом: «Помышления плотские есть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир». (Рим. 8; 6) И поэтому там, где супружество возникло только на сексуальном, эротическом уровне, там наслаждение друг другом после свадьбы возможно лишь определенное и достаточно короткое время. Поэтому давным-давно и в народе говорили «Духовное родство пуще плотского».

Скотоподобные отношения между супругами всегда имеют быстрый конец: у одних через полгода, у других – через год, у третьих – через три. В конце концов, двое друг другом, так или иначе, «насыщаются» и тогда проявляются настоящие характеры, которые у них в действительности были.

Пока были друг другу желанны, всё казалось счастливым и радостным, тогда не виделись недостатки друг друга. Но когда «насытились» – вот тут-то разность характеров и обнаружилась. Оказалось, что она из одной семьи, а он совсем из другой. В той семье одни обычаи, а в этой совсем другие. У нее одно мировоззрение – у него совсем другое. И эта разность характеров и жизненных ценностей, обретенных в детстве, вдруг ярко проявилась.

К тому же, если молодожены с младенчества жили каждый по самолюбию, то она в детстве устраивала истерики, а он, скорее всего, упрямился, пыжился и пыхтел на своих родителей. Самолюбие-то начало развиваться с младенческого возраста, и теперь оно явилось во всей своей «красе». Если оба живут с такой позицией, то неизбежны постоянные ссоры в их совместной жизни. После появления первой, вскоре будет и вторая. И если муж и жена не смогут переступить свое самолюбие и не научатся просить друг у друга прощения, то обязательно будет третья, четвертая и пятая. В конечном итоге они придут к такому моменту, когда он скажет: «Всё, нет сил с тобою больше жить, потому что ты не ведешь себя так, как я хочу». А она легко скажет: «Да я уже давно мечтаю жить без тебя, потому что ты не делаешь того, чего хочу я». Это неизбежно, если отношения строились на самолюбивых отношениях. Ведь самолюбию неприемлема уступчивость и несвойственно просить прощения. Еще более несвойственно самолюбию терпеть.

Самое главное, что обычно желают родители и гости жениху и невесте на свадьбе – терпения. Это очень важное пожелание. Это не какая-то там формальность или просто обычай. Терпения желают люди, которые уже прошли большой жизненный путь и, набравшись опыта, от всей души желают молодым самого главного, ибо только из терпения рождается любовь.

Но, увы, молодые не придают этому пожеланию должного значения. Потому что слишком велико их счастье. Свадьба – это торжество из торжеств, и что может быть более значительным, чем это событие? А все остальные пожелания… Ну, их просто принято делать, они украшают это главное событие, они просто делают свадьбу еще более торжественной и знаменательной и больше ничего. И редко какая молодая супружеская пара глубоко и  серьезно задумается над значением этих слов.

На свадьбе придавать значение мудрым советам взрослых невозможно. Поэтому все советы взрослых надо усвоить до свадьбы, причем задолго до свадьбы.

Я думаю, если вы молоды, свободны, еще не в супружестве, то это как раз тот самый возраст, тот самый период, когда надо задуматься о своем будущем, готовиться к нему, и именно сейчас надо принимать советы и пожелания старших и внять им. «Свадьба скорая, что вода полая».

Терпение – важнейшее свойство, благодаря которому сохраняется супружеская чета в первые десять лет супружества. Если вам удастся пройти десять лет супружеских «ухабов» и «бездорожья», то это только благодаря терпению. Потому что разность характеров, разность взглядов, разность привычек непременно обнаружится в молодой семье очень скоро. Как же перенести все непонимания? Только благодаря терпению. Даже если ты только поставишь себе задачу: набирайся терпения, то уж точно, до десятилетия супружеского возраста доберетесь. «Терпение и труд все перетрут».

 Тайна сия велика есть.

Преодолев рубеж десятилетнего супружества, вы уже обретенным терпением будете подниматься выше – к серебряным отношениям. И если до 10 лет терпение обретается, то после 10 лет только терпение сохранит вашу семью.

Терпение и то, что после терпения начинает дальше цементировать семью – это разные чувства. «…от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда». (Рим, 5; 3, 4) После терпения начинает формировать и укреплять семью любовь. Она является золотом супружества. Ее зачатки появляются после 25 лет супружества, прожитого в терпении, и далее еще 25 лет она возрастает, совершенствуется, пока не обретет то золотое качество, проявление которого можно увидеть в удивительных лицах супружеской пары, подошедшей к рубежу 50-летия семейной жизни. Вот именно эта пара и есть действительно преданная, истинно верная и надежная.

Митрополит Антоний Сурожский написал о чувстве любви проникновенные строки: «Любовь – удивительное чувство, но оно не только чувство, оно – состояние всего существа. Любовь начинается в тот момент, когда я вижу перед собой человека и прозреваю его глубины, когда вдруг я вижу его сущность…Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без желания им обладать, без желания каким бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью, – только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась».

А что же тогда соединяет молодых? Ведь мы же говорим, что мы очень сильно любим друг друга и поэтому соединились. Соединяет первоначально молодых не сама любовь, а влюбленность. Т.е. нечто такое, которое подобно ей. Мы же говорим, что мы любим яблоки, или же цветы. Во влюбленности очень сильно присутствует чувственное отношение. А чувственное значит телесное, и поэтому юности свойственно влюбляться.

Редко когда в юности сердцевиною влюбленности является зарождающаяся любовь. В большинстве случаев, к любви надо будет еще прийти. И прийти длинным путем супружеской жизни. А зарождается и зачинается  любовь супругов в терпении. А уже после 25 лет развивается во всей своей красе и соединяет супругов в истинную супружескую чету, где он и она – одно. И тогда женщина чувствует себя едино с мужчиною и через это единство ощущает полноту своей жизни, счастье, а мужчина через жену ощущает себя полным человеком.

Существуют три слова: человек, мужчина, женщина. Какая между ними разница? Разница та, что сначала был сотворен человек, а потом явились мужчина и женщина. И мужчина человек, но не полный. И женщина человек, но не полный. Когда же они соединяются вместе – они становятся полным человеком. И вот это чувство полноты человека – это и есть чувство супружества. Об это сказал Апостол Павел: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика…». (Еф. 5; 31, 32)

Именно об этом тоскует внутренняя душа любой девушки, любого юноши. Тяга к супружеству, тяга к другому полу – это, прежде всего, тяга к восстановлению полного человека.

К сожалению, когда мы много смотрим телевизор, то мы обманываемся мелькающими там развратными картинами, и начинаем полагать, что якобы тяга человека к человеку – это тяга телесная, чувственная, тяга услаждений. На самом же деле – это неправда, ложь нынешнего времени. И если вы пойдете на поводу у этого обмана, то у вас не будет полноценной супружеской жизни и ощущения полного человека. Вас постигнет череда ссор, встанет проблема развода, распада семьи и затем эту душевную рану вы понесете через всю свою последующую жизнь. И если вы сейчас ясно поймете, что телесный разврат есть обман и нельзя по этой дороге двигаться, и если вы будете знать, что в любом человеке, в каждом из вас, есть чаянье супружества, которое составляет глубинную внутреннюю потребность – быть человеком, что возможно через полноту соединения с другим полом, то тогда вы обретете то главное основание, из которого действительно формируется человеческое счастье. Нет иного счастья в супружестве, кроме, как счастья, сложенного из этого глубинного чаянья человека.

Вершина слов о любви человеческой и Божьей, об отношениях мужа и жены в словах первого послания апостола Павла Коринфянам.

«2. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

3. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею – нет мне в том никакой пользы.

4. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,

5. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла.

6. Не радуется неправде, а сорадуется истине.

7. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

8. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». (1 Кор. 13; 2–8)

Супружество есть преодоление всего того, что нас разъединяет и раздирает на части. Разъединять супругов между собою может в первую очередь самолюбие. Но если мы идем по пути самолюбия, мы уже вольно или невольно склоняемся к разделению в супружестве потому, что у самолюбия единственная позиция: «Делай так, как я хочу». И если с обеих сторон такая позиция, будет ли, в таком случае, у супругов единение? И возможно ли в таком случае счастье?

Поэтому-то каждый, кто в юношеском возрасте начинает свое возрастание, как человек нравственный, идущий по чувству совести, поступающий по чувству долга и чувству ответственности за ближнего, тот закладывает в себе самое главное для осуществления благочестивой семейной жизни.

 

 

 

 

Глава 26

Труд родительства

 Единая душа – хранилище первоначального образа человека.

Корни нравственной педагогики начинаются из многотрудного родительства. За несколько поколений в российском народе, к сожалению, произошло оскудение родительства. Особенно сильно этот процесс коснулся отцовства. Ещё в некоторой степени нравственное родительство сохраняется со стороны материнской по причине того, что женщине чисто физиологически приходится иметь живые отношения со своим ребёнком: она его носит, в муках рождает, затем, забыв про самоё себя, воспитывает и выхаживает. Отцы, в большинстве своём, в это время принимают в ребёнке незначительное участие. Но мать, опекая дитя в телесном плане, при этом часто теряет попечение нравственное или душевное и, тем более, попечение духовное.

Это оскудение родительства нам нужно уразуметь, чтобы понять, что в этих обстоятельствах делать.

Дитя, нарождаясь, еще в утробе матери уже по естественной своей природе должно формироваться как цельный человек. Цельный – это значит единый в своём личностном достоянии, то есть полностью собирающий как личность в трёх своих составах: в телесном, душевном и духовном.

Телесное мы с вами слышим, видим, чувствуем. Душевное – это наши чувства, наш ум, наше эмоциональное себячувствие и наши способности: музыкальные, художественные, технические и прочие. А дух человеческий – это то, что говорит в нас, когда мы произносим «Я». Вот это чувствование себя в «Я» – это и есть чувство своего духа. Одновременно оно ощущается чаще всего в душевном и в телесном. Мы говорим: «Я голоден», – от духа, но о телесном. Или: «У меня плохое настроение». «У меня», – говорим от духа, но о своём душевном.

Личность собирается в человеке в единстве всех трёх составов, но осуществляется через какой-либо один, акцентируется, что ли, в каком–либо одном составе. Например, когда мы, будучи голодными, устремляемся скорее к еде, то мы акцентируемся в телесном. Или же когда мы переживаем какую-либо радость, то говорим: «Какой сегодня счастливый день»! Это состояние акцентированности личности в её душевном, может быть, даже совершенно неблагонравном и непристойном, но, тем не менее, это и есть душевное настроение, в котором человек, сам себе отчёта не отдавая, весь присутствует и даже в своём неблагонравном душевном. Так что «Свои сухари лучше чужих пирогов».

В утробе матери ребенок должен сформироваться во всех трёх составах. Плод начинает своё развитие с одной единственной клеточки – зиготы, которая образуется в результате слияния мужской и женской клеток. Эта зигота делится пополам, потом ещё и еще, постепенно образуется шар из 256 клеток, совершенно одинаковых между собой, они продолжают делиться и затем образуют как бы смятый в два слоя мяч. Из этого образования начинается формирование человеческого организма, выстраивается весь его телесный состав. Сколь сложно строение одной только кисти руки: в ней косточки, мышцы, нервные волокна, кровяные сосуды, капилляры. А как устроена кожа: сколько она имеет слоёв, сколько компонентов в своём составе. Поражает сложность человеческого организма. И возникает вопрос: как эти совершенно похожие первое время друг на друга клеточки, одинаковые по своему составу, начинают выстраиваться в столь сложный организм? До сих пор наука ответа на этот вопрос не знает. Все попытки объяснить этот процесс с позиций чисто физиологических и физико-химических не привели к открытию истины. Были попытки объяснить это с позиций психологических, но и в этом случае тоже полного ответа до сих пор нет.

Церковь считает, что такое сложное развитие телесности человека происходит благодаря действию души. Душа изначально содержит в себе полный образ будущего человеческого организма, и хотя на генетическом уровне немалое значение имеет и физиология, однако, сам процесс устроения организма совершается под воздействием души.

 Душа в свою очередь подвластна духу, и вся полнота окончательного устроения человека совершается под воздействием духа. Именно дух младенца совершает полноту душевного осуществления, а душа управляет физическим становлением телесного состава.

Сегодняшнее поколение является пятым после того, как Церковь отделилась от государства. Так как большинство родителей не имеют отношений с Богом и поэтому, совершая неблаговидные проступки, а на самом деле грехи, не знают покаяния, то грехи чаще всего остаются нераскаянными. Они накапливаются в душе человеческой вместе с нераскаянными грехами родителей и дедов и передаются детям. Повреждённая грехами душа уже не может развиваться в своей естественной чистоте, и ее влияние на физиологию выражается в нарушении физического развития ребёнка.

В Волгоградской области почти во всех роддомах констатируется тягостный факт: 95% детей рождаются с различными физиологическими отклонениями. Из них около 60% имеют очень тяжёлые физические отклонения, которые нужно обязательно исправить в ближайшие год, два, три. Но, увы, только в 15% случаев удаётся что-либо поправить, в остальных случаях ребёнок несёт эту повреждённость через всю дальнейшую жизнь. Приблизительно эти цифры характерны для всей страны.

На сегодняшний день давление нераскаянного греха на физиологию ребёнка столь значительно, что та или иная родовая травма стала почти нормой. С рождения усвоенные повреждения физиологии организма потом очень трудно устраняются в течение всей последующей жизни. Не удивительно, что нынешние поколения, которые уже рождаются ослабленными, легко подвергаются различным заболеваниям, трудно переносят неблагоприятные условия жизни.

В Церкви существует незыблемое правило: родители, которые хотят народить дитя, должны приуготовиться, то есть непременно разрешиться от грехов, очиститься, освободиться от их тяжкого бремени. В церковном покаянии на исповеди человек кается в своих грехах, и Господь по милости Своей и по любви к человеку прощает их. Господь, разрешая, очищает человеческое сердце и душу от греха. Пожизненная исповедь перед зачатием ребенка является необходимостью для всех родителей. Потому, что «Нет такого человека, чтоб без грехов прожил».  И если это совершается, то дитя испытывает значительно меньшее давление нераскаянных грехов своих родителей.

Но даже очень верующие родители, к сожалению, не имеют возможности полной исповеди и достаточно глубокого покаяния, и поэтому полного разрешения от греха ни у кого не получается. Ведь «Грех избывать, слезами обмывать».  Все равно какая-то часть грехов будет неосознанной, какая-то часть остается внутренне нераскаянна, или же покаяние не достигает должной и нужной глубины. Поэтому даже у верующих родителей рождаются дети с различными отклонениями. Но я знаю семьи в нескольких поколениях глубоко верующих потомственных священников. В таких семьях рождаются дети здоровые и крепкие телом, сильные духом.

Начиная с утробного развития ребенка, первые три года жизни являются особо значимыми для развития душевного строя дитя.

Душа человеческая имеет, неразрывно связанные между собой, внешнюю и внутреннюю сторону.

Внешняя сторона – это наша эмоциональность, наши способности. Важнейшая из них – интеллектуальная. Близкая к ней – словесная способность, которая выражается в умении владеть словом. Всего их около полутора десятка. Благодаря способностям мы можем совершать внешнюю деятельность своей личности.

Имеющий способность к кулинарии прекрасно готовит пищу. К рукоделию – мастерит удивительные по красоте изделия. Техническая способность позволяет легко обращаться с техникой, с машинами. Женщины, в силу жизненных обстоятельств, больше развивают в себе кулинарные и рукодельные способности. А мужчина более способен в технической способности, хотя немало мужчин могут хорошо готовить. Известно, что лучшими профессиональными поварами являются мужчины. Лучшими портными тоже. Но дома, в семье, как правило, и готовят, и шьют женщины.

Видимо, мужчине дарована полнота способностей для того, чтобы быть полноценным хозяином своего дома, главенствующим строителем своей семьи, и, в конечном итоге, всего общества.

Внутренняя же душа – это нравственное достояние человека: прежде всего, это чувство долга сначала по отношению к родителям, потом к Родине, чувство долга по отношению к сотрудникам на работе, долг перед своей совестью, перед Богом, перед Церковью, наконец, чувство долга супружеского и родительского.

Вторым нравственным достоянием является ответственность. Затем чувство исполнения обязанности в деле, в том или ином служении. Надо слышать эти обязанности, как свои, не перекладывать их на плечи ближнего.

Попечительная сила души чутко слышит нужду ближнего, нужду другого человека и легко откликается, участвует в этой нужде, и по возможности покрывает ее.

Очень важное нравственное достояние – это чувство справедливости, которое имеет три состава: правдивость по уму, искренность по сердцу и честность по волеизъявлению.

В основании всех нравственных достояний лежит сила духа – наша совесть. Совесть и перечисленные нравственные чувства составляют внутреннюю сторону души, она прямо влияет на качество способностей каждого человека.

С рождения до трех лет именно внутренняя душа, прежде всего, формируется в ребенке и становление его как личности совершается именно во внутренних достояниях души.

Если вы были внимательны, то, наверное, замечали, что маленькие дети легко воспринимают настроение взрослых и очень сочувствуют, когда родители расстроены.

Я вспоминаю случай в семейном поселении. Родители там готовят еду по очереди. Бывает, что одной из мам что-то не удается и она очень огорчается. Однажды двухлетняя девочка, чувствуя расстроенное состояние матери, все ходила за ней, как бы искала, чем утешить. Когда мама стала совсем уж огорченная, тогда девочка подошла и тихонько вложила свою ладошку в ее руку. Надо было видеть выражение ее глаз. Она ничего не говорила, но теплота ее участия была такова, что мама улыбнулась и погладила ее по головке, принимая ее, дочери своей, участие в себе. Мама немножко ободрилась. Взрослые не смогли ее утешить так, как утешил ребенок.

Нравственно воспитывает реальная жизнь.

Потребность ребенка участвовать в жизни мамы или папы естественна. Вот девочка бежит к маме, которая занимается стиркой: «Мама, дай я помогу!» Но мама зачастую говорит: «Иди лучше поиграй, займись своими делами». А мудрые родители, которые чувствуют пробуждение самостоятельности детской души, обязательно дадут ребенку посильные дела: «Конечно же, помоги, давай я буду стирать большие вещи, а ты маленькие. Постирай-ка вот носки, носовой платочек».

Но будет неправильно, если девочка будет стирать только для своей куклы, в этом случае она будет только играть. Разумный отец всегда найдет маленькому сыну посильное дело в доме. Игровая деятельность – это свойство внешней, эмоциональной стороны души. А нравственная сторона откликается на действительные нужды. Недаром говорят «Нужда острит разум».  Девочка действительно хочет участвовать именно в реальном труде родителей и надо дать ей такую возможность. В первый раз она пожамкает немного белье и убежит, потом вернется, опять пожамкает и снова убежит, но со временем научится помогать реально.

Когда родители делятся с детьми своими трудами, то у детей очень быстро появляется чувство долга и ответственности в реальном труде.

В старину двенадцатилетняя девочка порой вела все домашнее хозяйство, и немалое: это и скотина, и дом. Вытряхивать половики, покормить скотину, прибрать в доме, стирать, нянчить младших – все это умела двенадцатилетняя девочка.

Мальчики к такой самостоятельности приходили к 14-ти годам, тогда уже подросток в полноте перенимал отцовские навыки. И когда он заводил свою семью, то мог уже быть хорошим хозяином.

 Это возможно только в том случае, если нравственные силы ребенка начали свое развитие с самого начала – от рождения до 3-х лет. В этот короткий, но очень важный период, закладывается основание нравственных сил, и если это происходит, то далее они развиваются на протяжении всей жизни.

При правильном нравственном воспитании с раннего детства, вырастающие из таких детей взрослые, становились прочной опорой семьи, крепкими хозяевами своего дома и затем гражданами своей страны.

До сих пор для иноземцев остается большой загадкой: как могла Россия выдержать столь многочисленные и страшные нашествия завоевателей: татаро-монгольское, шведское, польское, французское, турецкое. И всякий раз число вражьих сил было превосходящим.

В 20-30-х годах лучшая часть народа была уничтожена в лагерях и тюрьмах. Многие миллионы верующих людей погибли от гонений безбожной власти большевизма. Вместе с ними жертвами тоталитарного режима стали миллионы людей нецерковных, но нравственно выдающихся. Казалось бы, Россия совершенно обескровлена. Но когда наступают фашисты, Россия поднимается во всей своей мощи и превозмогает врага, сумевшего подчинить и использовать против России всю Европу.

Откуда эта мощь? Откуда эта великая сила духа и способность совершать невозможное? Ее истоки в раннем детстве, когда закладываются самые важные нравственные достояния, которые потом развиваются на протяжении всей жизни человека. Подлинно нравственные родительские труды этому способствуют.

При оскудении родительства теряется самое важное. Мы поддерживаем игровую деятельность детей, а нравственная составляющая воспитания уже перестает главенствовать.

К сожалению, советская педагогика  нравственной стороной развития ребенка до 3-х лет практически не занималась. Педагоги и родители в основном были заняты эмоциональной стороной воспитания детей и ранним развитием их способностей. Но ведь способности – это же внешняя сторона души. Какие бы выдающиеся способности мы ни развивали в ребенке, это не нравственное, внутреннее достояние, это достояние внешнее. Даже самые яркие способности, не подкрепленные нравственностью, могут сыграть злую шутку в судьбе человека. С помощью способностей мы можем нашу внешнюю жизнь сделать очень удобной: мастерски изготавливать прекрасные изделия, разумно преображать окружающее пространство, но при этом самого главного мы, оказывается, не достигаем – надежности человека в служении ближнему, верности друг другу. По этой-то причине, наверное, и происходит распад счастливых вначале семей. Например, в Екатеринбургской области по состоянию на 2004 год из тысячи вновь образовавшихся семей в течение трех лет 948 распадаются. В Петропавловске-Камчатском на 1000 браков в год приходится более 1400 разводов. По России в целом средняя статистика очень близка к этим цифрам.

Почему так происходит? Потому, что в нравственном достоянии современной молодежи нет того резерва терпения, надежности, верности друг другу, которым можно превозмочь разнохарактерность и разноустроенность супругов, их разный уровень воспитанности и подготовленности к семейной жизни.

Что нас чаще всего сегодня соединяет в супружестве? Влюбчивость, то есть внешняя сторона души, эмоциональность. А вот что происходит при этом во внутренней душе, мы, к сожалению, отчета себе не отдаем. Увы, там чаще всего происходит подмена нравственных оснований психопатическими отношениями. Из-за этих скрытых психопатических, то есть ненормальных, неправедных, а значит себялюбивых и самолюбивых взаимоотношений супруги начинают ссориться. В первое время супружества в эмоциональной радости друг от друга мы не замечаем разности характеров. Но эмоциональность обладает способностью насыщаться. У кого-то это насыщение происходит за год, кто-то насыщается за полгода или даже за месяц. Первая ссора в некоторых семьях возникает уже на третьей неделе семейной жизни. И далеко не всегда «Милые бранятся, только тешатся».

Это значит, что если внутренняя сторона души не устроена в верности, то она не может преодолеть себялюбивые настроения, себялюбивое восприятие друг друга. Себялюбие ведь хочет, чтобы другой ему служил. Это и есть почва для ссор. Содержательно это может быть выражено самым разным образом: по поводу ли непрожаренной котлеты, по поводу не точно сказанной фразы, не так совершенного поступка. Но по сути ссора возникает по причине того, что каждый заставляет другого служить себе.

Смысл всех супружеских ссор в этом и заключается: «Я с тобой ссорюсь потому, что ты делаешь все по-своему, а не по-моему». Но другая сторона заявляет то же самое. Здесь происходит совершенная подмена нравственных достояний. Кому должно служить чувство супружеского долга, себе, или другому? Конечно, чувство долга всегда служит другому. Чувство долга не может требовать: «Ты мне служи!» Равно как почитание.

Родительство всегда обращается к доброму началу в ребенке.

Если человек имеет способность чтить другого, то даже когда жена его уязвляет, то, несмотря на это, муж будет видеть в ней достойное почитания. Он будет ценить в ней помощницу и спутницу его жизни. Подобным образом и жена, имея чувство почитания, сквозь все дурные свойства характера мужа будет видеть в нем его добрые начала и обращаться к этому добру. Когда ребенок ведет себя крайне плохо: капризничает, вредничает, то чувство родительского почитания всегда видит в нем доброе начало, не смотря на капризы и упрямство.

Внешняя сторона души, наши интеллектуальные способности, конечно же, различают, что ребенок раскапризничался, упрямится, но при этом внутренняя душа в своем чувстве почитания ребенка этих худых проявлений просто не выделяет. Даже видя, что ребенок плохо себя ведет, родитель обращается к нему так же мирно, любяще и заботливо. От чего это возможно? От чувства почитания. Надо его хранить, и тогда родительство всегда будет обращаться к ближним в своих нравственных достояниях.

Если ты живешь нравственными достоянияниями, можно ли тебя раздразить? Нет. В этих случаях говорится «С людьми мирись, с грехами борись».  Ведь чувство долга нераздражаемо, чувство почитания невозможно обидеть. Обидеться может только самолюбие по причине того, что мои притязания не удовлетворили, мое самомнение задели. Самолюбие всегда печется о себе любимом, и до тех пор, пока мы живем в самолюбии, мы можем быть и раздражительны, и обидчивы, нас легко можно задеть и вывести из себя.

Самолюбие задетое, возмущенное выходит даже за рамки внешнего приличия в виде крика, истерики, притязаний. Самолюбие тогда еще и ближнего обвиняет: «Это ты вывел меня из себя, ты всегда ведешь себя так, что это невозможно вытерпеть!»

Может ли позволить человеку выйти из себя совестливость? Она ведь изнутри руководит нашим благорасположенным отношением к ближнему, подвигает нас всегда к мирности, к степенности и к спокойному обращению. Значит, совесть невозможно вывести из себя.

Чувство долга дает ли повод выйти из себя? Нет, оно обращено к ближнему и заставляет выполнить все твои обязанности по отношению к нему.

Плохое слышит всегда внешняя сторона души, а внутренняя не слышит, и поэтому всегда обращается к лучшему в ближнем. Если бы мы жили по чувству долга и по чувству ответственности, то были бы своим ближним верными и надежными в любых обстоятельствах до конца жизни.

Чем больше себялюбия в родителях, тем меньше у них возможности поддержать в ребенке его нравственное достояние. Не имея в себе чувства родительского долга по отношению к ребенку, мы не поймем, что дочка бежит к маме и хочет помочь не из желания поиграть в неподходящий момент, а из естественного чувства долга и единения с родителями.

Когда дитя сочувствует матери или отцу, которые переживают плохое настроение, то проявляет участие не потому, что хочет поиграть, а потому, что реально переживает их расстройство.

Есть одна удивительная особенность в ребенке. В силу того, что дитя есть соединение двух родительских душ в единую, которое совершается еще в утробе, то восприятие родителей происходит в единстве. Внешне родители для ребенка разделены, а в душе ребенка они едины.

Кто сильнее всех переживает ссору в семье? Ребенок. Мать раздражена на отца, отец обиделся на мать, и ни тот, ни другой не придают этому особого значения, а ребенок чутко реагирует в душе, он до боли не может переносить родительскую ссору. Самым страдающим  в семейных ссорах является ребенок. Когда родители на глазах ребенка ссорятся всерьез, когда они начинают ненавидеть друг друга, то это разделение единства родителей сначала переживается ребенком как боль, а с какого-то момента, особенно при сильных ссорах, образует трещину в душе, которая нарушает его нравственную цельность.

В разломе нравственной цельности сразу же вырастает самолюбие дитя, которое вместе с его греховными наклонностями, порочными влечениями порождают плохой нрав и активно развиваются именно в этих трещинах души ребенка. Если бы их не было, то дети росли бы спокойными, уравновешенными, заботливыми, чуткими, без проявлений капризов, упрямства, зловредности, зависти, жадности.

Итак, все худые свойства детской души начинают развиваться только по двум причинам. Первое – потому, что от родителей нераскаянные грехи перешли в душу ребенка как задатки худых влечений.

Родительские нестроения – это вторая причина трещин в детской душе. Ребенок при ссорящихся родителях проявляет капризность, упрямство, злобу, жадность, все то, что, оказывается, с рождения он в себе несет. Дети проявляют это по-разному, потому что восприемлют разное от родителей.

Если семья сохраняет супружескую мирность, взаимную расположенность, участие, преданность и верность, то это единодушие родителей непременно сохраняет целостность души ребенка. Чувство цельности обеспечивается еще и нравственными родительскими силами, которыми поддерживается дитя. Можно при этом не заниматься сугубо специальным воспитанием ребенка, есть уже гарантия того, что ребенок будет развиваться нормальным, потому что он будет развиваться в нравственных достояниях души, то есть во внутренней своей душе.

Но поскольку в сегодняшнее время большинство супругов не имеют этой мирности, и разлад между родителями часто начинается с самого рождения ребенка, то и дети с рождения приобретают трещины в своем чувстве цельности жизни. И там, где разрывается чувство цельности жизни, там начинают активно прорастать худые самолюбивые качества детской души. Тем более, что большинство из нас, не имея покаяния, не приуготовились к зачатию ребенка так, как это должно было быть, не очищены от грехов и, соответственно, все греховные задатки передали детям, поэтому ребенок несет в себе эти греховные уклонения.

Родительство же истинное, как исконное чувство в каждом взрослом человеке, такой искаженности не имеет. Истинное родительство всегда едино с супружеством. Недаром супружество и родительство в этом случае составляют в душе людей непоколебимую цельность. При рождении ребенка у таких супругов не может быть конфликтов.

Там, где нет единства супружества, с рождением ребенка, естественно, мама вся отдается ребенку, но папа начинает ревновать ее к нему. Появляются претензии к жене, ребенок становится для папы неудобным, потому что все время мешает. Ему хочется побыть с супругой, а в этот момент дитя рядом. И это длится не сутки, но и год, и полтора года, потом еще народят второго, и она опять будет все время с ним, а там третьего.

Расстройство супружеских отношений в это время – это признак того, что нет единодушия между супругами. Единодушие супружеское всегда одновременно и единодушие родительское. Другое дело, что отцовское влияние на ребенка имеет свои особенности, а материнское свои.

Но зачастую, к сожалению, бывает и так, что мама выговаривает папе: «Ты его неправильно воспитываешь!» А папа в ответ: «Да когда тебя нет, у нас с ним мир, а ты появляешься, сразу все расстроилось». Но мама на своем стоит: «Наоборот, когда тебя целый день не было, мы с ним душа в душу жили, как ты пришел, смотри, что сделалось с ребенком».

В супружеском единодушии ссор по поводу воспитания ребенка быть не может, потому что мать воспринимает влияние отцовское именно в ту меру, в какую отец может и должен участвовать в ребенке. Она ценит отцовское влияние потому, что понимает – дать ребенку мужскую часть воспитания сама не может. Дать то, что свойственно отцу как мужчине. Подобным же образом и отец принимает то, что дает ребенку мать.

Когда у обоих есть потребность цельного воспитания ребенка, именно на ребенке сходится родительская потребность друг в друге. Отец понимает, что полноценно воспитать девочку в ее девическом достоянии можно только при участии матери и при полноте участия отца. Конечно, участие матери происходит иным образом, чем отцовское. И сын не может стать мужчиной без материнского влияния. Равно как не может стать полноценным мужчиной, если не будет иметь отцовского участия.

Эта взаимная потребность родителей друг в друге, составляющая единодушие родительское, усиливается с рождением каждого следующего ребенка. Известно давнее наблюдение, что чем больше детей в семье, тем прочнее родительство, а соответственно крепче супружество и семья.

Семья совершается в единстве с детьми и через детей. При этом происходит два процесса одновременно: единение семьи через детей, а внутри этого единение супругов.

Цельность супружества, обретаемая через родительство, достигает самого высокого уровня отношений. На Руси их принято называть «золотыми». Супруги приходят к ним к 50-ти годам семейной жизни. А «С милым годок покажется за часок».

Это возможно только в том случае, если супруги сохраняют нравственное достояние: сохраняют свою совесть, чувство долга супружеского и родительского, чувствуют свою ответственность перед супругом (супругой), перед детьми, и, в конечном итоге, если человек верующий, ответственность перед Богом. Если они слышат в себе попечительную силу души, то через нее понимают нужды ближних. И в чуткости к нужде ближнего пребывают в течение всей своей супружеской жизни.

Неудивительно, что к 50-ти годам супруги чувствуют все движения в душе друг друга. Оба слышат что происходит в душе детей, а дети при этом учатся слышать души своих родителей.

Полнота родительства и супружества обеспечивает полноту семьи как целого организма. Семья – это единый организм, здоровье и цельность которого составляет единодушное супружество и полноценное родительство.

Ответственность за ребенка не допустит психопатической зависимости.

На сегодняшний день, к сожалению, большинство браков совершаются по психопатическому выбору. Что такое психопатический выбор? Это выбор самолюбия, замещающего все другие силы души.

К тому же в детях развита способность к запечатлению родительского образа. Они ясно чувствуют все движения души родителей, потому что хотят уподобиться родителям. Как ему, маленькому, сделаться взрослым? Только уподобляясь им. Способность к уподоблению вложена в душу каждого человека от Самого Творца. Господь сотворил человека по образу и по подобию Своему. По Образу – это, значит, Господь вложил в нас все нравственные достояния, а по подобию – значит, даровал возможность и стремление уподобляться Ему – Богу. Ребенок в земной жизни уподобляется тем взрослым, которые есть в ближайшем окружении.

Самыми первыми взрослыми для ребенка являются его родители, и поэтому сила уподобления родителям очень велика. Порой поражаешься, насколько точно в иных семьях девочка копирует жесты, интонации, фразы матери, а мальчик – ну прямо копия отца.

Поэтому в семье очень значимо, что говорит и делает мать по отношению к отцу, как поступает отец по отношению к матери. Дети невольно воспринимают родительский образ взаимоотношений. При этом мальчики перенимают отношение отца к матери, а девочки копируют материнское отношение к отцу.

Возьмем крайний вариант психопатических отношений, когда мать имеет характер властный, даже деспотический, а отец, наоборот, очень покладистый и услужливый. Они как-то ладят между собой, потому что все приказания матери отец в общем исполняет. Правда, временами он начинает изнывать под каблуком жены и ищет способ вздохнуть от ее деспотизма. Один находит его в выпивке, другой в каком-нибудь деле подальше от дома. Давно известно, что: «Добрая женщина научает, а худая от дома отучает».  Что воспримет в такой семье сын? Он воспримет образ отца, услужливого по отношению к матери, причем, это восприятие преломляется через самолюбие. Вместо нравственных достояний ребенок начинает развиваться в самолюбивом образе отцовского поведения. Он этого не чувствует, просто для него более удобно вести себя как отец. Повзрослев, юноша невольно ищет себе жену, подобную своей матери.

Представьте себе, что он встречает на своем жизненном пути девушку, которая жила в подобной же семье, и точно восприняла поведение матери, напечатлев ее деспотизм. Теперь она подсознательно ищет себе супруга похожего на отца. Но ни тот, ни другой, этого не осознают.

Корень зла здесь в том, что выбор происходит на уровне чувствований внешней души, и все переживания совершаются на эмоциональном уровне. Ему кажется, что нашел себе половинку, души в ней не чает, а на самом деле реальный выбор произошел на уровне напечатлений внутренней души. Только они об этом не подозревают.

Совсем недавно на Руси были свахи, которые знакомили будущих супругов. Эти женщины с нравственным чувством, умудренные в бытовой психологии, опираясь на жизненный опыт, точно слышали внутреннее достояние молодых людей и не допускали психопатических связей, а всегда сватали нравственно чистых с нравственно чистыми, так, чтобы они не имели друг к другу внутренних скрытых зацепок по самолюбию.

Другой обычай, когда дети выходили замуж или женились только по благословению родителей, существовал на Руси вплоть до середины XIX века.

А как же быть без родительского благословения? Ведь мудрые родители вырастили кто семь, а кто десять детей, более того, сами уже прожили не один десяток лет в традиционном супружестве. Они от своих родителей восприняли его полноту, и сами ее уже осуществили путем проб и ошибок. И теперь пекутся о счастье своих детей и подберут им ту нужную половину, которая свободна от психопатических отношений.

Наконец, был еще третий путь, который ограждал молодых людей от ошибочного супружества. Это благословение духовника. Был такой обычай – выходить замуж или жениться по благословению Церкви. Духовник благословит – пожалуйста, не благословит – нет. Духовники всегда знают все внутренние механизмы супружества, будучи сами воспитаны в зрелых, укрепленных церковными правилами супружеских семьях, постоянно окормляя много разных семей.

Эти три подхода к правильному выбору супругов давали крепкие семьи.

Но с момента, когда дети стали выходит замуж или жениться по своей собственной воле, стал все более преобладать психопатический выбор.

Встречался в моей священнической практике случай, когда юноша, воспринявший в детстве образ своей деспотической матери, нашел себе невесту тоже с деспотическими чертами характера, но даже не подозревал об этом. Когда он по эмоциональности встречался с этой девушкой, то он в ней властности не видел.

Я его предупредил: «Не будет у тебя нормальной семейной жизни с ней, а будет морока. Она не для твоего характера, ты слишком мягкий человек. Тебе не нужна такая властная жена». А он: «Батюшка, она не властная, она хорошая». – «Она хорошая сегодня в твоем эмоциональном восприятии. Через год, через два тебе уже будет тяжело с ней». – «Нет, батюшка, я ее люблю». А эта девушка тоже мне говорит: «Благословите, вот, нашла». – «Да не того ты нашла, он слишком мягок для тебя. Для твоего властного характера нужен крепкий, сильный, с твердым нравом мужчина, которому придется тебе подчиняться, смирить себя перед ним, и готовься к этому уже сейчас». – «Мне этот приятен, я его люблю».

Они все-таки настояли на своем и поженились.

Прошло два года, как их теперь мирить между собой – не знаю. Она властвует в доме как фурия, он пикнуть не может.

Вот тут и возникает вопрос – по какому пути мы с вами идем вообще по жизни?

Идем ли по пути самолюбия или по пути совести. Если по пути самолюбия, то все ваши доводы будут внешне правильны, но счастье будет только до поры до времени. Пока вы остаетесь в самолюбии характеров, то между вами будет война, потому что каждый настаивает на своем. В области самолюбия такая ситуация неразрешима.

Что ждет тогда детей? Ведь грех из поколения в поколение умножается, то есть дочь будет иметь властность большую, чем у матери. Внучка еще большую.

И что станет с нашим народным достоянием, которое измеряется не в материальном умножении, а в нравственном, духовном? Что будет с человеческой силой духа, человеческой красотой, человеческой добротой, нравственной жизнью? Ведь «Добрых людей через добро получают».

Ну вот, ничего и нет, оскудел сегодня человек. Не может сегодня супружеская чета потерпеть друг друга хотя бы десять лет. Десятилетний рубеж супружества выдерживает 15% – 30% семей. Двадцатилетний рубеж супружества преодолевают единицы семей – 3-7%. Это семьи, которые образовались 20-30 лет назад. Если же говорить о семьях, которые образуются сейчас, то большинство из них не может дойти до этого рубежа.

Выход только один –переходить из области самолюбия в область единодушного супружества и настоящего родительства. А это область нравственных достояний. Значит нужно в себе восчувствовать правду собственной совести, силу чувства долга, необходимость чувства почитания, красоту чувства попечения и заботы о ближнем. Пробудиться в честности, правдивости, искренности как важнейших достояниях человеческой жизни, ощутить радость своего жизнедействия как свободу своей человеческой личности. Тогда непременно произойдет удивительная вещь – вы перестанете обращать внимание на все внешние трудности и неурядицы и заживете полной нравственной красоты внутренней жизнью.

                А когда между вами возобладают психопатические отношения, то и ребенок тоже будет отвечать своим самолюбием, и это взаимное укрепление самолюбия будет происходить в постоянных задеваниях друг друга. При этом не важно, кто первый начнет, важно, что другой обязательно зацепится, и так будет продолжаться до тех пор, пока вы оба не насытитесь в злобе и истериках. Пока вы, наконец, не накричитесь, не выпустите друг на друга всю злость.

Как же уйти из области самолюбия? Вот вопрос для повседневной работы души.

Трагедия в том, что сегодняшнее супружество строится на эмоционально-самолюбивых влечениях, которые воспринимаются как влюбленность, которая основана, на самом деле, на психопатическом механизме, а это означает, что супругов обязательно ждет период очень острых отношений друг с другом.

Что более всего выхолащивает человеческие силы, что более всего старит человека? Бесконечные стрессы, конфликты, неприятности, ссоры друг с другом на работе, и, особенно, ссоры в семье.

Очень сильно могут изматывать ссоры со своим ребенком, да еще если он сильный духом, а вы послабее, он вас так измотает, что от вас ничего не останется. Муж придет домой, а жена лежит – разболелась голова.

Даже если супруги нашли друг друга не сами, а благословили их брак родители и Церковь, все равно они сталкиваются с самолюбием друг друга. Но от того, что они идут по пути совестливому, у них хватает для преодоления этого терпения, потому что терпение лежит в области совести. Их выручает внутренняя потребность посоветоваться в какой-нибудь ситуации, и, самое главное, их спасает истинная любовь, которая от совести совершается, то есть любовь, которая себя посвящает другому, служит ближнему, а не ближнего использует для своих услаждений. Не влюбчивость основа семьи, а именно такая любовь.

У таких супругов разные семейные споры, ссоры, затруднения преодолеваются силой истинной любви.

Сам процесс совместного преодоления трудностей и есть супружеское развитие. По мере преодоления самолюбия, супруги восходят сначала к «серебряным» отношениям. Это не обязательно момент именно 25 летия супружества, это достижение особого характера отношений. «Cеребряные» отношения – это отношения терпения, из совестливости терпения самолюбия другого. Потом наступает следующая фаза – «золотые» отношения. Но «Золото не в золото, не побывав под молотом».  Когда самолюбие уже преодолено, начинается взращивание действительно заботливых, нравственных, основанных на истинной любви отношений. До 25 лет идет развитие супружества в терпении, после 25 лет в любви, поэтому, собственно любовь, начинается после 25 лет семейной жизни. Когда молодые венчаются, они только предполагают, что такое настоящая любовь, зная это в теории, которая постигается не в ходе одной беседы, а в виде целого учения о семье в течение определенного времени.

Хотя поначалу нам кажется, что мы сразу соединились по любви. Но только то, что вначале нас соединяет, если это действительно было искреннее соединение, там любовь составляет маленькую долю в нашем юношеском чувстве. Потом она терпением должна пройти 25 лет супружества, развиваясь собственно как любовь, и к 50 годам привести к золотым отношениям. Это возможно, если научиться отлагаться от самолюбия.

Для этого, как минимум, потерпи того, кто с тобой рядом, но сейчас тебя раздражает, ну, потерпи. Ум видит, что другой делает худое, а нравственное чувство все равно слышит в нем доброе. И когда от своего нравственного я обращаюсь к доброму ближнего, хотя он мне и досаждает, то я должен его простить, даже если умом и слышу, чем и через что он досаждает, и могу ему ответить.

А в области самолюбия выхода нет. Сколько бы я вам не говорил, вы обязательно найдете какую-нибудь уловку самолюбия. И хоть до утра мы будем с вами разговаривать, а вы так и будете на своем стоять. «Этот батюшка так ничем мне и не помог», - посетует самолюбец.

Так будет до тех пор, пока мы не услышим, что решение проблемы только в одном, в переходе из одной области в другую. В переходе, а не в попытках внутри самолюбия решать вопросы.

Значение проблем нравственной педагогики более всего выражено именно на примере  детского садика. В этом плане имеет смысл в устроении детского сада взять что-то от семейного клуба. Речь идет о чем-то очень серьезном, значимом, которое, в итоге, отразится на детях, на их способности сформировать нормальную семью.

Сегодняшняя семья, в большинстве случаев, образ нормальной семьи ребенку дать не может. Он не получает этого образа и в детском садике, потому что его пребывание здесь почти полностью проходит в занятиях по развитию внешней души. Программы детских садов в основном обращены на развитие способностей. А если ребенок не получает образа семьи, то тогда как ему стать нормальным семьянином?

Поэтому у него надо формировать этот образ. Для детского сада это одна из главных задач. Можно сказать, что детский сад стоит у истоков будущей семьи и государства. То, что здесь удастся посеять и заложить в детскую душу, потом трудно перестроить и переменить. Закваска, обретаемая до семи лет, определяет жизненные устои человека на всю его дальнейшую жизнь. Потому что «Пошло дело в завязку, дойдет и до конца».

Если человек становится верующим, то, в основном, воцерковляясь, преодолевает все нестроения из возраста до семи лет. Начала развития всех грехов и основания всех страстей лежат в возрасте до семи лет. И те верующие, которые это поняли и до глубины своего детства стали каяться, только они начинают с помощью Божией как-то поправляться. А тот, который не докапывается в покаянии до своего детства, он так и остается верующим, но не нравственным. Верует, а поступки-то совершает все равно безнравственные, беззаконные. Видит их, вроде бы кается, но не достигает глубины того покаяния, которое бы от самого корня его исправило, и остается по сути таким же.

Нравственная ответственность за ребенка должна быть основой материнского внимания. А может быть другая, противоположная ситуация, которая выражается в психопатической зависимости от ребенка. Если это так, то, конечно, здесь маме надо помогать из нее выходить. У нас при православной общине в Волгограде каждое лето проходит семейное поселение, семейные лагеря. Приезжают люди, целые семьи из разных концов России и даже из-за рубежа. В основном мамы с детьми, которые уже не управляют ситуацией, то есть когда уже дело зашло так далеко, что мама не знает, что ей теперь делать с ребенком. Те, кто более-менее с ребенком управляются, считают, что незачем ехать на семейное поселение.

На семейном поселении мы встречаемся со случаями психопатической зависимости, когда мама, например, ни на минуту не может отпустить от себя ребенка. А ребенок ни на минуту не может оторваться от мамы. Когда они приходят в храм, то ребенок в храме обращен только к маме. Повернуть его в сторону алтаря просто невозможно. Конечно, мы очень много работаем с ними, и уже к десятому дню ребенок начинает разворачиваться к алтарю. Но и то на какой-то момент. Все равно потом просится на ручки, хотя ему уже пять-шесть лет. Я тогда выхожу из алтаря и говорю: «Ваня, у тебя ножки есть?» – служба идет, но я вынужден вступать с ним в такой диалог. Кивает головой. «Ну так ты ж встань на ножки. Смотри, все на ножках стоят, а у тебя куда ножки-то делись? А ну-ка, давай посмотрим, есть они у тебя или нет». Мама его спускает с рук, она уже научена на занятиях за десять дней пребывания на поселении. «Ножки оказывается есть. Ты стоишь, а не сидишь. Так вот и стой, и все время смотри в эту сторону. Там, на престоле Боженька наш». Пройдет минут пятнадцать-двадцать, он уже опять на руках. И только к концу смены, к двадцатому дню, удается приучить его стоять службу. А в этом году была одна мама со своей дочерью, которые так и остались прилепленными друг к другу Она семилетнюю девочку на руках носила. Все мои усилия закончились тем, что мама эта обозлилась на меня, обругала всех и уехала.

Это самая настоящая психопатия на уровне эмоциональности, когда эмоциональность схвачена самолюбием. Мать имеет услаждение от дитя, и дитя получает чувственное услаждение от матери. Разве можно войти Богу в эти чувственные услаждения?! Хотя эта женщина и верующая, но как только появляется дитя – все, Богу места нет. Есть лишь чувственные услаждения.

Это крайний случай, а вообще видов психопатических отношений очень много, и, практически, сегодня нет ни одной мамы, которая была бы вне психопатической зависимости со своим ребенком в той или иной форме, нет ни одной воспитательницы или учителя, которые были бы свободны от психопатических отношений с кем-нибудь из детей.

Эта область отношений очень сложная. Выход из психопатических зависимостей происходит при укреплении в нравственных достояниях, особенно, при воцерковлении.

Самолюбие одолеют терпение, прощение и уступки.

Когда ребенок совершает неблаговидные, дерзкие поступки, обязательно найди в себе силы, чтобы его простить. Прости его. Это не запрещает тебе потом правильно и строго с ним говорить. Разум понимает его неправоту, но сердце твое, исполненное прощения, зрит доброе в нем и обращается к его доброму. Обращаться к доброму надо своим почитанием и прощением, а говорить о том, что он плохо поступает, будешь своим умом. И тогда это будут действия благоразумного человека, который может с достоинством ответить на детскую дерзость.

Откуда в человеке достоинство? От терпения и прощения. Но если мы вспылим, возмутимся или раздражимся, то у нас сразу же в уме все смешается, и мы ни ответить нормально не сможем, ни овладеть ситуацией, и сгоряча совершаем какие-то резкие поступки, выкрикиваем обидные фразы, за которые потом становится стыдно.

Но если ты простил, то пребываешь в добром расположении к человеку, какого бы характера он ни был. И тогда легко найдешь то слово, которым остановишь его, либо спокойно скажешь ту реальную правду, на которую человек не обидится, если он был неправ. А может так оказаться, что он прав. И ты, стерпев и простив, прислушайся к его словам: оказывается, он так говорит после твоей неправды. А ты, сначала отреагировав по самолюбию, решила защищаться. А когда здравое проснулось в тебе, слушаешь – и правда, ты ошибаешься, неправильно сама поступаешь, не так надо. Ну так возьми да исправься.

Получается, что есть три действия борьбы со своим самолюбием: первое – потерпи, второе – прости, а третье – уступи и сделай так, как он велит.

Попробуйте делать так. Вы увидите, что начнете внутренне умиряться и становиться все более крепкими в отношениях с ближними, все более благорасположенными, добрыми и богатыми в отношениях. Вы услышите в себе великодушие. А с великодушием обязательно последует радушие, которое обезоруживает и восстанавливает добрые начала.

Бывает так, что в семье процветает насилие, издевательство, побои. Человек так распоясывается, что его невозможно привести в чувство, он ничему не внемлет, как его не стращай. Вот как в этом случае поступить?

Здесь надо, я думаю, испытать ситуацию. Дело в том, что ситуация может быть совсем не таковою, как ее переживает терпящая сторона.

Когда мы начинаем, как священники, как духовные руководители вести такую семью, то обязательно мы сначала испыту´ем, что за обстоятельства сложились в этой семье. Чаще всего оказывается, что муж ведет себя так потому, что жена часто поступает от самолюбия. Характер этого самолюбия может быть самый разный, потому что самолюбие имеет множество разных причин, и поэтому жена все время возбуждает в муже ярость, и он лишь изредка со своей женой переживал мирные отношения, разве что только в самом начале их совместной жизни.

В таких случаях я говорю жене: «Попробуй быть терпящей». Она начинает терпеть. Если перемены в муже не происходит, значит, здесь возможна какая-то глубокая поврежденность мужа, но точно не известно. Предлагаю жене дальше: «А теперь попробуй его прощать. Но не внешне, не создавая видимость прошения, а прости реально».

Самолюбием можно ли простить?

Реально можно простить только от нравственного достояния души, только чувством долга, совести и почитании мужа. И если она простит, значит, уйдя из самолюбия в область нравственную, пришла к почитанию мужа и уже по-другому относится к нему. Теперь главное, после таких ее действий, происходит ли перемена мужа? В большинстве случаев начинает происходить. То есть, оказывается, причина их трудных отношений как раз была в ней. Она жила от самолюбия.

Есть случаи, когда жена прощает, но проходит полгода, а муж не меняется, все равно остается в таком же истерически-деспотическом состоянии. Значит дело в самом муже. Тогда нужно научиться жене мудрости обращения с ним. Начинается следующая ступень – научение жены супружеской мудрости. Если она ей овладевает, то такие проявления у мужа начинают постепенно угасать.

Если же этого опять не происходит, хотя я в своей пасторской деятельности еще с этим не сталкивался, потому что я всего лишь десять лет священник, но знаю по опыту других священников, что это уже психиатрический случай, и мужа надо лечить.

Когда же все-таки при благоразумном поведении жены, муж начинает меняться, то все поправляется. Недаром ведь в народе считается, что не муж ведет по жизни жену, а жена в житейских обстоятельствах ведет мужа. «Жена мужа не бьет, а под свой нрав ведет».

Хотя на самом деле в жизни покровом для жены является муж. И если муж является покровом, то жена под этим покровом имеет силы каждую маленькую ситуацию выправлять так, как она по своему благоразумию может это сделать.

Если муж запил, то, как минимум, половина причины этого в поведении жены. Другая половина, конечно, в муже. Среди пьющих мужей можно выделить две категории: одни пьют от гордости, а другие от доброты, но обе пьют по причине неправедности жены.

Если муж пьет от гордости, то, значит, он при крепкой и сильной по характеру жене, в своих гордых устремлениях не может проявиться. Она по духу сильнее его, и все время подавляет его гордость. Вот он и находит выход в пьянстве. И когда запивает, то чувствует себя свободным от жены. И тогда эту свою гордость выплескивает в крайней злобе. Эта злоба, которая у него внутри накопилась, жене удержать уже не удается. Потому что алкоголь снял все нравственные законы, которые удерживали его сознание и позволяли жене управлять им. И он проявляет себя во всей красе своего характера, гордого и злобного. Такие мужья, выпив, бывают очень агрессивны, и , буквально, измываются над женами. И когда он, наконец, приходит в себя, жена начинает его донимать до тех пор, пока он снова не выпьет. И так повторяется постоянно.

Во втором же случае, когда мужчина добрый, а жена деспотичная, то она не дает проявиться его мужской силе, отцовской заботе, мужской ответственности в доме. Она все берет на себя, сама правит ситуацией, делает все за него и повелевает ему: прибей карниз так, прибей карниз эдак, опять не так прибил, давай переделывать. Муж все это терпит по своей доброте и безволию. Но и доброта в нынешнем поколении имеет ограниченный предел. Терпит-терпит, в конце концов становится невмоготу. Как спастись от этого внутреннего неустроения, найти выход из тяжелого состояния души? И вдруг, выход, оказывается, есть – выпей сто-двести грамм и становится легко и просто. Приходит домой, весь такой мягкий, добрый, услужливый, а для жены, на самом деле, противный, и непременно докучает, но все опять заканчивается скандалом. И такого она его отвергает. А утром все начинается заново.

Выходит, что мужья гордые в пьянстве агрессивные. Мужья добрые в пьянстве человекоугодливые, слащавые. Но и те, и другие впадают в пьянство по причине того, что жена не дает состояться их мужскому характеру.

Так происходит только в том случае, если жена живет в области самолюбивой, когда ее жизнь – это постоянное самоутверждение. Самоутверждение на работе, самоутверждение над детьми, самоутверждение над мужем и вообще самоутверждение, как жизненная позиция. Это результат эмансипации женщин.

Сегодня эмансипация женщины приветствуется как неоспоримое достижение общественного развития. Но это одновременно означает, что женщина добилась свободы в реализации своего самолюбия. Самолюбие – это подмена всего женского и постепенное обращение исконно женского в некое внешнее женское. Чем больше женщина развивается в самолюбии, тем больше она утверждается в наружном проявлении, в наружном действии.

Женщина хочет быть всегда привлекательной для мужчин. Если между супругами существует единодушие и любовь, будет ли жена стремиться быть привлекательной еще для кого-то? Это же вообще не свойственно супружескому единству. Нужно ли в этом случае, желая быть привлекательной для только одного своего мужа, единственного и незаменимого, стараться себя внешне приукрасить? Разве во внешнем облике их единение? Их единение держится на внутреннем, нравственном достоянии, в совестливой области. Если же все-таки женщина хочет быть привлекательной для всех, то в супружестве ли она? По закону – да, а по внутреннему чувству? По сути – нет. А если муж хочет, чтобы его жена была привлекательной, то в супружестве ли он? Если он ее модно одевает и хочет, чтобы она была привлекательной для окружающих, то она будет привлекательна, прежде всего, для мужской половины. Он-то хочет, чтобы она была вообще привлекательна, но ему в голову не приходит, что она, им наряженная, оказывается привлекательной, прежде всего, для мужчин.

Так вот, если мы заботимся о привлекательности, то, прежде всего, думаем не о нравственных достояниях, а о внешних. Тогда непременно прическа, непременно макияж, и конечно, всплеск самолюбия.

А если она пока еще не жена, тем более. Если вы выберете жену по ее внешнему виду, то вы же выбрали в итоге костюм и краску. Но «Не все то золото, что блестит».

Может так быть, что человек совершил ужасный поступок против нравственных принципов, заповедей – не убий, не лги, не прелюбодействуй. И ты не можешь простить. Как надо поступить? Надо трезвенно постараться понять человека. Проще думать, что если ты не сможешь простить, то Бог все простит. А если человек просит: прости меня, я сильно согрешил, а ты не знаешь простить или нет. Как быть?

Расскажу случай из своей практики. Я уже двадцать с лишним лет занимаюсь вопросами семьи. Один мужчина совершил преступление и попал в тюрьму. Приговорили его к десяти годам лишения свободы. Там он снова преступил закон, и получил еще дополнительное наказание. В итоге он набрал 22 года тюремного срока, то есть почти пожизненно. Где-то на девятом или двенадцатом году тюремного заключения он впал в ужасную тоску, потому что почувствовал, что никому не нужен. Его состояние было страшное. Я читал его письма, которые он сначала писал матери. Потом, когда он совершил второе преступление, мать написала яростное письмо и отказалась от него. После этого он не выдержал мук одиночества и написал мне письмо. Это письмо было невозможно читать. Я иду к его жене и говорю, что пришло письмо от ее мужа, он в очень тяжелом душевном состоянии. Она говорит, что он ей тоже написал. Спрашиваю: «Что же ты собираешься делать?» – «Я поеду к нему». Эта женщина терпела уже десять лет его тюремного заключения, много перенесла от окружающих, в том числе и от его матери, и от своих родителей, которые требовали его бросить, прекратить с ним переписку. Но, получив это последнее отчаянное письмо, она, собравшись с духом, едет к нему и уверяет его в том, что она с ним.

С этого момента началось его преображение. Видно тяжесть содеянного была столь велика, что нести ее человеку в одиночку было невмоготу. В результате, отсидев 16 лет, он вышел досрочно с надеждой, что его тяжкий грех, если не будет прощен, то хотя бы будет принято его раскаяние.

Возникает вопрос: а было ли утешение пострадавшим?

Я думаю, что они были как-то утешены тем, что преступник получил большой срок, что свершилось правосудие. Хотя тех, кто потерял близкого человека, ничем не утешить.

Прощение – это великая сила, когда я открываюсь в искреннем расположении к другому человеку. Притом, что он совершил тяжкий грех, за который заслуживает отвержения. Но вместо этого я проявляю к нему искреннее, причем полное, расположение. Что переживет человек, который уверен, что он должен быть сейчас всеми отвергнут и вдруг встречает от кого-то расположение и приятие?

Такое нравственное потрясение переживается в отношениях с Богом, когда ты осознаешь свое преступление не только против людей, но и против Бога, в этом внутреннем самоуничтожении не находишь никакого проблеска и вдруг слышишь, что Бог тебя простил. Это реально слышимо, потому что в вере отношения с Богом становятся личными.

Пережить внутреннюю благодать прощения – значит полностью преобразиться. Неудивительно, что даже разбойники, вступая в такие живые отношения с Богом, преображались в святых. Такова сила преображения, которое дает прощение.

Прощают не потому, что хотят, чтобы Бог наградил как-то, но потому что сознают – тем, что я прощаю, происходит самоочищение.

Если прощение искренне, то вы не ищете пользы для себя. Вы простили искренне и живете тем, что ради самого человека простили его. А то, что при этом вы думаете, что и вы будете оправданы, это уже некое следствие, которое потом узнается вами с внутренней благодарностью Богу. Но если вы пойдете от сознания, что надо пользу себе обрести и поэтому сейчас будете прощать, то вы поступаете из самолюбия.

Поэтому задача-то наша сейчас и всегда – из области самолюбия переходить в область совести: потерпеть ближнего – раз, второе – простить его, и третье – уступить ему.

Уступите. Ничего от этого с вами не сделается. Некоторые думают, что после этого им тут же сядут на шею. Но если вы начнете уступать, то у вас есть один удивительный дар – дар благоразумия. И поэтому никто к вам на шею не сядет. Боится, что сядут на шею, только самолюбие. Пока вы будете в нем пребывать, вам все время будет страшно перейти в область совести. Вам будет все время казаться, что вам непременно сядут на шею, растопчут, сочтут бесхарактерным, обзовут «белой вороной».

На самом деле нет более благородного, мужественного, более сильного и мудрого человека, чем вступивший в область совести, потому что он живет не внешними достояниями своей души, а внутренними. А внутренние достояния имеют источник сил от Бога. Они никогда не истощимы.

Россия одолела врагов в жестоких войнах благодаря людям, которые жили во внутренних достояниях своей души.

Супружество в России всегда имело основательность только по причине внутренних достояний души. Российская семья до 20 века была крепкой и растила детей нравственно сильных, как воинов Отечества, как будущих отцов и матерей, прежде всего, по причине развития нравственных родительских достояний. История показывает, что с выходом из самолюбивого в совестливое, значит в личностно нравственное, человеческое общество обретает всю правду и всю силу. Потому что совестливое имеет прямое питание и прямую поддержку от Бога. «Совесть добрая есть глас Божий».  А Бог неистощим в своих поддерживающих силах.

В мужском поможет нравственно утвердиться мать на примере отца, а в женском отец на примере матери.

Когда мы говорим о мужском и о женском, то мы говорим о женском проявлении по отношению к мужскому, и наоборот. Вот эту парность взаимоотношений необходимо всегда иметь в виду. Она означает, что если растет в семье девочка, то в своих исконно женских нравственных достояниях она может развиться только при действенном влиянии мужчины и при наличии примера матери.

Правда, может быть и так, что мать не вполне проявляет себя как женщина. Сегодня, к сожалению, вместо матери-женщины часто присутствует эмансипированное создание с высшим образованием, во многом потерявшее женское. Вместо нравственного в ней преобладает самолюбие.

У такой матери девочка не может взять женского образа. Родившись девочкой, она несет его в себе, как зачаток, которому еще надо развиться. В этом смысле важнейшее значение имеет отношение к дочери отца. Это отношение его, как мужчины, к девочке, мужчины к будущей женщине. Но ведь она его дочь, значит должно проявиться отцовское по отношению к девочке.

Как родительство берет свое начало в супружестве, так и отцовство берет свое начало в его мужеском. Мужеское обращено к жене, а отцовская часть в мужеском обращена к дочери. Отцовское по отношению к девочке – это чувствование отцом ее женского достояния, когда он хочет, чтобы его дочь была хороша не сегодня и не в данный момент, а в будущем стала бы хорошей матерью и хорошей женой. Вот если отец видит в своей дочери будущую добропорядочную мать и жену, то это и есть верное понимание отцовства. Сегодня же большинство отцов не видят в своих дочерях ни будущей жены, ни будущей матери. Они видят просто сегодняшнюю приятную, милую, привлекательную, обаятельную любимую дочку.

Родители, как минимум должны осознавать, что их дочь будущая жена, а как максимум – видеть в ней сегодня те нравственные достояния, которые, развиваясь, позволят ей стать подобающей женой и матерью.

Для этого родителям придется сначала сложить для себя образ, что такое нормальная жена и мать. И эти качества и свойства нравственной жены и матери чувствовать в своей дочери, и главное – воспитывать их в ней. И только понимая и чувствуя, можно воспитать, и только воспитывая, можно развиваться самому в слышании родительского долга.

Поэтому задача отцовства как раз заключается в том, чтобы из дочерей воспитать жен и матерей. Нет задачи отцовства воспитать так своих дочерей, чтобы они побеждали на конкурсах красоты. Нет задачи у отцовства воспитать свою дочь бухгалтером, космонавтом или артисткой. Это задачи учителей, преподавателей, которые будут обучать наших дочерей какой-нибудь профессии. Отцу необходимо понимать, что такое настоящая жена и мать. И что нужно в девочке развивать, чтобы она, стала настоящей женою и матерью. Надо начать хотя бы с того, чтобы перечитать книги, где описывается настоящий образ жены и настоящий образ матери, потом педагогические книги, чтобы понять, как надо воспитывать в детях будущую мать и будущую жену. А потом, имея уже ясный образ, стремиться к этому.

Вы увидите, что Вам понадобится много сил. Окажется, что самолюбием невозможно воспитать в дочери нормальную жену. В самолюбии и тщеславии отцовском ты воспитаешь только привлекательную модель, которая внешне будет красива, привлекательна для сотен мужчин и, возможно, неверна одному единственному, которого назовет мужем.

Чтобы воспитать дочь как жену и как мать, надо, прежде всего, самому состояться в нравственных отцовских достояниях, в чувстве родительского долга, ответственности перед дочерью за ее будущее, в чувстве ответственности перед своей совестью за свою дочь, в чувстве ответственности перед Богом за то, каким нравственным достоянием будет обладать ее душа.

То же самое по отношению к матери. Чтобы мать воспитала мальчика в будущего мужа и отца, ей необходимо видеть, иметь образ будущего отца и мужа, и воспитывать его как будущего мужа и отца семейства. Не как будущего летчика, шофера или плотника, это не дело матери. Дело матери воспитать сына как мужа и отца.

 

Вот эту простую истину сегодня, к сожалению, мы забыли. Но до двадцатого века наш народ знал эти простые истины, и так воспитывал. И поэтому было нормальное супружество, нормальное родительство. Потому что это воспитывалось с самого детства, с трехлетнего возраста. Даже игрушки у детей были соответствующие. Трехлетний мальчик уже должен знать, что он в будущем, прежде всего, отец и муж, а девочка – мать и жена. Поэтому, когда спрашивают трехлетнюю или пятилетнюю девочку, кем она хочет быть, она должна ответить – не учительницей или портнихой, а доброй мамой и хорошей женой, как моя мама и иметь троих-четверых детей.