Новомученики и исповедники. Что зовет идти к ним? Что значит идти?
Протоиерей Анатолий Гармаев
«Что зовет идти к ним? Что значит идти к ним?» Последнее событие архиерейский собор, который официально объявил о Великом святом соборе всеправославном, который совершится в день Троицы в июне 2016 г. И сразу за ним стремительно и совершенно неожиданно для всех нас, для всей церкви, это встреча Святейшего с Папой римским. Безпрецедентное событие, которого никто никогда не предполагал и не думал. В связи с этим вопрос: как же быть? Чем, как реагировать? И тогда внутренний вопрос к новомученикам: А как вы были? Как, что делали, когда явственные события упали на вас, новомучеников?
Новомученики пробуждались и раскрывались в вере постепенно
Если смотреть чисто исторически, то оно было и у них тоже не сразу. Они не сразу увидели и не сразу поняли, и не сразу события разверзлись во всем масштабе. По началу совершилась революция 1917-го года. Церковь, полагая себя вне всяких революционных событий, продолжала жить, созерцая, что происходит. А архиерейская часть новомучеников была в подготовке к собору, и были заняты многими вопросами, которые готовились на предсоборных собраниях. В ходе самого собора в первый же день открытия собора пришло ужасное известие о том, что найден расстрелянным митрополит Владимир Киевский. В монастырь зашла группа из 5 человек в кожаных тужурках, спросили: «Где у вас тут покои архиерея?» Какой-то один послушник их проводил до покоев, а сам исчез. При этом потом после расстрела на соборе были некоторые возмущающиеся голоса: «А где же были монахи вообще, что за такие отношения между монахами и их архиереем, если никто не встревожился?!? Послушник свободно проводил и ушел» Эти пятеро вошли к владыке, повелели ему одеться, вывели, а на следующее утро какая-то женщина за стенами монастыря обнаружила его растерзанное тело. Она прибежала в монастырь с криками и воплями, что владыку убили. А до этого целую ночь все безмятежно спали и кто чем был занят, никто не понимает.
И это, конечно, сильно шокировало весь собравшийся собор. Понятно, что никто не имел предположения, что эта участь грозит, или же будет потом совершена почти со всеми участниками собора. Как они отреагировали на это? Чисто человеческим некоторым возмущением на поведение монахов в Лавре, недоумением и возмущением на Киевские власти, потому что никто не полагал, что Московские тоже самое будут делать. А в скором времени уже после митрополита Владимира Киевского был взят, и потом в конечном итоге убит Питерский митрополит Владимир. И начал пополняться список постепенно расстреливаемых архиереев. Как реагировали они? Чем? Мы видим, проходя опыт тюрем, концлагерей, как постепенно раскрывается в них задел веры, который видимо к тому моменту не вполне был готова на руководство человеком. Вера не руководила человеком. На соборе у людей включилась больше разумная вера, и поэтому они больше о содержании веры говорили. И скорее всего не все и применяли свой личный опыт деятельной веры, а тем более веры совести. Хотя может быть из него и постепенно тоже, ведь еще и в ходе собора надо было оживать. Видимо постепенно оживали в вере, чтобы к вопросу подойти из тех сокровенных чаяний Царства Божьего и вечной жизни, чтобы быть верным, и правдивым и истинным в деяниях собора.
Получается, что они шли, постепенно пробуждаясь в вере, и постепенно разворачиваясь и раскрываясь в ней так, что она становилась причиной их поступков, а тем более причиной их внутреннего бытия, т. е. состояния во всех событиях. Для кого-то еще на свободе, в этом уже значительном утеснении, и явном враждовании уже этих, большевистских властей. А тут еще разверзся обновленческий раскол, стали совершаться нападки и захват храмов, и все то, что Украина пережила с 201.. по 201..годы они пережили с 1918-го по 1925 год. А другая часть уже в тюрьмах, концлагерях и ссылках. У меня, с одной стороны, свой личный вопрос: "Как?" Я вижу, как постепенно самими обстоятельствами, а значит, самим промыслом Божьим раскрывалась, развивалась вера в этих людях. Это как весной: я жду, что начнется весна и быстро, стремительно выйдут ирисы. Не успеешь очнуться, а они уже раскрылись. Менее быстро начнут раскрываться тюльпаны. А когда начнут разворачиваться лилии, они как новомученики - сначала проклюнутся, потом поднимутся, потом начнется раскрывание самих цветков. Это царство цветков лилии, аромата, все это благоухание придет уже не скоро, не сразу после проклевывания их из почвы. Подобным образом раскрывалась вера в новомучениках .
Значит, при полной неготовности ко всем этим событиям есть некое и мое упование. Эту неготовность обнаруживают неожиданные события в Церкви, произошедшие с католиками и со все православным собором. Хотя уже много прочитанно о соборе, и предупреждения старцев, и прочее. Но когда начались реальные события, я понял, что до этого была в нашей жизни как для растений зима, потом наступит сейчас весна, скоро начнет проклевываться что-то, которое называется моя вера. Что оно будет, и как дальше будет разворачиваться, это зависит от обстоятельств: от погоды, от температуры, влажности, пасмурности, или же не пасмурности. Все эти обстоятельства будут влиять. Правда, на ирисы вообще ничего не влияет, на тюльпаны - тоже не влияет. А на лилии - влияет. А как у меня будет, не знаю. Но точно знаю, что во что-то мы сейчас вступили. А второе - это для всех вас, потому как у меня есть личная ответственность за каждого из вас, чтобы в итоге не оказаться ни самому постыженным перед вами, ни кого-либо из вас обнаружить постыженными в вере. Поэтому какая-то поддержка должна быть вам, раскрытие реальности из ангельского взора, не из земного, где больше дрожи и страха за свою жизнь, и перед смертью. Ангельский взгляд совсем другой. Это то, что зовет меня к ним. Чтобы наш разговор начался, коли я уж так к этому более приготовлен, и горяч уже. Что значит "идти к ним", я не раскрываю и не трогаю. Кто может дальше?
Надя: Вы сказали про ирисы. Тогда, наверное, были и те, которые как ирисы?
Батюшка: Да, меньшинство были как ирисы. Были и как ирисы, были и как тюльпаны. Есть характеры быстрого реагирования, есть - неспешные, а есть характеры молчаливые, они будут отмалчиваться, но внутри. В проявлениях веры люди могут быть одинаковыми, а способность реагирования у каждого различная. Тоже самое и сейчас происходит. Реакция на произошедшие с католиками события и православным собором разная. Сейчас в интернете много быстро реагирующих. А большинство-то, не спешат. Хотя судя по некоторым разговорам то с одним, то с другим священником и некоторому впечатлению о том, что сейчас в России - у всех что-то варится сейчас по этому поводу не однозначное. Очевидно, что есть молчаливые, которых мы никогда не услышим, только может быть ангелы увидят их какое-то там восхождение или же вниз падение.
Александра Ярош: Как лилия будет цвести зависит и от нее самой, какую силу луковица набрала, есть ли у нее детки-окружение или она одна. Если луковица слабая, а лето засушливое, то она может даже и не выйти из земли. По вашим словам получается, что пора запасания, питания луковицы уже прошла. Да?
Батюшка: Для нас сейчас - да.
Ярош: Кто с чем пришел, да?
Батюшка: Кто с чем вошел в эти события, которые сейчас разворачиваются, с тем и вошел. Здесь два момента. Когда я говорил о лилиях, то про погоду и прочие внешние условия сказал дополнительно, а имел в виду общий запас. В то же время я обратил внимание, что сам процесс развития - это не только реализация запаса, но и совершающиеся рост и развитие, набор листвы и стебля. Это все происходит уже сейчас, это уже не собственно луковица. Луковица дает только задел, образ самого цвета, и во что цвет раскроется. Само наполнение цветка происходит в результате жизни самой лилии в ходе развития ее стебля, листьев, питания. Поэтому события с новомучениками разворачивались у многих на протяжении нескольких месяцев, у других - нескольких лет, а у другой части в концлагерях на протяжении 10-15 и даже 20-ти лет. Это было время развития, время умножения, укрепления и разворачивание веры во всей ее дивной красоте, в которой они отличались один от другого. Когда читаем книги о вышедших после 15-20-ти лет концлагерей, дивишься, какие они разные именно в вере. Ясно, что человеческие характеры разные, но и по-разному разворачивалась и раскрывалась вера. У меня в цветнике около 20-ти сортов лилий, а новомученики явили не меньше сортов веры.
Но идите, не подстраиваясь ко мне, как ветки дерева, идите от своего. Что зовет вас лично идти? И звало ли? Может, не звало? Тогда об этом скажите, что ничего не звало: "Сижу, засохшая луковица и чувствую, что уже весна, уже пора, а чем - не знаю". А есть не засохшие, пустые луковицы. Внешне - луковица, а внутри пустая. Может и так быть. Но скажите и об этом, как есть.
Батюшка: я в первом вопросе: «Что зовет нас?», я больше говорил о них. И только подспудно мы могли догадываться, что тебя тоже что-то к ним зовет. Можно так предположить, что зовет собственное волнение по поводу истинности веры. И все-таки, что же тебя-то лично зовет?
АА.
Батюшка: Большинство священников и епископов служение и богослужение оставили, заботу о пастве оставили, потому что попали в тюрьму. Не все имели возможность даже письма писать. То есть, то привычное служение, которое каждый из них имел, они все его оставили. О каком служении ты говоришь?
А.А
Батюшка: Было так, что одним предлагали сотрудничать с органами, они отказались. Другим предлагали рассказать обо всех своих встречах с другими верующими людьми. Они отказывались. Третьим навязывали, чтобы они подписали акт о том, что будто бы они создавали террористическую группу. Они отказывались. Четвертым навязывали, что они хотели смерть правительству, смену власти, поэтому ради этого создавали группировки экстремистско-религиозных людей. Они отказывались и не подписывали.
Нигде не было такого: "Откажитесь от Христа".
А.А.
Батюшка: Для всех нас я акцентировал внимание на словах: «остались в своем служении", но не служении звания, а служении веры. И дальше - вера. Алексей о служении веры раскрыть не смог, но имеет в виду именно это. Отвечал больше — кто зовет, и что в них зовет. Но это тоже не мало, да, что в них зовет.
Зовёт к ним: совесть – благодарность и желание научиться подражать им. Праздник новомучеников - третья Пасха
Светлана Владимировна: Что меня зовет идти к новомученикам и исповедникам Церкви Русской? Меня зовет идти к ним совесть - внутренний голос, который мне говорит, что нельзя не идти, нельзя не пойти. Это прежде всего благодарность им за тот подвиг, который они совершили для нас. Подвиг, пред которым я преклоняюсь. С одной стороны благодарность, а с другой стороны меня зовет желание больше уразуметь, больше впитать в себя чем, как они этот подвиг совершили. Есть желание если не как они, то близко к ним пройти те события, которые нам будут даны в будущем, и которые все равно мы должны будем тоже пройти, чтобы не посрамить их подвиг, их пролитую кровь. Эти два чувства через совесть: 1) это благодарность и 2) желание научиться подражать им.
А что значит «идти к ним»? Это значит становиться подвижником, то есть начать обретать какие-то упражнения в подвижничестве. Об этом батюшка много нам говорит. Пусть даже в малом. Даже молитвенное правило держать постоянно - это уже подвиг. Об этом отец Артемий Владимиров когда-то сказал: «все, что делаешь постоянно, например, читать одну главу Евангелие, в день, если это делать постоянно, Господь вменяет это даже в подвиг». Народ очень мало знает о новомучениках. Я общаюсь с людьми из других приходов, рассказываю и вижу, что люди не слышат значения этого праздника как третьей Пасхи, не празднуют его. И такая скорбь всегда от этого.
С каждым годом я все больше и больше слышу, что день памяти новомучеников и исповедников это действительно третья Пасха. Особенно так стало в этом году, наряду с обычной Пасхой это равноценно, равнозначно. И поэтому, как мы Пасху ждем Великим постом, кладем труды, чаем Воскресения Христова. То и здесь только так можно. Если так построить свою жизнь церковную, тогда праздник новомучеников и исповедников будет слышаться Пасхой, и значимость придет. Я говорю людям: "Читайте их житие". Но по-моему, люди и этого не делают. Чем больше я вчитываюсь в жития, тем большее открывается. В описаниях довольно все просто, но за этим простым стоит что-то, без которого не придешь к ним. В одном слове я бы сказала — это нужно становиться подвижником, нужно брать подвиги. Спаси Господи.
Жить так, чтобы не посрамить жертвы новомучеников. Стать верной
Светлана Борисовна: Я заранее записала свои размышления. Зачитаю. Господи, благослови. Воскресение, встреча по новомученикам. Вопрос: что зовет идти к ним? Для начала посмотрю на вторую часть вопроса — иди к ним, что это значит? Идти к ним, то есть сейчас строить свою жизнь перед Богом так, чтобы не посрамить жертвы новомучеников. Не отвергнуться того, что Бог призвал, избрал и ведет. В самой простой моей жизни каждого дня с его обязанностями, благословениями искать, что хочет Господь. Выписала вчера и приклеила на стену: «Дисциплина — это решение делать то, чего очень не хочется, чтобы достичь того, чего очень хочется». Слово «дисциплина" здесь думаю не самое точное. Чего же очень хочется? Войти в Царство Небесное, не предать надежды Господа на меня, званную. Что зовет меня такой верной становиться? Не огорчать Господа моего, Который в меня верит. И верю в превеликие блага, ожидающие верных. И верю, что не сохранивших верность, ждут великие страдания. Уже в этой жизни отчасти вкушаю и то, и другое. Задача — стать верным. Верный в малом, и во многом верный. Малые дела самоотречения — это делать то, чего порою очень не хочется. Дела пред Богом по совести - это путь. А зовет меня на него то, что не хочу огорчать Господа моего и наставника, которые в меня верят.
Господи, ты знаешь все. Не забуди меня Господи, Тебя забывающую. Лишь в этой простой повседневной жизни искать то, что хочет Господь. Как знать это наверняка? Совесть. Чтобы она не помрачилась, нужна молитвенность, в предстоянии обращенность к Небесному. А это без покаянного духа и труда воздержания, не обрести. Или наоборот: покаяние и воздержание не обрести без молитвенности и предстояния с обращенностью. «Милость Твою, Владыка, даждь ми разум творити волю Твою. Господи, даждь ми сердце творити заповеди Твоя». «Научитесь от Меня», - говорит Господь. Да разве это возможно? Новомученики показали - возможно. Господь в Меня верит, на Меня надеется, Меня любит, Он и зовет Меня идти и делать то, что очень не хочется, чтобы достичь того, чего очень хочется. Идти, и не делать того, чего хочет моя сластолюбивая душа. Скоро Великий пост. Господи, помоги. А еще зовет меня идти вслед новомученикам, стать верным — это мой род. Слышу себя в ответе за тех, кого уже нет с нами, кто рядом, и кто еще будет. Верю, что мое угождение Господу, и спасение моего рода очень связаны.
Сила духа этих людей. Тот, кто не колеблясь выбрал смерть, тот её победит.
«Идти» - значит в бстоятельствах отвечать добродетелями и принимать эти обстоятельства
Павлова Надежда: Когда я читаю, какие они были, как они жили, и те примеры, которые описываются в житиях о силе их духа, вере, поступки, характер мне они становятся очень дороги. Я начинаю чувствовать какое-то сродство вообще с этими людьми, не понимаю, как это происходит, но чувствую, что мы родные. Это чувство очень теплое и оно меня зовет к ним, я восхищаюсь. Мне недавно подарили два тома житий новомучеников и я стала потихоньку их читать. Читаю и прихожу в какой-то такой трепет перед тем, как они все это проходили, и вопрос в душе: "как это можно было все претерпеть?" Такая сила в них была и готовность идти на смерть. Даже в семейных неурядицах и в непростых отношениях в семье многое претерпевали. Если бы я попала в такую ситуацию, не знаю, как бы я поступила. Пример новомученика отца Ефимия Горячего. В юности он был хорошим человеком, но не знатного рода, из бедной семьи, работал учителем. Он очень нравился отцу одной девушки, которой в то время было 15 лет. Этой девушке он абсолютно не нравился, а когда отец благословил её на брак с ним, она отказалась, отец стал её бить ремнём, и только ради того, чтобы он перестал бить, девушка согласилась выйти замуж. У них было пятеро детей, но нелюбовь к отцу Евфимию так и осталась, что она мужа всячески при обществе оскорбляла, унижала, не дорожила им. Когда начались тяжелые времена гонения на Церковь, власти его перемещали, и они скитались из конуры в конуру.
Описывается случай, что когда его выпустили из заключения. Он пришел домой, а его жена говорит дочери: «Вот нахлебник еще один вернулся». Такие слова… Он стал чувствовать, что он объедает свою семью. При этом жена роптала, что из-за того, что он священник, их 17-летний сын не может где-то учиться. Отец Евфимий решил отделиться, чтобы не обременять семью. «Отец Ефимий решил на время уйти. Зима, самые морозы. Он собрал все свои пожитки, столярный инструмент, и все железо и дерево. Он собрал все свои пожитки: это все нужно, и оставлять нельзя. Поклажа набралась - два мешка, не менее трех пудов. Попробовал поднять — тяжело, не дойти с ними до Аченска. Но с Женей, сыном, попрощался еще утром, когда тот уходил на работу. Если еще остаться, то сын придет домой обедать, и увидит, что отец еще не ушел, и будет недоволен. Простился с женой, с младшими детьми. Никто не удержал, не попросил остаться. И как на то он надеялся, ведь никак ему». Он надеялся, что все-таки ему хоть кто-то что-то скажет…
«Но как ему с такой поклажей не дойти по лютому морозу до города. Взвалил отец Ефимий мешки перевязкой на плечи, и вышел. Прошел версту, а оказалось — 10, так тяжело. И все оглядывался: не выйдет ли кто из домашних, не позовет ли вернуться. Уже и сын должен прийти, сядет обедать, узнает, что он только что вышел, примется догонять, вернется. Ведь такая на дворе непогода. Так прошел отец Ефимий пять вест, все оглядывался. Но никто не бежал его возвращать. Пустая дорога, ни впереди никого, ни позади. Да и кто теперь пойдет пешим ночью? И вот он так шел. Надо было где-то ночевать. Но не было денег, нечем было заплатить за ночлег, и он, миновав деревню, отправился дальше. Наступила ночь. Мороз с каждым часом становился сильнее, и сил двигаться было меньше. Без отдыха мог пройти пол версты. Пока шел, изнемогал от напряжения. Весь становился мокрым. А когда садился отдохнуть, мороз моментально проникал сквозь ветхий пиджачишко, пронизывая насквозь. Не доходя до Анчинска вест десять, изнемог окончательно. «Твори Бог, волю Свою. Нет сил идти». Посидел минут пять. Слышит - едет кто-то». У меня сердце больно сжимается каждый раз, как я читаю эти строки. Одно дело власти, гонители, которые изначально были враждебной силой. Другое дело семья – а в ней не меньшие мучения от неверности, нелюбви, в конечном итоге предательства.
Я читала книгу Алексея Арцебушева «Милосердия двери». Эта книга не ноновомучениках, но о реальности того времени. Алексей Арцебушев прошел допросы, унижения, тюрьмы и лагеря. Он вырос в верующей семье, дед был министром при царе, жили в Дивеево и за это он попал в наблюдение, и в итоге его захотели засадить. И он описывает, как его начали по всяким этим тюрьмам, по Лубянке туда-сюда перемещать. Он пишет, что самое главное, что там пытаются сломить дух человека. А так как тело и душа связаны с духом, то через тело и душу все направлено на то, чтобы человек сломался, чтобы его дух пал, чтобы он предал, чтобы он отказался, чтобы он назвал имена, предал. Цитата: «тот, кто сразу для себя не колеблясь, выбрал смерть, тот ее победит. Он не идет на компромиссы с совестью, и дух его крепнет». Получается, что нужно было заведомо с земной жизнью расстаться и не идти на эти компромиссы. И тогда Господь давал и силы, и благодать.
Это все меня зовет. Сегодня батюшка в конце проповеди говорил, что нам нужно обретаться в характер, который был у новомучеников - в их характер и поступки. И зовет желание хоть как-то, хоть немножко быть такой же, так реагировать, так поступать, так быть в жизни и перед Богом.
Идти к ним?... С самого начала работы над этой книгой началось это "идти", с самого начала меня не спрашивая поставили в эту работу, внутренние задачи передо мной ставились, не я их сама перед собой ставила. Я слышу, что "идти к ним", это когда ты идешь добровольно, а у меня началось не так. Сначала меня это немного смушала, а потом я задумалась, что у новомучеников такая же была ситуация, они же тоже не хотели всего того, что начало происходить в стране и вих жизни, но жизнь ставила их в эти обстоятельства.
И меня стала жизнь ставить в подобные обстоятельства. В тот год,когда началась работа над книгой я очень хотела писать икону на иконописном семинаре. А мне батюшка говорит: "Никакой иконы, вот книгу составишь, потом икону". Меня было очень тяжело, горько и обидно, что я не в иконописном семинаре, не в пространстве иконописи, даже депрессия несколько дней не отпускала. А сейчас вижу,что это и значит отказаться от своего, отвергнуться от того, что сейчас хочется и пойти в то, что тебе не хочется, но надо. Урок от новомучеников и мой маленький опыт. Это значит — идти. Потом я стала наблюдать, что по мере того, как мы работали над книгой, Господь давал пережить маленькие сокрушения гордостного начала. И я поняла, что это все не шутка. И что если книга о Новомучениках, то труд над этой книгой через что-то капелькой, но меня протаскивает. Светлана Борисовна рассказывала мне маленький эпизод в отношениях с супругом, когда он грубо с ней разговаривал. А как ты отвечаешь? Как ты реагируешь? И как новомученики? Если вспомнить, как они реагировали, когда на них наезжали, издевались и били, и пытали. Получается, что идти - это в обстоятельствах жизни добродетелями отвечать, а не греховным началом. Это значит, тебя обличают - согласись. Хотя бы склоняться в эту сторону. И если сейчас так не получается, то хотя бы знать, как по-Божьи надо, полюбить это и располагаться сердцем.
Обухов: неужели книгу издадим, наконец?
Надежда: если долго мучатся, что-нибудь получится
Обухов: целый год жду. Надеюсь, хоть эта беседа к этому приведет. Продолжай. Извиняюсь, что перебил, наверное.
Батюшка: там еще есть еще пятый вопрос, который предстоит уже на следующий год, перед постом.
Надежда: Это батюшка шутит. Мы его в пост осилим. Я поняла, что идти, это не шутки, это серьезно. Легче стало, когда мы эту тему стали осваивать, проводить беседы, встречи. Прошла какая-то ситуация, а я отреагировала, как отреагировала. А потом вспоминаю: "А что же там нам батюшка говорил? Как надо было? А как новомученики?" Какое-то начинается отношение быть. А то и этого не было - Отреагировала, как отреагировала. Ну, поругалась там, поругалась. А сейчас, как-то. Это трудно, но идет. И что удивительно,бывает мне плохо, или болею, или что-то не ладится, мысль приходит: " А как же новомученики? Как вот им было, когда они годами жили , например, в лагерях, болели и у них не было лекарств. Они были в ситуации в сто раз хуже, чем моя. Мне это помогало на свою ситуацию легче смотреть, что у меня не все так плохо, что мне Господь дает время еще укрепиться в чем-то. Я стала молиться, чтобы Господь дал еще время окрепнуть; случись что, я же слабая, и что от меня толку будет? Только ад пополниться, не дай Боже.
Что зовет? Благодать. Потому что когда отказывалась от себя и шла в то, что благословляется - я слышала поддерживающую, укрепляющую благодать. Это для меня яркое прямое доказательство, что Господь не посрамляет, вера от этого укрепляется. В этом году праздник новомучеников Господь дал, как Пасху пережить. А накануне я говорю Светлане Владимировне: "Нет Пасхи. Не чувствую атмосферы Пасхи". А она отвечет: «Да, что-то нет Пасхи, нет праздника». И когда мы пошли крестным ходом вокруг территории прихода по грязи, по слякоти - было очень тяжело идти - и именно тогда пришла в душу Пасха. Я вспомнила слова Алексея Арцебушева, которые он говорил себе, попадая в худшую ситуацию, например, из одной там камеры в другую, из одних пыток в другие: «Чем хуже, тем лучше». И я вспомнила это: «Чем хуже, тем лучше» и сказала себе и так дух взвеселился. Крестный ход, а мы идем, чуть ли не падаем и никто не поет. Думаю: "Надо петь тропарь новомучеников" и запела. Меня это возвеселило, что вопреки тому, что трудно, я радуюсь, и дало пережить Пасху в этот день. Спаси Господи.
Для меня важно сохранить в себе уклад
Есть предчувствие, что они, затаив дыхание, смотрят на нас
«Идти» - значит трудиться, подвижничество
Борис: Что зовет меня идти за новомучениками, к ним? Для меня важно сохранить в себе уклад. В церкви я 15-й год, как крестился, и меня Господь сразу кинул на освоение уклада, к батюшке. Господь много чего дал сразу. Читаю жития новомучеников: кто-то молчаливый, молитвенный был, «с детьми играл, сидел, молился». Это все, конечно, зовет. Но я был не таким, был безголовым, безшабашным. Этот уклад, конечно, меня манит, зовет. Привиться как дикая маслина к новомученикам мне очень-очень хочется, потому что их корни уже в Царстве Небесном. Если я буду этим же растением, я тоже там буду.
Что значит сохранить уклад в себе? Когда читаю: «вы были там, вы собирали группу революционную в таком-то месте…». А допрашиваемый отвечает: « таким я не был, этим не занимался». Трезвость? Можно же сказать: «Да, ну и что? Я православный христианин. Что вы мне? Вы - безбожники» и погнать на них. Первая реакция. Вторая реакция: стоять, надуться, молчать, потому что ступор. Третья реакция - раскиселиться, трястись, не в состоянии сказать ни слова. Везде вроде бы ты православный. Но это не новомученичество. А они отметают ложное - это обвинение, защищают доброе, и не боятся сказать то, что надо сказать. Я читал про одного епископа: говорил это тихо, просто. Один раз он сказал: «Что хотите делайте с телом , а душу я вам не отдам». И это он сказал тоже спокойно. Это спокойствие говорит о том, что уклад внутренний сохранен. Это то, что было при царе, в семье.
Я сам еще не держатель уклада. Я учусь, учусь. Недавно батюшка сказал проповедь о том, что патриарх наш встретился с папой римским. Меня где-то внутри стукнуло, как укус или холодный удар, а в уме такое же веселие, такое же чревоугодие играет - действует та же эмоциональность. Заснул, проснулся – душа уже ничего не помнит. Проповедь говорит батюшка опять о том, что какие-то события на нас надвигаются - ближе стало, но все равно на самом деле глухой и не замечаю, что происходит вокруг меня. Слово, которое дошло до меня не действует, не пробуждает ничего. Луковица, наверное, пустая.
Уклад, который в Отраде, в училище был дан, я его полюбил. Я хочу, чтобы всегда у нас на трапезе были православные молитвы. Чтобы всегда был человек, который ко Христу нас ведет. И когда вдруг такая ситуация: допустим, в той же трапезной вместо батюшки приходит какой-нибудь другой человек и что-то другое говорит. Уклад другой появился. Что в такой ситуации сделали новомученики? Они сохранили уклад. Епископы могут сохранить внешнее окружение, они даже обязаны устроить и защищать. Но если нет возможности, то они должны в себе этот уклад сохранить, правильно? И тогда будет спокойствие. А если спокойствия нет, то внешнее будет влиять на твое внутреннее. То что ты сам предаешь, ты не можешь хранить. А ты должен сохранить. Меня зовет их любовь к Церкви. Господь попустил внешнее поношение церкви, они не не смогли, не возможно было сохранили церковь видимую, но исповеданием своей веры они для нас сохранили церковь Тихоновскую. Мы сейчас не живо-церковники. Внешне они ничего не смогли сделать, но они оказались сильнее, чем те, которые внешне могли что-то делать. Они сохранили в себе уклад, и этого было достаточно, чтобы Церковь жила дальше. Больше ничего и не надо - не надо демонстраций, нужно сохранить в себе уклад.
Батюшка говорил о том, что есть пять родов людей. Они до революции сформировалось, и после революции они просто проявились. Все эти пять родов людей во мне сейчас присутствуют. Произошла революция. Первый род людей начал воевать с революционерами и потом уехали, не захотели жить при такой безбожной власти - это в основном эмиграция. Второй род людей - это те, которые стали воевать с этой властью - это белогвардейское движение Третий род людей - это собственно безбожники, которые устроили и воздвигли революцию - их было немало. Четвертые - это верующие люди. Начали их трясти и объявился пятый род. Пятый род - это те из числа верующих, которые согласились с властями, и составили живо-церковную, или обновленческую церковь. Можно было остаться, можно даже быть молчаливым, но все равно пришло время, когда каждый ответил. Надо было сохранить уклад. Еще я хочу быть с ними в Царстве Небесном. Есть такое предчувствие, что они, затаив дыхание, смотрят на нас. Я это чувствую, чувствую, что на их стороне свобода, радость. И все это - в общине, в укладе. И тяжесть, и трудность тех, которые предали.
Батюшка: а что значит идти к ним?
Борис: Я согласен со Светланой Владимировной, что это подвижничество. Потому что ничто во мне в общем-то не желает двигаться. Чтобы молиться, надо понуждать, чтобы трудиться, надо понуждать себя, чтобы не ходить заспанным, а быть служительным, то есть всегда быть готовым к услужливости, быть послушным - надо трудиться над этим. Иначе ты будешь всегда ходить заспанным, каким-то ленивым, и постоянно тебе будет неприятно что-то делать, и ты будешь раздражительным. Куда ты тогда катишься? Таким останешься внутри Церкви, но до поры до времени. Надо трудиться - это и есть подвижничество. Если с этого начнешь, то все остальное будет легче. Если ты это вот малое сделаешь, то большее Господь покроет. Мученичество, кровь… я думаю, я на это не способен. Но Господь за малый труд, я думаю, все покроет, или обойдется, или даст силы. Только ты и сам уже не плошай, сохрани уклад и верность.
А.А.
Новомученики – пример мира веры
Александра Анатольевна: Я читала книгу: «Записки бывшего смертника». Это дневниковые записи священника, которого в 20-х годах приговорили к смертной казни, он там находился в камере одиночке и какое-то время там сидел в ожидании казни. Потом смертную казнь ему заменили заключением, и уже в 30-х годах его расстреляли. В его записях видно, что когда он был в камере смертника, мысли у него были, я бы сказала инфантильные, не зрелые и в отношении к власти, и к предстоящему всему, и в отношении семьи, в отношении себя. По ходу как его выпустили, потом опять посадили, заметно, как менялся его взгляд.
И сейчас для меня есть два мира. Один - это мир веры. Он противоположен миру, в котором живут и не верующие люди, и разно-веры, которые есть среди моих родственников. Я вижу очень сильную не состыковку этих миров. Все, что для меня является истиной в мире веры, в том мире - это все или выдумки, или фантазии, или какая-то несуразица. И одновременно я чувствую, насколько тот мир силен в своих проявлениях, страстях, пороках, где устоять очень трудно. И новомученики для меня - это живой пример, что по-другому можно, не как вот в этом мире. Они прошли этот путь. В житиях святых читаю о том, какие претерпевали страдания, как их мучали - живое воображение сразу начинает рисовать картины их мучений. И я вижу, что я вообще малой толики этих страданий не могу перенести, меня в дрожь от этого бросает, ужасает, моей стойкости нет никакой. А одновременно воспринимается даже как сказка такая, какие-то особенные чудеса помощи Божией, при том, что я верю - какой-то налет нереальности.
А в житиях новомучеников в протоколах их допросов, в описаниях я вижу реальных людей, которые как и я, жили. Я в конце 20-го века живу, а они - в начале. Эти люди были со своими недостатками и немощами, однако они прошли этот путь – выстояли и победили. Для меня они являются зовущим образом. Почему образ зовущий, к чему? Я считаю, что путь ко Христу только один - это путь крестный, путь креста, путь страданий. А во мне все противится взятию креста, принятию страданий, добровольному этому принятию. И мало того читаю, что спокойно, или даже с радостью они принимали страдания. Вижу, что во мне малой толики этого добровольного принятия и согласия нет. Считаю, что по-другому просто нельзя прийти ко Христу, не попасть к Нему, с Ним, а попасть надо. Это принятие крестного пути как факт. Это для меня пример новомучеников. Верю, что Господь и намерения целует, лобзает. Пример преподобной мученицы Елизаветы, она увидела красоту Гефсимании и у нее вырвалось, что она хотела бы здесь быть похоронена. В итоге Господь исполнил ее просьбу и упокоил ее там.
А другой пример, царевич Алексей. После того, как вскрыли послание Авеля, пророчества. Члены царской семьи знали, что их ждет и все приняли этот крестный путь. При том, что Ольга могла сбежать, когда за нее сватался принц, кажется румынский, а она сказала: «Хочу жить и умереть в России» и отказалась. Для нее был этот реальный шанс и она бы никого не предала бы. Можно сказать, промысел Божий, предложение руки принца, а тем не менее, она отказывается. Я читала, что царевич просил, что когда будут убивать, только бы мучили меньше, побыстрее умереть. У него тоже страх мучений был. А с другой стороны, я знаю, что их мучили очень долго, сильно, и, наверное, царевича, как вот, агнца …не просто выстрелами убили. А он же просил, чтобы мучили меньше.
Мы слушали песню Игоря Растеряева про послушницу о том, как в монастыре вывели всех монахинь и послушниц и комиссар одной красивой послушнице предложил: «Или замуж за меня выходи или смерть». Она не устояла и вышла за него замуж. Песня называется «На пороге рая». Эта история рассказывает, как она жила с детьми, которые ее не уважали и мужем, который пил, бил и гулял - всю жизнь промучилась и горевала о том, что она не устояла, и предала. У меня реальный страх, что я, когда придет какое-то время икс, я не устою, предам и не выдержу. И поэтому, когда прошу, то прошу новомучеников и Господа, чтобы зная мои немощи, страсти и неспособность, чтобы Господь прибрал до того времени, в которое я смогу пасть, когда не смогу устоять. Надеюсь на это. Этот страх, не страх даже смерти, потому что знаю, что смертью не заканчивается жизнь, а наоборот начинается, а вот этот страх именно пред мучениями, в т.ч. и изощренными. А сейчас есть современные технологии, и психотропные разные, что человеку просто невозможно устоять, какая бы там у него не была закалка, убеждения.
Раньше я думаю, что они, новомученики, совершили подвиг для нас, а теперь поняла, что каждый в этот в тот час становиться перед собственным выбором и каждый делал выбор и за себя отвечал. Чтобы не посрамить их. А почему больше страх, что не устою? Теперь документы другие, карточки собираются ввести. Это не за веру, а под видом того, что ради национальной безопасности, против терроризма. И те люди, которые в силу своих убеждений будут отказываться от тех же карточек, документов, они автоматически, как у старца Антония написано, становятся преступниками, которые подлежат мерам прищения, наказаниям и так далее. Сила государственной машины, все больше и больше и затачивается под выполнение именно этих действий, как Надя говорила: «дух сломить» под видом отношению к государству, к власти. Новомучеников в большинстве своем даже не за веру обвиняли, а это были обвинения в контрреволюции, создании группировок, собраний. Их тоже за это пытали, это вменяли им. И за теми людьми, которые были в аппарате управления, не только люди были, за ними и сущности стояли.
У меня были встречи с этими сущностями. Когда я в коме была и потом выходила из нее, тогда встречалась с ними - все мои молитвы оказались настолько не действительными, маломощными - я видела свою беспомощность перед ними, не способность противостоять им. И поэтому сознаю свою немощность и ничтожество, и неспособность, наверно, устоять. Вчера только опять услышала, что старцы говорят, что время подвигов прошло, и сейчас время терпения скорбей, страданий, терпение напраслин. И слышу по себе, что к подвигам неспособна, а терпения этого у меня тоже нет, потому что нет согласия на ситуацию, нет принятия ситуации. Есть возмущение, есть обида, есть ропот и так далее, и несогласие. А понимаю, что без этого согласия ничего нельзя будет сделать мне, если не будет добровольного согласия на крест, на страдания, на поношения. Сколько случаев, когда люди в начале шли на мучения, страдания, а потом наступал какой-то такой момент и они ломались, и предавали, и писали те же самые доносы, все подписывали, выступали свидетелями в суде, и лжесвидетельства против своих архиереев, или священников давали.
Зачем мы собрались? Какой смысл этих встреч?
- Работа над книгой прямо связана с собственным сближением с новомучениками
Обухов: Можно вопрос не к батюшке, а к остальным? А мы зачем сегодня собирались-то? Цель какая была, кроме ответов на вопрос? Как?
А. А: Я считаю, что идет сбор материала для этой книги. И мнение каждого, это как бы маленькая капелька. Идет же сбор материала. Что-то останется, что-то уйдет. Но содержание книги как раз и шлифуется и комплектуется. Кого интересует вопрос: «Что зовет идти? И как?» Отношение каждого к тем, кто к этому как-то причастен, и каждый высказывает свое мнение, раз идет сбор материала. Где-то личный опыт, где-то прочитанный, где-то, это, ну, вот я считаю, что вот это, эта встреча для этого посвящена. Мое видение.
Обухов: Это собороное видение, или только ваше?
А.А: это я свое сейчас сказала.
Обухов: а соборное какое?
Надежда: ну, пока у нас не было собора по этому вопросу
Обухов: а вот был вопрос. Соберитесь.
Батюшка: давай вместе. И ты тоже.
Обухов: я уже собрался, батюшка. Я еле-еле дождался, когда закончится все это. Потому что я уже два раза присутствовал на этих беседах. Цель была такая, что мы напишем книгу и прославим новомучеников. И больше того, в предыдущих беседах была такая мысль о том, что подвиг новомучеников зовет к этому повторению подвига, даже в миниатюре. А работа над книгой - это и есть подвиг. Разговоров было по два часа каждую встречу, включая и сегодня два часа, четыре минуты уже. И поэтому я просто задаю вопрос: это все направлено туда же? Потому что, если не знаю, зачем, тогда какое это отношение мы имеем к новомученикам? Правда, я знаю такой момент, что если предупрежден, то вооружен. Например, у меня есть книги Ефима по выживанию, и люди, которые читали её, знают надо делать, когда тебя ударил ток. В этом смысле, конечно, беседа будет очень полезна. Но насколько я помню, мы изначально собирались как раз для подготовки книги. Если это подготовка книги, и так вот я сейчас услышал, то да, это здорово, это замечательно, потому приходят новые мысли, и труд наконец-то возрождается. Тогда все слова имеют свою цену. А так это просто советы друг другу, которые потом помогут, как вот эти фильмы по выживанию. Какой смысл этих встреч? Он сейчас действительно к книге направлен? Это я сейчас к собору обращаюсь?
Надежда: можно я скажу. Я эту встречу организовала. Я слышу, что идет работа по книге, но в ней задействовано очень мало людей. Эти люди хоть как-то живые к теме книги, но они не могут много времени уделять этому делу, потому что у них есть параллельные обязанности, семья, работа
Обухов: А ты считаешь, в лагерях-то, вы сейчас только что перечисляли, какие там были обязанности у них?
Надежда: давайте я отвечу на вопрос. Лично меня это оживляет к самому труду по собиранию книги и навстречу кновомученикам. У нас работа идет, но она идет не так быстро, как хотелось бы. Оживиться мне, оживить всех приглашенных, кто здесь. Я слышу, что даже батюшка не всегда настроен на эту работу. Великий пост нам помогает. Не в постовое время очень тяжело собраться. И я очень надеюсь, что у нас увеличиться число людей, которые эту тему возьмут себе в личный труд, и которые будут над книгой трудиться. Мой замысел был такой организации этой встречи, чтобы дальше двигаться по тем вопросам, и тому содержанию, которое мы наметили, когда составляли вот, содержание книги. И чтобы оживиться, и чтобы со-ревнителей увеличилось число.
Обухов: Твоя задача начинает потихонечку реализовываться. Или совесть, как сказала Светлана Анкина, взывает, и трое новомучеников взывают из года в год. Ну, слава Богу.
Батюшка: Когда мы начинали эту работу и по поводу сроков я сразу и думал, и что столь серьезную тему донести до какой-то массы народа в виде книги хотелось бы не из того, в чем мы тогда были и жили. Уже тогда мне виделось, насколько мы сами сырые, чтобы эту книгу сделать достаточно вспомогательной для людей. И уже тогда я думал, что сама работа над книгой, она прямо связана с нашим собственным сближением с новомучениками, которое требует время. Причем, одно дело, когда сближение с новомучениками мною всегда как-то инициировалось и поддерживалось просто в связи с тем, что они есть. И весь уклад нашей жизни в Отраде, где мы пересекались с ними и касались их, в это звал, и требовал от меня как пастыря, все это активизировать.
А когда началась еще работа над книгой, то она прямо стала пересекаться с нашей личной встречей с новомучениками в ходе церковной нашей жизни. И то и другое, активизирует. И, наконец, собственное воцерковление в связи с новомучениками, а значит, в связи с предстоящими событиями: «всегда гонимы будете». А эти гонения, похоже, что будут, сейчас появились на горизонте. И личная подготовка себя к ним, это как третья прядь в косе. Три пряди косы начинают сплетаться между собою, и это требует время. Поэтому я сам не очень спешу с книгой и в то же время радуюсь, что есть два человека, которые уже точно над ней работают. Это Надежда и Светлана Борисовна. И собрание наше собирается, мы что-то думаем, делаем, говорим. Этот материал расшифровывается и дальше идет в редакцию. Все движется. Есть надежда, что Божье благословение есть на то, чтобы мы созрели, к этому времени собралась и книга. И выйдя, она будет уже тем самым живым словом, которое немножко взрыхлит, или же встряхнет среду нашей церкви, про которую говорила Светлана Владимировна, что народ и не живет ни темой, ни самими новомучениками, и в общем далеки все от всего подвига русской церкви. Мой оптимизм не уходит.
Ярош: Каждый раз такая встреча с вопросами, для меня это какое-то подведение итогов моей личной жизни и возможность с этими вопросами посмотреть: Что я? Где? Как? В какой дали нахожусь от этого пути, которое они прошли.
Чувство сопричастности новомученикам
Обухов: я сегодня взял в библиотеке книгу Мандельштама. Мандельштам был расстрелян в 1937 году. Он был человеком, абсолютно далеким от церкви. Новомучеником его точно не назовешь. Все знают Мандельштама? А ведь он написал стихотворение, за которое попал в ссылку в Воронеж, а потом был приговорен к смерти. Надежда Мандельштам и его ближние друзья просили не писать строки про широкую грудь грузина, про Сталина. Второе — это Николай Гумилев, который не отрекся, в тюрьме оказался даже не за Бога, а за царицу, за самодержавие: «я, - сказал он, - привержен к самодержавию». Ему говорили: «Коля, ну не чуди». А Коля взял с собой в камеру томик Гомера и Библию. Люди, которые были близки к новому руководству ЧК и они очень любили Гумилева, уговаривали его всячески, чтобы он отрекся от своих монархистских взглядов. Он не отрекся, а пошел на смерть. Правда, уже имел два Георгия. Это, конечно, его внутренний героизм, он прошел африканскую войну. Утром открыл, прочитал и подумал: «А что ими двигало?» Один - поэт, второй — поэт. У Мандельштама при жизни было несколько случаев у него, когда он там из-за 21-го рубля трусил и бегал от вахтерши на проходной в доме литераторов, пугался ее. Что тогда говорить про ЧК? Про Блюмкина, например, который, по-моему, участвовал в расстреле, царской семьи.
Я извиняюсь, что ухожу от темы. Я сейчас вернусь к ней. Смотрите сами: вопросы внутреннего героизма на лицо и среди поэтической массы. Но тем не менее, я думаю: «Почему так поступил Мандельштам? Почему так поступил Гумилев?» Гумилев, ещё как-то понятно, он был военный, он был герой и по-другому поступить не мог - ему помогало прошлое, потому что он был героем и вел за собой солдат. Мандельштам войны не видел, но тем не менее он поступил честно однажды и после этого он уже не мог поступить нечестно. И поэтому написал вторые стихи, третьи стихи... Потом ссылка и расстрел. Даже в итоге никто не знает, что с ним случилось, наверняка, когда он ехал в поезде, он знал, куда его везут.
Теперь, возвращаясь к новомученикам: поскольку мы так часто и много о них говорим и встречаемся, и имеем уже такие специальные встречи о них, появляется чувство сопричастности к ним. И вот, это я отвечаю на первый вопрос: вот именно то самое чувство сопричастности и не позволяет поступить по-другому, то есть как Мандельштаму - предать. Как я поступлю, я еще раз говорю: ничего не поменялось с прошлого года. Как я поступлю в этой ситуации на самом деле, я не знаю, что будет тогда, как Бог даст. А что касается второго вопроса, это два слова: верность и мужество.
«Что зовёт» - потребность оживления собственной(совестливой) деятельной веры
Батюшка: В дополнение или в развитие. Что зовет? Это - потребность оживления своей собственной веры. Правда, мною она совершается больше разумным путем через проповеди, через беседы, обильное погружение на последние несколько месяцев в богословскую православную литературу ради подготовки к беседам. Получается очень много разумного оживления собственной веры. Потому как дает это все и материл вглубь, и материал вдаль, вперед. Вместе с этим, идет и то, о чем говорил Борис - уклад в собственной жизни, значит идет труд над деятельной верой. Хотя все равно происходит перевес разумного присутствия веры, нежели деятельного. Отстает живое дыхание совестливой веры, что вызывает внутреннюю скорбь и обращение к Богу: «Господи, где она»? Потому как без нее явить веру в реальных событиях жизненных как показал опыт, совсем не получается.
Когда бывали моменты обострения духовного состояния папы в связи с его одержанием, и там надо было явить веру. В минуты, когда он был перехвачен нечистым духом, и с одной стороны, вроде бы и сам пытался вырваться из его тисков, но не мог этого сделать. С другой стороны, влекомый им, весь былзахвачен и действовал от него и через него. И мне надо было ему помочь своею верою и своим живым призыванием Господа. Я это призывание начинаю совершать, и вижу, что я из разумной веры призываю Господа, а это все пустое. То есть моя разумная вера не имеет силы. Когда стал призывать из своей деятельной веры, из уклада молитвенного и церковного, и слышал, что она тоже бессильна совсем. Мало того, еще и слова путались, и я не находил даже слова должного и нужного. «Именем Господа…» и дальше не знаю, что сказать - то ли: «выйди», то ли: «Господи, выгони». Получилась полная путаница, потому что, оказывается, в деятельном совсем не приспособлен. Если бы включилась совестливая вера, она бы сама просто меня подхватила и повела, а ее нет. Это как раз и есть то, что включалось, у новомучеников. С момента, когда включалась совестливая вера, тогда начиналось их непреодолимое исповедание своей веры. А до этого они тоже метались, мучились во всем. Хотя при этом среди новомучеников я вдруг увидел таких, которые по деятельной вере в простоте были воспитаны уже с детства, в христианской обстановке деятельного исполнения веры в будничной жизни. И им привычно было из этого деятельного так и оставаться, не сбиваясь ни на что другое. Другого у них просто не было - ни лукавства по простоте их, ни суетности от обилия культуры, ни растерянности от многозаботливости - ничего этого не было. Когда включалась совестливая вера (вера совести), они вступали в силу и непреодолимость исповедания. И через это они становились в жизнь веры.
Это радение о своей вере, которое проходит в обычных будничных обстоятельствах, во взаимоотношениях с людьми Отрады, и в событиях, которые происходят. И во все более открывающихся пока обозрительно в будущих событиях, которые начались 2-го февраля Архиерейским собором, а потом встречей Святейшего с Папой Римским. Мы вступили в новую эпоху, и начало совершаться нечто такое, что будет иметь очень большие, потрясающие и сотрясающие последствия, и не только в области веры и церкви, но и вообще в области всего существования нашей державы. А в конечном итоге вообще всего мира и человечества европейской части. И тогда, конечно, актуальность вопроса о наличии веры, становится уже очень близкой реальностью. Это то, что меня постоянно обращает к новомученикам.
А вера - это живые отношения с Господом, это исповедание как раз Его. И тогда это различные отправления этого исповедания словом, делом, жизнью, умом, сердцем, духом. И все то, что раньше, за эти последние 30 с лишним лет моего церковного жительства было начитано, и особенно в рамках училища проработано начинает сейчас собираться, кристаллизуясь в некую жизнь веры во мне самом, в жизнь моих отношений с Господом, и жизнь Господа для меня. Если раньше знал просто, что не мы, но Господь нас позвал, то сейчас я все больше и больше начинаю прочувствовать, что «не мы Его избрали, но Он нас избрал». А сейчас это проникается живым чувством, что если Господь призвал, Он избрал, Он и ведет, Он и приведет, более того, Он обещал, что «вы до скончания века со Мною и с Нами». Почувствовать Его присутствие, которое Им обещано до скончания века в событиях Его промысла, Его во всех моих жизненных обстоятельствах - это живое восприятие огромного материала трудов святых отцов об этом, а сегодня воплощение Его в реалиях событий моей собственной жизни.
Педагогика промысла Божьего
Так как для меня лично пастырское служение является ведущим служением, поэтому оно даже и во многом превышает мое собственное, личное воцерковление и следование, и даже опережает его. Поэтому я часто, ведя вас, веду туда, где я сам еще не был, не говоря уже о том, чего я сам не пережил. И пытаюсь какие-то обстоятельства и условия в церковно-педагогическом плане сформировать, хотя я сам их не проходил. И тренировки пытаюсь устраивать, которые сам не имел. Я, получается, как те люди, которые хотят попасть в отряд ФСБ, но там еще не были. Они много всего начитаны, много встречались, общались, и что-то даже пробовали, были приглашаемы на их тренировки, но реально еще не проходили через все это. А я не только таков, я еще и как пастырь пытаюсь эти тренировки устраивать как руководитель ФСБ, сам не бывший в ФСБ, только все это в области веры. Натыкаюсь на святых отцов, которые говорят, что реально не побывавший в опыте, как может вести? И тогда, конечно, это такой осаживающий вопрос.
И тем не менее, пребывая в пастырском служении, никуда не могу от него деться, и быточествуя в нем, опережаю самого себя в своих собственных живых движениях веры. И, похоже, что и задаю опережающие обстоятельства для всех вас и вы тогда пищите. В этом плане опыт новомучеников для меня чрезвычайно важен. Потому что там я вижу реальность живого промысла Божьего, который педагогическим образом составлял ту самую педагогику для новомучеников, которая по жизни их воцерковляла. Также вижу наставления старцев, которые, выйдя из концлагерей, ведут своих чад каким-то удивительно простым образом в духовной силе. Говорят простые слова, а тем не менее достигают удивительных результатов действием силы, которая содействует этим словам.
И разумею, что без концлагерей добыть эту силу в словах невозможно. Пустынники, отшельники, и многие те, которые в преподобничестве подвизались, они тоже достигали этой силы в слове своими подвижническими путями. Для меня важно, как они ведут своих чад, когда становятся их руководителями. Читал, как в самих концлагерях они участвовали в людях. В удивительной книге «Старец Арсений» описывается, как он оставаясь пастырем в концлагере, обрел из не верующей рецидивисткой среды себе чад, которые стали чадами Церкви, повел их и вывел их. Как он это делал, что он говорил? В этом плане эта практика пастырская влечет меня к новомученикам в их пастырском служении, как к образцу, как к примеру, как к подсказке.
Что значит «идти к ним»? – Через зовущий образ
Что значит - идти к ним? Это значит, знакомиться с ними. Естественно, это книги о новомучениках. Это взаимные беседы, это трапезы, посвященные новомученикам, где подготовленная группа всем остальным рассказывает о них, о новомучениках, или ставит задачи по освоению опыта новомученика. Это особенно много значащие для нас Великим постом чтения о новомучениках на каждой трапезе весь Великий пост. И параллельно идущие с моей стороны беседы в связи с прочитанным за трапезою, которыми все остальные вводятся в это знакомство с новомучениками. И это и есть — идти к ним через зовущий пример.
Второе — это пример, который раскрывается, разворачивается в описаниях сделать зовущим. И тогда, конечно, сами беседы и проповеди, которые я произношу с амвона, и живая активность устроителей праздников. Когда, например, Александра Анатольевна так поворачивает ход трапезы, чтобы задумались, чтобы ожили, чтобы, не просто созерцали слухом образ новомучеников, но значение их для себя и для своей жизни начинали бы чувствовать. Значит, это тоже будет «идти к ним» - вскрыть в себе живую жилку знакомства с ними с чувством - «для чего», с сознанием и разумением - «а зачем». Третье - это наши встречи и вопрос, над которым мы каждый раз работаем. Сегодня у нас четвертый вопрос. Впереди еще пятый, шестой. Когда эти вопросы составлялись, не виделась та емкость и глубина, с которой они, оказывается, за собою поведут. А сейчас вглядываясь в то, что мы сделали, вижу насколько, казалось бы, простые вопросы, при искреннем обращении и к самим себе, и к своему будущему, и в обращении к тем, кто будет читать книгу, оказываются столь серьезными. Работа над этими вопросами, это тоже - как идти к ним.
А дальше, собственно идти к ним - это молитвенное хождение к ним: это наши службы, посвященные новомученикам, наконец, праздник новомучеников, как третья Пасха в истории всех Пасх, или вторая Новозаветная Пасха. А более конкретно, это Пасха Российская, переживаемая нами в день прославления новомучеников. И это крестный ход с хоругвиями новомучеников, это и почитание самой царской семьи, и какое-то внутреннее сближение, приближение к ним. А для кого-то начинается сближение с кем-то из новомучеников. И для данного человека данный новомученик начинает становиться близким. Небо, с которым он сближается, сходится и в чаяниях и в молитвах. В конечном итоге это постепенно обретаемая молитвенная обращенность к ним, нужда и потребность в их участии, в покрове, в поддержке, которая еще, конечно, не выражена в такой мере, как это в отношениях с Матерью Божьей, или же с другими уже вселенскими святыми, такими как Сергий Радонежский, Серафим Саровский. Но тем не менее в эту сторону уже начинает быть сближение с ними. Это тоже, что значит — идти к ним.
Есть еще один аспект, который может быть не все пока переживают, но где-то он начинает быть. Это оживление и углубление покаяния в связи с ними - в связи с тем, что был хладен к ним, прошел мимо, равнодушно, или же не вполне разумел значение их подвига для нас сегодня, не вполне слышал Пасху Российскую прославления новомучеников. Отрясения, которые переживаем мы, когда в связи с их подвигами, их поступками, начинаем смотреть свою способность, готовность или не готовность. И от этой неготовности покаяние. Это тоже - идти к ним.
Противостоять царству лжи и сатанинской ненависти можно только силой духа и веры
Надя: пример из книги про силу духа я зачитаю. Из книги Алексея Арцебушева, не новомученик, но он прошел ГУЛаг. «Тебя будут бить всячески, зажимать твои пальцы дверями, ставить на твои босые ноги табуретки, и садиться на нее. Бить по голове папкой, в которой положена мраморная доска из-под чернильного прибора. Тебя будут лишать передачи, следовательно, еды и курева. Сажать в одиночку, в карцер. Ты будешь все ночи напролет в одной позе сидеть на табуретке, отставленной от стены, чтобы не облокотиться. Перед тобой следователь будет смачно живать бутерброды, запивая их крепким чаем, курить, подолгу говорить с женой или с любовницей. Тем самым вызывая в тебе воспоминание, желание, зависть. Вот где царство лжи, ненависти и садизма. Это царство сатаны. И все это будет твое, если ты поклонишься мне. Если ты оговоришься, предашь, оклеветаешь. Нет, нет, нет. Это «нет» вызывает к тебе дьявольскую злобу, но бессильную и немощную, потому что им ясно, что ты пренебрег своим телом. Следовательно, и все его дьявольские ухищрения не имеют власти над тобою».
Другой отрывок: «я отказался идти на допросы. Меня тащили силком. Майор зажал мои пальцы дверью: «сознавайся, сволочь». Сволочь молчала, - пишет он про себя. Он отступил и пошел к столу. Тогда эта сволочь схватила табуретку, и что было мочи, запулила в следователя. В комнату ворвались, и я исчез. Черный ворон мчал меня куда-то дальше». И дальше описывается случай, когда ему пытались вменить то, что он организовал контрреволюционный заговор. Следователи сломили всех, и знакомые уже дали на него ложные доказательства. Описывается случай, как он случайно встретился со своим наставник в духовной жизни Корнеевым, когда их проводили по коридору - одного в одну сторону, другого в другую. И Алексей пишет: «я понял по его фигуре, что он уже пал духом. И я понял, что мне нужно держаться». Алексею и его друзьям, которых обвиняли в контрреволюционный заговор устроили очную ставку. И все они подтвердили, что признаются в этом. В какой-то момент Алексей вскочил со стула, очутился перед Корнеевым и заорал: «Если ты, гад, топишь себя, топи сколько угодно. Но не других. Когда я это говорил? Я тебя первым убью, когда встречу на этапе. Думай, что говоришь». И вот этот его такой прорыв при следователях, при всех присутствующих подействовал. Следователь спрашивает: «Корнеев, вы подтверждаете»? Он говорит: «нет». Другого спрашивает - «Нет», третьего – «Нет». Таким образом, он себя спасает и других и говорит: «когда всех их вывели, я получил сногсшибательный удар по зубам».
Вот такая сила духа была у людей была. И потом, когда ему присудили сколько-то лет Гулага, и следователь, которому было передано это дело сказал: «если вы будете себя вести так, как вы себя вели во время следствия, то вы выживете в этих лагерах».