.
ПОКРОВЫ: РАССЕЯННОСТЬ, ДЕРЗОСТЬ, МНОГОЗАБОТЛИВОСТЬ
Действие благодати Божий на рассеяность
……….. в дерзость почитания, в нечуткость нравственной силы, нечувствие силы любви. При этом сильно умножается и усиливается самобытие в началах личности и человеческая гордость, достаточность. Чувство, что я сделал все от меня возможное, я выложился до конца, я был самоотвержен в своих действиях. Это чувство самобытия будет глубоким, сильным и трудно через это человеку освободиться от этого покрова. Потому что покров рассеянности крепко утончен началом личности и самобытием. Благодать Божия, которая приходит до разделения души и духа не просто и не сразу может разодрать этот покров. Порою требуется не мало действий чрезвычайной благодати Божией, которые являются в катастрофических событиях, падающих на человека, и немало времени пройдет, прежде, чем этот покров рассеянности будет в конечном итоге рассыпан, раздроблен.
Дерзость и почитание
Другой покров, который паразитирует на силе почитания – это дерзость. Нет ничего трагичнее для духовной жизни человека – говорит Феофан Затворник – как дерзость человеческая. Этот покров совершенно перекрывает силу души почитание. Человек теряет какую-либо способность воспринимать больше, чем он есть. Если в почитании человек в отношениях со старшим переживает чувство благоговейного величия перед ним взрослого, или старшего. Благоговейно утихает в некотором страхе пред ним, но это не плотяный страх, а страх, переживаемый силою души. Которая благоговейно умаляется перед значимым старшего, перед величием старшего, перед большим старшего. Вот это умаление, благоговейно переживаемое силою души, и есть тот благочестивый страх перед старшим, который свойственен каждому ребенку, но который теряется в подростковом возрасте, в юношеском и порою по жизни идут совершенно перекрывшись в этой силе души.
Обращаясь действием веры к явлениям святости, почитание переживает благоговейный трепет перед всякою святынею. Верою исполненное почитание переживает благоговейный трепет перед святынею. Верою исполненное почитание переживает благоговейный трепет и перед святостью старших взрослых, перед всякой святостью человека. Поэтому вне веры почитание дает глубину отношений со старшими наставниками, с родителями. А освящаемая верою при воцерковлении человека, почитание дает благоговейный трепет и глубину общения со своими духовными наставниками, которое затем при умножении почитания, при умножении веры становится в отношения с духовным отцом. Кто-либо из духовного наставника став духовным отцом может только по причине умножающегося почитания к чаду. Отцом для чадо делает другого только почитание. Исполненное верою, духовного наставника почитание делает духовным отцом. Ибо духовный отец есть тот, кому почитанием человек вручает себя в полную его нравственную и духовную власть. Почитание слышит нравственное достоинство старшего, почитание, исполненное верою, слышит духовное достоинство старшего. Поэтому умаляясь пред этим достоинством, вверяет себя в полную жизненную власть. И это предание себя в полную власть превращает духовного наставника как старшего в духовного отца. Не может никто взять власти над чадо, если чадо этой власти не даст ему. И дало ли чадо эту власть отцу своему и наставнику своему и стало ли оно чадом, проверяется самою жизнью.
Точно так же, как при рождении ребенка. Почитанием ребенок вверяет себя в полную власть родителю своему. Однажды отец круто наказал ремнем свое чадо, у чадо не возникает мысли расторгнуть отношения с этим отцом. Это нужно зайти в покров дерзость, чтобы однажды вдруг быть посещенным такою мыслью. Нужно этой дерзостью развиться в человеке, в ребенке. Чтобы эта мысль укоренилась и начала превращаться в реалии жизни. Когда чадо вдруг однажды объявило своего родного отца не отцом, а свою родную мать не матерью и повело себя по отношению к ним как к инородному человеку. Но до тех пор, пока почитание живо в человеке, отец, какой бы он насильник не был, остается отцом и мысль расторгнуть с ним отношения не возникает. Чадо кровное с различными обидами, досадами души своей, но несет своего отца и не ищет расторгнуть с ним отношения. Так же несет свою мать и не ищет расторгнуть с ней отношения.
Точно таким же образом и чадо духовное, обретясь верою в почитании, оттого, что не ищет расторгнуть свои отношения с духовным отцом от того, что однажды духовный отец не обратил внимания на свое чадо, или того хуже – накричал на свое чадо, или того хуже – взял палку и побил свое духовное чадо. Да не всякое чадо так думает, некоторых попробуй только тронь – такой разверзается ор и крик: «Я думала. Я возложил на вас надежды! Нет больше вас и нет меня с вами» – вот так обычно кончается нынешние отношения духовных чад со своими духовными отцами. Поэтому известно, что сегодня духовных отцов почти нет, ни тем более, духовных чад не может быть по причине того, что умножился покров сердца – дерзость.
Самобытие
По дерзости чадо совершенно обслуживает свое самобытие. Начало личности самобытие или гордость человеческая становится основанием человеческого существования в мире. Самобытие является наиболее охраняемым, спасаемым и удерживаемым в человеке. Что более ценно в человеке, кроме, как его собственное самобытие? А значит собственный взгляд на мир, собственное представление, что и как делать. Собственные впечатления, что хорошо, что плохо, собственная оценка чему должно, а чему не должно быть. Собственная мера, до коих пор делать, а где остановится и не делать. Все самомнительное, самочувственное, самобытийное – все становится ценным в человеческой жизни. И способом охранения и удержания этого самобытийного жительства в человеке является дерзость. Дерзостью человек оказывается совершенно огражден от какого-либо из вне влияния. Никто не может повлиять на самобытийного человека, если он сам того не позволит. Поэтому там, где самобытие встречается с нежелаемым, не свойственным ему, не удобным ему, не подходящим в данный момент к нему. Самобытие ощеряется сразу дерзостью, ибо дерзость есть внешняя цепь защиты, или охраны. Которая тут же ощеряется множеством дул и орудий, как только самобытие встречается с необходимостью отложиться. Для того, чтобы дерзость имела власть и силу ей необходимо перекрыть действие почитания. Пока почитание живо в человеке, невозможно самобытию давлеть над человеком. Пока почитание обращает человека в ученичество к старшим, невозможно ни самоугодию, ни самобытию воцаряться над учителем. И пока почитание вручает человека в руки своего наставника и отца, невозможно самобытию восстать и надмевать над наставником и над отцом, над воспитателем. Так же пока почитание обращает человека в послушание всякой власти, поставленной над ним, невозможно самобытию впадать в ропот, в визг, в раздражение, в отвержение, кидание тарелками, хлопанию дверями – все это невозможно. Потому что почитание не даст жить и быть самобытию человеческому. Но когда почитание подавлено и перекрыто дерзостью, тогда самобытие через страстную эмоциональность человеческую приводит в движение тело человеческое и человек превращается в этакого совершенно невозможного в общежитии человека. Нельзя ничего сказать поперек ему сегодняшнему самобытийному ожиданию, или желанию. Нельзя ни во что его поставить, потому что во всем у него будет свой взгляд, своя манера, свой подход, на котором он будет настаивать поперек. Переступая через всякие наставления, или указания ему со стороны. Ничего невозможно ему подсказать, посоветовать, на все он все равно приемлет собственное мнение. Пока он сам не согласится с советом, он ничего делать не будет. И не имеет никакого значения старый человек сказал ему, опытный, зрелый ли сказал, или сказал ему его ровесник, или сказал младенец, устами которого истина глаголала. Не имеет никакого значения. Единственное значение имеет для такого дерзкого человека только лишь его собственное самомнение, собственная оценка, собственное чувство и собственная позиция.
Почитание в последние времена
Покров дерзости по пророчествам Нила Мироточивого в последние времена обымет почти все население земли и станет настолько мощным и толстым. Люди перестанут слышать, что есть почитание. Они будут только лишь сознавать его, будут способны описать его. Размышлять над ним, но размышлять не в жизнь, а размышлять просто ради исследования его. Вот это исследовательское размышление, или научное размышление и изъяснение различных достояний человеческих, это единственное, на что будут способны люди. При этом, совершая выдающиеся богословские исследования, которые будут заканчиваться богословскими диссертациями. Они не на йоту не будут иметь размышление к жизни. Человек будет исследованием заниматься не для личной жизни, а для того, чтобы сам предмет исследовать, не более того. Может быть, благодаря разумной силе души, или благодаря интеллектуальной способности, познавательной способности, человек может проникать в достаточно глубокие сути исследуемого явления. Даже боготварного явления раскрывать действительно очень много в устроении и явлении предмета. Но ни на йоту дерзкий человек не воздумает это приложить к себе. Более того, приложение к себе для него не знакомое явление, он не ведает, что это такое.
Перекрытое почитание
Поэтому встречаясь с заповедями Божиими, он может о них размышлять, может о них читать толкования, восхищаться этими толкованиями, в эмоциональной своей сфере переживать самые различные оттенки радости от встречи с неожиданным толкованием, или с глубиною той или иной заповеди Божией. Но при этом вопросе живешь ли ты сам по тому, что тебе открылось? Приведет его просто в недоумение, он может даже и не слышать этого вопроса. Что значит жить самому? Я живу тем, что мне открылось, говорит человек, но оказывается он живет исследованием того, что открылось, не более того. Он не живет исполнением того, что ему открылось. Жизнь исполнения ему не знакома, а жизнь исследования, жизнь озарения, жизнь откровения – вот что ему знакомо. И человек идет в покрове дерзости, используя свои выдающиеся познавательные таланты. Интеллектуальную свою способность использует для написания удивительных трактатов, но при этом оставаясь в жизни совершенно далеким от Бога. «Ибо сердце его далеко отлежит от Меня» – сказал Господь. Это и есть закваска фарисейская. Дерзостью исполненный человек и есть заквашенный в фарисейскую закваску. Почитание в нем перекрыто. Почитание в нем не дышит и не обращает его в жизнь. Там, где почитания нет, он не может делать жизнь с кого. Он может делать жизнь только с самое себя. А в самом себе делает жизнь только с идей, которыми он увлекается, умножается, над которыми он размышляет и углубляет их в себе. Поэтому не с кого он делает, а с чего делает. Он делает жизнь с идей. Дерзость дает питание его мыслительной жизни, раздувает его рассудок. Познавательная его способность, особенно выдающаяся и одаренная становится преимуществующею. А так как почитание есть сердечная сила души, то перекрытое дерзостью сердце совершенно не способно к наитию благодати Божией. Поэтому ему не знакомо милосердие не ведомо чуткость и участие в ближнем, ему не ведома нужда ближнего. Ему ведомо только свое соображение по поводу нужды ближнего. Он может сообразить, если он как то об этом начитан, то может просчитать, просмотреть рассудком ситуацию и высчитать нужду, соразмерить, соотнести ее с возможностями удовлетворения этой нужды. В общем то где то таким компьютерным образом нужду, может быть, и покроет. Потому что если он сознает себя христианином, а христианин должен быть откликающимся на нужду. Он компьютер свой приведет в порядок, в действие и высчитает, что этот действительно в нужде и по нужде действительно нужно эту помощь оказать. Он действительно пойдет и эту помощь окажет. И будет в своей страстной эмоциональности очень доволен собою. Самобытие нисколько не поступится, исполнив нужду ближнего. Наоборот, через это еще более удовлетворится. Удостоится в самом себе и через дерзость, как покров сердца утолщится.
Приноровление к дерзости
Как это мы увидим? А мы увидим, что в следующий момент он по своей дерзости, а значит не чувствию не заметит нужду этого ближнего. Вчера он ему помог, а сегодня он его не заметил. И когда ближний проявит маленькую об этом досаду, или маленькую просьбу «может быть, ты и сегодня мне бы помог?». Наш друг оскорбится, потому что он обличен в том, в чем он вовсе не виноват. Разверзется от вчерашнего самобытия в сегодняшнее не довольное возмущение. И мы увидим, что идущие под покровом дерзости не постоянны в своей помощи. Если даже они по своим выдающимся дарованиям интеллекта усвоили идею христианства и ей подчиняют свои идеи и жизнь, тем не менее, они в этой идее не последовательны и не постоянны. Никогда не знаешь в какой момент ты вдруг наткнешься на его самоугодие и самобытие, которое вовсе не собирается сейчас откликаться на твою нужду. Более того, если ты очень заденешь это самоугодие и самобытие, то оно так откликнется на тебя, что тебя сметет с твоею нуждою и твоим вяканием о помощи тебе. Поэтому к дерзкому человеку остается только приноравливаться. И Нил Мироточивый говорит, что в последние времена дело дойдет до того, что старцы будут приноравливаться к своим келейникам, ибо они будут повелевать старцами. А старцам придется повиноваться и приноравливаться по смирению их и кротости.
Творческая сила в дерзости
Мы видим, как всякая сила души вовлекает в движение другие силы души. Так и покров, особенно сердечный, дерзость, катастрофическим образом влияет на все остальные силы души человека. Творческая сила, вовлеченная в покров дерзости, выдает детские образы, в которых теряется всякая благопристойность. В чувственном творчестве человек по дерзости может творить на каждую минуту детские чувства, при этом он порою бывает, сам поражается своей дерзости или себе самому. Когда вдруг в чувстве переживает такое завихрение, которое ему не свойственно до сегодняшнего дня. Вдруг оно взвихрилось и ему очень захотелось это чувство проявить наружу. Он едва подхватил себя, чтобы не вылезти в этом неожиданном дерзком чувстве во вне. Дерзость приводит в движение его творческую силу, поврежденную покровом преобладания плоти. В неожиданное иронизирование, которое при этом подкрепляется особенно въедливым сердечным чувством взыгрыванием сердца при иронизировании, греховно сладостным взыгрыванием.
Дерзость в созерцательной силе
Дерзость через покров рассеянности паразитируя и вовлекая созерцательную силу души. В окружающем начинает отыскивать такие образы, каких казалось, даже невозможно придумать. А тут дерзость не только обнаружила в окружении, но еще и предала реальность этому. Дерзость, перехваченная плотяными покровами, преобладанием плоти. Ночью в обычном кусте вдруг импровизирует какого-нибудь страшилу, так, что человек в ужасе бежит через всю улицу. Как гонимый с разных сторон страшилами. Вдруг выдвигающимися на него то от забора, то от дома вдоль переулка.
Разумная сила покрыта дерзостью
Дерзость, оскверняющая разумную силу человека, изводит ужасные идеи. В которых возвеличивается не только над своим близким окружением, но и возвеличивается над своим городом, над своей страной, потом над всем человечеством, даже над всем миром. И в разумной силе формирует идеи такого масштаба, в которых по дерзости наш самобытийный человек готов владеть всем космосом, всею вселенною. Не говоря о том, что он владеет всеми народами. Дерзость рождает в человеке монстра, который восстает в силе и власти над всем миром. Не мало людей сегодня переживали эти мечты себя-монстра. Которые в одном случае владеет всем золотом мира, кто не мечтал о чем-то подобном. Или монстр, от слова которого в одно мгновение приходит в движение масса народа. Который повелевает своим словом как верховный повелитель. Кто не переживал по дерзости своей различные такие мечтания, когда сестра, с которой он или она вчера поссорилась и он в мечтах своих видит, как завтра он скажет только одно слово. И эта сестра превратиться в моментальное подобострастие, испепелится в миг и понесется все делать, что он ни скажет. Это все природа монстра. Дерзость рождает такого монстра в человеке. Причем, монстр испытывает особое наслаждение не оттого, что он завтра эту сестру смешает с грязью. Или так плюнет в нее, что она превратиться в пятнышко крови на стене. Не в этом дело, от этого удовольствия не много. А вот когда эта сестра сама станет вся в служении, вся вдруг скрючится до самого полу и залепечет. Все что ни скажешь сделаю, только скажи что теперь делать. Вот это уничижение сестры, которое произойдет от одного слова его – вот это сладостно. Или когда брат такой большой и крепкий превратиться вдруг в такого ягненка, который будет бегать за тобой и спрашивать. А что мне теперь сделать? А как теперь поступить? Сколько таких монстровых мечтаний переживал наш обиженный самобытийник. Я думаю, что это знакомо каждому из нас. И не один раз мы переживали в себе таких монстров.
Тщеславие
А дальше по мере дерзости монстр разрастается в различные масштабы. Или же по мере его гордынных масштабов. Масштабы этого монстрика могут превращаться в монстра среднего, который уже велит и народы приходят в движение. Или в монстра великого, который велит и сразу эпоха приходит в движение. Вот такие разные дерзостные дела.
Дерзость настолько в своих мечтаниях вовлекает все силы души в извращенное искаженное делание. Тщеславие человека, пожалуй, столько насочиняло различных вариантов своей известности, что можно из этих вариантов составить многие тома книг. В которых описывается множество разных мечтаний людских, в которых они переживали, как они стали известными и на какую массу народа стали известными и как их чествовали, и любили, и как им аплодировали, и носили на лаврах. Дерзость всему придает особые масштабы, превозмогающие всякую возможность человека.
Воцерковление и дерзость
Когда человек начинает воцерковляться, покров дерзости обращает человека сразу к книгам высочайших святых. Поэтому человеку по дерзости и не сознающего в себе этого. Вовсе бывает невдомек, что, встречаясь с аввою Дорофеем, он читает наставления, сказанные иноческому монашеству, инокам, не мирянам и даже не монахам общежитийного характера. Тем более не новоначальным, не воцерковляющимся только. Это поучения, которые авва Дорофей говорит иночествующим, да еще которые уже перешедшим к отшельническому характеру жизни. И чтобы придти к такому порядку жизни, надо сначала быть мирянином верующим, потом захотеть быть монахом и уйти в монастырь. Пройти опыт общежительного монашества и только после этого ты исполнишься духа смирения, любви к Богу, когда ты сможешь уже иночествовать в отшельничестве. И вот отшельничествуемое монашество собирается к авве Дорофею в своем начале отшельнического жития. Разве это новоначалие твоего сегодняшнего воцерковления? Нет же, это новоначалие отшельнического жития того времени монашества и тошельничества, а не нынешнего. И вот авва Дорофей говорит им таковые поучения во исполнение ими всего этого в жизнь. Что делает наш сегодняшний дерзкий студент? Прочитывая эти поучения, своей страстной эмоциональностью воспаряясь в радость откровения, открытия как возможность исполнить свою духовную жизнь, возвеличивается в желание так жить. Мало того, прямо сию минуту по прочтении книги так начать делать.
Благоговейный трепет
Такую слепоту и такие масштабы стремительного восхождения духовного может задать только дерзость как покров сердца. И почитание как сила души разве не распознает величие аввы Дорофея перед моей малостью и совершенною неспособностью даже близко подступить к исполнению хотя бы одного слова, сказанного в его книге? Почитание, исполненное верою, придет в трепетное благоговение перед величием слов и образов, которые раскрывает авва Дорофей. И исполненное этого благоговейного трепета перед этим, испросит, а что нужно делать, чтобы подойти к авве Дорофею. И обнаружит, что оказывается Феофан Затворник написал книгу «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться». Которая есть путь, приводящий к авве Дорофею. Но если мы эту книгу начнем читать от почитания, то мы придем в благоговейный трепет перед величием образа, который раскрывает Феофан Затворник в начертании пути к достоинству аввы Дорофея. И почитание увидит, что невозможно сегодня исполнить того, о чем пишет Феофан Затворник. Что мы с вами сегодня пребываем в таком качестве, в такой степени, в которой надо спрашивать предваряющий путь не к авве Дорофею, а к предваряющий нас к Феофану Затворнику. Что есть этапы пути, чтобы подойти к исполнению Феофана Затворника? И тогда это будет этап оглашения. Который должно человеку исполнить и совершить. И первые начатки воцерковления, к которым, может быть, десятая часть из нас сегодня уже готова. Которые готовы, те и идут по ней.
Этапы оглашения
Не получается ли, что наше столь вдохновенное чтение аввы Дорофея и некоторое гнушающееся небрежение Феофаном Затворником, его книгой «Что есть духовная жизнь» и совершенное неслышание, что есть этапы оглашения. Не является ли причиной, открывающей в нас. Что та самая дерзость, как мощный покров нашего сердца из-за которого нам невозможно пережить благоговейного трепета перед величием образов. Описанных аввой Дорофеем и не меньшим величием образов, которые описывает Феофан Затворник. Образов совершенно не доступных для нашего исполнения сегодня. И именно почитанием человек начинает становится учеником и отрезвляется до оглашенного. Тогда начинает всматриваться в этапы, пути оглашения, а не воцерковления. И здесь начинает быть внимательным, здесь начинает трудиться и здесь полагает усилия свои.
Попечительная сила души
Третий покров, четвертый по наименованиям. Первый – преобладание плоти. А сегодня четвертый покров, который паразитирует и помрачает попечительную силу души. Попечительная сила души – это сила воли, сила, принадлежащая воле. Проявляется в заботе о ближних, в заботе о себе и в заботе о Боге. В заботе о себе попечительная сила души совершает пост, совершает воздержание, совершает всякий труд по исполнению заповедей Божиих. В заботе о ближних радеет о их спасении, имеет попечение о их телесном, о душевном, о духовном, радеет о здравии тела, души и духа.
Попечительною силою души человек ухаживает за больным ближним, моет, стирает, убирает. Разным образом обслуживает ближнего – готовит ему пищу, шьет, убирает дом, доставляет удобства его быта. Проявляет всякую заботу о его телесном удобстве, телесном уюте. Имея попечение о душевном, развивает силы его души и служение им поставляет. Развивает способности ребенка, подопечных своих, взрослых, может быть. Воспитует их чувства, потому что в чувствах проявляются как раз силы души человека. Верою исполненная попечительная сила души, имеет заботу о Христовом нраве в ближних и печется, чтобы именно Христов нрав возрастал и в детях, и в подопечных взрослых. Этою силою души восстает и воинствует против всякого безнравия. Против всякой злохудожности в человеке. Ею сразу распознает и доподлинно знает зло и добро имеет стремительный сильный отклик на зло, противостояние злу.
Попечительною силою человек не позволяет злу давлеть над другим и ищет освободить другого из уз зла и в этом так же как в совершении заботы о добром, стоит до конца.
Мужество
Именно попечительная сила облекается добродетелью мужества. Стоянием в добре до конца и восстанием против зла тоже до конца. И не останавливается до тех пор, пока зло в ребенке, или зло в брате не будет удалено совершенно. Не позволяет злу вообще быть, не позволяет злу приноровиться, привести человека к обвыканию в зле.
Защита доброго
Там где попечительная сила, там невозможно злу укорениться в укладе. Оно будет немедленно объявлено, немедленно отторгнуто, немедленно запрещено. При этом восставая против зла, попечительная сила не просто против зла восстает. Как это бывает в покрове дерзости, когда по дерзости человек восстает против чего-то, что он воспринял как зло. Но при этом кроме зла ничего не имеет в другом человеке. Поэтому, восставая против зла, только к злу имеет отношение. Попечительная сила, восставая против зла, имеет отношение к добру в человеке. Поэтому имеет ради чего воевать против зла. Попечительная сила защищает доброе в человеке от его злохудожного и восстает, поддерживая доброе, против злохудожного. Потому, как эти действия совершаются единовременно, то человек, испытывающий на себе суровую, строгую отмашку зла. Одновременно испытывает и заботную поддержку его добра. И потому душою своею согласен со строгостью, проявляемой к нему.
Покров воли. Могозаботливость
Покров воли многозаботливость, поглощая попечительную силу и помрачая ее, рассеивает и расточает все ее силы на множество мелких сует. Забота ободном до конца, свойственная попечительной силе, превращается в многозаботливость о многом. И во всем поверхностно, во всем чуть-чуть. Человеческий уклад жизни перестает быть укладом. А становится суетным образом, это образ жизни, в котором сплошная суета. При этом человек набирает на себя много самых разных дел. Покров многозаботливости ищет непременно рассыпать все силы души человеческой на множество разных забот и в обилии забот многозаботливый покров нуждается. Многозаботливость боится одной заботы, боится вложить себя на данный момент какому-то одному делу. Поэтому не имеет никакой степенности в своей жизни, не имеет разумной последовательности; сначала сделаю это, потом только возьмусь за другое, но он одновременно сразу хватается за два, за три, за пять дел и оттого, что он везде успевает испытывает особую сладость. И когда он уже на седьмом деле начинает чувствовать напряжение ритма своей жизни и начинает от этого напряжения уставать. Испытывает особое удовлетворение, что он саможертвенно и самоотверженно пребывает в труде и заботе. Не подозревая, что он от покрова многозаботливости пребывает, а не от попечительной силы души. И когда много совершающихся им единовременно и параллельно дела начинают не получаться, срываться то там, то сям. Вдруг не происходят по причине того, что он где-то был не до конца, где-то не все продумал, не был последователен, или просто отвлекся, где-то просто забыл. Многозаботливость начинает удручаться, унывать. Но при этом в рвении пытается, совершить еще один рывок, еще один подвиг над собою. И не получающееся девятое, или десятое дело все равно уцепить и ухватить. И в саможертвенном своем служении и сон свой умалил до четырех часов, и еду сократил до двух раз в день и то на ходу. Друзей всех своих оставил, жену бросил, детей забыл когда видел, спящими разве только. А то и вообще покров многозаботливости начинает тяготиться семьею. Зачем я женился, или зачем я вышла замуж, так много отвлекают домашние заботы от героического порядка жизни.
И в конечном итоге этот покров многозаботливости у одних обращен в служение как бы ближним. У других в служение как бы себе. А у третьих – в служение дьяволу. Там где покров многозаботливости обращен в служение ближним, по этому покрову человек занимает такое место в жизни общества, где ему до всего надо. Он или профсоюзный деятель, либо деятель коммунистический на каком-нибудь посту, множеством забот сразу занимающийся. В нынешнее время это непременно какая-нибудь «шишка». Потому что встав на высоту побольше, он оказывается в очень большой суете о многом. Но при этом лучше быть «шишкой» общественного служения, нежели «шишкой» типа директора, начальника цеха, или какого-нибудь участка. Дело в том, что на участке надо все-таки объект сделать: дом построить, машину с фабрики выпустить, поле вырастить, урожай собрать. И тут конечно вольно или невольно дело забирает и заставляет тебя собираться. Поэтому многозаботливость невольно начинает ужиматься. А вот на общественном служении, там человек сам волен кому откликнуться и что делать. Чаще всего идущие по покрову многозаботливости с удовольствием выбирает какое-либо общественное служение. На общественном служении нет из вне наведенной ответственности за дело, человек сам выбирает на что откликаться и где быть. Поэтому люди, склонные жить по покрову многозаботливости. Обычно о ближних эту заботу проявляют на каких-нибудь общественных служениях. Это такие, бессребреники, хотя получающие удовольствие от покрова многозаботливости.
Там, где покров многозаботливости обращен к себе, он устраивать массу самых разных удовольствий собственной плотяной жизни. Живущий под плотяными покровами в многозаботливости успевает за день в разных местах очень разнообразно покушать. За день успеть повстречаться с разными очень приятными и милыми людьми и разные впечатления от них попереживать. Успевает при этом баню устроить так, чтобы в ней сразу все удовольствия были получены: и чрево было напоено, и тело было распарено, и слух был услажден разными музыками, и зрение было услаждено всякими зрелищами, и общение было. Баня – это событие многозначительное. Не удивительно, что современная баня – это очень сложное предприятие со множеством обслуживающего персонала и очень вожделенное для многозаботливого покрова сердца.
Подобным образом таким покровом обладает многозаботливость, обращенная к себе – это день рождения. Который тоже вовлекает в себя хлопоты во всех направлениях, тут надо стол накрыть, музыку приготовить, и телевизор поставить, и подарки разные на получать, и возгласов какой ты хороший человек наслушаться. Желающему подраться еще и подраться, любящему поблудничать еще и блуд развести, и все в один день. Конечно не жалко трех зарплат, чтобы такой день устроить. Поэтому не удивительно, что устраивающий день рождения не мелочиться в средствах на это. Он знает, что в своих многозаботных нуждах сверх того получит.
Некоторые очень многозаботливые в заботе о себе умудряются так устроить свою жизнь. Немножко побудут на работе, немножко побудут в ресторане, причем на работе побудут в Москве, в ресторане – в Питере. А вечером сауну примут в Иркутске. Был один такой директор завода в Иркутске, он каждую неделю в сауну летал в Москву. А любимый ресторан у него был в Петербурге. Тоже покров многозаботливости о себе в зависимости от масштабов дерзости устраивает человеческую жизнь таким образом.
Когда человек начинает воцерковляться, то по своему покрову многозаботливости в заботе о себе, конечно, себя не оставляет. Поэтому один в этой о себе заботе непременно каждую книжку с прилавка в библиотеку свою поместит. Она у него такая большая, едва ли он читал из нее десятую долю. А в скором времени он, придя в период начала воцерковления, когда теряется всякий интерес к книжкам, он только созерцает и от своей многозаботливости хлопает себя по ляжкам и говорит: «Ай да библиотека у меня духовная!» Другой столько набрал святынь всяких разных: и камешки, и песочек, и листочек лавра, и кусочек коры, и все это девать некуда, а он все собирает и собирает. Многозаботливость так любит всякую эту святость, что он за эту святость готов голову оторвать ближнему. И так происходит – вот ближний нечаянно уронил лавровый листочек и случайно растоптал его, ох, что разверзлось на него из-за этого листочка. Вот кто-то попросил у него камешек. Ах, как сжалось сердце нашего скаредного многозаботного христианина и с кровью отдал и поделился камешком. Третий где бы ни был, обязательно масличка возьмет, вот у него уже за сотню бутылочек разных, давно прогоркших, совершенно невозможных к употреблению. А он все продолжает и продолжает везде собирать масличка. Его многозаботливость ведет себя таким образом. Другой непременно собирает письменные благословения разных иерархов, архимандритов и настоятелей. У него столько открыток с подписями, книжечек с пожеланиями, он все продолжает и продолжает собирать их. Временами, в многозаботливости своей расположившись перебирает эти открыточки, раскладывает их по столу, по дивану, по полу. Места не хватает, а он все их раскладывает, потом собирает, перебирает и так вот живет.
Другой в своих многозаботных суетах копит видеофильмы, конечно все о святости. И так радуется, когда так много оказывается сегодня насоздано, но и этого мало, он хочет и сам создавать. Наконец он приобрел видеокамеру и теперь у него умножение видеофильмов происходит в геометрической прогрессии. Ради того, чтобы накопить эти фильмы. Он ездит в самые разные паломнические рейсы. То там побывал и здесь побывал, он к святыне прилагается? И к святыне тоже. Он верою своею живет? И верою живет тоже. Но прежде всего этого – очередной видеофильм из паломнической поездки.
Пятый у нас так любит открытки и фотографии, что вся его духовная жизнь воплощается в фотографию перед храмом Христа Спасителя. В фотографию перед Троицко – Сергиевой лаврой, другая фотография перед Невской лаврой в Питере, третья фотография у правого крыла Новодевичьего монастыря, четвертая у левого крыла Новодевичьего монастыря, другая фотография у главных врат Новодевичьего монастыря, и все этого мало. Вот одна фотография у правой колонны врат Новодевичьего монастыря, следующая фотография у левой колонны и т. д. Альбомчиков и альбомов полон дом. Его духовные воздыхания особенно приятны ему. Когда он листает эти альбомчики, показывает их рассказывает всем и в этом вся его духовная жизнь в реальности совершается. Хотя он утреннее и вечернее правило почитает и на службу сходит, и исповедуется, причаститься, но самая главная сладость его духовной жизни – это когда он останется с этими альбомчиками и будет их смотреть. А их будет много- много, потому что у него покров многозаботливости очень большой.
Есть шестые, которые в своей многозаботливости не однолюбы, а разнолюбы. Поэтому у него и масличка везде стоят, и открыточек везде полно, и камешки с песочками везде рассыпаны, и библиотечка более или менее подсобрана, и всяких разных воспоминаний о святыньках в голове ворошится очень много. А шестой в этих многозаботных своих религиозных нуждах собирает разные знакомства, он знаком с архимандритом Иустином, и с игуменом Вонифатием, и бывало, что у владыки Евлогия благословеньице однажды получил, и до владыки Германа прикоснулся как-то и т. д. И вот этих рассказов на целый вечер.
И в своих многозаботных увлечениях он так много тратит сил на то, чтобы все это получить и прикоснуться. А потом обо всем этом рассказывать как он где прикоснулся, как и где благословился, где кого подкараулил, а где он сам на него вышел, чудо какое!
Многозаботливость силы души
Покрову многозаботливости несть числа фантазии, в которых он проявляется. Особенно если он сочетается с покровами плоти, паразитирующими на творческой силе. Еще и творчески умножится все это, да и деятельная сила будет вовлечена в этот покров и будет использована. А деятельная сила – это скорость и есть ты. Не имеющий деятельной силы, но многозаботливый, в день успеваешь выполнить только десять событий. А наш деятельный успевает 15, и 20, и 25 событий совершить. Пока ты три камешка собрал, а он успел и коры, и семечки, и листочки – все уже полный мешок набрал. Ты только со сторожем разговариваешь в какой-нибудь Гефсимании, а он уже в саду к каждому дереву успел подойти и ото всюду понабрать. Ты только к настоятелю идешь спрашиваешь благословения, как тебе по монастырю пройти, а он уже от сторожа бежит с полным мешком, набрав всего.
Жестокосердие
Покров многозаботливости, паразитируя на душе, тоже вовлекает в себя все силы души. Поэтому совершенно помрачает человеческую жизнь, искажает и превращает ее в совершенное отребье, хотя при этом имеет внешний облик вроде бы святой жизни. Если в религиозной жизни покров многозаботливости совершенно отлагает человека от Духа Божия, в жизни не религиозной он ввергает его в жизнь духов иных, чем Дух Божий. Поэтому в зависимости от характера человеческого покров многозаботливости бывает очень разным. Например, один по характеру очень жестокий и злой и покров многозаботливости шатается по улицам, чтобы на одной побить старичка. На другой отмутузить какого-нибудь дохленького юношу. На третьей подцепить какого-нибудь бородатенького христианина и поизмываться над ним. Это тоже многозаботливость, но ввергнутая в жестокосердие. Она мотает его по разным удовольствиям от драчливых развлечений, он готов подраться с кем угодно, когда угодно и по какому угодно поводу.
Где человек обидчивый по характеру, то покров многозаботливости умудряется обидеться на самых кротких людей. При этом успеть наобижаться за день с пятью, десятью людьми, все его как-нибудь, да и обидели. То есть извращением и искажением по действию этого покрова несть числа. Если мы с вами обратимся к психиатрии. Где этот покров начинает выдавать совершенно вычурные формы многозаботных проявлений, потом волосы дыбом встанут. Через это мы видим, что бесы, которые через многозаботливость начинают владеть человеком и мотать его по разным делам и служениям настолько изобретательны. На сегодня человечество напридумывало столько разных вычурных, извращенных форм многозаботливости, которые в прежние времена проявлялись ………полностью в народе религиозном. Не религиозный, не верующий народ появился только лишь полтора столетия, а все остальные годы, это тысячи лет весь народ то был религиозным, в той или иной вере, но религиозный. И покров многозаботливости вытворял самые вычурные формы именно в религиозном народе. Не удивительно, что этот покров в сегодняшнем религиозном народе вытворяет все то же самое, нисколько не гнушаясь верующими людьми.
Придание себя духом зла
Таким образом мы сегодня с вами рассмотрели три покрова. Один паразитирующий на созерцательной силе души – это рассеянность, другой на почитании – это дерзость. Третий на попечительной силе души – это многозаботливость. Служение дьяволу – это сугубое предание себя духам зла. Последнее, самое откровенное – это исповедание сатанинской религии, когда человек входит в секту сатанистов и там переживает на себе прямое и откровенное дыхание духа зла в своих мистических переживаниях, в оргиях, которые он устраивает. А иное – когда он предается различным духам по страстям своим. Крайнее предание духу, страсти и самозабвенное пребывание в страстях тех или иных и есть служение дьяволу. Так, чревник во время вкушения пищи, или когда упивается разными алкогольными напитками настолько предается этому действию, что обо всем забывает. Блудник в блудной страсти забывает и себя, и ближних своих. Сребролюбец, схваченный страстью к деньгам, или к вещам, забывает все доброе и ценное в жизни своей. Праздный в праздности забывается так, что мать, и отца – всех забудет, не говоря о Боге. Вот действия служения дьяволу.
Чревоугодие
Когда покров многозаботливости подхватывает человека в этом служении, то он ввергает человека в массу самых разных ему свойственных страстей. И внутри каждой страсти ввергает в массу самых разных действий по страсти. Так, по чревной страсти предающийся дьяволу человек любит вкусить не три блюда, а 15 за одну трапезу. Людовик 13, или 14 за шестичасовой трапезой вкушал 153 блюда. И пока не попробует от каждого, не отлагался от еды. Причем за седмицу ни разу не должен повториться этот стол, каждый день должен быть новый. Или выдающиеся по многозаботливости по питью непременно ищет разбираться сразу в самых разных винах, в самых разных коньяках и крепкие напитки он исчисляет десятками. Вина исчисляет сотнями. И хватает его многозаботливости во всем получить удовольствие и во всем себя похвалить. По праздности многозаботливый столько разных развлечений имеет. Он и домино поиграет, и покер партию составит, и в бильярде поучаствует, и в ресторане посидит, и в сауне побудет, и все в один день. Когда многозаботливость идет по страсти праздности, устраивает такое многообразие, что человек, заплатив бешеные деньги, в месяц жительства на каком-нибудь изысканном курорте получает в день от 15 до 50 различных удовольствий. Начиная от грязи, в которой он полчаса полежал утром, кончая вытрезвителем, в котором его приводили в чувство. Причем, на курорте вытрезвитель не милицейский. Особый, медицинский устроенный вытрезвитель, где ему и массаж сделают, и контрастный душ устроят. Так что он, внесенный в вытрезвитель друзьями своими после очередного запоя, выйдет оттуда свеженький. Сейчас такие вытрезвители на дорогих курортах существуют. Вот многозаботливость, служащая дьяволу. Она выходит до крайности, до самозабвенной преданности страсти. А у современного церковного человека, но еще не свободного от своих страстей, служение дьяволу невозможно исполнить многозаботливостью с помощью своего кармана. У нынешних церковных людей карман не богатый. Поэтому такой курорт и такую сауну себе устроить невозможно. Но зато у него есть постель. Он вполне может утром, проснувшись, не вставать сразу и в грезах своих пройти все многозаботные удовольствия на каком-нибудь изысканнейшем курорте. И погрезив в течение утреннего часа, такого приятного мечтания, встанет, сотворит три земных поклона, помоется, помолится и пойдет жить своею церковною жизнью. Вечером, когда все дела поделаны, ляжет в постель, но не сразу заснет. Опять погрезит, теперь не о курорте, а как он на супер дорогой машине проедется из Волгограда в Москву. При этом он только что помолился, вычитал все вечернее правило, даже кафизму прочитал, при этом он даже успел и молитву произнести «В руце Твои, Господи Боже мой, предаю дух мой…» и предал… Это покров многозаботливости, который служит дьяволу. Человек все равно оставляет дань страстям своим и это служение дьяволу в нашем быту иногда бывает и такого характера – после общего молитвенного правила человек выходит из молитвенной комнаты, входит в свою семейку и оттуда начинается визг и гогот. Это тоже служение дьяволу. Причем многообразие и разнообразие этого визга и гогота. Разных событий и действий, которые происходят в течение полутора часов порою после вечернего правила столь велика, что несть числа многозаботливости наших сестер и братьев.
А другой, который умеет уязвляться, или кого-нибудь уязвлять, между вечерним правилом и своим сном успеет задеть троих – четверых до визга. По успеет по обижаться на трех – четырех сам. У него бурная деятельность и жизнь происходит многозаботная между вечерним правилом и его сном. У третьего по его многозаботности именно после вечернего правила открывается много самых разных дел. И с батюшкой побеседовать надо, и книжку почитать, и какую-нибудь письменную работу сделать, и с какой-нибудь сестрой повздорить, и какому-нибудь брату сказать его проступок надо. А постол Павел велел обличать, подойти, обличить надо, и походя, еще с кем-нибудь пошутить, с кем-нибудь погуторить. А с кем-нибудь чаек попить, или попариться, плюшку раскушать. Мало ли каких забот найдется после вечернего правила по многозаботной среде нашег о христианина.
Это, к сожалению, трагедия нашего времени. И в сказаниях Нила Мироточивого все это описано. В таких вычурных формах предъявлено, что поражаешься, неужели все это возможно. А потом после вечернего правила пройдешься и слышишь, что не только возможно, а прямо происходит уже. И тогда невольно начинаешь горевать и скорбеть оттого, что Нил Мироточивый это предвидел, как факт, который будет происходить. А значит тот факт, который ты сейчас сам наблюдаешь, он же предвиденный факт, неизбежный. Да, эта сестра веселилась после правила и будет веселиться. Потому что она в предведениях Нила Мироточивого как факт была и есть и что ты ни делай, она все равно есть и этот брат, который услаждается разными делами от правила до сна, он ведь как факт был в предведениях, он как факт сейчас есть и это факт неизбежный и ты ничего не сделаешь, потому что это неизбежный факт. Пока он сам не возьмется, он сам не собирается браться, потому что он предведан.