Учение о добродетелях 3 класс

Учение о добродетелях

                                   Занятие 1. Вступительное

Протоиерей Анатолий Гармаев

 

Добрый день. Сегодня у нас продолжение учения о добродетелях, в 3 классе. И прежде, чем мы начнем, давайте запишем книги, которые нам нужны будут для нынешнего прохождения этого учения. Итак, первая книга, святитель Феофан Затворник: « Начертание  христианского нравоучения». Вторая книга:  «Авва Дорофей, Поучения». Дальше мы продолжаем с вами книгу : «Училище благочестия»,  которую необходимо будет продолжать читать, как примеры добродетельных поступков святых и угодников Божиих, и переписывать себе в тетрадь наиболее доступные для нашего подражания поступки,  при этом выписывать достаточно развернуто, чтобы можно было по тетрадке, по записям в тетради, вполне иметь образ поступка для подражания. То есть это не выписывание каких-то существенных мыслей и фраз, а всего повествования, более сокращенного, но все- таки повествования, которое раскрывает полно образ поступка. И наконец, третья книга из мной написанных, это «Культура семейных отношений», по которой будет изучаться ряд добродетелей.

 Еще раз хочу напомнить причину, по которой мы с вами вновь возвращаемся к учению о добродетелях, спустя два года. Дело в том, что восприятие человеком того или иного слова, оно имеет свое развитие. Слово воспринимается, первая степень восприятия, это рассудок, как знание. Вторая уже степень, как наставление, в котором человек уже следует этому слову, и старается исполнить его или же совершить поступок свой по слову, и жизнь свою по слову. А третья же степень, когда слово становится самою жизнью. Когда мы с вами начинали изучать добродетели в первом классе, да и все предметы, каковые были преподаваемы нам, преимущественно в восприятие этих учений церковных, будучи не вполне сродными  нашему характеру, потому что мы еще не достаточно воцерковлены, совсем не сродно нашему житию, потому что жизнь наша все равно продолжает отправляться от страстей и большей частью от грехов, и не освящена и не очищена внутренней благодатью, то  по этой причине, конечно же, в жизни воспринимать слово почти не удается в первом классе. Лишь только призывающей благодатью что-то приемлется, но это только до тех пор, пока призывающая благодать это слово животворит и подвигает нас быть и делать так, как оно сказано. Когда же благодать  сокрывается в сердце нашем, и Господь предоставляет нам последовать за словом, за знанием, то вдруг однажды  обнаруживается, что кроме как восприятие знания в первую степень, мы ничего не можем делать другого  Мы даже как наставление, слово взять церковное не способны, потому что в нас все устроено в натуре нашей, в нраве нашем,  все устроено совершенно иным образом, на манер греха и страсти, нежели на образ Божьего исполнения. И вот по этому обучение в первом классе, это преимущественно некоторая поддержка призванного состояния человека, когда благодать призывающая еще действует в нас, но еще  в нас отсутствует опыт собственного труда над исполнением слова.

 К третьему же классу в большинстве своем мы успеваем уже перейти в переходный возраст, где благодать сокрылась, и  нам должно слово уже осуществлять самим, следовать за ним есть внутренняя потребность. Но это следование теперь должно быть как-то нами же исполнено. Тогда приходится себя подвигать, трудиться над усвоением слова в жизнь, в поступок вернее, и поэтому третий класс или третий год обучения в училище, это  время сугубых трудов как раз переходного периода. Сам переходный период, мы помним, продолжается для современных людей преимущественно от 20 до 40 лет. Так большинство людей видимо уйдут в мир иной, и в жизнь вечную, не успев перейти от периода переходного к периоду содействующей благодати,  по причине того, что скорость собственного труда и подвигание себя на встречу слову и заповедям Божиим была маленькая, из-за этого не успели до момента своей смерти прийти в ту меру, когда благодать, возможно, содействует трудам человеческим, видимо содействует. Потому что невидимое содействие благодати всегда с нами, ибо помните Апостола Павла, который сказал : « кого предуведе, того призва»,  и предуведе-это еще в утробе, нашем пребывании в утробе у мамы, а оттуда предуведение  Отца Небесного. Нет, кого предуведе, того предустави. А далее по рождении ребенка, нас с вами, длительный, очень долгий, для большинства из нас достаточно долгий период предуставления, то есть приуготовления к действию призывающей благодати, потому что после того, как предустави, того и призва,  а кого призва, того уже и оправда.  Поэтому период предуставления , то есть приуготовления таинственного действования благодати, в котором благодать поддерживает в нас вкус к добру, склонение к добрым поступкам, и особенно склонение к самоукорению, то есть к различению в себе зла, укорению этого зла и отвержению этого зла. Вот эти движения все добрые, которыми собственно человек и должен будет двигаться в сторону своего спасения, и обрестись в итоге в Церкви, а затем уже  в Боге, как сын Отцу Небесному  во Христе,  эти движения в естестве человеческом Господь благодатью своею, то есть Дух Святый Божий благодатью распознает, различает, и поддерживает. Хотя сам человек даже и не верующий, даже не церковный, порою не подозревает о том, что когда-нибудь вдруг переживет на себе действие призывающей благодати, и начнет воцерковляться.

 После предуставления действие призывающей благодати активно вводит человека в Церковь. Затем начинается переходный период, и вот в этом переходном периоде благодать сокрывшись, не вполне оставляет человека, она видимо оставляет, а невидимо остается  в своем действии пердуставления, то есть приуготовления. Она продолжает пасти в человеке его добрые намерения, его ожившие после призывающей благодати стремления к Церковной жизни, и самое главное, поддерживает в нем добрую природу самого человека, потому что ею, в конечном итоге, и должно будет соединиться с благодатью. В переходном периоде начинается время нашего труда по исполнению  служения Богу. Служение Богу это когда мы услышали слово Божие, то есть Евангелие  и в Евангелии заповеди Божии, как Господне наставление нам, и помните, есть восприятие слова в информацию, в знание, есть в наставление, есть в  завет. Так вот восприятие слова в наставление это уже желание его исполнить.

 Восприятие слова в знание, есть просто обретение знаний и обращение с ними там ради ли своей успешности среди людей, ради ли того, чтобы эти знания передать кому-нибудь в качестве некоторого назидания другим, но по отношению к себе самому человек его не применяет, потому что знание  остается для него в степени информации, которая там дорога для него, не дорога, близка, не  близка, но она не применяется ради поступка, и не применяется в совершении. В подобном состоянии находится у нас в основном знание про естественное устроение мира. Мы все с вами были в школе, изучали  в школе различные предметы, науки об устроении мира, например, об устроении минерального мира там, как происходит, к примеру, то же самое горообразование, как возникают вулканы, как вообще физические законы совершаются в мире, но при этом школа не научает и ученики редко кто хочет применить эти знания в своей жизни. И поэтому они остаются просто как знание, телесное, яркое, которым можно пользоваться, передавать друг другу, гордиться, кичиться  им, выказывать себя более знающим, чем другие, где-то превосходствовать перед другими.

 Вот, собственно говоря, использование этого знания. Но оно не применяется к себе самому. Чтобы, например, зная о физических свойствах света самому начать оперировать светом, пытаться с помощью этих особенностей света там применить этот свет в своей практической деятельности. Единицы только лишь те, которые так хотят делать, они потом становятся и идут и становятся профессионалами в этой области, и уже идут специально учиться, а потом  делать и действовать со светом. Точно так же, как допустим, мы все биологию проходим в школе, ботанику, но мало кто в итоге хочет пользоваться этими знаниями даже для своего дачного  участка. Дачу имеет, а растения  там не разводит. Имеет ее для того, чтобы отдыхать на ней, а если растения у него растут, то  это происходит потому, что кто-то из домашних, другой, не он эти растения разводит. Или же сейчас вообще в Европе принято приглашать соответственно дизайнеров, цветоводов, которые просто приходят и все необходимое сажают, и хозяин является только лишь заказчиком образа этой посадки, а все остальное и уход за растениями производит уже приглашенный служитель. Хотя при этом сам хозяин изучил, казалось бы биологию в школе. Так вот, к сожалению, большая часть знаний Церковных у нас тоже имеет такой же характер, если мы не научены переводить знания в наставления.

 Труд по изменению своего отношения в знаниях есть труд переходного периода. Мы должны научиться знания брать в наставления. В период призывающей благодати обычно человек очень много читает, при этом по действию благодати это чтение живое для него, то есть оно, ну во-первых, просвещает его ум, в некотором роде отчасти начинает формировать его мировоззрение, формировать это значит изменять. До этого он был материалистом,  вообще не думал о присутствии Бога в мире. Теперь же, оказывается, и творение мира совершает Бог, и удержание мира в его законах совершает Бог, и усовершение мира тоже совершается Богом, через человека благословениями Божиими. Вместить это знание, это значит, изменить свою мировоззренческую платформу. Но отчасти, поэтому по благодати призывающей, поэтому знания начинают переходить в нечто большее, чем просто информация.

 Когда же благодать сокрывается, то в переходном периоде первое время человек вдруг обнаруживает, что он, собственно говоря, не владеет. Пока он был в переходном периоде, он как-то особенно то и не научился брать знания в наставление . Оно как-то само собой происходило, а то, что само собой бралось, то сейчас как-то куда-то исчезло. А от себя наставляться церковным знаниям, оказывается, человек не успел научиться. В этом, конечно есть в некотором роде беда, то есть, в действительности при катехизации, мы с вами готовимся как катехизаторы, и надобно знать, что при катехизации людей, идущих в призываюшей благодати надо как раз учить не просто знаниям, потому что это но может спокойно и сам где-то прочитать, но в катехизической школе, где приходит человек специально на занятия, необходимо его учить с этими знаниями что-то делать. Надо побуждать и пробуждать те движения души человека, которыми он эти знания сможет переводить в наставления. А какие это из знаний, которые он уже воспринял как наставления, по благодати призывающей, чтобы учился переводить в завет. Ибо сила, с которой воспринятое слово в наставление, дает человеку следовать ему в поступках. Наставлению или слову в наставлении человек уже следует в поступках. И у него  есть сила, с которой он воспринял это слово, и  соответственно, эта же сила, которая позволяет ему эти же поступки совершать.

 А когда тоже самое слово воспринято еще и в завет, то это воспринимается силою, которая это слово уже вводит воообще в жизнь человека. Он  теперь с этого времени, когда он воспринял завет, он теперь так будет жить. Если наставление обращено к конкретным поступкам, и в целом к жизни не относится, то завет относится уже к жизни. И поэтому где бы в жизни или в каких бы этапах его дальнейшего жизненного пути не обнаружилась бы ситуация, где он по завету должен поступать, жить и действовать, он эту ситуацию сразу узнает самим движением завета, и поэтому поступает по завету. У него есть для этого силы. И по другому он уже поступить не может. Так, например, если вот для нас более знакома может быть для кого-то слово, принятое от родителей наших в завет.

 Например в завет было принято слово жить всегда по совести, либо от отца, либо от матери прозвучало когда-то и оно было принято как завет мамы, отца. Мать и отец умерли, то есть те, кто завещал, а при этом человек, идущий дальше по жизни,  оказывается, совершенно неспособен против совести что-либо делать. Там, где совесть ему велит, он не может совершить что-либо против нее. Хотя при этом могут очень сильно его соблазнять на эти преступления совести. Смотри, ведь все так не живут, делай как все, или же, если сделаешь против совести, как мы тебе предлагаем, то получишь ту или другую награду, повышение по должности. В конечном итоге, если сделаешь против совести, то ты тогда избежишь каких-то неприятностей, а по совести совершить тебя не поймут и будут неприятности. Никакие  доводы на человека, принявшего слово жить по совести в завет, эти доводы мира сего и внешние доводы людей греховных, самих, поступающих против совести, эти доводы никакого значения не имеют. И человек все равно пойдет по совести. Иногда это будет грозить ему какими-то неприятностями. Иногда это может быть действительно, в современном мире может быть вообще и невыгодно по совести жить, потому что ты теряешь тогда понимающих тебя людей, теряешь иногда даже друзей, которые начинают стыдиться быть с тобою. То есть смотрите: ты по совести идешь, а они стыдятся быть с тобою, то есть стыд и совесть это разные вещи. Стыд, он ориентирует нас по отношению к людям, к мнениям окружающих людей, перед  людьми же стыдно становится, так  например, перед людьми стыдно быть голым, а перед самим собою голым быть не стыдно, как то очень просто. Более того,  пойти на центральную площадь голым стыдно, а пойти в баню, где вокруг голые, не стыдно. То есть стыд, это особый страх человеческий перед мнением окружающих людей, совесть же не имеет никаких таких отношений к мнению окружающих людей, она изнутри повелевает поступать тебе так или эдак. И если слово родительское,  указующее тебе жить по совести, воспринято как завет, то это сила, которая позволяет тебе, или заставляет тебя жить только по совести, чем бы тебе это ни грозило, и кто бы тебя ни соблазнял.

Так вот, есть целый ряд в период призывающей благодати целый ряд содержаний Божьих, Церковных и непосредственно содержание Святого Писания, которые ты мог не только в наставления воспринять, но в какой-то момент жизни по призывающей благодати ты можешь воспринять в большую силу уже в завет. Но для этого надобно тебе уметь это делать, для этого надобно в тебе возродить, восстановить  эти  дарования, каковые оказывается, с самого творения человека вложены в человека. Мы  не….? , то есть чистая доска, на которой окружающая реальность пишет какие-то свои там ценности пишет, какие- свои содержания, и потом человек, уподобляясь этим ценностям  и содержаниям, начинает жить так, как все вокруг живут. Конечно, отчасти это так и происходит, человек в той части, в какой он социален, то есть зависим от окружения, и в которой он уподобляется окружающим людям, сначала как ребенок своим родителям, потом как подросток своим сверстникам,  и как взрослый, своим авторитетным для него  окружающим его людям, эта часть человеческая действительно заново воспринимается им из окружения.

 И то в этой заново обретенности  есть два аспекта, две глубины. Одна, где действительно это восприятие  этого происходит по причине встречного движения человека, то есть природа человеческая навстречу откликается тем или иным побудительным действиям окружающей среды, или тем или иным словам, которые произносит тебе, или знаниям, которые тебе дает. И природою своею человек предустановленный, то есть приуготовленный к восприятию этого слова, он, во первых, это слово узнает, во вторых, слышит, что это слово в действительности ему внутренне известно, то есть есть что-то, чем он предчувствовал такой образ, такой поступок, такие действия, какие сейчас требует от тебя окружение, и каких ты раньше не делал. Они сейчас тебя этому научают, наставляют и к этому тебя ведут. Но и ты теперь это делаешь не только потому, что  они тебе это говорят, но и потому, что ты в этом узнаешь нечто, тебе сродное, более того, узнаешь нечто тебе как бы внутренне известное, но доселе непроявленное. Эта одна мера вновь обретения со стороны окружающих.

 Ну а другая, такая более поверхностная мера, когда действительно берется некоторое содержание  и некоторый образ из вне, и только на тот или иной момент необходимый для тебя, и ты этому содержанию следуешь, и ты его выполняешь. Допустим, тебе было что-то интересно, и ты по интересу взял какое-то знание. И пока интерес к этому знанию сохраняется, то ты в конечном итоге этим знанием как-то ориентируешься в своей жизни. Но интерес к знанию исчез куда-то, знание перестало быть интересным, соответственно и вместе с ним перестали быть интересны действия и поступки, согласные этому знанию. Такое, конечно же, усвоение указания, оно самое поверхностное, оно самое кратковременное  и немощное. К сожалению, если оглянуться  на сегодняшнюю нашу жизнь, то мы увидим, что люди, ну и мы с вами, в период своей светской жизни, светского развития, мы учились в школе, и оказывается, очень многое, что тогда с большим интересом бралось, сегодня даже вспомнить не можем. Какое- то некое впечатление остается, что да, было что-то очень яркое, было очень как бы и нужное вроде бы, и очень интересное, пока мы сидели в школе на тех или иных занятиях, а сейчас мы даже не вспоминаем, ни образа, о чем было, ни тем более самого знания. А те, кто закончили институты, наверняка могут сказать, что практически 70% того, чем они с интересом были увлечены в годы обучения институтского, сейчас по прохождении 10-15 лет, 30 лет практически ничего не помнят. Если это не было применено потом в жизни, то все, что было воспринято на уровне интереса, оно оказалось таким вот кратковременным.  Оно стирается порою практически как мел с доски, как будто бы не просто даже сухой, а мягкой тряпкой прошли по доске, и все, никто уже восстановить написанное мелом по этой доске не способен, кроме как того, кто когда-то это написал и заново напишет.

Так вот, поэтому как раз в период  призывающей благодати должен быть очень серьезный труд над способностью к усвоению 1) слова,  2) живого примера, 3) действия благодати в нас. Над этим должны работать катехизаторы, не над передачей учения Церкви человеку, не над систематизацией того и другого. Хотя при этом, конечно , оно тоже должно быть, но оно не является первостепенной задачей, ибо,  имея  много знаний, даже за счет своей собственной активности человек в призывающий период много читает, и он помимо всяких воскресных школ осваивает необходимого и достаточно живого знания. Некоторая помощь ему в систематизации,  конечно,  желательно ее ему дать, но пусть это будет в занятиях катехизических занимать всего лишь одну треть времени. Две трети катехизаторских занятий должно быть посвящено как раз введению человека в уклад Церковной жизни, то есть в умение брать слово в наставлние, еще больше в завет, брать пример окружаюших людей в реальность своего поступка, еще  больше в реальность своей жизни, и наконец, в умение, имея опыт благодати, следовать ей.

В частности, например, сейчас в литературе начали появляться некоторые такие размышления, тревожные такие призывы священников о том,  что как готовиться к причастию мы учим, а что делать после причастия не учим. А ведь именно это является центральною задачею как раз катехизического действия, катехизического обучения. Надобно при введении человеке в церковную жизнь, в уклад церковной жизни, как раз прежде всего обучать его сохранению благодати причастия, и действованию по ней, а значит, соответственно, вниманию к ней, следованию за ней, и соответственно,  в жизни  своей после причастия ориентированной как раз к нему, к причастию, и к исполнению, совершению своей причастности крови и телу Господню. Вокруг этого должна быть вся жизнь человеческая, а вовсе не вокруг приготовления к причастию. Конечно, при этом имеет значение само приготовление, и надо этому тоже обучать, но суть то церковной жизни вовсе не в приготовлении к причастию, а в том, чтобы как раз жить после причастия, равно как не в приготовлении к исповеди, а в том,  чтобы хранить ту благодать, тот мир от греха, который  дается сердцу, и этот мир сохранять, и в этом мире дальше действовать, не поддаваясь греху, не склоняясь и не соблазняясь им. Этому необходимо обучать.

 Вот к сожалению, катехизическая сегодняшняя   так называемая культура, она к этому не ведет. Мы сейчас об этом мало радеем, мы в это мало движемся. Есть надежда, что как-то об этом сейчас, по прохождении этих 20 лет уже такого активного воцерковления, которое Господь даровал нам, мы наконец, задумались и начали беспокоиться об участи таинств, к которым мы прикасаемся. И поэтому, конечно же, третий год обучения у нас с вами, это время как раз переходного периода, где надо научиться этим как раз деланиям. Хотя начаток  этого обучения должен был быть в первом классе. Но это и было, об этом мы и говорили, к этому подвигался весь порядок и уклад нашей жизни в училище, другое дело, что усвоили ли мы это и в какую меру усваиваем. Теперь в третьем классе необходимо посмотреть, усваивали ли или нет, усвоили или не усвоили, и в какую меру мы сейчас следуем усвоенному.

Почему же, все-таки, первый вопрос, повторяю, учение о добродетели имеет перерыв? Сначала в первом классе, потом в третьем? А  потом еще будет,  по  окончании первого класса,  еще будут выпускные экзамены, по учению о добродетелях. Там необходимо будет при подготовке к выпускным экзаменам вновь открыть книги, открыть тетради, открыть видео, записи и на экране прослушать и просмотреть вновь и прочитать все содержание по этому учению.  И  из опыта наших выпускников, мы видим, что  они как бы заново вообще его читают.  Как бы заново с ним встречаются,  потому что при этом оказалось,  что все предыдущие до этого первого  года встречи с учением о добродетелях, и третьего, и уже в ходе 4-5 года мы просто уже по причине знания о добродетелях, они читаемые книги  или же разные другие предметы, или особенно проповеди, они с позиции уже учения о добродетелях рассматривали, смотрели. А теперь, когда они при подготовке к выпускному экзамену вдруг начали читать заново, все эти знакомые уже казалось бы им содержания, они вдруг обнаруживают, что они его вообще не знают. То есть, настолько, оказывается, на  что-то иное они обращали внимание в содержании слушиваемого и читаемого, что теперь только лишь по прохождении 5 лет обучения они открывают для себя те глубины содержания, обнаруживают, что они мимо них прошли. 

 И только с позиций этих глубин уже, тогда, когда эта глубина в человеке пробужденная, идет на встречу этому знанию, и это знание пробуждает эту глубину, и глубина встречается в этом знании с самою собою, и из этой     глубины когда смотришь на  остальное знание, которое как раз было очень актуально в первом классе, потом очень  значимым в третьем классе, очень таким необходимым и важным там в 4-5 классе, ты обнаруживаешь, что, оказывается, эта необходимость и нужность и важность, она имела один цвет и один вкус, совсем иной, чем теперь который, оказывается, надлежит иметь. Но это вот надлежит иметь, оно открылось только лишь вот при подготовке к экзаменам в 5 классе, по завершеиии даже 5-го класса.  Ну и слава Богу, что так происходит. Это значит, что человек действительно находится на пути, то есть он движется в освоении пути Господнего, потому что если знание Церкви, и тем более Священного  Писания становятся для него все более в существе своем для него живым, и значимым, если оно становится его собственным, а это означает, что на слово Церкви и Священного Писания откликается в нем самом все большая глубина его самого устроения, данного Богом при творении Адама и Евы и, соответственно теперь имеющегося у каждого человека. Эта глубина творения, глубина строения человека, данная при творении, она все более оживает, очищается, оживает от тлена, от греха, страстей, и начинает действовать навстречу слову, узнавая самое себя в этом слове. Значит, происходит действительное восстановление человека к Богу. Восстановление его божественной, Богом данную ему природы.

 И более того, при усвоении таинством, при освящении и обожествлении он становится уже и уподобляюшимся самому Богу по действию Божьему в нем, имея в виду благословения Божии : «Будьте совершенны, как Отец Ваш Небесный», и наставления святых отцов сделаться сынами Божиими во Христе Отцу Небесному. Вот задача, с которой мы сейчас с вами идем в земной жизни. Ну вот, поэтому 3-й класс не мог быть во втором, для того, чтобы прийти в некоторую актуальность такого труда над собою, такого отношения к слову и такого характера его восприятия необходимо было как-то созреть, что-то претерпеть в своих жизненных путях, особенно в тех моментах, где идет воцерковление.  Что-то пережить как откровение, потом как утрату, а потом как желание восстановления, и вновь восстановиться, все это надо было пройти. Для этого 2 года надо было как минимум. Теперь, спустя уже 2 года после первичного знакомства с учением о добродетелях, мы снова возвращаемся к нему.

 Разница какая? В первом классе это преимущественно по действию призывающей благодати, значит, там собственных сил человеческих мало было включено, но зато призывающая благодать давала образ яркий и ясный, образ того, как надобно быть  и жить и действовать. Второе, в первом классе мы первично знакомясь с этим содержанием, могли его взять только в знании, и чуть- чуть  в наставлении. Но теперь в третьем классе нам надо, но по естеству уже, мы имеем возможность более глубокого отношения с учением, а значит,  со словом, имея два года освоения уклада церковного, то есть действования в жизни от глубины своего устроения, от своей глубины, прежде всего от нравственной глубины, а дальше от духовной глубины. Теперь мы в 3-ем классе закрепляем это желание и способность от глубины, то есть в укладе церковном жить и быть, в стремлении слушать и слышать, в стремлении затем послужить Богу, то есть свои поступки менять  по заповедям Божиим. Там, где поступки в согласии с заповедями начинают совершаться, и ради этого человек применяет какие-то труды над изменением своего поступка, там собственно говоря, и происходит служение Богу, ибо это не просто там храм построил, икону нарисовал, воскресную школу провел, службу отслужил. Не в этом внешнем действовании, собственно, служение Богу.

 Служение Богу начитается там, то есть собственно служение Богу, там, где начинает быть следование Его слову, потому что если ты служил Богу, то твое служение должно пойти за Богом, и быть с Богом там, где ты перейдешь в жизнь вечную. Если ты под служением имеешь в виду внешнее служение, что сейчас к сожалению , большинство людей так и полагает, то это внешнее служение все останется здесь на земле по твоей смерти, храмы, которые ты построил, или же украсил . или же что-то в них делал, они все здесь остануться. Иконы, которые ты написал, воскресную школу, которую ты провел, все здесь остается. Значит под служением, там, где касается Бога, где мы учимся слушать и слышать Бога, затем служить Богу, затем угождать Богу, оно должно быть таковым, чтобы после смерти  с нами же и осталось, ибо и ангелы служат Богу. Что это за такое служение, которое не является материально земным, то есть оно свойственно ангелам по их строю. Значит, ангелы, духи, значит это свойственно духам, значит, и для нас с вами соответственно  служение должно быть свойственно нашему духу, тем более нашей душе, но  никак не телу. Тело только сослужит по причине вовлеченности в это служение.

 Поэтому учиться, здесь, в 3-ем классе надо воспитать в себе эту потребность именно служения, то есть преображения своих поступков, а значит, соответственно действий, чувств и слов в согласие с заповедями Божиими. Когда мы этот труд начинаем, то мы обнаруживаем, что, конечно же в значительной мере мы вообще не по слову Божьему живем, поступки наши вообще не согласованы со словом Божиим, хотя они нами воспринимаются как добрые поступки, но таковыми они не являются, если мы начинаем их измерять или же освящать  словом Божиим,  заповедями Евангельскими. Ну и наконец, угождение это уже такая внутренняя перемена, которая согласуется с благодатью Божией, там угодно Богу, где мы по Богу начинаем внутренне устраиваться.

 Но по Богу, как это можно узнать, как это по Богу, человек это же не Бог.  И будучи творениями Божиими, мы не можем знать, что значит по Богу, единственно только лишь в своем естестве мы знаем отчасти образ Божий. И конечно же, восстанавливаясь в своем Божием Образе, то есть, восстанавливаясь от тленности, от греха и пленения страстями, в своем естестве, мы, конечно же в этом плане приятными становимся Богу. Но собственно угождение начинает быть там, где Божий Образ входит в нас, собственно сам Божий Образ. Как же это может тогда быть, если Бог это не люди, и не человек, и от человека до Бога непревосходимая, непревзойденная пропасть? Это возможно только тогда, когда Бог нам сообщит Себя, именно это и происходит в действиях благодати со стороны Святаго Духа. Поэтому там, где Дух Святой начинает нам сообщать образ действий по Божьи, только тогда именно действием Святаго Духа, действием благодати мы этот образ начинаем узнавать, поэтому какие бы мы умные по человечески не были бы, и каких бы Богословских книг бы  не прочитали, мы  Образ Божий по Божьи все равно узнать  не можем,  пока не придет благодать, и не откроет нам  это же нам известное богословское слово.

 Тем более никакими практическими движениями  своей души, других отправлений души как сердце,  или же воли, или даже отправлений своего духа, совести своей, мы не можем знать Божьего исполнения тех или иных Его заповедей, это знает только благодать Божия, это знает только Святый Дух, и по благодати только Он может нам сообщить это. Поэтому Духом Святым все дарования, Духом Святым вся разумность человеческая. Вот когда начинает быть радение о участии Святаго Духа, с этого момента начинается угождение Богу. То есть мы начинаем Богу угождать, потому что в нас уже  начинает действовать благодать Святаго Духа. И по этой благодати совершаемые действия, они Богу угодны, потому что они уже Божии.

Третий класс это труд над тем, чтобы опыт такого служения и такого угождения Богу, был как-то нами с вами пережит. После третьего класса, остальные классы это уже первая проба, это когда человек этот опыт переживет по причине того, что училище его к этому подвигает, создает ему необходимые условия, требует от него , напоминает, зовет,  плюс человек за этими видимыми и слышимыми действиями со стороны училища, то есть преподавателей, воспитателей, священников, начинает слышать, что, оказывается, и Господь все время об этом же,  и к этому и зовет, призывает,  и толкает. Когда это человек услышит, что, оказывается, благодать Божия все время толчется в его сердце, то он начнет ориентироваться относительно и  благодати  и наставления училища. Но это все происходит как опыт, потому что это  не от самого человека, а по причине из  вне действующей силы. Так происходит до третьего класса включительно, а 4  и 5 класс это конечно время, когда начинается первая проба, то есть человек сам уже хочет этот опыт повторить. Он сам уже идет от себя в исполнении пережитого в опыте, и начинается собственно его личный труд по воцерковлению.

  Конечно, основы, и начало этого труда полагаются в первых, третьих классах, но особо от него, особенно лично это совершается в 4-5 классе. Все ли закончившие третий класс готовы дальше сразу идти в 4, 5. Ну вот опыт показывает, что далеко не все. Часть и значительная часть наших выпускников, они, завершив 3-й класс, полагают, что  с них достаточно, довольно. То есть никакой первой пробы у них не возникает, личной потребности повторить опыт, пережитый в первых-третьих классах не возникает. Более того, даже некоторые, какой-то процент, примерно четверть студентов успевают еще устать от трудов училищных, и поэтому рады, что  наконец закончилась учеба. Они уезжают и живут так, как получается, как придется. Лишь другая четверть учеников сразу после третьего класса имеет сама лично, от себя уже идти и совершать действия первого класса.

 В этом году, 19-й год уже жизни училища, мы встретились с неожиданным поступком, который совершила Надя Павлова, то есть мы все знаем о уразумении знаний, которое состоит из трех этапов: первое, это некоторое содержание услышать как знание, потребное тебе, затем пойти в жизнь и в жизни пережить то, что ты узнал. И затем уже, имея этот опыт жизненный, снова вернуться к этому же знанию, и это же самое знание перечитать или же заново его прослушать в записи. И тогда вдруг человек обнаруживает, что первое его восприятие знания, было совершено иным даже, каким-то секулярным, то есть узким, усеченным. А то, что он теперь,пережив опыт этого же знания, возвращаясь и начинает его читать, он обнаруживает  в нем такие тонкости, такие глубины, каких при первом чтении он вообще близко даже и не мог видеть, и он действительно этого не заметил. Более того, когда он начинает прослушивать занятие, он тогда обнаруживает, что, оказывается, преподаватель говорил ему об этом, а он это как-то  и пропустил мимо ушей. Вот такое обновление содержания, которое происходит спустя  по прохождении опытного периода, называется уразумением знания. Уразумение без двух предыдущих действий не может произойти, то есть без первичного восприятия знаний, без опытного его осуществления. И только при втором уже прочтении или прослушивании этого знания, он вдруг начинает уразумевать в нем то, что он не разглядел в первый раз.

 Ну вот об этом практически все 19 лет все наши студенты знали и слышали, и более того, как-то отчасти и применяли в своей жизни, но тот поступок, который сейчас сделала Надя Павлова, он конечно сейчас поражает, удивляет. Она вдруг подала прошение по окончании 3-го класса, прошение не в 4-й класс, а в первый. То есть прошение в 4-й класс- потребность пробы, то есть когда человек от себя лично хочет повторить опыт,  пережитый им  в первых трех классах. При этом одновременно дальше продолжая двигаться по обучению. Надя же подает прошение в первый класс, для того, чтобы то, что  ей преподавалось в первых классах, заново сейчас услышать и прочитать. То есть, не идя за последующим содержанием, то есть в 4-м, 5-м классе, вернуться в первый класс для повтора. Это проба, в чистом виде проба первая, и она в прошении своем так и написала: « ради уразумения того, что было в первом классе, я прошу меня снова зачислить в первый класс». А решение это созрело у нее, кстати, как раз, во время подготовки к экзамену по добродетелям в 3-м классе, когда она в 3-м классе вновь открыла книги по добродетелям, свои тетрадные записи, начала слушать видеозаписи тех или иных занятий. И она вдруг уразумела, что практически самое существенное, и большее из того, что ей давалось, она просто пропустила настолько, что даже и не помнила о том, что это было. И при подготовке к экзаменам воспринимала заново как небывшее для нее в жизни.

 Это открытие, которое она пережила, и при этом внутренняя жажда и радость от того, что она сейчас читает при подготовке к экзаменам,  как это все содержание вдруг оказалось для нее жизненно дорого, животворно, вывело ее к этой необходимости снова прийти в первый класс. Таким образом, чтобы как-то действенно было воспринято учение о добродетелях, оно не может читаться подряд, 1-й, 2-й класс. Больше даст пользы, если оно прочитается через год, в 3-ем классе.  Потом после третьего класса будет опять перерыв, в 4-м, 5-м классе у нас нет учения о добродетелях, и уже по завершении 5-го класса выпускные экзамены о добродетелях, где человек уже два года спустя снова вернется к добродетелям третьего класса, а если говорить о добродетелях первого класса, то содержание  о них он снова начнет осваивать… Да, вот это основной момент, о чем мне хотелось сейчас сказать в начале нашего выхода на вторую часть учения о добродетелях.

 Теперь в первом классе учение о добродетелях преимущественно преподается как учение  о естественных добродетелях, и в связи с восстановлением, а значит, очищением естества обращение к благодати Божией, соответственно освоение уклада церковной жизни с его молитвами, богослужениями, таинствами, исповеди,  покаяния, соборования, но преимущественно все-таки внимая естественным добродетелям. Дальше, в третьем классе мы сейчас будем уже двигаться в добродетелях собственно церковных. То есть разница какова? Естественные добродетели движутся силою совести человека, так как они относятся к естеству человеческому, то вот это прежде всего нравственные добродетели, в том числе, к стати, способность слуха, потом дальше служения и угождения, это тоже добродетельные качества человека, которые даются человеку по призывающей благодати, он как раз ею пробужденный начинает свое воцерковление. Опытно это сильно пережито в призывающий период, а соответственно, если это попадает на время первого класса, значит известно опытно и в первом классе.

 Но основной труд все-таки происходит над восстановлением своих естественных добродетелей, прежде всего призваний жизненных, которые составляют нравственное ядро человека, это призвание сыновства, супружества, родительства и гражданства. Благодаря этим призваниям, призваниям любви, человек образует семью, затем входит в различные собрания и сообщества внесемейные, в том числе такие, как  трудовая артель, община, слышит и действует в своем отечестве, и дальше в Церкви. Отсюда внимание к свойствам каждого из призваний, призвания сыновства там, четыре свойства материнства, четыре свойства отцовства там, и так далее. И до узнаваемости изучение этих свойств для первого класса, ну и плюс общие нравственные дарования добродетелей, которые даны всякому человеку, как его личное добро. Правдивость, искренность, честность, совестливость  как основа вообще всей добродетельной жизни. Стыд, тоже  который  имеет какое-то значение на период призывающий и переходный. Чувство долга.

 Соответственно, встреча с глубиною устроения человека, это 7 уровней естества человеческого, или 7 глубин человеческого устроения. Я просто напоминаю их еще раз: это содержательная глубина, самая поверхностная и самая внешняя, но при этом самая обширная, затем прикладная глубина, затем душевная, за ней следует глубина деятельная, затем собирательная, потом дисциплинарная, то есть глубина ответственности, и наконец, нравственная глубина. Вот 7глубин, какие есть в человеке. При этом, если мы эти глубины изобразим в виде круга, и внутри него  кругов, которые приближаются к центру, то мы увидим, что самая обширной уровневой  глубиною будет обладать как раз содержательная глубина человека. А самая малая по объему будет глубина нравственная, то есть объем иформативный что ли, или как сегодня принято благодаря всем компьютерным всяким разным делам обсчитывать в виде разных там единиц информации, то самая емкая по единицам информации является как содержательный уровень человека, содержательно- умная деятельность, поэтому она почти не имеет границ. Особенно если еще у человека феноменальная память, так он вообще может целую библиотеку мировую содержать в своей памяти, в своем рассудке. А вот чем глубже он идет к себе самому, тем проще и лаконичнее то есть в своих проявлениях и силах жизнь человека, и самая такая простота, и в то же время точность действия и ясность поступка свойственна как раз нравственной глубине. Ну а здесь, видите, всего лишь 4 призвания и небольшой объем нравственных добродетелей. При этом каждый из глубин имеет свои добродетели, ну и всему этому было посвящено обучение в первом классе.

Третий класс это собственно уже добродетели уже  собственно  церковые,  то есть те добродетели, которые совершаются не как очищенное естество в человеке, а совершаются при действии, содействии благодати Божией, то есть если мы в третьем классе пребываем на переходном периоде, то как раз переходный это значит переход от призывающей благодати к благодати содействующей, а значит, как раз к тем добродетелям, третий период воцерковления, это будет период содействующей благодати, а соответственно, освоение добродетелей церковных,  в которых естеству человеческому содействует благодать Божия, и добродетели уже становятся не просто делом естества, а делом облагодатствованного естества. Поэтому, например, слово «терпение»  или же добродетель терпения, свойственно естеству, Но иное терпение естественное, и иное терпение облагодатствованное. Послушание тоже свойственно  и естеству и как церковная добродетель,  церковной жизни. Так естеству, например, очень ярко это свойственно детям, они рождаются и живут первое время вообще в послушании родителям. То есть это свойственно естеству, даже поврежденному. Но оно уже свойственно и облагодатствованному естеству, и становится уже послушанием собственно церковным, по причине того, что благодать пребывает с естеством, уже действует. К чему это ведет? Там, где благодать, там нет греха.  Там где благодать, там вытесняется страсть, там где благодать, там действует свет, и  начинает рассеиваться тьма. Соответственно, при благодатном исполнении того или иного отправления человеческого , значит той или иной добродетели, человек это  совершает очевидно бескорыстно и очевидно в присутствии большего добра, нежели он имел от себя по естеству, по тому, что при нем и с ним действует еще добро Божие, благодать.

 Сегодня мы познакомимся с вами с учением аввы Дорофея о созидании и совершении душевного дома добродетелей. Душевного, то есть в душе совершаемого дома добродетелей, но совершаемого по благодати. И вот здесь он приводит очень яркий и живой такой пример. Ну яркий пример,  живым наверное он потом делается, когда мы начинаем его узнавать в жизни. Пример дома добродетелей, который выстраивает человек. Сперва, говорит авва Дорофей, «должно быть положено основание, фундамент, то есть вера». Мы с вами знаем, что вера по благодати, без благодати вера это просто религиозное чувство, не собственно вера. Та вера, про которую говорит апостол Павел в своих посланиях, это не религиозное чувство Бога, и не религиозное отправление к Богу. Это именно вера, то есть по благодати пробужденное расположение к Богу и жажда ведать Бога, и она живет в человеке до тех пор, пока в нем действует благодать веры, благодать Духа Святаго.

 Когда человек, даже уже на путях своей церковной жизни начинает все больше отдавать преимущество своему человеческому естеству,  а в нем тем более еще преимущество своему индивиду, то есть самости своей, гордости, самодеятельности, самостоятельности, самонадеянности, решимости от себя действовать, и собою, то тем дальше он отодвигается от Бога, то есть тем меньше он нуждается в самой благодати, он как-то перестает слышать потребность в ней, и будучи, особенно нынешние церковные люди, вообще не воспитаные на том, чтобы следовать благодати, и неразвитые в чуткости к ней, не развитые в сочувствии к ней и участии в ней,  просто не формировалось это во внутреннем делании человека, пока он пребывал в призывающей благодати, а тем более когда он перешел в переходный период. То в большинстве своем люди конечно, отдавая дань своему человеческому, просто теряют всякие отношения с благодатью, а значит, отношения со Святым Духом. И даже  предуставляющее  действие благодати Божией, то есть приуготавливающей  их,  оно, оказывается,  не в силах удержать человека от этого катастрофического падения в ценности мира сего и опять в свою собственную человеческую земность, в которой он свою жизнь проводит,  все больше принадлежа земле, и чувствуя  себя земным человеком,  а значит, в себе самом, по составу своему земным. И конечно же вместе с этим отпадением отношения со Святым Духом, теряется вера, остается только одно религиозное чувство.  И вот он, будучи религиозно-православным человеком,  совсем не церковным, кстати, слово « церковный человек» он как-то начинает с этого времени отлагать от себя, отодвигаться  от него, и даже немножко пугаться от него.

 И даже я помню в некоторых дискуссиях, вот например, педагогику, как назвать : «православная педагогика», или «церковная педагогика»? Мне пришлось участвовать в этой дискуссии, то есть в Троицко-Сеогиевой лавре в собрании достаточно такого авторитетного числа людей, которые решали вопрос о том, быть или не быть вообще педагогике в семинариях, и тогда как ее назвать, то ли  она должна быть педагогикой православной, то ли церковной. Слово «православная» озвучили почти все участники этого семинара, а слово «церковная» единственно только с моей стороны оно озвучивалось. Я как-то попытался его все-таки раскрыть и убедить, что мы должны не столько о православной педагогике говорить, потому что это педагогика, это фактически знание о том, как помогать детям в их воцерковлении, детям, подросткам, молодежи, именно в воцерковлении, а соответственно это должно быть церковное. Но как- то это не очень было услышано, вообщем, так согласно кивали головами, но все-таки  в конечном итоге все склонялись, что это слишком уж трудно, а православная, это понятно, тем более это в семинарии, там задач по воцерковлению никто не ставит, а основная задача это передача знаний учения о Церкви, учений собственно, самих знаний, и поэтому как знание, конечно же это православное знание, а не церковное.

 Как церковное оно требует уже жизни по нему, как церковное, оно требует уже живых отношений с благодатью, а значит со Святым Духом. Но так как в семинарии не ставят такую задачу перед собою, формировать в человеке такое расположение. Она конечно об этом говорит, она призывает к этому, но специального воспитания в эту сторону, устроения каких либо действований именно  в эту сторону, даже простого присутствия настоящего духовника, который бы следил и руководил духовно жизнью,  то есть отношениями со Святым Духом, с Его благодатью, такого нет в семинариях, поэтому исходя из всего этого вот аппоненты все все-таки настаивали на слове «православная» педагогика. Да, и в конечном итоге так оно и утвердилось, сейчас в семинариях преподается педагогика как православная педагогика. Слово «церковная» педагогика все больше и больше становится для людей неким непонятным словом, а почему так. Они чувствуют какое-то противопоставление слову «православная», чувствуют противопоставление. Слышите, то есть это уже некоторое такое внутреннее апостасийное состояние, в котором все-таки уже действительно человек  далек от Святаго Духа, а значит, фактически, он уже не верующий, он религиозный, но не верующий, потому что в нем нет действия благодати, и от которой только вера человека.

Авва Дорофей говорит, что в основании нашего дома добродетелей, должна быть положена вера, то есть по благодати совершаемое отношение с Богом. Первое- потребность в Нем, второе,- движение Ему навстречу, третье,- пребывание с Ним, четвертое-, пребывание Его в нас. И это все делает вера. А уже по причине веры разворачиваются две другие добродетели: уже надежда, и соответствененно  дальше уже высвобождается в естестве человеческом свобода, которая, кстати, дарована Богом человеку  в таком качестве, что именно в свободе человек ищет Бога, в свободе он хочет единения с Ним. Свобода подвигает его к единению  с Богом. После грехопадения произошло извращение свободы, и теперь человек под свободой разумеет самостоятельность и независимость чего –либо внешнего. В действительности это совершенно противобожное явление свободы. Это не та свобода, которую дал человеку Бог. Богом данная свобода, она со стороны человека подвигает его быть едино с Богом. И он ничем не ограниченный, ничем не стесненный и не запутаный, свободно устремляется к Богу. Вот это устремление в свободе  к Богу и есть собственно свобода. И свободное пребывание с Богом, единение с Богом, это и есть свобода. Свободное уступление Богу в себе место Ему, особенно в таинстве причастия, и  в конечном итоге в обожении, когда уже не я, но Бог во мне , это тоже свобода. Только свободой это можно сделать, свободой только это можно совершить.

Так вот, явлением свободы дальше при свободе и открывается в человеке затем любовь к Богу, которая есть действие опять же  еще более вышеестественное действие благодати Святого Духа, где Дух Святый сообщает человеку Свою, Святаго Духа любовь к Сыну-Христу. Между лицами Святой Троицы действует любовь, Сын любит Отца, Отец любит Сына, а Сын любит и Духа Святаго, и Дух Святый любит Сына, и Отца. И поэтому эта божественная Любовь Духа Святаго сообщается человеку в его любви к Сыну, и божественная любовь Сына затем дальще сообщается человеку как любовь к Отцу Небесному. Никто не может познать Отца, кроме как Сын, сказано в Евангелии, и кому Сын хочет открыть. Так вот,  Он открывает, это значит Он передает человеку свою Бога Сыновнюю любовь к Отцу Небесному. И нету другой любви, про которую говориться в добродетели о любви к Богу, как таковой любви, Божественной любви к лицам Святой Троицы, которая передается нам от Самих же Лиц. Никак по другому и ниоткуда она взяться не может. И поэтому когда мы говорим о трех добродетелях: вера, надежда, любовь, то речь идет о добродетелях вышеестественных, Божественных, Божеских добродетелях, когда Дух Святый во-первых, сообщает нам веру, то есть открывает нам  Себя как Бога, открывает нам Христа, открывает нам во Христе Отца Небесного, это вера в ее действовании в нас. Затем Дух же Святый направляет нас ко Христу и к Отцу Небесному  уповать на них, надеяться на них, потому что это действие надежды и любви упования, оно тоже Божественное, это действование Духа Святаго в нас, которое уповает вместе с нами на Сына,  на Христа, и на Отца Небесного. И наоборот,  на  Отца Небесного и на  Сына. И затем, эта Божественная любовь Духа Святаго любит Бога: третья добродетель любви к Богу, это любовь Духа Святаго к Сыну, и любовь Сына Божьего к Отцу Небесному. То есть то, чего ни один человек, ни Адам, ни Ева по естеству творения не содержали  и не содержат в себе, но что подает и дает им только Дух Святый, и в конечном итоге Сын Отца.

Так вот, авва Дорофей говорит, что первое должно быть положено в основание, это вера. «Без веры,- напоминает он апостольские слова, -невозможно угодить Богу». То есть угодить Богу без благодати, без участия Святаго Духа невозможно, ибо что такое угождение Богу как это по Божьи, знает только сам Бог, то есть Дух Святый. И уже потом на этом основании надобно  строить здание равномерно. Ну вот, и дальше уже авва Дорофей говорит, что вся жизнь человеческая земная, она как раз так Богом устроена, что  и в промыслах Его, что на каждый час, и на каждый день требуется какое-то правдивое перед Богом действие. То есть, а мы реально видим, что действий от нас требуется очень много в течении дня, недели, месяца и года, но одно дело это действие, которое будет совершаться в страстном порыве человека, совсем иное, когда они совершаются в очищенном естестве, и совсем третье вообще, выше всякого второго, это облагодатствованное действие.

 Значит, каждое отправление нашей жизни, начиная с момента, как мы проснулись, и дальше что нам надо делать? Вот тут  и оказывается, можно совершить по страсти, тут же начать вспоминать и мечтать о том, что мне сегодня надо делать, кому отомстить, кого побить, у кого что взять и у кого что заиметь. А может быть по естеству, тут же вспомнить о всех родных и близких, для кого мы сейчас подымемся и будем делать, а можно жить по благодати, тогда сразу же отношения с Богом. И тогда перекрестишься и скажешь,  «Господи, слава тебе, я проснулся для Тебя, или к Тебе». И третья молитва утренних правил будет как раз прямо  об этом говорить, о том, что дай мне Боже совершать дела Твои, не мои, Твои дела сейчас в течение дня. И вот с этим памятованием человек просыпается.  И так весь последующий день, какое движение ни сделай, оно может быть совершено из трех оснований: либо из страстей, либо и з естества, либо из веры. И тогда, если ты будешь их стараться совершать из веры, то тогда это же  облагодатствованные будут уже действования,  и тогда это уже будут добродетели. 

И оказывается, тогда в течении дня потребуется много разных добродетелей совершить, и поэтому здание будет строиться равномерно, то правая стена, то левая стена. То  есть то камень в левую стену кладется, то камень добродетели какой-то, поступок добродетельный, в правую стену, то в переднюю, то в заднюю, вот и пишет авва Дорофей: « случилось ли послушание, человек должен положить один камень послушания, встретилось ли в течение дня огорчение от брата, должен положить один камень долготерпения», при этом он везде и всюду говорит, коль начав от веры, и потом сказав, что угодить Богу, он везде говорит о благодатном исполнении того или иного, той или иной добродетели. « Представился ли случай к воздержанию, должен положить один камень воздержания, так от всякой добродетели, для которой представляется случай, должно полагать в здание по одному камню и таким образом возводить оное со всех сторон, полагая то камень …?. то камень отсечения своей воли, то камень кротости, и тому подобное. И при всем том, должно позаботиться особенно о терпении и мужестве, ибо они суть краеугольные камни, ими связывается здание и соединяется стена со стеною, почему они не отклоняются и не отделяются одна от другой. Без терпения и мужества никто не может совершить ни одной добродетели».

 Почему, спросим мы? Авва Дорофей отвечает: «ибо если кто не имеет мужества в душе, тот не будет иметь и терпения, а у кого нет терпения, тот решительно ничего не может совершить. Поэтому и сказано, в Евангеии от Луки: «в терпении вашем стяжите души ваши». Ну вот о терпении и мужестве  можно так уже более так узнаваемо что-ли сказать, что фактически любую добродетель чтобы удержать, например,  ты воздерживаешься. Пострый день, тебе надо воздержаться, а у тебя вдруг голодные колики начались в желудке. И  от нетерпения этих колик ты берешь и кушаешь того, чего не положено в этот день есть. Ну если ты терпелив, то есть ты можешь потерпеть эти колики, то оказывается, что они какое-то время тебя раздирают, а потом вдруг потихонечку гаснут, гаснут, и угасают совсем. То есть оказывается, есть в естестве человека произвольно от этого естества способность преодолевать эти страстные движения. Не все, и не во всякую их меру, но какие-то и в какую-то меру можно преодолевать. Так вот, например, голодные колики, или жажда такая, которая иногда мучает, попить водички, а у пьющего человека вообще выпить чего-нибудь алкогольного, может перегореть, переболеться, только ты потерпи, но для этого надо иметь саму силу терпения. Ее надо воспитывать. Ну вот мы знаем, что даже в естественных наших действованиях, терпение нам необходимо, без терпения не устоять в принятом решении, не устоять в той добродетели, которая на данный момент сейчас в тебе действует.

 Например, по правдивости ты не можешь соврать, а все вокруг тебя говорят, солги, солги, потому что с одной стороны ты этим самым сам избежишь всяких разных неприятностей, все обойдется, никто ничего не узнает, а с другой стороны ты нас не подведешь, ты не солжешь, скажешь правду, потянут ниточку от тебя, выйдут на  нас, в итоге нам попадет. И вот все начинают на тебя давить. И попробуй в этих условиях удержаться. Что от тебя потребуется? Потребуется как раз с одной стороны терпение, потому что внутренне ты будешь чувствовать в себе  постоянно действующий свой собственный соблазн, тебе  и самому-то хочется убежать от этих неприятностей, или, если ты правду скажешь, сознаешься тем более в этой провинности, то придется нести наказание. Тебе неохота его нести, но вот эта боль предстоящего наказания, это нежелание его, оно начинает точить тебя, и его приходится терпеть. Если ты его перетерпишь изнутри, то тем самым ты все-таки пойдешь и скажешь правду.

 Ну а тут,  оказывается, еще тебя обступают, и все наущают, что иди и скажи правду. И тогда ты вдруг оказываешься перед необходимостью мужества, то есть чтобы пойти наперекор окружающим людям, которые ждут от тебя как раз лжи, и которые и их спасают, и тебя вроде бы отводят от всяких наказаний,  и если ты сейчас согласишься с ними, то ты останешься свой среди них. А если ты не согласишься с ними, и пойдешь скажешь правду, на что тебя подвигает твое добродетельное естество, они вдруг все отвернутся от тебя, да мало того, еще вооружатся против тебя. И вот для того, чтобы понести это вооружение их против тебя, а оно неизбежно будет, требуется мужество. Ты идешь и говоришь правду, в ответ ты получаешь это ополчение окружения своего. В тебя начинают тыкать пальцем,  от тебя отворачиваются, из компании тебя изгоняют, в компании тебя не приглашают,  и т.д. То есть вот это ополчение окружения потерпеть и не понести оказывается, без мужества нельзя.  А значит, тогда правдивость,  если  ты все-таки  мужества действительно  не имеешь, то ты в итоге поддался этому давлению окружающих, то ты тем самым преступаешь свои добродетели. То есть удержать добродетель правдивости ты не смог.

 Поэтому получается, что  не потерпев, ты не удержал добродетель правдивости, потому что изнутри  тебя подтачивала собственная вообще боязнь наказания, и ты эту боязнь, эти муки  боязни, не потерпел. А когда ты предал свою правдивость, потому что не имел достаточного мужества стоять против окружения, то  в итоге ты соврал, солгал, да, все хорошо, все вокруг довольны, но ты пошел против своей добродетели, ты отказался от нее, поэтому авва Дорофей говорит, что в терпении и мужестве только стяжается добродетель.

 Более того, она именно в терпении и мужестве закаляется, и более того, когда мы потом в дальнейшем будем говорить о Промысле Божием,  то мы увидим, что Господь так устраивает события в жизни человека, что в итоге одними событиями Он побуждает добродетель, тут же наплывающими событиями , которые попускает Господь , он подвигает человека к терпению и ждет от него терпения, а вслед за этим  тут же накрывающимися событиями, которые тоже попускает премудрым Своим Промыслом, от тебя требуется, оказывается, мужество, чтобы устоять в этой добродетели. Так происходит воспитание добродетелей.  Значит камни, или добродетели,  которые  ты кладешь в стены здания, не могут быть удержаны, если не будет краеугольных камней, которые сдерживают эти стены между собой. Не имея терпения и мужества, а при этом выстраивая стену добродетелей, ты однажды обнаружишь, что она вся разом рухнет, потому что она ничем не удержана с другими стенами.

 « На каждый камень также  надобно класть известь, ибо если он положит камень на камень без извести, то камни выпадут и дом обрушится. Что же есть известь, говорит авва Дорофей? Это есть  смирение, потому что оно берется из земли, и находится у всех под ногами, а всякая добродетель, совершаемая без смирения, не есть добродетель».  Почему так? Потому что смирением стяжается благодать Божия¸ если благодатью вера, то дальше всякое доброе действие должно быть облагодатствованно, а соберет эту благодать ко всякому доброму твоему делу и поступку смирение. Смирением мы ищем Бога. Смирением мы ищем благодать, смирением мы стяжаем благодать Божию. Смирением мы совершаемся в благодати Божией. Итак «каждый должен все, что делает доброго, делать со смирением, чтобы смирением сохранить сделанное».  Значит благодатным участием, присутствием, стяжанным  с помощью смирения, может быть  сохранено сделанное.

Дом должен следующее дальше, «он должен  иметь и так называемые связи, кои суть рассужденения». Связи еще между стенами, особенно в древних храмах видны везде вот эти вот металические стержни между стенами идут, крест накрест по всему храму под потолком. Это стягивающие связи. Такие связи между стенами  в доме добродетелей у человека в душе, это суть рассуждения. То же облагодатствованное рассуждение, оно утверждает строение, соединяет камень с камнем, и связывает стены, а вместе с тем и придает дому и большую красоту.

Теперь надо возвести кровлю. Что есть кровля в этом доме? «Кровля есть любовь, составляет совершенство добродетелей, так же как и кровля верх дома». А потом, после кровли надо перила вокруг ее положить, потому что если не будет перил, то узаконеное,  написанное всем: « если построите дом и сделаете на нем кровлю, то сделаете около кровли перила, говорится во второзаконии, чтобы дети ваши не падали с кровли». Вот что такое эти дети? Эти дети это наши добрые помышления, эти добрые помышления легко растерять, и вместо них увлечься злыми помыслами. Так вот, чтобы эти дети, добрые помышления, которые рождены любовью, они же на кровле, дети, полностью рожденные любовью, чтобы они у вас не растерялись, не выпали, не попали с кровли, необходимы перила.

 А что такое тогда  перила?  Опять это смирение. Если нет смирения, то ты помыслы добрые не держишь. Вот таков дом, «вот дом и окончен, имеет связи, имеет кровлю, о которой мы сказали, что она есть совершенство добродетелей, вот и окружающие ее перила, и одним словом дом готов. Но не нужно ли ему еще что-нибудь? Да, мы не упомянули еще об одном. Что же это такое? Чтобы зодчий был искусен, ибо если он не искусен, то он покривит немного стену, и дом когда-нибудь обрушится. А искусен тот, кто разумно совершает добродетели».

И вот дальше уже начинается рассказ об искусном строителе, то есть значит о разумном совершении добродетелей. Ну вот это тогда уже вам на дом, это поучение 14-е, в котором вы узнаете о том, каким образом все-таки быть искусным строителем своего дома добродетелей, а значит соответственно в своей церковной жизни, и далее об усовершении нас в добродетелях. Этому всему посвящена 14 глава. И так, она на дом. Всего доброго. 

 

Учение о добродетелях

                       Занятие 2. Путь Божий должно проходить разумно и внимательно

 

Протоиерей  Анатолий Гармаев

Добрый день. У нас сегодня с вами 2-е занятие по учению о добродетелях, 3-й класс. Тема сегодняшнего занятия: о том, что должно проходить путь Божий разумно и внимательно.  Авва Дорофей, поучение 10-е. По нему мы будем сегодня идти и смотреть. Еще раз напомню о том, что вообще путь, как явление жизненное, свойственно всякому человеку, и мы с вами знаем 4 пути, которым благословлен и назначен человек. Это жизненные пути, или естественные, 3 среди них, и четвертый путь это путь Господень. Жизненные пути, это возрастной путь, от утробного развития, от зачатия практически, до смерти, проходя через все возрастные периоды, младенчества, детства, зрелости, старости. Второй путь личностный, это пробуждающиеся призвания естественные, жизненные, то есть сыновства, семьянина и и гражданина, а в семьянине это родительство и супруженство, и наконец, третий путь это путь подвижника. Все три пути между собою связаны. В подвижнике живет способность и потребность уподобления, которая в ребенке сначала проявляется по отношению к родителям, потом к сверстникам, и дальше уже обращается к лучшим людям своего рода, своей общины, своего ближайщего окружения, в котором он находится, школа, или кружок, или секция ли. Затем к лучшим людям своего Отечества, уже всей своей страны, своих современников, затем, лучшие люди Отечества, это люди, в истории себя таковыми явившие, и наконец, лучшие люди Церкви, соответственно праведники, подвижники, и святые.

Эта потребность уподобления, она обращает к подражанию, к следованию за лучшим и большим, чем есть на сегодня   человек в том или ином возрасте, и вместе с тем,  проявляется во внутреннем стремлении к добру. То есть стремление добра и к добру, то есть высвобождающегося добра, а отсюда, соответственно, и потребность высвобождения. Добро ищет высвобождение. Добро, это та способность к делам Божиим, и к делам благословленным совестью, и плюс старшими и большими, чем ты, которые положены природою человека. Господь, сотворив человека по образу и подобию, положил потребность уподобления, как внутреннюю потребность человека. Это означает, что помимо просто внешних устремлений за лучшими образцами, есть еще внутренняя потребность высвобождения из плена страстей, греха, то есть из плена индивидности, самости, то есть потребность самого добра быть в добре. А соответственно, свойством этого оживающего, пробуждающегося добра является как раз желание совершать добро, добрые поступки и добрые дела исполнять. Этим живо само добро в человеке. И в этом смысле мы можем сказать, что Бог сотворил человека вообще как сплошное добро, то есть все в человеке есть добро. Так Господь сказал по поводу своего творения: « добро зело». То есть то, что Он сотворил, очень доброе, то есть «добро зело». И все отправления человеческие есть изначально, по творению Божьему, добро.

 Ну и после грехопадения повреждение человека привело к тому, что добро потеряло свою свободу, а это значит, потеряло свою возможность свободно жить, свободно действовать и быть как добро в человеке. Значит, все добродеятельное, то есть от добра совершаемая деятельность человека, она тоже получила повреждение. И вот чувствовать свою эту поврежденность, чувствовать себя в здравии и из здравия чувствовать себя поврежденным, это есть естественный остаток нравственного самочувствия, который свойственнен еще людям в наше время, хотя мы видим, что в значительная часть народа на земле уже это потеряла, но тем не менее, все-таки особенно в России, и в стране, имеющей православные корни, все-таки это самочувствие добра, а значит своего в начатке здравия, и отсюда желания быть здравым во всем своем естестве, оно есть еще в человеке.

 И вот отсюда идут подвижнические побуждения. Подвижничество не может быть, если нет этого чувства здравости себя самого, а отсюда рождающейся потребности это здравие умножать, пробиваясь сквозь грех, страсти, то есть сквозь падшесть и тлен. Ну вот, даже ребенок, который может и не знать веры, или же люди, которые в период, допустим, советской власти безбожной, не имели возможности открыто веровать, и поэтому даже не подозревали о том, что вера существует, что может быть для них самих. Ну так, видели, что храмы есть, а на самом деле (перерыв?).

 Ну вот, потребность подвижническая, поэтому получается, свойственна с самого детства, младенчества. И  даже  ребенок, он эту жажду быть добрым, а соответственно, тут два момента, кстати: с одной стороны есть внутренняя потребность быть добрым, то есть потребность добра, которая не нуждается ни в какой поддержке внешней, то есть даже одобрения родительского в добре не нужно. А с другой стороны ребенок  в своей соединенности с родителями, и пребывании едино с ними, он и в этом «едино» в почитании родителей, он без них и без их благословения не может в действительности быть. Поэтому есть Божие благословение ребенку быть в этом «едино» с родителями, то есть чтить родителей своих. Эта 5-я заповедь, она поставляет естество детское в это единение с родителями, и отсюда и одобрение родителями его добра, что он добрый, ребенку требуется. Более того, это не внешнее одобрение, а то внутреннее укрепление единения, когда родители к добру ребенка относятся в умножение единения с ним, и ребенка с ним, когда родители в единении с ребенком, и ребенок в единении с родителями. И это укрепление единения, оно является важнейшим, потому как в нем, собственно, жизнь для ребенка.  И жизненность в семье обретается именно через это подкрепляющее единение родителей.

 Там же, где в детях вот это чувство добра потеряно, или же они рождаются таковыми с очень слабым самим чувством здравия и чувством добра, да и родители тоже не вполне сегодня вообще живут в семье этим единением с детьми тоже в этом плане, так состояние равнодушия, и нравственного равнодушия и нравственной дебелости пребывают, то тогда остается последнее, третье, хотя бы внешнее одобрение добра в ребенке. «Я добрый?»-спрашивает ребенок, обращаясь к родителям. «Да, - говорит мать и отец,-ты добрый». И ребенок рад. Это подтверждение получив, он уже дальше продолжает с некоторой уверенностью совершать свое добро, потому что предыдущее, оно в нем подкреплено и подтверждено. Так вот, все это говорит о добродетельной природе человека. «Добро зело» весь  человек, но к сожалению, видите, из-за повреждения и отсюда явившейся индивидности человека приходится за это добро в себе самом воевать, не только самому, но и всему окружению, с которым человек пребывает едино. Ребенок со своей семьею пребывает  в единении по внутренним, природным, нравственным свойствам, а уже юноша и далее взрослый человек, пребывает в единении в гражданском своем призвании в единении с ближайшим окружением сотрудников, это на работе, соотечественников и соплеменников. Соплеменников - это в роду, соотечественников - это в своем городе, поселке, деревне, и в  конечном итоге, с соотечественниками в своем отечестве, то есть в стране в целом. И наконец, единение церковное, где в Церкви человек пребывает едино со всеми братьями и сестрами в вере. Едины верою, то есть благодатью,  по которой вера в человеке.

 Ну вот, поэтому когда мы говорим сейчас о естественных путях, то получается, что Господь в естестве человека сотворив добро зело, положил ему на земле , правда это после уже грехопадения, получается, вышло, положил ему постепенное развитие и восхождение. Развитие - это внутреннее оживление всех составов человека добрых, и освоение в них присущего добра и освоения соответственно деятельности, доброй деятельности, добрых дел, исходящих  из этого добра. И это имеет свои этапы и свое возрастание. Отсюда в каждом из жизненных путей, возрастном, личностном и подвижническом, есть свои периоды возрастания, то есть внутреннего пробуждения и оспособления к совершению добрых дел, и наконец, к стоянию в этом добре. Это  развитие.

А помимо этого еще в самом возрастном пути идет еще и внешнее созидание, то есть созидается при этом различные предметы, вернее различные строения, которые человек совершает. В возрастном пути это созидание сначала семьи, удержание и хранение не только себя в семье, но и семьи как таковой вокруг себя, затем тех разных человеческих подразделений, которые появляются уже у юноши взрослого по выходу из семьи, в его гражданских путях. Это работа, куда он выходит, идет, тоже становится созидателем данного завода, фабрики, данного магазина, данной поликлинники, данного учреждения. Какое бы он место там не занимал, какую бы должность он  там не занимал, он с одной стороны является по этой должности выполнителем тех или иных обязанностей ради устроения в целом всего учреждения, а с другой стороны, он является при этом и радеющим об учреждении в целом. Более того, из этого радения об учреждении в целом его особое старание и качество труда на своем участке. Потому что, если будут изъяны на его участке, то и учреждению в целом будет худо. И так в целом даже, уже и по месту, где он живет, район, город, деревня, и соответственно, устроение всей страны, хотя он может всего лишь навсего быть простым работником на каком-то определенном месте, но работник, который не чувствует страну как целое и на этом месте созидательным действием не участвует в общем созидании всей страны, такой работник, конечно, маленький по человеческому своему развитию. Он не развит, не сформированный как полный человек, и поэтому он там сыном своей семьи  может быть был и очень искренним продолжает быть сыном своих домашних, родителей, а вот сыном своего города, своей деревни он не стал, возможно, что до этого и не стал сыном своего рода, тем более он не стал сыном своего отечества.

Значит вот такое продвижение на путях, оно требует от каждого из нас с вами соответствия по свойствам и качествам того или иного периода на данном пути. Так, младенец, оказывается, по естеству сотворен Богом в определенные дарования, и этим дарам необходимо пробудиться и развиться в том или ином возрасте. Каждый возраст имеет свой набор дарований, свой набор развивающихся, высвобождающихся из тленной  поврежденности составов человеческого естества, которые в этом возрасте именно благословлено Богом особенно очистить, развить  развиться в них. Отсюда, оказывается, у каждого возраста есть свои задачи развития, и в этих задачах есть свои свойства, которые подлежат развитию в данный период, и  свои добродетельные начатки, то есть   сами добродетели, то есть то добро, которое дано Богом человеку для этого периода в этом возрасте, и оно должно получить свое развитие. Ну и соответственно на личностных путях мы это тоже явно видим, там сначала сыновство, практически до 15 лет, в некоторых народах там девочки уже в 14 лет выдавались замуж. Ну а так, по современным уже характеристикам это 16-17 лет это уже тот нижний предел, когда человек обретает уже супружество. А дальше после супружества в скором времени обретается уже родительство, при этом еще будучи в сыновстве в малом возрасте, ребенок уже осваивается в гражданстве, то есть уже пробуждается в нем гражданство.

 И каждое из этих жизненных призваний, которое в свое время пробуждается и в свое время влечет человека на исполнение своего, оно имеет свои свойства, свои качества, им надо соответствовать. Не говоря уже о том, что сами по себе эти жизненные призвания внутри себя на путях жизненных тоже имеют свое развитие. Так супружество, оно  имеет свои этапы развития к усовершению супружества, родительство тоже имеет свои этапы до своего усовершения родительства, вплоть до глубокой старости, потому что рождение детей может быть совершаемо человеком практически до 50, даже до 60 лет. Ну и от сюда Богом благословленные семьи это  обычно многодетные семьи, соответственно вот родительство имеет такую продолжительность пребывания. Значит ли это, что оно с самого первого ребенка, и до десятого или пятнядцатого ребенка, оно одно и то же?  Нет, оно получает в развитии все новые и новые качества, и новые и новые свойства, и вот соответствовать этим свойствам, это возможно, если человек трудится над собою, и все окружение трудится над тем, или помогает ему, чтобы он это все освоил. Значит, поэтому сами по себе жизненные призвания, личностный путь человек это тоже добро. Это та добродетельное начало в человеке, которое  положил Бог в человека, в его естество, и которое  составляет фактически основу жизненного пути человека. Ну уж не говоря тогда уже дальше о подвижничестве, о котором мы сейчас чуть-чуть сказали.

 Так вот, среди всех трех жизненных путей преодолеть падшее начало в человеке и падшую власть, вернее тленную власть и власть греха и страстей практически невозможно без Бога, практически невозможно. В уме, в представлениях умных, да, многие люди полагают, что они уже то преодолели, это  преодолели, не подозревая об обольщенности своего многознающего, особенно по современному многознающего ума. И человек когда весь живет в уме, и в умной силе своей, а по глубинам, или уровням своего устроения пребывает в содержательном устроении своем, то ему кажется, что все достижения содержательного характера, которые он обретает в виде знаний, сначала сторонних, потом знаний о себе самом, потом знаний, узнаваемых в самом себе, он полагает, что будто бы это он весь и есть. И тогда, через это все более умножаясь в знаниях, или же  умея оперировать этими знаниями с самим собою, это опять же в своих представлениях и в своем мировоззрении, полагать, что он всю работу над собой проделал, и вот теперь он уже и подвижник, и уже он и праведник, а там дальше он еще и святой, ну не весь, но во всяком случае, но вот в этих отправлениях он уже добродеятелен, а поэтому в высшей степени себя… Хотя по другим еще много надо трудиться, и он это сознает, он над тем  трудится, но вот здесь вот  он точно добродетельный, но подозревая, что никакой добродетели там в принципе нет, так просто обольщение собою, и (запрежи?...), полные соединенности, или же включенности в содержательную жизнь себя самого и неподозревание, в каком состоянии пребывают все остальные его глубины. Их ведь 7, а 8-я еще и духовная глубина, он к ней даже не добирался, а помимо содержательной, остальные 6 глубин, им даже  и не тронуты, он их просто не ведает, и не сознает и не отдает себе отчета в них, поэтому, естественно, ни о какой работе над ними, или же по их очищению, по их развитию, по их высвобождению в Богодарованном  образе, какая речь могла бы быть у него? Ее и не было.

 Таким образом, преодоление в себе такой  индивидности, самостности, а в обиходе это мы говорим, преодоление греха и страсти, возможно только при помощи Божией, и только в Его, Господней Христовой церкви, где Он положил за нас подвиг искупления, совершил это искупление Своими муками страдания и смертью, и только в воскресении Господнем мы обретаем вместе с Ним это высвобождение и свободу от власти греха и страстей. Нету другой возможности высвободиться из греха, нету другой возможности восстать в развитии в своем богодарованном естестве, кроме как через Христа воскресшего, соединяясь с Ним в Его воскресении.

 Отсюда появляется четвертый жизненный путь человека, это путь Господень, и поэтому просто осуществиться естественно в жизненных путях, какой бы ты подвижник не был, хотя мы видим, что разные люди других религий, они, имея все естество, какое есть, и поэтому лучшие из них и наиболее одаренные в трех жизненных естествах, в жизненных путях, конечно же имеют в себе и путь подвижника, и в этих подвижнических трудах достигают удивительных вообще плодов. То есть труд над собою, высвобождение своего естества в возможности и способности совершать поразительные дела, с одной стороны чисто телесные, например там те же самые подвиги спортивные, достижения в спорте, которые сегодня демонстрируют спортсмены, не все из них от гордости это делают,а вот сейчас наш пример удивительный Федора Емельяненко показывает, что человек вообщем-то нравственный, более того верующий, церковный, и значит и в спорте то  он живет по естеству не от злости, вот что поразительно. И значит, его подвижничество дает такие потрясающие результаты телесного его  развития,  не говоря уже там о разных егических достижениях, которыми  владеет Восток, это в естестве человеческом они открывают нам, оказывается, вот в какую  поразительную, поражающую нас способность и возможности, оказывается, Бог сотворил всякого человека. А подвижнические дела  у них очень высокие.

 А уж  когда мы обращаемся к различному подвижничеству в отношении к душе, то во всех религиях есть аскеза, это подвижническая аскеза, откуда она? От человеческого жизненного пути подвижника. Исправленного Богом? Нет не исправленного, потому что они к Богу, то есть ко Христу никакого отношения не имеют и в  иных верованиях пребывают, и поэтому иному Богу поклоняются, и соответственно тот иной Бог не может им дать высвобождение в их естестве человеческом в совершенную правду, как это у Бога, как это возможно в православии, где только Христос может совершенной правдой высвободить естество. Тем не менее, вот то смирение, которое они демонстрируют в своем характере, ту кротость, например, эти восточные монахи, если кто имел с ними общение, то какая-то удивительная послушливость, которая в них есть благодаря этим подвижническим трудам, она поражает порой, и при этом  она на  столько иной раз видна, на фоне нашей европейской сегодняшней удаленности от этих добродетелей.

В том числе и монашество наше, особенно русское здесь, на Руси, новое монашество, оно тоже даже близко ничего не имеет того, что иной раз демонстрирует в своих поступках монахи восточные. И не только монахи, но и монахини восточные таких там Непальских, Тибетских. Мне не приходилось встречаться с Китайскими и Японскими монахами, но я встречал и знаю Непальских и Тибетских монахов, и плюс Монгольских таких подвижников, женщин даже. Ну и конечно, образцы эти поразительные, то есть это то, что возможно, оказывается, на путях человеческого подвижничества совершать. И тем не менее, мы должны отдавать себе отчет в том, что это высвобождение естества в такие удивительные образцы, оно не происходит до конца, оно в основе своей все равно остается самостным, в основе своей остается гордынным, страстным. И эту основу уже преодолеть никак по- другому, как через Господа нашего Иисуса Христа, невозможно. Поэтому не вступив в православие, не сделавшись в итоге церковным человеком, не просто религиозно-православным, а церковным человеком, практически это все преодолеть невозможно. Отсюда правда, собственно, спасения для нас с вами реальна и возможна только на путях Господних. Значит, необходимо в жизненных путях обрести еще путь Господень. При этом не в умозрении, а в реалиях своей жизни, то есть значит, в осуществлении реального церковного уклада, то есть в реалиях уклада церковного.

 Вот это все надобно иметь в виду, когда мы обращаемся к авве Дорофею. Те, к кому было обращено слово аввы Дорофея, им не надо было обо всем этом говорить, потому что это были его ученики, то есть это чада его как духовника, более того как аввы монастыря, это были монахи его монастыря, пришедшие к нему как к авве своему, и вокруг него собравшись, сплотившись, они образовали  монастырь-семью, монастырь-общину. То есть то, что сохранилось сейчас в Греции, этот тип монастыря древний и собственно истинного вида монастыря, он еще  в Греции сохранен, когда монахи собираются не просто на какой-то монашеский устав, а собираются к конкретному уже подвижнику, который имеет какие-то плоды в своем подвижническом пути, и его поставляют себе в духовного отца, руководителя, наставника, и в послушание ему вверяя себя, уже учатся сами проходить жизненные пути в путях Господних, то есть выходить в жизненных путях на пути Господни.

 И уже дальше следовать только путями Господними, потому что монашество это уже отложение, собственно, второго жизненного пути, это личностного в семейном и гражданском его исполнении, и выход уже  в совершенный путь, то есть где монах идет прежде всего путями Господними. Но в силу того, что он продолжает быть на земле, и оставаясь в теле , он имеет еще и возрастной путь. Но только качество и свойство монашеской старости, или монашеской зрелости, они иные, чем у мирянина. Равно и подвижничество его тоже имеет уже  иной характер, и к иному направлено, чем у мирянина. Если у мирян подвижничество направлено во исполнение и совершение своего личностного жизненного пути, то есть быть искренним и в конечном итоге совершенным отцом, матерью, мужем, женою, сыном кровным, сыном гражданским, то у монаха это подвижничество полностью обращено на подражание Христу, и совершение своего жизненного пути уже путями Христовыми. То есть это внутренняя брань со всеми своими остатками страстей и грехов, а затем уже наряду с этим все более и более проявляющаяся брань с теми силами, которые страсти поддерживают в нас. Это нечистые силы, то есть бесы, демоны, и сам дьявол,  тогда борьба с ними, поэтому монаху они конкретно могут являться и вступать в реальную конкретную борьбу не через страсти только. Хотя поначалу приходится ему сильно воевать со страстями, и сначала не подозревая, что за страстью стоит бес, потом обнаружив, что за страстью стоит бес,  уже воюет со страстью и с бесом. А потом уже, в конечном итоге, вообще  воюя уже просто с самими бесами, потому что страсти умерщвлены, угашены, так что бесам уже нечего собственно возбуждать-то в монахе. И тогда бес уже от ярости и злобы открыто уже является монаху и тогда уже вступает с ним в прямую уже схватку, не через страсти его. Ну вот это уже путь Господень, совершаемый монахом. Так вот, авва Дорофей конечно же свои поучения говорит именно таковым своим чадам, в монастыре,  который так устроен, вокруг своего чада, то есть монастырь семья, монастырь-община, реальная община, которая имеет своего авву, то есть своего духовного отца и в послушание ему совершает весь путь, который Господь дает через него и он сам посвящает через свой опыт  в этот же путь своих послушников и учеников.

 У нас в России, к сожалению, сейчас тип монастыря совсем иной, сейчас монастыри собираются вокруг устава монастырского, поэтому в послушании уставу живут. А отсюда  и такая легкость смены игуменов монастырей, там перемещение их с места на место, и вообще, разбиение самой духовной покаяльной семьи, которая может начать образовываться в монастыре, но буквально движением какой-нибудь власти церковной может быть разрушена, потому что либо чадо куда-нибудь удалены в другое место, либо наставник вдруг перемещен в другое место. То есть как-то нет этой внутренней ревности и чувства ценности как раз именно покаяльной семьи, или же семьи общинной, семьи духовной. Вероятно к этому придет Россия, потому что уже сейчас, особенно при обсуждении монашеского устава и правил монашеских, которые сейчас Патриархия благословила, и в Епархиях вроде бы идет обсуждение, и в интернете сейчас появляются то одни, то другие рассуждения по этому поводу, и есть целый ряд уже таких серьезных слов в защиту и в восстановление монастырей как  покаяльной семьи, как семьи одного наставника.

 Хотя дело это для  нас, я думаю, почти уже невозможное , потому что собственно вокруг кого собираться то? Наставников почти нет, а то число, которое есть, они же не могут собрать вокруг себя всех остальных, кто сегодня жаждет монастырской жизни, поэтому так или иначе, все-таки по-видимому, уставной характер в монастыре так и останется. Но важно, чтобы при этом, где возможно, зарождение монашеской семьи, чтобы это не только приветствовалось, но и поддерживалось бы  со всех сторон, и было бы чтимо и как-то хранимо всеми вокруг и вообще в церкви нашей Российской.

Ну вот, все это имея в виду, мы должны сейчас ясно разуметь, к кому обращено слово аввы Дорофея. Значит, они не нуждались во всем этом предварительном слове, которое мне пришлось сейчас сказать. Значит, это ученики, которые уже стоят на Господнем пути. Тем не менее, авву Дорофея рекомендуют читать и мирянам в том числе, это тем, которые радеют о том, что бы исполнить свой мирянский долг, то есть усовершение в личностных призваниях, то есть в жизненных призваниях сыновства, супружества, родительства, гражданства. Потому что в них нам должно обретать как раз свое добро, то добро, из которого и собственно может быть настоящая семья, и настоящая трудовая артель, или трудовое учреждение. Из чего, как раз, и может быть настоящая действительная страна, как-то подкрепленная государственностью и государством. То есть настоящее отечество,  в котором есть еще некая  подкрепленность властною силою государства. И государство ради Отечества, а не Отечество ради государства. И тогда конечно же, для всех нас, идущих по жизненным путям, в путях подвижника тоже эти наставления имеют свое значение.

Тем более, что это наставление как раз нашего воцерковления, и поэтому  авва Дорофей говорит, во-первых, о путях Божиих,  о том, что должно проходить, ну глава так и называется: «Должно проходить путь Божий».  Для монахов это путь Божий в путях Господних, а для нас с вами путь Божий в путях жизненных призваний, то есть в путях естества. Но Божий путь. Проходить разумно и внимательно. И вот, он, начиная свою главу, смотрите, какими словами ее начинает: «Позаботимся о себе, братия, будем внимательны,  кто нам даст время сие, если мы понапрасну потеряем его». Время сие, то есть о каком это времени он говорит? Дальше он это раскрывает и разворачивает, что на каждом возрастном этапе твоего жизненного пути ты имеешь время не просто возрастного существования, а время на деятельное подвижническое свое усовершение. На, во-первых, развития себя внутренне, и затем, усовершение всех своих составов самого добра человеческого. И при этом каждому времени дана своя возможность, и поэтому если ты это время сейчас понапрасну потеряешь, то  он говорит дальше: « а кто нам тогда в замен сегодня данному времени даст  нам еще раз это самое время?»

Мы же с вами сейчас знаем из всех наблюдений и наставлений церковных, что,  и особенно сегодняшних как-то вот таких естественно-научных наблюдений, что даже возрастной путь имеет точное соответствие, то есть возможность развития тех или иных качеств в человеке, имеет точное соответствие определенному возрасту. Так, например,     до 12 лет ребенок развивается, двигаясь за родителями, поэтому это время его подражания родителям, восприятия от них и единения с ними, а после 12 лет открывается, пробуждается в ребенке и самостоятельность. До 17 лет в детях вообще не появляется никаких посылов, ну в естественном нормальном развитии, никаких посылов к супружеству, соответственно, ни о каких там блудных пробуждениях вообще речи нет. Физиологическое даже естественное созревание тоже постепенно подводит, происходит незадолго до его личностного нравственного созревания, то есть, начиная с 13-14 лет подводит его к 17-летнему возрасту физиологически готовым к осуществлению своего супружества. Но до этого ни физиологического, ни личностного супружества в помине нет в ребенке,  во- внутреннем его.  Во вне он, конечно, читает там сказки, рассказы, слушает и видит вокруг себя и мужей и жен, и семьи, составленные из этих призваний, от этих призваний, но внутри себя он как-то еще этим не живет. То есть, каждому возрасту соответствует свое развитие. И поэтому, в каком ты возрасте сейчас пребываешь, ты должен в нем трудиться над теми качествами, которые подлежат развитию именно в этом возрасте.

 Поэтому так очень с какой-то такой особой озабоченностью и ревностью авва говорит своим ученикам: «Кто нам даст время сие, если мы понапрасну потеряем его. Поистине, мы будем искать сих дней, и не найдем их».  Когда он дальше говорит о поприщах, « ходите путем царским, вот в связи с определением добродетелей, он говорит, - «ходите путем царским, и путем ходите,-то есть по путям,- и считайте поприща, версты». То есть поприще и верста, это определенный период на пути, определенное время, когда тебе в естестве твоем дано Богом, значит в природе естества, дано Богом подвизаться над развитием определенных твоих дарований. И соответственно, во вне ты должен совершать определенные этим дарованием действия. И, пребывая в укладе, ты должен иметь те обязанности и обязательства уклада, каковые соответствуют этим твоим дарованиям на сегодняшний день. И вот в этом самом исполнении этих своих дарований, которые тебе присущи на данном твоем этапе, ты должен правильно совешать, правильно трудиться, потому что каждому периоду развития Бог положил определенные дарования к развитию, и соответственно этому те действования, какими эти дарования развиваются.

 «Поэтому, -он говорит, - мы должны испытывать себя, не только каждый день, но и каждый год и всякий месяц, и каждую неделю». Что это значит, что значит «испытывать»? Ну, прежде всего, испытывать, точно ли мы слышим сейчас задачи нашего этапа пути, то есть задачи свой версты, своего поприща. Потому что поприща-это тот или иной период на жизненном пути, и соответствующие этому периоду действия развития тех или иных внутренних дарований. А второе испытание, которое мы должны делать, это испытывать, насколько мы действительно эти действия, подлежащие к сегодняшнему освоению, исполняем. Это внутренние действия. То есть это делания.

 И когда он говорит об этих действиях, вот тут глава посвящена как раз трем видам действий, сейчас мы на них остановимся, и последнее из действований, это отношение к страстям. И тогда он говорит, что «при отношении к страстям смотрите, прошлую неделю меня так беспокоила сия страсть, а теперь каков я. Так же и каждый год спрашивать себя надобно. Прошлого года я так побеждался сею страстию, а ныне каков? Так и всегда должны испытывать себя, успели ли мы сколько-нибудь, или же находимся в том же устроении, в каком были прежде, или впали в худшее». То есть на любых естественных путях можно, оказывается, впасть в худшее. То есть, ну например, уже достигнув возраста зрелости вдруг впасть в детство, то есть вместо взрослого человека, ответственного, быть совершенно безответственным ребенком. А то еще бывает случай, когда человек уже вполне взрослый, и вдруг впал вообще в младенчество, и начал вытворять все свои капризы. Допустим, заболел, и в болезни уже не терпя свои болезни, в характере своем впал в такие капризы, и в такую вообще безвольность и малодушие, что никакие нормы  человеческого поведения вообще уже не удерживают. Человеку 40 лет, он болеет, лежит в постели, а плачь, хнычь, уныние, капризы, всякое требование и привязывание себя к взрослым, и взрослых к себе. Потребность, чтобы они сидели неотступно рядом с ним, все это настолько происходит в нем, что видишь  перед собой просто младенца, который для младенца это ясно, еще не научился себя как-то хранить, держать, а взрослый-то человек не может же так быть. Нет, он впал. То есть, значит, возможно на путях возрастных это возвращение назад и впадение в худшее.

 А как это происходит на личностных путях, ну, например, люди образовали семью, и в конечном итоге ее развалили. Потом образовали вторую семью и опять ее развалили. А теперь развалив, он уже больше не хочет образовывать никакую семью, но тогда он в этом худшем состоянии вообще ударяется в полный эгоизм, и живет уже для себя, ожесточаясь и в конечном итоге приводя свое нравственное в полную дебелость. Хотя внешне он может быть и преуспевающим и достаточно развитым, особенно в прикладных уровнях вполне весь успешным человеком, более того, и лауреатом всяких разных конкурсов, как технических, так и фестивалей всяких разных, в том числе и спортсменом, мировым чемпионом, а по личностному своему развитию он оказывается человеком, впадшим в худшее, то есть все потерявшим.

Так же и в подвижнических трудах, к сожалению, пример этого впадения в худшее в подвижнических путях человеческих сегодня особенно выражен, когда люди все имеют в своем опыте некий порыв к усовершению и к изменению образа своей жизни, но долго в этом порыве не остаются, и потом быстро иссякают, и бросив то, что вроде бы начали делать, впадают в прежнее свое, а когда они это повторяют несколько раз, бросают и не несут того, за что взялись, там кто-то за зарядку взялся, бросил, кто-то за здоровье через питание, бросил, кто-то взялся там за свое интеллектуальное развитие, чтение книг тех, других, которые действительно нужны, в конечном итоге устал, бросил и ринулся  в детективы и всякие разные пустые повести и романчики. А кто-то захотел быть по-настоящему трудовым человеком, потом бросил, и теперь вообще не выходит на работу, его не заставишь работать.  А ему уж 40 лет, а он все на иждивении матери пребывает, на ее пенсию живет да на средства друзей как-то там выживает. То есть вот такие вот падения подвижничества, они, к сожалению, сейчас сплошь и рядом, это возвращение на худшее своя.

 Поэтому получается, что человек не только не исполнил задачи своего периода, и своего возраста значит, или  на жизненных путях, или  своего возраста, но он  еще и в худшее впал. А сегодняшнее человечество и вообще просто в это худшее впадая,  с помощью сейчас особенно телевизора, а теперь уже интернета. То есть то, что делал телевизор, теперь рядом с интернетом, это просто какие-то семечки. Хотя вот в то время, когда уже телевизор вовсю захватывал людей, и люди  впадали вот в телевизионное зрелище как в жизнь, и эта жизнь зрелища для них была больше, чем реальная жизнь, так что даже в периоды, когда начились  эти сериалы, то особенно по крупным городам видно было, что происходит: Москва, например, она вдруг вся пустела, именно на эти 1.5 часа, когда по телевизору идет сериал, Москва вдруг  опустела. А где все люди? Оказывается, все сидят перед телевизорами. Но ведь у вас же полно разных своих реальных обязанностей, реальных своих нужд, которые в эти 1.5 часа надо было  еще тоже одни доделать, другие начать, третьи  продолжать исполнять. Нет, все побросали, все покидали, и друг дружку забыв, хотя и вроде бы и сидят рядом друг с другом в семье, но совершенно забыв друг дружку, все вперяются туда, и вся жизнь там, в сериале, так что потом когда снова после окончания очередной серии поворачиваются друг к другу, то они опять продолжают жить разговорами об этом сериале.

 То есть, кроме как жизни в сериале, и по поводу сериала, оказывается у них больше никого нету. Но вы же муж и жена, вы родители, и вот ваши дети, вы сами дети, а вот ваши престарелые родители, ваши бабушки и дедушки для ваших детей. Нет, друг о друге разговоров нету, друг к другу каких-либо действований, движений нету, а все время продолжает быть на протяжении еще какого-то периода все про сериал.  Ну вот такое категорическое, крайнее, ужасное, страстное отпадение в самое себя, то есть в худшее свое, оно  с такой властью совершалось и  производилось телевизором, что видно было, что просто и страна наша православная погибает, и вообще весь мир гибнет, и захватываются не только неверующие люди, ладно там они, но все верующие тоже сидят перед этими телевизорами.

Значит, они не верующие, они просто религиозные православные люди,  поэтому у них нету сил стоять против этого. Но даже и те силы, какие и остаются, хотя бы малые силы веры, которые  ведут их все-таки к богослужению, к причастию, к таинствам, оказывается, что этих сил перед телевизором вообще не достаточно, они не могут устоять этими малыми силами веры перед телевизором, вплоть до того, что в пятницу продолжение сериала, в пятницу же человек должен посвятить себя вообще  уже подготовке к причастию на воскресение, более того, пятница является строгим постом в неделю, какой же тут сериал. Нет, человек бросает все, попирает свои остатки веры, из  которой он готовится к причастию, попирает свои остатки веры, из которых он памятует о пятнице, и сидит перед телевизором, потому что очередная серия.

 Ну вот в  некоторый ужас всяк искренне верующий приходил, когда видел такие картины перед собой, в своем окружении, но рядом с этим сегодняшний интернет, это чудовище. Власть и сила, с которой он сейчас забирает, искусство, с каким он вообще обводит человека вокруг пальца и вперяет его в полную вертуальную жизнь, то есть жизнь, которой не существует, ее же нет реально, жизни той, которая происходит в интернете, особенно в этих всяких компьютерных играх, или же в разных компьютерных зрелищах, которые там идут. Но помимо этого, даже ту ральную жизнь, которая могла бы  быть, то самое общение, которое есть между людьми, оно переводит на совершенно ужасный компьютерный выхолощенный вариант, в котором люди живут только лишь страстью и содержанием, причем содержанием крайне урезанным, потому что невозможно же большие тексты набирать на клавиатуре. Поэтому сама клавиатура и вынужденность набирать этот текст, она ведет к тому, чтобы человек все-таки как-то сжимал свои фразы и делал эти фразы совсем простыми, и в конечном итоге, вплоть до фраз Эллочки людоедки, которая имела в своем арсенале всего лишь 30 слов, а все остальное были лишь междометия, которых, кстати, было 300 с лишним разных вариантов, всяких эмоциональных «гм, хм», «ага и оу», какими она общалась.

 Вот в нечто такое сейчас выводится общение в тех же однокласниках, в тех же компьютерных контакте и общениях самых разных. Даже там, где попытка какого-то развернутого общения, она все равно очень быстро иссякает, люди начинают вроде бы развернуто общаться, там соответственно это развернутые тексты, но проходит быстро время, человек устает эти клавиши нажимать, и потом устает душевно вообще набирать тексты, и тоже начинает секулиризоваться активно. Ну хорошо, может быть  скажут, что сейчас скайп вместо  этого есть, но ведь и скайп это трагедия общения. Это беда в общении, это катастрофа в общении в конечном итоге. То есть, при этом это все происходит и производится с такими мощными, гениально исполненными технологиями, какими,  если человек зацепился за что либо в интернете, то просто так его интернет не отпустит, пока не выжмет из него все его человеческое.

 Поразительно не это, поразительно то, что человек свою жизненность отдает компьютеру.  Он начинает этим событиям и действованиям компьютерным придавать значение как жизни, он начинает там жить. До этого он жил в телевизоре, и в зрелищах, а теперь он начинает жить в компьютерных изощрениях, и эту жизнь делает для себя реально жизнью, так что в итоге домашние его вообще его не видят, в доме только одни спины друг ко другу повернутые, при этом еще и  у каждого свой комьютер. Но правда еще ради этого, оказывается,  все заранее уже было спланировано и сделано. Многокомнатные квартиры позволяют иметь каждому свою комнату и каждому  в своей отдельной комнате вообще сидеть с компьютером  вообще не мешая друг другу. Не просто спины в одной комнате повернутые друг другу, а отделенный друг от друга в одной квартире пребывающие, которые только на кухне иногда сходятся, но садясь, опять же живут друг другом? Нет, они живут тем, что они только что имели в компьютере. Поэтому о каком подвижничестве может быть речь для таких людей, не может быть, да ее и не надо,   наверное,   в скором времени вести, потому как и слушать не будут. Хорошо еще, если вы меня сейчас слушаете, хотя Кот Васька слушает да ест.

 Поэтому вот эти испытания самого себя, значит, испытания на то,  во-первых, остаюсь ли на своем поприще. То есть, например, простой вопрос, сын ли я, родители живы, да, конечно, я, если мне уже больше 18, тем более за 24 года, вот уже, я не могу быть прилепленным, привязанным к родителям, и обслуживать родителей, как до 12 лет это было. У меня уже есть самостоятельные пути жизненные, и должно быть уже и родительское благословение на совершение этих самостоятельных путей самостоятельно. Но тем не менее, я все равно остаюсь сыном. Так вот этот вопрос, сын ли я на своих жизненных, личностных путях. Одновременно пусть другой задаст себе вопрос: а я вообще муж, муж ли я? Я женился, я муж, а муж ли я? А теперь надо еще посмотреть на путях развития себя как мужа, и усовершения дальше, какие свойства и качества на данном периоде моего развития я должен осуществить как муж? Какие такие есть этапы развития как мужа? А для другого человека этапы развития как жены. Ведь невозможно же сразу достичь верхнего этапа. Значит, перед тем, как высочайшее качество мужа, жены приобрести, надобно обрести меньшее качество мужа и жены. Или, если я отец и мать, а  на каком поприще отцовства я сейчас пребываю? Что я сейчас в отцовстве своем осваиваю,  и оно подлежит освоению, потому что так заложено в природе Богом, и отец, он в один период раскрывается  в одних качествах, в другом периоде в других качествах, и отцовство тоже имеет свою периодизацию, и постепенное все большее раскрытие дарований человеческих, и дальше уже усовершение их, и в самом усовершении тоже есть свои периоды.

 Невозможно сразу хвататься за вершину усовершенствования, потому что она непосильна, значит, должны быть какие-то последовательные ступени. А на какой ступени я сейчас нахожусь? Это есть поприща, о которых говорит авва Дорофей. Поэтому, когда он говорит: «Каждый да пусть испытывает себя каждый год», спрашивает себя. Каждый год спрашивает себя, на каком поприще я сейчас, отцовства, материнства? А как гражданин, призвание гражданства, какое поприще сейчас во мне имеет? То есть,, на какой ступени своего развития своих дарований гражданских, и а на каком этапе усовершения этих гражданских дарований я сейчас нахожусь. И оказывается, эти вопросы все, казалось бы касающиеся всего лишь жизненных отправлений, то  есть отправлений естества, неминуемо встречаются с собственно церковным трудом, то есть церковный труд- это восстановление естества не просто в его развитие и усовершение, в его здравие, а прежде всего в очищение его от греха и страсти. И тогда борьба со страстями, очищение от них, война с грехами, отложение, оставление их оказывается неизбежный, непреложный путь при движении по жизненным естественным путям, то есть по путям естества. Естество не может быть развито, если одновременно с этим оно не освобождается от греха и страстей. Естество тем более не может быть усовершено, если оно одновременно с этим не освобождается от греха и страстей.

 Поэтому вся церковь говорит прежде всего о том, что бы мы положили труд по освобождению от греха и страстей. И эти труды как раз авва Дорофей ставит как первые, но при этом надо правильно понимать и разуметь его слово. Оно не мимо естества, оно за естество, Богом данное Адаму и Еве, и через них в поколениях присутствующее в нас именно благодаря милости Божией. Господу угодно было, чтобы после потопа естество человеческое, дарованное ему в творении, сохранять. Сам человек это не способен делать, тогда Господь сам своею всеобщею благодатью все-таки поддерживает это естество, и в своих невидимых движениях благодати предуставляющей, то есть сопровождающей человека, он поддерживает в человеке все-таки возможное добро, которое положил Он при творении человека. И поэтому этому добру должно сейчас пробудиться и прийти в развитие, и более того, даже оснащаясь различными умениями, усовершаться в них.

 И отсюда, видите как, «кто нам даст время сие, если мы понапрасну потеряем его. Поистине, мы будем искать сильней и не найдем их, потому что они ушли».  В младенчестве до семи лет тебе надо было помощью родителей и собственными усилиями  навстречу Богу и родителям развиться в определенных качествах и свойствах своей души, а ты не развился. Возможно ли теперь уже в возрасте 17, 30, 40, 50 или 70 лет это упущенное развивать? Увы, нет, время упущено, единственно только лишь, если только Бог даст тебе это, но тогда, да, естество может быть преодолено, и Богу возможно сверх твоего естества, сверх законов естества творить с твоим естеством необходимое. Но для этого надо быть подвижником уже глубоким, и всего, посвящающего себя Богу, а это скорее всего монашество, или же как минимум, оставаясь в естественных жизненных путях, то есть семейном и гражданском, тебе необходимо совершать эти подвижнические труды на высвобождение своего естества от тех пут, от которых ты не освободился в своем младенчестве. Более того, в младенчестве ты в них даже закрепился настолько, что они теперь стали просто чертой твоего характера. А про эти черты, к сожалению, русская пословица говорит очень просто: горбатого могила исправит.

Так вот, возможно ли все-таки, не могилой исправлять свои горбы? Возможно, говорит Господь, и весь опыт церкви говорит: возможно. Но для этого тебе должно вверить себя полностью в любовь, милость и власть Господа, тогда Господь тебя исправит. Он, то уже закоренелое и застекленелое и окаменелое в тебе, в характере твоем, Он растопит, очистит тебя от этого. И исполнит тебя, во первых, естества, а дальше еще и сверх естества благодатью         Своею и благостью, лишь бы только ты этого желал. То есть ты желал бы реального здравия своей души и того Божьего дарования, в которое ты сотворен, и с которым ты родился, хотя ты об этом  можешь и не подозревать. И дальше авва Дорофей приводит слова аввы Арсения: «Авва Арсений всегда говорил себе: Арсений, для чего ты вышел из мира?» И дальше, обращаясь к своим ученикам, авва Дорофей говорит: «А мы находимся в такой гибельной лености, что не знаем даже, чего мы тогда желали, и потому не только не преуспеваем, но и скорбим всегда». Не знаем даже, чего мы тогда желали. То есть это он как раз и говорит об этом желании здравия, то есть прийти в такое «себя», обрести себя,  в котором твое здравие, твоя богодарованность, она хочет жить, она хочет пробиться сквозь эти пласты греховного твоего индивидного устроения. При этом авва Дорофей ученикам-то своим напоминает об этом их желании. Он говорит: «чего мы тогда желали». То есть тогда, это когда? Когда мы пришли, когда мы собрались, когда мы захотели этого подвижнического пути уже  по путям Господним. И вы сейчас, когда просились ко мне в ученики, в мой монастырь, говорит авва Дорофей, вы ведь желали, у вас была живая эта потребность здравия души своей, и потребность той Богодарованной части вас, которая хотела быть с Богом.

 Но в итоге что получается? «А теперь мы находимся в такой гибельной лености, что даже не знаем, а тогда желали ли». И второе: «Чего желали». «Не знаем». То есть причина этого незнания, это леность нравственная и духовная. «И потому не только не преуспеваем, но и скорбим всегда».  Что такое «скорбим всегда»? Авва Дорофей говорит, что всякая скорбь от греха и страсти, а значит, от неправильного твоего устроения и от неверных твоих путей. Ты сошел с пути Господнего. Ты сошел с пути по Божьи совершать свои естественные жизненные пути, ты ушел от этого, в результате ты склонился либо вправо, либо влево, где лежит  страсть, ты теперь живешь по страстям, и отсюда все твои беды, ибо кроме страстей что может составлять человеку беду? Ничто другое. Когда человек живет для себя, а при этом он хочет всех вокруг развернуть тоже для себя, а это ему не удается, тогда он в своем «для себя» начинает скорбеть, что это ему не удалось, хотел - не получил. Имел намерение- а не вышло. Вот он и скорбит. Оказывается, хотел-то для себя, имел намерение опять тоже  завернуть все обстоятельства  и людей для себя, и родных, и близких, и сослуживцев, и друзей и товарищей, и собратьев по церкви, там где скорбь, там точно жизнь для себя. Там, где ты начинаешь скорбеть и тужиться и печаловаться о том, что ты чего-то не имеешь, и недополучил, там точно жизнь, уклоненная от Божиих путей, то есть уклоненная в страсти.

 «Это происходит с нами от того, что не имеем внимание в сердце нашем», то есть мы не различаем, на путях мы Божиих, или не на путях. А эти пути Божии разумно исполняем, или неразумно. «И подлинно, если бы мы хотели немного подвизаться, то мы не скорбели бы много, и не испытывали бы трудностей». Речь не идет о внешних трудностях, земная жизнь, она вся исполнена трудностей, это и непогода, и не очень устроенные условия жизни могут быть. Плюс, чтобы что-то сделать, надо правильно все делать, и иметь нужные материалы и нужные инструменты, всякое такое, тут трудностей может быть много, но когда он говорит, что не испытывали бы трудностей, то речь идет о внутреннем чувстве. Во вне все трудно,  а человеку нетрудно в этой трудности продолжать все-таки исправлять и делать, или же созидать. Сколько бы ни потребовалось времени, он от этого не унывает, не печалуется, он просто делает и все, как муравей,  и как пчелка, и каплями море собирается, а у муравьев так, какие они малюсенькие,а в итоге, изо дня в день просто выполняют свое дело, а в итоге вырастает муравейник в размере 1,5 метра. «Ибо, если кто в начале понуждает себя, то продолжая подвизаться, он мало-помалу преуспевает, и потом спокоен совершает добродетели». Ну вот, а дальше идет речь, когда сказано о конкретных настроениях, о важнейшем стартовом, что ли движении, каким стартовым движением ты можешь выйти в путь, или же в путях снова опять себе задать движение на пути, дальше он уже говорит о том, как проходить этот путь. Что его надо проходить разумно, а для этого наблюдая или внимая за своим сердцем.

 Ну вот я не буду уже вам это прочитывать, потому читать мы и сами умеем, и дальше просто надо будет эту главу прочесть , потому что для меня было важно сейчас  породить то правильное расположение, из которого чтение этой главы, этого взгляда на разумное прохождение по Божьи пути, естественных наших путей, чтобы оно было правдиво совершаемо, то есть действительно себе помогал бы там вхождению в уклад церковный, и нашему спасению. Запишите вопросы, на которые надо будет ответить при работе над этой главой:

1)            Какие действия называет авва Дорофей, чтобы сказать о подвизании? Как подвизание сопровождает добродетели.

Вот ответ на этот вопрос нельзя получить на одной какой-то страничке, или в каком-то одном абзаце. Ответ на этот вопрос авва Дорофей как бисер рассыпает во всей этой беседе. Дальше:

2)            Что подлежит ежедневному, затем недельному и годовому испытанию себя? То есть, какое доброе устроение в себе надо поддерживать этим испытанием?

И третье задание: 3) ведите дневник, опираясь на поучения 10 и 14, то есть вчерашнее. Ну вот все, на этом мы сегодня закончим.

 

Учение о добродетелях

 Занятие 3. Отсечение страстей

Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день. Сегодня у нас 3 занятие по учению о добродетелях, 3 класс. Тема сегодняшнего занятия, это отсечение страстей. Мы сегодня будем обращаться вновь  к авве Дорофею, к 11 главе его поучений, но помимо этого еще и к святителю Феофану Затворнику, к книге его : «Путь ко спасению»,  в которой он, очень правда кратко, но дает важнейший материал по коренным возбудителям греха, вот 4 коренных возбудителя греха, без отсечения которых практически само отсечение страстей тоже, оказывается, для нас с вами бесплодным, или же иллюзорным  для самого человека. Когда святитель Феофан Затворник говорит о коренных возбудителях греха, то есть остановимся на этих словах, то прежде возбудитель, то  есть это означает, что есть в человеке таковые 4 настроения, и такие 4 , скажем так, ценности для ценности падшего человека, каковых человек держась, становится сам для себя возбудителем грехов. Назовем эти 4 коренных возбудителя: это саможаление, затем чувственность, затем человекоугодие, и наконец, земность. Чуть-чуть остановимся на каждом из них, чтобы затем уловить, что же имеет в виду святитель Феофан Затворник под словом «возбудитель греха».

 Саможаление, когда человек, обращается к себе, и поддерживает различные немощи, то ли он голоден, значит тогда он, жалея самого себя в голоде ищет в голоде все-таки как-то утолить голод. То ли он расслаблен и никаких сил нету подняться или пройти что-то делать, и тогда, обращаясь к себе, то есть жизни ради себя, он, жалея очень себя, поддерживает эту свою расслабленность и соответственно этому либо не идет совсем выполнять свои дела и обязанности, либо отлагает время начала их, либо идет и делает, но делает без тщания, без тщательности, то есть не влагаясь  в дело, а жалея самого себя. Саможаление,  таким образом, есть поддержка самых различных, либо болезненных состояний, либо реальных немощей в добре, либо вообще греховных каких-то влечений, которые на данный момент человека отлагают от доброго распорядка его жизни. Ну например, надо становиться на молитву утреннюю или вечернюю, а человек увлеченно смотрит какой-нибудь видеофильм, или же какую–нибудь книгу читает, или еще хуже, какими- нибудь развлечениями занимается. И ему очень трудно от них оторваться. Но тем не менее, воспоминания о необходимости молиться вступает в брань с этим влечением, и вот тут человек начинает колебаться, то ли действительно  пойти сейчас, встать на молитву, но тогда оторваться от увлекательного дела, либо остаться при этом увлекательном деле. В этот момент включается саможаление, ему жалко себя, такую яркую жизненность, с которой он сейчас сидит в этом увлекательном деле, и вот, жалея свою увлеченность, он остается при ней. Таким образом, в этом саможалении закрепляется, или же поддерживается порой буквально грех там, где особенно по нынешним временам эти комрьютерные игры, которые забирают людей вообще от всех их обязанностей, семейных и гражданских, тем более церковных, то, конечно же, саможаление является поддерживателем конкретного греха.

 Почему же тогда святитель называет саможаление еще и возбудителем греха, не просто поддерживателем греха, поддерживателем слабостей, немощей в добре, или же поддержанием болезненности человеческой, хотя подвижники, по всем описаниям жизнеописанием видно, что они некоторую меру болезненности преодолевая, при ней  продолжали трудиться, либо в труде шли, либо в бдении шли.  Подобно же и мы с вами знаем из своего жизненного опыта, что  когда очень надо, действительно, нам очень надо, или ради кого-то мы сейчас что-либо делаем и там действительно очень надо, то мы и с больной головой, и после простуды с температурой можем идти и все делать, переступая, перешагивая сейчас свою болезненность. То есть тем самым отлагая саможаление, не впадая, не слушая его голоса. Таким образом, саможаление поддерживает.

Почему же «возбудитель», почему же святитель говорит, что оно возбуждает грех? Действительно, если вглядеться в опыт, то мы видим, что саможалением поддержав болезненность, немощь или грех, мы остаемся при трех этих худых состояниях человека, и тогда, продолжая оставаться в них, в конечном итоге человек склоняется уже в сторону откровенного греха. Так например, поддерживая немощь свою в добре, совесть подсказывает: иди помоги, а мы немощствуем пойти и тогда саможаление нас оставляет при нашей немощи, мы не идем, и не помогаем, но при этом, оставшись в немощи добра, мы, оказывается, не знаем, что дальше делать. Потому что как-то время то идет, а чем-то надо заняться, пойти помогать не пошли, и тогда начинается внутренний поиск, чем занять себя. Хорошо, если человек не пойдя помогать, пошел делать что-то другое, должное и не обходимое. Но чаще всего бывает этот момент, когда человек, отказав в нужде кому либо, или же отказав сам себе в необходимом, и должном, что он должен был пойти и делать, остается в рассыпанном несколько, или рассеянном состоянии, в котором как раз вдруг всплывает то или иное греховное влечение, или подается тот или иной помысел, который точно поворачивает человека на грех. То есть саможаление дает люфт для греха, люфт для греховных навыков, или для страстей. Они тут как тут являются, и просовывают свою голову, и начинают влечь человека за собой. Но в этом случае мы тоже говорим, что это не столько возбудитель греха, сколько помощник, что ли греха, то есть дает ему, греху возможность проявиться.

 Почему же святитель все-таки говорит: возбудитель греха? Значит, с самом саможалении есть некая направленность и некая сила, которая прямо дружит с грехом и страстью. И действительно, если мы более внимательно испытуем само саможаление, то оказывается, что это движение души, которое не свойственно нравственному началу, в Богом данной природе человека не заложено саможаление. Саможаление не  является добродетелью, оно есть нечто, которое появилось уже при грехопадении, и является характерной чертой уже индивидного развития человека, когда человек развивается в своей самости. И в итоге в индивиде, ядром индивида является самость, а уже самостное проявление в различных отправлениях жизни уже есть отправление индивида, формируется уже в итоге индивид с его многоразличным проявлением в разных жизненных обстоятельствах, и разным способом. Так вот, в этих индивидных движениях и индивидных настроениях и состояниях, оказывается, саможаление составляет один из достаточно серьезных оплотов индивида. И  в силу этого по сути своей саможаление не есть добро. Оно есть зло, которое не просто поддерживает немощи, болезненности и грех в человеке, оно не есть просто потакатель им, позволяющий поднять голову греху и страстям, но оно непосредственно и прямо обращено и к самим страстям. И через жизненность человеческую саможаление направляет человека к той или иной страсти, которая в итоге захватывает человека, когда он, пожалев себя, не пошел делать добро.

То есть вместо добра, которое он должен был бы делать, вместо добродетели, в которую он должен был бы вступить, или добро деятельное – это есть добродетель, вместо нее саможаление прямо побуждает человека на замену добродетели, на страстную замену добродетели, и человек в конечном в итоге, оказывается, захвачен этой страстью. Либо побуждается тут же помысел саможалением же, либо побуждается непосредственно само страстное влечение, как сердечное чувство, либо прямо непосредственно удаляется саможалением в воле потребность поступка, и человек, пожалев себя в исполнении добра, тут же находится в каком-нибудь худом деле, и худых проявлениях. Особенно это ярко видно в общении друг с другом, когда человек по немощи добра, он не может простить, надо вот сейчас в данный момент в разговоре просто отпустить человека, или просто потерпеть человека, или просто исполнить то, что он сейчас требует и на чем настаивает, или же предлагает с чем-то согласиться. Возьми и сделай. И вот в этой немощи добра человек жалеет самого себя и в ту же минуту он вдруг поворачивается в противоположных движениях либо пререкания в ответ, либо объяснения, почему он не хочет или не может сделать то, что требуется, либо уже даже в укорениях, которыми он  откровенно уже начинает наезжать на человека, и укорять его, что он сам виноват, в том, что то или другое не сделалось, или в том, что предлагает не вовремя  тему разговора, или же что либо, что от него исходит.

 То есть, оказывается, пререкания, объяснения и укорения другого всегда наготове, всегда при дверях, и стоит только лишь саможалению придержать человека от добра, от поступка добра, и от общения в добре, от доброго общения, как тут же дверь оказывается этим же саможалением открыта для пререкания, объяснения или же для укорения. Так, если мы внимательно понаблюдаем за собою, особенно вот с прошлого занятия рекомендовано в домашнем укладе иметь дневник испытания самого себя, и если мы начнем испытывать моменты саможаления, которые были пережиты нами в течение дня, и что вслед за саможалением наступило, или что мы делали, то мы обнаружим, что да, действительно, саможаление непосредственно и прямо возбуждает порою грех. Это не всегда так происходит. Но нередко именно так может произойти.

Давайте посмотрим, как другой возбудитель действует по отношению к греху как возбудитель. Это чувственность. Когда мы просматриваем круги общения, есть близкий круг общения, самые дорогие для нас люди, есть второй круг общения, это уже люди, в которых мы непостоянно нуждаемся, но тем не менее они составляют круг необходимых нам людей. Наконец, есть третий круг общения, люди, в которых мы нуждаемся конкретно при тех или иных обстоятельствах, при той или иной нужде мы обращаемся именно к этим людям. И наконец, есть четвертый еще круг общения, люди, которые будут нам неравнодушны, и непротивны, но с которыми могут происходить лишь эпизоды общения. Они случайны, они нами не прогнозируются, но если вдруг этот человек появляется на горизонте моей жизни, то я не против, чтобы он был.

 Если посмотреть, что же нас удерживает с ближайшими кругами общения, то есть с людьми первых кругов общения, первого, второго, и даже третьего, особенно первого и второго, то может оказаться, что в эти два круга общения входят люди, удовлетворяющие нашу чувственность. То есть для чувственности нашей приятны именно эти люди. Часто, например, в общениях разных полов для братьев приятны общения с этими вот именно сестрами, с другими они так, равнодушны, а третьи им противны. Если вот с этой стороны посмотреть, то мы отчетливо увидим, что, оказывается,вот такое разделение людей, сестер, а со стороны сестер разделение братьев на приятных, или же спокойное отношение с ними, или они противны, эти люди, то мы видим, что здесь работают как раз чувственные отношения. Там, где чувственности люди приятны, они введены, оказывается, в первый круг общения. Где они более менее так спокойно к ним относятся, то есть они относятся к четвертому или третьему кругу общения. А те, которые по чувственности нашей неприятны, какое-нибудь омерзение переживается по отношению к ним, отвращение или еще что-нибудь, то есть например, запахи нам неприятны от этого человека, мы его сразу слышим, или же в другом случае там манера говорения тоже вызывает неприятное ощущение, то эти люди  оказывается, вообще удалены за все круги общения нашего. За пределами четвертого круга общения, то есть они вне общения пребывают.

 Чувственность часто мы с вами не выделяем как грех, потому что нередко приятные нам люди введены в первый и во второй круг общения в нашем сознании по каким-то другим причинам. Мы говорим, что вот, в частности, люди там кровные в семье, они, потому что это мой муж, это моя жена, это мои дети, мои родители. Но человек при этом, воспринимая их как кровных людей, не подозревает, что он принимает их в первом круге общения и содержит их в этом круге общения до тех пор, или же в те особенно минуты, когда ему чувственно приятен этот человек. Так, в плотяных потребностях между мужем и женой, часто они имеют влечение друг ко другу и при этом удовольствие от пребывания друг с другом, но при этом, оказывается, сутью этого удовольствия является все-таки чувственное притяжение и услаждение друг другом. Потому что, когда в чувственном они приходят в некоторое спокойное отношение друг ко другу, часто это происходит с матерями, когда они либо носят ребенка в утробе, либо родив его, пребывают в отношениях с дитя, то в этот момент как-то отношения с мужем, чувственные отношения с мужем гаснут, и тогда муж оказывается в четвертом круге общения. То есть, если он появился на горизонте, то жена общается с ним, но по необходимости как жена, по необходимости своих обязанностей жены, а никаких чувственных притяжений к нему она не слышит. При этом муж, наоборот, может чувствовать очень сильное чувственное влечение к ней, однако вдруг слышит, что она какая-то индиферентная, равнодушная к нему  в плане чувственности. Они приходит в некоторую досаду, раздражение, и в конечном итоге сам того не понимая, почему, он начинает устраивать ссоры и драки в семье.

 Но жена может не только по отношению к мужу иметь его в 4 круге общения, но в какой-то момент она может вдруг переживать к нему просто отвращение, причем именно в тех моментах, когда у мужа чувственное влечение к ней, а у нее глубокое отвращение на его запах, на его вид, какие–то детали лица, губы, например,  вдруг становятся отвратительными для нее, уши вдруг становятся противными для нее,  или манера говорить, или же то, как он обходится с нею, тоже становится противным, вообще прикосновение к ней вдруг становится противным. То есть функционально она остается женой для него, а он муж, они живут в одной семье. Казалось бы это должен был быть первый круг общения, нет, оказывается, круг общения может очень меняться в их отношениях в зависимости от чувственности. Там где чувственность притягающая, или отвращающая, притягивающая, или наоборот, отвращающая, и от этого зависит, оказывается, в какой круг общения вводится тот или иной человек. Ну на супружеских отношениях это очень ярко видно.

Не менее ярко это видно на отношениях как раз родители-дети, то есть где идет родительство и сыновство. Так само по себе и супружество, и родительство и сыновство являются чистыми призваниями, то есть в них нет никакой чувтственности. Сотворив человека и вложив в нравственное начало человека призвание жизненное, Господь не влагал никакой чувственности. Чувственность появилась, когда после грехопадения перевернулись отношения между телом, душой и духом. Тело было всегда в служительном отношении к душе, и вместе с душой в служительном отношении к духу, и пока оно в таком пребывает, оно было и  трезвенным. Когда же перевернулись отношения и тело стало давлеть у человека падшего, душа стала обслуживать тело, появилась чувственность в душе, то есть чувственность это душевное обслуживание телесной жизненности. И поэтому с этого времени чувственность стала реальной жизненностью для человека плотяного, и отсюда многие, ну практически все плотяные переживания, где плоть доминирует, они в душе переживаются чувственным образом.

 Так плоть нуждается в еде, плоть нуждается в комфорте, то есть уюте, плоть нуждается в близких и интимных отношениях с другим полом. Это 3 центральные потребности плоти. И когда плоть эти потребности имея, влечет душу за собой, то душа переживает эти потребности как чувственные. Когда же чувственные потребности плоти, чувственно переживаемые душою, совершенно склоняются в сторону плоти, то начинается страсть. Таким образом, уже сочувствие души плоти, или же участие души в плотских потребностях уже начало страсти, и уже чувственность. Дальше уже, когда чувственность усиливается, потому что душа придается совершенно потребностям плоти, то чувственность прямо перерастает в страсть. Страсть рождает грех.

 И вот на отношениях, например, родителей и детей мы очень ясно это видим тоже достаточно ясно, когда мать вроде бы радеет о развитии ребенка, занимается тем или иным, заставляет его то или иное делать, но при этом она все время еще слышит приятность от самого ребенка. И оказывается, вот это, что этот ребенок ей приятен, с ним легче как раз и заниматься, есть другой ребенок, с которым ей теми же самыми уроками, и той же уборкой комнаты или мытьем посуды или же приготовлением еды, или шитьем, или занятиями различными играми с одним ребенком ей это приятно делать, с другим ребенком ей вообщем ну так спокойно, она ничего особенного в общении с этим ребенком не переживает. Но по необходимости она занимается с ним тем, чем надо, а с третьим ребенком она чувствует явное отвращение к нему, и поэтому ей совсем не хочется делать то же самое, что делает с первым. Уроками заниматься, она с удовольствием откликается на просьбу по урокам первого ребенка, и тут же с раздражением откидывает всякую просьбу третьего ребенка, который противен ей, но  который просит то же самое, просто позанимайся со мной уроками школьными. Или же, поручив уборку комнаты первому ребенку, она с удовольствием придет и будет ему помогать, участвовать и даже сама рядом находиться, а когда она поручила эту же уборку третьему ребенку, то для нее малейшая оплошность его или же нерадение тут же становится причиной раздражения, досады и вообще гнева.

 Ей кажется, что она это делает, раздражается и гневается на его несовершенство, на его неаккуратность при исполнении, или же на его неумение, или незнание, а на самом деле нет, оказывается, она просто в чувственности своей переживает его как противное для нее лицо, и отсюда идет раздражение, отсюда идет досада, а уже все остальные внешние нестроения ребенка, они только как спусковой крючок работают в том же пистолете. И мы увидим, что, оказывается, родительство сегодняшнее погрязло в чувственности.  Поэтому среди детей, начиная с двух детей, а уж тем более трех и больше, есть любимые,и не любимые, есть приятные и неприятные, есть приближенные в первый круг общения, есть удаленные в четвертый круг общения, а есть вообще выкинутые за пределы вообще всех кругов общения дети. Казалось бы, одна семья, тем не менее чувтсвенность вот так работает.

 Что она при этом вызывает в самой матери или в самом отце? То же самое у отцов же происходит, у отцов еще более жестко иногда бывает, очень откровенно. К одному ребенку отец, придя с работы уставший, ложится отдохнуть на диван, и одному ребенку позволяется ползать по отцу сколько угодно, другой ребенок немножко поползал, все, хватит, иди и занимайся своими делами. Третий ребенок только попытайся подойти и залезть на отца, тут же будет жесткая реакция, раздражение, крик и  пойди прочь. Ну а почему же тогда такое разное отношение к детям? Отец это объясняет тем, что один мешает, другому хватит, а третий и вообще не имеет право сейчас беспокоить отдыхающего отца. То есть он как-то, на каком-то юридическом уровне своем объяснил себе, почему такое отношение к детям, не подозревая, или вернее, не отдавая себе отчета в том, что это  отношения, оказывается, на самом деле чувственности.

 Ну вот, из всего этого мы можем с вами сказать, что в жизненных призваниях, к сожалению,  никто не свободен ни от саможаления, ни от чувственности. А сама чувственность уже начало страсти, и в конечном итоге действительно является уже прямым возбудителем греха. Она сама по себе есть уже страстное явление в человеке, ну и помимо этого она просто возбуждает у одних гнев, у других обидчивость, в любом случае возбуждаются грехи самолюбия, либо чревной страсти, либо грехи блудной страсти. Равно как и грехи сребролюбия тоже через страсть сребролюбия возбуждаются и этою чувственностью. Поэтому да, видно, действительно, это возбудители греха.

 Человекоугодие, возбудитель греха.  Оказывается, обращение с разными людьми очень неодинаково  в своих проявлениях, то есть, оказывается, есть люди нужные по тем или иным причинам. То  ли нужные по той же самой чувственности, то ли нужные по каким-то нуждам нашим, то есть, эти люди как раз покрывают ту или иную нужду. Они всегда дают взаим деньги одни, другие всегда какие-то подарки дают, третьи всегда говорят какие-то добрые комплименты, имеют доброе всегда отношение к нам, и по этой причине они вот покрывают какие-то разные наши нужды. По отношению к этим людям проявляется угодничество. Чтобы сохранить этих людей в первом круге и во втором круге своего общения, как людей, доставляющих нам жизненность и приятность в этой жизненности, мы, оказывается, готовы понести и потерпеть какие-то их черты характера, или же какие-то их проявления там грубости, жесткости, обидное слово иной раз может быть с их стороны прозвучать, но мы это все потерпим.

И, оказывается, одно дело потерпеть по причине нравственной, что ты и не имеешь укорения по отношению к этому человеку, не укоряешь его, поэтому ты терпишь его, а другое дело потерпеть, потому что он тебе нужен, и ты из человекоугодия его терпишь до тех пор, пока он тебе нужен. Как, где мы можем обнаружить, что из человекоугодия наши отношения были такие терпеливые? Не всякий, кто нужен, нужен бывает до конца нашей жизни, и мы с вами в своем возрастном жизненном пути, переходя из юности в зрелость, и затем в  старость, оказывается, меняемся в своих потребностях, меняемся в своих нуждах, и те, которые были нам нужны в юности нашей как приятные, составляющие круг нашего общения, то в зрелости мы как-то сильно общением не заняты, мы заняты делами серьезными, и потребовались совсем другие люди, а эти люди, которые составляли нашу компанию общенческую, они теперь не нужны, и оказывается, что как друзья юности они еще остаются в памяти, и даже иногда и бывает, что человек зрелый и рад с друзьями зрелости провести там какие-нибудь часы отдыха, но так, чтобы он теперь все время был с нами, такого нет. Он теперь все время с другими, с теми, которые вместе с ним заняты его же делами, одним и тем же делом. То поэтому, меняется круг общения, и вот теперь, те же друзья юности, если все-таки с ними происходят какие-то отношения, то поразительно, нет прежнего терпения. И когда человек из юношеского круга общения в период юности мог быть суровым, жестким, или же игривым или же ироничным по отношению к нам, и мы его терпели, то теперь, когда в зрелости он уже отставлен в какой-то дальний круг общения, и  из этого дальнего круга общения продолжает быть по отношению к нам таковым же, то мы уже не терпим этих его проявлений.

Конечно, чтобы обнаружить в итоге свое человекоугодие, жизненный путь с его возрастными сроками, и долгота жизни конечно же это делает просто по естеству. Внимательный к себе человек с годами разберется, что, оказывается, у него отношения с прежними людьми были не вполне чистыми, то есть в них была корысть, а по корысти было человекоугодие, и из этого складывалось у того неправильное впечатление, что я всегда к нему приветлив, всегда к нему хорош, всегда какой-то учтивый, вежливый. А теперь вдруг, когда он выведен в дальний круг общения, там в 4-ый,  или он вообще выведен  за пределы всякого круга общения, то куда-то делись к нему моя приветливость, вежливость, учтивость, все куда-то исчезло, и он недоумевает, встречаясь с нами. Как-то говорит, надо же, был такой хороший человек, а теперь вдруг какой-то он совсем противный.

 Подобным же образом и мы можем по отношению к себе вот так же видеть перемену отношений к нам человека. Оказывается, просто мы вышли из его круга общения, то есть из его корысти, в силу этого вышли за пределы его человекоугодия, и теперь уже он с нами общается, не угождая нам. И говорит то, что думает, делает то, что в данный момент хочется ему по отношению к нам сделать, поступает так, как хочется поступить, и в конечном итоге, содержит нас в том круге общения, в каком сам захотел. Почему же святитель говорит, что все человекоугодие является возбудителем греха? С одной стороны, во-первых, человекоугодие является поддерживателем той или иной корысти, а под корыстью часто спрятана страсть та или иная, особенно общенческие страсти когда там спрятаны. К примеру, блудная страсть она поддерживает человекоугодие по отношению к избранному по страсти человеку, или же поддерживается, допустим, сребролюбие, потому что этот человек нам выгоден в плане обогащения, то есть человекоугодие поддерживает ту или иную страсть, которая живет в нас в виде какой-то корысти,¸ видимое проявление страсти это корысть.  С другой стороны, человекоугодие потакает этой страсти, то есть, оно в самом общении с человеком, нужным нам по страсти, или по корысти, оно закрепляет саму страсть, потому что человекоугодием удерживая нужного нам человека, мы тем самым страстью своею закрепляемся в корыстном отношении к этому человеку и  в пользовании этого человека для своей страсти.

 Блудная стасть, она пользует этого человека для своего услаждения, сребролюбивая пользует этого человека для обогащения, чревная страсть пользует его для вкушения. Так дети, часто бывает, что-то приноровились все время бегать к соседям, а что такое, почему они так все время у соседей находятся? Оказывается, соседка все время их подкармливает, и вот ребенок ради того, чтобы получать от соседки то или иное, там, пирожки, конфетки или иное что-то, бегает к ней, там он делает для нее, и домашнюю работу может сделать, и всякие поручения выполняет, оказывается, а дома ничего этого не делает, а там делает. Весь такой угодный для соседки, и совершенно не угодный для своих родителей, и для старших братьев и сестер дома. И оказывается, ради того, чтобы получить очередную порцию еды, или вкусностей, ребенок готов угождать. Но в момент угождения он тем самым закрепляет свою страсть, страсть то в итоге свое получает.

 Где же тогда возбудитель страсти? Человекоугодие будучи само по себе тоже страстным явлением в человеке, узнавая людей по человекоугодию, то есть узнавая тех,  к кому есть навык человекоугодия, тут же возбуждает саму страсть. То есть, получается, что  в нашем окружении все люди человекоугодием узнаваемы как близкие, как необходимые удовлетворители той или иной страсти, узнаваемы, как удовлетворяющие страсть, либо узнаваемые, как необходимые или нужные в разные моменты той или иной страсти. Потому что есть люди первого круга общения, узнаваемые как люди первого круга общения, именно человекоугодие это узнает, от которых мы все время имеем удовольствие страсти, другие во 2-м круге общения, они не всегда нам нужны, то есть страсть не всегда нуждается в них, или  же страсть не всегда в нас жива. И тогда, только в нужный момент страсти, оказывается, привлекаются эти люди. Так вот, узнает этих людей в окружении своем тоже человекоугодие, по навыку своего угоднического отношения к человеку. И поэтому к одним людям из окружения человекоугодие всегда сразу  приветливо, учтиво, чутко, внимательно, податливо, легко на исполнение всякой просьбы, а к другим людям оно всегда разборчиво, и сначала подумает вообще, надо или не надо. К третьим людям оно всегда осторожно в общении, всегда так с затяжкой во времени реагирует, то есть откликнется на нужду, но оттянув во времени там.  Проявит какую-то учтивость, но через некоторые несколько часов или несколько дней позвонит и учтивость свою проявит, то есть с оттяжкой и отложкой во времени. Это человекоугодие узнает этих людей таковыми. И каких-то людей сразу же отвергает от какого-либо общения с ними, и какого-либо отношения с ними.

 В этом случае, конечно же, получается, что само по себе человекоугодие является прямым возбудителем страсти, оно узнает человека именно в тот момент, вернее, узнавая человека в тот или иной момент, оно одновременно и возбуждает к нему ту или иную страсть. Ну вот мы видим, что, действительно тоже, человекоугодие либо поддерживает страсть, и потакает страсти и закрепляет ее, либо вообще даже и возбуждает ее, наперед действуя, наперед узнавая людей как нужных и приятных, и уже после этого сразу же возбуждает одновременно страсть к этим людям.

 И наконец, земность как возбудитель греха. Земность это посвященность жизни, всем событиям, которые до гроба, посвященность всем событиям, которые после гроба не имеют никакого значения. И оказывается, занятость любыми материальными делами, она вся до гроба, после смерти материальные дела не имеют уже никакого значения. Если же, выполняя те или иные материальные дела человек при этом еще и радеет о своей душе и трудится над ее устроением, над угодным Богу или не угодным Богу устроением, то в этом случае, конечно же он занят чем-то, что имеет отношение к жизни после смерти. То есть душа и душевные отправления, они остаются живыми, и человек жив в них, и поэтому после смерти он несет в себе то, что наработал в земной жизни. Отсюда, непамятование о смерти, как одно из проявлений земности, и соответственно, как причина земности,

Затем, непамятование о участи души человека после смерти, тем более такое: в сознании человек может знать, что он, да, вечно душа живет, но при этом в каждый данный момент он откровенно себя проявляет, или живет действительно, как неверующий в это. То есть ни в памяти  этого нету, ни во внутренних отправлениях человека, то есть в движениях человека, ориентированности человека нет никакой на участь души после смерти. Соответственно он и не беспокоится  по поводу того, где ему дальше жить и быть, в аду или в раю. Когда он хочет мигрировать из России в какую-нибудь иную страну, то он очень сильно перед этим беспокоится, вообще а куда он попадет и как он там устроится. То ли он устроится как раз удобнейшим образом, то ли наоборот,  он попадет в число изгоев, кто там в той стране. И вот этот вопрос очень жизненный для человека. Подобным же образом, когда мы, получив отпуск, едем на курорт, в отпуск или же в какое-то место отдыха, то человек очень сильно беспокоится, а что там, такие условия жизни у него будут, то ли там будет гостиница, то ли ему придется снимать какой-нибудь уголок, комнату какую-нибудь. То ли вообще, придется самому устроить шалаш и в шалаше жить. И вот волнение и беспокойство по поводу предстоящего, хотя оно еще не совершилось, но оно будет, через месяц наступает отпуск, волнение достаточно серьезно трогает человека. Никаких таких волнений по отношению к его участи за гробом нет. Поэтому как-то неактуально что-ли для него,  где он в итоге будет, в раю или в аду. Вот такое беспамятство о будущей жизни свойственно земности, это проявление именно самой земности, вернее, по причине земности. Не сама земность есть это беспамятство, но земность приводит к этому беспамятству.

Что же такое сама земность? Сама земность это совершенное и полное посвящение себя земным событиям при полном игнорировании, или же частичном игнорировании своей души, состояния своей души. Хотя при этом человек вообщем-то, будучи даже и неверующим, может радеть о том, чтобы быть душою совершенным. Добрым - это в почете сейчас у людей, быть великодушным, быть честным, совестливым, искренним, и т.д. То есть эти разные нравственные проявления, в том числе и проявления жизненных призваний быть отцом, быть матерью, по матерински обращаться с детьми, по-отцовски обращаться с детьми, по сыновнему быть с родителями. По сыновнему, как сын отечества быть с соплеменниками, с согражданами, это тоже есть момент некоторой заботы о своей душе, и это имеет значение для будущей участи души за гробом. Но человек заботясь об этом, радеет не для будущей жизни, оказывается, а чаще всего ради жизни здесь же, что бы иметь добрые отношения людей к себе, поэтому он радеет как раз о добрых качествах и нравственных свойствах  своих. Чтобы иметь славу среди людей как хорошего человека, чтобы в конечном итоге после смерти была у людей память о нем, как о хорошем человеке, чтобы было кому могилку потом подправить и за ней ухаживать.

 Более того, человек хочет быть иногда добрым ради того, чтобы какое-то количество людей пришло к нему на похороны, а после похорон в дни годовщин  на его могилку бы не один человек приносил  цветы, а побольше людей приносило бы цветы к нему на могилку. То есть вот такие разные, казалось бы беспокойства об участи после смерти, но только они все равно беспокойством не о себе самом, а о могилке, о памяти, будут ли прописывать его после смерти в каких либо энциклопедиях, каких-нибудь антологиях хороших людей. То есть, опять же все обращено не к жизни за гробом, а обращено к некоторым материальным носителям памяти о нем здесь на земле же. Ради этого он хочет быть хорошим человеком, и действительно, занимается развитием своей души в добре.

Но вот вся неверующая Россия в советский период как раз жила такими вот посылами, потому что, а что еще оставалось делать человеку, который не знает Бога, и не верит в загробную жизнь, но при этом тогда очень занят собою и участью о себе после своей смерти. И эту занятость, даже сугубо и формировали в советском союзе, и все разные традиции и обычаи, которые бы эту занятость поддерживали, питали, возгревали бы в людях. А благодаря этой занятости беспокойство о своей  участи после смерти человек бы в этой жизни  все-таки исполнял бы положенные государством требования быть трудовым человеком, например, быть общественником, быть общественником добрым, широким, радушным, волевым и прочее. Все это поддерживалось, и действительно человек, искренне обращенный к участи о себе после смерти, в сегодняшей своей земной жизни, неверующей и безбожной, очень старался быть в хорошем виде в  своих добрых начатках. Поэтому немало людей вполне трудолюбивых, немало общественников таких очень выдающихся, причем исчисляемых тысячами в городах и деревнях. Но при этом земность это все делала не для жизни души за гробом, а делала только для одной памяти об этом человеке после его смерти.

 Почему же тогда святитель Феофан земность называет возбудителем греха? Казалось бы, вот на этих примерах, таких нравственно развитых в советских людях, и из числа которых мы и сейчас в своем окружении знаем немало людей старшего поколения, которые действительно в своих проявлениях нравственных дадут фору нам всем. Почему же тем не менее земность возбудитель греха? Да, поддерживатель неверия, потакатель неверия и возбудитель неверия, тут да, безбожие. Но, оказывается, если мы будем говорить о плотяной жизни, о плотской запечатанности церковного призвания, то есть наиболее глубокого и важнейшего призвания человека, призвания веры, призвания любви к Богу, призвания святости и праведности, то это призвание перекрывается в человеке плотью и гордостью, то есть в духе гордости. Тогда получается, что земность является прямым возбудителем плотяности, которая перекрывает человеку всякую веру.

 И более страшно, она является прямым возбудителем гордости, когда человек возвеличивается над Богом, ну во-первых, сначала тем, что возвеличивается над всем творением Божиим. Гордость развиваясь в своих умных способностях, умом своим как всеобъемлейшею способностью может вобрать в себя устроение всего мироздания как в ширь так и в глубь, и через это  возвышаться над всем мирозданием, так, что полагать,  будто бы он может даже управлять  этим мирозданием так, как он сам захочет. Отсюда эти грандиозные проекты вплоть до управления природою, природными явлениями, и борьба с высокими разными стихийными бедствиями, катаклизмами с надеждою, что  в конечном итоге человек овладеет этими силами природы и будет сам ими управлять. Ну, чем дальше, тем больше видно  по факту жизни, что природная стихия с каждым следующим десятилетием все более выбивается из власти человеческой, и посрамляет вообще эти горделивые попытки человека овладеть силами природы. Тем не менее, земность продолжает утверждать, что это возможно, и прямо возбуждая гордость, в ее стоянии над творениями Божиими.

 Итак, если мы более подробно сейчас посмотрим за остальными страстями, то мы увидим, что подобным же образом земность возбуждает и другие страсти. За отсутствием времени мы сейчас не будем это делать, каждый из нас с вами может это сделать, когда начнет вести дневники. Лично по своим страстям, и вдруг обнаружит, что оказывается, земность имеет в его жизни немалое значение. Более того центральное, даже преимущественное значение. Для верующего человека земность отлагает его вообще от пути спасения. Он, будучи религиозен, отправляет различные религиозные действия, необходимые в свое время и на своем месте, но все остальное время и все остальные места у него совсем не охвачены никакими религиозными посылами. И в земности человек вполне доволен такой жизнью, не подозревая, что это жизнь вне веры, ибо вере несвойственно действовать в определенное время в определенном месте. Вера действует в человеке всегда, поэтому в этом смысле в вере пребывающий человек является христианином в каждый момент своей жизни. Поэтому и фраза, что христианство- это жизнь, это не есть отправление религиозных нужд в то или иное время, или в том или ином месте, а это есть всегда совершающаяся жизнь, даже когда мы спим.

 И там, где вера живет, там собственно и есть церковность человека. Верующий всегда церковен, и церковный человек и есть верующий. В этом смысле церковный и верующий одно и то же. Другое дело, что вера это внутреннее отправление человека, а церковность это и внутреннее и внешнее. И это вся жизнь человеческая, во всех ее отправлениях. Это отношение с близкими и ближними, они церковные, и бытуют и являются церковными, то есть из веры совершаемыми. Трудится ли человек, он церковно трудится, пребывая в церковном устроении, а значит, от веры и в вере пребывая, исполняет тот или иной труд. Отдыхает ли человек, он отдыхает как церковный человек, то есть в вере пребывает, отдыхает. И отсюда, для церковного человека постоянная брань со страстями, постоянное недопущение их, а вместо них пребывание в вере. А уже по вере пребывание во всех своих остальных составах человеческих, и в этом смысле, христианство есть жизнь.

 Земность такой жизни веры не знает. Там где вера, там нет земности, там где земность, там нет веры, там нет соответственно церковности, а подменяет ее религиозность. Но в таком случае, там, где земность, там нет вообще помыслов о спасении. Знание о спасении есть, потому что религиозность знает о спасении, тем более православная религиозность, однако дальше знания никуда не идет, потому что земностью что-либо дальше знания о спасении не нужно, более того, земность восстает против спасения, и даже внутренне так устраивает все механизмы индивида, при которых сознание человека не пускает  в себя спасение как явление. Как знание да, а как явление  не пускается.

 Отсюда и невозможность покаяния, когда  призывающей  период дает человеку, в период призывающей благодати дается человеку период покаяния, то при переходе в следующий период, переходный период, где человек испытуется всеми обстоятельствами жизни следования либо за Богом, либо за прежним падшим человеком своим, оказывается, что земность активно сволакивает человека в его прежнюю падшесть, и откровенно просто не дает ему идти в дела спасения. Она возбуждает различные страсти, ими заменяет человеку жизнь, и жизненность человеческая вся поглощается страстями, все дальше уходя от от явления веры. И в конечном итоге, человек уже не знает, верует он или нет. Религиозен, вроде бы да, но веры он уже не слышит в себе. То есть, значит, в переходном периоде все-таки человек склонился на левые пути, то есть пути греха, страстей, и в конечном итоге, обмирщился, и к третьему периоду не только не смог прийти, он даже перестал думать об этом третьем периоде, о содействующей благодати, потому что в земности никаких отношений с благодатью он в конечном итоге уже не имеет.

 Ну вот, таким образом мы видим, что действительно,  все 4 названных явления индивида являются возбудителями греха. Почему же святитель назвал их коренными возбудителями греха? То есть назвал потому, что они прямо возбуждают саму страсть. Они не столько навык или привычку к греху возбуждают, хотя и это то же происходит, но они возбуждают непосредственно саму страсть, и поэтому являются коренными возбудителями греха. Соответственно, когда мы сегодня с вами говорим об отсечении страстей, то не научившись прежде страстей отсекать коренных возбудителей, мы с вами ничего не сможем сделать со страстями, и какая-либо брань со страстями, которую человек может вести не отсекая в себе особенно земности, часто оказывается просто самообманом, а еще хуже, прелестью, когда человек полагает, что он будто бы отсекает страсти, а на самом деле он это делает либо в земности своей, либо оставаясь в человекоугодии, либо оставаясь даже в чувственности.

Так, на плотских страстях особенно это видно: чревная страсть, блудная страсть. Человек после призывающей благодати в переходном периоде, следуя призывам церкви, будучи может быть даже и руководим духовными наставниками, имея даже соревнителей по спасению, может действительно трудиться над тем, чтобы  выбирать правые пути, то есть Господни,  а не левые, пути страстей и падшего человека. И  при этом воевать со своей чревною страстью, во всяком случае он точно выполняет дни постов, держит все дни постов, многодневными постами он даже и старается строго их совершать и при этом действовать . Пост ведь направлен сразу против двух страстей плотских, прежде всего, это как раз именно чревной и блудной страсти.

 Он действительно восстает, то есть отсекает в действиях удовлетворение этих страстей, но, оказывается, не отсекает чувственности. То есть, отложив скоромную пищу, он чувственностью своей получает удовольствие и приятность от пищи постной. Более того, еще такое у некоторых происходит: если скоромную пищу он ел немножко, потому что она питательна, то теперь, отложив ее, он постную пищу есть очень много. Почему ? А потому, что чувственность удовлетворяется, и когда насытится чувственность от обилия пищи, тогда он перестает есть. При этом он точно сознает себя, как исполняющим пост, как воздержанный человек, но только его воздержание  от вида пищи, но не от объемов пищи. То есть, самого воздержания то как раз и нет, потому что когда он займется собственно воздержанием, то придется заняться своей чувственностью, то есть удовольствием от объемов пищи. Или есть еще другой вид чувственности- удовольствие от разнообразия постной пищи. Да, он постится, но при этом разнообразие постной пищи такое богатое, что и этого хочется поесть, и этого, и этого, и орехов, и хлебушка, и кашки и салатика, и фрукт какой-нибудь добавить, и не только живой, но еще и сухофрукт добавить. И не только сухой, но еще и вареный ит. д. То есть разнообразие стола оказывается предметом его чувственности. И, казалось бы,  в сознании своем он трудится против чревной страсти, а на самом деле он питает свою чувственность.

 В итоге чем это закончится? Заканчивается пост, и человек, получив разрешение к скоромной пище, набрасывается на нее и недоумевает, почему у него такое сильное влечение к ней, почему никаких плодов от проведенного поста у него нет. Он видит там вот старушки, давно уже церковные, они как-то после поста сильно-то и не едят эту пищу, они продолжают как-то  очень скромно вкушать ее. Откуда и них эта сила, где человек то сам видит, что он просто накидывается на эту скоромную пищу, может быть не сразу, не в первые дни, но в конечном итоге, проходит буквально неделя, как он уже поедает ее в тех же объемах, что и было до поста. Значит, за время поста никакой силы, сдерживающей эти объемы, не обрелось. А причина оказывается, в чувственности, потому что мера чувственности осталась прежней, он с ней вообще никак не боролся, он не занимался собственно воздержанием, а когда он пытался заниматься воздержанием, то это оказалось так сложно, так трудно, что неудовлетворенная чувственность, она просто  тут же его кидала обратно снова все-таки доесть, до разнообразить свою пищу. И он доедал и доразнообразивал.

Подобным же образом, и с блудной страстью. Сейчас мы видим, как очень много христиан, 20 и 30 лет уже вроде бы в христианстве, однако с блудной страстью, при том, что они выдерживают, поразительно, даже отцы, мужья, выдерживают посты многодневные, и великий пост, однако в промежутках между постами никакого остепенения  блудной страсти или же потребности вообще близости не происходит. Страсть действует с той же силою, с той же потребностью, какая была  до постов. То есть, после поста нету никаких плодов труда, отсечения блудного разжжения. И поэтому вполне сознавая себя христианином, он  категорически запрещает себе, например, всякие порнографические картинки,  тем более фильмы, но вдруг обнаруживает, что он не в силах устоять против них. И когда он в интернете так или иначе ловится на эти различные крючки, ловко раскиданные во всех интернет-программах, то он не имеет силу тут же выключить, как только появляется какой-нибудь блудный фильм. Нет сил, а он уже ведь 20 лет как христианин и строго держит посты. А потому что постами он не занимается своими коренными возбудителями греха, он не занят чувственностью.

Тем более, еще более печальное следствие мы обнаружим, когда будем рассматривать земность. То есть, когда человек земностью не занят, а чтобы бороться против земности, это надо как минимум начать памятовать о смерти, затем памятовать об участи души после смерти, и  этим памятованием заниматься каждодневно, ну хотя бы раз в три дня. Но заниматься всерьез так, что в итоге этим памятованием саму земность рассеивать, рассыпать, выжигать ее, то есть памятованием восставать против земности и бороться с нею реально, конкретно, и если этот труд производить, тогда только земность начнет постепенно отступать от человека.

 Но так как мало кто этот труд производит, то поэтому в конечном итоге человек вроде бы ведет церковную жизнь внешне, однако спасение для него становится все дальше и дальше. И он все больше начинает принадлежать к апостасийному человеку, Когда он начинает внимательно вчитываться в характеристики апостасийных людей, данные в апокалипсисе, и особенно в толкованиях апокалипсиса разными авторами, то он обнаруживает, что во многом он как раз узнает самого себя в этих описаниях апостасийных людей. При этом он не слышит никакой возможности преодолеть это. То есть он не находит в себе никаких действий и движений, какими можно было бы против этого бороться.

В книгах, правда, вот, аскетических, он вычитывает о страхе Божием, о том, что страх Божий обретается при памятовании о смерти, и так далее, то есть что-то так вот рассыпано там сам, он все таки находит. Но не имея в виду земности как противника своего, как врага, с которым надо бороться, он пытаясь применять эти рекомендации святых, не знает, куда и к чему их применить. Просто само по себе памятование о смерти, но если оно не направлено своим острием против земности и непосредственно не воюет с нею, и не отслеживает ее проявления и не побивает эти проявления, то такое памятование о смерти и памятование о загробной участи ничего не даст, оно и не дает. А так как сегодня, к сожалению, почти никто не обращает нас в борьбу с земностью, более того, о земности вообще никто кроме святителя Феофана и не вспоминает сегодня, а так как святитель Феофан сам постоянно деятельно вспоминать не может, а только в книге может нам как-то напоминать об этом, а современный человек эти места книги давно пропускает, и не возвращается к ним, и не вчитывается в них.

Ну вот, важное для нас сегодня содержание поставляет нас в первую часть борьбы со страстями: прежде чем с самими страстями бороться, надо управиться с коренными возбудителями страстей. Ну а на следующем занятии будем говорить уже о борьбе со страстями, так, как об этом нас наставляет авва Дорофей. Помолимся.

 

Учение о добродетелях

 Занятие 4. Борьба со страстями

    Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день. Мы продолжаем наши занятие по учению о добродетелях, 3 класс, 4 тема: борьба со страстями. Первая часть этого занятия была на прошлом занятии, прошлый раз, и мы говорили как раз о четырех коренных возбудителях греха. Естественный вопрос сегодня, а что может быть противопоставлено им как борьба с ними. Все святые отцы, в том числе и преподобный авва Дорофей,  на труды которого мы сейчас опираемся преимущественно в занятиях,  говорят о том, что всякой страсти противоположна добродетель.  Значит, соответственно, чтобы не впадать в страсть, необходимо уклоняться от нее в добродетели, совершать добродетели. Тем более, что мы исходим из того, что человек сотворен Богом, и Господь сотворил человека и сказал Сам «Добро зело», то есть не только совершение …? весь предыдущий мир, прежде человека созданный Богом, минеральный, животный и растительный мир, но еще и сугубо совершенный. И поэтому «добро зело», к человеку относится особенно. Соответственно, практически все отправления человека, они на много порядков выше, чем любые отправления в животном и растительном мире. То, что свойственно человеку, не может не  повторить не совершить ни одно животное мира.

 Хотя вот мы с вами постоянно встречаемся с различными атеистическими взглядами, в которых эту нелепую теорию о происхождении человека от обезьяны продолжают до сих пор как-то поддерживать и на ее основании выстраивать вообще взгляд человека, но в таком случае мы не выходим из животной природы. Ведь природа животных, она определенная, соответственно, если из этой природы сформировался человек, то сам процесс образования человека остается внутри природы, и все теории о каких-то там революционных скачках при переходе от одного качества к другому, от одного свойства к другому, при усовершении человека от обезьяны, они все равно остаются внутри природы. И тогда да, в атеистическом взгляде получается, что человек это совершенная обезьяна, потому что по природе все равно остается животным существом.

Но не таков взгляд верующего человека на человека, ибо Господь, сотворив человека выше животных, он сотворил природу человека совершенно отличную от животных, и ничто из животных, в природе животных не сопредельно с природою именно человеческого в человеке. Да, при этом святой преподобный Иоанн Дамаскин говорит о том, что есть в человеке есть и животная душа, есть и растительная душа, и есть минеральный состав, в том числе, например, скелет человеческий, он преимущественно составлен из минералов. Но сама природа человеческая, вовсе не есть животная душа, собственно природа человеческая не животная душа и не растительная. То есть в человеке есть душа человеческая, и строение этой души, природа человеческая в человеке настолько разница с животною, что ничто не может в человеческом появиться из животного, и ничто животное не может продолжиться во что-либо человеческое, как бы оно там не переворачивалось, или же бы скачками не перестраивалось бы. Поэтому мы должны точно говорить с вами, что человеческая природа по отношению к естеству животному выше  животная природа.

 Значит, все Богом данные движения тогда собственно человеческие, являются движениями добродетельными. То есть все добро, сказал Господь, и все, значит, в своем деятельном является добродетельным, то есть делающим добро, совершающим добро. Будь то дух человеческий, будь то его душа, будь то его тело. И только с грехопадением появились те ужасные, страстные и прочие отправления в человеке, греховные отправления, которые характеризуют сегодня столь многосложное устроение греховного человека или индивида. Тем не менее, изгнав из Рая после грехопадения Адама и Еву, Господь человека продолжает призывать обратно в Рай, и важнейший смысл нашей жизни вообще земной есть возвращение в Рай. Не изгнал Господь на веки вечные из Рая человека, изгнал на время, чтобы земною жизнью получить вразумление, вместе с тем стать на путь возвращения в Рай, и теперь уже, после пришествия Господа на землю, и Его воплощения и воскресения, дана возможность человеку восстать снова в свое божественное, и Богом данное естество, и более того, выше этого естества стать участником Бога в себе. Так, что в итоге, человек становится уже Богом. Во Христе мы все становимся Богом и Сынами Отцу Небесному.

 Ну вот тогда собственно говоря весь жизненный путь человеческий, это постоянный труд на уклонение от грехов и страстей и становление в добродетели. При этом во все добрые отправления человеческого естества, как в доброту духа, то есть в его здоровье, так и в доброту души, значит в ее здоровье, и в доброту тела, в его здоровье. Да, при этом любой человек, даже все святые, даже сам Господь смертны по человечески после грехопадения, и поэтому должны умереть на земле, оставить тело и взойти в небо без него. Тем не менее, по страшном суде гласом Божиим будет вновь восстановлен человек в своих телах и снова тело в его здравии облечет человека, и человек снова станет полным человеком. Не только душа и дух  и личность в них, но и тело тоже. Поэтому есть телесное здоровье, в котором в конечном итоге человек и будет пребывать в Раю. С таким телом, и в таком телесном здоровии сегодня в Раю пребывают Матерь Божия, сам Господь, по всей видимости, и Иоанн Богослов. Господь зовет, чтобы и мы так же были, и там же по страшном суде в своих телах.

 Соответственно этому, с самого рождения ребенка должны бы родители растить здоровье его, всей его природы и здоровье его личности. А это значит, в его Сыновстве как к людям, так и к Богу. Должны растить его в здравом развитии, то есть всех начатков, которые даны человеку Богом, в них получить должное, и Богом благословленное развитие, которое само по себе является здравием тоже человеческим. И наконец, усовершение, то есть уподобление лучшим людям, уже прошедшим этот путь развития и усовершения, и уподобление тем  святым угодникам, которые на сегодняшний день пребывают в Раю и оттуда помогают нам, а дети и взрослые идут в уподобление им. И наконец, уподобление Самому Господу в Его благодатных таинствах, обретая Его в самих себе, следуя за Ним внутренне, не только подражая во вне, но внутренне будучи наставляемы Им, Его благостью по исполнении таинств исповеди, причастия, соборования, особенно причастия, когда Господь входит  в нас и мы соединяемся с Ним, тогда в этом соединении Господь приемлет ту меру и ту часть нас, которая чиста для Него и может быть усовершаема им, то есть ту часть нас, которая в здравии пребывает. Ну вот, и соответственно тогда это те деятельные составы человека, которыми совершаются те или иные добродетели.

 Что же мы можем тогда противопоставить коренным возбудителям греха? Если эти возбудители возбуждают собственно страсти, поэтому они не просто сам грех и греховную привычку подталкивают в нас и возжигают, но они возбуждают саму страсть, которая действует в этих грехах, и через эти грехи осуществляется. Соответственно противопоставить этим страстям возможно только определенное состояние духа. Дух здравия имеет три естества: это совесть, это потребность быть едино с Богом, или жажда Бога, жажда пребывания в общении с Ним, быть едино с Богом, принадлежать Богу, быть чадом Божиим. Это все второе свойство, которое святитель Феофан называет: «Жажда Бога».  В этом свойстве мы пробудились в призывающей благодати, потому как до этого момента многие из нас с вами были вообще казалось бы неверующими,  не подозревая о  своем приуготовлении, то есть предуставлении к этому призыву,мы бегали как незнающие церковной жизни, не верующие в Бога, и вдруг однажды были позваны благодатью и поразительно, откликнулись на этот призыв. И с этого времени стали искать отношений с Богом, служба стала для нас новым явлением жизни, но при этом дорогим явлением, и более того, самым дорогим явлением, где собственно говоря жизнь вся начинает быть и осуществляется.

 Так вот, такой отклик возможен был именно по причине жажды Бога, она возгрелась, она предуставляемо, приуготовляемо, невидимо была в нас, и наконец, теперь возгрелась в ту меру, что в ней возможен был отклик и следование за Богом, и желание быть с Ним, и быть едино в Его церкви, в его таинствах, в молитвах к Нему, в общении с Ним молитвенном. И вообще исполнение и отправление всей жизни по Нему.

 И наконец, третье состояние духа, или здоровье духа это страх Божий. Страх Божий это благоговейный трепет перед величием Бога, одновременно это страх за свою участь после смерти при очевидном знании о Рае и об Аде, о реальности, которые ждут нас за гробом по смерти. Вместе с тем это благоговейная нужда и потребность принадлежать Богу, быть Его чадом, и глубочайшая благодарность творения в адрес своего Творца.

 Из четырех коренных возбудителей греха, первые два это саможаление и чувственность, побиваются совестью. Бессовестному свойственно жалеть самих себя, видя вокруг множество несчастных людей, которым нужна бы помощь, а тут мы с вами вместо участия в них и посвящения себя им и жертвы  своего времени и сил для них, мы полностью в саможалении живем ради себя и для себя. Так делает бессовестный человек, но совесть не позволяет так делать. Тем паче, совесть не позволяет никаких чувственных движений, в которых человеком мы других людей пользуем. Или же  предметы чревных и плотстких страстей, в том числе и деньги, сребролюбие, мы тоже пользуем для своего удовольствия. Совести противно всякое услаждение и телесное удовольствие. Напротив, совесть подвигает человека на самоотверженный труд ради близких, на подвиг заступничества и защиты отечества, если разверзается война, или если на улице хулиганы на кого-либо напали и тот кричит о помощи, и тогда совесть подвигает человека броситься навстречу, забыв про самого себя. И только плоть, если она начинает давлеть над человеком, она вдруг заявляет о себе, человек переживает какую-то трусость, вот имеенно от саможаления и от явленности плоти, и появляется трусость, появляются разные мысли, оправдывающие не откликаться, не идти, не выручать. Но так не поступает совестливый человек. Поэтому ни в чувственных переживаниях, ни в саможалении, не бывает человек совестливым. Отсюда война против саможаления и чувственности есть следование совести и воспитание в себе и развитие в себе ее такого яркого и достаточного горения, при котором ты без колебаний сразу становишься в конкретность поступка, в поступок, без колебаний, без саможаления ввергаешься в любые события ради близких и ближних, и ради Бога.

 Против человекоугодия нам надобно поставить жажду Бога. Молитвенная потребность быть с Богом, единение с Ним в таинствах, затем сохраняющееся после таинства единение с Ним во всех обстоятельствах своей жизни. Она бережет тебя от человекоугодия. И чем более решительными мы становимся в своей жажде Бога, и обретенное единение  с Ним и способность, по апостолу Павлу, всегда молиться, тем увереннее человек не допускает проявления каких либо малых или же тончайших проявлений человекоугодничества. И наконец, земность отвергается страхом Божиим. Там, где страх Божий, там нет места земности. Ибо страхом Божиим мы в памятовании и душевном устремлении восхищаемся всегда Горе, прямо к престолу Божиему. Оттуда мы всегда созерцаем Рай и Ад. Страх Божий рождает, как минимум, памятование о Рае и Аде, как минимум, трепет перед воспоминаниями об этих двух ужасных…?

 Ну вот, теперь перейдем к сегодняшней уже теме конкретно о страстях. Против каждой страсти, говорит авва Дорофей, есть своя добродетель. Упражняйся в ней, закаляйся в ней, трудись над ней, и будь воспитуем в ней, то есть, будь учеником у тех, кто тебя поведет в освоение данной добродетели, или вообще самой церковной жизни, значит, ее уклада. Кто могут быть такими поводырями нашими? Прежде всего сам Господь. Три возможности у Бога сегодня участвовать в жизни каждого из нас и непосредственно наставлять нас в ней.

 Первое - это промысел Божий, которыми Он через события и обстоятельства влияет не только на наши дела, поступки, но особенно на те сердечные настроения, которые человек при этом переживает. И если есть вкус к внутреннему человеку, в противовес человеку внешнему, тогда следование за внутренними наставлениями, которые появляются или же даются Богом в тех или иных обстоятельствах, сами обстоятельства даны промыслом Божиим, но внутри этого  промысла Божия есть еще и сугубое наставление и помощь и свет Господень, которые подаются внутрь, лишь бы только мы были внимательны к этим внутренним наставлениям Господним, которые по благодати даются человеку. Не всегда при этом слышится сама благодать, но ею подвинутая мысль или ею подвинутое чувство, или ею подвинутый поступок, он является тем Господним назиданием, которое на данный момент необходимо. И умеющий распознавать эти благодатные наставления, более того, умеющий становиться в них и по ним дальше действовать, тот -то как раз и является человеком не в туне наставляемым Богом.

Вторая возможность наставления, это Евангелие и все Священное Писание, в том числе писанные наставления, это труды святых отцов и  особенно богослужение с его текстами, с его содержанием. Недаром древняя наша церковь, или же древнерусская православная церковь того времени, когда еще не было книг, и практически крестьяне могли быть наставляемы, да и горожане тоже, и бояре и дворяне многие могли быть наставляемы в слове Божием только на богослужении. Удивительно, что тогда, по рассказам очевидцев, практически весь народ стоял в храмах, и с вниманием внимал и слушал проповеди, внимательно слушал само богослужение. Тем более с особым вниманием слушал Евангелие во время богослужения, и через это получал наставления Господни.

И третий вид, которым Господь нас наставляет, назидает, это таинства, в которых Господь непосредственно благостью своею участвует в человеке, лишь бы только ты имел желание и нужду в этом участии. К сожалению, сложилась сейчас ужасная такая практика непонятно почему так, когда люди готовятся к причастию, и получив причастие, считают, что они достигли цели. Все, с этого времени можно уже жить как хочу. А вот до причастия как хочу жить было нельзя. Надо было поститься, надо было воздерживаться от разных гнусных своих увлечений и действований, надо было молиться больше, чем  обычно, Ну вот, причастие совершилось, все, с этого времени, коль цель достигнута,  то человек и уже ни о чем другом дальше не думает, как ему жить в церкви, что делать. И даже благодарственные молитвы когда читает, то прочитывает в них там какие-то удивительные слова: «пройди во уды, составы мои», а зачем?

 Если же мы с вами остановимся со вниманием на этих словах, а они в каждой из 5 молитв благодарственных, то  оказывается, что собственно, жизнь то начинается именно с причастия. Не с того момента, как мы начали подготовку к нему, а именно с причастия начинается собственно  сама жизнь во Христе. Соответственно, жизнь в добродетелях это и есть она, совершается и начинается как раз в причастии. Но тогда после причастия стоит огромный труд и огромный набор навыков различных по стоянию в добродетели, по хождению  в добродетелях. А стояние в добродетелях, преодолевающее разовые искушения, другое преодолевающие искушения долгие, продолжительные что ли искушения, когда многие годы искушение нападает или из вне или изнутри. И умение еще усовершаться в добродетелях. Все это идет после причастия. Причастие полагает этому практически начало. И вот в таинствах- то как раз, Господь, приходя к нам, оказывается более всего способен выправить человека и изнутри дать ему образ правдивого действия, но только  ждет от человека самого искренне до глубины души и духа  желание этого, желание такого наставления со стороны непосредственно Бога в таинствах. Увы, к сожалению, сейчас мало таких людей, да и как-то об этом мало в церкви говорится, хотя это является самым центральным в деле спасения.

 Какие же страсти преодолеваются какими добродетелями? Гордость. Преодолевается любовью, только не страстною любовью, не пристрастием, и даже не естественною любовью, любовью естественного призвания, сыновства, родительства, супружества, гражданства, а любовью вышеестественною, тою, в которой есть призвание как раз церковное, призвание святости, праведности. Тщеславие преодолевается окаянством, ну то есть не исканием славы, и когда человек считает себя рабом неключимым. Сребролюбие преодолевается милостынею и милостью, или в милости совершаемой милостынею вплоть до раздаяния всего своего имущества,и затем уже обречением себя на нищету, на бездомие пространства. Чревная страсть преодолевается воздержанием. Блудная целомудрием, праздность трудолюбием, и т.д. То есть каждой страсти есть своя добродетель.

 Но вот чтобы в добродетель встать, надо саму страсть умерщвлять. Господь говорит, отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мной. Отвергнись себя, это как раз отвергнуться того себя, который живет в страстях, и который живет ради себя, для себя. Сказав «отвергнись себя», сказал «кто душу погубит свою, тот и возлюбит Меня». Погубить душу, то есть погубить как раз различные страстные движения души, и влечения, и соответственно, удалить от себя те предметы, которые порождают страсти. И конечно же держаться добродетелей труднее, чем склоняться к страстям и жить в них. Отсекать страсти труднее, чем прививать себя к добродетелям, потому что всякая страсть корениться слишком глубоко в душе человека, поражает волю во всех ее практически движениях и отправлениях. И в этом смысле, вся природа человеческая испорчена очень сильно, настолько, что даже человек в воле своей не знает движений данной добродетели. Младенчество свое он не помнит, но  и те, которые вспоминают младенчество,  они не могут вспомнить добродетельное свое.

 Далее авва Дорофей говорит, что страсть  не сразу вкореняется в человеке и поэтому надобно их отсекать, пока они еще малы. Особую малость страстей мы видим в детях. С самого рождения ребенок не сразу являет себя страстным человеком, а страсть постепенно обнаруживается в ребенке, в виде малых сначала поступков, в малых движениях сердца, чувств, и каких-то незначительных случайных мыслей, которые он роняет. И как важно в это время как раз, пока еще страсть мала, ее выкорчевать, то есть пресечь. Конечно, имееет значение родительское слово, но не в нем сила. Родительское слово дает только образ доброго поступка, чувств, мыслей.

 Сила же, оказывается, лежит в обращениях родителей с ребенком, как раз  в отцовстве и сыновстве, материнстве и сыновстве, это взаимообращенность любви в жизненных призваниях, она придает сил ребенку слышать слово отца или матери, как наставление, еще больше как завет. Чем глубже слово воспринимается в жизнь, тем дольше оно руководит этим ребенком. Так, заветы, которые ребенок в детстве воспринимает от своих родителей, потом фактически теплят и ведут его до самой старости и даже до смерти. Я  не могу солгать, потому что отец положил завет « не лгать», и я не могу это преступить, - говорит человек, и действительно говорит всегда правдиво, «будь всегда правдив и говори правду». Другой не может украсть, третий не может сказать бранное слово.    Каждый из них это делает по причине завета, воспринятого от своих родителей еще в раннем детстве. С подобною же силою слово может быть воспринято от почитаемых, уважаемых воспитателей, учителей, с возрастом, когда ребенок уже идет в школу, и в школьном возрасте выходит за пределы своей семьи в круг родственников, в круг взрослых соседей, с которыми имеет постоянные отношения.

 Меньше, чем завет - наставление. То есть это тоже слово, воспринятое с силою, так что оно поворачивается сразу в поступок. Еще меньше слово «совет», то есть оно оставляет ребенка, подростка поступать как он сам выберет, и не имеет такой силы, при которой слово воспринималось бы неизбежно в поступки, как это происходит при наставлении. Ну и совсем никакой силы не имеет слово «информация», слово просто как знание. С каким бы интересом не было бы воспринятыми детьми или подростками или же молодежью, или же с каким бы талантом оно  не было бы преподано со стороны воспитателя и преподавателя, и священника, тем не менее если оно воспринимается просто как знание, оно силы не имеет. То есть силы против страстей. В это же время, в малом возрасте отсекающее слово, исполненное силы отцовской любви, или материнской любви, соответственно автритета учителей, воспитателей в  возрасте уже старше 7 лет, тоже имеет значение. Поэтому чем раньше ребенок и чем строже уже в условиях отсечения страстей, тем лучше.

 Мы вспоминаем в связи с этим конечно же вот эти многопоколенные семьи на Руси, которые еще бытовали в 19 веке, а  в 18 веке их было много, где дед имел особый авторитет, особую силу. Он уже не управлял всею семьей, потому что делами заведовали уже  их сыновья, в данном случае взрослые люди, которые уже имели своих детей и внуков для деда. Но совет деда по причине сыновства его сыновей и дочерей, тем более назидание деда, а еще больше если он может преподать завет с такой силою  сказанное слово, то все это, конечно же, имело большое значение для всей семьи. Их бывало по 15, 20 человек садилось за стол, ну и часто мы вспоминаем еще до сих пор, вот наше поколение те обычаи, когда малыш за столом мог разбаловаться, и его предупреждают, ему говорят, что так не надо, не шали, а он продолжает баловаться, его уже строго предупреждают, что придется наказать тебя, а уже тогда третий раз дед просто берет ложку и удар по лбу и малыш сразу встряхнулся и освободился от совершавшейся шаловливости. Таким образом, окончательно дед помог малышу освободиться от чего-то праздного, и разгульного.

 Вот понятно, что при такой строгости, где не допускается буквально малейшее проявление худых движений, при этом вся семья и все имеют достаточно сил, чтобы восприять эту строгость в отсечение страстей, а если семья в укладе, то есть если семья едина, и это единение сыновне-отцовское, родительское,  сыновне-бабушкинское, сыновне-дедушкинское, внуки бабушки и дедушки, все  они едины между собою, то это единение и чувство принадлежности младших старшим, причем родовой принадлежности, оно дает такую силу авторитету старших, что конечно же действие взрослых вообще не подлежат никакому обсуждению, и мысли этой не возникает. Она была как-то самим укладом, то есть значит строем и характером отношений в семье сразу же запрещена и пресечена. Дети  не  видели никогда, чтобы кто-то перечил кому-то, какие-то возникали бы пересуды, переговоры, ссоры, какие-то отстаивания своей позиции, ничего этого никогда дети не видели в укладной семье.

Ясно воспитанный в этой силе единения, любой ребенок воспринимает всякое строгое действие по отсечению страстей как нормальное. И даже с благодарностью, и даже с благодарностью глубокою. То есть со временем, с возрастом эта благодарность становится благодарностью сына, дочери, своим родителям, внука, внучки своим дедушкам, бабушкам. Та благодарность, которая сочетается с совестью, дает ей свободу, придает ей сил даже, та благодарность, которая сочетается с верою, и в  вере совершается и происходит, и соответственно через это собирает и еденит с Богом. Ну вот в церковном укладе сила уклада как раз, она позволяет такими строгостями, очень краткими, без всяких слов лишних, без всяких морализаторских речей, без долгих чтений каких либо  наставительных книг или же долгих разговоров друг с другом и советований, одним только движением строгого слова, либо строгого движения руки, отсекающего страсть, поправить дело, то есть страсть отсечь. Понятно, что дети, которые выросли в таких условиях, они знают образ такого отсечения, поэтому могут сами его применять к себе, и соответственно потом применять в жизни со своими детьми.

 Авва Дорофей рассказывает в книге в своих поучениях такой эпизод: некто старец идет со своими учениками, старец проходит мимо кипарисов разного размера. Старец одному из учеников говорит, вот маленький кипарис, вырви его. Тот без всякого труда пошел, исполнил послушание, вырвал. Теперь старец указует на кипарис в два раза больше, вырви его. Ученик пошел, немножко раскачал, в конечном итоге с силою, большим усилием, но все-таки вырвал  и этот кипарис. Тогда старец указывает ему на третий кипарис, в два раза больше второго и говорит, - вырви и этот кипарис. Увы, ученик не смог сам вырвать, пришлось звать еще других учеников и втроем они его вырвали. Наконец, старец показывает уже на такой, кипарис долгожитель, вырви его. Но ни сам ученик, ни все ученики, вместе взятые,  так ничего с ним сделать не смогли, даже не сдвинули его с места. И на это старец в итоге говорит: вот так же со страстями, чем они меньше, тем легче их вырвать, поэтому не ждите, когда страсти вырастут и сделаются корневыми, тогда вырвать будет их очень сложно.

 Очень важную тему подымает дальше авва Дорофей- это борьба с помыслами. Ну мы  с вами знаем под помыслами,  это масса самых различных там мыслей, которые возникают в голове, мы практически без них не бываем  нигде. Особенно выражены помыслы во время богослужения бывают. Может быть не всегда, но там, где они заполоняют ум, там очевидно, что эти помыслы относятся к совершенно определенным событиям нашей жизни, то есть оказывается, мы, придя на службу, втаскиваем в нее все события, которыми мы только что прожили ближайший день, ближайшие дни и недели, и даже ближайшие  месяцы. Будучи неразрешенными, эти события продолжают разрешаться здесь на службе. Что-то, что я не спланировал, я планирую на службе, где-то неудачно произошла ссора с кем либо, я ее заканчиваю здесь на службе очень удачно, в итоге доказывая своему ближнему свою правоту. Что-то забылось сделать, на службе я вдруг вспомнил, и теперь точно намечаю, когда я это догоню и доделаю, и так далее. То есть, оказывается, не какие-то праздные помыслы присутствуют на службе, и не  обязательно такие фантазийные. Чаще всего и основательнее всего присутствуют помыслы реальных дел и событий, и реальных отношений с реальными людьми, которые остались за пределами храма. И               прежде всего, это помыслы незавершенных каких-то дел, обстоятельств и отношений. Мы их завершаем на службе.

 Как же такие помыслы отсекать, если они являются прямым следствием нашей жизни за пределами храма? Оказывается, чтобы отсечь помыслы о своем хозяйстве, надо отложиться от заботы, отсечь саму заботу о хозяйстве. Есть противоположная добродетель этой заботы, вручи все дела свои Богу, или тем более отношения с людьми, вручи людей  близких и ближних тебе, вручи их Богу. Но вот, оказывается, это действие очень сложно сделать, поэтому борьба с помыслами, это прежде всего, обнаружение истока помысла, откуда он идет. И в конечном итоге, отсечение, отложение этих помыслов есть все-таки отсечение самого истока, откуда исходит этот помысел. Не всегда удается добраться до истока, тем более такие  истоки трудно достигаемы для нас, даже для нашего сознания, они, порождая помыслы, совсем себя не обнаруживают. То есть  они недосягаемы нашему самоукорению, тем более недосягаемы нашему самосознанию.  И тогда часто приходиться воевать только с самим помыслом, не ведая, откуда он приходит. В житиях святых отцов мы слышим и читаем о другой природе помыслов, которые всеваются уже человеком бесами, нечистой силой. Но то иные помыслы, поэтому мы сейчас так как никто из нас с вами не живет монашеской жизнью, и не занимается таким сугубым монашеским деланием, это  отсечением, борьбою с бесами, и соответственно отсечением помыслов с их стороны всеваемых в ум, то для нас сейчас хотя бы  задача трудиться по отсечению помыслов, которые приходят от наших житейских забот и дел и многоразличных отношений с близкими и ближними.

 Чтобы этот труд производить, авва Дорофей говорит: « испытывайте себя». Для этого, говорит, каждый день открывайте свои помыслы старцу. Но он это говорит своим монахам, своим ученикам, своим участникам его монастыря. Для нас же с вами вместо открытия помыслов духовнику, существует дневник, который тоже в конечном итоге будет принесен на исповедь и принесен духовнику, в предварительной беседе перед исповедью. При этом дневник хотя бы раз в три дня если бы человек вел, для этого необходимо записать в него как раз те самые помыслы, которые отсечь не получилось за  день, которые навязчиво продолжают оставаться и мы не имеет ни навыка, ни действия, каким можно было бы их отсечь. И тогда одно из действий их отсечения является как раз запись в дневнике. Ну, практика показывает, что и записанное в дневнике, уже по этой причине теряет половину своей силы владения нами. А некоторые помыслы, которые будучи записаны, вообще исчезают из горизонта. И вот здесь, когда мы фиксируем помыслы, с которыми нам управиться не получилось, дальше возможно испытание себя вглубь, откуда этот помысел, и добраться до его истоков.

 И тогда мы увидим, что это какая-то житейская забота, она может быть вполне естественна, она может быть вполне необходима, и нужная, но забота, в которой нет Бога, в которой мы остаемся один на один с этою заботою и совершаем ее от себя. И усиливаемся в исполнении этой заботы своими силами, плюс своими талантами, плюс своей способностью дальше учиться, обучаться как с этою заботою управиться. Или же мы привлекаем различные дополнительные силы наших близких, знакомых, там, авторитетных людей, властных людей, способных повлиять на те или иные обстоятельства нашей жизни, но все это земное. Среди всех этих привлекаемых сил нет Бога. И тогда эти вполне бы казалось бы нормальные заботы будут порождать помыслы, неуправимые нами.

 А оно на службе так именно и происходит. На службе выходят именно те дела и заботы житейские, в которых нет Бога, поэтому через них как раз враг рода человеческого именно на службе может нас отвлекать от богослужения, отвлекать от Бога.  И наоборот, те заботы, в которых есть Бог, и в которых есть памятование Бога, или же тем более если например, молитва, исполнение молитвенных правил, где мы непосредственно прямо обращаемся к Богу, то поверьте, во  время богослужения, мы не вспомним про такую молитву, мы не вспомним про тот час, когда мы стояли на молитве, мы не будем раздумывать над тем, как усовершиться в  своей молитве, потому что пребывая в молитвенном искреннем отношении к Богу, мы имели Бога в этой молитве, и соответственно тогда такая молитва является уже неуютной для врага, он ею не может воспользоваться, чтобы ею на службе нас отвлекать от Бога. Это уже такая молитва, или такое дело, или внутреннее делание, оно уже не может стать орудием врага, орудием бесов против нашего присутствия с Богом на службе.

 Записывание в дневнике истоков своих помыслов, и обнаружение таких забот и дел, в которых нет Бога, в конечном итоге открывает и обнаруживает нам целые области, может быть, жизни, в которых мы действительно, в Боге не нуждаясь, сами от себя делаем. К сожалению, сегодня вот современный человек, внешне вроде бы живя в церкви и выполняя все церковные отправления должные, в своем подсознании, а значит, в своем быту и в общениях, оказывается, совершенно безбожным человеком.

 То есть это состояние религиозное, здесь нет веры. Вера проницает человека в его житейских обстоятельствах, потому что она проницает его всего, ибо вера есть следствие благодати, и благодать открывая человеку Христа,  а это благодать Святаго Духа, открывая человеку Христа, одновременно задействует в это обращение к Нему и действование  с Ним и о Нем многих составов человеческого естества, тех, которые возможны сейчас быть, возможны быть облагодатствованны, и возможны быть подвинуты в этом  действовании духовном. И вот те события, и жизненные отправления, в которых мы присутствуем молитвенно, то есть с расположением навстречу Богу, а значит, навстречу Святому Духу и благодати, и в которых по смирению человеческого сердца благодать проникает в наши составы и уды, и освящает их, она восстанавливает природу человеческую из повреждения в ее здравие. Но тогда таковая природа на службе не будет мешаться против Бога, и мешать помыслами против молитвы.

 Опыт показывает, что практически большинство современных внешне церковных людей, или религиозных людей, пребывая в переходном периоде, когда призывающая благодать уже сокрылась в сердце и человек постоянно находится в развилке, то ли за  Богом следует, то ли оставаться со своим человеческим естеством, всегда поврежденным, к сожалению, привычно скатывается в сторону своего поврежденного естества, и в нем осуществляет свою жизнь, там нет нужды в Боге, там нет и обращения к Нему. Там в лучшем случае есть просто молитва перед делом и после дела, перед едой и после еды, но в ходе самого дела и в ходе самого вкушения пищи человек не пребывает в молитвенном состоянии, он даже и не помнит о том, что ангел Хранитель присутствует, невидимо присутствует при его трапезе, или же невидимо присутствует при его деле, по поводу которого он помолился. Ибо когда мы спрашиваем благословения Божьего на то или иное дело, то Господь со своей стороны не просто благодать присылает, но присылает ангела Хранителя, который теперь сопутствует нас в каждом деле. Если вы внимательно вслушаетесь в молебен о начале дела, вы услышите слова об этом говорящие, об этом раскрывающие, что же происходит. Более того, вы услышите слова, в которых мы прямо просим дать нам ангела Хранителя как сопутника дела этого, как хранителя, охраняющего его не только от всяких напастей внешних, но и особенно от внутренних недолжных состояний.

 Так вот человек чаще всего не пребывает в этом обращении с ангелом, помолясь до и помолясь после. Значит, получается, что его жизнь, а соответственно, естество в этот момент, отправляющее эту жизнь, или совершающее эту жизнь, находится в состоянии безбожия и дело, которое он выполняет, он все равно делает от себя. Вот если, конечно, так внимательно в работе с дневником испытывать себя, мы обнаружим такое состояние, по поводу которого может быть дальше скорбь к Богу, и дальше покаяние к Богу, дальше плач к Богу. Но уже так, по мере очищения, как будет давать Бог.

 И вот после того, как испытание произведены, авва Дорофей говорит о том, как же теперь, когда мы с вами, обличив  и сами помыслы, и через помыслы их истоки, страсти и греховные привычки, или же состояния безбожия, которое может открыться, как же теперь дальше продолжать бороться со страстями, то есть как становиться в добродетель . И авва Дорофей говорит об обязанностях, исполнение добродетелей проще всего как раз совершается в исполнении обязанностей, на нас наложенных. Званием ли нашим, то есть мы призваны быть тем или другим лицом в мире, той или другой личностью, и, например, в звании сыновства, налагает определенные обязанности сыновнии по отношению к родителям. Звания супружества налагает те или иные обязанности по отношению к супругу, соответственно родительское звание налагает те или иные обязанности. При этом само призвание, которое уже вложено, призвание любви, призвание любой из этих естественных жизненных призваний, оно уже имеет в себе образ этих обязанностей, но часто, к сожалению, затуманенный, расслабленый или же вообще закрытый от нас с вами, поэтому и сынов-то нормальных нет, и мужей и жен тоже таких благочестивых нет, родителей в естестве действительно здравых тоже сегодня нет.  И тогда напоминают об этих внутренних возможностях наших призваний как раз обязанности.

Увы, падшее естество бегает от всяких обязанностей, поэтому человек в худом характере обычно при слове обязанности кисло гримасничает, ему обязанности как некая туга на шее, потому что обязанности не позволяют греха, они не разрешают худых проявлений человека. Хотя человек именно эти худые проявления воспринимает как жизнь и весь отдан им и живет ими. С другой стороны мы видим, что люди так вот с достаточно глубокой и широкой нравственностью, то есть совестливые люди, радушные, порядочные, честные, искренние, люди благочестивые, они радуются обязанностям. То есть они вдруг находят в обязанностях жизнь, а оно так и есть. Ибо если обязанность напоминает образ самой добродетели, или же тем более образ самого призвания, того же гражданского, например, призвания, то тогда призвание в обязанностях как раз находит самое себя. Напомнившись обязанностями, возможность так жить, оно и начинает так жить. А оказывается, такая жизнь присуща самому призванию, или самой добродетели, и поэтому, а тут еще и извне это наложено как необходимое, именно таковые обязанности, то и с радостью человек идет в эти обязанности тем призванием, которое обязанности подлежит, тою добродетелью, которую обязанность описывает и к себе выкликает. Поэтому обязанности это внешняя сторона самих добродетелей, и самих призваний, в том числе и призваний церковных, святости, праведности, поэтому в книгах мы встречаемся с таким названием, как обязанности Христианина. Более того, оказывается, их так много, что когда некоторые авторы взялись описать все обязанности, то получались книги, размером 400-500 страниц. Авва Дорофей обязанности называет как наилучший и наиболее доступный для нас способ как раз воспитания в себе добродетелей. Но тогда именно этим мы отсекаем от себя страсти.

И заканчивает он свою главу как раз противоположным примером, когда страсть не отсекалась, Что при этом происходит, о том, что страсть переходит в навык, и навык такой укорененности и силы, что человек даже не слышит о добродетели против этой страсти. Так, блудный человек не слышит о целомудрии, он не может даже уловить, что это  такое, ему нечем это взять.

 Поразительно, но современное общество наше и современные люди, они как раз таковые и есть, то есть слово «целомудрие» действительно исчезло из лексикона нашей жизни, мало того, когда начинаешь с современными молодыми людьми говорить о целомудрии, они недоумевают, что это такое. Даже просто само описание целомудрия никак не может войти в сознание, они не улавливают, о чем это, что это такое. Как вода с гуся, слова скатываются с сознания, и сознание не может ухватить. Но когда речь идет о молодежи современной и плюс неверующей, как-то это более- менее может быть ясно, понятно, что это происходит, но вот удивительно, что в церковной среде разговор с верующими молодыми людьми и детьми о целомудрии тоже оказывается достаточно для них трудным. Само слово о целомудрие они еще воспринимают, к нему есть некоторый порыв и расположение, они могут о нем слушать, но они не могут уловить, что это такое по действию, они не чувствуют этого по чувству, не слышат этого по чувству. И нелепые вопросы задают об этом, казалось бы занятие проведено, беседа уже совершилась, а начинаются вопросы, и один нелепее другого, из которых совершенно очевидно, что и дети, и подростки, и юношество верующее, и уже вообщем-то  немало лет пребывающее в церкви, однако внутренне не знает, чем взять это слово. То есть оно им неясно.

Это  означает, что земность и соответственно плотяность пришли у человека в навык. При таком состоянии конечно же человек уже  не способен к восприятию, к разговору даже  о добродетелях. Так сегодня очень много людей, особенно на каком-то году переходного периода, перестают разуметь, что такое смирение. Не могут уловить разницу между смирением и смиренномудрием. Каждый из нас наверное знает немало таких слов, первая встреча с которыми приводила в глубокое недоумение, потому что слова были непонятны, хотя при этом глава целая была названа тем или иным словом, плюс в этой главе это слово было многократно было повторяемо и о тем как раз его описывал автор тот или иной, но мы совершенно ничего не могли уловить, а что же такое описывается, и к чему все это описание относится. И только по прохождении очень многих лет вдруг это слово открывается как реальность. То есть речь идет о том, что в области вот этого слова лежит какой-то такой грех, который вошел в такую силу, а значит, в навык, и по этой причине он не позволяет, греховный навык не позволяет слово добродетельное даже воспринять сознанием.

 Так, для современных людей слово «аскетика» является чем-то таким заморским или же далеким явлением. При этом я сейчас уже говорю о церковных, о верующих людях, или считающих себя церковными людьми. Ревность духовная тоже  очень непонятное слово для многих, любовь, которая всем веру емлет, то есть имеет веру ко всем, тоже неясное слово для современных верующих.То есть, если мы так внимательно посмотрим, то окажется, что таких вот греховных навыков, запрещающих те или иные слова добродетельные, а то и вообще, запрещающие целые области добродетельные, окажется в нашей жизни очень много. Обнаружит это встреча с добродетелями, когда мы начнем ту или иную добродетель все-таки пытаться уловить внутренне, до его деятельного осуществления, или хотя бы до чувства, мы вдруг обнаружим, что инструмент для этого давным давно окаменен, потому что в него впитан греховный навык.

 Видите, -говорит авва Дорофей, - как опасно иметь дело со страстями, не борясь с ними. Поэтому дальше он призывает нас к борьбе со страстями. И так, на дом мы берем главу 11 аввы Дорофея, а по прошлому занятию книжку «Путь ко спасению», святителя Феофана Затворника, где как раз описывается, правда там он их подробное описание, как я давал на лекции  не дает, но буквально на одной страничке он их перечисляет и называет. Не помню страничку, да, это  вот надо будет посмотреть. Ну вот так, на том сегодня закончим.

 

Учение о добродетелях

 Занятие 5. Ревность

Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день .Сегодня у нас 5 занятие по учению о добродетелях, 3 класс. Тема занятия : ревность. Это важнейшее проявление личности, без которого практически опадает жизненное движение человека. То есть исчезает жизненный путь. Человек без ревности это человек, потерявший путь в жизни. И в силу этого не имеющий цели, не  знающий средств, а когда ему говоришь об этих средствах, он, не имеющий желания их привлечь, а привлекая, не умеющий ими пользоваться. То есть вот в таком состоянии, к сожалению, мы обнаруживаем сегодня очень много молодежи. Люди, заканчивая  уже 9 класс, находятся в состоянии такой беспутности, расслабленности всех сил, и неразумности, то есть отсутствия какого либо взгляда на свое будущее, и при этом нечем это подвинуть, то есть нет ревности, нет огонька, нет жизни  в них. И отсюда вместо пути человек оказывается на обочине жизненной, и там каким-то образом страстно устраивается.

 К сожалению, в большинстве своем есть несколько причин, которые рождают такое угашение ревности жизненной, и потом ее поддерживают достаточно сильно. Одна из них это потеря семьи. Дети остаются с мамой, и если еще девочки, с матерью оставшись, как-то сохраняют через нее и отношения с ней и образ ее, сохраняют еще какую-то потребность пути жизненного, то с мальчиками происходит просто трагедия чаще всего. С одной стороны они, их мать прилепляет к себе, и тем более, если это один ребенок, и она, оставшись без мужа, после развода воспитывает одного сына, естественно, что как-то, особенно если еще человек и вне церковный, или же основная часть воспитательных отношений прошла в условиях ее нецерковности, а придя теперь в церковную жизнь, и уже следуя за Христом, она тем не менее продолжает оставаться в своих отношениях с сыном в прежнем порядке и никак не хочет оставить этот  порядок, или же этот характер отношений. Потому, что здесь ее религиозность бессильна, она за время до церковной жизни настолько слепилась материнским своим страстным  пристрастием к сыну, что и сына соответственно тогда прилепила к себе, что практически главная жизненность ее как человека, оказывается, лежит не в христианстве, не в том, что она христианка, а в том, что она мать, и даже не мать, а мама, пристрастная к своему ребенку. И когда церковная жизнь ведет ее, или же зовет ее отлепиться от таких пристрастных отношений с  ребенком, она чувствует тогда, что в этом случае тогда для нее теряется жизнь, и она не согласна. Поэтому она остается внешне вполне церковной, даже очень в этом плане немножко даже ревностной, но, к сожалению, жизнь то ее все равно и жизненность личности остается в сыне.

 Ну вот сегодня очень много среди православных людей таких матерей, и так через них погибающих сыновей. Почему же они погибают? Потому что в этой прилепленности матери к сыну жизненность сына черпает силы свои из жизненности матери. А мать вся в нем. Тогда и сын весь в матери, и поэтому они друг без друга не могут, потеря друг друга в жизненных путях это потеря жизни для каждого из них. И несмотря на то, что влеком  самостно-пристрастным  или же индивидном развитии обоих в жизни, личность тем не менее пытается пробиться в них, тем более позванная Богом, призванная в церковную жизнь, и тогда начинается очень глубокий внутренний конфликт между личностью и индивидом, между жизненностью личности и такой чувственной жизненности,  пристрастной жизненности индивида. Этот конфликт рождает муку от взаимной прилепленности друг ко другу, прилепленность начинает мучить.

 Особенно это проявляется в сыновьях, но как только сын начинает отлепляться от матери, и пытается вырваться, то есть уйти из дома, или же  найти свои самостоятельные какие-то работы, дело, вообще выйти, то есть пойти по призванию супружества, пробудиться в нем, пойти по нему, найти девушку, жену в итоге, то такие вот попытки сына выйти из плена материнского, оканчиваются трагическими отношениями их между собою, и ряд матерей все-таки одерживают победу, и в конечном итоге возвращают сына обратно в дом и удовольствуются его присутствием. В другом случае, они не оставляют сына и так как у них в жизни нет ничего кроме него, а вся их религиозность только лишь некоторое пособие к поддержке унылости их жизни вот так вот все-таки. Жизнь вся в сыне, а без него, тем более если он определился в каком-то самостоятельном пути,  то без него жизнь стала унылой, и вот эта унылость она покрывает отчасти своей религиозностью. Но тем не менее,  в жизненных своих движениях она продолжает быть спутницею сына.  И поэтому ездит к нему, и посещает его, если они рядышком живут, в одном городе, и в конечном итоге, надоедает ему, или же сильно конфликтует со  снохой, то есть с его женою, и часто иной раз даже приводит и способствует распаду их семьи, потому что ей как-то удобнее, чтобы сын был с нею, нежели с женою. И непроизвольно, подсознательно, этими своими посещениями и гостеванием  она все более восстает на сноху¸ обличает, обвиняет ее во многих разных там чертах характера, ну и где-то высказывает это сыну, где-то сама внедряется или ругается со снохой, и способствует развалу семьи.

 Ну и третья такая мать, третий вид, который казалось бы она отпустила благодаря церковной своей жизни, она отпустила сына в самостоятельном пути, но при этом никак не продвигается в церковной своей жизни, потому что тоскует, и в главном препятствии своего следования за Христом, то есть это привязанность к сыну, она не отлепляется. И в силу этого жизненность ее все равно занята этими отношениями с сыном, переживаниями о нем, за него. Она хоть и деятельно не участвует в нем, она не спутница  конкретная, редко посещает, она так звонит, где надо, она всегда придет на помощь, но сама она не живет и дальше не воцерковляется. Ну вот, к сожалению, таких состояний очень много сегодня в церкви, а уж за пределами церкви Россия особенно вообще сплошь и рядом такое. Это просто трагедия человека Российского, которая есть прямое следствие распада супружества, потери супружеской силы, супружеской верности и жизненности. Потому что, если было бы супружество в силе, это призвание любви, оно бы удержало семью. Но мы сейчас не об этом. В результате появляется очень много молодых людей, которые совсем никакие в жизни своей, то есть с опадением всякой ревности. Какой именно, мы сейчас рассмотрим разные виды ревности.

 Последние несколько лет, 2-3 года, опадение ревности снизилось резко по возрасту. Сегодня ревность у молодых людей падает уже в возрасте 12-11 лет. Хотя, казалось бы, 10-12 лет – это очень подвижный период развития возрастной, но что становится причиной этому, причиной этого зрелища? А потому что прилепленные к экрану, и всю жизненную активность, а соответственно и ревность свою личную отдавшие экранным событиям. Сам человек перед телевизором оказывается не ревностным, то есть перекачивающим свою ревность деятельную в экран . И внутренне это происходит в том, что он сам перемещается  из глубины своей во внешнего человека, из деятельной, из нравственной глубины перемещается в чувственно эмоциональное и содержательное присутствие, а в нем весь увлечен бывает, вперяется в телевизор, и весь пребывает там внутри событий экранных. И в результате  вся его ревность жизненная , она передается отслеживанию фабулы событий. Переживает за того, или иного героя, весь напрягается в ревности вместе с ним о том, чтобы тот либо победил, либо выскочил из схватки, либо все-таки  проскочил там какие-то события.

 На этом же механизме передачи ревности к экранным событиям построены сегодня все компьютерные игры, и они тем более еще перебивают, то есть они включают уже деятельную ревность, но вслед за эмоциональною, прямо отправляемою человеком в экран. И ребенок, а сегодня не только дети, но и взрослые, не только мужское население, но и женское тоже начинает все более отдаваться компьютерным играм, в итоге человек весь отдает свою ревность событиям, которые происходят в экране. В конечном счете, мы наблюдаем постепенное перемещение жизненности и ревности человеческой из жизни здесь и ныне и всегда, в жизнь экранную, в жизнь вертуальную, иллюзорную, но которая очень ярко там совершается.

 Почему же она, та, происходящая в экране, казалось бы, не имеющая никакого отношения к реалиям жизни живого человека, почему она оказывается такой мощной по своему прилеплению человека программой? А благодаря ревности. Ревность вся передается туда, в те события, что происходят в экране. Благодаря жизненности, которая вся в этой ревности присутствует, вся переходит за границу экрана. И мир, который открывается на экране при этом, вертуальный мир, оказывается, он то и наполняет жизненность человека, он наполняет ревность участвующего в событиях экранных для человека. В результате в нынешней жизни, то есть как только экран гаснет, компьютер останавливается, наш человек оказывается безпутным и безполезным здесь, потому что в нем нет ни жизненности к событиям реальным, ни ревности к реальным событиям. Угашены и погублены все призвания, важнейшие призвания естества,  то есть важнейшая добродетель сыновства, добродетель семьянина, добродетель гражданина, они все погашены до такой степени, что, закрыв экран, отвернувшись от него и повернувшись к своим домашним, ребенок, взрослый, отец или мать не знает что с ними делать. Как –то сразу все поблекло, как-то сразу все стало скучно, и порою нет разницы между мебелью и живыми людьми, пребывающими в нем.

 Таким образом война дьявола против человека, а через человека против Бога, сегодня получает некое вершинное осуществление. То есть торжество и победа над человеком сегодня почти абсолютная, ибо в таком компьютерно-экранном человеке, у которого враг рода человеческого в вертуальную жизнь забрал самое главное в человеке – жизненность личности и его ревность. В результате действительно вся энергия человеческой жизни принадлежит уже, по-видимому, компьютерным и экранным событиям, а по мистически принадлежит уже дьяволу.

 И тогда человек теряет себя, как личность, то есть он никакой как христианин, потому что после экрана ни молитва, ни пост, ни церковная жизнь вообще не возможны. А это и видно, что все гаснет, все исчезает. Как христианин исчезает человек, как гражданин исчезает человек, как семьянин исчезает и как сын исчезает. Поэтому важнейшее призвание личности сын, семьянин, гражданин, христианин, они оказываются сначала расслабленными, потом беспутными, то есть непонятно, что с ними делать, то есть  в такую меру человек потерял, что вернувшись к реалиям сегодняшней  жизни, он не видит своего пути. Путь могли дать ему как раз призвания,  в них открывается путь. Для христианина путь в Царство Небесное, для гражданина путь в развитии и умножении отечества, то есть возделывания земли, во что Господь благословил человека, сотворив его. Для семьянина в устроение самой семьи, и соответственно в ней взращивание детей до их собственного пути жизненного дальше, из сыновства  в супружество, и дальше в родительство.  А для сына это возрастание ну  прежде всего  в отношениях с родителями, где его назначение упокоить их старость, а другая сторона это из сыновства семейного вырасти в сыновство гражданское – сын отечества, сыновство церковное – сын церкви, и в конечном итоге во Христе в сыновство Небесное, во Христе сын Отцу Небесному. Все это, оказывается, порушено в человеке.

Понятно, что торжествует враг рода человеческого, и в итоге, благодаря такому вертуальному пространству, это просто способ уклонения человека от Бога, потом уклонение человека от себя самого, то есть от своей личности в индивидность, а затем в конечном итоге потакание в себе самом всему страстному началу, так что не только забранность в  вертуальную  реальность  жизненности и ревности, но еще и активное возбуждение всех страстей, которые при этом происходят в различных блудных фильмах, или же сейчас всякие игры такие похоже будут появляться, где  сексуальные акты будут совершаться  вертуальным образом в этих играх разных. Затем, гневливость, гнев человеческий, очень сильно побуждается, алчность, жадность, сребролюбие, там  недалеко уже и такие зрелища и игры, которые бы возбуждали чревную страсть. То есть все страсти практически возбуждаются внутри телевизора, или тем более внутри различных, ныне создаваемых компьютерных игр. В итоге человек совершает то же, что сделал дьявол, он оставил Бога и стал жить сам, превратившись в итоге в то мерзкое существо, каким он является. А через всю эту компьютерную и зрелищную культуру то же самое делает и каждый человек, причем лично, сам, отдавая постепенно, шаг за шагом, день за днем, всего себя жизни совершенно иной, чем жизнь в Боге, и жизни в себе совершенно иной, чем жизнь личности.

Ну вот в результате мы имеет в настоящей жизни глубочайшее опадение ревности и в детях уже, и поэтому сейчас как-то время опадения ревности омолодилось. То были юность после 9-11 класса, теперь это уже подростки после 12 лет,а там на горизонте уже если еще эти два фактора вместе действуют, значит,  с  одной стороны мама, оставшись один на один со своими детьми, с другой стороны зрелища и компьютер, у маленьких детей буквально с двух летнего возраста, то ребенок уже к 6 годам, где должно быть деятельное послушание, активное деятельное послушание, оказывается уже вообще никакой, сплошные капризы, истерики, упрямство и настаивание на своем, то есть он уже весь принадлежит страстям. Он уже весь потерян в личностном развитии, весь индивиден, он весь уже потерян в своих отношениях с Богом, потому что кроме как чисто внешней видимости его церковной жизни, потому что он следует за мамой, прилеплен к ней, ребенок от себя лично отношения с Богом никаких не имеет.

 И поэтому в храме смотришь на них, таких детей, они к событиям, которые совершаются в алтаре и из алтаря обращены ко всем стоящим, к этим событиям ребенок индиферентен, они ему безразличны, но при этом он остается в храме, потому что рядом мама, он к ней прилеплен, он к ней бежит, он в итоге во время службы несколько раз садится к ней на ручки, или же несколько раз прилепляется к ее юбке, или  берет ее за руки, а так в промежутке между отношениями с ней он пребывает в отношениях со стороны с остальными другими детьми. Если и это в итоге строго в храме запрещено, тогда он просто играется на полу и уже в таком очень вялом, как снежная баба весною, тающая от солнца, полусидит, полулежит, или же скривившись на одной ноге, полустоит без всякой жизненности, с кислой миной на лице. Вот современное состояние ревности в детях.

Ну и третий фактор это конечно, отсутствие труда. То есть в жизни детей исчез труд. А там, где дети с трехлетнего возраста поставлены в труд, причем труд не игровой, или же реальный, « в поте лица добывать хлеб свой насущный»- таково Благословение Божие для всех, кто изгнан из Рая, и живет на земле. Это благословение с самого начала дано человеку, потеря этого благословения прекращает человека,  то есть человек теряет свою ревность в своей жизни , в своих жизненных путях, и теряет свою жизненность. То есть потеря  пути в итоге. Вот чем оборачивается потеря труда.

Чем же сегодня труд замещен? Он замещен играми, зрелищами и различными общениями как с детьми, со сверстниками, там детсадовские дети или же ясельные, или же в многодетной семье дети меж собой. Или общениями со взрослыми. Если тем более одна мама осталась со своими детьми, в общении матери с детьми. В некоторых семьях, правда, такую подмену делают, как бы дети вроде бы трудятся, то есть и уборкой в доме занимаются, и посуду моют, и еду варят и в ремонте с отцом там участвуют, но при этом мы видим, что ревность, пробуждаемая родителями, особенно отцы сейчас как-то в этом  очень искусны, хотя есть и немало матерей, которые такие очень развитые, умные мамы, они умеют как-то создать особую атмосферу в исполняемых трудах.

 Так вот эта особая атмосфера в исполняемых трудах, это вроде бы как пробудившаяся, разгоряченная ревность в исполнении того или иного дела дома, но на самом деле оказывается, нет. Действительно выполняются дела, но ревность пробуждается не самим трудовым предметом и не деятельностью трудовой, ревность оказывается, пробуждена разными возбудителями ее, побочными, дополнительными ее возбудителями.

 Так например, введение игрового момента в труд, то есть тогда ревность побуждается игрою, а при этом играючи, вроде бы выполняют трудовые действия. Другая придумка это сейчас в некоторых семьях зарплату детям назначают. И дети с ревностью тогда выполняют то или иное дело, потому что они зарабатывают на этом там свои какие-то рубли. До этого момента в других семьях придумали так называемую детскую копилку. Ребенок, значит, в эту копилку складывает эти самые деньги, и собственно не сам заработок ревность пробуждает у ребенка, а все более тяжелеющая копилка, она пробуждает ревность, потому что, оказывается, он эти деньги копит на какую-то там игрушку, или же предмет своих вожделений. И эта  подмена ревности, то есть это страстная ревность в действительности, удерживает детей в труде, но это не трудовая ревность.

Точно так же, как соцсоревнование, которое было придумано в советстком союзе, подвиги вообще трудовые совершали, но ревность, которая при этом действует, она вовсе не трудом, и не к труду вызванная, это ревность соревновательная. То есть быть первым, в итоге там иметь высокую зарплату, иметь различные высокие звания там, герой труда, там награжденный многими орденами, то есть ревность перемещается в иные предметы, это не трудовая ревность. Поэтому естественно, что такой труд не спасителен, в нем нет исполнения заповеди Божией «в поте лица добывайте хлеб свой насущный», то есть тот хлеб, который прямо обращен в царство Небесное. То есть тот хлеб, те добродетели, то облагодатствованное естество человека, которое принадлежит уже царству Небесному. Не этот хлеб добывается в этих трудовых подвигах.

 Ну вот мы с вами назвали три важнейших средства, которые применил враг рода человеческого по отношению к человеку, и постепенно, особенно последние два столетия, и в последнем столетии нынешнем преуспел в отсечении людей от Бога и от их собственного, личностного естества. Это в прошлом веке подмена трудовой ревности, ревность была подменена, затем на границе между прошлым веком и нынешним веком, это зрелища, которые появились через телевизор, хотя  вместе с телевизором тоже в этом же плане вместе работают все сми -  средства массовой информации, любого радио, газеты, журналы, или в том числе в эту же сторону еще раньше телевизора даже начали работать книги. Книжное чтение, чтение книг  оно тоже подмена их потребностей и подмена ревности в жизненных путях. Жизненный путь меняется, подменяется, недаром мы видим, что первые люди с опадением ревности- это увлеченные различными чтениями, романтически настроенные, или же героически настроенные, молодые люди уже в 19 веке. Уже там ревность уклоняла человека от Бога, в это чтение различных книжек, романов, повестей и еще чего-то, в том числе и научной литературы различной, а потом переводила от путей жизненных, то есть от путей сына, семьянина  и гражданина уже в пути беспутства, где человек терялся в жизненных путях, весь пребывая в различных книжных представлениях  и мечтаниях, на самом деле терял все жизненные пути.

 А в жизненных путях оказывался вообще никакой, ни семью образовать не может, хотя весь начитанный, разными  там сентиментальными отношениями и драмами семейными, ни в труде нравственно быть не может, потому что весь научно начитанный, научно образованный, и поэтому занятый только лишь самим предметом труда, но не  нравственным своим присутствием в нем. Не в Отечестве ничего толком не могущий сделать, и быть, потому что весь живет какими-то книжными героическими отношениями со своей Родиной, со своим Отечеством, и в своих отечественных делах, или с своих гражданских делах весь страстен, соревнователен, горделив, тщеставен. Плюс занят карьерой, занят богатством, и отсюда вроде бы внешне подвигается в труде, активен в делах, и вроде бы подвигает жизнь Отечества. Смотрите, сколько всего было понастроено фабрик, заводов в прошлом веке, и сколько новых достижений, казалось бы, трудовых исполнено. Тем не менее это все названо очень точным словом «прогресс», отпадение от Бога и становление на жизненные пути, где торжествует уже самость человеческая, гордость человеческая, и силами энергии этой гордости подмененная ревность, извращенная, искаженная ревность создает материальные богатства на земле, и затем все события по разделению этого богатства вплоть до войны, и прочих разных, начиная с разделов имущества семьи, кончая с разборками между странами,  войнами.

 Ну вот, значит, получается, что потеря труда в его исконном спасительном значении действования, затем уклонение ревности с помощью зрелищ, соответственно не только воспринимаемых глазом, но еще и слуховых разных впечатлений, плюс чтений различных словесных носителей. Ну и наконец, сегодня компьютеры  со всеми его мощными способами забирания жизненности, ревности человека в вертуальное пространство. Отсюда естественно,  что, для человека, вставшего на пути Господни, все эти четыре фактора прекращения ревности и жизненности в их Богом данном значении и в их направленности на устроение жизненных и затем, церковных путей человеческих, путей Господних, все эти факторы должны быть отсечены. Поэтому там, где мы говорим об аскетике, то собственно, вся аскетика и направлена на отсечение в своей жизни всех этих средств, с помощью которых ревность и жизненность человека гасится, или же извращается.

 А вот с этих позиций возьмите себе домашнее задание посмотреть насколько вы сейчас в церковных путях в этом преуспели, то есть действительно ли все, что подменяет, или отсекает трудовую деятельность, вы изъяли из своей жизни. Затем изъято ли все зрелищное, слуховое и читательное пространство жизни, все предметы и соответственно жизненные действования в них, и наконец, изъята ли вся азартная, игровая и страстная вообще жизнь, отставлена ли?  Ну, понятно, что для нас, для большинства здесь присутствующих, нет компьютерных игр, нет компьютерных всяких там сидений перед ним, хотя вот только у нас поставлено на границе этого соблазна, но зато вместо этого могут быть различные тяготения к азартным, или же к таким эмоционально ярким движителям жизни и поэтому человек невольно склоняется в ту сторону и  поэтому то ли в общении какие-то впечатлительные сохраняет навыки, в общении там хохот, гогот, веселье взаимное, шутки, которые возбуждают некую такую ревностьобщения, но при которой совершенно теряется нравственная и духовная ревность, то есть ревность извращается таким образом самим же человеком. В сегодняшних мирских общениях, особенно телефонных, отставлено ли это? Сейчас телефонное общение, смс общение, вот оно составляет тоже некоторую такую жизненность для человека, и тогда эта жизненность подменяет нравственную и духовную жизненность, а соответственно вы увидите, что и вслед за подменою жизненности идет подмена ревности обязательно. Ну вот, проведите ревизию своей аскетической жизни, и то, что еще не удалено, не отставлено в жизни, без всякой пощады оставляйте.

 Тогда ради чего? Ради какой же ревности?  Что же есть сама действительная, Богом данная человеку ревность? Ревность есть средоточие трех добродетелей в человеке: это человеческого здоровья, в которое Бог сотворил человека. Помните, мы в возрастной педагогике от рождения до 3 лет, мы говорили о здоровье ребенка. Здоровье личности, которое проявляется как раз в призваниях христианина, гражданина, семьянина, сына. Там, где эти призвания любви к Богу, к Отечеству, к соплеменникам, к семье, и семья к родителям, они здравы, не повреждены, не тленны, не испорчены страстями, там человек пребывает в здоровье, и тогда здоровье личности и здоровье природы человека. Здоровье природы это здоровье духа, души и тела.

 Но сотворив Господь человека, и сказав про это «добро зело», то есть, наделив его здоровьем, «добро зело» и здоровье это можно сказать, синонимы в словах священного писания. Наделив человека здоровьем, и оценив это здоровье как добро зело, Господь дал человеку движитель, то есть, в самом здоровьи природа человека и личностное начало человека не статичны, они имеют с себе потребность развития, точно так же, как любое семя имеет в себе семя растительное, оно имеет в себе эту потребность развития. Маленькое совсем горчичное зернышко, или же маковое зернышко, или то же самое семя любого дерева, возьмите яблочное, маленькое совсем, но в нем такой задел к развитию, что посади его в землю, из него вырастает целое дерево. То же таким же образом и семя человеческое, оно имеет в себе задел к развитию, поэтому зачавшись, человек в малом семени, в маленькой клеточке, затем разворачивается, развивается, смотрите в какого большого человека. Задел развития.

 Ну  и в самом развитии есть всегда заложенная Богом устремленность куда развиваться, то есть потребность уподобляться тому, что является примером, образцом, и поэтому уподобление, как непременная внутренняя сила развития, то есть и развитие тоже не само по себе, оказывается, движется, но движется уподоблением. Хотя имеет свою энергию и силу развития. И здоровье имеет свою силу и образ, и развитие имеет свою силу и образ, и уподобление имеет свою силу и образ. И в целом, вместе они неразрывны.  Господь, сотворив все три  добродетели базовые, или базисные, и вложив их в человека, дал фактически очень мощный ресурс деятельного присутствия человека в жизни. Этою силою во всех трех является жизненность.

А образ проявления, образ осуществления и здоровья, и развития и уподобления, который вложен в человеке, он ищет своего умножения. Он имеет начальный вид и в себе несет потребность умножения образа. Таким образом, в результате  любая добродетель, также как и эти три базисные, они несут в себе, в своем образе несут потребность и жизненность умножения. Так любовь как призвание личности, не стоит на месте, и каждый раз она совершает те или иные поступки любви. Она совершает их неповторимо, и эта неповторимость поступков, неповторимость отношений к тому, кого ты любишь, и постоянная новизна придания жизненности любимому человеку, потому что вся любовь ведь обращена своей жизненностью в жизненность любимого, и жизненности любимого придает силу. И вот образ осуществления, пробуждения жизненности другого, муж побуждает и пробуждает жизненность жены, жена мужа, родители жизненность ребенка побуждают и умножают, и это делается таким образом, который в новизне своей каждый раз как новый ход, новый поступок, новые отношения, новые варианты обращения, так и в неповторимости этого, то  есть новизна и неповторимость, так и в неисчерпаемости этих новых образов оживления любимого, они удивительны. Поэтому деятельный образ добродетели, он постоянно живой, и поэтому постоянно обновляется, и неисчерпаемо, имеет неисчерпаемые ресурсы обновления, отсюда неповторимость и новизну.

 И вот между силою и образом есть связующее движение. Вот этим связующим движением силы и образа добродетели является как раз сама ревность. Мы видим, что это в любой из трех добродетелей. И в здоровье, и в развитии, и в уподоблении. Вместе действуя, они открываются в ревности, то есть образуют ревность. Если потеряется уподобление, то исчезает жизненный путь. Или же исчезает путь Господень, и исчезает цель жизни, исчезает пример и образ, чему следовать, делать жизнь с кого, теряется предмет ревности. Если исчезает развитие, то не из чего ревновать, сила самой ревности гаснет. Если исчезает само здравие, то есть из-за тленности и страстной схваченности, допустим, любви в призваниях церковных и  жизненных, то исчезает сама основа ревности, то, что ревнует, что движется в ревности. Исчезло здоровье личности, либо исчезло здоровье природы, то есть здоровье духа, здоровье души и здоровье тела. То, что ревнует, оно бессильно.

Например, когда мы болеем, то опадает всякая ревность телесная, ибо нечему ревновать. То, что должно было ревновать, наше тело, оно  в бессилии лежит в постели, при температуре там высокой, или же в немощах. Подобным образом, если душа обессиленная, то нечему ревновать, душа опадшая не ревнует ни о чем, потому что то, что должно было быть ревнующим, оно само как кисель. Если дух опал,  то тогда и здоровье духа побито, и человек в упадке духа, то естественно он тогда совсем никакой, и ясно, что нечему подыматься в ревности. Но там, где все три присутствуют, здоровье разворачивается в развитие, а развитие имеет цель в уподоблении,  и пример и образец этого своего развития, там ревность во всей полноте, то есть как раз присутствие ревности говорит о цельности человека, о цельности его базовых добродетелей.

 Мы можем теперь ревность видеть как два вида ее: земная ревность и духовная ревность. Сама земная ревность тоже может быть  подразделена на два вида, выделено в ней два вида, это ревность страстная  и ревность естественная, нравственная. Говоря естественная нравственная, мы должны иметь в виду, что речь идет о человеке, изгнанном из Рая, то есть живущим на земле, соответственно, поврежденном человеке. Самостью поврежденном, гордостью, или грехопадением поврежденным. Хотя при этом мы конечно же говорим о  преимуществе нравственного естества человека. Так вот земная ревность, что это такое? Это предание себя, своей жизни земным целям, и земному существованию. Мы о земности уже говорили на одном из занятий предыдущих и поэтому достаточно ясно для нас, что земность запрещает искание Царства Небесного, и земность ограничивает человеческую жизнь смертью. Если земный человек еще и какие-то посмертные посылы к своей ревности земной имеет, там память в потомках, известность в эпохах, в веках, имя, оставленное там в памяти людей, но все это все-таки явления такие невыходящие как жизнь за пределы смерти, они все равно оставляют человека в пределах земных до гроба. И вот там, где жизнь до гроба, жизнь до смерти является ведущей и наполняющей все существо человека, это значит, что человек живет в земности.

Там, где появляется после призывающей благодати у человека духовная жизнь, то есть жизнь, благодатью побужденная, и благодатью поддерживаемая, то есть поддерживаемая Святым Духом, там появляются для человека горизонты жизни за гробом, потому что жизнь по благодати и самочувствие по благодати, оно не ограничивается плотью. Это жизнь уже души, духа, это жизнь личности, в противовес индивиду и самости, и эта жизнь уже имеет бесконечность. Она не ограничивается 70 годами земной жизни, и чем больше человек, орошаемый благодатью, пропитывается ею, пронизывается этим светом благодатным, тем больше жизненность его выходит за пределы земной жизни, и уже здесь пребывая, он пребывает в начатках вечности. Он чувствует себя  принадлежащим не  70 годам, а принадлежащим вечности. Эта принадлежность вечности, собственно и названа Господом «Царствие Божие внутрь вас есть». И начально «царство Божие внутрь» переживается как собственная принадлежность вечности,  как жизнь, простирающаяся за пределы земной жизни, как жизнь, которую человек начинает чувствовать и за гробом и за актом смерти.

Во что это выливается? Постепенно это выливается в утрату страха перед смертью. Страх перед смертью это признак земности. Но если земность рассеивается благодатным светом, и человек живой  в ином субстрате в себе, не в теле только, а и в душе прежде, то тогда чувство жизни простирается за пределы земной жизни и тогда смерть не является для  жизни смертью. Жизнь продолжается, хотя телесно человек умер, или предполагается, что человек умрет. И вот это отношение к смерти становится прозрачным. В конечном итоге уже перед самою смертью, если человек еще и церковно благочестиво умирает, то на последние месяцы это уже реальная, такая очень ревностная устремленность в жизнь за гробом. Скорее бы смерть, потребность жить там, за смертью, она явственна, причем это облагодатствованно живая потребность, потребность свободы, жизни, которая обретается в вечности. Это чувствует человек, а рождается  эта потребность именно отношениями со Христом, и поэтому потребность общения со Христом, единения  наконец, со Христом, высвобождения в это единение становится потребностью жизненности человека перед смертью и поэтому он весь уже не здесь, говорят, видя, что человек умирает, а говорят, что он был уже весь не здесь, уже был весь не с нами, и только на какой-то момент оттуда вернулся, чтобы нас благословить, попрощаться, затем уйти совсем, из земной жизни. Соответственно мы с вами говорим уже о ревности духовной.

 Значит, человек отправлен из Рая на землю для того, чтобы преодолеть земность, потому что оказавшись на земле, человек сразу был поглощен земностью до такой степени что даже сегодня для многих людей просто вообще утрачено чувство будущей жизни, и настолько все сознание схвачено жизнью только земного, что человек ничего иного не только не чувствует, но он даже представить себе не может. Поэтому с  некоторыми людьми разговор о жизни за гробом это сплошное их возмущение, гнев, и раздражение на саму даже тему об этом. Поглощенный земностью призван прорваться сквозь нее, и жить вечно. Там, где мы это начинаем слышать и чувствовать, этот слух и чувство проявляются в ревности духовной. Ревность духовная обращает нас в жизнь вечную, она обращает нас в живом движении нашего здоровья, нашего развития, нашего уподобления обращает нас в царство Небесное, обращает нас туда, где уже пребывает множество подвижников и святых, закончивших земное странствование и вырвавшихся из земности и пребывающих уже там.

 Вот чувство их там, и не только чувство их помощи здесь, чем, к сожалению, живет новоначальный человек, и пребывающий в переходном периоде, к сожалению, современные церковные люди так и остаются до самой смерти в этом состоянии, когда они в ревности духовной узнав, или в жизненности духовной узнав Небесное Царство и небожителей, привлекают их помощь для осуществления своей жизнь здесь. То есть оставаясь в земности, в границах ее, привлекают их помощь сюда. Но не поворачиваются сами туда, чтобы туда жить. Вот эта прибавка к жизненности духовной, прибавка ревности духовной, она только единственно может повернуть человека к тому, чтобы он уже шел в эту жизнь вечную.

Поэтому просто иметь духовную жизненность недостаточно, она тебя все равно оставляет в  пределах земности и земного существования. Да, при этом ты знаешь небожителей, да, ты пользуешься их помощью, ты привлекаешь их себе, но все равно жизнь твоя вся здесь. Только появление духовной ревности, оно вдруг поворачивает твои устремления, и деятельность твою всю в ту вечную жизнь и в Царство Небесное. Тогда «Царство Небесное внутрь вас есть» это жизненность духовная, а Царство Небесное на Небе это ревность духовная. Вот эти жизненность и ревность, когда они сочетаются в человеке, тогда появляется собственно полный церковный человек, тогда начинается собственно церковная жизнь, не религиозная. Ибо религиозная жизнь это все-таки жизнь в лучшем случае в духовной жизненности. А так вообще, может быть даже и просто в той религиозности, которая свойственна человеку, которая не делает его православным, но обращает его все-таки к Богу, потому что это остаток памяти Адама, остаток адамовых  отношений с Богом, оставшихся в памяти человека.

Земная ревность, два вида ее: страстная  и естественная. Страстная, это пробуждаемая страстями, то есть вместо здоровья становится страсть, вместо развития собственно самого здравия человеческого, начинается развитие в осуществлении человека во внешнем мире. И если человек перемещается во вне, сначала просто в устроении земной жизни, а потом, в конечном итоге, в виртуальное пространство, где уже и земная-то жизнь не устраивает, потому что нету сил для устроения земной жизни, весь человек там, в виртуальной жизни пребывает. А уже за виртуальною жизнью в конечном итоге мистическая жизнь уже в общениях с нечистыми силами. То есть откровенный уже сатанизм, за виртуальной жизнью жизнь уже бесовская, мистическая. Вот таково движение страстной ревности, она вся перемещается постепенно из развития здравия, то есть Богом данного естества человека, в развитие внешней земной жизни. Из развития внешней земной жизни, которая называется сегодня прогрессом, в развитие жизни виртуальной. Из развития жизни виртуальной в развитие жизни  бесовско-мистической.

Ну и соответственно тогда, все уподобление человека тоже в этой ревности страстной искажено, извращено. Он уподобляется уже не Богу и Небожителям, не благодати, которая присутствует в его жизненности, как Царство Небесное внутрь его, а в ревности своей он уподобляется уже страстям внутри себя, внешним разным образцам, в частности, очень  яркий пример это уподобление моде, или мода как явление уподобления внешнему, мода на одежду, мода и на вещи, мода и на квартиру. Вообще на образ жизни, и на строй жизни, соответственно, изменение строя жизни, все это устремление за внешним устроением жизни, то есть за прогрессом, и дальше это устремление за виртуальною жизнью и, в конечном итоге, за жизнью бесовскою, мистически бесовскою, где уже человек весь там, духом своим весь с ними и весь сам бес. В итоге, во что сотворен человек, его первые начальные базовые добродетели, они все превращены во зло: здоровье, развитие и уподобление, все стало противным Богу, то есть противным добру, то есть злым. Противным Богу, то есть безблагодатным, противным добру, то есть злым, и в конечном итоге все следует и движется за противниками Бога как в ангельском мире, так и в человеческом мире.

 Ревность естественная, это ревность падшего естества, это все-таки следование нравственному здоровью. Отсюда в личности это устроение семьи и гражданского общества, и какие-то действительно проявления сыновства, но все в пределах земли, поэтому это внутри земной ревности. Так живут сегодня все народы вне православия, так живут все верующие люди внутри православия, но вне церковной жизни, то есть в религиозно-православной жизни. Они все равно остаются в земной жизни. Да, при этом образуются очень такие православные по тону, по строю отношения, и сам человек расцветает, высвобождается в своем естестве и духа, и души и тела, и везде образуется здравие, но тем не менее здравие падшее, здравие земное, и ограниченное все равно, или же преданное в жизненности своей земной жизни преимущественно, нежели жизни за гробом, или  жизни Небесной.

 Поэтому Господь сказал, «ищите прежде всего Царства Небесного», это  значит  ищите ревности духовной. Не оставайтесь в ревности земной, а в ней в ревности естественной, нравственной, ибо она  не спасительна, даже если ты будешь православно-религиозным человеком, это не спасительно. Спасительно там, где ревность тебя выведет на путь Господень, то есть сделает тебя церковным человеком. Что такое церковный? Это значит пребывающий в отношениях с благодатью внутри себя а соответственно отсюда ревнующий о движении за ней, за благодатью, уподобляющийся благодати, развивающийся в отношениях с нею, и высвобождающийся в своем здравии благодаря благодати, действующей внутрь вас, сказал Господь.

И без этой духовной ревности, обращенной к благодати внутрь себя, а значит без духовных деланий и без жизни внутреннего, то есть духовного человека, практически спасение-то и невозможно. И такая жизнь внешне православная, не является церковной, она в православной церкви, но религиозная, а не церковная. Поэтому она имеет весь видимый антураж церковной жизни, но не имеет внутреннего действования церковного.

 Ну вот, на этом мы пока сегодня завершим, а уже дальше начнем рассматривать уже действования ревности духовной и земной в их сопоставлениях, чтобы как-то на этой границы между ними иметь момент побуждения к ревности духовной. Потому что отслеживание этой границы и постоянное наблюдение этой границы, то ли приближающейся к тебе земной ревности, то ли наоборот все большее удаление от нее в сторону ревности духовной , вот это внимание, это наблюдение, как раз имеет очень большое значение для развития самой ревности. Ну вот домашнее задание тогда послушать сегодняшнее занятие еще раз и составить краткий конспект сказанного. Всего доброго, помолимся.

 

Учение о добродетелях

Занятие 6. Здоровье человека

Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день, у нас сегодня 6 занятие по учению о добродетелях, 3 класс. Итак, мы говорили с вами о ревности. Важнейшее из сказанного, о том, что ревность есть собственно проявление здоровья человека. А само здоровье, оно, имея деятельный и уподобительный характер, пребывает в соединении трех добродетелей базовых, которые есть в человеке, которые Господь вложил в каждого из нас. Ну прежде всего, вложил в первых людей Адама и Еву. После грехопадения все повредилось, все растлилось в человеке, но тем не менее, сама суть человеческая, она сохранилась, ибо в любви к человеку Господь благодатью всеобщей, которой хранит весь мир, в некотором начатке первотварного образа, так же этою же благодатью всеобщей любви Божией Господь хранит человека в этих трех важнейших добродетелях, и начатках в  устроении нашем. И сама сердцевина добродетельная в человеке не тронута грехом, не облечена страстями и открыта и расположена навстречу Богу.

 Но  не у всех. Таковыми расположенными рождаемся мы с вами в мир, а дальше уже, по мере того как возрастает ребенок, и все более входит в свою, уже личностную самостоятельность, он  уже сам определяет свое отношение к тому, что в нем и к тому, что вокруг него. И по отношению к тому, что в нем, к сожалению, большая часть людей на земле на сегодняшний день определились в сторону погубления Божьего, и утверждения всего страстного, и безбожного. Поэтому тот состав человечества, который сейчас живет на земле, в значительной степени своей является таким отрешенным от Бога остатком, хотя по массе это миллиарды людей, но  совершенно отрешенных от Бога, и не ищущих Его, потому что во внутреннем своем они попрали даже это  Богом хранимое ядро. Понятно, если Бог ядро своего устроения в человеке старается сохранить, а сам человек наоборот,  попирает это  Божье ядро, при этом отпихивая вообще всякую помощь Божию, и посвящает себя земному, и в земности своей живет в пределах своей земной жизни, а при этом как живет? Живет страстно, то есть тем самым отпихивая всякую благодатную помощь Бога от себя. Естественно, что такой человек не  просто не живет тем начатком Божественного в себе, но он его постепенно разрушает, разоряет, и в конечном итоге приходит в полное разорение. Так что в итоге, сегодня, какая-то часть населения на земле несут просто откровенно сатанинский образ действий, поступков, поведения всего, и всего распорядка своей жизни земной.

 Зло все более торжествует на земле, и Господь едва успевает вычерпать из земли остаток своих Божиих людей. При этом это вычерпывание происходит сначала в предуставлении, то есть в предуведении, в предуставлении, то есть  в приуготовлении среди всего множества людей тех, которые сохраняют это ядро в себе, такими рождены, и по их личностным проявлениям могут в себе поддержать это ядро. И поэтому склоняются в сторону добра всякий раз в своих жизненных путях. И особенно в возрастном пути жизненном, когда от младенца до зрелости человек склонен по личностному своему началу совершать все-таки совестные поступки, держаться  в дуще своей ее здравия, то есть  быть честным, искренним и правдивым. Честным в воле да, помните это все, затем искренним  по сердцу, и правдивым по уму, и в телесном своем держаться здравия, то есть норм телесного здравия, то есть в нормах состояний телесных, активности телесной и ресурсов к развитию и воспитанию тела.

 Поэтому таковые люди предуставляемы, то есть Господь помогает им держаться добра, от младенчества до зрелости, потому что в зрелости уже человек идет полностью осуществляя то, уже от себя уже осуществляя то, то он сохранил, утвердил, закрепил, особенно в период юности, начиная с подросткового возраста. Особенно в период юности и до зрелости сохранил и закрепил уже способность и держаться добра, и стоять в нем, и поступать от добра в себе. Ну вот таковые в конечном итоге вводятся в церковь, там, где сохраняется живым и деятельным дух человеческий, и тогда здравие духа, то есть в здравие его совестливого духа может быть всеяно благодатное призывание, то есть может быть всеяна вера. И когда человек уверует, он входит в церковь, и тогда дальше уже его жизненный путь идет как церковный жизненный путь. Он, оставаясь в путях личности и подвижничества, но уже смещается в сторону церковного личностного пути, то есть уже не только сына, семьянина и гражданина, но уже и христианина, во всех трех – христианина. Во всех трех, то есть в сыновстве, семьянине и гражданине, быть христианином. Вот  он осваивает, как быть во всех трех христианином.

 И тогда все три естественных жизненных отправлениях, которые в нем были, и идя по пути личности он развивался в этих трех личностных своих призваниях, он теперь уже ищет в них церковно освобождаться. То есть, вступив, вложив эти призвания в церковный порядок жизни, отдав сами призвания любви внутри себя благодатному действию, которое проявляется как очищение на первых этапах, потом освящение одновременно, и восстановление их в первозданной чистоте, но уже не просто в том, как оно было, а в единении с Богом, а значит, в облагодатствованности. И когда человек так ведет себя и держит себя в церкви, то в итоге все его нравственное естество: сын, семьянин, гражданин, очищаются от падшести. Ибо естество у него падшее, и падшее естество очищается от падшести, и освящается благодатно в свой первоначальный здравый состав и в первоначальную здравую красоту нравственную, то есть в ту, каковую когда-то имели Адам и Ева по творении сразу их в то время. Мы не знаем, сколько времени жили они в таком счастливом состоянии единения с Богом, пребывания с Богом в этой дивной нравственной красоте, которую они являли как перволюди, первотворение Божие, вот, среди людей. И вот к этой красоте нравственной восстанавливается человек в Церкви.

 Но мы уже дальше уже в этой церковной жизни обретаясь в какую-то меру этого восстановления, приходим уже к старости либо уже совершенно предавая себя отношениям с Богом, оставляя даже и свои естественные призвания, выходя из них в монашество, или же оставаясь в них, но ведя такой внутренний образ жизни, когда все внутреннее входит в отношения с благодатью, и по благодати уже совершаясь, благодать возблагодать, то есть от благодати дальше стяжая следующую благодать, он пребывает в совершенных отношениях с Богом, и поэтому ни во что вменяет все земное, хотя остается и гражданином, и семьянином, но весь Богу принадлежа и уже от единения с Богом уже присутствуя здесь в любви к ближним. То есть уже в такой некоторой высоте совершая заповеди Божии: первую, это возлюби Бога, он действительно возлюбил всем сердцем своим, всем помышлением, всею крепостиею своею. Но при этом, придя в единение с Богом, по благодати пребывая с Ним, он естественно совершает тоже , что Бог совершает. Бог любит всех вокруг Него, и он вместе с Богом любит всех вокруг него, без разбору уже теперь, родной, не родной, соплеменник или же сородичь, сородичь или же близкий в семье, все для него уже в равной мере любимы и обо всех есть уже вместе с Богом забота у него. Не просто своя забота человеческая, хотя и она тоже у него, но вместе с Богом, в единстве с Господом.

 Ну вот, какая-то часть людей вот так живет, совсем даже и не принимая монашество, так называемое явление как монашество в миру, тоже так же живет. И уже, отступая к пределам смерти, фактически уже не здесь живут, то есть они, преодолевая земность, соответственно тогда преодолевают и границы плотяной физической смерти. Ибо ожившие в духе, становятся жизненным в благодати и жизненностью своею жизненность приемлют уже в Боге, а соответственно тогда он живет своею душею, которая, оказывается, по благодати имеет вечность, она не имеет смертности. И если жизнь перемещается из телесной смертности в душевую бесконечность жизни, вечность жизни, то соответственно тогда  само чувство жизни, оно не имеет смерти как границу жизни. Более того, смерть становится чем-то прозрачным как стекло, например, прозрачно для света. Хотя любая бабочка или птица летит на прозрачное стекло и ударяется об него, то есть и человек тогда о смерть ударяется тогда своею земностью. Но если земность преодолена и жизнь человеческая уже вся пребывает в благодати, а благодать вечна, то тогда он как луч проходит сквозь стекло, даже не заметив самого стекла. Так и человек проходит сквозь преграду смерти, даже не заметив самой смерти.

 Но выражается это внешне каким образом? Человек перед смертью уже весь там, весь за пределами земной жизни, и уже оттуда иногда, бывает так,  что позовет своих родных, близких, попрощаться с ними. А родные и близкие друг дружке говорят: «ты знаешь, он весь уже там, его здесь уже нет. И такое дивное, такое вообще осиянное лицо. Ну вот теперь позвал попрощаться, оттуда вернулся, обратился к нам, просит прейти, пойдемте». Ну и попрощавшись дальше он весь уходит туда, еще оставаясь  телом здесь, в теле дивно прекрасен, ни кровинки в коже, и в то же время весь живой, светящийся, светимый в теле, и в какой-то момент последний вздох, и это вздох, выпархивающий из души, выпархивающий из тела и ушел. Ушел туда, где уже был до этого, и подхваченный ангелами дальше уже ведется к престолу Божьему, к Богу самому, с которым он уже был, даже пребывая здесь на земле.

Ну вот, таков путь, или таким образом Господь  все время с момента изгнания Адама из Рая и  до нынешнего времени, до последнего момента, когда Он придет последний раз на землю, во втором Своем пришествии, Он занят только одним: вычерпыванием из этой огромной массы самых разнородных людей таковых, которые принадлежат Ему. Тех, которые не попрали это ядро Божьего здравия, которое дал Бог, в которое Бог сотворил человека, как «добро зело»,  он добродетелен как сплошные добродетели, весь человек это сплошная добродетель. Вот таковым сотворен человек. И поэтому в каждом отдельном отправлении своем, там в разных действованиях, в разных заботах, попечениях, проявляет разные стороны этой добродетели, всеобъемлющей добродетели, которая он есть в итоге, в которой он проявляется. Поэтому мы можем как-то рассматривать отдельные добродетели по видам их, хотя в действительности все это проявление единой добродетели, которая называется человек. Вот тех, кто в этом сохранились, и способны были сами сохраниться и идти за Богом, и при этом ревнуя, действительно идти, таковых Господь и вычерпывал из земной жизни в Небесную, ну и до сих пор вычерпывает.

 Конечно, Господь это делает со всем Своим Божественным всеведением и вседержительством, то есть и умением это делать, то всякое навстречу Богу движение человека, всякое тщание навстречу Богу, поддерживается Богом и немедленно распознается, то есть ничто не оставлено без внимания Божьего. Любое твое поползновение в сторону Бога, любое твое движение в сторону церковного характера и строя твоей жизни, не религиозного только, а церковного именно, то есть в отношениях с благодатью совершаемого образа жизни, оно немедленно во всеведении Божием распознается, немедленно во вседержительстве Божием поддерживается. И поэтому сказать Богу, что «Господи, ты не участвовал во мне, или не поддержал, я пытался, я вообще подвижничал, а что-то никаких в итоге плодов нету, да еще вдруг такой суд, Ты мне говоришь. что будто бы я не Твой», как это было с юродивыми девами. Они же вроде бы тоже  в сознании, что они подвижничают, жили, тем не менее, когда прибежали со скопленным маслом, и ткнулись в запертые двери, начали стучать, а получили ответ, в ответ услышали «Не знаю вас». То есть вы были не мои, вы делали вроде бы подвижничество, но вы не были Моими в этом подвижничестве. А те, которые были Его, они все, конечно же, будучи приведенными через земную, очень короткую жизнь, что такое 70 или 90 лет перед вечностью, проведенные через эту короткую жизнь, все забраны теперь на Небо.

 И Небо сейчас исполнено огромным числом людей, а на земле назначенных к Небесной жизни, то есть жизни в Царстве Небесном, осталось совсем немного, и чем дальше и ближе ко 2-му пришествию Христову, тем меньше сейчас таких людей остается. Но зато на земле огромная масса народа, которые отказали Богу и живут безбожно. Конечно, часть из них совершает некоторую видимость церковной жизни, а внутренне совсем не церковные, а только религиозные. Они, религиозные люди, это как раз и есть девы юродиевые, а церковные люди это есть девы мудрые. Так вот, естественно, что и самим сегодняшним занятием мы все призываемы к тому, чтобы оставить свое юродство, то есть действительное беспамятство, действительную беспутность, действительное сумашествие, то есть схождение со своего разума, Богоданного, это все надо оставить, и призываемы, чтобы войти с число мудрых дев.

 Но тогда речь идет о ревности нашей, и о нашей жизненности. Жизненность это, или ревность и жизненность есть явления личности. Жизненность как важнейшее свойство личности, которое осуществляется в природе, прежде всего в духе, потом в здравой душе и здравом теле. Осуществляется, но начально совершается оно, конечно же в духе, жизненность. И вот в жизненности человек стяжает благодать Божию, в жизненности человек вступает в отношения с Духом Святым, и Его благодатью он, напояясь, начинает жить по благодати, его жизнь становится его жизненность. Жизненность стяжает благодать и являет ему жизнь по благодати, вся жизнь становится уже с Богом, облагодатствованная становится. Если благодать вселяется внутрь человека, жизненность его, то она учреждает в человеке Царство Божие. Облагодатствованная жизненность и есть собственно жизнь Царства Божия.

 Конечно, она в начале совсем маленькая, это небольшой свет, который появляется в человеке, но это Царство Божие внутрь нас. Благодать Духа Святаго и Сам Дух Святый, пребывающий с нею, с благодатью в нас, открывая нам Царство Божие в нас, в нашей жизненности, или нашу жизненность выводя уже даже в Царство Божие, жизнь Царства Божия, одновременно открывает нам существование вне нас Царства Небесного. И когда мы вдруг внутренне слышим о том, что существует Царство Небесное, когда мы начинаем созерцать его, видеть его внутренне, сначала умом, потом разумно, потом сердцем, потом уже и даже духовным разумом, а значит уже и духом, и вступаем уже волею желания  Царства Небесного, тогда наше начальное здравие, то есть три важнейшие добродетели- здравие, развитие, и уподобление, проявляются в ревности к Царству Небесному. Когда открывается вне нас Царство Небесное, когда оно становится для нашего развития и уподобления целью развития, куда развивается человек, чтобы быть в итоге гражданином Царства Небесного, развивается, чтобы быть соравным с теми, кто уже там пребывает, а для этого стремиться уже уподобиться им здесь, в земной своей жизни, и всею силою своего уподобления стремиться повторить то, что имеют уже небожители. А повторить здесь еще, пребывая на земле, и для этого иметь содействие Царства Божия внутри него, тогда все эти три, здравие, потребность развития, и уподобление, то есть делая жизнь с кого, выливаются в одну добродетель, деятельную, подвижную, добродетель ревности. Поэтому эта ревность обращена к Царству Божию вне нас, она обращена к предмету своей цели.

Таким образом, жизненностью мы стяжаем Царство Божие внутрь себя, а ревностью мы стяжаем свой путь жизненный навстречу Царству Небесному. Соответственно мы говорили, что утрата уподобления святым, которая совершается в рассудке чисто умозрительно внешне, мы читаем о них, слышим о них, рисуем  иконы, видим их на иконах, созерцаем на иконах. А внутреннее уподобление святым, это следование тем духовным деланиям, которые они имели и благодаря которым, собственно они и сделались святыми. Духовное делание, это делание в сторону благодати, это отношения с благодатью, и все действия внутреннего в человеке, коими мы вступаем в эти отношения с благодатью, стяжаем ее, удерживаем ее в себе, ею освящаемые и пропитываемые, совершаем уже все свои отправления жизни, как по духу нашему человеческому, так и душевные движения все, так и телесные. И соответственно личностно устраиваем всю свою жизнь в порядок церковной жизни уже, не столько религиозной, сколько церковной жизни, это личность так делает.

 И все это есть уподобление внутреннее, потому что освоение деланий по отношению к благодати, уподобляет нас как раз святым, прежде всего эти делания обращены ко Христу. Если сами делания это присутствие Духа Святаго в нас, и Его благодати, которою Он поддерживает в нас совершенно новый способ и новый характер внутренних движений, каких естество человеческое, тем более падшее естество вообще не знает, что надобно делать по отношению к благодати, падшеее естество не знает у человека. Это знает только вера, то есть по благодати данные нам новые добродетели, которые знают, что надобно делать по отношению к благодати. Но, обретясь в вере, мы одновременно от Духа Святаго узнаем внутренне самого Христа. Одно дело чисто внешне видеть Христа и читать о Нем, знать о Нем, слышать о Нем, созерцать на иконах, а совсем иное, когда Духом Святым тебе Христос открывается  внутрь тебя, и твоя жизненность тогда обращается к самому Христу, то есть в благодати Духа Святаго обращается ко Христу, то есть к благости Христовой. И уже вступая в отношения со Христом по вере, по благодати Святаго Духа, ты сочетаешся с Ним. И вот эти делания делают тебя святым уже. Если делания, обращающие тебя ко Святому Духу, делают тебя праведным, то делания, обращающие тебя к благости самого Христа, делают тебя уже святым.

 Ветхозаветная Церковь до пришествия Христа на землю, не знала Христа, но зато знала Святаго Духа, и  поэтому ветхозаветная церковь, это церковь праведников. А уже с явлением Христа на земле и с Его искупительным подвигом, который Он совершил, и воскресением, которым Он уже воздвигает новую церковь, где действует уже Он сам, и благостью Своею приближает к Себе и делает подобными Себе людей, это уже церковь Христа, церковь Его благости, а значит, церковь святых, вступающих уже в отношения со Христом, обретая через Него святость. И отсюда, ветхозаветная церковь, это церковь праведников, а новозаветная церковь это церковь и праведников и святых. Потому что не все достигают степени святости, то есть совершенного соединения со Христом, потому что не я уже, но Христос во мне. Не все так, но немалое число, которые до этого достигнув, тем не менее, обретаются в праведности, то есть при искреннем и живом обращении со Святым Духом, и в Нем  в отношениях со Христом.

Теперь, значит, я сейчас занимался восстановлением и дополнением к прошлому уроку, то что не было сказано на прошлом занятии, но что имелось в виду в том, что говорил в сказанном. В сказанном имелось в виду то, что вы сегодня слышите. Итог, значит, вчерашнего занятия, что Господь позвал нас, «ищите прежде Царства Небесного», при этом добавил, что, но ради этого Царство Божие внутрь вас. Он сказал о том, что жизненностью своею мы как личности стяжаем Царство Божие внутрь себя. В нем, в Царстве Божием мы открываем для себя факт Царства Небесного, который пребывает вне нас, и тогда ревностью, которая открывается при этом в нас, мы обращаемся уже в своих жизненных путях уже  в путь Господень, то есть в путь уже который ведет нас в Царство Небесное. И тогда весь порядок жизни земной человека становится преодолением земности и остальных трех коренных возбудителей греха, чувственности, человекоугодия и саможаления, с тем, чтобы в итоге внутри них преодолеть с помощью благодати Святаго Духа и с помощью Христа все страсти, и зайти уже в Небесные обители как …?, как согражданин их жителей.

 Итак, жизненностью стяжается Царство Божие, а ревностью стяжается Царство Небесное. В то же время мы вчера говорили, что ревность свойственна всякому человеку в его естественной, пусть падшей, но природе, естественной природе человека. Поэтому падшему естеству свойственна ревность, которая есть как раз проявление здравия, развития и уподобления пребывающих вместе. А каждое из них содействует другой, а каждая из них исходит из другой, и каждая из них пребывает едино с другим. Как эта взаимосвязь происходит, мы с вами вчера по-моему говорили, было об этом? Как происходит взаимосвязь трех базисных добродетелей между собой, мы об этом говорили вчера? То есть, что здравие, как начаток добра в человеке, непременно ищет своего развития, точно также  как семечко растения, посади его в землю, оно в себе имеет уже весь образ растения. Но будучи семечком, оно  будет лежать, пока мы его не поместим в почву. Но только поместили в почву, в тепло, во влагу, как оно тут же начинает развиваться. То есть развитие свойственно самому семечку, но в определенных условиях.

 А человеку развитие из его зародыщевых клеточек свойственно с самого начала зачатия. От самого зачатия  сразу же начинается развитие. В зачатие  всевается здравие нового человека, значит, все его составы, потому что первые клеточки, которые образовались в утробе матери, которые уже начало человека, уже есть и личность, и природа, а в природе есть все три состава, дух, и душа и тело. И это нормальная клеточка, она не остается в бездействии, она немедленно начинает развиваться, поэтому в итоге никто из нас клеточкою не остался, клеточку ведь и в микроскоп невозможно увидеть, а если сейчас друг на друга посмотреть, то не только видно нашими глазами, но еще и ужасаешься, какая же махина выросла. То есть если эта еще махина придет в движение, начнет на тебя двигаться, так это тем более очевидно, что произошло развитие, то есть из маленькой клеточки развилось такое большое существо. Значит, развитие непременно происходит, свойственно здравию.

 Но при этом развитие может в разные стороны же двигаться. Если не будет уподобления, то как будет развиваться это? Конечно, есть и внутренний задел развития, поэтому растения, например, если его ничему не уподоблять, оно изнутри разовьется просто в свой естественный вид. Но если его уподоблять, то тогда мы можем войти в сад, где естественного вида растений нету, а зеленые зайчики стоят, там медведи зеленые стоят, там крокодил зеленый. То есть, оказывается, кто же уподобил их крокодилу, зайчикам и всем остальным? Садовник. Чем? Стрижкой. То есть, оказывается, если растение оставить просто самому развиваться, будет оно, разовьется в свой, ему данный изнутри вид и образ. Так как человеческое естество повреждено, поэтому мы в падшем естестве, и если это падшее естество само по себе бы развивалось, то оно бы развивалось  в ту перемешанность падшего и Божьего, здравого, какое несет каждый человек.

 Ну на сегодня, к сожалению, это видимо нами. Дети безпризорники, которые оставлены, брошены родителями, хотя при этом остаются в семье, в семьях, где все пьют, и папа и мама, и в доме часто шаром покати, нечего часто даже есть, а при этом ползуют грудные дети, дегают уже подросшие дети, ходят уже подростки старшего подросткового возраста дети, то есть такие семьи, пьющие родители нарожали 7 и 8, и 10 даже детей. Но эти дети в школу не ходят, никакой культуры человеческой не осваивают, то есть они ничему не уподобляются, и поэтому они отданы полностью только лишь тому развитию, которое исходит из их начала, а начало, оказывается, не есть чистое здравие, начало это здравие падшее, и поэтому поглощенное страстями, грехами. В итоге, это перемешано здравия и страстей, она, в нее возрастают эти дети, и смотришь, маленькие дети, там до5 лет, или до 3 лет ползают, порой даже с соской во рту, ему уже 3 годика, а он все еще с соской во рту, ползает, ну чисто животное. Развитие происходит? Да, он растет телесно, осваивается в окружающем пространстве, но в согласии с тем падшим естеством, которое в нем есть, которое приводит его в движение, в развитие. И там видно, что много всего страстного. В этих более старших уже детках видно их ужасный страстный характер. Один из них воришка, другой плутоват, третий подлый, четвертый жадный, пятый гневный, злой, весь из себя и т. д. Это все есть в них, хотя из-за того, что все-таки страсти перемешаны со здравием некоторым, то  вдруг видишь, что в этом плутоватом раз и удивительная какая-то заботливость вдруг появилась, в этом воришке вдруг какая-то поразительная честность местами вдруг совершается. А в этом гневливом, нахальном, наглом подростке вдруг какая-то детсткая искренность вдруг открывается. И вот когда приходишь к ним, и пытаешься уловить в них что-то человеческое, то вдруг обнаруживается, что во всяком этом ребенке, в каждом из них, даже в этих великовозрастных уже юношах, совершенно никаких, таких же пьяных и пьющих, как их родители, тем не менее, неожиданная какая-то ласковость проявляется. То есть что-нибудь как свет добра обязательно происходит в характере. Тогда ловишь эти маленькие проявления характера, и пытаешься за них взявшись, любить этого человека, и через них его поднимать и развивать дальше, эти маленькие лучики света, то есть приостанавливать развитие страстей, воздерживать его самого от самих страстей, запрещать ему эти страсти, а лучики света и добра в нем поддерживать и развивать, выявляя все больше в этом развитии, все более укоренять в них. Ну и тогда, конечно, в этом укоренении и развитии начинается процесс уподобления, то есть оказывается, он сам в развитии своем ищет чему и кому уподобиться.

 Поразительно, что даже пребывающий в страстях, тоже ищет кому и чему уподобиться. И поэтому пребывающий в блудной страсти ищет блудников, и им ищет уподобиться. Рот разинув, смотрит на ужасных блудников и восхищается ими, и хочет быть таким как они. Или же воришка, например, помните вот, много раз уже рассказывал этот удивительный пример, когда мальчик 11 раз смотрел фильм, «Трактир на Пятницкой», по-моему. Вообщем, в этом фильме есть один эпизод, где тоже вор, мальчик идет по рынку и так очень быстрым движением раз, выхватывает с прилавка какой-нибудь ему понравившийся предмет, и идет дальше как ни в чем не бывало. Ну и все, глядя на него, и особенно  разговаривая с ним, а он такой еще и общительный, смотрят на его лицо и не видят, что делает его рука. И таким образом он нахватал, пройдя по рынку, целую сумку насобирал, и пошел дальше. В фильме этот эпизод идет, причем очень так красиво исполненный этим подростком.

 И я встречаюсь с мальчиком, который, вот уже как педагог, встречаюсь с мальчиком, который мне рассказывает взахлеб, что он 11 раз смотрел этот фильм. Я спрашиваю, что ты смотрел, и он начинает мне рассказывать этот эпизод, и что в этом фильме ничего другого нету что ли? Ну, там есть наверное,  что-то другое, но и опять начинает про этот эпизод. И тебе так это нравится? Да, говорит. Ну и тогда, значит, я начинаю наблюдать за ним, и однажды он вдруг попался. Этот вот мой подросток, привели его ко мне раз продавцы рынка, он решил сам таким же образом. Но так как он, как-то уподобляюще только вот начальный его поступки были уподобляющиеся этому герою фильма, поэтому он немножко боялся, страшился, и так осторожно, он не мог так широко и весело разговаривая с продавцами ходить  и выдергивать что ему надо с прилавка. Он весь такой вот, оглядываясь, осторожно подступал, так что все начали внимательно смотреть за ним, точно увидев, что это воришка идет. А он никак не решался схватить с прилавка. Наконец, он решился, схватил, и тут все хором закричали: вор, вор, ловите его, ловите его, ну и его поймали и привели ко мне. Вот этим закончилось. Но ведь он же в своем уподоблении, живя, вместо здравия то есть вместо добра живя в страсти, развиваясь в этой страсти, искал уподобиться образцу страсти. Нашел этот образец в этом фильме, и теперь осуществляет, подобно этому образцу начал осваивать это действие.

                То есть все три состава базисных, само здравие, отсюда исходящая потребность развития, отсюда необходимость уподобляться в развитии, чему-то уподобляться, они все связаны между собой. И если это уподобление убрать, то тогда начинается просто одно развитие, но это развитие может оказаться тогда вот таким, как у этих детей пьющей семьи, где преимущественно- то развились в итоге страсти. И помните сказку, еще раз напоминаю, прошлый раз говорил наверное, о царе Салтане. Там родила тебе жена твоя не то лягушку, не то неведому зверюшку. Ну вот это об этом. Они, сами того не подозревая, непроизвольно сказали как раз об этом, что нечто рожденное, затем входит сразу в развитие, а в развитиии своем являет то, что в нем содержится. Ну вот, поэтому, а так как предмета уподобления никакого не было, а в развитии были преимущественно страсти, то и развилось не то лягушка, не то неведома зверюшка. Но это в воображении этих дурных женщин, которые сами по себе наверное такие, по страстям развившиеся, которые не имели уподобления. Вернее, доброго уподобления, а имели уподобление злое, худое.

То есть, не иметь уподобления никто не может, потому что это свойственно человеку. Поэтому даже страстный человек в грехах и страстях, все равно уподобляется предмету своих страстей, и примеру своих страстей. Ну через это мы с вами в прошлый раз сказали, что очень важный вывод выходит, что следствием действования этих трех начал в человеке является ревность. Ревность находит какой-то предмет в своей жизни, то ли близкий, в данном случае там предмет какой надо было украсть, то ли дальний, когда там сегодня по страстям кто-то хочет в итоге иметь машину, там, за 3 миллиона, и ради нее сейчас работает, и живет вообще, весь устремлен. И в этом плане он тогда, откуда он тогда эту машину захотел? А он стал уподобляться тем, кто ее уже имеет. Он увидел, как этот человек выходит из этой машины, позавидовал ему может быть, увидел саму машину, и ею ожил и захотел ее иметь, как предмет своей страсти, а  одновременно уподобиться тем хозяевам этой машины. И вот поэтому конечно, с этого момента, когда появляется тем более далекий предмет жизни там, кто-то хочет в жизни стать, например, там знаменитым, или же очень богатым, или очень известным человеком, или очень властным человеком, занять высокие иерархические ступени в городе, в деревне, в селе, а то еще в старане, а то еше  может быть и вообще в мире. То есть появляются такие дальние цели для страсти. И естественно, что возгревается, подогревается это все как раз теми, кто уже эту цель достиг, он  и читает про них, он и смотрит на них, он, глядя на них делает так, учится так делать, осваивает то, что необходимо для обретения такого положения в обществе.

Это  все страстно развивающийся человек, и везде есть ревность при этом. Мы увидим, что чем более дальняя цель, тем более сильная, глубокая ревность в человеке,  в которой он всего себя посвящает этой цели. Всего себя посвящает этому образцу и примеру, которому он уподобляется. Кто из нас не хотел так стать там, как Суворов, полководцем, кто-то Стаханов там, кто-то как Шульженко певица, кто-то там как чемпион мира по тяжелой борьбе, вот таким, а кто-то как тот другой чемпион по единоборству. Мало ли кому мы хотели уподобиться и кем мы хотели стать в своей страстной детскости  и юности. И при этом ревностью мы начинали всего себя посвящать этому предмету своей страсти.

Вопрос: ревность, она двигает все три базисных добродетели, или только уподобление?

Ответ: ревность, она есть проявление всех трех, потому что уподобление без развития невозможно, если нету развития, то, что будет уподобляться? Развитие тоже невозможно без самого начатка, что развивается, то есть без здравия, или без страсти. Если страсти нету, то что будет развиваться? Страсть ведь развивается, а развивается, она ищет не только осуществить внутренний образ, но еще и во вне она ищет, кому уподобиться. Поэтому без развития уподобление невозможно. И вместе все три в итоге выливаются в ревность, когда предмет уподобления обнаружен, желание развития подвигает, дает силу и энергию, то все это выливается в ревность. То есть ревность есть следствие всех трех. Если мы видим ревностного человека, значит мы точно знаем, что в нем есть либо страсть развивающаяся, и уподобляющаяся, либо добро развивающеееся, и уподобляющееся. И в зависимости от того, куда обращена ревность, и чему в ревности человек посвящает, мы знаем, то ли он из добра исходит, то ли он из страсти исходит.

 И поэтому Господь, собственно говоря, не столько, вообще не смотрит на грехи человеческие,и вообще на характер человека, греховный или не греховный. Господь смотрит на ревность человекую, потому что мы видим очень много в житиях крайний вообще таких грешных людей, которые на сегодняшний день являются святыми. Мария Магдалина, высочайшая из святых, ужасная блудница. Мария Египетская, непревзойденный образец подвижничества и святости, невероятная блудница, ужасная блудница, то есть такая, каких вообще не было, ну может сегодня только так уж открыли явно такие есть. Один только ее рассказ о том, как она садилась на корабль паломников искренних, и там с утра до вечера только занималась совращением юношей. И пока этот корабль плыл, а это уже несколько месяцев, ну 2 месяца плыл, каждый день она имела по несколько человек и совращала практически всех, всю молодежь там совратила, и жила этим наотмашь, с ревностью, всю себя посвящая этой жизни и полагая, что это есть жизнь. И вдруг из нее является такая святая, которой никто потом превзойти не смог по подвижничеству ее и силе подвижничества, и  по святости, которой она достигла. А в чем дело? Оказывается дело все в ревности.

Что же углядел, узрел Господь в ней? Он не смотрел на ее эти ужасные грехи, даже когда она на кораблях этих паломнических, она же не один раз там плавала. Даже когда она плавала на этих кораблях, Господь не смотрел на то, что она там творит, и делает,и не ужасался от ее этих действий, а Он лелеял ее ревность, с которою она при этом эти грехи совершала. Но в этой ревности, в глубине ее духа, в этих трех начатках здравия, развития, и способности к уподоблению, Он лелеял в ней добро. То есть здравый дух, который способен будет потом повернуться к Богу. И когда он повернется, то эта ревность, сила, с которой развитие появляется в ревности, сила развития дает силу ревности, а тогда ревность дает силу посвящения себя тому, кому ты уподобляешься, то эту ревность Он вдруг повернул к Себе. Однажды Он, когда она в этих жизненных путях предуставлений Божиих, она же приуготавливаема была Богом, не подозревая, что это происходит с ней. Она-то жила грехом,  страстью, и не подозревала, что Бог в этот момент лелеял в ней ее здравие, и ее ревность. И в это здравие всеял однажды благодатный призыв, и в один миг все ее три проявления, три ее движения -  благодатное здравие, теперь вновь обретенное, и призывность развития и уподобления, все повернулось,  ревность повернула в сторону Бога.

 И то, с какою силою она это делала в грехах,  с этою же силою она это стала делать в подвижничестве Богу. Отсюда такая неожиданная способность пойти в пустыню и там подъять на себя такие, невозможные, казалось бы для нас подвиги. Но для ее ревности это было возможно. Только эту ревность надо было от страсти оторвать, и повернуть к Богу. И когда она повернулась, то смотрите, что произошло! Ну то же самое же и с разбойником первым, который был на кресте. Это же произошло. Но то же самое произошло с апостолом Павлом. Будучи Савлом, это был самый ревностный гонитель христиан, ревностный. Но стоило эту ревность повернуть к Богу, он стал самым ревностным собирателем чад христовых для церкви Христовой.  То же со многими другими святыми. Это практически с каждым человеком, который повернулся вдруг к Богу, если он был ревностен в своей допризывной жизни, то, войдя уже, откликнувшись на призыв и войдя в этот призыв, сделавшись церковным человеком, он этой же ревностью будет двигаться, но уже в сторону Бога. А под этой ревностью уже облагодатствованным своим здравием, той же силою своего развития и тем же своим ученичеством в уподоблении.

 Поэтому, когда говорят, когда написано в житиях святых, что мать еще будучи христианкой, но не имея возможности детей воспитать в христианстве, своего сына до 15 лет, она своему сыну до 15 лет вообще не сказала ничего о Христе, но она воспитала его для Христа. Как это она воспитала его для Христа? А так, потому как раз, в нем-то и поддерживала такую добрую ревность, всякую добрую жизненность, жизненность, которая питается добром, ищет добра, и делает добро. То есть поэтому в этом  смысле ветхий завет называют временем воспитания народа Божьего, для Нового Завета, то есть тех, кто в естестве своем человеческом сохранили все начатки добра, из него исходящего развития и уподобления, то есть ученичества, и  во всем этом имели силу, которая проявилась в ревности, они-то как раз и стали лучшими в подвижничестве потом Христове, и святыми подвижниками Божиими.

Какой же мы с вами из этого делаем вывод? А тот, что когда ревность естественная в какую-то меру нами сохранена, ее нельзя ни в коем случае терять, когда мы с вами вошли в церковную жизнь. Поэтому и Иоанн Предтеча на вопросы всех вопрошавших, и апостол Павел, то есть людей, пришедших к нему « как нам быть?», отвечали: « оставайтесь в том звании, в каком вы есть». Кто в звании сына, будь сыном, кто в звании мужа, будь мужем, кто в звании жены, будь женой, кто в звании гражданина и будь  по гражданственному своему служению, кто рыбак, оставайся рыбаком,  кто дома строит, плотник, будь плотником. Звание, в котором вы есть, оставайтесь, сказали, имея под этим в виду ревность, с которою совершает человек свое звание.

 Когда же придет благодать, она взогреет эту ревность, вернее, она даст этой ревности свое направление, она откроет этой ревности цель ее движения. Во вне этой целью станет Царство Небесное, а внутри станет Царство Божие, то есть благодать. Внутри это будут делания по отношению к благодати, которой этой же ревностью, но обращенной уже, благодаря призывающей благодати и благодаря вере, повернутой в сторону благодати, ты будешь стяжать благодать. А во вне ты будешь устраивать весь порядок своей церковной жизни как свой жизненный путь навстречу Царству Небесному.

И поэтому переменится весь твой внешний порядок жизни, ну такие крайние, конечно, перемены, это в путях подвижнических, когда, к примеру, Мария Египетская жила среди толп народа и имела дом, там, имела в доме все приятности жизни, и мебель, и ковры, в которых она там ужас что творила. Она такой образ жизни имела, такой внешний путь вела, такой внешний образ жизни имела. Но когда ревность изменила свое направление, когда ревность нашла другую цель, Царство Божие, Царство Небесное, то она ради Царства Небесного совешенно переменила весь строй своей жизни. Ушла в пустыню и там  жила, вкушая всего лишь маленькую лепешку, которую ее там на протяжении 4 или больше лет, а потом уже питалась только одним природными кореньями. И она рада была этому порядку жизни, так же как и многие подвижники ушли в итоге в отшельничество туда, сюда, то в леса, то в горы. Преподобный Серафим в лес ушел, афонские пустынники ушли в горы Святой Горы Афон, наши кавказские на Кавказе там тоже ушли в горы и в скалах устроили себе пещеры. То есть жизненный путь по своему порядку и характеру, а значит, по своему рисунку, который обращен у Царство Небесное, имеет совершенно иное правило и вид, нежели в земности человеческой обращенный к устроению земной жизни.

Как же теперь эту ревность поддержать?  Ну вот святитель Феофан Затворник нам   говорит о том, что для поддержания этой ревности в своем уже внутреннем и внешнем порядке жизни, надо иметь три делания. Первое делание это обращение внутрь себя, второе делание это созерцание иного мира, то есть за пределами смерти, и третье это возгревание в себе чувств, которые приведут тебя к решимости уже предать себя в волю Божию. То есть сделаться уже Божиим подвижником. Чувства надо возогревать. Что это значит? Значит, весь порядок своей жизни,  надо дать пищу ревности, она же чего-то хочет делать. Вот эту пищу ревности дай в этих трех направлениях жизни, трех действованиях жизни.

Первое-внутрь пребывание. То есть, он говорит, ум собери во внимание ко всему Божьему и к Богу, волю приведи в бодрость, то есть в готовность легко исполнять Божии заветы, а сердце приведи в чистоту и трезвение. В чистоту, а чем это ты сделаешь?  Это трезвение, то есть все время трезвись о чистоте сердечной, отряхивайся от всего тленного, падшего. И это внутрь пребывание надо сделать сразу же по пробуждению. Первое, что ты, сначала сделаете поклоны навстречу Царству Небесному, 3 или 4 поклона, а то и 12 поклонов можно сделать. А кто 12, это когда ты четыре молитвы с поклонами выполняешь по трижды каждую. Помните, это «Боже, милостив буди мне грешному, без числа согрешив Тебе, Господи, прости меня, создавый меня Господи, спаси меня» . И Исусову: «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня»  Четыре такие молитовки по три  с поклонами, получится 12 поклонов, этим самым ты уже от сна отряхнешься, отряхнешься от того, что во сне было с тобой страстного, и всего себя посвятишь Богу, то есть сердце посвятишь, волю свою в этих поклонах  Богу предашь. И ум свой в этом содержании молитвы направишь к Богу. А дальше помывшись,  еще раз сердечно внутрь себя, прежде даже молитвы утренней, сначала соберись внутрь себя.

 И вот в этом себя собрании дальше пойди во второе делание. Куда это соберись внутрь себя? К этим трем, к вниманию, к бодрости воли и трезвенности сердца соберись. А чего ради? А ради второго действия, ради созерцания иного мира. Что же тогда тебе надо будет созерцать? А вниманием ума начни напоминать себе иной мир, то есть это 6 позиций иного мира. Первое, напомни себе о вседержительстве Божием, второе- вспомни все, что сделал Господь в домостроительстве своего спасения: Он воплотился, Он прожил по человечески идеально Он как Бог, прожил 30 лет своей жизни, никак не обнаруживаясь, как Бог. Если только в 12 лет там был момент, а потом вышел с проповедью, научил,  наставил, а потом уже совершил подвиг своего искупления  для того, чтобы придать сил для исполнения наставленного. Наставил, это любой может наставить, но придать сил для наставления, вот что важно для исполнения наставления. И вот, для того, чтобы придать сил, нужно было Богу пострадать, умереть,  воскреснуть и потом и потом в воскресении дает уже нам таинство причастия, и остальные таинства, в которых Он дает Себя как придающего сил для исполнения того, в чем наставил. Поэтому наставления, в чем наставил, мы имеем как Евангелия, и все Священное Писание, а для придания сил к исполнению этого Евангелия мы имеет таинства и церковные богослужения.

 Вспомни все это, значит это второй состав значит созерцания иного мира, вспомни это все домостроительство Божие, но перед этим вспомни вседержительство Божие, с каким Он сейчас все для тебя делает, и промыслом  Своим, и событиями, и условиями жизни все твоей, и малейший поворот тебя в сторону Богоустроенных событий тут же подхватывает. Малейшее твое уклонение в сторону неустроенного в сторону Бога, а устроенного в сторону страстей, тут же приудерживает, останавливает, пресекает, и сотрясает тебя. И это все Вседержитель. Ну вспомни все это, и дальше остальные четыре состава иного мира, это смерть, и суд, Рай и ад, вот и в итоге 6 составов иного мира. Когда ты внутрь собрался, и упал к Богу ниц и в этом ниц лежании, долу лежании  ты напоминаешь себе все эти 6 составов иного мира, и приходишь, доводишь их до чувства, приходишь в трепет и содрогание перед этим, трепет перед Божественным, и содрогание перед всем противным,  перед судом, перед адом, перед вседержительством Божиим, в  котором он в отношениях твоей греховной жизни будет действовать. Когда ты приведешь себя в содрогание, дальше тогда иди в третье действие.

 Третье действие, это  восстанови  в себе  силу этого созерцания иного мира, восстанови в себе те чувства, которые доведут тебя до решимости уже жить для Бога. Эти чувства обретя, тогда вставай и дальше начинай служить. То есть тогда весь день у тебя будет идти в предании своей воли в волю Бога, потому что держать эту преданность Богу будут твои чувства, которых ты достиг, которые ты обрел. А какие же чувства тебе надобно в себе возгреть, пока ты долу лежишь и созерцаешь иной мир, и всем своим внутренним вниманием, бодростью, и трезвенностью весь посвящаешь себя этому иному миру, то в итоге какие же чувства эти два предыдущих  действия в тебе родят? И ты должен весь способствовать их рождению?

 Святитель Феофан, перечисляя эти чувства, называет их таковыми. Он точно следует борьбе против коренных возбудителей греха, так, например, чувственность, он говорит, бей обращением к не чувственному, то есть к благодати. Обращением к не чувственному, обращением к благодати, обращением к трезвению сердца, к присутствию Духа Святаго с тобой, бей свою чувственность. А что делать с человекоугодием? Как бить человекоугодие? Чувством себя ниже всех. Пробудись в чувстве, что ты ниже всех, и в этом чувстве, что ты ниже всех, бей свое человекоугодие. А что делать с саможалением? Восстанови в себе чувство креста Господнего, и воспомяни все кресты, какие у тебя есть сейчас. Характеры твоих близких, как крест, условия несчастные, в который ты живешь как крест, болезни, которые ты имеешь, как крест. Характер свой, который все время тебе мешает идти по пути Господнему, как крест. И все это воспомяни как крест, с которым тебе не надо сливаться, который надо тебе преодолевать. И этим крестом бей свое саможаление, то есть будь согласен, что есть вокруг тебя лютые характеры. И не отвечай на них лютостью своею. Свое саможаление их лютостью бей в себе. Условия у тебя там и сям создались неприятные и неудобные, и в них саможаление может проступать, бей согласием принять эти условия, живи в этих условиях и, соглашаясь на них, бей свое саможаление.

 А что делать с земностью? Земность бей тем, что все земное вмени себе ни во что. Имеешь дом, вмени себе ни во что, что он у тебя есть, имеешь деньги, вмени себе ни во что, что они у тебя есть, имеешь разные любимые предметы, вмени себе ни во что наличие этих предметов. И тогда дальше, чтобы все это закрепить, перед правдою Божиею будь безответным. То есть так оторопей перед правдой Божией, что ты ничего не сможешь для Бога сделать, ты вообще ничего не способен делать. Помните эту вот притчу, которую рассказал ныне епископ Пантелиимон. Рассказывал вам ее? Значит, он говорит, некто священник, умер и пришел к вратам Рая, а там апостол Петр стоит. Он говорит, сюда можно войти, если вы исполнили добрые дела. Для того, чтобы войти в Рай, надо набрать 1000 очков этих добрых дел. Священник говорит, я вот, всю свою сознательную жизнь. родился в священнической семье и все свою сознательную жизнь был священником, был искренним и всего себя отдал. Апостол Петр говорит, это хорошо ты делал, это одно очко. Священник говорит, у меня была семья, все дети выросли, верующие, и часть из них кто-то там священство, кто-то  монашество. Апостол Петр говорит, это очень хорошо. Это одно очко. Священник говорит, я устроил воскресную школу и она много детей и взрослых привела вообще в церковь. Апостол Петр говорит, и это хорошо, и это одно очко. Тогда вдруг бедный священник смутился, и вскричал, воздел руки и вскричал, Господи, я ничего доброго не сделал за всю свою жизнь.  И вдруг распахнулись врата Рая, а апостол Петр сказал, это 997 очков. Так вот, ни во что вмени все, что ты делаешь на земле, или все, что ты имеешь, и будь перед Богом, перед правдой Божией безответным, то есть тебе нечем ответить перед правдой Божией, перед величием Божием, перед красотою, перед обилием любви Божией к тебе ничего предоставить нет.

 И тогда еще, говорит святитель Феофан, еще очень важное чувство доведи в себе, будь достоин всякого осуждения и муки, и не отчаивайся в своем спасении. Храни себя в том, что ты достоин всякого осуждения и муки, но при этом не отчаивайся в своем спасении, всего положи на волю Бога, на любовь Божию. Вот, доведя себя до этих чувств, ты услышишь, как эти чувства тебя вдруг подымут, ты долу лежащим, эти чувства тебя подымут и ты пойдешь весь, посвящая себя Богу, совершать дальше весь свой дневной путь. То есть ты начнешь утренние молитвы в этих чувствах, дальше ты будешь совершать все свои дела, не теряя этих чувств, потому что религиозный человек, он молитву совершил, все, он забыл про это и живет уже своим характером все остальное время, ничего не делая религиозного в остальное время, пока не наступит время какого-то религиозного делания. А верующий человек, церковный человек не может так. Придя в такие чувства ты не можешь их оставить, и ты в этих чувствах и будешь дальше идти и все совершать. И ревности твоей будет чем жить. Ну вот, дай-то Бог, чтобы мы такое хотя бы чуть-чуть поддерживаемо было бы нами, и ревность свою мы бы не гасили, а наоборот, питали бы ее таковым образом ее питания. Помолимся.

 

Учение о добродетелях

Занятие 7. Душа всякой добродетели - покаяние

Протоиерей Анатолий Гармаев

 

Добрый день. Сегодня у нас 7 занятие учения о добродетелях, 3 класс. Тема сегодняшнего занятия:  душа всякой добродетели – покаяние. Так говорит об этом святитель Игнатий Брянчанинов. Но он говорит не только сам, но и практически все святые угодники Божии говорят об этом же. Евангелие, когда рассказывает о приходе Христа на землю, говорит, что должно было людям узнать Его, и для того, чтобы это узнавание совершилось, прежде чем Господь, за полгода до Него  к людям пришел Иоанн Креститель. И вопрос, с чем же он пришел? Пришел приуготовить стези Господу. Как, каким образом? Покаянием. То есть покаяние открывает человека навстречу Господу. При этом, когда покаяние было совершено, Иоанн Предтеча значительную часть народа, которые пошли к нему и были в предложенном с его стороны в таинстве, та часть народа как раз и в итоге  во Христе узнали Христа. Другая же часть народа, которая с надмением не пошла за  Иоанном Крестителем, а слова его слушала с недоверием, и, в конечном итоге, выразили это недоверие свое тем, что презрели его призыв, таковые Христа затем не узнали. То есть им было получается, не от чего в себе самих расположиться навстречу Христу.

 Почему же тогда святитель Игнатий говорит, что покаяние есть душа всякой добродетели? Мы с вами видим, или знаем сейчас, что есть добродетели естества человеческого, к сожалению, ныне естества падшего. А есть добродетели собственно церковные, то есть добродетели истинные. Так вот действительными добродетелями являются те движения человеческой души и духа, в которых присутствует и участвует благость Христова. Если Христа с человеком нет, то значит, что человек, совершая что-либо доброе, совершает один, самодеятельно, самодеятельно и соответственно, гордо, самостно. «Без Меня не можете исполнить ничесоже», сказал Господь. То есть под словом «ничесоже», то есть ничего собственно добродетельного. Ибо сотворенный Богом человек, имея в себе образ Божий, и естество свое, особенно, до грехопадения, естество Адама и Евы, неповрежденное, способен совершать добро.

 Но вот особенность: пребывающий в неповрежденном естестве, то есть Адам и Ева, единственно только они были таковыми до своего грехопадения, не только ищут, но более того, по природе своей тварности, бывают едино с Богом. Это особенность всякой твари, в том числе и даже весь мир минеральный, растительный и животный, пребывает не  без Бога, то есть все поддерживается в мире действующей благодатью, всеобщей благодатью Духа Святаго. И это-то пребывание во всеобщей благодати придает константность миру, то есть все законы мира, они незыблемы не сами  по себе, физические, химические, математические законы, которые важнейшие составляют константность мира, то есть сохраняемость мира, в тех отношениях, каковые Бог положил в этом мире, сотворяя его. И сотворив, не оставляет мира, и мир не остается без Него, и нуждается постоянно в Нем, то есть постояв (?) в поддерживающей благодати Божией.

 И только лишь умножение греха в человеке приводит в итоге в повреждение и всего окружающего мира, животного, растительного, минерального, и в итоге константа колеблется. То есть благодать всеобщая, отвергаемая человеком в его самодеятельных движениях, в его самостных пребываниях мимо Бога и вне Бога, отвергает ее в конечном итоге и от всего тварного мира. И мы видим сейчас по тем потрясениям, которые начинаются быть в природе и даже в погоде, что константа начинает колебаться вплоть до таких серьезных, как движение земли вокруг солнца, состояние и положение ее оси, то есть константа гравитационных сил и законов тяготения, и те начинают приходить в некоторые колебания. В итоге эти смещения  сезонов года, которые мы сейчас наблюдаем, в конечном итоге при смещении оси смещение внутренних токов расплавленной магмы, то есть подземной лавы раскаленной, расплавленного минерального вещества земли, и из-за этого изменение движений расплавленных рек подземных, ну и отсюда в скором времени по всей видимости землетрясения, начнется сдвижение и утрата части коры земли.

 Поэтому  природе тварного человека свойственно как раз пребывание едино с Богом, причем это важнейшее качество и свойство вообще тварности всего мира. Когда же человек отлагается от Бога и начинает быть как бы самодеятельно, и в некоторой самостоятельности вообще самостно отдельно от Бога, то никуда не исчезает его свойство тварности быть все равно едино с тем, кто его сотворил. Ну в данном случае, отвернутое от Бога, оно поворачивается тогда к дьяволу. И человек все равно остается в связи, в соединении, мистическом соединении с  существом большим, чем он сам. И получает не только поддержку, но и постоянное питание, а соответственно и энергию и образы от того большего, к чему он имеет расположение и без кого и без чего он вообще не может быть в мире.  Таково свойство тварности. Сотворив человека, Бог не оставил его без Себя.

 Но когда человек в совершенной Божественной любви будучи сотворен свободным, отказался от пребывания с Богом, то  сама потребность пребывания с кем-либо выше себя и больше себя осталась в нем и вся повернулась и вложилась в отношения с дьяволом. Поэтому тщетно человек полагает, что будто бы он в своем безбожии, совершенно один все теперь может делать и совершать. Нет, он все равно делает совместно с кем-то большим себя. Но только теперь это уже не Бог для него, а враг рода человеческого, и все его слуги, через которых он осуществляет свое единение опять же с человеком. Потому что сам человек по своей тварной природе это единение все равно осуществляет, как бы там он себя не сознавал, будто бы он вообще сам над всем миром царствует. Нет, не может царствовать, без Бога,  а, соответственно, потеряв Бога, не может царствовать без дьявола.

 И потому все богатства мира, которые сейчас удается человеку созидать и создавать, там эти олигархи миллиардеры, или же те успехи прогресса, которые сейчас приводят в итоге земную жизнь человеческую в совершенное удобство и комфорт, это все совершается с помощью и в единении с тем, кто является главным автором и образователем этого и прогресса, и этого богатства. А соответственно, это человеческая слава, которую сегодня многие люди ищут и пытаются обрести, и обретают ее, всемирная, всечеловеческая слава на миг, на час, на несколько лет, этого сейчас достигают разные актеры, и писатели и поэты, и музыканты и прочии деятели искусства. Но все это тщетная слава и тщетное богатство, и тщетная власть врага рода человеческого, которою пользуясь, человек обретает и сам некое перед другими людьми видимое величие и видимую известность и богатство.

И таким образом, слова Господни «без Меня не можете сотворить ничесоже», говорят о важнейшем свойстве вообще человека, а соотвтственно, тогда его всех деятельных проявлений, а значит, добродетелей. Без благости Христа и без благодати Святаго Духа не может быть ничего совершаемого доброго. Потому что  в высшем смысле добро все- таки, оно от Бога, нету другого добра, кроме как добра, которое знает Бог. И сотворив человека добрым в основе своей, а значит, в действиях, в деятельности своей добродетельным, добрая деятельность человеческая, Бог сообщил ему Свое добро. Поэтому человек не имеет какого-то добра мимо Бога, будучи творением Божиим, он имеет в себе добро Божие.

 Так значит, в этом добре мы знаем видимую и невидимую часть этого добра. Видимая часть, соответственно, это некая тайна, которая осуществляется видимым образом. И постигающий эту тайну, то есть узнающий добро совершающееся, а значит добродетель совершающуюся в нем, и пребывающий в этом добре,в добродетели как в добре Божием, а значит, пребывающий в этой тайне добра, тот только действительно совершает нравственное добро. Но тайна добра не может совершаться без еще более глубокого проявления добра, это таинства добра. И только там, где таинство поддерживает тайну добра, там только нравственное оказывается поддержано со стороны духовной, то есть со стороны Бога. Духовно ты, в том, что Бог дает человеку. Таким образом, « без Меня не можете совершать ничесоже» говорит о том, что Бог, приближая к себе какого либо человека, дает ему свой благодатный свет, то есть свет Духа Святаго, который оживляет в человеке добро, приводит его к внутреннему самоощущению, и самопребыванию, как раз, к ощущению любви, вернее тайны добра, и пребывания в этой тайне добра.

 Не знающий тайны добра не может быть добрым. Хотя он может уподобляться добру, то есть в сознании своем, в уме, рационально зная о поступке добра, и видя конкретные видимые  внешние примеры этого добра, он может подражательно совершать добро, или сознательно совершать добро. И то и другое в итоге некое внешнее исполнение доброты. Чем сегодня характеризуются особенно протестантский мир. Весь протестантский мир как раз живет именно так. Но при  этом это люди, которые не знают тайны добра.

 Русский же человек, удивительно у него устроенное из православных традиций душа так все-таки при всем трехпоколенном безбожии, тем не менее сила предыдущих поколений, которая воспитала душу в благодатном свете, она все-таки сказывается на душе русских людей и поэтому русский человек попадая за границу, видя эту какую-то  устроенность в добре, в видимом добре жизнь в Германии, тот же самой, или же в той же  Швеции, одновременно слышит, что в этом внешнем приличии всех отношений между людьми присутствует какой-то холод, то есть человек русский явно слышит, что в протестантском внешнем приличии и в добром устроении всех отношений   между ними отсутствует тайна добра.

 Когда же русский человек начинает воцерковляться, и, имея остаточное от своих предков, от своих родовых добро, тайну добра, хотя бы в таком малом свете пребывающее в человеке, тем не менее, когда он начинает воцерковляться, на определенных этапах воцерковления, обретаясь уже в таинстве как реально или, созидающем человека в добро, он вдруг начинает слышать, что оказывается, вокруг русские люди, которые вроде бы душою знают тайну добра, на самом деле тоже пустые. Они, совершая свое добро, имеют его как добро душевное, и это  душевное добро, оно конечно не тот холод, что у протестантов внешнего приличия, но и совсем не то, что на самом деле должно бы быть. И оказывается, душевное добро, зная некоторый отголосок тайны добра, это  состояние, в котором нету таинства, то есть нет реального, действительного участия сегодня прямо сейчас совершающегося участия благодати Духа Святаго. И дальнейшее воцерковление в конечном итоге приводит к обретению во Христе, когда уже начинает Христос в таинствах Христа быть в человеке, тогда тот человек уже, видя человека, пребывающего в таинстве благодати, видит, что не достает в нем еще чего-то, а недостает в нем оказывается, присутствия Христа.

 Вот что скрывается за словами Господними «без Меня не можете творить ничесоже», то есть Моего, Божьего образа добра, в которое вы сотворены, даже его вы не можете творить, потому что весь образ добра Мною вложенный и данный вам, он извращен, искажен грехопадением. Более того, это искажение умножено во многих поколениях, которые были до вас нынешних, и теперь вы нынешние, тем паче не можете знать этого, даже добра Адама и Евы, то есть первоначального, первозданного добра, в которое вы сотворены. И поэтому тем паче без Меня не можете ничего доброго совершать. А  все то доброе, которое вы делаете, то есть на самом деле лукавство, или обман.

 Хотя видите вот как, человеку свойственно все-таки себя ощущать в свободе и в самостоятельности. И эта потребность, тоже потребность как раз личности, одно из свойств личности - разумно свободной самостоятельности человека, в которой и сотворен как раз человек, по образу, кстати, Бога, по образу Божьему. Но эта свобода и самостоятельность, она не без единения с Богом. Только в единении с Богом свободно- разумная самостоятельность становится собственно тою, каковую дал Бог и тайну которой нельзя знать, будучи отдельно от Бога. Когда же эта свободная самостоятельность, по причине тварности человека все равно оказывается ввержена в соединение с дьяволом, и с его тогда сообщающимися энергиями и образами, то она превращается, по человеческим условиям это выражается как эгоизм, она превращается в элементарный эгоизм. Ну а если брать по мистическому слою, то это фактически сатанизм, то есть это преданность энергиям и образам дьявола. И поэтому во всяком эгоизме свобода действует уже от  дьявола. И всякий, предающий себя, или же сознающий себя самостоятельно свободным и поэтому как бы возвеличенным над всем, и над вся, то есть над всем миром даже, космическим макро или микро даже миром, это человек, который совершенно себя ощущает через гордость дьявола. То есть это как раз человеческого осуществления, когда сатанинская гордость. Та же сатанинская гордость, что и у сатаны, но осуществляющаяся в человеческом исполнении и называющаяся эгоизмом.

Так вот, чтобы от эгоизма прийти снова к единению с Богом, а значит, собственно к личности, и тому начальному личностному строю, в который сотворил Бог человека, требуется покаяние. Покаянием человек высвобождается из пут собственного эгоизма, покаянием же более глубоким человек высвобождается из мистических пут врага рода человеческого. И в конечном итоге покаянием человек избавляется или вырывается из своего повреждения, то есть из гордости. Как же может тогда такое покаяние совершиться, если человек в эгоизме своем весь пребывает в стихиях сатанинских? Как же он, будучи меньшим по отношению к дьяволу, может вырваться из его власти и силы? Не может. Поэтому покаяние невозможно без Бога. И люди, которые не стали искать Бога, а значит, не пришли в то свое тварное начало, в котором они непременно ищут быть едино с Ним, и пребывание едино с Ним и составляет укладное удовлетворение жизненности человека. Ибо как ребенок, взобравшись на ручки мамы, успокаивается совершенно, и доволен не просто  жизнью, а доволен существованием своим, и это существование ребенка, которое все исполнено счастья, мира, спокойствия. Вы посмотрите на него, какой он весь довольный в этом счастье, в этом мире, в этой хорошести что ли своей, когда сидит на ручках у мамы. Это все связано не с самим ребенком, а именно с тем, что он находится на ручках у мамы. Не просто с тем, что он забрался на высоту и теперь для него и собаки  не страшны, а потому что он с мамой и теперь сообща. И не просто внешне сообща, а он с нею душа с душою.

 И вот это душа с душою, это единение душ детской и материнской, оно есть прообраз того, что тварность человеческая ищет в отношениях с Богом. И именно тварностью человек совершенно удовлетворяется, когда пребывает в Боге, и Бог с ним. Это и было свойственно Адаму и Еве, пока они не переступили это единение свое  с Богом. Хотя они, конечно, хотели по намерениям своим угодить Богу, добра как раз хотели, умножения этого добра, полагали, что, познав с этого древа что есть добро и зло, вот они тем самым приблизятся к Богу и станут еще более едино с Ним. Но не подозревали, что при этом, они, оказывается, переступают заповедь Божию, ведь Господь сказал: « не трогайте плодов с этого древа». И само исполнение этой заповеди, как раз и сохраняло их в пребывании с Богом. И до тех пор, пака они пребывая с Богом, сохраняли эту заповедь, или сохраняя эту заповедь, пребывали с Богом, что фактически одно и то же, одно только лишь из них внешнее, а другое внутреннее. До тех пор они были и довольны и счастливы, и мирны и спокойны. Но как только они заповедь преступили, тем самым они сразу разорвали свои отношения с Богом, они выпали из этого единения и Ним.

 Почему и послушание является важнейшим признаком вообще единения. Как нравственное, то есть человеческое послушание ребенка родителям, или же ученика учителю, или же младшего старшим, послушание сразу дает единение с тем, кого ты слушаешься, дает как-то мир в отношениях дает спокойствие в отношениях, дает надежность в этих отношениях. Ты послушливый, чувствуешь, что ты надежно прикрыт тем, кого ты послушался, тем старшим, или тем человеком, которого ты любишь.

                Соответственно, послушание Богу, которое совершается уже в духе человеческом, оно приводит к тому, что именно послушанием ты познаешь ответную любовь Бога, ибо послушавшись Бога, ты сразу чувствуешь, насколько приятно, оказывается, Богу было твое действие, и эту приятность ты слышишь, как чувство глубокой защищенности со стороны Бога, глубокой удовлетворенности своего пребывания с Ним, глубокой верности Бога тебе и любви Бога к тебе, и отсюда покрова Божьего с тобою. Все это вместе и составляет чувство благословленности, благословения, ты в благословленном пространстве пребываешь, ты в Боге, ты в Его очах, в Его любви, в Его покрове. И это все дает тебе послушание. Так вот, покаяние возвращает нас в это единение с Богом, примиряет нас с Богом, значит, собирает нас с Ним. А послушание, которое тут же и является, тут же и рождается, тут же и желается, и хочет быть, оно поддерживает это единение. Поэтому покаяние и последующее за ним сразу же, причем, образующееся за ним послушание, являются душою всякой добродетели.

Если из власти эгоизма вырваться невозможно человеку самому без благодати Божией, как же тогда это может все-таки произойти? Откроем книжку старца Порфирия, (кажется Клевита.?) Сейчас она  есть на прилавках. Он один из удивительных вообще  старцев Греции, наш современник, ну уже усопший, он настолько поразительный, что такие простые примеры. Вот он мог, сидя здесь, а рассказывать, что происходит на другой стороне земного шара. То есть он сквозь весь земной шар видел, что происходит на той стороне земного шара. Более того, он мог говорить, где присутствует вода, например, на какой глубине присутствует вода. На глубине 100 метров, 500 метров видел ее, говорил, какие потоки воды идут, куда движется подземная вода. И поэтому мог спокойно руководить разными изыскательскими работами. Такая вот, и при этом удивительно послушливый в промыслах Божиих, когда целый период его жизни был такой, когда он просто служил простым этим медработником в какой-то больнице.

 И тогда мы тоже несколько удивляемся, что когда мы сейчас все так увлечены непременным сейчас миссионерством, чтобы всех людей воцерковить и сделать вообще церковными людьми, и конечно же, тогда много внимания уделяем тому, чтобы сейчас обучить целую армию миссионеров, дать им образование и тогда соответственно выдающиеся из миссионеров становятся для нас самыми ценными людьми, особенно в наше время. Но тогда,вот если так думать, и так полагать со стороны именно миссионерской деятельности и ценить людей именно как выдающихся миссионеров, то получается, что странно, почему же Господь не ценил своего Порфирия, который мог быть вообще супермиссонером, если он мог творить самые поразительные чудеса и много чего такого удивительного описывается в его жизни, которое совершалось буквально 30-40 лет назад. А однако, Господь его чуть ли не 30 лет держал простым медицинским  работником.

 Более того, еще более поразительное, самый подготовленный к миссионерской деятельности был Иоанн Предтеча. Вот уж кто действительно, точно  имел такую точность слова, которым он призывал именно тех, которые способны откликнуться на покаяние, на призыв к покаянию, и действительно покаяться. Значит, лучшего миссионера вообще не было как Иоанн Предтеча. Тем не менее, почему-то использует его в течении всего лишь полугода, хотя готовил к этому целых 30 лет, а использовал всего Господь  его всего полгода, а после этого царь заточил его в темницу, и через 2 года темничного своего пребывания, где он только одного царя Ирода немножко так беседами своими облагораживал, но правда так и не привел ко Христу. И через два года он был обезглавлен. А потом поставил апостолов, чтобы  они пошли уже и дальше проповедывали Царство Божие  всему миру.

Ну вот казалось бы,вот что поэтому апостолы так ценны, а  соответственно миссионеры так ценны, но рядом с этим  вот эти удивительные примеры, очень подготовленные к миссионерству люди, оказывается,  совершенно не использованы Богом, Его промыслом для миссионерского служения. Хотя с другой стороны вот видите, в какую-то меру и старец Порфирий удивительно много сделал для людей, способных его услышать. Потому что у него было немало чад, конечно,  ну и плюс сейчас выходят эти дивные книги, которые , наверно, выполняют вот эту, уже последующую миссионерскую роль.

 «Душа, чтобы покаяться, должна проснуться,- говорит старец Порфирий.- Там, при этом пробуждении, происходит таинство покаяния. И в этом произволение человека. Но пробуждение зависит не только от человека, сам человек не может. Вмешивается Бог. Тогда приходит божественная благодать, без благодати человек покаяться не может. Любовь Божия сделает все. Он может использовать болезнь, или что-нибудь другое, бывает по разному, чтобы привести человека к покаянию. Значит, покаяние достигается при помощи Божественной благодати. Просто и мягко мы сделаем движение в сторону Бога, а оттуда и далее приходит благодать. Вероятно вы скажете мне, тогда все бывает от благодати. Да, это тонкая вещь, происходит как раз то, что я говорил. Мы не можем возлюбить Бога, если Бог не возлюбит нас».

И получается, что в некотором роде иногда посещает человека уныние от мысли, что здесь какой-то замкнутый круг, без Бога я покаяться не могу, а Бог покаяние мне сейчас не дает, и мои тогда движения и порывы, они тщетны. Но вот старец Порфирий все-таки говорит, что да, это таинство покаяния это произволение человека, и пробуждение человека, которое является причиною покаяния, есть произволение человека.  То есть этим самым тогда мы слышим, что круг вовсе не замкнутый. Да, без Бога невозможно, но и Бог ищет произволения человеческого. Значит, соответственно, если Бог прежде возлюбит человека, то что Бог должен возлюбить в нем? Он возлюбит произволение человека. Вопрос, что же это такое? Оказывается, этим произволением-то как раз и является потребность единения с Богом. Мир, лад, счастье, жизнь, которые человек ищет в своем единении с Богом.

 Почему мы можем обращаться к этому произволению? Потому что оно свойственно человеку, потому что человек в это сотворен. Пробудиться в это можно, если в тебе действительно есть во что пробудиться. Но пробудиться, это значит, очнуться от сна, встряхнуться от сна, соответственно тогда желание пробудиться, желание встряхнуться, это в глубине человека совершаемое им самим дыхание и действие. Только его надобно услышать, к нему надо прислушаться, ну а значит, для этого надобно отложиться от всего, что шумом заглушает тебе эту возможность услышать себя самого. Отложиться от этого шума и есть отложиться от своего эгоизма. Поэтому если ты хотя бы даже в религиозном своем чувстве, пусть нет в тебе еще веры, угасла в тебе вера, потому что ты не пошел за призывающей благодатью, которая открыла тебе веру, но осталось все-таки религиозное чувство,и пусть даже в этом религиозном чувстве ища отношений с Богом, тебе надо, оказывается, просто затихнуть от своего эгоизма. То  есть от настаивания на себе самом.

 Прислушаться к другим людям, к любому человеку, который сейчас к тебе подошел, тем паче прислушаться к старшим по возрасту, тем более старшим по нравственному опыту. И уж тем более к старшим по опыту духовной жизни. Прислушаться, то есть, не включиться умом слушателя, что он говорит, а прислушаться  к тому, как он говорит, откуда он говорит, и во что он в тебе говорит. И в этой способности прислушаться к любому человеку, который к тебе пришел, затем прислушаться тем более к старшим, в том или ином опыте, сначала житейски, потом нравственно, а потом духовном опыте, ты, оказывается, учишься тому действию, в котором в конечном итоге ты начинаешь прислушиваться и к самому себе. То есть открывается с какого-то момента возможность слушать и слышать самого себя. И тогда в своем религиозном чувстве услышать легкое дыхание веры, то есть та благодатью побуждаемая потребность быть с Богом, которая тебе присуща и которая в тебе есть, и от которой начинается твое собственно пробуждение от греховного сна. Таким образом, из замкнутого круга есть выход, есть произволение человеческое. Когда же ты прислушиваешься к себе самому, и в нем слышишь эту потребность, оказывается, единения с Богом, тогда ты тем более начинаешь прислушиваться к тем, которые в этом единении имеют больший опыт, чем ты.

 И оказывается, есть вторая способность произволения человеческого. Первое, это услышать самого себя через людей, а вторая отсюда уже возникающая потребность слушать тех, кто более опытен в этом. По началу ты к опытным в нравственно-духовной жизни обращался по причине просто своего искания Бога, по причине своего желания все-таки быть с Богом. А когда ты в этом искании услышал самого себя, и в себе услышал потребность уже единения с Богом, то от этой потребности единения ты вновь обращаешься к тем же старшим по нравственному, и тем более духовному опыту, и они, оказывается, тогда могут тебя руководить. А соответственно тогда этим руководством выводить тебя из этого замкнутого круга. Они выводят тебя и руководят тебя как раз навстречу благодати, в благодати навстречу Духу Святому, в Духе Святом навстречу  к благости Христовой, в благости Христовой навстречу самому Христу. И вот в конечном итоге учат тебя любить Христа.

Значит, в человеке 2 произволения, одно это то, которое приводит его к собственному пробуждению, и к восприятию в себе потребности единения с Богом. Как легкого, слабого, но все-таки, тонкого, но дыхания жизни. А второе произволение,  это произволение быть  руководимым со стороны опытных в духовной жизни. Более того, оказывается, что эта потребность быть руководимым со стороны опытных, оно поддерживается тоже потрбностью единения, только теперь уже единения не с Богом, а единения с человеком. Но при этом в этом единении с человеком живет как раз потребность единения с Богом. И только в этом случае, эти отношения с человеком становятся отношениями духовными. ТО есть в них живет потребность единения с Богом. И когда ты слушаешься духовника, слушаешься старшего по духовному опыту, то ты, получая мир и удовлетворение и довольство в  общении с ним, одновременно получаешь мир и удовлетворение в общении с Богом. Потому что потребность единения с Богом есть душа и жизнь твоей потребности быть руководимым и быть едино с человеком. А через это открывается в тебе еще  и большая любовь, то есть как бы утроенная любовь, которая как любовь Божия к тебе, так любовь духовника к тебе, которая доставляет тебе такую  внутреннюю укрепленность в жизни, защищеннность в жизни и усиленность их любовью, открывает тебе еще единение с ближними вообще. Ты начинаешь тогда быть от этой любви Божией, и любви духовника к тебе, еще и любящим всех вокруг себя. И тогда потребность тройного  единения становится  твое пробуждение.

 Ну вот, в движении к этому старец Порфирий говорит, что много может помочь, конечно, вот участие духовника. «В своих прегрешениях виновен не только сам человек, ошибки, грехи и страсти, это жизненный опыт не одного лишь исповедывающегося человека. Каждый человек поучил в себе жизненный опыт своих родителей, особенно матери. То есть то, как жила его мать, когда носила его во чреве, что она делала, расстраивалась ли, уставала ли ее нервная система, была ли у нее радость, скорбь или тоска. Вся ее нервная система оказала влияние на нервную систему ее эмбриона. Стало быть, когда ребенок родится и вырастет, то будет иметь в себе опыт своей матери, то есть другого человека».

Мы же с вами знаем, продолжая дальше это наблюдение, что, оказывается, в опыте материнского поведения, в материнском поведении в этот период утробного ношения присутствует как раз опыт ее собственной матери, но не только матери, но и отца. Но не только матери и отца, но и бабушки и дедушки. А в период ношения бабушкой своих чад, в них присутствовал опыт их родителей, и их бабушек и дедушек. То есть значит, прабабушки и прадедушки, и прапрабабушки и прапрадедушки. То есть присутствует везде родовой опыт в человеке. Поэтому старец Порфирий говорит, что в своих прегрешениях виновен не только сам человек. «Ошибки, грехи и страсти, это жизненный опыт не одного лишь исповедывающегося человека. От родителей в душе человека образуется то состояние, которое он возьмет с собой на всю свою жизнь, оставляет в нем свои следы. И многое, происходящее в его жизни, является следствием этого состояния. Его поступки имеют непосредственную связь с состоянием его родителей и состоянием всего его рода. Он вырастает, получает образование, но не исправляется. Большая часть ответственности за духовное состояние человека лежит на этом». Но есть одна тайна, опять прорыв из порочного круга. Всякий раз, когда мы встречаемся с явлениями Божественными, мы встречаемся с чем-то, что сознание человеческое, так чистый голый рвссудок  воспринимает как замкнутый круг. Но всякий раз в этой книжке старец Порфирий говорит, что круг этот на самом деле размыкается, из него есть выход. И говорит, -«но есть одна тайна. Есть способ, благодаря которому можно избавиться от этого зла».

 Ну вот это один из способов, который он знает. Потому что у других духовников есть другие способы, в данном случае тот способ, который говорит старец Порфирий. «Этот способ, генеральная исповедь, которая происходит по благодати Божией. Духовник, например, может тебе сказать: «как бы я хотел, чтобы мы были в каком-нибудь тихом месте, где бы не было у меня забот, и где бы ты рассказал мне свою жизнь с самого начала. С того времени, когда ты начал себя осознавать. Все события, которые помнишь, какова была твоя реакция на них, не только неприятная, но и радостная, не только грехи, но и хорошее, и удачи и неудачи. Все, все, что составляет твою жизнь. Я много раз, -дальше говорит старец Порфирий,- использовал эту генеральную исповедь, и видел чудеса, происходившие во время нее. Когда ты говоришь это исповедующему тебя, приходит Божественная благодать, и освобождает тебя от всего плохого опыта жизни, освобождает тебя от всего плохого опыта жизни, от ран, душевных травм и вины. Потому что, когда ты говоришь, священник творит теплую молитву ко Господу о твоем освобождении. Когда-то  пришла ко мне одна женщина, которая поисповедалась вот таким образом, и обрела великую пользу. Психологическое ее состояние улучшилось, потому что ее что-то мучило. Так вот она прислала свою подругу, и мы пошли на природу, на одну скалу в Коресии(?), мы сели и она начала мне рассказывать. Я ей говорю, скажи мне, что ты чувствуешь, если я о чем-нибудь спрошу тебя, отвечай, если не спрошу, продолжай говорить, как ты ощущаешь».

 Из своего опыта тоже знаю, что генеральная исповедь давала много освобождения от разных грузов человеку. Но не всякий раз ее назначишь человеку. Иной раз человек настолько сегодня рационален, настолько весь умен, настолько образован, что невозможно ему дать генеральную исповедь. Этот опыт получился из некоторых провалов, которые пришлось осознать. Причины этого провала увиделось как раз в этой образованности людей. И так было несколько случаев, когда я такому очень преуспевающему человеку, и очень развитому умом и образованному, плюс занимающему немалую должность, но в какой-то момент жизни претерпевающему великую скорбь, и поэтому пришел ко мне и я ему, просто зная предыдущий опыт генеральной исповеди, предложил подготовить эту генеральную  исповедь. Что же он сделал? Он месяц готовился к этой генеральной исповеди, и когда пришел ко мне, то показал мне листочки, на которых он выписал свою генеральную исповедь. Это оказалось всего лишь 5 листочков, на каждом из которых было выписано на одном листочке половина странички, на другом листочке вообще одна  треть, а третья страничка вообще в одну строчку. И я спрашиваю, это вся твоя жизнь? Он говорит, батюшка, я ничего другого не мог вспомнить. Ну, ясно, что, конечно же мы, я принял эту исповедь, и как-то что-то через это от чего-то освободился, но это нельзя назвать генеральной исповедью той, которую я знаю, совершали люди тоже по благословению, но которые были более к этому расположены. Поэтому оказывается, не во всякий период и не всякий человек может вообще пойти на это генеральное исповедование. Тем более, когда мы сейчас о ней говорим, а в это время сон нас раздавливает, и мы вообще слушать даже не можем об этом, то конечно же генеральная исповедь невозможна.

 Ну и потом и старец Порфирий тоже ведь говорит, что она совершается по благодати Божией. Ибо это таинство, как в таинстве покаяния начинается, происходит где угодно, она не требует непосредственно именно самого чина исповеди, а может начинаться где угодно как таинство. Другое дело, что завершается оно чином исповеди, и поэтому как таинство, оно есть действие, дыхание благодати Божией. А действие же благодати Духа Святаго, Господь сам сказал, что  Дух приходит, не знаешь откуда и  не знаешь, когда, и куда уходит и когда уходит, тоже не можешь сказать. Поэтому присутствие и участие Божественной благодати всегда со стороны человека непредсказуемо и тем более неуправляемо.

Святитель Игнатий Брянчанинов, когда говорит в одном из своих писем, в 7 томе, кстати, это письмо о покаянии, одному игумену монастыря, он его обличает, потому что игумен совсем не знает благодати, то есть он игуменствует, монашествует, не ведая благодати, и не подозревает об этом. И святитель когда ему говорит об этом, о  том, что я призываю тебя к покаянию, но помни, что покаяние без благодати не может быть, ибо это таинство. Покаяние это сугубо Божественное участие в человеке, и поэтому там, где человек способен воспринять участие Бога, там только ….? покаяние может совершаться.

 Ну и тогда получается, что тем более зная теперь, и еще и подтверждаясь словами Порфирия о влиянии родительского присутствия и родового присутствия в человеке, то мы можем опять сейчас вернуться к тому самому произволению, как же, где и когда, каким образом это произволение воспитывается в человеке? Оказывается, с самого утробного развития, почему и требуется,чтобы матери при ношении ребенка были  в особом, сугубом расположении нравственном и духовном. Нравственном, значит, в своем человеческом расположении, а соответственно в духовном, это значит, в присутствии  и сообщении с благодатью, с Богом. Более того, целый ряд событий истории Церкви, особенно зачатие святой Елизаветы, зачатие святой Анны перед рождением Иоанна Крестителя и самого Господа, вернее Матери Божией, говорит о том, что состояние перед зачатием оказывается чрезвычайно важное и необходимое. Не только испрашивание зачатие у Бога, не только приуготовление себя к зачатию, но и вот глубокое покаянное стояние, предстательство перед Богом.  Покаянное, это значит, переживающее себя перед Богом как совершенное ничто.

 Ну как-то понятно, почему перед Богом нам надо быть совершенным ничто, даже логически это можно как-то уяснить. Но для того, чтобы это ничто перед Богом все-таки обрелось реально, оказывается, надо перед этим прийти в ничто перед людьми. И если ты в ничто перед людьми не будешь приведен и внутренне ты не станешь в это в ничто, то, оказывается, что и ничто перед Богом  оно у тебя может быть только чисто рассудочное. А опытное, оно непременно должно пройти через этап ничто перед людьми. Мы видим, что Господь, приуготавливая рождение пресвятой Богородицы через эти два этапа «ничто» перед людьми, и «ничто» перед Богом провел родителей Пресвятой Матери.

Но есть, оказывается, еще и третье приуготовление, это совершенное не вменение своих добрых дел себе в заслугу. Не вменение всего добра и добрых дел, которые ты совершаешь, не вменение себе в заслугу. Малейшее доброе дело, которое ты совершил, и присвоил его себе и вменил его себе, оно отодвигает тебя от Бога, и делает твое произволение уже нечистым перед Богом. И тогда с этим произволением трудно соединиться благословению Божьему к покаянию. То есть само покаяние уже не может прийти к нему. Было ли это приуготовление у Иакима и Анны? Да, потому что такое самое благочестивое, доброе дело это принесение родных в жертву Богу, которое было в древнем Израиле. Но по мере того, как они жили и не рожали детей, а в понятиях Израиля не рождение ребенка, значит, отсутствие благословения Божьего на данное супружество. А отсутствует благословение на супружество по причине каких-то грехов супружеских, если видимых нету, то тогда невидимые какие-то грехи есть, то по этой причине постепенно в народе вокруг Иакима и Анны складывалось презрительное отношение к ним. И в конечном итоге оно выразилось в этом ужасном действии первосвященника, которым он  не принял однажды их жертву и просто прилюдно, при всех, громко объявил, что они тайные грешники, и поэтому забирайте свою жертву назад. А ведь приношением этой жертвы Иаким и Анна слышали как раз свое самое главное добро, которое они приносят Богу. И вдруг, она, не принятая людьми, пережив поругание со стороны человечества, они вменяют это поругание за правду. И через это вменение за правду этого внешнего поругания их собственное намерение добра тоже оказывается поруганным, но уже теперь ими самими.

 И вот это поругание своего собственного добра, вменение его ни во что, которое совершает сам человек, сам в себе, в глубине сердца своего, в глубине духа своего, является самым важным для возможности пробуждения человека. Неудивительно, что после этого открывается сразу в Иакиме и Анне глубочайшее покаяние, так что они уходят в пустыню порознь один в одну сторону, другой в другую,  и там горько покаянно плачут. Но ведь это все произволение человеческие. Да, неожиданным образом так особенные (?) со стороны Бога, долго никак не могли уловить необходимость такого поругания в себе своего добра Иаким и Анна вероятно и очень мучались от того, что они поруганы людьми, пока вдруг через это Богом попущенное такое оскорбление со стороны первосвященника не было ими воспринято как правда. Каялись ли они до этого поругания? Каялись. Но что произошло  с покаянием, когда они пережили это поругание как невменение себе своего самого главного добра? Открылось такое покаяние, какого они до этого не ведали.

Вот почему покаяние зависит от произволения человеческого. Да, это без помощи Божией не может оно совершиться, произвестись, но без произволения человеческого тем более не может. Ну там, где речь идет о произволении человеческом, там замкнутый круг оказывается разорванным. Ты имеешь возможность и право сам этот замкнутый круг разорвать. Значит, движение к покаянию это дело все-таки твое личное и к нему надо идти. Оно, с одной стороны, связано с твоими собственными внутренними поруганиями себя самого, а с другой стороны оно связано с твоим ученичеством по отношению к большим в духовном опыте, то есть к твоим наставникам и старцам, которые тебя руководят. И оно связано со всем порядком твоей церковной жизни, то есть с постоянным прибеганием к помощи Божией, которую Бог обильно дает в своей церкви. То есть, в  богослужениях, благодати молитвы, которая присутствует в службе, в содержаниях, когда благодать сопровождает обильное содержание, присутствующее в церкви, начиная с Евангелия, Священного Писания, кончая писанием святых отцов. И наконец, обилие присутствия благодати Божией в таинствах, тем более постоянно сопровождающих твою жизнь таинствах исповеди, причастия,  и таинствах соборования. Значит, все эти участия Божии, тройное благодатное присутствие в твоей жизни. Еще раз повторю: первое, через все молитвы, совершаемые на богослужении, второе, через все содержание, которое тебе подается и дано церковью, и третье, через все таинства, которые реально совершаются в церкви, везде и всюду Господь подает тебе свою любовь в виде благодати Духа Святаго, и наконец, благости Христовой.

 Но оно требует от тебя, это сообщение с любовью Божией, требует от тебя твоего произволения. Важнейшим твоим произволением является покаяние. А чтобы к нему прийти, открывает, оказывается, твое покаяние твоя прежде всего потребность Бога, или как минимум, искание Его. Искание и потребность это разные вещи. Если искать Бога можно даже и рациональному человеку, то потребность Бога это явление уже сердечное и волевое, и идущее в глубину духа даже человеческого. Искание Бога и потребность Бога, первое. Второе через это твое реальное ученичество у лучших людей церкви и у опытных людей ныне живущих и окружающих тебя, а соответственно одного из них, который становится твоим духовником, и твоим путеводителем. Не просто исповедником, совершающим таинства, это может любой священник, но тот, который руководит именно  твою жизнь, который участвует в ней, любит тебя, имеет заботу о тебе, и перед Богом предстательствует за тебя. Соответственно значит, послушание таковым людям, не только одному, но и всем, кто опытный к тебе.

 Но и даже в промыслах всякому, кто приходит к тебе, чтобы сокрушить может быть твой эгоизм, твою гордость, самость. Это могут быть самые ужасные по  характеру люди, но попущенные Богом ради того, чтобы ты через них, через послушание их требованиям и их велениям сокрушился бы в своей самости. Ну и наконец, третье твое произволение, это твое собственное сокрушение своего эгоизма через согласие на обличение или на укорение, которые идут со стороны. Не даром, вот, великому Памву(?) спросили, что же ты, Памва столько лет провел в пустыне, что же ты там обрел? Он говорит, я там нашел самоукорение. А святитель Игнатий Брянчанинов приводит слова некоего патриарха Константинопольского, который тоже много затворничал и пустынничал, но не в смысле пустыни, а в затворе. Его спросили, а что  же ты нашел в затворе? А он говорит, я нашел там покаяние. То есть самосокрушение перед Богом.

 Когда же мы сейчас возвращаемся к генеральной исповеди, то в связи с этим нужно спросить, а что произошло за последние два столетия с человеком, что мы сегодня с вами совсем не способны к покаянию. То есть настолько человек сегодня хладен, и как-то далек от покаяния, еще только в период призывающей благодати это еще как-то было свойственно человеку. Или же в каких-то особых, таких раз два за 30 лет жизни церковной, приближениях Божиих человек еще может пережить покаяние, но так, чтобы он все время трудился бы над покаянием и лелеял его в себе, это совершенно отсутствует  сейчас в жизни людей. В чем дело, что совершилось с человеком, почему в таком состоянии мы сейчас находимся? Ну первое уже, старец Порфирий нам уже ответил, что это состояние нашего рода, а, соответственно, наших родителей в момент, когда они готовились к зачатию нас и потом зачинали нас. Множество нераскаянных грехов родовых, которые продолжают присутствовать в человеке, они делают человека дебелым к своей возможности пробудиться.

То есть это некий родовой пласт, как вот сейчас, когда делают раскопки городов, например, в Солониках сейчас начали прямо посреди города делать раскопки, чтобы спуститься к тому уровню, на котором город существовал в самом начале своем. Оказалось, на целых 2 метра такого человеческого слоя нанеслось за эти многие столетия. Культурный так называемый слой нанес, что в итоге в нем погрязли все непросто фундаменты старых домов, прежних домов, но и сами все первые все этажи оказались под этим культурным слоем. И Фесалоники сейчас на два с лишним метра подняты над тем уровнем, на котором ходили раньше люди. Подобным же образом в родовых движениях душа человеческая, оказывается, погребена под этот вот греховный только слой  уже нераскаянных грехов рода, который нашу тварность, то есть нашу потребность быть едино с Богом, он погружает на такую глубину, так, что ходящий по поверхности не подозревает о том, что у них под ногами есть  это драгоценное качество и свойство души.

Ну вот, искреннее приношение генеральной исповеди, которая к стати, в жизни людей может происходить дважды и трижды даже, недаром даже существует традиция в церкви, что генеральная исповедь совершается в течении жизни мирянина, затем при переходе в монашество еще раз генеральная исповедь, и при принятии великой схимы тоже генеральная исповедь бывает.

 В характере человека присутствуют какие-то очень серьезные пласты эти, под которыми погрязла наша душа, и среди них должны будем мы назвать эти четыре генеральных возбудителя греха. Один  из возбудителей это человекоугодие. Сегодня как раз строй жизни, который весь является осуществлением человекоугодия, мы видим как раз в протестантизме. Протестантские страны это все страны, в которых устроено как раз с властью и с преданностью со стороны человекакак раз все обычаи человекоугодия. И поэтому все нормы приличия, которые сформировались там, они, равно  как и те нормы приличия, которые сформировались у нас в советский период, безбожный период, и которых человек сегодня очень серьезно держится, весь мир сей, смотрите, сейчас вся интеллигенция, а так как интеллигенция это практически 90% сегодняшнего населения нашей страны, все держаться приличия и соответственно норм, правил, поведения, которые тебя делают приличным человеком. Хотя при этом тайна за пределами общества, в кругу своих близких уже по делу, или же по воровству, или же по грабежу, люди могут делать ужасные вещи. Уж не говоря о всяких разных страстях, которые сейчас совершаются людьми через разные зрелища. Хотя при этом пока с ним не поживешь рядом, вполне приличный человек. То есть это человекоугодие.

Там, где появляется простота,  а что такое простота? Речь идет не вообще о простоте как распущенности, потому что сегодня к сожалению, под простотой часто говорят, имеют в виду распущенность, то есть вольность, свобода, проявление того, что ты есть. Нет, речь идет о простоте как добродетели, которая дана в естестве человека, и соответственно это та простота, в которой получает свободу всякое доброе качество в человеке, и где ты в добре свободно проявляешься, там ты прост. Поэтому простота является противоположностью как раз человекоугодия. И вместо изображения видимости добра ты реально добр, вместо правил приличия ты действительно добр, в этом суть простоты.

 Чувственность сегодня вся проявляется и становится корнем и базою всех зрелищ, которыми сегодня насыщено все человечество. Услада зрелищами, жизнь зрелищ, пребывание в чем-то, чего на самом деле сейчас нет, ибо там где зрелища, там нету реальности. Происходит нечто на экране, на сцене, происходит нечто в твоем воображении при чтении разных книг, газет, журналов, это все в данный момент не совершающиеся события, но которыми ты продолжаешь активно жить. Эта жизнь тем, что не существует и есть собственно чувственность. Она естественно вся базируется в страстях и когда  страсти уже свободно начинают жить в твоей жизненности, а значит, в твоей чувственности, преданные зрелищам, там окончательно уже торжествует в человеке противный своему естеству человек. То есть человек придуманный, но при этом предавший свою жизненность этой придуманности и вложившись своей жизненностью в эту выдумку и через это предавший самого себя. Предавший самого себя непременно разделяется с Богом, и тогда он естественно пребывает вне Бога и вне всякой благодати Божией, и благодать не может достичь до него, потому что сам человек не только ее не ищет, он активно против нее стоит. Он жизненностью своею весь живет зрелищами.  Это чувственность.

 Отсюда тогда конечно же  и чувственность души подвигает тогда  всякую телесность этой чувственности, ну и тут же всякая грязь, мерзость всякой переферии чувственности. Сама собственно суть чувственности это душевная чувственность, которая живет зрелищами. А переферия чувственности, это которая еще ввергает, или же подтягивает к себе плоть,и уже начинаются всякие разные плотяные гадости, которыми человек начинает жить как жизнью. Ну это уже секс и зрелищные всякие разные изощренности кулинарные, которые тоже зрелищные сегодня. Одно только изображение разных кулинарных излишеств в зрелищах,  доставляют людям столько удовльствия . И посмотрите, какие сейчас книги кулинарные изданы, и сколько времени люди проводят, листая эти книги, и наслаждаясь этим зрелищем кулинарным изображением.  Ну и прочее. Уж не говоря про моду, про одежду, и про всякие журналы мод, все это, эти зрелища сначала подвигают человека а потом уже за ним он влагает уже свою плоть и начинает творить уже все это реально на своем теле, или с участием своего тела. Все это есть чувственность. Она торжествует сегодня в мире.

 Третье это саможаление, которое отображается в сегодняшнем превосходстве над другими. От саможаления в глубине души и духа человек хочет превосходить всех и вся, и когда это ему не удается, очень сильно жалеет сам себя. Ну тогда от этой жалости еще сильнее хочет превосходить других, и сегодня весь мир живет этим превосходством от саможаления. Это весь юмор современный, и все сплошь погрязли сейчас в смехотворстве. Центральная передача по телевидению, это все юморины самых разных видов, это иронизирование, ирония, это разный сарказм, который сегодня в обилии присутствует. Это разная философичность вообще взгляда на мир, не обожествленность взгляда, а философская такая надменность над миром.

Ну и наконец, четвертая, самая базисная, это земность. Земность это предельное довольство человека в видимости, в видимой частью своей жизни. Предельная довольность человеком своей видимой частью жизни. Через что это у нас сейчас воспиталось? Это через труд, весь советский период это выращивание нового человека, которого называют трудящийся. Такого человека еще никогда не было в истории  человечества. Самозабвенно преданный делу, а через дело преданный идее созидаемого общества, а в обществе преданный прогрессу, то есть развитию всех механизмов, благодаря которым умножается комфорт и довольство человека на земле. Соответственно тогда рядом с преданностью труду и такому выращиванию трудового и делового человека, трудовой человек это преданый делу. Потом деловой человек, который устраивает разные свои богатства с помощью труда и наконец, третье, это ученый человек, научный, образованный человек, который всем владеет, законами и тайнами природы для того, чтобы устроить прогресс, то есть устроить механизмы ради комфорта и удобства своей земной жизни. И все это в пределах видимой жизни, то есть в пределах до смерти. Преданность этому  от всей души и есть земность человеческая. Ужасное препятствие к какому бы то ни было покаянию вообще.

Ну вот это все подлежит преодолению. Опять же, как минимум, сначала генеральная исповедь, как предлагает  старец Порфирий, так и дальше тем внутренним сокрушениям, которые пережили Иаким и Анна в своей жизни, а перед этим искушение  поношением со стороны людей и согласие  на это поношение, как на правду. Ну, тогда мы видим, что  все противоположные действия против четырех возбудителей греха, о которых мы уже с вами  говорили, их и надо в себе воспитывать, они предтеча покаянию. Это есть наше произволение, через которое мы обретаем покаяние. Ну вот на сегодня так.

 

Учение о добродетелях

Занятие 9. Любовь - суть личности

Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день, у нас сегодня 8 занятие по учению о добродетелях, 3класс. Тема: любовь- суть личности. Сотворив человека, Господь даровал ему Свой образ и подобие. То и другое есть как раз проявление любви. Образ Божий, потому что сам Бог есть любовь, а подобие, потому что любовь, обращаясь к любимому, естественно следует за ним, и в своем уподоблении ему, ищет быть угодной любимому. Ну а чего хочет от нас Божья любовь? Чтобы мы были равно Боги. Поэтому-то и посылает Сына Своего, чтобы в итоге в Нем и через Него мы с вами сделались Богами. И поэтому  из Священного Писания мы видим, что апостол Павел как раз переживает именно таковое свое  пребывание во Христе, когда не он, но Христос действует, ибо Христос в нем, и Христос любит близких, Христос совершает в нем всю его жизнедеятельность земную. И мы видим, что те перипетии в жизни, которые претерпевал апостол, они, практически, повторяют события жизни самого Христа. Господь, прожив на земле, выйдя уже непосредственно на Свое служение к людям, совершает в течении 3-х лет сначала проповедь о Царстве Небесном со словами: «Покайтесь, ибо приблизилось к вам Царство Небесное», затем проживает страдания, будучи невинным, тем не менее за нас с вами, согрешающих, полагая свою душу, как и заповедал делать нам. Сам прежде этого сделал, положил душу за нас, то есть вместо того, чтобы нам идти на крест и претерпевать эти страдания и муки, и умереть на кресте от них за свои же грехи, Он, вместо нас это делает. Потому что мы не в силах так это исполнить, чтобы не соблазниться внутренним ропотом, или же отчаянием, или же тем более каким либо укорением Бога. И чтобы не произошло с нами худшее, чем есть, Господь совершает за нас с вами то, чего мы с вами на самом деле достойны.

И теперь апостол Павел, который несет в себе Христа, и прямо пишет об этом, «не я, но Христос во мне», идет таким же путем. Первое, это беззаветная преданность Христу и совершаемая проповедь о Царстве Небесном, которое теперь приблизилось к людям, и призывая их к покаянию, затем, призывая их к совершению таинства крещения, после крещения идет и наставляет их и ведет их в церковный порядок жизни. То есть открывает им сам уклад церковный, подвигает их жить в этом укладе и от уклада, потому что уклад это как раз действование человека от любви, от тайны любви, и в конечном итоге после причастия от таинства любви. Там где таковое обращение человека к Богу, и друг к другу начинает быть, там появляется уклад. И он внутренне исполнен любовью, а внешне он соответственно теми делами любви, каковые любовь именно поставляет в поступках людей.

 Вместе с тем, апостол претерпевает великие гонения, страдания от разных противников Божиих, и которые не просто в нем не узнают проповедника Христова, но как раз наоборот именно, духом своим противным узнавая в нем дух Христов, они восстают против него, и поэтому не просто как человека гонят, и не просто со своею человеческою злобой, но с сатанинскою лютостью распознают в нем именно Христа, и гонят именно Христа, вооружаясь против апостола Павла. Поэтому малейшее слово его проповеди, его поступки и действия, каковые он совершает вышеестественным образом, они приводят не только в досаду и раздражение, но  буквально в ярость и злобу всех, кто противен Богу. И он сам пишет, что ни один раз он был избиваем камнями, даже до смерти, дважды практически умирал, но только благословением Божиим продолжать служение апостольское, вновь восставал и шел и совершал и делал то что подобает Богу, который в нем. А он, себя всего предавая Христу, уступает себя, как личность Христу и тем самым личностью своею сочетается, соединяется со Христом. Потому как свойство личности как раз есть любовь.

 Но помните, мы вчера с вами говорили о том, что тварность человека это несение в себе такой потребности в любви к Богу быть едино с Ним, потребность быть едино с Ним, которая совершается как раз в любви к Богу, какую несет человек после творения. Таковыми были Адам и Ева до грехопадения. После грехопадения к сожалению, испортилась эта особенность человеческая, эта суть собственно говоря, человеческая, и из-за этого человек стал, оставшись с этой потребностью все-таки быть едино с высшим себя, но извращенной и искаженной и отложившейся от Бога, он эту потребность свою  уже осуществляет через единение  с сатаною. Сначала просто действия его, наущениями и назиданиями через помыслы и через нагоняемые чувства, а в конечном итоге, через все усиливающуюся и разжигающуюся страсть, которую разжигают как раз силы бесовские в человеке.  Но человек сам в этой потребности быть едино с высшим себя, получив повреждения, ищет этого разжигания страстного, получает радость и удовольствие сам по себе, и полагает, что будто бы это он сам живет с этой страстью, но не подозревает о том, что в действительности, эта жизнь по страсти есть единовременно и единение с сатаной.

Господь об этом говорит в своем Евангелии, что вы слуги дьявола, дети сатаны, порождения ехиднины. Отец ваш дьявол, то есть Он этим самым показывает  и раскрывает людям о том, что они в действительности с ним и едино с ним как получается, сыны падения, сыны дьявольские. Господь сам говорит, обращаясь к таковым людям, вы сыны дьявола, ваш отец дьявол, порождения ехиднины, то есть тем самым открывая в единении с кем и о ком живет такой человек. Но тем не менее, несмотря на это, святитель Феофан Затворник пишет о том, что повреждение не коснулось самой сердцевины духа человека, ибо если бы это так совершилось, то мы бы с вами сделались бы как бесы, ибо ангелы, будучи духами, отпав от Христа, отпали враз и всем существом своим, и в силу этого оказались совершенно неспособными к возвращению назад. В одно мгновение они превратились сразу в нечто, существа, совершенно противоположные Христу, Богу своему, Творцу.  И в силу этого не только изменились в своих энергиях, каковыми они живы, но и даже во внешнем облике и образе, приняв этот ужасный образ и вид бесов и дьявола, какого они сейчас имеют.

Человек же духом своим остался цел, ибо будучи не простым существом, а тройственно устроенным, именно  дух душа и тело в природе своей, и как личность, последовавши за наущениями дьявола, соблазнившись его речами о возможности угодить Богу больше, чем они сейчас угождают и живут с Богом, Адам и Ева совершили свой поступок, увлеченные душою, соблазненные душой. Да, при этом духом, по от души совершая это преступление, это преслушание. Поэтому волею своею переступили заповедь Божию, дух же остался неповрежденным. Другое дело, что после такого переступления заповеди, потеряв сразу отношения с Богом, они немедленно тоже в одно мгновение в духе своем были заключены в узы противного духа. И поэтому эта заключенность в противные узы духа, дух дьявольский, самая глубина человеческого повреждения, то есть порабощения духовного, затем узы самоугодия, и наконец, узы мира сего, каковые наложились со стороны дьявола как образ  от него полученного рабского служения уже через тварный мир ему, дьяволу. В эти узы заключенные люди были неспособны уже оставаться в Раю, не способны были к покаянию сами от себя так, чтобы освободиться от этих уз духа, и поэтому были изгнаны из Рая, до того момента, когда придет Господь и Сам уже, совершив этот страшный подвиг страданий, смерти, и воскресения, в воскресении восстановит возможность человеческую выходить из власти этих уз.

  В воскресение Господне сатана потерпел полное поражение, и уже не имеет власти над человеком, если в человеке действует сам Господь. Опять же возвращаемся к первобытному состоянию человека, прекраснейшему, выше, больше и лучше которого никто на земле не имел и не имеет, кроме разве Матери Божией.  И в этом состоянии первотварности Адам и Ева были исполнены потребности быть едино со своим Богом, Создателем своим. И эта потребность была потребность любви. Любовь как образ Божий, одновременно потребность следовать за своим Богом, и со стороны Бога в желании Божием, чтобы мы были совершенны, как Отец Небесный. Соответственно тогда и удовлетворяет этому благословению Божьему, этому желанию и повелению даже Божьему, чтобы были …? совершенны, любовь человеческая, следуя за Богом, ищет уподобление Ему. Поэтому и образ Божий и уподобление Богу, которое вложено в человека, как суть человеческого отличия от всего остального тварного мира есть собственно проявление любви. Потому что именно ею совершается образ Божий и ею же совершается следование за Богом до совершенства Отца Небесного, то есть уподобления Богу.

 Но, единственно только лишь, конечно же тварь не может знать Творца, и поэтому уподобиться Богу как неведомому для себя, и неприкасаемому для себя, тварь не способна и не может, если только Сам Бог не сообщит Себя твари. Так вот в этом единении Бога с человеком Господь как раз и сообщает Себя твари, то есть сообщает Себя нам. Прежде своей всеобщей действующей благодати, которая  поддерживает просто  силы, и естественные силы человека, в том числе телесные  в их физических, биологических и прочих свойствах и качествах, затем душевные, в их психических константах, каковые положил Бог в человеческой душе, в ее здравии. Но помните, здравие природы человека  это здравие духа, здравие души и здравие тела. Каждый из них имеет свои константы.  Так, например, дух это здравие, это значит имеющий страх Божий, жажду Бога или Богообщения, и совести. Душа же, имеющая здравие, это значит ищущая быть честной по воле, искренней по сердцу, и правдивой по уму. Ну а здравие тела это сохранение констант телесных, данных Богом, это нормы физиологии, нормы деятельного проявления тела, телесности, и нормы развития тела, каковые свойственны самому телу изначально,  как сотворенные, когда тело было сотворено.

 И всеобщая благодать Божия поддерживает эти константы природы человека, но сверх того, Господь постоянно радеет и милостиво лелеет человека затем, чтобы вернуть и восстановить его в Рай. И поэтому не только любовь человеческая к Богу, но непременно всегда открытая любовь Бога к человеку, и сочетающаяся с малейшим искренним, значит, чистым движением любви человека к Богу, эта любовь Божия поддерживает человека в его обращениях с Богом. Потребность единения, в конечном итоге, исполнения или совершения этого единения с Ним. Там, где человек переживает опыт единения, это  опыт, переживаемый человеком как раз упование на Бога, или же как надежда на Него. Невозможно надежду пережить, если ты не знаешь этого прикосновения Бога к тебе, этого соединения с Богом, и этого единения с Ним. И там, где ты это переживешь, там память об этом переживании, данная тебе однажды, восстановление этого единения с Богом, которое, к сожалению, не удерживается нами в большинстве своем,  и быстро так помрачается, или же как бывает, что когда камень уронишь в воду, то вода смыкается над камнем. Так же и смыкается над этим опытом прикосновения Божьего или опытом единения с Богом, смыкается мрак души. Но память остается, и эта память как раз и есть надежда, это надеяние, упование на Бога.

 Не пережив такового единения с Богом, невозможно пережить надежду, и надеяние и упование на Бога. Но  в этом уповании мы пережили как раз некоторое движение дыхания любви, которое, обратившись к Богу, искренне получило в ответ Божие прикосновение, и Божье милостивое объятие, если так можно сказать, объятие человеческой души. И тогда извещенное в этой любви, ответной любви Бога, извещенное в этом своем всегда пребывании в Его непременной милости, или радении о восстановлении этих отношений, полных отношений с Богом, извещенная в этом душа в своем надеянии и уповании дальше ищет возрастать в своей любви.

 Поэтому вера, надежда, любовь, это три добродетели, каковые как раз обращают нас к Богу. Первое, это  вера, которую пробуждает  в человеке сам Дух Святый благодатью  Своей, дальше какие-то в нашем церковном порядке жизни какие-то события, в которых мы извещаемся любовью Божией о Его постоянной заботе о нас, милости к нам, и появляется опыт упования, надеяния на Бога, как память этого извещения. И наконец, возрастающая любовь от пробудившейся веры,  ибо в вере любовь на самом деле. Дальше в уповании, ибо в надежде упования та же любовь, наконец, она же и в конечном итоге расцветает в нас как совершенная уже, исполненная благости самого Христа, через Христа же обретаемая, вернее, через Духа Святаго обретаемая любовь ко Христу. А происходит это по мере нашего все большего глубокого сообщения с Духом Святым.

 Итак, чуть-чуть итога к тому, что мы сейчас услышали. Первое: человек изначально сотворен Богом как любовь. Только любовь твари, а не самого Бога. И проявление этой любви в нем совершается как образ Божий, или как подобие,  то есть стремление уподобиться Отцу Небесному, как естественная потребность следовать Богу и тогда приближаться к Нему усовершаясь, то есть( в совершенстве своем?). Вторая мысль, что подобное уподобление не возможно без Бога, равно как и пробуждение самой любви в человеке после грехопадения тоже невозможно без Бога и поэтому Господь пришел на землю, да, прежде, чем прийти на землю, послал Святаго Духа, который как раз, соединяясь с человеком, с его совестью, а значит, с неповрежденным духом человека, но схваченным узами духа после грехопадения. Дух Божий, сочетаясь с совестью человека, дает праведность человеческих поступков, поведения и вообще всего строя человеческого.

 Праведники Ветхого Завета в итоге узнали от Духа же Святаго через покаяние, проповеданное Иоанном  Предтечей, узнали во Христе Христа. И, обратившись к Нему, дальше уже мы с вами уже в Новозаветное время живем от Бога же, от Христа  Самого, исполнением нашего совершенства к Отцу Небесному. Потому что Сын Божий по сути тот же Бог, что и Отец Небесный, а будучи лицом Божественным, все, что ни делает, то делает от Отца и что Отец делает, то делает и Он. И в силу этого Он подобен Отцу в совершенстве Своем. И если мы с вами, как апостол Павел, обретаемся во Христе, и апостол говорит, не я, но Христос во мне, то через Христа мы становимся совершенными, как Отец Наш Небесный.

 Чтобы такое сочетание соединения со Христом совершилось, должно быть человеку исполненным Духа Святаго, потому что любовь к Сыну никто не может нам открыть, кроме как Дух Святый, ибо и Сын есть Бог, и Дух Святый есть Бог. Бог же для твари недоступен, если сам Бог Себя не откроет. И поэтому любовь ко Христу открывает в нас только Сам Дух Святый.  Хотя в человеке есть потребность этого единения с Богом, но опять же, будучи схваченная узами после грехопадения, эту потребность единения с Богом  человек осуществить не может до тех пор, пока он опять же участием Святаго Духа не придет в покаяние, и не высвободится из какой-то части этих уз духа. Там тогда его потребность быть с Богом освобождается, и обращается тогда сразу, или подхватывается сразу благодатью Святаго Духа, и уже во Святом Духе, будучи праведным, человек обращается ко Христу, потому что вне Духа Святаго познать Христа как Бога невозможно твари.

 Значит, человеческая любовь, данная Богом, по природе самого человека и по личностному особенно устроению человека, вне Бога не может быть совершенна. Она не только немощна, но она тут же оказывается порабощена врагом рода человеческого. И только восстановление самого отношения с Богом, это исконная природная потребность единения, осуществленная уже через покаяние и отношение со Святым Духом, осуществленная в общении со Святым Духом, только этою потребностью человек снова возвращается опять в это единение с Богом, единение со Святым Духом. И уже в Нем открывается, или умножается в своей человеческой любви, но осиянной уже благодатью Духа Святаго, и вместе с Духом Святым уже, едино с Ним, обращается чрез Него ко Христу и любит Христа. Поэтому без благодати Святаго Духа, а значит, без обретения веры человеку вообще повернуть ко Христу невозможно. Хотя при этом человек так устроен, что своим умом он может знать о Христе все, что угодно, вплоть до того, что даже читать атеистические лекции о христианстве, о Христе, о Евангелии, вполне так трезво разъясняя содержание всех евангельских заповедей, но совершенно не имея никакой потребности по ним жить, более того, противясь им, еще и возгреваться в нападении на них, что, собственно, делали и делают атеисты на своих лекциях.

Любовь есть высший дар человеческий, и первейшая его основа это любовь к Богу, а значит, призвание церковное, призвание любить Христа своего, Творца Своего, и уже отсюда следующая, в естестве человека любовь к человеку. Но хотя и само естество несет в себе эту способность любить людей, однако без Бога она непременно становится корыстной, потому что она тут же соединяется с врагом рода человеческого, как с большим себя. И поэтому естественная человеческая любовь в отрыве от Бога всегда любовь падшая, падшая или впавшая в сообщение с бесами и с сатаной. Отсюда даже сама по себе любовь к человеку  в ее чистоте совершается только при условии единения человека с Богом, и вне благодати человеческая любовь не может быть чистой. И только в соединении с благодатью она начинает быть чистой, а в соединении с благостью Христа она начинает быть совершенной.

Давайте еще раз обратимся к наставлениям и словам старца Порфирия (Канцеклевита?), где он как раз рассказывает о Божественной любви. «Возлюбим Христа, тогда имя Христово будет исходить из нас с услаждением, с теплотою, с Божественной любовью, тогда будем произносить имя Христово тайно, в безмолвии уст. Будем стоять перед Богом в смиренном служении, последуем за Христом, чтобы Христос полностью освободил нас от Ветхого человека». Ну вот, имя Христово с услаждением, с теплотою, с Божественной любовью. С Божественной, значит, не с человеческой любовью, с чьей же тогда любовью? С любовью Духа Святаго. Значит, прежде чем вообще возлюбить Христа, нам надобно получить отношения со Святым Духом.

Что же такое в природе человека позволяет нам отношения со Святым Духом, открывает нам отношения со Святым Духом? Как-то безбожному обществу, если мы из безбожия вступаем в церковную жизнь, нам свойственно полагать, так как это полагает безбожие, что высшим достоянием человека является его нравственность. То есть то добро человеческое, которое имеет всяк человек, не подозревая о том, что это добро падшее, но тем не менее, все-таки добро, и это добро ценя  в себе. Полагать, что если ты будешь добрый человек, то ты этим самым уже и можешь быть усвоен Богу. Дух Святый любит доброго человека. И поэтому может сочетаться с ним.

 Ну вот исторические примеры показывают нам поразительные вещи. В мире было и есть и сейчас есть очень много очень добрых людей. Более того, большое количество этих добрых людей, причем необычайно добрых по своим проявлениям, и радушных, и великодушных, и совестных, и еще каких-то, и честных, и искренних, и прямых, и прочее, но они, пройдя, прожив земную жизнь, так и не стали христианами. То есть Дух Святый не сочетался с ними и благодатью Своею  не открыл в них веры, и они, поэтому, не познали Христа. Поразительный факт. И не только поразительный сам по себе, но и поражающий вообще, низвергающий вообще все представления, будто бы человеческое добро способно сочетаться со Святым Духом, Дух Святый ищет человеческого добра. Миллионы людей, исполненные человеческого добра, иной раз много больше, чем мы с вами в добре своем проявляющиеся, однако так и не познали Христа. Дух Святый их не коснулся. То есть это означает, что то, о чем говорит апостол Павел, предуведе, а тех, кого предуведе, тех предустави, то есть приуготови, а кого предустави, тех призва, Дух Святый, этого с ними , с этими людьми не совершилось. Они не предуведены в зачатии, в утробе, и не предуставлены в ходе всего своего жизненного пути, и не призваны. А добрые, и при этом много добрее, чем мы с вами. И более того, даже когда в каком бы уставшем состоянии они бы ни были, когда им говорят о Боге, они не спят  и не дремлют. Такие вот хорошие люди.

 И в то же время история церкви сплошь и рядом говорит нам о совершенно безчинных людях, разбойниках, атаманах, о каких-то разбойных шайках, о каких-то ужасных блудников и блудниц особенно, которые вдруг оказались и предуведенными и предуставленными, хотя период, когда предуставлялись, видимым образом вообще совершали самую порочную ужасную жизнь, и при этом, при всей этой порочности жизни вдруг в какой-то момент были призваны, да так призваны, что в итоге сделались сейчас святыми. Высочайшие образцы и примеры святости, оказываются как раз у самых порочных людей. Первым в Рай вошел разбойник, порочный человек. Выдающийся образец вообще святости дает нам Мария Египетская, ужасно порочный человек. А сколько разных других разбойников, вообще совершенно оголтелых людей, казалось бы, по их предыдущей жизни, оказались  в итоге аввами монастырей, преподобными в итоге.

 Да, конечно, мы видим, что очень много святых угодников явилось из благочестивых семей. Более того, из благочестивых родов, где  как раз никакой порочности–то и не было, и сохранялась эта безпорочность. Более того, мы видим, что для того, чтобы Господу родиться, нужно было явиться прежде Матери Божией, а Она должна была родиться в беспорочном роде. И этот род в беспорочности своей был сохранен Господом.

  Какой вывод мы из всего этого можем сделать? Что даже в таких беспорочных родах непросто само человеческое добро выведывалось Духом Божиим и не с просто  человеческим добром сочетается благодать Святаго Духа. И если то, с чем сочетается благодать Святаго Духа есть даже в порочном человеке, то это сочетание обязательно произойдет. Вопрос: что это такое, с чем благодать сочетается, что это такое, что предуведает Отец Небесный, что потом предуставляет Дух Святый, и благодаря чему человек бывает призванным Святым Духом?

Реплика: …? ревность.

Ответ: да, ревность рождается, если человек обращен к Царству Небесному, то есть открывается Царство Небесное, то движение в Царство Небесное дает ревность.

Реплика: вы говорили, что у разбойника … какой ревностью мы грешили, с той же ревностью ….?

Ответ: да, но вот очень много ведь людей, которые тоже исполнены самой разной ревностью, причем греховной, совершенно подобной же, как у Марии Египетской, но они не повернулись этой ревностью к Богу. Значит, Мария Египетская имела ревность, имела, чем потом пойти к Царству Небесному, а вот чем она Бога открыла для себя, что это такое, с чем сочетался Дух Святый, и в итоге открылся Бог и ревность повернулась. Ревность была, но повернутость совсем в другое, обслуживала совсем иное. Что это такое открылось в ней, и это предузнал и в конечном итоге приуготовил и призвал Дух Святый? И почему сейчас иной раз так вот  смотришь на таких духовно опытных людей, как они обращаются с людьми, приходящими к ним. И так порою человеку, который на наш взгляд вообще должен быть выгнан в шею, немедленно от общения с этим старцем, а он вдруг получает от старца такое участие, и такое вообще радость, а мы, вроде бы казалось бы такие вполне достаточные, чтобы иметь от старца как раз очень такое любовное отношение, видим, что старец вообщем-то так почти и не заметил нас.

Реплика: способность к покаянию.

Ответ: так, способность к покаянию, это уже начальная способность обращения к Богу. Так вот это вот что это такое, та самая начальная способность, которая спит и поэтому человек не кается, но когда она пробуждается, то пробуждение обнаруживается покаянием?

Ответ: жажда Бога.

Батюшка: Вот , жажда Бога, да, где-то близко к этому, жажда Бога, страх Божий, это все проявления одного и того же. Чего-то одного и того же. Чего-то одного, который имеет два такие проявления.

Реплика: сейчас же тема  любовь …? доверие, …? Поверили пришли покаялись, а те, которые не поверили, не пришли.

Ответ: поверили, потому что Дух Святый коснулся их своей благодатью, и они возгрелись в том, что у них уже было. Так вот что это такое возгрелось в них и явило в итоге веру? Но при этом Дух Святый одних коснулся, и явилась вера, а других не коснулся, и у них вера не явилась? Что же это такое  в человеке, которое даже при том, что, если мы будем смотреть на ребенка, на малыша, там, на младенца. мы будем видеть ужасного, противного, вредного малыша, а какой-нибудь духовно зрелый человек скажет, что в нем начало христианина. Про какое это начало христианина  он вдруг скажет, а рядышком будет такой весь из себя воспитанный ребенок, а этот угодник Божий пройдет мимо него и ничего про него не скажет.

 Реплика: Какой-то огонек в душе у него уже есть.

Ответ: вот, что это за огонек? Эта искра Божия как раз есть то, что Бог от Себя мог даровать человеку. Что же он даровал от Себя?

Реплика: Образ и Подобие.

 Батюшка: ну так это проявление чего? Любви. Бог есть сам любовь, и даровал Бог человеку тоже любовь к Себе. И там, где эта любовь не затемнена,то есть  сама любовь эта не испорчена, она не пленена, не закаменена, не зацементирована что ли, там, где эта любовь, хотя как малая готовность и возможность остается в человеке, ее только и можно возгреть. И тогда она  явится как образ Божий и как подобие. Она же явится как страх Божий или как жажда Бога, или как совесть. Она же явится в жизненности человека и поэтому будет стяжать Царство Божие внутрь себя. Она же явится как ревность, узнав про Царство Небесное вне себя, она же явится в ревности и поведет человека в трудах или путях в Царство Небесное.

Вот окаменела она или не окаменела, конечно, имеет значение, оказывается, именно по роду. То есть если в роду постепенно своей жизнью привели к тому, что она окаменела, то тогда мимо таких людей Дух Святый проходит так же, как и мы сейчас видим, что миллиарды людей сегодня не сподобились Духа Святаго. Хотя сейчас вот вся наша Церковь, такая вот, в таком новом, что ли крестовом походе благословленная, обратится  к этим миллиардам людей, и она захочет все эти миллиарды людей привести ко Христу. Но Дух Святый почему-то их не трогает, мы полагаем, что мы сейчас своей миссионерской деятельностью и проповедью всех приведем, а Дух Святый почему-то их не трогает. И чтобы их привести к некоей видимости внешнего вот церковного жительства, нам надо сделать нечто такое, что для них вполне удобно, приемлемо и прилично. Но тогда это окажется совсем не то, чего хочет Дух Святый, и действия, какими они могут исповедовать свои отношения со Христом, они окажутся совсем не теми, какие требуются для отношений со Святым Духом.

 Но так как они это внешне все равно будут делать, ну и тем более, что в человеке есть еще религиозность, то эту религиозность можно как раз вполне вот так вот раскачать, пробудить, направить и поставить в некоторый порядок, то есть в обряд, и они вполне это будут делать, но значит ли это, что это будет происходить по причине действия Духа Святаго?  По причине их призванности? И вот если мы с вами обратимся к призванности, то мы увидим, что там, где призванность переживает человек, там непременно будет покаяние. А покаяние есть следствие опять же любви, ибо когда мы каемся? Когда мы огорчили того, кого любим. Посмотрите, как детям это свойственно. Дети в своей простоте естества своего, той же любви, но данной в естество человеческое, правда, которое, все время помните, что в чистоте не может совершаться без Бога, но будучи падшим, тем не менее оно все-таки некоторый образ имеет, и поэтому дети обращаются к родителям в этой своей детской любви. И если они обнаруживают, что они огорчили своих родителей, то ребенок готов все переступить, все бросить,  все оставить, лишь бы только вернуть опять отношения родителей.

 Этот навык же взрослый как-то переступить через свою гордость, и мы не можем, мы ради этого не пойдем просить прощения у кого-то, переступить через свое тщеславие, на людях при всех вдруг кинуться и просить прощение, и все оставив вообще, все ценности и все вообще себе приятное оставив, а самое главное, упав в глазах всех окружающих людей у кого-то прямо прилюдно просить прощение. Да наше тшеславие не позволит нам это делать, гордость вообще не позволит переступить  просить прощение, и примиряться с кем-либо. А тщеславие не позволит это делать прилюдно. А ребенок весь, только он увидел, что мама огорчилась, или папа вдруг пришел в недовольство, и он вдруг обнаружил, что он потерял единение с родителями, и потерял их любовь, , или огорчил их в их любви к нему тем более,  он все разменяет, ради только одного, чтобы восстановить эти отношения. Надо тут же просить прощение, будет просить прощение, надо при этом обещаться  исправиться, будет обещать исправиться. Надо при этом что-то отдать и чем-то пожертвовать, все пожертвует, лишь бы только вернуть расположение мамы и папы. А если это будет прилюдно, при всех других детях, при взрослых, при всей родне, может быть даже вообще на площади, ребенку будет вообще все это до фени. Кто там, что там на него смотрит, он потерял любовь, расположение родителей. Вот ведь как.

Значит, чувство вины и желание примирения, и просьба о прощении, без любви просто невозможно, это и есть проявление любви. Ну а там, где чувство вины обращено не к человеку, а обращено к Богу, тогда это уже чувство покаяния. Ну и покаяние возможно только при том, что есть эта любовь к Богу. И если то Бога любишь, тогда ты только будешь каяться. Если ты любовью вдруг обнаружил, что ты огорчил Бога своего, в этом огорчении ты разделился с Ним,  и потерял единение  с Ним, не просто расположение, а единение даже тем не менее, потому что в тот же момент, как только мы согрешаем, мы тут же теряем эти отношения свои с Богом, единые отношения с Богом. И вот тот, кто любовью любит, и жив в любви к Богу, тот это немедленно обнаружит, немедленно почувствует. Ну и так же как и ребенок, он, все откинув, гордость свою, тщеставие свое, не оглядываясь вообще на окружающих людей, побежит и будет делать то, что Богу угодно. Бог говорит, иди, примирись с этим человеком, побежит и будет примиряться. Бог говорит, иди пожертвуй и отдай ему то, что он просит, а ты не захотел отдавать, и ты этим огорчил не только этого человека, но ты Меня огорчил, и побежит и отдаст, мало того, отдаст сверх того. Это надо отдать, ты просишь это, на возьми. Но на тебе еще и вот это, и вот это, и вообще все. И когда все это сделает, вдруг почувствует, что он счастливый. Ему так легко и хорошо на сердце, потому что вернулась любовь Божия к нему, вернулось единение с Богом, и он, от того, что исполнен снова расположения Божьего к себе, и сам весь опять Божий, от этого счастья он вообще ни о чем не думает, ни даже какая либо малость жалости, что он все отдал, не появится.

Потому что отдав все вещественное, или же видимое, или же даже уступив там в каких-то поступках и действиях, он приобрел для себя столь большое, что может быть приобретением и это-то вот приобретение, оно именно приобретение любви, приобретением любви является только Бог. Если человек жив любовью, то, соответственно, приобретя Бога, он больше ничего и не имеет, вернее не хочет иметь, ибо все остальное не жизнь для него. Так же как и для ребенка, когда он хочет иметь любовь родителей своих, и, обретя ее, он все остальное вообще не хочет, пришлось ради этого расположения родителей все игрушки свои отдать, так он и не вспомнит про них, радуясь расположению родителей, восстановленному расположению. Пришлось все, что ему вкусного подали, все раздать, потому что мама и папа очень огорчились, что он вдруг  так зажадничал, а он тогда взял и сразу раздал. И столько вдруг в этом, когда глянул на глаза, в глаза родителей, которые радуются за него как раздавшего, и он вдруг понял, что он приобрел снова родителей. И такой счастливый от того, что приобрел, и такой счастливый от того, что не только он приобрел, но еще и все, кому он раздал эти конфетки и там все сладости, они тоже переживают радость приобретения. Правда, вещественную радость, но приобретения. И он счастлив и за них. И это все делает любовь. И поэтому если ты имеешь любовь, тогда все это тебе будет свойственно. А если ты любовь не имеешь, то конечно, все это тебе свойственно не будет.

 Значит, все это, это имеется в виду покаяние, а потом радость возвращенного расположения, радость единения. Покаяние и радость единения. И вот это единение с Богом, что же оно тогда дает, если ты еще и имеешь и ради единения еще и молитву? Потому что общение с Богом, это же молитва. Общение с людьми это разговор, беседа, а общение с Богом, это молитва. Старец Порфирий говорит: «Я говорил, Господи, Исусе Христе, помилуй мя. Покаянно просил, от окаянства своего, от того, что нагрешил, от того, что вообще все время грешил, от того, что все время теряет это расположение Божие, и когда говорил, «помилуй мя», а перед этим с любовью произносил имя своего сладчайшего Бога, «Господи, Исусе Христе», тогда, говорит старец, «открывались новые горизонты. Из глаз моих по причине любви и крестной жертвы Христовой текли слезы любви и радости. Пламенное желание, здесь скрывается величие, и скрывается Рай. Поскольку любишь Христа, то произносишь эти слова, эти 5 слов с нежной любовью, произносишь сердцем, и потихоньку слова исчезают, сердце настолько полно, что достаточно сказать одно лишь «Исусе мой», и исчезают слова. Любовь лучше выражается без слов, когда душа по истине возлюбит Господа, тогда она предпочитает молчание и умную молитву, преизбыток Божественной любви, заполняет душу радостью и веселием. Такая душа прежде изумительно выразила себя в Псалтири, в Октоихе, в Минеи и других богослужебных книгах».

 Ну и тогда на вопрос, как же восстановить эту самую любовь? Оказывается, да, вот так, Псалтирью, Октоихом, Минею. То есть псалтирь, которую ты будешь читать везде и всюду, вне службы, Октоих и Минея, это как раз уже богослужение, то есть ты будешь любить службу, потому что на ней ты обретаешь и восстанавливаешь свою любовь, в любви обретаешься, восстанавливаешься. Ну вот помните предыдущий наш вывод, на прошлом занятии, что чтобы на службе иметь любовь к Богу, надо, оказывается, туда прийти уже любящим, а значит приобретать и зарабатывать вне службы, то есть в буднях, в отношениях друг с другом. Каким же образом? А вот в исполнении заповедей, потому что еще одно удивительное свойство рождается любовью, это почитание Бога. Чтущий Бога тогда непременно слова Божественного наставления воспринимает как заветы Бога.

 Помните, да, сила восприятия слова. Одна сила это информация берет слова, содержание какое-либо как информацию, ей можно всяко разно поступить, с ней можно поступить как угодно, с информацией. Но другая сила восприятия тех же самым слов, это как совет, но и с ним тоже можно поступить как угодно. Можно прибегнуть  к совету, можно не прибегнуть, но третья есть сила восприятия тех же самых слов, как наставление. Эта сила восприятия, уже тогда придает тебе сил исполнить уже то, что как наставление принято. И наконец еще третья сила идет, глубина восприятия тех же самых слов как завет, когда слово сказанное, тобою же будет совершаться как твоя жизнь. И поэтому Завет Отца Небесного, Завет Христа нашего и есть Его заповеди. В эту силу восприятия слов Евангельских, слов заповедей Господних совершается человек, когда исполнит почитание Бога. Почитание же Бога наряду с верою, упованием и любовью есть  тоже явление любви. Одна из ветвей, что ли, любви, одно из проявлений любви – почитание, в которой человек имеет отношение к пожеланиям Божественным, к словам Его. Соответственно, к Его Евангелию. Любовь к Евангелию, откуда она может взяться у человека так, как это подобает настоящему христианину? Ни откуда не может взяться, кроме как от Святаго Духа же, потому что Евангелие это сам Господь, это Его слова. Значит, расположить ко Христу, а значит, к Его словам, как живым словам, как к завету, и воспринять из почитания Христа слова Его Евангелия можно только если в тебе действует Святый Дух.

 Поэтому мы видим, что люди в своем воцерковлении проходят три этапа: первый этап, это просто оживление к церковной жизни, не ко Христу собственно, а к Церковной жизни, в которой Христос есть. После этого периода наступает период оживления к псалтири, это уже переходный период, после призывающей благодати, когда человек идет, то так вот сохраняется первое время некая жизненность к церкви, и церковному порядку жизни, то есть ко всем церковным обычаям, традициям, и плюс к церковному народу. А потом постепенно восстанавливается в человеке, пробуждается в человеке потребность псалтири. И в повседневности своей он все больше и больше к ней начинает прибегать, не за других, а лично для своего чтения. Потому что за других, это любовь к Церкви, это первый этап воцерковления, когда мы молитвы и псалтирь читаем за других, за церковь или же на службе читаем псалтирь, потому что положено отправлять в церкви псалтирь. Но по мере того, как человек искренне в этом участвует, в церковной собственно  жизни, в нем постепенно начинает пробуждаться потребность самой псалтири лично для себя самого, когда читает псалтирь. В ней, в ее словах выражает свои отношения к Богу.  Это начало действования в нем Святаго Духа. И тогда начинается через псалтирь отношения со Святым Духом.

 И когда эти отношения со Святым Духом через псалтирь начинают становиться все более живыми, то сначала в псалтири он любит Христа, где Христос называется просто Господь, имени Христа там нету. Но по мере того, как он любит Господа, уже в пслатири, в нем начинает открываться тем же Святым Духом любовь уже к самому Христу, которого сам человек при этом в церковной своей жизни, любя церковь, в которой он приобщается Христа, но не имея живых отношений с Ним. Поэтому после псалтири постепенно начинает появляться отношение ко Христу, и тогда появляется отношение с какой книгой? С Евангелием. Такова последовательность.

 И в конечном итоге, Евангелие становится центральной из всех содержательных книг, Евангелие становится важнейшей книгой. Ну это мы видим особенно на примере, яркий пример преподобного Серафима Саровского, который все четыре Евангелия прочитывал за одну неделю, за четыре, за 5 дней каждой недели. И при этом не уставал читать из недели в неделю годами Евангелие. Потому что, читая Евангелие, он пребывал в любви, а любовь, сколько бы ни  прибывалась с тем, кого любят, она не только не устанет, она еще более возгревается, и становится полной жизнью для человека. Ясно, чтобы посвящать время чтению четырех Евангелий за одну неделю, это практически надо всю неделю посвящать Евангелию. А значит, при этом все остальные дела надо отставить, и действительно преподобный все отставлял и все было не важно. Но это от себя не заставишь, поэтому это только именно тогда, когда Дух Святый  в тебе есть. Это Он открывает Свою любовь ко Христу тебе, и ты, сначала, научившись отношениям с Ним через псалтирь, со Святым Духом, уже после этого, пребывая со Святым Духом, открываешь для себя Христа в живой своей любви к Нему.

 И тогда Господь, найдя нас для Себя, а именно об этом только и скорбит Бог после изгнания Адама и Евы, вернуть и восстановить для Себя всех нас с вами. Когда Господь найдет нас для Себя, тогда Он приходит в сердце наше, и вечери сотворяет с нами, Он готов с нами пребывать теперь уже все время. Не только мы с Ним все оставим, но Господь к нам приходит, и с нами вечерю  свою творит, все оставив.

 Старец Порфирий пишет: «Человек это тайна, мы носим в себе наследие веков, все добро пророков, святых, мучеников, апостолов. А главным образом, Господа нашего Иисуса Христа. Мы носим в себе наследие, главное из которых это Господь наш, Иисус Христос. Но так же и все то зло, которое существует в мире от Адама и до сего дня, мы тоже носим в себе. Все внутри нас инсти…? и все ищет своего удовлетворения. Если мы не удовлетворим это, то когда нибудь оно нам отомстит. Если мы не направим его в иное русло, не направим к высшему, к Богу. Поэтому мы должны умертвить ветхого человека, и облечься в нового, это мы исповедуем в таинстве крещения. Через крещение мы входим в радость Христову. Все мы во Христе крестившиеся, во Христа облеклись. Вторым крещением является исповедь, благодаря которой происходит очищение от страстей, их умерщвление. Таким образом, Божественная благодать приходит посредством таинства. Господь говорил своим ученикам, когда придет Дух Святой, Он научит вас всему. Дух Святой будет нас учить всему, Он будет освящать нас, Он будет нас обоживать. Когда мы имеем Духа Святаго, тогда становимся неспособными ни к какому греху, неспособными грешить. Когда мы имеем Святой Дух, тогда не можем делать зло, не можем гневаться, не можем ненавидеть, злословить, не..не..не.. Так станем же исполнеными Святаго Духа, в этом суть духовной жизни. Давайте распрострем руки и пойдем в объятья Христовы. Когда придет Христос, тогда мы приобретем все, Христос преобразит все внутри нас, он принесет мир, радость, смирение, любовь, молитву, воскресение, а Христа нам откроет Дух Святый, и тогда благодать Христова обновит нас. Обратимся к Нему с горячей любовью, с жаждой, с преданностью, с Божественным желанием и Христос даст нам все, Он даст нам Себя».

 Обратимся к Нему с горячей любовью. Значит, то, что предуведено, предуставлено, и призвано в человеке, есть любовь к Богу, не к людям. И поэтому когда мы говорим о том, что какой-нибудь разбойник, который по отношению к людям только занимался убийством и грабежом, оказывается мог при этом нести в себе затаенную любовь ко Христу, затаенную любовь к Богу, свою приверженность к Духу Святому мог нести. Блудница, которая вообще опоганивала людей, по отношению к людям была поганою, ибо опоганивала людей, могла нести в себе любовь к Богу. А при этом очень хорошие люди, прямо чудные по отношению друг ко другу, прямо все из себя светящиеся добром друг ко другу, могут не нести в себе никакого начатка любви к Богу.

Хуже того, могут нести в себе начаток любви к демонизации. Кем и чем является сегодня очень много восточных людей, которые в разных восточных религиях как раз легко идут навстречу демонам, сочитаются с ними и уже открываясь на них, продолжают являть дальше свою человеческую любовь. Когда человеческие дарования добра, действительно они очень добрые, хорошие, индийцы, китайцы, непальцы в особенности по человечески очень хорошие добрые люди, но по состоянию духа своего расположены к демонизации, и обратившиеся в верования, по этой любви, потому что если ты имеешь любовь к демонам, соответственно и верования твои, и религия во внешнем ее исполнении будет иметь  соответствующие приемы, соответствующие действования, и соответствующие энергии, каких ты будешь там обретать.

Ну а так, как лукавому свойственно обманывать,то поэтому он эту человеческую доброту, эту человеческую вообще добропорядочность, которая свойственна многим народам, он ее использует как раз в целях своего обмана. Он ее не убирает, не уничтожает, но не меняет ее на зло, он наоборот, ее высвечивает еще сильнее, но только своими уже, сатанинскими энергиями, демоничискими своими присутствиями. Эти люди становятся видимым образом очень красивыми в отношениях обращения друг  другу, к человеку, и вообще, к людям всего мира. Только по одному признаку мы можем распознать, что они демонизированы в этом своем человеческом добре, а не христианизированы. Потому что они не ищут Христа, или же, вступив в церковное сообщество, и назвавшись христианами, что происходит сейчас в Европе и у нас в России, они на самом деле не становятся на путь Господень. Они остаются религиозными христианами, а пути Господнего они все равно не ищут, и не становятся на него.

 Потому что стать на путь Господень, это значит надо совлечь с себя ветхого человека. Но тогда надо применять  сами приемы и действия этого совлечения, а люди эти не собираются этим заниматься. Им удобнее тогда привести религию в угодность себе, в ту меру, в какую им приятно и посильно, нежели им самим ради религиозного пути что либо в себе менять. Ну вот, ответ на вопрос, что же искал Дух Святый в людях, независимо от того, добрый человек или злой, хороший или плохой, воспитанный или невоспитанный, не имеет значения.

 

Учение о добродетелях

Занятие 9. Страх Божий и жизнь будущего века

Протоиерей Анатолий Гармаев

 

Добрый день. У нас сегодня 9 занятие по учению о добродетелях, 3 класс. Сегодня  мы будем говорить о страхе Божием и жизни будущего века. Когда мы  обращаемся к Символу Веры, то мы уже говорили на проповеди в воскресение, что  Символ Веры открывает нам сначала Бога Отца, затем Сына, затем Духа Святаго, затем говорит о Церкви, затем о крещении, и заканчивается «Чаю воскресения мертвых, и жизни будущего века». Но обычно, так в занятиях  школьных церковных, при изучении Символа Веры, начинают с первого члена Символа Веры, и в конечном итоге доходят до последняго, но правда, при этом, в одних случаях доходят, в других нет, потому что не хватает времени. При этом много уделив внимания первым членам Символа Веры, к последнему уже в некотором роде даже устают, и в итоге с небрежением о нем говорят. Или совсем даже и не говорят.

 Тем не менее, в то же время сама реальность практического уже, если выйти за пределы школьного занятия, то есть из аудитории по катехизису, а пойти уже собственно, по воцерковлению жизненному, то мы увидим, что реально-то в жизни Бога Отца никто не видел, и знать Его никто не может, кроме как знает Его только Сын, и кому Сын захочет открыть. Но это же в какую меру праведности уже туда к святости надо прийти, чтобы Сын захотел открыть Отца. Зачем открыть? Для того, чтобы быть совершенным, как Отец Ваш Небесный, «будьте совершенны», сказал Господь для исполнения этой заповеди. Но прийти и идти к совершенству Отца Небесного, это значит перед этим необходимо исполнить очень много вообще движения к совершенству Сына, перед этим Духа Святаго, перед этим вообще совершенству святых в церкви . И если этого труда не выполнить, то тогда как же ты будешь искать совершенства Отца Небесного? Понятно, что Сын откроет это тому из подвижников, кто имеет уже немалый опыт труда к совершенному жительству. Значит, соответственно, Отца Небесного никто знать из нас с вами уж точно не может, мы с вами не из числа подвижников  такой меры и такой степени.

 Но тогда идем ко второму члену Символа Веры, это тогда надо Христа узнать. Но Христа никто не может знать, кроме как Дух Святый, если откроет ему. Ибо, ну, так ,читать мы о Христе можем, лекции слушать тоже можем, даже картинки и фильмы смотреть тоже о Христе можем, но это вовсе не значит, что мы знаем Христа. Христа собственно, знает только Дух Святый, знает Его Матерь Божия, и святые угодники, которые уже пребывают на Небесах. Но и они открыть нам Христа не могут, если только не будет содействовать им Святый Дух. Поэтому конечно же и Господь сам сказал, что лучше для вас, чтобы я пошел к Отцу, ибо от Него пошлю вам Духа Утешителя, и Он откроет вам все тайны Божии.

 Первой тайною Божией является Сам Господь. Поэтому Дух Святый открывает нам Христа. Значит, соответственно, не ко Христу в практике мы сразу приходим, хотя Дух Святый открывает нам Христа и мы сразу в воцерковлении своем идем именно к Нему. Но благодать призывающая, открыв нам Христа, это как раз благодать Духа Святаго, открыв нам Христа, через какое-то время сокрывается в нашем сердце, дабы  дальше мы уже сами шли в искание Христа. Точно так же, как помните, сам Господь, в практике Своего призывания  к святой жизни, поступал таким же образом. Он сначала общался с людьми, рассказывал о Царстве Небесном, потому что Он пришел принести именно эту проповедь о Царстве Божием, и потом чудесами своими открывал себя как Бога, а потом вдруг исчезал. Так что для того, чтобы дальше руководствоваться уже всем, кто откликнулся  на эти Его призывы, и на общение с Ним, и на чудеса, свидетелями которых они являются, и теперь последовать Ему, необходимо было и наставление, и пребывание рядом с Ним. А Господь уходил, так, что найти Его можно было аж в двух днях пути от того города, в котором Он проповедовал. Значит, надо было выйти за пределы города, надо было каким-то чутьем определиться, где может находиться Господь,  прийти туда и там уже слушать Его наставления.

 Дух Святый  для нас с вами тоже вот изначально призвав нас ко Христу, открыв Его, дальше сокрывается, и мы уже должны пойти за ним сами. Вот этот переходный период, который длится  и современных людей и 20 и 30 лет, а то и вообще, человек умирает, находясь в переходном периоде. И задается вопрос, что он там делает? То есть что мы делаем, когда мы после такого яркого, сильного воцерковления первых лет своей церковной жизни, дальше продолжаем оставаться в церкви. Оказывается, испытуется ревность человеческая к тому, о чем проповедовал Христос, придя за землю. Ревность о Царстве Небесном. Без этой ревности, то есть ревности Духовной, ибо о Царстве Небесном кто может знать, кроме как ревнующий Духовно. А значит, ревнующий под  дыханиями …? влияниям Святаго Духа, ибо Царство Небесное не есть некое пространство в космосе, не есть некая какая-то далекая звезда, на которую надо материально, физически прилететь. Царство Небесное есть место, куда приносит нас дыхание Святаго Духа,  то есть сама благодать. И без Духа Святаго попасть в Царство Небесное невозможно, ибо никто не знает, где Оно.

 Так же как и когда во времена Христа люди, откликнувшиеся на Христа, и желавшие следовать за Ним, выходили за город и искали, где Он есть. Дух Святый приходил к ним, и наитствуя их, направлял, куда пойти. Потому что нет другой причины, и невозможно никак понять, каким образом все-таки люди находили Христа. В одном случае три тысячи, в другом 5, в третьем 7 тысяч народу, не считая детей и жен. При том, что за пределами города Господь находился не в видимости, вышел за город, и увидел, вот там вот, далеко далеко, но это похоже Господь,  не так же было. В двух днях пути от города. То есть ни о какой видимости Христа физической не было. Или никаких знаков о Себе Он не оставил, никаких  провожатых о Нем не было, а выйти за пределы города, куда направить свои стопы, если Господь может находиться в любом направлении из 360 градусов по кругу, в любом градусе может находиться. Как ты узнаешь? Очевидно, что вот и откликнулись они, люди, на Христа по причине Духа Святаго, потому что никто не может узнать Христа, кроме как Дух Святый откроет человеку. И выйдя за пределы города, и ревнуя о том, чтобы Его найти и быть с Ним, и наставляться дальше, они смогли это сделать только те, которых опять же Дух Святый и вел.

Так и мы с вами, находясь  в переходном периоде сейчас, после призывающей благодати, только имеющие стремление к Царству Небесному, об этом и проповедывал Господь. А перед Господом об этом же говорил Иоанн Предтеча, возжелавшие Царства Небесного, только таковые выйдут за город искать дальше Христа. Но и искренне возжелавшие ревновать духовно, могут тогда Духом Святым как раз и быть подкреплены в этой ревности. Потому что ревность чисто душевная, но а что она может сделать? Этой душевной ревностью можно накопить большие деньги, купить машину, или же купить себе квартиру. Какой-нибудь душевной ревностью можно в конечном итоге, возжелав выйти замуж, или же жениться, действительно это осуществить, возжелав детей, вырастить и устроить им земную жизнь, это все можно сделать. Но это все душевная ревность. Она не о Царстве Небесном. Ибо Царство Небесное знает только Дух Божий.

 Соответственно тогда к Царству Небесному ревность может быть обращена, если она наитствуется Духом Святым. Равно как имеющий отношения со Святым Духом, ни о чем другом не может ревновать, кроме как о Царстве Небесном. Правда из этого можно сделать некоторый , так, по пути, вывод, что если мы вдруг забываем о Царстве Небесном,  мы бегаем здесь полностью увлеченные делами земными, то  это означает, что мы земностью поглощаемся, и  не имеем никаких отношений со Святым Духом, ибо  в земности  человеческой Духу  Святому нечего делать. Он и не приходит. А мы Его и не слышим, и не им тогда руководствуемся, и тогда ревность наша какая бы ни была, о чем угодно, даже, например, та же самая, чтобы ревность непременно доказать  кому-нибудь что-нибудь, вот сейчас и вот здесь. Это тоже ревность. Вся эта ревность остается ревностью земной. Заработать деньги, сделать дело, доделать дело, получить похвалу, быть любимым среди людей, и прочее. Во все это бросает нас ревность, но это ревность земная, душевная. Не о ней идет речь. Значит, соответственно, человек только исполненный Духа Святаго, действительно может и Христа знать, и, направляемый Духом Святым, может действительно идти по путям Господним туда. где Господь есть.

 И несмотря на то, что в школьном вот обучении катехизису людей сейчас учат сначала знаниям о Боге Отце, потом о Христе, потом о Святом Духе, мы же практически идя, на самом деле обнаруживаем¸ что ни Отца Небесного практически в жизни невозможно начать узнавать с первых же шагов, ни Сына узнать, если Дух Святый тебе не сообщил. А после того, как Он сообщил и скрылся в твоем сердце, дальше узнать Сына, то есть Христа, и следовать к Нему,  и идти к Нему, а значит, следовать Его Господними путями никак нельзя, кроме как имея в друзьях своих и сопутниках Духа Святаго. Значит, надо обращаться к Святому Духу.

Возникает вопрос, как? Сам человек, даже и будучи наитствован Святым Духом, никак этого знать не может. Потому что, когда он наитствован был Святым Духом в призывающей благодати, мы по действию Святаго Духа узнавали Христа, а не Его Самого. Дух Святый по духовному смирению Своему никак Себя нам не явил и не открыл. Поэтому люди в призывающей благодати вообще о Духе Святом никакого понятия  не имеют. Они говорят все, и  мы помните с вами, мы все устремлялись ко Христу. О том, что существует Дух Святый, мы ну вообщем-то узнавали, тогда это тем более еще на каких-то там занятиях школьных по катехизису нам что-то об этом сообщали. Но так, чтобы внутренне распознать для себя Духа Святаго как искомое, в призывающем периоде этого у людей нет, потому что Дух Святый себя так не кажет человеку.

 Но вот, потеряв Христа в переходном периоде, и имея по памяти своей жажду и желание общения с Ним и хождения за Ним, мы вдруг оказываемся в растерянности и не знаем, как нам найти Христа. Не просто книгу, в которой можно прочесть о Христе, не просто людей, которые нам расскажут и будут занятия проводить о Христе, а непосредственно в жизни своей как найти Христа, никак, кроме как если Дух Святый не откроет нам, куда идти. И вдруг, тогда только человек начинает искать внутренне какую-то такую силу, какое-то такое зрение, и какой-то такой след, который откроет ему все-таки практическое обращение ко Христу.

 Ну где мы это начинаем переживать? Оскудевает молитва,  а мы помним, как совсем по другому она как живое обращение ко Христу была. И каким-то сокровенным откровением чувствуем, что она потому оскудевает, что кого-то с нами нету. В конечном итоге знание о благодати открывает нам, соединяется с этим внутренним наитием этого полуоткровения, что нет участия Святаго Духа. И именно Его присутствие нам снова вернет ту молитву, какая была. Или оскудеваем вообще в церковной жизни, в ревности  исполнять церковные действия, пост, следование заповедям хоть какое-то, а то и вообще совсем забываем про заповеди. И тогда в этом внутреннем предчувствии, что Дух Святый должен быть с нами, и тогда мы только сможем действительно дальше искать Христа, ходить к Нему, и ходить по Нему, искренний человек начнет искать, кто ему укажет о Святом Духе.

 И тогда, вспоминаем опять Символ Веры, что после сказанного о Духе Святом, сразу говориться о Церкви: «Верую во единую, святую соборную, апостольскую Церковь». Оказывается, вот кто может нам сказать о Святом Духе. Вот кто доподлинно знал Его, вот кто Им руководимый, совершал свои жизненные пути. И в этих жизненных путях действительно шел за Христом, достигал Христа и был со Христом так, что даже апостол Павел говорит, что «не я , но Христос во мне». А  мы и причащаясь-то, вообще самого Тела и Крови Христа, практически-то Его и не ведаем в себе. Практически не ведаем. Так, сознанием сознаем, а практически не ведаем. В результате практика церковной жизни и практика переходного периода в конечном итоге действительно поставляет нас в обращение к Церкви, то есть к святым угодникам и подвижникам, каковые в церковной жизни практически исполнили этот путь восхождения ко Христу, а во Христе к Отцу Небесному. Они это сделали по причине того, что в них действовал Святый Дух.

 Но и мы возжелали уже Духа Святаго. Мы уже нашли, что оказывается, без Него, без Духа Святаго и невозможно иметь даже саму ревность Духовную. То есть искать Царства Небесного. А и действительно, если так внимательно посмотреть, или же просто оглянуться на свою жизнь, то мы вообще о Царстве Небесном порой и не памятуем не то что днями, неделями, месяцами вообще не вспоминаем о Нем. Когда же мы теперь, определившись, что надобно идти к святым отцам, открываем их книги, увы, к сожалению, мало кто из нас в этих книгах ищет как раз о том, как быть искателем Святаго Духа. В книгах святых отцов очень много разных тем и много о чем они написали, и все хочется узнать, все хочется постичь. Но, к сожалению, большинство людей, особенно современных, о чем угодно могут читать, обратившись к церкви, то есть к святым отцам, к их трудам, какие угодно жития самих святых угодников могут читать, но совсем не подозревая долгое время даже на путях уже греховного периода своего не подозревая, что надобно целенаправленно искать, как же стяжать Святаго Духа. Хотя при этом почти нет ни одного человека наверное, на земле в нынешней Российской церкви, который не слышал наставления преподобного Серафима Саровского: « ищите или стяжите прежде Духа Святаго». И о стяжании Святаго Духа кто только ни говорил, и кто только нам в уши не вкладывал. Да и мы, вообщем-то друг дружке тоже об этом может быть и говорили. Но одно дело говорить, другое дело уразуметь, что как раз Его участие в нас и совершается, собственно дальше весь путь Господень ко Христу, и тем более, возжелать этого пути, то есть возжелать благодати, как самой драгоценной, большой драгоценности вот.

 Как святитель Феофан Затворник говорит, что когда ты познаешь благодать, как драгоценность большую и высшую в твоей жизни, ради которой ты готов все отдать, лишь бы только ее иметь, тогда только ты пойдешь и будешь именно ее искать. Но тогда ты ради нее заложишь все, что имеешь и оставишь все, что тебя будет отвлекать и уводить от нее. Так это речь идет о благодати Святаго Духа. Да, оказывается, если мы с этим уже устремлением начнем просматривать труды Святых Отцов, то обнаружится, что они немало этому посвятили времени. Значит, обращаемся к церкви. Но увы, к сожалению, обнаруживается, что и обращение к церкви, и чтение святых отцов, тоже, оказывается, у нас явление временное на путях переходных, удержать в себе ревность духовную о Царстве Небесном, которой мы, собственно говоря, мы можем тогда к святым отцам целенаправленно припадать. Целенаправленно, это значит, ради исполнения своих отношений со Святым Духом,  ради отношений с благодатью, вот ради этого читать святых отцов. Это и есть целенаправленное  припадание к святым отцам. Увы, мы обнаруживаем, что таковая ревность у нас давно уже куда-то пропала, ее у нас нет. Даже приходится на занятия нас бегать искать и заставлять, чтобы мы к нему приходили  вовремя. А данное на занятии домашнее задание приходится преподавателю бичем и колом заставлять делать, и при этом мы не делаем. То есть мы вот в каком-то печальном и плачевном состоянии находимся. В чем дело?

 И опять обращаемся к катехизису, а там, оказывается, после Символа о Церкви говорится о крещении. Так значит, оказывается, силу к тому, чтобы вообще искать церковь и внимать церкви, то есть святых отцов и их трудам и их житиям, эту силу дает крещение. Потому что мы точно знаем действительно, что до крещения ну мы не одни только что о церкви, мы даже о Боге-то и думать в большинстве своем не думаем. Наше современное поколение, которое жило в безбожии и воспиталось с детства в безбожии, вообще не полагало ни о какой церкви, ни о Боге. И только крещение нам вдруг открыло неожиданно церковь. Это те, кто во взрослом состоянии сознательно пришли к крещению, я о них говорю. Какая-то часть из нас вероятно были крещены в младенчестве радением наших родителей, но и после крещения младенческого мало что открылось тогда. А вот когда взрослые пришли к крещению своими путями уже, каким-то образом и сами возжелали крещения. Кто-то из нас уже в таком серьезном возрасте ныне пребывающие, возжелал крещения в то время, когда еще были гонения на церковных людей, это еще 30 и 40 лет назад.

 И те, кто сознательно принимали в то время крещение в то время, конечно же пережили, переиспытали после крещения какое-то особое участие благодати, особый поворот в своей жизни, когда вдруг появились силы оставив прежние увлечения, прежние занятия, и даже прежних друзей и людей, и родных и близких, устремиться в совершенно новую, до того неведомую область – жизнь церковную. И с какой большою  ревностью действительно мы стали изучать книги, читать Евангелие, стали изучать и осваивать саму церковную жизнь, молитвы, богослужения, таинства, посты, все было не просто интересно, все было жизненно. Все было не просто жизненно, все было важно. Все было не просто важно, что – то из этого было крайне важно, настолько, что все остальное было брошено и оставлено. Ну и разве не подобным же образом, когда пришли в училище, и здесь годы первые своего обучения здесь тоже пережили такую же вот ревность. Живую, яркую, сильную ревность постигать, открывать, узнавать. Значит, крещение не только усваивает нас церкви, но дает силу постигать саму церковь.

 Единственно только лишь, что мы обнаруживаем, что это крещение, посмотрите, за эти годы, за последние 20-30 лет, особенно 20-25 лет в таком активе свободы церковной жизни, приняло крещение огромное количество народу. И большая часть из них после таинства крещения даже в храме не появились, даже первого причастия, и того не приняли. Я имею в виду взрослых людей. А сколько младенцев, которых привели покрестив, не привели дальше даже к причастию! То есть, значит, какая-то часть людей, получив крещение, не получили силу к освоению церковной жизни.

Другая же часть людей, после крещения стали активно осваивать церковную жизнь, но только на уровне читаемого. То есть они стали много читать о  церковной жизни, сил на это хватило. То есть они, если брать составы человека, 8 глубин человеческого бытия, или же 8 уровней, то самый внешний, наружный уровень это, или же глубина человеческая, это его содержательная жизнь, интеллектуальная жизнь. И в этой интеллектуальной своей жизни человек подвигся и стал активно много читать. Но на то, чтобы пойти в храм, осваивать молитвы, уже практически начать на службах стоять, не хватает сил. У третьей же части хватило сил и на это, стали осваивать реальную церковную жизнь, хотя процент, конечно, и по сравнению с тем, сколько крестилось людей, много меньше, меньше  десятка. Но и эти люди, третьи, они, осваивая церковную жизнь, они некоторое время походили, а потом оставили ее. Правда сохранив при этом паломнические поездки, чтение книг и собирание разных икон у себя дома и разных святынек. А саму церковную жизнь потихонечку оставили, остыли.

Из тех же, которые не остыли и не оставили, и продолжают ходить, тем не менее, вовсе не собрались ходить к Святому Духу, тем более не стали ходить в практике святых угодников Божиих. А практика святых угодников, это что такое? Это практика отношений со Святым Духом. Другой же практики нет у подвижников церковных. Поэтому люди стали в церковную жизнь ходить и регулярно посещать церковь, исповедываться и причащаться, но ради утешения, религиозного утешения своих, да, непростых жизненных обстоятельствах. Или же, посто познав, насколько все-таки хорошо, когда благодать касается сердца, и душа облагодатствованная умиряется и утихает. Вот и все. Ни о каком подвижничестве речи вообще нет близко даже.

 Поэтому, конечно же и чтение святых отцов, и их житий на каком-то году, этапе вообще церковной жизни тоже оскудевает, и исчезает и человек входит в некую такую протестантскую упорядоченность своей религиозной уже жизни, это уже не жизнь веры, это уже жизнь чисто религиозная, и регулярно в нужное время и в нужном месте пребывает в нужных религиозных действиях, в том числе богослужениях и таинствах, но не более того. Ради некоторого утешения своего. Может оказаться, что мы сейчас с вами в таком состоянии сейчас находимся. То есть силы крещения не достало до того, чтобы повести нас путями подвижника церковного. И какое-то время активно вчитываясь в них и даже паломничая на места их мощей, то есть святые места, где они пребывали, и где еще они мощами пребывают и остаются, мы тем не менее за ними последовать сил не нашли.

 В чем же дело? Мы же исполнили таинство крещения. То есть то самое, к чему в итоге выводит нас Символ Веры – от Отца Небесного, вообще неведомого для нас, Символ Веры нас постепенно выводит на ту ступень, которая ведома для нас и которая исполняема для нас и мы ее исполнили и совершили. Однако вот сидим сейчас в таком состоянии, вот уже 20 и 30 лет в церкви, а никаких подвижнических действований нет и сил на то, чтобы делать эти подвижничества, тоже нет. И тогда, с некоторым страхом и опаской может быть, мы смотрим,  а все ли мы узрели в Символе Веры? До конца ли мы его прочитали, точно ли с крещения начинается вообще всякое действие человеческое?

 И опустив глаза, наконец, в Символ Веры, мы обнаруживаем там, «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Оказывается, вот, мы уже 20-30 лет в церкви, но моментов, минут, когда мы чаяли воскресения мертвых, не знаю, кто может вообще вспомнить. А уж тем более в жизни будущего века.  Чаяние  жизни будущего века. Момент, когда мы с вами может быть активно читали об этом, да. Может быть волновались даже, читая, да, но ведь читать, волноваться, интересоваться, более того даже активно с юности искать эти книги  про Рай, про будущую жизнь, это вовсе не то же самое, что чаять воскресения мертвых. Как это чаять воскресения мертвых?

Наверняка в жизни каждого человека есть немало каких-то предметов, которые неожиданно поражали нас и становились потом предметом серьезных волнений, когда мы хотели постичь данный предмет, а он не постигался. Хотели мы распознать, узнать, что таится за этими наименованиями этого предмета, оно не открывалось, и тем не менее мы хотели постичь. Может быть, у кого-то было в юношестве, в его 15-16 лет встреча с бесконечностью, например, вселенной, космоса, и он хотел эту бесконечность постичь и это было волнительно, но это невозможно было, и сколько он ни пытался это сделать, для него это было тайной какой-то невероятной. Может быть кто-то встретился однажды в свои 15 лет с явлением любви, с каким-то иным явлением, чем то, что сейчас показывают в порнографиях,в  фильмах. И он вдруг пережил, что есть какая-то другая любовь, и не мог ее понять и уловить, не мог постичь, и тем не менее, волновался по этому поводу, искал, порой даже заснуть не мог.

 Вопрос, воскресение мертвых было ли когда-нибудь вот таким предметом? До такой степени искомым, до такой меры волнительным, до такой степени желаемым пережить это воскресение, постичь его, мало того, оказаться среди тех, ведь «чаю воскресения мертвых», это означает оказаться среди них реально. Когда-нибудь волновало ли нас это? Этот призыв Символа Веры?

 А ведь посмотрите, как Символ Веры удивительно устроен. По каждому предыдущему члену Символа Веры говорится – верую, верую, верую. И вдруг в самом конце единственный раз говориться «чаю»! Какая разница между верую и чаю? И оказывается, если вникнуть, и дать возможность душе открыть для тебя само движение этого слова, ты вдруг увидишь, что чаю, это реальность силы. Это движение, это желание, которое может быть удовлетворено только лишь при исполнении его.

Говорится о чем-то таком, которое несет в себе начальный импульс, проникающий человека, или приводящий человека в движение, так что он в этом движении от этого импульса пройдет и встречу  с крещением, потому что этот импульс чаяния приведет его к крещению. Он совершит крещение, в крещении пойдет к церкви, к святым отцам, подвижникам, будучи с ними, устремиться ко Святому Духу, во Святом Духе обратиться практически к реальным движениям своего сердца, воли и духа ко Христу, во Христе будет тормошить Христа открыть ему Отца Небесного, и познав во Христе Отца Небесного, будет искать исполнение заповеди «будьте совершенны, как Отец Ваш Небесный». Вот какая энергия заложена в этом слове «чаю».

Значит, если это «чаю» не заложено в тебе, если ты не имеешь это чаяние в должную меру, то получается, что тогда та мера энергии, которая в тебе есть, обращающая тебя к Троице и к Царству Небесному, она до куда-то тебя доведет, а дальше ее не будет. Дальше ты действительно остановишься. И ты уподобишься тому, о ком говорит Господь, когда говорит, что иное упало при дороге, то есть хватило у тебя этой энергии чаяния Царства Небесного на то, чтобы какие-то семена проповеди Евангелия и проповеди Царства Небесного подхватить, но в качестве интереса. Но интерес- это самое поверхностное, налетели птицы и склевали.

 У другого этой энергии чаяния оказалось больше, так что даже проросло, упало иное на каменистую почву, дало корень, но взошло солнце, то есть начались какие-то нестроения в жизни, тем более какие-нибудь гонения еще к тому же, то этот корень быстро высох. То есть, оказывается, энергии двигаться в скорбях, и тем более в гонениях, двигаться к святым отцам, будучи крещеным человеком, уже не хватает, потому что нет должной меры чаяния. А третьи, иное же упало в тернии, да, то есть это значит, что оно упало, начало прорастать вместе с терниями, причем дало хорошие побеги, но как-то будучи культурным растением, оно имело свою скорость, меньшую, чем в терниях. Тернии по скорости произрастания опередили. То есть значит, всякие житейские заботы и последующая наша земная жизнь, все более и более захватывала и забирала, дела различные, увлечения различные, люди интересные или же приятные по тем или иным нашим страстям. В конечном итоге, за всем этим казалось бы необходимым исполнением нашей жизни, там необходимые дела, необходимые события, через которые надо проходить, необходимые люди, казалось бы оправданные вообщем-то отношения с земными обстоятельствами и делами, а оказывается, в них постепенно произрастали еще и страсти.

 Одно дело тернии внешних дел, которые забрали наше внимание всякого следования Святому Духу, а другое дело уже непосредственно страсти, которые поизрасли еще и внутри этих дел, и мы эти дела стали уже с какого-то времени страстно делать. Так что уже и оторваться от них невозможно, так что даже и все заповеди можно попирать. Дело исполняя, можем проехаться по головам близких и ближних. Вообще не заметить, что мы окружены людьми, полностью увлеченные делами, или же какими-то там своими земными целями, вообще не обратили внимание, что рядом с нами кто-то там нуждался, кто-то просил, кто-то руку протягивал за помощью, не обратить внимание. Хотя эти близкие могут оказаться совсем близкими нам, вообще родные в своей семье. То есть тернии поднялись и заглушили.

 То есть оказывается, что при этом человек-то вообщем немало отдал своих лет и ревности, а по своей церковной жизни, мало того, он продолжает ее вести, церковную жизнь, но как-то все больше и больше вступая в такой протестантский порядок исполнения всех  религиозных отправлений, и теряя практически, веру. И в конечном итоге вообще ее уже не имея, а только оставаясь чисто религиозным человеком. Энергии чаяния не хватило отрываться от всего земного, ради чего? Ради Царства Небесного.

И тут мы вспоминаем апостольские слова «кого предуведе, того предустави, кого предустави, того призва, кого призва, того оправда». Так вот это предуведе, это предуведе Отец Небесный, Отец Небесный кого-то предуведе. Что это Он такое предуведал в человеке, которое в итоге выводит его по лестнице Символа Веры к Духу Святому, потом к Сыну, ко Христу, потом к Отцу Небесному. Оказывается, Он предуведал, ну скажем так, способность чаяния. Символ Веры поставляет чаяние как главную причину движения человека в воцерковлении. Так вот, оказывается, в чем дело. Способные живо переживать чаяние воскресения мертвых, это есть предуведение человека. Способный живо переживать чаяние будущего века, жизни будущего века, а значит, жизни в Царстве Небесном, и Царства Небесного, это и есть предуведение человека. Но тогда и мера этого чаяния, получается, предуведенная Отцом Небесным, она может быть до третьего этапа, предуведе, предустави, то есть приуготови, потом  призва. И все, и на этом все кончится.

 А может выйти четвертый этап, кого призва, того оправда. Такая мера чаяния может быть в человеке, а может быть и даже до 5 этапа выводящая, такой ресурс, то есть такая глубина чаяния, такая вернее емкость чаяния в глубине, которая выводит и к 5-му этапу – кого оправда, того и прослави. Вот о чем, оказывается, апостол Павел-то  говорит.

Как нам узнать теперь, есть в нас это чаяние, или нет? Святитель Феофан Затворник говорит, что узнать это можно по наличию отправлений здравого духа, каковыми дух здравый, от  Бога сотворенный и вложенный в нас, людей, каковыми дух  наш человеческий живет. Что это за такие здравые отправления нашего духа человеческого? Проявления нашего духа человеческого? Ну, это прежде всего Страх Божий. То есть благоговение перед Царством Небесным. При этом само по себе благоговение, оно означает, или наиболее является признаком, что в нас действительно есть и как живое, Царство Божие внутрь нас. Страх Божий  открывает нам или же является явлением, о котором то и другое есть, и Царство Божие внутрь нас, и в чувстве Царства Божьего предуведение Царства Небесного. И если определение самого Страха Божьего выразить всего лишь в трех словах - благоговение перед Царством Небесным, то само по себе благоговение обнаруживает в нас Царство Божие внутрь нас, потому что оно переживает, оно только нам дает само это благоговение, или же благоговение и есть присутствие в нас Царства Божьего.

 И присутствующее Царство Божие открывает нам Царство Небесное, которое за пределами нас и которое во времени еще требуется достичь, и на то положена нам наша земная жизнь. Но тогда благоговение перед Царством Небесным видимым образом проявляется, или деятельным образом проявляется уже как раз в ревности, потому что благоговеющий, а значит, пребывающий в Царстве Божием внутрь себя, благоговеющий перед Царством  Небесным, будет ревновать достичь, будет желать достичь Царства Небесного. Это вот желание Царства Небесного и есть ревность духовная, которая становится деятельным началом человека. Человек будет подвигаться ею что-то делать и совершать навстречу Царству Небесному. Следовательно, Страх Божий как здравое проявление духа человеческого, есть непременная необходимость, без которой невозможно иметь ревность духовную. Собственно, первый  результат, или первый плод, который нуждается  Стаха Божьего, это ревность духовная. И если мы теряем на каких-то этапах своей жизни ревность духовную, это значит, что мы потеряли ее причину – Страх Божий. Потеря же Страха Божьего говорит о том, что мы перестали чувствовать в себе Царство Божие.

 Ну тогда и этому сразу же открывается объяснение. Перестать чувствовать Царство Божие в себе самом можно только по причине уклонения в земное, то есть в земность, и  в разные осуществления жизни в пределах до смерти. То есть быть перехваченным четырьмя коренными возбудителями греха. Земностью  совершенно закрыться для Царства Божьего внутри себя, и на этой почве земности произрасти ужасные три растения- чувственность, человекоугодие и саможаление. И эти три растения могут настолько вообще развиться на этой земности нашей, на почве нашей земности, что даже и саму земность-то уже не видать, только сплошные кусты и деревья этих трех разросшихся в нашей жизни, в нашей душе- человекоугодие, чувственности и саможаления.

 Естественно, что под такою толщею растительности, которою держится, лежит, растет в толще земности, разглядеть материковую породу, которая в глубине  скрыта, то есть само Царство Божие внутрь нас, и признак Его - Страх Божий, уже невозможно, а его и нет. Но если нет Страха Божьего, и нет, соответственно Царства Божьего внутрь нас, то о каком Царстве Небесном можно вообще человеку вести речь? Тогда и неудивительно, что эти слова Символа Веры «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века», они вообще выходят за пределы внимания. И не только не придается никакого значения, но они даже и не во внимании нашем.

                Второе проявление здравия духа, святитель Феофан называет жажда Бога и желание общения с Богом. Эта самая жажда как раз и есть одно из проявлений ревности. То есть это собственно ревность и есть. Ревность духовная, она жаждет Бога. Таким образом, Страх Божий порождает ревность духовную, то есть жажду Бога.  И тогда ревность духовная, открывая  в нас живые отношения с Богом, пробуждает совесть, третье проявление здравого духа, в которой непосредственно Бог может указывать нам образ наших угодных Богу поступков, угодной Богу жизни, угодного Богу поведения. И человек, оказывается, жив совестью, он начинает выздоравливать в своей совести, совесть начинает оздоравливаться.

 Если мы теперь обратимся к своему сегодняшнему состоянию, то, к сожалению, большинство из нас может сказать, что Страха Божьего давно уже не слышу, ревность духовная, или жажда Бога больше как религиозная ревность живет, то есть как некое исполнение долга  религиозного. Там, в нужное время исполнить нужное действие в нужном месте это исполнить, то ли дома, то ли в храме. И только это есть как ревность, как некий остаток жажды Бога. Что же тогда из трех живых движений духа более менее так может быть слышим? Совесть, наверное. Но и о ней как-то, встречаясь с описанием богословским, мы знаем, что совесть наша поврежденная, больная. Каковы признаки того, что совесть поврежденная и больная? А как раз признак того, это угасание жажды Бога, угасание ревности духовной и отсутствие Страха Божьего. Это вернейшие, первейшие признаки поврежденной, очень глубоко больной совести. О своей болезненности она еще как-то может немножко  слышать, как надо все-таки правдиво быть с людьми, и подсказывает нам эту правдивость отношения с людьми, но совершенно не может подсказать правдивость жизни перед Богом  и к Богу.

 И поэтому единственное, что только  может нам давать нам наша совесть  сегодняшняя, это как-то все-таки давать силы, чтобы вычитать из книг или услышать из занятий как это надо жить правдиво к Богу. Еще она нас немножко подвигает может быть к тому, чтобы ходить к духовным наставникам, не просто на исповеди к священникам, а к наставлениям, и для этого искать наставника себе. И пока совесть жива, хоть чуть-чуть в своем духовном отправлении, она дает силы найти наставника и иметь его и руководствоваться им.  Пусть хотя бы раз в месяц, хотя бы раз в полгода, а то может быть и чаще, но именно отношения с духовником должны быть, не с исповедником, который пусть исповедь совершает, отпускает грехи, а именно с наставником, который наставляет на духовную жизнь. Вот что разве единственно остается у нас как живое движение совести,  как живая энергия, которую несет в себе совесть, которую она нам дает.

 Но беда другая, что этой живой энергии не достает, чтобы пробудилось второе здравие духа нашего, через совесть пробудилась бы жажда, ревность к Богу. А через ревность к Богу начал бы пробуждаться сам Страх Божий. Хотя вот, читая святых отцов, когда мы задаемся вопросом, как же все-таки обрести Страх Божий, то вдруг оказывается, что молись и ты обретешь. Молись, это же жажда Бога, это ревность, поэтому получается, что через жажду Бога, через молитву, через общение с Богом, ты в конечном итоге приходишь к третьему здравию своего духа, к Страху Божьему. Но тогда чаяние воскресения мертвых и жизни будущего века станет для тебя центральным дыханием, или центральным моментом жизни твоего  духа, а значит, тебя самого.

 Ну а если разговор о благодати усыпил только одного человека, а разговор о Страхе Божьем усыпил уже и второго человека, то что делать нам в таком положении? Авва Дорофей тогда говорит, что тогда приходит Господь и будучи милостивым и любящим нас, и по предуведению призвавший нас, начнет нас будить. ….

Когда человек находится в таком состоянии не просто на занятиях и в связи с занятиями, а в жизни находится далеким от Стаха Божьего, то пробудить его в духе его, дух человеческий пробудить и оживить  в нем Страх Божий, тогда приходиться применять более жесткие средства. И Господь их применяет и применит. И то делает любовь Божия. И поэтому авва Дорофей говорит, что непременно жди тогда скорбей, непременно жди тогда искушений. Если ты находишься, если ты сам видишь себя в таком плачевном состоянии,  если ты видишь, что ты весь под рыхлым и толстым слоем земности,  а на нем еще толстой подушкой зелени этих трех ужасных безобразных кустов мрачных, то подъять все это, встряхнуть все это, взрыхлить, вспахать все это могут как раз плуги Господни. Такими плугами Господь пользуется двумя – скорби и искушения.

 И опять же, кто же тогда откликнется навстречу этим двум плугам Господним? Кто откроется навстречу этим плугам, кто возжелает этих плугов, чтобы они прошлись по его душе, по его жизни, по его устремлениям, чтобы содрать. Но сначала срезать может быть мощным образом эти кустарники, три, а потом и содрать вообще и саму почву земности и открыть, наконец, материковую породу. То есть ту Богом данную природу человеческую,  в душе и в теле, которыми человек непременно по природе своей, данной как будучи творением Божиим, как тварь Божия, непременно ищет единения с Богом. Пробудить дух в Страхе Божием, то есть в этом благоговении перед Царством Небесным, кто же способен навстречу этим двум плугам обратиться? А всяк, к кому Бог применил эти два плуга или один из них.  Авва Дорофей говорит, что если Бог применил к тебе ту или иную скорбь, или применил к тебе то или иное искушение, это значит, Он точно знает, что у тебя есть под этими зловонными почвами твоими земности твоей есть живая душа, или живой дух. И ради них Он сейчас вскрывает эти завалы мусора, которые ты сам вырастил на своей душе и на природе своей, в духе и на духе своем.

 И поэтому, извлекая всякую пользу внутри, если ты докатился до такой меры, что тебе надобно применять уже не просто воодушевляющие действия благодати, не просто призывающие, побуждающие в тебе энергию чаяний действия благодати, а приходится тебя пропахивать скорбями и искушениями, то радуйся, благодари Бога, имей благодарность Богу за это. И в этой благодарности со смирением принимай скорби и искушения до той поры, пока не пробудишься. Знай, что это все применяется ради того, чтобы ты ожил в Страхе Божием, ожил в своей ревности к Богу, то есть в жажде Бога. В ревности духовной.

 И тогда содействуй Богу, не восставай против скорбей, и не пытайся откинуть искушения, а принимай эти искушения, принимай эти скорби, принимай эти удары судьбы, в которых как раз Господь применяет свои средства, принимай, точно зная, ради чего это делается. То есть, ради того, чтобы ты ожил. Ищи себя ожить в этих двух движениях, этих двух здравиях души и твоего духа. И помогай остатками своей живой совести это здравие обретать, это здравие услышать, не пропустить, когда начнет оживать то ли живая потребность общения, то есть с Богом, это ревность духовная, то ли Страх Божий вдруг благоговения к Царству Небесному вдруг оживет в тебе. Не пропусти ни того, ни другого дыхания. Наоборот, знай, что ради них скорби и искушения, и в этих скорбях имей благодарность Богу за то, что Господь, радея о тебе, применяет к тебе эти средства, пусть хирургического характера. Но радуйся навстречу Ему желанием здравия своего духа и, обретаясь в этом здравии, тянись навстречу поддерживающей благодати Божией, чтобы сквозь эти тернии искушений и скорбей ты бы подымался к здравиям своего духа духовной ревностью и страхом Божиим.

 И верным признаком того, что ты действительно пробуждаешься в них, и ими начинаешь жить, а не чем-то другим, подменным, будет все более ясное сознание последнего 12 Символа Веры «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Эти слова, этот Символ, эта часть Символа станет для тебя искомой, необходимой, желаемой, ты начнешь вникать и мучиться от того, что не можешь уразуметь, что это такое «воскресение мертвых». Не можешь в себе восчувствовать, что это такое «жизнь будущего века». Так умом, сознанием и интересом ты когда-то и сейчас может быть способен был, а так по живому, волноваться, переживать не мог, а теперь начал. И если начал, и если это стало для тебя актуально, стало для тебя жизненно, значит, средства Господни, примененные к тебе, сотрясающие твои жизненные пути, на долго ли, или на данный момент, постоянно или же разово, оказались не бесполезными.

 Ну вот авва Дорофей в своей 13 главе, как раз когда он обо всем об этом пишет, то он говорит, что а бывают же случаи, когда человека постигают скорби, а он в этих скорбях упадает в еще большие грехи: один в уныние, другой в озлобление, третий в ожесточение и даже в возмущение против Бога же. Если Господь каждому применяет свои средства по силам, как же тогда так может быть, спрашивает авва Дорофей устами одного из своих учеников, что в итоге кто-то впал в еще худшие грехи? Авва Дорофей говорит, это не потому, что Господь ошибся, Господь как раз применил свои средства именно по силам человеческим, но по своему злонравию  человек не пошел в содействие Богу. А силы у него для этого есть. Мера здравия чаяния и воскресения мертвых и чаяния будущего века, мера этого чаяния в нем есть для того, чтобы он пробудился и в Страхе Божием, и в ревности духовной, то есть в жажде Бога, и в совести своей более явственно указующей, как по Богу жить и Богу угождать. Это все в нем было, но он по своему злонравию и по худому своему, греховредности своей повернул в другую сторону в этих  отношениях со скорбями и искушениями.

 И тем не менее, если Господь применил это средство, как человеку кажется, непосильное для него, и которое приводит его в еще большее худшее, то ли в уныние, то ли в озлобление, тем не менее, Господь, применив и попустив человеку впасть в эти уныние или же озлобление, а еще хуже, и в осуждение самого Бога и разочарование в Боге даже, для того и применил и попустил, чтобы человек увидел раньше, чем справится со своими грехами, увидел свой вредный нрав, свою зловредность, благодаря которой он может быть так извращает даже помощь Божию. Чтобы это увидел, потому что пока он от этого не освободится, от этого не очистится, помогать ему до конца, до материковой породы вспахивать эту грязь мусора, земность и прочего, невозможно, надобно сначала человека исправить в его вредности. Вот и уже исправляя, попускает тому, чтобы человек впал в эту вредность. И может, впал раз, впал два, впал три, и в конечном итоге, однажды увидел, что, получая от Бога скорби и искушения, кажущиеся ему непосильными, и вредностью своею извращающими намерения Бога, вдруг увидел, что он так делает, что он извращает. Что Бог до сих пор так пытается пробиться до него, а он извращает эту попытку Божию к Нему прийти.

 И Господь долготерпеливо будет еще и еще раз скорбями и искушениями приходить к этому человеку, и будет попускать эти все его вредные извращения и искажения, до тех пор, пока человек, в конечном итоге, не поймет. Хотя и вот, следуя дальше за аввой Дорофеем, мы можем сказать, что современные люди настолько уже извратились, что некоторые могут и в конечном итоге и до худшего конца света вести  в этом, в своей зловредности, так и оставаясь зловредными, довести себя даже до смерти, вовсе не исправившись. К сожалению, немало таких случаев сейчас видим.

 

Итак, домашнее задание запишите: 12 и 13 поучение аввы Дорофея, о чем мы сегодня с вами говорили. Оно будет вам дополнительным подкреплением к сегодняшней теме.

 

Учение о добродетелях

Занятие 10. Царство Божие и Небесное в таинстве причастия

Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день. Сегодня у нас 10-е занятие по учению о добродетелях, з класс. Тема сегодняшней беседы Царство Божие и Небесное в таинстве причастия. Еще раз вспомним, что Господь, придя на землю, проповедовал Царство Божие. «Ищите прежде, -сказал, - Царство Божие, а все остальное приложится вам». Вспомним, что не все услышали и последовали этому, так же как и сегодня немало в Церкви народа, который как-то не слышит этого призыва Божьего. Всякое другое слышит, кто что, и что Господь принес радость жизни, и хотят жить радостно на земле, слышит. Другие слышат, что Господь принес жизнь по заповедям, третьи слышат, что если заповеди исполнять, значит надо иметь добродетели, и ради добродетелей пришел Господь на землю. Четвертые слышат, что Господь пришел ради того, чтобы совершить на земле Церковь Свою, но при этом совершенно не слышат, что  Его Церковь, Она чает как раз жизни будущего века и вся Его как раз Господня Церковь вся обращена к Царству Небесному, то есть к Церкви Небесной, Церкви торжествующей. И, живя на земле, живет чаянием жизни вечной, то есть жизни в Небесной Церкви. И имеет церковь земную, чает Церковь Небесную, и потому пребывает в постоянном сообщении с Нею, с Небесной Церковью, и потому имея опыт откровения Небесной Церкви, тогда здесь на земле томиться как в темнице, даже и пребывая в церкви земной, то есть пребывая в некотором утешении и радости Господней.

 Ну, так оно где-то и оправдано, что человеку свойственно жить и жить в утешениях, исполненный  благословений Божиих, пребывая как любимое чадо Божие, и совершаясь в своей принадлежности к Богу. И эту принадлежность Богу слышать как самое глубокое удовлетворение и оправдание своей жизни на земле. Отсюда некая потребность даже сейчас, здесь живя, жить в ласке Божественной, жить в Божием присутствии и участии, жить в промыслах Божиих, которые преимущественно доставляют человеку утешение  и радость, нежели скорби и искушения. Хотя и слыша в Евангельском слове «в мире  скорбни будете», или же в другом месте о том, что скорбями будете идти, и кого люблю, того наказую, то есть попускаю скорби и искушения, и любящий Меня, будет проходить тесными путями и тесными вратами, или же тесные врата в Небесные обители и в Рай, вот все это слыша, и вообщем-то как-то где-то и отмечая, что действительно жизнь наша исполнена всего этого обещанного, тем не менее, человек конечно же вольно или невольно, ищет и утешенности, и в этом утешении подтвержденности того, что Бог любит, Бог рядом, и Бог всегда содействует и сопутствует в жизни нашей.

 Как же все сказанное соединить, и где та твердая уверенность и отсюда твердое упование наше на правильность нашего земного пути, и образ Господнего пути в наших жизненных путях, правдиво совершаемый нами? Каков образ пути и каков сам путь, совершаемый правдиво? Ну вот, конечно же, все эти чаяния особо и сугубо святые угодники Божии приносили Богу своему именно в приготовлении к таинству причащения, а потом в благодарственных молитвах после таинства. При этом не таинства имея целью своего приготовления к нему, не таинство причастия, но через таинство причастия целью имея последующую жизнь земную, как осуществление Царства Божия внутрь себя  и одновременно как умножающуюся и укрепляющуюся внутреннюю цель обращенности к Царству Небесному, которое откроется после смерти. И отсюда тогда после причастия исполнение и совершение этого пути к Царству Небесному.

 Итак, собственно говоря, цель не завершается вернее не не обретается в таинстве причастия, но в таинстве причастия начинается, собственно, путь к цели. Ибо этою целью является последующая после причастия жизнь на земле до смерти, которая есть жизнь в Царстве Божием внутрь нас и одновременно с этим тут же начинающийся путь  в Царство Небесное, которое исполняется и совершается ревностью духовной, а значит, всеми подвижническими трудами для достижения Царства Небесного. И подвигает в это именно присутствующее и возгревшееся в нас Царство Божие.

 Давайте обратимся теперь к молитвам, приготовительным к святому причащению, и посмотрим, каким образом об этом святые угодники Божии говорят. Вот молитва святаго Василия Великого к причащению, которая начинается: «Владыко, Господи, Исусе Христе, Боже наш, источниче жизни и безсмертия». Сразу в первой же фразе говорится и о Царстве Божием внутрь нас, которое есть собственно жизнь, обретшая Царство Божие, уже обретает вместе с Ним и жизнь и живет Им и в Нем. Источниче жизни и бессмертия, а бессмертие это Царство Небесное, которое вне нас, но  в которое мы входим по смерти, или же по Втором пришествии, если какая-то часть людей встретит второе пришествие Христово  не пройдя смерть, и  будут непосредственно восхищены на Страшный суд, и по Страшном суде обретутся в жизнь бессмертную, то есть в жизнь вечную, жизнь Царства Небесного.

 В этой молитве, которая так начинается, сразу возвещает нам то и другое, святитель Василий уже в конце этой молитвы, обозначает собственно цель нашего причастия. «От еже недостойне тем причащатися», и дальше стоит двоеточие: «но даждь ми даже до конечного моего издыхания, неосужденно воспринимати часть святынь Твоих, в  Духа Святаго общение, в напутие живота вечного, и во благоприятен ответ на Сташнем судищи Твоем: яко да и аз со всеми избранными Твоими общник буду нетленных Твоих благ, яже уготовал еси любящим Тя. Господи, в нихже препрославлен еси, во веки, аминь». Так завершается большая молитва, первая молитва святителя Василия Великого.

 О чем же эти слова? «Даждь ми даже до конечного моего издыхания», то есть  до смерти «неосужденно воспринимати часть святынь Твоих». Неосужденно? В других местах и этих молитв и других мы постоянно возглашаем Богу, «да не в суд или в осуждение будет мне причащение». А здесь, «да неосужденно воспринимать часть святынь Твоих». Значит, восприятие святынь, восприятие причастия может быть в осуждение. Два момента есть в этом явлении, которое является осуждением. Один момент страшный для нас, когда вдруг отверзается в человеке по причащении совершенная непринадлежность его к таинствам. Человек причастился и отвратился. Перенес в  такая своя си, что страшно смотреть на него. Он и жил до причастия, и после причастия как-то сугубо и особо усилился в жизни без Бога, в противлении Богу и вообще в отвержении Бога. При этом, это вовсе необязательно, что он вдруг стал разбойником, стал крайним таким прелюбодеем, стал нечестивцем каким-то, потому что сегодня без Бога живет огромное количество народа на земле, которые даже близко не ведают и не хотят ведать Христа. А если и  проповедуют Христа, то надменно отвергают Его, заявляя, что у них есть свой Бог.

Так как человек, казалось бы, все исполнив внешнее для причащения, причастился, а после причастия остался жить так в своем характере, и в той мере своего характера, в какой он жил и до причащения. Но при этом, ничем, или совершенно внутренне не соотносясь ни с заповедями Божиими, ни с самим Господом, ни с Духом Святым, ни со святыми угодниками Божиими. Особенно в те моменты, когда человек на чем-то своем настаивает. И вот это настаивание на своем, отстаивание своего, которое присуще человеку вообще обычно грешному на земле, но может быть присуще н в нашем характере  собственно нам как ведущая черта характера, как фундамент вообще нашего хождения по земле и обращения с ближним. Мы ничего другого фундаментально не делаем, как только отстаиваем что-либо свое в отношениях с ближними и настаиваем на своем. При этом можем иметь достаточно либо очень крутой в этом смысле характер, так что все даже боятся нас, либо очень настойчивый характер, так, что нас не боятся, но знают, что все равно своего добьемся. Либо очень лукавый характер, который тихой сапой, но все равно живет по-своему. При этом как-то не очень обнаруживая свое противление, не очень обнаруживая свое отстаивание и настаивание, но тихо тихо продолжая жить по себе, от себя и своим. И в этом нет никакого исправления, и никакой подвижки.

 Такое категорическое укрепление  и утверждение своего самостийного характера, в котором индивидность становится центральным явлением в человеке, и в этом плане он хоть и вроде бы и в церкви находится, хотя бы и причащается, однако по образу жизни, именно вот этому настаиванию и отстаиванию себя и своего, он ничем не отличается от людей, вообще не знающих Христа. Мы знаем, что таковой характер в конечном итоге при приближении времени Второго пришествия Христова, особенно при наступлении перед этим антихристова периода, где начнется жесткое поставление, ты либо поклонишься антихристу, либо получаешь смерть, то такой характер не будет иметь силу противостоять антихристу.

 Хотя сама суть характера стоять на своем, а если человек отстаивает при этом по отношению к антихристу может начать отстаивать чего-нибудь типа звания себя как христианина, но как юродивая дева, тоже несущая в себе, утешающая себя званием христианки, на самом деле получит в ответ от Христа –«не знаю тебя», по причине того, что внешне совершая всякую жизнь вроде бы христианскую, через то называя себя христианкою, эта юродивая дева в характере своем остается совершенно далекая от Христа. Преданная своей индивидности, самости и от нее живущая и действующая и потому во внутреннем своя она не Христова, что и получит в ответ от Христа. Хотя сама полагает, что Христова и будет стучаться в дверь и даже просить, «Господи, не Тебе ли мы молились Господи, Господи», а но отвечу вам, говорит Господь, не знаю вас. То есть в характере внутренне человек не искал Бога, и ради этого не искал отложения, отвержения себя, не искал погубить душу свою перед ближними своими. Всегда заставлял ближних душу свою губить ради него, ради его взглядов, его подходов, его ведения дела, то, как он видит дело, и больше никак по другому. И ближние все вынуждены были склоняться перед ним, если так устойчив человек.

 Другая сторона в принятиях Святыни,  части Святыни,  рассуждение, это некое обличение Господне, которое после таинства причастия Господь вступает в нас телом и кровью Своею, открывает нам то в нас, что противно Богу, от чего должно быть очищено и в чем должно бы человек исправиться. То есть, отложиться от этого худого, обнаружив его в себе после причастия, покаянием очиститься от него, и затем встать в доброе своя. То доброе, которое при этом освободится, то, которое от Бога и дано и есть в человеке, но которое застится из-за уклонения человека в грех и грехом поганится чистое и доброе человека. Теперь же должно ему в это доброе встать, и Господь, указуя об этом добре, одновременно указует на то зло, которое застит это добро, и которое вовлекает и увлекает  нас и делает нас несообразными Богу.

 Так некоторые люди после причастия переживают какую-то неуправляемую раздражимость, обидчивость, слезливость какую-нибудь, саможаление, зависть, жадность, где-то подступы и приступы насмехательства и смеха, вообще смехотворство. Другие начинают чувствовать непроизвольное многоречие, тягу какую-то к праздной жизни, или праздность как таковую, ну и так далее, мало ли что у человека оказывается, свойственно его характеру как недолжное, негожее. В чем вроде бы он и каялся, вроде бы от чего отвергался, но, оказывается, покаяния как такового не было. Так сознание только лишь из вне теперь фиксировало взглядом на себя, умом внутрь, но никак не от совести, в свете совести. И поэтому недостало этого света совести, и человек, принеся на исповедь некоторое, как он думает, покаяние, не подозревая, что это на самом деле рефлексивное распознание просто своих грехов, и соответственно, не получив особого-то и разрешения от них, ибо не было покаяния, в причастии вдруг обнаруживает, что оно все при нем. То, в чем казалось бы исповедывался, от чего казалось бы в разрешении освободился, однако, оказывается, оно осталось  либо в полном объеме, какой даже и не тронут был этим рефлексивным исповеданием грехов, либо частью. Неудержалось в глубинах сердца человеческого как нечто для человека жизненное.

 То есть отчасти он как индивид, в этом жизненном совершается, то есть этим живет. И тогда в причастии и после причастия эта часть греховного в человеке будет открыта. При этом открывается оно именно как в некотором роде непроизвольное проявление греха. В некоторой части даже неуправляемое нечто, человек сознает и нечего с этим сделать не может. Очевидно, что оно владеет человеком, очевидно, что оно влечет его за собой, и с силою влекомый этими греховными движениями человек начинает в них осуществляться. Сам при этом весь не вполне отдаваясь этому, а где-то оставаясь внутренне в стороне, где-то отверженный от своего же греховного, но ничего не могущий  с собой поделать.

Счастливы те из нас, кто, пережив подобный опыт, нашлись правдиво, что делать с этим, то есть видя, что их несет, и что то, что несет, не есть они, самим же оставаясь все-таки причастником, воспоминать, что я причастник, и оставаясь с Господом, с Его телом и кровью, с Ним, и с Его Духом Божиим, взывать и молить и просить: « Господи, помилуй мя, Господи,Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» . В глубине себя самого, там, где Господь с тобою, и там, где ты точно размежеван с этим вдруг явившимся грехом, как ветром, захватывающим тебя, но несущимся над тобою, как ветер над землею, и молясь, чтобы этот ветер пронесло и вместе с этим ветром унесло бы все, что этим ветром подхватывается за одно греховное. Ветер греха, греховного несения, чтобы это все унеслось. И по этой причине, конечно же, такое явление греха после причастия есть в очищение, дабы в самом  причастии ты имел живую реальную помощь Божию, в которой Он тебе открывает то, чего ты сам не мог в себе увидеть, и на что совести твоей не хватило. Взора ее было недостаточно,  света ее не имелось в должную меру.

 «Даждь ми даже до конечного моего издыхания неосужденно воспринимати часть святынь Твоих». Ну в этих словах мы просим вместе со святителем Василием Великим, чтобы таких событий у нас во-первых, все стало меньше, и в конечном итоге их вообще бы и не было. «Неосужденно воспринимати до последнего моего издыхания», то есть до смерти, уже чтобы практика моего причастия была бы неосужденной. Как это возможно? Это возможно только при условии, если мы между причастиями саму жизнь нашу будничную, бытовую жизнь ведем в постоянном присутствии причастия в нас и с нами. То есть в постоянном кротко смиренном предоставлении себя и сердца своего как горницу для Господа своего. И если Он в причастии вошел в горницу сердца нашего, то в ней бы и почивал, и мы лелеем это почивание Его в нас и храним, и постоянно сослужим Богу своему. Мы приняли Его в дом своего сердца не для того, чтобы как друзья, усесться рядом с Ним и теперь в некоторой горделивости и довольстве, пировать вместе с Ним в сердце своем. Но для того, чтобы быть кроткими и тихими служителями Ему, и всякими совершителями необходимого, что Господь не возжелал бы, пребывая в нас в гостях, и с нами. Он, как друг нам, но не мы, как друзья Ему, а мы как слуги, в окаянстве своем, благодарные за то, что Господь вошел к нам, милостью своею принял нас к Себе, и Своим гостеванием с нами и в нас являет Свою любовь к нам. Благодарные за это и тем более благодарные, чем более окаянными мы сами перед Ним, и  чем в большем окаянстве служим Ему как служители Его в своем же дому. Ну вот, таковая жизнь между причастиями, она и единственно только лишь и позволяет тогда причастию войти в нас.

 Еще один очень важный момент, что Господь когда пришел на землю, Он пришел созидать не просто святых людей, каждого отдельно, каждого единолично, как некое экслюзивное произведение Своих деяний на земле. Он пришел созидать на земле Церковь. Более того, сотворив человека, Он сотворил его в любви к Богу и в желании единения с Ним. А через Него в обращенности к близким и ближним своим. Мало того, оказывается, в самой природ человека любовь к ближним как потребность с ними вечно быть и жить, вложена Богом. Сегодня мы, на земле присутствуя и проживая, особенно в родовых своих отношениях уже в своей семье, по крови близких нам людей, воспринимаем как именно близких. Кто же тогда ближний? Близкий, по семье и близкий по роду, или близкий вне семьи и по дружбе, по товариществу, по сотрудничеству нам человек, становится ближним, если мы начинаем с ним жить ради жизни  в вечности. Если мы простираемся в сегодняшнюю жизнь не с ним как с близким, в жизнь вечную, в которой мы хотим быть там, за пределами смерти, с ним вечно, то это простирание, или это восприятие его как нашего собрата в вечной жизни, как нашего сослужителя Господу своему и созерцателя Бога нашего в вечной жизни, вот это такое восприятие человека делает его из близкого в ближнего.

 Отсюда мы можем очень просто разглядеть, в какую меру мы вообще принадлежим чаянию жизни будущего века, ибо там, где чаяние жизни будущего века, там близкие нам люди становятся ближними. Ибо мы чаем как раз именно с ними быть в вечной жизни. Отсюда такая перемена вообще отношения к близкому человеку. Ибо, ясное дело, если ты близкого человека воспринимаешь как ближнего, то есть того, с которым тебе жить в Царстве Небесном, с которым тебе жить вечно, а в Царство Небесное ничто греховное войти не может, значит, соответственно, чтобы такового близкого иметь в Царстве Небесном, как ближнего, тебе необходимо в нем вообще не видеть всего, что не принадлежит Царству Небесному. То есть не видеть в нем греха. Неудивительно, что святые угодники Божии, достигая совершенства отношения к близким как к ближним, приходили в такую пору, что вообще не видели в них греха. Хотя окружающие все видели. А святой угодник не видел и имел сообщение и общался в обращении в человеке, который перед ним, только с тем в нем, что принадлежит Царству Небесному.

А так как никто из людей не может сказать, что в нас принадлежит Царству Небесному, потому что если люди начнут измерять друг друга по добру, по качеству добра, то тогда и найдется немало людей в разных народах, которые вообще не ведают Христа и не только не православные, но даже и не христиане. Мы найдем не мало народов, которые вполне добры, и которые в своем добре и в созерцании добра друг в друге обнаружат немало людей вокруг себя вполне добрых и решат, что они достойны после смерти жить в каких-то Небесных обителях. Что, собственно говоря, и говорят в разных других религиях, других народах про свою участь за гробом, не подозревая при этом, что измеряют жизнь в неведомом добром в ведомом. Жизнь после смерти жизнью добра до смерти. Жизнь Божественную жизнью человеческою. Не подозревают, что между жизнью Божественною и жизнью человеческою непреодолимая пропасть. Если Бог сам не откроет тебе Себя, то ты не знаешь, каков Он и кто Он, как  бы ты добр не был, какая бы полнота добра и богатства в тебе бы не была.

 Поэтому близкого от себя по человечески сделать ближним  невозможно, и только в таинстве причастия, обретая Христа в себе, кротостью и смирением своим совершенно низлагаясь перед Ним, и внимая Его отношению и обращению ко всем, кто меня окружает, уже в Нем и Им созерцать в окружающих нас людях то, что Бог  видит в них и выделяет в них  как принадлежащее Царству Небесному.

 Из этого мы можем сделать совершенно категорический вывод: без Христа, в причастии обретаемого, никого из близких созерцать как ближних мы не можем. И хотя мы сейчас в обиходе говорим, вот ближнии  наши, вот ближнии, к ближним обращаемся, но то, к сожалению, фактически протестантское использование Евангельских слов, где человек, вовсе не отдавая отчета, что за слова он пользует, однако, принимая эти слова как некие вышеестественные слова по человечески, а вовсе не вышеестественные, пользуется ими  и вводит их в свой обиход, тем самым фактически прельщаясь и обманывая и сам себя, и вокруг всех людей. В этом смысле в некотором роде даже более правдиво поступил евангельский юноша, который спросил Христа, кто есть ближний мой. И вот в этой молитве, в этих словах мы оказывается, обо всем этом как раз просим, «неосужденно воспринимати часть святынь Твоих». То есть вот это неосужденное восприятие возможно, если мы в обиходе нашей жизни между причастиями с близкими в какую-то меру, в какую это возможно для нас с вами, для нашего смирения и кротости, обращаемся как с ближними. То есть от Христа с ними обращаемся, а не от себя и своего человеческого добра только. Но так как таковая жизнь невозможна для человеков, и таковой характер и строй вообще обращения  невозможен для человека падшего после грехопадения, то по этому мы просим Христа, чтобы Он Сам это делал с нами. Потому и прежде чем причаститься, мы просим, чтобы Господь так с нами это соделывал.

 И дальше звучат слова: «в Духа Святаго общение». Мы уже знаем с вами, что Христа без Святаго Духа никто знать не может, и только Дух Святых открывает нам подлинно самого Христа, и это совершается там, где Царство Божие внутрь нас живет и действует. Ибо Царство Божие внутрь нас это собственно Дух Святый, вступивший в таинство крещения в нас. Затем, пребывающий в нас после таинства миропомазания, всегда и постоянно, потому как в миропомазании мы получаем печать дара Духа Святаго. И всяк, кто теперь с таинства миропомазания способен хранить эти печати, то есть хранить в себе принадлежность Святому Духу, хранить в себе способность входить в сообщение с Ним, и потому и печать эта накладывается на все деятельные части тела, то есть  в которых душа действует в теле человеческом, на лоб, на глаза, на нос, на ноздри, на рот,  на грудь, на сердце, на душу собственно, да, на грудь, на руки, на ноги. И в итоге все деятельное в человеке освяшается Святым Духом, присутствием и участием Святаго Духа. Осталось только со стороны человека хранить себя в этом расположении к Святому Духу, в стяжании Святаго Духа, и пребывании с Ним и в Его присутствии с нами.

И опять же, человеку это почти невозможно делать самому, и отсюда мы в таинстве причастия просим Христа, который пришел на землю, пострадал за нас, умер и теперь в воскресении Своем посылает нам Святаго Духа, просим Христа посылать Духа Святаго. Просим Христа, чтобы Дух Святый сообщался с нами, просим Христа, чтобы Дух Святый дары Свои утверждал и укреплял бы в нас, и печать Свою усиливал бы в нас. И просим Христа, чтобы Он Своими дарованиями совершал бы всю Богоугодную жизнь человеческую. Все дела и деяния человеческие во Святом Духе совершал бы угодно Себе, а в Нем Отцу Небесному. Поэтому, в Духа Святаго общения просим.

 И дальше, смотрите, таким образом, эти два прошения «неосужденно воспринимать», то есть действительно принимать часть святынь Твоих, « и в Духа Святаго общение». Оно говорит о Царстве Божием внутрь нас. Реальность Царства Божия внутрь нас это есть жизнь, тяготеющая к Святому Духу, и тяготеющаяся в благости Христа. Жизнь в благодати и благости есть признак Царства Божия в нас и есть собственно Оно и доставляется Оно Духом Святым. Вместе с тем, в пребывающим в Царстве Божием внутрь себя, открывается Царство Небесное вне нас.

И тогда мы  просим Христа в этой молитве « В  напутие живота вечного». В Духа Святаго общение, в Царство Божие внутрь нас, в жизненность нашу во Святом Духе, а в напутие живота вечного- это уже в ревность духовную, коею мы совершаем уже свою подвижническую жизнь в сторону Царства Небесного. Дабы к моменту смерти своей подойти уже к такой реальности своего бытия, которая принадлежала бы Царству Небесному уже здесь на земле. И по этой причине нас бы ангелы после нашей  смерти узнали бы как сограждан их Царства. И подхватив нас, как своих, понесли бы скорее к престолу Господнему через врата Рая. Так вот это «напутие живота вечного», с одной стороны  чтобы еще и еще раз открывалась в нас цель нашей земной жизни, это Царство Небесное, а вовсе не сама земная жизнь. Соответственно, средство, коеми мы могли бы в своих жизненных путях двигаться, приближаясь к смерти, но при этом все более обретаясь в Царстве Небесном. И дальше смотрите, «и во благоприятен ответ на Страшном судище Твоем». То есть уже на окончательные события, на конец, то есть на эсхато, эсхатон – конец. На эсхатологические события, события конечные, завершающие, эсхато, эсхатонные события, эсхатологические события, в коих завершающим, важнейшим событием является Страшный Суд.

Мы причащаемся сейчас, а просим, чтобы в этом причастии открылся бы весь наш путь в Царство вечное, совершаемое на земле здесь до смерти нашей. Более того, все, что будет происходить после нашей смерти, до самого момента, когда начнется сам Страшный Суд. Зачем же мы об этом просим? А затем, чтобы «да и аз со всеми избранными Твоими общник буду нетленных Твоих благ, яже уготовал еси любящим Тя, Господи, в них же препрославлен еси во веки». То есть быть исполненным нетленных Твоих благ, нетленных значит вечных, благ, значит того, что принадлежит Богу, но чем Бог делится с нами и чем обоживает нас, то есть приближает нас и делает нас как сказал святой Григорий Богослов, «Бог сошел на землю, чтобы людей сделать Богами. И мы  в этих нетленных благах Божиих воспринимаем Божественную часть, которою соделываемся Богами. Яко Боги становимся.

 И что же при этом происходит? Как это обнаруживается? Обнаруживается в том, что Бог прославляется тем самым в людях. Тот свет, который имеет сам Бог, Божественный свет становится светом людей обоженных, и люди становятся светом Божественным чрез Бога. И слава Божия является в людях, и вместе все составляют единую Церковь. Здесь на земле это единая Церковь по причине веры, едины мы по вере, верою едины, верою тою, которая от благодати Духа Святаго. Это не религиозное чувство, не религиозностью своею, но именно благодатною верою, дарованною от Духа Святаго мы едины. А в Царстве Небесном мы едины славою Христовою уже, совершенным присутствием в нас Света Божьего. Не просто осиянности Божественным Светом, но сиянием самим Божественным Светом, который внутрь нас пребывает. И в этом сиянии света Божественного, а значит, Божественной любви  мы едины как Церковь в Царстве Небесном. Там мы едины Божественным Светом и любовью Божиею, которую в себе несем, здесь же мы едины верою по благодати Духа Святаго, которою приуготовляемся в это прославление.

 Так вот, войти как общники в это собрание прославляющих Бога собою, «Господи, в них же препрославлен еси во веки». Но в это число войдет только тот, который «избранный Твоих»: «и аз со всеми избранными Твоими общник буду». Избранные, кто же такие? Мы с вами на прошлых занятиях как раз на этом остановились, что оказывается тех, кого предуведе, речь идет о тех, кои несут в себе способность чаяния воскресения мертвых и жизни будущего века. На земле сегодня живет 7 миллиардов народу, 7 с лишним миллиардов народу. Господь Своим вселюбящим и всеведением, вселюбящим оком, а значит, своим всеведением высматривает среди этого множества людей тех, которые способны чаять воскресения мертвых и жизни будущего века. Высматривает тех, которые, благодаря этому чаянию, могут в нем пробудиться.

Потом, это пробудиться в период призывающей благодати, потом в переходных периодах совершенно как-то потеряться в этом чаянии и забыться даже, так, что даже и с трудом-то и вспоминают это окончание Символа Веры. Более того, каждый день Его утром произнося, вообще не придают Ему никакого значения, просто прочитывают Его автоматически, даже не задерживаясь никаким вниманием ума своего и мышления своего. Хуже того, в течение дня и в течение года и многих лет даже, не имея вообще никакого памятования о участи своей за порогом смерти. И, несмотря на все это, все-таки в какие-то периоды своей жизни по прохождении определенных лет, многих может быть даже лет, когда они, наконец, во всем своем и от себя жительстве наиграются, нагуляются и набегаются,  ну и вообщем-то совершая вполне добрые и хорошие дела. Одни семьи семье все посвященные, другие гражданским своим делам посвященные, третьи даже посвященные и церковным делам, церковной организации и церковным устроениям внешним, но при этом вообще не памятую ни о каком Страшном Суде, ни о пришествии Христовом, а больше памятуя о пришествии антихриста, и совсем не ведая в себе чаяния жизни будущего века, и тем более не подозревая и не понимая, что такое чаяние воскресения.

 Тем не менее, отыгравшись, и отработавшись в своих энергиях чисто земных, в какой-нибудь старости лет  а может быть где-то уже в зрелости, вдруг встрепенуться, и, наткнувшись на эти постоянно звучащие слова Символа Веры, или же  слова Евангелия о Царстве Небесном, вдруг остановятся на них. Как в каком-то живом слове неожиданно как неожиданном открытии. Как вдруг объявившуюся перед ними цель, которая вроде бы в призывающем периоде была, потом куда-то пропала, а теперь вновь соединилась. И вот к таковым людям Господь тоже обращен. Он ищет и ждет. И вот там, где тех, кого «предуведе, того и предустави», ибо предуставлять-то, собственно говоря, можно того, то есть приуготовлять можно того, который предуведен, то есть относится к числу избранных Твоих. Ибо только избранники Твои, тут говорится, будут общниками нетленных благ Божиих.

Ну вот одни из них сразу по призывающей благодати, после  призывающего периода уже остаются верными этому чаянию «Воскресения мертвых и жизни будущего века»,  другие же в переходном периоде запамятуются об этом, но тем не менее, все равно как заблудшие, блудные дети, дойдя до состояния, когда уже вместе со свиньями кушают ражно их, то есть еду свиней, вдруг опомнятся и, обретши себя, восстанут. И тогда, хотя бы даже и в 11 и 10-ый час, то есть в последний час своей уже жизни земной встрепенувшись, обратятся как как раз несущей  в себе это чаяние. Поэтому, когда говорится о едино десятом часе и о тех, кто в конце в итоге пришли, говорится как раз о тех, кто в этом чаянии вновь пробудились.

 Но тогда со стороны чаяния воскресения мертвых и жизни будущего века совершенно одинаковы люди,  как те, которые весь день проработали  у Господина, нанявшиеся к Нему с самого утра, так и те, которые с середины дня нанялись, так и те, которые нанялись в самом конце, в последний час перед Страшным Судом. Ибо не меру и не долготу ношения этого чаяния Господь определяет, не этою мерою определяет введение в вечную жизнь людей, а самим чаянием, в котором пробудились.   А всякие человеческие измерения, что я вот целый день, а вот целую жизнь сколько вот с момента призывающей благодати все-время чаял, а этот вдруг пришел только в конце жизни, всю жизнь блудил, все эти разговоры, они праздные, они человеческие, потому что мера человеческой жизни и мера жизни вечной, которой чает как раз в чаянии человек, они не  соизмеримы. Человеческая жизнь, наши 70, 100 и даже 120 лет есть бесконечно убывающая малая величина по сравнению  с жизнью будущего века, с вечностью торжества Царства Небесного. И поэтому для Бога все эти расчеты – кто 12 часов, а кто 1 час, вообще ничто. Об этом говорит Господь в притче и,  приводя эту притчу, говорит как раз о свойстве Царства Небесного. Значит, вот кто такие избранные Твои. То есть имеющие чаяние воскресения мертвых.

 Почему же не просто «чаяние жизни будущего века», почему добавлено «воскресение мертвых»? С другой стороны мы все время натыкаемся на пророчество, особенно последние два столения, разных старцев, и стариц о том, что в последние времена в церкви будет множество людей, в том числе даже и иерархи, которые не будут верить в воскресение. Чье? С одной стороны, говорят, в воскресение Христово, а, в действительности, значительная часть народа, которая будет произносить слова о воскресении Христовом, даже будет праздновать саму Пасху, но не будут иметь веры и тем более чаяния воскресения мертвых. Что, фактически, есть одно и то же, потому что воскресение Христово есть воскресение в человеческом естестве, совершенное Богом. И когда будет воскресение мертвых, а что и совершилось в само воскресение, в Пасху, да, помните, что открылись гробы и мертвые из гробов встали и взошли в Рай.

 Правда это не вполне полное то воскресение, когда мертвые обрелись в телах своих, полное то воскресение пережил только сам Господь да Матерь Божия. А больше никто. Поэтому в воскресении, которое совершиться на Страшном Суде, как завершение Страшного Суда, облекутся в тела и в полноту телес все оправданные и введенные в Царство Небесное. В том числе выведенные из ада, а, соответственно, умершие на земле. И вот по пророчествам, в последние времена в церковном народе будет много, а даже есть  пророчества говорят ужасные вещи, что преимущественно, даже еще более ужасные вещи, почти все, не будут верить. То есть значит, внутренне не будут знать, что это такое - воскресение мертвых.

Но в Символе Веры удивительно сказано, «чаю воскресения мертвых», и не сказано – чаю воскресение себя, когда я умру. То есть чаяние обращено не к себе, собственно самому, а обращено ко всему множеству народа, и это сказано после члена Символа Веры, в котором говорится о церкви. То есть чаю не просто воскресения мертвых, а чаю собрания воскресших, вот о чем говорит этот Символ. Чаю Церкви воскресшей. И значит, в этом чаянии не просто личное, собственное спасение исповедуется, а исповедуется как раз та глубокая внутренняя потребность всякого творения Божьего, которое сотворено ради единения с другими подобно сотворенными. А значит, ради пребывания  в Церкви. И собственно говоря, значима-то не личность и персона спасенная, а значимо вхождение в саму Церковь, как в единое Царство. Само Царство Церковное, сама Церковь как Царство, Оно есть ценность, Оно есть жизнь, Оно есть полнота. И чаяние вот такого пребывания в Церкви как часть церковного народа, свойственно как раз личности и  человек сотворен в личность, которая несет в себе эту удивительную черту.

 Мы с вами уже говорили о свойстве личности быть едино с Богом, потребность единения с Богом есть глубочайшее свойство личности. Но заповеди Божии открывают еще второе свойство - быть едино со всеми ближними вокруг. Ближними, не близкими. Близкие, они на земле остануться, а ближнии, они будут жить в вечной жизни. И вот это пребывание едино с ними есть тоже непреложное свойство и потребность личности. Отсюда личность сотворена изначально церковной, изначально соборной, изначально стремящейся в единение друг со другом, во Христе совершаемом, в Боге совершаемом единении.

 Это исконная потребность как раз, скорее всего, можно полагать, что и пробудилась в Адаме, когда он захотел, чтобы появилась Ева. Библия говорит, что затосковал Адам. Что это скрыто за этой тоскою Адама? Оглядев на окружающих животных, увидев, что они все парные, а плюс еще стадные, а он вдруг затосковал, то есть вдруг обнаружил в себе нечто, которое по внешнему подобного же ищет, но внутренне является совершенно иным, потому что человек иное, чем животный и растительный мир, и тем более минеральный. Но по внешнему, подобного ищет. Так это и есть то самое чаяние церкви, чаяние единения с ближними, а не с близкими, которое пробудилось в Адаме, и он этим чаянием запросил, чтобы у него появилась спутница. Так образовалась  в Раю не только первая семья, но образовалась в Раю первая Церковь.    И вот это-то чаяние церкви и открывается в этом последнем Символе Веры.

То есть, оказывается, люди,  которые не имеют такого чаяния  и не могут быть избранными, и не могут быть общниками нетленных благ Божиих. Потому что благости Божией некуда прилепиться. Там в человеке ничего Божьего нет. Но те, которые таковы, они и не будут принадлежать Царству Небесному, и им будет сказано: «подите от Меня» и много разных худых эпитетов. «Подите от Меня», или «не знаю Вас», или «приуготовлена вам геена огненная», или «будете вместе с бесами, вместе с дьяволом и ангелами его». То есть вот что сказано людям, которые не имеют в себе этой потребности Церкви. И неудивительно, когда мы видим, что один вдруг ругается на другого, этим самым отвергая другого, не только как ближнего. Тут вообще речи об этом нет, но даже как близкого отвергая своею руганью, хулою, оскорблением, осуждением, еще чем-то, мы видим, что это явно человек не Церкви. Явно человек, который не ждет от окружающих воскресения и в окружающих их воскресением не живет, и не чает это воскресение тех, с кем он ругается.

 Помните, авва Дорофей как отреагировал на такое отношение, когда некто, вот он, казалось бы, был очень такой послушливый, кроткий, смиренный по отношению ко всем, а на самом деле оказалось, что он это делает, потому что считает всех псами. «Мне ли с псами, говорит, иметь какие-то там ругательные отношения. Они даже ругания моего не достойны». И авва Дорофей реально вот он рассказывает историю своей жизни, ничего ему не сказав, склонился долу, и пошел от него с горечью думая, нашел брат путь свой. Так куда нашел? В ад и в гиену огненную. Ясно, что из таковых людей, которые способны сегодня не любить близких, тем более не видеть и не слышать в них ближних, с которыми хотелось бы им быть в Царстве Небесном и в вечной жизни,  таковые люди не чают воскресения мертвых, потому что в них  ничего от этого не происходит. Понятно, что к пришествию антихриста таковые люди составят его народ. Это будет народ антихриста.Но мы просим вовсе не об этом. Видите, в  причастии мы просим, чтобы не это произошло  с нами. Вот о чем идет речь. Ну вот, видете как. 9 строчек молитвы Василия Великого оказывается, содержат в себе такую емкость чаяния.

Давайте перейдем ко второй молитве, молитве Иоанна Златоуста. Теперь нам можно будет уже легче, потому что мы основное все услышали у Василия Великого. Иоанн Златоуст молится и нас призывает вместе с ним молиться. В конце тоже его этой большой …? молитвы, нет, не в конце, в середине, мы просим: «да будет ми угль пресвятого Твоего Тела и честныя Твоея Крове, в освящение  и  просвещение и здравие смиренней моей души и телу». Как это так? Ну, для живущих на земле, чтобы мы в причастии получили некое облегчение в телесах своих, да, конечно, понятно. Но говорится то – в освящение, в просвещение и здравие, не просто в здравие телесное, а говорится - в просвещение и освящение. Чего? Души и тела. То есть, и тела тоже. Как это, что это, о чем это?

 Ну вот, еще раз, мы просто вспомним, что после Страшного Суда, когда окончательно завершиться разделение людей направо и налево, тех, которые будут поставлены направо, те переживут воскресение, то есть полноту собрания себя как человека, когда тела снова соберутся к человеку, и человек, если сейчас, после смерти, это дух и душа, личность человеческая в душе и духе пребывающая, то там, когда начнется, отверзятся врата Царства Небесного, то войдут в Него уже люди в полноте своей природы, то есть и в телах тоже. Так вот, в сегодняшних наших телесах мы просим совершить в таинстве причастия Христа с нами нечто, которое даст и просвящение нашему телу, и освящение его в ту меру, каковую потом телеса Мною обретутся и восстанут. То есть та часть телес, каковая в нас сейчас есть, и опоганена грехом, и отягощена в результате греха земными тяготениями, тем же самым гравитационным полем, в то же время в этом теле будет нечто и что-то освящено и просвящено.

Где, как, реально в истории Церкви, в событиях жизненных это может быть подтверждено, что это именно так происходит? А вспомните, немало святых, оказывается, во время молитвы обладали удивительной способностью, они подымались над землею и молились в воздухе. То есть тело переставало быть обычным тяжелым телом. Что это за тело такое? Оказывается, святые достигали этой обоженности, этого просвещения, этого освящения тела, просвещение-то потом произойдет. А здесь освящение тела происходило. То есть тело очищалось от греха. Мария Египетская просто взяла и перешла по воде через реку. По воде ходило немало святых угодников Божиих, они же ходили в телесах. В каких это телесах? А вот в телесах, оказывается, исполненных этого просвещения и освящения.

Мало того, здесь мы просим еще и смирения моей души и телу. Ну, Иоанн Златоуст, мог бы, если бы речь шла о смирении, если бы…?  свойствам души, то он бы так и написал бы наверное, что дабы просил смирения моей души, а затем придал бы какие-нибудь другие эпитеты. Но, поставив слово «смиреннии», отнес это и к душе и к телу. О чем это? Оказывается, сотворив человека в природе троечастной - тела, душа и дух, Господь сотворил его в единстве. И потому то, что принадлежит душе, то непременно отражается в теле, то, что принадлежит телу, то непременно отражается в душе. То, что принадлежит душе и телу, то непременно отображается в духе, то, что принадлежит духу, непременно отображается в теле и в душе. Существует в богодарованном человеке, богосданном, вернее, человеке, существует непреложное единство всех трех составов.

Это единство не в плане притертости одного состава к другому,  а в плане взаимопроникновения свойств одного в свойства другого. Ну вот, вплоть до того, что будь даже люди совсем не церковные, когда пережив ампутацию какой-нибудь конечности, в течение нескольких месяцев постоянно чувствуют свою ампутированную конечность. Кто руку, кто ногу. Оказывается, реально телесно конечности уже нету, она ампутирована, а в душе, оказывается, она есть. И душа, которая содержала эту конечность, она продолжает оставаться и человек чувствует свою конечность вполне реально, что она при нем. Ну это вот такой грубый опыт, который известен всякому человеку, я имею в виду и верующему и не верующему в том числе. Уж не говоря о разных тонких вот явлениях, каковые знают все, кто подвизаются в церковных бдениях, особенно когда великим постом мы действительно много стоим на службах, как это подобает. Ибо, одно дело просто телесно проходить великий пост, как, к сожалению, большинство сегодня церковного народа делают. Они великий пост осуществляют чисто телесно, значит, по-этому изменив состав пищи. Но великий пост требует, прежде всего, богослужения, а не столько телесного отложения. Богослужения требует, молитва должна быть великим постом, и собственно пост это всегда бдение, это умножение молитвы, более того, молитвою и постом изгоняются не только враг рода человеческого от человека, но и все, от него исходящее. То есть всякие грехи и тем более страсти. Они изгоняются именно молитвою и постом. Поэтому молитва занимает в великом посту первейшее место и причем объем огромный, большой.

 И ну  вот милостью Божией нам  как-то удается вот так устроиться в своей жизни здесь в Отраде, чтобы как в монастырях великим постом иметь льготу от других отвлекающих трудов и забот и преимущественно быть на богослужениях. И тот, кто это делает, и кто действительно на службах бывает, знает и удивительный результат в конце поста, когда тело обретает удивительную бодрость и легкость. Но не потому, что оно выспалось, и не потому, что оно, так, в меру накормленное, как раз наоборот, может быть и мало спали и не вполне ели, но  особенная бодрость, особенная легкость и мирность телесная, такой покой телесный, который дается от ощущения души. А душа от восприятия духа, а дух от наитствующей благодати.

 И вроде бы, и очень трудно распознать, где эту бодрость, легкость и мирность переживает тело, а где это переживание души и духа. Причем души тоже так же мирность и какая-то особая облагодатствованность, а в духе еще и торжество и радость. Причем, не человеческим образом переживаемая, не по человечески переживаемая. То есть, очевидно, что это не человеческое переживает, и это переживание как раз это переживание духовное. Оно, благодаря богослужению, благодаря труду души и духа, но совершаемого в телесах наших. И непреложно, непременно в теле совершаемого. И потому и тело тоже оказывается, причастно этому смирению, как говорит Иоанн Златоуст, души. Тело причастно смирению души. И тоже становится смиренным, но не само по себе, а в силу присутствия души в нем. А смиренно само по себе в силу того, что освобождается от страстных детских движений. То есть тех, которые стягивает ад духа, схваченного в человеке от уз духовных, вернее, от уз духа, которыми схвачен человеческий дух. Эти узы духа стягивают тело к себе и ими подвигается в жизни своей. Ну вот, что-то такое опытное вам рассказываю, поэтому может быть многосложно сейчас и не совсем знаю, понятно вам или нет, слышите, о чем я говорю? Потому что знаю, что все этот опыт пережили, мы не первый год с вами живем постом, и должны узнавать, о чем речь идет.

 И дальше, «в облегчение тяжестей многих моих согрешений». Ну, сам грех тяготит сердце, он томит сердце, это известно. В облегчение, то есть не в освобождение от согрешений, а в облегчении тяжестей. Там, где человек освобождается совершенно от греха, там высвобождается возможность добродетели. Там добродетельная добрая природа человека получает свободу и человек начинает быть и активно жить и действовать. Но здесь сказано, не полное освобождение, а в облегчение. Тем самым указуется, что Господь не в раз делает нас праведными и святыми, но каждый раз облегчая нас от греха, оставляет некоторую меру для наших с вами трудов. Ибо без труда невозможно войти в Царство Небесное. Как Господь положил за нас муки смерти, так и человек должен положить от себя труд подвижнической жизни. Этот труд противодействия или же преодоления в себе греха. Потому не сразу и не в раз человек освобождается от всех тяжестей согрешений. Ему что-то оставляется ради бденных трудов человека, ради подвижнических трудов человека. Ради бденных, это молитвенных, подвижнических, постовых. И ради трудов любви человек, то есть исполнения трудов и исполнения заповеди.

 «Соблюдения от всякого дьявольского действа», то есть не полное освобождение от дьявольского действа, а в соблюдении от него, то есть распознании, различении, способности не впадать в него, отвергаться от него, уходить, убегать от него. «В отгнание и возбранение злаго моего и лукавого обычая».   А вот здесь в отгнание и возбранение, видите уже более категорические просьбы. Но, тем не менее, отогнанное никуда не ушло, оно продолжает пасти нас, и в любой момент готово прилепиться обратно. Возбраненное тоже не есть умерщвленное и запрещенное. До поры до времени возбранено. Как только мы внимание к Богу прекращаем и теряем, оно снова вернется к нам, лукавый обычай. Дальше, во умерщвление страстей, а здесь уже  во умерщвление, видите как. То есть, грех остается противоборствующий с нами, а страсти дабы умерщвлялись, чтобы грех, который противоборствует нам, он не был подкреплен бы жизненностью страсти самой. Поэтому эту жизненность страсти мы просим умертвить.

«И в снабдение заповедей Твоих». Что значит снабдение, почему снабдение? Чем снабдение? Благодатью, затем благостью самого Христа. Благодатью Духа Святаго, то есть участием и присутвием Святаго Духа. Он откроет нам, как по Божии исполнять заповеди-то. Человеку же это не ведомо, а тем более благость Христа, когда уже сам Господь будет совершать Свои заповеди в нас. И тогда, «Твоего Царствия присвоение». А Царств два, Божие, оно внутрь, а Небесное, оно впереди после смерти. И вот в присвоении того и другого Царствия.

 Ну и уже завершая, так как время наше уже кончилось, причем просто уже прочтем еще несколько молитв. В 5-ой молитве Дамаскина в очищение мы причащаемся, «в очищение и освящение», это здесь на земле, а дальше, «и обручение будущего живота и царствия». Это уже там на Небе. Но обручение, начало этого Царства, оно начинается уже здесь, поэтому обручение уже здесь чтобы оно было пережито, « в стену и помощь и в возражение сопротивных». И дальше, «во истребление многих моих согрешений». Ибо Господь истребит, а дальше не надобно их повторять и заново обретать и зарабатывать. В молитве самого Василия Великого, в 6-ой молитве мы просим, « и да будут ми святая сия во исцеление и очищение, просвещение и сохранение и спасение, и во освящение души и тела». Опять, души и тела. Души, имея в виду две части, и душу и дух.  Исцеление, очищение, просвещение, сохранение и спасение. Каждая из них имеет свои действия подвижнические.              Каждая из них имеет свои состояния подвиждические, праведные и святые. Надобно обращать на это внимание и вникать и спрашивать святых отцов, что это такое, о чем это. Дальше, «в дерзновение и любовь, яже к Тебе». И отсюда уже «во исправление жития и утверждение», то есть закрепления этой исправленности в характере своем. Крепости своего характера, в устойчивости в добродетели, «возращение добродетелей и совершенство, во исполнеие заповедей».

 Зачем мы от причастия просим исполнения заповедей? Да потому что, хотя при этом сами как люди, можем и прочитать и поразмыслить, и даже богословие про заповеди прочитать, и знать все глубину. А мы просим почему-то о причастии исполнения заповедей. Поразительно, еще в истории Церкви мы видим, что исполнителями заповедей, удивительными исполнителями заповедей были как раз простецы. Откуда они получили вдруг это исполнение заповедей? Не книжники, не читавшие вообще никаких книг, не образованные люди, и таковых большая часть сегодня на Небе пребывает. А они получили это исполнение заповедей от причастия, то есть непосредственно от Бога. Иным образом, нежели книжные. «В Духа Святаго общение, в напутие живота вечного», то есть в напутие, чтобы наш весь остальной земной  путь был уже путем Господним. Чтобы это было понятно, как это исполнять. Чтобы это было ясно, что делать, какими подвижническими движениями ходить, какие угодные Богу настроения сердца иметь и какие помышления при этом в себе носить. «В ответ благоприятен на Страшном Судище Твоем. Не в суд или в осуждение» уже на Суде Страшном.

 Ни в одной из молитв нет никаких прошений об антихристе и о его пришествии. Хотя сегодня в Церкви огромное количество народу только об этом и говорит и метуется, забыв при этом Христа и Духа Святаго. От себя по человечески все в страхе человеческом пребывая, метуется перед тем, что вот вот придет антихрист. А еще какие-нибудь там события начинаются, то вдруг полагают, что это и есть  уже сам антихрист пришел. Уже сколько раз в итоге так церковь потрясалась в огромном количестве своего народа. В старообрядческом периоде, где пришел Никон, его вдруг узнали как антихриста, и множество казалось бы очень верных и искренних христиан оказались вдруг имеющими отношение не со Христом, а с внешними событиями. И в этих внешних событиях признали патриарха Никона атрихристом, и ринулись бежать от него. В революцию что произошло? Огромное количество народу приняли революцию как уже совершающееся антихристово царство. Антихрист пришел, потому что пришли в отношения со внешними событиями, а не с самим Христом. Тогда, если с внешними событиями, то, забыв Христа и потеряв Духа Святаго, ринулись в каких-то таких ревностных движениях либо бежать от антихриста спасаться в леса, либо выступать против него и еще демонстративно  там себя сжигать и еше что-то такое делать. Но при этом это все человеческие деяния, это ревность человеческая.

 Ни о чем об этом не сказано ни в одной из молитв ко причащению. Везде отношения только с самим Христом. Но тогда смирение души и тела, проходить любые события, какие бы ни были. Потому что оказывается,  что множество ужасных  событий вовсе еще не пришествие антихриста. И впереди, наверное, тоже еще не сразу придет антихрист. Потому что тем самым, попуская такие вот кромешные события, Господь отбирает, продолжает отбирать свое стадо, ибо Его стадо, оно верно молитвам ко святому причащению. А уже юродивые девы, они верны своим собственным движениям и истолкованиям событий. Потому что они находятся в отношениях не с самим Господом, а с событиями. Вот в чем дело.

 Ну вот, чтобы нам все-таки остаться чадами, учениками причастных молитв.

 

Учение о добродетелях

Занятие 11. Добродетели - вера и надежда

Протоиерей Анатолий Гармаев

 

Добрый день. У нас сегодня 11 занятие по учению о добродетелях, 3 класс. Тема сегодня: Добродетели – вера и надежда. Есть великая разница между религиозностью и верою. Хотя в обиходе  даже и неверующие люди говорят о себе, что вот они имеют Бога в своем сердце, и в силу этого тоже веру имеют. Но определяют ли они действительно веру, ту веру и говорят о той вере, которая есть собственно добродетель, которою верующие следуют за Господом и, в конечном итоге, входят в чертоги Его,  то есть в Царство Небесное. Оглядываясь на состояние и ситуацию в стране, потом во всем мире, мы видим, что огромное количество сегодня людей преимущественно огромное, которое вообще не имеет никаких отношений со Христом. В нашей же стране те, которые крещеные, но в церковь не ходят, и при этом все равно говорят, что они веру имеют, на самом деле отношений со Христом ни церковных, то есть в церковных обычаях и традициях, ни тем более в личных, а значит, аскетических, отшельническо- монашеских, естественно что таких отношений со Христом не имеют. И тогда то, о чем они говорят, называя словом «вера», на самом деле таковым не является.

 Здесь нам надо будет увидеть, что огромное количество людей на земном шаре вообще верят в другого бога, не то, что говорить о Христе и ходить за Ним, но просто в другого бога. А весь Буддийский Восток, он и вообще в Бога не верует, он верует в Будду, как человека, который пережил просветление, через общение с какими-то небесными духами, и через них в итоге придя в просветленное состояние, закончил свой так называемый духовный путь тем, что поглотился в ничто. То есть цель вообще буддийской веры, это ничто, сделаться ничто, то есть исчезнуть. Поглотиться кем или чем? Нирваной. А в нирване тем, который стоит за нирваной, то есть самим дьяволом. Быть поглощенными им. При этом они тоже используют слово «вера». Они якобы верят в свой путь, другие народы верят в своих богов, в том числе мусульмане верят в аллаха, но при этом не собственно с ним имеют отношения, сколько с тем, который является представителем, и полномочным представителем аллаха, то есть с Муххамедом и  поэтому верят в него.

 Слово «верить» ну вообще открывает, вернее имеет под собою некое восприятие другого человека как правду, как истину, восприятие того, кому или в кого мы верим, как , если это человек воистину талантливый, гениальный и прочее, как в совершенную истину и правду, а если это вышеестественное, то есть если это Бог, или же духи, как у язычников, то верить в духов – это значит придавать им некую полноту прав нести за собою истину, нести за собою правду.

 Вообще человеку, естеству его свойственно восстановление правды. Изгнанный из Рая человек ищет восстановление своего жительства в Раю, но одни ищут в загробной жизни райскую жизнь, другие ищут в земной жизни восстановление того, что было в Раю, то есть правды, и поэтому правду и истину хотят  устроить, и установить и найти здесь на земле. И только третьи ищут не просто восстановление себя в Раю и возвращение с земли в Рай, но восстановление своих отношений с Богом, в которых они начинают быть едино с Ним. То есть они ищут пребыть едино с Богом. А так как Бог есть Царь Царства, сначала, до изгнания Адама и до сотворения Адама, до сотворения и изгнания Адама  Царства ангельского, а с сотворением Адама уже Царства ангельского и человеческого. Но тех людей, которые собственно принадлежат этому Царству, то есть помазанных благодатью, помазанных в сердцах своих в гражданство к этому царству. И без этого помазания благодатью, без этого обожения они не могут принадлежать Царству ангельскому и Царству Небесному.

Значит, соответственно, в наше время сейчас вот уже 2000 лет как христианство, это помазание совершается совершенным образом, потому что кроме самого Царя этого Царства, вот Христа нашего Иисуса, и поэтому третья часть людей на земле, они не просто возвращение в Рай ищут. Они еще восстановление своих отношений с Царем, а значит, вхождение в то Царство, которое сейчас Им,  Христом собирается, и которое как Небесное Царство, ныне составленное из самого Царя Господа нашего Иисуса Христа, затем, всего ангельского мира, который не предал и не оставил своего Бога, и наконец, всех тех святых угодников Божиих, угодников, но святых, то есть  исполненных благостью Христа, а в ветхозаветное время исполненных благодатью в праведность по участию в них Святаго Духа, и затем, при воскресении Христа, будучи возведенные, восстановленные в Рай благостью Христа. Значит вот, эти люди, святые угодники Божии, они вместе с ангельским миром, и с самим Господом, составляют сегодня в Раю Царство Небесное.

 Это Царство Небесное отличается от противных ангелов, которые отпали, тем, что пребывают в единении с Богом, с Господом, и остались в свойстве …..? ангелы, которые нас хранят сейчас, в целом весь мир и в нас с вами, а отпадшие ангелы, они в это Царство не входят, они образовали некое свое черное, или же адское царство, мрачное царство, царство мракобесия.

 Соответственно, в это Царство не входят люди, которые не имеют помазания кровью Христа, тою Кровью, которая была пролита реально на кресте и которая действительно и реально каждый день проливается в бесчисленном числе богослужений и литургий, которые совершаются сейчас по всей земле, и во время литургии вновь и вновь проливается Кровь Господня, затем предложенное вино в эту Кровь прелагается в Нее, и верные причащаются этой Крови. Так вот, без этой Крови Христа, которая в Его человечестве была здесь на земле пролита, фактически усвоиться вновь единению  с Господом невозможно. После  изгнания из Рая, после грехопадения, после глубочайшего повреждения в самости, которое произошло с Адамом и Евой.

 Значит, соответственно этому Царству Небесному, подлежат все те, кто и были уже усвоены Кровью Христа  в единение с Ним, то есть Кровью омывается всяк грех и страсть,  а в теле Христовом совершается единение с Господом, и поэтому-то, кстати, Господь сказал, что ко Мне придут только те, кто уверует в Меня, пришедшего во Плоти. И апостол Павел потом подтвердил в своих посланиях, что верующие в Бога, пришедшего во Плоти, те только будут в итоге в Царстве Небесном в Ним. То есть, именно Плоть Христова, в которой Он был здесь на земле,  в которой Он воскрес и с которой Он вознесся и с которой Он пребывает сейчас одесную Отца Небесного, и которая в каждом таинстве литургии, евхаристии совершается, эта же Плоть Господня совершается здесь на земле, и мы в таинстве причастия имеем как раз человечество во Плоти Христа, человечество Христа во Плоти здесь преподаваемое нам. И когда мы приобщаемся Плоти Христовой, то мы приобщаемся Его Царствия, потому Он и сказал, что верующие в Меня, пришедшего во Плоти, а значит, соответственно, далее верующие в Его ежедневное низхождение с Небес во Плоти в таинстве причастия, и приобщающиеся этого таинства, то есть Его Плоти, таковые соединяются через Плоть с Ним и становятся Его Церковью, то есть Плотью Его. В человеческом естестве своем становятся естеством человеческим во Христе, и то совершается через Плоть.

 Поэтому если Кровь омывает нас от грехов и в итоге исцеляет от страстей, и значит, высвобождает из проклятия и смерти и греха, то Плоть Господня воссоединяет нас. Поэтому так сказано, что различайте людей, которые правильно веруют и неправильно веруют. Правильно веруют те, которые веруют во Христа, пришедшего во Плоти. И не только пришедшего тогда, 2000 лет назад, но и каждый день приходящего сейчас во Плоти в таинстве причастия. В таинстве евхаристии  и в таинстве причастия преподающего нам Плоть Свою, через что соединяя нас  с Собою и вводя нас в Свое Царство. Ибо, соединяясь в таинстве причастия с Его Плотью, мы становимся часть Его Господней Плоти. Его человечество продолжается в человечестве нашем, и это исполненное в Его Плоть человечество, то есть те люди, которые так совершились и исполнились, они и составляют, собственно говоря, тело Христово, то есть Его Церковь. Вот что происходит.

 Поэтому значит, на земле на сегодняшний день живет три категории людей. Мы видим, что те, кто верует в некое жительство за пределами смерти, то есть после смерти за гробом, они Рай представляют самым всяким разным образом, начиная от некоей области, какой-то светлой, особой, дивной, чистой, кончая, собственно, Раем. Но при этом они не чают общения с Христом во Плоти Его, и мы видим, что живя на земле, имея различные религиозные отправления, собственно к таинству причастия не прилагаются и не прибегают. Последнее время вообще умножилось очень много различных учений космических, в которых в том числе описываются различные небесные обители. Вы, наверно, мало это читали, а так, мне еще в бытность, когда в переходе от неверия, атеизма к вере, еще до того, как я крестился, приходилось немало смотреть различных книг, всяких разных учений. Не потому что я сам их искал, или находил, а потому что занятия, которые мне так сподобил Господь, проводить с людьми, приводили людей, много обо всем начитанных и знающих. Вот они мне приносили то эти книжки, то другие, и спрашивали, а стоит идти по этому учению, или не стоит, там и так далее. Начиная от( Айванхова Алеся …? ), потом различные …? космоса, и прочее, прочее, в том числе и даже вот эта удивительная книжка, это «Чайка» Джанатана. Ну и вот во всех этих книгах и в этих учениях очень много описывается потустороннего мира, как некое сияющее красивое, прекрасное вообще, прекрасные обители, где все удивительные и дивные и чудные.

Помимо этого, в последние годы очень много различных пережитых видений людьми, восхищенных из своего тела куда-то, потом очень много сновидений переживших, плюс ко всему тот огромный материал, который был собран Моуди по поводу участи души в загробном мире, после ее летаргической или же клинической смерти. Душа потом возвращается, но надо иметь в  виду, что это все опыт все равно до смертный, клиническая смерть или литургический сон, они не являются собственно смертью, потому что душа и человек не прошел врата смерти. Оставаясь здесь в пределах до смерти, он имеет некий такой опыт клинической смерти, то есть видимо здесь он как бы умер, но врачи точно знают, что его нельзя сейчас погребать, ибо он еще жив, хотя никаких признаков жизненности он не проявляет, и сердце не дает удары, и дыхание нет. Однако состояние кожи, состояние всей мышечной системы говорит о том, что они продолжают жить. Ну, то есть такое тело свидетельствует о том, что человек в клинической смерти и соответственно в литургическом сне, которое может продолжаться и 17 и 20 лет, были случаи, и 27 лет даже были случаи, когда спал человек. В этих состояниях человек не прошел врата смерти. Ибо прошедший врата смерти, сразу начинает тлеть в теле своем, что, к стати, и было с Лазарем четырехдневным, который казалось бы, был друг Христов,  рядом с Богом Самим находился, тем не менее, именно действительно умерев, он буквально за 4 дня начал уже истлевать. Значит, прошедшие врата смерти, они истлевают.

 Так вот, значит, опыт, который сегодня в бесчисленных книгах и в различных вариантах описан, пришедших из той жизни в нашу жизнь, вернувшихся из той жизни, это опыт, фактически, людей, врата смерти не переживших. Ну, это для нас не важно, пережили, не пережили, важно, что все их описания, которые они при этом извещают оттуда, встреча со всякими разными дивными существами, где-то старцами, где-то девицами, где-то детьми, которые там преподают им поразительные образы и светлые образы, все то не является собственно говоря, Раем. Но есть некая память человека о Рае, и благодаря этой памяти человеческой и тоске и томлению по Раю, предлагаемое в согласие с этим томлением со стороны бесов, предлагаемые различные реальности, но все-таки имеющие бесовское происхождение.

Реплика: рассказывали, матушка Манефа…?

Батюшка: ну да, это все  на самом деле не побывавшие ни в Раю, ни в аду. Это побывавшие в некоторых картинах, которые рассказывают, или показывают им подменные силы, силы собственно ада, это бесовские силы. Реально, действительно пережить Рай могут только те, кто прошли врата смерти. К таковым относится очень небольшое число людей на земле, в том числе и среди святых угодников Божиих, часть которых все-таки возвращались. Первым таковым в опыте Христианском, является Лазарь четырехдневный, он реально умер.

Реплика: отрока воскресшенного   ?

Ответ:Да,и вот все воскресшие, воскрешенные святые, они тоже все побывали за пределами врат смерти, соответственно, они уже имеют некий опыт того, что открывается там. То есть то, что открывается после трех дней пребывания человека умершего уже здесь на земле. Потому что даже и умершие, три дня пребывающие здесь на земле, они все равно еще этого опыта ни Рая, ни ада не знают. Он еще здесь в своем теле, то есть при трупе остается. Все остальные различные множественные сегодня всякие варианты после смертного опыта являются на самом деле до смертным опытом. Соответственно, ни в одном из них нету, собственно говоря, явления Рая и собственно самого ада.

 Потому, кстати, все до смертные опыты ни о каком аде вообще ничего не говорят. Об аде известно только в традиции после смертной и  именно от тех, кому по каким-то причинам Бог благословил после смерти прийти, сообщаться с живыми, и уже извещать их о том, где они живут и что они там делают и где находятся. Вот очень большое число людей сегодня веруют вот в такой подменный рай и томление свое удовлетворяют тем, что этой верою утешаются, получая различные известия о существовании такого якобы рая, который в действительности ничего собою реально не представляет.

Кстати, обратите внимание, что когда люди, как бы побывавшии уже в этих райских обителях там, встречавшие множество всяких разных старцев, ни одного святого не называют. Потому что все святые, они находятся действительно в Раю, а пережившие до смертный опыт, и пообщавшиеся с разными там святыми старцами, девицами и юношами, детьми и прочее, во-первых, ни одного из них поименно не называют, то есть они не именованные люди.  Вот вторых, среди них ни одного из святых угодников Божиих вообще нет. Третье, то, что очень характерно, параллельно с этим, они вообще не упоминают об аде. Ясное дело, что бесы вообще, сокрывают от них ад, предлагая им эту подменную картину якобы рая, совершенно сокрывают всякое известие о существовании ада.

Реплика: про ад, часто тоже такая дисскусия, сначала в рац, потом в ад...?

Батюшка: Ну вот только единственно что, для самих православных, вот да. Я же, к стати, сейчас говорил все те известия, которые предназначены для людей не православных, и не христиан, для большей части народа на земле. А вот для православных сейчас в последние годы, да и не только в последние, и раньше, особенно в католичестве очень много различных таких явлений, которые сугубо православным назначены. И тоже идут со стороны бесов, и в которых, фактически-то идет подмена. Эти образы, которые рассказываются людьми, пережившими опыт до смертный, на самом деле является опытом бесовским.

 Неудивительно, что часто, особенно в последние годы о таком опыте после смертных всяких как бы переживаний, и возвратившихся оттуда, рассказывают люди, вообще до этого момента не церковные. И потом, после того, как они вернулись, они особо так не видно, что они становятся, собственно, церковными людьми. Они продолжают жить этим опытом, который открылся для них, но этот опыт запрещает и закрывает им собственно православный опыт, собственно церковные отношения стариц.

Что же нас действительно и реально ведет и выводит ко Христу действительно в Рай, а в Раю в конечном итоге, в единение с Господом? Выводит добродетель веры.  Все, о чем мы сейчас говорили, мы говорили о некоем состоянии человека, который называется религиозностью и верою не является на деле. Более того, религиозность никакого отношения к вере вообще не имеет. Религиозность большинства людей сегодня на земле это глубокое отпадение от Бога, но при этом в этой глубине отпадения, некоторая сохранившаяся тоска по вышеестественном существе, и потому желание и поиск этого вышеестественного существа и вешеестественных существ, или, в конечном итоге, третье, это вышеестественного опыта. Ну и мы видим,что да, люди так и разделяются, сейчас. Религиозные люди на три категории, одни имеют вышеестественное существо, и поэтому имеют ясную, определенную религиозность, которая обозначена в конкретных содержаниях, плюс в конкретных ритуалах и обычаях, в обрядах исполнения своей религиозности, ну и соответственно, согласно этой религиозности устроенности своей жизни.

 Люди, которые имеют отношения не с самим существом выше естественным, а с различными выше естественными существами, это в основном, языческие народы, которые веруют не в некоего Бога, или богов двух, трех, как это в Индии – в трех богов верховных, а верят во множество богов. Они могут между собой там быть один старше другого, более того, даже и воевать друг с другом, и даже захватывать власть друг у друга. Тому много всяких разных басен, сочиненных в этих народах, в том числе, вот мифы древней Греции, наиболее известные для нас, но которые на самом деле являются языческим многобожием.

 И наконец, люди, которые ищут выше естественный опыт, это все суеверные люди, которые суевериям всяким разным придают очень много значения, и так же как, верящие в разных богов, в тех или иных богов в разных религиях, они всерьез отправляют свою жизнь, исходя из этой веры, из этой религиозности своей. Так же как те, которые пребывают в религиозности ко многим богам, то есть к различным духам, божкам, тоже всерьез соотносят с ними свою реальную жизнь. Точно так же и люди суеверные и пережившие тот или иной различный мистический опыт, то ли в сновидениях, то ли в  верных каких-то жизненных обстоятельствах суеверием прочитавшие эти обстоятельства, как выше естественные, то ли пережившие, сегодня особенно, много экстрасенсорного опыта, потому что, оказывается, к экстрасенсорике расположено немалое число людей сейчас на земле. То, соответственно, они соотносят свою реальную жизнь очень сильно и в равную же меру, как предыдущие два типа людей, соотносят с этим своим личным опытом мистическим. То есть всякий из этих трех категорий религиозности, человек в этой религиозности, он предает большое значение тому, что он имеет, и с этим соотносит всю свою прочую жизнь земную.

 Ну, есть еще 4-я категория людей, которые сегодня вообще ни во что не верят, кроме самих себя и соответственно, своего собственного толкования  и свои собственные взгляды на мир. Эти взгляды могут быть темными, необразованными, могут быть образованными, то есть человек все, что преподается в виде образования, как некие сведения, добытые наукой, то человек может воспринять. А много еще тех, которые просто прямо занимаются непосредственно добычей этих знаний, то есть непосредственно самой наукой, занимаются самим естественным устроением окружающего нас мира, и кроме него своими материально осязательными чувствами ничего знать не знают, и ведать не ведают и не хотят ни знать, ни ведать. Поэтому, будучи учеными любой масти, высоты, совершенно убеждены в том, что они имеют материального на земле, не вменяя Богу никакого значения.

Вопрос: ….?

Ответ: первые, это те, которые выше естественному богу верят, некое выше естественное существо, поставляя его в бога. Вторые в выше естественные силы, то есть в виде божков и духов. А третьи в некий выше естественный свой личный мистический опыт, а четверные ни во что это не верят, кроме как в самих себя и в свой личный материальный уже опыт. Это атеисты. Они могут быть необразованные, темные, вообще даже школу не закончившие, телевизор не смотревшие, книгу ни разу никакую не читавшие. А могут быть очень высокого образования люди, образованные, а могут быть даже и более того, самими себе изучающими окружающий мир, будучи учеными, и добывающими эти знания, которые потом передают как некий предмет образования для масс людей. Ну вот, о четвертой категории людей мы сейчас вообще не говорим, мы говорим сейчас о трех предыдущих, которые, собственно говоря, веры-то не имеют. Это люди, имеющие религиозность, в разную меру выраженную.

 Что же есть вера? Вера есть действие благодати Святаго Духа. По апостолу Павлу вера, явственно переживаемая людьми, есть уже последующее участие Святаго Духа в человеке, которое составляет третью уже ступень этого участия Духа Святаго в людях, ибо Он сказал, что тех, кого предуведе, тех и предустави, , кого предустави, тех и призва. То есть  предуведе Дух, Отец Небесный предуведе, а затем Дух Святый предустави, то есть приуготовил нечто в человеке. Значит, что-то предуведел в человеке Отец Небесный, что-то Он узрел в человеке в том, или ином. Затем этого человека препоручил Духу Святому и Дух Святый предуставил, то есть приуготовил. Хотя сам человек продолжает, может быть, находится в других верованиях, будучи религиозным, вернее в других религиях, и оставаясь религиозным, или вообще может даже быть и не верующим, но тем не менее есть в нем нечто, что предуведел Отец Небесный. Нечто, что затем препоручено Духу Святому, и благодатью Дух Святый незримо для самого человека это нечто напояет, постепенно развивает. И в конечном итоге, уже на третьем этапе кого предустави, того и призва. То есть, в конечном итоге, касается сердца человеческого, но уже приуготовленного сердца, а не просто пустого, или же не просто религиозного.

 Значит, в глубинах религиозности человека, лежит нечто, которое не является религиозностью. И это, что не является религиозностью, было предуведено, потом предуставлено, и затем было напояно призывающей благодатью. И  тогда, в  результате человек пробудился, или же пришел в себя. Пришед в себя, а дальше следующее действие? Обретеся. То есть вдруг воспомянул о том, что у него есть свое Отечество, или своя Страна далеча, которую он покинул когда-то, и куда надо ему возвращаться. И при этом  это такое «обретеся», и такое, вдруг воспоминание своего Отечества, и своей Страны, которая как Страна, далече от него пребывает, которую не обманешь различными бесовскими подменами.

 И поэтому, даже встречаясь с современным, до смертным опытом, очень порою даже убедительным, тем не менее, человек, действительно обретшийся, а значит, затосковавший о стране далече, о своем Отечестве, он не остановится на этом предсмертном опыте. Он будет удивляться, он будет восхищаться, может быть даже  теми красивыми картинами, которые рассказывают сегодня и пишут в книгах об этом до смертном опыте людей, но как-то он останется к ним равнодушен, как-то он не будет по живому воспринят этим опытом, и не сможет воспринять сам опыт, не подхватится этим опытом, ни сам опыт не воспримет его. Потому что есть в нем нечто большее, глубже, которое вообще к религиозности не имеет отношение. И вот это пробуждение и прихождение в себя, «пришед в себя», и это «обретеся», это воспоминание Страны далече, становится тем томлением уже к действительному Раю, или томлением о действительном Рае, а в связи с Господом, со Христом, в обращении к Нему уже томлением о Его Царстве, Царстве самого Отца, Царстве самого Христа, и которое движет человека ко Христу и к Его угодникам. Пережитое таким образом откровение, и в этом откровении открытие для себя Христа и Его Царства, обращает человека здесь на земле в собрание таковых людей, которые, возможно, будут составлять после своей земной жизни это Царство.

 Равно как его собственное сейчас обращение к святым угодникам, является уже обращением к тому собранию людей, которые жили когда-то на земле, и жили таким образом, что в итоге сегодня после смерти составляют уже Небесное Царство. Томление об этом Небесном Царстве проявляется как раз в людях, как их искреннее, и неизвестно откуда явившееся почитание святых, их жажду и желание узнавать о них. Поэтому с таким вниманием и с какой-то жизненностью читаются жития святых угодников Божиих. Затем читать их жизненный путь и их наставление как более старших и опытных в духовной жизни, а больше даже не  этим. А тем, что они прошли этот путь и находятся уже в цели этого пути, то есть они достигли Рая вожделенного, где им открывается уже Царство Небесное, и оттуда они сейчас сопровождают нас в земном нашем странствовании.

 И поэтому мы, оставаясь здесь на земле, люди, уверовавшие, они внимают их трудам, где изложены их наставления каждого из святых угодников,  в меру собственного личного опыта. Поэтому недаром все наставления святых отцов, они не есть одно и то же, они все очень различны, потому что это личный опыт прохождения в Царство Небесное через земные препятия и земную жизнь. И вот тяготение в святым угодникам, их книгам, сначала к житиям их, потом к их трудам, параллельно с этим постоянно желание непосредственного общения через их мощи и через их иконы, иметь уже всегда святых перед глазами, и в возможности постоянного живого общения с ними, вот собственно говоря, в чем проявляется пробудившееся томление об этом Царстве Небесном Христа. И ясное дело, что человек, таким образом пробудившийся, он уже не будет читать про каких-то неведомых ему старцев, какие бы они красивые ни были бы описаны в этих до смертных опытах, каким-то неведомым старицам, юношам и девушкам, детям, которые наполняют какие-то там непонятные обители, будучи сами безымянными, сами эти обители тоже в основном безымянные, оставляют безымянными. Все это не будет привлекать. Все это отложится, отойдет. Если и было у человека до его христианского жительства, то это все отойдет.

 «Кого призва, того оправда», говорит апостол Павел дальше уже в 4-ой ступени. То есть оправда, что такое в таком случае призванные и кто такой тогда оправданный? Между призванием и оправданием огромное пространство пути, которое состоит из 2-х периодов нашего воцерковления. Первый период это призывающая благодать, где все ярко, сильно, исполнено ревности духовной и жажды узнавать. Это именно период узнавания, мы все хотим прочесть, везде хотим побывать, всякий свой при этом конкретный опыт церковной жизни узнать, освоить его, войти в него. Но это все равно в пределах именно узнавания. Длится этот период недолго, 3, 5 у некоторых людей лет, а затем благодать сокрывается в сердце, и вот этот предначаток веры, который был дан этою призывающею благодатью, это собственно мы можем сказать, что это не собственно сама вера, это ее предначаток.

 А дальше начинается второй период воцерковления, это переходный период, где продолжается призывание. Благодать, хоть и сокрыта в сердце человека, однако оттуда немало потрудившийся над тем, чтобы это нечто в нас поддерживая, развить, затем призвать, то есть напоять своею призывающею силою, благодать теперь в переходном периоде сокрыто продолжает это нечто дальше пестовать. Единственно только разница, что до призывающего периода это нечто пестовалось бессознательно для человека, он даже не подозревал о том, что он когда-то может вдруг стать православным христианином, а после призывающей благодати оно продолжает это пестование, но зримым для человека образом.

 Другое дело, что эпизодично, то есть время от времени вдруг человек оживает вновь в благодатном опыте обращения к Богу, к святым, обращения к Евангелию, обращения к тем или иным церковным действиям, церковному порядку жизни, действиям в нем. Но эти эпизоды  очень небольшие, они как бы вновь возникающий призыв, вновь открывающийся в путях человеческих зов: не запутайся в земных ценностях, не утони в земных обстоятельствах и жизнь земную не начни снова вкушать с сугубую радостью. Для того, чтобы такого поглощения что ли земностью не происходило, вдруг являются как некие маяки, в жизни указующие маяки, куда двигаться и как быть, как жить, появляются эти призывающие вновь откровения, когда человек снова может быть раз в год, раз в три года переживет неожиданно какое-то молитвенное воодушевление, которое неизвестно откуда пришло и неизвестно куда ушло, но пережил, он опять это имел. Другой пережил какое-то неожиданное откровение о посте, о том, что пост дает жизнь, что это некое жизненное явление. Но опять же этот опыт неизвестно откуда пришел, и неизвестно как пришел, и неизвестно куда и неизвестно как опять же ушел. Хотя вроде бы никаких внешних изменений не происходит, как шел пост, так человек продолжает быть в посте.

И  поразительно, что каких-то серьезных перемен с самим человеком тоже от этого не происходит, маяк, появившийся в откровениях, или в таких переживаниях, пережитом опыте человека, он не меняет самого человека. Переживший такое откровение, как был до него каким, таким он после него и остается. Но единственно что, в его теперь жизни последующей есть пережитый свет маяка, пережитый опыт. У одного молитвы, у другого поста, у третьего вдруг ожившего слова Евангельского, у четвертого какие либо слова святых угодников  вдруг ожили. У пятого сами святые вдруг оказались тот или иной святой вдруг себя открыл, явил. Не просто во внешней помощи, когда  в обстоятельствах что-то изменилось, а в личном церковном опыте человека, опыте его веры ему далась вдруг живая вера и живое общение со святым. Некое явственное чувство, что этот святой жив, что святой есть и что святой участвует в нем. Вот у иных людей этот опыт бывает с Матерью Божиею, у кого-то этот опыт бывает с самим Христом.

Но надо иметь в виду, что данное как маяк, то есть неизвестно откуда и неизвестно когда пришедшее и неизвестно куда и неизвестно как ушедшее, являясь маяком, не является изменением самого человека. Пережив опыт маяка, пережив опыт этого откровения, дальше человек сам поставляется в необходимость следовать уже, трудиться, чтобы обретать это. Вот тогда уже, конечно он обращается к опыту святых отцов, вчитывается в их труды, и там находит что-то, что относится к его фазе, к его периоду церковного состояния. Вот к его возможностям и к его жизненности, то есть чтобы делая и выполняя то или иное наставление святого отца, он бы это делал не формально, раз, не притязательно, два, а жизненно. То есть, чтобы это доставляло ему реальность жизни. А какой, чего ? Реальность жизни веры.

 Таким образом, в период призывающей благодати человек открывает в себе предначинательную веру. В переходном периоде после действия откровения маяков в своем следовании за этим маяком, а соответственно, и в следовании и наставлении святых угодников имеет опыт жизненности исполнения того или иного опыта святых, той или иной рекомендации святых, того или иного их наставления или слова. Жизненность при исполнении этих слов, в том числе и жизненность при исполнении слов Евангелия, пережитая человеком, и является, собственно, начинательною верою. Это жизненность веры. И вот когда человек начинает, старается следовать за маяком, а маяк только к одному приводит человека, чтобы он обратился к опыту святых отцов, и оттуда вынул то, что для него собственно жизненно.  А для разных людей это очень разное, как сами святые отцы все очень различаются между собою,у них, хотя и об одном и к одному весь их опыт, но от имеет удивительную характерность и особенность у каждого из них. Вплоть до того, что даже освоение добродетелей, и их последовательность все святые описывают своим образом. Причина этого совпадающего перечня добродетелей в их последовательности у разных святых. Так же как и описание самого жизненного пути воцерковления все святые тоже пишут очень по разному, исходя из своего каждый опыта. Таким образом, и сам человек, который следует за святыми, он в начинательной своей вере переживает нечто собственно ему свойственное. И одно он подхватывает у одного святого отца, другое у другого святого отца.

Авва Дорофей в своем поучении говорит, что люди очень разные по характеру, один дом, душевный дом добродетелей строит таким образом, что берет один кирпич, и его именно кладет. И этому кирпичу постоянно следует, и весь дом добродетелей состоит из этого одного кирпича. Один терпением, другой самоукорением, третий это окаянство и странничество, исходя из него. А зато другие каждый день кладут по какому-нибудь кирпичику, и какая ситуация прилучится, на ту стараются как-то добродетельно ответить. Поэтому получается, что они за день много кирпичиков кладут, но они маленькие все. Потихонечку из них складывается в итоге одна стена, потом другая стена, и так дом добродетелей из множества разных кирпичей выстраивается. При этом нету людей одинаковых, Какие-то кирпичики берет один, не берет другой, то, что берет другой, не берет третий, и у каждого свой набор кирпичиков, то есть добродетелей, или же той жизненности, какой он откликается навстречу благодати Божией, или же откликается навстречу наставлениям святых отцов.

 Но вот здесь есть одна особенность. Начинательная вера собственно движется дальше к вере в том случае, если человек, что-то для себя найдя жизненное, в итоге в это становится. Если же человек продолжает рассеянно собирать по кирпичику там сям, то, оказывается, что сначала он действительно вроде бы собирает по кирпичику, за день 5-7 кирпичиков положил. Но если он продолжает оставаться в таком разнообразном собирании, то эти кирпичики постепенно переходят у него в маленькие половинки, в половинки этих кирпичиков, потом и вообще в осколки этих кирпичиков, а то и вообще он уже не различает, где он кирпичик, а где гальки собирает в свою стену. И в итоге человек теряет свой путь. Он как бы вышел на дорогу, потом эта дорога куда-то разделилась на некоторые тропы, он стал на ту, другую тропинку, пошел по одной , по другой, по третьей тропинке, а потом эти тропинки вдруг куда-то тоже все исчезли, и он оказался в пустом поле, или же в пустой степи, в свободной степи, где уже и дороги-то не видать, или же  в лесу, где куда-то исчезла его тропинка.

 То есть, значит, из предначинательной веры в начинательную веру перейдя, дальше человеку необходимо непременно прийти в некоторое постоянство, где бы он одним жизненным для него порядком добродетелей, либо это определенный набор добродетелей, либо это одна добродетель, в которую он встанет, и например, неукорение, да, или же неосуждение, мы знаем целый ряд святых, которые одной только этой добродетелью неосуждением спаслись. Но он непременно стал в постоянство какое-то добродетелей, или же какого-то небольшого числа добродетелей, и уже в них жизненность свою укреплял в вере. И веру свою укреплял в жизненности своей. В этом случае человек приходит в третий период своего воцерковления, это содействующей благодати, где собственно начинается то, о чем апостол Павел говорит, что кого призва, того оправда. То есть начинается оправдание человека. Господь оправдывает такое постоянство уже трудов человеческих тем, что поддерживает эти постоянные добродетели, над которыми человек трудится. Ибо содействующая благодать, это есть поддерживающая благодать. Но она следует за человеком, следует уже его постоянству, следует тем добродетелям, над которыми сам человек трудится, а соответственно, трудится над верою.

 Ибо, особенность здесь такова, что  не просто любое добро является собственно говоря, трудом человеческим, или воцерковлением его, а то добро, которое поддерживается верою. А веря от благодати. Соответственно, в вере человек идет в то добро, которое поддерживается сначала призывающей благодатью, потом скрытой благодатью, но являющейся в виде маяков, указующей благодати, и затем поддерживается уже содействующей благодатью. То добро, которое человек имеет в обилии в себе, но оно не поддерживается никакой из этих трех видов благодати, это добро, неподдержанное верою. Это добро не в вере. Потому Господь и сказал, что идущие ко Мне в Мое Царство, без Меня не могут творить ничесоже. И только то, что они со Мною вместе совершали, то есть то добро, которое они имели и делали, но которое было совмещено с верою, то есть с тою благодатью, и жизненностью в вере, только то добро, а значит, Мною отмеченное их добро, Мною узнанное добро, и Мною поддержанное, содействуемое благодатью, то есть Мною содействуемое добро, только это добро принадлежит Царству Небесному.

Так вот такую веру, которая от благодати, которая собственно есть препровождение благодати к добру человеческому, такой веры религиозный человек не имеет. А если, будучи религиозным до своего воцерковления, он обрел такую веру, то он перестал быть религиозным, он стал верующим. Но тогда, оставаясь верующим, он становится церковным, а не религиозным. Хотя внешне, по внешнему виду в церкви организации он исполняет некую религиозность православного характера. Для всех внешних людей, это да, его религиозность, но это религиозность, которая внутри имеет как раз не религиозность, а живую веру. Потому его добро, какое бы он не совершал, делится на две части: одна это его по естеству совершаемое добро, а другая часть, которая совершается в вере, то есть при содействии благодати исполняется добро в жизненности, которая освящена присутствием самого Бога, Духа Святаго и Христа.

 «Что ты, - говорит батюшка чаду своему, - унываешь. Ведь Господь любит твои дела, Он же целует тебя каждый раз, когда ты вот так делаешь, когда ты это выполняешь. Да, у тебя этих так и это не много, но они же есть. Да, при этом грехов очень много, да, при этом ты мало что действительно в вере совершаешь, все больше по естеству, а еще больше по грехам и по страстям. Но при всем при этом ведь есть же эти моменты, которые не ты можешь сказать, что это вот моменты веры, а Господь открывает их, Господь указует их, Он целует эти твои добрые, в вере совершаемые поступки и дела. Поэтому не унывай, зачем ты унываешь». Так он говорит своему начальному чаду, которое еще не укреплено в вере.

Среднему чаду он говорит: « ну вот, посмотри, ведь каждый раз, когда ты вот так делаешь, что потом происходит? Искушение. - Это всегда так? –Почти всегда. –Так это же прикосновение Божие, это Господь же близ, потому и эти искушения. А что ты переживаешь во время этих искушений? - Я всеми последними силами пытаюсь удержаться в вере, я всеми последними силами пытаюсь удержаться в молитве, всеми последними силами пытаюсь удержаться в отношениях со Христом, быть с Ним, Его не потерять. Потому что искушения меня побуждают на всякие разные грехи, то на раздражение, то на обиду, то на какое-нибудь оскорбление, в ответ укорение, отстаивание себя, желание немедленно взять и ответить кулаком, или же плюнуть в него и еще что-то такое. Я борюсь со всем этим. - Чадо мое, - говорит батюшка, - ведь это же и есть близость Бога к тебе. Он тебя как раз укрепляет в этом, а как ты можешь укрепиться в своей вере, если не будет искушений. Он и  попускает  их. Смотри, ты же заметил, что именно когда ты такие вот поступки делаешь, всегда бывает искушение».

Наконец чаду, который уже серьезно укреплен в вере и жизненностью своей крепко стоит, батюшка духовник говорит ему,- «ну что ты унываешь, что ты отчаиваешься, разве у тебе нету скорби постоянно присутствующей в твоей жизни? - Как же, батюшка, есть. Вот уже третий месяц не могу встать с постели. Болею так, как никогда не болела или не болел. - Но ведь это же скорбь постоянная? –Постоянная. –А что ты переживаешь, когда эта скорбь? –А я переживаю попеременно, то благодарность Богу, что я вот в этой болезни как раз как-то могу особо к Нему обращаться, какие-то такие удивительные молитвенные отношения с Богом появляются, то вдруг начинаю поглощаться этой болезнью и отсюда а  то еще так поглощусь, что душой увлекусь и  начинаю унывать. Вот сейчас с этим и лежу и вы еще тут утешаете. – А скажи пожалуйста, если Господь тебе эту скорбь подарил, то для чего? Наверное для того, чтобы  вот как раз первое удерживать. Иметь эту благодарность за возможность в этой скорби молиться, потому что я, пока мне было хорошо, я так глубоко никогда не молился, или не молилась. - А помнишь, как вот разные истории рассказывают про разных людей, которые попадают в те или иные разные скорби и в итоге, когда эти скорби заканчивались, они говорили: как жалко, что скорби кончились. Я никогда так не молился, как в этих скорбях. Я никогда такой близости Бога не переживал, как тогда, когда эти скорби у нас были. –А из какого опыта ты знаешь это, где ты все это прочитал? – Ну вот, я смотрю, вот сейчас новомученники, очень много в житиях новомученников, где они,  побывав в концлагерях, в лагерях и в тюрьмах, выходили, и потом у них начинался период какой-то такой очень более менее благополучной жизни. И они изредка вдруг признавались своим чадам, что они тоскуют об этом времени. Да, там было ужасно, там они не знали вообще, выживут ли завтра, но там была такая близость Бога, и там была такая искренняя обращенность к Нему и такая глубина молитвы, какой они теперь по выходе из тюрьмы или же из концлагеря уже не ведают.

-  А помнишь ли вот в воспоминаниях архимандрита Тихона Шивкунова , как он говорит об архимандрите Гаврииле, который был наместником Псково-Печерской обители,  как однажды, в конечном итоге, после многих лет его наместничества его все-таки удалили с наместничества, и он на три года был сослан куда-то там в Сибирь. А вернувшись, он делился со всеми, и говорит, что как жалко, что эти три года ссылки для меня закончились. Когда я был в этой ссылке, изгнанный из монастыря, снятый с наместничества, я никогда такой близости Бога не переживал, я никогда такую глубокую молитву не имел. А сейчас прекратилась ссылка моя, и я вот уже вполне довольно живу, я очень временами тоскую об этом удивительном моем состоянии».

Ну вот видите, поэтому церковь своим опытом знает, что там, где Господь ведет свое чадо в вере, то Он эту веру поддерживает у начальных своих чад веру поддерживает различными утешениями, средних  в вере чад поддерживает эту веру в них различными искушениями, а уже таких зрелых чад, веру в них поддерживает уже скорбями, которые длятся и продолжаются уже на протяжении значительных периодов времени. А уже таких высочайших Своих чад, таких, которые совсем уже в вере адаманты такие, ввергает в скорби нескончаемые. Так что и перерыва в них не бывает.

Так что же тогда Отец Небесный предуведя, и в итоге, послал Духа Святаго, чтобы благодатью поддержать и в итоге явить в человеке как добродетель веры? Символ Веры нам это открывает, мы уже с вами об этом говорили на проповедях, что, оказывается, это чаяние воскресения мертвых и жизни будущего века. Чаяние, которое свойственно только православным христианам и свойственно до тех пор, пока они церковные. Как только они, теряя свою церковность,  начинают  становиться людьми религиозными, то исчезают у них и само чаяние. Но если чаяние именно воскресения мертвых, и жизни будущего века является глубочайшим достоянием человека, данным Адаму в творении его, то уже после грехопадения и изгнания Адама из Рая, уже сразу стали являться по семье самого Адама и Евы, являться два рода людей. Имеющих это чаяние, и не имеющих его.

 Каин первый из людей, который родился в отсутствие чаяния. От него пошли каиниты. При этом, несмотря на то, что произошел потоп, который уничтожил то великое множество людей, которые все-таки смешались с каинитами, и через то потеряли свое чаяние, но один был выведен из этого числа, Ной со своим семейством. Казалось бы, выведен праведник, однако эта особенность поврежденности, особенность как поврежденность, она все равно сохранилась в нем, как и в Адаме с Евою при изгнании из Рая. Они, родив детей, родили Авеля в чаянии, а Каина вне чаяния. Так и Ной, выведенный, казалось бы, как праведник, выведенный из всего погубленного человечества, тем не менее нес в себе эту поврежденность, и от него тоже начали опять рождаться те, которые несут каинистскую отвлеченность от чаяния, то есть они  не имеют этого чаяния. И те, которые, наоборот, имеют это чаяние.

 И в итоге, Господь, в ветхозаветные времена постоянно сохраняет свой народ, то есть имеющий чаяние, как предуведенный, а затем предуставляемый в избранничестве, и потом призванный, значит избранный, в этом избранничестве обнаруженный, в этом, вернее призвании обнаруженный, как избранный. Его охраняет от всех тех, которые этого чаяния не имеют, поэтому от хананейского рода, например, и от всяких окружающих племен строго ограждает Господь от общения с ними, особенно общения родового, дабы никакого смешения не произошло бы между ними.

 В то же время саму способность чаяния, оказывается, несут все народы.  «И призову из всех народов», говорится в псалмах несколько раз. «Призову из всех народов», то есть в какую бы сторону не был удален человек, в какую религиозность не впал в итоге, но чаяние, оказывается, продолжает каким-то образом быть предуставляемо, то есть сохраняемо и оберегаемо в различных народах. В Новозаветных текстах, святых угодников  молитвах, мы слышим слова, в которых совершенно очевидно говорится, что не один народ Господь не оставил без таковых, кто несет в себе чаяние. Ну и действительно, мы сейчас видим, что история церкви православной обнаруживает неожиданно пробудившихся в вере, пробудившихся в этом чаянии, вернее, в вере явивших свое чаяние, мы видим во всех народах, даже в индийском народе.

 Удивительные 37 лет царствования Винира и его сына, правда, это небольшое княжество, не весь индийский народ, а небольшое княжество, и оно 37 лет было православным, но потом опять поглотилось религиозностью и сейчас очень трудно идет миссия в Индии, хотя там англичане очень активно пытались, колонизировав Индию, всю ее воцерковить. Но, будучи сами не церковными, англикане, католики, и протестанты, они не собственно церковные, то есть они религиозно верующие, и какой-то отголосок веры есть, но поглощенные религиозностью, то есть человеческою данностью. И поэтому может быть не успешна была их миссия, и Индия только ответила тем, что она их военными действиями изгнала и тем самым освободилась от их ига. И сегодня какая-либо православная миссия в Индии почти не происходит, то есть мало воспринимается. Во всяком случае, от нашей русской православной церкви там никакой миссии нет. В Китае есть,  Япония, удивительно, откликнулась трудами святителя Николая Японского. Но вот нашлось же в народе такое большое число, способных чаянием откликнуться на дыхание благодати.

 Таким образом, как на земле сейчас немного людей, которые сохраняют это чаяние, и им откликаются в итоге и начинают быть православными, так и в самой православной церкви  в числе тех, кто вошел в нее, в православную церковь, уже живут, осваивают внешнюю церковную жизнь. Увы, к сожалению, не все сохраняют это чаяние в себе, потому что как-то не очень озабочены им. Есть действительно радеющие об этом чаянии, а соответственно и взращивающие веру, в которой чаяние проявляется.

 Вера это чаяние от человеков и благодать от Бога, соединенные вместе, дают веру. Одни радеют об этой вере, а чтобы радеть о вере, надо радеть о чаянии, то есть соответственно постоянно, как говорят все святые отцы, иметь память смертную, и особенно в молитвах. И тогда в молитвах будет поддержка Страха Божьего. И все, практически, вот православные наставления, обращают нас, или выводят нас в конечном итоге, к Страху Божьему, а все воспитующие наставления, там воспитания детей, прежде всего заквасить на Страхе Божием, в Страхе Божием воспитывать, развивать и содержать детей. Вот о чем идет постоянно речь. То есть это фактически, удержание в человеке чаяния, какого чаяния? Чаяния жизни будущего века, не в нынешнее время, не в до смертную жизнь обращено чаяние человеческого сердца, чаяние детей христианских, чаяние подростков, чаяние юношества. Не в осуществление успешности здесь в жизни на земле, а в достижении жизни будущей, в жизнь саму будущую. Вот куда устремление жизненности человека обращено и эта обращенность и есть, собственно говоря, Страх Божий, и как минимум от Него это памятование смертное.

Что значит памятование смертное? Для человека, не чающего итоговость, значит, окончание, конец жизни, а для человека чающего это память смерти, или смертное  памятование это начало жизни той, которую ты имеешь в чаянии, начало жизни Райской, начало жизни в Царстве Небесном уже в открытую. Если здесь только прикровенно это происходит, то там в открытую, и поэтому память смертная это всегда некая радость, это умножение жизненности о Христе и ко Христу. Поэтому и все святые отцы говорят о том, что без Страха Божьего и невозможно вообще человеку и быть церковным. Таким образом, Страх Божий есть прямое откровение веры. Вера есть прямое откровение чаяния. А чаяние есть то, что дороже всего на свете для человека, чаяние будущей жизни за смертью, чаяние воскресение мертвых, не твоего собственного воскресения только, а воскресения тех, которые имеют это чаяние, имели это чаяние, умерли и теперь восстанавливаются там как собрание людей Небесного Царства. И вот чаяние этого собрания людей и есть чаяние воскресения мертвых.

 Мера этого чаяния такова, что когда я вспоминаю об этом, радость начинает быть в сердце. Когда я только потом начну говорить об этом, все оживает и я потом часами об этом разговариваю. Если мы так с вами будем жить, и долгие зимние вечера будут у нас как раз посвящены именно  предмету этого чаяния, то есть и разговорам о жизни будущего века, и  разговорам об этом собрании воскресших, собрании людей, которые будут составлять это воскресшее общество, или же, если мы об этом сами размышляем и  об этом думаем, если все это у нас проявляется, то тогда мы с вами действительно церковные люди.

Поразительно, что старообрядческий период все это имел в обилии до раскола. После раскола все это оставалось в благочестивых семьях, деревнях, и начало исчезать в городах и окончательно сейчас исчезло. Ну, дальше остается делать выводы, и устраивать свою церковную, а не религиозную жизнь.

 

Учение о добродетелях

Занятие 12. Вера, надежда и любовь

Протоиерей Анатолий Гармаев

Добрый день. У нас сегодня 12 занятие учения о добродетелях, 3 класс. Мы продолжаем нашу тему о трех добродетелях к Богу,  веры, надежды и любви. Надежда. Само это расположение сердечное знакомо всякому человеку на земле. И тогда мы можем говорить о трех видах, что ли, надежды. Одна - надежда на себя, которая знакома всем, вторая - надежда на людей в их разных возможностях, которая начинается с самого детства, в виде надежды на покров мамы, отца, бабушки и дедушки и прочее. А в подростковом возрасте это надежда на друзей, на старших подростков, там, на более сильных в группе подростковой, в итоге на тех, кто возглавляет эту подростковую группу, о так называемой надежды на главарей. Ну а вообще по жизни взрослого человека это надежда на власть, на богатых, на известных, на влиятельных, надежда на, ну вообщем, на всякого человека, который может в чем-то помогать жить в земной жизни, и добиваться успеха. Если мы чуть-чуть назад вернемся, то надежда на себя  это может быть еще такое распространенное чувство надежды на свою удачливость, или же еще говорят, на фортуну, на свою рожденность там, в рубашке родился, надежда на свою судьбу, это фортуна,  и прочее.

 Ну и третий вид надежды, это надежда на Бога, но тогда, в связи с этим, глубокая надежда на свою или же восчувствование своей принадлежности Богу. Эта принадлежность Богу и есть, собственно говоря, памятование о своем родстве, чувство своего благородства, то есть, родства Богу, родства благу Божьему. Ибо ты, в благости  Божией сотворен, от благости ты начально рожден. Более того, благословением Божиим ты, собственно говоря, и был зачат, затем выношен и рожден на свет. Вот это памятование, или же восстановление в себе памяти происхождения своего, родства своего, восстановление, воспоминание своей тварности, которое как раз и есть, собственно, пробуждение личности, пробуждение от греховного сна личности и приход в себя. Помните слова притчи, «пришед в себя и обретеся», говорится о блудном сыне, который в стране далече питался уже вместе со свиньями из их корыта рожцов, но пришед в себя, то есть пробудился от греховного сна, восстановился в памятовании себя, как памятовании своего родства Богу.

От благости рождение, то есть благородство, и вот это-то восстановление, этот приход в себя и собственно открывает человеку с одной стороны, принадлежность или тварность его от Творца, с другой стороны, подобно в человечестве детское упование на маму свою, младенческое упование на маму, и когда ребенок вдруг перед какой-нибудь опасностью и бросается на ручки, и забравшись уже на ручки, мама успокаивается, потому что в ее покрове, под ее защитою. И это его успокоение, есть залог  на будущие моменты, когда он снова, оторвавшись от нее, побежит по полянке, будет играть  где-то в отрыве от нее, на каком-либо расстоянии от нее, но в уповании, что она есть. Второе, в уповании, что он принадлежит ей, и третье упование, что она всегда придет ему на помощь. Более того, забравшись к ней на ручки, он опять будет снова огражден и обережен от всяких напастей в мире.

 Подобно этому детскому, младенческому, этой детской, младенческой связи с матерью, в благородстве человеческом, в его обретении себя открывается его связь с Богом. И вот упование на Бога не просто как всемогущего, к сожалению, сегодня именно такой взгляд больше распространен, но по причине того, что это не личностный взгляд, и не личностное чувство отношения с Богом, а индивидное, где как индивид, человек и в самости своей хочет совершиться на земле в своей земной жизни до смерти. И тогда все чаяния его какие-либо, они имеют свой предел в смерти, и дальше смерти человек ничего не видит. А в земной жизни он, да, действительно, нуждается в покровителях, в покровителях могущественных, сильных, больших, и тогда в ряд этих могущественных, по- земному сильных покровителей, он поставляет и Бога, когда становится верующим.

Поэтому вообщем, проснувшись в религиозном  чувстве, еще больше, если он проснулся в вере, то есть действительно, пережил призывающую благодать Божию, то он это совершил в своем индивидном состоянии, это еще не есть пробуждение личности, ибо  ей еще предстоит в нем проснуться. Пробуждение личности, к стати, происходит в причастии. Так вот, как индивид, узнав Бога, человек поставляет Его в разряд своих индивидных земных чаяний. А это чаяние успешности и успеха, и успешности вообще всей своей именно земной жизни, и соответственно, по земному  совершаемой успешности. У каждого она своим образом видится, успешность земной жизни, и вот чтобы достичь ее, человек, конечно, нуждается в покровителях. Ну, кроме как тех, которым достаточно самих себя. Но даже и тот, которому достаточно самого себя,  он тоже не прочь воспользоваться более высоким покровительством. Но тогда такой покровитель и должен быть в земных делах сильным, то есть могущественным, и поэтому, когда человек в таком чаянии обращается к Богу и имеет надежду на Него, то обращается к Богу всемогущему.

 При этом для него, он может прожить так всю свою жизнь, вообщем-то как в некотором роде церковный человек, лишь отчасти и в некотором роде, но при этом не познать Бога любящего. Того Бога, подобно которому младенец знает маму, маму любящую, он же не просто успокаивается на ее ручках от того, что он спрятался от собаки, или же от каких-то других детей, и плохих людей, но он спрятался на груди у той, которая любит его. Поэтому он не только на ручки взобрался, но он еще к груди ееприжался.И вот, весь головкой прижавшийся к ее щекам, припавший всем тельцем к ее груди, он любим и любящ, и вот эти отношения любимого и любящего, в них он пребывает с мамой своей. Так вот, человек может, узнав Бога, и став церковным в некотором роде человеком, прожить свою жизнь в уповании и надежде на всемогущество Божие, не познав, и не раскрыв для себя любовь Божию.

Но интересная особенность: обычно такой человек, предстоя перед иконою Матери Божией, как-то никогда не обращает внимание на то, что Она имеет на руках Младенца, или же не обращает внимание на то, в каких отношениях Младенец пребывает с Матерью Божией. Никогда не вглядывался и не придавал значение тому положению, в котором младенец на руках Матери Божией находится. И только, может быть, наткнувшись на какие-нибудь книжки по богословию иконы, вдруг обнаруживает, что Младенец находится в совсем разных состояниях на руках Матери Божией. В одном случае Он пребывает, поддержанный двумя руками, в середине Ее груди, вот на иконе «Знамение». в другом случае Он просто стоит на руках Матери Божией на иконе, Казанской Божией Матери, и только в третьих случаях Он особым образом по младенчески лежит на груди Матери Божией, прижавшись к Ее щеке, что мы видим на Владимирской иконе Божией Матери.

 Там же, где действительно пробуждается личность, там она открывает любовь Бога к себе, и откликается навстречу любви Божией своей собственной любовью, ибо, есть такое выражение «дар любви», он не просто нечто, Богом дарованное человеку, это действительно в некотором роде дар, но происхождение этого дара все-таки во взаимообращении, в личных отношениях с Богом, где человек постигает любовь Божию, где он переживает на себе и в событиях своей жизни, либо в себе в содействиях своих, движениях, переживает любовь Божию. Господь своей любовью касается человека, и тогда пробуждается глубинная природа человеческая, и глубинная суть личности.

 Собственно сама суть личности именно способность любить. Личность, она и сотворена как любящая, потому что по образу Божию сотворена, Бог же есть любовь, поэтому, сотворив человека по Образу Своему, Личностью сотворив, Он в  суть  ее положил как раз любовь. Поэтому, при прикосновении любви Божией, человек откликается навстречу Богу этой своей личностной любовью. Но тогда, в этом случае, он действительно проклевывается, что ли, в своей индивидности пробивается сквозь свою индивидность личностью своею. И поэтому, там, где начинает быть любовь человека к Богу, там начинает быть личность. Поэтому, пришед в себя, это именно, пробуждение личности, то есть пробуждение любви Бога, а не просто открытие для себя Бога всемогущего. То может оставаться, принадлежать одной только индивидности человека.

 Если же человек, после призывающего периода благодати, в переходном не пошел за благодатью, а остался только в пробужденной религиозности своей, то он так и останется индивидом, и в этом индивидном своем состоянии так и будет иметь отношения с Богом в Его всемогуществе, в лучшем случае в Его всеведении, потому что он будет бояться Бога, Его всепроникающего везде взгляда, но так и не узнает Бога любящего. Конечно же, он будет знать заботу Бога, и будет иметь даже и благодарность по отношению к Нему, потому как индивиду свойственна благодарность и по человечески, людям свойственна благодарность, и тогда к Богу будет тоже свойственна благодарность за Его, Бога заботу. Он даже может умом своим проникать, что эта забота от Бога любящего, и по любви Божией совершающаяся, и в сознании своем может даже это заключать, и даже может об этом говорить, и даже может этому восторгаться и об этом петь оды Богу, но при этом все-таки так и оставшись не познавшим саму любовь Бога. А значит, не познавшим со своей стороны, любовь к Богу. Или же за любовь к Богу принимая все, что угодно, но только не собственно саму любовь к Богу.

 В этом смысле даже и подвиг исповедания Христа, в случае, когда кто-либо мученически погибает, тоже не всегда есть пробуждение любви к Богу, хотя вот в мучениках, исповедниках, мучениках, и великомучениках мы видим как раз разные, видимо, меры, что ли пробуждающейся любви к Богу, где человек, совершенно становится любовью к Богу, там и во внешнем видим великомученника. Там, где пробуждающаяся любовь к Богу нуждается в постоянной поддержке Бога, и мы видим, что Бог действительно поддерживает Своих мучеников Своей любовью, и фактом Своего участия в нем, там различными в тюрьме, когда Бог посылает ангелов, которые удостоверяют человека в его не зря совершаемом мученичестве, укрепляет его в вере с одной стороны, с другой стороны в надежде как раз на то, что именно Бог ему помогает, и что его мученичество и стояние за Христа не является бесплодным, и он имеет надежду на это. И это надеяние удостоверяется и укрепляется ангелами, приходящими в темницу.

Равно как и самим явлением Матери Божией и явлением самого Господа, которым укрепляет своих чад. Но когда является уже Матерь Божия и Сам Господь, то это является сама любовь, она поддерживает и пробуждает, вернее, поддерживает уже пробужденную любовь в своих великомучениках. От  мучеников требуется поддержка этой любви, поддержка надеяния на Бога. И мученик этою надеждою на Бога исповедует себя христианином, и остается в муках до конца,  подкрепляемый этой надеждою и надеянием на Бога. Исповедники же, исповедуют свою веру, таким образом, исповедуют свою веру, то есть остаются верными своим отношениям с Богом, верными своему знанию и опыту участия Бога в них, и исповедуют свою принадлежность Богу. И отсюда мы можем, где-то и говорить о том, что вера дает исповедников, надежда дает мучеников, а любовь к Богу дает великомучеников. Там, и там, и там, везде есть пробуждение личности.

 И вот одно дело, призывание, призван человек, это может произойти в индивидности, и другое дело, оправдание. «Кого призва, того оправда». Так вот, оправдание это уже пробуждение личности. Не только индивид, индивид может быть призван, а оправданным может быть именно личность. Так вот это пробуждение личности, где и как оно происходит? По своему родству, по своему благородству, принадлежности благу, и по своему происхождению как твари, от Творца своего, Адам был сотворен личностью, то есть он любовью Бога сотворен, в любовь свою к Нему, к Богу, то есть в любовь личности к Богу произведен на свет. И отсюда то внутреннее единение Адама с Богом, без которого, без этого единения Адам, собственно говоря, и не был бы личностью, и не мог быть личностью. Вообще, личности свойственно любить, коль суть личности есть любовь. И в этой любви быть тога в обращениях с Богом, более того, в единении всегда, совершающимся, всегда пребывающим в единении с Богом.

По человечески, в нравственном отношении младенца как раз свойственно тоже нравственное единение со своими родителями. И это нравственное единение, это  пребывание в их любви своею любовью, дает то чувство семьи и чувство семьи как единой, которое в нравственном чувстве имеют все младенцы, и потеря этого единения семейного, для младенцев становится самой глубокой трагедией. Ради восстановления этого единения, когда особенно родители поссорились, или же тем более, родители начинают разделяться между собою. Одно дело ссора, другое дело еще  и ужасное разделение родителей, когда они оставляют друг друга, по разным комнатам начинают жить, не разговаривают друг с другом. Потом, нет ничего более ужасного, и более смертельного для самого младенца. Потому как его нравственное чувство, его личность младенческая, в сыновстве любовь к родителям, она живет этим единением всей семьи, и когда вдруг семья начинает распадаться, или разделяться или ссориться, то такие действия родителей ударяют прежде всего, по этому глубокому чувству единения младенца со своими родителями.

 Вот, индивидная нравственность сохраняет это единение во всем человечестве для младенцев, равно как сохраняет это единение и для самих родителей, там, где они вполне сохраняют свою семью, как целое. Чувство целого как раз это есть единение семьи. Там, где единение переживают домашние в доме, там и семья сохранена, и при этом единении, оно и дает это чувство целости семьи. Но это свойственно индивиду.

 Там же, где, когда же Адам был сотворен, он не был  индивидом. После грехопадения только индивидность явилась в нем, а до грехопадения это была личность, и поэтому личностное единение Адама было со своим Творцом, то есть с Богом. И поэтому, не просто Адам, как некое отдельное творение, сотворенное Богом и выпущенное из рук Божиих гуляло по Раю. Да, Адам гулял, но при этом в постоянном единении с Богом. В постоянной внутренней принадлежности Богу и внутренней себя обращенности к Нему во всегдашнем взаимообращении  с Ним, с Богом своим. И это важнейшее, онтологически наиболее глубокое фундаментальное чувство, каковым жил Адам, и состояние, в котором он пребывал в Раю. И Адам был личностью. И в единении с Богом хранила его любовь.

Когда же произошло падение Адама, то совершилось нечто катострофическое, была убита личность. Адам потерял себя как личность, и явился индивид, и  заново восстановление, прихождение в себя в личность, уже было невозможно своими собственными силами.  Поэтому Господь не оставил Адама в Раю, хотя если бы это было возможно для Адама как-то своими силами, своим раскаянием повинением Богу и припаданием, возвращением к самому Богу, своими слезами если бы возможно было восстановиться ему из индивида в личность, то Господь бы потерпел бы его в Раю, сколько бы на это времени не потребовалось бы. Но это было невозможно. Тайна грехопадения столь ужасно и столь глубоко проникла в существо Адама, что потерялась личность, умерла личность, явился индивид, и восстановление, пробуждение личности собственными силами оказалось невозможным. Поэтому Адам был сразу изгнан из Рая.

С изгнанием из Рая в Адаме от любви к Богу, животворящая его новая добродетель, и новое чувство, которое явилось в нем, это явилась надежда. Надеяние, что когда-то произойдет Его восстановление личностное, и этому было обетование Божие, то Господь не просто изгнал Его из Рая, но изгнал, сопроводив его  благословением в труде и поте добывать хлеб свой насущный. «Иди, трудом и потом познай тогда, что есть жизнь индивидная, что есть жизнь на земле, что есть жизнь в потере твоего единения со Мною». И в этом пойди и познай, Адам слышал продолжающуюся любовь Бога к нему, и в которой он не разорвался и не потерялся с Богом. Сам, потерявшись в себе, не потерялся у Бога, и в Боге. И эта непотерянность его пробудила и вложила в него надежду. Этою-то надеждою Адам жил до самого пришествия Христова на земле.

То есть все потомки Адама, потеряв ту первозданную единственную любовь к Богу, и больше кроме нее, собственно и не было никаких других по отношению к Богу добродетелей, Адам по изгнании из Рая проснулся в  новом состоянии, в состоянии надежды. И обетовании Божии, которые продолжали сопровождать всю жизнь потомков Адама, до самого пришествия Христова на землю, обетования Божии продолжались непрерывно. Они продолжались, поддерживая эту надежду всех Адамов, начиная с Сифа, затем Ноя, Лота, Авраама, Моисея, Соломона, Давида, Иакима и Анны, это было продолжение Адамовой надежды на обещание любви Божией вернуть Адаму любовь к Богу. В этом надеянии Адам всегда, если потомки Адама, значит, все Адамы, до самого пришествия Христа, слышали неизменившуюся любовь Божию, просто пришедшую в некое огорчение, огорченную любовь Божию, но саму по себе любовь Божию не оставленною, не ушедшую, остающуюся при Адамах, и потому пробуждающую вместо той совершенной любви, которую имел Адам к Богу, пробуждающую в людях надежду на восстановление себя любящими Бога. Ибо в этом восстановлении своей любви к Богу, и ….? собственно может совершиться вновь единение с Богом, потому как ничем иным мы  в едино с Богом не можем прийти, кроме как любовью.

 Но там, где любовь к Богу, там непременно единение с Богом, ибо любовь Божия к нам никогда не кончалась, никогда не умалялась, и никогда не обещалась оторваться от нас, то есть прекратиться к нам. Господь всегда остался верен Своей любви к нам.  И поэтому со стороны Бога потребность единения и всегда готовность к этому единению, она была и оставалась и будет всегда. Ну, в том бесконечность Бога. А вот со стороны человека, любовь была потеряна. И восстановление этой любви одновременно есть восстановление единения. Не единства во внешних обычаях, знаниях, богословиях с Богом, не единство с Богом, ибо единство, оно относится к Церкви, единство в Церкви, а единение с Богом, ибо любовь дает единение.

Кстати, когда сегодня сейчас мы слышим постоянно в мире звучащие слова о единстве, а внутри церкви все более возрастающие слова о единстве церкви, и в конечном итоге слово «Церковь» теряется. Все время говорится о единстве, в конечном итоге о единстве всех народов, то это катострофическое смещение жизненных акцентов, оно , в итоге,  приведет к трагедии.  Когда Церковь в своем единстве, забыв себя как Церковь, но совершенно утвердившись в некотором единстве, поклонится антихристу. Это к слову.

 Единение, значит любовь. Вот что ищет глубина человеческого существа, и в индивидном томлении, в индивидной удаленности от Бога все-таки человек чает воскресения своего в собрание воскресших. Ибо, не воскреснув, сам не может войти в собрание воскресших, и потому чает где-то и своего воскресения, через которое он входит в собрание воскресших, и обретается тогда вновь в единение с Богом, и в этом единении тогда, в этом единении всех, кто воскреснет. Поэтому «чаю воскресения мертвых», становится центральным чаянием глубины человеческой. И там, где это чаяние воскресения мертвых живет в человеке, там живет чаяние личности, которое в глубинах индивида ищет пробудиться и проснуться, выйти и освободиться.

 Ну вот, мы говорили, что в Раю это было невозможно, и до пришествия Христа это было невозможно. Только надеждою, и только верою мог жить человек. Где же тогда, и как это возможно? Это возможно только в величайшем таинстве, которое принес Господь на землю, таинстве причастия. Потому что это таинство воскрешения Христа. Нужно было прийти Христу на землю, восприять естество человеческое, и  в этом естестве человеческом претворить падшее естество людей. И вот в таинстве литургии, на престоле каждый день происходит претворение вещества неодушевленного в одушевленное Тело и Кровь естества человеческого естества Божьего. Естества человеческого, которое есть Бог, или в которое облечен Бог. Приобщаясь этому претворенному веществу, которое стало теперь Телом и Кровью Самого Христа, человек в своем индивидном падшем состоянии претворяется в личность. И без этого приобщения претворенною кровью Христовою, без этого приобщения претворенному человечеству Христа, из неодушевленного вещества хлеба и вина совершается восстановление и пробуждение личности человека в индивиде.

 И тогда, неодушевленные вещественные хлеб и вино это как некое мертвое состояние индивида человека. Претворяясь же в Тело и Кровь, и затем, потребляемое нами, оно, нашу мертвенную индивидность сожигая, претворяет в личность, восстанавливает в личность. И поэтому в таинстве причастия человек впервые может пережить  свое восстановление личностное. В таинстве причастия он медленно, постепенно, таинственным образом, незримо для самого себя начинает восстанавливаться в своей любви к Богу. Внутри надежды, предваренный верою, он в таинстве причастия из года в год, из месяца в месяц, изо дня в день, причащаясь, восстанавливается в своей любви к Богу. И нету другого пути восстановления любви к Богу, кроме как причастие. Но если ты в причастии воскресением Христовым воскрешаешь в любовь, воскрешаешь в личность, то дальше надобно и поддержаться в своем личностном пребывании, и в личностном движении и хождении.

 И тогда, прежде всего, поддерживается это личностное пробуждение, «пришед в себя, обретеся» дальше говорится в притче. Обретение человека дальше как совершается? Ибо в причастии пришед в себя, а дальше всею последующею жизнью после причастия до следующего причастия человек обретается как личность. Но ведь это обретается, значит, в любви, и в любви именно к Богу. Поэтому-то и поддержать свое благородство, или поддержать свое родство благу Божьему и Богу своему, человек может именно в общении с Богом. Потому и святые отцы говорят, что любовь пробуждается молитвою.

Если ты молишься, но в таинстве причастия обрелся в начатках любви, которую может быть даже ты и не слышишь. Впервые ты начинаешь слышать в том, что тебе начинает быть не тягостно в молитве, когда после некоей потери молитвенности, когда призывающая благодать открыла в тебе молитвенность, а потом она сокрылась в твоем сердце, и ты перешел в переходный период, и стал чувствовать охлаждение молитвенности, охлаждение своей духовной ревности. А, продолжая причащаться, однажды после причастия начал слышать, что тебе легче стало молиться. Более того, что ты можешь теперь не только до середины удерживать молитвенное правило, но и до двух третей, но даже и в конечном итоге полное молитвенное правило удерживать и не томиться от того, что ты молишься, это признак того, что в тебе начинает пробуждаться твоя любовь к Богу. Она таинственно, незримо, в причастии обретшая тебя, и ты, обретшийся Богу, начинаешь входить в не томительные для тебя отношения с Ним, не томительное для тебя общение с Ним. И тогда молитва твоя начинает  быть живой. Начинает постепенно воскрешать, и ты воскрешаешь в этой молитве, воскрешаешь воскресением Христовым, воскрешаешь как личность, воскрешаешь в своей любви ко Христу.

Чтобы поддержать свое воскресение в молитве, оказывается, надобно отложить все посягательства плоти. Плоть это тело, соединенное с душой, и стягивающее душу на себя. Плоть это душа, подчинившаяся телу. И в итоге, телесность человеческая оказывается давлеющей над душою и превращающей его в человека плотяного, то есть душою преданного телу, телесам своим. Человек становится плотяным, то есть душою соединен с телом и подчинен ему, его потребностям. И тогда ты начинаешь слышать и чувствовать, что если ты отлагаешь эту свою плотяность, а ради этого отложения отсекаешь какие-то телесные потребности и нужды, сокращаешь их, воздерживаешься в них, то ты вдруг начинаешь чувствовать, что это тебе помогает держаться в молитве. Молитва начинает быть более, а значит, обращение, отношения со Христом становятся более ясными, более устойчивыми, более от души совершаемыми, живыми, жизненными.

 Но и сама потребность отсечь тело, и  в итоге преодолеть свою плотяность, то есть преданность души телу, она тоже, оказывается, есть момент пробуждения, пробуждения личности, пробуждения твоей любви ко Христу. Ты уже, в душе своей не к телу обращен, а к духу и в духе к Богу. В душе своей ты Бога начинаешь слышать. Если эта потребность Бога выливается в общение с Ним в молитве, то обращенность души к Богу и оставление тела и своей, значит, плотяности, а значит, связанности тела, обретается, как раз в посте. И то и другое является оживлением личности, ее пробуждением. Пробуждением, которое совершается в таинстве причастия, дальше поддержанием этого пробуждения и этой жизненности личности в ее любви к Богу, а значит, в отложение от своей плотяности, от тела и телесных нужд. И это будет как раз «обретеся».

 Воспоминание своего родства Богу, восстановление своей принадлежности как чада, Богу, возрождение, почти не слышимо и не сознаваемо, тем более, своей любви к Богу, которое совершается в молитве в общении с Ним, и в посте, то есть в преодолении своей плотяности через отсечение телесных нужд. И вместе с тем, начинается еще одно удивительное преодоление своей земности, то есть ценностей земной жизни, которые все связаны с обслуживанием телесности человеческой, и этой зависимости души от тела, то есть плотяности человеческой. Практически вся земная жизнь индивида, она следует как раз плотяности, и является осуществлением плотяности и поэтому обслуживает тело, и обслуживает душу, связанную телесными потребностями.                 И все это есть земность человеческая.

 Когда же любовь к Богу пробуждается в личности, с пробуждением самой личности из индивида, тогда начинается естественное отложение всего земного, как единственного, земного как жизнь, земного, как ценности, земного как необходимого, земного, как без чего как бы невозможно жить, земного, как бы жизненного. Начинается отложение. Так появляется в человеке отложение мира сего.

 Но так как в таинстве причастия любовь пробуждается неявственно, а проявляется только в этих трех действованиях: в молитве, в посте, отсечении плотяности, преодолению, вернее, плотяности, и в отложении мира сего со всеми его земными радостями до смерти, доставляемыми человеку. Любовь незримо пробуждается, но проявляется в этих трех движениях, оживающих трех движениях. То вместе с этим она же усиливает в человеке надеяние на Бога, на восстановление своего единения. То есть в пробуждающейся любви укрепляется, усиливается надеяние  своего единения с Богом, надежда, что ты снова будешь свободно любящим, совершенно любящим, и в этом искреннем обращении к Богу, единственно любящим Бога, появляется надежда на это. Таким образом, таинство причастия незримо открывая в тебе пробуждение любви, видимым образом начинает открывать в тебе надежду на восстановление твоего единения с Богом.

Таким образом, можем говорить о трех добродетелях, вере надежде, любви в их некотором взаимодействии друг с другом. Верою мы приводимся в церковь, в церкви получаем таинство причастия, в таинстве причастия пробуждаемся в незримой для нас любви к Богу, которая становится причиною нашего укрепления и усиления нашей надежды. Того самого надеяния, с которым остался Адам по изгнании из Рая, потеряв свое единение с Богом, но в обетованиях Божиих, в наказаниях  или в наставлениях Божиих, которыми был сопровожден сразу же, услышавший надежду на восстановление единения. И жившие той надеждою, до сегодняшнего дня в каждом из нас с вами. И эта-то надежда, она и держит и хранит нас во всех отношениях со Христом, и удерживает нас в преподании к важнейшему таинству, в котором надежда получает подтверждение предмета своего надеяния. Надежда получает любовь к Богу. Она обращает нас к таинству причастия, и в таинстве причастия получает подтверждение своего предмета, то есть любви, восстановления любви к Богу, и подтверждения своего предмета, то есть единения с Богом. И тогда получает это в умножающихся трех действиях: в молитве, посте, и в отсечении мира.

 Когда же это приходит в совершенную ревность, то есть исполняется великою силою, жаждой этого единения с Богом, то оно дает монашество, которое и живет как раз исхождением из мира, пресечением всех своих отношений с  ним и жизнью им, живет молитвою, то есть единением, обращением и общением с Богом, и в условиях поста, то есть преодолением своей плотяности через усечение различных потребностей тела. Тем самым в отказе телу в его царствовании над душою, в помощи душе в ее стремлениях высвободиться из власти тела. Это пост. Ну вот, основное, в чем нам надо было сегодня говорить. Есть ли вопросы?

Вопрос: …? тело надежды, или надежда и любовь?

Ответ: надежда и любовь.

Вопрос: определение давали надежды самой, что есть надежда?

 

Ответ: уму  ничего не давал, все давал сердцу. Никита спросил определение надежды и любви. Все давалось сердцу, ну правда, конечно же, индивидность наша вперед требует определений, но ничего не давал индивидности, старался не давать.